Интервенция любви (СИ)

Глава 4

Итак, ее нервная система все-таки не выдержала.

Лютый еще раз мельком глянул через зеркало заднего вида на свою нежданную и не особо желанную попутчицу. Стойкая. Сильнее и разумнее, чем он мог бы ожидать, даже изучив Ингу перед заказом. И все же Лютый сомневался, что она обладает настолько железными нервами, чтобы спокойно уснуть в машине своего возможного убийцы. Да и ее нынешнее состояние все же слабо походило на беззаботный сон. Мозг не выдержал такого напряжения и предохранители «сгорели», вызвав некое подобие обморока, насколько он это мог себе представить.

Что ж, такой вариант его устраивал как нельзя лучше. Он сам не смог бы придумать более «правильного» поведения для своей несостоявшейся жертвы, даже если бы постарался. Молчаливая, собранная, адекватная. Просто-таки идеальная женщина.

Мысленно хмыкнув, он вернулся к наблюдению за дорогой.

Ему эта морока, конечно, лишняя головная боль, но иного выхода в данной ситуации он не видел. Придется прятать ее там, где сам привык «отдыхать», что еще хуже. Но это самое надежное место. А до этого Лютому придется в ближайшие сутки разыграть все так, будто бы она скрылась, намереваясь пересечь границу. И чтобы правоохранительные органы этому поверили. А заказчику предоставить очень убедительные доказательства «убийства» Инги. И это надо решить в первую очередь.

Факт, что в такой ситуации он еще не оказывался.

Хорошо еще, что они вовремя выбрались из ее квартиры и из города, раз уж на то пошло. Еще лучше, что они уже пересекли черту области. По всем признакам, до того, как Ингу успели объявить в розыск. Здесь у него уже были запасные варианты и «черные ходы», что позволяло действовать более уверенно и спокойно. Размеренно. По плану. Что не могло не устраивать Лютого.

Машина, которой он управлял, была уже не тем «ниссаном», на котором они покинули ее двор. Первый автомобиль они сменили через десять кварталов, в одном из тихих дворов, где Лютый заранее оставил еще одну подержанную машину. Он всегда продумывал отступление, учитывая даже самые худшие варианты, и готовил для себя такие «перевалочные пункты». Но и второе средство передвижения Лютый сменил, едва выехав из области. Инга не спорила с его решениями, молча и собранно выполняя указания.

А сейчас отключилась.

Проехав по шоссе еще десять километров, он свернул на боковом ответвлении. Инга еще не пришла в себя. Хотя теперь больше походило на то, что ее полуобморочное состояние перешло в напряженный сон. И судя по нервному движению глазных яблок под веками, она вот-вот проснется.

Его все устраивало. Пришло время решить вопрос с ее «убийством».

Инга проснулась, когда он съехал на очередную проселочную дорогу. И не удивительно. «Дорогой» это можно было окрестить довольно условно. Грунтовка, количество ухабов и ям на которой точно не способствовало размеренному сну.

Так уж вышло, что Лютый посмотрел в зеркало, проверяя состояние своей невольной попутчицы как раз в тот момент, когда Инга открыла глаза. И прекрасно уловил всплеск страха в ее взгляде. А так же то, насколько быстро она постаралась тот подавить, заметив его молчаливое наблюдение.

Он еще раз мысленно хмыкнул. Ну, молодца, что еще сказать. Не всякий солдат спецподразделений умеет так быстро овладевать собой, несмотря на специальное обучение. Лютый это знал не понаслышке. Люди существа ленивые, и часто не желают напрягаться, выкладываясь на полную, даже там, где на кону их жизнь. Инга, видимо, с ленью не была знакома. Во всяком случае, в вопросе работы над собой.

Объект его размышлений тем временем выпрямился и попытался удобней устроиться на сидении, что не виделось вероятным при такой тряске. А потом Инга прокашлялась:

– Совершенно случайно, сигарет нет? Или ты, как многие… англичане, за здоровый способ жизни?

Она сознательно сделала на этом ударение.

А он вновь испытал несвойственное желание усмехнуться. Что ж, ко всем чертам ее характера, он добавил наблюдательность. Хотя, тогда в центре Лютый и не маскировал особо внешность. Так, «состарил» себя, да придал некоторой грузности телу. Ну и манера речи, поведение. Зачастую, этого хватало, чтобы обмануть большую часть людей. Они редко запоминали существенные детали, выделяя общие категории.

Однако ответил на ее вопрос он только ровным взглядом через зеркало и скупым:

– Не курю.

То, что Инга страдает этой привычкой, Лютый знал. Как и марку сигарет, которые она предпочитает. А так же то, что в последние недели эта женщина решила завязать с данной зависимостью. Разумное решение. Он в принципе считал, что любая пагубная привязанность мешает и вредит. И женщине с подобным характером, по его мнению, курение точно казалось лишним. С ее собранностью прекратить это окажется несложно. А то, что в последние дни она сорвалась, судя по некоторой нервозности, сухим губам и нервному характерному движению пальцев, словно ищущих невидимую сигарету – объяснимо стрессом.

Со стороны Инги после его заявления больше вопросов и комментарием не последовало. Она отвернулась к окну и рассматривала местность, по которой они ехали. Или пыталась это сделать, вглядываясь в стволы деревьев.

Ответвление, куда он съехал, было давно заброшено, и колея почты смылась дождями, больше напоминая тропу между густым кустарником и деревьями в лесу. Спасало то, что в этот раз они двигались на старой «ниве», какой-никакой, а все же полный привод, да и проходимость в разы больше любой легковушки. Но даже на этой машине сильно углубиться на такой дороге вряд ли получится. Потому Лютый заглушил двигатель и осмотрелся – место ничуть не лучше и не хуже любого другого.

– Пошли, – бросил он через плечо и вышел из машины.

Инга помедлила. Он заметил настороженность, с которой она осмотрела место. Не просто увидел, а кожей прочувствовал напряженный, опасливый взгляд, который Инга перевела на него. И как ни странно, понял, какие соображения появились у этой женщины.

Неудивительно. Он тоже не видел повода доверять кому-то, кроме проверенной группки людей. И у этой женщины не было ни одной причины ему верить. Она имела веские причины сомневаться в том, что он желает ей долгой и безоблачной жизни.

Собственно, факт, что он и не желал. Лютому не должно было быть дела до ее соображений, жизни, и всего прочего.

И не было.

Но он мог биться об заклад, что Инга вышла из машины с полной уверенностью в своей близкой и неотвратимой смерти. И пониманием, что ей нечего ему противопоставить.

У этой женщины были на редкость выразительные глаза. И потрясающее самообладание.

Он не мог не отметить этого еще раз. Там, в квартире, она еще на что-то надеялась, и этим можно было объяснить ее собранность. Сейчас в глазах Инги надежды не было. Но это понимание ситуации (ошибочное, что знал пока только он сам), не помешало Инге сохранить достоинство.

В этом что-то цепляло его внимание и сосредоточенность. В такой ее реакции. В ее осанке. Во всей этой жен… заказе.

Лютый видел много всякого. Он предостаточно насмотрелся на последние минуты и часы жизней такого количества людей, что совершенно обоснованно считал себя невосприимчивым ни к чему. У него выработался своеобразный иммунитет и к истерикам, и к мольбам, и к такому вот достойному самоуважению, встречающемуся не так уж и часто в его работе. Но все же попадающемуся.

Его ничего из подобного не трогало.

И сейчас не о чем заморачиваться. Тем более что в данном случае Инге ничего не грозит. Он-то знал определенно. Махнув головой, указывая направление, Лютый развернулся и пошел вглубь деревьев и кустарника, ища подходящее пространство.

Такое нашлось метров через пятьдесят, которые они преодолели все в том же молчании. Лютый остановился, с удовлетворением осмотрел небольшую ложбину, укрытую жухлой листвой, оставшейся с прошлой осени, ветками, да кое-где начавшей пробиваться травой. Вновь обернулся к своей спутнице, замершей в трех шагах от нее. Обвел ее взглядом с головы до ног. И вытащил пистолет.

– Снимай плащ, – распорядился он, посмеиваясь внутри от того, как Инга уставилась на него.

– Зачем? – в ее голосе слышалось искреннее удивление, похоже, немного отодвинувшее страх и уверенность в приближающейся скоропостижной смерти на задний план.

Вместо ответа он приподнял одну бровь, ясно показывая, что не собирается устраивать диалоги и прения.

Она фыркнула. Натурально. Резко сдернула с себя плащ и бросила ему, Лютый поймал. Вытянул в руке, рассматривая.

– Размер не твой. Точно не для себя берешь. Подаришь девушке? Или на базаре толкнешь? – умудряясь сохранять иронию в голосе, поинтересовалась Инга, обхватив себя руками.

Он видел, что она начала дрожать. Возможно от холода: ее тонкая шелковая блуза плоховато грела на весеннем ветру. А может и от страха, который так старалась не показывать ему.

– Если продавать пойдешь, не продешеви, – не обратив внимания на его молчание, продолжила Инга. – Вещь настоящая, фирменная. Хоть и поношен. Проси не меньше тысячи.

Он не удержался, ухмыльнулся.

И выстрелил, продырявив плащ в районе левой половины груди.

– Думаю, цена на него только что упала до нуля, – заметил Лютый, бросив плащ на землю, пока Инга ошеломленно моргала, растерянно уставившись на него.

Он удержался от хмыканья. Достал из кармана штанов один из складных ножей, любовь к которым ему так же привили в спецподразделении. С настоящим внутренним удовольствием и даже удовлетворением открыл лезвие. Осмотрел качественную сталь. И вновь глянул на Ингу, которая мало что понимала в его действиях, судя по выражению лица.

– Подойди, – велел Лютый.

И ухватил ее руку, когда Инга выполнила распоряжение. Завернул рукав и, крепко сжав предплечье, ощущая, что Инга напряглась и вот-вот попробует вырваться, резко полоснул лезвием по наружной стороне.

Она зашипела. Дернулась, только уже поздно, да и не сумела вырваться из его хватки. И уставилась на Лютого таким разъяренным взглядом, что он снова не удержался от усмешки.

– Зачем?! – все еще с шипящими нотками в голосе, зло поинтересовалась Инга, продолжая пытаться освободить руку, по которой уже текла небольшая струйка крови. – Нельзя нормально убить? Надо еще и поглумиться?

Он мог бы просветить ее, что данный поступок к глумлению никакого отношения не имеет. И многие могли бы наглядно продемонстрировать ей отличие. Но сам Лютый не страдал тягой к бессмысленной жестокости. Не видел в этом смысла.

Потому, не комментируя вопрос, он поднял с земли простреленный плащ и прижал в области дыры к кровоточащей ране, тщательно пропитывая и размазывая кровь по ткани. Инга замолчала и внимательно начала следить за его действиями. Сквозь страх в ее глазах проступил интерес.

Осмотрев результаты своей работы, Лютый остался доволен. Перебросил плащ через свою руку, и уже своими пальцами провел по ее коже, собирая кровь, продолжающую сочиться из пореза. Крепче сжал пальцы другой руки, пережимая края раны. А испачканными пальцами, наклонившись, зачерпнул листья, грязь и прочий мусор. Отряхнул руку. И всем тем, что осталось на его ладони, провел, измазывая, по ее левому виску, волосам, щеке.

Она не отпрыгнула только потому, что не успела. Зато мимика ее лица очень наглядно выдавала растерянность и недоумение Инги. Лютый отпустил ее. Ткнул плащ ей в руки. Инга непроизвольно ухватилась за испачканную ткань.

– Одевай, – распорядился он. – Ложись на землю. И очень, очень старательно делай вид, что умерла, – проинструктировал Лютый Ингу, вытирая лезвие ножа и аккуратно пряча его в карман. – Глаза не закрывай. Сделай рассеянный, «стеклянный» взгляд.

Поставил пистолет на предохранитель, засунул за пояс на спине и выразительно глянул на Ингу, пока не особо торопящуюся выполнять его распоряжение.

Видимо, взгляда оказалось достаточно. Без дальнейших понуканий, она натянула испорченный плащ, морщась, когда приходилось действовать порезанной рукой. И так же послушно опустилась на землю. Неловко, явно не уверенная в том, как лучше это сделать, не особо ориентируясь в ситуации. Легла на землю у его ног, прямо в эти листья, ветки, грязь и прочую дребедень.

И посмотрела на него снизу вверх. Совсем не тем взглядом, о котором Лютый ей только что рассказал. Не было в ее глазах и недавнего страха.

Сосредоточенность, внимание, неуверенность и что-то такое… Не выражение даже, а словно часть ее личности, сущности. Нечто такое, что ему доводилось видеть, не раз убивая людей. Возможно, это имело какое-то отношение к душе. Лютый теологией не увлекался и никогда не искал этому феномену объяснений. Просто принимал тот как реально существующий факт.

И в это мгновение, отчего-то растянувшееся в реальности немного дольше, чем было бы положено, он смотрел в глаза Инги, видя ту самую сущность этой, конкретной женщины, все еще не уверенной, будет ли она живой в следующую минуту. Смотрел, понимая еще один факт: все в этой ситуации было не так.

Все не соответствовало привычному ритму работы. Все выходило за границы имеющегося опыта.

Его интуиция настойчиво пыталась что-то осознать, проанализировать и понять. Лютый не ощущал себя уравновешенно и собранно последние пару часов из-за этого. И дело было в этой женщине.

Последний раз, когда он испытывал подобное, едва не окончился смертью Лютого. С тех пор он предпочитал доверять своей интуиции, пусть пока и не видел причин для настороженности. Надо быстро покончить со всем этим и перепоручать Ингу Боруцкому, Соболеву, или кто там еще проникся ее судьбой. Лютого это точно не касалось.

Моргнув, чтобы избавиться от давящего ощущения ее взгляда, он достал смартфон, выбрав режим фотоаппарата.

– Взгляд. Ты умерла. Понятно? – обратился он к ней, отметив, что голос хрипит сильнее обычного.

Надо быстрее заканчивать. Факт.

Она даже не представляла, что способна так реветь. В полный голос, задыхаясь и захлебываясь, не в состоянии взять себя в руки и прекратить это. Наверное, впервые в жизни Инга была доведена до такого состояния. Понимала, что сейчас, по сути, уже поздно рыдать, когда наступило какое-то подобие передышки. Однако не могла справиться с собственной нервной системой, наконец-то вышедшей из ступора, зато сорвавшейся вместо этого в истерику.

Хотя, если попытаться размышлять здраво, то сложно было не признать – именно тот ступор, видимо, и сохранил ей жизнь. Шок, отстранивший сознание от чувств и позволивший Инге вести себя более-менее адекватно, безусловно, оказался ее спасением. Она даже не представляла, что случилось бы с ней, случись вот такая вот истерика тогда, когда Этот навел на нее пистолет в коридоре собственной квартиры. Или потом, когда он гнал ее из машины в машину. Или когда притащил в лес, или…

Мысли обо всем том, что происходило с ней за последние часы, не помогли успокоиться. Они были лихорадочными, разорванными, перемежались бессмысленным ощущением страха и паники. А еще – гнева.

Сидя на дощатом полу, забившись в угол, Инга в очередной раз постаралась поглубже вдохнуть, чтобы все это подчинить собственной воле – и снова не справилась, зайдясь в новом приступе бессмысленных рыданий. Единственное, что немного утешало – Этот не стал свидетелем ее срыва. Еще час назад он уехал.

Хотя, возможно, по поведению Инги в последние полчаса их общения, он и догадывался, что она на пределе. Плевать. На все плевать. Зачем она вообще рыдает, если все еще жива, в отличие от того же Миши?!

Но и эта здравая мысль ничем не помогла. Новые всхлипы вырывались из ее груди, а тело тряслось, казалось, каждой, даже самой маленькой, мышцей. Но, тем не менее, она зачем-то заставила себя поднять трясущуюся руку и провела по волосам пальцами. Все тело обожгло новой волной истерики и бешенства. В данный момент она искренне ненавидела Этого. И пусть он велел называть его Лютым, Инга испытывала слишком сильное бешенство, чтобы удостоить его хоть какого-то подобия имени.

Гад он, и все!

Самым странным во всей ситуации было понимание, что этот самый гад спас ей жизнь. Наверное, стоило не злиться, а испытывать хотя бы долю благодарности и спокойно делать то, что говорил человек, точно поболее ее понимающий в подобных ситуациях. И не столь уж существенно было, что, не вмешайся Карина Соболева, этот Лютый вряд ли проявил бы столько участия (три ха-ха-ха) к ее судьбе. Важен итог, как ни как, в котором Инга жива и совершенно цела. Более того, этот Лютый сейчас отправился окончательно убедить милицию в том, что Инга скрылась в соседней стране, и предоставить заказчику убийства неопровержимые доказательства ее «смерти» в виде фото, сделанные в том самом лесу.

Она понимала, сколько этот человек делает, определенно не испытывая к ней какого-либо положительного чувства, подчиняясь малопонятным Инге хитросплетениям отношений Соболевой, Боруцкого и этого Лютого. И честно старалась не усложнять жизнь ни себе, ни ему. Всю дорогу старалась, тщательно игнорируя мысль, что именно этот мужчина, со всей очевидностью, убил Мишу. И именно его, видимо, она заметила тогда в саду. И благодаря его действиям, милиция решила ее записать в виновные.

Инга сегодня узнала много нового о себе. Неудивительно, учитывая ситуацию. В какой-то мере она даже гордилась тем, что может настолько владеть собой, отодвигая эмоции. И пусть в этом огромную роль сыграл шок и молниеносная смена ситуаций, она заслуженно считала, что и сама постаралась неплохо. Правда расплата за ту собранность в виде нынешней истерики – прилично напрягала. Но вот что стало для Инги настоящим откровением – это мера собственной способности к прощению. Или непрощению и ярости.

Оказалось, она вполне может простить этому Лютому убийство близкого ей человека, полное безумие, в которое превратилась ее жизнь, испорченный плащ и собственное валяние в грязи. Ведь, как он справедливо заметил на ее разъяренный взгляд, велев подниматься с земли в том лесу:

– Не я тебя заказал.

Да, она не могла не признать разумность скупых слов этого мужчины. И, в конце-то концов – сейчас она сидела в его доме, надежно спрятанная ото всех, кто вздумал бы искать Ингу. И именно он протянул ее через полстраны, даря шанс во всем разобраться. Так что она могла ему простить многое.

Но Инга оказалась неспособна простить этому Лютому то, что он сделал с ее волосами! Именно это заставляло бурлить в ней бешенство, и именно это спровоцировало в итоге истерику.

Бог свидетель, она никогда не думала, что растительность на голове аж столько для нее значит. Больше жизни бывшего мужа, как оказалось. Хотя, быть может, и тут повинен шок от ситуации в целом? Инге хотелось бы на это надеяться. Ей не понравилась мысль о собственной стервозной истеричности и зацикленности на внешности.

Не то чтобы она обычно не следила за собой. Напротив, ухоженный внешний вид был необходим при ее работе и образе жизни. Но Инга никогда раньше не зацикливалась на этом. Вроде бы.

Однако, как можно было не прийти в бешенство, если этот… Этот… Он побрил ее на лысо!!

Ингу в который раз за последний час начало колотить, стоило только представить, как именно она выглядит.

Ненормальный! Псих!

Наверняка, для маскировки можно было просто укоротить длину. И цвет поменять. А не оставлять на ее голове жалкий и куцый темный «ежик». У него, наверняка, пунктик по этому поводу. Не иначе. Сам вед лысый полностью.

Инге захотелось громко закричать. И, наверное, хорошо, что продолжающиеся всхлипы не позволили поддаться такому желанию. То, что не привлекать к себе внимание – в интересах самой Инги, Лютый повторил ей аж три раза. Судя по всем предыдущим часам их совместного путешествия, просто небывалая разговорчивость для этого мужчины.

Хотя, чье внимание здесь привлечешь?

Рыдания, буквально вытрясшие из нее душу, вдруг затихли сами собой. Инга судорожно втянула воздух, сделав один вдох. Второй. Поднялась на слабых, дрожащих ногах, опираясь о стены, и уставилась в зеркало, под которым и сидела все это время.

И неожиданно, настолько же непроизвольно и неконтролируемо, как только что рыдала, начала хохотать. Безрассудочно и совершенно нелогично.

Может, это она сошла с ума? Может, это Инга стала ненормальной?

У нее уже появились такие подозрения. И возможно, не стоит обвинять человека, который просто делал свою работу, а потом и вовсе – столько совершил, чтобы вытащить Ингу из ужасной ситуации.

Неизвестно что именно, но что-то из этих мыслей помогло ей прийти в себя. Наверное, подозрение в том, что она тихо сходит с ума. Или не тихо…

Опасаясь теперь делать глубокие вдохи, боясь нового повторения истерики и срыва, Инга скупо вздохнула через едва приоткрытые губы. Уперла одну ладонь в металлическую раковину, привинченную к стене, а второй медленно зачерпнула воду кружкой из ведра с водой, стоящего на полу. И плеснула себе в лицо.

От ощущения холода по всему телу прошла дрожь. От чего стало даже легче. Словно сбросилось что-то неправильное, та истерика, которая сотрясала Ингу все это время. И она откуда-то нашла в себе силы, чтобы снова поднять глаза и еще раз посмотреть на себя. Уже чуть более здраво.

И это все равно смотрелось ужасно: короткие, торчащие вверх не больше чем на три-четыре миллиметра темные волоски покрывали всю ее голову. Неравномерные, какие-то рваные. Она уже и забыла, какого же по правде цвета волосы на ее голове. Уже лет десять, кажется, старательно добивалась настолько модного и престижного оттенка платиновой блондинки, оставляя немалые деньги в салонах. Но чтобы устроиться на хорошую работу и произвести соответствующее впечатление на нужных людей – надо выглядеть дорого. Даже если деньги, отданные мастеру, были последними, и следующие два дня ей приходилось питаться кофе и сигаретами. Инга это правило давно усвоила, и оно не раз помогало ей в жизни и профессиональной деятельности.

Правда, сейчас Инга не могла не признать, что вот в этом кошмаре на ее голове – по большей части виновата сама же. Этот Лютый не настаивал на такой «стрижке», если уж совсем откровенно говорить. Просто выложил перед ней ножницы, достав те из какого-то ящика, со столь же скупым комментарием, как и обычно:

– Волосы обрежь. – Помолчал около минуты, каким-то таким брезгливым взглядом осматривая локоны, которыми Инга даже гордилась, пожалуй. – Цвет потом поменяй еще. Не затягивая.

Наверное, он был прав. В конце концов, Инге не стоило забывать о ситуации, в которой она оказалась: о том, что ее могли уже объявить в розыск, что кто-то же нанял этого Лютого, чтобы… Да, скорее всего, чтобы убить Ингу. Так что его «совет» о смене прически был нелишним. Но в тот момент…

Как показалось Инге сейчас, в тот момент она уже перешагнула стадию отстраненного шока, и «на всех парах» неслась к состоянию истерики. Потому как, чем иначе объяснить ее реакцию и возмущение таким советом – Инга не знала совершенно. Более того, ее настолько задело это замечание. Откуда-то взялась совсем дикая мысль, что это он так высказывает свое мнение о ее волосах. Причем, точно, не лестное. И такое возмущение от этого. Ярость просто. Что вот Этот вот, который ее убить собирался, который испортил ее плащ, вывалял в грязи, в безумной гонке протянул через большую часть страны, чтобы оказаться на каком-то заброшенном хуторе – вот Этот вот еще смеет высказывать свое «фе» ее внешности?!

Тогда Инга разъяренно схватила ножницы, которые он ей дал, и с яростью, которой никогда не чувствовала настолько сильно, отхватила приличную прядь, чуть ли не под самые корни. На самом деле, ей отчаянно хотелось метнуть ножницы в Лютого, но Инга даже в истерике подозревала, что в таком случае – этот мужчина может закончить то, зачем появился в ее квартире сегодня утром. Но она не смогла отказать себе в удовольствии бросить эти волосы в него.

Глупо. Безумно глупо и ребячливо. Сейчас Инга даже себе объяснить не могла, зачем подобное учудила?

На Лютого, кстати, такой демарш впечатление не произвел. Он молча выдвинул другой ящик из единственного шкафа в комнате и достал машинку для стрижки. Старенькую и, судя по виду, потрепанную жизнью.

– Так даже лучше, на краске сэкономишь – без эмоций заявил он и за один шаг преодолел расстояние между ними, пока Инга, еще пылая яростью, не сообразила его следующие действия. – Здесь нажимаешь и ведешь, – «проинструктировал» ее Этот.

Крепко ухватил горячей сухой ладонью за горло, так, что Инга вдруг очень четко и ясно ощутила, насколько она перед ним беззащитна. И как просто ему, на самом деле, причинить ей боль. А может и убить. От этого что-то словно треснуло у Инги внутри. Заставило почувствовать себя перед ним какой-то открытой, беззащитной и беспомощной, несмотря на всю ее ярость и гнев. Так, что даже дрожь прошла по позвоночнику. Прямо под его ладонью.

Лютый же, наверное, не заметив этих изменений в Инге, повернул ее голову как ему удобней, подцепил следующую прядь волос за той, что обрезала Инга, и резким, жестким уверенным движением провел у нее по голове, разумеется, включив машинку. Ярость Инги схлестнулась с ужасом, пока она наблюдала, как новые светлые локоны падали на ее ноги.

– Зеркало там, – сообщил Лютый, махнув рукой вправо. – Сама закончишь. Я еще не все дела сделал.

Он отложил все еще «жужжащий» прибор на подоконник и вышел, оставив Ингу один на один с машинкой, наполовину обритой головой, и истерикой. Что ей оставалось делать? Не ходить же, как какая-то героиня ужастика? Правда, Инга и сейчас мало чем отличалась от Сигурни Уивер, вышедшей на войну с «чужими».

Сквозь губы снова прорвался истеричный смех. Инга зачерпнула новую пригоршню холодной воды и плеснула себе в лицо, подавляя возвращающуюся истерику.

Ладно. Бог со всем этим. У нее имелись куда более серьезные причины, чтобы волноваться и беспокоиться. А для начала, стоит полностью взять себя в руки, чтобы больше не повторять подобных глупостей, от которых хуже только самой Инге.

Она еще раз провела по лицу влажной ладонью, пытаясь окончательно успокоиться и осмыслить все то, что кроме приказа «изменить прическу» сообщил ей Лютый.