Эпилог

Моя акварельная картина. Я в мареве счастья летнего полдня.

Все вокруг меня искрится и переливается счастьем: солнечный свет, жар марева, звуки, цвета, тени.

Счастливый мир вокруг меня наполнен какофоние звуков: пение, постукивание, стрекотание, жужжание, движение, шорохи, шебуршание, хруст, колыхание.

Потоки воздуха, обволакивающие меня, дышат запахами.

Мой беременный нос различает массу оттенков от терпко-горького полынного до нежного-тонкого василькового.

Сейчас в моей индивидуальной модальности восприятия задействованы не пять основных способов, а значительно больше.

Я не только вижу, слышу, чувствую, нюхаю и даже пробую этот мир на вкус. Нет, я ощущаю счастье мира каждым атомом своего организма, трансформируя его в свое личное представление, в свою личную модель моего безбрежно-безграничного счастья.

И я пишу это свое личное счастье. Пишу его с летним жарким полднем, с маревом поднимающимся от земли, с васильковым полем, где сижу я - абсолютно счастливая, потому что любимая и любящая.

Себя в своём счастье я рисую со спины в белом платье и огромной белой шляпе, сидящей за этюдником на моем любимом васильковом поле. Впереди меня бегает и резвится моё счастье - мои дети - пятилетняя Вера, трёхлетняя Надежда и полуторагодовалый Николай. Внутри меня бултыхается и толкается моя пятимесячная Любовь.

Смотрю на картину своего счастья, написанную собой, и вспоминаю себя семь лет назад, когда я, бросив и свою стажировку, и свой проект, сломя голову понеслась спасать свое счастье.

Боясь от собственной неугомонности и импульсивности, порвать тонкие внутренние связи и рассыпаться на пазлы противоречий, я нуждалась в духовно-моральной подпитке. Её мне мог дать только родительский дом - место моей силы.

Мой неожиданный приезд и моя фраза "выхожу замуж" странным образом отразились на моих родных. Все сделали вид, что ничего не произошло.

Ни родители, ни братья, ни их жены не стали меня расспрашивать, поучать, советовать, приводить примеры и аргументы.

Месяц, проведённый мной в семье, родные говорили о чем угодно, кроме как о моем приезде и моем замужестве.

В один из вечеров, проходя мимо родительской спальни, я услышала разговор отца с мамкой.

- Дана, я запрещаю тебе то забивать нашей дочери голову то чушью всякой и сбивать ее то с пути, - раздражённо говорит батька.

- Пауль, ничего то плохого я Нежке и не собиралась то сказать. Ничего нет предосудительного то в материнском совете, что нужно жить то не только чувствами, но и разумом то. И кстати, Филипп то этот нормальный парень. Выйдя за него то замуж, у Нежки началась бы другая то жизнь. Она бы стала то парижанкой.

- Па-рижан-ка! Обалдеть то просто, - с сарказмом произносит отец. - Не богу то свечка, ни черту то кочерга.

- Знаешь, муж мой то дорогой, если бы не твоя то упертость, мы бы ещё в 90-х годах могли то уехать в Германию. И жили бы как нормальные то люди.

- Тебе что в этой то Европе мёдом наказано то, Данута? Я тебе тогда то сказал и сейчас то повторю, наша то родина и наши то корни здесь.

- Ну и что, Пауль? Да, наши то здесь. Почему бы дочери то нашей не попробовать начать свою то жизнь и прожить её иначе, - нервно отвечает отцу мать.

- Иначе, Дана, это жить в чужой то стране с нелюбимым то человеком. Я правильно тебя то понимаю?

- Да, прекрати ты то, Пауль, преувеличивать. Страна бы со временем то стала бы своей…

- Да?! Судя твоей то логике, и Филипп со временем то стал бы своим. Да, жена моя? А чего же ты то тогда не вышла замуж за богатенького то Леву, семья которого в Германию уезжала, а осталась со мной то тощим нищебродом?! Скажи мне то, жена моя?!

- Хватит, Пауль, ты то сам все знаешь…

- Нет, я то хочу услышать ещё раз, почему ты то со мной осталась, а не с этим то жирненьким и благополучненьким бюргером то уехала. Ну, давай, не стесняйся то….

- Потому что я от любви к тебе то, Пауль, голову то потеряла. Всю себя тебе то отдала. И Ваньку под сердцем то носила.

- Вот, жена моя, ты то осталась со мной с тощим то голодранцем, потому что любила меня. И я тебя то любил тогда и сейчас то люблю, Данута. И прошу тебя то Христом Богом, оставь свои то глупые мысли об этом Филиппе при себе. Дочь наша то не любит этого хлыща то французского. Понимаешь?! Раз не любит, то и нечего ей себя то через "не хочу" под венец то тащить, - услышь меня Данута. - Пусть дочь то наша поступает так как ей то сердце велит. Пусть едет к этому то своему витязю питерскому. Он достойный то человек.

- Пауль, послушай то меня…А если Нежа то ошибется в своём то выборе?

- Если ошибется, то это будет ее то ошибка. И мы то дочь нашу, как родители то примем, пожалеем и поможем.

После услышанного я первый раз за время моего возвращения домой спала сном младенца.

Утром проснулась, рано, собрала свои вещи. Во время завтрака за столом объявила родителям, что мне нужно уехать.

Батька произнес лишь одно слово "хорошо". Мамка смотрела на меня с напряженным волнением.

- Неж, иди к нам, - развеял мою задумчивость голос моего Олежи.

Обернувшись, от представшей моему взгляду умильной картины, чувствую, как сердце мое начинает улыбаться, и от этого на мои глаза наворачиваются слезы.

Под большим белым балдахином в виде беседки на покрывалах в разных смешных позах, раскинувшись, лежат три моих голопузых счастья - Вера, Надежда и Николаша.

Оставляю этюдник, тихонько подхожу к лежбищу моих зайчаток. Немного стою любуюсь своими детишками. Веруня и Надюша - микс наших с Олежкой черт. От меня у обеих белые волосы, голубые глаза и ямочки на щеках. Наш Николай - копия деда Пауля. Даже так же супит брови свои.

- Иди ко мне, зайчишка моя, - очень тихо шепчет муж мой. - Поглажу Любашу нашу.

Ложусь впереди Олега, прижимаюсь своей спиной к его груди, чувствую каждый удар трепетного сердца моего мужа. Он целует меня в шею и ушко, шепчет слова любви, поглаживая свободной рукой мой живот, где под ладонью своего отца начинает барахтаться наша Любовь.

- Знаешь, любимая, девчуля наша очень активная. Думается мне, что она нам ещё даст жару.

Слушая бархатистый голос моего мужа, не вижу, но знаю, что, говоря о нашей малышке, Олежа улыбается.

- Да, хотел тебе сказать, что мы на следующей неделе едем к твоим в деревню. Родители уже очень взрослые, надо проведать их. Разговаривал с Паулем, они с матерью по внучатам скучают.

От слов мужа меня чуть не подкидывает, резко поворачиваюсь к нему, поднимаю голову и шепчу в ответ.

- Прежде чем решение то принимать и озвучивать его то родителям, ты мог меня то спросить, Олег Борисович? Надо мной то на минуточку многомиллионный контракт федеральный дамокловым мечом то висит. Я не могу сейчас никуда то поехать. Только хотела тебе то сказать, что у меня в понедельник то встреча с важными и серьёзными людьми то. Олег, чего ты на меня то смотришь таким взглядом? Не надо на меня то лупать глазами своими то штормовыми…

- Брось…сей-час же…ско-во-род-ку! Не зли меня лучше, зайчиха. Иначе нашлепаю жопоньку твою и выебу тебя, - с раздражением произносит муж, просовывая свою руку под мой сарафан. - Нежа, да ты без трусиков с голой попкой. Вот негодница! Точно выебу. Жаль, что сейчас не могу воплотить свое желание в жизнь.

- Да уж, милый, не свезло тебе то так не свезло, - хихикаю примирительно. - Да, и, пожалуйста, давай то без гадких слов то обойдёмся. Знаешь же, мне то не нравится это.

- Ничего страшного, любимая! Потерпишь! А свое я и ночью возьму. И ты мне, Нежданчик, тут глазки свои голубые не строй и зубки не заговаривай. Проект твой федеральный пусть управляющий тянет. Он мужик толковый. На встречу поедешь вместе с ним. В конце недели, как я уже тебе сказал, мы садимся в машину и едем к твоим родителям. Все. Выдыхай, милая! Ой, Любушка толкнулась. Знаешь, детка, я подумал и решил, что после Любовь Олеговны, мы все же родим ещё мальчика. Имя уже сейчас можешь выбирать…



Загрузка...