— Вечерок выдался, — натужно улыбнулся Рогов после ухода Вадима. — Сначала Марта ушла, теперь Вадим. Не знаю, что и думать. Вы мне так всех друзей распугаете.
— Простите, — извинилась перед ним Рита. — Я понимаю, нехорошо вышло. Но поверьте, я совсем не хотела этого. Мне, наверное, тоже лучше уйти — из-за меня всегда одни неприятности. Я пойду, пойду…
Её, казалось, невозможно было переубедить, но Роману совсем не хотелось именно сейчас оставаться одному. Он готов был пойти на что угодно, лишь бы этого не случилось.
— Постойте, постойте, — сказал он. — Куда вы сейчас пойдете? Думаете, они ушли? Они ведь могут быть еще там, вы же знаете.
— Мне уже всё равно, — словно смирилась со всем Рита. — И потом, ваша подруга сказала, что никого подозрительного во дворе не видела. И ваш друг подтвердил это. Два против одного. Яснее ясного.
— Перестаньте, вы просто не знаете, что делать. Марта и Вадим могли и не заметить, не увидеть, в конце концов. Ваши преследователи где-нибудь укрылись, им тоже лишние свидетели ни к чему. Или вы думаете, что они оставили вас в покое?
Рита посмотрела в глаза Рогова, словно пытаясь в них еще раз прочесть все сказанное им, и по ее взгляду он вдруг понял, что она совсем не воспринимает смысла, что смысл всего доходит до нее постепенно, капля за каплей, откуда-то из далекого, уснувшего сознания. И лишь когда Рита, наконец, осознала, о чем он говорил, ее взгляд вернулся, и она произнесла:
— Не думаю, — как бы доказывая то, что за этот час ни мир, ни состояние его для нее не изменились, и атмосфера страха непомерной массой все еще нависает над ее головой. — Но я и так доставила вам столько хлопот. От вас ушел ваш лучший друг, ваша подруга…
— А, — Вадим? По большому счету, как вы поняли, своим другом я его никогда и не считал. Как всякий эгоцентрист, он вспоминает о тебе только тогда, когда ему это нужно. Вот сегодня, посмотрите, он же пришел ко мне похвастаться своим очередным успехом. У него что-то там получилось, что-то удалось, и он как штык у меня на пороге. Обычно даже не звонит. Так, иногда, когда накатит лирическое настроение. А Марта… Марта просто не в духе. Остынет и вернется, как возвращалась уже не раз. Бог с ней.
Роману было нелегко высказать это, но все равно рано или поздно в жизни наступает момент, когда происходящее нужно хоть как-то объяснить себе. Объяснить, чтобы мир вокруг не разрушался дальше. Гармония окружающего нас мира напрямую зависит от гармонии в нашей душе. Рита невольно нарушила гармонию его упорядоченного существования, поэтому в первую очередь считала себя виновником всего, случившегося сегодня с Романом. Она увидела, как пошатнулся его мир, как заскрипели старые опоры, и теперь пыталась остановить его падение, но сделать это она могла, только уйдя отсюда, только убив себя, к чему еще совсем не была готова.
— Вы её любите? — спросила Рита, почувствовав, что теперь Рогов нуждается в её поддержке.
— Не знаю, — ответил рассеянно он. — Я как-то не задумывался над этим.
— Но, может, мне всё-таки уйти? Моё неожиданное вторжение и долгое присутствие здесь ничего хорошего вам не приносят.
— Ах, оставьте! — даже не хотел спорить с ней Рогов. — Мне иногда кажется, что у меня в жизни никогда и не было ничего хорошего. А друзья, настоящие друзья, как я думаю, бывают только в молодости и при удаче. Сгустятся над вами тучи, и вы увидите, сколько надежных друзей останется с вами. Как правило, один или два, а то и не одного. Но оставим это. Я никак не пойму, куда вы так рветесь? Подождите еще немного. До утра, скорее всего, они ждать не будут. Оставайтесь, места хватит.
Рита смущенно пожала плечами:
— Неудобно как-то. Я вам, конечно, очень благодарна и еще раз прошу меня за всё извинить, но все-таки…
— Чепуха! Какие неудобства? Считайте, что я вас пригласил в гости. Как добрую давнюю приятельницу. Что в этом такого, разве не имею права? Раздевайтесь.
Рогов помог ей скинуть полушубок, Рита стянула сапоги, и они прошли в гостиную.
— Присаживайтесь на диван, — предложил ей сесть Роман. — Вам надо расслабиться, прийти в себя, вы всё принимаете чересчур серьезно. А тут, может быть, ничего такого страшного и нет. Через день, два, поверьте, вы забудете об этом злополучном вечере, как о каком-то кошмарном сне. Сколько раз бывало в жизни: мрачнее, кажется, дня нет, а утром проснешься, взглянешь на случившееся по-новому, и откуда ни возьмись — прорежется свет, яркий-яркий, и ваше сердце затеплится снова. Только не отчаивайтесь, отчаяние убивает волю к жизни.
Роман замолчал. Рита посмотрела на его озаренное каким-то тихим светом лицо и улыбнулась:
— Такое ощущение, будто мы встретились с вами, чтобы успокаивать один одного. То вы меня утешаете, то я вас.
— Вы находите? — несколько удивленный спросил Роман. — Со стороны, наверное, действительно смешно. Я не слишком переусердствовал? Ментор с меня, надо сказать, никудышный. Да и кого я чему могу научить? Сам по жизни бреду вперевалочку — то на темную сторону меня поведет, то на свет выгонит. Стоит ли вообще кого поучать?
Роман почувствовал, что ему стало легче, Рита словно успокаивала его. Такой душевной легкости он не ощущал даже с Мартой. Не удивительно ли?
— А почему бы нам не выпить? Вадим после себя оставил почти полную бутылку коньяка. Знает, чем порадовать друга. В коньяках он разбирается. Не желаете? Отменный коньяк.
Роман наполнил стоящие на столике бокалы, один из них протянул девушке, а потом будто спохватился:
— А я, собственно говоря, даже не знаю, как вас зовут.
Девушка улыбнулась: в который раз сегодня она уже представлялась.
— Рита. Меня зовут Ритой.
— Не хочу показаться банальным, но ваше имя мне нравится.
— Это комплимент? — Она, очевидно, привыкла к комплиментам.
— Как хотите, — сказал Роман. Мрачная атмосфера как будто начала рассеиваться.
— Тогда спасибо.
Рита взяла из рук Рогова свой бокал.
— А меня зовут Романом.
— Роговым, — сказала она.
— Роговым. Так меня называет Марта. Знаете, есть такой тип женщин, которые своих избранников во всех кругах величают по фамилии. Даже наедине. У них это отчего-то очень легко получается. Даже в приятельских беседах они говорят не иначе, как: «А вот и мой Рогов», — если хотят похвалиться (причем, хвалят, как правило, исключительно себя), или: «Этот Рогов…», — если представляют его в неприглядном свете (но тогда уж только его). И на удивление, мы все это терпеливо сносим.
Рита улыбнулась:
— А вы еще и юморист.
— Жизнь, увы, научает, — развел руками Рогов, — а юмор помогает выжить и глядеть на окружающие вещи проще. Вы не находите? Ваше здоровье.
Рогов залпом выпил свой бокал.
— Хороший коньяк. Закусывайте, закусывайте, не стесняйтесь, — предложил он ей бутерброды и стал закусывать сам. — Итак, вас зовут Рита, вы молодая симпатичная девушка, у вас интересная и захватывающая жизнь, полная опасностей и приключений.
— Скажете тоже, — улыбнулась Рита, — какие приключения. Всё, как у всех: детский сад, школа… Рассказывать нечего.
— Тогда не нужно. Я тоже не люблю, когда меня расспрашивают о моей жизни. Да, собственно, оглянешься назад, посмотришь внимательно, а остановиться не на чем. То ли попали в какую-то мышиную эпоху, то ли еще не можем понять, в какую эру живем: как-то всё лихорадочно, суетливо, ничего, кажется, яркого, примечательного в жизни. Где-то кто-то живет интересной, разнообразной жизнью — незабываемые встречи с удивительными людьми, поездки, путешествия, — а здесь одна серость, одна тишь да гладь, но божьей благодатью и не пахнет. А у вас, наверное, жизнь увлекательная, за день всякого хватает.
— Не знаю. Я как-то не задумывалась над этим. Но если признаться честно, и не хочу задумываться.
— Вот-вот, в этом вся современная молодежь: она ни над чем не задумывается.
Рита вопросительно посмотрела на него:
— Вы упрекаете меня?
— Упаси Бог, просто констатирую факты.
Но Рита была не согласна с таким утверждением.
— Что тут плохого? — насела она на Романа. — По крайней мере, это помогает избегать всяческих стрессов.
— С этим можно поспорить, — сказал Роман. — В наш безумный век скоростей и равнодушия стрессов не удается избежать никому. И разве ваша ситуация тому не пример? Разве ваше нынешнее положение не стресс? Даже я, человек, который, кажется, разуверился во всем и забился от всех, как вы говорите, в своей норе и то не избегаю их. А вообще-то я понимаю вас: вы просто плывете по течению жизни и редко задумываетесь, к какому берегу вас прибьет. По сути, я и сам обыкновенный фаталист и этим, скорее всего, и объясняется то, что я не бросился вдогонку Марте и не остановил Вадима. Судьба сама расставит все акценты.
— Но здесь я с вами не согласна. По-вашему, вообще ничему нельзя противиться, сложить руки на груди и ждать неизвестно чего? Я так не могу и жить так не буду.
— Я вас не переубеждаю. «Каждому свое», как говорили древние.
— А потом современники повесили над воротами Бухенвальда.
Рита глянула на Рогова с вызовом. Роман пошел на попятную:
— О, вам и эта сторона истории знакома. Я думал, молодежи вообще нет дела до прошлого.
— Кому-то, может, и нет.
— Тогда я склоняю перед вами голову. Выходит, не все так запущено, как мне казалось. В этом свете предлагаю оставить наш пустой разговор. Признаться честно, я ужасно проголодался. Да и вы, наверное, не прочь перекусить. Как на это смотрите? У меня давно готов ужин. С этими нервотрепками я совсем позабыл про него. Сейчас принесу.
— Вам помочь?
— Нет, нет, спасибо. На кухне я справляюсь сам. Холостяцкая, знаете ли, привычка.
Рогов оставил девушку одну и пошел доставать из духовки жаркое, которое еще парило и ароматно пахло специями. Рогов разложил жаркое по тарелкам, бросил сверху несколько веточек петрушки и понес в гостиную.
Рита с любопытством рассматривала комнату.
В свое время Рогов позаботился о том, чтобы его жилище было как можно скромнее обставлено, поэтому здесь, в гостиной, он поместил лишь диван-кровать, пару кресел, журнальный столик перед ними и телевизор на подставке. Одну стену, правда, у него занимали книжные полки, на остальных же висели репродукции: одна — с веткой сливы и сидящим на ней соловьем на фоне заснеженной Фудзиямы в типично восточном стиле, другая — отлично выполненная копия картины Поля Дельво «Адское одиночество», изображающая в стремлении своем убежать из тени на свет, из прошлого в будущее застывший образ вечно юной девы с огромной тоской во всем облике, и даже в усталом, ослабевающем порыве выброшенной вперед правой руки.
Рита стояла у этой репродукции и смотрела на нее, не отрываясь.
«Какие глаза», — хотел было сказать Рогов о картине, но осекся: взгляд Риты, казалось, пронизывал ее насквозь, и по выражению лица девушки он вдруг понял, что сейчас, в данный момент, она испытывала ту же безысходность, ту же тоску, которую так зримо передал в своем сюрреалистическом откровении Дельво. Рита будто перенеслась в тот миг, в то состояние, в ту безысходность и породнилась с нею.
«Как много у них общего», — в который раз подумалось вдруг Рогову, но он поспешил отвлечь Риту от созерцания. Ему показалось, что если девушка так и дальше будет смотреть на картину, она просто сойдет с ума. Рогов нарочно громко поставил тарелки на столик и застучал вилкой о стекло бутылки.
— Э-э-й, девочка, оторвись, не то ты просверлишь мою картину насквозь.
Рита как после наваждения отвела взгляд от картины и тяжело вздохнула.
— Жуткая картина. Она навевает столько мыслей. Я словно сама перенеслась в тот позабытый город. Сколько там тоски и одиночества, сколько печали. У него все картины такие?
— Почти все. Город брошенных женщин, город ожидающих женщин. Правильно ты уловила: город тоски и одиночества.
— Я будто только что вернулась оттуда, — сказала Рита и поникла. Рогов с грустью посмотрел на нее и понял, что девушка еще не пришла в себя. Видно, сегодняшний вечер вымотал ее вконец.
— Ты это брось, — не выдержал он. — Так нельзя. Выкинь всё к черту из головы. Распустила, понимаешь, нюни. Все образуется, надо только сильно верить и сильно этого хотеть. Давай, выпей! — налил ей бокал. — Поешь! Без всяких формальностей.
Рогов почувствовал, что и сам с этими нервотрепками сильно проголодался. Он пригласил Риту к столику. Она опустилась в кресло, немного выпила, но к еде почти не прикоснулась. Ковырялась в своей тарелке неохотно, как сонная. Рогов же набросился на жаркое с аппетитом. Он всегда жадно ел, когда нервничал.
— Знаете, — сказала чуть погодя Рита, — я вроде немного успокоилась, как будто забылась, а вот посмотрела ваши картины и на меня снова накатило. Я же вам не сказала: я пыталась выброситься из машины, когда они меня везли. И я бы выбросилась, правда, выбросилась бы, вы мне верите?
Рита пристально посмотрела на Рогова. Он не отвернулся.
— Верю. Конечно, верю тебе, Рита.
Она сама потом отвернула свое залившееся краской лицо. Видно было, что ей неприятно говорить обо всем происшедшем с нею.
— Они хотели меня унизить. Они хотели… Знаете, что они хотели?
Этого Рогов знать не хотел. Он совсем не жаждал копаться во всей грязи, это только нарушило бы привычный спокойный ход его жизни, а он пока не желал ничего менять, поэтому как можно мягче остановил её:
— Не надо, Рита, не надо. Не хочу ничего даже слышать об этом.
Но Рита восприняла всё иначе:
— Вот, вы меня понимаете, вы всё понимаете. Я была бы очень счастлива, если бы все меня так понимали…
— Это невозможно, Рита. — Сердце Рогова билось по-прежнему ровно. — Меня ведь тоже многие не понимают. Хотя бы Марта, или Вадим, или… Впрочем, вы их совсем не знаете. Каждый из нас ищет понимания. Вот раз со мной еще в юности случилась забавная история. Снимал я как-то у одной старушки комнату. Всё вроде ладно, мирно, но потом решил перебраться на другую квартиру, поближе к работе, и уходил, когда она оказалась в санатории. Попрощался с её мужем, расплатился за всё, передал ей привет и оставил на всякий случай телефон своего нового обиталища. Так она, вернувшись из санатория, так на меня обиделась, что я съехал, не дождавшись её возвращения, что немедленно позвонила моей новой хозяйке и пожаловалась на меня, что я-де, мол, такой-сякой и никогда её не понимал. И я до сих пор себя спрашиваю: а должен ли я был вообще её понимать?
— Да, забавная старушка, — сказала Рита.
— Веселая попалась, — согласился с ней Рогов. — Наверное, я запал ей в душу. Но ты ешь, ешь, а то совсем остынет. Чем же тебя развеселить? Включить телевизор или магнитофон, может, музыка тебя отвлечет?
— Вряд ли, — сказала Рита, — мне сегодня что-то не до музыки. Но вы, если хотите, включайте.
— Да я, собственно, хотел только тебя успокоить, отвлечь от мрачных мыслей, а то ты всё думаешь, думаешь.
— Ни о чем я больше не думаю. Признаться честно, я уже и не знаю, что думать.
— Нечего думать, — произнес с энтузиазмом Рогов, — надо жизнь принимать такой, как она есть!
Но Рита не поддержала его.
— Вам просто говорить: «жизнь, как она есть». А какая она есть, вы можете сказать? Да и что такое жизнь? Когда над тобой на тонком волоске висит дамоклов меч, жизнь перестает быть жизнью, превращаясь в сплошное каждодневное ожидание. Ожидание конца. И всё вокруг тогда теряет всякий смысл, потому что ты наверняка знаешь лишь одно, что впереди у тебя конец. Твоя судьба как на ладони, ясно и определенно. Волосок обрывается, меч падает, а ты ни вправо, ни влево. Финита ля комедия. «The and». Разве не так?
Рита вопросительно посмотрела на Рогова. Рогов сказал:
— Я, конечно, не знаю всего, что случилось с тобой. Какой такой дамоклов меч висит над твоей головой, но мне кажется, ты слишком сгущаешь краски. Согласен, в жизни бывают мрачные моменты, бывают минуты такого горького отчаяния, что готов даже в петлю лезть. Однако глядишь вдруг, и изменится что-то. Неизвестно как, неизвестно кто протянет тебе руку, и станет на душе светлее, и вчерашнее подавленное состояние покажется таким пустяшным, таким нелепым и даже удивительным, что станет смешно: чего же я тогда хандрил, из-за чего расстраивался. И у тебя, поверь мне, всё пройдет, и ты потом если и будешь вспоминать об этом, то только как о дурном сне. Так что не переживай сильно и забудь всё поскорее.
— Я бы хотела, — пожала плечами Рита, — очень бы хотела, но у меня ничего не получается.
— Получится, обязательно получится, ты только выбрось всё из головы и увидишь, тебе станет легче.
Тут неожиданно раздался звонок в дверь. Оба насторожились. Кто там еще? Рита не знала, что и думать. Рогов тоже заволновался. Но ему-то никак нельзя расслабляться, он мужчина.
Рогов поднялся, попытался успокоить Риту, так как звонок прозвучал снова.
— Сиди, я сам подойду к двери, — сказал он ей. — Даже если это и «они», вломиться сюда им не удастся: двери у меня надежные, телефон не отключен, в крайнем случае вызовем милицию.
Но из-за двери до них донесся громкий голос Марты:
— Рогов, Рогов, открывай. Я тебе бандитов привела! Они стояли у подъезда, совсем околели. Открывай, даже если твоя пассия еще не ушла, их надо покормить. Умрут с голоду.
Рогов, чуть успокоившись, сказал Рите:
— Это Марта, я открою. Будет неудобно, если мы никак не отреагируем.
Но Рита снова стала испуганно умолять его не открывать:
— А если там действительно они?
— Глупости, — сказал Рогов, — никакие бандиты не решились бы действовать при людях. Если они, разумеется, с головой.
Но Рита настаивала на своем:
— Не открывайте, пожалуйста, они же совсем сумасшедшие.
— И всё же вряд ли пришли с Мартой. Марта сама боится всякой нечисти.
— Рогов, ты долго будешь держать нас на лестничной площадке? — снова из-за двери раздался нетерпеливый голос Марты. — Открывай, наконец, мы изрядно проголодались.
— Я открою, — Рогов ушел открывать дверь, а Рита осталась на месте.