Глава 10


Забора вокруг её жилища никогда не было – дикое зверье не решалось забредать на территорию прошлой Хозяйки, даже чтобы покопаться в огороде. И кажется, до сих пор запрет действовал – во всяком случае, мне сразу бросились в глаза пышно заросшие одичавшими овощами грядки. Особенно тыквы – они во все стороны разбрасывали свои вьющиеся плети и так густо заплели остатки тропинки к дверям, что пробираться приходилось с трудом. Это хорошо – значит, и охранные чары Верды до сих пор действуют. Мне не потребуется тратить много сил на то, чтобы удержать Тишину за порогом этого дома, когда мы будем здесь ночевать.

Мы ступали очень тихо. Было ощущение, будто вторгаемся в святилище. На крышу покосившегося колодца взбирался дикий виноград, душной сладостью обволакивали кусты облетающих бело-розовых пионов, заходящее солнце путалось в лесной чаще и последними лучами золотило низкую двускатную крышу землянки, выложенную поседевшим от старости мхом.

Чужак хмуро оглядывал царящее вокруг запустение и кажется, уже начинал догадываться, что никого здесь не найдёт.

Он вдруг остановился и уставился на что-то в дальнем краю поляны, под рябиной.

Небольшой холмик и на нём – несколько белеющих костей.

Чёрная волчица Верды - Тень. Её собственный Страж Тишины, такой же близкий и единственный друг, как для меня Совёнок. Волчица не перенесла смерти хозяйки и осталась на могиле, ждать её возвращения.

У меня мороз побежал по коже и как-то так случайно вышло, что я тоже остановилась и почти прижалась к руке своего спутника. Теперь я вспомнила, почему не ходила сюда так долго – это место было словно призрак моей будущей судьбы. Воплощённое одиночество, от осознания которого я всё это время так старательно убегала, прикрываясь радостью от того, что нужна людям, зверям, птицам – нужна Тихому лесу, который без меня погибнет и нужна всему огромному-огромному миру за его пределами.

Нужна всем… и в то же время никому.

«Тэми… Тэми! Поверни голову направо и посмотри. Только тихо».

Шёпот Совёнка ворвался в мои мысли так неожиданно, что я даже не сразу поняла, что мне хотят сказать. Проследила взглядом в направлении, куда он указывал… и опешила.

На самом коньке замшелой крыши сидела белоснежная сова. И её совершенно точно не было там минуту назад. Она разглядывала нас – нас всех – пронзительно золотыми глазами, не мигая, и казалась неживой. А потом вдруг сощурилась довольно… и пропала.

- Что это было? – почти не шевеля губами, произнесла я, обмирая.

«Понятия не имею. Я с этой дамой не знаком».

- Что было – что? – резко повернулся ко мне чужак, задевая плечом – так близко я оказалась с перепугу. Я отскочила на шаг, на всякий случай.

- Мне показалось… там тень в окне мелькнула, - соврала я, нервно сглатывая.

- Не похоже, чтобы здесь вообще кто-нибудь жил… Так, ладно! Мелкий, не отставай, - пробормотал сероглазый и решительно направился ко входу в землянку через весь двор, тараня хватающую за колени зелень и оставляя свободный путь, по которому я тихонько двинулась следом. Вот уж кто не боится призраков прошлого!

Я подозрительно поглядывала по сторонам, но белая сова больше не появлялась.

Чужак тяжело стукнул в дверь, подождал, не будет ли ответа, а потом толкнул створку.

Она поддалась не с первого раза, но в конце концов, скрипя каждой досочкой, пустила нас внутрь. Никаких замков – необходимости не было.

Крыша опиралась прямо на почву, узкий и низкий дверной проём позволял спуститься на несколько ступеней вниз, в единственную комнату, выкопанную прямо в земле. Стены были укреплены бревенчатым срубом, а вот пол – земляной, утоптанный. Свет проникал только через узкое окошко-треугольник под самым скатом.

Чужак почти протыкал крышу головой, а когда вслед за ним ещё и я спустилась – места почти не осталось. Совёнок за нами не пошёл – сказал, разведает окрестности, вдруг сову повстречает и сумеет расспросить по-совиному.

Внутри осталось всё, как я помнила. Узкий топчан, небрежно прикрытый лохматой медвежьей шкурой, стол в три доски на бревне, еще один пенёк для сидения, пустой сундук с открытой крышкой – на исходе болезни Верда все вещи или мне отдала, или сожгла… в углу ведро, на гвоздиках, вбитых в стену, миска, кружка и другая нехитрая столовая утварь, которую мне забирать показалось кощунственным… а ещё любимый цветок Верды в глиняной кадушке на полу.

Настоящее маленькое деревце – давно засохшее. Я устыдилась. Так была ошарашена смертью наставницы и тем, что мне, пятнадцатилетней, теперь придётся самой хозяйствовать в лесу, что забыла о несчастном растении.

На скрюченных веточках тут и там были развешены металлические безделушки. Верда любила цветок и украшала её всякими симпатичными мелочами – цепочками, стекляшками в металлической оправе, колечками… я как-то раз спросила, зачем – может, ритуал такой? Она не ответила, лишь пожала хрупкими плечами с накинутой на них серой шалью, и я поняла, что это один из «неправильных» вопросов.

Чужак без единого слова обозревал землянку – я видела только лишь напряжённую спину в чёрном доспехе, которая загораживала мне половину обзора. О чём он думает, интересно?

А он крутил головой, медленно и дотошно разглядывая жилище старой Хозяйки… а потом вдруг сильно вздрогнул всем телом.

В один широкий шаг оказался возле цветка. Поднял руку и коснулся украшения, висевшего на самой верхней ветке с высохшим бутоном на конце. Небольшого круглого медальона с цепочкой из потемневшего серебра, на котором тусклыми синими камешками выложен был какой-то узор. А потом сильно сжал его в ладони, рывком дёрнул на себя.

Цветок рухнул вместе с кадушкой, осколки и сухая земляная пыль разлетелись во все стороны.

Когда чужак обернулся и молча прошёл мимо меня обратно к выходу, не глядя, мне было страшно смотреть в его потемневшее, кипящее гневом и болью лицо.

Загрузка...