Часть третья ВОЗВРАЩЕНИЕ В БАРСЕЛОНУ

Возвращение было тяжелым. Мало того что Настя болезненно переживала расставание с графом, так еще и город встретил их холодом и дождем.

Она с трудом принимала повседневную реальность — спокойную, размеренную, распланированную и предсказуемую. Официально дело о пропаже картины было закрыто, новых заданий не поступало. Настя продолжила слушать лекции Цезаря и тренироваться с Диего. Пепе оказался единственным, кто заметил в ней перемену.

— Что стряслось с тобой, дочка? — обеспокоенно спросил он, когда девушка надевала фартук. — Ты словно пребываешь в другом месте.

— Возможно, так оно и есть. — Настя задумчиво перебирала чашки. Хотелось рассказать хоть кому-то, как ее тянет к графу, но она понимала, насколько по-детски это прозвучит. Как объяснить, что это вовсе не влюбленность, а тяга — словно они своими душами играют в перетягивание каната и ее душа уже наполовину в его руках? Как описать, что яркое появление в ее жизни этого сумрачного незнакомца ослепило, а то, что он столько раз спасал, прикрывал, заботился о ней, лишь укрепило возникшую привязанность? И хотя после возвращения из Иного города они больше не виделись, Настя ни с кем не могла поговорить о графе и разрешить свои вопросы. Кто он? Почему он так молод, властен и богат? Что за комната с зеркалами в подвале его палаццо? Как объяснить, откуда в графе столько силы, проницательности и обаяния? Почему она не может обсудить графа Виттури с Цезарем и остальными ребятами? Они словно возвели стену, за которую девушка не может заглянуть. Почему столько нераскрытых и невыясненных обстоятельств, столько недомолвок, которые бесят и лишают доверия к агентам. И почему именно она, по выражению Диего, как-то связана с этой историей?

Такое не обсудишь с мамой по телефону или с Пепе за чашечкой кофе, а со временем все придется распутывать самой. Или просто жить дальше. Вряд ли они с графом увидятся до следующего бала.


— Знаешь, Настя, думаю, тебе пора немного отвлечься, выбросить из головы все, что произошло. В конце концов, дело закрыто, надо уметь отдыхать. — Диего делал растяжку после бега. Настя старалась повторять за ним. Они стояли на пасео, выложенной плиткой широкой дорожке вдоль берега для прогулок и бега. Мимо шли туристы, проносились делающие утреннюю пробежку бегуны. Воздух был по-зимнему холодным и соленым, море серым и грустным. До них долетал шум волн.

— Сложно выбросить из головы не поддающиеся нормальному объяснению вещи, которые стали случаться со мной после знакомства с агентством.

— Я не уверен, что странные вещи в твоей жизни стали происходить именно после знакомства с агентством, иначе сложно объяснить, почему за тобой следили и следят.

— До сих пор? — Настю передернуло.

— Да. Но теперь иначе. Иногда это люди, не твари.

— Полегчало.

— Не иронизируй. Лучше задумайся, почему они следят за тобой.

— Я подозреваю, что что-то произошло в мой первый день в Барселоне. — Настя рассказала Диего о том, как ее пытался ограбить мальчишка в кафешке на Пасео-де-Грасия. Тогда она не поняла, что мальчик — призрак, ведь в ее восприятии воришка был живым. И частое сердцебиение, и плохое самочувствие она списала тогда на расстройство из-за происшествия. Лишь после контакта с Исабель и художником, почувствовав то же самое, только сильнее, вспомнила о мальчишке. Изумление и легкое презрение посетителей кафе теперь можно было объяснить тем, что в их понимании она вела себя как городская сумасшедшая.

Диего внимательно слушал.

— Возможно, мальчишка и сейчас промышляет мелким воровством. Интересно его поймать, — заметил он.

— Но как, будучи призраком, он может брать вполне реальные и материальные вещи?

— Тема призраков весьма туманна. Никто не изучал их природу. Займешься как-нибудь и напишешь докторскую диссертацию на эту тему.

— Еще этого не хватало! С другой стороны, если подумать, Исабель брала мой платок, а художник вполне реально двигал моей рукой, — задумалась Настя. — Возможно, и картину украли призраки?

— Из галереи? Возможно… — Диего улыбнулся. — Такой ты мне нравишься больше: ты загорелась азартом и жаждой новых действий.

Настя засмеялась:

— Да, хватит грустить, давай попробуем отыскать этого воришку!


Джонни вернулся в Барселону вместе с остальными. Граф Виттури не освободил его от задания после того, как книга была уничтожена. Он пригласил парня в свой кабинет ночью, после похода в Иной город, накануне возвращения агентов в Барселону. Все уже спали, в палаццо было тихо.

Джонни вошел вслед за лакеем. Граф сидел при свете свечей и горящего камина. Огненные всполохи играли на его лице, отчего оно казалось зловещим. Впечатление сгладилось, когда глава агентства поднял голову и жестом пригласил Джонни сесть в кресло напротив.

— В доме непривычно людно, — сказал граф, словно извиняясь, что пригласил Джонни в кабинет, а не в гостиную.

Лакей подал коньяк и виски на подносе, поклонился и вышел.

Некоторое время они молча смотрели на огонь. Джонни чувствовал, что напряжен, мышцы словно отяжелели от ожидания. Граф обладал огромной властью над ними, но не страх подчинял ему всех, а глубокое уважение, священный трепет, которому насчитывалась не одна тысяча лет — словно он, этот доходящий почти до коленопреклоненности восторг, наследовался в генах.

— Я еду в Барселону? — спросил Джонни, чтобы прекратить томительное молчание, прерываемое только треском дров в камине.

Граф перевел на него взгляд темных глаз:

— Ты ведь этого хочешь?

Эта его способность вызывать на откровение, от которой собеседник радостно выворачивал душу, как карманы, открывая в себе все: и низкое, и высокое… Бороться с ней — как пытаться устоять при цунами.

И Джонни начал говорить. Некоторые мысли, которые он озвучивал сейчас, раньше даже не осознавались, словно таились на краю сознания, чтобы вырваться на волю и удивить его самого:

— Я знаю, она была неравнодушна ко мне, преданно смотрела в глаза, смеялась и все время переводила на меня взгляд. Она с первого мгновения была очарована мной, как вы и хотели. Но потом вы сами отняли ее у меня. Зачем Нила лезла ко мне так открыто? Вы наслаждались тем, как Настя отдаляется от меня, не так ли? Я сам не знаю, почему обижен на вас. Вы то даете задание, которое я стараюсь исполнить, то сами делаете все, чтобы я потерпел крах. Она теперь смотрит на вас. Чего вы теперь хотите? Я охраняю ее, как могу, сплю в ее комнате и каждое утро убегаю, поджав хвост. Но она все равно успевает пропасть, потеряться, попасть в беду. Я бессилен, хотя делаю все, чтобы выполнить приказ.

— Я знаю, — мягко прервал его граф. Он помолчал немного, глядя на огонь. Его рука машинально вертела бокал с коньяком, жидкость послушно качалась из стороны в сторону. Джонни уловил запах алкоголя.

— Это не конец, — мрачно заговорил граф снова. Джонни почувствовал, как по спине прошла дрожь. — Это только начало. Эта сценка с демонессой — всего лишь прелюдия к драме более грандиозной, чем мы можем себе представить. Ты же знаешь, что было в той книге. Они начали раскручивать историю, конец которой может стать страшным. Ты только посмотри на Цезаря: по природе своей человек, он, несмотря на всю житейскую мудрость, не может не опасаться за Настю. Ему проще думать, что я собираюсь совратить ее для достижения темных целей, чем верить мне — тому, кто был рядом с ним все эти годы. Он знает меня, но не может не подозревать. И Лика? Ангелам свойственно недоверие, но чтобы так… А теперь ты с глупыми претензиями на первенство в обожании девчонки. Я просил тебя стать ей защитой и другом, но ты почему-то решил, что должен влюбить ее в себя. Это мелко. Ты проиграл самому себе, как всегда, как и тогда… Твоя гордыня и уверенность в собственной неотразимости… Я лишь отзеркалил Нилой то, до чего ты мог скатиться. Девчонка… Я сам не могу понять, почему она. Думаю, Цезарь частично прав: Настя является одним из персонажей этой драмы. Я пока не знаю, насколько важным. Время покажет, чья она игрушка. Не спускай с нее глаз. Будь рядом, но прекрати вести себя глупо и смешно.

— Вы постоянно рядом с ней, вас забавляет ее интерес. И вы просите меня не быть смешным, но при этом смотреть, как она смешна для вас!

— Мне не смешно! — Граф так посмотрел, что Джонни на мгновение перенесся во времена, когда его спас от гибели этот горящий напряженный взгляд. Тогда весь знакомый с рождения мир, все родные и собратья сгинули, а его, считавшего себя всемогущим и сильным, выдернула из месива смерти рука графа. — Думаешь, мне было приятно подвергать вас опасности ради того, чтобы узнать, что Лилит нужно от Насти? Я мог преодолеть вязкость времени хотя бы для себя, но подставил свою шею под кинжал, потому что знал: Иной город хочет что-то показать Насте. Если бы мы вмешались, он никогда не отдал ей книгу. Мы все были в смертельной опасности. Но теперь у них нет книги. У девочки интуиция, потрясающая интуиция, она многое бессознательно делает правильно. Меня это все забавляет и развлекает, но я не знаю, что она выкинет в следующее мгновение. Настя непостоянна, вот что опасно. Она сама не ведает, куда идет. Ты единственный, на кого я могу положиться. Будь с ней рядом.


Джонни обещал, старался и снова провалил задание. Настя и Диего исчезли бесследно. Прошло уже пять часов с минуты, когда он известил об их исчезновении графа. Серж пытался отследить местонахождение ребят по телефонам, но вскоре мобильники нашли в мусорном контейнере на пляже. Итсаску подняла на ноги все связи агентства и свои личные, но пока никто ничего не знал. Кроме одного свидетеля, который видел на Пасео-де-Грасия красивого парня с девушкой, похожих на Диего и Настю, ничего найти не удалось.

Джонни чувствовал, что вся тяжесть ответственности ложится на его плечи. Виноват. Сейчас он, обратившись в собаку, пытался найти запах Насти и Диего среди сотен следов на Пасео-де-Грасия. Лика с красными от ветра щеками, кутаясь в пуховик, стояла рядом.

Диего обладал мускусным запахом, который становился более сильным, когда он превращался в пантеру, и слабел, когда он был человеком. Джонни больше ставил на этот запах, чем на запах Насти — тот был слишком слабым и легко сливался с другими запахами на мостовой. Отчаяние мешало сосредоточиться. Джонни не представлял, как граф Виттури отреагирует на его очередной провал. Но подозревал, что предал доверие так сильно, что уже никогда не оправдается перед ним.

Помимо этого он ощущал недоверие со стороны ребят из барселонского агентства: для них Джонни был чужим, несмотря на то что вместе они пережили немало. Но куда, куда могла деваться Настя? Как умудрилась потеряться в компании Диего? Возможно, здесь сыграло роль недоверие Диего к Джонни: граф представил его, как многообраз, оборотня, способного принимать вид различных животных. Но Диего, сам будучи оборотнем, порой так пристально смотрел на Джонни, что тот сознавал: он интуитивно догадывается, что все не так просто.

И Лика тоже. Она видела, как Джонни сражался одновременно с несколькими тварями. Знала, что простому оборотню это не под силу. Сколько еще пройдет времени, прежде чем она узнает, кто он?

Внезапно нос пса уловил запах Диего. Шерсть на загривке встала дыбом, сущность зверя на какое-то мгновение взяла верх, и Джонни успел обрадоваться. Но след почти тут же потерялся. Проклятье.

— Они там были, по крайней мере, Диего. Меньше чем сутки назад. — Джонни говорил взволнованно, но одновременно холодно размышлял, что делать дальше.

Они сидели в кабинете: Цезарь угрюмо уткнулся подбородком в сцепленные пальцы. Лика, обняв колени, устало примостилась прямо на полу. Серж и Итсаску стояли у окна и смотрели на город.

— Проклятье… — Серж сжимал и разжимал кулаки и нервно, отрывисто дышал. — Никто не видел их. Как в воду канули. Просмотр камер наблюдения в метро пока не дал результатов, но мы движемся, расширяя радиус поисков.

— Попробуем вскрыть доступ к камерам наблюдения магазинов и ресторанов там, где Джонни почуял Диего. Возможно, это что-то даст. — Итсаску говорила спокойно и холодно.

— Главный уже едет сюда, — сказал Цезарь.

Джонни почувствовал, что холодок страха мешает дышать.

— Незачем ему сюда ехать, мы справимся без него, — резко ответила Лика.

— Он дал нам несколько часов на самостоятельные поиски. Мы провалились. Если ты против, скажи ему об этом сама.

Лика недовольно промолчала.

— Продолжаем работу. Помогите Итсаску и Сержу просмотреть записи. Я поеду встречать графа.


В архиве камеры кафе, рядом с которым Джонни учуял след Диего, довольно быстро обнаружилась нужная запись.

— Вот он! — Серж взволнованно поправил очки и стукнул пальцем по экрану. Изображение было чудовищно нечетким, но Диего в шикарном пальто с поднятым от ветра воротником они узнали сразу.

— Что он делает? — Лика прищурилась.

— Читает меню? — Джонни жадно вглядывался в нечеткое видео: посетители входили, выходили, проходили мимо Диего, а парень стоял у витрины.

— Нет. — Итсаску поставила видео на паузу. — Глаза смотрят прямо, голова не наклонена к папке с меню.

— Тогда он смотрит в зал. Возможно, там Настя?

— Или он смотрит в отражение витрины. И его интересует то, что происходит на улице, — возразил Лике Джонни.

Итсаску опять включила воспроизведение видео. Спустя мгновение Диего скрылся из объектива камер.

— У нас есть время записи, мы знаем, в какую сторону он пошел. Возможно ли проследить за ним по камерам наблюдения с улиц?

— На это уйдет много времени. — Итсаску обвела всех взглядом. — Я могу заняться, но вам стоит искать дальше. Главный все разнесет, если к его приезду эта запись будет нашей единственной зацепкой.

— Смотрите! — Лика, продолжавшая рассеянно смотреть видео, лихорадочно нажала на паузу.

Сначала ребята не поняли, что именно привлекло ее внимание, но потом Анжелика показала пальцем на женскую фигуру на заднем плане.

— Это может быть Настя, а может и не быть, — с сомнением протянул Серж.

Девушка на видео оглянулась, потом решительно последовала вперед. Через некоторое время за ней прошел Диего.

— Кажется, я начинаю понимать… — Джонни знал, что его предположение может всех рассмешить, но иного объяснения не видел. — Это связано со слежкой. Эти двое решили выяснить, кто следит за Настей. И им удалось кого-то поймать на живца, только рыбка оказалась больше рыбака. Не пора ли наконец выяснить, кто следит за Настей все это время? Возможно, так мы быстрее найдем ребят.

— Ну, приблизительно мы знаем, кто следит за Настей! — Серж посмотрел на Джонни, и вслед за ним на него воззрились остальные.

— Это смешно! — Джонни дернул головой, словно получил пощечину. — Я говорю о тех, кто выманил ее в заброшенный дом, кто с самого начала привлек внимание Диего к Насте. Сами знаете, что я стараюсь защитить ее.

— Плохо стараешься. — Лика глядела на парня холодными как лед глазами. Джонни почувствовал, как его кольнул страх.

— Кто ты такой, Джонни? Демон? — Итсаску щелкнула затвором пистолета, внезапно появившегося в руке.

— Я всего лишь оборотень, — миролюбиво ответил парень, стараясь сохранять спокойствие.

Лика заполыхала светлыми вспышками, как северное сияние.

— Ты же знаешь. — Голос ее отливал металлом и холодом. — Мы не страдаем предрассудками, мы все служим общей цели. Но нам нужно доверять друг другу. Ты пытаешься обмануть нас, а это значит, что мы не можем доверять тебе.

— Ты демон? — настойчиво спросил Серж.

— Никакой я не демон! — взвился Джонни. Его тело вдруг стало больше, мышцы раздулись сильнее, борода удлинилась, глаза потемнели и разъяренно сверкнули. — Хотите поссориться? Хотите свалить на меня всю вину? Жалкие создания! Да кто вы такие?

Он матерел и рос в размерах, даже Итсаску оробела перед его сущностью.

Внезапно с грохотом распахнулась дверь, и ледяной голос графа Виттури произнес:

— Угомонись, Локи!

Джонни сразу сдулся, вернул себе прежний облик и тихо сел на диван.

— Локи?! — Лика в ужасе перевела взгляд на графа. — Как это понимать? Они же все умерли!

— Так и понимать, — сухо отрезал тот, входя в комнату. — Не все.

— Что еще за Локи? — взъерошил волосы Серж. — Не скандинавский же бог?

Но, посмотрев на застывшую Итсаску, испуганную Лику и грозного графа, перевел взгляд на Джонни и впервые по-новому воспринял его внешность викинга.

— Да ладно! — протянул с усмешкой, надеясь, что его разыгрывают. — Круто! Среди нас еще и боги есть?!

— На самом деле Локи — демон, — осадил его граф.

— Я не демон! — взвыл Джонни. Он знал, что он создание демонической породы, но быть богом льстило самолюбию куда больше.

— Но и не бог, — отрезал граф Виттури. Затем обвел всех тяжелым взглядом. — Вы их нашли?

От этого вопроса всем стало нехорошо.

— Нет, — ответила Лика. — Но, кажется, у вашего демона есть идея, где они могут находиться.

Джонни подумал, что он еще задаст взбучку этому ангельскому созданию.


Губа распухла и болела, железный привкус во рту был навязчивым. Но открывать глаза и двигаться не хотелось. Голова налилась свинцом. Сильно тошнило. В памяти проносились события, которые привели к этому состоянию, и, как бы ни хотелось все переиграть, Настя понимала, что с самого начала была обречена.

Как она обрадовалась, вновь заметив мальчишку-призрака, промышляющего у туристов! Они с Диего были уверены, что действуют незаметно, шли по отдельности, на расстоянии, преследовали воришку по прямым улочкам Эшампле, на которых он не мог от них скрыться. Его было видно издалека. Настя знала, что Диего следует за ней и что он мальчишку не видит. То, что именно она ведет слежку, давало ощущение исключительности, словно девушка и в самом деле была тайным агентом или супершпионом, преследующим подозреваемого. Мальчишка резко метнулся в маленький проулок. Настя шмыгнула за ним и оказалась у входа на крытый рынок. Воришка-призрак протиснулся в приоткрытую дверь служебного хода. Настя оглянулась, увидела, что Диего уже в проулке, и осторожно вошла вслед за мальчиком в здание рынка. Пахло пылью и стройматериалами: только сейчас она заметила, что рынок закрыт на ремонт. Было темно. Шаги предательски гулко раздавались в пустом коридоре. Она увидела призрака в самом конце коридора и устремилась за мальчиком, но в этот момент что-то тяжелое навалилось на нее. Настя не сразу поняла, что ее схватили сзади. Зажали рот и, как она ни брыкалась, потащили в еще более темное помещение. Там хватка на миг ослабла, она хотела крикнуть, но удар по лицу ошеломил, а в нос кто-то сунул вонючую тряпку, от которой сознание окончательно помутилось и погасло.

Теперь она медленно приходила в себя, но боялась открыть глаза и пошевелиться. Сначала настороженно прислушивалась к пустоте за закрытыми веками. Настя понимала, что еще не до конца восстановилась после вырубившего сознание наркотика. Если потребуется бежать или драться, на ватных ногах она не сделает ни шага.

Рядом что-то позвякивало, копошилось, вздыхало. Она слышала чьи-то шаги с постукиванием когтей, словно большая собака ходила туда-сюда.

Когда Настя открыла глаза, повернулась и неуклюже села, потому что руки оказались связаны, увидела пантеру на цепи у противоположной стены. Люминесцентные лампы светили до боли ярко, помещение напоминало лабораторию своей раздражающей белизной, железными столиками на колесиках и оборудованием, прикрытым черным полиэтиленом. Кроме пантеры и Насти, в помещении никого не было.

— Диего! — шепотом позвала девушка.

Пантера повела ушами, с равнодушием глядя на Настю. А потом и вовсе начала вылизывать лапу с мощными когтями. Розовый язык и черная лоснящаяся шерсть — это все, что видела девушка.

— Диего, — уже без надежды позвала она. Пантера и ухом не повела. Вздохнув, Настя встала на ноги. Осмотрев тугие веревки на запястьях, попыталась развязать узлы, но поняла, что ничего не выйдет. — Диего, можешь помочь?

Она сделала шаг к пантере. Та хищно насторожилась, встала на лапы и зарычала.

— Да ты что, Диего? — Настя почувствовала, как по спине пробежал холодок, сделала шаг назад и огляделась, ища какой-то предмет, о который можно попробовать порвать веревки.

Она приподняла ближайшую полиэтиленовую накидку и озадаченно уставилась на довольно странное «оборудование»: колбочки, пробирки, склянки, ступки и разные по форме бутылки соседствовали с церковными свечами всех размеров и цветов, камнями, всевозможными жестяными банками, стеклянными банками с сухой травой и странными существами, законсервированными в желтой жидкости. Были тут и распятие, и черный мел, и четки, и старые книги в кожаных переплетах. Все это больше походило на лабораторию алхимика, перенесенную в настоящее время, чем на обычный лабораторный склад. Настя внимательно осмотрела длинные толстые железные гвозди и толстый молот и наконец радостно остановила взгляд на ноже с рукояткой из кости, на которую была нанесена руническая вязь. Она осторожно взяла нож в руки.

Веревки уже были практически перерезаны, когда в тишине, нарушаемой гудением ламп, раздался голос:

— Не советую играть с режущими предметами.

Настя вздрогнула от неожиданности и чуть не выронила нож. Схватив его покрепче, обернулась. У двери стоял красивый мужчина с серебристыми седыми волосами и аккуратной, коротко стриженной бородой. Кожаный коричневый плащ был незастегнут. Настя воспользовалась имевшимися у нее долями секунды, чтобы сбросить веревку с рук.

— Вы кто? И что сделали с Диего? Он меня не узнает!

— Мы с тобой в некотором смысле схожи, Настя. — Незнакомец вошел, не обращая внимания на оружие в руках девушки. — А Диего, к сожалению, не скоро вернется из животного состояния, так уж действует химия на оборотней. Он успел перекинуться, почувствовав опасность. И был усыплен уже пантерой. Диего опасен, так что тебе сейчас не помощник.

— Что вам от меня надо? Вы призрак?

Удивление скользнуло по лицу незнакомца. Он улыбнулся.

— Значит, это правда. Ты не отличаешь призраков от людей. Настолько они для тебя реальны.

— Вам-то что от этого?

Мужчина улыбнулся. В его глазах светились торжество и радость, которые вызывали у Насти смутное ощущение тревоги.

— Я хочу узнать тебя получше. Я ведь тоже говорящий с призраками. Хочу понять, почему ты их видишь так ясно. Считай это… любопытством ученого.

— Вы только что сказали, что сами их видите. Вот и изучайте себя.

— Но не так, как ты. Я вижу их полупрозрачными и не могу взаимодействовать с ними. Педро, воришка с улицы, сказал, что ты схватила его и отобрала кошелек. Я так не могу. Пока Педро не положит кошелек на стол, я его даже не увижу четко. — Мужчина развел руками. — Так что сама понимаешь, мне очень хотелось с тобой познакомиться.

— Вы выбрали весьма оригинальный способ знакомства.

— Поверь мне, я пытался познакомиться другими способами, но с тобой всегда были эти прихвостни зла.

— Прихвостни зла?

— Ты же знаешь, на кого работаешь на самом деле, Настя?

— На графа Виттури. — Насте не понравился странный блеск в серых глазах незнакомца.

— И ты знаешь, кто он?

— Кто? — онемевшими вдруг губами спросила девушка. Что-то подсказывало ей, что незнакомец скажет нечто очень страшное, и она боялась слов, которые он произнесет.

Мужчина улыбнулся, ему доставляла удовольствие власть над ней. Но ответить не успел. Странно замигали лампы на потолке. Настя испуганно посмотрела на своего похитителя. Он повернулся к двери, а потом быстро метнулся к девушке.

У двери стояли мальчишка-вор, чернокожий юноша с пухлыми губами и… Исабель.

— На будущее: электричество всегда так реагирует, если поблизости есть призрак. А когда призраков трое, тем более, — сказал мужчина ей на ухо. Он воспользовался удивлением Насти и вытащил у нее из рук нож.

— Порежешься еще… — ласково провел пальцем по ее шее. — А твоя кровь слишком ценная, чтобы проливать зря.

— Цель нашей встречи вовсе не знакомство. Вам от меня что-то нужно. — Настя старалась не смотреть на Исабель. Она смотрела в стальные глаза незнакомца и пыталась не паниковать. Но дергающийся, как на дискотеке, свет не давал возможности сосредоточиться. Под взглядами молчаливых призраков она почувствовала ужас.

— Мы с тобой, может быть, единственные люди на земле, которые их видят. — Незнакомец притянул ее спиной к себе. Ладонь крепко зафиксировала лицо пленницы под подбородком, заставив смотреть прямо на призраков. — Единственные, кому дан этот дар. Меня волнует только один вопрос: почему твой дар сильнее моего? Ты ведь тоже продала душу дьяволу?

— Что?! — Настя попыталась повернуться, но он крепко держал ее. — Что за чушь вы несете? Какой дьявол?

— Ты продала душу, чтобы видеть их. Как и я.

Настя попыталась вырваться, но все было бесполезно.

— Я не продавала душу, я не знаю, почему я их вижу! Отпустите меня! Диего! Диего! Да приди же ты в себя наконец!

Пантера беспокойно металась из стороны в сторону, гремя цепью. Но в ее взгляде не было ничего человеческого.

Настя попыталась нырнуть вниз, рвануть в сторону, но противник был сильнее. Тогда она, используя его силу, оттолкнулась ногами от пола, они потеряли равновесие и упали. Послышался грохот. Хватка противника ослабла, и девушка освободилась. Краем глаза заметила, что похититель ударился о железный стол и сейчас оглушен, хотя все же поднимается. Она снова схватила нож и побежала к двери.

— Пошли прочь! — закричала на призраков, размахивая ножом.

Исабель и мальчишка отскочили, а чернокожий парень попытался перехватить оружие. Настя снизу вверх поднырнула ножом под его руку, и лезвие вошло в тело. Они оба застыли, с испугом глядя друг на друга. Рябь пробежала по черной коже призрака. Он, выпучив глаза, смотрел на Настю и, по-видимому, испытывал боль. Его тело вдруг стало бледнеть, таять, и вскоре он рассеялся в воздухе. Настя бросилась бежать. Позади нее поднимался с пола, гремя железным столом, говорящий с призраками. В конце темного коридора было светло, и она побежала на свет. Но тут же на фоне света возникли три черных фигуры и устремились к ней. Девушка развернулась назад и налетела на говорящего с призраками. Он схватил ее руку и с силой вывернул. Послышался хруст. Настя заорала от боли. Боль лишила ее сил и решимости. Она обмякла в руках своего мучителя. Трое парней в черном подхватили ее и понесли.

— Прости, что так груб с тобой! — Похититель навис над Настей, а она, плача, прижимала к себе покалеченную руку. — Но мне действительно нужно знать, почему ты можешь трогать их, брать вещи и даже… как выяснилось только что, убивать. Что ты для этого сделала?

— Ничего! — Настя заорала ему в лицо. Боль ослепляла, ее трясло от обиды и ярости. Она и представить себе не могла, что попадет в такую передрягу. И самым ужасным было то, что она видела по глазам этого человека: такой не остановится. Он будет ломать ее, пока не узнает, что хочет.

— Я правда ничего не делала! — Девушка рыдала, трясясь от напряжения и болевого шока. — Я не знаю, почему их вижу!!!

— Может, виноват какой-то амулет? — Похититель задумчиво оглядел ее и бросил своим прислужникам: — Разденьте.

— Не трогайте меня! — Настя завизжала, но он ударил ее по щеке, и крик оборвался. Мужчина вытер мокрую от ее слез руку о штаны.

— Будешь дергаться, тебе еще что-нибудь сломают.

Она позволила снять с себя джинсы, кроссовки, майку. Дрожавшая от боли Настя стояла перед своим мучителем в нижнем белье и плакала, прижимая к себе раненую руку. На ней не было ни колец, ни подвесок, ни пирсинга. Чистое, белое, юное тело. Сквозь кружевные трусики виднелись золотистые волосы. Проследив за его взглядом, она стыдливо прикрылась бедром, согнув колено.

— Что ж, значит, это правда. Твой дар в твоей крови. Знаешь легенду о Святом Граале? Это сосуд, в котором хранилась кровь Христа. Тебе должно льстить, что ты сыграешь похожую роль. Кровь говорящей с призраками — мощное средство. Ею можно оживлять призраков, возвращать им плоть и кровь. В каком-то смысле ты — часть удивительного средства воскрешения из небытия. Чудесно, не правда ли? Надеюсь, это оправдает твои страдания. Ты умрешь, но дашь жизнь многим. Я привлеку на свою сторону призраков со всего мира. Представь себе, мы сможем проворачивать что угодно. Я стану обладать огромной властью благодаря тому, что ты была достаточно глупа и понадеялась найти меня.

По знаку мужчины ее привязали к креслу с подлокотниками. Настя видела такие: их используют в лабораториях и поликлиниках, чтобы взять кровь для анализа.

Она попыталась собраться. Тянуть время — это единственное, что оставалось.

— Значит, вы — главарь банды, где ворами являются призраки? Вы воруете все, от кошельков до произведений искусства.

— Да, верно.

— И Исабель была с вами с самого начала?

— Да. Она рассказала о тебе много интересного. Заманивать тебя ко мне, если бы Педро не справился, пришлось бы ей.

— Кто вам заказал кражу картины?

— Тебе лучше этого не знать. — Довольное лицо незнакомца застыло в мучительной гримасе.

— Какая разница, если я умру? — пожала плечами Настя. — Азазелло?

— Если твоя душа еще свободна от пут дьявола, нет смысла самой туда лезть, не правда ли? — Мужчина нежно провел рукой по ее подбородку, шее и груди. — Мне жаль, что у нас так мало времени, Настя. Если бы не это…

Настя вжалась в кресло. Исабель и мальчик-призрак приблизились.

— Исабель! Ты же понимаешь, что он убьет меня! Ну пожалуйста!

Сомнение мелькнуло на лице Исабель, но она покачала головой:

— Я хочу снова стать живой. Прости!

— А если не получится? Что, если моя кровь не сможет оживить тебя? Что тогда?

— У нас только один способ узнать, так это или нет. — Говорящий с призраками подошел к Насте с ножом.

— Отпустите ее!

Настя увидела, что на месте пантеры появился Диего с ошейником на шее.

— Как раз вовремя, оборотень, — улыбнулся ему говорящий с призраками. — Я уж думал, ты все пропустишь.

Диего дергал цепь, но не мог вырвать ее из стены. Он вновь обернулся пантерой, рыча и задыхаясь, пытался вырваться из оков, потом снова стал человеком, до крови ободрал руки, обмотал их цепью и дергал…

Настя на мгновение закрыла глаза. Ей больно было смотреть на его тщетные попытки освободиться.

— Твой черед тоже настанет, оборотень. Мне как раз не хватает парочки ингредиентов в коллекции.

Настя что было сил пнула ногой своего врага, просто чтобы тот замолчал.

— Ты чудовище! Гореть тебе в аду, тварь!

Он в ответ снова ударил ее. Неожиданно вместо страха и бессилия девушкой овладела ярость. Она пыталась ударить его, пыталась укусить привязывающих ее к стулу людей, но ничего не получалось. Ярость лишила сил и ушла так же быстро, как вспыхнула. Оставила без дыхания.

Настя посмотрела на стоявшего напротив нее испуганного Диего.

— Прости меня! — Зеленые глаза парня в мигающем дискотечном свете светились довольно сильно. — Это я во всем виноват.

— Ни в чем ты не виноват. Кажется, виной всему я сама. Глупо мучиться зря. Ты хороший друг, Диего. Я рада, что знала тебя.

Настя страшно закричала, когда говорящий с призраками вскрыл ее руки от локтя до кистей. Движения — спокойные и размеренные. Он не торопился.

Пантера царапала когтями по полу, рычала и скулила. Цепь гремела.

Кровь текла в чаши, алая, остро пахнущая железом.

Мучитель отошел к столам, стал смешивать ингредиенты, толочь в ступке какие-то травы, словно готовил суп. Настя смотрела на бегущую по вогнутым подлокотникам кровь. Она будет умирать медленно, очень медленно. От осознания скорой смерти девушка заплакала.

Время шло, растягивалось, словно бы крутилось вокруг нее. Настя с ужасом осознавала, что слабеет. Голова кружилась.


Невыносимый и резкий скрежещущий звук эхом разнесся в белой комнате. Не отрываясь от своих дел, говорящий с призраками кивнул одному из своих слуг: проверь.

Но тот не успел подойти к двери. Она слетела с петель, и на пороге возникли три черные фигуры: мужчина с черными вьющимися волосами достал из-за спины два меча. Его глаза метали молнии. Бородатый блондин погладил лезвие серебряного топорика и с ревом бросился на ближайшего противника. Девушка с аккуратно уложенными в прическу золотыми локонами натянула тетиву и пустила первую стрелу.

Меньше чем за минуту враги были повержены. Говорящий с призраками понял, что проигрывает. Торопясь, он попытался зачерпнуть из чаш под подлокотниками немного Настиной крови. Трясущимися руками закрыл бутылочку и бросился к стене, которая раздвинулась и поглотила его. В следующую секунду серебряный топорик ударился о стену в том месте, где только что была голова мужчины, и со звоном упал на пол.

Джонни вытащил нож и освободил Настю от веревок. Лика начала закрывать и залечивать порезы. Свет перестал мигать. Призраки исчезли. Настя увидела, как граф Виттури подошел к Диего и руками разорвал железный ошейник. Настя помотала головой и попыталась получше вглядеться, но тут граф размахнулся и залепил Диего пощечину.

— Что она не знает, куда лезет, я еще могу понять! Но ты мог бы сообразить!

— Я не думал, что это зайдет так далеко, ясно?! — Парень дрожал, как лист на ветру.

— Ты вообще не думал! Она человек, за которым они следили, и ты привел ее к ним! Лучшего подарка придумать невозможно. Безответственный! Твой опыт ничему тебя не научил! Она могла погибнуть!

— Ты только и делаешь, что напоминаешь мне об этом! Сколько я могу раскаиваться? Сколько? — Диего чуть не плакал.

— Всю жизнь, ясно? И думать, прежде чем подвергать опасности кого-то другого!

— Хватит уже! Прекратите! — Голос Насти звонко разнесся по подвалу. — Достаточно! Если у вас какие-то свои споры, не надо делать причиной для ссоры меня. Я сама пошла. Это мой выбор.

Граф развернулся к ней. Столько ярости было в его энергичном движении и взгляде, что Настя онемела.

— А с вами я отдельно поговорю, и о выборе тоже. — Потом продолжил, срываясь на «ты», потому что гнев клокотал: — Ты обязана извещать агентов о любом своем движении, если оно касается агентства.

— Это не касалось агентства! Эти люди следили за мной. Этот мальчишка-призрак пытался меня ограбить в первый день в Барселоне. Я не думала, что это связано с агентством.

— Все, что есть в твоей жизни ненормального, связано с агентством! — огрызнулся граф Виттури. — Ты обязана сообщать о своих планах посещения местной банды призраков, но если решишь записаться в кружок кройки и шитья, то лично меня об этом извещать не стоит.

Лика помогла Насте встать, и только сейчас граф заметил, что девчонка в одном нижнем белье. Он снял с себя плащ и бросил Лике. Настя от слабости почти не чувствовала пола под ногами. Граф заговорил более спокойно:

— Я обязан знать о ваших расследованиях, потому что, если что-нибудь случится с вами двумя, получится, что я не могу вас защитить, не могу остановить, не могу прислать подкрепление, черт вас подери! Мне хватило потерь в Венеции, я не хочу, чтобы мои агенты погибали один за другим. Вы обязаны делиться информацией. Здесь нет супергероев. Диего, прости, что сорвался. Но ты знаешь, что я прав. А теперь в машину.

Джонни нес Настю на руках, Лика хлопотала и пыталась помочь. Девчонка даже не представляла, как ей повезло. Лика может заживить ее раны, если они не смертельны. Не всем так везет, не всех охраняет ангел, способный исцелять. Оборотень, поджав хвост, понурившись, шел рядом. Граф потрепал его по плечу. Парень с надеждой поднял глаза, и граф Виттури кивнул. Чувство вины и так тяжелая ноша. Легче граф ее не сделает, но зла не держит. Он понимал, что Диего еще слишком молод, чтобы здраво оценивать опасность.

А опасность никуда не делась. Она черным облаком вилась над Настей.

Из дневника Насти


На следующий день меня еще шатало. Лика и Цезарь отвезли меня к какому-то знакомому врачу, тот назначил диету для скорейшего восстановления крови и железа. Переливания делать не стали: стараниями Лики я вообще не чувствовала боли, и если бы не слабость и головокружение, не поверила бы, что вчера чуть не стала объектом жертвоприношения. К тому же никто из моих спутников не был уверен, можно ли делать переливание крови говорящей с призраками. Мне прописали отдых, и я проводила время в компании Джонни и Мартина, поскольку Юка была в отъезде. Потом Мартин ушел смотреть футбол с друзьями, и мы с Джонни остались вдвоем. Я поболтала с мамой по скайпу, сделала домашку по испанскому, но вскоре все равно вышла в гостиную, где Джонни сидел на диване и точил свой топорик.

— Ты как?

— Сносно, — пожала я плечами.

— Наши прочесывают город, ищут говорящего с призраками. Так что работы все равно никакой.

— Серж сказал мне, что ты… — Я замялась, но все же продолжила: — Что ты Локи. Это правда?

— Да. Я — Локи. Но ты не бойся, Настя. Я, можно сказать, одомашненный бог. — Джонни улыбнулся.

— Я и не боюсь. Просто… Это как-то в голове не укладывается. Все эти призраки, оборотни, вампиры, ангелы… Всего несколько месяцев назад я думала, что это сказки! — Я присела рядом с ним на диван.

— Сказки основаны на чем-то реальном. Всегда. Вот взять меня: чего только про меня не писали… А вся проблема в том, что на самом деле я потерял семью, друзей, власть, работу… можно и так сказать. Самого себя. — Джонни задумчиво потрогал пальцем лезвие топорика, потом отложил его в сторону.

Он посмотрел на меня своими голубыми глазами, и сердце на миг замерло.

— Проиграть главную битву в жизни очень больно, Настя.

Рука парня скользнула на талию, он притянул меня к себе. Я послушно прильнула к нему. Странно, но в тот моментмелькнула мысль, что на мне дурацкое нижнее белье. Хотя ничего такого я делать не собиралась. Но когда его пшеничная борода защекотала шею, я была готова поменять решение… Его дыхание обожгло щеку, губы тянулись ко мне. Я от волнения почувствовала легкое головокружение и чуть приоткрыла глаза, чтобы оно прошло. Заметив за плечом Джонни Исабель, мгновенно отпрянула от парня.

Исабель смотрела на меня несколько секунд и потом растаяла в воздухе.

— Что случилось? — Джонни попытался снова обнять меня, но очарование мгновения уже прошло. Сердце билось часто, я лихорадочно соображала, что означает это появление.

— Они придут за мной, Джонни. Надо позвать остальных.


Через час мы собрались в агентстве. Граф все еще был тут, он остался в Барселоне после всего, что произошло.

— Ты увидела призрака за плечом Джонни? А чем вы занимались в тот момент? — Его карие глаза с насмешкой посмотрели на меня. Странно, но, встретившись с ним взглядом, я почувствовала стыд.

— Мы разговаривали, — увидев, что я покраснела, ответил Джонни.

— И что дальше?

— Исабель исчезла. Но уверена, что она мне не померещилась, — торопливо добавила я.

— Скоро стемнеет. — Цезарь бросил взгляд за окно.

Молчание воцарилось в комнате.

— Чтобы покончить с этим, надо приманить его. — Граф обвел нас взглядом.

— Это опасно, — возмутился Диего.

— Значит, теперь ты о ней беспокоишься? — язвительно заметил граф Виттури.

Парень гневно засопел.

— Я согласна, — поднялась я. — Что надо делать?

— Для начала переодеться для боя. — Итсаску живо поднялась с места и вытащила меня в коридор.

В кабинете Цезаря разгорался спор.

— Болтливые мужики, — презрительно повела плечами вампирша. — Все равно граф прав и другого выхода нет. Пойдем, я нашла для тебя отличный кожаный жакет.

Через полчаса мы все были готовы. От возбуждения головокружение казалось легким, как ощущение мимолетного взлета на американских горках перед тем как ухнуть вниз.

В старом готическом квартале мы разделились.

— Будьте рядом, — предупредил граф Виттури всех прежде, чем мы с ним свернули на одну из улочек. Туристов встречалось мало, все-таки зима. Я ежилась от холода в кожаном жакете и жалела, что не нацепила еще шарф и шапку. На нас оборачивались, потому что мы походили на участников косплея. С графом даже захотела сфотографироваться одна бойкая девушка, что его позабавило. Он оценивающим взглядом скользнул по ее фигуре и обнял за талию, пока она делала селфи. Девчонка, должно быть, думала, что поймала самого красивого испанца. А он… А кто он? Говорит без акцента на испанском, на итальянском. Может, и испанец. И почему я так злюсь на эту туристку? Почему мне так яростно больно из-за того, что он положил руку ей на талию?

Пока я накручивала себя, граф шел рядом, но чуть впереди, так что я следовала за ним, не разбирая дороги. Когда он остановился, я чуть было не наткнулась на его плечо. Мы оказались на маленькой тихой площади рядом с магазином спорттоваров.

— Это одно из моих любимых мест в Барселоне, — услышала вкрадчивый голос, говоривший не то со мной, не то сам с собой.

Я огляделась в поисках примечательных зданий, но ничего особенного не заметила. Пустая детская площадка, какие-то прозрачные перегородки посреди площади, фонтан с причудливыми каменными рыбами, пара кафешек и закрытых магазинов. Ничего такого, что запоминалось бы.

Его рука уверенно взяла мою и потянула за собой. Его тепло передавалось даже через перчатки. Я бы пошла за ним на край света, но мы всего лишь подошли к прозрачной ограде посреди площади. Я посмотрела вниз и увидела старые каменные саркофаги, посреди которых шла импровизированная дорога. Древнее кладбище лежало по обе стороны от этой дороги и уходило под дом напротив.

— Во времена Римской империи Барселона была маленьким городком, соединенным с другими с помощью дорог. Эта дорога — Виа Августа, дорога Августа самая главная. Здесь, где мы стоим, города не было, дорога тянулась среди полей. Римляне хоронили вдоль дорог. Чтобы мертвые никогда не оставались одни. Чтобы всегда был кто-то, кто прочтет надписи на надгробиях и произнесет их имена. Я люблю это место. Этим мертвым повезло. Их имена все еще читают спустя много лет. Время для них не существует. Здесь не слышно его бега. Все замирает, все становится вечностью.

Я украдкой посмотрела на него. Красивое лицо было грустным и отрешенным. Почувствовав мой взгляд, он улыбнулся.

— Сейчас солнце окончательно сядет, Настя. Будь готова.

Я машинально дотронулась до рукояти меча, чтобы проверить, на месте ли он.

Сумерки опускались на город. Мы стояли и ждали.

— Значит, силы зла просыпаются ночью? — спросила я. В свете фонарей золотистые искорки в его глазах стали ярче.

Он усмехнулся:

— Зло и добро. Их не бывает. Точнее… они не являются врагами, как это думаете вы. Это две стороны одной медали, без одной нет другой. Они обесцениваются друг без друга. Когда же вы поймете, что все, что нас окружает, пронизано двумя этими гранями единого целого?

— Вы так говорите, граф… А зло, оно ведь существует в чистом виде. Вот этот говорящий с призраками пытался меня убить. Разве это — не зло? Он злой, словно не человек, а демон.

— Демон… нет, для демона мелковат. Хотя все мы по существу всего лишь твари. Люди, ангелы, демоны, оборотни. — Чернота в его глазах сгустилась, и золотистые огоньки вдруг погасли. — Мы все творения. Хотя кто-то предпочитает называть себя созданием, от глагола «создавать». У нашего существования есть смысл. Специально созданный для нас… Или мы специально созданы для него? Свет лишь тогда Свет, когдаесть Тьма. И Тьма есть отсутствие Света. Иначе не поймешь ни одного, ни другого. Это первое, что мы учимся разделять. Глазами, сердцем, душой. Первое, что создал Бог.

М-да, конечно. Увел в сторону, не назвал мерзавца мерзавцем. То есть если бы меня убили, то ничего, тьма — часть света, оле![1]

Жалко, конечно, но не самая большая потеря в нашей команде. То-то он сразу бросился к Диего. Не ко мне. И чего ты, Настя, себе льстишь? Не интересна ты ему ни капли.

— И что произойдет? Исабель приведет ко мне этого… говорящего с призраками?

— Если бы только его, — промурлыкал граф, глядя поверх моей макушки.

Я огляделась и почувствовала, как от страха подгибаются колени. Пустынная до этого момента площадь была полна. Темные фигуры словно материализовывались из сумрака. Их лица прятались под капюшонами. Призраки то ли стояли, то ли висели в сантиметре от земли.

— Все немного хуже, чем я предполагал, — сказал граф Виттури.

— То есть? — дрожащими губами спросила я. — Это не призраки?

— Нет. — Он крепко обнял меня за талию и прижал к себе. — Призраки меня боятся. Это ламии.

Я не успела спросить, почему его боятся призраки и кто такие ламии. Он одной рукой прижал мою голову к своей куртке, а второй крепко держал за талию. Рывок, толчок, и мои ноги, на секунду оторвавшись от земли, снова опустились на мостовую.

— Вперед, к остальным! — Граф потянул меня за руку, и мы побежали. На бегу я ловила обрывки информации: каким-то образом мы оказались на широкой торговой улице с закрытыми магазинами. На ней не было ни души. Как мы очутились здесь? Как прыгнули настолько высоко и далеко, что попали сюда?

Навстречу выбежала Лика в черном обтягивающем костюме.

— Лика, предупреди всех, это ламии! — Голос графа эхом раскатился по пустой улице.

Лика бросилась бежать. Мелькнул и скрылся за поворотом золотой каскад ее волос, забранных в хвост. Мы приближались к повороту, но вдруг перед нами прыгнуло на землю бледное человекообразное существо. Вместо глаз у него были пустые круглые дыры, а круглый рот заполняли мелкие острые зубы. Существо завизжало, зубы выдвинулись вперед.

Граф отпустил мою руку и мгновенно вытащил мечи.

— Прикрой меня! — крикнул он.

Я повернулась к нему спиной и похолодела: пустая улица наполнялась такими же страшными тварями. Они медленно приближались. Их черные одеяния растворялись в воздухе, открывая такие же страшные морды, как у ламии за моей спиной.

Я неуверенно достала меч из ножен.

— Не поддавайся панике! Не смотри им в глаза!

Как легко командовать, когда перед тобой одна-единственная ламия, а передо мной их десятка три! Некстати вспомнился ночной кошмар, приснившийся в Венеции. Уж очень эти бледные лица с черными впадинами вместо глаз напоминали размытые деформированные лица прохожих.

Но спустя мгновение, показавшееся вечностью, граф снова схватил меня за руку.

— Бежим!

Я перепрыгнула через останки посеченной мечом ламии, и мы выбежали на площадь перед кафедральным собором Барселоны. Лика стояла в узком проходе в готический квартал. В ее руке было несколько стрел, она быстро, одну за другой, выпускала их из лука в преследующих нас ламий. Мы пробежали мимо. Впереди уже виднелась знаменитая арка-проход над узкой улочкой.

Возле нее граф притормозил.

— Вы с Ликой двигаетесь дальше, а я вас прикрою и пойду в обход.

— Но…

Но Лика уже подбежала к нам, схватила меня за руку и потащила под арку. Я оглянулась: граф Виттури вытащил мечи, а ламии серым потоком лились на улочку.

Под аркой я неожиданно вспомнила, что говорил мне Диего: дьявол, согласно легенде, не может пройти здесь. Его убьет кинжалом.

Мое сознание вдруг разделилось: одна его часть двигалась вместе с Ликой, бежала по улице с висящими над нашими головами горгульями к площади Святого Хайме. Я уже видела Диего и Джонни. Вторая же половина сознания вдруг принялась лихорадочно обрабатывать случайные фразы и взгляды, намеки и факты. Почему граф Виттури не побежал со мной под арку? Почему остановился и передал Лике? Это случайность или нет? Что означал намек говорящего с призраками на прихвостней зла? «Ты ведь знаешь, на кого работаешь на самом деле?» Откуда у графа столько силы, скорости? Каким образом он переместил меня сейчас подальше от ламий, каким образом перенес с моста на другой берег канала в Венеции? Почему перед ним даже Локи робеет?

Мы выскочили на площадь Святого Хайме. Перед мэрией Барселоны увидела Сержа и Итсаску. Но меня привлекла фигура на противоположном углу площади. Там стояла Исабель. Я побежала мимо Сержа прямо к ней.

— Исабель, что происходит?

Призрак девушки молитвенно сложил руки. Она была взволнована, и от этого легкая рябь шла по ее белой коже.

— Прости, Настя.

Я слышала за спиной топот и крики приближающихся друзей. В моей голове все смешалось, я окончательно запуталась.

— Кто такой граф Виттури, Исабель? Ты знаешь?

— Сатана.

Ее шепот овеял холодом. Действительно, стало невыносимо холодно, так что не осталось даже желания двигаться.

— Я хотела предупредить тебя, Настя. Он заберет твою душу. Как забрал души твоих друзей.

Я растерянно обернулась назад. Пространство между мной и друзьями шло рябью. Они бились о него, словно о стеклянную стену. Странно, но я не слышала их: все звуки пропали, только странный звон нарастал в ушах. Позади друзей показался граф Виттури. Как же он невыносимо красив! Граф шел прямо на меня. Понял, что я знаю? Разве можно скрыть что-либо от сатаны?

Я повернулась к Исабель. Рядом с ней стояли говорящий с призраками и еще трое тварей в человеческом обличье, но со змеиными глазами.

— Он еще не забрал твою душу, Настя?

Я сделала шаг назад. Обернулась на друзей: Джонни, отчаянно вопя, пытался разбить грань между нами топором. Диего просто бил кулаком в стену. И кричал. Серж и Итсаску пытались найти прореху, бегая вдоль стены, а Лика, плача, звала меня. Граф Виттури просто стоял рядом. Лика пару раз пыталась побудить его к действию, но он не двигался. Он смотрел на меня.

Как может сатана работать бок о бок с ангелом?

— Выбора нет, девочка.

Говорящий с призраками протянул руку.

— Отдай мне меч.

Я покрепче сжала рукоять меча. Ну уж нет. Живой я не сдамся, особенно ему. Сделала выпад, но мой мучитель отскочил.

Трое со змеиными глазами стали приближаться. Я медленно отступала. Что у них есть из оружия? Ни когтей, ни мечей. Я резко отскочила в сторону, оставив в стороне двоих из них, приблизилась к третьему и ударила его мечом. Прямо по башке. Меч загудел и завибрировал в руке, я еле удержала его. Тварь лопнула, словно перезревший арбуз, и по мостовой растеклась черная липкая грязь, похожая на мазут. Я отскочила назад, в сторону от густой жижи. Звон в ушах нарастал. Казалось, мои ушные перепонки скоро лопнут.

Почему друзья не могут прорваться ко мне?

Я продолжала лихорадочно анализировать накопившиеся сведения о графе. Ну не получалось из него злодея, хоть ты тресни! Куда хуже эта парочка со змеиными глазами и мужик с призраком, жаждущие моей крови. Исабель старалась подать мне какие-то знаки, но я уже не очень ей верила. Да какой он сатана, бога ради! Он же не раз спасал меня! И его команда спасала. Не может быть, чтобы все это делалось ради моей души.

Отбив нападение змеиного дуэта, я вплотную прижалась спиной к невидимой стене. Ого, а она холодная! И вибрирует. Я повернулась боком, чтобы краем глаза видеть друзей: Лика пыталась пробиться ко мне. Остальные отражали атаку заполнивших площадь ламий. Граф стоял совсем рядом.

Пока мои противники в силу своих рептилоидных способностей медленно обдумывали план наступления, я на мгновение прижала одну ладонь к холодной поверхности стены.

«Ну сделайте же хоть что-нибудь, граф! Вытащите меня отсюда!» — взмолилась мысленно. И тут же почувствовала, как опора под ладонью теряет твердость. Змеи издали вопль, бросились на меня, звон в ушах грозил свести с ума. Я почувствовала крепкую горячую руку на своем запястье и резкий рывок. Через какую-то наносекунду звон прекратился. Я стояла за спиной графа и с ужасом смотрела, как змеиные твари вцепились в него мертвой хваткой, навалились на плечи. Меня крепко обнимала что-то верещащая Лика. Острые редкие зубы вонзились в его шею. Я дернулась, чтобы помочь, но Лика удержала.

— Он справится.

Твари вдруг задымились, вспыхнули ярким пламенем и осыпались пеплом на мостовую. Я увидела, что рана графа тут же затянулась. Не поворачиваясь к нам с Ликой, он вытащил мечи и бросился на улепетывающего говорящего с призраками. Надеюсь, догнал. Лика развернула меня к себе как раз в тот момент, когда послышались вопль ужаса и хруст ломающихся костей.

— Надо помочь остальным.

Ламии взбесившейся армией нападали на нас. Мы выстроились в круг, спинами друг к другу. Рядом со мной хладнокровно пристреливала тварей Итсаску. Ее белое лицо было невозмутимо спокойным, словно она не находилась в опасности. Джонни забавлялся тем, что запускал топорик в тварь, потом протягивал руку, и топорик сам, словно бумеранг, возвращался к нему. Под конец я уже еле держалась на ногах, а руки не желали подниматься.

— Приберитесь здесь. — Граф устало убрал мечи за спину. Вокруг нас виднелись белые в темноте тела ламий. — Я заберу Настю в агентство.

Я пыталась воспротивиться, но так устала, что, будь он хоть Змеем Горынычем, все равно пошла бы с ним.

Заплетающимся шагом шла рядом, гадая, почему бы графу не перенести нас сразу в агентство.

— У тебя есть ко мне вопросы? — спросил он, когда площадь скрылась за поворотом, а молчание между нами стало тверже стали.

— Вопросов так много, что не знаю, с чего начать.

— Начни с самого главного.

Хотела бы спросить, но как? Должен же быть какой-то подход, чтобы не обидеть!

— Я не обижусь, любой вопрос.

Он мои мысли читает, что ли? Я подозрительно покосилась на графа. Тот остановился. В темноте я совсем не видела его лица. Фонарей на узкой улице не было. Внезапно вспомнила сон: человек без лица, накрывающий меня своим плащом. Моя смерть. Может ли он быть моей смертью?

Холод, особенно ощутимый после горячей драки, снова стал забираться под жилет. Меня затрясло. Граф Виттури вдруг крепко обнял меня и прижал к себе. Стало теплее. Оставаться бы всегда в этом тепле. Уснуть бы в его объятиях. И не просыпаться.

— Вы — сатана? — решилась я. Спросила и задрожала по новой.

— Кто для тебя сатана? — последовал из темноты ответ.

Я несколько растерялась. Я не сильна в классификации адских созданий.

— Падший ангел? — спросила наугад.

— Что ж… если так, то да.

И что теперь? Как-то все остальные вопросы расползлись испуганными тараканами в голове. И как там в аду? И что ты здесь делаешь? И на фига тебе все это? Глупые вопросы.

— А их много? Падших ангелов?

Он тихо засмеялся:

— Достаточно.

— Что случилось сегодня, почему появилась эта ледяная преграда?

— Эти твари способны использовать твои эмоции. Твой ужас от того, кто я, превзошел страх перед ними. В каком-то смысле ты сама создала эту стену. Ведь их ты не боялась.

— Не боялась. Но я хотела к друзьям.

— Но не ко мне. Если бы ты сама не обратилась ко мне с призывом о помощи, я не стал бы помогать.

— Не стал бы или не смог бы? — уточнила я.

— Не стал бы. Ты сама должна была выбрать.

Мне стало не по себе. Вот так просто стоять и смотреть, как меня снова пытаются выжать до капли? Он прикалывается или это на полном серьезе?

— И ты на самом деле искушаешь и все такое? — Я вдруг перешла на «ты» и уже не могла звать его на «вы». Сатана и «вы» — вещи в моем сознании несовместимые.

Тьма в лице графа приблизилась ко мне, и я ощутила теплое дыхание на щеке.

— Еще как искушаю.

— Но почему они работают с тобой? — Я старалась не замечать, как от его близости то замирало, то пускалось вскачь сердце. То ли от страха, то ли от восхищения.

— «Я часть той силы…» — грозно начал граф, потом засмеялся: — Дальше сама знаешь. Пойдем. — Он потянул меня из темного переулка на свет огней шумной Рамблы. — Ты устала.

После этих слов ко мне вернулись усталость и слабость, они навалились на плечи и укутали в плотный плед равнодушия. Граф Виттури без труда поймал такси. Я села и, неуклюже подложив под голову руку, задремала.

На следующий день Настя, сидя на кровати, пыталась понять, не приснилось ли ей все это. Был только один способ выяснить. Она набрала номер телефона. Диего ответил после первого же гудка:

— Настя! Что случилось?

— Ничего. — Настя зевнула. — Не хочешь пробежаться?

Соленые брызги порой долетали до ее лица. Пляжи были пусты, только на волнах одиноко качался пловец в гидрокостюме.

Солнце обманчиво пригревало набережную, ресторанчики с газовыми горелками на террасах сулили тепло и уют за чашкой кофе.

Они пробежали совсем немного. Диего настоял, чтобы это была легкая тренировка, хотя Насте казалось, она может свернуть горы. Еще никогда она не чувствовала себя так странно: вчерашняя битва показала, что она может защититься в тяжелую минуту и отлично чувствует меч. Но мысль о том, что она работает на сатану, казалась неестественной и странной. Она должна была выяснить, почему ее друзья с ним. А значит, побольше узнать о членах агентства.

— Диего, а почему граф Виттури так ругал тебя в лаборатории, что за опыт он упоминал?

Парень на миг встретился глазами с Настей и тут же отвел взгляд в сторону.

— Это болезненное воспоминание. — Он пошел вдоль пляжа. Призывно закричали-заплакали в небе чайки. Настя поспешила за ним. Они долго шли молча, и девушка решила, что Диего не расскажет, но он заговорил. Сначала короткими фразами, словно пытался закончить разговор тут же, потом стал рассказывать более подробно: — Я стал оборотнем внезапно. Не было никаких предпосылок. Просто за пару дней начало болеть все тело. Был жар, словно у меня грипп. Я подумал, что простудился. Мы тогда снимались в Венеции для очень известного журнала. Я не мог упустить такой шанс. В напарницы мне досталась жутко капризная модель из Хорватии. Она постоянно строила визажистов, парикмахеров, даже пыталась наехать на фотографа. Но она была знаменита, ее выходки приходилось терпеть. На мое несчастье, напарница положила на меня глаз. Вешалась на меня, а мне было так плохо из-за простуды, что я отвечал равнодушием, и это ее еще больше распаляло.

Съемки проходили в одном из дворцов Венеции. Во время перерыва мне удалось скрыться от съемочной группы и неадекватной страсти капризной модели в многочисленных залах дворца. Внезапно я увидел в одном из залов группу людей, которые крутились вокруг идущего твердой походкой красивого мужчины. Я решил, что он тоже модель или актер. Наши глаза встретились. Он вдруг поменял направление своего движения и подошел ко мне. Мужчина заговорил со мной на испанском, словно сразу понял, откуда я. Я уже и не помню, что отвечал тогда, мы говорили о съемках, о пустяках. Сама знаешь, каким граф обладает даром: к нему испытываешь симпатию и доверие, его хочется слушать и слушаться.

— Вы неважно себя чувствуете, — сказал он, не спрашивая, а утверждая. — Я пришлю хорошее лекарство. Оно поставит вас на ноги. Сегодня ночью вам лучше отдохнуть и выспаться. Проведите ее в одиночестве в своем номере.

Я назвал ему свой отель, но не очень верил, что он обо мне вспомнит. Он попрощался, заверил, что пришлет лекарство, и вместе со стаей своих прихлебателей исчез в соседнем зале.

— Кто это? — спросил я у одного из них.

Тот закатил глаза:

— Граф Виттури, конечно же!


Диего замолчал, словно собираясь с силами для продолжения рассказа.

— Я послушался графа. В ожидании лекарства остался в номере отеля. Вся группа отправилась праздновать завершение съемок. Меня ломало так, что я не на шутку испугался. Болели зубы, кончики пальцев, кости. Нос раздирало от тысячи запахов, которые атаковали внезапно: я чуял столько всего нового, что не мог идентифицировать запахи, но один раз четко почуял запах бифштекса с кровью. Умопомрачительный кусок мяса с поджаренным жиром — его разрезают, и на тарелку вытекает чуть розоватый сок… Я метался по номеру. Не мог лечь, не мог остановиться, состояние было бредовое. Стук в дверь вселил в меня надежду. Проблеск сознания был таким ярким, что я вдруг понял, в каком ужасном состоянии нахожусь. Я открыл. На пороге стояла эта чертова девица-модель с бутылкой шампанского и бокалами. Она была вся из себя — красива, соблазнительна. Но мне было не до нее.

Я пытался отвязаться, сказал, что плохо себя чувствую, хотел выпроводить, но она привыкла чувствовать себя королевой. Она вошла, несмотря на мои протесты. Заставила меня выпить шампанского. После бокала алкоголя наступил момент, когда я провалился в странное состояние то ли сна, то ли бреда. Мое зрение исказилось, обоняние взорвалось миллионом запахов, кости выкручивало и ломало. Я не знаю, сколько времени прошло. Меня разбудил стук в дверь. Я поднялся с пола, не вполне осознавая, что раздет. У меня сильно болела голова, поэтому, когда стук повторился, я поморщился и поторопился открыть. По дороге наступил в мокрую лужу от разлитой бутылки. Одной рукой уперся в стену, другой открыл дверь и от бессилия прижался к стене спиной. И вдруг увидел всю комнату: разорванные вещи, разбитый бокал, разлитую бутылку и ее тело.

В номер вошли граф и еще один мужчина.

— Мы опоздали, — произнес с горечью один из пришедших.

Я не мог оторвать взгляда от тела модели. Ее горло было вырвано, а багровое пятно на белом пеньюаре и подбородке казалось ярким шарфом или цветком. Граф Виттури встал передо мной, загораживая труп. Меня начало трясти. Он…


Диего снова прервал рассказ. Настя положила руку ему на плечо. Парень судорожно вздохнул, в глазах стояли слезы. Он неловко вытер щеку ребром ладони, виновато улыбнулся.

— Прости. Тяжело вспоминать. Граф положил мне руку на плечо. И дрожь улеглась. Он повел меня в ванную, а его спутник склонился над моделью. Я шел, словно в полусне. Сейчас думаю, он применил гипноз, чтобы успокоить меня. Я долго стоял под душем. С меня стекала кровь, видимо, я весь измазался. Когда мы вышли, комната была пуста. Все прибрали. Граф заставил меня выпить лекарство, и голова начала проясняться. Понимание того, что я каким-то образом причастен к гибели девушки, вдруг ясно и больно вспыхнуло в сознании. И вот тогда граф заговорил со мной. Он говорил так ласково, будто я был ребенком, совершившим ошибку, а он родителем, который старается объяснить проступок, не осуждая.

Он-то и сказал мне, что я оборотень. Он увидел это днем: я был на пределе.

— Почему ты не послушал меня и не остался один? — спросил он.

— Она сама пришла. Я не знал, как ее прогнать.

Граф успокоил меня. Вернулся его спутник. Лоренцо — оборотень, как и я. Он остался со мной на ночь, объяснял правила жизни, учил, как контролировать себя, как оставаться в человеческом сознании, будучи зверем.

Модель до сих пор считается пропавшей без вести. Я не знаю, что они сделали с телом. Я отменил несколько съемок, остался в Венеции и учился у Лоренцо. Яростно хотел не терять над собой контроль. Больше никогда. Лоренцо открыл во мне дар гипнотизера. И тогда граф Виттури предложил работу в его агентстве в Барселоне. Он не напоминал мне о том происшествии. Я пообещал себе, что буду работать на него честно, и даже когда понял, кто он…

Диего посмотрел на Настю.

— Даже зная, что он — демон, я уверен, он из тех, кто старается сохранить равновесие. Наше агентство нередко разруливает конфликты здешних созданий, и поверь мне, Настя, он никогда не заставлял меня ни работать на него, ни делать что-то плохое. Я понимаю, ты считаешь иначе, но я знаю его гораздо лучше.

— Так он — сатана или нет?

— Нет, конечно! Он один из самых сильных демонов, падших ангелов. Сатана, шайтан, демон — это все термины, которые странно запутаны. Падших ангелов было много, но порой их просто объединяют под именем Сатаны. Так что я даже не знаю, что сказать. Вроде да, а вроде и нет, потому что помимо него есть еще другие.

— Ты с ними сталкивался?

— Нет, что ты! Но слышал о них, это один из них стоит за историей с книгой, не сомневайся. Кто-то начал вмешиваться в наши дела. Это меня беспокоит. Кажется, все, что началось в прошлом году, — это игра демонов. Но правду может знать только граф. Думаю, он нам расскажет со временем, в чем дело.

— Ты когда-нибудь спрашивал остальных, почему они работают на него?

— Нет, я не хочу рассказывать свою историю.

— Но мне рассказал.

Диего взял Настю за руку и остановился. Зимний ветер трепал ее золотистые пряди, выбившиеся из косы. Их такие разные зеленые глаза встретились.

— Ты — исключение, Настя. Тебе я врать не хочу. Ты должна знать, что я — убийца.

Настя хотела возразить, но осознала, что он прав. Он убийца, он забрал жизнь, не осознавая этого, превратившись в дикого зверя. Она помнила пристальный взгляд пантеры. Взгляд охотника. Но при этом Диего был настоящим другом. Она видела это в его глазах. Ему отчаянно хотелось, чтобы в него верили.

Не говоря ни слова, она обняла парня. Диего уткнулся ей в плечо. Настя понимала: он не рассеял ее сомнения. Но теперь ей стали понятнее отношения Диего и графа.


Вечером граф пригласил всех в ресторан. Настя собиралась с волнением. Несмотря на то что граф — демон, он оставался для нее красивым мужчиной и волновал. Она тянулась к нему так же, как и всегда, может, даже сильнее. Ее тяга была приправлена легким налетом опасности и любопытства.

Джонни постучал и вошел к ней в комнату.

— Красотка! — Он подошел к Насте, стоящей перед зеркалом. — Мне повезло быть твоим кавалером на вечере.

Настя нервно разгладила зеленое платье. Она не понимала саму себя. Разум твердил, что надо уходить из агентства. Или просто держаться подальше от графа. Но голос разума был таким тихим, почти неслышимым. А вот остальные голоса пели странные песни. Порой перед сном в своих фантазиях она рисовала сюжеты с графом Виттури, за которые поутру было стыдно. И казалось, что она ему нравится, не может же все закончиться просто так. Но потом она понимала, что глупа: он — демон. И ей стоит держаться от него подальше. А вскоре снова возвращались сладкие голоса и погружали ее в мечты.

Она вздрогнула, когда Джонни положил руки ей на плечи. В зеркале Настя видела себя и его.

— Ты напряжена, — сказал Джонни, массируя ей плечи. — Расслабься.

— Мой начальник — демон. Не очень-то расслабишься.

— Все начальники — бесы… в какой-то мере. Зато этот симпатичный.

— На что намекаешь?

— Да я напрямую говорю, без намеков. Ты на него так смотришь, что даже слепцу все понятно. Только не забывай, что этот красавчик не знает, что такое любовь.

— А ты знаешь? — с сарказмом резанула Настя. — Я не слишком сильна в скандинавской мифологии, но ты, по-моему, тоже к любви серьезно не относишься.

— Начнешь относиться к любви серьезно — и она уйдет. Просочится, как песок сквозь пальцы. Любви к демону не бывает. Могут быть страсть, похоть, они умеют это возбуждать. Наверняка ты и сама все понимаешь.

— Мне больно! — Настя высвободила плечи из его рук. — Знаешь что, Джонни, я не просила читать мне нотации.

— Ты на них так и напрашиваешься.

Они вошли в ресторан последними: Джонни перед уходом испачкал рубашку и долго искал новую, похоже, специально, чтобы позлить ее.

— Настя! — Цезарь в своем неизменном коричневом плаще ждал их в холле. — Я хочу с тобой поговорить.

Джонни легко отпустил ее и ушел в зал.

— Выйдем. — Цезарь взял Настю под руку.

Они вышли в небольшой каменный дворик ресторана. Настя запахнула расстегнутое пальто, которое не успела снять.

— Я должен поговорить с тобой о графе. Помнишь, когда ты поступала в агентство, я сказал, что многое станет ясным в процессе работы.

— Да, помню. Видимо, вы также имели в виду и то, что постепенно я выясню, что мой шеф — исчадие ада.

— Твой шеф, прежде всего, я. Он — владелец агентств. Настя, я не раз подчеркивал, что существуют грани добра и зла. Все в этом мире взаимосвязано, переплетено. Даже если взять и просто нарушить пищевую цепочку, природа может понести страшные потери. Представь себе, что бывает, когда зло одолевает добро. Такие, как граф, нужны человечеству не меньше ангелов и бесов. Он… страшное, мрачное создание, полное своих желаний и грехов. Но он охраняет это равновесие. Оно ему дорого. И оно дорого нам. Поэтому, пожалуйста, не рассматривай вариант ухода из агентства. Но держись от графа Виттури подальше.

— Почему?

Цезарь ласково взял ее за руку.

— Ты молода, красива, невинна. У тебя есть интересный дар. Ты можешь разбудить темную сторону графа. И он будет опасен для тебя. Если ты полюбишь его, — а я вижу, что он для тебя уже что-то значит, — можешь шагнуть в пропасть. Он — демон. Я никогда не забывал об этом. Его можно понимать, если иметь здравый рассудок, не замутненный страстью. Но он может легко пробудить ее в тебе. Он хитер, умен, привлекателен. Ты поверишь ему. И он погубит тебя. Поэтому прошу, помни, Настя. Помни, кто стоит перед тобой в обличье графа Виттури. Не забывай. И ты сможешь распутать его сети. Ведь он опутал тебя с первого своего появления на балу. Я видел. Будь осторожна. Лика и я переживаем за тебя. Не оставайся больше с ним наедине. Избегай искушений.

Настя задрожала от навалившегося на нее холода. Она и в самом деле ненормальная, если одевалась сегодня для графа… для демона. Она, идиотка, собиралась кокетничать с ним и улыбаться. И полная дура, поскольку предвкушала встречу с ним за столом.

Сердце сжалось от понимания того, как прав Цезарь. Она ходит по острию ножа и бросается на этот нож сама. Скорее бы граф свалил в Венецию и все стало как раньше.

Под руку с Цезарем Настя решительно вошла в зал ресторана, уверенная в том, что больше не наделает глупостей.

Звучало танго. По небольшой площадке для танцев двигалась пара. Она в ярко-алом атласном платье, цвет которого вибрировал и отливал, на голове красивый ободок с черным пером, черные волосы уложены под стрижку «паж», длинные локоны подвернуты. Алые губы в полуулыбке. Ресницы почти лежат на щеках. Ее щека прижата к щеке мужчины. Она слышит его, она следует за ним. Он рисует ее ногами замысловатые па. Ее ноги то обнимают его, то играют, то нерешительно переступают, то делают радостный шаг, то поворот к нему, то от него, но она всегда с ним. Его черные кудри сплелись с ее блестящими волосами, карие глаза зорко следят за тем, куда идти, предвидят опасности и барьеры, придумывают продолжение разговора. Одна рука держит нежно, словно белую голубку, кисть женщины, другая обнимает за талию. Его шаги вкрадчивые и бархатные, как голос, в улыбке и каждом движении соблазн. Он бог, он повелитель, он творец, он мужчина. Он — демон.

Боль в солнечном сплетении Настя почувствовала не сразу. Слишком красивым было зрелище страстной игры, придуманной им и воплощенной в паре с Итсаску. А потом, когда она снова начала дышать, почувствовала тянущую, коварную, изводящую боль. Настя хотела быть на месте женщины в алом. И пусть этот танец продлится только миг, казалось, нет ничего желаннее, чем следовать за демоном на край вселенной, к обрыву, к концу, к пустоте.

Она не сразу смогла отогнать эти мысли, не сразу взяла себя в руки. Но это поняли немногие: зрители были заворожены танцем. Музыка оборвалась, и пара замерла на мгновение, словно не желала распадаться на мужчину и женщину. Цезарь резко потянул Настю к столу. И она, пересилив оцепенение, села между Диего и Джонни.

Девушка чувствовала себя неуютно в этом странном интерьере с шелковыми обоями, красивой мебелью, развешанными кругом старинными портретами, хрустальными бокалами и роскошно сервированным столом. Приборов было столько, что голова шла кругом. Помимо них в ресторане сидела только пожилая пара, что добавляло интерьеру ощущение старины.

Когда подали закуски, граф Виттури заговорил:

— Я позвал вас сюда не только для того, чтобы отпраздновать победу над говорящим с призраками. Скорее для того, чтобы втянуть в новое дело. Есть несколько зацепок в истории с портретом и книгой, которые привели меня к неутешительным выводам. Кто-то из падших ангелов ищет возможность вернуть Ноктурну.

Джонни вздрогнул и опрокинул бокал. Хорошо, что пустой. Настя посмотрела на него: парень был страшно бледен.

— Не может быть! Мы навсегда уничтожили ее. Тогда.

— Что за дамочка? — спросил Серж, поправляя очки на носу. Его непосредственность заставила Настю улыбнуться.

— Тоже демон. Только не из падших ангелов. Она — сама тьма, оборотная сторона созидающей стороны природы. Артефакты, способные пробудить ее, тщательно охраняются или считаются навсегда утерянными, как книга.

— То есть тогда, в Венеции, это была Ноктурна? — спросила Настя, не глядя на графа.

— Будь это Ноктурна, мы бы так просто не победили. Ты уничтожила демона и артефакт, в котором хранилась только малая доля ее силы. Я на протяжении столетий старался отыскать и уничтожить артефакты. И считал, что справился с задачей. Потом всплыла книга. И я опасаюсь, что точно так же могут появиться другие артефакты, спрятанные в Иных городах, или где-то еще. Достаточно объединить несколько, чтобы вернуть Ноктурну. Два из них, я знаю это точно, уже имеются в распоряжении нашего противника. Пару месяцев назад агентство в США сообщило, что из музея в Нью-Йорке похищен камень инков. Помнишь, Джонни?

— Помню, — скрипнул зубами Джонни.

— А теперь у них есть кровь говорящей с призраками… — И черные глаза графа посмотрели прямо в Настину душу. Все внутри ухнуло вниз от страха.

— Но… он говорил, что хочет воскресить призраков, — пробормотала она.

— Наверное, только ты и призраки в это верили, — усмехнулся граф. — Он хотел набрать твоей крови. Тот факт, что ты жива, дает им возможность вернуться, если крови не хватит.

— Почему он сам не сдал свою кровь? — возмущенно спросила Настя.

— Ты — самая сильная из говорящих с призраками. Возможно, единственная, кто может взаимодействовать с ними, как с живыми. Даже если выжать всю кровь из этого мерзавца, она не будет иметь такой силы, как несколько капель твоей. Думаю, именно в тот момент, когда они обнаружили столь сильную говорящую с призраками, у тварей появилась надежда на возрождение Ноктурны. Мне жаль, Настя. Но отныне ты под охраной. Постоянной. Если та кровь, что имеется у них, станет непригодна для ритуала воскрешения, они вернутся за тобой. И тогда нам предстоит драка похлеще вчерашней.

— Почему бы не убить Настю? — хищно улыбнулась Итсаску. — И не сжечь ее тело?

— Потому что мы можем разыграть эту карту в свою пользу, — сказал граф, слегка дотронувшись до руки вампирши.

Насте стало душно.

— Идите вы все знаете куда со своей охраной и ритуальными сжиганиями! — Она отодвинула стул и бросилась вон из зала, чуть не сбив с ног официанта, несшего им закуски.

Жила же она как-то без них все это время! И проживет без них. Никто не станет за ней охотиться, что за глупость!

Она выскочила из ресторана и пошла, ускоряя шаг, пожалев о том, что не взяла пальто. В глазах стояли слезы. Уже стемнело, зажглись фонари, улица была пуста. Поэтому, когда в одно мгновение перед ней возник человек, она не успела отреагировать и на ходу врезалась в него.

— Простите, — хотела отстраниться и проскользнуть мимо, но он крепко прижал ее к себе.

— Я же сказал, чтобы ты никуда не ходила одна! — В тихом голосе звенел гнев.

— Мне плевать, что вы говорите, я не хочу больше работать в агентстве и не хочу больше вас всех видеть! — Она попыталась вырваться, но мужчина крепко держал девушку, его пальцы впились в ее плечи с такой силой, что она была уверена: снова останутся синяки.

— Прекрати этот детский сад.

От таких слов ярость и обида только больше вскипели в душе. В бешенстве от бессилия Настя рванулась посильнее, а когда он удержал ее, наступила на ногу, ударила в живот, попыталась отцепить от себя.

— Отпусти меня! Отпусти!

Он больно скрутил ей руки за спиной, плечом прижал ее голову к себе, так, что дышать она могла, только если не сопротивлялась. Силы покинули ее. И она стихла. Голос графа у самого уха звучал глухими грозовыми раскатами:

— Я тоже не в восторге от того, что ты всего лишь маленькая капризная девочка. Было бы куда проще, будь ты вещью. Мне тоже неохота тратить мгновения своей вечности на охрану вспыльчивой, эмоционально неустойчивой смертной, которая норовит ослушаться и сбежать, вынуждая искать ее и объясняться. Еще раз так сделаешь, Анастасия, и за тобой пойдет Итсаску. Тебе не нравится, но она говорит правду. Твоя жизнь в рамках спасения всеобщего равновесия не стоит ничего. Как и жизнь любого из нас. Если мы охраняем тебя, то потому что мы — команда. Но если ты думаешь, что умнее всех нас и сможешь в одиночку сражаться с тьмой, что собирается вокруг тебя, — ты ошибаешься. Все поняла?

Он отпустил ее. Она стояла, боясь поднять на него глаза. Ей было стыдно за все, что она успела подумать и почувствовать в эти минуты.

— Ты как-то привязал меня к себе? Цезарь сказал…

— Мне незачем это делать, — со вздохом нетерпения, как маленькой, объяснил он. — Ты сама привязалась ко мне. Я знаю, что думают остальные. Я захочу выторговать у тебя душу.

— Это так?

— Я думаю, ты сама мне ее отдашь, — небрежно пожал плечами граф.

— И не надейся!

— Настя, ты всего лишь ребенок. Пора повзрослеть. Интуиция у тебя неплохая, но твои страхи, сомнения, неуверенность ее глушат! — Граф Виттури слегка коснулся пальцем ее лба. — Ты ищешь во мне лишь отражение себя. Эгоистично, незрело и глупо. Я в тебе ищу тебя саму, но ты пока — лишь масса чужих страхов и сомнений. Ты стараешься соответствовать ожиданиям каждого. Вместо того чтобы заявлять о себе настоящей. Ищи себя в себе самой, а не в других. Будешь продолжать действовать, как сейчас, и влечение перекроет тебе все, а я смогу взять твою душу, как безделушку с полки в магазине. Пойдем, — чуть мягче сказал он. — Пойдем, смертная. Иначе Лика и Цезарь получат обширный инфаркт. Неизвестно, что они нафантазируют себе во время нашего отсутствия.

Он чуть подтолкнул ее, и она пошла впереди. Шаги демона позади нее, мурашки по спине… Мысли спутались в такой клубок, что не распутать. Возвращаться было стыдно. Но Диего ждал ее в холле, крепко обнял, отгородил от графа. Навстречу им вышла Лика.

— Давайте сначала поужинаем, — невозмутимо сказал граф Виттури, садясь за столик и делая знак официанту, чтобы разливал вино. — Поговорим обо всем после.


Настя ела, не поднимая глаз. Ей бы хотелось выпить как можно больше вина и забыться, но она не была уверена, что под действием алкоголя не разревется на плече у Диего, поэтому оставалась трезвой. Подумать только, ее куда больше ранили не слова графа и Итсаску, а его жест, поглаживание руки вампирши, что после танго выглядело двусмысленно. И как Серж это выносит? И почему не выносит она? Почему ревнует так, словно ее обманывают? Словно граф принадлежит ей?

Диего что-то говорил, она отвечала невпопад, рассеянная, обиженная. Словно мокрый нахохлившийся птенец, чуть было не выпавший из гнезда и злившийся на себя за то, что не может решиться взлететь, Настя сидела, уставившись в тарелку. Ей бы хотелось не быть смертной, не быть слабой.

Среди светского разговора и позвякивания приборов вдруг раздался голос графа Виттури:

— Ты тянешься ко мне, потому что у меня человеческий образ, я подобен мужчине. Красивому, мужественному, соблазнительному мужчине. Ты ощущаешь себя под защитой, потому что мой вид внушает тебе безопасность. — Настя вздрогнула и подняла на него взгляд. Просто не верилось, что он говорил это! При всех! Но губы графа не двигались, он пил вино из хрустального бокала и наблюдал за ней из-под опущенных век. Он и в самом деле был чертовски красив. Его голос, глубокий, бархатистый, нежный, звучал в ее голове, сердце билось так часто, что она не на шутку испугалась. — Но что, если я превращусь в насекомое? — продолжал голос. — Гигантского жука с жесткими рогами и в броне коричневых крыльев. Шесть моих лапок, черных, с острыми зазубринами, потянутся к тебе, и ты с ужасом отшатнешься. А если я стану змеем с ядовитыми клыками и раздвоенным язычком, который собирает свое чешуйчатое тело в упругую пружину, чтобы атаковать тебя? А если я стану львом с окровавленной мордой и нечистым дыханием, сможешь ли ты без страха смотреть на меня? Я чудовище. Я самое красивое, самое жестокое и бессердечное из чудовищ… я отбираю не только жизни, но и души. Еще никогда ты не была в большей опасности.

Холод пробрал ее. Она уже не знала, сходит с ума, или граф играет с ней и шутит нарочно.

— Кофе? — спросил официант, ставя перед Настей десерт.


Диего провожал ее на следующее утро на работу в кафе.

— Хочешь зайти? — спросила она, увидев, что парень замер на пороге.

— Я не против кофе. — Ей показалось, что он принюхивается к запаху заведения.

— Тогда проходи, сделаю тебе свой любимый.

Пепе вышел из-за стойки и приветливо пожал руку Диего.

— М-да, я так и думал, — довольно подмигнул он Насте. — Привкус перца и легкий аромат шоколада.

Девушка покраснела. Пепе решил, что ее любимый кофе навеян образом Диего. Но он ошибался. К сожалению.

— Спасибо, мне простой эспрессо, — не понял реплики Диего.

Он дождался, пока Настя разнесет кофе посетителям и сядет с ним за столик.

— Артефакты, о которых говорил граф, но большей части считались пропавшими, как и книга. Но теперь мы думаем, что, возможно, они спрятаны в городах-призраках, как в Иной Венеции. За остальными артефактами установлено постоянное наблюдение. Все агентства сейчас в основном занимаются этим делом. Наша задача — охранять тебя. Скорее всего, тебе ничего не грозит, но лучше перестраховаться. Занятия спортом, естественно, не отменяются.

— Я понимаю, — кивнула Настя.

Итсаску и Серж пришли за ней после работы, и она вместе с ними пошла на испанский. Они же забрали ее вечером с курсов и передали Джонни, ожидавшему около подъезда.

— Похоже, у наших соседей по квартире завязывается роман, — подмигнул Джонни. — Давай прогуляемся. Дадим им время. Перед выходом я заметил, как они обнимались на кухне.

— Юка и Мартин?! — Настя с удивлением уставилась на парня.

— Ну да! У нас есть еще соседи по квартире? — озабоченно спросил он. — Зная твои способности…

— Нет, просто… здорово! — без особого энтузиазма ответила Настя.

Некоторое время они шли молча.

— Ладно. Давай начистоту. Как ты уже поняла, мне придется спать у тебя в комнате. Хочешь, в виде собаки, как раньше, но если хочешь, то… — Он повел руками, как артист, представляющий себя на сцене, и подмигнул ей.

Настя постаралась сохранить серьезное лицо и не рассмеяться.

— Думаю, мы можем разместить в комнате какую-нибудь раскладушку или спальный мешок. Чтобы тебе было удобнее.

— ОК. Намек понял. Зря, ты многое теряешь.

— А можно как-то обойтись без этого? — спросила Настя.

Джонни пожал плечами и убрал руки в карманы джинсов.

— Не знаю, Настя.

Его голубые глаза так честно посмотрели на нее, что невозможно было поверить, что этот блондин в кожаной куртке нараспашку, синей клетчатой рубашке и джинсах — скандинавский бог. Он увидел ее нерешительность и обнял сам. Было приятно в его объятиях, под одеждой угадывалось сильное тело, которое так здорово обнимать. Запустив руки под его куртку, Настя положила ладони на широкую спину парня. Еще недавно ей бы голову снесло от восторга. Но даже сейчас, когда она не чувствовала влечения к Джонни, было невероятно приятно находиться рядом с ним.

И все-таки она не совсем понимала, почему в этой красивой сцене чувствовалась какая-то червоточина. Словно кадр с их объятием поднесли к огню, и пленка стала постепенно нагреваться и плавиться, покрываясь уродливыми пятнами. Вдруг перед глазами пронеслись черные дни, черные ночи, холод севера и вопли умирающих. Вдруг сломалась и треснула корка льда на каком-то непонятном ландшафте, и рука со страшными длинными серебряными когтями вырвалась на поверхность. Прекрасные высокие герои, мужчины и женщины, одетые для битвы, попятились назад, не смея приблизиться к тому, что появлялось из-подо льда. Жуткий хохот разнесся по черной ледяной пустыне…

Настя открыла глаза и отодвинулась от Джонни. Что это было? Плод ее фантазии? Но, вспомнив слова графа об интуиции, она рискнула:

— Что произошло, когда Ноктурна сломала лед?

Лицо парня дернулось, словно от пощечины. Он открыл было рот, чтобы спросить, но потом покачал головой и пригладил бороду.

— Все умерли. Все погибли. Она уничтожила всех. Граф со своим войском появился слишком поздно. Но он смог спасти мне жизнь, заточить Ноктурну в айсберг и разбить ее силу на множество осколков. Великая ведьма была повержена. Но она смеялась, даже проиграв. Словно знала, что может вернуться. Говорят, если демон вступит с ней в связь, родится тот, кто уничтожит все. Весь мир. И потому нельзя дать ей воскреснуть. Это было очень-очень давно. Так давно, что мы стали верить, что она не вернется.

— Те, кто погиб… они были твоей семьей?

— Частично да. Моя жена и дети, братья и сестры, названые братья. Все, с кем я привык жить, это семья. Я был беспокойным, неверным, вспыльчивым, суетливым, но я любил их. Нам редко выпадает возможность жить в обществе. Обычно все твари по природе своей — одиночки. В любом случае все это было давно… Девушки обычно задают мне другие вопросы! — подмигнул он Насте.

Джонни попытался снова обнять ее, провел рукой по щеке, но она отстранилась.

— Настя, тебе лучше остаться со мной, чем с ним, сама знаешь.

— Я ни с кем не собираюсь оставаться. Я сама по себе! — Она скрестила руки на груди и отвернулась.

— Как хочешь, — пожал плечами Джонни. — Но, если вдруг передумаешь, я всегда сплю у твоих ног в спальном мешке. Думаю, мы можем возвращаться назад. Надеюсь, наши соседи провели это время приятнее, чем мы.


Вечером того же дня Итсаску сидела на диване, поджав под себя ноги, пила кровь из высокого бокала, слушала рок и искала информацию о краже в музее Нью-Йорка, взломав сайт ЦРУ. Серж в переднике хлопотал на кухне. Временами что-то аппетитно шкварчало и шипело, вызывая у вампирши довольную улыбку.

Не выдержав, она поднялась и босиком пошла на кухню.

Итсаску обожала, когда Серж готовил. В этот момент, окруженный продуктами, сковородками и ножами, он был похож на генерала в разгар боя. Все вокруг подчинялось его воле, и, словно повелитель кухонной вселенной, он творил самую вкусную еду на свете.

— Ты как раз вовремя, — сказал Серж, когда она обняла его сзади и лизнула в шею. — Сейчас отправим это в духовку и через двадцать минут сядем за стол.

Итсаску подождала, пока он завернет начинку для пирога в тесто и отправит блюдо в духовку. Когда Серж повернулся к ней, села на стол, поднимая вверх по бедру шелковую алую сорочку.

— Значит, у нас только двадцать минут.

Серж подошел к ней, и она обняла его ногами, притягивая ближе к себе. Его ладони задирали ночнушку, обнажая ее татуировку. Ее руки, торопясь, расстегивали ремень на брюках Сержа. Потом она аккуратно сняла с него очки. Итсаску обожала его уязвимый взгляд. Они как раз расположились на столе, когда раздался звонок в дверь.

Оба замерли, потому что обычно к ним в гости никто не приходил, даже соседи избегали просить соль благодаря особой «приветливости» Итсаску. Раздался второй звонок.

— Это точно к нам. — Серж нехотя натянул штаны и застегнул рубашку.

Итсаску схватила ночную рубаху и, одеваясь на ходу, пошла открывать.

— Кто бы это ни был, он — труп! — заверила раздосадованная вампирша. Серж не завидовал непутевым гостям: прервать Итсаску во время страсти равносильно самоубийству. Особо извращенному и жестокому. Поэтому он поспешил следом, чтобы, если что, остановить ее.

Итсаску резко распахнула дверь: на пороге стоял один из вампиров, которых они встретили на улице во время Хэллоуина. Серж сразу узнал его бледное лицо с подведенными глазами и анимешную прическу. Гость открыл рот, чтобы что-то сказать, но вместо слов изо рта хлынул поток крови, и вампир упал к ногам Итсаску.

Серж ругнулся по-французски, и пока Итсаску стояла, как столб, проверил лестничную клетку: пусто.

Он вернулся, когда вампирша уже перевернула труп.

— Он мертв. Не знаю, как узнал, где я живу…

Итсаску старалась говорить спокойно, но Серж знал ее куда лучше. Он оттащил ее от тела гостя и крепко обнял. Вампирша дрожала.

— Я все-таки… Мы очень долго были вместе, пока я не ушла. Это поэтому…

— Знаю…

Серж набрал номер Цезаря.

— У нас труп, — сказал в трубку, когда тот ответил.


— Алекс хотел предупредить. — Итсаску сидела на кухне и пила чай, который заварила Лика.

Цезарь и Серж увезли тело вампира к знакомому патологоанатому, чтобы выяснить причину смерти. Лика успела вымыть пол. Граф Виттури устроился напротив Лики, рядом с Итсаску.

— О чем? — Глаза графа пытливо всматривались в ее бледное лицо.

— Не знаю. В тот день, когда мы встретились на улице, он говорил, что я примкнула не к той команде, что другая сильнее и ее мощь растет. Я тогда подумала, что он просто несет чушь, чтобы подразнить. Алекс так и не смог простить, что я перестала знаться с его шайкой.

— Вы долго были вместе?

— Шестьдесят два года. Потом я встретила вас. — Белая рука Итсаску легла на смуглую руку графа и слегка сжала ее. — Вы тогда вытащили меня из пропасти отчаяния, в которой я пребывала. И дали мне смысл жизни. Дали мне Сержа.

— Я не давал его тебе, — покачал головой граф. — Ты всего достигла сама. И я горжусь тобой.

Итсаску кивнула и снова замкнулась в себе.

— Но как он узнал, где ты живешь? — вернула разговор в нужное русло Лика.

— Может, выследил… Вампир всегда узнает вампира в толпе. Почти все вампиры в городе в его шайке. Но кто убил его? И почему он пришел именно ко мне?

— Может, надеялся, что ты сможешь помочь? Он ведь наверняка знал, что у тебя в подругах ангел, наверное, догадывался, что Лика умеет исцелять?

— Мне показалось, он хотел сказать что-то важное.

Итсаску уставилась в пространство, вспоминая происшедшее, и жестко проговорила:

— Убью того, кто это сделал. Все жилы ему вырву.

— Лучше попробуй отвлечься. — Граф похлопал ее по плечу. — Мы найдем убийцу.

Послышался шум открывающейся двери, на кухню вошли Цезарь и Серж.

— Есть новости? — Граф Виттури уловил растерянность на их лицах и тут же насторожился.

— Тело исчезло из машины. — Серж потерянно поправил очки.

Лика медленно поднялась.

— Если он жив, не станет скрываться. Он потерял огромное количество крови и начнет бросаться на прохожих. Нужно срочно найти его. Я поймаю полицейскую волну. — Итсаску вскочила, но потом опять села. — Но я готова поклясться, что он был мертв!

— Возможно, так оно и было. И его тело выкрали.

— Мы нигде не останавливались по дороге, погрузили тело, довезли до университета, а когда вышли, чтобы выгрузить, багажник оказался пуст.

— Мне это не нравится! — Граф Виттури анализировал возможные варианты и все больше мрачнел. — Цезарь, свяжись с Джонни, пусть будет начеку. Вызови Диего, пусть останется здесь на ночь. Ты, Лика и я заночуем в агентстве. Жив он или мертв, но, если он пришел к Итсаску, это может быть связано с нами.


Джонни выслушал Цезаря, положил трубку и задумчиво вернулся в гостиную. Мартин и Юка в обнимку смотрели какой-то фильм ужасов. Настя сидела за столом и пыталась вызубрить слова для экзамена. Джонни нервно прошел в прихожую и закрыл дверь на задвижку и ключ. Электрическая батарея грела гостиную, но в комнатах чувствовался зимний сырой холод. Он проверил окна и закрыл двери в комнаты.

Настя вытащила из ушей наушники.

— Что случилось?

— Ничего. — Джонни залез в холодильник, вытащил пиво и кусок пиццы. — Занимайся.

Он постарался принять невозмутимый вид, разогрел пиццу и сел лицом к телевизору, в котором монстр пожирал испуганных людей. Настя вернулась к учебе.


Диего мчался на мотоцикле по ночному городу, практически не останавливаясь: светофоры словно сговорились и давали ему зеленый свет. Несмотря на новости, думал он вовсе не об исчезнувшем трупе вампира. Он думал о том, что соврал Насте, когда рассказывал о своем первом превращении в зверя. Его сознание не погасло, как он ей сказал, нет. Он осознавал, что делает. Усталость, раздражение, физическое недомогание — все стало причиной внутренней ярости, когда на пороге вместо долгожданного лекарства появилась капризная модель, уверенная в своем совершенстве. Она хотела секса, и он уступил, но так ненавидел себя, что жаждал вцепиться в горло вредной девчонке. Когда его клыки проткнули ее кожу и пасть наполнилась горячей кровью, когда влажные ноздри ощутили запах ее плоти, он рвал ее, пребывая и зверем, и человеком. И оба получали дикое, первобытное удовольствие от власти над добычей… Нет, Настя не должна узнать его таким. Потом он тщетно пытался стереть из памяти момент дрожащего, вибрирующего наслаждения, потому что сам испугался нечеловеческой жестокости своего поступка. В этом он остался честен. Чувство вины никогда не уйдет из его души, а демон никогда не перестанет давить на эту больную точку. Он-то знал все. Ему достаточно было увидеть виноватый взгляд парня, его лицо с запекшейся кровью, заметить, как испуганно он отвел глаза. В этом и состояла его власть: демон знал все потайные стороны души, все, что спрятано от остальных, даже от самого тебя.

Красная точка горящего впереди светофора сменилась на желтую. Диего не сбавлял скорость, рассчитав, что желтый сменится на зеленый как раз тогда, когда он подъедет к пустому перекрестку. Так и случилось. Фары мотоцикла уже освещали белые полосы перехода, когда нечто пронеслось мимо с бешеной скоростью. Диего в следующую секунду пересек переход, на перекрестке резко повернул и понесся уже в направлении мелькнувшей тени. Его зрение обострилось, проснулись инстинкты зверя, потревоженного опасностью.


Вампиры редко вспоминают прошлое. Они не любят разговоры о былом, их в основном волнует настоящий момент. Особенно если изо дня в день нужно охотиться и питаться. Существование сводится к периодам острого голода, полной сытости, сна, буйного секса и драк при дележке территории. Так живет большинство из них. Так жила Итсаску. Родом из Наварры, земли басков, она ушла из семьи, как только стали появляться первые признаки болезни. Не хотела подвергать родных опасности. Не хотела видеть, как умирают родители, как стареют братья и сестра. Долго скиталась по Испании, Франции и Португалии, стараясь нигде не задерживаться, а потом поселилась на Ибице вместе с Алексом и его небольшой стаей. Это было время хиппи, и охота не составляла проблем. Алекс принял ее в стаю, объяснил правила жизни. Только это была не жизнь, а существование, потому что смысла в ней не было никакого. Ты либо убивал, либо спал, либо шатался по острову в поисках драк и потасовок. Ей было все равно, во что она одета, часто Итсаску носила одежду убитых хиппи, или их стая забиралась в магазины ночью, переворачивала все, хватала кучу тряпок и потом делила их в своем укрытии, словно стая собак кость. Но убивать ей нравилось. Она словно давала понять своим жертвам, хватающимся за любой шанс спастись, что их существование, как и ее, — бессмысленно. Особенно нравилось, когда Итсаску давала возможность умолять, оправдываться, просить, ссылаясь на свои семьи. Доказательством пустоты было молчание, воцарявшееся после последнего хрипа жертвы. Охота и пустота. Единственные спутники ее жизни. Алекс был счастлив в своей стае. А она испытывала удовольствие, только когда воцарялась пустота. Если нет ничего, то и Итсаску тоже нет.

Когда вампирша столкнулась на набережной с человеком в черном, она выбрала его в качестве жертвы. Привычный маневр для знакомства с жертвами-мужчинами — подойти и попросить прикурить. Мужчина с готовностью достал зажигалку, и после щелчка язычок пламени взметнулся к ее сигарете. Итсаску затянулась и огляделась: на набережной все еще встречалось много гуляющих.

— Не хочешь пройтись? — словно угадав ее мысли, предложил мужчина. Голос у него был низкий, приятный. Как легко он ступил на тропу гибели!

Вампирша увела его с людных улиц в темный переулок. К тому моменту жажда стала невыносимой, и она нервно играла лезвием бритвы, крутя его в кармане.

— Тебя ждет кто-нибудь дома? — спросила она, чтобы отвлечь его.

— Нет. Я сам по себе. Мне никто не нужен, чтобы заполнить пустоту. И ничего не нужно. Ни любви, ни охоты.

Она полоснула его по горлу привычным отточенным движением. Но он отклонился ровно настолько, чтобы лезвие прошло мимо, а потом вывернул ей руку и прижал к каменному фасаду дома. Вампиры сильнее людей. Итсаску знала, что даже опытный спортсмен не смог бы одолеть ее. Но в руках этого человека оказалась беспомощной, как котенок.

— Кто ты? — прошипела вампирша, поняв, что неизвестный не торопится ее убивать.

— Я тот, кто может предложить тебе другую жизнь. Более интересную.

— В обмен на что?

— У тебя нет ничего из того, что мне нужно. Твоя душа настолько пропиталась кровью, что даже тебе тошно. Изо дня в день одно и то же. Ты тупеешь. Теряешь способность принимать решения. Прозябаешь.

Ее передернуло. Она начинала понимать, что перед ней вовсе не человек и не вампир. Это было другое существо, опасное, старое как мир, с ним лучше не играть. Его не обманешь, ему не соврешь.

— У меня нет выхода. Жизнь бессмысленна.

— Выход есть всегда. У тебя впереди десятки, может, сотни лет жизни. Ты действительно хочешь только сосать кровь?

— Это все, что я умею.

— Это то, что придется забыть, если желаешь научиться чему-то еще.

Он рассказал ей про свое агентство. Итсаску тут же согласилась. Но граф потребовал, чтобы сначала она научилась контролировать голод. Вампирша уехала с ним с Ибицы, поселилась в Пиренеях под присмотром одного из ангелов. Это был ад. Жажда приносила страшные страдания. От обычной пищи поначалу рвало. Но постепенно ее желудок заново научился переваривать пищу, а дозы крови, которые им доставляли каждую неделю в аккуратных больничных пластиковых пакетах, становились все меньше. Последний месяц перед переездом в Барселону она прожила на одном бокале крови в день. Вместе со снижением голода Итсаску стала замечать, что в ней просыпается интерес к математике. Страсть к науке стала настолько сильной, что она могла проводить часы в поисках решения уравнений.

Когда на первом рождественском балу она встретилась с графом Виттури, поблагодарила его за спасение так искренне, что тот засмеялся.

— Я ничего не сделал. Все сделала ты сама. Теперь самое время вынырнуть из математических формул и расследований и присмотреться к себе. Кто ты? Ты одеваешься небрежно, и эта одежда ничего о тебе не говорит.

— Это лучше, чем быть фриком, — возразила Итсаску. — Так я незаметнее.

— Лучше быть фриком, чем никем.

Месяцы воздержания от секса и сильное природное притяжение графа сыграли с ней в тот вечер злую шутку. Она проскользнула к нему в кабинет после окончания бала. Граф Виттури сидел на диване и смотрел на пламя в камине. Итсаску хотела его так сильно, что даже не заметила, как мрачен его взгляд. Она села к нему на колени, скользнула руками по груди, прижалась к его губам. Он провел руками по ее бедрам, спине, взял за плечи и отодвинул от себя.

— Нет.

— Но почему? — Она так хотела его, что голос охрип. Каждое его прикосновение разжигало страсть. Ее тело пульсировало от желания, но, едва вампирша попыталась продолжить, он снова остановил ее.

— Я не тот, кто тебе нужен. Однажды мои крылья сомкнутся над тобой, но не сейчас.

Она заглянула ему в глаза, и ужас в одно мгновение стер горячее желание. Такая чернота была в них.

По возвращении в Барселону Итсаску набила на теле татуировку. Хищную птицу с распахнутыми крыльями. В знак того, что однажды он придет за ней, как обещал. Тогда же она начала искать свой собственный стиль в одежде. Оказалось, что выяснить, кто она на самом деле, сложнее, чем решить математическую задачку.

С приходом эпохи компьютеров Итсаску окончательно обрела себя. Алгоритмы первых ЭВМ, затем программирование, затем Интернет. Во всемирной сети она была невидимой и неуловимой богиней, могла войти куда угодно, а данные считывала быстрее, чем люди. Она стала компьютерным фриком.

Граф был для нее самым важным из всех созданий на земле. Ради него она была готова на все. Поэтому, когда он три года назад попросил завербовать одного юного гения из Франции, вампирша радостно бросилась выполнять его просьбу, не подумав о том, что это может стать самым сложным испытанием в ее жизни.

Столкновение с юным и наивным парнем стало первым болезненным напоминанием о том, что она стара, хоть ее тело молодое и красивое. От Сержа веяло свежестью, так пахнут новые вещи и дети. Первым ее желанием было разрушить это тело, этот добрый и доверчивый взгляд за стеклами очков, постоянно съезжающих на кончик носа. Но хищное желание она победила довольно быстро. Итсаску была неглупа и осознала, что граф пытается проверить ее, искусить, посмотреть, как она станет действовать.

Очень быстро Итсаску поняла, что нравится Сержу. Ей практически не составило труда убедить парня приехать на собеседование в Барселону. Но как только тот подписал договор, стало страшно. Серж ухаживал за ней, а она боялась, что причинит ему боль, если подпустит к себе. И в то же время он ей очень сильно нравился. Вампирша разрывалась между страхом и желанием, но Серж не отступал. В конце концов пришлось признаться ему, что она — вампир. Сначала парень испугался. Но потом поправил очки, улыбнулся и сказал, что готов рискнуть и попробовать.

Их первая ночь была ужасна. Итсаску убегала в ванную, пыталась успокоить голод, который просыпался от того, что сердцебиение и пульс Сержа ускорялись, температура повышалась, а кровь пульсировала так громко, что ей хотелось вскрыть его шею и глотать фонтанирующую алую питательную жидкость. Она возвращалась, и все начиналось сначала. Серж выжил. В то утро она смотрела, как он спит, ласкала взглядом его тело, и нега от полученного удовольствия, восторг от очередной победы над собой стали тем смыслом, который она искала десятилетия назад.

А теперь прошлое постучалось в ее дверь и сдохло на пороге. В глубине души она испытывала глухое удовлетворение от того, что воспоминания о ее пустой жизни окончательно померкли. И можно стереть их навсегда. Вот только смерть Алекса была странной, а исчезновение тела и вовсе поставило в тупик. Она решала эту задачу, но решения не находила. Больше всего Итсаску опасалась за людей из агентства. Одна мысль о том, что Алекс жив и мог по пути наброситься на Сержа или Цезаря, вызывала тошноту.


Настя испытывала странное беспокойство и волнение, которые приписывала предстоящему экзамену. Вопли испуганных персонажей страшного фильма долетали сквозь наушники небольшими помехами, но ее сознание словно нарочно цеплялось за них, чтобы отвлечься от заучивания пословиц и поговорок на испанском. И еще краем глаза она видела, как Джонни время от времени проверяет телефон, словно ждет звонка. Настя старалась сосредоточиться, но не получалось. Ей думалось о чем угодно, только не о поговорках.

Например, о графе Виттури. О том, что его загадочную, довольно глумливую ухмылку можно сравнить только с улыбкой Моны Лизы. Эти легкие тени в уголках губ, мягкие, едва уловимые, которые так хорошо сочетались с искорками смеха или сарказма в его темных глазах. Губы, словно высеченные лучшим скульптором. Так хотелось целовать их, скользить по их контуру пальцем. Желание оказаться рядом с графом Виттури вдруг с такой силой овладело ею, что она оторвалась от страницы, на которой уже минут пять выводила закорючки вместо слов, рассеянно уставилась на холодильник и вздрогнула, увидев незнакомого бледного мужчину.

Она узнала его в следующее мгновение. Подведенные глаза и остриженные клоками светлые волосы, личико юноши из аниме и довольно специфическая хищная улыбка говорили за себя. Медленно стащив наушники с головы, Настя смотрела на вампира, не зная, что делать.

Тот тоже молчал. Какое-то время только громкие вопли умирающих или убегающих от очередной страшилки героев резали слух. Когда кино прервалось рекламой, Мартин вырубил звук, прошлепал к холодильнику, достал бутылку кока-колы, сунул руку в вампира, взял с крючка открывашку, вытащил руку из вампира, подцепил крышку, открыл бутылку, сунул руку в вампира и вернул открывашку на место.

Настя почувствовала, как слезы застилают глаза. Вампир проводил Мартина равнодушным взглядом и снова уставился на Настю.

— Чего ты хочешь? — тихо спросила она. Слезы уже бежали по щекам, их было не остановить. Она сама не понимала, почему, когда она впервые увидела, насколько тело призрака эфемерно для людей, ей стало жалко и его, и себя.

— Я должен тебе кое-что показать. У нас мало времени.

Она встала, вытирая слезы, взяла куртку и меч.

— Настя, ты куда? — Джонни подскочил на месте.

— Пойду пройдусь, мне нужно на воздух.

Она и в самом деле была бледна.

— Я с тобой! — нервно откликнулся парень и схватил куртку. Граф велел ни на шаг не отходить от Насти. Но не сказал сидеть дома.

Настя бросила взгляд на вампира. Тот пожал плечами. Ему было все равно.

Втроем они вышли на лестничную площадку. Призрак пошел по ступенькам вниз. Насте было так тоскливо и настолько не по себе, что хотелось бросить все и сбежать в Москву. А там еще забраться под кровать, как в детстве. И сказать себе, что она в домике. Инстинкт самосохранения тянул назад, но девушке казалось, что она может помочь призраку.

Джонни ощутил, как сгущается опасность вокруг них, достал телефон, чтобы сбросить сообщение Цезарю. Но телефон не ловил сеть. Сердце пропустило удар. В этот момент свет на лестнице, мигавший с тех пор, как они вышли из квартиры, погас. Он услышал, как охнула впереди Настя, бросился к ней, но ее уже не было на лестнице. Через мгновение свет зажегся, телефон поймал сеть, но девушки нигде не было. Джонни яростно взвыл от осознания того, какую взбучку ему устроит граф Виттури. Но когда увидел, кто поднимается навстречу, понял, что может и не дожить до встречи с графом.


— Диего пропал, Джонни прислал сообщение об опасности и тоже не отвечает. — Цезарь метался по гостиной и нервно причесывал рукой свои редкие волосы.

— Начнем с Джонни, его местоположение, по крайней мере, известно. К тому же с ним Настя, — предложила Лика, забрасывая на спину колчан.

— Остальные остаются здесь. — Граф обвел тяжелым взглядом притихшую компанию: Цезарь, Серж и Итсаску опустили глаза. — Я запечатаю двери и окна, чтобы не вылезли. Хватит с меня непослушания.

Ангел и демон вышли за дверь, Итсаску от злости метнула в дверь тапку.

— Может, поужинаем? — спросил Серж, но, не найдя поддержки, пошел на кухню доставать из духовки засыхающий пирог.

— У тебя есть варианты возможного решения задачки с пропажей вампира? — спросил Цезарь у Итсаску.

— Есть, но ответ мне совсем не нравится. Если предположить, что Алекс действительно как-то был связан с теми, кто закрутил поиски артефактов, тогда он знал, что наша группа является препятствием на их пути. А если он пошел на то, чтобы отыскать меня, значит, дело приняло настолько плохой оборот, что только память о прожитых вместе годах побудила его о чем-то предупредить. Вот только наши противники об этом узнали. И убили его прежде, чем он успел что-то сказать.

— Да, это объясняет ситуацию в целом, но куда делось тело?

— Раз полиция молчит, значит, версию о раненом голодном вампире можно отбросить. Либо он мертв и его тело украли, либо…

— Он зомби! — радостно заорал Серж, грохнув противнем по столешнице. — Ну конечно!

— Но он бы набросился на вас!

— Он мог вывалиться из машины на ходу! — Парень добродушно улыбнулся.

— Не сходится. Он все равно напал бы на людей, — возразила Итсаску.

— Значит, тело украли, потому что не хотели, чтобы мы узнали, как он умер, — заключил Цезарь.

— Теория про зомби мне нравилась больше, — вздохнул Серж.


— Где мы? — слишком громко спросила Настя, и ее голос эхом разнесся по улице.

— В Ином городе.

Призрак шел впереди нее все быстрее.

— Мы можем опоздать, поторопись.

— Но куда мы идем?

— Твой друг в беде. Я подумал, ты захочешь спасти его.

— Ты думаешь, я так тебе и поверю?

— Думаю, да. Я сдох по глупости, так что хочу довести дело до конца, чтобы не пропасть зря.

Настя с ужасом шла по городу за вампиром, держа меч наготове. Пару раз у нее возникало желание шарахнуть идущего впереди призрака мечом и мчать назад, но мысль о том, что, возможно, он и в самом деле ведет ее, чтобы спасти кого-то из друзей, сдерживала.

Вдруг повалил снег, он большими хлопьями бил в лицо, поднялся ветер. Настя тут же замерзла и полезла в карманы за перчатками — заледеневшими руками держать меч было неудобно. Улицы стали белыми буквально за несколько минут. Настя и узнавала, и не узнавала город, в котором оказалась. Они шли медленно из-за ветра и снега, но вдруг вышли к Саграда Фамилии, собору Святого Семейства, возвышавшемуся сейчас над ней всеми своими башнями.

— Он достроен! — не смогла сдержать удивления Настя. В настоящей Барселоне центральная башня еще возводилась. Подумалось, что она предпочла бы недостроенный собор законченному: слишком уж мрачно выглядели высокие башни на фоне серого вечернего неба. Они словно подпирали своими вершинами тяжелые снежные облака, из которых валил слепящий снег, агрессивно залеплявший глаза, нос, рот, так что приходилось низко наклонять голову, чтобы дышать.

Вампир уверенно прошел за ограду и вошел в собор. Насте эта идея не понравилась. Она прекрасно помнила, что пережила в Венеции. Врываться в еще один храм, чтобы наткнуться там на неприятности… Интуиция говорила повернуть назад. Но, возможно, призрак действительно хотел помочь.

И тут она увидела, как вампир выходит из храма. Бледнее белого снега. Она подбежала к нему.

— Уходи отсюда, — сказал он, покачнулся и рухнул перед ней на колени, осел на белый от снега тротуар. — Я ошибся. Прости. Слишком поздно.

Настей овладел такой дикий ужас, что, проклиная свою доверчивость, она побежала прочь. С глухим стуком распахнулись двери собора за ее спиной, и воздух, снег и ее саму стало затягивать внутрь с такой силой, что она попятилась против своей воли. Ухватиться было не за что, она находилась слишком далеко от ограды, а вход оказался слишком близко. Призрак пытался удержать ее, но сил не хватило. Настя почувствовала, как ее отрывает от земли и тянет внутрь в вихре белого липкого снега. Едва она пересекла порог собора, двери с грохотом захлопнулись. Девушка грохнулась на пол, меч со звоном отлетел в сторону. Внутри было темно и жутко. Она попыталась открыть двери, но они не поддавались. Сквозь те же двери рядом с ней в собор вошел призрак.

— Зачем ты заманил меня сюда?! — Она в ярости схватила его за куртку, но тут же отпустила, потому что от контакта закружилась голова.

— Я хотел помочь. Она убила меня, когда я пытался предупредить вас об опасности. Она выкрала мое тело и твоего друга. Я думал, ты сможешь помочь мне и ему до того, как она вернется.

— Она? Кто такая эта она?

Темнота вокруг них стала бледнеть и выцветать. Постепенно собор озарился мягким полусветом.

— Она — это я! — услышала Настя женский голос за спиной.

Повернувшись, увидела возле алтаря женщину, одетую в белую робу. Подобрав по дороге меч, Настя приблизилась к алтарю. Женщина обернулась.

— О господи…

Даже в самых страшных снах за ней бегал по городу всего лишь Мрак со своим красным глазом. Но оказалось, что есть кое-что пострашнее Мрака. Белое лицо женщины с черными провалами вместо глаз и с засохшими дорожками крови на лице. Она, казалось, видит даже так, потому что, повернувшись к Насте, улыбнулась, обнажив белые зубы за красными губами.

— Ты еще что такое? — Настя покрепче сжала рукоять меча. Так крепко, что даже стало больно.

— Ярость, богиня Кали, дочь всемогущего Сатаны, слышала о такой?

— Нет, — честно призналась девушка. Но женщине подходило это имя. Слепая ярость.

— Как же мне мешает ваше агентство, — пожаловалась она капризным голосом. — Вы уничтожили моих милых деток.

— Деток?!

— Разве не помнишь, как сама убивала их?

— Ламии — твои детки?!

— Медленно соображаешь. И как тебя вообще взяли? Что такое? Чего ты так трясешься? Не волнуйся, сначала мы славно повеселимся, убивая твоих друзей. А потом, когда подоспеет милый демон, я с удовольствием убью тебя и посмотрю на выражение его лица, когда он поймет, что проиграл, и твоя душа отойдет к моему хозяину. Кстати, о «посмотреть»… Для этого мне понадобятся глаза. Мои он вырезал, так что придется украсть глаза у его подопечных.

Сердце Насти билось так сильно, что даже было больно от каждого удара. Но безглазая тварь не торопилась набрасываться на нее.

— Итак, у кого же мне взять зеленый глаз? У тебя или у него? — И она показала наверх.

Все это время Настя смотрела только на тварь, не замечая ничего вокруг. Она глянула вверх и увидела распятие, висящее над алтарем в воздухе. На нем вместо фигуры Христа было настоящее тело. Когда она пригляделась, поняла, что там, на кресте, обнаженный по пояс, подхваченный под мышки цепями и прибитый в кистях рук к кресту, висит Диего.

Она сразу опустила меч и в ужасе, в шоке смотрела на добычу Кали. Но дочь тьмы хотела большей боли.

— Ничего, у нас будет время решить этот вопрос. А вот насчет второго глаза выбор, боюсь, невелик.

Послышалось шарканье. Вампир, что привел сюда Настю, шел странной заторможенной походкой. Глаза его были подернуты белой пеленой, а грудь залита кровью. Появившийся рядом с ним точно такой же вампир, тот, что привел ее сюда, дал понять, что это всего лишь его труп. За собой вампир-зомби тащил чье-то тело. Почуяв Настю, он отпустил свою ношу и зарычал, делая шаг вперед и готовясь наброситься на девушку. Настя инстинктивно выставила меч вперед. Окрик Кали и непонятные рычащие слова-приказы заставили зомби остановиться и поднять тело.

Стон отчаяния сорвался с губ Насти. Это оказался Джонни. Он был без сознания, но жив, потому что его голова моталась из стороны в сторону. Ситуация становилась все более обреченной. Настя понимала, что не справится ни с зомби, ни с Кали.

— Как у нас все удачно складывается, — радостно трещала Кали. — Я отправилась за вами обоими, но нашла только красавчика-викинга, а ты сама сюда пришла. Очень мило с твоей стороны спасать друзей, только не стоит переоценивать свои силы. Ты всего лишь простая девчонка, силой обстоятельств попавшая в прекрасное общество супергероев. А очень скоро не станет ни тебя, ни их. Итак. Начнем с глаз твоего красавца-викинга.

Она схватила Джонни за волосы и подняла его голову. Занеся над его лицом соединенные вместе пальцы с длинными ногтями, резко развела их в стороны. Джонни, словно повинуясь ее жесту, широко открыл глаза.

— Нет! — Настя бросилась к Кали с мечом, но та небрежно махнула рукой, и сильная волна воздуха оттолкнула Настю в сторону, да так, что она налетела на столб, сильно ударилась о него спиной и снова выронила меч. От удара на мгновение перехватило дыхание, ноги ослабли.

Тем временем Кали обхватила пальцами левый глаз Джонни и воткнула острые когти в глазную впадину.

Настя заорала от ярости и бессилия, увидев, как кровь потекла по щеке Локи и как побагровела его русая борода. Демонесса рванула руку к себе и, покатав на ладони глаз, вставила его в свою пустую глазницу. Через мгновение на Настю смотрела женщина с голубым глазом.

— Так-то лучше. Теперь я смогу полностью насладиться местью. Итак, чей глаз мне забрать — твой или Диего? Решать тебе.

— Она лжет, Настя. Она добывает себе глаза не для мести. Так она увидит, кто из земных женщин сможет стать плотью для Ноктурны! — Призрак стоял в стороне, почти во тьме бокового нефа.

— Куда ты глаза косишь? — с подозрением спросила Кали.

— Смотри на нее. Она не заберет твой глаз, ей нужен глаз оборотня.

Настю трясло от происходящего. Она видела кровавую впадину на красивом лице Джонни. Видела вбитые в ладони Диего огромные гвозди. Видела раскачивающегося зомби. Смотрела на самодовольное лицо ведьмы, стоящей перед ней.

— Ты мерзкая жестокая тварь!

Ее противница улыбнулась.

— А ты бесполезная девчонка. Вот и скажи мне, что хуже.

Она приблизила окровавленную руку к лицу Насти. Против своей воли девушка отвернула голову.

— Что ж, тогда глаза лишится котеночек.

Распятие стало опускаться. Демонесса отвернулась от Насти и пошла к Диего. Настя осторожно подняла свой меч и бросилась на Кали. Но меч развернуло в сторону, а вместе с ним отшвырнуло и девушку. Крест с глухим стуком коснулся пола. Кали была совсем близко от Диего. Настя взвыла от безысходности и, отбросив меч, помчалась к ней. Зомби бросил Джонни на пол и схватил Настю за ногу. Девушка грохнулась на землю и закричала, отбиваясь. Мертвый вампир раскрыл рот и со всего размаха вонзил зубы в ее сапог. Она лягнула его в лоб свободной ногой. Зомби отцепился от сапога, и в это мгновение стрела пронзила его голову. Вампир обмяк. У главного входа в собор, противоположного алтарю, Настя увидела Лику. Ее золотые волосы светились мягким светом. Не теряя времени, Настя встала и побежала к Диего.

Кали как раз тянула свои пальцы к его глазу. Девушка набросилась на нее, вцепилась в волосы, норовила расцарапать лицо, но ее тут же скрутила страшная боль — судорога, от которой она упала и с диким криком забилась на полу.

Кали отпихнула от себя корчащуюся девушку и одну за другой отразила стрелы Лики. Все они вернулись, заставив ангела уворачиваться от своего же оружия. Торопясь, демонесса повернулась к оборотню, чтобы вырвать его глаз, но вместо распятия и парня увидела графа Виттури. Он схватил Кали за руку. Та злобно зарычала, выхватив кинжал, со всей дури ударила графа в живот, а потом вытащила окровавленный клинок. Граф на мгновение выпустил Кали. Настя закричала, но тело ее не слушалось, несмотря на острейшее желание вцепиться в тварь. Демон не обратил внимания на рану. Когда ведьма, понимая, что к Диего ей путь закрыт, метнулась к девчонке и почти схватила ее за косу, чтобы перерезать горло, граф одним взмахом руки отбросил Настю в другой конец собора, к Лике. Девушка проехала по полу и оказалась у ног ангела. Тогда Кали взвилась вверх. Граф — за ней. В витражной розетке демонесса заметила тень Азазелло и бросилась к нему. Граф пытался поймать ее, но Кали была проворнее. Хохоча, она выскользнула в какую-то лазейку и исчезла.

Демон опустился на пол собора и подошел к Лике, хлопотавшей над бьющейся в судорогах Настей. Изо рта уже шла пена.

— Не могу остановить! — Лика в ужасе посмотрела на демона. Страх сделал ее васильковые глаза темными и глубокими.

— Займись остальными. Я ей помогу.

Ангел послушно убежала к парням, лежавшим у алтаря.

Граф Виттури от головы к ногам провел ладонью над Настей. Заклинание было сильным, но демону подчинилось тут же. Судороги прекратились, и девушка с облегчением вздохнула.

Он вытер пену с ее губ, дал ей выпить из своей фляги. Потом приподнял и оставил сидеть, опершись на одну из колонн. А сам пошел к Лике.

— Ваша рана! — слабо окликнула его Настя.

Граф Виттури усмехнулся. Она когда-нибудь думает о себе?

— Я бессмертен, — бросил он, не оборачиваясь.

Диего уже пришел в себя. На нем все заживало быстрее, чем на людях. Демон забрал его первым и перенес в Барселону, в квартиру Итсаску. Джонни потерял глаз. Тут Лика была бессильна. Она лишь остановила кровотечение и перевязала Локи. Когда граф унес Джонни, Анжелика подошла к Насте.

— Как ты?

Девушка пожала плечами и расплакалась.

— Не плачь. — Лика села рядом и обняла ее покрепче. От объятий ангела стало легче. — Ты сделала все, что могла. И даже больше.

— Тут еще призрак, — сказала Настя. — Того вампира. Просит, чтобы я убила его. Так он якобы освободится.

— Я не уверена, что ты способна убивать призраков. Скорее ты отсылаешь их из этого мира.

Настя помолчала.

— Он говорит, его это устраивает. Это лучше, чем бродить среди людей, не имея возможности пить их кровь.

Лика улыбнулась. Встала, нашла меч Насти и принесла его.

Настя взяла меч в руку. Она не могла подняться, но призрак опустился перед ней на колени.

— Не думал, девчонка, что буду тебе обязан, когда повстречал тебя на улице Барселоны. Ты не из тех, что производят впечатление и остаются в памяти. А вот пришлось даже на колени перед тобой встать. Передай Итсаску, что я ей всегда завидовал. Она смогла изменить правила игры. А я нет.

Призрак упал на клинок меча и растворился в воздухе. Настя опустила оружие. Они с Ликой сидели в темном соборе, обнявшись, пока перед ними из темноты не появился демон.

— Лика, ты первая. Иди в агентство. Я приду туда с Настей.

— Мы можем вместе… — нерешительно начала Лика.

— Делай, как сказал, — грубо прорычал граф Виттури из темноты.

Лика нехотя поднялась, взяла лук и ушла.

Темнота перед Настей оставалась неподвижной, и она, чтобы преодолеть страх, заговорила:

— Почему все это случилось именно в храме? Разве демоны и нечистая сила могут входить в храм?

— Могут, конечно.

— Значит… все неправда? Все, чему учат? Вера, Бог, рай, ад? Всего этого не существует, все обман? Только зло вокруг… — Она обхватила себя за плечи.

У графа не было желания вступать с ней в дискуссии на религиозную тему. Все равно не поймет. Он сгреб ее в охапку и поставил перед собой.

— Подумай о том, что такое рай. Рай — это отсутствие сомнений, поисков, экспериментов, страсти. Рай — это жизнь животных. Это не конкретное место, а способ существования. Как только в сознание человека врывается знание, рай для него заканчивается. То же самое с адом. Ад пуст, все бесы здесь. Ведь ошибки и проступки, равнодушие и страсти именно тут.

Она разозлилась.

— Хватит сыпать цитатами! Это не твои слова, ты срываешь их с губ других людей!

— Срываю? — изумился демон ее наглости. — Или нашептываю? Может, у меня авторские права на всю эту дребедень!

Настя почувствовала смех в его тихом голосе. Да он просто издевается над ней!

— На все? Ты претендуешь на все?!

— Я во всем, что когда-либо создавало человечество. Почему бы и нет?

— Но я хочу услышать тебя. Не Сократа, Гете и Булгакова. Тебя.

— То, что я думаю, не так красиво.

— Скажи.

Он приблизился к ее уху, и, когда заговорил, тихо, раскатисто, словно гром вдали, она задрожала.

— Тебе лучше сбежать, маленькая девочка. Волк слишком велик и хитер для маленькой Насти. Ты не справишься, маленькая девочка. Ты в лесу. И за каждым деревом волки.

— Я не боюсь тебя, демон! — Она постаралась унять дрожь в коленках и подняла подбородок.

— Ты еще не знаешь демона. Ты знакома лишь с графом Виттури. Демон слишком огромен для разума маленькой девочки. Твой лес темен, опасен, полон ужасов… — Каждое его слово раскаленным кинжалом било в ее сердце.

— Я не маленькая девочка. У меня есть меч! — Дрожь стала такой заметной, что она клацнула зубами.

Но граф, казалось, наслаждался ее страхом и попытками выдержать напор.

— Девочки-воины долго не живут. Жанна тоже считала, что в силах бороться со злом. Один неверный шаг, и те, за кого ты борешься, кого защищаешь, разорвут тебя в клочья. Есть только ты, темный лес и волки. Ты можешь осветить все вокруг огнем своего сердца, но помни, что огня не хватит на весь лес, свет исчезает, мрак побеждает, а горячее сердце рассыпается на искры и гаснет.

— Тогда в чем смысл всего? — Она крикнула, и эхо разнесло вопль по храму.

Демон обнял ее, и дрожь, от которой тело девушки ходило ходуном, улеглась. Довольно испытаний на сегодня.

— Вот это я и ищу, — промурлыкал он ей на ухо.

Его руки крепко держали ее за талию, голова кружилась от его прикосновений и голоса.

— Может, он в волке, в лесе или в тебе, маленькая девочка. Или во мраке, скрывающем все это. Пойдем домой, маленькая Настя. Ты однажды вырастешь до Анастасии, если волки не растерзают тебя до этого.

Смысл сказанного был неясен, но ее сознание цеплялось за перекаты его голоса, как за нить Ариадны, способную вывести из ночного кошмара, в который давно превратилась реальность. Покорно, доверчиво, она уткнулась ему в плечо, хотя безумно хотелось обнять его. Мрак смотрел на них сотнями равнодушных глаз. Демон усмехнулся ему с вызовом, подхватил рыдающую девушку и шагнул с ней в проход.

Из дневника Насти


Я сломалась после того вечера в Ином городе. Что-то неисправимо повредилось во мне, нарушилось. Так на фарфоровой чашке ни с того ни с сего появляется трещина. Может, это осознание того, что мы не так круты, как казалось до этого. Я думала, мы победоносны, неуязвимы, эта мысль жила во мне, несмотря на то что здравый смысл давал понять, что мы уязвимы. Но именно после того как Джонни потерял глаз, а яничего не смогла сделать, чтобы этому воспрепятствовать, во мне резко упал боевой дух.

Помимо того, что меня до сих пор сильно знобит, я ощущаю чувство вины перед Джонни. Я была там и ничего не смогла сделать, чтобы ему помочь. Джонни теперь носит повязку на лице и шутит, что решил стать пиратом, но мне кажется, что его здоровый глаз смотрит на меня с осуждением. И еще в нем ощущается какая-то внутренняя ярость, которой я начинаю побаиваться.

И в то же время именно он через два дня сгреб меня с дивана в кабинете Цезаря, откуда я не выходила, мучаясь из-за пережитого, и вместе с Диего вытолкал на экзамен по испанскому. Экзамен я сдала плохо, потому что все то время, пока сидела, склонившись над листами с тестами, в голове звучал голос этой дьяволицы:

— Бесполезная девчонка!

Да уж, куда бесполезнее.

После экзамена вернулась в агентство. На диван рядом со шкафом с книжками по демонологии, которые противоречат друг другу. Устав блуждать в догадках и сомнениях, отправилась бродить по кабинетам. Итсаску снова «медитировала»: на черном экране быстро мелькали строчки. Цезарь с Ликой занимались планированием поездки в США — на встречу с американским агентством по поводу пропавшего музейного экспоната. Серж с помощью какой-то мини-сварки пытался приварить проводки в странном приборе.

— Что делаешь?

Он снял сварочную маску, поправил очки и взъерошил волосы. Улыбнулся мне задорно и приложил палец к губам.

— Это секрет. Пытаюсь сделать прибор, который засекает демонов.

— В присутствии графа этот прибор вряд ли принесет пользу… — усомнилась я.

Серж поманил меня ближе.

— Можно будет исключить определенные волны, которые принадлежат именно ему! — Он показал мне непонятные хаотичные чертежи и явно хотел дальше рассказывать о приборе, но я спросила:

— Серж, а ты не ревнуешь Итсаску к графу?

Парень удивленно наморщил лоб:

— А почему я должен ревновать?

— Ну… — осторожно сказала я. — Она так с ним танцевала…

— Это всего лишь танец, Настя, — засмеялся Серж. — Итсаску его обожает как учителя. Тем, кого любишь, надо доверять. Я доверяю ей, не сомневаюсь ни минуты. Если она решит закончить наши отношения, она скажет прямо, потому что врать и сочинять красивые фразы — это не про нее. Сама знаешь, она рубит сплеча.

— Нелегко быть человеком в такой компании… — вздохнула я.

Серж посмотрел на меня внимательно:

— Эй, ты что? Не вздумай считать себя незначительной. На то мы и команда, чтобы каждый был важен. И потом, у тебя есть дар, особенный. Разве это не здорово? Я всего лишь техник и разработчик новых устройств, если на то пошло. А ты видишь призраков.

— Это не совсем тот дар, который мне хотелось бы иметь, — возразила я.

— Мы не выбираем, нас выбирают, — пожал плечами Серж. — Главное, что мы все вместе, а с остальным справимся.

— Серж, а что за портрет стоит на лестнице агентства? — решила я поменять тему.

— Это мое изобретение, камера для слежения, которая оценивает проходящего на предмет опасности. Если есть опасность, то в агентство подается звуковой сигнал.

Диего заглянул в лабораторию:

— Серж, ты мне нужен. В кабинете Цезаря вышла из строя система связи. А прям вот сейчас на связь должно выйти агентство в Нью-Йорке.

Ребята ушли, а я погасила свет в лаборатории и двинулась дальше по коридору. Вдруг вспомнила про комнату, где стоит только один стул, и заглянула в нее.

Граф Виттури сидел на стуле спиной ко мне, лицом к большому окну, за которым был виден город. Я сначала решила пройти мимо, но потом осталась, чтобы смотреть на его волосы, широкую спину, лежавшие на коленях руки с красивыми пальцами. Голова его была запрокинута, блики от аквариума на потолке оставляли на лбу золотистые дорожки.

— Демонесса, которую ты уничтожила в Венеции, — вторая дочь Люцифера.

Я поняла, что он знает о моем присутствии, вошла и закрыла за собой дверь.

— А натурщица?

— Всего лишь служила ей телом. А та, что напала на Джонни и Диего здесь, в Барселоне, его первая дочь. Вечно слепая Ярость. Кали теперь обладает глазом Локи. Сколько времени пройдет, прежде чем она найдет глаз оборотня? Прежде чем увидит женщину, которая станет телом для Ноктурны? Мы пытаемся отсрочить неизбежное. Ноктурна породит того, кто покончит с этим миром навсегда. Нами играют, как пешками, а мы пытаемся переписать сценарий в свою пользу.

— У нас получится?

— Может быть. Но когда все ветки бьют тебя по лицу, ты в чужом лесу.

Мне хотелось сбежать от всего этого. Сбежать от графа… Мысли о нем преследовали постоянно. Что бы я ни делала, образ демона, его тень стояла в подсознании. Когда наступала ночь, я оставалась наедине с этими мыслями и не находила сил противостоять им или как-то отвлечься. Меня изматывало желание, физическое страстное влечение к его телу.

Когда мы появились в агентстве после столкновения с Кали, граф небрежно бросил меня на диван, стащил с себя окровавленную рубаху, обнажил такой торс, что у меня дыхание сразу перехватило. Потом он повернулся к Лике, чтобы взять чистую одежду. Я ожидала увидеть на его спине шрамы или следы от крыльев, но… там были мышцы, чуть смуглая кожа, ровная, без родинок, шрамов и татуировок. Перед сном он являлся мне таким. Хочется дотронуться до его спины, провести рукой по коже, опуская ладонь все ниже. Я хочу узнать, как он целуется, хочу вдохнуть его запах, почувствовать контакт с ним, соединить наши солнечные сплетения так, чтобы мучительная тяга успокоилась и ослабла хоть на мгновение. Мы почти не виделись в эти дни. Граф постоянно был с Ликой и Джонни, я порой слышала их голоса в коридоре агентства. Я ему не нужна. Вопреки моим ожиданиям демон не бегает за мной, пытаясь отнять душу или соблазнить. Он вообще про меня забыл. Граф прав… я всего лишь маленькая девочка в темном лесу. Я сдамся, как только он приблизится ко мне.

Граф Виттури даже не пошевелился, говоря со мной. А если бы он встал, если бы подошел, мне было бы легче переносить душевное напряжение и страх перед неизвестностью.

Ночные кошмары — еще одна из причин, по которым я не торопилась засыпать и думала о графе. Лучше думать о его теле, мучиться от желания, чем убегать по темному городу от Мрака, пытаться спастись в лесу от демонесс или от зомби. Лика варила мне успокоительные чаи, но кошмары все равно не уходили. А утром было сложно просыпаться, да и не хотелось.

На следующий день Лика отвела меня в кафе на работу. Практически силой. Пепе увидел меня и нахмурился. Я отработала смену, но выходить на улицу не хотелось. В кафе Пепе появлялась иллюзия, что все беды остаются за дверью. Так тут хорошо и спокойно. Несмотря на то что я видела Диего, поджидавшего меня на углу, я затеяла генеральную уборку барной стойки. Пепе подсел и долго подсчитывал что-то в своей бухгалтерской книге, которую вел по старинке. Мы долго работали в полном молчании, так что было слышно тиканье старых часов в подсобном помещении, показывающих неправильное время. Пепе всегда шутил, что время они показывают правильное, просто это время в каком-нибудь другом городе. Я мыла чашки и думала о графе Виттури. Мне бы хотелось, чтобы он вошел в это кафе, сел за стойку и заказал кофе. Каким он будет? С перчинкой? С шоколадным вкусом? Соленый? Или просто очень крепкий, с большим количеством черного осадка?

Его губы будут иметь вкус этого кофе, если поцеловать его после того, как он сделает первый глоток…

Чашка со звоном выскочила из рук в раковину. Хорошо, что не разбилась. Но я не выдержала. Только сейчас поняла, как все во мне натянуто — нервы, мышцы, сухожилия — словно я пыталась превзойти саму себя, не желая признавать, что выше головы не прыгнуть. Я оперлась руками о мойку.

«Бесполезная девчонка».

Я такая бесполезная, что меч падает из рук, желание побеждает рассудок, а интуицию заглушают какие-то дурацкие доводы.

— Все в порядке, дочка? — Пепе внимательно смотрел на меня.

— Да, — как можно более живо ответила я. Получилось — как радостное восклицание мертвеца в гробу. На самом деле мне очень хотелось поплакать, но я понимала, что плакать можно только ночью, наедине с собой, когда горечь и страх перемешиваются с желанием и отчаянием. Я никому не могла рассказать о своих мыслях и сомнениях. Ни с кем не могла поделиться. С Цезарем я пыталась разобраться в части проблем, но он все свел к графу, еще раз запретил мне с ним сближаться и оставил наедине со всеми страхами. Моя психика не выдерживала ирреальности происходящего. Еще немного, и я ударюсь в истерику от всего, что происходит вокруг. Я не справлюсь. Я не герой. Господи, да я даже не могу взять себя в руки и вести себя прилично со взрослым мужиком! Как перестать фантазировать, как стать сильнее самой себя? Еще немного, и меня просто взорвет от всего этого безумия.


На квартиру мы с Джонни вернулись через неделю после того, как покинули ее вместе с призраком. Юка и Мартин устроили нам праздничный ужин. Как оказалось, Джонни наплел Мартину целую историю о том, как мы ездили в Пиренеи и там с ним произошел несчастный случай — он потерял глаз, но зато мы сблизились. Очень сблизились.

Пока я врубалась в эту историю, которую Джонни мне конечно же не рассказал заранее, приходилось глупо улыбаться, молчать и пытаться показать бровью или уголком губ мое истинное отношение к его выдумкам. Потом я долго шипела на него шепотом, но он молчал, и только синий глаз зло сверкал рядом с черной повязкой. Меня изматывало его присутствие рядом. Чувства вины и страха перед ним, совершенно необъяснимого и нового, такого колко-хрустящего, как вещь с магазинной полки, пиявками пили мою душу. Почему-то этот новый Джонни с внешностью пирата не заслуживал доверия, как раньше. Его розыгрыши стали злыми. Если мы все и раньше страдали от его довольно невинных шуток — он мог во время обеда незаметно убрать со стола бутылку пива Мартина, стрельнуть телефон Итсаску, спрятать инструменты Сержа в столе Лики, напугать внезапным появлением из-за угла Юку — то теперь стал просто невыносим. Поджег локоны Лике, ввел вирус в компьютер Итсаску, залил какой-то несмываемой грязью новое пальто Диего. А меня подставил морально. Заставив врать в глаза друзьям.

Пишу это, а меня от злости потряхивает. Даже в своей комнате не могу побыть одна: ночью одноглазый нес, словно Цербер, сторожит меня, лежа у ног.

Ночью Настя внезапно проснулась. Села на кровати и долго не могла понять, где сон, а где явь. Ночные кошмары стали такими четкими, что, проснувшись в темноте, она пыталась определить, где находится. Рычание собаки сбивало с толку, но потом она сообразила:

— Джонни, что происходит?

Настя протянула руку и нащупала лежащего в ее ногах пса. Его шерсть стояла дыбом. Под ее рукой пес превратился в мужчину и через мгновение навис над ней черной тенью.

— Тише!

Настя лежала, боясь шевельнуться. От Джонни шло тепло, он крепко обнял ее и лег рядом. Это было очень кстати, потому что после происшествия с Кали она все время мерзла. Но девушка тут же подумала, что это очередной розыгрыш, хотела возмутиться. Джонни зажал ей рот. И вдруг она услышала помимо их дыханий еще одно, свистящее, под дверью. Кто-то стоял там, сипло дыша, и Настя почувствовала, как от страха каждый волосок на ее теле становится дыбом. В темноте сверкнул серебряный топорик, который Джонни аккуратно взял в руку. Они лежали, прижавшись друг к другу, несколько минут, пока, тихий вздох не раздался под дверью, и шаги не удалились по коридору.

— Кто это был?

— Не знаю. — Шепот Джонни был искренним, с тенью страха. — Но он ушел.

Настя вдруг осознала, что они лежат в обнимку, тесно прижавшись друг к другу. Джонни, положив оружие в сторону, обнял ее крепко, а потом ласково провел подушечками пальцев по подбородку и шее.

— Я думаю, уже можно и разойтись, — осторожно предложила Настя.

Но он и не думал от нее отодвигаться. Вместо этого его борода, такая шелковая и нежная, коснулась ее щеки, а губы прильнули к ее губам.

Все произошло так быстро — только Настя решила сопротивляться и попыталась оттолкнуть его, как Джонни сам, стиснув зубы, чтобы не закричать, с придушенным воплем, превратившимся в протяжный стон, откатился от нее подальше. Она вскочила и включила свет. Джонни был обнажен, на нем остались только фенечки на запястьях. Его сильное тело, скрючившееся от боли, через секунду выпрямилось, он сел, закусил палец и еле сдерживал крик. Настя увидела, как на его спине и руках из-под кожи проявляются чернильные рунические надписи. Трясущимися руками она нашла мобильник и нажала первую кнопку срочного вызова. Диего.

Диего примчался быстро, вслед за ним прибыли Лика и граф Виттури. Пока Диего усыплял разбуженных шумом Юку и Мартина, граф, бросив мимолетный взгляд на растерянную и бледную Настю, пошел к Джонни.

На скандинавского бога было больно смотреть: за те минуты, что Настя ждала друзей, руны из татуировок начали медленно превращаться в кровоточащие раны, а затем в язвы. Простыни были безнадежно запачканы кровью Локи. Настя переминалась в сторонке, пока Лика и граф, склонясь над Джонни, тихо переговаривались.

Лика попыталась залечить лопнувшую кожу и глубокую, как порез, рану на плече, но отдернула руку.

— Это какое-то проклятие. Я не могу.

— Хорошо, уведи Настю.

На кухне Лика заваривала чай, пока Настя нервно подскакивала при каждом вопле Джонни.

Диего сел рядом, обнял, и девушка, внезапно обмякнув, положила голову ему на плечо. Сейчас ей было не важно, что оборотень насылает морок. Она хотела хоть как-то забыться, чтобы не слышать воплей Джонни и не думать о том, что причиной его состояния стал поцелуй.

Граф вышел из спальни и в ответ на немой вопрос синих глаз Лики покачал головой.

— Слишком сильное, придется вызывать помощь. Я уже связался с Ильвиром.

— Нужно перевезти Джонни в агентство, — сказал Диего. Черные глаза графа остановились на Насте, мирно спящей на плече оборотня. — Вредно столько часов держать под гипнозом ее соседей.

Через два часа все были в агентстве. Серж, привезший их, отправился вместе с Итсаску домой, досыпать. Лика принесла кофе и выпечку, Настя переоделась и умылась, но комната, где лежал Джонни, оставалась закрытой, в нее входил лишь граф. Временами оттуда доносились страшные стоны. Казалось, Джонни сдерживается, чтобы не кричать все время, но иногда теряет выдержку, и боль протяжным воплем заявляет о себе. Когда он так стонал, Настя впивалась ногтями в плечи, чтобы не заплакать. Диего прижимал ее к себе, шептал слова утешения, легонько дул на ее мокрый от напряжения лоб.

Еще через четыре часа появился Ильвир с чемоданом книг. Вместе с ним порог агентства перешагнула невероятной красоты женщина: она была одета в брючный белый костюм, подчеркивавший ее высокий рост и божественную фигуру, рыжие волосы были уложены волнами, как у голливудских звезд времен черно-белого кино. Полные губы, накрашенные красной помадой. Глаза с поволокой под идеальным изгибом бровей. Красавица проигнорировала вежливое приветствие Лики, кивнула Диего, насмешливо блеснула взглядом на Настю, так что той стало неудобно в джинсах и свитере. Граф вышел к ним, и гостья, словно волна, «прихлынула» к нему, обвила руками за шею и поцеловала в губы. Граф Виттури привычно скользнул рукой по ее талии, прижимая к себе, но на толику секунды в его глазах проскочила насмешка над Настей.

— Рад снова тебя видеть, Рита, — сказал он, довольно улыбаясь, как только их губы разомкнулись.

— А я вас, господин граф. — Голос у нее был невероятный: с хрипотцой, низкий, обволакивающий.

Рита еще раз махнула графу закрученными ресницами и улыбнулась.

— Где он?

Граф жестом пригласил ее пройти, Ильвир последовал за ними. Настя с отчаянием проводила взглядом эту странную троицу: демона, красавицу и карлика. На душе скребли кошки. От этого поцелуя, такого, казалось, привычного для них обоих, все у нее внутри оборвалось. Как могла она что-то себе представлять или воображать, если есть такие, как Рита? Да она по сравнению с ней серая мышь, а все туда же, демона ей подавай! Стыд жег внутри.

Чтобы отвлечься, она стала помогать Лике на небольшой кухоньке: помыла чашки после завтрака, разобрала посуду, протерла пол. Лика отвечала на письма, но время от времени с облегчением посматривала в сторону Насти. Какое неожиданное счастье, что приехала Рита! Лика не очень ее любила, но сейчас ее появление было кстати. Настя должна отказаться от графа, а он отвязаться от нее. Обстоятельства постоянно сталкивали их, и страх за душу Насти неприятной липкой паутиной опутывал душу, мешал общению с графом. А ведь раньше она ему доверяла. В агентстве работало немало обычных девушек и женщин, и он никогда не вел себя с ними так, как с Настей. Граф Виттури старался не смущать их, держался отстраненно и сухо. А тут… их тянуло друг к другу со странной силой, потому что Лика знала: демон очень осторожен в вопросах торговли душами. Именно поэтому она осталась с ним. Но теперь Анжелика чувствовала: Главный не прочь завладеть душой Насти. Может быть, причина в особенностях девушки как говорящей с призраками, но Лика считала себя обязанной защищать ее.

Вопль Джонни разлетелся по агентству. Настя уронила швабру, ее черенок со звонким стуком упал и отскочил от кафеля. Она бросилась по коридору на крики Джонни, но Диего поймал ее по дороге.

— Тебе нельзя туда.

— Что они с ним делают?

— Они пытаются снять проклятие. Не влезай, Рита очень сильная, она ему поможет.

— Кто она такая?

Диего силой увел ее в кабинет Цезаря и закрыл дверь. Крики за стенкой были невыносимы.

— Она ведьма, королева ведьм. Это долгая история. Но Рита сильная, она справится, с Джонни все будет хорошо.

— Это я виновата, ведь так?

— Нет, конечно! — Зеленые глаза Диего вспыхнули успокаивающим светом. — Кали наложила на тебя сильное заклятие, которое граф снял, но в тебе остался вред для других. Думаю, Кали надеялась, что первым к тебе прикоснется граф. Но это оказался Джонни. Заклятие столь мощное, что он может погибнуть, если Рита не остановит его действие. Но она справится. Обязательно.

Настя медленно входила в транс под взглядом Диего. Погружаясь в сон, она подумала вдруг, как хорошо было бы проснуться и ничего не знать о демонах, оборотнях и ангелах.

Она проснулась в кабинете Цезаря, когда за окном начали сгущаться вечерние сумерки. Стояла тишина, не было слышно ни разговоров, ни шагов. Настя села на диване, протерла глаза, потянулась.

Около окна в бледном свете уходящего дня четким силуэтом вырисовывалась фигура с тонкой талией и соблазнительными бедрами. Настя щелкнула выключателем торшера, и Рита, озаренная золотистым светом, шагнула к ней.

На ней было красивое зеленое платье, оно поблескивало, словно чешуя, рыжие волосы локонами падали на плечи и спину. Движения ведьмы были плавными, неторопливыми и невероятно чувственными. Она села рядом с Настей, чуть прикасаясь к ней коленом.

— Как ты, девочка? — Голос грудной, заманчивый, терпкий.

— Как Джонни?

— С ним теперь все в порядке. — Рита взяла руку Насти в свои ладони. Ее тонкие пальцы, изящные запястья, нежная кожа вдруг отпечатались в сознании ярким восточным узором. Настя смотрела на Риту и выхватывала все больше подробностей: яркий аромат, движущийся в воздухе, словно калейдоскоп из разноцветных стеклышек в детской игрушке, легкий румянец на щеках, отдельный локон, свесившийся как раз посередине зеленой радужки глаза, мягкие тени на лице, бледный цвет кожи и легкие, словно золотая пыль, веснушки.

Чувственность этой красоты все больше кружила голову. Рита ласково провела рукой по щеке Насти.

— Какая ты еще юная, — вздохнула она.

Настя с удивлением отмечала непонятные мысли: ее интересовало, какие на ощупь эти губы, теперь естественные, без помады, но от этого еще более притягательные? Она понимала, что это очень странно, но Рита встала и потянула Настю за собой.

— Хочешь проведать Джонни?

Ее низкий голос звучал тихо, девушка поднялась, но Рита не торопилась идти, вместо этого она наклонилась к Насте, нежно взяла лицо девушки в свои ладони. Звякнули на запястьях золотые браслеты. Настя подумала, что Рита — будто жидкое золото, перетекающее, обтекающее, заполняющее все пространство. Губы Риты оказались мягкими, нежными, волнующими. Она целовала Настю, крепко обняв за плечи. Даже под закрытыми веками девушка увидела вспышку золотого света, но было так приятно, так хорошо. Она ощущала грудь и бедра Риты, ее аромат, пальцы чувствовали материал ее платья. Рита завершила поцелуй, тяжело дыша, прижавшись лбом ко лбу Насти. Та медленно открыла глаза. Золотой свет померк, испарина покрывала лоб и щеки ведьмы, она устало отодвинулась от Насти и села на диван.

— Рита? Все в порядке? — Насте было неловко говорить с ней, но стало понятно, что ведьме нехорошо. Вздулись под кожей вены, дорожками и веточками побежали от шеи к рукам и ногам. Руки судорожно вцепились в подушки.

Настя испугалась, выбежала в коридор за помощью и столкнулась в дверях с графом. Она не успела ему ничего сказать, по ее лицу он понял, что что-то не так. Отодвинул ее, вошел, стремительным шагом приблизился к Рите.

— Как это получилось? — Он перевел черные глаза на Настю. Девушка от страха побелела и съежилась.

— Рита меня поцеловала, — тихо сказала она и покраснела.

Граф дотронулся рукой до запястья ведьмы, но тело красавицы выгнулось дугой, голова, лежавшая на спинке дивана, поднялась, и Рита страшным, утробным, скрежещущим голосом произнесла:

— Самаэль!

Настя от страха сделала шаг назад и прижалась к стене. Она видела, как исказилось, словно от боли, лицо графа, черной массой нависшего над Ритой.

— Напрасно стараешься, Самаэль. Победа за ним. Всегда.

Граф зарычал, выставил руку вперед, тело Риты задрожало мелкой дрожью.

— Не всегда, Азазелло.

Насте показалось, она видела тень, вырвавшуюся из Риты и рассеявшуюся в воздухе. Ведьма глубоко вздохнула, словно вдруг освободилась, и открыла глаза.

— Я спала? — с удивлением спросила она.

— Как спящая красавица, — заверил ее граф.

Рита перевела взгляд на Настю.

— Не бойся. — Она ясно улыбнулась испуганной девушке. — Я сняла с тебя проклятие.

Граф протянул Рите руку, помогая встать с дивана, и она, поднявшись, прильнула к нему мягкой волной, обвила за шею. Настя не стала ждать продолжения, выскользнула из комнаты в коридор. Вошла на кухню, трясущимися руками щелкнула кнопкой чайника и, пока закипала вода, старалась изгнать отпечатавшееся на сетчатке глаз объятие графа и Риты. Такой идеальный по красоте образ, что, если бы он не причинял ей столько боли, она бы долго его смаковала, как кадр из фильма, как картину, как статую.

Внезапный удар сзади застал ее врасплох, на нее кто-то прыгнул, развернул к себе. Джонни. Единственный синий глаз горел ледяной ненавистью.

Он схватил ее за горло и начал душить. Настя не могла ни крикнуть, ни вырваться. Она попыталась оторвать его пальцы от горла, но это было невозможно. Воздуха отчаянно не хватало. Джонни приподнял ее, ноги забились в воздухе. Взмахнув в отчаянии руками, она столкнула чашку со столешницы, и та разбилась. Краски перед глазами померкли, все потемнело, кроме синего, горящего стужей смерти глаза Джонни. Снова удар и внезапное освобождение. Настя хватала воздух и никак не могла откашляться. Горло саднило.

Граф тряс ее, как игрушку.

— Ты в порядке?

Она кивнула, и демон оттолкнул ее, шагнув к лежавшему без сознания на полу Джонни и Рите, склонившейся над парнем.

— С ним все в порядке, — заверила она их. — Он просто связывает пережитое с Настей. Я им займусь. Вам лучше прогуляться.

— Пошли.

Граф увел Настю с кухни, протянул ей куртку, вывел из агентства на улицу. Девушка приходила в себя.

— Ни на минуту оставить нельзя, — недовольно вымолвил граф.

Он поднял ее голову, пальцы дотронулись до багровых синяков, оставленных Джонни. Насте казалось, земля уходит из-под ног. Она схватилась за ворот его куртки, чтобы не упасть. Граф усмехнулся.

— Не хочешь проверить, сняла ли Рита проклятие?

Настя отодвинулась подальше.

— Нет.

— Мне все равно придется это сделать. — Его пальцы нежно дотронулись до ее затылка, и она вздрогнула от удовольствия. А потом, не без сожалений вырвавшись из рук графа Виттури, быстро зашагала вперед по улице.

— Нет. Мне нельзя. Нам нельзя, — сбивчиво оправдывалась Настя сама перед собой, поскольку граф шел сзади.

— Почему нельзя? — с искренним удивлением спросил он.

— Потому что вы — демон!

— Ах да… совсем забыл… когда рядом такая красивая девушка, столь мелкие подробности вылетают из головы.

Настя с яростью развернулась к нему. Он смеялся. Она и влюбилась-то в него за этот смех. Золотистый, искристый, добрый. Девушка не смогла удержаться и улыбнулась. Злость как рукой сняло. И всю эту кошмарную историю, начавшуюся ночью, она наконец отпустила от себя. Плечи распрямились. Стало легче. Она хохотала до слез, и обида, досада, ревность тоже уходили.

Граф шагнул к ней и крепко обнял. Она зарылась лицом в расстегнутый ворот его куртки, вздохнула. Ладно. Демон так демон. Не драться же с ним!

— Мы с Ритой давние знакомые. — Она прикрыла глаза и снова позволила его голосу облачать ее в легкие ткани очарования. — Она очень сильная ведьма, одна из немногих, кто может помочь Джонни. Не волнуйся, он поправится и не будет больше на тебя набрасываться. Что случилось сегодня ночью?

Настя рассказала про ночное происшествие. Граф покачал головой.

— Возможно, Джонни разыграл тебя, Настя. Чтобы воспользоваться моментом и соблазнить.

— Но зачем ему это?

— Он злился на меня и тебя за то, что потерял глаз. Так он мог отомстить нам обоим. Но он и предположить не мог, что Кали оставила на тебе печать проклятия. Демонесса наверняка рассчитывала, что именно я получу основной удар.

— И теперь… Рита окончательно сняла с меня это?

— Есть только один способ проверить…

Он немного отстранил ее от себя, и Настя отодвинулась в сторону.

— Это просто уловка и хитрость, чтобы забрать мою душу?

— Я не могу ее забрать просто так, ты должна мне ее предложить. А я еще подумаю, брать ли…

— Хватит шутить.

— Демоны не шутят. Никогда. — Он улыбался, но по-другому. Как-то хищно. Настя отступила еще на шаг. Казалось, мгновение — и за спиной у графа Виттури вырастут огромные черные крылья.

— Пожалуйста… — Губы сводило от страха.

— Пожалуйста — что? — Голос казался холодным, острым, как лезвие ножа.

Ледяная дрожь пробежала по телу. Они были одни на улице. Его взгляд не обещал ничего хорошего. Ведь говорил же ей Цезарь… А она все не верила. А демон действительно опасен.

Граф в одно мгновение оказался рядом с ней, схватил за плечи и уставился своими черными глазами в ее расширенные зрачки. Девушка сделала движение, чтобы вырваться, но он тихо приказал:

— Смотри.

Против своей воли Настя окунулась в черноту его глаз. И была поражена, когда неожиданно перед ней замелькали разноцветные картинки — с такой скоростью, что она едва успевала понять, что именно видит.

Разводились мосты в Санкт-Петербурге, северное сияние вспыхивало где-то над снежной пустыней, щелчком раскрывался бутон розы в саду Версаля, крылья маленькой колибри жужжали, пока она замирала в воздухе, стрелка часов на площади в Праге сдвигалась на деление, дельфин выпрыгивал из воды, корни деревьев ломали кладку древнего храма, на край листа капала дождевая капля… и разбивалась…

Он соединил ее пальцы со своими и крепко сжал: скрип пера по листу бумаги, шорох песчинок в песочных часах, шуршание разворачиваемого пергамента, удар стилом по глиняной табличке… Звуки и образы сменяли друг друга часто и ярко. Ее зрачки расширились, она видела так много всего, словно одновременно была в тысяче мест. Слышала столько, словно оказалась в некоей вселенной, где хранились звуки. Или же он и был этой Вселенной, где хранилось время? Меч, вонзающийся в тело рыцаря, самолет-бомбардировщик, сбрасывающий смертельную ношу, женщина в муках родов, первый крик ребенка, кисть художника коснулась холста, пышная юбка танцовщицы взлетела вверх, мужчина и женщина слились в единое целое. Она вздрогнула. Его глаза превратились в две черные дыры, и там мелькали звезды, а может, вспышки памяти. Миллиарды образов. Бесконечность воспоминаний.

— Что ты видишь?

— Все, — выдохнула она.

Он улыбнулся, и его глаза приобрели привычный вид.

— Что ты понимаешь?

— Это хорошо. — Настя смотрела демону в глаза. — Все это — хорошо.

— А смерть? Страдания? Войны? Болезни?

— Кажется, это часть всего. Смерть — часть жизни.

— Вы не знаете другого пути. — Он отпустил ее.

— Кто ты?

— Я как время, которое открывает правду или скрывает ее. Я — знание и смерть всему.

— Тогда чего ты хочешь?

— Стать ничем. Я — смерть, которая не может умереть. Никогда. Я вечен.

— Наверное, это неплохо, быть всегда.

— Нет, это невыносимо. Время преследует меня. Я хотел бы остановиться, но я не в силах, пока не пойму.

— Что?

Он не ответил. Она помолчала.

— Ты знаешь, когда я умру?

— Да. Не хочешь узнать?

— Нет. Пока нет. — Настя поежилась. — Ты когда-нибудь любил?

Его бровь иронически приподнялась.

— Демоны не могут любить.

— Но как? Любовь — разве это не основа всего?

— Нет, конечно. Это человеческое оправдание своих низких страстей.

— А разве не существует абсолютной любви?

— Нет ничего абсолютного, кроме абсурда.

— Я тебе не верю.

— Ты абсурдна. Разговаривать о любви с демоном — абсурд, Настя.

— Ну не с ангелами же о ней говорить.

Демон расхохотался. Она с облегчением почувствовала, что он снова стал графом Виттури.

— Пойдем, внезапно смертная и абсолютно смешная, у тебя еще есть время все узнать самой.

Кто же он? Настя шла рядом с графом Виттури по городу, в раздумьях кусая губы. Дьявол, демон, смерть, время? Как ни назови, во всем обреченность. В любом имени слышится крах жизни и вопль бессмертия. Не потому ли он слегка презирает все вокруг и не любит никого? Так проще. Так не привязываешься к преходящему. А она сама? Разве граф не прав в том, что не любит она его вовсе, всего лишь страсть тянет ее к нему, как магнитом. Низкое вожделение к его телу. Девушка украдкой бросила взгляд на своего спутника.

Каждое движение демона было устремлено вперед, он напоминал ей греческие и римские статуи спортсменов, воинов и воинствующих богов. Мятежная черная шевелюра, взгляд, полный вызова окружающему миру. Он чеканил каждый шаг так, что, кажется, на асфальте должны были остаться следы.

Надо быть благоразумнее, решила вдруг она. Раз запретили с ним сближаться, значит, надо держать его на расстоянии. Ведь так лучше для нее, так спокойнее. Чувства не кипят, все внутри не переворачивается, не обрывается, не замирает сердце, когда он нечаянно задевает ее рукой или взглядом. Нельзя, значит, нельзя. Даже маленькие дети это понимают. Почему же так трудно уложить это понятие в своем сознании?

В сумерках города, при свете фонарей, ощущение его присутствия заполняло все пространство. В солнечном сплетении горела необходимость выяснить все, как-то уравновесить их чаши, но она боялась даже слово вымолвить. Граф вдруг остановился, она тоже. Они стояли у входа в маленький парк рядом с Пасео-де-Грасия. Граф Виттури открыл чугунные ворота и легким наклоном головы пригласил ее следовать за собой.

Под ногами заскрипел песок, они дошли до скамейки и сели. В окнах домов, выходивших в парк, уютно горел свет. Демон смотрел на эти золотистые квадраты окон и, казалось, видел все, что происходит за ними.

Настя устало прислонилась спиной к спинке скамьи.

— Азазелло… — тихо произнес граф.

Настя почувствовала, как от страха примерзает к скамейке. То ли Азазелло ждал их здесь, то ли явился на зов графа, только из тени дерева вдруг появился демон, тот самый, что уже встречался ей однажды. Его красные глаза с вертикальными зрачками бегло оглядели ее и, не мигая, уставились на графа. Тот сидел, положив руки на спинку скамейки, как развязный франт на прогулке в парке.

— Ты передумал? — спросил Азазелло.

— Нет.

— Тогда зачем звал? — Азазелло обнажил желтые клыки.

— Чтобы еще раз напомнить. И предупредить. Не делайте того, что задумали. Вы разрушите все.

— Мы разрушим мир, который нас не устраивает. И создадим новый. С нашими правилами. Если ты не с нами, тебе в нем места не будет.

— У вас нет сил, чтобы создать новое. Вы лишь разрушение. И она тоже.

— Ноктурна родит то, что сможет создавать, это будет новая сила.

— А ты уверен, что оно захочет считаться с вашими желаниями?

Азазелло на миг замер, в упор глядя на графа.

— Мы знаем, что так будет. Он знает.

— Он… Да он растерял последние остатки былого величия!

— Замолчи, Самаэль! Всегда был гордым, считал себя иным, лучшим, а закончил так же, как и мы! Изгоем! С кем якшаешься? С низкими тварями, с людьми! — Азазелло плюнул в сторону Насти. — Что тебе в ней, Самаэль? Это же прах от праха земного, пыль, озаренная каплей сознания. Она же ничто: смертная, чья жизнь для нас лишь миг. Девчонка!

— Она моя, — твердо сказал демон. От перекатов его голоса мурашки побежали по телу Насти.

— Твоя? В этом мире нет ничего твоего. Все либо наше, либо Его. Тебе придется выбрать, на чьей ты стороне.

— Я давно выбрал. Разве не помнишь? «То частица духа Моего, оберегать ее в каждом из их…» Вот что я выбрал.

Азазелло вдруг взвился в столпе пыли, рыкнул прямо в лицо графа:

— Оберегать! Да как же! Ты же сеешь по земле смерть, ты самое страшное для них, именно тебя они проклинают. Все, что ты делаешь, оборачивается для них бедой. Или ты не знала?

Морда Азазелло резко повернулась к Насте, а та по-детски втянула голову в плечи.

— Он — причина изгнания людей из рая, твой демон-искуситель.

— Пошел вон! — Граф махнул рукой, и Азазелло исчез. От гнева глаза графа стали совершенно желтыми, словно те вспышки золота, что иногда мелькали в них, взорвались светом.

Воцарилось молчание. Настя сосредоточенно перебирала крупицы информации, пытаясь собрать мозаику целиком. Кто же этот падший ангел, что сидит сейчас рядом с ней и смотрит в окна так спокойно и невозмутимо, словно поболтал с прохожим, а не с демоном?

Золотистый свет в его глазах медленно угасал. Граф Виттури встал, повернулся к ней и протянул руку. Обычный красивый мужчина. Снова земной, снова обольстительно прекрасный.

Он помог ей встать со скамьи. Только сейчас Настя поняла, как ослабли ноги. Ощущение зыбкости всего реального еще не растворилось вместе с Азазелло в воздухе. Реальным был только тот, кто удержал ее, прижал к себе, взял ее тяжелую пшеничную косу и задумчиво взвесил в руке. Ее пальцы крепко вцепились в мягкую кожу его куртки. Когда он заговорил, такая истома овладела ею, что, не держи демон девушку крепко, она бы не выдержала и упала.

— Запрет. Вот что притягивает. Так уж устроен человек: если хочешь, чтобы он всей душой желал чего-то, запрети ему. Не правда ли, сложнее не слушать мой голос, если тебе запрещают? Я знаю… Я знаю, что запрещают. Они боятся меня. Для них я все равно зло, какими бы благородными ни были мои намерения. Я лишь поддерживаю хрупкое равновесие, но они знают, что с тебя я могу все потребовать сполна. Слишком тесно переплелись наши пути, чтобы я не захотел твою душу. Не так ли? Ты знаешь, что происходит, когда уступаешь желанию заключить сделку? Ты получаешь то, чего алчешь. Так что же для тебя — самое страстное желание? — Он приподнял ее лицо за подбородок и вгляделся в зеленые глаза. — Горы золота ничто для тебя, ты их даже представить не можешь. Этим я тебя не соблазню. И власть тебе не нужна, ты не из этого теста слеплена. И знания великие, которыми я могу наградить тебя, не станут соблазном, ведь твой соблазн вещественен и осязаем. Не так ли? Ты желаешь меня. Я твой соблазн, и ты знаешь, что можешь погибнуть, знаешь, что это запрещено — желать демона, желать исчадие ада, сгорать желанием по такому, как я. Но потому с каждым разом ты слабее рядом со мной. Страх притупляется, а желание растет. Ты знаешь, что я могу дать тебе возможность почувствовать вечность, на мгновение стать бессмертной, познать то удовольствие, которое не дано человеку. Ни один наркотик, ни один грех, ни одно наслаждение не сравнится с тем, что дам тебе я. Ты дрожишь, но не можешь убежать, хочешь оттолкнуть, но твои руки ищут меня для объятий. Вот в чем твоя слабость. Вот в чем мое господство. Я говорю тебе: Анастасия, ты погибнешь. Если хочешь познать все это, ты отдашь мне душу. И погибнешь. Маленькая девочка пропадет в темном лесу, потому что доверится волку. Я тебя сожру. Моя черная тьма накроет твой дрожащий огонь. И ничего не останется. Я знаю, что не смогу не разрушить тебя. И не остановлюсь. Не смогу остановиться. И потому я запрещаю тебе приближаться. Запрещаю себе приближаться — и не могу не желать близости с тобой, потому что я хищник. Я создан, чтобы разрушать, я разрушу, уничтожу тебя. Слышишь?

Он говорил это ей на ухо, тихо, обнимая, прижимая к себе, и она умирала от желания, хотела его, жаждала быть поглощенной. Он требовательно и нежно прикусил мочку уха, и она задохнулась от адреналина, вырвавшегося в кровь. Ее тело не желало больше бороться, оно хотело добиться одного — подчинения зову, что звучал в каждом ударе сердца. Гибель казалась призрачной, а наслаждение было осязаемым. Его губы слегка касались ее виска, и дрожь, которой она отзывалась на ласки, казалась ему дрожью раненой антилопы в когтях льва. Кровь багряным заревом застила глаза, она слышала биение своего сердца, горячее желание тела, и преодолеть эту тягу было невозможно. Разорванная надвое душа и поделенное надвое сознание испуганно застыли: стремление слиться с ним и погибнуть одолело сопротивление и страх погибнуть. Она наслаждалась звуком его вкрадчивого голоса, вплетая пальцы в его кудри, запрокинув голову, подставив шею. Казалось, что связующая нить, тянувшая ее к нему, наконец-то достигла своего высшего натяжения. Ноги подкашивались от слабости, словно демон пеленал ее в кокон своего голоса, прежде чем напиться.

«Зачем же тогда эта связь, только для того, чтобы исчезнуть?» Ох, как резанули эти слова, болезненно ярко вспыхнули на краю сознания! И вслед за этим, несмотря на то что она пыталась не слышать, заговорило ее сознание: «Помни! Ты можешь, Настя! Вспомни!» Она отворачивалась, пыталась оттолкнуть прочь эти мысли-призраки, которые пытались удержать ее от гибели.

— Нет! — Девушка вдруг вырвалась из объятий, тяжело дыша, оттолкнула мужчину. Но ноги были слабы. Потеряв опору, она упала на скамью. Боль вспыхнула во всем теле. Оно противилось ее решению, не хотело отдаляться от графа. Белая болезненная вспышка ярко озарила сознание, словно голову раскололи надвое. Настя закрылась руками и застонала. Слезы боли, стыда и отчаяния полились из глаз. Она хотела его. Она желала его больше всего на свете. До боли. И до боли ясно понимала, что в любом случае не сможет выжить. Жизнь без него пуста. Жизнь с ним ярка, но слишком коротка.

«Помни, Настя!» Что за голос, непреклонный, холодный, равнодушный? А она хотела слышать другой: терпкий, горячий, соблазняющий. И девушка закрыла руками уши, зарычала, чтобы ничего больше не слышать. Тело болело, болела душа. Она была словно храбрый белый парусник, гонимый волнами в мятежном темном море.

Граф смотрел на нее, маленькую и плачущую, но не чувствовал сострадания. Сострадание ему было неизвестно. Настя должна усвоить урок. Слишком слаба, уступчива, мягка: она должна измениться. Но все же, даже слабенькая, выстояла! Он не ошибся.

Когда боль утихла, Настя подняла голову и поняла, что граф ушел. Стало обидно из-за того, что он не захотел ее утешить, и неловко из-за того, что она так бурно отреагировала. Растерянно поднялась и огляделась: недалеко отсюда находилось кафе Пепе. Словно пьяная, Настя неуверенным шагом отправилась в единственное место, которое до сих пор оставалось островком спокойствия. Она так и не придумала, что скажет: боль кольцом, как венцом, сжала голову, и каждый шаг болезненно в ней отдавался.

Пепе заканчивал уборку, до блеска натирал барную стойку. При виде Насти, бледной тенью вплывшей в кафе, он нахмурился.

— Садись, дочка.

Она послушно опустилась на отодвинутый стул. Когда Пепе поставил перед ней не кофе, а стеклянный бокал с коричневой жидкостью, она подняла на него удивленный взгляд.

— Это тебе, пей.

Она выпила настойку, поморщилась и заплакала. Начала рассказывать, но сбилась, понимая, что не может сказать правду. А придумывать, как объяснить все иначе, не было сил. Но Пепе и не нужно было рассказывать. Казалось, он многое понимал без слов: опущенные плечи, боль в глазах, следы слез на щеках, аура разочарования, отчаяния и страха. Хозяин кафе приготовил чай, сел напротив нее, снял очки. Настю удивило, каким пожилым он показался ей в тот момент, словно одним махом прибавил лет десять. Жилистые руки с выступившими венами, морщины, пересекающие лицо, уставшие глаза. Но голос, после того как он прочистил горло и начал говорить, был твердым:

— Кто бы ни был человек, что расстроил тебя, — не важно. Важно только одно: кто ты. Пока ты знаешь, кто ты, ты сильнее. Анастасия, твое имя — твой щит. Это имя означает «воскресшая», поэтому ты поднимешься вновь после любого поражения, обратишь его в свою победу, подобно тому как воскресшие боги оборачивали опыт смерти в свою пользу. Ты справишься. Не бойся ошибиться, бойся не совершить ничего из страха ошибки. Иди за своим сердцем. Низкие страсти вредны, но вредна и мораль, не всегда верная. Сердце не обманет. Интуиция не подведет. Слушай себя. Никто, кроме тебя, не властен над твоей волей. Что бы ни говорил тебе демон, что бы ни обещал ангел, думай о том, чего на самом деле хочешь ты. Не они, а ты, Настя, воскресшая. Помни о щите своего имени. Помни о том, кто ты такая. И никто, и ничто не сможет нанести тебе вред. Демон внешний не может причинить тебе вреда, а вот демон внутренний может тебя разрушить. Не страшен дьявол, что вьется вокруг, страшен тот, кому ты уступаешь внутри себя.

Они долго сидели в кафе, пили чай, молчали и говорили. Демон стоял на углу, смотрел на их силуэты в витрине и ждал. Он знал, что, набравшись сил, Настя выйдет из кафе и снова попадет к нему в руки. Он все же надеялся, что она усвоила урок, и дрожащее пламя ее души, такое неровное, что даже неловко его касаться, выровняется и станет сильнее. Ему нужна хорошая душа, сильная, смелая, яркая. Он знал, что работает над этим не один. Но пока Пепе ему не мешал. Даже помогал.


Цезарь вернулся из США и заметил, что Настя шарахается от графа Виттури, старается не находиться рядом, хотя раньше ее тянуло к нему, словно магнитом. Присутствие Риты даже обрадовало. А вот перемены в характере Джонни насторожили. Цезарь попытался обсудить этот вопрос с графом, но тот уклонился от разговора. Казалось, его мысли были заняты чем-то иным.

— Я все еще думаю о связи между «Обнаженной» и тем, что произошло. — Итсаску взяла слово после отчета Цезаря о безуспешных розысках похищенного из музея камня. — Словно эта картина не так проста, как кажется. Почему именно с нее начались все неприятности?

— Картина привела нас к книге, — заметил Диего.

— Нет, не картина, а Настя и призрак художника. Но сама картина в тот момент уже была найдена. — Лика поставила на стол чашки с горячим шоколадом.

— Я не особо понимаю в искусстве. — Серж поправил очки и взъерошил волосы. — Но результаты анализов красок, полотна, рамы и даже снимки скрытых слоев изображения ничего особенного не дали. Возможно, это просто красивое приглашение нашего соперника к игре.

— Я думаю, что настоящая цель не только в том, чтобы впутать нас в это дело, выяснить, насколько четко Настя видит призраков. Что-то еще связано непосредственно с картиной. Они не зря украли ее.

— Может, дело в том, что эта картина ближе всего художнику, поэтому говорящий с призраками надеялся либо сам выведать у него местонахождение книги, либо с моей помощью? — слабо возразила Настя. — И еще есть вторая картина…

Тут Джонни насмешливо хмыкнул, и она поспешила замолчать.

— Возможно, они искали что-то не на самой картине, а в раме или еще где-то, для чего нужно время. — Ильвир набил трубку какой-то душистой травой и закурил. Запахло благовониями, дым из трубки стелился загадочными загогулинами.

— Я предлагаю еще раз всем вместе взглянуть на результаты экспертиз картины. — Итсаску настойчиво кликнула мышкой по папке и открыла документы на большом экране. — Ильвир и граф лучше нас всех разбираются в искусстве. Возможно, вы заметите что-нибудь интересное.

Документы дела сменяли друг друга, Ильвир попыхивал трубкой, а граф Виттури прикрыл веки, откинувшись на спинку дивана.

Вокруг него было свободно: никто не сел рядом. Рита, обычно льнувшая к нему, на этот раз сидела рядом с Джонни, словно страж. И хоть она кокетничала с Локи, Настя ощущала, что ведьма держит скандинавского божка под своим контролем на случай, если тот вздумает еще раз наброситься на Настю. Но Джонни выбрал другую тактику: он делал вид, что Насти не существует. Он переехал из квартиры, видимо, под крыло к Рите. Настя была этому даже рада: после нападения она стала его бояться.

На экране мелькали фотографии фрагментов картины и результаты экспертиз. Цезарь задумчиво смотрел и думал о Другом.

— Что, если нам вызвать призрак художника? — спросил он.

— Предлагаешь заняться спиритизмом? — усмехнулся граф.

— Художник не раз помогал Насте, не исключено, что он охотно выйдет на связь. Если такое возможно… — Цезарь устало потер глаза.

— Это надо спросить у Насти, — насмешливо сказал, не открывая глаз, граф.

— Я в этом ничего не понимаю. — Девушка повела плечами, словно сбрасывая невидимые путы, которыми ее обволакивал голос графа.

— Я могу помочь. Я же все-таки ведьма. — Рита мягко поднялась. — В столовой больше места, и круглый стол придется кстати.

— Я в этом участвовать не могу. — Лика испуганно обвела всех голубыми глазами.

— Тебя никто и не приглашал, — зло ответил Джонни.

— Тебя тоже, — осадила его Итсаску.

— Прекратите! — Граф поднялся с места, и все разговоры умолкли. — Достаточно, если на сеансе будем Настя, я, Рита и еще один человек.

— Я. — Диего поднялся, словно ждал этого приглашения. Все эти дни он был молчалив и единственный не участвовал в спорах и ссорах, которые сеял вокруг себя Джонни.

Граф встретился с ним взглядом и кивнул.


— Ты точно знаешь, что это безопасно? — Настю била нервная дрожь, когда они вчетвером сели за стол.

Рита оказалась напротив, пальцы графа и Диего крепко сжимали ее руки. На столе горела свеча, в комнате царил приятный полумрак.

— Есть вещи, которые не могут быть точными по своей природе, — мягко возразила ей Рита. — Расслабься. Раз я справилась с Локи, то с призраком художника как-нибудь управлюсь. К тому же, возможно, он сам хочет поговорить с нами.

Диего пожал Насте руку: не бойся. Девушка глубоко вдохнула и расслабилась. Она с детства боялась призраков, спиритизма, фильмов ужасов. Рита сидела перед ней, мерцая красотой в свете свечи. Влево Настя старалась не смотреть. Там сидел граф Виттури. Она сосредоточила взгляд на ровном копье свечи. Рита произносила фразы, которые казались взятыми из книг заклинаний или из фильмов. Ведьма призывала дух художника, закрыв глаза, нахмурив высокий лоб. Словно сердце, что неровно билось от предчувствия беды, забилось пламя. Его агония напугала Настю. Бросив взгляд по сторонам, она поняла, что все, кроме нее, сидят с закрытыми глазами, и ощущение одиночества заставило содрогнуться. Только маленький язычок пламени, язычок жизни храбро сражался с темнотой вокруг. Она ощущала себя такой же маленькой и незначительной. Ее свет тоже мог погаснуть в любой момент. И поэтому, когда пламя свечи вдруг потухло, оставив после себя лишь клубящуюся тонкую струйку дыма, сердце от страха ухнуло вниз. В полумраке комнаты Настя ощутила, что их уже не четверо. Кто-то стоял позади нее. Осознание этого заставило содрогнуться.

— Они не здесь, — мягко произнес голос позади нее. Он был спокойным, четким, прохладным, как сладкая вода из родника. — Ты и я. Только мы двое, Анастасия.

Руки графа и Диего исчезли из ее ладоней, все трое растворились, как дым от свечи. Настя поняла, что она уже не в комнате, а в каком-то ином пространстве.

— Кто ты? — Страх продолжал сжимать сердце.

— Я Проводник. Не оборачивайся, — предупредил он ее. — И не бойся. Разве не учили тебя слушать интуицию?

Настя почти рассмеялась. Учили. Демон то и дело шпынял ее, напоминал о необходимости доверять внутреннему голосу. На этом уроки заканчивались.

— Твоя душа еще очень слаба. А сразу научиться сложно, — поддержал ее голос.

— Куда же ты меня поведешь?

— Туда, где все началось.

Она почувствовала, как на плечи легли его руки. И тут же сильно закружилась голова. Ее подхватило и завертело так, что, когда вращение прекратилось, она рывком вдохнула воздух. И открыла глаза. Вместе со зрением вернулся слух, звуки обрушились с такой силой, что Настя подалась назад.

— Стой тихо, нас не видят, — прозвучал голос за спиной.

Настя послушалась. Но как тяжело было ему поверить! Они оказались на деревянном помосте. Вокруг — ревущая гневная толпа, а по краям площади, словно вытесненные людьми и жмущиеся у края, — невысокие домики с треугольными крышами. Это была не Барселона, а какая-то северная страна с морозным прозрачным воздухом. Настя не понимала, что кричали люди в толпе, но было видно, что они требуют, наслаждаются, ликуют от удовольствия. Простые лица и одежда слились в одно коричневое блеклое пятно. Она перевела взгляд на помост и содрогнулась: справа от них палач сек белое, с багровыми от ударов плети полосами тело женщины. Настя схватилась за пояс: меча не было. Проводник остановил ее, положив руки на плечи.

— Стой. Смотри.

Ее мутило от этих полных ненависти воплей. Что бы ни сделала женщина, она не заслужила такого позорного наказания.

Словно отклик на ее мысли, раздались крики и топот копыт. Толпа отхлынула от эшафота, нехотя пропуская трех всадников. Один из них повелительным возгласом остановил палача, двое других поднялись на эшафот, прикрыли тело и отвязали женщину от столба. Несмотря на недовольство толпы, арестантку увезли. Настя вздохнула от облегчения. Невидимый спутник сжал ее плечи. Спустя мгновение Настя оказалась в спальне с высоким альковом. На кровати лежала та самая женщина. Две служанки смазывали следы от кнута дурно пахнущей мазью. Настя стояла совсем рядом и могла рассмотреть, что перед ней совсем юная девушка.

— Это девушка с картины. Ее высекли как блудницу, потому что она позировала художнику. Ее забрал к себе градоначальник. Он узнал, что девушка из состоятельной семьи.

— Он спас ее?

— Спас для себя. Он обесчестит ее, как только заживут раны. И тогда она возненавидит все вокруг.

Внезапно стемнело. Настя снова очутилась на улице. Мимо нее скользнула, завернувшись в плащ, та самая девушка. Проводник подтолкнул в спину, и Настя пошла следом.

Шмыгнув вслед за девушкой в маленькую дверь, Настя оказалась в потайной часовне, завернула за алтарь и долго спускалась в подземелье. Скрипнула дверь, пахнуло дымом трав, они оказались в каменном подвале. Девушка зажгла свечи, достала из сумки книгу в кожаном переплете.

Настя почувствовала, что ее ноги прирастают к холодному каменному полу. Это была та самая книга, в которой хранилась частица Ноктурны.

Девушка открыла страницу, заложенную шелковой лентой, начала рисовать мелом звезду и символы.

— Она решила продать свою душу. Чтобы взамен обрести силу для мести. Только она не подозревала, что эта книга — часть Ноктурны. Девушка не просто потеряла душу, но стала частью хранилища энергии Ноктурны. Первая дочь Люцифера, та самая, что искала книгу в Венеции, управляла ею.

Раздался скрип, словно что-то придвигалось к ним на колесах. Настя пересилила детский ужас, вспомнив некстати про страшилку с гробом на колесиках. Но на всякий случай отступила так, чтобы чувствовать спиной присутствие Проводника.

Навстречу девушке из темноты выехало большое зеркало в золоченой раме, прикрытое покрывалом. Сердце Насти забилось, как бешеное. Целый склад таких зеркал находился в палаццо у графа Виттури, в Венеции.

— Я не хочу это видеть, — прошептала она.

Проводник снова положил руку ей на плечо. Колени перестали предательски дрожать.

Тем временем девушка подошла к зеркалу и сдернула покрывало. Стекла в зеркале не было, только темный провал, мутно-блестящий и дрожащий. От девушки отделилась ее светлая прозрачная копия, которая сгустилась в шар белого света и нырнула в тьму зеркала. А взамен из мутной глади вылезли черные щупальца, которые вонзились в кончики пальцев, пупок, глаза девушки, залезли ей в рот, так что Насте стало душно. Все произошло очень быстро, и зеркало с появившимся вдруг стеклом стало отражать, как обычное.

Снова перемещение. Настя уже стояла на холме и смотрела вниз, на горящий город. Мимо нее по дороге ехала верхом на лошади девушка с картины, только в глазах вместе с пламенем плескалась ненависть и разрушительная сила.

— Она отомстила обидчикам: сначала жители растерзали живьем градоначальника, потому что пошли слухи о его служении сатане, а потом войска, присланные королем, разрушили город и сожгли его дотла. И всего этого она добилась сама. Теперь она едет домой. Отомстить своей семье, а еще заказать художнику другую картину, которой желает передать часть своих сил: ноша зла слишком тяжела для тела смертной.

На рассвете они подошли к маленькому домику на перекрестке двух узких улиц. Настя понимала, что это совсем другой город.

Дверь была приоткрыта, они вошли. Поднявшись по скрипучей лестнице, оказались в комнате с низким потолком. Разбросанные тряпочки, перемазанные в краске кисти и Толсты не оставляли сомнений в профессии хозяина. На постели, прижавшись друг к другу, в полутьме свечи и рассветной серости двигались два обнаженных тела.

Настя стыдливо отвела взгляд. Но до нее долетали шепот, стоны, поцелуи, скрип кровати. Мимо прошла обнаженная девушка, нашла одежду, стала одеваться. Она проворковала что-то художнику, тот кивнул. Девушка оделась и ушла, улыбнувшись так злорадно, что Настю передернуло.

— Он дал согласие нарисовать портрет.

— И что теперь?

— Если он это сделает, его душа не будет знать покоя. Если нет, станет рисовать так, что сделается знаменитым еще при жизни.

Художник тоже оделся, взъерошил волосы, пригладил бороду. Обернулся на скрип ступенек и стук.

Дверь открылась, на пороге, высокий и зловещий, появился человек в черном плаще и капюшоне, под которым не было видно лица. Он произнес слова приветствия. Художник кивнул, пригласил его сесть за стол.

Настя оказалась позади сидящего посетителя, лицом к художнику. Посетитель говорил низким, чарующим голосом. На стол лег увесистый мешок с монетами. Художник нервничал, ерошил волосы, приглаживал бороду, слушал посетителя и кивал. На лице его отражались муки сомнений.

— О чем они говорят?

— Он предлагает художнику работу, о которой тот мечтал с детства. Триптих «Благовещение» для церкви. Манера написания на усмотрение мастера. Ему заплатят очень хорошие деньги, а впоследствии, если работа понравится, закажут полотна для дома епископа.

— Если мечтал, почему сомневается?

— Он обещал своей любимой портрет, и она просила сделать его срочно, так же, как этот посетитель. Он не сможет выполнить две работы одновременно. Он должен выбрать.

И хотя Настя знала, каким будет выбор художника, она, сжав кулаки, смотрела на него в упор и шептала:

— Соглашайся! Соглашайся!

Но художник с трудом заставил себя покачать головой. Посетитель недовольно спросил еще раз, видимо, повторяя предложение. Когда художник отказался, посетитель встал, забрал деньги и откланялся.

Проводник снова положил руку Насте на плечо. Показалось, что они не сдвинулись с места, но в интерьере комнаты все переменилось. Окна оказались нараспашку открыты, загораживая ложе, перед нею стоял черный холст с нарисованной пятиконечной звездой и женщиной посередине. Женщина была изображена так, будто художник смотрел на нее сверху. На поднятом к зрителю лице застыло выражение торжества, а в глазах горела такая бешеная злоба, что Настя подалась назад. Картина получилась такой реальной, что казалось, еще немного, и изображение заговорит. Мерное поскрипывание отвлекло от картины. Настя посмотрела в сторону и охнула, увидев качающееся в петле тело художника.

Она не успела ни вскрикнуть, ни рассмотреть его. Проводник снова перенес ее в темное помещение, из которого они начали свое путешествие по времени.

— Теперь ты знаешь. Художник после смерти спрятал книгу, потому что понял, что в ней источник зла. Но теперь источником зла являлась и его последняя картина. Ведь демонесса исполнила задуманное и спрятала в ней часть силы. Если Ноктурна воскреснет, она начнет искать эту картину.

— Почему ты явился мне? — тихо спросила Настя. Казалось, у нее за спиной клубится и движется такая неизмеримая бесконечность, в которую лучше не заглядывать.

— Ты узнала того посетителя? — Голос проводника был безучастен и нейтрален, а в душе Насти после увиденного бушевала буря.

— Это был граф Виттури. — Она узнала бы этот вкрадчивый голос из сотни.

— Хорошо. Теперь ты знаешь. А она найдет тебя сама.

Он толкнул Настю вперед. Девушка вскинула руки, боясь налететь на преграду, и вновь почувствовала в своих ладонях руки графа и Диего. Она сидела за столом напротив Риты. Судя по спокойным лицам друзей, продолжавших сеанс, никто не заметил ее отсутствия.

Настя вскочила, разорвав круг рук. Озноб вдруг начал бить ее, да такой сильный, что зубы стучали. Граф шагнул навстречу, но она испуганно метнулась в сторону и сделала предупреждающий жест, заметив, что Рита тоже поднялась.

— Диего, пожалуйста.

Его не нужно было просить дважды. Парень мягко обнял Настю, вывел из темной комнаты на свет. Они прошли мимо остальной компании, вышедшей им навстречу. Возгласы и вопросы остались за спиной. Диего завернул ее в дубленку, взял под локоть и вывел из агентства. Когда они спускались по лестнице, Настя почувствовала, как кто-то мягко нырнул под ее вторую руку. Это была Лика. Втроем они вышли на улицу.

Настя продолжала дрожать, поэтому ребята отправились пешком к ближайшему скверу и сели на солнце.

— Ты можешь заставить меня забыть все это? — с надеждой обратилась Настя к Диего. — Пожалуйста. Не хочу помнить ничего про агентство. Хочу жить нормально! Я не хочу больше ничего знать!

— Я не могу. Слишком много воспоминаний. — Диего с сожалением смотрел на девушку. В ее глазах плескалась неподдельная паника.

Лика сочувственно обняла Настю.

— Побег от истины не выход.

— Я боюсь. — Настя заплакала навзрыд. Лика прижала ее к себе и полезла в сумочку за бумажными платочками.

«Предусмотрительная». — Диего благодарно взглянул на ангела.

— Это все, вот это все. — Настя взмахнула руками, описывая нечто в воздухе, увидела предложенный Ликой платок, кивнула и высморкалась. И снова заплакала.

Пачку платочков спустя она уже не плакала, а изредка судорожно вздыхала.

— Ты видела призрака? — решился спросить Диего.

— Нет.

Она говорила правду, но сердце оборотня заныло: Настя скрывала от них что-то очень важное.

— Нам ты можешь рассказать, — поддержала его Лика.

— Лика, а кто такой Проводник?

Диего с удивлением увидел, как Лика посерела, мгновенно потеряв весь свой внутренний свет, словно от ужаса могла рассыпаться в прах прямо тут, на скамье.

— Кто?

— Проводник. — Настя не видела реакции ангела, она вытирала покрасневшие от слез глаза. Лика сглотнула и постаралась вернуть спокойный вид. Получилось так себе.

— Настя, что еще за Проводник? Обмотанный кабелями электрик? — пошутил Диего, отвлекая девушку.

— Да нет. Вместо призрака явился Проводник, он показал мне историю художника. — Настя вкратце пересказала друзьям, что видела, умолчав только о появлении графа в мастерской. Почему-то об этом говорить не хотелось.

Анжелика слушала ее рассказ, упершись локтями в колени, наклонившись вперед. Потом выпрямилась и вздохнула.

— Проводниками могут быть только архангелы. — Она покачала головой. — Но они вмешиваются в земные дела очень редко. Я живу здесь тысячу лет, может, чуть больше… но я ни разу за это время не слышала о случаях встречи с Проводниками. Все это значит только одно… Грядет нечто очень страшное. — Она испуганно посмотрела на друзей. — Возможно, апокалипсис.

— Ты действительно в это веришь? — хмыкнул Диего. И замолчал, проглотив шутку. Ему ли шутить, если он вместе с ангелом работает на демона?

— Я не хочу в этом участвовать. — Настя с мольбой уставилась на Лику.

— Это не мне решать, — передернула плечами Анжелика. — Но раз он выбрал тебя, ты как-то во всем этом замешана. И просто так все забыть — не выход.

— Знаете что? А пошли в спортзал. Мечами помашем. Все-таки какой-никакой, а выход и разрядка от напряжения! — Диего растормошил девчонок, они благодарно вскочили со скамьи.

Настя ухватилась за тренировку, как утопающий за соломинку. Они провели в зале час, отрабатывали приемы, делали выпады и репетировали защиту. Лика пошла в душ, а Настя и Диего продолжили занятие.

В шлеме и в специальной куртке для фехтования было жарко, но Настя боялась остановиться, потому что страх сжимал сердце слишком сильно. Никогда раньше она не понимала с такой четкостью, что граф Виттури бессмертен. Что он совсем не человек, не мужчина с красивым телом и завораживающим голосом, а существо совершенно другого склада. Он чужой, не земной, почему раньше она не видела его именно так? Как посмела надеяться, что может хоть на секунду показаться ему привлекательной, хоть на минуту пробудить в нем дружеские чувства? Он холодный. Расчетливый. Страшный.

Он и словом не обмолвился за все это время, что как-то участвовал в истории создания картины и судьбе художника. Снова начался озноб. Настя стиснула зубы и крепче схватилась за меч.

Диего махнул ей начинать, но в этот момент дверь в спортзал с грохотом отворилась, пропуская еще одного фехтовальщика в черном. И хотя на нем был шлем, граф Виттури угадывался в каждом шаге.

— Диего, я проведу этот бой с Настей. Иди.

Диего замешкался, но Настя кивнула ему. Еще не хватало, чтобы демон рассердился! Он и так, похоже, зол как черт.

Граф дождался, пока оборотень выйдет и закроет за собой дверь. Повернулся к Насте, поприветствовал ее мечом. Они начали бой. Настя чувствовала себя неуверенно. У него была иная манера двигаться, он словно отступал и уступал, но при этом невозможно было заставить его открыться: его меч постоянно находился в контакте с ее лезвием, она успевала только уклоняться от его попыток контролировать ее оружие. Но внезапно граф воспользовался брешью в ее обороне. Атака оказалась такой быстрой, что девушка не успела и глазом моргнуть, как противник обрушил на нее сильный удар. Настя едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. А он уже перевел меч влево и ударил по плечу. Она не выдержала и возмутилась:

— Мне больно!

— Если я причиняю тебе боль, то лишь для того, чтобы научить. — Он говорил отрывисто и зло. — Прекрати раскрываться, ты постоянно оставляешь без защиты то правую, то левую сторону…

Девушка попыталась отразить очередной удар, но граф шагнул в сторону и звонко ударил ее по шлему.

— …то голову.

— Ах научить! — Обида на себя вдруг вылилась в кипящую, жгучую, как лава, ярость. И Настя, обиженная и ослепшая от злобы, начала теснить графа, пошла в наступление. Он играючи отражал ее удары, успевая наносить удары по ней. Не болезненные, а обидные. Сталь звенела, он смеялся, а она готова была орать от ненависти.

— Так ты не разрешишь проблему. Уйми свои чувства.

Они разошлись на мгновение. Снова поприветствовали друг друга мечами. Он нрав. Глядя на графа Виттури, она понимала, что, слепо махая мечом, ничего не решит. Но как унять эту бурю в душе?

— Ты сказал однажды, что знаешь, когда я умру.

Он оперся на меч, с любопытством ожидая продолжения.

— Когда ты пришел к художнику, ты знал, что он тебе откажет?

Ну хоть чем-то она его смогла удивить. Граф снял шлем, шагнул к ней, остановился.

— Художник все-таки явился тебе?

— Нет.

Насте вскружила голову внезапная власть над демоном. Он не знает. Не знает того, что знает она.

— Расскажешь? — Граф улыбнулся ей так обворожительно, что сердце забилось чаще.

— Может быть, — преодолевая горячее желание во всем признаться, ответила она. — Если ответишь на мой вопрос.

Вместо ответа он вернул меч к другому оружию, поставил шлем на шкафчик. Девушка последовала его примеру.

— У него была возможность согласиться. Пусть и маловероятная. Но все же. Никто никогда не обречен на сто процентов. Всегда есть возможность сделать иной выбор. — Граф пожал плечами.

— Это несправедливо. Ты играешь с человеком в рулетку. Черное или красное. Как может смертный узнать, какой выбор верный? Это нечестная игра!

— Ты удивишься, Настя, но… на самом деле все в глубине души знают, какой выбор — верный. Но не всегда принимают правильное решение.

— А есть вероятность, что дата моей смерти не верна?

— Да. Хоть и очень низкая.

— Каково это… общаться со всеми нами и знать, когда мы умрем?

Этого вопроса он не ожидал.

— С какой стати тебя волнуют мои чувства? — Он ответил зло и резко и схватил ее за руку. Настя вздрогнула. Его глаза стали черными дырами, и она почувствовала, как подкосились от страха колени.

— Я просто спросила. Мне больно! — Его пальцы впивались все сильнее, еще немного, и он запросто сломает ей кости.

— Не задавай глупых вопросов — не получишь дурацких ответов.

— Пусти! — Под его взглядом и от боли в руке она опускалась на колени. Вдруг граф отпустил ее.

Послышался звук открывающейся двери. В зал вошла Лика.

— Настя! — Она бросилась к девушке, стоявшей на четвереньках перед графом.

— Кажется, что-то потеряла. — Голос графа донесся до Насти словно издалека.

— Все в порядке, Лика, правда.

— Что ты потеряла?

— Мне просто показалось, что что-то закатилось под шкаф. Но там ничего нет. — Настя поднялась. — Ладно. Пойду в душ.

Когда девушка неверным шагом вышла из зала, Лика внимательно посмотрела на графа. Тот подмигнул ей озорно, и ангел, не заметив ничего подозрительного, последовала за девушкой.

Оставшись в одиночестве, демон долго перебирал мечи, задумчиво ловил свое отражение в клинках. Он причинил Насте гораздо меньше боли, чем хотел. И гораздо больше боли причинила ему своим вопросом она. Человеческое дитя, смертная, чья жизнь лишь миг для таких, как он, попыталась своим наивным сознанием залезть к нему в душу. И когда она угомонится?

Скоро. Очень скоро.

Из дневника Насти


Я окончательно запуталась. Проводник, кто бы он ни был, вместо того чтобы пролить свет, где искать картину с демонессой, только напугал меня. И испортил отношения с графом.

Погуглив в Интернете имя «Самаэль», я и вовсе приуныла: начальник демонов, разрушительная сила, ангел смерти, эгрегор зла… Копание в справочниках по демонологии не помогло разобраться: информация была скудной. Если об Азазелло, о Люцифере и прочих я нашла подробные статьи и даже осознала, что демон демону рознь, поскольку обнаружила даже подробные иерархии, то о Самаэле упоминаний обнаружилось очень мало и часто они противоречили друг другу. А в одном документе в онлайн-библиотеке его имя и вовсе упоминалось в перечне архангелов.

Я всячески избегала собраний в агентстве под предлогом работы в кафе и учебы, потому что не хотела сталкиваться с графом Виттури. Конечно, я рассказала о том, что во второйкартине спрятана часть силы для Ноктурны. С Диего и Ликой мы встречались несколько раз в неделю. Они сообщали мне новости, которых, впрочем, было немного. Агенты по всему миру перепрятывали артефакты, искали пропавшие или исчезнувшие, а Джонни всячески измывался над всеми членами агентства, за исключением Риты и графа. Граф переехал в Барселону, в шикарный особняк на Тибидабо, откуда открывался вид на город.

Я все так же мучилась ночными кошмарами, и не раз, проснувшись посреди ночи с часто бьющимся сердцем, прислушивалась, не раздастся ли хриплое дыхание под дверью, вглядывалась в темноту и отчаянно хотела позабыть все приключения.

Зима в Барселоне была холодной и сырой. Мартин и Юка собирались на пару недель уехать в Швецию, похоже, парень хотел познакомить девушку с семьей. Я была за них рада: хоть кто-то в этом городе жил обычной жизнью.

Работа в кафе у Пепе с приходом холодов стала еще интереснее: мы варили глинтвейн разных видов, подавали их в толстых стаканах с апельсиновыми дольками. По кафе разносился запах корицы и гвоздики, а имбирное печенье в разных формочках я научилась печь сама.

Мне отчаянно хотелось зацепиться за эту жизнь: учеба, работа в кафе, пробежки с Диего вдоль моря. Не думать больше ни о чем. Пару недель казалось, что мне это удалось. А потом, когда на улице лил страшный ливень и гремел гром, дверь кафе отворилась, и человек в черном плаще, с которого потоками лила вода, вошел в зал. За исключением поглощенной друг другом парочки, в кафе никого не было. Пепе мучился от ревматизма и ушел пораньше, предоставив мне возможность закрыть заведение, как только последние посетители уйдут. Но из-за дождя на улице они не торопились, да и мне выходить из теплого и вкусно пахнущего горячей выпечкой помещения не хотелось.

На мгновение показалось, что вошел граф Виттури. Сердце предательски радостно подскочило. А я-то считала, что смогла преодолеть свою тягу к нему! Но посетитель опустил капюшон, и под ним оказалось симпатичное лицо незнакомого парня. Он с любопытством оглядел кафе и подошел к барной стойке. Прежде чем я успела спросить, что он будет заказывать, посетитель наклонился ко мне и тихо спросил:

— Это ты — Настя?

От неожиданности я испугалась, но кивнула.

— У меня для тебя посылка.

Он извлек из-под плаща черную лаковую коробочку, запечатанную в пластиковую упаковку.

Молнии на улице сверкали одна за другой. Гром гремел оглушительно. Я не расслышала, что он сказал, и переспросила:

— Прости, что?

— Не открывай, пока не придет час.

— Какой час? — Но парень уже набросил капюшон и вышел на улицу, где стояло светопреставление.

Гром грохотал так, что сердце уходило в пятки. Я взяла коробочку со стойки и поразилась тому, что она такая тяжелая. Покосившись на парочку, убрала коробочку в джинсы. Может, покажу Сержу, прежде чем открыть.

Когда посетители ушли, я завернулась в старый плед, который лежал у нас на всякий случай, села в кресло прямо у окна, зажав в ладонях горячий глинтвейн. Уходить не хотелось. Стоит шагнуть наружу — и промокну насквозь. Поэтому я решила переждать ливень, зная, что долго такой потоп длиться не будет. Потоки воды бурлили по мостовым, вспышки молний озаряли воду, падающую из темноты, и тогда капли превращались в монеты или блестящие наконечники стрел.

В слабом свете фонарей я вдруг заметила на углу фигуру мужчины. Он стоял под козырьком входа в бутик, и мне не нужно было угадывать, кто он. Заметив, что я его увидела (уж я-то для него была как на ладони), граф Виттури перебежал дорогу и подошел к входу в кафе. Я подскочила, открыла ему дверь. Его мокрое от дождя лицо было чертовски прекрасно.

— Вы не войдете?

Он покачал головой. Дождь перестал внезапно, словно краны перекрыли, и я, повинуясь графу, взяла куртку и вышла из кафе. Было холодно. Мерзко влажно и холодно. Я поежилась.

Внезапно вспомнилось, как в последний раз, когда мы виделись, он причинил мне боль.

— Зачем вы пришли?

Но он молчал, только вытер ладонью мокрое лицо.

Затем, когда я подумала, что мы так и будем всю ночь стоять у порога кафе и молчать, он спросил:

— Ты тоже это чувствуешь?

— Что? — испугалась я. Вдруг здесь, рядом с нами, стоит какая-то неведомая мне тварь и протягивает к нам свои щупальца?

— Это притяжение, что существует между нами. Между мной и тобой. — На этот раз он развернулся и посмотрел прямо мне в глаза.

Я забыла про холод, кажется, забыла даже про землю под ногами.

— Но разве… Это не вы…

Он жестом остановил меня.

— Нет. Не я. Я думал, это твоя влюбленность, но я тоже чувствую, что, когда мы далеко, есть сила, которая тянет меня к тебе. Словно настойчиво повторяет, что ты мне нужна. Вот только для чего?

Притяжение к нему было неодолимым. Я вдруг подумала, что, поцелуй он меня тут, на пороге, я бы затащила его в кафе и, наплевав на все, взяла силой, если бы потребовалось. Мои губы уже почти прошептали: «Хочешь?» Он словно прочитал мои мысли и покачал головой:

— Я ужасно консервативен и порядочен. Переспать с девушкой можно только после того, как получишь ее душу.

Мне снова стало холодно, я даже отступила на шаг.

— Хочу, чтобы ты сопротивлялась. Сейчас это даже на охоту не похоже, протяни руку — и ты сдашься. — Он улыбался так соблазнительно, что даже злиться не было сил.

— Если я стану сильнее, смогу устоять перед тобой?

— Тебе не устоять, все равно проиграешь. Просто мне нравится усложнять себе задачу.

— Какой же ты… Какой же вы…

Все бранные слова не подходили. Не негодяй, не наглец, а самоуверенный демон. Он вдруг крепко схватил меня за плечи.

— Мне приятно наблюдать за этой борьбой. Ты сопротивляешься. Спотыкаешься, падаешь, вновь поднимаешься. Ты не сдаешься. Или сдаешься?

Его шепот, страстный, хриплый, проникал в меня подобно терпкому вину, которое обжигает горло и растекается по телу жаром и огнем. Испуганное сердце билось у горла, словно я стояла на краю пропасти, а оно, несчастное, не знало, как спастись. Слегка запрокинув голову, я в экстазе впитывала яд его слов. Хотелось сказать, что граф не выиграет, не победит, но тело желало обвить руками его шею, прижаться губами к его рту, попросить напоить грехом, пасть, отправить все к чертям. Желание жгло изнутри болью. Его прикосновения разжигали страсть, пусть его пальцы, ослабив хватку, лишь слегка касались руки, а дыхание обжигало шею — я хотела, чтобы он обнял меня, смял, сломал, хотела, чтобы он причинил мне боль. Слишком сильной была тяга. Слишком соблазнительным грех. Слишком притягательным демон. Его пальцы вдруг переплелись с моими и крепко сжали. Я застонала от накала желания.

— Еще не время…

Он исчез так внезапно, что я не сразу осознала, что уже одна. Из пустоты и черноты ночного неба вдруг, как по волшебству, повалил снег. Я стояла, подставив лицо падающему сверху белому чуду, и плакала. Молилась сама не знаю кому. Просто свету, просто снегу, просто небу… Вселенной.

«Защити меня!» Снежинки падали на кожу и таяли, мешаясь со слезами. И ощущение чуда вдруг переполнило душу. Я рассмеялась, закинув голову к небу. Подумалось, что на моей стороне только свет, разрезающий тьму, как меч.

Дома не выдержала и попыталась открыть черную коробочку. Только ничего не вышло.

Я знаю, все закончится плохо. Однажды я не выдержу. Просто плюну на все, сожгу все мосты и скажу ему: «Бери мою душу. Только прошу, не отпускай». И тогда все закончится. Где найти силы на постоянное сопротивление? Я ведь нежелезная. Он снится мне ночами: ласкает и целует. Каждое прикосновение — божественно. Он постоянно в моих мыслях, его имя на губах: «Самаэль». Ангел-искуситель, демон-хранитель. Как же быть?

Настя не знала ни его мыслей и чувств, ни его подлинных целей и стремлений. Еще никогда она не ощущала так явственно всю суть поговорки «чужая душа — потемки». Еще какие потемки! Чернота. Если у него вообще есть душа. Настя не могла понять демона. И никогда не сможет. И предсказать не в состоянии. Поэтому единственное, что подчиняется ее контролю, — это она сама. Она может решать только за себя. Только о себе должна волноваться и беспокоиться, как бы к нему ни тянуло. Эта тяга ненормальна. Это ее собственный эгоизм тянется к графу, ведь он демон и может притянуть только за страсть, эгоизм, похоть. Она желала его. Невероятно, сильно, всем телом, но эту страшную силу тоже надо укротить, ведь понятно же, что выхода в случае власти страстей только два: ее гибель в его объятиях или ее быстрое сгорание. Ни тот, ни другой вариант не устраивал.

Спасти демона любовью? Настя засмеялась. Невозможно. Во-первых, он не просил его спасать, а во-вторых, надо быть очень самонадеянной дурой, чтобы тягаться с нечистой силой. Все, что остается, — это контролировать себя. Не позволить душе погибнуть. Этому мотыльку, рванувшему на ложный свет. Нет. Стереть страсть, пусть это будет долго и больно. Выкорчевать желание. Любить демона — все равно что любить прекрасную статую и ждать, что однажды она оживет и полюбит в ответ. Можно восхищаться его красотой, словно скульптурой. Но не более… Ведь никому не придет в голову целовать и желать статую! Он произведение искусства. Она вправе тянуться к нему, но нужно помнить о границах тяги. И сознательно держать себя в руках. Настя должна преодолеть себя, воспитать. Возможно, в этом выход. Выход, о котором демон не подозревает.

Что, если, преодолев страсть, она не просто подчинится установкам морали и религии, о которых говорил граф, а найдет и откроет в душе нечто новое? Ведь это воспитание силы воли, вызов самой себе. В ее случае невозможно порхать с глупыми иллюзиями по поводу будущего с демоном. Его нет. Но если Настя так легко идет у него на поводу, так легко теряет свое «я» рядом с ним, то разве это не повод посмотреть на себя, взять себя в руки и воспитать заново? Он не прекрасный принц, он опасность и смерть, он сам говорит это. Значит, надо создать защиту вокруг своей души, поставить преграду для его сладких речей, разжигающих кровь взглядов и опасных прикосновений. Пока она будет мышкой, коту будет с чем играть. Но когда мышке надоест исполнять роль жертвы, она начнет сопротивляться.

— Я буду сражаться. — Настя смотрела на свое отражение. Глаза в глаза. Зеленый цвет ее глаз завораживал. Разве может она стать жертвой? — Ему не победить. В этой войне могу выиграть я. И только я. Хватит. Пора взять себя в руки. Я справлюсь. Мое имя — мой щит. Надо осознавать свои возможности и границы. Я всего лишь человек. Я не всесильна. Но я достаточно себя люблю, чтобы не преклоняться и не теряться перед ним, будь он хоть трижды демон. Да, он красив, да, я хочу его. Но если он несет гибель, то фиг тебе, Настя, как-нибудь обойдешься без него! Даже если я люблю его — как смею унижать себя и его, требуя того, чего он дать не может? Демоны не могут любить. Заруби себе это на носу. И отстань уже от мужика, не вешайся на него. Со стороны ты просто смешна. Не зря он все время тебя подкалывает. Угомонись. Победи себя. Воспитай свою волю.

Она слегка шлепнула себя по щеке.

— Ты же просто идиотка, Настя. Что ты вообще знаешь о нем? Как можно любить того, о ком ничего не ведаешь? Ты просто повелась на его красоту. Это неправильно, это жестоко. Ты его хочешь, потому что он для тебя так высоко — почти всесильное божество. Прекрасно. Тебе самой от себя не противно? Ты мелочна, эгоистична и поверхностна. Да ты же унижаешь его и себя! Дура-бабочка, обожающая жаркий свет, которому не до нее. Она сгорает, а лампочке все до лампочки.

Настя усилила спортивные тренировки. Ах ты подумала о нем снова? Иди и сделай двадцать приседаний или попрыгай. Оказалось, физически изматывая себя, вполне возможно снизить накал эротических фантазий с демоном в главной роли. И еще чувство юмора. Непременно надо смеяться и подкалывать саму себя. Ну-ну, девочка моя, эк ты размечталась о его объятиях! Даже все из рук выпало. Ты ж моя фуфаечка!

Почему-то именно слово «фуфаечка» возвращало ее с небес на землю эффективнее всего.


А тем временем после нестерпимо влажных холодов и снегопада, поставившего на уши всю Барселону (снег, правда, к утру растаял), наступила весна.

Настя после занятий в библиотеке школы языков собрала учебники, вышла на солнечную улицу и вздохнула: она договорилась с Цезарем о встрече в агентстве, а идти совсем не хотелось.

Прижимая учебники к груди, она дошла до двери агентства и поднялась до лестничной площадки с граффити, на котором были нарисованы Барселона и пес. Солнце ярко освещало стену, и поэтому Настя четко увидела кровавые следы руки. Кровь, каплей стекшая с одного из отпечатков ладони, казалась еще свежей. Настя выронила учебники, бегом бросилась наверх, жалея лишь о том, что не взяла свой меч. Картина на второй лестничной площадке была опрокинута. Она пробежала мимо Медузы Горгоны, впервые не взглянув на нее. Дверь агентства оказалась открыта. Она вбежала внутрь и похолодела: пол залит кровью, словно кого-то протащили по нему. Где-то раздавался плач, взволнованные голоса. Настя бросилась вперед по коридору.

В кабинете Цезаря Лика и рыдающий Серж сидели на коленях рядом с Итсаску. Вампирша была вся в крови, шея разорвана. Лика пыталась залечить ее раны.

— Я не успеваю, она слишком быстро теряет кровь! — Анжелика была в панике.

— Я должен дать тебе свою кровь. — Серж умолял Итсаску. Вампирша прохрипела:

— Нет! — Ее глаза закатились.

— Серж! — Заплаканная Лика с окровавленными руками беспомощно посмотрела на парня. — Сделай это. Быстро!

Он рванул рукав и, быстрее, чем Настя успела вдохнуть, разрезал себе руку. Алая кровь, пульсируя, вырвалась на волю. Он прижал рану к губам Итсаску.

— Пожалуйста, милая, пожалуйста!

Настя бросилась дальше. Она словно попала в ужасный сон: ноги стали ватными и плохо слушались.


В лаборатории все было перевернуто вверх дном. На единственном оставшемся стоять столе лежало тело Риты с огромной дырой в груди. Ильвир рыдал над ней, горько и безутешно. Цезарь с перебинтованной головой, с начинающим расплываться по лицу синяком, и граф Виттури, целый и невредимый, но злой, как тысяча демонов, стояли рядом. Услышав ее шаги, они обернулись.

— Диего? — Насте не хватило сил полностью произнести вопрос.

Ильвир обернулся и зло закричал:

— Это все из-за тебя!

Настя попятилась, задыхаясь от тревоги, бросилась прочь по коридору, распахивая все комнаты. Но Диего нигде не было. Она дошла до комнаты, где Лика и Серж пытались помочь Итсаску. Вампирша, крепко схватив Сержа за руку, жадно пила его кровь, не имея сил оттолкнуть и рыдая от собственного бессилия. Он шептал ей что-то успокаивающее, а она тихо и глухо рычала в ответ.

Лика с ужасом смотрела на эту сцену.

— Лика, где Диего?

— Рита пыталась провести окончательный ритуал излечения, но что-то пошло не так. И… — Лика всхлипнула. — Локи забрал Диего. Мы не представляем куда. А остальных он потрепал. А Рита…

— Я видела.

Лика заплакала.

— Надо остановить Итсаску, но я не знаю как. Она может быть опасной.

— Я сделаю это. — Граф Виттури вошел в комнату и вмиг заполнил ее собой. — Лика, Ильвиру нужна помощь, он в глубоком шоке. Настя, тебе тоже лучше выйти.

Но Настя и так знала, что ей нужно бежать на помощь Диего. Но куда? Куда Локи мог утащить его? И зачем?

Пока она бежала вниз по ступенькам, поняла, зачем и куда. Локи нужна была она. Он знал, что она побежит спасать Диего. И знал куда.

Как-то Джонни обмолвился ей о легенде: когда дьявол искушал Иисуса Христа, он привел его на гору, с которой открывался вид на побережье и море, на Барселону. Здесь, на Тибидабо, он пообещал дать ему все, если Христос станет служить ему.

«Тибидабо — это видоизмененная фраза „Тебе дарую“, — говорил Джонни. — Если ты еще не была там, советую подняться. Сейчас на этой горе храм. А вид по-прежнему прекрасный».


Через двадцать минут такси остановилось на площадке перед храмом, возвышающимся на горе. Прежде чем войти внутрь, Настя мельком обернулась: вид на Барселону и вправду открывался чудесный. В храме имелся лифт, на котором можно было подняться на смотровую площадку. Но на нем висела табличка «Не работает». Настя с досадой сжала кулаки: неужели она ошиблась?

Но тут дверцы лифта открылись. Она вошла, и дверцы захлопнулись до того, как она успела нажать на кнопку. Раздалось тихое хихиканье, которое становилось все громче, перерастало в смех, потом в хохот. Едва дверцы открылись, Настя выскочила из лифта.


— А вот и наша обычная смертная. И по вине этой девицы Локи лишился глаза! Невосполнимая потеря! А потом она еще и перенесла проклятие Кали, опять же на бедного Локи. Знаешь что? Ты молодец, девчонка! Без тебя Локи так и был бы домашним демоном на посылках. А теперь он смог вырваться и переродиться. Так-так-так… А это уже достойно награды. Как думаешь?

Настя подняла голову. На каменном перекрытии крыши по-турецки сидел мерзкого вида человечек с костяным лицом, больше похожим на черепушку, в темной пустоте которой горели злые желтые глазки. На голове у него была треугольная шляпа, как у шута, да и весь костюм он, казалось, позаимствовал из театрального реквизита: и кафтан, и короткие объемные штанишки были сшиты из разных лоскутов бархата и парчи. На ногах красовались черные туфли с серебряными бляшками. Диего неподвижно лежал в стороне от него. Настя невольно задержала дыхание: только когда заметила, как поднялся бок оборотня при вдохе, смогла выдохнуть сама. Диего жив. Теперь надо договориться с этим клоуном.

— Я думаю, что нас так и не представили друг другу. Ты так много говоришь, а я все не догоняю: ты вообще кто такой? — Настя совершенно его не боялась. Странный тип внушал отвращение, не страх.

— Милая моя, ты не узнаешь меня? После всего, что между нами было?

— Я тебя впервые вижу.

Он напоминал ей марионетку из кукольного театра: его движения были неестественными, костные пластины на лице постоянно двигались, плечи, пальцы и локти как-то странно поворачивались.

Настя бросила еще один взгляд на Диего, мельком, чтобы убедиться, что он в сознании. Но парень весь был в крови и только тяжело дышал. Внутри все сжалось от напряжения и страха.

Черепушка довольно ухмыльнулся, колыхнулись, постукивая, черепа на его костяной треуголке.

— Хочешь спасти своего драного котика?

— Дурацкий вопрос, мистер очевидность.

Настя сама не знала, откуда у нее взялась эта нахальная манера разговаривать. Но, похоже, с этим товарищем по-другому невозможно.

— Я тебе его отдам. Взамен на одну вещицу.

— Говори.

Тварь мерзко и мелко захихикала и, к ужасу Насти, начала спускаться. Бархатный костюмчик, расшитый золотом, зловещая шляпа, неестественные и немного паучьи движения, постукивания костей — словно великий шут из самого последнего круга ада решил явиться перед ней.

Она невольно отступила. Вблизи лицо его было еще неприятнее: костяные пластины изобразили подобие ухмылки.

Глупо открыв рот, шут залез к себе в карманы и долго там копался.

— Где же оно?

Черепушка вытащил гигантского тарантула с волосатыми лапками, стеклянный шар с разноцветными бусинами внутри, золотую ленточку, гигантскую канцелярскую скрепку. Все это он вынимал, рассматривал и отбрасывал прочь, бормоча какую-то ерунду. Настя знала, что он делает это нарочно, чтобы порисоваться. При мысли о том, что Диего в этот момент угасает всего в нескольких шагах от нее, девушка почувствовала злость на кривляющееся существо.

— Нельзя ли побыстрее? — нетерпеливо спросила она.

Адский шут начал вынимать предметы из кармана так быстро, что Настя едва успевала их увидеть. Полетели в стороны пищащие игрушки, оружие, змея, баночки, которые, разбиваясь о каменный настил храма, выпускали то цветную жидкость, то газ. Он даже достал розу и сунул Насте так быстро, что та взяла. Настя чувствовала себя зрителем-идиотом. Наконец, победоносно вскрикнув, паяц извлек из кармана нечто завернутое в черный бархатный платок.

— Вот оно!

Он аккуратно, один за другим, откинул уголки платка в стороны, и Настя почувствовала тошноту, увидев на черной ткани багровое сокращающееся сердце.

— Это сердце Риты.

— Я всегда верил в твой интеллект. — Адское создание злобно сверкнуло желтыми глазками и тут же изобразило подобие улыбки.

— Оно еще бьется. Но как это возможно?

— У Риты, как у кошки, семь жизней, — злобно хихикнул шут, и черепа, висящие на его треугольной шляпе, тоже затряслись от смеха. — Мне нужна для этого сердечка подходящая шкатулочка. Одна такая есть на примете. У графа Виттури.

— Ты хочешь, чтобы я…

— Именно! Принеси мне шкатулку. Я отдам тебе котика. Все будут счастливы!

Настя бросила взгляд на Диего. Он в отчаянии покачал головой, умоляя ее не соглашаться. Она отвела взгляд. Выбор у нее небольшой.

— Хорошо. Как выглядит шкатулка?


Нервы скрутило в тугой стальной узел. Настя словно умерла и родилась заново, настолько другой она себя чувствовала. В агентство с учебниками в руках вошла одна Настя, а в особняк графа — совсем другая. Позвонила в дверь. Дворецкий открыл, пропустил, не задавая вопросов, и она очутилась в гостиной. Она не представляла себе, где искать шкатулку, но предполагала, что поиск надо начать с кабинета графа. Настя не боялась гнева демона. Впервые она не думала о нем вообще. Только одно волновало: спасти Диего и сердце Риты.

Не было сомнений, колебаний, страха. Только железная решимость во что бы то ни стало завладеть шкатулкой и отыскать какое-нибудь оружие для защиты. Она не доверяла этому клоуну, не верила ни одному его слову. Она верила только в себя.

Настя прошлась по особняку, мимолетно оглядывая шикарную обстановку, потому что взгляд искал лишь шкатулку из вулканического стекла в форме ларца с серебряными креплениями.

Наконец, она нашла кабинет графа. На огромных стеллажах в беспорядке лежали и стояли книги, манускрипты, свитки вперемешку с различного рода вещами. Здесь даже было чучело ворона. Настя машинально провела рукой по взъерошенным перьям птицы. На столе стояла чаша в грубой оправе, усыпанная камнями, лежали неизвестные ей инструменты, которые казались навигационными приборами. Она словно очутилась в лавке антиквара или в кабинете колдуна. Но вместе с тем все предметы дышали невозмутимостью, надменностью, легкой насмешкой графа Виттури. Настя словно слышала его голос и смех, и острое желание увидеть графа на мгновение наполнило все ее существо. Так, что даже дыхание перехватило, а на глазах выступили слезы. Но Настя быстро взяла себя в руки: она не имеет права думать ни о чем ином, кроме шкатулки.

Стеллаж за стеллажом осматривала кабинет, а часы неумолимо отсчитывали секунды и минуты. Сколько уже времени она здесь? Настя посмотрела на черные от пыли пальцы. Да уж, граф не слишком заботился о том, чтобы стряхивать пыль времен со своих вещей.

— Ты, случайно, не это ищешь?

От неожиданности она подскочила и развернулась: граф стоял у входа в кабинет с темным ларцом в руках.

— Отдайте! — Она сама не поняла, как подскочила к нему и схватилась за шкатулку.

Но граф Виттури удержал ларец в руках, покачав головой.

— Разве тебе не говорили, смертная, что красть у демона нельзя? Что, если возьмешь у него хоть что-нибудь без спроса, станешь его рабой? И твоя душа будет принадлежать ему? — На лице его было столько ненависти, презрения, даже отвращения, что Настя отступила.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Я связан с тобой, забыла? Так в чем дело? Почему ты пытаешься украсть то, что по праву принадлежит мне?

— Я не для себя…

Он хищно прищурил глаза, почерневшие, клубившиеся тьмой.

— Мне все равно. На колени.

— Что? — Настя отступила от него и оглянулась, словно надеялась, что это сказано не ей.

— Я два раза не повторяю.

— Граф, умоляю, выслушайте, я все объясню!

— Объяснишь, когда выполнишь мой приказ. Ну же. Я жду.

Он не шутил и был опасен. Чувствуя себя полной идиоткой, Настя опустилась перед ним на колени.

— Я знаю, все это выглядит немного странно, — начала объяснять, но он снова перебил:

— Будешь говорить, когда дам тебе слово.

Она хотела было подняться, обозлившись на него. Но почувствовала, что не может двигать ногами. Ужас обрушился на нее, как ледяная вода. А когда открыла рот, чтобы возмутиться, поняла, что онемела.

«Это просто дурной сон! — испуганно думала Настя, давясь застрявшими в горле словами. — Дурной сон!»

Но проснуться не могла.

— У меня был тяжелый день. — Граф поставил шкатулку на стол прямо перед ней, зная, что ей не дотянуться. — Локи вырвался из-под контроля, чуть не убил Итсаску и Цезаря, растерзал Риту, свалил куда-то с раненым Диего. Я еле успел сдать обескровленного Сержа врачам, стал искать Диего, а ты просто исчезла из агентства и решила меня ограбить? Кто тебя надоумил взять именно это? — Он пальцем постучал по крышке шкатулки. — Уж не ошибся ли я и Кали все-таки овладела твоим разумом? Еще немного, и ты бы навсегда стала моей, но такая ты мне на фиг не нужна! — Граф Виттури презрительно смотрел на нее, присев на письменный стол. — Хотя не могу не признать, что на коленях ты выглядишь очень соблазнительно.

Он махнул рукой, и Настя почувствовала, как железная хватка на горле исчезла.

— Вы просто… чертов демон, напыщенный и мерзкий! — выпалила она совсем не то, что собиралась. — Вы так уверены в себе, что даже не допускаете мысли, что я могла прийти сюда, потому что хочу спасти Диего. Эта шкатулка — залог его свободы. Он ранен! И пока вы тут рассуждаете, он, может быть, умирает. Я не знала, что, забирая шкатулку, лишаюсь свободы. Но клянусь, мне все равно, я должна ее забрать. И заберу, даже если придется с вами драться.

Настя сжала кулаки.

Тьма в глазах демона схлынула, насмешка блеснула в зрачках серебристой рыбкой. Настя только сейчас осознала, что в кабинете стало душно от его гнева, воздух искрился, мог вспыхнуть в любой момент и обратить ее в пепел. Дрожь пробежала по спине.

— Стоя на коленях, драться неудобно, милочка!

И она смогла встать.

— Вот как… Значит, ради Диего ты готова была украсть шкатулку у демона?

Настя кивнула. Ей уже стало безразлично, что он сделает с ней. Но он мог помочь Диего. А то, что он ее накажет, это точно. Она же его оскорбляла.

— Он держит его на Тибидабо, на смотровой площадке собора. Я должна туда вернуться на закате.

— Конечно, на закате. Именно тогда силы тьмы становятся сильнее. — Граф смотрел на нее с некоторым любопытством. — И что? Ты готова потерять свободу ради жизни друга?

— Да, если ты так этого хочешь.

— Не хочу. — Он рассмеялся, запустил пальцы в волосы и покачал головой. — Эх ты, дитя человеческое… Неужели думаешь, что я брошу тебя и Диего? Так и быть. Я одолжу тебе шкатулку. А теперь подойди, я перенесу тебя на Тибидабо. Час заката близится.


Над Тибидабо собирались грозовые облака, дул сильный ветер. Настя крепче прижала к себе шкатулку и, сопротивляясь ветру, пошла к собору. Лифт открылся перед ней, как и несколько часов назад, и она поехала наверх, гадая, куда исчез граф Виттури. Он только что обнял ее, прижал к себе и исчез, а она осталась стоять на горе лицом к Барселоне.

Секундная близость оставила отпечаток свинцовой усталости. Ее снова безмерно потянуло к демону. Чтобы отвлечься, она разглядывала шкатулку, пытаясь угадать, что скрывается под ее полупрозрачным стеклом. Граф запретил открывать ее, и Настя благоразумно решила его послушать.

Адский шут развлекал себя тем, что, сидя по-турецки напротив Диего, бросал в него теннисный мяч.

Настя загородила собой друга.

— О! Вернулась! — Гримаса исказила черты монстра. — И шкатулочка при тебе!

— Да. Так что теперь я забираю Диего.

— Не так быстро, милая! — Шут в одно мгновение оказался рядом с Настей и попытался схватить своими костлявыми пальцами шкатулку. Но Настя не дала. Тогда злой огонь вспыхнул в глазных впадинах черепушки, на лбу нахмурились костяные пластины, и он рванул у нее из рук шкатулку, да так, что Настя в кровь расцарапала ладони, пытаясь удержать ее.

— Вор! — закричала она.

— Я-то украл у тебя! А ты украла у демона! Теперь ты будешь расплачиваться за это вечно! — Он захохотал и развернулся, чтобы убежать.

— Не так быстро, Локи! — У выхода с площадки стояли плечом к плечу ангел и демон. Лика держала Локи под прицелом своего лука, а демон просто стоял, скрестив руки на груди.

Локи захохотал. Так злобно и так страшно, что у Насти мурашки поползли по спине от ужаса. Костяной палец шута указал на нее.

— Вот она, воришка! С ней и разбирайся. Она руки ободрала в кровь, пусть кровью и платит!

— Настя имела право держать шкатулку в руках. А ты — нет. И она кровью защитила мое имущество. К ней у меня претензий нет. А вот ты…

Граф Виттури в одну секунду оказался рядом шутом и схватил его за концы костяной треуголки. Адский паяц заверещал, как собачонка.

Настя с оцепенением наблюдала, как наполнились тьмой глаза графа, а сам он стал выше. Это было жуткое зрелище, и в голове мелькнула мысль: как он сдерживался в кабинете, ругая ее за кражу? Теперь же он дал волю своему черному гневу, и тот собирался вокруг чернильной тучей и закручивался воронкой над его головой. Когда граф вновь заговорил, это был не человеческий голос, не звериный рык, не стон ветра, а рокот сверхмощного существа, глас гнева, который сотрясал всю площадку так, что та дрожала под Настиными ногами.

— Ты украл эту шкатулку, теперь ты мой навеки! — И демон разорвал вопящего клоуна надвое.

Настя вскрикнула от неожиданности: в правой руке граф держал за волосы Джонни, который был без сознания, а в левой крутился и пытался вырваться из его хватки уменьшившийся вдвое шут, который еще больше стал походить на марионетку. Шкатулка упала посередине на каменные плиты площадки, но не разбилась.

— И не Локи мой раб, а ты, мелкая тварь, прислужник тьмы!

Не зная, как обратиться к тому гневному существу, в которое превратился граф, Настя крикнула, преодолевая вой ветра:

— У него сердце Риты!

— Я все отдам! — захныкал плут, отчаянно дергаясь в руках демона. — Я все верну!

Он полез в карман и протянул Насте завернутое в бархатный платок сердце.

Насте даже стало его жаль.

Когда сверток лег на ладони, она почувствовала, как бьется теплое сердце в ее руках.

— Отпусти меня, сжалься! — жалобно вопил плут, пытаясь вырваться.

На темном от гнева лице демона вспыхнула злобная усмешка.

— Отпущу, — заверил он шута. — Только сначала покажу тебе одну вещицу.

Когда раздалось поскрипывание колес, у Насти волосы на голове встали дыбом. Из-за угла медленно выехало высокое зеркало, покрытое черным покрывалом.

Девушка в ужасе отступила. Демон встал перед зеркалом, сдернул с него покрывало и, выставив вперед руку с болтавшимся в ней шутом, приказал:

— Смотри!

На поверхности стекла ничего не отражалось, и Настя не знала, что увидел в его глубине костяной шут, только вопль и визг ужаса, который он издал, был таким отчаянным, что Настя невольно прижала к себе сердце Риты, словно пытаясь уберечь его от происходящего. Паяц так кричал, что его челюсть опускалась все ниже и вдруг отвалилась, а сам он осыпался прахом на землю. Ветер задул оставшийся пепел в черное стекло.

Демон накинул покрывало на зеркало и повернулся к ней. Сердце Насти билось часто и испуганно, а сердце Риты в ее руках — медленно и спокойно.

Не говоря ни слова, он протянул руку, и Настя отдала ему бархатный узелок. Граф исчез так внезапно, что она заморгала. Потом обернулась и бросилась к Диего. Лика уже склонилась над ним.

— Как ты?

Парень часто и поверхностно дышал. Лика начала водить ладонью по его телу, и он слабо улыбнулся.

— Заживет, как на кошке. Девочки… как же хорошо, что вы есть!

Настя заплакала, крепко сжимая его руку.

— Ты молодчина, Настя. И настоящий друг! — Диего задышал спокойнее. Боль уходила.

— Эй, почему столько нежностей без моего участия?

Ребята обернулись. Джонни, скрестив руки на груди, смотрел на них, ухмыляясь в бороду.

— Джонни, это правда ты?

— Вроде да. А что случилось-то?

На его лице было столько непонимания и простой безгрешности, что Настя засмеялась, потом заплакала, и пока Джонни, неловко опускаясь на колени и кряхтя, болтал что-то про эмоциональную неустойчивость нервных девиц, она обняла его.

— Как хорошо, что ты вернулся!


Второй раз за день Настя переступила порог агентства с друзьями. Все уже было убрано, и она устало села на диван и накрылась пледом. Лика обещала принести чай, и Настя в ожидании прикрыла глаза.

Все закончилось хорошо. Диего жив, Джонни наконец избавился от злобного карлика внутри себя. Локи — бог двойственный, и из-за проклятия Кали вторая, злая половина захватила его целиком, почти уничтожив все положительное. Риту Настя еще не видела, но была уверена, что граф ее спасет. Только Итсаску…

Вампирша, когда ее удалось оторвать от Сержа, рыдала и злилась. Распробовав его кровь, она боялась пристраститься, боялась напасть на него, обескровить окончательно и убить. Парень действительно потерял много крови, и его увезли в больницу. Итсаску заперлась в одной из комнат агентства и злобно крошила все вокруг, отвечая ругательствами и проклятиями любому, кто пытался с ней заговорить.

Ее можно было понять. Столько лет она держала себя под контролем, а теперь кровь Сержа, свежая и желанная, несравнимая с кровью из донорского банка, которой она подкреплялась время от времени, была выпита залпом, жадно. Тело Итсаску горело от бешеного количества энергии. Она могла бегать по стенам, сражаться с огромным количеством соперников одновременно.


Лика села рядом с Настей на диван, ее кудряшки были собраны в пучок.

— Хочешь поговорить? — спросила она, устроившись поудобнее и развернувшись к Насте с чашкой горячего чая в руке.

— Я устала. — Настя положила голову на спинку дивана. — Но вопросов масса. Как Рита?

— Приходит в себя. Но… одной жизнью у нее стало меньше, увы.

— Лика… А между Ритой и графом что-то есть? Они любовники?

— Я не знаю, — пожала плечами девушка.

— Ну, она его то и дело целует. — Настя опустила взгляд.

— А, ты об этом. Дело в том, что Рита — ведьма. И самый простой способ подпитки энергией для нее — поцелуй с демоном.

— А Ильвир?

— Ильвир — отец Риты.

— Что? — Настя с удивлением посмотрела на Лику.

Та засмеялась:

— Да. Поэтому он так плакал сегодня над ее телом. Она могла и не вернуться, если бы ты не нашла ее сердце.

— Как получилось, что ты поступила работать в это агентство? Разве возможно, чтобы ангел работал бок о бок с демоном?

Лика опустила глаза и некоторое время просто пила чай.

— Ангелы тоже бывают разные, Настя. Мне нравится жить среди людей, я люблю это тело и признаю, что в некоторой степени я шопоголик. — Она улыбнулась. — Другим нравится все видеть на расстоянии. Иногда даже им и вовсе… на все наплевать. Они заняты другими вещами: перерождениями материй, созданием миров. Этот мир огромен и бесконечен. И работать с демоном норой интереснее, чем не работать вовсе. До дела с этой картиной мы вели расследования обычного воровства, злоупотребления артефактами, случаев, когда из-под контроля выходили отдельные создания и твари. До твоего появления жизнь в агентстве была довольно размеренной. Балы на Рождество. Со Стариком мы виделись редко. А теперь он почти все время здесь. И я боюсь, что зло в нем победит.

— Как это происходит? Как появляются ангелы?

Лика засветилась, заискрилась мягкими лучами.

— Мы что-то вроде разумной энергии, способной обретать тело или существовать вне материальной оболочки.

— А Бог существует?

Лика наклонила голову, задумавшись над вопросом.

— И да, и нет. Он есть, но он не такой, как вы его описываете. Люди придумали религию, чтобы установить нормы, чтобы четко поделить на хорошее и плохое все вокруг. Поэтому ты так стараешься определить, каков демон. Он не укладывается в твои нормы. Бог не создает законов, законы придумывают люди. И религии придумывают тоже они.

Она поставила чашку на журнальный столик.

— Хочешь секрет? Люди часто думают, что Бог вмешивается в события, но он гораздо чаще, выражаясь фигурально, предпочитает место зрителя, предоставляя роль судьи кому-нибудь другому. Это ангелы, демоны и прочие твари любят вас, играют с вами и бросают.

— Как ты повстречала графа Виттури?

— Однажды я расскажу тебе историю про очень глупого ангела, которого спас очень злой демон. — Лика улыбнулась. — Хоть граф, конечно, говорит, что все произошло случайно. Но я все равно ему очень благодарна.

Зазвонил мобильник. Лика посмотрела на экран.

— Это Серж.

Она включила телефон на громкую связь.

— Привет, Серж! Как ты?

— Нормально: переливание делать закончили, наконец-то отдали телефон. Как Итсаску?

Настя переглянулась с Ликой.

— Итсаску еще в бешенстве, — ответила уклончиво она. — Пока не говорит с нами, кажется, крушит какую-то аппаратуру. Мы ждем, когда она угомонится, чтобы поговорить. Но думаю, волнуется за тебя. Я обязательно передам, что ты в порядке. Отдыхай.

— Настя, ты знаешь, что произошло с Джонни?

Настя вкратце описала ему сцену на Тибидабо. Она могла поклясться, что Серж ерошил волосы, пока слушал, поправлял очки и рассматривал медицинскую аппаратуру.

— Понятно. Это многое объясняет. Мой прибор в последнее время совсем чокнулся и показывал присутствие демона, хотя я настраивал его именно с Джонни, так что прибор не должен был реагировать на его волну. Эта дрянь пожирала потихоньку Локи изнутри. А сегодня вырвалась из-под контроля. Думаю, Рита заподозрила что-то, решила провести ритуал очищения, потому что в последнее время Джонни был невыносим. А дальше начался какой-то фильм ужасов. Джонни вырвал ей сердце, проглотил его, перекинулся в медведя, подрал Итсаску, повалил Цезаря и убил бы его, не вмешайся Старик. А потом набросился на Лику. Диего встал на защиту. Локи повалил его, ранил и утащил с собой.

Серж вздохнул.

— Постарайся отдохнуть, — сказала Настя.

— Я не смогу, я должен быть с Итсаску. Она напугана.

Настя в глубине души восхитилась Сержем. Любить Итсаску нелегко, она не из покладистых. Но он видел в ней то, чего больше никто не замечал: хрупкую и боязливую, неуверенную в себе девушку.

— Ты можешь включить телефон на громкую связь и поднести к ее двери?

Настя прошла по коридору к комнате, где закрылась Итсаску.

— У меня Серж на телефоне. Хочешь с ним поговорить?

В ответ раздался вопль. Что-то ударилось о дверь.

— Она злится! — перевела Настя.

— Поднеси телефон к двери.

Настя села на пол возле комнаты и поднесла телефон к дверной щели.

— Послушай меня, любимая. В том, что сегодня случилось, твоей вины нет. Ты умирала. Я был рядом и не мог допустить, чтобы ты меня покинула. Знаю, ты много раз пыталась меня оставить, но мне везло, и ты оставалась. Сегодня мне повезло еще один раз. Ради того, чтобы снова увидеть тебя и говорить с тобой, я бы отдал гораздо больше, чем кровь. Я бы и глаз отдал, и руку, и все, чего бы ни попросили. Мне повезло, что ты вампир, а не людоед. — Он засмеялся.

Настя улыбнулась. Она чувствовала, как Итсаску остановилась рядом с дверью и слушала Сержа.

— Подумаешь, пара литров крови. Любимая, я знаю, что спас тебе жизнь. Это самое прекрасное, что я когда-либо смогу подарить тебе. Знаю, я поступил так из эгоизма. Я просто не могу, не в состоянии представить жизнь без тебя!

Настя прислонилась спиной к стене и слушала голос Сержа. В конце коридора, в темноте, голос Сержа слушал и граф Виттури.

— Знаю, ты вбила себе в голову, что, попробовав мою кровь, не сможешь сдержаться в следующий раз. Почему ты так себя не уважаешь? Ты, пожалуй, единственная на свете вампирша, не отгрызшая голову своему приятелю-человеку после ночи любви, а я ведь опасался, что в тебе живет самка богомола.

Настя услышала, как Итсаску тихо засмеялась за стеной.

— А сколько у нас было ночей! И сколько, черт возьми, еще будет! Не верь, что не сможешь. Ты сможешь. Ты самая удивительная на свете. Ты можешь, я верю в тебя. Люблю. До завтра. Твой богомол.

Серж отключился.

Настя ушла, а граф Виттури долго стоял и смотрел в пустой коридор. Иногда он действительно восхищался тем, как люди менялись, становились сильнее, увереннее в себе. Сильная пара. Пара, созданная им.

В Насте сегодня он наконец стал замечать малые ростки духа. Работы еще много, времени мало, но сегодня она нашла силы перечить ему и не бояться. В ней проклюнулся характер защитницы. То, что нужно, если верить его расчетам. Ее душа должна стать сильной. Иначе…

Он тряхнул головой, прогоняя мрак, сгущавшийся вокруг него.


Стемнело. Настя вышла из агентства в сопровождении Лики, и они зашагали вдвоем по направлению к Настиному дому. Было по-весеннему прохладно. Настя поежилась и спрятала руки в рукава куртки.

Лика шла рядом с девушкой, пытаясь понять, что за роль отведена Насте во всей этой игре. Она видела, что демон не просто так играл с ней, он пытался подвести Настю к какому-то решению. Не хотелось верить, что смысл всего — вечная игра и погоня за душами. Если не это, зачем ему с ней возиться? Анжелика понимала, почему граф Виттури работал над созданиями — они живут дольше, чем люди. Люди для него слишком короткий временной отрезок, отчаянно короткий. Она видела слабую сторону Насти — та была влюблена в демона. Но видела и сильную сторону — девушка сопротивлялась искушению изо всех сил.

Сегодня Лика впервые поверила, что Настя может устоять. По тому, как твердо она смотрела графу в глаза. Не замирая и не краснея, как прежде.

Ей очень хотелось рассказать Насте свою историю появления в агентстве, но она все же удержалась.

Настя первой нарушила молчание:

— Я рассказала графу Виттури о том, что видела на сеансе с Ритой. И он согласен с Диего и с тобой: ключевая сила Ноктурны таится во второй картине. Потому наши противники и пытались отыскать призрак художника, чтобы узнать, где второе полотно.

— Значит, будем искать. Жаль, что призрак рассказал только про книгу.

— Честно говоря, я думаю, что он был эмоционально привязан к первой картине, поэтому и появился, когда я была рядом с «Обнаженной». Он рассказал, где искать книгу, потому что сам спрятал ее. Но про вторую картину не обмолвился и словом. Возможно, потому что сам не знает, где она.

— Ты рассказала об этом графу?

— Да. И он, на удивление, со мной согласился.

Лика улыбнулась. Когда же Настя научится доверять своей интуиции?

Анжелика зашла к Насте домой, познакомилась с Юкой и Мартином. Юка, увидев ее, подумала, что где-то уже встречала эту веселую, улыбчивую, красивую голубоглазую блондинку. Но где? Она так и не смогла вспомнить.

Лика поболтала с ребятами и ушла домой.

Настя устало вошла в свою комнату, после горячего душа ей хотелось поскорее упасть в постель.

Увы, напрасные мечты! Она поняла это, когда включила свет и обнаружила графа Виттури у окна.

Минуту они просто стояли и смотрели друг на друга. Настя старалась не думать о том, как красиво закатаны рукава его черной рубашки, о сильных руках с выступающими венами, о том, как широки его плечи и как все это выглядит без одежды.

«Фуфаечка, фуфаечка, фуфаечка», — судорожно повторяла она.

Граф смотрел на ее детскую ночнушку, на косу, лежащую на плече. На то, с какой мукой она старается преодолеть желание. Но при чем тут, черт возьми, фуфаечка?

— Тебе пора пройти инициацию, — вдруг сказал демон.

— В смысле? — Фантазия Насти тут же оживилась. — Сделаешь меня ведьмой? Заставишь присутствовать на балу Сатаны? Я не…

— Конечно, ты не согласишься. Так положено хорошей девочке. Ты не теряла любовь. Может, даже не любила. Нет, для бала нужна женщина отчаянная, храбрая, опустошенная. Злая.

Настя не выдержала его взгляда.

— Ты еще не жила совсем. Все, что было в твоей жизни, — любопытство и интерес, — смягчил он тон. — Ты не знаешь, что такое любовь. Поверь мне, Настя, то, что я хочу тебе подарить, это возможность стать сильнее. Но не мне давать тебе это. И не мне решать, достойна ли ты. Все будет зависеть от тебя. Согласна ли ты попробовать?

— А подробнее нельзя? Как-то непонятно…

— Нет.

Настя вздохнула и кивнула.

Он отошел от нее и, подойдя к окну, раскрыл его нараспашку. Настя обхватила себя за плечи. Прохладный воздух обнял ее своими нежными крыльями.

— Насколько ты веришь мне?

— Не настолько, чтобы шагнуть из окна, если ты об этом.

— Именно об этом. Хочешь попасть в волшебный лес, маленькая девочка? Надо преодолеть страх перед тем, как войти в него.

— Я разобьюсь.

— Доверяй мне. Я хоть раз тебя подвел? Хоть раз был нечестным с тобой? Пытался забрать душу обманом?

— Нет.

— Тогда… — И он сделал приглашающий жест к окну. — Не бойся. Я буду держать тебя за руку. Но ты должна прыгнуть первой.

— Куда мы хотя бы идем? Не на тот свет, надеюсь? — спросила Настя, все еще нерешительно глядя на ночного гостя.

— Я же сказал. В волшебный лес. Не бойся, даже если ничего не получится, ты утром будешь дома.

Она подошла к окну. Поставила стул и поднялась на него.

«Это безумие. Все, что я делаю, это безумие. Он меня хочет укокошить». Но дозы адреналина, выбрасываемого в кровь, придавали бравады и смелости.

Граф Виттури вдруг оказался на подоконнике снаружи окна и протянул ей руку. Она одной ногой встала на каменный холодный подоконник, крепко держась за раму окна, вылезла наружу.

— Страшно?

— Жутко страшно.

— Что же, тогда пора сделать первый решительный шаг в твоей жизни.

— Как бы он не стал последним…

Она крепко сжала его руку и зажмурилась. Звуки ночного города долетали до нее явственно и резко. Где-то провыла сирена. Подумалось, может, их уже заметили соседи и вызвали спасателей. Страх и адреналин сгустились в крови, мешали дышать и думать трезво. Она поняла вдруг, что зашла слишком далеко, чтобы отступать. Пути обратно не существовало. Можно было только сделать шаг вперед. И она его сделала. Сначала ухнула вниз, но даже не успела завопить, потому что почти тут же приземлилась ногами на мягкую траву. Открыла глаза.


Вокруг был лес. Светила яркая луна. Ухал филин. Пели ночные птицы. Настя оглянулась: демон стоял чуть в стороне, почти слившись с черным стволом дерева, на которое небрежно опирался.

— Где мы?

— В лесу. — Она могла поклясться, что он насмешливо приподнял бровь, словно недоумевая, зачем спрашивать об очевидном.

— И что теперь?

— Теперь иди туда, куда ведет интуиция. А я последую за тобой. Я не могу подходить близко. Ты должна решить эту задачу сама.

— Я не знаю, куда идти.

— Тогда стой на месте.

Настя обиженно замолчала. Что за ночь он ей устроил? Босиком по лесу ходить? Та еще радость. И куда, спрашивается, идти? Она стояла, сопя от обиды и чуть не плача. Какой-то ночной кошмар, а не инициация. Пойди туда — не знаю куда. Еще и из окна заставил прыгать.

Шторм мыслей в голове все не стихал. Но звуки ночного леса, шум верхушек деревьев, по которым гулял легкомысленный ветер, постепенно успокоили эту бурю, заставили осесть в душе. Она вдохнула хвойный запах елей. Кваканье лягушек вдруг донеслось стройным хором. Сделаешь шаг вперед — и придется делать следующий. И так, пока не придешь. Но куда? Они могли до утра гулять по лесу. С демоном за спиной Настя не чувствовала страха. И даже без демона она все равно не боялась. Лес после прыжка из окна казался местом более безопасным, чем каменный подоконник. Она еще раз вдохнула воздух. Запах гнилой древесины и грибов, хвои и лесных ягод, влажности и тайны. Чем дольше она стояла, тем больше звуков и запахов окружало ее. Глаза привыкали к лунному свету, а ноги лучше ощущали почву. Настя словно заземлялась все больше, прорастая эфирным телом в почву, становясь частью этого мира. Так куда же идти? А надо ли идти куда-то? По лесу бродят без определенного маршрута, кружат в поисках добычи или выхода. А может, по лесу надо идти так, словно ты сама лес, словно ты сейчас сама в себе, и любой шаг одновременно является и целью, и местом назначения, и процессом, и действием?

Ну что же. Она может стоять, может идти. Она должна выбрать. А может быть, можно сделать шаг и снова остановиться?

Настя скользнула ступней вперед, словно ощупывая почву впереди. Нежная трава щекотала кожу. И она сделала шаг, потом второй. А потом просто не могла остановиться. Не думать ни о чем и следовать интуиции проще, чем казалось. Нужно просто отключить мысли и слушать свои ощущения, слушать лес. Настя шла навстречу лягушачьей песне. Думала, вдруг там болото. Может, ноги погрузятся в мягкую почву, да так, что та крепко их обнимет. Запах тины, стаи комаров, высокие камыши… Вот стали редеть деревца, и она вдруг оказалась не на болоте, а у реки. Слышно было, как бежит вода и колышется трава на берегу. Через речку переброшено бревно. Почему ей кажется, что она этот лес знает лучше, чем демон? Уверена, что там, на том берегу, будет круглая заводь-озерцо. Только надо перейти по бревну. Настя вдруг вспомнила, откуда этот лес. Это лес ее детства. Дача в Подмосковье на опушке — вокруг поля, а если долго идти по лесу, то выйдешь к реке с шатким мостиком, к озерцу, где можно купаться. Это ее лес. Девушка улыбнулась и пошла по бревну. Взметнулись вверх сотни маленьких огоньков. Светлячки, которых в детстве не было, сейчас золотыми искрами плясали вокруг. Настя перешла через реку, приблизилась к озерцу. Вода была недвижима, словно поверхность зеркала, в которое смотрелась луна. Стоило светлячкам отразиться в ней, как под темной поверхностью вдруг появилось белое пятно. Настя пригляделась и испуганно отпрянула: это было человеческое лицо, приближающееся к поверхности. Белая кожа вынырнувшей девушки поблескивала. Настя сначала думала, что от воды, но то были полупрозрачные золотистые чешуйки. Девушка засмеялась звонким голосом при виде испуганной Насти, помахала приветливо рукой.

— Лорелей, Лорелея… — прошептала Настя. Сколько раз в детстве, купаясь в озерце, она представляла, что играет с русалкой!

Лорелей провела рукой по своим зеленоватым волосам с вплетенными кувшинками и показала Насте направление, в котором нужно идти.

— Спасибо, Лорелей!

Все вокруг вдруг приобрело смысл. Пока Настя шла все дальше в лес, без страха ступая по земле, она была уверена, что интуиция или чутье поведут ее дальше. Она словно стала той маленькой девочкой, что следует за клубком ниток или за зовом леса. Потому что доверяет ему.

Иногда она слышала шаги, знала, что демон следует за нею, но понимала, что ведает, куда идти, только она одна.

Но вдруг в темноте между стволов деревьев мелькнули серые тени. Настя остановилась. Сердце учащенно забилось в груди.

В просвет между мелким кустарником и деревьями вышли волки. Их шкуры на загривках стояли дыбом, а десны и клыки были обнажены. Они облизывали свои носы языками и рычали.

Настя в ужасе отступила. Волки двинулись вперед.

Она вспомнила, как граф говорил про волков и лес, и все внутри заледенело: он привел ее сюда, чтобы ее растерзали! Волки сделали еще шаг вперед, рыча и хищно пригибая морды к земле.

— Если ты сейчас в своем лесу, то кто эти волки? — раздался голос графа за спиной.

— Волки! Я не знаю! Просто волки! — Паника не давала дышать. Она огляделась в поисках оружия, коряги, хоть чего-нибудь, но ничего не было. Что он говорит про лес? Почему Лорелей помогла, а волки хотят растерзать?

— Это твои страхи.

Один из волков шагнул к ней. Она снова отступила. Адреналин мощными порциями выбрасывался в кровь.

— Они растерзают тебя, если не справишься и уступишь. — Голос демона был ровным и безучастным.

— А ты? Ты обещал защищать меня! — Настя чуть не плакала от страха.

— Ты должна сама справиться с ними.

Оставаясь за ее спиной, он был готов в любой момент выхватить мечи, но старался говорить безразлично, чтобы Настя не чувствовала защиты. Это ее испытание. Девушка была скована страхом, ужас исходил от нее волнами. Волки тоже это чувствовали, а потому наступали. Неужели он ошибся в ней?

— Это всего лишь мои страхи, это всего лишь мои… — Она чуть не завизжала, когда волк сделал еще шаг вперед. — Это всего лишь мои страхи!

Настя сжала кулаки. Если верить демону, а у нее уже не было причин ему не верить, это не настоящие волки. Это то, что она вскармливает в себе, взращивает своей неуверенностью. Не пора ли?

Она сделала шаг вперед. Волки зарычали и еще больше ощетинились.

— Мамочка! — нервно отреагировала Настя. А потом зачастила: — Вы всего лишь мои страхи. Вы мои. Вы просто мои страхи. Я вас не боюсь.

Она шагала вперед, уже крича на волков. Те рычали, но в какой-то момент вожак отступил — совсем немного, но от Насти это движение не укрылось. И она пошла вперед, на стаю хищников, не переставая на разные лады переиначивать фразу о страхах. Волки сначала отступили, а потом расступились, пропуская ее и демона вперед.

Демон молчал. Настя не хотела поворачиваться к нему. Она шла по лесу широкими шагами, приходя в себя после столкновения со стаей. Граф заставил ее пережить ужас, и не один раз, поэтому она немного злилась на него. А еще была горда собой, благодарна своему спутнику и почему-то с каждой минутой все больше счастлива.

Впереди мелькнул свет. Вскоре они вышли на широкий луг. Ярким пламенем горел высокий костер. Женщины в белых рубахах водили вокруг него хоровод.

При виде Насти и демона они остановились.

— Они зовут себя весталками, солнечными девами, — послышалось у Насти за спиной. — Это тоже часть твоего леса?

— Нет, — ответила Настя.

— Значит, это начало.

Одна из весталок уверенно подошла к ним, а остальные остались ждать у огня. Женщина взяла Настю за руку:

— Пойдем, девочка. Не бойся. Демон не сможет пойти за тобой, с нами ты в безопасности. Дай я расплету твои волосы.

Она распустила волосы Насти по плечам. Прикосновения были нежными и заботливыми, словно руки матери.

Настя сделала шаг и оглянулась на демона. Тот вдруг оказался далеко, на самой опушке леса. А весталки — совсем близко. Солнечные девы обнимали ее, приветствовали. Одна из них сняла с головы венок из луговых цветов и надела Насте на голову. Весталки были разных возрастов и различного сложения, но, когда все встали вокруг костра и взялись за руки, Настя вдруг почувствовала силу и единство, словно, лишь соприкасаясь с ними, стоя в одном кругу, она стала одной с ними крови. Бешеная сила и невероятная легкость вдруг охватили тело. Женщины двигались вокруг костра, пели, пламя то и дело взлетало вверх, обдавая жарким дыханием лица, белые рубахи придавали им полупрозрачность духов. Казалось, Настя водит хоровод с лесными нимфами. Лишь крепкие пожатия рук соседок придавали ситуации капельку реальности. Искры костра яркими пятнами взмывали в темное небо и исчезали в нем. Женщины двигались, то поднимая, то опуская руки, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Они пели, и песня, словно следуя ритму костра, то взлетала вверх, то приникала к земле, то рвалась пламенем и искрами, то становилась спокойной и раздольной.

Где-то раздался волчий вой, протяжный и холодный. Женщины подхватили его. Настя, опьяневшая от запахов луга и костра, от песен и хоровода, запрокинула голову и посмотрела в небо. Миллионы звезд сверкали на нем, и казалось, что огромная луна все приближается и приближается к земле. Восторг охватил девушку. Странное чувство причастности к дикому первозданному миру, дерзкому и восхитительному, естественному и настоящему. Словно она перестала быть кем-то определенным, перестала быть Настей и стала частью целого. Волосы обратились в стебли травы, кости сделались ветвями, плоть — землей. Она превратилась в песчинку, ласкаемую прибоем, в капельку росы, заснувшую на листе, в камень, обвеваемый ветром, в перо на совином крыле, стала темной ночью, цикадой, далекой звездой, искрой костра. Стала волчицей.

Этот восторг вдруг вырвался из ее груди воем: воплем радости, песней о свободе и единстве с сестрами. Она вновь опустила взгляд на пламя, готовясь выразить свой восторг огню, но осеклась, увидев вместо пламени высокий камень с сидящей на нем старухой. Женщины отпустили руки и, разомкнув круг, поклонились старухе. Настя сделала так же, со страхом подметив, как похожа старуха на сказочных ведьм: горбатая, лохматая, с длинным крючковатым носом, беззубым ртом и острым подбородком. Костлявым пальцем с острым когтем она поманила девушку к себе.

— Боишься, девочка? — Голос трескучий и сухой, как хворост. На одном глазу бельмо, а другой смотрит зорко и все время меняет свой цвет.

— Да, — призналась Настя.

— А демона не боишься! — расхохоталась старуха.

Настя пожала плечами. Как объяснить старухе, что демон красив, чертеняка, обходителен и мужественен. Как бояться того, кого видишь в лучших эротических снах? Только, кажется, старуха прочитала и эти мысли. Усмехнулась так, что сделалась еще уродливее.

— Красавец, говоришь? Да. С красотой сражаться сложно, это демоны знают лучше всех. Богатство тоже их удел. Но никогда они не смогут ни себе, ни другому дать свободы. Ты сейчас полна ею, но ненадолго. Стоит отойти от этого камня, и снова прибьешься к нему сердцем.

Ведьмам нужно говорить правду. Настя сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.

— Я его люблю. Он говорит, что это не любовь. А я… мне кажется, не существую, если его нет рядом.

— Он прав. Это не любовь. Это зависимость. Что же… он привел тебя, чтобы вылечить?

Старуха пожевала губами в задумчивости.

— Глупых девчонок, которые не мыслят себя отдельно от объекта их пустой страсти, выдуманной и плоской, я не лечу.

Глаза защипало от слез.

— Я стараюсь. — У Насти перехватило горло от эмоций, и она повторила чуть громче: — Я стараюсь существовать отдельно от него. Стать кем-то, как он советует. Стать самой собой. Но мне не хватает сил, я всего лишь глупая девчонка, а он — демон. Он меня привел сюда, чтобы ты мне помогла. Я не знаю как. Но раз он прислал меня сам… Разве ты не видишь — я не справляюсь?

Она заплакала от стыда за себя. Жрицы положили руки ей на плечи, словно желали поддержать.

Одна из них сказала, обращаясь к старухе:

— Демон прислал ее к тебе, Мать. Он не стал бы этого делать, если бы не видел в ней возможности, шанса.

— Демон хитер и изворотлив. Но женская сущность сильнее демона, если связана с тремя стихиями: природа дает нам силу, наш внутренний лес — желание, а песня — свободу. Ты сейчас шла по своему лесу, знакомилась с ним впервые. Но он всегда с тобой. Природа даст тебе силы, когда ни попросишь. Я же могу дать свободу выбора. Не абсолютную свободу, но начало самостоятельности для твоей души. Если не будешь развивать ее, она зачахнет. Так и знай.

И ведьма вместе с камнем обратилась в огонь.

Настя смотрела на яркие языки пламени. Слезы высыхали на щеках. Шум леса и луга снова вернулся. Весталки стояли рядом.

Настя хотела спросить: что теперь? Дала ей ведьма то, что обещала, или нет? Она отошла подальше от костра, в прохладу ночи. И вдруг поняла: она должна прыгнуть. Прыгнуть через огонь. Не для того, чтобы что-то получить, а попробовать, каково это. Ни в каком другом месте она на это не отважилась бы.

Девушка посмотрела на демона. Тот стоял далеко, на его лице плясали лишь слабые отсветы огня. Но показалось, что он довольно улыбнулся и слегка кивнул, словно соглашаясь с ней.

Настя глубоко вдохнула ночной прохладный воздух. Пора делать выбор. Придерживая подол ночной рубашки, она разбежалась и, оттолкнувшись от земли мокрыми от росы ногами, прыгнула через пламя.

Загрузка...