Императорский отбор, или Корона любой ценой

Глава 2

За ночь я ни на минуту не сомкнула глаз. Остервенело терла чан до сияющего блеска и полного стирания костяшек пальцев. С первыми лучами солнца закончила работу. Старалась не думать о вестнике и подписанном соглашении, но мама несколько раз вскакивала с топчана с криками, напоминая мне об этом. Умоляла не идти на отбор, не понимая, что уже нет обратного пути. Я отвечала, что теперь только кураторский жребий решит мою судьбу и, ослабнув, она опять погружалась в беспокойный сон. Бредила от жара, что-то шептала пересохшими, потрескавшимися губами.

Как же я оставлю ее в таком состоянии? – твердила себе в мыслях, чувствуя за собой вину. Но и влачить жалкое существование без шанса на достойную жизнь, не собиралась. Уж лучше сгинуть на отборе, чем смириться с участью поганой анцы. По условиям договора, за выбывшего участника вместе с похоронкой приходило двести тысяч лур в поддержку его семьи. Этого хватит, чтобы купить домик и открыть лавку в Тульном переулке. Мать будет обеспечена жильем и работой, и сможет забрать сестер. В любом случае, мое участие в отборе не пройдет даром. Вот что главное!

С размышлениями, что приняла верное решение, я вышла на крыльцо, с трудом удерживая в руках тяжелый чан. Вдохнула морозный воздух, что противно защекотал горло. Поежившись, потопталась на месте, стараясь согреть себя движениями, как вдруг услышала легкий лязг под тонкой подошвой ботинка.

Уложив чан на пожухлую листву, опустилась на корточки и пошарила ладонью. Искалеченным пальцем больно уткнулась во что-то небольшое и твердое. Подняла ледяной кружочек и обомлела.

Сто лур одной монетой!

Подскочив на ноги, с опаской заозиралась, стараясь найти хозяина богатства, и только потом до меня дошло… Никто, кроме кураторского вестника не мог оставить на моем пороге такие деньги! Это он вернулся вчера после того, как я заперла дверь. Мне вовсе не показалось, что в щели мелькнула тень и послышались шаги.

Удивительно!

Никогда бы не подумала, что эллирийцы высшего сословия способны на проявление жалости. Такое впервые случилось в моей жизни.

Затрясло всю от немой благодарности. Невольно подняла взгляд в утреннее небо.

– Спасибо, фаут, я этого никогда не забуду, – прошептала в пустоту и перевела взгляд на проклятый чан.

Не теряя больше ни секунды, побежала к дому тетки Грейсы, с гордостью вручила ей результат кропотливого труда и получила еще пять лур.

– Шанни! – окликнула меня анца, когда я уже почти свернула на проулок в сторону рынка. – А кто это приходил к вам вчера так поздно? Ладный весь такой. Никак вистер столичный?

Ничего не утаить от любопытной соседки! Вечно она совала свой нос, куда не надо. Если узнает о моем участии в отборе, через час уже весь квартал будет об этом судачить. А если не пройду жеребьевку и вернусь ни с чем, еще и засмеют, окрестив неудачницей. Я часто слышала разговоры пьяных местных мужиков о том, что участники нового отбора – герои нашего времени. А еще неподалеку от нас жил дед Байон, который сам чуть не стал участником прошлого императорского отбора. Тогда ему как раз исполнилось двадцать лет, и он вошел в возрастной предел отбора, кровь подошла, а вот жеребьевку не прошел.

Ох и сокрушался под хмелем старик, волосы на себе рвал, жалея, что не получил шанса стать императором Эллирии и снести в бездну наш гиблый квартал. Все жаждал перемен и справедливого правления. Всегда говорил, что истинный правитель должен быть родом из самого низа нашего общества, чтобы действительно знать, как помочь беднякам, стерев классовое неравенство. Ох и смеются же над ним местные, всякий раз подтрунивая над свихнувшимся стариком. А вот мой отец всегда заслушивался его историями, с упоением внимая рассказам о том, как дед тогда на жеребьевке стоял рядом с нынешним правителем Аратоном фаут Даотом.

Так что не стоит никому знать обо мне больше положенного. Злые языки не дадут покоя!

– А! – сделала вид, что только сейчас вспомнила о визитере. – Да… вистер какой-то заблудился. Дорогу спрашивал, – отмахнулась и упорхнула, чтобы не напороться на новую кучу вопросов.

Первым делом добежала до целительской лавки и набрала маме лекарств, а уже потом закупила еды на месяц вперед. Примчалась домой и уже на пороге меня повело от слабости. Едва удержалась на ногах, но мешок не уронила. Собралась с последними силами и напекла пирожков с гороховой начинкой. На аромат первой партии проснулась мать.

– Выпей лекарство и давай к столу. Я спешу, – покосилась на стрелочки часов, висящих на стене. Они нещадно отсчитывали время моего скорого отбытия.

– Откуда… – оборвала она речь и сорвалась в плач, разрывая мое сердце на куски. Нет! Не брошусь в объятия, не заплачу в ответ! Сейчас мне как никогда надо быть сильной.

– Прекрати это! – смерила резким тоном. – Пей настойку по глотку каждое утро три дня. В мешочке под тумбой пятьдесят лур. Тебе хватит на первое время. В амбаре продукты. А сейчас поешь. Тебе нужны силы.

Пока мама молча смотрела на меня, вытирая слезы, я улыбалась. Маска невозмутимости прилипла к моему лицу так плотно, что я сама от себя не ожидала такого уровня игры. Жевала вкусный пирожок, шумно запивая его обжигающим нёбо чаем, и наставляла маму, будто это она моя непутевая маленькая дочурка.

– Как станет легче, попробуй устроиться в лавку гончара. Он тот еще урод, но платит хорошо. Нет ему в квартале конкуренции и нам надо ее создать. Отец учил тебя обжигать горшки. Попрактикуешься и свое дело откроешь.

Вяло вгрызаясь в выпечку, мама смотрела на меня пустыми глазами. Не было в них больше той искры, когда папа жил с нами. И надежда, с которой она смотрела вчера в мои глаза, уговаривая остаться, угасла. Да это и понятно. Кто в здравом уме поверит, что какая-то грязная анца пройдет все испытания отбора и взойдет на трон?

– Ты услышала меня? Прекращай лить слезы и возьми себя в руки! – со злостью шлепнула ладошкой по столу, чтобы привлечь к себе внимание. – Ты должна стать сильной и вернуть своих детей!

– Хорошо, – сухо отозвалась мать и отвернулась, чтобы я не увидела ее слез.

О! Как же мне хотелось сейчас крепко ее обнять и сказать, что могу вернуться уже сегодня, если не пройду жеребьевку. Но нельзя так жестоко поступать! Подарить надежду, а потом отнять. Пусть лучше все останется, как есть.

– Навести их, когда пустят, – шепнула напоследок, подошла и поцеловала маму в макушку. Погладила по хрупкому плечику.

– Я правду вчера сказала. Про похоронку, – глухо прозвучало мне в ответ.