Искушение дьявола

Глава 20

Мора открыла глаза, было еще темно. В щель между шторами не проникал свет, значит, до рассвета еще далеко, хотя Гейбриела уже рядом с ней не было.

Ей не хватало его сильных теплых объятий. Куда же он ушел? Лениво потянувшись, она уставилась на балдахин, висевший над кроватью, прокручивая в памяти все, что произошло между ними за последние несколько часов. Она испытывала некоторый дискомфорт в самых интимных местах и краснела даже сейчас, вспоминая, сколько раз и с каким разнообразием они занимались любовью. Да, это действительно была любовь. Если раньше, до того как он с ней переспал, она чувствовала, что готова в него влюбиться, то теперь у нее не оставалось никаких сомнений: этот человек безраздельно завладел ее сердцем.

К чему отрицать и противиться неизбежному? Она любит своего ангела-хранителя, своего рыцаря, Дьявола во плоти.

Но как, черт возьми, объяснить это родным?

Она вздохнула, отвела упавшие на глаза волосы и села в постели. Но тут в темноте раздался голос. От неожиданности девушка ахнула и застыла, прижав к обнаженной груди простыню.

— Ты меня потеряла?

Ее глаза заметались по комнате и остановились на фигуре Гейбриела, сидевшего в кресле с другой стороны кровати, рядом со шкафом. Тусклый свет лампы еле-еле освещал его.

— Гейбриел. — Она расслабленно откинулась на подушки, почувствовав облегчение. — Как ты меня напугал! Я думала, ты ушел.

Он засмеялся, но как-то странно, совсем невесело.

— Нет, я еще здесь. Но мог уйти. Вообще-то я чуть было не ушел, так и не узнав правды.

Его ровный и твердый бесстрастный тон не на шутку встревожил Мору. По ее спине побежали мурашки.

— О чем ты говоришь?

— Я тут кое-что прочел.

Только сейчас Мора заметила в его руках книгу в кожаном переплете, и ее накрыло ледяной волной. Нет, не может быть! Она отказывалась верить своим глазам. Ей хотелось убедить себя в том, что это всего лишь видение.

— Это дневник моей мамы, — прошептала девушка, так сильно сжимая простыню, что побелели кончики пальцев.

— Знаю.

— Как ты его нашел?

— Какая разница? Нашел, и все.

Она тряхнула головой. От мучительного страха и тревоги у нее засосало под ложечкой. Итак, он держит в своих руках все ее тайны. О Боже, как же это могло случиться? Почему она позволила ему так легко себя отвлечь? Надо было все рассказать ему, как только он вошел в комнату. Но она этого не сделала, и теперь придется расхлебывать последствия собственной беспечности.

— Ты… — Она осеклась, почувствовав ком в горле, но потом продолжила: — Ты все прочел?

Губы Гейбриела скривились в мрачной усмешке.

— Да, вообще-то весьма увлекательно. — Открыв книгу, он взглянул на Мору поверх потрескавшегося переплета, и какое-то время неотрывно смотрел на нее в темноте. — Послушай-ка вот это.

Не дожидаясь ее реакции, он начал читать вслух…

— «Мы с Хоксли крепко сдружились. Порой мне трудно стоять в стороне и слушать, как окружающие на него клевещут. Конечно, у него есть недостатки. Он много пьет и ведет разгульную жизнь, но это всего лишь попытка скрыть боль. Когда-то у него была любимая женщина. Он был очень к ней привязан. Не знаю, кто она — он отказывается называть ее имя, — но ему пришлось с ней расстаться, потому что его родственники не одобрили его выбор. Как я поняла, он был вынужден жениться против собственной воли. Его жена — милое робкое существо, и я невольно испытываю жалость к ней и их сыну Гейбриелу. Им обоим приходится сильно страдать из-за несчастливой судьбы Хоксли. Я пыталась объяснить ему, что нехорошо и несправедливо лишать радости близких людей только потому, что ты сам пережил личную драму, но эту тему он отказывается со мной обсуждать.

Забавно, что его жена, когда мы сталкиваемся с ней на людях, смотрит на меня с откровенной ненавистью. Она считает меня своим врагом и соперницей, но это не так. Мы с Хоксли никогда не были любовниками, потому что всегда дорожили нашей дружбой. Мое сердце по-прежнему принадлежит Филиппу, а Хоксли продолжает тосковать по утраченной любви…»

Когда он дочитал эту дневниковую запись, повисло тягостное молчание. Спустя несколько минут Гейбриел заговорил, но уже резким, осуждающим тоном.

— Когда ты собиралась сказать мне, что у моего отца не было близких отношений с твоей матерью? Что он никогда к ней не притрагивался?

— Что все сплетни об их отношениях были ложью?

— Да, черт возьми!

Мора обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от его нападок. Еще не задав вопроса, она уже знала, каков будет его ответ.

— Если я скажу «сегодня ночью», ты мне поверишь? Он опять засмеялся, и Мора невольно вздрогнула от этого зловещего смеха.

— Пожалуйста, не надо больше водить меня за нос, — презрительно бросил Гейбриел, и немного помолчав, указал на стопку пожелтевшей бумаги, лежавшую на столе рядом с ним. — Я прочел остальные письма. Они были адресованы твоей матери, не так ли?

Девушка кивнула, закусив губу.

— И? — подначил Хоксли, не дождавшись от нее ни слова.

«Вот он, момент истины», — невесело подумала Мора. Больше тянуть нельзя. Надо сказать, все как есть, и покончить с этим. Быстрый ровный надрез заживает скорей, чем рваная рана. Жаль только, что она поняла это только сейчас.

— Я думаю, что автор этих писем — убийца моей мамы.

Это откровение поразило его в самое сердце. Гейбриел дернулся, как от удара, и Мора даже в темноте заметила, как изменилось его лицо. Он несколько раз открыл и закрыл рот, точно вдруг лишился дара речи, затем резко выпрямился и, наконец, спросил хриплым, сдавленным голосом:

— По-твоему, мой отец невиновен?

— Моя старшая сестра Джиллиан всегда так считала. Она обнаружила, что во время убийства происходили странные вещи. Раньше она работала на Боу-стрит и в прошлом году, распутывая совсем другое дело, вышла на одного свидетеля. Он утверждал, что в ту ночь был рядом с нашим городским домом и видел, как из него выходил какой-то человек.

— А мне никто ничего не сказал! — Гейбриел подался вперед и гневно процедил сквозь зубы: — Никто даже не подумал известить меня о том, что он вовсе не был убийцей? Может, я не слишком любил этого человека, но он все-таки был моим отцом, и я имел право знать правду.

— Нет никаких доказательств. Полицейские отвергают эту версию. Они сочли единственного свидетеля ненадежным, ведь это всего лишь бывший кучер твоего отца. К тому же он умер, так и не успев дать показания на Боу-стрит.

— На мой взгляд, эти письма — достаточное доказательство.

— Возможно. Но я… нашла их совсем недавно. Ни мой папа, ни Джиллиан их еще не видели. Только я.

— Но это же просто бессмыслица! Если мой отец не убивал твою мать, если они не были любовниками, то почему он покончил с собой?

У Моры сердце замерло. Сейчас придется сказать ему еще кое-что, очень важное.

— Я не думаю, что он сделал это, Гейбриел. Мне кажется, его убили. Злодей подтасовал факты, чтобы в преступлении обвинили Хоксли, а затем инсценировал его самоубийство — полицейские решили, что твой отец застрелился. Ты, конечно, видел, что говорится о нем в письмах. Этот человек ненавидел твоего папу. Он хотел от него избавиться.

Гейбриел застыл, потом вскочил с кресла и принялся мерить шагами комнату. Запустив пальцы в волосы, он ерошил и без того всклокоченную шевелюру, расхаживая взад-вперед перед кроватью.

— Его убили? Но все эти годы я думал… я верил… — Он осекся и обернулся к девушке: — Значит, убийца все еще разгуливает на свободе. Кажется, я понял, что ты затеяла. Ты пытаешься найти автора этих писем, верно?

— Я сравнивала почерк, — призналась Мора. Какой смысл притворяться, будто она не знает, о чем идет речь? — Тот, кто писал моей маме, был хорошо знаком с ней в годы ее актерства. Он много раз упоминает об этом. Он также намекает на интимную близость, из чего я делаю вывод, что у них однажды что-то было. — Девушка покраснела и перевела взгляд на свои руки, крепко сжимавшие простыню. — Кроме папы, у мамы были отношения только с тремя мужчинами — лордом Лэнскомбом, Бедфордом и Каннингтоном.

— Так вот зачем тебе понадобилась долговая расписка Каннингтона?

— Да. Но ни один из почерков не совпал с почерком писем, и теперь я не знаю, что делать.

— Я скажу тебе, что мы будем делать.

Гейбриел сел на матрас рядом с Морой и накрыл ее руку своей. Девушка вздрогнула от неожиданности — увидев, с каким возмущением он воспринял новую для себя информацию, она решила, что он больше никогда не захочет к ней прикоснуться. Но, взглянув на него украдкой, она перевела дух: похоже, он немного остыл, хотя его подбородок был по-прежнему напряжен.

— Ты отдашь эти письма мне, а я отнесу их в полицию, — сказал граф тоном, не терпящим возражений. — Пусть с ними разбираются профессионалы. И с этого момента ты не будешь совать нос в это дело. Слышишь меня?

Ага, вот оно! Она знала, что рано или поздно услышит такой приказ.

Сбросив ноги с кровати, Мора закуталась в простыню, встала и сердито уставилась на Гейбриела.

— Ты спрашивал, почему я ничего тебе не говорила? Это одна из причин. Я знала, что ты не разрешишь мне заниматься расследованием. Что ты отодвинешь меня в сторону.

Он удивленно вскинул брови:

— Черт возьми, Мора, ты что, сумасшедшая? Начнем с того, что тебе вообще не следовало браться за подобные вещи. Ты должна была рассказать о своей находке отцу или полицейским с Боу-стрит.

— Ты не понимаешь. Папа был сильно болен, и потом, я не могла просто взять и передать улики чужим людям, а сама просто сидеть, сложа руки. — Она облизнула пересохшие губы, глубоко вздохнула и выплеснула все, что накопилось в ее душе за последние недели. — Я верила лживым обвинениям, Гейбриел. Думала, что все эти жуткие истории про мою маму — правда, и ненавидела ее. А потом я прочла ее дневник и поняла, что все было совсем не так. Выйдя замуж за папу, она ни разу не позволила другим мужчинам к ней прикоснуться — ни Лэнскомбу, ни Каннингтону, никому! А я все равно ее осуждала.

Теперь настал ее черед бегать по комнате. Простыня, скрывавшая ее наготу, шуршала при каждом шаге.

— Я испытывала страшные угрызения совести! Меня много недель подряд терзали ночные кошмары, и я решила, что мне удастся загладить свою вину, если я сама найду настоящего убийцу. — Она умоляюще взглянула на Гейбриела. — Ты должен меня понять, ведь что-то похожее происходило и с тобой. Я чувствовала себя одинокой, отдалившись от остальных членов семьи. Мне хотелось самой восстановить наше былое единство и уладить все проблемы. Я мечтала, как отдам папе дневник, скажу, что мамин убийца наконец-то пойман, и увижу радость на его лице.

Он схватил Мору за руку, заставив ее остановиться.

— Но ты хоть представляешь, какой опасности себя подвергала? А если бы кто-то из них — Лэнскомб, Бедфорд или Каннингтон — действительно оказался убийцей и раскрыл твои планы? Было крайне глупо с твоей стороны в одиночку затевать подобную авантюру!

Тревога на его лице вселила в Мору надежду. Если он так на нее смотрит, значит, она ему все еще небезразлична?

— Не совсем в одиночку, — пояснила девушка, — со мной была Вайолет.

— Мисс Лафлер? Мне почему-то кажется, что от нее было бы мало толку, если бы с тобой случилось что-то серьезное. — Он склонил голову набок и вопросительно взглянул на Мору: — С ее помощью ты наладила контакты с театральным миром?

Она кивнула, вспомнив обещание Вайолет провести собственное расследование:

— Да. Я разговаривала с ней перед отъездом в Роузмонт-Холл, и она сказала, что расспросит еще кое-кого из своих знакомых о бывших маминых мужчинах. Возможно, ей удалось обнаружить какие-то новые имена. Мне надо…

Гейбриел прервал ее, рубанув ребром свободной ладони по воздуху, и отпустил руку девушки.

— Нет, Мора. Я сам поговорю с мисс Лафлер, как только мы вернемся в город. Я сказал тебе, что твое участие в расследовании закончено, я не шучу.

— Но…

— Я сказал нет! — почти закричал Гейбриел. — Мора вздернула плечи и испуганно покосилась на стену, отделявшую ее комнату от спальни тетушки.

Невысказанное опасение почти тут же подтвердилось тихим скрипом, донесшимся из коридора. Оба застыли и, затаив дыхание, стали ждать стука в дверь или громкого возмущенного голоса, требующего объяснить, что происходит.

Однако ничего не произошло — они не услышали больше ни звука. Гейбриел устало выдохнул, взялся за переносицу и тихо продолжил:

— Можешь мне не верить, но я прекрасно тебя понимаю. Я знаю, что чувство вины — сильный побудительный мотив, оно может толкнуть человека на необдуманные поступки. Но это не выход из положения. Надо немедленно прекратить самодеятельность. Ты больше не должна рисковать жизнью.

— Ты не имеешь права…

— Имею! — Он вскочил с кровати и схватил девушку за локти, взглянув на нее с явной досадой. — Черт побери, Мора, неужели, по-твоему, я не достоин того, чтобы продолжить расследование?

Она ничего не ответила, только пожала плечами и отвела взгляд. Хоксли отпустил ее, резко развернулся и сердито прошагал к дальнему краю кровати. Встав там, он опустил голову и заговорил:

— Я знал, ты что-то затеяла. Что-то опасное. Сам не понимаю, как я догадался, но мой внутренний голос вопил с того самого момента, как я застал тебя на маскараде у лорда Лэнскомба. Ты тайком бродила по имению, и твое странное поведение меня насторожило. «Надо выяснить, в чем дело, — твердил я себе. — Любой ценой!» И, слава Богу, что я это сделал, ведь ты наверняка не сказала бы мне ни слова.

Эти слова насторожили Мору, возбудив в ней недавно забытые подозрения. Она пыталась убедить себя в том, что напрасно сомневается в Гейбриеле, но недоверие преследовало ее, точно злой призрак.

— Так вот зачем тебе все это понадобилось? — тихо спросила она.

Он взглянул на нее, нахмурив лоб.

— Что именно?

— Все, наши отношения.

Она подтянула простыню повыше, чтобы лучше закрыть грудь и тем самым как бы воздвигнуть между ними преграду, и на шаг отступила от Гейбриела. Сердце девушки болезненно сжалось, она с трудом разлепила губы и задала самый главный и самый ужасный вопрос:

— Ты занимался со мной любовью только для того, чтобы выяснить мои намерения?

Воцарилось ледяное молчание. Гейбриел смотрел на нее с бледным и застывшим лицом.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он, наконец, ответил. Его ответ содержал подспудную угрозу хмурого покорного смирения.

— Ты уже второй раз обвиняешь меня в этом, Мора, и я не собираюсь утруждать себя повторными оправданиями. Я уже говорил тебе, что никогда не сделал бы такого, но, похоже, ты мне не поверила.

Она взмахнула рукой, указав на пол, где валялся ее дорожный саквояж, а потом на стол, где лежали дневник и письма ее матери.

— А что еще я могу подумать? Ты сам только что сказал: ты твердо решил выяснить, чем я занимаюсь — любой ценой.

— Черт возьми, а тебе не приходило в голову, что я беспокоился о тебе? Я места себе не находил от тревоги и только поэтому вмешался. — Гейбриел опять перешел на повышенные тона и, спохватившись, закрыл рот, явно пытаясь успокоиться. Наконец, взяв себя в руки, он сдержанно продолжил: — Ты не сказала мне правду, Мора, и теперь, чтобы не чувствовать себя виноватой, нападаешь на меня. Но я не поддамся на твои уловки.

— Дело вовсе не в этом…

— Да? — Он презрительно сощурился. — По твоим словам, ты ничего мне не говорила потому, что не хотела быть отстраненной от расследования. Каковы же другие причины?

Мора готова была разрыдаться, и отвернулась, не в силах больше выносить его взгляда.

— Я совсем не знала тебя, Гейбриел. Я понятия не имела, как ты среагируешь. И не могла тебе полностью доверять.

— Ты не доверяла мне, но спала со мной.

— Я в течение многих лет слушала разные скандальные истории о тебе! Как я могла с легкостью довериться тебе? Ты отлично умеешь играть разные роли. Я смотрела на тебя и видела другого человека, каким ты хотел казаться. Я видела…

— Ты смотрела на меня и видела Дьявола во плоти. Как и все остальные. — Он тряхнул головой, отвернулся и решительно зашагал к двери. Взявшись заручку, он помедлил на пороге и, не оборачиваясь, проговорил: — Готовься, Мора. В понедельник, как только мы вернемся в Лондон, я пойду к твоему отцу. Ты должна отдать ему дневник и письма. Можешь думать обо мне, что хочешь, но я твердо намерен восстановить доброе имя отца.

Не проронив больше ни слова, он вышел из комнаты, мягким щелчком притворив за собой дверь.

Мора без сил опустилась на кровать. По ее щекам катились слезы.