— Пожалуйста, не подведи, — успела я шепнуть, делая вид, что, поправляю бретельку.
Мне и в голову не могло прийти, что я встречу Эйстерию в амфитеатре. Обычно она посещала более закрытые мероприятия, и даже сама как-то призналась, что не любит места скопления простолюдин. Если бы я знала, что столкнусь с ней, то ни за что бы не взяла с собой Маркуса. Мне слишком хорошо известно, как обращается Эйстерия с рабами, будь то дома или на публике. А арамерец еще явно не готов к подобному.
— Госпожа Фелисия, — она чуть склонила голову в знак приветствия.
— Госпожа Эйстерия, — поклонилась я, придерживая коварную бретельку, готовую соскользнуть с плеча.
— Смотрю, дрессируете мою покупку.
— Так сказать, воспитываю в полевых условиях, — мне пришлось подстраиваться под ее тон. — Отрабатываем то, что изучили в теории.
Внутри все дрожало от волнения. Вдруг она останется недовольной поведением Маркуса? Что, если потребует вернуть задаток?
— И как мой раб? — она поманила Маркуса пальцем и мне пришлось подтолкнуть брюнета в спину, потому что сам он подходить отказывался.
Я решила, что лучше быть честной и сразу предупредила:
— Врать не буду — случай довольно сложный. Упрямец каких поискать. Но я над этим работаю и уже смогла добиться положительных результатов в дисциплине.
— Хорош, да? — Эйстерия обратилась к одной из спутниц, без стеснения ощупывая руки и грудь арамерца.
— Не в моем вкусе, — пискнула та в ответ.
— Дура! Ты на хозяйство его посмотри. Ну-ка, — Эйстерия бесцеремонно задрала подол туники, демонстрируя собравшимся фалос раба.
У меня перехватило дыхание, когда я увидела, как покраснело лицо Маркуса и как сжались его кулаки. Это было опасно. Арамерец мог в любой момент взбунтоваться и навлечь на меня гнев клиентки.
— Видишь какой здоровый! — Эйстерия будто не замечала реакции раба, продолжая открыто демонстрировать его детородный орган.
К счастью, сопровождающие Эйстерию удачно скрывали нас от посторонних взглядов, чем удалось избежать неловкой ситуации. Но даже того факта, что свита во все глаза разглядывала обнаженного Маркуса, как диковинного зверька, было достаточно, чтобы арамерец взорвался в любой момент. В его взгляде плескалась ярость.
Сердце защемило от предчувствия надвигающейся беды.
— Так бы и съела, — хохотнула владелица Маркуса и с силой нажала на пах, вонзившись ногтями в мошонку.
Военнопленный даже не вскрикнул, хотя могу представить, как это было больно.
Я мысленно заклинала арамерца продолжать игнорировать издевательства Эйстерии.
Поскорее бы она наигралась и отошла от нас.
— Смотри какой стойкий. Это мне нравится. Готовься, у меня ты будешь молить о пощаде.
— Да я ни за что…
— Маркус! — я строго окрикнула, при этом очень надеялась, что раб прочтет в моем взгляде просьбу смолчать. Если он сейчас что-нибудь ляпнет — я даже не знаю, чем это может закончиться.
— Простите, госпожа, забыл, что разрешение надо спросить сначала. Нет привычка к этим вашим правил, — произнес он с арамерским акцентом, коверкая фразы. — Я хотел сказать, что если мне кто скажи, что есть такой прекрасный женщина, — он поклонился Эйстерии, — и он может быть насколько красивым, настолько страстным, если бы своими глазами не видел — ни за что бы не поверил! Даларом клянусь! Извините, если я не должен был это говорить, но не мог промолчать перед такой выдающийся женщина.
И снова поклон в адрес Эйстерии.
— А говоришь, что сложный случай, — хохотнула клиентка. — Смотри как заговорил. Помню каким волком он на меня смотрел в первый день. Даже разговаривать отказывался. А сейчас целую тираду выдал. Давай-давай, старайся, учись и очень скоро я покажу тебе что такое настоящая страсть, — женщина похлопала его по щекам.
Я с ужасом наблюдала, как лицо Маркуса все сильнее наливается краской. Эйстерия принимала это за смущение, но я успела познакомиться с характером арамерца и прекрасно знала, что это признаки гнева. Садистка, как назло, продолжала стоять возле нас, общаясь то со мной, то со своей спутницей. У меня было чувство, будто я нахожусь возле вулкана, готового вот-вот разверзнуться потоками раскаленной лавы.
Разговор переключился на то, что бой на арене все никак не начинался. Эйстерия жаловалась на плохую организацию и говорила, что правильно делала, не посещая ранее подобные мероприятия. Мы уже собирались распрощаться, когда моя клиентка выразила желание, чтобы Маркус опустился перед ней на колени и поцеловал подол платья в знак покорности своей хозяйке.
Арамерец молчал. Мое сердце, которое только-только начало успокаиваться, зашлось в паническом треморе.
— Я жду, — потребовала Эйстерия.
— Маркус, — я дернула его за руку, но брюнет продолжал хмуро смотреть в пол и не двигаться.
— Как видите, еще есть над чем работать, — залебезила я, пытаясь смягчить клиентку.
— Это уже дело принципа, — если Эйстерия чего-то хотела, она обязана была это заполучить. — На колени, раб!
— Я. Не. Раб, — зло, выделяя каждое слово, произнес Маркус.
— Простите, госпожа, я обязательно проведу с ним сегодня строгую…
— Не раб? А кто же ты тогда? — Эйстерия проигнорировала мою попытку замять ситуацию.
Маркус не отвечал.
— Что, вновь решил играть в молчанку? — она схватила его за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.
— Я никогда не встану перед тобой на колени, женщина! — угрожающе прошипел арамерец.
От скандала меня спас звучный гонг, разнесшийся по трибунам.
— Надеюсь, Вы успеете выполнить свою работу в оговоренный срок, госпожа Фелисия, — недовольно бросила Эйстерия. — В противном случае я потребую неустойку за Вашу халатность.
— Само собой. Я усилю старания, — пролепетала, кланяясь клиентке.
Какой позор. Меня только что отчитали на глазах у всех. Хорошо, что бои начались именно сейчас и этим спасли меня от тотального позора. Но все равно, какой стыд.
Идя к своему месту, я корила себя на чем свет стоит. Вот зачем мне понадобилось идти на эти рамоновы бои? На что я рассчитывала? На заказы? На то, что аристократы посмотрят на Маркуса и решат обратиться ко мне за услугами? Какой бред. Никому и дела не было до арамерца. Так теперь еще и Эйстерия… Она явно осталась недовольна проделанной работой. Прошло уже больше недели, а я до сих пор не смогла добиться элементарного послушания. Не говоря уже о том, чтобы раб выказывал любовь и обожание в адрес хозяйки.
На Маркуса я не смотрела. Он встал позади моего кресла, вместе с другими рабами. Причем, я не могла на него злиться. Он и так вытерпел довольно много. Я думала, что он взорвется еще на моменте похабного разглядывания его достоинства. Маркус сразу предупреждал, что не готов признавать себя рабом и согласен изображать слугу только касаемо обычных бытовых занятий. Так что винить могла только себя. За самонадеянность и глупость.
После месяца работы Эйстерия будет проверять раба еще тщательнее. Если раньше у меня была надежда на оплату, то теперь ситуация может обернуться так, что я не только не заработаю, но и буду должна заплатить неустойку за отсутствие результата. С учетом, что у меня уже заканчивалась предоплата, а получить новые заказы так и не удалось, ситуация становилась не просто критической, а ужасающей.
Погруженная в переживания, я практически не замечала того, что творилось на арене. Где-то на фоне разносился рев толпы, в центре площадки уже во всю бились воины. Двое мужчин сражались друг против друга. Все, что я отметила — это то, что один был в шлеме и с мечом, а другой в легкой броне и с трезубцем в руках. Они кружили друг против друга, совершая выпады и уворачиваясь от ударов.
Бой казался долгим и не интересным. Хотелось, чтобы поскорее все закончилось и можно было удалиться домой. Нужно было подумать, как изменить поведение Маркуса, чтобы оно соответствовало ожиданиям Эйстерии. Но как это сделать — оставалось загадкой. Вокруг шумели зрители, и было трудно сосредоточиться. Но что-то нужно было делать — или с Маркусом, или с заказами.
Я рассеянно наблюдала, как мужчина с трезубцем нанес противнику несколько серьезных ран, после чего бой был окончен. Проигравшего увели с арены, он хромал на одну ногу и придерживал рану на предплечье. Жить будет. Насколько я знаю по рассказам Толстого Фога, бойцов берегли и после каждого сражения их здоровьем занимались лучшие лекари нашего города.
Победитель ликующе сотрясал трезубцем и раскланивался, наслаждаясь овациями зрителей. В нашей ложе его триумф не вызвал особых эмоций. Кто-то из знати хлопал, очевидно, сделав ставку и угадав победителя. Несколько человек досадливо хмурились. Но в остальном большинство не слишком следили за событиями, предпочитая переговариваться меж собой.
Следующий бой оказался чуть интереснее. Сражались двое на двое. Среди них оказался весьма любопытный воин. Роста он был небольшого, но весьма умело этим пользовался, совершая перекаты и нанося удары снизу. Точно юркий зверек он метался по всей арене, делая короткие выпады и тут же откатываясь в сторону, пока противник замахивался в ответ. Собственно, он и победил в схватке под оглушительный рев толпы.
На наших трибунах его успех вызвал изрядное оживление. Как я поняла, многие из знати делали на него ставки и теперь были весьма рады, что смогли приумножить средства.
А вот дальше шел некий сюрприз, о котором, я как я поняла, распорядитель предупреждал еще в самом начале, но я прослушала это объявление.
— Сегодня вашему взору предстанет необычное сражение! Перед вами развернется по истине эпическая битва! — звучно вещал распорядитель, делая паузы, чтобы толпа успевала наградить его аплодисментами. — На эту арену выйдут наши прославленные легионеры! Те самые, что с такой отвагой защищают границы и укрепляют мощь империи! Их противниками будут наши непримиримые враги из Арамерского царства!
Я буквально спиной ощутила, как дернулся Маркус от последней фразы. Бросила быстрый взгляд на брюнета: тот не сводил взора с арены, вцепившись пальцами в спинку моего стула. На манеж вышли его соплеменники — арамерцы.
Ох… надеюсь, меня не ждет еще один позор.
— Только посмотрите на этих варваров, — продолжал распорядитель под свист толпы. Зрители выражали презрение и закидывали плененных воинов объедками.
Сами пленники, их было восемь человек, держались кучей, жались друг к другу. Из защиты на них были кожаные доспехи, едва ли способные спасти от ударов. В руки им дали деревянные копья с металлическими наконечниками и обломки досок, которые должны были служить щитами. В то время как наши легионеры были в металлической броне, прочных шлемах и с двуручными мечами.
Что и говорить — бой трудно было назвать равным. У пленников не было шансов выжить. И, думаю, распорядитель это прекрасно понимал, заранее готовый принести их в жертву на потеху публике.
Прозвучали трубы, давая сигнал к началу сражения. Первыми напали наши легионеры. Один сразу рубанул по ближайшему противнику. Враг увернулся, но край меча серьезно задел руку арамерца, оставив кровоточащую рану. За моей спиной шумно вздохнул Маркус.
Вновь бросила на него быстрый взгляд. Лицо брюнета было переполнено желанием немедленно соваться на арену к собратьям по оружию.
Пожалуй, здесь, в ложе он был единственным зрителем, переживавшим за пленников. Все остальные собравшиеся одобрительно улюлюкали, ликовали, когда кому-то из легионеров удавалось нанести серьезный удар, и недовольно гудели, если атаки проводили арамерцы.
Пленники держались достаточно отважно. Мне казалось, что легионеры перемелют их в два счета. Но все-таки хлипкие на первый взгляд копья показали себя весьма эффективным оружием, помогающим не подпускать мечников слишком близко.
Однако для победы этого было недостаточно. Зрители взорвались радостным ликованием, когда один из легионеров резким движением меча пронзил грудь арамерца. Этот рев толпы буквально спас меня, потому что в тот же момент Маркус ударил по спинке моего стула.
— Сейчас приду, — шепнула я сидевшей рядом Милении, понимая, что, если срочно что-нибудь не предприму — брюнет натворит дел.
— Мне нужно в уборную. Идем, — негромко произнесла я, буквально утягивая Маркуса за собой.
— Ты видела, что происходит? — его ноздри яростно всасывали воздух.
— Успокойся. Ты им ничем не поможешь. А вот нам с тобой можешь создать очень много проблем, — шептала я, когда мы отошли на достаточное расстояние и встали у столов. Сейчас здесь отирались лишь пара рабов, которых больше интересовала возможность поживиться едой, пока все увлечены зрелищем. Завидев меня, они сделали вид, что просто осматриваются по сторонам, а поняв, что я пока не собираюсь уходить, досадливо вернулись к своим хозяевам.
— Но им даже не дали возможности нормально защищаться! Ты видела во что их вырядили?
— Успокойся! — с нажимом повторила я. — Я понимаю твои чувства. Но пожалуйста, сдержи эмоции и не привлекай к нам внимание.
— Я знаю их лично! Мы вместе сражались и вместе попали в плен. Только я сейчас тут, а их убивают на арене. Я должен быть с ними!
Ох ты ж… Это еще хуже, чем я предполагала. На арене бывшие соратники брюнета.
Разговор прервал очередной рев толпы. Еще один арамерец пал замертво и Маркус стремительно покинул меня, чтобы увидеть, что произошло.
Дело плохо. Надо его срочно уводить домой.
Но куда там. Я попыталась отвлечь Маркуса, но он не реагировал на мои просьбы. Брюнет нашел открытый проход к перилам балкона в дальней стороне ложи и с тревогой наблюдал за тем, как расправляются с его товарищами.
Арамерцев становилось все меньше, а легионеры вошли в раж и бесстрашно размахивали мечами. Расправа выглядела кровавой даже по меркам арены. Здесь случались убийства, но редко когда они происходили с такой неприкрытой жестокостью и в таком количестве. Как я уже говорила — обычно бойцов берегли. В отличие от восьми арамерцев — по сути, их приговорили к смертной казни, которая происходила сейчас на наших глазах.
— Пожалуйста, пойдем, — предприняла я очередную попытку увести брюнета домой, надеясь, что на меня сейчас никто не смотрит. А то хорошее зрелище: госпожа упрашивает раба.
— Да, да, сейчас, — отмахнулся Маркус.
С жаром стукнул кулаком по перилам балкона, кода очередной сотоварищ пал замертво.
Тащить брюнета силой было бесполезно, и со стороны это выглядело бы еще хуже, чем мои вежливые просьбы. Устраивать скандал и отчитывая раба — означало испортить свою репутацию. Скажут: как это она берет деньги за воспитание рабов, если даже с одним не может справиться?
По сути, все что я могла в этой ситуации, стоять возле Маркуса, изображая, что мы здесь находимся по моей воле, и молиться, чтобы битва закончилась как можно скорее.
Пленники сражались до последнего. Очевидно, упрямство и бесстрашие в крови у этих мужчин.
— Пойдем, — я дернула брюнета за руку, когда сражение завершилось.
— Да это нелюди. Их даже не жалко, — донеслось справа. — Правильно наши их бьют. Давно пора стереть с лица земли этих проклятых торгашей. Только и умеют, что деньги на нас зарабатывать.
— Не понимаю, чего мы с ними возимся, — ответил ему второй. — Можно было в два счета разгромить этих дикарей и забрать не только Карс-каван, но и все царство.
Я вновь дернула Маркуса за руку, но тот отказался уйти. Глаза его недобро прищурились.
«Отец пресвятой, владыка небесный, спаси и сохрани».
— Да там и брать ничего не придется. Достаточно пару раз задать хорошую взбучку — сами приползут на карачках и будут умолять, чтобы мы их приняли. А нам еще надо подумать, нужны ли нам эти выродки.
— А все-таки, почему в последние недели не слышно новостей о наступлении нашей армии? — присоединился к разговору владелец терм.
Ему не успели ответить, потому что в разговор вступил Маркус:
— Может быть новостей нет, потому что ваша армия позорно отступает?
Я замерла от ужаса.
— Чей это такой дерзкий раб? — к нам обернулся тучный мужчина.
— Простите великодушно, — спохватилась я, пытаясь заслонить собой Маркуса. — Он новенький, еще плохо обучен. Он обязательно получит сегодня наказание за свой длинный язык. Пойдем.
Я хотела спешно покинуть ложе, но Люцимус преградил дорогу.
— Постойте, госпожа Фелисия. Мне интересно узнать, отчего ваш раб считает, что легионеры позорно бегут?
— Потому что сам лично это видел! — Макурс отодвинул меня, выходя вперед. — И не раз! Я сражался бок о бок с теми, над чьей бесчестной расправой вы сегодня потешались! Ваши легионеры настолько трусливы, что не рискуют вступать с нами в открытые сражения. Действуют исподтишка, беря не храбростью, а обманом. Но стоит им оказаться на поле битвы, как позорно бегут, бросая раненных.
— Ах вот оно что. Перед нами гордый арамерец, — усмехнулся Люцимус. — Тогда объясни мне, почему, если вы настолько несокрушимые войны, ты сейчас стоишь перед нами с ошейником раба, а твои братья по оружию лежат с перерезанными глотками?
Собравшаяся вокруг нас толпа разразилась хохотом. Ситуация накалялась.
«Пресвятой Далар, молю, убереги от гнева. Спаси и сохрани».
— Если бы вашим легионерам было знакомо слово «честь», меня бы здесь не было! — ответил Маркус.
— Как ты смеешь поносить наших славных воинов?! — выступил вперед хозяин терм. Он схватил Маркуса за грудки, при том, что по комплекции значительно уступал рабу.
Я стояла ни жива, ни мертва. Даже в худших ожиданиях я не могла представить, что наш поход в амфитеатр перерастет в такой чудовищный скандал.
Маркус ничуть не тушевался, продолжая поносить имперскую армию:
— Тогда как можно объяснить то, что ваши легионеры переоделись в нашу форму и подобрались к нам под видом отставшего отряда? Мы дали им кров, разделили с ними пищу, а ночью, когда спали, ваши легионеры вероломно перерезали большинство из нашего отряда, а тех, кто выжил — взяли в плен. И это их вы называете славными воинами? Как по мне — жалкие трусы, не способные одолеть нас ничем кроме как подлостью!
— Да как ты смеешь! Да я тебя, — хозяин терм замахнулся на Маркуса, но тот увернулся, подставив подножку, отчего мужчина упал.
— Держи его! — разнеслось со всех сторон, и я поняла, что мы пропали.
— Казнить его!
— Стража!
— На виселицу этого ублюдка!