Иллюзия счастья

– Замолчи! – не выдерживаю я, кричу ему в лицо.

– Я не хочу больше этого слышать! – закрываю уши руками, трясу головой, чувствуя нарастающую головную боль. Наверное, только сейчас ко мне приходит полное осознание того, что весь мой мир рухнул. Все, чем я жила последние семь лет, было всего лишь дешевым театром. Меня просто использовали, расчетливо манипулируя мной и моими чувствами. Ничего нет и не было. Моя жизнь – сплошной фарс, я – наивная дура, которая жила с закрытыми глазами и ушами. Я все придумала сама. Сама очаровалась, сама влюбилась, сама считала себя счастливой, и расплачиваться теперь мне тоже приходится самой. Все было только иллюзией, я видела только то, что хотела. Я пытаюсь не плакать, не доставлять ему еще большего удовольствия. Зажмуриваю глаза, глубоко дышу, а мне кажется что я умираю. Я словно чувствую, как каждая клеточка моего тела медленно отмирает. А душа не хочет принимать и осознавать происходящее и покидает меня, прощаясь со мной оглушительным криком в голове, от которого рвутся сосуды, заливая меня собственной кровью изнутри.

– А как же наша дочь? – спрашиваю я, надеясь, что в этом бездушном расчетливом человеке осталась хоть капля чувств.

– Что дочь? Дочь остается моей дочерью. Хотя я не хотел ее появления. Но ты же меня не спросила, хочу ли я ее или нет, а просто преподнесла мне сюрприз, – он говорит это с некой претензией, буквально кидая мне в лицо.

– Ты говорил, что хочешь детей, – не знаю, зачем я оправдываюсь, мне уже некуда падать, я и так на дне, раздавлена и растоптана.

– А что я должен был в тот момент сказать? Предложить тебе аборт, чтобы твой отец стер меня в порошок? А так это даже сыграло мне на руку. Все были довольны и счастливы, – ровно в этот момент, когда он называет нашу дочь просто средством достижения цели, во мне просыпается ярость и злость. Меня душит приступом ненависти к нему. Жгучей, едкой озлобленностью. Я сама себя не узнаю в этот момент, плакать и жалеть себя вдруг резко перехотелось. Я соскочила с места, с намереньем придушить этого гада собственными руками. Эдуард поднимается в месте со мной, ловит мой взгляд, полный ненависти, немного приподнимая брови. Словно обезумевшая, я набрасываюсь на Эдуарда с кулаками, дергаю за его как всегда идеальную рубашку, с желанием ее разорвать, бью по лицу жгучей пощечиной, ударяя кулаками в грудь. Кричу, обвиняю, оскорбляю, ненавижу, чтобы показать ему, насколько мне больно. Впадаю в адскую истерику.

Отрезвляет и возвращает в жалкую реальность удар по лицу настолько сильный, что меня откидывает назад. Не удерживаюсь от слабости в ногах, лечу назад и падаю на пол bbb84c.

– Успокойся! Истеричка! – грубо говорит он, возвышаясь надо мной.

– Ненавижу! Слышишь, ненавижу! – шиплю ему в ответ. – Ты ничего не получишь! Я подам на тебя в суд. Подниму все связи отца. Ты не просто вернешь мне компанию, ты будешь ползать у меня в ногах! – в этот момент я не осознаю, что несу и как буду эти осуществлять угрозы.

– Не страшно! Можешь не распаляться, дорогая, – смеется он надо мной, смотря сверху вниз. Я хотел по-хорошему. У тебя бы остался дом и месячное обеспечение, через пару лет мы бы развелись. Вот и все. Но вижу, ты не отступишь! Ну что же, ты сама себя на это обрекаешь. Я забираю у тебя дочь, и если ты рыпнешься – бедная Мила останется сиротой, – зло ухмыляется он. Мне становится страшно, действительно страшно, потому что я вижу в глазах этого монстра нездоровый животный блеск.

– Я не отдам тебе дочь! – в агонии кричу я, поднимаясь с пола, намереваясь выбежать из комнаты. Эд хватает меня за руку, прижимает к стене, обхватывает горло, сильно сжимая, моментально лишая дыхания.

– А что мешает мне убить тебя прямо сейчас? И тогда все мои проблемы будут решены махом. Поверь, деньги сделают из меня не убийцу, а несчастного вдовца, жена которого покончила жизнь самоубийством. Ну, скажем, повесилась, вот здесь, в этом кабинете, – я не могу дышать, в глазах начинает темнеть. Мои попытки вырваться слабы и уже почти безжизненны, и если бы не Милка, мирно спящая на верху, я бы, наверное, даже не сопротивлялась, отдаваясь этой тьме. Этот человек уже убил мое сердце и душу, тело – всего лишь безжизненная оболочка, которая, как оказалось, ни на что не способна. И когда мне кажется, что тьма уже поглотила, Эдуард резко меня отпускает. Первые секунды я не могу вдохнуть, безжизненно сползая вниз по стене. Легкие и горло обжигает болезненный глоток воздуха, от которого я начинаю хрипеть и кашлять.

– В общем, так, – снова совершенно спокойно и холодно говорит он. – Ты живешь в этом доме. Даже не пытайся его продать, он тоже принадлежит мне, – а я уже ничему не удивляюсь, просто сижу на полу, вдыхая тяжелый воздух, обжигающий легкие. Смотрю, как Эдуард расхаживает по кабинету, поправляя рубашку, которую я успела помять и оторвать несколько верхних пуговиц. – На твою карту будет поступать ежемесячное сумма на жизнь. Завтра приедет мой начальник охраны и заберет мои вещи. Собери их! – командует он. Ты живешь в прежнем режиме, занимаешься тем, чем занималась – то есть ничем, – он уже не смеется, просто дает указания. – Через год-полтора, мы мирно и тихо разведемся. И если ты будешь хорошо себя вести и сидеть тихо, то возможно я оставлю это дом тебе. Он мне осточертел. Ненавижу его, как, впрочем, и тебя. Последние два года меня от тебя тошнит, – его слова пропитаны ненавистью. Теперь я понимаю, откуда у него это взгляд полный презрения – он ненавидит и мстит мне за те годы, что потратил на меня и свои планы. – Надеюсь, ты поняла, что со мной не стоит играть и предпринимать какие-либо попытки вернуть все назад. Я не такое чудовище как может показаться, – «не такое, ты просто бездушная мразь» вертится у меня в голове. – Я буду за тобой следить и наблюдать. Если мне просто покажется, что ты что-то затеяла, ты об этом пожалеешь. Хотя… – останавливается он, немного задумываясь, осматривает меня с легкой ухмылкой, похожей на оскал сумасшедшего, от чего мне становится жутко страшно. В данный момент он похож на невменяемого маньяка, который получает от происходящего наслаждение.