Исцеление сердца

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.

Сьюзен Фанетти

"Исцеление сердца"

Серия: Саги о женщинах севера (книга 2)

Автор: Сьюзен Фанетти

Название на русском: Исцеление сердца

Серия: Саги о женщинах севера_2

Перевод: DisCordia

Редактор: Eva_Ber

Обложка: Таня Медведева

Оформление:

Eva_Ber

Аннотация

Когда с Севера пришли наемники, и земля Ольги оказалась захвачена ими, сама она попала в плен и стала рабыней. Она и ее люди страдали от нечеловеческой жестокости захватчиков, и даже ее дар и навыки врачевателя не могли им помочь.

Но один из варваров, большой и светловолосый, казался не таким, как все. Он не причинял вреда и не участвовал в издевательствах над новыми рабынями, а поняв, что Ольга — целитель, немного умеющий говорить на их языке, освободил ее для своих собственных нужд.

Налетчики, завладевшие землями, где жила Ольга, надеялись сделать это место своим домом, а она и другие выжившие должны были вместе с захватчиками создать новое общество. Варвары, уничтожившие ее мир и сделавшие ее рабыней, постепенно становились друзьями, равными.

Особенно сильна была дружба с тем, кто сделал ее свободной.

Леиф — лидер и великий воин, участник множества походов. Как один из первых среди своего народа в мире, который они надеялись сделать своим, он пытается наладить крепкие близкие отношения с теми, кто стал их друзьями, с врагами и с народом, который они поработили.

В особенности ему хочется подружиться с темноволосой целительницей, чье стройное тело заключает в себе дух великого воина.

Леиф глубоко предан своему ярлу, как сын предан своему отцу. И когда ярл прибывает в свои новые владения, чтобы насладиться победой, он просто не может поверить в то, что человек, которого он любил, как отца, и его сыновья, которых он считал братьями, способен причинить зло и стать предателем. Но вскоре он понимает, как ужасно ошибался.

Разрываясь между человеком, которому он давным-давно поклялся в верности, и друзьями, ради которых бьется его сердце, Леиф делает опустошающий выбор. Он пытается спасти тех, кого любит. Любой ценой. Даже ценой их доверия и любви.

Последствия его выбора ужасны. Так ужасны, что могут оказаться непростительными.

Но там, где нет прощения, нет исцеления.

Внимание: содержит откровенные эротические сцены и сцены насилия

ГЛОССАРИЙ

Для того чтобы появился этот мир Викингов, я проделала большую работу. Я с уважением отношусь к историческим реалиям скандинавских культур. Но все же я позволила себе некоторую вольность в обращении с великой северной историей, культурой и географией для того, чтобы сделать свой вымышленный мир более богатым. Настоящая культура викингов — это не монолитный пласт, а целое собрание очень похожих друг на друга, но все же разных языков, традиций и ритуалов. В «Сагах о женщинах севера», тем не менее, я позволила себе объединить культурные различия.

Мои персонажи носят имена, соответствующие эпохе и традициям. В любом случае, я использую скандинавские имена в их подлинном написании и произношении — там, где это возможно.

Ви́кинги — раннесредневековые скандинавские мореходы, в VIII-XI веках совершавшие морские походы от Винланда до Биармии и от Каспия до Северной Африки. В основной массе это были племена в стадии разложения родоплеменного строя, жившие на территории современных Швеции, Дании и Норвегии, которых толкало за пределы родных стран перенаселение и голод. По религии викинги, в подавляющем большинстве, были язычниками.

Хангерок — подобие фартука, одежда, которую носили женщины викингов.

Скауз — мясное блюдо, имеет много разновидностей в зависимости от ингредиентов.

Карфи — самый маленький из кораблей викингов с тринадцатью рядами весел.

Ётун — одна из рас гигантов.

Пинг — собрание для решения политических или социальных вопросов.

Вёльва — провидица или медиум.

Ярл — высший титул в иерархии в средневековой Скандинавии, а также само сословие знати. Первоначально означал племенного вождя, позже стал означать титул верховного правителя страны.

О́дин, или Во́тан — верховный бог в германо-скандинавской мифологии, отец и предводитель асов, сын Бёра и Бестлы, внук Бури. Мудрец и шаман, знаток рун и сказов (саг), царь-жрец, князь (конунг)-волхв, но, в то же время, бог войны и Победы, покровитель военной аристократии, хозяин Вальхаллы и повелитель валькирий. Супруга — Фригг.

Вальха́лла, также Валга́лла — по верованию древних скандинавов, рай, куда могли попасть только павшие геройской смертью.

Асгард — один из трёх космогонических миров германо-скандинавской мифологии, созданных триадой богов-демиургов: братьями Одином, Вили и Ве. Асгард — это мир богов-асов, небо и будущее; Мидгард — это мир людей, земля и настоящее; Хельхейм — это подземье, мир умерших предков и прошлое. За пределами созданного тремя богами космоса лежит Утгард, «внешнее отгороженное пространство», трансцендентный мир демонической магии, неподвластный законам асов, иногда отождествляемый с Ётунхеймом, королевством великанов.

Берсе́рк или берсе́ркер — в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в повышенное агрессивное состояние, в сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией и нечувствительностью к боли.

Улфенар — отдельный класс берсеркеров, использующих волка в качестве своего символа. Отличаются свирепостью, и в некоторых сагах упоминаются в качестве элитных воинов Одина.

Иггдраси́ль, также Игдразил — Мировое дерево (дерево жизни) в германо-скандинавской мифологии — исполинский ясень (или тис), в виде которого скандинавы представляли себе вселенную.

ПРОЛОГ. ВОДА

КАК ЭТО БЫЛО

— Он должен пить чай каждый раз перед едой, — Ольга протянула маленький мешочек, и Йоханна взяла его из ее рук. Обхватив ладонями руки девушки, Ольга добавила: — Две больших щепотки. Завари его, как сегодня сделала я, чтобы он стал почти черный, но не мутный. Тогда чай обретет силу, чтобы дать ему облегчение.

— Спасибо тебе. Он выздоровеет?

Ольга оглядела старика, уютно спящего на кровати у дальнего угла домика.

— Твой дедушка — старик, Йоханна. Чай успокоит его и поможет пище остаться в нем, насытить его. Но его время на земле подходит к концу. Он должен уйти с берега. И ты тоже.

Йоханне было двенадцать. У нее еще не было женской крови, но грудь уже набухла, и кровь могла пойти в любое время. Ольга переживала за нее здесь, в рыбацкой деревне. Рыбаки были грубее, чем фермеры в деревне, и Йоханна была одной из всего двух молодых одиноких женщин, проживающих вблизи берега. Без семьи, под защитой слабого больного старика, Йоханна вполне могла оказаться жертвой насилия со стороны какого-нибудь из здешних мужчин.

Ольге такое бедственное положение было знакомо очень хорошо, и она бы ни за что не пожелала такому бледному слабому цветочку, как Йоханна, оказаться в похожей ситуации.

Девушка отстранилась и отошла, чтобы положить мешочек в глиняную банку.

— Он хочет быть рядом с запахом воды, и он еще может вязать сети, особенно в дни, когда чувствует себя хорошо. Он не уйдет, и я не могу просить его сделать себя несчастным, когда он так близок к тому, чтобы оставить меня.

Она вернулась и достала что-то из кармана — маленький, полированный камень.

— Это последний камень из ожерелья моей матери. Хватит?

Ольга сомкнула пальцы Йоханны на камне.

— Сохрани его, kullake. Мне сегодня не нужно платить. Но я приму в дар собранные тобой травы. Ты знаешь, какие лечат лучше. Когда наберешь корзину — позови меня. Или если тебе или твоему дедушке что-то будет нужно. Я приду.

Йоханна склонила голову.

— Спасибо, Ольга.

Ольга заправила прядь тонких светлых волос ей за ухо.

— Будь здорова, дитя.

Проводив Йоханну, она вышла на солнечный свет, встретить позднее летнее утро. Остановилась на мгновение и подняла глаза, наслаждаясь ласковым касанием солнца на щеках. Потом закрыла глаза и вздохнула.

Сегодня она устала.

Ольга оставила свою крошечную хижину в фермерской деревне еще до рассвета, добравшись до замка в телеге, направлявшейся в рыбацкую деревню. Телега перевозила припасы, а взамен забирала рыбу и морепродукты обратно в замок.

Среди припасов, доставленных в деревню утром, была соленая рыба; рыбакам не разрешалось хранить для себя улов. Принц Владимир, хозяин земель, на которых стояли их деревни, их владелец и правитель, забирал все, что давали океан и земля, возвращая назад крошечную часть — отдавая женщинам и мужчинам, благодарным даже за эту малость.

Это была тяжелая жизнь, но так было.

Жизнь Ольги была тяжелее. У нее когда-то был муж: ее забрали из семьи и отдали в жены благословленному вниманием офицеру в охране принца Владимира. Тогда у нее было больше еды на столе, но жить было тяжелее из-за других причин. Когда муж Ольги погиб в одной из многочисленных битв между воюющими принцами, ее выгнали из солдатских квартир.

Теперь она жила сама по себе, целительница и повитуха, как и ее мать, принося утешение своему народу. И пусть живот иногда был пуст, а жизнь — одинока, она, наконец, познала какое-то исцеление, пусть хотя бы в жизни, а не в сердце.

Прохлада коснулась ее лица, и девушка открыла глаза. Белые облака гнались за солнцем, подгоняемые северным ветром. Теплых дней становилось все меньше; рассветы были морозными и бриз приносил холод. На горизонте Ольга увидела тучи — темные, серые. Наверное, будет дождь. Она глубоко вздохнула запахи моря. Да. Наверняка будет, не днем, так вечером.

— Ольга! — дородная женщина в выцветшем красном платке неслась к ней, спотыкаясь. — Ольга!

— Здравствуй, Марет. Что-то случилось?

— Это Хейно. Несколько дней назад он разорвал ногу крюком. Просто небольшая рана, но со вчерашнего дня он не может ходить, и у него жар. Ты посмотришь?

Приезжая в рыбацкую деревню, даже когда ее вызывали к кому-то одному, как в этот день, Ольга всегда брала с собой корзину с кореньями, травами и другими средствами. Кто-то всегда нуждался в ее помощи.

— Конечно, — она последовала за Марет обратно к домам, через дорогу от дома Йоханны и ее деда.

Еще до того, как опуститься на колени у кровати, Ольга знала, что у Хейно заражение крови. Его дыхание было частым и неглубоким, а лицо стало красным и сухим от лихорадки. Она положила руку ему на лоб и почти отшатнулась, как будто обожглась.

Ольга откинула одеяло. Хейно был одет в спальную рубашку, ноги оставались голыми.

— Зажги огонь, Марет. Мне нужна горячая вода и чистое постельное белье, — она открыла свою корзину и достала маленький и очень острый нож.

Марет зашипела при виде клинка.

— Ты будешь резать его?

Ранка была крошечная, едва ли с мизинец длиной. Но Ольга могла представить себе грязь, которая покрывала тот крюк, грязь, которая теперь пустила корни в теплом влажном теле Хейно. Его голень распухла и была, по крайней мере, в два раза больше нормального размера. Кожа казалась стянутой и блестящей, с красно-сине-зелеными полосками вокруг раны.

— Я должна вычистить заразу, если мы хотим спасти ногу. Сколько дней прошло?

Хейно стонал в бреду, пока она ощупывала его в ногу. Марет мешкала с ответом на вопрос.

— Марет, как давно его ранило?

— На следующий день после Мабона.

Празднование окончания жатвы. Деревни собирались вместе в тот день, чтобы устроить праздник. Ольга остановилась и оглянулась на Марет.

— Это было почти две недели назад.

Женщина отвела глаза. Ее щеки, темные и обветренные солнцем и морским воздухом, окрасились в алый цвет.

— Он не позволил бы мне послать за тобой.

— Вскипяти воду. Я постараюсь спасти ногу, но зараза сидит глубоко в плоти.

Марет кивнула и отошла к огню.

— Тогда позволь мне умереть, — раздался с постели слабый шепот. — Мы умрем, если я не смогу ловить рыбу.

Ольга повернулась к больному и положила ладонь на его руку.

— Сейчас не время для такого разговора, Хейно. Позволь мне очистить и осушить рану. У меня есть хорошая мазь, я останусь и поделаю тебе припарки.

— Нам нечем платить, — он закрыл глаза и, казалось, снова забредил.

И хоть он не мог видеть ее, не мог слышать или чувствовать, Ольга улыбнулась и похлопала его по руке.

— Сейчас не время для такого разговора.

~oOo~

Когда Ольга вскрыла рану, из нее вытекла грязная жидкость. Зловоние было такое, что Ольга едва могла дышать. Она помассировала вокруг длинного разреза, пытаясь вытянуть из раны заразу, и повернулась навстречу мучительным стонам Хейно и беспокойным метаниям Марет. Целителю часто приходилось причинять боль, чтобы вернуть здоровье.

Она не была уверена, что в этом случае здоровье вернется, но делала все возможное.

Когда отек заметно спал, и Ольга решила, что больше из раны извлечь руками ничего не удастся, она накрыла рану вытягивающей припаркой. Ткань была мокрой и еще горячей, а травы внутри были лечебные. Хейно застонал в бреду, но не смог проснуться или сопротивляться.

Закончив, Ольга укрыла его, подошла к миске и помыла руки. Марет стояла возле кровати и смотрела на нее.

— Он умрет?

Вытерев руки о юбку, Ольга повернулась.

— Мы все окажемся в земле, Марет. Но это может отправить его в землю раньше. Меня должны были позвать много дней назад.

— Был всего лишь небольшой порез. И у нас нет денег. Он не стал просить помощи, не имея возможности заплатить, — женщина вздохнула. — Я буду голодать, если он умрет.

Ольга подошла к женщине и взяла ее за руку.

— Если это случится, приходи в деревню. И ты не будешь голодать. В любом случае, не больше остальных. Но давай не будем торопить события. Ему в ближайшее время нужно будет поесть, чтобы силы вернулись.

Марет подскочила.

— Да. Я могу... да. Ты будешь есть? У меня только уха, но есть и хлеб, и медовуха.

Часто единственной платой Ольги за ее услуги было место за столом. Этого было достаточно. Она кивнула.

— Я была бы ра…

Ее согласие было прервано воплем снаружи. Ольга и Марет вместе пошли к открытой двери. С берега бежал мальчишка, Петер, и это он вопил во всю силу легких — так сильно, что слово, которое он повторял снова и снова, Ольга разобрала совсем не сразу. Но когда разобрала, ощутила, как сердце пронзает холод.

— НАЛЕТЧИКИ! НАЛЕТЧИКИ! НАЛЕТЧИКИ! — кричал мальчик, пробегая по деревушке. — Налетчики! НАЛЕТЧИКИ С МОРЯ!

~oOo~

Норманны. Варвары.

Чудовища.

Ольга слышала об этом стаде животных, которые приплывали на длинных кораблях с головами драконов и грабили побережье. Эта деревня подвергалась нападению три раза, она слышала об этом с тех пор, как оказалась на землях принца Владимира. Они выпрыгивали со своих странных кораблей и шли вперед, убивали и насиловали, и воровали все, что попадалось под руку. Затем возвращались к своим кораблям и уплывали, оставляя за собой разрушение.

В последний раз, когда в деревне уже не осталось ничего ценного, норманны взяли рабов — всех молодых мужчин и женщин, тех, кто был достаточно взросл, чтобы работать. Оставили старых и самых юных.

Йоханна и ее подруга Хелена в тот день были в лесу — потому они и остались в деревне. Петера, вопящего сейчас о налете, в тот день тоже не было, он ездил в город Мирканди на рынок. Ему тоже повезло.

Тогда эти волосатые гиганты сожгли деревню дотла, смеясь и ревя, когда люди, которые были им не нужны, спасались от огня.

Принцу Владимиру нужна была его рыба, поэтому он послал людей, и они отстроили деревню заново в нескольких милях от берега. Многие остались там ловить рыбу. Теперь рыбаки должны были в начале и в конце сезона нести свои лодки к воде по берегу. Они жили в палатках на берегу большую часть сезона, возвращаясь к своим семьям только раз в неделю.

Ольга все это знала, потому что была частым гостем на побережье и потому что в деревне все семьи были как одна. Но она никогда раньше не видела варваров из этих рассказов.

Сегодня был день отдыха; все мужчины были на берегу, дома, в деревне.

Она стояла в нескольких шагах от двери дома Хейно и Марет и наблюдала за мужчинами и женщинами, хватающимися за остроги и крючья, и даже за сети. Ни у кого здесь не было меча или топора — разве что того, что пригоден для дров и строительства, но они схватили оружие, которое у них было, и были решительны.

Ольга повернулась к Марет. Та словно обмерла.

— У тебя есть оружие?

Испуганная женщина моргнула и покачала головой.

— Оружие, Марет! — Ольга метнулась обратно в домик и забегала глазами по комнате, ища хоть что-то. Наконец она схватила маленький нож для чистки рыбы, из огня достала кочергу и сунула все в руки Марет. — Возьми это и останься с Хейно. Дерись, Марет. Дерись!

— Куда... куда ты идешь?

Когда налетчики ворвались в город и начались крики, Ольга схватила со стола свой нож. Она не ответила Марет; она просто побежала мимо нее, направляясь в дом Йоханны и ее дедушки.

В деревне царил хаос. Ольга понеслась прочь, уже готовая в любой момент почувствовать в спине лезвие варварского топора. Но обошлось.

Дверь в дом была открыта, и Ольга заскочила внутрь. Но было слишком поздно. Дед Йоханны был мертв, его грудь была покрыта кровью, а Йоханна лежала на столе лицом вниз, крича, пока существо в меховой одежде рвало ее одежду.

Эти налетчики не были похожи на тех, о которых она слышала, на тех, кто приходил раньше, — эти чудовища убивали и насиловали без разбора. Нет, не без разбора. Это было еще ужаснее. Они убивали с намерением. Они, казалось, хотели убить каждого мужчину, изнасиловать каждую женщину.

И девочку. Йоханна была еще девочка. Совсем девочка.

Ольга завизжала и подняла нож над головой, ухватив обеими руками, и воткнула его в спину дикаря. Но его меха и кожа были толстыми, а нож — коротким, и она его едва задела.

Однако он взревел и поднялся. Йоханна опустилась на колени и залезла под стол, пытаясь прикрыться. Ее глаза были круглыми от страха и ужаса.

Держа нож перед собой, Ольга двинулась боком, пытаясь оставаться рядом с Йоханной и одновременно найти что-то, чем можно преградить варвару путь.

Он повернулся к ней, рыча как дикое животное. Его голова была обрита, за исключением странного пучка волос на макушке, и его лицо и череп были измазаны красным. Ольга спросила себя, не кровью ли он себя раскрасил.

Она размахивала перед собой ножом, но налетчик засмеялся и взмахнул топором. Боль пронзила ее до костей. Ее лезвие и ее надежда улетели прочь, а толстые, грубые пальцы схватили ее за горло. Она приготовилась умереть.

— КНУТ! — раздался от двери голос.

Ожидая чего-то ужасного, Ольга взглянула в ту сторону и увидела широкоплечего мужчину с распущенными светлыми волосами, лицо которого было забрызгано кровью. Он повернулся к ней, и его глаза — темно-синие и дикие — встретились с ее и задержались.

— Оставь их пока. Солдаты идут.

Хотя она никогда раньше не видела варваров, Ольга немного знала их язык. Ее старший брат Михкель покинул деревню еще в юности и отправился на поиски приключений, чтобы пересечь море и землю. Давным-давно она не слышала о нем и думала уже, что он мертв. Во время своих редких визитов домой он научил ее некоторым вещам, которым научился в путешествии.

У нее был ловкий ум, и она запоминала все, что видела, слышала и переживала. Так что она поняла этого светловолосого гиганта, и, как только рыжеволосый дикарь отошел от нее, поняла, что у них появилась отсрочка. Шанс сбежать.

Когда налетчики ушли, она подняла нож, схватила Йоханну за руку и потянула к двери.

Но бежать было некуда. Налетчики и солдаты дрались у каждого дома, и тела валялись повсюду. Тела людей, которых она знала.

Запах смерти наполнил воздух.

Колени Йоханны подломились, а Ольга едва успела ее поймать. Девушка была слишком напугана; они не смогли бы пройти через этот ряд смертей, не смогли бы спастись.

— Идем… Мы спрячемся и подождем, пока можно будет уйти, — она втащила девочку обратно внутрь, нашла возле очага нож и дала его Йоханне, а затем потащила ее в самый дальний угол домика, за кровать, на которой лежало тело ее дедушки. Его кровь еще капала на грубую древесину пола.

— Может, наши победят? — прошептала Йоханна.

— Может так и будет.

Но Ольга сомневалась. Принц Владимир не отправит солдат умирать, спасая рыбацкую деревню, да еще и за полдня езды от замка. Он оставит хороших воинов рядом и прикажет им защищать замок. Налетчики победят и заберут награбленное.

Ольга ухватила нож покрепче. Она знала, что если что — ей придется перерезать Йоханне горло. Если они не смогут сбежать, их жизни закончатся страданием и мучительной смертью. Было бы милостью покончить с жизнью девушки сейчас, прежде чем она испытает невыносимые муки реального мира.

Ольга знала, что это правда, но не могла этого сделать. Девушка цеплялась за нее, ища утешение. Она успокаивалась рядом с ней, и Ольга не смогла бы встретиться с ее полным ужаса предсмертным взглядом.

Но она была недостаточно сильна, чтобы спасти Йоханну.

Женщины прижались друг к другу, крепко держа ножи, и слушали, как умирает в агонии их деревня.

ЧАСТЬ 1. ЗЕМЛЯ

Глава 1

Варвары захватили деревню и все ее скудные припасы.

Восемь женщин были спасены от смерти во время бойни, чтобы стать рабынями, Ольга и Йоханна были среди них. Юная подруга Йоханны, Хелена, тоже была схвачена, ее запястья и шея были связаны пеньковой веревкой.

Их потащили дальше вглубь страны, где налетчики разбили лагерь. Чтобы удержать женщин, сделали что-то вроде загона, в котором их привязали как скот. Ольга достаточно понимала в разговорах вокруг, чтобы разобрать: они хуже, чем скот, для этих странных мужчин — и женщин, среди налетчиков были женщины, носящие меч и щит и запятнанные кровью так же, как мужчины.

Четверо мужчин — три рыбака и один солдат — тоже были оставлены в живых. Солдата с завязанными глазами привязали к дереву. Остальные работали над постройкой лагеря.

Некоторых женщин потащили прочь от загона, а некоторых оставили там, где они были, все еще привязанными, с веревками вокруг шей.

Йоханна была той, кого потащили прочь. Она закричала и кинулась к Ольге, ее ногти вонзились глубоко в ее руки, но варвар ударил ее по лицу и просто перебросил через плечо.

Ольгу оставили привязанной, бросили лицом в грязь и затянули на горле веревку.

Не впервые ее брали таким образом. Она знала эту боль и знала, что есть мужчины, которые будут получать от ее боли еще больше удовольствия, поэтому она переносила все молча. Она могла слышать крики и стоны других женщин и девочек, и она говорила им, так ясно, так спокойно, как могла:

— Будьте сильными, сестры. Ваши боль и страх питают их.

Однако их страдания были слишком велики, и они не могли молчать.

Заревев и выдохнув ей в лицо зловонием, налетчик кончил свое дело и отошел. Прежде чем она смогла подняться, на ней оказался другой. Она вынесла и это.

И еще раз.

Ольга не сопротивлялась; она была неподвижна и податлива, насколько могла, позволяла насилию просто случаться, потому что это все равно бы случилось — независимо от ее борьбы, независимо от ее боли. Таков был ход вещей.

Потом ее оставили в покое, как и остальных в загоне. И тогда те, кого забрали, вернулись. Ни одна из женщин не осталась целой; они были избиты, на некоторых остались лишь обрывки одежды.

Налетчики, казалось, утолили свою дикую нужду и собрались теперь около большого огня, от которого веяло запахом жареного мяса. У них была другая нужда, а у женщин была передышка.

Йоханну принесли и бросили возле шеста, и снова привязали к нему. Она издала слабый крик и свернулась в клубок. Ольга встала и пошла к ней, игнорируя собственную боль. Хелена, избитая и измученная сама, осталась в рваной блузке, ниже пояса все было почти голое. Она встала на колени над Йоханной, рыдая. Ольга повернула девушку на спину.

— Позволь мне посмотреть, kullake. Позволь мне посмотреть.

Под нежными уговорами Ольги Йоханна расслабила свое тело, чтобы та осмотрела ее.

Кровь пропитала юбку Йоханны, превратив красную шерсть в черную и блестящую. Ольга повернулась, чтобы иметь возможность использовать связанные за спиной руки, и задрала юбку Йоханны вверх по худеньким голым ногам, бледным, но покрытым синими и красными синяками. Из ее женского места лилась кровь. Свободно лилась. Ей было всего двенадцать лет. Только двенадцать, и первая кровь из ее женского места не должна была быть этой кровью.

Солнце все еще светило сквозь бледные облака, и легкий, прохладный ветерок заставлял листья танцевать и петь на ветвях. День казался слишком легким и нежным для такой боли.

Количество крови сказало Ольге, что Йоханна умрет в этот день, в этом ужасном месте, так близко к дому и так далеко. Она умирала в агонии, а ведь вокруг них были травы, чтобы помочь ей и унять боль. На расстоянии вытянутой руки росла мышиная трава, которая могла замедлить кровь и успокоить боль. И были грибы, которые могли просто дать ей облегчение от боли. Могли дать облегчение им всем.

Правильный гриб — и Йоханне больше никогда не придется чувствовать боль.

Все это было совсем близко. Но она была привязана к столбу, и ее руки были связаны за спиной. В беспомощном разочаровании Ольга бросила взгляд на лагерь, как будто от чудовищ, создающих этот кошмар, могла прийти хоть какая-то помощь.

Возле загона стоял тот золотоволосый гигант, который остановил налетчика в хижине Йоханны. Он смыл кровь со своего лица и рук. У Ольги не было причин считать его менее жестоким, чем любой другой из этих варваров. Но он встретился с ней взглядом тогда, в доме, и она увидела в его глазах что-то другое, не тот голод, что пылал кровавым огнем в глазах его товарища. И он не приходил за женщинами. Не в деревне и не здесь, не в лагере.

Ольга поднялась и пошла вперед, насколько позволяла веревка.

— Palun! — позвала она, а потом опомнилась и подыскала слово на языке налетчиков. — Пожалуйста!

Он остановился и повернул голову, но не заговорил.

Ольга сглотнула, веревка впилась ее в горло.

— Пожалуйста, — она искала в уме слова, которым научил ее брат. — Девушка сильно пострадала.

Она кивнула в сторону лежащей Йоханны, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы заполнить пробелы в ее словах.

— Ты говоришь на нашем языке.

Он шагнул к веревочному забору, которым был обнесен загон.

— Мало, да. Растения в лесу. Золотой цвет? — она не знала, как сказать «мышиная трава». — Это ей поможет. Пожалуйста.

— Ты… — он сказал слово, но она не знала его, и только пожала плечами и покачала головой.

— Я не знать этого.

Он сделал паузу, как будто обдумывал, а потом спросил:

— Ты делаешь людей здоровыми?

— Да. Я пытаюсь.

Налетчик вытащил нож из ножен на спине и вошел в загон. Ольга побежала назад, подальше от него и была почти уверена, что он убьет ее. Она споткнулась о свои собственные ноги и упала бы, так как связанными руками не могла себе помочь. Но налетчик поймал ее, его мускулистая рука обхватила Ольгу за талию.

Он был еще более огромным вблизи. Ольга была уверена, что он запросто сможет разорвать ее на две части, и она была уверена, что именно это он и собирается делать. Вместо этого гигант поставил ее на ноги и использовал нож, чтобы перерезать веревку, тянувшуюся от шеста. Все женщины смотрели на них, все, кроме Йоханны, которая снова свернулась клубочком и стонала.

— Пожалуйста. Она страдает. Больше, чем мы. Она только девочка.

Ее ум метался, подыскивая слова на этом странном языке, который не очень хорошо подходил ее рту.

Он повернулся и посмотрел на Йоханну, и, опять же, Ольга увидела, как что-то в его глазах смягчилось.

— Сколько ей?

Она не поняла смысл вопроса и не ответила, и он снова спросил:

— Сколько лет?

Теперь она поняла и первый вопрос.

— Двенадцать.

Его глаза закрылись. Открыв их снова, мужчина посмотрел на нее. Глаза его были темно-синими как сумеречное небо.

— Ты можешь быть полезна. Если ты будешь работать и не станешь вредить, я освобожу тебя, — он помахал веревкой. — Понимаешь?

Она понимала большинство его слов, но изо всех сил старалась понять причину. Почему? Но даже если только временно, это казалось немыслимым благом.

— Я помогаю девушке?

— Если наш целитель может использовать твою помощь, то да. Ты сможешь ходить по лагерю и видеть других рабов, если захочешь. Но если возникнут проблемы, я перережу тебе горло, — размахивая ножом, он снова спросил: — Понятно?

Ольга кивнула.

— Понятно.

Она поняла достаточно — он хотел, чтобы она работала, и он позволит ей помочь Йоханне. Возможно, и другим тоже. И он освободит ее.

Он срезал веревку с ее рук и шеи, а затем убрал в чехол свой нож. Держа ее руку своей огромной рукой, он повел ее из загона прочь, в лагерь. Ольга обернулась:

— Будьте сильными! Я помогу! — сказала она другим.

Она надеялась, что это правда.

~oOo~

Варварский целитель был еще одним мужчиной, с густыми красными волосами и бородой, достаточно крупным, хоть и не таким большим, как светловолосый гигант, что привел ее. Они все здесь были огромными.

Он долго смотрел на ее спутника, потом кивнул.

— Ты говоришь на нашем языке? — спросил ее он.

Ольга опустила глаза; она хорошо знала роль раба.

— Да.

— Ты знаешь, как лечить раны — боевые раны?

Переведя это предложение в голове так быстро, как только могла, она кивнула.

— Я целитель.

Ольга использовала слово, которое использовал светловолосый, и думала, что теперь понимает его значение.

В палатке был только один раненый. Его лицо было покрыто кровавыми повязками.

— Я не нуждаюсь в ней сейчас, Леиф, но она может быть полезна, — сказал целитель светловолосому мужчине.

Леиф. Его имя. Она посмотрела в его лицо и увидела, что он смотрит на нее.

— Хорошо, пока пусть позаботится о рабах. Некоторые из женщин избиты, и от них не будет пользы, если их не подлечить.

Голова Ольги заболела от попыток понять слова, но к ней уже легче приходил смысл.

— Пожалуйста, — сказала она. — Я помогаю девушке.

Прошло уже слишком много времени.

Светловолосый… Леиф кивнул и снова схватил ее за руку. Но вдруг где-то взорвался ревом рог, и вместо того, чтобы вывести ее из палатки, Леиф толкнул ее обратно к рыжеволосому налетчику.

— Ты останешься со Свеном, — значит, рыжего звали Свен. — Держи ее здесь.

И он ушел.

~oOo~

— Уф, — снова пробормотал себе под нос рыжеволосый целитель — Свен. Снаружи были слышны звуки боя и бряцание оружия. — Уф.

Он подошел к выходу из палатки и стал смотреть. Ольга не могла видеть, что происходит, но ей это было не нужно; она уже видела достаточно крови в своей жизни. Она увидела достаточно ужаса за этот один день, чтобы его хватило на всю жизнь.

Она знала, что теперь не сможет помочь Йоханне.

Свен повернулся к ней, свирепый, хмурый, с искаженным лицом.

— Как тебя зовут?

Она не ожидала, что он обратится к ней.

— Я… Я…

— Твое имя, женщина! Я Свен, — он хлопнул по груди.

— Ольга.

— Ольга. Отлично. В конце концов, ты поможешь мне, — Он махнул рукой в угол палатки. — Разложи подстилки и шкуры. Я буду готовиться. У нас будут раненые. Всегда есть раненые. Поняла?

Ольга кивнула и пошла туда, куда он показал. Его голос снова привлек ее внимание, и она снова повернулась к нему.

— Если на нас нападут, встань позади меня. Поняла?

И снова она кивнула. Хотя солдаты, которые напали на лагерь — если это были они — наверняка были на ее стороне, она не думала, что они станут ее спасать.

Глаза Свена обежали ее фигуру, брови взлетели:

— Ты размером с ребенка. В этих тощих руках едва ли больше сил, чем в руках ребенка.

Ольга ничего не сказала. Она была маленькой и среди своих людей и худенькой, но не размером с ребенка. Эти гигантские люди для нее были не совсем людьми.

Свен обернулся и присел перед сундуком. Покопавшись в нем, он что-то в нее бросил. Инстинктивно она поймала. Ткань.

— Прикройся.

Он кинул ей тунику из грубой шерсти. Ольга оглядела себя и только сейчас заметила, что рубашка разошлась посередине. Ее грудь была почти обнажена.

Она натянула тунику на голову и скатала слишком длинные рукава, пока не освободила руки.

— Давай, готовься, — сказал Свен и перестал обращать на нее внимание.

Ольга приступила к работе.

~oOo~

Четверо мужчин и две женщины — Ольга снова поразилась тому, что видит женщин-воинов, с мечами в руках, в кожаных бриджах и с забрызганными кровью лицами — некоторые были не выше нее — были принесены в палатку после боя. Один из мужчин и одна женщина были вскоре вынесены прочь, после того, как Свен осмотрел их, а затем покачал головой.

Остальные четверо и мужчина с повязками на лице требовали заботы. Налетчик, принесший раненых, остался и начал помогать исцелению, поднимая тяжелые тела и снимая доспехи с окровавленных конечностей.

Окруженная работой, которую хорошо знала, Ольга сосредоточилась на своих задачах. Спустя короткое время Свен, казалось, заметил ее мастерство и поверил в намерение помочь. Он доверил Ольге работать одной. Когда она сказала, что ей нужна определенная трава, используя пантомиму, чтобы помочь себе с объяснениями, он даже послал налетчика, чтобы собрать эту траву.

За пределами палатки звуки битвы сменились звуками ее последствий. Ольге не нужно было выглядывать наружу, чтобы понять, что налетчики снова победили.

У входа возникло какое-то оживление, и толпа — четверо мужчин — ворвалась внутрь, чуть не сорвав палатку. На руках у них был залитый кровью гигант. Ольга не видела еще таких больших мужчин. Он был больше Свена и остальных.

Они несли его лицом вниз, и Ольга сразу увидела почему. Похоже, он был почти разрезан пополам. Длинная, широкая рана пересекала спину от плеча до пояса, и когда мужчины положили его на подстилку, слишком для него короткую, рана разошлась, и Ольга увидела ребра.

Она ждала, что Свен покачает головой, и мужчины вынесут гиганта прочь. Но этот человек, должно быть, был кем-то особенным. Возможно, он действительно был гигантом, нечеловеком. Свен встал на колени у его бедра и вонзил пальцы глубоко в рану. Затем поднес руку ко рту и облизал кровь.

— Чистая. Слава богам. Уходите и дайте мне поработать.

Люди, которые принесли гиганта в палатку, кивнули и ушли, и Свен начал смывать кровь с широкой спины.

— Я помогаю? — спросила спокойно.

Сверкнув зелеными глазами, Свен ответил:

— Ты помогаешь другим, чтобы я мог заняться им. Дэн, — кивнул он в сторону мужчины, который остался помогать, — поможет тебе. Понятно?

— Понятно, — но Ольга решилась спросить больше. — Он важный?

Свен остановился и посмотрел на нее. На этот раз она не отвернулась.

— Да. Он важен для нас. Хороший человек, легенда.

— Прости. Я не знаю... легенда.

Другой налетчик, Дэн, теперь стоял рядом, он и ответил:

— Наши люди рассказывают о нем истории. Ты знаешь слово истории?

— Да, я знаю. У нас есть истории. О великие люди. Сильные.

— Вали Грозовой Волк — именно такой человек, — сказал Дэн. — Лучший из нас.

Ольга думала, что даже лучшие из людей не могут быть такими большими, но промолчала.

~oOo~

Тучи, которые Ольга видела утром, долгие часы и целую жизнь назад, обрушились на них в сумерках, вскоре после того, как легендарный гигант был перенесен в палатку. Ольга повернулась и вгляделась в непрозрачный щит воды, стекающей в грязь за пределами палатки, прислушалась к оглушительному грохоту дождя, бьющего в крышу палатки, и подумала о женщинах, привязанных к столбу.

Не желая этого, она все-таки бросила их. Она знала, что Йоханна мертва и, возможно, другие тоже. Прошло несколько часов с тех пор, как Леиф забрал ее, и Ольге досталось так много работы, что она едва вспоминала о них — о друзьях, о женщинах ее народа. А теперь она стояла тут, в сухости, укрытая от дождя, а они были одни, во власти стихии и бесчисленных кошмаров.

Гигант был в сознании, но не совсем понимал, что происходит. Свен начал зашивать страшную рану, и хриплый стон время от времени срывался с губ раненого, когда костяная игла входила в израненную плоть.

По мнению Ольги, Свен причинял боль зря. Ни одно смертное существо, даже этот легендарный гигант, если он не был сделан из чего-то большего, чем мясо и кости, не смог бы пережить такое ранение.

Палатка затрепетала, когда кто-то вошел внутрь, и Ольга быстро повернулась, ее сердце забилось. Ей не нравилось, когда налетчики оказывались за ее спиной; каждый раз она ожидала, что ее схватят или проткнут мечом.

Это была женщина-воин, промокшая от дождя, но все еще покрытая кровью с ног до головы. Она была высокой, на голову выше Ольги.

Она обвела взглядом всех людей в палатке. Когда ее глаза устремились к Ольге, та увидела, как странно они прекрасны. Два разных глаза на одном лице. Левый глаз был синего цвета, светлого и глубокого, как безоблачное небо. Красивый, но не необычный. Другой, однако, был чудом. Ольга никогда не видела такого. Неосознанно она уставилась на женщину, пытаясь разглядеть этот глаз. Свечи в палатке горели ярко, и Ольга увидела в глазу женщины зеленовато-голубой и янтарный оттенки. Но настоящим чудом были полосы коричневого цвета, пересекающие янтарный, зеленый и голубой цвета.

Женщина-воин склонила голову, и Ольга поняла, что пялится, и опустила глаза. Ей было стыдно.

— Как он? — спросила Свена женщина.

Свен был потрясен тем, что она с ним заговорила. Он не смотрел на нее.

— В ране нет внутренностей, так что, если кровотечение остановится, он сможет выжить.

— Видишь, Бренна Око Бога? — вдруг прошептал гигант слабым и хриплым голосом. — Мы предназначены судьбой спасать друг друга.

Вали Грозовой Волк и Бренна Око Бога. Ольга почти улыбнулась. Между этими двумя было что-то сильное. Настоящая связь. Ольга чувствовала, как их жизненные силы смешиваются и становятся чем-то новым, чем-то особенным и единым, и она думала, что теперь понимает то странное слово.

Легенда.

~oOo~

Рана Вали Грозового Волка могла быть чистой от внутренностей, но она не могла быть не заражена. На следующий день у него началась лихорадка, рана опухла, и Свен и Ольга долго работали, чтобы ее очистить.

Женщина-воин со странным и красивым глазом снова пришла посидеть с ним. Бренна Око Бога. Эти люди, должно быть, считали ее глаз более чем странным. Они, казалось, боялись его и ее. Все, кроме гиганта, Вали.

У народа Ольги не было богов. Они верили, что то, что было на земле, и в ней, и над ней, и за ее пределами, было частью одного целого, что жизнь катилась, как колесо, и что единственным, что имело значение, было равновесие. Они праздновали дни солнцестояния, самые длинные и короткие из дней, и посев и жатву, потому что в те дни равновесие было наиболее явным. Они относились к зверям, деревьям и растениям, земле, морю и небу с уважением, но как к равным, не ставя одно выше другого.

Благородные из замков, возможно, видели равновесие иначе, но они почти не знали благородных. Они были теми же налетчиками, только несколько другого толка. И они никогда не уходили и не оставляли их в покое.

Рог снова взорвался ревом, и Бренна ушла. Вскоре после этого большая группа налетчиков покинула лагерь верхом. Свен стоял у проема палатки, бормоча что-то себе под нос.

Ольга подождала, пока он вздохнул и повернулся к раненым, прежде чем спросить, может ли она, наконец, пойти к женщинам.

~oOo~

Йоханна умерла. Женщины ухаживали за ней так, как только могли, но она все же умерла — так и лежала привязанной к столбу.

Дождь и ночь, и налетчики — все это было тяжело. Женщины все были почти или полностью голыми, и жались друг к другу, пытаясь согреться.

Ольга, полностью одетая и сытая, чувствовала глубокую вину и видела осуждение на лицах своих подруг.

Но она принесла куски серого хлеба, два меха с водой и пучок трав, собранных у края лагеря, она сделала все, что могла, чтобы облегчить их участь. Они вырвали хлеб и воду из ее рук.

У Ольги не было времени и возможности приготовить травы как нужно, но она постаралась изо всех сил. После того, как она обработала открытые раны женщин подготовленной лечебной кашицей и дала им травы, которые должны были сгустить их кровь и остановить кровотечения, Ольга раздала женщина грибы.

— Это облегчит боль, когда придут мужчины. Я попрошу забрать Йоханну и постараюсь достать одежду. Простите, большего обещать не могу.

— Таков путь вещей, — сказала Лагле и взяла у Ольги горстку маленьких грибов на длинных ножках. Она посмотрела на грибы. — А если мы съедим все это сразу?

Ольга поняла, о чем спрашивает Лагле, и покачала головой.

— От них вы только будете болеть и страдать. Я не могу уйти далеко в лес, не могу принести больше грибов. Прости меня.

В лагере поднялся переполох, налетчики возвращались.

— Я должна идти. Вернусь так быстро, как смогу.

Окинув последним долгим взглядом маленькое, скрюченное тело Йоханны, Ольга поспешила от загона назад к палатке целителя.

~oOo~

Ольга вышла из палатки, ей нужно было облегчиться. Хотя многие мужчины до сих пор пугали ее, они не приставали к ней и не насиловали с тех пор, как Леиф снял с ее шеи и рук веревку. Как будто им было приказано оставить Ольгу в покое.

Только Вали теперь остался в палатке, и он уже исцелялся от лихорадки и заражения. Ольга думала, что этот гигант выживет. Должно быть, он был чем-то большим, чем просто человек.

Бренна, женщина-воин — Ольга несколько раз слышала, как ее называли Дева-защитница, и думала, что разобрала значение этого слова — спала в палатке целителя, рядом с Вали. Эти двое были связаны, хотя Бренна, похоже, не знала об этом. Сильная аура мира поднималась вокруг, когда они касались друг друга. В этом месте было так мало мира, что Ольга не могла не заметить. Мир Вали и Бренны давал ей какое-то подобие покоя.

Возвращаясь из-за дерева, за которым она присела, Ольга услышала какой-то звук и остановилась.

Лесное животное? Нет, мужчина. Звук боли или удовольствия. Звуки, которые издавали некоторые мужчины, были похожи.

Стон. Это был стон — длинный, глубокий, мучительный стон истинной боли. Ранее она слышала крики солдата, которого пытали, но за пределами лагеря не могло быть пленников. Должно быть, это был кто-то из налетчиков, и Ольга решила проигнорировать его и вернуться в палатку целителя. Теперь, когда Вали выздоравливал, возможно, Свен захочет помочь женщинам.

Или он решит, что она ему больше не нужна, и отправит ее обратно в загон. Она замерла, задаваясь вопросом, а стоит ли обращать внимание на боль одного из чудовищ, убивших так много ее соплеменников.

За исключением того, что Ольга уже не могла считать их чудовищами. Она чувствовала, что ей нравятся и Свен, и Дэн. И Вали, и Бренна. Спрятавшись в палатке целителя, выполняя работу, которую она хорошо знала, Ольга стала для них не просто рабыней, а мастером своего дела. И она видела больше этих людей, чем женщины в загоне, привязанные к шесту.

Она не смогла проигнорировать боль, когда та была так близка и так очевидна. Ольга двинулась в направлении звука.

Там был Леиф. Сидел на большом камне, спиной к ней. Она узнала его кожаный доспех, по которому рассыпалась грива золотистых волос. Леиф сидел, согнувшись, спрятав лицо в руках, и он снова и снова стонал в ладони.

Звук чистого горя.

Это была настоящая боль, глубокая и мучительная. Он хотел побыть один. Решив, что стоит развернуться и оставить его, прежде чем он узнает о ее присутствии, Ольга не осознавала, что идет вперед, пока не оказалась почти рядом с ним. Леиф не обращал на нее внимания, пока ее рука не вытянулась и не коснулась его головы, не провела по волосам. Они были мягкие и густые, как золотистая пряжа.

Леиф дернулся от ее прикосновения и вскочил, его большая рука сжала навершие меча у бедра. Он был готов к бою, но на лице была все та же чистая боль, что и в голосе.

— Ты, — сказал он, но в этом слове не было ни обвинения, ни злобы. Только удивление.

— У тебя боль.

Его плечи расслабились.

— Ни один целитель не может облегчить ее.

Не зная, почему, Ольга подошла к Леифу и положила ладонь ему на грудь.

— Значит, боль в сердце. Печаль.

Леиф уставился на ее руку, и она почувствовала, как поднимается и опускается его грудь. Затем он поднял свою руку. Обхватив пальцами запястье Ольги, он убрал ее руку со своей груди.

А потом снова сказал:

— Никто не может облегчить ее, — и повернулся и пошел обратно к лагерю, оставив ее одну в растущей темноте.

Глава 2

Прикосновение рабыни осталось на его коже даже после того, как Леиф убрал ее руку. Оно жгло его как ожог, пронзая насквозь до самого сердца.

Она была маленькой, такой маленькой. Когда женщина подошла к нему и положила руку ему на грудь, ей пришлось поднять свою руку на уровень лица. И такой изящной — ее ключицы выпирали под кожей, а руки и ноги были длинными и стройными. Ее глаза были большими и темно-карими, как у лани, а волосы были темными. Они были связаны узлом на затылке и завернуты в шарф, когда Леиф впервые ее увидел, но тяготы лагерной жизни лишили ее шарфа, и теперь длинная коса спускалась по ее спине ниже талии.

Женщина выглядела как существо из Альвхейма (прим. один из миров в германо-скандинавской мифологии, родной мир светлых Альвов), красивая и чувственная, и не предназначенная для этого жестокого мира мужчин.

Он был рад спасти ее от насилия, но не смог спасти ее от судьбы. Колдер убьет всех пленников, когда они отплывут в Гетланд. Даже если бы он или его отец захотели заняться торговлей рабами — а они об этом и не думали — их корабли уже набрали столько добычи, что едва оставалось место для самих налетчиков.

При мысли о замке разум Леифа снова обратился к ужасу и злости, которые наполняли его, когда пришла рабыня. Он снова увидел Эйнара, своего младшего сына, единственного из его детей, оставшегося в живых, — он увидел голову своего мальчика, выставленную на блюде, выложенном зеленью, его мертвый рот и глазницы, набитые фруктами.

Эйнару было всего четырнадцать лет. Леиф не позволил бы ему отправиться в этот поход. Но у Эйнара уже было его кольцо. Он был мужчиной, а не мальчиком, и он сделал свой выбор. В четырнадцать лет сам Леиф уже был женат и даже стал отцом.

Тот первый ребенок, а теперь все шестеро его детей, и его жена, и ребенок, которого она носила — все были мертвы. Леиф остался один.

Их мир был жестоким миром страшной и красивой смерти. Это была та смерть, к которой стремился воин, если он хотел попасть в Валгаллу. Леиф не питал иллюзий; он хорошо знал, что Эйнар может умереть в этом походе, как и любой из них. Жить на лезвии меча, умереть на лезвии меча. Это был их путь.

Однако то, что сделал принц, находилось за пределами их понятий о чести.

Принц Владимир решил, что это хорошая шутка, — призвать налетчиков в замок, унизить и оскорбить их, подав молодых разведчиков Эйнара Хальвара в качестве праздничного блюда.

Теперь принц и его слуги были мертвы, и налетчики удерживали его замок и его земли.

А то, что сделал Леиф… он закрыл глаза, но это только воскресило в его памяти еще больше деталей. Не воспоминаний о резне — он никогда не запоминал бой, помнил всегда только свою руку и агонию, ревущую в голове. Но он вспомнил, что было потом, тела мужчин и женщин — и детей, маленьких детей — валяющиеся у его ног кучей плоти.

Они были его врагами, они были людьми принца, и не он привел женщин и детей в зал, посмотреть на врага. Но именно его клинок убил многих из них.

Леиф принес клятву верности отцу Колдера, ярлу Эйку, и считал ярла и его взрослых сыновей семьей. Теперь они — его единственная семья. Он был близок с ними всю свою жизнь. Эйк не удерживал никого насильно в своем отряде и не жалел своих врагов. Леиф понимал, что это путь их народа, и не осуждал никого, кроме себя.

На службе у Эйка Леиф убил сотни мужчин и женщин. Он убивал мальчиков, еще качавшихся под тяжестью мечей. И брал награбленное во время набегов, не испытывая жалости.

Но изнасилование женщин и убийство детей он оставлял тем, чьи сердца и желудки были крепче, чем его. Жажда крови наполняла его — как и любого воина в бою, но когда лязг мечей стихал, стихала и она. Ему хватало боевых кличей и яростного рева победы. Ему не нужно было насиловать испуганную селянку или вскрывать живот младенца на ее руках, чтобы дать последней ярости догореть дотла.

Но сегодня, увидев голову своего сына — все, что осталось от его мальчика — он ощутил такую ярость, какой не испытывал никогда.

И теперь он остался один, последний из его детей умер, и кровь чужих детей была на его руках.

Его боль было не унять.

Ему придется жить с ней еще долго.

~oOo~

Не чувствуя себя способным уснуть, Леиф провел большую часть ночи возле огня, наконец, уснув, когда небо уже начало светлеть.

Казалось, он закрыл глаза лишь на мгновение, когда кто-то ткнул его в бедро. Леиф открыл глаза, чтобы увидеть стоящего над ним Колдера. Прошел, по крайней мере, час, солнце еще не взошло, но небо стало серым, а значит, начинался рассвет.

— Где Око Бога?

Леиф видел, как она входила в палатку целителя накануне вечером, когда они вернулись из замка. Зная, что в той палатке был только один раненый, и зная, что Бренна провела там много времени, Леиф заколебался, не зная, что сказать.

Колдер презирал Вали Грозового Волка. Его отец заключил союз с другим ярлом, Снорри, и, хоть и было решено, что возглавит альянс Колдер, воины Снорри подчинялись только Вали. И он был легендой, Ульфхедином, известным сверхчеловеческой силой и свирепостью, а также твердым и верным сердцем. Леифу были знакомы быстрый ум Вали и его умение говорить. Он уважал Вали.

Хоть ярлы и были союзниками, в прошлом между ними часто вспыхивали распри, и Колдер изо всех сил пытался скрыть свое презрение к людям Снорри. Вали, главный соперник Колдера — и великий воин, как думал Леиф — теперь оказался в центре ненависти Колдера.

У ярла Эйка была своя легенда: Бренна Око Бога, могучая и доблестная Дева-защитница, которую, по мнению Эйка и его сыновей, дал им сам Один. Ее странный правый глаз был глазом самого Одина, тем, что он отдал Мимиру в обмен на мудрость, и большинство людей считали ее дочерью Великого отца. Именно поэтому никто не смел долго на нее смотреть.

Леиф хорошо знал Око Бога, возможно, лучше, чем большинство. Он обучил ее боевому искусству. Он знал, что она — молодая женщина, которая считала себя одинокой и держала одиночество перед собой, как щит. Хотя он был старше Бренны едва ли на десять лет, Леиф перенес на нее свои отцовские чувства — хоть она не принимала этого и вряд ли была бы рада, если бы узнала.

Если она нашла связь с другим, даже с человеком, который когда-то был и может снова стать врагом, Леиф не хотел разрывать эту связь. И уж точно не хотел он, чтобы Колдер стал ей мешать. Колдер был старшим и самым близким другом Леифа, но он был воспитан в твердости и знал, что твердость есть сила.

Леиф любил ярла и любил сыновей ярла. Он любил их за их добро, но не притворялся, что не видит в них зла. Ни Эйк, ни Колдер не были сдержанными, когда видели вызов или угрозу, а это они видели почти везде.

Если бы Леиф сказал Колдеру, что Бренна и Вали проводят вместе время, в лагере могла бы пролиться кровь.

— Ты же знаешь Око Бога, — вместо правды сказал он. — Скорее всего, она опять ушла в лес.

Колдер крякнул и посмотрел на лагерь.

— Идем со мной, друг. Я должен говорить сегодня, и я хочу отработать с тобой свою речь.

И Леиф встал и пошел со своим другом.

~oOo~

— Ты, кажется, не удивлен, — заметил Колдер, когда закончил говорить.

— Я не удивлен. Когда мы приплыли сюда, зная, что совсем недавно здесь уже были Финн и его отряд, я понял, что ты задумал не просто налет. Я удивлюсь, если окажусь единственным среди нас, кто сразу посчитал, что ты намеревался захватить замок, — Леиф вздохнул и добавил: — Я удивлен, что ты решил скрывать это от нас.

— Я хочу остаться здесь, и я хочу заявить права на эту землю от имени моего отца.

Леиф вскинул голову. Половина налетчиков принадлежала к отряду ярла Снорри. Если Колдер заявит права на землю только от имени Эйка, это будет настоящая война. В первую очередь, именно Эйк стремился к альянсу.

— Тогда зачем тебе вообще был нужен альянс?

Колдер не ответил, и Леиф попытался найти ответ сам. Но Колдер кивнул и легко похлопал его по щеке:

— Не волнуйся, мой друг. Все будет хорошо. Провидец предсказал отцу, что боги с нами. Я говорю тебе об этом сейчас, чтобы ты сказал мне, что думаешь, и чтобы твой вывод помог мне найти способ рассказать все другим.

Понимая, что от него нужно и чего Колдер от него ожидает, Леиф кивнул.

— Если ты разрушишь альянс здесь, в Эстландии, твой лагерь расколется, Колдер. Будь сдержанным. Твой отец — ярл. Если нужно что-то сделать, то это должен сделать он.

— Но его здесь нет. Это мой клинок омыл кровью Владимира эту землю.

Колдер стал нетерпеливым за последние несколько лет, он просто мечтал выйти из тени своего отца. Леиф понимал его нетерпение и попытался урезонить друга:

— И у тебя будет твоя слава. Ты вернешься в Гетланд и к отцу на кораблях с добычей. Если мы будем сражаться друг с другом, мы только потеряем людей. И твое возвращение не будет таким великим.

После долгого, тяжелого молчания Колдер кивнул.

— Ты мудр, Леиф. Ты видишь причину, когда я чувствую только желание.

Это всегда было правдой. Хоть Колдер и был старше, Леиф был мудрее.

Мужчины обнялись и вернулись в лагерь.

~oOo~

После разговора Колдер ушел. Леиф стоял рядом с Бренной Оком Бога и смотрел, как его друг возвращается в свою палатку. Ткань затрепетала, когда он закрыл полог; Колдер был зол.

Леиф не планировал оставаться в Эстландии и удерживать замок. Но Грозовой Волк и Око Бога вызвались, и Леиф увидел в этом дурной знак. Кроме того, его возвращения в Гетланд никто не ждал. Последний из его семьи, его последний сын, был в этой земле — то немногое, что от него осталось. Он не был готов оставить Эйнара, еще нет.

— Ты должен пойти к нему, — сказала Око Бога. — Пусть он поймет, что лучше оставить силу позади.

Она повернулась и уставилась на палатку целителя, в которую только что вернулся Вали.

Все, и Колдер особенно, были потрясены, увидев великого воина, стоящего на своих ногах и говорящего сильным, твердым голосом. Вали возразил Колдеру и изменил свое намерение, и Леиф увидел, как убийственное желание осветило глаза его друга.

Но Леиф верил, что собрание прошло так хорошо, как только могло. Отряды обоих ярлов хотели удержать замок. По крайней мере, в Эстландии альянс останется нетронутым, и Леиф сделает все, что в его силах, чтобы убедиться в том, что союз не будет разрушен.

Что касается дома, Колдер вернется победителем, и даже ярость Снорри не сможет уменьшить его заслуг. Если бы у Эйка был какой-то другой план, какая-то темная цель, то отсутствие Вали дома ослабило бы Снорри и помогло бы Эйку с его планом.

Леиф сожалел об этом; ему тяжело было думать, что клятвы были даны с целью их нарушить, но он клялся не потому. Он поклялся Эйку, и его верность покоилась в Гетланде.

Око Бога снова направилась к палатке целителя. Леиф проследил за ней, а затем снова взглянул на палатку Колдера. Бренна Око Бога была права. Только он мог заставить Колдера понять, что сила все еще на его стороне

Леиф не умел предвидеть, он не мог догадываться, что их всех ожидает на этой земле. Он не был ни провидцем, ни лидером. Он был всего лишь воином и другом.

~oOo~

После двух дней и четырех поездок налетчики забрали из замка столько добычи, сколько могли увезти корабли, учитывая, что тридцать человек остались зимовать.

Лагерь был свернут, люди тащили к берегу снаряжение и сундуки с драгоценными металлами и камнями. Колдер стоял у черного кольца, в котором ночью горел их костер, и наблюдал за работой. Медленно, удовлетворенно кивнув, он повернулся к Кнуту.

— Ты и Вигер — убейте пленников.

Кнут кивнул и повернулся, чтобы найти Вигера.

— Стой! — вырвалось у Леифа, и Колдер повернулся к нему.

Теперь, когда лагерь был свернут, они четко видели загон. Женщина-целитель, Ольга, вернулась к другим и снова оказалась привязана, когда они начали сборы. Леиф не думал, что кому-то было дело до женщин в этот день; забот было слишком много.

Он надеялся, что это так. Он должен был уделить этому больше внимания. И теперь Леиф должен был ответить Колдеру и объяснить, почему он оспорил его приказ.

— Целитель. Она знает наш язык. Она может помочь нам в замке.

Колдер ухмыльнулся.

— Тебе она нравится, мой друг?

Леиф не ответил, и ухмылка Колдера переросла в самодовольную.

— Ладно, — он помахал Кнуту. — Приведи моему другу его питомца. Убей остальных.

~oOo~

Он хотел бы, чтобы рабыню — Ольгу, теперь он помнил ее имя — привели к нему первой, но у Вигера и Кнута были другие планы.

Когда Вигер передал Леифу конец веревки, Ольга была забрызгана кровью своих друзей, и глубокие карие глаза смотрели на него со страхом и ужасом.

— Мне жаль, — сказал он, разрезая ее путы. — Я бы отпустил тебя, если бы мог.

— Это… способ вещей, — ответила Ольга, ее мягкий голос дрожал. Когда он освободил ее руки, она потерла запястья. — Я не свободен. Это так?

Никогда прежде Леиф не задумывался о тяжелом положении раба. Рабы были трофеем; их свобода была просто еще одной вещью, которую они потеряли. Но теперь он почувствовал угрызения совести.

— Нет, ты не свободна. Мы отвезем тебя в замок. Нам нужно, чтобы ты помогла нам понять свой народ. И Свен возвращается домой, так что нам нужен целитель. Так что мы не можем тебя отпустить. Но я не буду тебя связывать, если ты не станешь сбегать. Ты понимаешь?

Ольга подняла глаза, ее взгляд изучил его лицо.

— Ты можешь держать мужчин подальше?

— Да, — и он хотел бы. Леиф чувствовал желание защитить эту маленькую женщину. Он не знал, откуда оно взялось, но оно было сильным.

— Твое слово хорошо? — спросила она, ее глаза сузились.

— Да, — это тоже было правдой. Он не давал обещаний легкомысленно, даже рабу, и с готовностью принимал на себя груз ответственности. Его слово было самым ценным, что у него было.

— Тогда никакой веревки.

~oOo~

Несмотря на свою силу, Вали едва добрался до замка. Через несколько мгновений после того, как они вошли в зал, пока Леиф все еще стоял с закрытыми глазами, пытаясь отогнать воспоминания о поданной на блюде голове своего сына, могучий Грозовой Волк упал на каменный пол без сознания. Бренна Око Бога сделала два быстрых шага, направляясь к нему, а затем замерла, словно сама себе удивившись.

Сняв с него шкуры, они увидели, что спина Вали покрыта свежей кровью. Наверняка открылась рана.

Леиф нашел Ольгу взглядом.

— Нам нужны твои силы целителя.

Она присела рядом с Вали и задрала его плотную тунику. Осмотрев его спину, она произнесла много слов, которые Леиф не понял, а затем вздохнула и посмотрела на него.

— Уложи его в постель. Я поищу, — она что-то еще сказала на своем языке и снова вздохнула, — вещи, которые мне нужны.

Леиф кивнул и повернулся к налетчикам.

— Давайте отнесем нашего друга на одну из этих королевских кроватей.

Потребовалось четверо мужчин, чтобы поднять Вали, но, в конце концов, они нашли для него кровать и уложили на нее.

~oOo~

Позже, после того, как Ольга позаботилась о Вали, и Леиф поговорил с ним, Леиф отправился за Оком Бога. Бренна была в конюшне, расчесывая пальцами пышную, сливочную гриву кобылы, с которой, казалось, подружилась. Леиф давно знал, что она предпочитает компании людей компанию животных — любых животных, от гетландских глупых коз до такого великолепного зверя как эта кобыла.

Она коротко посмотрела на него, когда он подошел к ней, но не заговорила. Она редко это делала без необходимости.

— Он проснулся и просит тебя.

Никакой реакции.

— Кажется, ты важна для него.

Она тихо фыркнула в ответ.

— Нет? — но Леиф не верил. Это было очевидно. Слишком очевидно.

Око Бога посмотрела на него, их глаза встретились. Как и любой другой, Леиф почувствовал желание отвести взгляд. Он не боялся ее или ее глаза, но в нем было что-то нереальное, что-то настолько сильное — словно она уже видела перед собой его смерть.

Он хотел удержать ее взгляд, но моргнул, и Бренна сама отвернулась.

— Кажется, он хочет чего-то от меня, но я не понимаю, чего.

Леиф едва сдержал улыбку. Он знал, что Око Бога наивна во многих вещах — в большинстве вещей, не имеющих отношения к войне и битве. Говорили, что она может украсть волю и даже душу человека, который возляжет с ней, и он сомневался, что кто-то решится испытать судьбу.

Но Вали, казалось, решился. Несмотря на свои опасения, Леиф надеялся, что он добьется успеха. Эта храбрая, одинокая женщина заслужила немного счастья.

Но две легенды не могли так просто сойтись в одну.

— Будь осторожна, Бренна Око Бога. Помни о клятвах и храни их.

Она нахмурилась.

— Теперь я и тебя не понимаю.

— Прости меня, — усмехнулся он. — Иди и повидайся с ним. Если тебе от него ничего не нужно, скажи ему об этом. Если что-то есть, тоже скажи. Но разделяй свое сердце и свой ум. Каждый выбор влечет свои последствия.

— Мне больше нравится, когда со мной никто не разговаривает, — проворчала она и повернулась к своей лошади.

Глава 3

Часто, когда утром Ольга просыпалась и открывала глаза в уютной постели под защитой прочных замковых стен, она чувствовала, что все вокруг — словно сон. Варвары из-за моря дали ей то, чего она не знала раньше, — незнакомую силу и ощущение безопасности.

Те же самые мужчины и женщины, что убивали людей в рыбацкой деревне, те же, кто сделал ее рабыней, бил и насиловал ее и других женщин, которых решили оставить в живых, те же, кто, казалось, пришел на эту землю, чтобы оставить после себя океаны крови и горы тел, куда бы они ни шли — те же самые чудовища всего за несколько недель в замке дали вторую жизнь Ольге и тем из ее народа, кто остался в живых.

Как будто они отправили чудовищ обратно в море на своих странных кораблях с драконами и оставили в замке только обычных людей.

Они открыли склады принца Владимира для жителей деревеньки. Люди, которые всю жизнь жили в бедности, теперь имели все. Дикари в окровавленной коже проявили себя более благородно, чем титулованный лорд в золотых цепях и парче.

Ольга больше не была рабыней; Леиф и его друзья освободили ее через несколько дней после переезда в замок и разрешили остаться, если она захочет. Леиф попросил ее остаться и взять на себя управление замком, а также попросить других жителей деревни остаться и работать на них.

Он попросил ее. Ни один человек, обладающий властью над ней, никогда не просил ее о чем-либо и не спрашивал ее мнения.

Когда она сказала, что никогда до этого не управляла замком, он рассмеялся и сказал, что ни он, ни его друзья тоже этого не умеют. Он сказал, что все они будут учиться вместе, его голубые глаза горели.

Ольга согласилась. Теперь они относились к ней как к равной, и она обнаружила, что управлять замком, работая на тех, кто не ждал от нее слишком много, не было такой уж сложной обязанностью. Ее работа заключалась в том, чтобы люди были сытыми и им было, где спать. Это не так сильно отличалось от того, что она делала как целитель, — понять, что нужно человеку, и сделать так, чтобы он это получил.

С языками было тяжелее. Ее разум кружился весь день, пытаясь удержать в памяти два языка, переводя с одного языка на другой и обратно, и пытаясь научить языку налетчиков, тех, кто хотел общаться самостоятельно.

Не все налетчики говорили одинаково. Иногда слова, которые слышала Ольга, звучали совсем не похоже на те, что она уже знала, и ее мозг просто закипал.

До сих пор Леиф был единственным из варваров, кто хотел выучить ее язык. Он часто искал ее, чтобы взять очередной урок. Эти встречи были лучшей частью Ольгиного дня.

Ее словарь рос не по дням, а по часам, и ей все реже приходилось останавливаться, чтобы подобрать слово, хотя с изящностью предложений пока было тяжело. Иногда с ней говорили очень быстро, одновременно на обоих языках, и голова Ольги едва не разрывалась от такой какофонии.

Сидя за массивным столом в главном зале замка, с Леифом, Вали, Бренной и несколькими другими налетчиками и жителями деревни, Ольга сжимала руки на коленях. Эти встречи были одной из ее самых трудных обязанностей. Многое упиралось в ее умение передать информацию людям, которые не могли понять друг друга. Одно дело, когда они обсуждали деревенские новости и строили планы на зиму или просто обменивались знаниями. Но сегодня из разведки вернулись Торд, Сигвальд и Вигер — они уезжали, чтобы разузнать об угрозе, которую представляли двое других принцев, основавшихся на соседних землях.

Если бы Ольга неправильно поняла сказанное или использовала бы неправильное слово, чтобы передать смысл, все могло бы окончиться войной. Она чувствовала эту ответственность, как свинцовый груз, давящий на шею.

— Самое дальнее владение — день пути верхом на северо-запад, — рассказал Вигер. — Голубой флаг с белым летящим драконом.

Ольга знала, что это флаг принца Тумаса, самого могущественного из соседей. Он и Владимир были равны по силе и много раз сражались, постоянно смещая границу владений. Она перевела, что сказал Вигер, жителям деревни, которые сидели рядом, обращаясь преимущественно к Яану. Хоть он и был молод, но слыл умным и проницательным. Жители деревни знали только, как умирать во время войны, но Яан видел то, что другие не замечали или не хотели видеть.

Он кивнул и повернулся к мужчинам. Он пытался выучить язык налетчиков.

— Тумас, — сказал он Леифу, который был их лидером. Яан поднял кулаки, как будто дрался. — Он...

Яан запнулся, повернулся к Ольге и заговорил на их языке:

— Я не знаю, как сказать им, что Тумас опасен. В Мирканди мы держимся подальше от его людей — солдат и жителей деревни. Они нас хладнокровно убьют.

Ольга кивнула и повернулась к Леифу и остальным. Она тоже не была полностью уверена, но попыталась:

— Тумас большую войну здесь. Яан говорит, в городе мужчины... — она остановилась, ища способ описать мужскую настороженность. — Держаться подальше?

Это было не достаточно, поэтому она изобразила, что имела в виду, разведя руки.

Бренна кивнула первой, понимая.

— Они воевали с Владимиром?

Так странно для женщины — сидеть за таким столом. Ольга знала свое место, она была единственной среди них, кто мог помочь преодолеть языковой барьер. Но Бренна и другая женщина, как она, другая Дева-защитница, Астрид, сидели здесь так, как будто к их мнению о войне и защите могли прислушаться. Более того, словно их мнение хотели услышать.

Ольга уже привыкла к этому интересному паритету, но Яан все еще удивлялся тому, что говорила с ним женщина. Он обратился к Леифу, как будто не мог заставить себя обсуждать такой вопрос с женщиной, независимо от ее места среди других.

— Да. Друзья здесь… нет, — он бросил взгляд на Ольгу, и та улыбнулась. Слова прозвучали почти как надо.

— Не вдохновляет, — высказался Вали. — Он хочет это владение себе и наверняка сейчас готовится к нападению.

— В замке тихо, — это был первый раз, когда Сигвальд подал голос. — Там не слышно бряцания оружия — и снаружи уже идет снег. Если они и планируют нападение, то точно только летом.

— А что другой? Иван? — Леиф, казалось, тяжело раздумывал. Ольга заметила, что, когда его охватывали размышления, он проводил рукой по бороде. Она вдруг представила себе другую картину: ее собственная рука гладила эту золотистую бороду, а глаза Леифа смотрели на нее. В животе скрутился узел, и она моргнула, заставляя себя сосредоточиться на словах, которые должна была перевести.

Почти тут же Яан ткнул ее локтем, и она прошептала ему слова Сигвальда, как запомнила.

— Далеко на юге, — отозвался Сигвальд. — Владение маленькое и бедное. Мы можем напасть и захватить и его тоже. Опасность нам грозит только от Тумаса.

Сердце Ольги забилось в груди. Она родилась на земле Ивана. Ее семья — отец и два младших брата — все еще жили там. С тех пор, как ее забрали из семьи, она видела их только один или, иногда, два раза в год, но она любила их. Мальчики, Антон и Калью, были уже настоящими мужчинами, шестнадцать и четырнадцать лет. Иван заставит их сражаться.

Она уже знала, как воюют налетчики. Она не хотела видеть свою собственную кровь на их руках.

— Пожалуйста, — сказала она, пытаясь поймать взгляд Леифа. Он посмотрел на нее и замер, глядя ей в глаза. Ольга чувствовала, что на них смотрят и все остальные. — Вы будете воевать на юге?

Яан снова подтолкнул ее; на этот раз, напряженно ожидая, что скажет Леиф, она проигнорировала его.

Леиф оглядел сидящих вокруг, затем покачал головой.

— Нет. Уверен, Сигвальд имел в виду только, что принц Иван для нас — не угроза, а вовсе не нападение. Мы уважаем зиму. Одна из наших задач — укрепить этот замок.

Облегчение захлестнуло ее, и она улыбнулась, ее глаза почти наполнились слезами. Леиф чуть склонил голову, глядя на нее, но не спросил, в чем дело, а Ольга опустила глаза, пытаясь справиться со своими чувствами.

~oOo~

— Это прекрасная земля, — Леиф улыбнулся ей. — Как мне это сказать?

Они сидели на земле, на вершине невысокого холма с видом на деревню. Зима была совсем рядом; поля были убраны, листва с деревьев почти облетела, но в этот день воздух был теплым, а солнце — золотым. Пожалуй, один из последних теплых дней. Все признаки указывали на суровую зиму, горькую и долгую.

Прошли недели с тех пор, как Леиф заверил ее, что они не будут вести войну, в которой придется сражаться ее братьям. Бренна Око Бога и Вали Грозовой Волк объявили о своих отношениях и на этой неделе должны были пожениться. Сердце Ольги теплело, когда она думала об их связи.

— Eesti on imeline maa, — ответила она на вопрос Леифа.

Он повторил, но потерял слог посередине.

— Eem-ah-leen-ah, — поправила она.

— Imeline, — произнес он правильно. — Eesti on imeline maa.

— Jah. Hea.

Леиф засиял в ответ на ее похвалу, как маленький мальчик. Затем повернулся к деревне, и Ольга смогла увидеть его профиль. Ее первая мысль о нем — в той жизни, где он появился в дверях домика Йоханны и спас их от Кнута, человека, которого она теперь знала и не боялась, — была «золотой гигант». Такой была ее первая мысль, но теперь это означало больше, чем его размер или цвет волос. Для нее Леиф, казалось, был сиянием, светом, хотя казался часто окутанным чем-то темным — болью, которую она увидела в лагере. Он отталкивал от себя эту боль, но иногда она снова подбиралась к нему и омрачала его лик.

Он был добрым и хорошим человеком. Не все налетчики были такими; хоть она и нашла свое место среди них, как и другие жители деревни, некоторые все еще грубили ей и возмущались тем, что не осталось рабов для их прихотей. Но Леиф и Вали — и Бренна тоже — были быстрыми и решительными в изъявлении воли, и женщин, которые хотели остаться в одиночестве, не трогали.

Ольга хотела, чтобы ее оставили в покое. По большей части.

— Kas Sulle meeldis siin?

Он снова сосредоточился на ней.

— Kas Sa saaksid seda korrata? — он попросил ее повторить вопрос.

— Kas Sulle meeldis siin?

— Anna andeks. Ma ei saa aru.

Очень четко и правильно он попросил ее повторить, а затем извинился и сказал, что не понимает. Он часто переспрашивал ее, и его акцент и словарный запас постоянно улучшались.

— Но это же хорошо! Все это хорошо. Я спросила, нравится ли тебе здесь: Kas Sulle meeldis siin

— А. Jah. Ma olen… rahulik? — он неуверенно приподнял бровь, и Ольга кивнула.

— Спокойно? Да. Rahulik.

— Ma olen rahulik siin, — повторил он предложение целиком. Ему было здесь спокойно. Безмятежно.

— Ты не был спокоен у себя дома?

Леиф издал длинный, медленный вздох, его глаза не отрывались от нее. На своем родном языке он сказал:

— Я — воин, Ольга. Мы не знаем покоя. Мы знаем потери.

— Тогда зачем воевать?

— Это наш путь, и то, что я знаю, — он вытянул вперед руки и развернул ладони друг к другу.

— Моя ценность в моих руках, — Леиф сжал кулаки. — Жить как воин — значит искать другой жизни. Искать путь в Валгаллу, где храбрые мертвецы обитают среди богов. Ты об этом знаешь?

Ольга покачала головой. Брат рассказывал несколько историй о капризных богах северян, но они ее тогда не заинтересовали.

— Здесь не живут боги. Только земля, море и воздух, огонь и цветок, человек и дух. Здесь все едино, и мы знаем эту жизнь только до тех пор, пока не окажемся в земле, чтобы... обрести равновесие. Понимаешь? Не ищем. Только живем. Жизнь, сделанная из войны... — она замерла, ища правильный способ выразить свои мысли. — Это не очень утомительно?

Леиф усмехнулся.

— Так и есть, да. И война бодрит. Я не несчастлив в своей жизни. Но спокойствие, которое я чувствую здесь, для меня ново. Это как передышка.

Его сжатые в кулаки руки все еще были вытянуты вперед, и он не отводил от них своего взгляда. Ольга протянула руку и положила ее на руки Леифа. Его руки были большими, а кулаки казались просто огромными, и она почувствовала ауру его великой силы.

— Там, где есть стремление, всегда есть борьба. Иногда остаться на одном месте — это хорошо. Остаться и передохнуть.

Леиф уставился на свою руку, и Ольга замолчала. Когда она впервые увидела его, то думала, что он отличается от других. И теперь она знала, что все они — не монстры, а мужчины и женщины, хорошие и плохие, как и все остальные, но Леиф все еще был другим.

Ольга никогда не знала настоящей любви. Ее не любили таким образом, и она не испытывала этого чувства ни к кому другому. Ее использовали мужчины, другие, не только налетчики. Она была насильно выдана замуж, и муж всегда овладевал ею с жестокостью, а дважды ее насиловали его напившиеся допьяна друзья. Когда она оказалась свободна от него, то обрадовалась. Быть вдовой, быть вдали от мужского внимания — да, она больше никогда не хотела внимания другого мужчины.

Но сидя рядом с Леифом, ощущая его взгляд на своих пальцах, Ольга почувствовала волнение, жар — и это был не первый раз, когда Леиф заставлял ее такое ощущать. Когда он раскрыл ладони и поднес ее руку к губам, она ахнула. Прикосновение его золотистой бороды к коже заставило нервы в ее теле натянуться.

Все еще держа Ольгу за руку, он повернулся к ней и коснулся пальцами другой руки ее щеки, а затем развернул кисть и провел снова. Ольга закрыла глаза и позволила себе насладиться этим нежным, искренним прикосновением. Ее сердце, казалось, замерло где-то в горле.

— Ilus, — пробормотал он. Красивая. Она вздохнула.

Если бы он наклонился и поцеловал ее, Ольга бы не стала препятствовать ему. Она хотела ощутить прикосновение этого красивого, доброго рта, этой густой бороды. Но он убрал руку, и больше ничего не произошло.

Она открыла глаза. Леиф наблюдал за ней, как будто ждал, что она сделает.

— Леиф? — она протянула руку, чтобы погладить его бороду, но он перехватил ее запястье и отвел в сторону.

— Ты хорошая женщина, Ольга. Красивая и добрая. Я думаю, в этом месте тебе спокойно. Но это не мой дом. И тебя уже слишком жестко использовали. Я не возьму тебя, чтобы бросить потом, и я не могу остаться, — он наклонился и прижал губы к ее лбу. — Я не могу.

Слишком ошеломленная силой своей реакции, как на свое желание, так и на его отказ, Ольга не смогла найти слов, чтобы возразить.

~oOo~

Ольга оттолкнула Вали в сторону.

— Я не могу работать, когда ты стоишь, как стена, у меня на дороге.

Он отошел — не далеко, но достаточно, чтобы Ольга смогла приблизиться и положить прохладный компресс на лоб Бренны.

— Почему она не приходит в себя?!

Ольга протянула руку и ухватила за руку Вали — его рука была сильной, твердой.

— Здесь. Чувствовать это. Мягко, — она потянула его и положила его руку на шишку на виске Бренны. — Она что-то ушибла, когда упала. Но она дышит спокойно и глубоко. Она очнется. Дай ей отдохнуть, Вали. Спокойствие — это то, что ей нужно.

Он закрыл лицо руками и сел в изножье кровати.

— Должно быть что-то еще. Она как будто заболела. Они сказали, что она упала с седла. Это не похоже на нее.

Ольга думала, что знает, в чем дело. За последние несколько дней она заметила, что по утрам Бренна была бледной и сосредоточенной — более сосредоточенной, чем обычно, и она перестала завтракать, но к обеду, казалось, приходила в себя. Она и Вали были женаты несколько недель. Это были дни карающих зимних бурь, и в замке было особо нечем заняться. Честно говоря, Ольга была удивлена, что Вали сам об этом не подумал.

Убедившись, что Бренне не понадобится ее помощь и что ей действительно нужен был только отдых, Ольга повернулась и положила руки на бедра.

— Оставь нас, пожалуйста, Эха, — сказала она на своем языке деревенской девушке, которая принесла полный кувшин с водой. Девушка кивнула и вышла из комнаты.

Вали проводил ее взглядом и напряженно посмотрел своими голубыми глазами на Ольгу.

— Что-то не так. Скажи мне.

Она не особенно надеялась на ответ — мужчины были абсурдно брезгливы в этом отношении, — но спросила:

— Ты знаешь ее цикл?

Ольга говорила на языке налетчиков, и пустой взгляд Вали сказал ей, что он не понял, поэтому она перефразировала:

— Ты знаешь, когда у нее течет кровь? Женская кровь.

— А. Думаю, да. У нее была кровь прямо перед нашей свадьбой, и сегодня утром она сказала, что кровь снова должна вот-вот пойти.

Ольга была впечатлена тем, что он так много знал. Но они поженились почти два месяца назад, и при осмотре Бренны этим вечером она не увидела никаких признаков ее крови.

— С тех пор ни разу? Ты уверен?

Щеки гиганта стали розовыми, и Ольга улыбнулась. Каково это — познать такую любовь как у них? Казалось, ей было не суждено. Впервые с тех пор, как она была девочкой, Ольга хотела физической, земной любви, но она не могла этого иметь — не так, как она этого хотела. Леиф отказался видеть в ней больше, чем друга. Они видели друг друга, проводили время вместе каждый день, но с того последнего теплого дня на холме, до того, как Вали и Бренна поженились, он едва касался ее, разве что мимоходом.

Ольга все еще могла вспомнить в ярких деталях ощущение его губ и бороды и дыхания на ее коже — на пальцах, на лбу. И прикосновение его мозолистых пальцев к ее щеке.

Низкий рокот голоса, когда он назвал ее красивой.

Как бы ей ни нравилось помогать Вали и Бренне, как бы ей ни было приятно наблюдать, как расцветает и растет их любовь, кроме этого она ощущала еще и зависть.

— Я бы знал, — сказал он. — Мы... наслаждаемся друг другом.

— Ясно. Почему она думала, что ее кровь придет сегодня?

Он покраснел еще сильнее.

— Она была... больной. Ее груди болели.

Плохое самочувствие утром. Головокружение. Потеря аппетита. Боль в груди. Никакой крови в течение двух месяцев. Да, все было так, как она думала.

— Вали, я уверена, что у нее будет ребенок.

Вали побледнел.

— Что?

— Бренна с ребенком. Вот почему она упала. Первые месяцы — это слабые месяцы. Она будет чувствовать себя сильнее — здоровее и лучше — со временем, когда ее живот начнет расти.

— Ребенок? — он посмотрел на свою спящую жену, и улыбка осветила его лицо. Перед ней словно вдруг оказался другой человек. — Ребенок. Конечно! Ха-ха! Это отличная новость!

Он снова повернулся к Ольге.

— Когда?

После некоторых подсчетов, основываясь на словах Вали, Ольга ответила:

— Я полагаю, в середине лета, — ее сердце сжалось. Середина лета. Когда ее новые друзья уйдут, и вся эта жизнь кончится. Когда Леиф тоже уйдет.

Но это было будущее, и время этому еще не пришло. Только этот момент, это настоящее имело значение.

В этом настоящем у нее были друзья, и они радовались своему счастью. Ольга улыбнулась и буквально утонула в крепких объятьях Вали.

Глава 4

Зима продержалась долго — дольше, чем следовало бы — но после нескольких месяцев жестоких штормов они, наконец, увидели признаки летнего рассвета. Вчерашний день был достаточно теплым, чтобы превратить землю в кашу и заставить реку набрякнуть льдинами, пока она почти не лопнула в своих берегах, но на следующий день стало холоднее, и зима снова сковала землю.

Тем не менее, солнце было ярким, и воздух пах скорой весной. Жители замка и деревни оживились. Вали, поехавший в составе группы Леифа на север с патрулем, весь день улыбался, шутя со своими спутниками.

Его друг был человеком, у которого, казалось, было все — большая любовь, хорошие друзья и ребенок, которого ждали уже к лету. Он был спокоен и, казалось, не переживал по поводу опасности, которая ему грозила. А опасность была очень реальна: ярл Эйк Иварссон наверняка так просто не отпустит от себя Бренну Око Бога.

Но у ярла не было бы выбора; Бренна была замужем и носила ребенка, и, даже если Вали захотел бы отказаться от Снорри и поклясться ярлу своей жены — а Леиф знал, что он этого не сделает — Эйк ее уже потерял. Пока сама Бренна не заявила об обратном, у ее мужа было больше прав на нее.

Эйк увидит в этом предательство — по правде говоря, это и было предательство, отречение от клятвы, которую Бренна дала — и он точно не станет просто стоять и смотреть. Когда прибудут корабли, их ждут последствия, и они будут значительными.

И все же Леиф не мог пожелать своим друзьям потерять то, что они нашли друг в друге. Он понимал, почему Бренна так прикипела к Вали, почему рискует налечь на себя гнев ярла. Она пришла к Эйку как рабыня и поклялась в верности, чтобы он дал ей свободу. Клятва, данная на таких условиях, конечно, имела свои пределы.

Клятва Леифа была дана безоговорочно. Он вырос в залах Гетланда. Его отец был близким советником Эйка, и после его смерти в бою ярл взял Леифа под свое крыло. Его жизнь была переплетена с жизнью Эйка, как будто они делили одну кровь. Именно ярл устроил его брак с Торил, и он был первым, кто видел всех новорожденных Леифа.

Он не подвергал сомнению свою верность, хоть и не всегда соглашался с выбором, сделанным Эйком, хоть и видел, как человек, которого он любил как отца, становился придирчивым и мелочным, ведь его власть росла, а он не становился моложе. Леиф не мог себе представить, что может произойти, что может заставить его отвернуться от своего господина.

Если бы такая причина существовала, она определенно не была бы связана с чувствами.

Пока его товарищи разговаривали и смеялись, радуясь возвращению из поездки вдоль границы между землями Тумаса и Эйка, Леиф наблюдал, как в небе движется солнце. Он тосковал. Ему нравилось здесь, в Эстландии. Никогда прежде он не знал такой жизни, как эта, спокойной и умиротворенной. Даже когда они готовились к битве, даже когда солнце пряталось за краем горизонта, воздух в замке был полон мира.

И Ольга. За эти месяцы Леиф очень привязался к этой маленькой, чудесной женщине. Она выглядела, как крохотное лесное создание, но с твердым, сильным сердцем. Он постоянно думал о ней, помнил о ней каждый день. И ночью, когда он оставался в одиночестве в своих тихих покоях, в мягкой кровати, к которой ему пришлось привыкать не один месяц, — ее образ пленял и его тело.

Леиф знал, что она не будет против. Он часто видел в ее пленительных темных глазах желание быть ближе. Он почувствовал это, когда забыл о себе и прикоснулся к ней — то, как ее тело двинулось к нему, как будто притянутое его простым прикосновением. Он бы мог дать его ей, если бы только решился...

Но он бы не стал. Ольга стала нетерпеливой и в последнее время часто спорила с ним, одновременно избегая, и он думал, что он знает, почему. Но он не хотел ее брать. Он дал клятву Эйку, и он покинет Эстландию, когда корабли вернутся. Даже если бы он хотел просить Эйка освободить Ольгу или дать ему возможность поселиться здесь и хранить владения ярла в Эстландии, он не стал бы этого делать. Леиф знал, что потеря Ока Бога уже будет достаточным испытанием для его ярла.

Вали спросил его, не думал ли он попросить Ольгу вернуться с ними в Гетланд, и, конечно, он об этом думал. Но его мир был полон войны, а она была женщиной мира. Это было очевидно, когда они были рядом. Ее нежное изящное маленькое тело, ее милое открытое лицо, ее тонкие, бледные руки — и его широкая грудь, покрытое шрамами тело, скрюченные коряги, которые были его руками. В их неумолимом мире не было безопасного места для Ольги. Так что Леиф не стал бы просить ее присоединиться к нему.

И он не стал брать ее, чтобы потом оставить. Мужчины жестоко обращались с ней — он не будет одним из них.

Он сдержал бы свое слово, и он поступил бы правильно.

~oOo~

Когда они приблизились к замку, Вали, ехавший со стороны Леифа, вдруг издал звук, который был одновременно вздохом и стоном.

— Проблемы, мой друг? — спросил Леиф.

Вали издал смешок.

— Нет. Ничего такого. Просто думаю о Бренне и о том, как она поприветствует меня, когда мы вернемся.

— А. Ее настроение в последнее время меняется, это так. Это бывает, когда ребенок на подходе.

Слушая, как Вали обсуждает беременность своей жены, Леиф чувствовал, как ноет старая рана в груди, но эта боль не была неприятной. Воспоминания имели и горький, и сладкий привкус.

— Видимо, да. Я, кажется, раздражаю ее больше всего, хоть и стараюсь не беспокоить — и она даже не пытается объяснить причину. Она бы сегодня поехала в деревню верхом! С таким большим животом! Когда я сказал, что это будет большая ошибка, клянусь, у нее был такой вид, словно она была готова заколоть меня мечом.

Леиф видел, что Вали сегодня все-таки отправил жену в деревню, на санях, с Тордом и Сигвальдом в качестве сопровождающих, и знал, что эта поездка была результатом напряженных переговоров между беременной женщиной и ее обеспокоенным мужем.

— Это не продлится долго, а потом она будет переполнена любовью к ребенку и к тебе.

Вали ухмыльнулся.

— Я очень надеюсь. Ольга сказала, еще как минимум два месяца. Мне повезет, если к тому времени я еще смогу сохранить голову на плечах.

Был большой шанс на то, что к тому времени вернутся корабли. Вали действительно повезет, если ему удастся сохранить голову на плечах, но Леиф сомневался, что угроза исходит от Бренны.

Он вздохнул и поглядел на приближающийся замок. Опасность шла по пятам за ними. Опасность и потеря.

~oOo~

Она притаилась ближе, чем он думал — чем кто-либо из них думал.

Когда они добрались до замка, старый Орм сказал им, что сани не вернулись. Они должны были вернуться раньше них — задолго до них.

Сани и деревня подверглись нападению. Это были воины принца Ивана, которого они посчитали слишком слабым, чтобы представлять угрозу. Деревня, весь скот и люди, которые там работали, — все погибли. Сигвальд и Торд тоже.

Леиф сидел в мрачном замковом зале и смотрел на огонь, пока в комнате над ним Ольга работала, чтобы спасти Бренну и ее малыша, а Вали, не покидавший места рядом с кроватью, наблюдал, как его семья уходит от него.

Леиф и Торил вместе потеряли четверых своих детей: троих из них в младенчестве, и одного, когда его жизненная нить все еще свисала из ее опустевшего живота. В одиночестве он похоронил дочь, а теперь и их сына Эйнара. Он похоронил Торил и ребенка, который был внутри нее.

Торил и тот, седьмой ребенок, мальчик, а теперь и Эйнар были убиты.

Пока Леиф сидел в зале, среди таких же молчаливых друзей, и спрашивал себя, спасет ли Ольга Бренну и ее ребенка, его ум вернулся в прошлое, к смерти его собственной жены.

Он сражался в сердце Гетланда, отбиваясь от налетчиков, и не знал о своей потере до самого конца, пока не убедился, что Бренна, тогда еще рабыня, спасла детей Эйка и Хильду, его жену, и не вернулся домой.

Сражение было быстрым. У них с Торил был небольшой домик на окраине города, достаточно далеко от длинного дома, и Леиф не думал, что они в опасности.

Он ошибся. И он пришел домой, и там была кровь и смерть, праздновавшая победу.

В эту ночь образ окровавленного тела Бренны сплетался в его памяти с другим образом: Бренна, лежащая в кровавом снегу, и мертвая Торил — в очаге, ее руки все еще прикрывают вспоротый живот, как будто она все еще пытается удержать своего ребенка, чтобы он не выпал.

Кровь все еще была свежей и теплой, внутренности их тел все еще блестели. Если бы он оказался на мгновение быстрее, он мог бы спасти их.

Удар грома потряс стены замка, и Леиф инстинктивно огляделся вокруг. Остальные в зале тоже выглядели удивленными и возбужденными. Гром зимой, даже поздней зимой, был чем-то странным. Сам Тор объявлял о своем присутствии.

Возможно, он пришел спасти ребенка.

Еще один удар молота Тора. И еще.

— Тор сегодня злится, — пробормотал Орм, сидящий рядом. — Плохие дела и печальные новости.

— Да.

Прежде чем Леиф смог сказать еще хоть что-то, затрещала дверь, и он встал. Вали пронесся через зал и понесся к выходу. В руках у него был небольшой окровавленный сверток.

— Значит, все кончено, — вздохнул Орм. — Но что насчет Бренны?

Леиф не ответил; его внимание было обращено к другу, который только что выбежал в ночь, оставив после себя снеженный след. Тор снова вернул зиму.

Леиф последовал за Вали на территорию замка. Другие тоже, но он не обращал на них внимания. Его друг стоял на улице, держа обнаженное, невероятно маленькое тело своего ребенка высоко над головой, пока снег падал на плотные белые простыни, и гром и молния трещали вокруг них.

— ОН ТОРВАЛЬД! — крикнул Вали в сердитое небо. — И ОН ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ! ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ ОТ МЕНЯ? КАКУЮ ЕЩЕ ЖЕРТВУ ТЫ ОТ МЕНЯ ХОЧЕШЬ? ТЫ УЖЕ ЗАБРАЛ МОЕГО РЕБЕНКА! ТЫ ЗАБЕРЕШЬ ЕЩЕ И МОЮ ЛЮБИМУЮ? ЛУЧШЕ ВОЗЬМИ МОЕ СЕРДЦЕ ИЗ ГРУДИ!

Грудь Леифа болела от горя за своего друга и от воспоминаний о своем горе. Леиф положил руку на спину Вали. Вали развернулся, его коса ударила Леифа по лицу.

— Вали, мой друг. Мой брат. Не искушай богов.

— Мне все равно! Пусть будет, что будет!

Но ему было не все равно. Время притупит потерю, оставит синяки и шрамы там, где теперь живет только боль, и у Вали останется еще, что терять. Не время было призывать Тора, как если бы Вали мог встретиться с богом и победить.

— Твоя женщина еще жива. Ты хочешь отказаться от нее?

Вали молча стоял и смотрел, его дыхание было похоже на звериный рык. Снег покрыл его волосы, брови, бороду, но он ничего не замечал.

Леиф протянул руки.

— Позволь мне забрать твоего сына. Я позабочусь о нем, до тех пор, пока вы не будете готовы попрощаться с ним.

К сожалению, он очень хорошо знал, каково это.

Вали не позволил ему забрать ребенка.

— Бренна захочет его видеть.

Торил хотела видеть свою крошечную дочь, свою первую потерю. Она держала ее на руках много часов подряд, пока тело не остыло и не стало жестким, и Леифу не пришлось насильно вырвать их ребенка из рук жены. Торил ненадолго словно сошла с ума, кричала и била его своими маленькими кулаками. Мысль о Бренне, которую ждет то же самое, заставила кровь Леифа похолодеть.

— Нет. Это вызовет еще больше боли, а она уже и так вынесла много. Я знаю. Она ждала ребенка, она хотела стать матерью. Ей будет тяжело видеть его. Ты должен быть с ней.

Леиф снова поднял руки и долго держал протянутыми. На этот раз, с искаженным от горя лицом, Вали отдал ему своего сына. Он наклонился и взял из снега у ног простыни, и накрыл тело.

Затем он ушел, и Леиф прижал безжизненную ношу к груди.

~oOo~

Долгое время Леиф сидел перед огнем в зале, держа на руках тело ребенка. Он забрал его, чтобы избавить Вали от этой боли, но теперь сам не мог заставить себя ничего сделать.

Так он сидел и держал мертвого ребенка, и старые воспоминания вновь высекали себя в его разуме. Гроза гремела и выла за стенами.

— Леиф.

Удивленный голосом Ольги, Леиф поднял глаза и увидел ее, стоящую на краю тени, что отбрасывало пламя. Он только сейчас заметил, что они одни. Он сидел там дольше, чем думал.

Зал редко пустовал в любое время дня и ночи; он был полон налетчиков и жителей деревни, укрывшихся от зимы. Но тяжелые события этой ночи, должно быть, загнали всех в комнаты.

— Как Бренна?

— Слаба. Она потеряла много крови, прежде чем родила. У нее пробита грудь.

— И разбито сердце, наверняка.

— Нет. Но так будет, если она проснется.

— Если?

Ольга вздохнула.

— Она истекает кровью внутри, где я не могу ей помочь. Только ее собственная воля может спасти ее сейчас. И Вали, возможно. Он не отходит от нее, — она наклонила голову к нему. — У тебя ребенок.

— Да. Я обещал Вали, что буду присматривать за ним.

— Идем, — она шагнула вперед. — Мы уложим его в хорошее место, пока отец не будет готов.

Леиф встал и пошел за ней на кухню. Он встал с ребенком возле покосившегося камина, а Ольга сняла с крючка в стене и поставила на длинный, покрытый царапинами стол большую корзину. Из сундука она достала чистое покрывало и уложила его внутрь корзины, наполнила чашу с водой из бочки и принесла ее к столу. Затем подошла к Леифу и протянула руки. Она хотела забрать ребенка.

Как только его маленькое тело оказалось у нее на руках, она прижала его к себе и сняла окровавленную одежду. Леиф наблюдал, как Ольга отнесла мальчика к столу и обмыла его, а затем запеленала в свежую чистую простыню.

Потом она положила тело ребенка в корзину и коснулась пальцами его тонкой бровки.

— Можешь дать мне вон те две связки трав? — спросила она, повернувшись к Леифу.

Он поднял голову, чтобы увидеть, куда она указывает, и снял с полки две ароматных связки сушеных растений: одна из обычной травы, вторая — из растений с нежными фиолетовыми цветками на тонких стеблях. Он подал их Ольге.

Она вытащила несколько травинок и сплела их вместе.

— Они что-то значат? — спросил Леиф тихо. Он чувствовал почтение и уважение к происходящему.

Ольга погладила пальцем по бледно-зеленым листьям.

— Это очищает ауру и защищает дух.

— А что насчет цветка?

— Это известно как анютины глазки (прим. английское название цветка анютины глазки «heart’s ease» буквально переводится, как «исцеление сердца»). Чтобы снять тяжесть печали.

Она положила косичку из трав внутрь простыни, на грудь Торвальда.

— Как он может чувствовать печаль?

— Они не для него, а для тех, кого он оставляет.

Мысль о потере Вали и Бренны заставляла сердце Леифа рваться на части, и он вздохнул и опустил голову на руки на столе рядом с корзиной. Ольга подошла к нему и положила руку на его плечо

— Ты знаешь эту потерю, ты сам терял.

— Да, — был его ответ. Он не смог бы передать словами то, что чувствовал сейчас.

Сжав пальцы, Ольга отпустила его плечо и подняла корзину. И снова Леиф последовал за ней. Она принесла ребенка в комнату за пределами зала, где они проводили свой досуг. В той комнате был стол, исчерченный странными отметинами. После нескольких месяцев раздумий они решили, что эти знаки означают саму Эстландию.

Ольга поставила корзину в центре этого стола, и он стал своеобразным помостом.

Они стояли рядом и смотрели на милое, совершенное лицо крохотного ребенка, покинувшего этот мир.

— Я тоже знаю эту потерю, — сказала Ольга после долгого молчания. — У меня был мальчик. Мой муж избил меня, пока я носила его, и мой сын родился слишком рано. Кажется, я не могу иметь больше детей.

Леиф повернулся и изучил ее тонкий профиль. Она пережила столько насилия, и все же хранила покой. Он не мог понять, как.

— Мне очень жаль.

— Таков порядок вещей. И теперь человек, который избил меня и убил моего ребенка, умер. Мир хранит равновесие.

Она вышла из комнаты и вошла в залу. Леиф последовал за ней к камину и снова встал рядом. Как будто он не мог от нее уйти. Он должен был... но он хотел другого, и сегодня хотел этого отчаянно, и знал, что должен отказаться от этого своего желания.

Ольга повернулась и поглядела на него своими чудесными, красивыми глазами, и решимость Леифа пошатнулась. Ему было одиноко. В эту печальную ночь он чувствовал себя опустошенным и больше всего на свете хотел обнять Ольгу и прижать к себе. Он хотел почувствовать ее, наполнить ее, соединиться с ней и почувствовать себя наполненным и живым.

Как будто читая его мысли, Ольга подняла руку и погладила бороду. Легкая нежная улыбка осветила ее лицо. Ее прикосновение пронзило его как молния, и Леиф схватил ее за запястье. То, что было между ними, не изменилось. Они не могли быть по-настоящему вместе, и он не мог просто использовать ее.

— Ольга, нет. У меня здесь нет будущего. Я не возьму тебя, если не смогу сделать своей.

Она вырвала руку.

— Мужчины! Ты всегда говоришь о том, что не намерен что-то брать. А как насчет давать?

Ее взрыв потряс его.

— Что ты имеешь в виду?

Вместо ответа она взяла его руку в свои. Повернула ладонью вверх и проследила пальцами по жесткой коже. Это простое прикосновение заставило Леифа замереть, а его твердость стала просто железной.

Ольга склонила голову и прижалась губами к центру его ладони, и Леиф оказался в шаге от безумия.

— Ольга, — застонал он.

— Никому не было дела до того, чего я хочу. Они брали только то, что хотели. Даже ты никогда не думаешь о том, чего я хочу.

Это было неправдой и несправедливостью. С обидой Леиф попытался вырвать руку, но она не позволила, и он сдался. Ольга подняла глаза и посмотрела ему в лицо, ее лоб был нахмурен.

— Это правда, Леиф. Ты делаешь выбор за меня, как и любой другой мужчина. Разные варианты, но они твои, а не мои. Ты думаешь, что спасаешь меня — от разочарования или печали, или, возможно, от одиночества. Но никто не может быть спасен от этого. Это жизнь. И мне одиноко.

Ольга отпустила его руку и подошла еще ближе, положив ладони ему на грудь. Леиф почувствовал тепло ее тела и не смог справиться с собой. Он положил руки ей на талию. Коснулся ее. Ее талия была такой тонкой, что он почти мог обхватить ее двумя руками.

— Ты говоришь, что не возьмешь меня и не оставишь потом. Вот, что думаю я: ты всегда говоришь о том, чтобы брать, и никогда — о том, чтобы давать. Мужчины брали меня, но я им себя никогда не отдавала. Это то, что можно отдать, только если захочешь сам.

Ее пальцы скользнули в вырез его туники, развели ткань, обнажив его грудь. Она, казалось, намеренно пристально рассматривала кончики своих пальцев, играющие в волосках на его груди, и Леиф закрыл глаза и попытался справиться с дрожью от прикосновения.

Ольга снова заговорила, ее голос был низким, почти рассеянным.

— Никто никогда не спрашивал меня, чего я хочу. Ты никогда меня не спрашивал. Никогда раньше у меня не было шанса захотеть. Теперь он у меня есть. Я хочу отдать себя тебе. Я хочу, чтобы ты отдал себя мне. Раньше я была слишком молода, чтобы понимать, но теперь я хочу знать, каково это.

Когда она замерла — ее пальцы и ее слова — Леиф открыл глаза и встретился с ее взглядом.

— Тебе все равно? — спросила Ольга.

— Мне не все равно. Боги, да, мне не все равно. Но, Ольга, скоро я уплыву. Я не могу остаться, — он всегда думал об этом, и это была важная причина. — Я не могу.

— Ты никогда не думал о том, что я могу уплыть тоже?

Думал. Часто. Но она была такой маленькой, такой нежной.

— Мой дом — суровое место. Только сильные смогут там выжить.

— Ты думаешь, мой дом — это спокойное тихое место? Что я слабая?

Леиф знал, что она сильная. В эту самую ночь она показала свою силу. Чтобы прожить жизнь, которая у нее была, Ольга должна была иметь настоящее мужество. Но он считал ее хрупкой. Почему? Потому что она была маленькой и легкой? Сила ее рук имела значение?

Нет. Сила ее сердца имела. Ее храбрость.

Этот мир, ее дом, был почти таким же суровым, как и его собственный. Только их маленький уголок, до этой ночи, казался другим.

Разум Леифа осветился этой новой возможностью.

— Ты хочешь уехать со мной?

— Я думаю, — сказала Ольга, касаясь его груди и шеи там, где могла дотянуться, — что если кто-то спросит, чего я хочу, мой ответ будет такой: я хочу быть с тобой. Где бы ты ни был.

Леиф провел руками вверх от ее талии, погладил спину. Никогда прежде он не позволял себе так прикасаться к ней, чувствовать ее, не сопротивляясь воздействию прикосновения. Пока они смотрели друг другу в глаза, его руки поднимались к ее плечам, а затем к ее лицу. Он ухватил ткань ее платка и потянул. Платок соскользнул с темных волос, и Леиф ухватился за косу на ее затылке и взял ее в руку. Тяжелые волосы упали ему на руку.

Он никогда не видел Ольгу с распущенными волосами, и сейчас так сильно хотел это увидеть. Увидеть, почувствовать ее.

Эту женщину.

Она подверглась насилию. Была рабыней. Лишилась семьи. И все же у нее не было злобы в сердце. Спокойствие окружало ее. Даже когда она носила веревку на шее, она была такой. Ольга жила среди людей, которые терзали ее, которые убили многих из ее народа, и она сделала их своими друзьями. Ее спокойствие вселяло мир в людей рядом.

Она давала Леифу покой. Она исцеляла его сердце.

Может ли он взять ее с собой? Может ли привести ее в Гетланд и начать с ней новую жизнь? Было ли это справедливо по отношению к ней? Достоин ли он ее?

Леиф не знал. Но он услышал слова, которые она сказала, желание, которое она выразила. Намерение.

— Ольга, — пробормотал он, обвивая ее косу вокруг руки. — Я не хочу, чтобы тебе снова было больно.

— Тогда не причиняй мне боли, — прошептала она и поднялась на цыпочки.

И тогда Леиф наклонился к ней и поцеловал ее раскрытые губы.

Глава 5

Теплые губы Леифа мягко коснулись ее, и Ольга вздохнула от этой ласки. Он отстранился, чтобы откинуть волосы назад, и вернулся, запечатав ей рот влажным поцелуем. Под напором его языка Ольга разомкнула губы.

Между ними больше не было сомнений. Леиф застонал ей в рот, его руки сжались вокруг нее. Ольга обхватила его руками за шею и сжала в кулаки его длинные волосы. Когда она потянула за них, он издал животный рык, дикий и жадный, а затем ее ноги оторвались от пола. Он выпрямился и поднял ее над землей, Ольга повисла на его теле.

Мужские губы касались ее и раньше, но никогда — так. Все, что делал Леиф, казалось, было одной просьбой. Он просто звал ее за собой. И она откликнулась на этот зов. Их языки скользили вместе, их головы двигались, и оба они сразу подхватили ритм, который, хоть и касались они друг друга впервые, уже был известен обоим.

Он снова застонал ей в рот, застонал только для нее. Леиф подхватил ее под ягодицы, прижимая к себе, и простая чувственность этого движения шокировала ее.

Ольга ахнула. Поцелуй прервался, Леиф открыл глаза. Они были синие, как самая глубокая часть моря. И горели страстью.

— Это то, чего ты хочешь?

Ольга кивнула и потянула его за волосы, желая, чтобы его губы снова коснулись ее.

— Jah. Давать, а не брать.

— Да, — он поцеловал ее снова, не отпуская, когда повернулся и направился к дверям, за которыми был коридор, ведущий в его комнату.

— Нет. Моя комната, — попросила она. — Чтобы Вали мог найти меня, если я понадоблюсь.

Леиф остановился, и в выражении его лица Ольга ясно прочла его мысли.

— Да, — сказал он, — сегодня было так много горя. Возможно, это не...

— Тише, — перебила она, понимая, что он хочет сказать. — Сейчас самое подходящее время. Это место нуждается в исцелении. То, что между нами, — хорошо. Ты чувствуешь это, не так ли?

— Да, чувствую.

— Тогда сейчас самое время.

Они заглянули друг другу в глаза. Ольга искала в глазах Леифа сомнения, но не нашла. Он был с ней.

Он повернулся и пересек холл, неся ее в ее комнату.

~oOo~

— Ты заслуживаешь комнату побольше, — сказал Леиф, устанавливая засов на ее двери.

Ольге нравилось ее маленькое уютное пространство — намного меньше, чем покои Леифа, Вали, Бренны и других налетчиков, но более роскошное, чем любой дом, который у нее был раньше, даже включая солдатскую казарму ее мужа. И поскольку комната находилась недалеко от кухни, здесь было теплее, чем в более роскошных покоях наверху. Каменные стены притягивали и удерживали жар очага.

Комната Ольги была лучше, чем у большинства ее соплеменников. Большинство спали все вместе в больших комнатах, предназначенных для благородных. Этот маленький уголок принадлежал только ей.

— Мне нравится эта, и я заслуживаю не больше, чем мне нужно.

Прежде чем она успела обернуться, Леиф оказался позади нее, его высокое твердое тело было словно стена у ее спины. Он поцеловал ее в плечо, и она почувствовала, как его пальцы слегка скользят по ее бедру, а затем ощутила мягкий рывок, когда он поднял ее косу и развязал полоску ткани, которая удерживала волосы сплетенными.

Медленными, нежными прикосновениями он расплел косу до самой ее головы, а затем расчесал своими сильными пальцами ее длинные локоны, слегка царапая кожу. Ольга вздохнула и оперлась лбом на дверь, поддавшись чувству легкого расслабления от этой ласки.

— У тебя прекрасные волосы, — его голос был низкий, словно Леиф говорил сам с собой.

Ольга часто отмечала явное увлечение налетчиков уходом за волосами и прическами. Несмотря на то, что во время битвы они часто бывали испачканы кровью врагов, в мирное время и при подготовке к войне налетчики очень заботились о своем внешнем виде.

Они регулярно и тщательно чистили свою одежду и доспехи. Они часто мылись — чаще, чем большинство людей ее народа — и чистили зубы. И, как мужчины, так и женщины, они ухаживали за своими волосами. У них было много разных стилей, и они укладывали и расчесывали, и подстригали, и заплетали, и украшали бисером волосы на голове, а мужчины — еще и бороды. Почти каждый мужчина имел бороду. Некоторые были более впечатляющими, чем другие, но мало кто брил подбородок гладко.

Их косы часто были произведениями искусства. Вали выбривал голову по бокам и заплетал волосы в две косы, скручивая эти косы вокруг друг друга, чтобы они висели за спиной. Его волосы были почти такой же длины, как у Ольги. Бренна в мирные дни просто закручивала волосы в узел, но Ольга видела, как она одевалась на войну, и в те дни толстые косы ее были сплетены особым образом.

Волосы Леифа были гладкими, длинными и прямыми. Ольга никогда не видела, чтобы они выглядели иначе. За исключением случаев, когда он был покрыт кровью после боя, он всегда был чистым, гладким и блестящим.

Ей показалось забавным, что человек из мира, где волосы, казалось, так много значили, поразился виду ее самых обычных темных волос. Но он стоял, пропуская пряди сквозь пальцы, поднося их к лицу, чтобы потереть о щеку.

Он откинул волосы с ее плеча, провел руками вниз по ее рукам и развязал фартук у нее на талии. Ольга стояла с закрытыми глазами, все еще упершись лбом в дверь, чувствуя по движению тела Леифа, как он отбросил ее фартук. Затем его руки обхватили ее талию, и он развязал тканый пояс юбки. Леиф отбросил и его, и юбка, которая обвивалась вокруг ее тела и держалась с помощью пояса и фартука, упала к ее ногам.

Ольга смутилась. Сегодня она надела только длинную расшитую рубашку, шерстяные нижние штаны и маленькие кожаные ботинки. Никто не раздевал ее раньше, никто не раздевал ее так долго, так нежно, трепетно. Когда руки Леифа вернулись к ее шее и его большие пальцы начали разминать мышцы плеч, она задрожала.

Он почувствовал дрожь и остановился.

— Ты действительно этого хочешь? — спросил он еще раз, уткнувшись ей в ухо.

Ольга развернулась и прижалась спиной к двери. Леиф нависал над ней, закрывая мир вокруг.

— Да. Я хочу этого. Тебя.

Он поднес свои огрубевшие пальцы к ее щеке.

— Sa oled mulle ... kallis...väga.

Ольга накрыла его руку своей и улыбнулась.

— Ты тоже мне дорог.

С ответной улыбкой Леиф сделал шаг назад и расстегнул ремень. Он отбросил его в сторону с тем же спокойствием, с которым снимал одежду с Ольги, и снял через голову синюю шерстяную тунику, запятнанную кровью этой горькой ночи. Его волосы рассыпались по обнаженным мускулистым плечам.

Ольга видела обнаженную грудь Леифа несколько раз до этого, когда он тренировался с другими мужчинами в зале, но тогда она держалась на расстоянии, зная, что он не хочет ее, и не видя причин мучить себя еще больше.

Теперь он стоял в нескольких дюймах от нее, Золотой гигант. Ольга провела руками по твердой груди, покрытой темными кудрями и множеством шрамов.

Так много шрамов. Никогда прежде, даже когда кровь капала с его бороды, она не осознавала так ясно жестокость его жизни.

И все же он был прекрасен.

— Sa oled ilus, — вздохнула Ольга, не понимая, что говорит на своем родном языке.

От смеха голос Леифа стал звонким:

— Не такой красивый, как ты, — ответил он.

Она провела пальцем по длинному шраму над его левым соском. Тяжелая рана оставила этот шрам так близко к сердцу. Сколько раз он чуть не умер?

— Могу и я тебя увидеть? — спросил Леиф, уводя ее от этой темной мысли.

Она никогда не была полностью голой с мужчиной. Даже в загоне для пленных. Леиф забрал ее оттуда до того, как она подверглась такому же насилию, как и остальные, и она сохранила большую часть своей одежды. Ее муж никогда не интересовался какой-либо ее частью, кроме той, что между ног, и никогда не находил времени, чтобы раздеть ее — хотя бы раз.

Застенчивость охватила Ольгу. Но она сама этого хотела. Она хотела, чтобы это произошло. И она развязала ленту на шее и расстегнула рубашку, так что она спала с плеч.

Леиф откинул ее волосы назад, а затем зацепил пальцами ткань рубашки, помогая ей сползти вниз. Он присел перед Ольгой на корточки и снял с нее штаны. Потом помог снять поочередно обувь сначала с одной ноги, потом с другой. И вот Ольга осталась перед ним нагая. Только ее тело — и больше ничего.

Все еще сидя у ее ног, Леиф поднял глаза. Ольга наклонила голову и смотрела, как его глаза поднимаются вверх по ее телу, пока они не встретились с ее глазами. Леиф улыбнулся.

— Ты действительно сокровище.

Поднявшись, он снял сапоги и сбросил штаны. Теперь они были наги оба.

Ее глаза и руки изучали его, и он замер и позволил им. Взгляд и руки Ольги скользили по твердым мышцам его живота, по гладкой поверхности бедер, по крепким ягодицам, затем вниз по мышцам ног. Темные рыже-золотистые волосы покрывали его ноги и поднимались к толстому жезлу его мужественности. Он был толстый, длинный и гладкий.