Алиса дрожала мелкой дрожью. В её горле пересохло. Если её уличат в том, что она с ним хотя бы знакома, минимум, что с ней случится — это немедленное увольнение с такой мокрой репутацией, что хоть выжимай. И плакала её карьера переводчицы. Как максимум — заподозрят в помощи противнику, предательстве Родины и прочем кошмаре. О, какой ужас! Алиса почувствовала, как у неё вспотели и замёрзли ладони. Она понимала, что смотрит на Хева, как кролик — на приближающиеся фары машины. Она и чувствовала себя кроликом, которого сейчас размажет по асфальту.
Хев, в отличие от Максима, был одет в белую рубашку и чёрные брюки. Он шёл между журналистами, не рисуясь и не особо глядя по сторонам. Алиса заметила, что менеджер Хева спокойно шёл за его спиной, а не жужжал в ухо бойцу, как Владимир. Лицо Хева было сосредоточенным. Он смотрел в пол. Алису он вообще не заметил, и это помогло девушке немного расслабиться.
Журналисты снова взорвались гомоном и щелчками фотоаппаратов. Они пристально следили за продвижением Хева по узкому проходу, что оставили в центре зала. В это время Алиса, призывая всех богов и мастеров йоги в помощь, пыталась привести себя в относительно спокойное состояние. Ночью в клубе Алиса была в закрытой маске и молчала, как рыба. Есть шанс, что Хев просто её не узнает. Он ведь тоже не ожидает, что его случайная любовница через несколько часов окажется с ним в одном зале, да ещё и в команде его противника.
О дьявол! Она в команде врага Хева, она спала с врагом Максима! Она вляпалась по самые уши, и её потихоньку затягивает. Если узнает Максим — её заподозрят в пособничестве Хеву. Если узнает Хев — он решит, что она шпионила для Максима. Если узнают оба — прибьют её коллективно. Ну какой чёрт дёрнул её пойти в этот клуб именно вчерашним вечером? Зачем она подошла к той «статуе» и начала его лапать? Алиса мысленно порола и распекала себя на все лады.
Хев не обращал на неё никакого внимания, и девушка смогла взять себя в руки. Она сцепила ладошки, чтобы дрожь в пальцах не была столь заметной. Взгляд девушка опустила, чтобы не привлечь внимания. Она вообще постаралась стать максимально незаметной, если можно было стать незаметной, стоя под прицелом десятков камер.
Хев приближался к своему месту рядом с Максимом. Максим подобрался, но попытался это скрыть. Владимир и тренер Максима начали что-то бурно обсуждать вполголоса. Команда Максима была напряжена, как перед бурей. Хев же был сосредоточен и спокоен. На его лице не отражалось эмоций. Так выглядит человек, пришедший утром на привычную работу. Его менеджер, русоволосый молодой мужчина, так же невозмутимо следовал за своим бойцом и ни капли не суетился.
Хев приблизился к Максиму, но не повернул головы. Максим же вперился в Хева злым взглядом. Хев спокойно встал рядом, его команда отошла к противоположному краю площадки. Работали камеры, щёлкали фотоаппараты. Какое-то время бойцы просто позировали журналистам. Хев смотрел прямо в камеры, Максим — косился на Хева.
Наконец, к ним подошёл служащий и жестом пригласил бойцов повернуться друг к другу. Максим порывисто крутанулся на месте, поднял кулаки, встал в стойку и изобразил агрессивную гримасу. Хев просто переступил и повернулся к Максиму. Щелчки фотоаппаратов стали практически непрерывными. Шотландец был чуть выше, на полголовы, но всё равно смотрел на Максима так, будто был больше в два раза, а Максим перед ним был тлёй. Хев был гораздо более рельефным, чем Максим, и выглядел крупнее, хотя, он не поднял рук и не играл мускулами. Хев просто смотрел в глаза Максиму.
Алиса мгновенно поняла, что он делает. Хев — Верхний. Он инстинктивно подавляет всех вокруг. А сейчас он делал это намеренно. Алиса сразу почувствовала желание опустить глаза, сжаться и опуститься на пол, покорно склоняя голову. Максим — не Нижний. Он пока не чувствует этого, но скоро и он ощутит давящую атмосферу, которую создаёт вокруг себя Дом. И ему придётся либо ответить, либо подчиниться.
Максим изображал стойки, напрягал мускулы, выпячивал челюсть, поворачивался то так, то этак. Хев же стоял спокойно, не реагируя на все попытки Максима спровоцировать его. Это было похоже на противостояние горы и тявкающей на неё шавки. Но скоро Хеву это надоест. Дом ждёт подчинения и не простит, если его безмолвный приказ будут долго игнорировать.
И точно. Хев, казалось, начал поглощать свет вокруг себя. Он становился всё больше и больше, воздух вокруг него сгущался. Алиса уже едва могла сопротивляться гнетущему влиянию Верхнего, ей было трудно дышать. Максим был достойным противником, он сопротивлялся очень долго, не выдержал. Он рванул на груди футболку, выкрикнул в лицо Хеву какое-то оскорбление и попытался ткнуть его кулаком в щёку. Хев отмахнулся от этого жеста и едва заметно ухмыльнулся с видом победителя. Фотоаппараты взорвались вспышками. Служащие поспешили вклиниться между бойцами. Журналисты разразились выкриками. Тренер и менеджер Максима подскочили к бойцу и чуть не получили случайный удар. Стердаун превращался в балаган.
Хев стоял спокойно. Этот раунд он выиграл, остался хозяином на этом поле, а у Максима сдали нервы. Алиса смогла, наконец, вздохнуть, когда давящий императив Верхнего отступил. Девушка чуть пошатнулась, но смогла устоять. Она заметила, как несколько людей в толпе журналистов тоже встряхнулись, когда Верхний отпустил толпу. Потенциальные нижние. Алиса привыкла замечать таких.
Служащие оттесняли бойцов друг от друга. Максим бесновался и брызгал слюной, его оттаскивали за руки. Максим выглядел, как взбесившийся бойцовый пёс, которого держат за ошейник. Хев спокойно отошёл сам. Только Алиса заметила на его губах едва проступившую торжествующую ухмылку.
Отступая, мужчина бросил на Алису короткий взгляд. Он посмотрел на неё так, будто просто обводил взглядом толпу, но Алиса знала: он задержал на ней взгляд ровно настолько, насколько было нужно, чтобы девушка это почувствовала. Ровно столько, сколько было нужно, чтобы она поняла: Верхний её заметил.
Этот взгляд пригвоздил её к месту. Верхний безмолвно скомандовал стоять, и она стояла. Когда взгляд Хева отпустил её, команда Максима уже подобралась к выходу из зала. Девушка в ужасе бросилась догонять группу, в центре которой всё ещё ругался Максим. Неужели Хев её узнал? Не может быть! Просто не может!
Группа кое-как добралась до машины. Их преследовали журналисты, Максим всё никак не мог успокоиться, в кэб его заталкивали вдвоём. Алиса, бросив через плечо взгляд на журналистов, нырнула в кэб последней и захлопнула дверь.
— Макс! Что за дела?! — заорал Владимир.
— Я этому ублюдку башку оторву! — орал Максим.
— Спокойно! Спокойно! Прекратили! — пытался влезть тренер.
— Я ему морду его разукрашу! — продолжал бесноваться Максим.
— Ша, парень!
Владимир пытался поймать размахивающего руками Максима. Тот не владел собой, он совершенно обезумел. Алиса просто сжалась на сиденье. Она старалась слиться с обивкой сидений, чтобы Максим её не заметил. Его состояние сейчас живо напомнило ей то, в котором пребывал Он в ту страшную ночь. Абсолютное отсутствие контроля над яростью.
Голой со сцепленными за спиной руками на коленях у Хева, демонстрирующего полную боевую готовность ниже пояса, было безопаснее. Хев не контролировал своё удовольствие, а Максим — злость. Алиса, как никто, чувствовала бесконтрольную мужскую агрессию. Непрошенные воспоминания настырно стучались в её мозг, заставляя дрожать, но девушка усилием воли отталкивала их. Она сжала руки между коленей и пыталась не шевелиться.
Кеб быстро домчал их обратно до отеля. Алиса вылетела из машины первой. За ней выбрался Максим и попёр к двери отеля, как танк. Лицо его раскраснелось, глаза блестели безумием.
— Я ещё нужна? — пискнула Алиса, обращаясь к Владимиру.
— Нет! — рявкнул мужчина в ответ. — Завтра в девять в фойе! Идите!
Это было не слишком вежливо, но Алисе этого было достаточно. Она едва не бегом помчалась в сторону лифтов, лишь бы поскорее оказаться подальше от Максима и от всей этой ситуации вообще. Девушка вбежала в свой номер, захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и сползла на пол. Естественно, ни о каком походе в «Shelter» не могло быть и речи. Ни за что!
Хев в одиночестве сидел в тени в дальнем углу главного зада «Shelter». Перед ним стоял полупустой стакан воды, к которому он притронулся лишь однажды. Лицо его оставалось каменным, как и всегда. Хев застыл, опираясь подбородком на сложенные домиком пальцы, и буравил пристальным взглядом вход в клуб. Дважды к нему неслышно подходили Нижние и подобострастно опускались перед ним на колени. Хев лишь коротко качал головой, не глядя на них. Девушки молча уходили, не рискуя докучать Верхнему.
По случаю вторника двери открывались не слишком часто, но и этого ему хватало. Каждый раз, когда в клуб проскальзывала женская фигурка, у него в предвкушении сжималось сердце. Но Птичка не появлялась, и разочарование захлёстывало его до того самого момента, пока дверь не откроется снова. Наличие столь сильных эмоций было странным. Хев и приветствовал их, и злился. Недовольство его было понятно — его Птичка всё-таки не пришла. Но, что удивительно, это волновало его гораздо сильнее, чем обычно. Его давно не трогали отказы. Он привык относиться к ним так, как относятся те, кто в Теме. Как к заключению сделки или её срыву.
Похоже, Птичка задела в нём очень опасную часть. Ту, что он в себе подавлял давно и упорно. И в то же время Хев с изумлением понял, что ему нравится это новое чувство. Вчера он понял, что был ещё жив, хотя давно уже похоронил себя. До вчерашнего дня он жил механически. Просыпался, одевался, тренировался и снова ложился спать. Его дни были чередой одинаковых рутинных событий. Целью и смыслом своего существования Хев считал поддержание приюта, в котором вырос. Это было его единственным предназначением.
Раньше Хев подавлял в себе любые эмоции, всегда сохранял холодную голову. Он давил ярость во время боя, и это позволяло ему побеждать. Он глушил отчаяние, и это помогло ему выжить. Он держал в кулаке свои страсти, и это позволило ему иметь хоть какие-то отношения с женщинами. Со стороны жизнь Хева казалась полной. Сам Хев считал её полной до вчерашнего дня. Но теперь он вдруг ощутил биение сердца в груди, движение лёгких при дыхании.
Вчера, когда Птичка мурлыкала в его руках, Хев с удивлением понял, что она тёплая. Нелепость этой мысли поразила его самого. Странно, но раньше он не обращал внимание на то, что женщины — тёплые. Он не замечал их запаха, вкуса, не ощущал текстуры их кожи. Они были почти безликими, как и всё, что его окружает. Но вчера, когда эйфория оргазма схлынула, он вдруг остро ощутил, какая Птичка маленькая. Он почувствовал, какая у неё нежная кожа. Не отметил, как факт, а именно ощутил. И это оказалось приятно.
Утро для Хева началось странно. Он начал чувствовать запахи. От него пахло потом и Птичкой, и он решил оставить этот запах на себе. А его постельное бельё пахло каким-то дешёвым кондиционером для белья. Его привычный завтрак показался ему вкусным, хотя раньше он просто поглощал пищу, как топливо. Одежда вдруг обрела текстуру, плотность и вес, хотя до этого имела только функции. В нём просыпалась способность чувствовать, и это было интересно.
Хев весь день пытался понять, что же с ним произошло. И он подозревал, что дело в самой Птичке. В приюте, он полюбил контроль. Он не мог контролировать свою жизнь в детстве. За него решали, когда есть, когда спать, когда и как работать, во что одеваться. После того, как он достиг совершеннолетия, он никому не позволял собой управлять. Он принимал все решения сам. Всегда. Даже Джек Браун, его однокашник, единственный друг, а позднее — менеджер, даже договариваясь о боях, не пытался давить на Хева, зная, что это чревато.
Со временем жажда контроля разрослась на все аспекты жизни Хева, а в сферу его интересов стали попадать женщины. Ему нравилось ими управлять. И если в обычной жизни он смирялся с тем, что ему приходилось спрашивать, пойдут ли с ним на свидание, то в постели он этого терпеть не мог. Ему требовалась полная власть.
Молодых девчонок его желания отпугивали, и первое время он либо перебивался голодным пайком, либо встречался с более опытными дамами, для которых его молодость, габариты и выносливость компенсировали такую небольшую причуду, как излишняя властность. Когда он только нащупал свои интерес к доминированию и начинал пробовать подчинять себе свою партнёршу, он ещё мог поддерживать долгие отношения. Потом — нет. Обычные девушки не могли погрузиться в подобные отношения так глубоко, как этого хотелось Хеву. Они не принимали столь жёсткую иерархию в постели, а лишь играли роль. Хев это чувствовал и терял интерес.
С переездом в Глазго Хев открыл для себя Тему. С самого начала он радостно бросился в этот омут и даже приобрёл определённую славу Верхнего в закрытых кругах, но со временем он понял, что и Тема не удовлетворяет его полностью. Большинство Нижних приходили в Тему за страданием, моральным или физическим. Если бы ему до прихода в Тему кто-то попытался сказать, что люди могут хотеть такого, он бы не поверил.
Они просили боли, и Хев давал им это. Они жаждали унижения, и Хев делал это для них. Они хотели почувствовать себя использованными, и Хев помогал им в этом. И он своими глазами видел выражение счастья на лице этих женщин после сессий с ним. И делал он это с ними только потому, что это приносило им радость. Какое-то время это создавало иллюзию удовлетворения, но со временем Хев понял, что и Тема — это не то, чего он хочет.
Есть один парадокс в Теме, который и не давал ему погрузиться в неё полностью. Во время сессии главенствует Верхний. Он принимает решение, что и как сделает в следующую секунду со своим нижним, но у Нижнего было право остановить сессию в любой момент. По первому требованию Нижнего Верхний должен полностью, незамедлительно и без вопросов прекратить все действия и прервать сессию. Свободой действий обладал Верхний, но истинный контроль над сессией был у Нижнего. И это не давало Хеву покоя.
Он бы обращался со своей Нижней бережно. Он знал это. Он бы не сделал всё, чтобы ей нравилось. Но у неё не должно быть права решать. Никаких запретов, никаких границ, никаких условий. Только он, Хев, решает, что произойдёт дальше, и когда всё закончится. Только его воля, только его. Он хотел абсолютной власти над своей партнёршей. Не иллюзии. Он не хотел их боли, не хотел их слёз. Ему вообще не нравилось всё это. Но он хотел абсолютной веры. Доверия, которое ему не мог дать никто, даже самые закоренелые Нижние.
Ещё никто за его жизнь никогда не решался отдать ему себя без остатка. И дело было не только в том, что он — огромный амбал ростом за два метра. Отдать своё тело полностью — это противоречило и Теме, поскольку нарушало один из основных принципов — безопасность. Иногда Нижние соглашались на сессии без стоп-слова или жеста, но перед этим в обязательном порядке оговаривались все возможные запреты и ограничения, которые Нижние накладывали на действия Верхнего. Всё это было не то. Возможно, его желания заходили даже дальше, чем у тех, кто практикует со своими Нижними полную сенсорную депривацию или удушение. К таким практиками допускались только те, кто умел оказывать первую помощь. И их категорически было запрещено проводить без предварительно согласованного стоп-слова.
Но Хев оставался в Теме. Хотя она и не приносила ему полного удовлетворения, это всё-таки было максимально близко к тому, чего он жаждал. Поэтому он и ходил в такие места, как «Shelter». Пусть ненадолго, но это помогало ему сбрасывать зудящее напряжение, которое возникало из-за того, что не всё в окружающем его мире подчинено его воле.
Птичка не походила на обычных Нижних. Хев ожидал обычную сессию, а получил бурю, хотя не связал и не ударил Нижнюю ни разу. Она так соблазнительно следовала за его желаниями, что ему даже не приходилось их озвучивать. Даже её мелкие ошибки не раздражали его, но позволяли проявить свою власть и почувствовать её вкус. И Хев он забылся, потерял контроль над собой, Птичкой и ситуацией. Это то, чего боялись все Нижние, обговаривая стоп-слова и стоп-жесты. Верхний, забывшийся во время сессии — это было попросту опасно. А Хев определённо потерял контроль, когда приблизился к пику. Своему и Птички. Совершенно недопустимо для Верхнего. Непростительно.
И это было именно то, чего он хотел. Он жаждал обладать. Не понарошку, а по-настоящему. Полностью и безоговорочно владеть своей женщиной. Быть истинно единоличным дирижёром того, что происходит в их спальне. Тема ему дать этого не могла. Слишком близка была грань опасности.
Когда Хев прослыл одним из самых жёстких Верхних на островах, ему не раз предлагали такие практики, от которых у нормалов волосы дыбом на голове вставали. Но Хев задолго до этого понял — он не был садистом, он был Домом в высшем проявлении этого понятия. Его не привлекала женская боль. Его привлекала полная, абсолютная покорность.
Но его помутнение могло быть опасно для его Птички. Он мог её сломать. Верхний не должен позволять себе терять контроль. Никогда. Он же отпустил себя. Что-то в этой маленькой девушке свело его с ума. Он просто потерялся в наслаждении. Наслаждении ощущать её хрупкое тело в своих руках.
Вчера Птичка казалась довольной, но что, если это был лишь механизм выживания? Могла ли она играть для того, чтобы освободиться от него и сбежать? Могла ли она забыть, что он ни при каких условиях не причинит ей вред? Могла. Во-первых, из-за того, что с ней когда-то сделали. А во-вторых, потому, что Хев достаточно сильно надавил на неё. Да и так ли он был твёрд в своём слове? Для того, чтобы гарантировать Нижней безопасность, Верхний всегда должен быть в ясном сознании. Этого Хев ей гарантировать не мог. Слишком сильно его распаляла её хрупкость и покорность.
А может, её настиг сабдроп[1] ? Может, она просто испугалась и сбежала? Или ей не понравилось то, что между ними произошло? Может, он причинил ей боль? Всё-таки он слишком большой для этой девушки. А может, об этом Хев даже думать не хотел, может, с ней что-то случилось? Красивая девушка ночью одна на улицах Лондона — это лакомая добыча для многих.
Такими мыслями Хев и промучился весь день и вечер. Его бросало от вины за то, что он сделал, через беспокойство за Птичку до злости, ведь она пришла в БДСМ-клуб, назвалась Нижней и сбежала, не испытав и капли боли. Или боль была, а Хев это пропустил? Хев не мог найти себе места.
Время близилось к двум часам ночи. Никто не работает в такое время. Его Птичка не придёт. Хев надеялся, что это из-за какого-нибудь внешнего, не зависящего от них обоих обстоятельства, но сам не верил в такой исход. Он видел страх в её глазах, когда она выбегала из приватной комнаты.
Птичка больше не появится. А вот он, Хев, основательно вляпался. Ему теперь везде мерещились хрупкие маленькие девчушки, так похожие на его птичку. Вот и сегодня на стердауне одна привиделась. Жаль, что она в команде этого индюка, не то Хев подошёл бы к ней. Наверное, подошёл бы, если бы не ждал Птичку сегодня. Хев окончательно запутался.
Хев в последний раз посмотрел на часы, отвернулся от двери и жёстко потёр лицо руками. Всё. Пора заканчивать этот балаган. Завтра ему нужна будет свежая голова, он не может позволить себе сидеть и пялиться на входную дверь клуба всю ночь. Хев, скрепя сердце, встал и направился к выходу.
Мужчина быстро доехал по пустым улицам до своего отеля, припарковал внедорожник и вошёл в здание, глядя в пол. Он почти не удивился, когда увидел, что Джек не спит. Они остановились в одном номере. Им было не привыкать спать в одной комнате. Тот читал какую-то книгу и при виде Хева заложил страницу пальцем и положил книгу на колени.
— Три часа ночи, — спокойно заметил Джек.
— Джек, ты — мой менеджер, а не нянька, — тихо ответил Хев, не глядя на него.
— Я волновался. Ты пропал и не отвечал на телефон, — пожал плечами Джек.
— Я — взрослый мальчик. На свидание бегал, — рыкнул Хев чуть резче, чем хотел.
— Завтра с восьми работаем, — не меняясь в лице, напомнил Джек.
— Понял, — кивнул Хев.
И вдруг Джек спросил то, чего обычно не спрашивал. Да его никто об этом не спрашивал.
— Ты в порядке?
Хев подумал немного, глядя в пол, а потом всё-таки кивнул.
Утро встретило Хева неласково. Номер был пуст, Джек ушёл. Голова болела, тело было напряжённым после ночи. Он никак не мог выкинуть Птичку из головы и ворочался без сна почти до самого утра. Хев встал и умылся холодной водой, стало немного легче. Сегодня с самого утра планировалась тренировка в одном зале с этим русским. Чтобы присмотреться, так сказать. Хев усмехнулся. Вчера он достаточно налюбовался на него. Дёрганый, неуравновешенный тип. Но посмотреть на противника в деле никогда не помешает. Спустившись в фойе отеля, Хев нашёл ожидавших его Джека и тренера. Боец сверился с часами — он не опоздал. Опоздания гордость Хева бы не выдержала, не после того, как Джек ему едва одеялко не подоткнул.
— Готов? — спросил его Джек.
— Ага, — кивнул Хев. — Только я своим ходом. Поезжайте.
— Хев, там льёт, как из ведра…
— Самое оно, — бросил Хев, выходя из здания.
Джек сказал правду — за окном лил дождь. Ничего нового для Лондона. Можно сказать, тут погода была ещё ничего по сравнению с родным Гирваном или Глазго. Мужчина решил пробежаться до спортзала. Тренировки всегда помогали ему прочистить мозги. Сегодня прочистить мозги ему требовалось, как никогда. Заодно и разомнётся.
[1]Негативное состояние Нижнего после сессии. Например, самобичевание за получение удовольствия от БДСМ-практик относится к сабдропу.