И оживут слова. Часть III

Глава 6

Я не помню, как выбежала из покоев и куда бежала. Помню только, что мне навстречу выскакивали заспанные люди, а я не могла им внятно объяснить, что случилось, пока наконец на моем пути не возник Миролюб и намертво не прижал меня к себе, пресекая всяческие попытки вырваться. В его объятиях мою истерику точно выключили. Во всяком случае, кричать я, кажется, перестала. Однако, стоило дому погрузиться в относительную тишину, как откуда-то издали раздался еще один женский визг.

– Змея! – закричала я, снова пытаясь вырваться.

Миролюб не пустил.

– Тихо, хорошо все.

– Не хорошо! – клацая зубами от страха, попыталась объяснить я. – В моей постели была змея!

На этих словах Миролюб резко меня выпустил и поспешил на шум.

– Не бросай меня! – в панике прошептала я, но он не услышал.

Я поняла, что никакая сила не заставит меня остаться в темном коридоре, потому что единственным освещением здесь служила тусклая полоска света из чуть приоткрытой двери. Что было за этой дверью, я понятия не имела. Возможно, покои Миролюба, потому что бежала я долго и вполне могла очутиться на мужской половине. Я сглотнула и бросилась за уже исчезнувшим Миролюбом. К счастью, на пути мне попалась перепуганная девочка с лампой. Кажется, та самая, что не могла говорить, во всяком случае она молча взяла меня за руку и потянула в ту сторону, где исчез Миролюб.

До наших с Добронегой покоев мы добрались быстро. Вероятно, убегая, я в панике бессистемно петляла по коридорам, оттого путь и показался таким дальним. Свернув в знакомый коридор, я почувствовала, что ноги приросли к полу и дальше я не смогу сделать ни шага.

– Воду неси! Что стоишь?! – заорал кто-то, и я не сразу узнала в этом крике голос Миролюба.

Я бросилась вперед, забыв о страхе, и почувствовала, что тянет дымом. Мне навстречу выбежали сразу несколько женщин, и все они неслись так, будто за ними гнались. Не успела я войти в комнату и краем глаза заметить Миролюба, сбивавшего пламя с кровати, как кто-то сильно толкнул меня с криком:

– С дороги!

Я прижалась к стене, пропуская женщин с ведрами, мисками, ковшами. Мне на ноги выплеснулась ледяная вода. По коридору загрохотали тяжелые шаги. Спустя мгновение эта часть княжеского дома наводнилась воинами, которые втащили бочки с водой, мигом разогнав всех женщин.

Я убежала вместе со всеми и очутилась во дворе в изрядной толпе перепуганных женщин. Некоторые из них держали на руках хнычущих детей. Дети постарше молчали, прижимаясь к матерям и кутаясь кто во что. В руках у пары подростков были факелы, освещавшие нашу встревоженную группу. Ни Златы, ни Добронеги не было.

Я сразу вспомнила об Алваре и о том, что способен сделать огонь. Не его ли это рук дело? В этот миг я осознала, что нахожусь в самом сердце деревянного города, и если этот огонь вызван Алваром, ни у кого из нас нет шансов на спасение. Мне стало по-настоящему страшно.

Вскоре из дома стали выходить хмурые воины. Двое из них вытащили набитый пером, обгоревший матрац и бросили его прямо у крыльца. Три женщины тут же подхватили матрац и потащили к хозяйственным постройкам. Я наблюдала за всей этой суетой, боясь пошевелиться. Все кончилось? Беда миновала? Я ожидала, что сейчас все начнут возвращаться в дом, но женщины по-прежнему стояли во дворе, словно чего-то ждали.

Наконец на крыльце появился Миролюб. Только тут я заметила, что он без рубахи, впрочем, было непохоже, чтобы он сейчас стеснялся своего увечья.

– Хорошо все. Спать идите, – громко объявил княжич.

Тут же по двору пронесся вздох облегчения.

– Много ли сгорело, Миролюб? – с тревогой в голосе спросила пожилая женщина, беспрестанно гладившая по волосам девочку лет семи.

– Одной кроватью в доме меньше, не обеднеем, – со скупой усмешкой ответил Миролюб, и все рассмеялись. – А коль не ты бы, Мариша, так бы легко не отделались. Но Боги миловали.

Старуха улыбнулась беззубым ртом:

– Ох, княжич-княжич, над старой-то потешаться удумал…

– Какая ж тут потеха? Кабы не твой наперсток, весь дом бы сгорел… – уже не таясь, расхохотался Миролюб, и только тут я заметила, что в левой руке старуха сжимает крупный наперсток. Вероятно, это было единственное, что оказалось у нее под рукой в момент пожара.

Смех Миролюба подхватили все, кто находился во дворе. В этом смехе было облегчение людей, разминувшихся с бедой.

Но отчего загорелась кровать? Неужели я, убегая, смахнула со стола лампу? Но это невозможно! Лампа стояла на столе, а я пятилась к двери и, кажется, к столу не подходила. Я вспомнила, что слышала женский крик из наших покоев, когда пыталась объяснить Миролюбу, что произошло. Может быть, кто-то из служанок увидел змею и бросил в нее фонарем? Или это все же моя вина?

Пока я размышляла, на крыльце появился князь. В отличие от сына, он был полностью одет, лоб привычно перехватывал кожаный обруч. Словно Любим и не ложился в эту ночь. Он что-то негромко спросил у сына. Миролюб ответил. Князь внимательно выслушал и, как и княжич, обратился к собравшимся с шуткой. На этот раз досталось растрепанной девчонке, которая прижимала к себе подушку. В толпе тут же зазвучали беззлобные подтрунивая. Подождав, пока возбужденные голоса утихнут, Любим отправил всех восвояси. Женщины и присоединившиеся к нашей группе мужчины разошлись. Остались лишь старик с факелом и я, потому что не была уверена, можно ли мне возвращаться в комнату.

Любим медленно спустился с крыльца и направился в мою сторону. Я надеялась, что Миролюб последует за ним, однако в это время из дома появилась та самая Улада – мать его сына. В руках она сжимала стеганую куртку.

– Надень, княжич, застынешь, – услышала я.

Я испытала укол – нет, не ревности – зависти. Они были семьей, у меня же теперь не было никого.

Князь оглянулся на сына со служанкой, однако ничего не сказал. Миролюб принял куртку, и Улада помогла ему одеться. Выглядело это так, будто давно стало привычным ритуалом. И о какой свадьбе может идти речь? Я здесь как телеге пятое колесо.

Любим повернулся ко мне и, забрав у старика факел, кивком головы отпустил того отдыхать. Я невольно посмотрела на факел, и перед глазами заплясали пятна. Пришлось зажмуриться, поэтому я не видела выражения лица князя, когда он произнес:

– Как огонь занялся?

Голос прозвучал ровно, но мне стало не по себе.

– Я не знаю, – честно ответила я, открывая слезящиеся глаза. – Я выбежала из покоев. Лампа на столе была. Не знаю, отчего кровать загорелась.

Миролюб наконец сбежал с крыльца и коснулся плеча отца:

– Дозволь, отец.

Любим обернулся к сыну. Миролюб отвел князя на несколько шагов и что-то зашептал на ухо. Князь посмотрел на меня и нахмурился. Мне же оставалось лишь стоять, ежась от холода. Наконец переговоры закончились, и Любим посмотрел на меня долгим взглядом, потом кивнул, будто что-то для себя решил, и негромко произнес:

– Доброй ночи.

Я удивленно моргнула, не ожидая такого скорого окончания допроса. Князь передал сыну факел и, больше ничего не добавив, скрылся в доме.

– Что ты ему сказал? – прошептала я Миролюбу, будто нас мог кто-то услышать.

Тот не ответил, лишь поморщился, и я поняла, что правду он мне не скажет. Разом вернулись все мои сомнения.

– Я не могла опрокинуть лампу, – негромко произнесла я и, набравшись храбрости, посмотрела в глаза Миролюбу.

Он потер подбородок о плечо, повертел головой, разминая шею. Я понимала, что он просто тянет время, и меня снова начало накрывать волной липкого страха.

– Там была змея, – прошептала я. – Огромная черная змея. В постели.

Миролюб наконец посмотрел на меня, и я застыла, чувствуя, как струйка холодного пота бежит между лопатками, заставляя невольно ежиться.

– Я не видел там змеи, – негромко ответил он.

Я вздрогнула от накатившего ужаса.

– То есть она где-то в доме? – панически прошептала я.

Миролюб вздохнул, а потом посмотрел на меня со смесью жалости и разочарования.

– Не думаю, что она в доме. Не думаю, что она… вообще была.

– Что? Но я же видела… А потом кто-то из девушек кричал… ты же побежал на крик!

– Вéсна кричала, потому что огонь увидела. Не было змеи!

Я помотала головой и невольно отступила на шаг.

– Я не могла скинуть лампу со стола. Тем более на кровать.

– Рука эта, – невпопад откликнулся Миролюб. – И не обнимешь даже.

Я выдавила из себя улыбку и протянула руку к факелу.

– Давай подержу. Тут кроватей нет.

Миролюб улыбнулся одними губами и передал мне факел. Сам же крепко прижал меня к себе, зашептав на ухо:

– Я не говорю, что пожар устроила ты. Мог кто-то иной. Кому-то ты здесь не угодила.

Я нервно усмехнулась в его плечо, стараясь отвести факел как можно дальше от нас.

– И кому я могла не угодить, интересно?

Миролюб тоже усмехнулся мне в висок, вероятно, подумав об Уладе. У меня же к этому списку добавлялась еще и Добронега, как ни страшно было это признавать. Еще я держала в уме то, что Ярослав был человеком княжича, и, значит, в Каменице могли быть те, кому выгодна смерть Всемилы. Да и тело самого Ярослава так и не нашли. Мне снова захотелось в Свирь, к Радиму. Впрочем, был ли город, который я успела признать домом, теперь так же безопасен для меня, как и раньше?.. Благо, на фоне этого страха, грела сумасшедшая мысль, что Миролюб не винит меня в пожаре, несмотря на то, что все, что я могла ему предложить – мое слово. Причем, ничем не подтвержденное. Но ему этого хватило, чтобы снова встать на мою сторону. Я была благодарна настолько, что не стала настаивать на том, что видела змею. Может, это морок, навеянный святыней, или же я наконец сошла с ума? Мой разум держался и так неоправданно долго, принимая как данное всю чудовищность моего появления и пребывания здесь.

– Пойдем, застынешь, – Миролюб снова легонько коснулся губами моего виска и потянул меня к дому.

Я послушно последовала за ним, но у самого крыльца замерла. Мысль о змее вернулась. Я как наяву снова увидела черное извивающееся тело, ползущее прямо ко мне. А что если Миролюб просто ее не заметил, и она теперь в доме? Здесь нет электричества. Зато есть десяток темных коридоров и несчетное количество погруженных во мрак углов. Если до этого момента я не могла сказать, что страдаю герпетофобией, то сейчас я поняла, что не могу сделать ни единого шага дальше.

Миролюб вытащил из моего судорожно стиснутого кулака тяжелый факел, пристроил его на скобу у крыльца и протянул мне руку. Он смотрел спокойно и уверенно. Я бы многое отдала за то, чтобы выглядеть хотя бы вполовину такой же спокойной.

– Там змея, – упрямо повторила я. – Я ее видела, понимаешь?

– Ясно солнышко, – ласково, как к неразумному ребенку, обратился Миролюб, – там не было змеи. Змея – не иголка, ее не спрячешь. Это просто тень, и ты устала сегодня. Алвар со своими разговорами, потом мы с Олегом… Мне самому уже от усталости последних дней чего только не видится. Но это пройдет, слышишь? – он ласково коснулся моей щеки тыльной стороной ладони. – Все наладится.

Я глубоко вздохнула, собираясь с силами. Очень хотелось верить, что все наладится, но что-то не давало мне успокоиться на мысли, что мне это привиделось.

– Я не могу туда вернуться, – прошептала я и подняла на Миролюба полный мольбы взгляд.

Я надеялась на его понимание. Кто, если не он, поймет меня и поможет?! И он не подвел. После бесконечно долгого взгляда глаза в глаза Миролюб повернулся к дому, несколько секунд подумал и спросил:

– Но тебе ведь не будет страшно с Добронегой?

Я неосознанно вцепилась в его запястье. Вот только что я могла сказать? Что считаю Добронегу виновной в том, что в моей постели оказалась змея? Эта мысль оформилась совершенно четко. Я подозревала не только мать ребенка Миролюба, но и мать Радима. Я мало что поняла из нашего утреннего разговора, зато отлично помнила ее мольбы не забирать ребенка Златы, не забирать Радима. На месте материнской любви ядовитым цветком расцвел страх, и, вероятно, Добронега вздохнула бы свободнее, исчезни я из этого мира. В конце концов, они уже успели оплакать Всемилу. Во второй раз это не будет так тяжело, тем более на фоне новости о ребенке. Так могу ли я спокойно остаться с ней на ночь? Я зажала рот ладонью, чтобы не разреветься, и вновь посмотрела в глаза Миролюбу.

– Что случилось? – тихо спросил он, выворачивая запястье из моей руки и перехватывая мою ладонь. – Расскажи!

– Я… я не могу. Просто поверь, что я… не могу с ней. И одна там не могу.

Миролюб вновь посмотрел на закрытые ставни спящего дома.

– Одно скажи: она сердится из-за хванца?

Слезы все-таки потекли, и на их фоне в моем смешке прозвучала явная истерика.

– Олег здесь вообще не причем.

– Ладно, все. Не Олег так не Олег.

Миролюб выпустил мою руку и провел ладонью по моей щеке, стирая слезы.

– Тебе, наверное, нужно с сыном быть? – всхлипнула я, понимая, что оттягиваю на себя непростительно много его внимания, заставляя без конца разбираться с моими проблемами. – Как он?

– Спит. Хорошо все будет. Просто испугался. Алвар не дурак. Серьезного вреда ему бы не простили.

– О чем он говорил с тобой? Вы же встретились вчера?

Миролюб кивнул и медленно, словно раздумывая над словами, произнес:

– Он хочет мира. И еще ему очень нужен хванец. А вот зачем, я пока не понял.

– Он вправду ищет свитки?

– Свитки, предания, беды на свою голову, – вздохнул Миролюб. – Он не тот, кого я хотел бы видеть на своей земле, но придется мириться до поры. Пока не пойму, чего он хочет на самом деле.

«А мальчик из Савойского монастыря очень хочет спасти мир. Но ему нужна помощь».

Интересно, сколько правды в этих словах и что именно Алвар сказал Миролюбу? Миролюб меж тем бросил еще один взгляд на дом и произнес:

– Я не могу остаться на ночь с тобой. Но не оттого, что должен быть при сыне, а оттого, что ты не дворовая девка, и я… не могу. Не в своем доме. Я могу дозволить себе многое, но не все. Что же до сына… Никто здесь не забывает, что он… нагулянный, – неловко произнес Миролюб и, как мне показалось, слегка смутился. – Если ты тревожишься из-за Улады, не надобно. Она знает, что я не обижу мальчонку, но княжество перейдет к твоему сыну.

Мне стало неуютно от этих слов. С одной стороны, я понимала, что Миролюб рассуждает как будущий правитель, с другой стороны, все это выглядело так, будто его мало волнуют эти мальчики: уже существующий и гипотетический мой. Кстати, почему не наш, а мой? Уточнять я не стала. Подумала, что должна была бы чувствовать себя польщенной от того, что он так откровенен со мной, но вместо этого мне стало еще муторней. К тому же его откровенность никак не решала мою проблему: я по-прежнему не могла вернуться в дом.

Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появилась Добронега. Она куталась в теплую шаль и щурилась от света факела, силясь разглядеть нас с Миролюбом.

– Вот вы где, – наконец проговорила она.

Я сжала ладонь Миролюба еще сильней, не желая отпускать его ни на миг. Мой жест не прошел незамеченным: Миролюб повернулся к матери Радима и, высвободив руку из моего захвата, взбежал по ступеням. Он что-то быстро сказал Добронеге и обернулся ко мне:

– Я скоро.

Они скрылись в доме, а я осталась одна в пустом дворе. Впрочем, когда первый приступ паники прошел, я увидела, что у запертых ворот стоят два воина. Это немного успокоило.

Миролюб вправду вернулся скоро. На нем был плащ, в руке он держал еще один плащ и мою поясную сумку.

– Надень.

Я не стала спорить, быстро накинула на плечи плащ и закуталась в его полы.

– И на голову.

Я накинула капюшон, и Миролюб, бросив короткий взгляд на закрытые ставни, потом на охрану, повел меня в обход дома к палисаднику.

– Куда мы идем? – рискнула я спросить, когда мы миновали хозяйственные постройки.

– Тихо, – откликнулся он, и я прикусила язык.

Фонарей здесь не было, и я с ноткой восхищения отметила, как отменно Миролюб ориентируется во дворе в кромешной тьме. Несколько раз он останавливался и шепотом предупреждал то о низко спускавшейся крыше, то о загородке, то о кусте малины.

Наконец мы приблизились к задним воротам, которые также были заперты. В охране стоял один часовой. Миролюб придержал меня за руку, безмолвно приказав остановиться, а сам направился к воротам. Он быстро переговорил со стражником, вернулся за мной, натянул мне капюшон еще ниже, чтобы скрыть лицо, и, взяв за руку, вывел со двора. Стражник едва приоткрыл ворота и благоразумно отвернулся в сторону. Мне вдруг пришло голову, что Миролюб не в первый раз ночью выводит со двора незнакомых девушек, впрочем, я тут же устыдилась этой мысли. Он был сыном князя, и это давало ему неограниченную власть в столице, да и во всем княжестве, разве что кроме Свири. Так могу ли осуждать его за то, что он этой властью пользуется?

За воротами Миролюб выпустил мою руку и, приложив палец к губам, мотнул головой в сторону темного переулка, указав мне следовать за ним. На миг мне стало страшно. Что я делаю? Куда он может меня завести? Я же совсем одна. Вздумай Миролюб сделать что-то плохое, мне никто не поможет!

Впрочем, стоило ему обернуться и поманить меня рукой, я разом вспомнила, кто он. Пусть со Всемилой у них не сложилось, но ко мне он всегда был внимателен и добр, и у меня не было поводов ему не доверять. Да и выбора у меня, если уж на то пошло, тоже не было. Да, мой затуманенный святыней разум хотел верить лишь Альгидрасу, хотел быть рядом с ним, искать защиты, поддержки, а еще делиться теплом и нежностью, но это все не имело никакого отношения к реальной жизни, поэтому я покорно пошла за Миролюбом в темный переулок.

Мы петляли, как мне показалось, довольно долго и наконец вышли к той самой харчевне, в которой обедали днем. Как и несколькими часами ранее Миролюб уверенно направился к лестнице, ведущей на второй этаж, предупредив меня не снимать капюшон. По пути он перехватил служанку и, прижав ее к себе, что-то зашептал на ухо. Девушка хихикнула и ответила, что все будет исполнено.

Мне эта сцена была неприятна, и Миролюб снова каким-то чудом это понял. Стоило нам войти в уже знакомую комнату, как он дернул за кончик моего капюшона, заставив тот свалиться с головы, и весело произнес:

– Не думай худого, ясно солнышко. Если я просто пройду мимо служанки, я ее обижу. А я не люблю зря обижать.

– А не зря любишь? – зачем-то спросила я.

– С разными людьми по-разному, – без улыбки ответил Миролюб, – но тебе о том думать не надо.

Я рассеянно улыбнулась и оглядела комнату, хотя еще в обед успела рассмотреть все до последнего сучка в бревнах. Взгляд сам собой упал на неширокую кровать. Мы будем спать здесь? Вдвоем? Я нервно покосилась на Миролюба. Тот о чем-то задумался, но, почувствовав мой взгляд, посмотрел мне в глаза и ободряюще улыбнулся:

– Хорошо все будет. Ты переночуешь здесь, а утром мы отправимся в Свирь.

Паническое «здесь? Одна?» споткнулось о слово «Свирь».

– В Свирь?

– Да. Под крылом у Радима тебе лучше будет. Да и мне за тебя спокойнее. Может статься, кто-то вправду хотел причинить тебе вред. То, что я не видел змею, не значит, что ее не было.

Я вздохнула с облегчением. Все-таки он не считает меня сумасшедшей.

– Но даже если тебе показалось, все равно в Каменице тебе худо может быть. Ярослав был одним из моих людей. Он мог учинить это не один. Не знаю, о чем думал Радим, позволяя тебе ехать сюда.

– Я сама просилась, – заступилась я за брата Всемилы, – да и не одна ведь. С Добронегой и Златкой. А им ты как скажешь? – вдруг всполошилась я. – А отцу с матерью?

Миролюб тяжко вздохнул и страдальчески сморщился, а я поняла, что разговор у него будет не из легких.

– Матери еще седмицу не до того будет, – наконец озвучил он. – На нее когда находит, долго длится.

Это было сказано с такой горечью и сыновьей тоской, что я невольно шагнула к Миролюбу и сжала его ладонь. Он чуть сжал мои пальцы в ответ и криво улыбнулся:

– Добронеге я уже все сказал.

– Что ты ей сказал? – прошептала я, сглотнув.

– Не нужно тебе это, ясно солнышко. Забудь. Она все равно до зимы, а то и дольше в Каменице пробудет. Златку не оставит. А потом… Потом видно будет.

Мне стало горько от этих слов. Я терзалась противоречивыми чувствами: с одной стороны, мне казалось, что я сегодня предала Добронегу, поверив в то, что она способна причинить мне вред, с другой – я вспоминала черную змею и утренние слова матери Радима и понимала, что ничего уже не будет как прежде. Я не дочь ей и никогда не стану. Более того, теперь я для нее реальная угроза. Я едва не решилась спросить у Миролюба, почему Добронега переменила свое отношение, но вовремя прикусила язык. Я спрошу об этом у Альгидраса, если мне удастся его увидеть.

Сердце тут же подскочило. Я же еду в Свирь, а он остается здесь! И может случиться так, что я никогда его не увижу. Я высвободила руку из пальцев Миролюба и подошла к разожженному камину. Неужели это все? Неужели все закончится вот так? Святыня там или нет, но я просто не могла смириться с тем, что, возможно, никогда его не увижу.

– Ты дрожишь, – услышала я голос Миролюба точно через вату.

– Замерзла.

В это время в дверь постучали, и после ответа Миролюба двое мужчин внесли в комнату большую лохань, а сразу несколько служанок притащили воду, от которой валил пар. Я уставилась на Миролюба.

– Вода с травами, – невозмутимо пояснил он. – Первое дело при холоде и страхе.

Я не стала спорить, пока не ушли слуги, а потом с возмущением повернулась к Миролюбу.

– Я не…

– Я за дверью буду. Девушки тебе помогут.

– А… – я захлопнула рот, подавившись возмущением. – Мне помощь не нужна. Я сама.

К счастью, Миролюб не стал настаивать, а лишь пожал плечами и вышел. Я некоторое время смотрела на дверь, но потом все же решила, что погреться в воде не такая уж плохая идея.

Идея и вправду оказалась чудесной. Погрузившись по самую шею в теплую, рыжую от крепко настоянных трав воду, я почувствовала, как напряжение оставляет тело. Запах трав дурманил голову, и меня даже начало клонить в сон. И только мысль о том, что Миролюб найдет меня здесь в чем мама родила, заставила выбраться из начавшей остывать воды. Я вытерлась заботливо оставленной тканью, заглянула в брошенную у камина сумку и обнаружила чистую рубаху и платье. С наслаждением переодевшись, я снова покосилась на кровать. Если Миролюб решит, что близости между нами пора случиться, что мне делать? Он княжич и в своем праве требовать все что угодно у любой девушки со своих земель. Никто ему и слова не скажет. Если бы я была в Свири, все было бы проще. Но здесь… На миг я всерьез задумалась, готова ли я к близости с Миролюбом. Физическая сторона вопроса меня не пугала. Я видела Миролюба без рубахи, и что бы он там себе ни думал, меня его увечье не отталкивало. Я смотрела на него как на воина, получившего тяжелую рану в бою. То, с каким достоинством нес Миролюб свой крест, не могло не вызывать восхищения. Мне были приятны его поцелуи. Мне нравился сам Миролюб, вот только… Проклятая святыня отравила мои мысли, заставив их вертеться вокруг другого человека. И хотя каждый раз, когда мое глупое сердце вздрагивало при мысли об Альгидрасе, я заставляла себя думать, что это все – навеянное, все же слова Алвара упали зернами на плодородную почву моих глупых женских надежд. Вдруг это все же по-настоящему? Вдруг это то, о чем я читала лишь в книгах, не веря ни единому слову и в душе презирая наивных героев и убогость фантазии авторов? Может быть, в этом мире такое возможно: задыхаться от любви к другому человеку, как данность принимая то, как сжимается все внутри от болезненной нежности? Вдруг это мое счастье и мое проклятье?

Я снова посмотрела на кровать и поняла, что просто не смогу отвечать на ласки Миролюба. С этими мыслями я направилась к двери и решительно ее распахнула, чтобы совершенно неприлично ойкнуть, потому что напротив двери, комкая в руках плащ, неловко переминался с ноги на ногу предмет моих грез.

– А где Миролюб? – спросила я предмет своих грез, и тот сморщил переносицу и мотнул головой куда-то в сторону.

Я посмотрела в указанном направлении и увидела Миролюба, как раз поднявшегося по крутой лестнице.

– Согрелась? – с улыбкой спросил Миролюб и, не дожидаясь ответа, пояснил, указав на Альгидраса: – Я должен вернуться домой. Иначе вопросы будут. Да и в дорогу подготовиться надобно. Никого из воинов сюда прислать не могу, потому позвал Олега. Ему ведь ты веришь?

Я в растерянности перевела взгляд на Альгидраса. Тот смотрел на меня со смесью досады и обреченности.

– Наверное, – пробормотала я.

– Ну и славно, – весело подытожил Миролюб, уступая дорогу четверым слугам.

Мы еще потоптались в коридоре, пока комнату освобождали от лохани, а потом Миролюб с нами распрощался.

Дверь в покои закрылась почти бесшумно, но я отчего-то вздрогнула. Несколько секунд мне понадобилось на то, чтобы собраться с духом и повернуться к Альгидрасу.