Захар остановил взмыленную лошадь, только когда на горизонте показалась усадьба. Катерина на негнущихся ногах спустилась с помощью Акима с брички, села на пенек у дороги и нервно оглянулась туда, откуда только что приехали. Стояла тишина, нарушаемая лишь жужжанием пчел, стрекотанием кузнечиков, гудением шмелей и щебетом пташек.
Девушка обхватила себя руками. Ее бросало то в жар, то в холод.
— Ребята, что это было?
— Сыновья Сорона, госпожа, — хмурясь, ответил Захар. — Они хотели или наказать вас, а по-нашему, по -народному сказать, снасильничать, затем пустить нехорошие слухи об испорченности баронессы, или же заставить забрать жалобу на их отца. Но вы и сами не знали, что в нападении на усадьбу замешан Сорон, значит, первый вариант. Простите, барышня.
— Ваши предложения?
— Надо доложить городовому. И, желательно, предупредить господина городничего, — высказался Аким.
— Нет, никто сегодня туда не поедет! И, Захар, попроси, пожалуйста, деда Василия прислать в усадьбу внуков. Вас будет пятеро, а это уже сила, — немного успокоившись, велела Катерина.
Она повернулась посмотреть, что с купленным товаром. К счастью, даже при такой дикой скачке все осталось на местах.
Посидев еще минут пять, баронесса поднялась и медленно подошла к бричке. Ноги уже неплохо слушались, но каждая клеточка тела продолжала мелко дрожать. Захар подал руку госпоже, и та с трудом влезла на сидение.
Лошадь до сих пор не могла прийти в себя, периодически храпела, по ее шкуре пробегала дрожь. Увидев это, Катерина так разозлилась, что решила сделать все, лишь бы наказать злодеев.
— Знаешь, Захар, я передумала. Позови к нам деда Василия с внуками, может, кого-то из них пошлем за городовым. Время еще не позднее.
Увидев, в каком состоянии вернулась барышня, крестьяне столпились во внутреннем дворике, с любопытством и растерянностью глядя на Катерину. Лишь Рыжику было весело. Он носился вокруг брички, счастливо лая и махая куцым хвостиком. За месяц щенок изрядно подрос, но все еще оставался неуклюжим пушистым комочком.
— Петька! — крикнул Захар, как только они въехали в ворота.
— Тут я, дядька Захар! — из хлева выскочил мальчишка, подтягивая повыше штаны. Периодически те соскальзывали со щупленькой попки, и ребенку беспрестанно приходилось их поправлять.
— Хочешь прокатиться?
— На Ласточке? — спросил Петька, умоляюще глядя на Захара.
— А на ком же? Здесь нет другой животинки.
— Что еще за Ласточка? — нахмурилась Катя.
— Это Петька так прозвал нашу лошадь, — улыбнулся помощник.
— Ребенка отправлять верхом на лошади?! — ужаснулась девушка. Она никак не могла привыкнуть к тому, что здесь детей обучали с младенчества. Катя видела в Петре ребенка своего мира.
— Барышня Екатерина Львовна, зачем же вы меня позорите? Я уже не маленький, знаю и умею многое, — обиделся мальчишка и надул и без того пухлые губки.
Баронесса растерянно посмотрела на Захара, потом перевела взгляд на Клавдию. Та лишь улыбнулась и пожала плечами.
— Хорошо, езжай. Только осторожно, — вздохнула в итоге.
Захар объяснил Петьке, что тот должен сказать старосте, и приказал тут же возвращаться домой.
Долго ждать не пришлось. Все же время в пути для всадника почти вдвое меньше, чем для пешего. Не успела Катерина привести себя в порядок после поездки в Звонгород, как дед Василий вместе с внуками вошел в ворота усадьбы.
— А Петька где? — уточнила баронесса.
— Он по дороге поехал, а мы по полю прошли, так быстрее, — ответил староста.
Захар рассказал, как все случилось: о десятке человек, поджидавших их в лесу, о погоне и о том, как удалось сбежать.
— Только почему конь, уже настигавший вас, барышня, резко встал на дыбы и опрокинул ничего не ожидавшего наездника? — поинтересовался Аким.
— Совершенно случайно у меня в руках оказался пакетик с красным острым перцем. Я, недолго думая, сыпанула приправу в глаза коню, — уже с улыбкой, успокоившись после нападения, ответила баронесса.
— Как же вовремя! — задорно рассмеялся Аким. — А я не мог понять: конь, до этого беспрекословно слушавшийся хозяина, — и вдруг такой поступок!
Дед Василий отправил Николая в Звонгород, к городовому. Его возвращения ожидали только через два с половиной часа, но вернулся юноша намного раньше.
В гостиной обсуждали проделанную работу — сколько шерсти удалось получить от весенней стрижки. По подсчетам выходило, что необработанной шерсти примерно четыреста килограмм. Ее крестьяне распределили по качеству и постирали. Шелковистая шерсть с волнистой структурой и с прядью длиной около десяти сантиметров соответствовала наивысшему показателю качества, она составляла одну треть от всего подготовленного сырья.
Пока вели разговор, даже не заметили, как прошло полтора часа. Все отвлеклись от беседы, когда в гостиную зашел веселый Николай.
— Неужели два с половиной часа прошло?! — ужаснулась Клавдия, которой нужно было идти на вечернюю дойку (после недолгих препирательств Зорька все же подпустила к себе служанку). Такой вопрос крутился у всех в головах.
— Не доехал я, — пояснил Николай, когда Катерина велела ему сесть и рассказать подробно. — Как раз добрался до того места, где на вас напали, и увидел городового, а с ним еще пятерых служивых и три телеги. Я остановился и попросил показать мне главного. Им оказался Епифан Сергеевич. Выслушав, он объяснил, что за вашей бричкой, барышня, ехал наш сосед барон Владислав Парамонович Кротов. Нападение произошло на его глазах, — парень отпил воды из поданного Клавдией стакана и продолжил: — Он не смог последовать за вами, так как следовал со своими людьми с большим грузом в телегах. Барон с охраной успел схватить нападавших и вызвать городового. Дождавшись стражей, Владислав Парамонович отправился в свое имение. Бандитов забрали в участок, и к моему приезду грузили на телегу мертвого крестьянина, убитого стрелой. Господин городовой обещал в ближайшие дни заехать в усадьбу.
Услышав фамилию барона, Катерина впала в оцепенение. Последние слова Николая девушка уже воспринимала так, словно находилась под водой.
— Барышня, все хорошо? — поинтересовалась служанка.
— Клавдия, что-то я себя плохо чувствую, — тихо ответила Катя и встала.
От переизбытка эмоций резко закружилась голова, но баронесса успела вовремя схватиться за стол и удержалась на ногах. Захар, увидев состояние хозяйки, подхватил ее на руки и отправился на второй этаж, бросив на ходу:
— Клавдия, завари успокоительной травки.
Через пятнадцать минут Катерина уже лежала в постели, малыми глотками прихлебывая еще не остывший травяной чай.
А оставшись одна, прикусила край простыни и разревелась. Это были слезы прощания с прошлой жизнью и принятия новой, с которой Катя уже стала сливаться. Нет, она не забудет родных, ее любовь продолжит согревать покинутых близких всегда и во все времена настолько сильно, насколько она сможет принести добра и любви в новый мир.