Иллюзия свободы

10. Перелом

Поразительно, но Ривере удаётся крепко и спокойно спать. Прошло двое суток с тех пор, как Беккет отобрал у неё телефон, который передал ей Данэм через тупого чёрного громилу Дре. В тот вечер Беккет встретил её у двери квартиры и грубо обшарил. Эйса поняла, что за ней тогда следили.

«Я сама собиралась рассказать об этом, но раз уж вам так не терпится залезть ко мне в трусы, агент…»

Эйса встретила его хамские действия со снисходительной улыбкой и выражением лица «у меня всё под контролем», хотя это было бесконечно далеко от правды. Она не собиралась лишаться единственной связи с Данэмом, но ей пришлось не только сдать мобильник для установки на него прослушки, но и самого Данэма.

«В течение пары дней он будет на складах к северо-западу от железной дороги. Там будет либо сделка, либо выгрузка товара. Данэм сказал, что если вы сунетесь туда, то он вас убьёт.»

Она надеялась на свой опыт в подобных делах. Ривера рассчитывала на то, что её предположения хоть на какую-то долю окажутся верны, остальное можно списать на чрезвычайные обстоятельства.

— Вставайте, сеньорита!

Её будит громкий, надменный голос Беккета. Он пинает носком ботинка ножку кровати, вкладывая в этот жест всю желчь, на какую способен. Словно собаку дворовую будит — Эйсе спросонья хочется бросить в него стакан с водой. Она с трудом отрывает голову от подушки и смотрит на часы.

— Какого хрена? Четыре утра!

— Будете участницей операции. Это вам зачтётся в суде, сеньорина, — ядовито ухмыляется он, разваливаясь в кресле напротив. — Десять минут на сборы.

Он не думает ни отворачиваться, ни уходить, с самодовольной рожей наблюдая, как она откидывает одеяло и топает босиком, в прозрачной комбинации до ванной, где наскоро чистит зубы и забирает волосы в хвост. Возвращаясь, она вытаскивает из шкафа простую белую рубашку и шорты. Эйса переодевается прямо перед Беккетом, со злым удовольствием наблюдая, как у этого мелкого ублюдка расширяются зрачки. По законам Синалоа она уже дважды должна была быть трахнута, потому что там кто сильный, тот и прав. Здесь же законы работали против Беккета, и Ривере даже отчасти было его жаль.

На улице в этот час было свежо и прохладно. Эйса ёжится, когда выходит из парадной и идёт к черному «Форду Эксплорер» без внешних опознавательных знаков. За рулём сидит молчаливая, как кусок булыжника, Лара Кинг, Беккет открывает дверь, толкает Риверу внутрь, осматриваясь по сторонам, давит ей на макушку, чтобы шевелилась быстрее, а сам садится вперёд. Внутри «Форд» выглядит хорошо нафаршированной полицейской тачкой — спутниковая связь, камеры, два планшета. Эйса замечает, что на задних дверях нет ручек — сдохнешь, но не выберешься.

До места они едут около тридцати минут — Ривера наблюдает, как бегут цифры в углу дисплея с картографическими данными и, вероятно, планом операции. Местность на экране планшета разделена на сектора, вдоль некоторых из них расположены мерцающие белые маркеры — личный состав, как понимает Эйса из разговоров Беккета по рации. Они собираются брать Данэма.

— Я не исключаю, что это ловушка. Сканируйте полицейскую волну, восемнадцатому и двадцать второму экипажам быть в полной готовности стартовать, если с вертушек заметят движуху на периферии, — Беккет раздаёт команды по рации, он дёргается, нервничает, но старательно держит позу хозяина ситуации. Наверняка это его первая крупная операция, и он страшно не хочет облажаться. Эйсе и самой кажется, что всё это как-то слишком просто. Она не настолько тупа, чтобы поверить в то, что Данэм сказал ей по телефону. Ривера чётко усвоила — всё, что касается Человека, автоматически становится приоритетом номер один. Данэм не стал бы делиться с ней планами, особенно в её положении. Он может бросить её в любой момент — эту мысль Эйса допускала тоже.

Они наблюдают за складами уже час. Внутри глухо, только собаки брешут и скрипят ворота, перевязанные простой цепью с замком. Эта территория не склады напоминает, а скорее свалку химических отходов — Эйса не видит даже охраны на посту. Всё остальное — машины групп захвата, подъездные пути, депо — находится вне зоны видимости. Она успевает вздремнуть, развалившись на сиденье, когда Беккет собственными холеными ручками вручает ей кофе и сэндвич в бумажном, перепачканном горчицей пакете.

— Мне нужно ноги размять и в туалет, чёрт вас дери, — злобно рычит Эйса, хлопая по осточертевшему подголовнику его сиденья — она успела выучить каждый стежок шва и каждую пылинку на выемках кожаной отделки. Глаза слезятся от спёртого кондиционированного воздуха с примесью прогорклых кофейных зёрен и чесночного кетчупа. Хочется на воздух. Хочется уже хоть какой-то ясности во всём этом дерьме.

— Могу предложить вам пакетик, — с издевательской улыбкой отзывается Беккет.

— У меня нет члена, в отличие от вас и вашей напарницы.

— Он универсальный, вы справитесь, — Беккет даже не думает шевелиться, он делает вид, что поглощен перепиской в телефоне, хотя на самом деле от скуки чистит ненужные файлы. Эйса видит, ему доставляет удовольствие над ней измываться, потому что ничего другого он с ней сделать не может, но терпение у неё не железное.

— Идите нахрен, — в сердцах выплевывает Ривера, чувствуя, как в душе легчает. Держать маску невозмутимости с каждым часом становится всё сложнее. Чертовски хочется курить.

Эйса привыкла жить в неопределенности, но то, что происходит сейчас, уже переходит все мыслимые границы. Она понимает, что своим явным желанием психануть с головой выдаёт себя, но рано или поздно Беккет выведет её на чистую воду и наверняка попросит приплюсовать ей ещё пару лет за то, что водила следствие за нос. Всё снова зависит от Данэма и его желания вытащить её зад из очередной передряги. Вот только угрозу остаток своих дней провести в тюрьме сложно назвать просто передрягой. Это скорее полный, кромешный, бесповоротный пиздец.

— Джон, я могу показать ей, как это делается, если ты позволишь конечно, — подаёт голос Лара Кинг. Эйса впервые за всё это время слышит её. Голос у неё какой-то слишком нормальный для дамы таких габаритов и такого сурового вида, но в нём отчётливо слышится угроза вместе с беккетовскими нотками презрения. — Она уже всех достала.

— Отвези её в «Старбакс», — Беккет выходит, достаёт из багажника куртку с капюшоном и бросает на заднее сиденье. — Не светиться. Сделать свои дела и в машину, не то мало ли, вдруг шальная пуля настигнет вас, а не меня.

Он сверкает своими идеально отбеленными зубами в хищном оскале. Мелкий сучонок, не видавший настоящих хищников. Эйсе вдруг вспоминается труп Вельховена. Хочется, чтобы на его месте побывал и Беккет.

Кинг выезжает задом с территории и молча едет в сторону шоссе. Ближайшая кофейня оказывается в пяти минутах быстрой езды. Лара грубо выволакивает Риверу из машины за рукав выданной Беккетом куртки.

— Полегче! — шипит Эйса, выдергивая руку из её цепкой хватки. Хочется затеять с ней драку, но эта блядская рестлерша слишком тяжела для неё. Эйса знает пару подлых уличных приёмов для таких вот неповоротливых громил — удар в шею, в грудь или в промежность мало кому позволяет остаться в строю, однако, здравый смысл берёт верх. Отмщение стоит отложить.

Стоя у раковины, Ривера плещет себе на лицо воды, выдавливает на руку вонючего разбавленного мыла, пытаясь смыть вонь застарелого ссанья, пропитавшего стенки кабинки и дверных ручек в этой убогой забегаловке, смотрит на своё осунувшееся, белое лицо и спрашивает вслух «Какого хрена?». С момента её первой встречи с Данэмом «Какого хрена?» стало девизом её жизни. Выключив воду, Эйса выходит из туалетной кабинки, крадучись за спиной габаритной уборщицы, которая вдруг напоминает ей Лупе. Сестренка отмучилась, а она продолжает огребать. Кому в итоге повезло больше, Ривера не может сказать однозначно.

Она видит, как Лара переговаривается с каким-то мексиканцем возле входа в кухню. По движению её губ Ривера понимает, что они говорят по-испански, только никак не может разобрать, что именно. Возможно, это их информатор, а может, тупая баба с кулаками не настолько тупа, как хочет казаться. Кинг замечает, что за ней наблюдают, она злобно смотрит на застывшую среди стеллажей минимаркета Риверу и спешит свернуть разговор.

— Член у меня есть, говоришь, — Лара Кинг обозлилась, это чувствуется по тому, с какой силой она волочет Риверу обратно к машине, как встряхивает её по дороге, как припечатывает её к боковине авто, прежде чем сунуть внутрь, как мешок с потрохами. — Я бы тебя пристрелила на месте, но руководство хочет выжать из тебя всё, что можно. Но мы-то обе понимаем, что ты бесполезна. Ты только для члена и годишься.

Эйса молчит. Что-то внутри не позволяет ей открыть рот и послать Кинг нахуй. У Риверы на языке вертятся навязчивые вопросы, она видит в чертах её лица черты их общих предков, а в тёмной зелени её глаз прямое подтверждение своим подозрениям. У специального агента по борьбе с наркотиками Министерства юстиции США взгляд убийцы-чистильщика, взгляд Оливера Данэма, взгляд бешеной псины на поводке, какой бывает у головорезов картеля. В нём читается «да, сука, ты права, да только чем тебе это поможет?». Эйсе кажется, что далеко не Беккет, а именно она решает её судьбу, именно она способна прямо сейчас вывезти её к каналу, накрутить на ствол глушак и отправить её к их общим праотцам, к Энрике, к бабуле, отцу, которого Эйса не успела запомнить, и от этого ей становится жутко. Действительно жутко, начиная с того самого дня, когда они с Беккетом взяли её в ресторане «Маэстро Гардель».

— Есть контакт. Зашевелились, — доносится из рации. Их с Ларой зловещий зрительный поединок прерывается, Кинг заталкивает её в машину и мчит назад, к складам.

— Сидеть в машине, — рявкает Кинг, доставая из багажника бронежилет и винтовку с коротким стволом.

Ривера бодает затылком подголовник, устраиваясь удобнее в своей сидячей тюрьме. Сидеть в машине. Как будто у неё есть выбор. Ключи в замке зажигания и мотор работает, но мозги у Риверы ещё не совсем уехали для того, чтобы угонять полицейскую тачку, подключенную к спутниковому навигатору. Эйса видит, как Кинг на ходу надевает бронежилет и бежит ко входу на территорию за табличку «Посторонним вход запрещен». Она слышит глухие, далёкие хлопки выстрелов и вой сирены.

Эта огромная земля уставлена контейнерами, издали похожими на разноцветные коробки размером не больше ладони. Логотипы известных транспортных компаний, производителей цифровой и бытовой техники, слоганы известных на весь мир торговых марок, огромные подъёмные краны, замершие в бездействии — Эйса напряжённо всматривается в каждую деталь, пока у ворот не появляется движение. Группа захвата в балаклавах и чёрной униформе ведёт двоих мексиканцев, потом ещё двоих. Следом за ними выходят Беккет, парни в костюмах — скорее всего, кто-то из руководства, человек с фотокамерой в толстовке с эмблемой крупнейшего в городе медиахолдинга. Эйса наблюдает, как они скалятся и едва ли не целуются друг с другом в десны, хлопают Беккета по плечу, отчего-то тот прячет очи долу. Эйса чувствует, что всё внутри начинает гореть. Она надеется, что та бешеная мысль, возникшая у неё в голове, всего лишь призрак отчаяния, последствие давящей, как могильная плита, неизвестности и стресса, от которого кончики пальцев одолевает тремор так, что невозможно подкурить сигарету. Они взяли Данэма. Они не могли его взять. Это невозможно. Что же, чёрт побери, происходит?

Когда делегация рассаживается по машинам и уезжает, Беккет идёт к ней. Он распахивает дверь, молча выволакивает её из машины и, подгоняя тычками в спину, ведёт на территорию. Они проходят узкими коридорами меж стен контейнеров. На каждом повороте стоит вооружённый боец, мимо проходят пара конвойных, несущих груз в чёрном полиэтилене. Беккет подводит её к небольшому безымянному фургону, в его раззявленном нутре виднеется паллета с чёрными, обмотанными скотчем пакетами весом около килограмма каждая.

— Отличная работа, Джон, — кто-то проходит мимо и хлопает Беккета по плечу, но Эйса не видит ничего, кроме надорванной пачки, лежащий сверху. Внутри белеет мелкая взвесь, которую разносит по салону порывами сквозняка.

— Смотри, — он толкает её ближе, грубо наклоняет ей голову, всовывает в машину, держа за шею. Эйса чувствует до боли знакомый, дурманящий запах. — Это самая большая партия за последние три года. За неё мне дадут приличную премию, повесят медаль и скорее всего представят к повышению, но угадай, почему, я мать твою, так зол? Потому что здесь нет Оливера, чтоб его, Данэма!

Эйса медленно поворачивается к нему и замирает. У Беккета бешеные глаза с покрасневшими дужками век, затертый нос и подрагивающие губы, как у затравленной собаки — наверняка, на радостях занюхал. Ну, или с горя. Но при любом раскладе дерьмо воняет одинаково, а Эйса в дерьме по самое горло. Ощущение полного пиздеца накрывает её медленно и неотвратимо, как приближающаяся издали волна цунами. Конец наступил как-то слишком быстро, она даже не успела сделать последний вдох.

«Ну, вот и всё, Ривера».

«Я не могу ничего изменить. Кто угодно, только не я».

Мысли проносятся в голове, не задерживаясь надолго, воспоминания вспыхивают и гаснут, оставляя после себя пепел и ожог, удушающая паника сменяется безразличным «насрать», вынуждая Эйсу задыхаться, словно при тяжёлых нагрузках. Она не чувствует, как Беккет оттаскивает ее от машины, как толкает плечом в сторону. Она не чувствует, как бьётся спиной о жестяную стенку контейнера — всё тело потеряло чувствительность, кроме одной точки под грудью, где грохочет сердце.

— Он надул тебя, милочка. Но вот интересно, если я сделаю так, — он резко вынимает пистолет и стреляет несколько раз возле её головы, — он явится спасать свою сучку?!

Грохот выстрелов, звон бьющихся об металл пуль перебивается криком. Эйса кричит, зажимая ладонями уши, корчится, съеживается в комок. Она смотрит на его опущенную вниз руку, на его побелевшие пальцы, сжимающие рукоять пистолета, и понимает что ещё пара дюймов и пара секунд… Хочется сползти вниз и заплакать от беспомощности, хочется броситься на него и растерзать ему лицо, вгрызться в шею, добраться до сонной артерии и выпустить ему кровь, хочется прекратить всё это, героически словив пулю, но Эйса понимает, что героиня из неё так себе, а рыдать и стенать о пощаде не позволит гордость. Беккет не Данэм, тут давить на жалость бессмысленно, он решений не принимает. Здесь любые попытки бороться бессмысленны, козырей у неё не остаётся.

— План со шлюхой отменяется. Дожимайте этих уродов и дай отмашку парням в Вегасе. До связи.

Эйса плетется за Беккетом обратно к машине, слушает его разговоры по телефону и не улавливает смысла. Она в полной прострации грузится на заднее сиденье, краем глаза улавливая кривую ухмылку Лары Кинг в зеркале заднего вида.

— Слушай, ты говорил твой сын работу ищет?

Кайл «решает вопросы». Вместо того, чтобы на автопилоте добраться до «Логова» и завалиться спать. Выполняет обещанное, вместо того, чтобы вернуться несколько лестничных пролётов назад, выбить к чертям собственную дверь и взять то, что ему так отчаянно, до зубного скрежета, до зуда в ладонях хочется. Он стоит в дверях своих соседей-пропойц, напряжённо ожидая, когда они соберутся, чтобы поехать с ним в «Приход», вместо того, чтобы сдирать с Кали Рейес одежду. Ведь она была готова. Он видел это по её глазам. Она готова была его «отблагодарить», она почти сдалась под его напором, но именно это его и остановило. Он не хотел от Кали благодарности, он хотел её всю.

«А не дохрена ли ты хочешь, идеалист хуев? Бери и еби, вот навыдумывал!»

Сомнения в голове звучали голосом Коула, Кайл уверен, брат сказал бы именно так, но чем дальше он отъезжал от дома, тем сильнее крепла в нём уверенность. Он всё делает правильно.

В «Логове» суета. На двери висит табличка «Закрыто» — левых людей сегодня не пускают. Кайл толкает дверь, входит в зал, напарывается на пару десятков напряжённых взглядов-игл, пронзающих его насквозь, но узнав его, «Хантеры» расслабляются — Кайл свой. Парни мнутся у барной стойки, невесело бултыхая воду со льдом в стаканах для виски. Кайл помнит, перед «работой» у Хантеров не пьют, а значит, парни идут на крупное дело, для которого мобилизуются все ресурсы.

Он находит брата в оружейной.

— Сегодня? — односложно спрашивает Кайл.

— Ага, — так же односложно отвечает Коул, скурпулёзно пересчитывая патроны для каждого рожка.

Кайл помнит, в такие моменты они с братом меняются ролями, словно превращаются друг в друга: Коул в железобетонно невозмутимого лидера с холодной головой, Кайл — в горячечного психопата с желанием убивать. В тот день, когда они шли на «Шакалов» за то, что их главарь переломал Еве — старшей сестре Риты — пальцы, и тем самым поставил крест на её карьере пианистки, его отрезвляющее «ты добивать будешь или как?» Кайла остановило от непоправимого. Он убил бы, и тогда чёрт знает, где бы сейчас был — может, за решёткой, а может, на том свете.

— Ясно.

Сегодня «Хантеры» решают дела старших. Тот самый транзит, о котором Коул на днях говорил ему. Кайл отворачивается и смотрит чуть в сторону, старательно делая вид, что ничего такого особенного брат ему не сказал и вообще на стене такие причудливые узоры от пуль, но рука уже нащупывает в кармане телефон — Кайл собирается набрать Фрэнка и напроситься в дополнительную смену.

— Так. Вот щас остановись. Серьёзно. Я знаю, о чем ты думаешь, — Коул и в самом деле бьёт не в бровь, а в глаз. Знает, что Кайл в стороне не останется, знает, как тяжело тому разрываться между семьёй и долгом. Коул кладёт оружие на стол и строго смотрит на брата, словно он старше на пяток лет, а не минут. — Не суйся никуда, раз уж соскочил. Выспись лучше, а то как зомби. Всё тихо пройдёт.

Коул в такие моменты даже материться прекращает, фильтрует речь и убавляет эмоции, включает трезвый рассудок. В него какой-то внутренний тормоз вшит, срабатывающий, когда припекает. Кайл таким похвастаться не может, хорошо лишь то, что теперь он плещется в говне другого сорта — там и пострелять не грех, главное, отчёты пиши исправно.

«Имел право».

И призрак Суареса не будет доставать его по ночам. Как и шесть других, застреленнных «на поражение» за все пять лет службы.

— А если нет? — Кайл задаёт вопрос из разряда философских. При их образе жизни один процент форс-мажора при девяносто девяти на стороне благоприятного исхода превращается в пятьдесят на пятьдесят. Они понимают это оба, но Коул продолжает настаивать.

— Тогда тем более. В прошлый раз тебе чуть яйца не отстрелили, забыл? — именно поэтому Коул не стал его предупрежать. Чтобы «как в прошлый раз» не повторилось. Тогда он и поганка Рита по очереди дежурили у дверей реанимации, не зная ни сна, ни отдыха. Коулу такой аттракцион нахрен больше не нужен.

Кайл лишь криво улыбается в ответ, нарочито неспеша топает наверх, чтобы после сделать то, что решил. Как-нибудь продержится ещё двенадцать часов. Коул провожает его хмурым взглядом — он в эту демонстрацию не верит, знает его, как облупленного. Знает, что спорить бесполезно. Когда-нибудь эта двойная игра «я просто присмотрю за тобой» выйдет ему боком. Коул надеется, что брат вернётся в банду, а не сядет в тюрьму.

Плотно закрыв дверь в комнату, Кайл набирает начальника патруля.

— Нам тут распоряжение сверху пришло. Повышенная боевая готовность. Выйдешь, прибавку к премии гарантирую, — сходу информирует его Фрэнк.

— За тем и звоню, — хмуро отвечает Кайл, чувствуя, как внутри начинает ворочаться нехорошее предчувствие.

— Отлично, я знал, что ты не подведешь, — Фрэнк нажимает отбой, и Кайл выходит из «Логова», ничего никому не сообщив. Брат всё ещё копается в оружейной, а больше ему помешать никто не сможет. Да и Коул, в конце концов, не к батарее же его привяжет.

В соседнем супермаркете Кайл покупает четыре банки «Ред Булла», две отпрокидывает в себя сразу, ещё две оставляет на потом — как раз к середине смены начнёт клевать носом. Распоряжение сверху ничего хорошего не сулит. Кайл спешит в участок, чтобы как можно раньше выяснить подробности. Он слепо надеется, что одно с другим не связано.

На зарядке остаётся одно деление. Провод от прикуривателя погрыз пёс Эрнандеса, новый они ещё не получили, а родной валяется где-то дома; Кайл сидит в гараже за рулём заведенной полицейской машины и тщетно пытается дозвониться брату. Фрэнк не сказал ему ничего определённого, кроме «УБН и наркота», но и этого было достаточно, чтобы забить тревогу. В городе масштабная операция. Коул ошибся — сегодня тихо по определению быть не может.

Кайл сегодня один, напарник уже в патруле. Тем лучше. Хантер выруливает на шоссе, стараясь как можно скорее добраться до вверенного ему на сегодня квадрата. Придётся объехать его по косой, чтобы намотать нужный километраж, а после держаться ближе к складам. Кайл тщательно прослушивает радиоволну, игнорируя навязчивый стук банок с энергетиком, катающихся по сиденью. Хочется сдуру спихнуть их на пол, отправить туда же сдыхающий мобильник и ебнуть по рулю так, чтобы заорал клаксон, оглушая полусонную округу, но Кайл не даёт воли нервам. От него, психованного, толку не будет.

За строем облезлых, рыжих малоэтажек масляным пятном расползается бледная полоса рассвета. Пахнет прибитым к земле смогом выхлопов и солью, которую ветер пригнал с океана. В рассветные часы район кажется тихим, но Кайл знает, это ощущение обманчиво. Именно в такие часы совершаются самые тяжкие преступления, будто у людей в башках какой-то тумблер срабатывает при виде первых солнечных лучей. Или это лунные циклы так действуют, или ещё какая-нибудь необъяснимая херня. Он снова вспоминает о Кали. О том, что она одна, в его квартире, в его, в общем-то, теперь уже жизни. От этого в груди растекается тепло, словно от порции виски, внизу живота узел закручивается, а к ширинке будто камень привязали. Такое состояние только женской лаской снимается и ничего тут больше не поможет. Кайл лишь надеется, что Кали не придумает очередной сумасбродный повод сбежать от него.

— Внимание всем экипажам! — гремит в рации. Голос диспетчера пинком вышвыривает Кайла в реальность. Он втыкает передачу и едет по указанным координатам, попутно набирая брату смс — звонить сейчас херовая идея, только отвлекать.

Несколько внедорожников Управления стройной колонной проезжают мимо по направлению к центру. Они своё дело выполнили, теперь местным копам, как водится, за ними убирать.

«Чуть что, так «под ногами не путайтесь», а сами как разворошат дерьмо, и нам расхлебывать.»

Кайл видит издалека удирающий мотоцикл одного из «Хантеров». То, что они и брат сейчас в самой гуще событий, сомнению уже не подлежит.

Эти склады и ближайшие к ним территории — депо, район с аварийными и предназначенными на слом домами, заброшенный завод авиакомпонентов и маленький недействующий аэродром, кольцевая развязка с эстакадой, предназначенная для большого грузопотока, которого здесь уже давно нет — изучены братьями с детства, а годы в патруле знания только закрепили. Только вот он не один такой умный — мимо с воплями сирены проносится кто-то из его коллег. Кайл прикидывает, как бы стал уходить сам, надеясь на то что их с братом мысли по-прежнему сходятся. Он ныряет в узкие, пустые проулки, убрав боковые зеркала, чтобы случайно не сбить их — где-то здесь была их давняя вписка, которую они снимали у старого, слепого корейца на чужое имя ещё до покупки «Логова». Они с Коулом тут сто лет не были, да и нечего тут делать — в этих каменных мешках легче лёгкого нарваться на тупик, забор или узкий проход, заваленный гнилой мебелью и мусором. Уходить от погони в этом сраном лабиринте самоубийство. Коул мог забрести сюда, потому что больше некуда — на улицах полно патрульных машин, снуют каждую минуту, не проскочить.

— Мать твою, ну, где ты, а? — на очередной развилке Кайл хватается за телефон. Ничего. Коул не ответил. Экран меркнет у него в руке — телефон окончательно садится. Кайл бросает его на сиденье и сворачивает направо. «Внимание всем экипажам» долбит по мозгам в четвёртый раз, и Кайл вырубает электронику. Он решает довериться интуиции.

Ментальная связь у близнецов есть, Кайл получает этому очередное подтверждение. Нога сама давит на газ, а рука жмёт кнопку на приборке, чтобы опустить боковое стекло, когда он видит тень, спешащую вдоль длинного, бесконечного ряда парадных без единого прогала, в который можно юркнуть от зорких копов.

— Коул!

Фигура жмётся к стене и ускоряет шаг. Кайл подъезжает ближе и понимает что не ошибся. Коул прячется за безразмерной чёрной толстовкой с капюшоном, натянутом на самые глаза, чтобы скрыть забитую цветными рисунками шею и руки, разрисованные до самых фаланг — свои самые особые приметы. Кайл зовёт его ещё раз. Брат, наконец, узнаёт его голос и оборачивается.

Коул упирается лопатками в нишу кирпичной стены, сканирует взглядом округу, прежде чем сделать шаг к машине. Коул дёрганый, он взбудоражен и зол. Уже светло, скрыться негде, сейчас патрули будут тормозить любого, кто им не понравится внешне, а такой, как Коул вряд ли кому-то понравится.

— Садись, — Кайл распахивает дверцу пассажирского сиденья.

— Бля, ты ебанулся? Я в эту шмаровозку не сяду, — брат кричит шёпотом, вытягивая шею из своего укрытия, как зверь, загнанный в угол.

— Садись уже, в этой тачке тебя точно искать не будут, — аргумент резонный. Коул перебежкой пересекает улицу, суёт голову в салон и тут же выскакивает обратно.

— Ты в себе вообще? Тут камер дохуя!

— Не работают камеры. Захлопнись уже, сядь и не дергайся, — резко обрывает его Кайл, выжимая педаль газа, движок нетерпеливо рычит ему в ответ. Улица пока чистая, но стоять и попусту трендеть нет времени — в любой момент сюда может свернуть экипаж. Коул молча ныряет в салон, скидывает капюшон и вытягивает ноги. Чуть расслабляется. В полицейской тачке ему неуютно, но то, что рядом брат, спасает положение. Кайл уже второй раз вытаскивает его из-под носа копов. Херовая тенденция. Словно после ухода брата из банды Коул начал терять осмотрительность.

— Тебя видели? — спрашивает Кайл.

— Не знаю. Нет вроде.

Коул нервничает, разглядывает тачку, тёмно-синюю форму брата, значок, пистолет. Он в чужой стихии, зато Кайл выдыхает и успокаивается. Дело за малым — вывезти брата отсюда.

Он тормозит на светофоре. На соседнюю полосу неспешно подкатывает патрульная машина. Кайл с досады закатывает глаза и еле слышно выдыхает «Блять» — не хватало ещё, чтобы оттуда кто-нибудь вылез с каким-нибудь тупейшим вопросом или того хуже пустым трёпом. За рулём сидит загорелая блондинка с бицепсами — младший сержант Питерсон, которую парни за глаза называют Сарой Коннор. Она утверждает, что лесбиянка, однако, Кайл регулярно получает от неё жирные намёки.

— Рожу отверни от окна, — говорит он брату сквозь зубы. Кайл играет с ней в переглядки, лишь бы её внимательный, цепкий взгляд не задержался на Коуле. Загорается жёлтый сигнал. Кайл широко улыбается ей, и «Сара Коннор», смущённо опустив веки со щеткой нарощенных ресниц, стартует первая. Сработало. Скорее всего, намёки перерастут в открытый штурм, но он справится. В конце концов, не изнасилует же она его.

— Бля-я-я, до чего же страшная баба! — нервно усмехается Коул, тщетно стараясь взять себя в руки. Кайл ничего не отвечает ему.

— Что за хуйня произошла? — Кайл тормозит под эстакадой, когда сверху пролетает вертушка. Её жирное брюхо с эмблемой Департамента проглядывает сквозь бетонные балки и ржавую арматуру перекрытий, словно вот-вот усядется на них, как птица на гнездо. Кайл снова чувствует себя одной ногой вне закона, и это чувство отдаёт пресным привкусом старой привычки, от которой пытаешься избавиться годами. Дрянное, тошнотное чувство.

— Накрыли товар. Копы, УБН, маски-шоу — целый, блять, праздник! Сука, сука! — Коулу хочется разгромить салон, но он лишь пинает днище бардачка до тех пор, пока не слышит характерный пластиковый хруст. — Старшие мне голову открутят.

— Это не твоего уровня проблемы. Ты предупреждал их об агентах? — баланс сохраняется, теперь у Кайла голова холодная. Он помнит, что УБН и ФБР не в компетенции «уличников», слишком высоко те сидят, раздавят, не заметишь как. Но как дерьмо ни называй, оно дерьмом остаётся, Кайл прекрасно понимает беспокойство брата.

— Да, но им же похуй! — Коул берет в руки телефон, читает короткую смс-ку и как-то резко осаживается, словно сдувается. — В «Логово» надо срочно. Парня нашего задели.

Кайл молча давит на газ и везёт брата окольными путями, сверяясь с полицейской волной. Где-то проходит штурм, двое офицеров ранены.

Машину он оставляет на соседней улице. К «Логову» братья движутся короткими перебежками.

— Плесни ему ещё виски.

Слышится с порога, когда они распахивают дверь.

— Да смысл?! Всё уже.

— Скорую надо.

— Нельзя сюда скорую, вы охерели!? Тут копов полная улица, нас всех загребут!

Коул молчит. Он стоит истуканом посреди зала, смотрит и слушает, как его люди спорят между собой, оценивает ситуацию. Пол замазан кровью, вся обивка мягкой зоны пропиталась ей — ребята уложили пострадавшего на диван. Парень в полубессознательном состоянии, ему чуток осталось, без всяких врачей ясно. Скорую сюда нельзя — либо пацан, либо вся банда. Выбор — тяжелейшее бремя лидера. Принятие непростых решений и расхлебывание их последствий — крест, который Коул тащит на себе с пятнадцати лет, с тех самых пор, как они с Кайлом создали эту банду. Люди умирали, но каждый раз — он как первый. Первые два часа ты прикидываешь, как этого можно было бы избежать, потом винишь себя до усрачки за то, что не всё предусмотрел, а потом просто принимаешь всё, как есть, потому что на скулеж и ненависть к самому себе просто не остаётся времени — надо что-то делать с телом, оповещать родственников и так далее по списку. Скорая здесь бессмысленна. Коул идёт к барной стойке и наливает себе двойную.

Кайл не собирается сдаваться. Он бросается к пострадавшему, проводит осмотр — в Академии их учили всякому, и знания не раз приходилось использовать. Пуля, вероятно, пробила желудок и пролетела насквозь — тряпки и бинты из разворошенной аптечки мокрые от крови насквозь. У него у самого уже руки по запястья в ней, но без медиков ничего тут не сделать. Да и поздно уже. Парень синюшно-бледен, на свет не реагирует, взгляд не фокусирует, шепчет одними губами «мама, мама». Кайл предсмертную агонию наблюдал не раз и не два, спутать невозможно. Он встаёт с колен и ищет взглядом раковину — надо бы руки помыть, а то изгваздается в ней весь.

— Да-а, Кайл, хорошо нам ваши подосрали…

Доносится от кого-то из ребят. Кайл слышит в этих словах посыл, мол, хватит хуйней страдать, уходи уже от этих шакалов, не хрен делать там. Им похер в кого палить, похер, что парни с улиц тоже люди, что у них маленькие дети или немощные родители, целиком и полностью зависящее от них, похер, по какой причине они вступили на этот путь. Кругом лицемерие и двойные стандарты — носители значка точно так же могут продать дозу чьей-нибудь младшей сестре, они ходят в бордели, где торгуют малолетками, уродуют заключенных потехи ради и гребут в карманы ценности при обыске. Банда под названием «Полиция Лос-Анжелеса» ничем не лучше «Шакалов» или «Лас Кобрас» — это то, что Кайл видит в каждом взгляде, направленном на его униформу, словно только она и стоит здесь и человека за ней нет.

— У него мать в инвалидном кресле. Блять, что ей сказать?

— Бля-я-ять.

Зал тонет в напряжении, кажется, даже лампы тускнеют, до того оно густое и тёмное. На Кайла уже не смотрят — ребята кучкуются у остывавающего тела и тихо переговариваются, словно пацан спать прилёг и будить его они не хотят. Он делает два шага назад, выходит из бледного кружка света, сливается с темнотой, в которую бар погружен в любое время суток.

— Мне ехать надо, Коул, — он подходит к брату, одиноко сидящему за стойкой, чувствуя вину за собой. Не хочется вот так оставлять его сейчас, а надо. До конца смены ещё пять часов.

— Давай, — бесцветно отвечает брат, закидывая в себя порцию алкоголя вместе с куском подтаявшего льда.

— Позвони мне.

— Ага, если жив буду, — криво улыбается Коул. Кусок льда гулко хрустит у него на зубах, словно не лёд вовсе, а чья-то кость.

Кайл выходит из бара, останавливается на заднем крыльце просто подышать, и плевать, что из мусорного бака несёт. Хочется просто послушать тишину в своей голове.

Состояние мерзкое, хуже некуда, кажется, будто вывернули шкурой наружу и оставили подыхать, а он всё никак. Действие кофеина сходит на нет — усталость, рассеянность, подавленность делают из него хренового работника. До машины остаётся всего ничего, только дорогу перебежать. Кайл с опозданием реагирует на скрежет тормозов — он берётся за ручку двери, когда мимо на бешеной скорости пролетает старый серый седан без номеров.

Автоматная очередь выбивает кирпичную крошку где-то возле его плеч, сильнейший удар в область селезенки выбивает из лёгких кислород, сбивает его с ног, вынуждая сползать безвольным мешком по бочине авто. Больно так, что брызжет из глаз, сиплое «твою мать» ситуацию лишь ухудшает — в боку печёт ещё сильнее. Паника не даёт соображать, Кайл понимает, что на нём бронежилет лишь спустя целых двадцать секунд бессмысленных барахтаний в дорожной пыли. Хорошо, что не в голову — местные «копоненавистники» хреново целятся. Форма здесь, как мишень, а он тут один на всю улицу без напарника, без второго экипажа. На переодевания не было времени, да и мозги были другим забиты, вот теперь получи, распишись.

Свезло, так свезло. Кайл целых двадцать секунд думал, что почти сдох. Как тот парень, чей труп коченеет сейчас в «Логове».

— Твою мать, — отчётливее произносит Кайл, делая осторожный вдох. Всё ещё больно, но профессиональная гордость задета больнее. Проворонил, сам дурак. А мог бы и правда сдохнуть.

Руки ещё дрожат, когда он откупоривает последний «Ред булл». Сердце трепещет в такт — привет, тахикардия, в пустую голову возвращается ясность, подъем и нервное возбуждение сменяют уныние и раздрай. Эффект на голодный желудок наступает быстрее. Нужно дотянуть до конца смены, заехать за соседом в «Приход», снять бабла, чтобы заплатить ему и заглянуть домой, взять зарядник. Увидеть Кали. И уснуть, хоть на заднем сиденье авто.