Хук слева

Глава 13.

Звонок застиг меня врасплох. Я готовился к важным соревнованиям, на кону стояла высокая награда и очередной титул мирового уровня.

– Владислав Сергеевич Шестопалов?

– Да, слушаю.

– Здравствуйте. Вас беспокоит следователь Ковров Геннадий Петрович, автомобиль марки БМВ M8 купе, цвет стальной металлик, государственный номер А135ОА, регион 177 вам принадлежит?

– Да, мой автомобиль.

– Числится в угоне?

– Нет, им управляет моя жена, в страховку вписана. – я начал терять терпение. – Да что случилось-то?

– Ваша супруга, Шестопалова Светлана Игоревна, верно?

– Да, – внутри меня всё похолодело.

– Ваша супруга, находясь в состоянии алкогольного опьянения, попала в дорожно-транспортное происшествие и была отправлена на карете неотложной помощи в Боткинскую больницу в тяжелом состоянии. К счастью, больше никто не пострадал. Она на полном ходу въехала в опору моста на Третьем Транспортном Кольце. Вы должны приехать в ближайшее время в больницу, а потом связаться со мной для выяснения деталей дела.

– Я понял. Спасибо за информацию.

У меня потемнело в глазах. Моя Света попала в больницу в тяжелом состоянии. А если она умрёт? Как мне с этим жить?

Мы поссорились пару дней назад: я был в бешенстве от её вечных закидонов, и мы наговорили друг другу много гадостей. И не виделись с тех пор. Что если она умрёт, и последние слова, брошенные ей в сердцах, так и останутся на моей совести?

Она сказала, что жалеет о нашем браке, что поняла, что не любит, что мечтает, чтобы меня прихлопнули на ринге, тогда не придётся быть стервой в глазах близких. А я бросил: «Смотри сама не сдохни, сука!» и ушёл.

Я осел на пыльный пол и схватился за грудь, ощущая странное сковывающее чувство в районе сердца. Тренер и ребята обеспокоено кинулись ко мне. Они ожидали худшего: много парней свалились от инфаркта во время тренировок. Но им удалось привести меня в чувства.

Я не помнил дороги до больницы, не помнил встречу с близкими, в моей голове билась мысль, что это я один виноват в том, что произошло.

Дела обстояли очень плохо: многочисленные переломы, внутренние повреждения, серьёзная черепно-мозговая травма; Света была в глубокой коме, даже не дышала самостоятельно.

– Влад, мы должны отключить её, – утирая слёзы сказала мать.

– Мама права, – Володя заглянул в мое отсутствующее лицо. – У Светы двойной перелом позвоночника. Ты не хочешь для неё такого существования. Даже если нам повезёт, и она придёт в себя, не факт, что она будет по-прежнему собой. Но она навсегда останется инвалидом. Она просто не сможет так жить, и будет всегда винить тебя, что не отпустил её. Она возненавидит…

– Она и так ненавидит меня! – с криком срывались слёзы. – Мы поссорились, она мечтала, что бы на ринге со мной произошла трагедия. А я сказал ей в сердцах, что бы она внимательней следила за собой – как бы чего с ней не произошло раньше. Это я виноват. Я накликал на неё беду.

– Сынок, – успокаивая, со мной рядом сел отец. – Света всегда была себе на уме, как вобьёт себе в голову чего, так и пытается заполучить, ты однажды попал в её список желаний, но она, скорее всего, поняла, что натворила. Со своей жизнью, с твоей. Жить без любви – это большое горе.

– Но я люблю её, – возразил я ему.

– Мы знаем, – утешила меня мать. – Ты всегда любил её подобно старшему брату. Мы благодарны Богу за такого сына и зятя. Но ты не можешь себя винить в том, что произошло. Света села за руль пьяной, слава Господу, что никто больше не пострадал. Лучшее, что мы можем ей дать – это свободу.

– Свободу? – переспросил я.

– Мы должны отключить её, она не заслуживает такой участи.

– Нет, пожалуйста, – я зарыдал, целуя руки матери. – Не просите меня.

– Мам, Владу нужно время, – тихо шепнул Володя, а отец сжал моё плечо.

– Мы дадим тебе столько времени, сколько необходимо, сын!

С тех пор прошло уже почти девять месяцев. Я горел в собственном аду, не желая признавать очевидное: Свету нужно было отключать от аппаратов жизнеобеспечения. Ей не становилось лучше, она не приходила в себя, она не подавала признаков присутствия. Постепенно вся семья смирилась с правильностью этого выбора. Но я всё ещё не мог.

Я оплачивал миллионные счета, продав практически всё, спустив все выигрыши. Мне постоянно требовался дополнительный доход. Так, я пришёл в мир подпольных боёв. И здесь, в центре ринга, я встретил свою любовь, свою судьбу и принятие.

Присутствие Маши в моей жизни уравновесило меня, я смог трезво смотреть на другие аспекты моей жизни. В том числе, я смог увидеть, что вёл себя эгоистично по отношению к родителям и брату. Они хотели проститься со Светой, а я не позволял. Именно Маша сделала меня достаточно сильным, чтобы принять решение. И теперь я был готов отпустить Свету.

Наши семейные отношения были отравляющими, сейчас я это понимал, это понимали все вокруг. Маша стала для меня глотком свежего воздуха, родниковой водой, бьющей посреди пустыни моей жизни. У меня не было и не будет никого, столь же близкого, именно её потерю я не переживу, именно она разобьёт мне сердце, именно её я обязан всеми силами удержать рядом с собой. С ней я хочу быть, с ней моё сердце начинает стучать с неистовой жизненной силой, она – моя любимая, моя судьба.

Там, в душном Сочи, в жарких объятиях этой малышки я принял то решение, которые все от меня ждали долгие месяцы. Я был готов отключить Свету от аппаратов. Той ночью Володя сказал мне, что у Светы случилась остановка сердца, её снова пришлось реанимировать. Потому что я твердил, что её жизнедеятельность необходимо поддерживать. Дела становились хуже. Мне стало хуже. Я вроде бы принял решение, но не ожидал, что его придётся так быстро озвучить. Я просто психанул. Окей, я сильно психанул. И обидел Машку, бросил её в наш такой интимный момент, когда мы наконец стали действительно близки. И дело не только в сексе.

Я примчался в больницу сразу с самолёта, со своей дорожной сумкой. Едва ли не из Машиной кровати. Я ощущал её запах на каждой клетке своего тела. Думаю, что это чувствовали все вокруг.

Мама обняла меня и шепнула: «Пора. Надеюсь ты готов». Я не был готов, мама. И никогда не смог бы приготовиться. Не каждый день ты выступаешь палачом с поддержки родителей этого ребёнка. Моей жены. Моей сестры. Нашей Светы.

В моих глазах стояли слёзы, пока я подписывал необходимые документы. Мы все стояли в маленькой палате реанимации. Все мы прощались с телом, которое уже не было нашей девочкой.

– Лучше, когда это происходит сразу, когда не приходится надеяться, верить, когда ты не ждёшь, что случится чудо, – прошептала мать.

– Прощай, Светлячок, – отец поцеловал свою дочь.

– Прощай, малышка, – мать склонилась над ней.

Я стоял и смотрел на эту картину, и она разрывала мою душу на мелкие кусочки. Больше всего на свете я хотел бы никогда не стоять здесь, но всё происходит по какому-то плану свыше, случается так, как должно. Я хотел бы, чтобы рядом со мной стояла Маша, чтобы я мог чувствовать её силу, поддержку и любовь. Эта простая мысль, возникшая в моём сознании, дала мне сил. И в этот момент я кивнул врачу.

Володя обхватил рыдающую мать за плечи и отвёл в сторону, а отец подошёл ко мне. «Спасибо, сынок». Он пожал мне руку и вышел из палаты, не желая видеть, как жизнь перестанет поступать в тело его дочери по проводам и трубкам.

Я думал, что всё закончится куда быстрей, что врач вынет вилку из розетки и вся аппаратура отключится, как показывают в фильмах. Но жизнь не кино. Сосредоточенно и постепенно врач доставал трубки, иглы, снимал катетеры и присоски, самым последним был аппарат дыхания. Когда кислород перестанет поступать в её лёгкие, наступит остановка сердца, – кажется, эту информацию я услышал из длительного повествования вереницы врачей.

– Погодите секунду, – нерешительно остановил я.

– Да, конечно.

Я склонился над своей женой и нежно поцеловал её в губы. «До свидания, моя девочка. Я тебя прощаю, и ты меня прости».

– Спасибо.

И врач отключил аппарат искусственной вентиляции лёгких.

Ничего не происходило.

Ничего не происходило уже несколько долгих мучительных мгновений.

А потом врач нажал на какую-то кнопку и закричал: «Бригаду реаниматологов в шестую. Живо!»

Я не понимал, что происходит, меня в спешке вывели из палаты.

Спустя несколько часов врач сказал: «Поздравляю. Светлана Игоревна больше не нуждается в жизнеобеспечении, дыхательные функции и рефлексы восстанавливаются. Готовимся к выводу из комы».

И моё сердце разбилось.