Храните вашу безмятежность

Глава 2 Бал у командора да Риальто Продолжение

Процессия тишайших супругов подошла к острову Риальто на закате. В темнеющее небо взвились фонтаны фейерверков, когда главная галера причалила к пристани. Сначала на покрытые ковром доски высыпала свита, гвардейский караул занял свои места, командор да Риальто, оставив супругу, вышел навстречу и, низко поклонившись, подал руку доне догарессе. Синьора Муэрто лучезарно ему улыбнулась, но руки не приняла, опираясь на его серенити.

Дож с догарессой прошествовали в палаццо и шли столь близко друг к другу, что у публики не оставалось сомнений – в семействе Муэрто царит мир и любовь.

– Спальня в восточном крыле, – говорил некто в толпе с маской Арлекина на лице, – час после полуночи.

– Мы доставим туда синьору в костюме русалки, – отвечал господин в похожей маске.

– Юный Эдуардо не слишком пьян?

– Какая разница? Его, при необходимости, отнесут туда на руках.

– Западное крыло?

– Рыжеволосый здоровяк в костюме корсара получит записку с приглашением в условленный час.

– А его синьора?

– Она разве не в деле?

Первый Арлекин ругнулся и покосился по сторонам, не прислушивается ли кто-нибудь из толпы к их разговору, затем склонился к самому уху собеседника.

Высокая черноволосая Коломбина, стоящая неподалеку, погладила пальцами брошь в виде крошечной саламандры. Если бы клоуны не были столь увлечены друг другом, они, наверное, удивились бы тому, что ящерка от прикосновения выпустила в воздух язычок пламени.

Командор да Риальто мне понравился. Он излучал добродушие и гостеприимство. И я бы с удовольствием шла под руку с ним, а не с его серенити, но знала: выпусти я руку супруга, моментально плюхнусь на землю. То есть на ковер, но это дела не меняет.

– Идиотская парча, – бормотала я, семеня на каблуках, – дурацкое золото.

– Скажи спасибо, что тебя не заставляют носить шапку, – утешал Чезаре.

– Тебе хотя бы не вплетают ее в волосы! – Башня прически покачивалась при каждом шаге, больно натягивая кожу у висков.

Я злилась. За все время путешествия мне не удалось перекинуться с мужем словечком, зато синьора Муэрто, оказавшаяся с нами на одной галере, слова не экономила. Матрона уселась рядом, изгнав Мауру, и говорила, говорила, говорила… Не со мной. У нее для бесед была дона Раффаэле. Ах, какая, оказывается, распрекрасная жизнь была у Голубки Паолы на ее благословенном Помо-Комо! Море, солнце, быстроногие скакуны для верховых прогулок, скалы, чтоб лазить по ним, тренируя дух и тело! Панеттоне даже поинтересовалась, зачем же дражайшая синьора Раффаэле променяла этот рай на затхлость столицы. Зря спросила. Притворщица покраснела, многозначительно посмотрела на свое кольцо и горестно вздохнула. Любовь, разумеется, любовь. Именно то, что я, по мнению тишайшей свекрови, не могу предложить ее сыночку.

Дона Муэрто похлопала Паолу по плечу и принялась вещать о важности для женщины здоровья, потому что жизнь требует от нас многих усилий, иногда неожиданных. Вот, например, будь некто, кого свекровь не называет, покрепче, ее не шатало бы под весом парчового наряда, она проскакала бы с ним на плечах до острова Риальто, не замочив подола.

– Бьянка, – обратилась я к маркизете, устроившейся у борта, – ты помогла Филомену?

Она помогла, а теперь мило и непритворно краснела.

– Синьор Копальди смог найти для нас только костюм корсара, но синьор Саламандер-Арденте выглядит в нем чудесно.

Влюбленность фрейлины была столь явной и столь милой, что я улыбнулась. Кажется, братца взяли в оборот.

Когда галера причалила, Артуро принялся отдавать указания, кто и в каком порядке будет выходить.

– Отец, – пробормотала Маура, прижавшись к моему плечу. – Он идет к нам.

– Без супруги?

– Матушка, наверное, осталась у ворот палаццо.

– Дона догаресса, ваша очередь, – сказал синьор Копальди.

– Чезаре, твоя жена не может идти, – сообщила свекровь.

А Паола угодливо хихикнула.

Дож ухватил меня под руку и приподнял.

– Она привыкнет, матушка.

Я старалась. Не привыкнуть, устоять на ногах. Идиотская парча, дурацкое золото.

Дона да Риальто, супруга командора, ждала нас у мраморных ворот палаццо. Она была пухленькой и невысокой, только глаза ее, в отличие от глаз дочери, оказались не голубыми, а янтарно-карими.

Мы обменялись поклонами, ее был глубже. Командор, шествующий в двух шагах позади, пригласил нас следовать дальше. Бросив через плечо быстрый взгляд, я рассмотрела Мауру в объятиях ее матушки. Сам командор дочь приветствиями не удостоил, и я порадовалась, что подруга получит сейчас толику родительской любви.

Во дворе нас встречал юный Эдуардо. Парчи на нем не было, но новый губернатор островов Треугольника едва держался на ногах. Что там говорила Панеттоне? Не злодей, а слабый и управляемый? В данный момент им управляло вино. Какой стыд. Синьор да Риальто глупо хихикнул, отвешивая шутовской поклон. Я поморщилась, а заметив быстрый взгляд супруга, покраснела.

– Примите благодарности, ваша серенити, и заверения в…

– Пустое, губернатор, – перебил Чезаре. – Надеемся, вы послужите во славу Аквадораты.

Тон супруга был скептичен, ни на что он не надеялся.

– Дона Филомена, – не унимался да Риальто-младший, – примите заверения…

Тишайший потянул меня за руку:

– Идем.

Шаг, другой. Я смотрела прямо перед собой. Стыд выжигал меня изнутри. Так иногда бывает, когда стыдно не за себя, а за другого. Хотя нет. За себя. И я была влюблена в это ничтожество? Хорошо, что здесь много людей, хорошо, что толпа быстро сомкнулась, скрывая от меня Эдуардо. Скорей бы полночь.

Музыка, вино, веселье. Нас усадили во главе стола в большой обеденной зале. Смотровое окно выходило на залив, арочные распахнутые двери позволяли видеть галерею и часть двора. Везде горели разноцветные фонарики, между колонн язычками пламени извивались акробаты в пестрых костюмах.

Потянулись торжественные речи.

– Ничего не ешь, – велел дож, перехватив мой голодный взор. – Артуро должен сначала все проверить.

– Ну, вряд ли командор будет травить нас в своем доме.

– Законы гостеприимства его обычно в этом не ограничивают.

– Неужели? – Я посмотрела на синьора да Риальто, который как раз протокольно вещал с противоположного конца стола. – Он кажется таким милым.

– Именно, что кажется.

– Филомен сказал мне…

– Замолчи.

Я обернулась по сторонам. Рядом находились наши дворцовые слуги, соседние кресла у стола занимали наши придворные. Крысы? Филомен говорил, что во дворце завелись крысы. Значит, Чезаре не доверяет вообще никому. Как плохо и как сложно.

Поаплодировав командору, я спросила нейтрально:

– Какой костюм выбрал себе дражайший супруг для карнавала?

– Вот только нарядами я еще не занимался.

– А я буду русалкой.

Тишайший фыркнул.

– Его серенити не любит русалок?

– Его серенити не за что их любить, – пояснил дож любезно. – Они заколдовали его серенити.

– Тишайший Муэрто помнит имена злокозненных колдуний?

– Его тревожит любопытство, проявляемое серениссимой по этому поводу.

– А серениссиму печалит охлаждение к ней тишайшего супруга, – проговорила я, глядя прямо в глаза цвета спокойного моря.

Мое сердце ударилось о ребра и замерло в ожидании, я перестала дышать, боясь ответа.

– Может, – хрипло спросил дож, – мне удастся утолить печали серениссимы?

Нас прервали. Кардинал Мазератти желал произнести тост.

Чезаре его выслушал, приветственно поднял бокал и отставил его, даже не поднеся ко рту.

– Итак, – тишайший повернулся ко мне, прижавшись коленями, – на чем мы остановились?

Нас опять прервали. Дон да Риальто зазывал гостей на галерею, чтоб мы могли полюбоваться цирковым представлением. Пришлось вставать и тащиться наружу. Там по правую руку от сыночка воздвиглась синьора Муэрто, в чьем присутствии флиртовать не то чтобы не получалось, попросту не хотелось.

– Все хорошо? – весело спросила Панеттоне, прислоняясь к балюстраде.

В вышине на натянутом между башенками канате танцевала циркачка, и Маура запрокинула голову, любуясь силуэтом на фоне ночного неба.

– Прекрасно!

Толпа теснила нас со всех сторон, прижимая меня к Чезаре, его рука обняла мою талию. Я хотела еще что-то сказать подруге, но, когда зрители разразились аплодисментами после особо удачного кульбита акробатки, его серенити увлек меня куда-то в сторону.

– Тесоро…

Мы оказались в полутемной каморке под лестницей, шапка супруга уткнулась в деревянную балку, мне в бок уткнулась ручка швабры.

– Что ты там говорила об охлаждении? – после продолжительного поцелуя спросил Чезаре.

– Эдакой малостью моих печалей не утолить.

– А так?

Еще один поцелуй. Я подумала, прислушиваясь к ощущениям, и покачала головой:

– Может, после случки…

– Гадкое слово.

– Обычное.

– Не произноси его.

– А то что?

– А то я устрою тебе случку прямо в этом чулане.

– Какая нелепая угроза! – фыркнула я. – Всем известно, что для этого нужна кровать.

Его серенити привычно обратился к небесам, выражая на сей раз недоумение, где разводят таких незамутненных соблазнительниц. А я вспомнила, как он целовался с Паолой на причале палаццо Мадичи. Она тогда таяла в его руках примерно как я сейчас.

Поэтому, когда Чезаре потянулся ко мне снова, я отстранилась.

– Не время и не место, ваша серенити. Нам следует вернуться к гостям.

Не знаю, чего я ожидала. Дож, ни слова мне не сказав, развернулся и вышел. Дверца осталась болтаться на одной петле. И я осталась. Оскорбленная и несчастная. Гордая и несломленная.

– Филомена? – Петля подломилась, дверь рухнула, в проем заглянула Маура. – Наконец я тебя нашла.

– Панеттоне, – всхлипнула я, – представляешь…

– Потом, – перебила подруга, втискиваясь ко мне и обнимая за плечи, – у нас мало времени. Этот ублюдок здесь. То есть он не знает, что он ублюдок…

– Карла?

– Да, молчи. Она появилась на балу, будто ничего не произошло…

– Слава богу!

– Молчи! – Маура шептала едва слышно. – Он не подозревает, что мы его раскрыли. Филомена, я хочу проучить этого стронцо. Умоляю, сделай вид, что до сих пор ни о чем не догадалась.

– У меня-то это получится, а вот ты, Панеттоне, та еще притворщица. – А потом я вспомнила, как дона да Риальто водила меня за нос целых три года, и прикусила язык. – Хорошо. Надеюсь, ты отомстишь ему за всех пострадавших от их гадкого рода женщин.

– Рагацце, – негромко донеслось снаружи.

Голос принадлежал синьорине Маламоко, я его узнала.

– Мы с Чезаре целовались, – сказала я Мауре.

– А потом? – Панеттоне тоже сделала вид, что не услышала Карлу.

– Ну, все было довольно мило, пока я не вспомнила, как мы подглядывали за ним с Голубкой… Чикко! – Ящерка взбежала по моей руке, разбрасывая язычки пламени.

– Дона догаресса, – Карла присела в реверансе. Синий костюм Коломбины шел ей невероятно.

Как мы с Маурой могли принимать ее за девушку? Высокий воротник абсолютно точно маскировал адамово яблоко, оборки скрывали отсутствие груди, а пудра и румяна на лице – следы регулярного бритья. Да кого я обманываю? Не зная, что перед тобой мужчина, никто бы ни за что не догадался. Высокая, изящная худощавая синьорина – вот кто такая Карла Маламоко. И ко всему наша ближайшая подруга, что бы там ни было у нее в штанах, то есть под юбкой.

Я бросилась обниматься.

– Где ты была? Зачем тебе понадобилась саламандра? Это его серенити дал тебе поручение?

Таккола покачала головой:

– Всему свое время, Аквадоратская львица, пока мне нечего рассказать.

– Филомена влюблена в мужа, – насплетничала Маура. – А он не может иметь детей. Поэтому почему-то перестал с ней спать. Карла, ты из нас самая опытная, это как-то связано?

– Что с чем?

– То, что Чезаре бесплоден, мешает ему исполнить супружеский долг?

– Дурацкий вопрос, – перебила я. – С синьориной Раффаэле ему ничего не мешало. Он же с ней спал?

– Паола говорит, что да. – Панеттоне наморщила лоб. – Но это было еще до пленения его серенити на Форколе.

– После этого он ни с кем не спал? – требовательно уставилась я на Карлу. – Ну, вы кузены, ты должна знать.

– Наверное, спал, – ответила Таккола слегка смущенно, – холостые мужчины время от времени делят ложе с… разными женщинами.

– Спрошу по-другому, – я многозначительно понизила голос. – У него были женщины в плотском реальном смысле или мой дражайший супруг распускал слухи о своем женолюбии, чтобы как-то компенсировать во мнении света свой изъян?

– У меня сейчас лопнет голова, – пожаловалась Карла. – Про любовниц своего мужа спросишь у него лично.

В этот момент я и думать забыла о поле своей подруги.

Бесплодие или бессилие? Или и то и другое. Чезаре не возлег со мной, хотя получил все права на мое тело. Мы спали в одной постели много раз, но он не делал попыток мной овладеть. Дело во мне или все же в нем?

– Может, ты не умеешь соблазнять? – предположила Маура, когда Карла, обозвав нас дурами, удалилась и я озвучила свои подозрения вслух.

Она выглянула наружу и подмигнула:

– Никто ничего не заподозрил, мы ведем себя как обычно, то есть по-дурацки.

Я рассеянно кивнула:

– Мне нужна путтана, не фигурально, а настоящая профессионалка. Думаешь, такие есть среди гостей?

– Возможно. Только я не понимаю, зачем тебе такая женщина.

– Для совета и консультации. Может, я действительно не умею соблазнять.

И мы пошли искать синьорину Маламоко. Потому что только она могла показать нам путтана. Да и вообще, не оставаться же в чулане до полуночи.

По дороге я пожаловалась на голод, и Панеттоне предложила заглянуть на кухню:

– Поработаю твоим пробовальщиком, дона догаресса, наследницу да Риальто в отчем доме вряд ли отравят.

– Скандал получился бы знатный.

Распаренные кухарки встретили нас глубокими поклонами:

– Ваша серенити, синьорина Маура.

Та рассеянно ответила на приветствия и потянула носиком:

– Жарко. Перекусим снаружи.

Одна из поварят быстро собрала нам корзинку со снедью, другая стерла паутину с пузатой оплетенной бутыли.

– Выйдем черным ходом, – решила Панеттоне и громко сказала девушкам: – Если нас с доной догарессой будут здесь искать, вы ничего не видели.

Тайная дверца оказалась за прокопченной свиной тушей, подвешенной к потолку. Узкий коридорчик вывел нас во внутренний хозяйственный дворик. Тут зеленели огородные грядки и располагался колодец, прикрытый круглой дощатой крышкой.

Маура поставила корзину на эту импровизированную столешницу.

– Располагайся, Филомена.

Табуретами нам послужили два полена.

– То самое знаменитое изюмное вино? – спросила я, отпив из бокала.

– Амароне, – кивнула она. – Эдуардо предпочитает его прочим. Знаешь, оно довольно крепкое. Можно развести водой.

Вода была рядом, под крышкой. Но чтоб ее набрать, нам пришлось бы убирать кушанья и пыхтеть под тяжестью досок. Я отказалась.

Лепестки пикантной свинины, чудесного прошутто буквально таяли во рту. Оливки и сыр, свежая зелень. Ничего лучше я не могла бы получить и за праздничным столом. Кстати, знаменитое амароне мне не понравилось, тем более что после него на меня напала сонливость. Чикко спокойно пыхтела у уха. Она была привычно прохладной. Кажется, Карла хорошо за ней ухаживала.

Я потянулась и тряхнула головой, прогоняя дрему.

– Это твое тайное место?

Маура тихонько зевнула.

– Да. Эти грядки были свидетелями многих девичьих истерик. Здесь я укрывалась, когда хотелось побыть в одиночестве.

– Что там?

Подруга посмотрела, куда я указала.

– Лесенка на внутреннюю балюстраду. К стене с другой стороны примыкает дворцовый сад.

Мы сложили посуду в корзинку и оставили ее у колодца.

– Прогуляемся по саду, – предложила Маура. – Дадим вину время выветриться.

– Мы же собирались найти Карлу.

– Она сама нас найдет. – Панеттоне хихикнула, вспомнив что-то забавное. – Я так радовалась нашей с ней встрече, так прижималась в объятии…

Я приподняла брови.

– О боже, Филомена, ты не можешь быть столь невинной!

Я могла. И еще недавно тщательно бы эту свою невинность скрывала. Но сегодня решила отбросить притворство.

Дона да Риальто мне объяснила, я хмыкнула:

– Путтана мне теперь не нужна.

Глаза подруги округлились.

– Не вижу связи.

– Оплодотворение у людей происходит не снаружи, а внутри. Как у дельфинов, а не как у рыб.

– Дельфины не рыбы?

– Нет, они живородящие и… очень похожи на людей, даже в том, что занимаются этим не только для деторождения, но и для удовольствия. И, кстати, не обязательно с противоположным полом.

Когда я закончила свою небольшую лекцию, щечки подруги пылали.

– Это ужасно, Филомена. Ты не можешь говорить о любви в таких выражениях.

– Именно в таких, – возразила я. – Если бы не все эти туманные метафоры, что набрасывает на процесс случки человеческая поэзия…

– Это плохое слово!

– Обычное. Кто мог подумать, что мы похожи на этих легкомысленных болванов, а не, например, на благородных морских коньков или рыб-ангелов, которые создают пару однажды и на всю жизнь.

Маура вывела нас к подножию каменной стены, и теперь мы шли по дорожке, петляющей между цветочных клумб, фонтанов и декоративных деревьев, украшенных разноцветными яркими фонариками. Платье натирало под мышками и придавливало к земле, каблуки вязли в гравии. Хотелось прилечь на ближайшую скамейку и подремать.

– И как дельфины подзывают самку? – поинтересовалась дона да Риальто.

Я издала высокую горловую трель, закончив ее щелканьем. Какой-то случайно забредший в сад гость испуганно на меня посмотрел, даже Чикко вздрогнула и забила хвостом.

Маура всплеснула руками.

– Ты доведешь его серенити до сумасшествия.

– Стой! – Схватив подругу за плечо, я увлекла ее в кусты.

Замерев и прижавшись друг к другу, мы пережидали, пока будущий безумец в сопровождении секретаря пройдет мимо нашего укрытия. Зачем мы прятались? Ну… Не знаю. Наверное, виновато вино.

Шуршание золоченых сапог дожа о гравий приблизилось.

– Артуро, проследи, чтоб нам с синьориной никто не помешал, – велел тишайший и уселся на мраморную скамью в паре шагов от нас.

Теперь, если бы мы с Маурой попытались вылезти, оказались бы точно пред очами моего супруга.

– У него свидание с Паолой, – шепнула я на ушко Панеттоне. – Гадкий сластолюбивый дельфин.

– Пощелкай ему языком, может, он предпочтет тебя.

Я ущипнула ее за мягкий бок. Издевается еще над моим горем.

На дорожке появилась высокая фигура в наряде Коломбины.

– Карла, – вздохнула Маура.

– Я тебе говорила, что дельфины часто случаются с особями своего же пола? – шутливо вопросила я и зашипела от боли.

Дона да Риальто умела щипаться. Тоже мне, жертва.

Я дернула ее за белокурый локон, она наступила мне на ногу и укусила в плечо. Чикко, видимо, не желая занимать ничью сторону, сильнее сжала лапки, чтоб не упасть. А могла бы и помочь. Хотя, если начистоту, дерись я по-настоящему, шансов у Панеттоне не было бы ни единого.

Наша возня могла нас выдать, поэтому я, по праву сильнейшего, предложила молниеносное перемирие, и мы обратились в слух. На губах Мауры блестела моя золотистая пудра, ноздри раздувались. В ночном воздухе сгущалось ядовитое облако ревности. Перед моим мысленным взором разворачивались брачные игрища веселых дельфинов. Реальный же взор наблюдал в основном колени собеседников, прочее скрывалось ветвями колючих кустов. Дож с синьориной Маламоко сидели рядышком.

– Надеюсь, ты не попался на глаза синьоре Муэрто? – спросил Чезаре.

– Чудом, – ответила Карла. Хотя нет, Карло, его настоящий голос оказался абсолютно мужским. – Горничные узнали меня даже в маске. К счастью, тетушку удерживает подле себя супруга командора.

– Ты прибыл вовремя.

– Даже раньше, я ждал вас здесь с пятницы в составе группы циркачей.

– Маэстро Дуриарти?

– Да, кукольник исполняет приказы экселленсе.

– Прекрасно. Князь тоже здесь?

– И все Ночные господа в полном составе. Лукрецио желает насладиться представлением.

Дож хмыкнул и закинул ногу за ногу, его сапог покачивался буквально в нескольких шагах от меня.

– Что с документами?

– Архив Саламандер-Арденте? Он действительно в палаццо Мадичи, но изучить его мне не удалось.

– Гаденыш Лукрецио мне его не отдаст.

– Теперь-то уж точно. Я его сжег.

– Зачем? – возмутился Чезаре.

– Таковы правила, ваша серенити, собственность Совета не должна находиться в чужих руках.

– Старик Фаусто тебя за это похвалит.

– Да, отец будет доволен.

Я знала, что Маламоко исстари были членами таинственного Совета десяти, организации, не подчиняющейся даже дожу и обладающей огромной шпионской сетью, накрывающей не только Аквадорату и колонии, но и часть материков.

– Теперь мне понятно, зачем ты утащил с собой волшебного питомца Филомены.

– Незаслуженная похвала, – ответил Карло. – Саламандра помешала бы экселленсе охранять нашу серениссиму. То, что Чикко помогла мне с пожаром, лишь счастливая случайность.

Маура дернула меня за рукав. Оказывается, я почти вывалилась из кустов, пытаясь не упустить ни словечка из разговора. Забавно, насколько мужские интонации Карло отличались от женских. Синьором он был безэмоционален, почти как древний вампир.

Погодите. Охранять? Чезаре меня не ревнует к князю? Это даже обидно.

– И, кстати, – продолжал Маламоко, – экселленсе с архивом также не повезло. Ему не удалось вскрыть шкатулку до того, как она была уничтожена.

– Хоть одна хорошая новость. Ладно, отложим секреты семейства догарессы на потом. Что ты узнал о командоре?

– Ничего сверх уже известного. Некое тайное общество существует, но мне не удалось выяснить ни одного имени, кроме да Риальто.

– Плохая работа.

– Заговор зреет в таких заоблачных высях, куда мне хода нет.

– Но?

– Но некий пригожий служка сообщил по секрету, что кардинал Мазератти тайно встречался с командором да Риальто в своей материковой резиденции.

– Как любопытно. И на что это похоже?

– На то, дражайший кузен, что заговор инициирован кем-то со стороны и что монсеньор организовал некоему сановнику встречу с нашим объектом.

– Вот ведь лицемерный гаденыш.

– Если ты желал кардинальской преданности, тебе не стоило уводить из-под его носа барыши от транспортировки рыцарей большой земли. Зная Мазератти, он в лепешку расшибется, чтоб тебя наказать.

– Я не готов платить такую цену за такую преданность. – Чезаре поменял ноги. – Ладно, пустое. Сегодня мы выведем из игры командора, и этому «некоему» придется показать свой обиженный нос. А потянув за него, мы вытащим на солнышко монсеньора. Ты уже понял, зачем понадобился мне на сегодняшнем балу?

Карло ответил после ощутимой паузы:

– Надеюсь, что я ошибся.

– Твой объект – синьорина да Риальто. Мне нужно, чтоб она не вышла замуж ни за кого из Саламандер-Арденте. Наверняка уже подготовлено все, чтоб Мауру застали с капитаном Филоменом в недвусмысленной ситуации.

– Спальня в западном крыле палаццо. Синьор капитан через час после полуночи получит записку с приглашением.

– Ты уже в курсе? Чудесно. Филомен, разумеется, никуда не пойдет. На свидание явится ближайшая подруга доны да Риальто, чтоб утешить ее и поддержать. Но наутро вместо бойкой девицы…

– Нет.

– Что ты сказал?

– Что не желаю подвергать Мауру да Риальто позору.

– Карло, твоя детская влюбленность нелепа.

Панеттоне сжала мою руку с нечеловеческой силой. Счастье, что до сада доносился праздничный шум, потому что я зашипела от боли.

– Если я исполню этот приказ, ваша серенити, юная девушка будет опозорена на всю жизнь. Она не сможет выйти замуж не только за кого-нибудь из Саламандер-Арденте, она не сочетается браком никогда.

– Посидит с полгода в каком-нибудь монастыре и вернется ко двору. Это неплохой вариант развития событий.

– Нет.

Чезаре помолчал, каблук золоченого сапога постукивал по земле.

– А знаешь что, Карло? – сказал дож весело. – Иди к черту! Роль любовника может исполнить кто угодно. Даже Артуро. Какая чудесная мысль. Синьор Копальди давно уже положил глаз на твою пухлощекую подружку. Мауру застукают с ним. И, в отличие от тебя, мой секретарь сможет жениться на ней хоть завтра. Я их и поженю. Командору нечего будет возразить. Я его, разумеется, прикажу выпороть – не командора, а Артуро – за прелюбодеяние и притащу под венец. Так даже лучше. Дона догаресса останется при своей фрейлине, командор – без шахматной фигуры в своей партии, а ты – с носом!

У супруга с носами связано что-то личное? Что он поминает их через слово?

– Как ты нейтрализуешь Эдуардо? – спросил Маламоко спокойно.

– Сначала скажи, что ты в деле, что займешься доной да Риальто.

Снова пауза и раздраженный возглас:

– Черт тебя дери, Чезаре! Я в деле.

– Ну вот и славно, – промурлыкал его безмятежность, как сытый кот. – Новоиспеченному губернатору островов Треугольника я подготовил воистину щедрый подарок.

Дож придвинулся к собеседнику и, кажется, зашептал ему на ухо, потому что больше ничего расслышать не удавалось. Ну, то есть кое-какие возгласы, удивленные и одобрительные, несколько раз звучало имя князя Мадичи. Заскучав, я посмотрела на Мауру. Ее пухлые щечки пылали, глаза влажно поблескивали, но губы растягивала абсолютно счастливая улыбка.

Противоречивые чувства. Вот как это называется. Они обуревали и меня. Стронцо Чезаре и стронцо Карло! Поганые маламокские интриганы. Муэрто ведь тоже наполовину Маламоко, правда? Кузены, кракен их раздери. Еще и заставили мою малышку-мадженту устраивать пожар в палаццо Мадичи.

Пальцами свободной руки я погладила саламандру. Молодец, девочка, ты научилась улавливать не только мои мысленные команды. Если нам удастся вывести потомство, я разбогатею просто до неприличия. Филодор говорил, что некоторые нужные качества при разведении достигаются только во втором поколении, и отец с ним соглашался. Брат ссылался на какие-то научные изыскания, родитель – на опыт. Кстати, подбор самца тоже лучше предложить батюшке. Дворцовые каминные саламандры, конечно, не вульгарис, но статей не выдающихся.

Когда уже эта тайная беседа закончится? Ноги от скрюченной позы затекли, мне хотелось их размять. Странно, что нас с Панеттоне никто не обнаружил. Хотя ничего странного. Лестница, по которой мы спустились в сад, скрыта лианами плюща, верный Артуро не мог ее заметить. Он сторожит эту часть сада у главных дорожек, с той стороны, откуда могут забрести случайные гуляки. Чезаре с кузеном не опасаются быть подслушанными. А если будут замечены, изобразят любовное свидание, и им поверят. Ну какая девица устоит перед дожем безмятежной Аквадораты? В такой-то шапке! Никто не устоит.

С каким бы удовольствием я вколотила эту шапку по самый подбородок любезному супругу. Будет мне тут еще подруг позорить! А меня он спросил? Хотя почему меня? Спрашивать надо синьорину да Риальто, которая дрожит у моего плеча и едва сдерживает слезы. Или это не слезы, а, напротив, нервный смех?

– Время, ваша серенити, – позвал издалека синьор Копальди, наш почти родственник, если считать, что Маура мне почти сестра. – Вас ждут в главной зале.

– Ступайте первой, дона Маламоко, – велел Чезаре, – нам не стоит появляться вместе.

– Как будет угодно его безмятежности, – голос Карло вновь стал женским.

Не знаю, как это получалось, он не пищал, не жеманничал, но даже интонациями передавал прелесть юной синьорины.

Женские туфельки удалились, их сменили мужские.

– Шпионка добыла нам архив? – возбужденно спросил Артуро.

– Он уничтожен. – Дож со вздохом поднялся. – Будем надеяться, что наш дражайший тесть Саламандер-Арденте поделится с нами информацией.

– Отправим за ним гвардейцев?

– Вот только скандала с арестом нам для полного счастья не хватало! И без того город полон сплетен, не будем усугублять. Папаша приплывет в Аквадорату сам. Кстати, где моя супруга? Я уже более часа лишен удовольствия терпеть ее выходки.

– Ты слишком строг к Филомене.

Они рука об руку удалялись по дорожке, и ответ Чезаре донес ко мне ночной ветерок:

– Классические дамские штучки, дружище: опалить жаром страсти и сразу изобразить холодность. В гроб она меня загонит, попомнишь мое слово. Нам подготовили общую спальню? Наутро найдешь там мой хладный труп. Или, напротив, обугленный, это уж как повезет.

Несколько бесконечных минут мы ждали, пока шаги дожа и секретаря затихнут вдалеке.

– Можно выходить, – решила я.

– Возвращаемся через кухню.

– Как скажешь.

Перебегая из тени в тень, мы пробрались к лесенке.

– Что ты про это думаешь? – спросила Маура, когда мы уже очутились в колодезном дворике.

Она прихватила пустую корзинку, чтобы вернуть ее кухаркам.

– Я первая хотела спросить.

– И опоздала. Отвечай.

– Думаю, – я вздохнула, – что синьор Копальди, вероятно, работает на твоего батюшку.

Кажется, это была не та тема, которая интересовала дону да Риальто. Она равнодушно переспросила:

– Из чего ты сделала такой вывод?

– Чезаре не рассказал ему, что Карло – мужчина.

– И?

– И хотя угрожал Маламоко привлечь Артуро к операции по твоему опозориванию, этого не сделал. Моя очередь спрашивать. Что ты об этом думаешь?

Маура хмыкнула, отодвинула свиную тушу, отдала корзину прислуге.

– Пройдемте, дона догаресса, нас ждут на празднике.

По коридору мы шли в молчании. Голоса гостей раздавались все громче. Я думала.

– Ну, – сказала наконец Панеттоне, – каков будет наш злодейский план?

– Его не будет, пока я не получу твоего ответа. Кого ты хочешь, Карло или Артуро? Или никого из них?

– Я люблю черноглазого ублюдка.

Глаза синьора Копальди были карими, так что я поняла.

– Ты простишь ему согласие на свой позор?

– Если он его прикроет браком, да.

Я вздохнула:

– Какая ты дурочка, Панеттоне.

Она не спорила.

– У тебя есть план?

– Пожалуй, да, и вполне злодейский. И, кстати, быть опозоренной по нему сегодня тебе не светит.

Мы остановились. Я притянула к себе белокурую головку и зашептала на ухо.

Маура хихикнула:

– Маркизету я тоже возьму на себя.

– Учти, – предупредила я серьезно, – нам понадобится согласие обоих.

– Поверь, мы его получим.

– И еще, я, в отличие от тебя, не влюбленная дурочка и никого прощать не собираюсь. Маламоко согласился с приказом дожа, и если сделает хотя бы попытку…

– Ты поклянешься не лезть в мою семейную жизнь.

Вот ведь пухлая командирша. Она уже все для себя решила, и догаресса должна воплощать ее решение. Эх, не на ту синьорину упал взгляд его серенити! Какая правительница могла бы получиться из доны да Риальто!

– Гуляешь, Филомена? – На пороге залы нас встретила Голубка Паола. – Не боишься, что твой супруг это заметит?

– Даже догарессы должны посещать уборную, – зачем-то ответила я. – Хочешь там за мной подтереть?

Маура отчетливо хохотнула.

– Ты не видела Карлу? – спросила я Бьянку, стоявшую неподалеку.

Там же отирался рыжеволосый корсар в полумаске, в котором я без труда опознала своего старшего брата.

– Она ушла переодеваться. Скоро начнется карнавал.

– Тебе нужно быть подле супруга. – Маура подтолкнула меня в сторону стола. – Сейчас он будет говорить речь. Дона Сальваторе, после мы с вами поможем доне догарессе надеть карнавальный костюм. Дона Раффаэле, не смею вас задерживать на пути к уборной.

Обращай на нас хоть кто-нибудь внимание, Паола, разумеется, изобразила бы обиду, может, даже расплакалась. Но в отсутствие зрителей обожгла Мауру злобным взглядом и устремилась к синьоре Муэрто.

Любопытно, насколько ей удалось сблизиться с моей свекровью? Ей она льет в уши тот же яд, что и прочим? Притворяется скромницей, чтобы понравиться набожной вдовушке, или демонстрирует ловкость, чтобы заслужить одобрение?

Панеттоне мне подмигнула и повела подбородком в сторону маркизеты, ее она брала на себя.

Идти к столу в одиночестве было неловко, туфли скользили по паркету. Я выдернула из толпы Филомена.

– Веди, родственник.

– Ты пила? – Он потянул носом и поморщился.

– Амароне, – подтвердила я гордо. – Дорогое, между прочим, вино.

– Жизнь в столице тебя развратила.

Мы медленно шли через залу, неуклонно сокращая расстояние, отделяющее меня от дражайшего супруга. Место по левую руку от него пустовало. С другой стороны восседала синьора Муэрто. Спинку ее стула облюбовала в качестве насеста Голубка Раффаэле. Вот ведь гадина, уцепилась в деревяшку своими пальцами и нашептывала что-то, касаясь своим клювом золоченой шапки дожа.

– Кстати, о разврате, – обрадовалась я. – Что это за нелепый флирт с маркизетой Сальваторе?

Филомен стал смущенно оправдываться. И вовсе не нелепый, и вовсе не флирт. Бьянка невинней котенка и несчастнее… С метафорами у братца не очень складывалось. Синьорина Сальваторе была очень, сверхчеловечески несчастной. Подруга ее предала, отец не любил.

Про подругу стало любопытно. Я переспросила. Некая девушка, имени которой Филомену не сообщили, увлекла несчастную Бьянку в вампирское логово, и уже потом она узнала, что ее невинную кровь предложили князю Мадичи в качестве оплаты.

– Это ужасно, – прошептала я. – Сальваторе покусали?

– Экселленсе поклялся, что он абсолютно ни при чем.

– То есть ты с ним об этом говорил?

– И не только говорил.

Бицепс Филомена под моей рукой ощутимо напрягся. Значит, еще и подрался. Рыжий рыцарь Саламандер-Арденте при прекрасной даме Сальваторе. После такого принято жениться.

– А если бы князь тебя цапнул?

Мои шаги были уже столь небольшими, что еще немного, и я бы остановилась.

– Однажды меня уже кусали, – сообщил брат с улыбкой и торжественно провозгласил: – Передаю вам супругу, ваша безмятежность!

Я села подле Чезаре.

– Матушка, – сказал он, – позволь представить тебе синьора Саламандер-Арденте, нашего бравого капитана.

Свекровь выразила счастье таким кислым тоном, что у меня свело скулы, и похвалила цветущий вид нового родственника, предположив, что все положенное судьбой здоровье досталось Филомену, минуя меня.

Братец не обиделся, а мог бы, между прочим. Он смотрел на синьору Муэрто как сирота на десерт. Да и чего ему оскорбляться, ведь это не его только что обозвали дохляком, а всего лишь его единственную сестру. Такая ерунда, право слово.

– Госпожа… – лепетал рыжий предатель. – Хозяйка… Это честь…

– Оставьте, капитан, – строго прервала его матрона. – Мы побеседуем с вами позднее.

Филомен низко поклонился и продолжал кланяться, пятясь от стола. Я, конечно, могла бы удивиться его странному поведению, или представить, как его кусали материковые вампиры, или посчитать количество оливок на серебряном блюде передо мной. Но Чезаре взял меня за руку и спросил:

– Где ты была?

– Плакала в чулане.

– Все полтора часа?

– Именно.

– Не ври, я там тебя искал.

«Сам не ври! Я прекрасно знаю, где именно ты находился!» – могла бы я ответить, но промолчала. Чикко сбежала по моей руке на стол. Мы оба посмотрели на саламандру. Она была золотой.

– Кстати, – протянул супруг, – я тоже не был с тобой до конца честен.

– В чем именно?

Маджента подбросила оливку как мячик. Командор да Риальто со своей стороны стола провозгласил:

– Скоро полночь, мы встретим карнавал словами его серенити.

Дож встал и поднял бокал, на его ободке помахивала хвостиком малышка-саламандра.

– Дамы, доны, синьоры и синьорины, господа, граждане безмятежной Аквадораты…

Чикко вела себя странно. Я наблюдала за ней, скосив глаза. Маджента окунула хвост в вино, тряхнула им, брызги заалели на скатерти. Саламандра оставалась золотистой, но хвост, которым она теперь размахивала без остановки, стал глянцево-черным.

– …в этот праздничный час… – продолжал Чезаре.

Я не слушала. Чикко спрыгнула на стол, подбежала к моему бокалу, повторила свои манипуляции. Опять черный хвост. Речь супруга подходила к концу, гости поднимались с мест, чтоб выпить стоя. Руку, которой я потянулась к бокалу, обожгло огнем. Не фигуральным. Саламандра выпустила в меня струю пламени.

Бокал я все же взяла, но так неловко, что содержимое его выплеснулось на грязную уже скатерть.

Отсалютовав пустой посудой, я шепнула:

– Не пей, вино отравлено.

– Я знаю, – ответил дож, широко улыбаясь гостям. В его бокале уже было пусто, как и когда он успел его вылить, я не заметила. – Кстати, о лжи, Филомена. Развода я тебе не дам.

– Вообще или сегодня?

Он не ответил. По протоколу тишайшей чете полагалось покинуть залу первыми.

– Дона догаресса.

Наши парчовые рукава встретились и переплелись, супруг уводил меня под руку.

– Чикко, – позвала я, и саламандра вернулась ко мне на ухо.

– Она умеет определять яд? – спросил Чезаре.

– Как оказалось, да.

– Полезная зверушка. И, кстати…

Он отвлекся, отвечая на чье-то приветствие, кивнул синьору Копальди:

– Артуро, скажи ребятам заняться светловолосым виночерпием в лиловом костюме, он подсыпал яд в наши с доной Филоменой бокалы.

Помощник рыскал взглядом по толпе.

– Будет исполнено.

– Кстати, о зверушках, – напомнила я супругу, когда мы шли через залу.

– О полезности. Ты полезна мне, Филомена, мне и Аквадорате. Ты останешься со мной.

Противоречивые чувства, которые я испытала в этот момент, классификации не поддавались. Тут была и обида, потому что некто считал себя вправе решать за меня, и злость, и бессилие, и нелепая радость, и азарт. Мы еще посмотрим, ваша безмятежность, зачем вы меня желаете, для дела или для любви. И кому я нужна, вам или Аквадорате, и кому из вас больше. Сегодня вы получите передышку, но лишь потому, что «полезная» Филомена будет занята другими делами. Тишайший дельфин, вы угодите в мои сети, и мы составим вполне достойную разнополую пару. Вас заколдовали форколские сирены? Я и с этим разберусь, не будь я дочерью своей матери.

Мы вышли на террасу под ночное небо Аквадораты. Двор, запруженный людьми, сверкал огнями и блестел маскарадной мишурой. Некоторых гостей в дом не приглашали, здесь веселилась публика попроще. Кое-какие дамы красовались обнаженными грудями. Это были путтана, и одной из них предстояло сегодня стать моей учительницей в науке соблазнения.

Нас с дожем оттащили друг от друга. Артуро звал его серенити переодеться, Маура требовала того же от меня.

Люди внизу тоже чего-то требовали. Поцелуя!

– Нельзя разочаровывать подданных, граждан безмятежной Аквадораты! – прокричала я.

Подпрыгнув, я обвила руками шею супруга. Тот покачнулся, но устоял.

– Целуй, стронцо.

– Этот вот рот, которым ты так грязно выражаешься?

И губы Чезаре встретились с моими. Грязи он не боялся.

Дурацкая парча, идиотское золото. Почему нельзя ходить голыми? Одежда мешала. Пальцы ощущали мужскую шею, но их царапал обод шапки. Я сожгу ее!

Тишайший отстранился, в его глазах бушевало море.

– Самое время изобразить холодность, тесоро.

И, раскланявшись, будто балаганный шут, его серенити ушел.

– Даже завидно, – решила Панеттоне. – Если вы вытворяете такое на публике, боюсь представить, на что способны в постели.

– Невинным синьоринам это представлять не положено, терпеливо дожидайся, пока тебя опозорят, – огрызнулась я. – Пошли переодеваться. Что Бьянка, ты ее расспросила?

– О, наша маркизета влюблена как кошка, она даже осмелилась спросить своего родителя о возможности брака с неким захудалым синьором.

– И что маркиз?

– Разумеется, отказал.

Местные слуги провожали нас в покои, так что беседу пришлось на время прервать. Командор да Риальто отвел тишайшей чете огромную спальню в центральной части палаццо. К ней смежными комнатами примыкали две гардеробные и обширная ванная. Комнаты свиты располагались дальше по коридору.

В моей гардеробной уже ждал костюм русалки.

– Все прочь, – велела командирша. – Я лично переодену дону догарессу. Инес, Констанс, принесите мой наряд сюда. Ангела, дежурь у двери и никого сюда не пускай. Лу, Чечилия, найдите дону Маламоко, она нужна нам для первого танца, пусть ждет внизу.

– Какой еще танец? – спросила я, сбрасывая туфли.

– Что-нибудь изобразим, – отмахнулась Панеттоне, – не зря ведь мы столько часов посвятили этому благородному искусству в стенах «Нобиле-колледже-рагацце». Повернись, я помогу снять платье.

– Ты получила записку?

Маура показала мне кованый ключ.

– От спальни в западном крыле. Я удостоилась устного приказа батюшки, переданного, правда, через секретаря. Мне велено быть в условленном месте уже через час после полуночи и запереть дверь на ключ, когда рыжий болван… Прости, Филомена, я цитирую дословно. После этого ключ предписано выбросить в окно и начать орать, одновременно разрывая на себе одежду.

– То есть утра ждать не будут?

– Видимо, командор да Риальто сомневается в силе женских чар любимой дочурки. – Маура задорно хихикнула: – И раз уж мы заговорили о предусмотрительности дона да Риальто, надо обезопасить тебя от зеркальной ситуации в другой спальне.

– Это не наша забота, пусть Эдуардо занимается его серенити. Хотя я бы посмотрела, что за сюрприз он ему подготовил.

– Расскажешь потом. Подозреваю, что я в это время все еще буду водить за нос лживого Маламоко.

И эта про носы. Синонимов в аквадоратском диалекте не осталось? А как же «морочить голову», «обводить вокруг пальца», «околпачивать», в конце концов?

В дверь постучали, горничные принесли наряд Панеттоне.

– Мы все будем русалками? – спросила я. – И ты, и я…

– И Карла, и Бьянка, и даже мускулистая Голубка. Твой костюм, разумеется, побогаче. Кстати, одевайся.

– Кто-то собирался мне помочь.

– Жизнь во дворце тебя развратила. – Маура уже стояла передо мной в одних чулках.

– То же самое мне сказал Филомен, – вздохнула я, натягивая узкую нижнюю юбку.

Подруга поинтересовалась, как братец относится к нашей маркизете. Я рассказала все, о чем удалось узнать.

– Раффаэле, – Маура изобразила смачный плевок, – она притащила Бьянку к экселленсе. То-то Сальваторе вдруг полюбила шелковые шарфы на шею. А синьор Саламандер-Арденте, значит, стал грудью на защиту?

– Классика. Дева в беде и отважный рыцарь.

– Ну, значит, тут все сладилось. Сальваторе говорит, за ней дают приличное приданое, а от покойной матери ей достался серебряный рудник, в права владения она вступит сразу после брака. Так что, если маркиз прокатит нас с приданым, а он может, рудник все равно останется за нами. То есть за вами, за Саламандер-Арденте. Ты получаешь богатую невестку, дона догаресса. И, кстати, если папаша новобрачной от злости окочурится, твой брат вполне сможет унаследовать через супругу титул.

Я погрустнела.

– Будут ли они счастливы? Имеем ли мы право вмешиваться в чужие судьбы?

– Бьянка бы все равно своего добилась, – уверенно сказала Маура. – Она втрескалась в Филомена с первого взгляда, а он, заметь, тогда был еще с бородой.

– Это довод!

– Еще какой. Не в обиду, но эта рыжая мочалка на подбородке добавляет капитану лет двадцать.

Я все еще сомневалась, Маура повертелась перед зеркалом.

– Сальваторе собиралась склонить синьора Саламандер-Арденте к побегу. Она даже умудрилась договориться со священником острова Николло о тайном венчании.

– Филомен бы не согласился.

– Как знать. Они уже целовались. Раз двадцать, и не под омелой, как одна нам с тобой известная синьорина с известным синьором, а в темных уголках дворца.

– Брат путешествовал с Чезаре. Когда они успели?

– А они не теряют времени на пререкания, как та же самая знакомая нам синьорина с уже другим синьором.

– Путтана!

– Нет, просто влюбленная девица.

– Да я не ругаюсь. Панеттоне, я видела среди гостей путтана. Мне нужно побеседовать с одной из них.

Маура хихикнула:

– Сначала пообещай, что ты в деле, Аквадоратская львица. Потому что кроме тебя затолкать капитана Саламандер-Арденте в спальню некому. Его серенити будет этому всячески препятствовать.

Я тоже рассмеялась. «Пообещай, что ты в деле!» Фразочка из диалога кузенов Маламоко.

– Я в деле, Маура.

– Тогда и я ради тебя постараюсь. Девица с голой грудью будет доставлена пред твои аквамариновые очи сразу после первого танца. Теперь садись, я сделаю тебя самой желанной русалкой наших безмятежных вод.

Она распахнула дверь.

– Все сюда, займитесь волосами доны догарессы.

Чикко, принявшей уже цвет морской волны в тон костюму, пришлось сидеть на плече Инес, пока меня расчесывали и колдовали над лицом.

Платье Мауры было другого оттенка, голубого, а пайетки на подоле не золотыми, а серебряными. Грудь украшали нити морского жемчуга. Когда подруга распустила волосы, она действительно стала походить на русалку, не настоящую, а такую, как их принято изображать на картинах. Разве что ни одна нарисованная русалка не щеголяла в серебряной полумаске.

Я поднялась с табурета и подошла к зеркалу. Мое колье было аквамариновым, драгоценные камни мерцали на коже, припорошенной золотистой пудрой. Губы призывно алели, глаза в прорезях полумаски казались темными и загадочными, приподнятые перламутровыми гребнями волосы открывали изгиб шеи и уши, на правом притворялась драгоценностью маджента.

Горничные восхищались, особенно когда дона да Риальто стала рядом со мной. Мы смотрелись чудесно. Но мне чего-то не хватало.

Я сообщила об этом.

– Карлы! – сказала Маура. – Нас должно быть трое. Блондинка, брюнетка и рыжая.

– Дона Маламоко уже переоделась и ждет дону догарессу внизу, – сказала Лу. – Она очень недовольна, что ее заранее не предупредили о танце.

– Ах, недовольна, – протянула Панеттоне, и тон ее ничего хорошего не предвещал. – В следующий раз, Филомена, не забудь предупредить нашу муранскую Галку недели за две, лучше письменно.

Горничные захихикали, переглядываясь. Я шутовски поклонилась и заверила, что предупрежу синьорину Маламоко посредством площадного оглашения не позднее чем за полгода.

В дверь, ведущую из гардеробной в спальню, требовательно постучали. Констанс ее отворила, и все горничные присели в реверансе.

– Ваша серенити.

Чезаре, изображающий Посейдона в белоснежной тоге и с трезубцем наперевес, придирчиво осмотрел своих русалок:

– Неплохо.

Отсутствие восторга меня обидело.

– Божественная колесница ждет морское величество у окна, а синьора Копальди вы одели лошадью? – начала я глумливо и прыснула, потому что появившийся за плечом дожа Артуро был в костюме кракена. С его плеч спускались к полу восемь щупалец, а нос черной маски походил на клюв. – Примите восторги, синьоры. Тщательность, с которой вы подошли к делу, поражает воображение.

Кракен посторонился, и в гардеробную вошла еще одна русалка, в платье столь светло-голубого оттенка, что оно могло показаться белым. Узкое по всей длине, оно плотно облегало стройную фигурку синьорины Раффаэле и было щедро украшено драгоценной алмазной крошкой. Русые волосы Паолы были тщательно завиты и подколоты с одной стороны гребнем в виде веточки коралла.

«Да она красавица, – подумала одна часть меня. – Кто бы мог заподозрить такую красоту под серыми тряпочками?»

«Она вышла из вашей спальни! – вопила вторая. – Из твоей, кракен тебя раздери, спальни, с твоим мужем вышла посторонняя женщина!»

«Чезаре был с Голубкой не один, – успокаивала третья. – С ними был Артуро».

«Это, наверное, называется любовь втроем», – предполагала четвертая.

Меня в этот момент разорвало на тысячу лоскутков, и каждый из них имел что мне сообщить.

– Я помогала его безмятежности одеться, – потупилась Голубка.

«Сдохни!» – подумала я, а вслух похвалила фрейлину за услужливость и мастерство:

– Набросить тогу на плечи стоило, наверное, немалых усилий? А подать трезубец! И сандалии зашнуровали? Какая вы молодец, дона Раффаэле.

Маура фыркнула ровно с такой громкостью, чтоб быть услышанной, но не наказанной. Губки Паолы дрогнули, из глаз полились прозрачные слезы. Как предусмотрительно с ее стороны было подвести только верхнее веко, обезопасив себя от грязных разводов на щеках.

Я мысленно застонала. Опомнись, Филомена, не дай втянуть себя в ссору. Голубка делает все, чтоб представить тебя вздорной гордячкой.

Злодейский план ринуться с утешениями и носовым платком, чтоб все-таки размазать сурьму по личику притворы, в жизнь не воплотился. Во-первых, Чезаре не дурак и все поймет. Во-вторых, хороша я буду, если супруг станет грудью на защиту своей поко-комской розы. А в-третьих, дона Раффаэле может неловко упасть, как бы от удара, или вообразить угрозу и лишиться чувств. Да ну его, вариантов масса, и ни в одном из них я не побеждаю.

– Наденьте маску, Паола, – вздохнула я. – Не следует показываться на людях заплаканной.

Посейдон и Кракен предложили страдалице свои носовые платки. И она взяла оба. Жадная… гадкая… путтана.

Последнее слово направило мысли мои в другое русло:

– Дражайший супруг явился сопроводить меня на карнавал? Идемте? В конце концов, по слухам, владыка Посейдон держал подле себя целый гарем жен, у тишайшего же Муэрто их сегодня будет пять. Дона Маламоко ждет нас внизу. Где дона Сальваторе? Паола, она разве не с вами?

Ответ был озвучен едва слышным, полным страдания шепотом:

– Бьянка еще одевается, дона догаресса, она спустится позже.

Артуро помогал Голубке закрепить атласную белую полумаску, щупальца топорщились и мешали. Я взглянула на Инес, чтоб она взяла дело в свои руки, но Паола, перехватив мой взгляд, всхлипнула и протянула маску Чезаре.

– Подержи. – Сунув мне трезубец, супруг поспешил на помощь.

Автоматически я проверила заточку. Нанизать и запечь. Голубятина на вертеле. И скормить крысам. Нет, голубям, они жрут себе подобных с превеликим удовольствием. Ненавижу и тех и других, и крыс и голубей. Голубей больше, а уж одну конкретную Голубку – до скрежета зубовного.

Паола хихикнула от щекотки, Чезаре извинился. Я разжала пальцы, трезубец упал, задев табурет, тот с грохотом перевернулся. Все посмотрели на меня.

– Дона да Риальто, проводите меня на праздник.

– Да, дона догаресса.

И мы вышли из гардеробной.

– Дура, – вполголоса ругалась Маура на ходу, – Паола этого и добивалась, появиться на карнавале под руку с Чезаре. Не могла сделать вид, что тебе все равно?

– Не могла. Да почему я вообще должна притворяться? Сластолюбивый дельфин. Пусть катится. Пусть живет втроем с Артуро и своей лживой Голубкой. – Остановившись, я повернулась лицом к подруге. – Ты заметила, как он на нее смотрел?

– Я заметила другое, Филомена, на кого он смотреть избегал. Тишайший хотел вызвать твою ревность.

– Зачем?

Панеттоне пожала плечами.

– Может, отомстить за ту, что вызываешь в нем ты, может, чтоб удостовериться в твоих чувствах. А тебе нужно было или сдерживаться, или уже идти до конца, закатив грандиозный скандал. Раньше ты не ограничивалась полумерами.

Последняя фраза меня очень обидела. Тряхнув волосами, я гордо вздернула подбородок и пошла по коридору. Посмотрим, булочка моя сдобная, как ты запоешь, когда перед тобой появится объект твоей страсти. Я тоже тебе потом расскажу, как именно следовало бы себя вести, и укажу на ошибки. Потому что все влюбленные женщины постоянно ошибаются.