Хозяйка королевской таверны

Глава 2

В носу было щекотно. Очень. Не захочешь – придешь в себя.

Ну, я и почти пришла.

Открыла глаза, похлопала ими. На одном веке от этого отвалились накладные ресницы и повисли, загораживая обзор. Я их оторвала окончательно – и оглушительно чихнула в ладошку, куда потоком воздуха вынесло необычно крупного муравья.

Насекомое таким поворотом событий осталось недовольно и чувствительно куснуло меня за палец, отчего я пришла в себя окончательно. Муравья можно понять – если бы меня вынесло куда-то в сопливом вихре, я б тоже была недовольна и, возможно, кусалась.

Стряхнув муравья с руки, я принялась соображать, где я и куда ж меня саму-то занесло. Голова гудела, картинка окружающей реальности плавала перед глазами, но я очень старалась сосредоточиться…

Наконец я осознала, что сижу внутри своей машины, пристегнутая ремнем безопасности, а на соседнем сиденье восседает енот, держит в лапах мою сумочку и смотрит на меня с опаской. Его тоже можно было понять: один глаз с накладными ресницами, другой без – зрелище не для слабонервных.

Но, черт побери, что тут делает дикий зверь? Или я сошла с ума и теперь это вполне нормально, что в моей машине енот пытается проехаться зайцем? Да еще и сумочку мою украл…

Правда, в следующую секунду пришло понимание, что лобовое стекло моей малышки разбито, а сама она стоит посреди леса. Прямо деревья, слева деревья, справа они же, на помятом капоте белка грызет орех, сплевывая на рваный металл осколки скорлупы и недоверчиво косясь в мою сторону.

Ну, зашибись. Приехали…

Отнимать сумочку у дикого зверя было боязно – вдруг укусит. Косясь на непрошеного гостя, я отстегнула ремень безопасности, осторожно пошевелила руками и ногами. Вроде все цело, только болят плечо и верх груди.

И нос.

Потрогала – распухший и болит. То ли муравей там чего-то откусил, то ли я при аварии сама себе рукой по лицу заехала…

Память услужливо преподнесла картину полета над серой лентой асфальта. Думаю, если б не ремень, меня бы просто размазало об руль и торпеду. А так вроде цела… Но я как-то не припомню, чтобы рядом с шоссе был настолько густой лес с нахальными енотами и толстенькими белками…

Увидев, что я шевелюсь, енот вполне по-человечески вздохнул, бросил сумочку и полез из машины. Ну правильно – мясо оказалось живым, обед отменился, чего еще делать в этой побитой колымаге? Правильно, нечего.

Я тоже вылезла наружу, со второй попытки открыв слегка заклинившую дверь.

Блин, реально лес!

Не мираж и не глюк в качестве последствия сотрясения мозга. Воздух такой, что от кислорода аж голова закружилась. Вкусный воздух, от которого я уже отвыкла, живя в городе. Хотя сразу чувствуется, что сыроватый, словно большая река где-то рядом…

Так.

Ну и каким макаром мне теперь отсюда выбираться? То, что север там, где мох на деревьях, а запад – где солнце садится, – это понятно. Но что мне это дает, если я понятия не имею, куда меня выбросило?

В любом случае имело смысл взять с собой сумочку, в которой лежал безглютеновый батончик, маникюрный набор, телефон, ключи от квартиры, паспорт…

Уже не лежали.

В боку сумки зияла существенная дыра, с высокой вероятностью прогрызенная тем самым енотом. Набор в пластиковом чехле этого паразита не заинтересовал, а вот ключей, телефона, паспорта и батончика не было…

Я аж зажмурилась, когда представила свою дальнейшую жизнь без содержимого моей сумочки. Паспорт ладно, восстановлю. Ключи с домохозяйки вытрясу.

Но телефон…

Это ж почти все равно что жизнь потерять! Там же друзья в соцсетях, деловые контакты, новости, связь с миром, банковские карты…

Кто сейчас человек без телефона?

Да никто!

Так, кусок ходячей биомассы, полностью отключенный от социума… Впору обнять мою помятую малышку и начать рыдать, проклиная всех енотов на свете, а также идиотов, не проверяющих колеса своих ведер перед поездкой. Я, конечно, тоже не проверяю, но у меня они хоть не отваливаются…

Рыдать я не начала, сдержалась. А вот скулеж из меня вырвался. Негромкий, но с подвывом, как у собаки, потерявшей мозговую кость…

И тут же сзади раздалось:

– Хей, ю! Тс-с-с!

Я обернулась.

Из кустов выглядывал парень крестьянско-модельной внешности. Ростом с меня, блондин, волосы длинные и грязные, неухоженная бородка. Лицо простовато-смазливое. Такие любят лепить на рекламу машинок для стрижки волос и лосьонов после бритья – типа, человек из народа. Одет как бомж. Драный зеленый плащ с капюшоном, холщовые штаны, на ногах вообще не пойми чего, какие-то арабские туфли, как из мультика про Аладдина, только с разогнутыми носками.

Похоже, ролевик, так как в руках парень держал лук, а из-под его плаща выглядывал колчан со стрелами. Слышала я о подобных типах, у подруги одно время был парень, повернутый на этом увлечении. Страшные люди, у которых в головах какие-то очень свои вселенные, где они и живут, не слишком обращая внимание на объективную реальность. Известно, что ролевики имеют обыкновение собираться в стаи, и тогда не поздоровится тому, кто усомнится в их адекватности. Переубедить могут больно и обидно. Правда, девчонок не трогают. Типа, это неблагородно – лупить даму, не верящую в существование выдуманных миров.

Потому я и оскорбилась, не опасаясь получить леща за свое поведение.

– Простите, молодой человек? – возмущенно поинтересовалась я. – Вы меня ни с кем не спутали? «Хей» знаете кому будете говорить…

Развернуть мысль у меня не получилось. Парень сделал неуловимое движение руками, мимо моего уха что-то свистнуло – и у меня за спиной раздался хрип.

Я резко развернулась…

На траве бился в конвульсиях олень, из-под лопатки которого торчало оперение. В деревне мне приходилось пару раз присутствовать при забивании коров, и я сразу поняла: парень всадил стрелу точно в сердце животного.

Офигеть…

В моей голове сразу пронесся вихрь мыслей.

Откуда в подмосковном лесу олень?

Что это за ролевик, который умеет так стрелять? Может, лучник-спортсмен?

Это вообще законно – убивать оленей?

А может, он маньяк? Живет себе в лесу, одичал, и фиг его знает, что у него в голове…

Я девушка не робкого десятка, но мне стало как-то страшновато. С маньяками мне встречаться не доводилось, и особого желания не было разнообразить свою жизнь таким знакомством…

Захотелось бежать, истошно крича, – но я это желание быстро в себе поборола. Чисто из рациональных соображений. Не понравятся лесному бомжу мои вопли, так с его талантами убегу я не дальше того оленя со стрелой в тушке, что уже перестал сучить ногами. Потому я, стиснув зубы, наблюдала, как парень вылез из кустов, ловко перехватил короткий лук из левой руки в правую, отправил его в специальный чехол, висящий рядом с колчаном, – и направился ко мне.

Подошел. Осмотрел меня с нескрываемым удивлением в глазах, будто реально никогда не видел девушек в модных коротких курточках, джинсах и кроссовках, после чего выдал:

– Ыыю? Ху комест ю хадер?

И вот тут я немного подвисла…

Дело в том, что в корне не правы те, кто считает, будто в современном селе девчонки не сильно умнее коров.

Тут как повезет.

Детям нашего села, я считала, крупно не повезло…

В мои юные годы в нашу школу распределили молоденьких училок, которые принялись нести нам разумное-доброе-вечное с энтузиазмом средневековых инквизиторов. Особенно лютовали историчка, англичанка и технологичка. Кары за ненаписанный конспект или несданный зачет следовали фантастические, причем схитрить было нереально – юные мегеры следили за мастерицами шпаргалок, как орлицы за мышами, тщетно пытающимися скрыться в норках. Эти три гарпии заказали на лесопилке деревянные щиты, а потом подбили трудовика привинтить к нашим школьным партам специальные металлические направляющие, в которые те доски вставлялись для того, чтобы на контрольных отгородить нас друг от друга во избежание списывания и попыток помочь соседу…

Причем внутришкольными репрессиями дело не ограничилось!

Училки сумели сплотить родителей против собственных детей, убедив деревенских в том, что крестьянский труд решительно невозможен без углубленного знания английского языка, истории мира и навыков сшить парашют из тряпок вручную с помощью только иголки и нитки. Лишь позже я узнала, что учительницы просто выслуживались перед департаментом образования, чтобы их перевели из нашего захолустья в более приличное место, – но зато в детстве я совершенно репрессивными методами получила кучу абсолютно бесполезных знаний…

В частности, например, однажды англичанка, решив, что в головы учеников втиснуто уже достаточно знаний о современном языке, принялась терроризировать нас староанглийским, дабы мы могли в полной мере насладиться чтением в подлиннике «Беовульфа» и произведений Джеффри Чосера.

Разумеется, подобного издевательства, транслируемого вне школьной программы, не вынесли даже наши замотивированные родители – но настырная училка все-таки сумела впихнуть в наши головы определенные знания о языке, сильно отличавшемся от современного английского. Любопытно – я думала, что давно забыла про эти школьные издевательства. Но сейчас вдруг осознала, что бомж интересуется, кто я такая и как сюда попала.

Причем интересуется именно на староанглийском!

– Ты прикалываешься? – с надеждой спросила я.

– Ват мэнью «ты прикалываешься»? – спросил блондин, приподняв брови.

И то, как он это спросил, повергло меня в жесточайший ступор… Ибо никогда обыкновенный русский человек не сможет выдать с таким очень своеобразным горловым акцентом два простых и понятных слова.

Читать я не очень люблю, а вот аудиокнижку скачать и послушать ее в машине – это с удовольствием. Про крутых мужиков, типа Снайпера в Чернобыльской Зоне, например. Или про попаданок в прошлое. Красивое такое прошлое, ванильное, чистенькое… С галантными принцами и нежными фрейлинами…

В моем случае вариантов было немного насчет того, куда меня занесло. Или я умерла после аварии, и сейчас над моей душой прикалываются какие-то высшие силы, подкинув мне для знакомства грязненького бомжа. Либо выжила, и это все-таки ролевик, натренировавшийся имитировать древнеанглийский акцент, которым так бравировала наша училка по английскому.

Либо…

Об этом даже думать не хотелось.

Древняя Англия красива только в балладах. А так-то гадюшник еще тот был. Грязь, чума, голод, постоянные войны… Нам историчка все это в красках рассказывала, восторженно закатывая глаза к потолку, словно сама страстно желала оказаться в эпицентре тех событий. Как по мне, так лучше сдохнуть, чем попасть в те времена, воспетые средневековыми менестрелями.

Но, как бы там ни было, из лесу нужно как-то выбираться. И единственным, кто мог показать мне дорогу, был вот этот блондин, смотревший на меня с любопытством ребенка, впервые попавшего в зоопарк и увидевшего там макаку.

Голова у меня и так гудела, но тут прям реально заболела, когда я начала напрягать извилины, пытаясь вспомнить язык Шекспира. Разумеется, думала я на русском, потом переводила в меру своих возможностей. Получилось, само собой, не очень.

– Я… попасть… найти… дорога…

На лбу парня собралась сеть складок.

– Ты с севера?

Это я перевела и поняла без проблем. Кивнула.

– Хорошо, – кивнул парень. «Гуд» – он и есть «гуд», тут напрягаться не пришлось. Потом он махнул рукой, типа, иди за мной.

– Фарота.

Ага. Это вроде «пойдем». Точно староанглийский. Ладно, фарота так фарота.

Мы подошли к мертвому оленю.

Парень положил чехол с луком на траву, снял колчан, скинул плащ и принялся разделывать убитое животное, ловко орудуя ножом. Снял шкуру, начал свежевать. Вы́резал печень, удовлетворенно крякнул – и впился в нее зубами.

Я почувствовала, что сейчас блевану дальше, чем вижу. Причем собственным желудком, так как в нем ничего не было уже несколько часов.

Парень же, аппетитно чавкая, видимо, вспомнил, что он тут не один. Отмахнул ножом кусок печени – и протянул мне, улыбнувшись окровавленным ртом.

– Хочешь?

Это я тоже перевела без проблем – и лишь мотнула головой. Причем, помимо накатившей тошноты, к горлу подступили еще и слезы.

От осознания того, что я не погибла в аварии, а, как давешний таракан, прихлопнутый моей туфлей, исчезла в своем времени.

И конкретно попала.

В самое лютое Средневековье.

Ибо никакой современный молодой парень, даже из деревенских, не сможет так ловко и быстро снять шкуру с оленя и уж точно не станет жрать сырую печень, галантно предлагая отведать ее даме на идеальном староанглийском языке.