Глава 1

Когда, приближаясь к берегу озера, Грейсон Беннет снизил скорость своего «Хакера», мотор катера закашлялся. Эта старинная тридцатифутовая посудина, реликт эпохи Великого Гэтсби, была его радостью и гордостью. Отделанный красным деревом и отполированный до такого блеска, что глазам становилось больно, катер без преувеличения можно было считать произведением искусства. Да и скоростью он отличался отменной. Длинный, узкий, с тремя рядами удобных складных сидений, обтянутых темно-зеленой кожей. Посередине добрых шесть футов занимал массивный двигатель, способный разогнать катер до шестидесяти миль в час.

Он будет скучать по ней, когда поставит на прикол. Время ее ежегодной зимней спячки стремительно приближалось, и Грейсон уже чуял его в воздухе.

Даже сегодня, в середине сентябрьского дня, к северу от Нью-Йорка в Адирондакских горах ощущалась прохлада. Чтобы справиться с холодом, он нарядился в ветровку, а его единственный пассажир, если не считать крупного и невероятно довольного золотистого ретривера, спасался толстым свитером.

Собаке, понятное дело, хватало собственной шубы.

Грей повернулся к женщине, смотревшей на отвесные склоны, мимо которых они проплывали. Густые рыжие волосы Кассандры Калтер были стянуты в низкий хвост, а зеленые глаза прятались за солнечными очками. Оправа скрывала еще и темные круги от усталости.

Он подумал, что Кассандра, скорее всего, даже не замечает все эти скалы и сосны. Для женщины, всего шесть недель назад ставшей вдовой, окружающая жизнь наверняка смазалась в одно неопределенное пятно.

– И как у нас дела? – спросил он своего старинного друга.

Кассандра слегка улыбнулась. Грей понимал, что эта вымученная улыбка далась ей нелегко.

– Я рада, что ты заставил меня выбраться из города.

– Хорошо.

– Хотя сомневаюсь, что мое общество можно считать приятным, – добавила она.

– Ты здесь не для того, чтобы меня развлекать.

Грей сосредоточился на озерной глади, лежавшей впереди. Тишину нарушал лишь низкий рокот мотора и плеск воды о деревянные планширы. Солнце отражалось от красного дерева, вспыхивало на гребнях легких волн и еще сильнее подчеркивало яркую синеву неба и сочную зелень гор. Глубоко вдыхать прозрачный чистый воздух доставляло удовольствие.

Это был чудесный осенний день. И ему хотелось послать к черту все, что мешало ощущению тихой радости.

Когда они выехали из-под навеса, где стоял его катер, Грей готов был плыть куда угодно. К югу, где им пришлось бы лавировать между многочисленными маленькими островками. На запад, чтобы посмотреть большие красивые частные владения.

Но нет. Он выбрал север, где рано или поздно их взору должен был открыться старый дом Мурхаусов. «Уайт-Кэпс» – большое белое здание, похожее на именинный пирог, как на насесте, сидело на утесе площадью три акра. Когда-то роскошный частный дом, он был превращен владельцами, растратившими свое богатство, в апартаменты с завтраками.

Однако осмотр этого владения не входил в планы Грея.

Завидев появившийся вдали утес, он невольно прищурился. Длинный холмистый газон, сбегавший от крыльца «Уайт-Кэпс» к берегу, ослеплял своей яркой зеленью. Дубы и клены, обрамлявшие здание, уже начали менять цвет под влиянием ночных заморозков.

Грей никого не заметил. И хотя он уже начал поворачивать катер, чтобы обогнуть утес, его лицо помрачнело.

Кассандре не стоило приближаться к дому Мурхаусов. Там в кругу семьи приходил в себя приятель ее мужа, выживший в катастрофе, в которую попала их яхта. Грей не знал, известно ли об этом Кассандре и захочет ли она видеть Алекса, но в любом случае он не собирался подвергать ее еще одному испытанию. За последнее время на нее и так свалилось слишком много неожиданностей.

Голос Кассандры не мог поколебать его сосредоточенности.

– Мой муж любил тебя, Грей.

– И я любил Рииза, – ответил он, внимательно наблюдая за домом через плечо.

– Но он считал тебя опасным человеком.

– Правда?

– Он говорил, что тебе известны почти все скелеты, спрятанные по шкафам в Вашингтоне. И все потому, что ты сам их туда засунул.

Грей неопределенно хмыкнул, продолжая наблюдать, как «Уайт-Кэпс» становится все меньше и меньше.

– Я и от других людей слышала то же самое.

– Неужели?

– Говорят, даже президент тебя побаивается.

Он снова оглянулся на дом:

– Чушь. Просто пустая болтовня.

– Учитывая, с каким видом ты смотришь на тот дом позади нас, я в этом не уверена. – Кассандра чуть наклонила голову, глядя на него с нескрываемым любопытством. – Кто там живет? Или лучше сказать, чем тебе не угодил этот дом?

Грей промолчал, и ветер унес прочь невеселый смех Кассандры.

– Ну ладно. Кто бы он ни был, мне жаль беднягу. Потому что у тебя такой вид, будто ты на охоте.


– Стой спокойно, или я тебя уколю, – сказала сестре Джой Мурхаус.

– Я стою спокойно.

– Тогда почему твой подол, как движущаяся мишень? – Она, выпрямившись, уселась на пятки и посмотрела на свою работу.

Свадебное платье спускалось с плеч ее сестры Фрэнки изящным водопадом белого атласа. Джой тщательно продумала фасон. Слишком большое количество оборок и другие излишества не прошли бы ее контроль. Фрэнки считала, что лучше всего подошли бы голубые джинсы, если сделать к ним высокую прическу.

– Тебе не кажется, что я выгляжу так, словно надела платье с чужого плеча?

– Мне кажется, что ты выглядишь красиво.

– Красота – это по твоей части, а не по моей, – рассмеялась Фрэнки, без тени обиды. – Не забывай, я всего лишь скромная практичная сестра.

– Да, но именно ты выходишь замуж.

– И разве это не чудо?

Джой улыбнулась:

– Я так рада за тебя.

Рады были все. Весь городок Саранак-Лейк пришел в возбуждение и собирался отпраздновать это событие через шесть недель.

Фрэнки осторожно приподняла юбку, как будто боялась испортить ее.

– Должна признаться, что мне нравится.

– А когда я закончу переделывать, будет еще лучше. Можешь снимать.

– Мы закончили?

Джой кивнула и поднялась с пола.

– Весь подол я наметала. Сегодня вечером все прострочу, а завтра утром сделаем еще одну примерку.

– Но я думала, что сегодня вечером ты придешь нам помочь. Сегодня нам надо обслуживать вечеринку по случаю дня рождения мистера Беннета, помнишь?

Джой чуть не расхохоталась. Да она скорее могла потерять собственную голову, чем забыть, где собиралась быть в ближайшие два часа. И кого собиралась увидеть.

– Ты помнишь? – повторила Фрэнки. – Ты нам понадобишься.

Джой с деловым видом собрала свои швейные принадлежности. Ей казалось, что волнение написано у нее на лице, и она не хотела, чтобы сестра заметила это.

– Я знаю.

– Вечеринка может затянуться допоздна.

– Не важно. – Она все равно не рассчитывала, что сможет уснуть, когда они вернутся домой.

– Я не хочу, чтобы ты мучилась с этим платьем.

– Но у тебя свадьба через полтора месяца, так что мне надо закончить его. Если, конечно, ты не планируешь предстать перед алтарем в нижнем белье, что – нисколько не сомневаюсь – предпочел бы Нейт, не будь вокруг посторонних глаз. И потом, ты же знаешь, что мне нравится этим заниматься, особенно когда я делаю это для тебя. – Она обернулась.

Сестра неотрывно смотрела в окно, рассеянно комкая платье.

– Фрэнки? Что случилось?

– Вчера вечером я просила Алекса повести меня к алтарю.

– И что он сказал? – прошептала Джой, хотя понимала, что тащить брата на церемонию было бы жестоко.

– Он отказался. Думаю, он не хочет привлекать к себе внимание. – Фрэнки покачала головой. – Я не могу заставить его быть рядом со мной. Но я правда хочу этого… черт, я очень хочу. Папа пошел бы со мной. Мама тоже. Как бы мне хотелось, чтобы они оба были здесь.

Джой взяла ее за руку:

– Мне тоже.

Фрэнки, опустив голову, посмотрела на себя. Ее каштановые волосы упали вперед. У нее вырвался неловкий короткий смешок. Джой знала, что он означал намерение сестры сменить тему.

– Не могу поверить.

– Чему?

– Мне не хочется его снимать. Оно такое шикарное.

Джой грустно улыбнулась, подумав, что каждым стежком ей хотелось отблагодарить сестру за то, что та сделала для нее. Господи, на какие жертвы пришлось пойти Фрэнки, так рано взвалившей на себя родительские обязанности. Это платье казалось такой жалкой платой за них.

– Стой. Давай я расстегну тебе пуговицы на спине.

Когда Фрэнки перешагнула кипу атласа, Джой подхватила платье на руки и положила его на свой рабочий стол. Ее спальня была такой маленькой, что между швейной машинкой, манекеном и рулонами ткани оставалось совсем мало места. Слава богу, что хоть кровать была двуспальной.

За эти годы в своей импровизированной маленькой мастерской она залатала и перешила бесчисленное множество бальных платьев для бабушки. Эмма Мурхаус, больше известная как Большая Эм, страдала слабоумием и имела склонность к вспышкам раздражения. Но, помня, что когда-то была богатой молодой леди с хорошим происхождением и репутацией, она чувствовала себя неловко, если не могла наилучшим образом выглядеть на приемах, которые, согласно ее убеждению, могли состояться в любой день и в любую минуту.

Но приемов не было. Их не было годами.

Состояние семьи Мурхаус таяло, и у них не хватало денег ни на поддержание былого стиля жизни, ни на ту роскошь, которую когда-то знавала их бабушка. Тем не менее Джой нашла способ поддерживать иллюзию золотого века благодаря переделке бальных платьев сорока– и пятидесятилетней давности. Это занятие стало способом успокоить Большую Эм, а сама Джой открыла в себе страсть к дизайну одежды.

– На эти выходные у нас занято три комнаты, – сказала Фрэнки, натягивая штаны цвета хаки, – а значит, в меню снова будут жареные голуби.

Их предки построили «Уайт-Кэпс» на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, и он стал еще одним из множества объектов недвижимости, принадлежавших Мурхаусам. Теперь этот дом с десятью спальнями был единственным, что осталось от их когда-то огромного состояния.

В восьмидесятых их мать с отцом превратили это место в апартаменты В&В. С тех пор как десять лет назад родители умерли, Фрэнки изо всех сил старалась поддерживать бизнес на плаву, и в конце концов ей, похоже, удалось встать на ноги. Спрос на апартаменты пошел вверх в значительной степени благодаря жениху Фрэнки Нейту Уокеру. Его изысканная французская кухня сделала «Уайт-Кэпс» привлекательным для клиентов, а своевременные вложения в их бизнес вытащили его из долговой ямы.

– Так что насчет сегодняшнего вечера? – Фрэнки сунула ноги в стоптанные спортивные туфли. – Спайк останется здесь в магазине, Джордж будет на подхвате. Нейт, Том и я будем час или около того заняты на кухне готовкой для Беннета. Сможешь ты подойти туда к пяти?

– Без проблем.

– Слава богу, Алекс согласен присмотреть за Большой Эм. Ты объяснила ему, чего от нее можно ожидать?

Джой кивнула.

– Думаю, все будет в порядке, к тому же, если она по-настоящему разбушуется, здесь Спайк. К счастью, теперь она стала спокойнее по вечерам.

Обычно уход за Большой Эм во время приступов слабоумия ложился на Джой, но сегодня им не хватало рук для обслуживания вечеринки.

– Я так рада, что Грей дал нам этот шанс, – сказала Фрэнки, откидывая назад волосы. – Он добрый. Для политика.

«Он не политик», – хотела сказать Джой. Он советник, специализирующийся на вопросах выборов.

Однако это уточнение могло привлечь внимание сестры, а Джой очень старалась сохранить в тайне свое увлечение Греем. Делиться своими воздушными замками было бы так же несерьезно, как считать их самым главным в жизни.

– Какая-то ты подозрительно тихая, Джой. Ты уверена, что хочешь пойти с нами сегодня?

– Я просто задумалась. – Над тем, что сможет наблюдать за Греем целых три, может, четыре часа. А возможно, ей удастся поговорить с ним. Хотя высовываться, скорее всего, не очень хорошо.

После того как Джой столько лет сохла по этому человеку, она наконец решила попробовать проявить свое неразделенное обожание. Скоро ей исполнится двадцать семь, и жить фантазиями означало стареть. Чем она, собственно, и занималась.

– Джой, ты не обязана идти. Я могу нанять какую-нибудь официантку.

– Я хочу пойти, – твердо произнесла Джой.

Сегодня вечером он будет особенно хорош. Хотя Грейсон Беннет всегда выглядел хорошо.

– Ты слишком много работала, – не унималась Фрэнки.

– Ты тоже.

Фрэнки покачала головой и долгим пристальным взглядом уставилась на противоположную стену комнаты. До недавнего времени она носила очки, и теперь без них ее глаза, похоже, видели хуже, чем обычно.

– Знаешь, – сказала она как бы между прочим. – Я вчера говорила с Томом. Он все расспрашивал насчет тебя. Он правда хороший парень.

Том Рейнолдс – новый повар, которого наняли помогать на кухне Нейту и его партнеру Спайку. Он действительно был хорошим парнем. С улыбкой хорошего парня. С глазами хорошего парня. С вежливыми манерами, какие должны быть у хорошего парня.

В нем было все, за исключением того, что нравилось Джой в Грее. Сила. Харизма. Обещание захватывающего дух секса.

Это с большой вероятностью шокировало бы ее сестру.

Если Фрэнки была практичной старшей сестрой, Джой полагалось быть ее скромной младшей подопечной. Однако Джой быстро наскучило быть правильной, особенно когда ей на ум приходил Грей Беннет, что, невзирая на всю ее решимость, случалось с не меньшей регулярностью, чем бой дедушкиных часов, стоявших внизу. Обычно каждые пятнадцать минут.

– Может, вы с Томом могли бы ходить куда-нибудь иногда, – осторожно предложила Фрэнки.

Джой пожала плечами:

– Может быть.

Когда сестра вышла из комнаты, Джой уселась на кровать. Она понимала, что плохо так зацикливаться на Грее. Смешно по пять-шесть раз в год предаваться мечтам о каком-то мужчине. И ведь нельзя сказать, чтобы он как-то обнадеживал ее. Летом Грей приезжал на озеро, и, встречая Джой в городе, он всегда держался дружелюбно. Он даже запомнил, как ее зовут. Но не более того.

Ну да. Если не считать ее фантазий. Там все заходило гораздо дальше.

Однако в реальной жизни влечение было исключительно односторонним. Джой прекрасно сознавала, как Грей воспринимает ее. Точно так же, как она воспринимала Тома – помощника повара. Милая, симпатичная, молодая.

Совершенно ничего особенного.

И самое печальное заключалось в том, что, даже понимая все это, даже желая забыть о Грее Беннете, она не могла дождаться сегодняшнего вечера, когда снова увидит его.


Грей завязал галстук отца виндзорским узлом. С тех пор как пять месяцев назад у Уолтера Беннета случился инсульт, левая сторона тела плохо работала. Реабилитационная терапия помогла, и со временем его мозг до определенной степени восстановился, но тонкая моторика по-прежнему страдала.

– Папа, ты готов?

– Да, готов. – Слова звучали замедленно и немного нечетко.

– Отлично. Выглядишь на все сто. – Грей осмотрел результат своих трудов. Еще немного подтянуть вправо, и галстук идеален.

Уолтер постучал себя по груди скрюченной рукой, отведя в сторону полосу ярко-красного шелка.

– Я счастлив. Очень. Счастлив.

– Я тоже. – Грей поправил галстук.

– Ты?

Подойдя к бюро, Грей достал золотые отцовские запонки. Помеченные фамильным гербом Беннетов, они тяжело легли ему на руку. У него была пара точно таких же, подаренных ему на восемнадцатилетие по случаю отъезда в Гарвард.

Отец топнул ногой – привычка, которую он завел, чтобы привлекать внимание других.

– Ты счастлив?

– Конечно.

– Не ври.

С возрастом отец сгорбился и стал гораздо ниже ростом, чем в молодости, но он все еще оставался крупным мужчиной. И хотя от природы он не был жестким, в отличие от своего единственного сына, когда хотел, мог вести себя с достаточной прямотой. Без сомнения, эта особенность в числе прочих позволила ему сделать столь успешную карьеру в качестве федерального судьи округа Колумбия.

Грей улыбнулся, стараясь разубедить отца:

– Я задумался о том, что меня ждет по возвращении в Вашингтон.

Это была ложь номер два.

Пока ему пристегивали запонки, Уолтер недовольно пыхтел, и у Грея возникло ощущение, что отец прокручивает в голове суровую отповедь.

– Ты. Должен. Рассказать. Больше.

– О чем?

– О себе.

– Есть темы и поинтересней. Кроме того, ты знаешь, я не мастер разгадывать шарады. – Грей сделал шаг назад. – Отлично, папа. Ты готов. Мне надо принять душ и сменить одежду.

– Сменить, – произнес отец. – Перемены. Это. Хорошо.

Грей кивнул, но резко оборвал беседу, направившись в свою комнату. В коридоре он остановился у двери гостевой комнаты, в которой поселил Кассандру.

Иногда перемены были совсем не хороши.

После того как узнал о смерти мужа Кассандры, Грей решил съездить в Нью-Йорк, чтобы пообщаться с ней лично. Его беспокоило, что после смерти Рииза она окажется в одиночестве среди суматошной жизни Манхэттена. К счастью, их общая приятельница Элисон Адамс и ее муж, сенатор, взялись опекать новоявленную вдову с зоркостью соколов. Тем не менее время для нее было трудное.

Если бы Грей и Элисон не насели на нее с такой силой, Касс ни за что не согласилась бы приехать сюда на выходные. Она по-прежнему продолжала в одиночестве зализывать свою рану в большом пентхаусе на Парк-авеню.

Грей прошел дальше. Кассандра и Элисон были необычными женщинами в тех кругах, где он вращался. Они любили своих мужей и были верны им.

Именно поэтому смерть Рииза так больно отозвалась в нем своей несправедливостью.

Большинство тех леди, которых знал Грей – слово «леди» он использовал в широком смысле, – полагали, что верность – это нечто применимое к стилю одежды или марке обуви. Тот факт, что какой-то олух надел им на палец кольцо с бриллиантом и они облачились в белое платье, не производил особого впечатления на их либидо.

Впрочем, возможно, он преувеличивал.

Хотя, скорее всего, совсем немного.

Грей закрыл дверь в свою комнату и снял рубашку поло. За прошедшие годы он переспал с множеством женщин, и значительную часть составляли замужние. Однако он не мог винить в своем скептицизме относительно верности в сексуальных отношениях одних лишь современниц.

Нет. Свои первые уроки он усвоил дома.

От дражайшей мамочки.

Белинда Беннет была красавицей из богатой семьи голубых кровей. Настоящая великосветская штучка, если посмотреть на родословную ее предков Мейфлауэр и все прочие патрицианские атрибуты. Но, к несчастью, прежде всего и больше всего она была шлюхой. Взбалмошным, испорченным и не поддающимся лечению ребенком, который словно нарочно стремился украсить себя этим клеймом.

Как будто трахаться с мужчинами, которым на нее плевать, было для нее равносильно получению медали за независимость.

Одному Господу известно, чего только не вытерпел из-за нее отец. Унижение. Проблемы на службе. И все из-за того, что она вытворяла в клубе с его приятелями. С его поверенным. С его двоюродным братом. И еще с садовником, инструктором по теннису, хормейстером.

Дьявол! Даже консультант из лагеря, где отдыхал Грей, и преподаватель английского из его школы не остались в стороне. Кроме того, она умудрилась залезть в штаны к двум его приятелям по колледжу. Теперь уже бывшим приятелям.

Грей включил душ, стянул трусы-боксеры и шагнул под воду.

Его отец был хорошим человеком. Слабым, когда дело касалось любви, но добрым. К несчастью, это сочетание привело к тому, что он сохранил брак, хотя знал, что происходит. Хотя его сердце подвергалось ударам снова и снова.

Именно так получается, когда твои принципы берут верх над здравым смыслом. Ты загоняешь себя.

Обходительность и отстраненность. Грей уже давно решил, что не позволит женщине завладеть своей головой и, что еще важнее, своим сердцем. Многие из них называли его женоненавистником, и, хотя Грей едва ли мог этим гордиться, он никогда не оспаривал этого обвинения.

Грей даже представить себе не мог, что рискнет взвалить на себя то, что пытался нести отец и в чем он потерпел крах. Он не стал носиться с идеей найти женщину, которой смог бы настолько доверять, чтобы жениться на ней.

Но, черт! Может быть, он просто трусил.

Грей фыркнул и, выйдя из-под душа, стал вытираться полотенцем.

Ну да. Если он такой слабак, то почему столько сенаторов и членов палаты представителей боятся его? А президент Соединенных Штатов хоть и не боится, но, черт, он наверняка ответит на его звонок, где бы и с кем ни находился.

Нет, не трусость заставляла его натягивать маску одинокого странника. Слишком острое зрение. Грей ясно видел ту правду, которую не замечали другие. Как только ты даешь кому-нибудь возможность ранить тебя, он очень скоро начинает этим пользоваться.

Грей прошел в гардеробную, взял темно-синий костюм и сорочку и положил их на кровать. Натянув брюки, он уже собрался застегнуть молнию, когда краем глаза уловил какое-то движение на улице.

Его руки застыли на месте, он наклонился к окну.

Грей узнал бы эти светло-рыжие волосы где угодно.

Джой Мурхаус ехала на велосипеде по дороге, ведущей к их дому, а ее длинная волнистая грива развевалась позади, точно флаг. Она остановилась сбоку от дома и, оглядевшись, поняла, что проскочила вход для прислуги. Соскользнув с велосипеда, Джой пошла назад пешком и скрылась из вида.

Тело Грея задрожало, как после изнурительного бега, кровь стучала в висках, мышцы напряглись, будто он собирался бежать за ней.

Он чертыхнулся и положил руки на бедра.

Этого не могло быть. Он не мог испытывать ничего подобного.

Да, как бы не так.

А потом, словно приставляя пистолет к виску, его либидо мгновенно заставило его прокрутить перед глазами тот день, когда он застал ее в одном бикини.

Боже! Это случилось пару недель назад, но он представил себе эту картину с такой ясностью, как будто видел ее сегодня утром.

Подумать только, а ведь когда-то Грей считал достоинством свою способность воспроизводить все по памяти абсолютно точно.

В течение многих лет летом он встречал Джой в городе и считал ее хорошенькой, но неприметной. Но в этом сезоне что-то изменилось. И это произошло еще до того, как он пришел в «Уайт-Кэпс» и застал ее как раз в тот момент, когда она собралась искупаться.

Прежде миловидная, она превратилась в сказочное существо. Эти нежные изгибы тела, гладкая кожа, глаза, которые делались огромными и удивленно-испуганными, когда она смотрела на него.

По правде говоря, Грей не узнавал сам себя. Она была такая молодая. Ну, может, не совсем юная, но такая чистая. Такая невинная. Такая бесхитростная. В ней была та свежесть, которая заставляла его чувствовать себя так, словно он должен вымыть руки, прежде чем позволит себе дотронуться до нее.

Черт! Из-за этой ее невинности он чувствовал себя старым и грязным. Грязным после всего, что он делал. Старым, потому что не мог предложить ничего, кроме своего цинизма и непомерных амбиций.

Грей снова выругался и быстро надел сорочку. Пуговицы отказывались слушаться его пальцев, и он потратил вдвое больше времени, чем обычно, на то, чтобы застегнуть их. И забыл, куда дел запонки. На самом деле одну из них он уронил.

Когда Грей заправил края сорочки в брюки, от него не ускользнул тот факт, что он вдруг заторопился поскорей одеться и спуститься вниз.

И это уж точно не улучшило его настроения.

Загрузка...