В моей жизни было так мало тех, кто мог любить, что их любовь поразила меня до глубины души. Я была кому-то нужна. Мама меня любила, но это было давно. После ее смерти я стала всем мешать, как это случается с чужими детьми.
А любовь – это такое сладкое чувство, что только ради него можно жить. Я была шокирована и очарована. Может и дура, зато счастливая.
Помню, как растрогала Зверя в первый день.
Они привезли меня в «Авалон», бросили в комнату наверху. Там отличная звукоизоляция, я не слышала грохот музыки. Я тогда понятия не имела, что это клуб, думала, эти хоромы – дом одного из них.
Мне показалось, что это какое-то невероятное богатство. Красное шелковое белье и кровать с балдахином меня поразили. А еще – столик из черного стекла. Двухъярусный, низкий, с серебряной окантовкой – я таких никогда не видала. На нем стояла тарелка с двумя кексами и чай. Один кекс я сразу съела, а второй спрятала.
Но уронила по дороге, и цветная посыпка разлетелась по полу.
Когда вошел Зверь – со своим любимым ножом в гибких пальцах, я ползала на четвереньках, собирала посыпку и по крошечке отправляла в рот. И не остановилась даже под его взглядом – очень вкусная была.
Он остолбенел, как увидел.
– Ты что делаешь? – расхохотался он. – Рус! Иди, смотри, она с пола ест! Ты голодная?
В тот вечер я наелась досыта и влюбилась в Зверя, потому что он за это ничего не попросил.
Но тот, кто не голодал, меня не поймет.
Я их любила. Чесала Зверю спину, когда подлизывалась. Руслану делала массаж. Ухаживала, если кто-то бывал ранен. Успокаивала. Мне безумно-сильно хотелось быть нужной, такой у меня была любовь.
Мы возились в той самой кровати с балдахином. Иногда втроем. И счастья моего было так много, что оно летело впереди меня, когда я шла по темным коридорам «Авалона». Иногда похищение, это не похищение, а эвакуация. Вот так.
Лера была права – мы неплохо жили. Ну, по сравнению с тем, как я жила до них. Конечно, не сразу все срослось, я привыкала: к ним, своему новому статусу. Их пленница Оливия – вот кем я стала. Но со временем все утряслось.
Сначала были моменты страха. Помню, в первую ночь лежала на кровати, съежившись на боку – поджав руки и ноги, как эмбриончик. И кусала подушку, чтобы не плакать. Было так страшно. Это был первый раз, когда я вообще оказалась с мужчиной в кровати, а тут их двое, да еще кто? Самые страшные твари в городе.
Мальчики меня пожалели. Оставили между нами пространство.
Я пялилась в темноту, тихо-тихо плакала, но Кирилл услышал. Надо мной нависла огромная тень, и я затихла, ладонью он убрал волосы назад. Раздался ласковый шепот:
– Что такое, почему плачешь? Почему сжалась, как фасолька?
Фасолька… Сейчас это смешило. А тогда успокоило. В его устах «фасолька» звучало так нежно, что я поняла: кто угодно, но Зверь из «Авалона» ничего плохого мне не сделает.
Я улыбалась, вспоминая, и смотрела в зеркало заднего вида.
Там в рассветных лучах света сияли в прозрачном воздухе красные клены и золотые тополя на обочине. Люблю осень. Все сезоны хороши по-своему, но осенью особая атмосфера. Именно осень сохранила мне больше всего счастливых воспоминаний.
И мой первый раз был осенью.
У Руслана не сложилось по бизнесу. Бесился сильно и поднялся ко мне расслабиться.
Не помню, кто начал первым. Я его успокаивала.
Целовала колючие щеки, гладила грудь в расстегнутой рубашке. И как-то одновременно до нас дошло, что мы мужчина и женщина, и поцелуй у нас получился глубокий… Необычный. Знаете, такой, что прерывать не хочется. А хочется стать ближе.
Я прижалась к нему, и мне так нравилось его могучее тело, что ладонь сама играла с мышцами на груди, животе, а потом скользнула ниже… Руслан сказал, что еще немного и он не сможет остановиться. И чтобы я не дразнила взрослого мужчину, маленькая девчонка. А я смеялась и, хотя страшно было до одури, было и приятно и эти чувства так волновали, превращая мой живот в пульсирующий сгусток, что руку я убирать не хотела.
А он…
А я…
Да какая разница. Оказались мы в одной постели и там сходили с ума от страсти.
Первой моей страсти. И больно было совсем чуть-чуть. И шептал он мне такие слова, что я в жизни не слышала. И потом не хотелось из постели вылезать. Хотелось… Хотелось, чтобы Зверь пришел и разделил наше счастье и ему бы досталось мое тело, как доставалось его брату.
Вот чего я хотела.
Желания и страсть юной девушки по уши влюбленной в двух мужчин, кроме которых не было никого на всем свете.
Не могу сказать, что это я выбрала Руса. Не могу. Скорее, он меня.
До сих пор помню его горячее хриплое дыхание. Могу вызвать образ нас в постели, если закрою глаза. Не стану утверждать, что того же самого не могло произойти со Зверем. Просто так получилось. С той же вероятностью моим первым мужчиной мог стать он.
И секс с ним был хорош – нежный, горячий. Мне особо не с чем сравнить, но после стало лучше, чем до.
Зверь только злился, что мы без него… И то не на меня – на Руслана. Когда застал нас и всё понял, в такую ярость пришел…
Все равно мне было хорошо с ними.
Но все хорошее, как и плохое, заканчивается.
– Ты так улыбаешься! – проорала Лера, наклонившись ко мне. – Как будто в лотерею выиграла!
Я улыбнулась еще шире.
Сестрица, набрав воздуху побольше, заорала опять:
– Выруби свой тухлый музон!
Я выключила, в салоне на полуслове повисла тишина, а Лера еще не перестроилась:
– Что мне делать?! – проорала она и смутилась, когда я прищурилась от перегруза в правом ухе. – Меня из-за тебя увели, чего теперь от твоих психов ждать?
– В ближайшее время лучше уехать из города, – честно сказала я. – На всякий случай.
На самом деле, я не знала, чем это ей грозит. Но лучше перестраховаться.
Сестрица выругалась.
– Это не навсегда, – я пожала плечами, сворачивая к ней во двор. – Через пару месяцев сможешь вернуться.
– А ты не боишься? Они же знают, где ты живешь.
– Они ко мне не приходят, – ответила я.
– Почему? – нахмурилась она.
– Не знаю, – честно ответила я.
Я и вправду не знала. Парни ни разу не появились у меня, хотя их ничто не держало. Вместе или поодиночке они могли прийти ко мне, молча перебросить через плечо и унести в «Авалон» или куда угодно.
Я правда не знала, почему ни разу не видела их здесь.
Сестра что-то пробормотала насчет того, чтобы я разобралась со своими мужчинами.
– Скажи спасибо, что я за тобой пришла, – посоветовала я. – Могла и не приходить. И кто бы тебя тогда забрал от Зверя, а? Лучше маме позвони, скажи, что все в порядке, а то она ждет у меня.
Лера сердито хлопнула дверью. На меня злиться куда проще, чем на Зверя, вот она и лютует. Знает, что я права. В этом городе только один не боится Зверя – его брат. Ну, еще я.
Я устало переключила передачу и вырулила на дорогу. Глаза слипались от усталости. Можно ехать домой.
Рассвет выглядел очень красиво. Почему-то рассветы красочнее закатов, хотя всегда считала, что должно быть наоборот. Но по утрам красок больше, они ярче. Я смотрела в малиново-золотое небо и думала о них. Ох, мальчики…
Вспомнила, что Зверь вырезал на груди мое имя. Голый по пояс, он стоял перед зеркалом, кромсая себя по черточке любимым ножом. Имя у меня не короткое. Ему было больно, но резал он наверняка с нездоровым удовольствием. Промокал кровь, ждал, пока заживет.
Каждый день смотрел на себя в зеркало, любовался моим именем из шрамов.
Мой любимый больной Зверь.
Но чем я лучше, если за кекс с посыпкой отдала ему свое сердце? Ладно, не за кекс – за все, что он для меня сделал.
Зачем же он испортил шкуру безобразными шрамами? Свое тело он любил. Довел его до совершенства, украшал татуировками и пирсингом. Раньше, когда я была с ними, он отдавал мне кольца из сосков, если становился зверем.
До сих пор помню его нежную улыбку, волосы, колышущиеся на ветру. Голый, он стоял по колено в траве, а я не могла отвести глаз. Сжимала в горсти кольца из его сосков, еще хранящие тепло.
Тогда я сжала их покрепче и поцеловала собственный кулак. Я так горячо любила моих мальчиков.
Никому, никому не расскажу об этом. Я самой себя стеснялась – той, какой я была. Понимала, но стеснялась. Это только наше, общее. Маленькая сладкая тайна на троих.
Мои тайные воспоминания слишком шокирующие для окружающих.
Но какими же они были классными…
Я въехала во двор и с облегчением вздохнула. Машина ползла из последних сил. Она мне так надоела своим кашлем, тряской и почти сдохшими амортизаторами, что я даже к подъезду не стала подъезжать. Бросила ее на въезде.
Выбралась, потянулась, рассматривая тихую сонную многоэтажку. Люди потихоньку просыпались – всем на работу.
А мне пора домой. Ждать и надеяться, что завтра будет лучше, чем сегодня.