Искушения Парижа

Глава третья

Герцогиня выпрямила спину, выпила бренди, принесенное Ивонн, и, вернув ей пустой бокал, поправила подушки.

Теперь ее лицо выглядело лучше, а взгляд прояснился.

Наверное, таблетки и алкоголь уже начали оказывать на ее измученный безудержным весельем организм свое спасительное воздействие.

— Мне кажется, ты должна все рассказать по порядку. Что произошло?

Гардения, заметно побледневшая и сильно растерявшаяся, сцепила пальцы рук в замок, чтобы они не дрожали, и начала говорить, изо всех сил пытаясь сохранять внешнее спокойствие.

— С тех пор как умер папа, мы жили в страшной бедности.

Я не раз советовала маме написать вам письмо и рассказать о нашей нужде, но она не желала вас беспокоить.

Герцогиня покачала головой.

— Я об этом ничего не знала! Какой кошмар! А ведь у меня все есть. Все эти годы я прожила в достатке и богатстве. — Она прижала ладони к глазам. — Прости меня, девочка моя! Мне безумно стыдно.

— Я не хотела вас расстраивать, честное слово. До гибели папы мы жили вполне достойно, — сказала Гардения. — Он был гордым человеком, очень гордым.

Герцогиня тихо застонала.

— Я знаю, детка. Он жутко не любил, когда я дарила твоей маме дорогие подарки. Хотел сам обеспечить ее всем, в чем ока нуждалась.

— Верно, — тихо подтвердила Гардения. — Но после его смерти нам требовались не подарки, а еда.

Герцогиня шумно вздохнула.

— А ведь я никогда не задумывалась об этом, — призналась она. — Когда твоя мама написала мне о гибели Генри, я решила, что теперь смогу беспрепятственно помогать ей. Но посчитала, что должна немного подождать. А потом… Потом это вылетело из моей головы, Гардения… Я очень виновата…

— Когда папа умер, на нас висело множество долгов, — продолжила рассказывать Гардения. — Следовало оплатить услуги врача, медсестер, рассчитаться с аптекарем и торговцами продуктов — на протяжении нескольких месяцев перед смертью папа мог есть лишь очень немногое. Мы распродали все ценное, что имели, — серебро, мебель. Конечно, денег выручили мало, собственно и продавать-то было особенно нечего.

— Какой позор, — прошептала герцогиня. — Как же я могла быть такой бессердечной?

— Вы ведь ничего не знали, — пробормотала Гардения. — А мама ни за что не соглашалась написать вам о наших бедах.

— Если бы вы хотя бы намекнули мне…

— Нам было не к кому обращаться за помощью, — сказала Гардения. — Семья папы, как вы, наверное, помните, отреклась от него, как только он женился на маме. С того дня, когда состоялась их свадьба, ни один из родственников не желал его больше знать.

— Неудивительно, — прохрипела герцогиня. — Родня твоего папы смертельно на него разозлилась. Я читала некоторые из писем, написанных ему родителями. С их точки зрения бросить невесту за два дня до свадьбы из-за того, что влюбился в кого-то другого, — настоящее преступление.

— Мама рассказывала мне историю их встречи, — печально вымолвила Гардения. — Она поняла, что папа — ее единственный герой, как только увидела его. А когда они познакомились, весь ее мир перевернулся. Им доставляло неземное блаженство просто находиться рядом, просто смотреть друг другу в глаза…

— О подобном мечтает каждая женщина, — сказала герцогиня с тоской в голосе.

— У них не было другого выбора, — с чувством произнесла Гардения. — Им оставалось только убежать вдвоем. Папе через два дня следовало жениться на дочери лорда Мельчестера.

Маму никогда бы не приняли в его семье, ведь она с точки зрения родовитых богачей была никем.

— Не говори так, — поспешно возразила герцогиня. — Твой дед отнюдь не принадлежал к низшим классам общества. В молодости был капитаном, служил в легкой кавалерии. Мы жили в сельской местности, не хуже других семей в Херфордшире. Много денег, конечно, не имели, но и не нищенствовали.

— Простите, — сказала Гардения с улыбкой. — Я не хотела вас обидеть. Но согласитесь: с точки зрения общественности брак мамы и папы считался мезальянсом. Хотя папа и не являлся наследником, был вторым сыном у своих родителей.

Герцогиня презрительно прищурила глаза и сердито произнесла:

— Твой дед, сэр Густас Уидон, был высокомерным, напыщенным старым снобом. Он жаждал заставить твоего отца страдать. Лишь потому что тот женился на любимой женщине.

Лишил его денег и всяческой поддержки, распустил о нем грязные слухи в надежде, что от него откажутся даже друзья.

— Не думаю, что папа из-за этого сильно переживал. — Гардения пожала плечами. — Он был настолько счастлив с мамой, что все остальное его просто не интересовало. — Она тяжело вздохнула. — В последние месяцы их совместной жизни нередко случалось такое, что на время они забывали даже обо мне — просто молча смотрели друг на друга и как будто переносились в какие-то другие миры.

— В некотором смысле я завидовала Эмили, — призналась герцогиня. — Меня любили многие мужчины, мне предлагали богатства, положение в обществе и драгоценности. Но сама я ни к одному из своих поклонников не испытала ничего такого, что испытывала по отношению к твоему отцу она.

— Если вы говорите такие слова, значит, непременно все поймете правильно. — Глаза Гардении взволнованно заблестели. — Мама умерла, потому что ее сердце было навеки разбито. Звучит сентиментально, но это так. После смерти папы она потеряла всякий интерес к жизни. Целыми днями просиживала у окна, глядя в сад. Я знала, что все ее мысли о нем. Ей даже хотелось умереть, чтобы вновь повстречаться с папой.

Однажды, когда в доме было страшно холодно, а уголь кончился, она сильно заболела. Я видела по отрешенному выражению ее лица, что у нее нет ни малейшего желания выздороветь. Я пыталась разговаривать с ней о будущем, строить планы, но она меня не слушала, все время думала о папе. Наверное, ее не интересовала уже даже моя судьба…

Герцогиня вытерла выступившие слезы.

— И как же закончилась эта печальная история любви? — спросила она.

— Мама умерла в прошлую субботу, — пробормотала Гардения дрожащим голосом. — Весь день она пролежала без сознания. А потом вдруг открыла глаза и улыбнулась. Не мне и не врачу. А папе. Такие ее улыбки предназначались только папе.

С минуту она молчала, борясь с нахлынувшими на нее эмоциями. А успокоившись, продолжила:

— Буквально через два дня после смерти мамы мне пришло письмо от фирмы-владелицы закладной на наш дом. В нем сообщалось, что я должна срочно выехать. В этой конторе работают скверные люди. Всегда изводили нас и запугивали, если мы задерживали оплату хотя бы на день. Денег у меня не было. В том числе и на то, чтобы расплатиться с соседями, дававшими нам в долг еду и другие необходимые вещи…

— Я верну все ваши долги, — твердо сказала герцогиня. — Все до одного.

Гардения радостно вскрикнула:

— Я так надеялась на то, что вы это сделаете! Наши бывшие соседи — удивительные люди. Присылали маме цветы, пока она болела, покупали ей лекарства, приносили особую пищу, которой кормят больных. Все старались помочь ей подняться на ноги.

— Я сегодня же вышлю деньги им всем. Мой секретарь выпишет чеки, — пообещала герцогиня. — О, девочка! Как же все печально! Если бы я только знала! А почему ты сама не написала мне письмо?

— Я не решилась бы, — ответила Гардения. — Ведь до сегодняшнего дня мы виделись с вами всего дважды. В первый раз — когда я только родилась. Кстати, меня назвали Гарденией не без вашего участия, так ведь?

— Да, да, все верно. — Герцогиня кивнула. — Через несколько дней после твоего рождения я приехала к Эмили с огромной корзиной гардений — купила их в цветочном магазине в Лондоне. Увидев мой подарок, твоя мама рассмеялась и сказала: «Это в твоем духе, дорогая. Очень надеюсь, что моя девочка будет такой же красивой, как ты. И, пожалуй, назову ее Гардения».

— Мама не раз рассказывала мне о вашем презенте, — сказала Гардения. — И всегда при этом смеялась. В тот период они с папой ломали головы над тем, где раздобыть деньги на оплату услуг врачей и покупку всего необходимого для меня.

Поэтому ваш подарок был потрясающе неуместным, экстравагантным и роскошным.

— В том-то все и дело! — с сокрушенным видом произнесла герцогиня. — В тот момент я даже не поняла, что поступила нелепо! Потому что уже привыкла к богатству. Все, чего бы я ни пожелала, с легкостью ложилось к моим ногам, и я совсем позабыла о том, что такое нужда. Я была старше твоей мамы, поэтому к тому времени, когда она повзрослела, уже жила с мужем в Париже. Это чудовищно, но мне никогда не приходило в голову, что мы живем как будто в разных мирах. А ведь я любила Эмили, по-настоящему любила!

— Не терзайте себя, — успокаивающим тоном произнесла Гардения. — Мама никогда и не считала, что вы обязаны ей помогать, и тоже искренне вас любила. Она постоянно рассказывала мне, что вы были очень красивой. Настолько красивой, что, когда вы вместе приходили в церковь, все прихожане поворачивали в вашу сторону головы, а мужчины, певшие в хоре, смотрели не в книжки с гимнами, а на вас.

— В меня влюбился даже викарий, представляешь? — Герцогиня рассмеялась. — Он постоянно приходил к нам на чай и краснел до корней волос, как только я с ним заговаривала. А меня это жутко забавляло. Тогда я только начинала понимать, что имею власть над мужчинами. О, дорогая моя! Сколько же лет прошло с тех давних пор!

По ее губам скользнула мечтательная улыбка. Она немного помолчала и продолжила:

— В твоем возрасте я уже была замужем. Хотела уехать из дома. И потом, Хьюго Рейнбард казался мне очень привлекательным. Я его не любила, но восхищалась им. Отец пытался отговорить меня от этого замужества, но я ничего не желала слушать. Да и какая девушка на моем месте поступила бы иначе? Все, что я видела дома, так это деревенскую скуку и викария, а Рейнбард предлагал мне Париж!

— Мама говорила, что в подвенечном платье вы выглядели просто ангельски, — сказала Гардения. — Она постоянно о вас рассказывала, и я с нетерпением ждала момента встречи с вами.

Когда вы приехали к нам в июне 1902 года — видите, как точно я помню дату, — я убедилась, что, описывая вас, мама нисколько не преувеличивала. Вы были самой красивой из всех известных мне женщин.

Герцогиня довольно заулыбалась, потом резко вскинула руки и приложила их к лицу.

— Ты говоришь о событиях семилетней давности! А что теперь? Только взгляни на меня! Я постарела, у меня появились морщины. Даже не трудись со мной спорить. Зеркала мне не лгут… Моя красота, Гардения, осталась в прошлом. Но я стараюсь и буду продолжать стараться ее вернуть. Говорят, что в Венгрии изобрели новый метод…

Она резко замолчала, воодушевление мгновенно исчезло с ее лица.

— Только в данный момент не время разговаривать об этом.

Сейчас нам следует обсудить твою ситуацию. Ты поступила абсолютно правильно, приехав ко мне, детка. К кому еще ты смогла бы обратиться за помощью? Не страшно было отправляться в дорогу одной?

Гардения пожала плечами.

— В любом случае сопровождать меня теперь некому, — ответила она печально. — Конечно, было бы правильнее предупредить вас заранее о своем приезде, но для нашего дома уже нашли покупателя и меня торопили с выселением. Я распродала соседям остатки мебели, часть вырученных денег потратила на раздачу долгов, а то, что осталось, взяла с собой.

Телеграмму не смогла бы вам дать, это слишком дорого.

— Итак, ты приехала вчера вечером, — произнесла герцогиня. — Я на самом деле не поверила Ивонн, когда она сообщила мне, что ты здесь.

Гардения робко кивнула.

— Конечно. Я заявилась так неожиданно. Глупая, я даже не подумала о том, что у вас может быть вечеринка. Решила, что приеду и сразу вам обо всем расскажу… И вы меня поймете…

— Я понимаю, все понимаю, девочка, — сказала герцогиня. — Поэтому считаю, что нам стоит немедленно обсудить, как тебе быть. Оставаться здесь ты не можешь.

— Даже ненадолго? — Гардения испуганно моргнула. — Я, естественно, как можно быстрее займусь поисками работы, я думала над этим всю дорогу. Только вот не знаю, что я смогу делать. Для того чтобы быть гувернанткой, у меня не хватает знаний. Я ведь получила весьма скромное образование. Я владею французским — на том, чтобы я им занималась, настояла мама. А еще играю на фортепиано и немного умею рисовать. Арифметика всегда давалась мне с трудом, равно как и письмо.

— Быть гувернанткой — это просто кошмар. — Герцогиня скривила губы. — Ты не должна этим заниматься. Ты ведь моя племянница.

Гардения вздохнула.

— Что же вы мне посоветуете? Может, стать чьей-нибудь компаньонкой?

— Что ты! — Герцогиня фыркнула:

— Быть сопровождающей какой-то другой женщины? О, это убийственно!

— Но что мне остается? — спросила Гардения, беспомощно хлопая ресницами.

— Выйти замуж, моя девочка. Вот что! — провозгласила герцогиня.

Щеки Гардении покрылись легким румянцем.

— Естественно, я надеюсь, как надеются все девушки, — пробормотала она смущенно, — что однажды влюблюсь в какого-нибудь мужчину. Хотя в последнее время я и думать не могла о знакомствах и развлечениях… Сначала болел папа, потом он умер. Вскоре слегла и мама…

— Да, да, мы должны выдать тебя замуж, — сказала герцогиня твердо. — Надо только решить, каким образом это лучше устроить.

— Можно мне пожить у вас хотя бы немного? — дрожащим от волнения голосом спросила Гардения. — Вот увидите, я не доставлю больших хлопот. И смогу помочь вам ухаживать за домом. Ведь я умею шить и…

Повелительным жестом герцогиня прервала ее.

— Девочка моя, у меня десятки слуг. За моим домом следят они, понимаешь? А тебя мне следует выдать замуж. Надо подобрать тебе хорошего мужа. А для начала…

Ее лицо сделалось озадаченным, и она замолчала. А выдержав паузу, продолжила:

— О, дорогая моя! Даже не знаю, что нам делать! У меня на примете нет ни одной дамы, которая смогла бы стать для тебя компаньонкой. Ни одной!

— Я не понимаю… — Гардения покачала головой.

— Разумеется, — ответила герцогиня. — Ты и не можешь ничего понять. Потому что не знаешь о существовании некоторых проблем. Только не подумай, что я не хочу оставлять тебя в своем доме. Но все довольно сложно…

— Если вы боитесь, что я не подхожу для ваших вечеринок, то я просто не буду их посещать, — сказала Гардения. — Вчера вечером я слышала, что у вас ужасно весело. И не пошла вас разыскивать. А знаете почему? Лорд Харткорт настоятельно посоветовал мне не делать этого.

— Лорд Харткорт! — воскликнула герцогиня. — Значит, ты его уже видела?

— Да, — ответила Гардения. — Вчера я встретилась с ними в холле — с ним и еще с одним молодым человеком, графом Андрэ де… Не помню его фамилии. — Она решила не рассказывать тете о нахальной выходке графа.

— Наверное, это был Андрэ де Гренэль. Ты сообщила им, что приходишься мне племянницей? — поинтересовалась герцогиня.

— Только лорду Харткорту, — сказала Гардения. — Мне не следовало этого делать?

— Нет-нет, почему же! Ты поступила правильно. И какова была его реакция? Он удивился?

— Гм… — промычала Гардения. — Видите ли, мы разговаривали с ним при довольно необычных обстоятельствах… Находясь еще в холле, я потеряла сознание. Наверное, очень устала в дороге, а еще проголодалась. Лорд Харткорт отнес меня в одну из комнат на первом этаже.

— Как мило с его стороны! — Герцогиня удивленно вскинула бровь. — А ведь подобные поступки для него не характерны. Обычно этот человек держится очень высокомерно. Когда он приходит ко мне на вечеринки, у меня возникает ощущение, что я недостойна его общества.

— Что вы, тетя. Наверняка лорд Харткорт относится к вам совсем не так, как вы думаете, — сказала Гардения, кривя душой.

— Значит, лорд Харткорт тебя видел, — медленно произнесла герцогиня. — И Андрэ тоже… Это все усложняет.

— Но почему? — изумленно спросила Гардения.

Герцогиня махнула рукой.

— Все равно сейчас тебе будет трудно это понять, моя девочка. Что ж, попытаемся что-нибудь придумать. — Она серьезно посмотрела Гардении в глаза. — Поступим так: ты останешься у меня, но пообещаешь, что будешь выполнять все, что я тебе ни скажу. Если я посчитаю, что тебе пора спать, ты отправишься в постель. Если решу, что тебе не стоит общаться с определенными людьми, ты не станешь мне перечить. Договорились?

— Конечно, — ответила Гардения. — Я ужасно рада, что вы позволяете мне остаться.

— В данный момент я не могу поступить иначе, — протянула герцогиня и улыбнулась. — Хорошо, что ты поживешь со мной, детка. И хорошо, что, несмотря на свою молодость, ты не настолько красива, чтобы затмить меня полностью.

— Красива? — Гардения запрокинула голову и рассмеялась. — Папа говорил, что мне никогда не достичь того великолепия, которое предполагает мое имя. По его мнению, я сравнима со скромной садовой розочкой, с маргариткой, но отнюдь не с экзотической гарденией.

— Тем не менее у тебя немало шансов, — внимательно разглядывая племянницу, заметила герцогиня. — Мы займемся тобой и посмотрим, что из этого получится. Во-первых, полностью изменим твою прическу. А во-вторых, переоденем тебя в другой наряд. Это платье безбожно старомодно.

— Да, — согласилась Гардения.

— А еще тебе не следует носить черное, — сказала герцогиня. — Это выглядит чересчур мрачно и отнюдь не привлекательно для мужчин. От черного мы откажемся. Ты должна выглядеть так, как подобает выглядеть моей племяннице и, поскольку у меня нет детей, моей наследнице.

Гардения испуганно покачала головой.

— Тетя Лили! Подобные мысли мне даже в голову не приходили.

— Только не думай, что это огромное счастье, — пробормотала герцогиня несколько усталым тоном. — Я богата, но не рассчитывай, что только из-за этого вокруг тебя сразу образуется толпа подходящих кандидатур для роли мужа.

— Наверняка, будучи герцогиней, вы играете важную роль в жизни парижского высшего общества, — произнесла Гардения с благоговением.

Герцогиня повернула голову и посмотрела на нее так, будто собралась о чем-то заговорить. Но в следующее мгновение передумала.

— Мы побеседуем обо всем позднее, — сказала она. — В данный момент нам необходимо заняться твоей внешностью.

Пока ты в таком виде, я не смогу тебя познакомить даже с месье Бортом.

Она дернула за веревку колокольчика и через несколько секунд дверь открылась, и в комнату вошла служанка.

— Ивонн, — обратилась к ней герцогиня, — моя племянница, мадемуазель Гардения, останется у меня. Ей нужны новое платье, новая прическа и все остальные необходимые вещи.

Сейчас я приведу себя в порядок, и мы с ней направимся к мсье Ворту. Но в таком виде она не может никуда идти, ты ведь понимаешь.

— Конечно, мадам! Прекрасно понимаю! — воскликнула служанка.

— Очень хорошо, Ивонн. Подыщи что-нибудь подходящее для мадемуазель Гардении. Может, что-нибудь из моих старых платьев, в которые теперь я уже не вмещаюсь. А потом я куплю ей другие наряды.

— Спасибо вам, тетя Лили! — поблагодарила герцогиню Гардения. — И за желание меня нарядить, и за позволение остаться. Если бы вы только знали, как я счастлива! Когда умерла мама, мне показалось, что наступил конец света. Теперь у меня есть вы, и все изменилось.

— Теперь у тебя есть я, — повторила герцогиня как-то странно и подалась вперед, подставляя Гардении щеку для поцелуя. — Да благословит тебя Господь, девочка. Будем надеяться, что все как-нибудь устроится.

— Я обещаю во всем вас слушаться, во всем, — сказала Гардения.

Герцогиня грустно улыбнулась и повернулась к служанке, — Ивонн, отведи мадемуазель к мсье Груазу. Передай ему, что я прошу его выслать деньги тем людям, имена которых назовет мадемуазель Гардения.

— Хорошо, ваша светлость, — сдержанно ответила Ивонн и, даже не глянув на Гардению, зашагала к двери.

Гардения сделала несколько шагов, направляясь вслед за ней, но приостановилась и повернула голову.

— Еще раз спасибо, тетя Лили. Огромное спасибо. Я страшно боялась, что вы меня не примите.

— Беги, детка, — ответила герцогиня мягко. — И ни о чем не беспокойся. Все будет хорошо.

Как только дверь за Гарденией закрылась, она вновь упала на подушки, закрыла глаза и тихо простонала:

— Бедное дитя. Как я смогу ей все объяснить? Вообще-то рано или поздно она сама узнает правду…

Гардения тем временем в приподнятом настроении шла по лестнице за Ивонн.

Они спустились в холл.

Еще вчера вечером она сидела здесь на своем потертом чемодане, чувствуя себя несчастнейшей из людей. Теперь же ее душа ликовала, и было не страшно думать о завтрашнем дне.

Повсюду суетились люди, целая армия людей в рабочей одежде. Они чистили ковры на лестнице, удаляя с них пятна от напитков и еды, драили полы в холле и в главной гостиной.

Проходя мимо большого ведра с мусором, Гардения заметила в нем хрустальные осколки.

«Наверное, кто-то умудрился разбить вчера даже люстру, — подумала она. — И зачем тетя Лили устраивает столь безумные вечеринки? Для чего ей это нужно? Ах да! Я опять забыла, что нахожусь во Франции. Французы в отличие от нас, сдержанных англичан, обожают веселье».

Ивонн подвела Гардению к комнате, расположенной напротив той, в которую вчера ее отнес лорд Харткорт, постучала в дверь и вошла вовнутрь.

Гардения проследовала за ней.

В комнате за письменным столом, заваленным бумагами, сидел седоволосый мужчина средних лет. По всей вероятности, это и был мсье Груаз.

Ивонн передала ему распоряжения герцогини и представила ее племянницу. Она говорила настолько быстро, что Гардения уловила лишь некоторые слова.

Мсье Груаз поднялся из-за стола, приветливо улыбнулся и протянул Гардении руку.

— Enchante de faire votre15, Ma'm'selle, — сказал он.

А продолжил по-английски:

— Ивонн сообщила, что я должен кое-что для вас сделать.

— Да, да, — пробормотала Гардения. — Оплатить несколько счетов. — Сильно смущаясь и волнуясь, она достала из кармана лист бумаги. — Боюсь, их довольно много…

— Напротив! Довольно мало! — воскликнул мсье Груаз, взяв у нее список. — Вы уверены, что никого не забыли?

Гардения кивнула.

— Уверена. — Она нервно сглотнула. — Но… Если вдруг я вспомню о ком-то еще… Можно мне прийти к вам позднее?

— Безусловно, Ma'm'selle, — ответил мсье Груаз. — Я к вашим услугам. А этим людям отправлю деньги уже сегодня. — Он кивнул на список. — По почте. Они смогут получить их в ближайшем почтовом отделении.

— Очень мило с вашей стороны, — произнесла Гардения, с облегчением вздыхая. — Я вам бесконечно признательна. — Не стоит благодарить меня, Ma'm'selle, — пробасил мсье Груаз, сияя. — Быть вам полезным — для меня честь.

— Спасибо, — сказала Гардения.

Ивонн ждала ее у двери. Когда они обе вернулись в холл, она рукой указала на лестницу.

— А теперь пойдемте опять наверх, Ma'm'selle.

В это самое мгновение лакей у парадного хода распахнул двери, и Гардения услышала знакомый голос:

— Если ее светлость дома, пожалуйста, предайте ей, что лорд Харткорт и мистер Бертрам Каннингхэм хотели бы ее видеть.

— В этот час для посетителей ее светлости дома нет, — ответил лакей по-французски.

Гардения повернула голову и увидела переступающего порог лорда Харткорта. Теперь ей не оставалось ничего другого, как подойти к нему и поздороваться. К ее лицу прилила краска.

— Здравствуйте, лорд Харткорт, — произнесла она, приблизившись к выходу. — Вчера вечером вы мне очень помогли. Благодарю вас.

— Надеюсь, что сегодня вы чувствуете себя лучше, — ответил лорд Харткорт, приподнимая цилиндр. — Наверное, поездка изрядно вас утомила.

— Верно, в дороге я сильно устала, — призналась Гардения.

— Неудивительно, — прозвучал чей-то голос сбоку, и Гардения повернула голову.

Рядом с лордом Харткортом стоял высокий, очень элегантный темноволосый молодой человек с небольшими темными усиками и ослепительной улыбкой.

Губы Гардении тоже расплылись в улыбке.

— Позвольте представить вам моего кузена, Бертрама Каннингхэма, — сказал лорд Харткорт. — Вашего имени я, к сожалению, так и не узнал вчера. Мы познакомились при весьма необычных обстоятельствах.

— Меня зовут Гардения Уидон, — сообщила Гардения.

Бертрам Каннингхэм пожал ей руку.

— Я рад, что в Париже вас встретил именно англичанин, — произнес он. — Кузен рассказал мне о вашем вчерашнем появлении в этом доме в столь поздний и столь шумный час.

Наверное, не зная Парижа, не очень приятно приезжать сюда впервые, да еще и одной! Это я решил, что нам следует прийти сюда сегодня утром и убедиться, что с вами все в порядке.

Судя по вашему виду, это действительно так.

— Да, я чувствую себя хорошо, — сказала Гардения.

— Вот и прекрасно! — провозгласил Бертрам.

Только сейчас заметив, что он до сих пор держит ее руку в своей руке, Гардения поспешно убрала ее.

— Мы хотели бы пригласить вас на прогулку. Уверен, это пошло бы вам на пользу. — Бертрам опять очаровательно улыбнулся, повернул голову и кивнул во двор. Двери были раскрыты.

Гардения проследила за его взглядом. На дороге перед домом стоял элегантный черно-желтый экипаж, запряженный черными красавцами-лошадьми.

— Какая прелесть! — невольно сорвалось с губ Гардении. — Лошадки просто потрясающие!

— Они — моя гордость! — с радостью сообщил Бертрам. — Но, если хотите, мы можем прокатиться и на автомобиле.

— Нет, нет, — ответила Гардения. — Я без ума от лошадей.

Только сегодня я не смогу отправиться с вами на прогулку.

Мы с тетей собираемся… — Она чуть было не посвятила гостей в те планы, что они наметили с герцогиней на сегодня, но вовремя осеклась. — Мы собираемся кое-куда съездить.

— Вы уже виделись с ее светлостью? — поинтересовался лорд Харткорт.

Гардении тут же вспомнился их вчерашний разговор.

— Да, мы уже виделись, — ответила она сухо. — Тетя очень обрадовалась моему приезду. Я остаюсь у нее.

Ей показалось, что, услышав ее последние слова, лорд Харткорт изменился в лице. Она понимала, что это абсурдно, но ясно видела, что в его глазах отражается разочарование.

— Что ж, я рад за вас обеих, — ответил он каким-то скучающим тоном и повернулся к кузену. — Раз мисс Уидон сегодня занята, Берти, нам придется отправляться на прогулку вдвоем.

— Надеюсь, очень скоро мы снова увидимся, мисс Уидон, — сказал Бертрам, глядя Гардении в глаза. — Если герцогиня пригласит меня на завтрашнюю вечеринку, то я обязательно приду, чего бы мне это ни стоило.

— Буду рада вновь с вами встретиться, — ответила Гардения. — До свидания.

Лорд Харткорт не вымолвил ни слова. Гардении почудилось, что в нем появилась какая-то странная агрессия. Он приподнял край цилиндра, резко вышел и решительно зашагал вниз по ступеням.

Бертрам Каннингхэм направился вслед за ним, но посередине лестницы приостановился и повернул голову.

— Вы уверены, что не можете поехать с нами? — спросил он с надеждой в голосе. — Я хотел бы одним из первых показать вам Париж.

— Сегодня я действительно занята, — сказала Гардения. — И даже если бы это было не так, без разрешения тети я никуда бы не поехала.

— А завтра? Можно, я заеду за вами завтра? В это же время. Уверен, ее светлость ничего не будет иметь против. Пообещайте, что не откажете мне?

— Я ничего не могу вам обещать, — ответила Гардения, несколько сбитая с толку настойчивостью своего нового знакомого.

— Тогда хотя бы подумайте над моим предложением! — Бертрам Каннингхэм сбежал вниз по лестнице, сел в экипаж и взял в руки поводья. А отъехав на некоторое расстояние, повернул голову и помахал Гардении рукой.

Лорд Харткорт ни разу не оглянулся.

— Крайне неприятный человек этот лорд Харткорт, — пробормотала Гардения. — И явно меня невзлюбил.

Она пошла за Ивонн вверх по лестнице, размышляя о том, что должна поговорить с тетей о приглашении Бертрама Каннингхэма. Естественно, если бы она была в Англии, то ни за что не отправилась бы на прогулку с малознакомым молодым человеком без компаньонки. Но во Франции все было по-другому. Тем более в Париже — городе свободы и веселья.

Наверное, здесь не придерживались столь строгих правил.

В противном случае Бертрам Каннингхэм не стал бы так настойчиво ее приглашать.

Конечно, сидеть наедине с мужчиной в закрытой машине не очень прилично, подумала она. Совсем другое дело — в открытом экипаже.

Ей вспомнились многочисленные истории о том, как разные мерзавцы заманивают девушку в машину, увозят неизвестно куда и, если та отказывается вступать с ними в близость, выкидывают посреди дороги.

Бертрам Каннингхэм совсем не похож на негодяя, решила Гардения. Он веселый и галантный и вряд ли позволил бы себе какие-то вольности.

Ей вдруг нестерпимо захотелось оказаться в обществе своих ровесников, подобных этому молодому человеку. Смеяться с ними, радоваться жизни и не ломать голову над тем, как вернуть кому-то долг или где раздобыть еду.

Ивонн провела ее по коридору на втором этаже мимо спальни тети и, остановившись у одной из дальних комнат, открыла дверь.

В этой комнате было просторно и светло. Большое единственное окно выходило в сад. Вдоль стен стояло множество шкафов.

— Это гардеробная ее светлости, — сообщила Ивонн и принялась открывать одну за другой дверцы шкафов У Гардении разбегались глаза. Такого огромного количества платьев она не видела никогда в жизни.

— Очаровательное создание эта крошка! — воскликнул Бертрам, когда они проезжали мимо Триумфальной арки. — Никогда бы не подумал, что у знаменитой Лили такая племянница.

Лорд Харткорт хмыкнул.

— Ты ведь сам рассказал мне, что семья у Лили была вполне порядочной.

— По крайней мере так говорил мой отец, — ответил Бертрам. — Как ты считаешь, что ожидает эту девочку в будущем?

Лорд Харткорт пожал плечами.

— По всей вероятности, мисс Уидон действительно намеревается остаться у Лили. А она довольно упряма, я это понял еще вчера.

— Упрямая? — переспросил Бертрам. — Эта маленькая английская пташка? Ну не знаю. У меня создалось такое впечатление, что она только что упала из гнезда. И что совсем еще не знает жизни.

— Полагаю, герцогиня научит ее всему, чему следует, — иронично заметил лорд Харткорт.

— И приоденет, — добавил Бертрам. — Тогда малышка Гардения станет весьма привлекательной. — Он помолчал. — А вообще вся эта история довольно странная. К Лили приезжает племянница с невинным как у ангела лицом и остается в ее доме… Я не удивлюсь, если предположение Андрэ окажется правдой. Возможно, Лили задумала выкинуть очередной фокус.

Все это слишком подозрительно. И чертовски занимательно!

— Может, поговорим о чем-нибудь другом? — спросил лорд Харткорт скучающим тоном.

— Ты неисправим, Вейн! — проворчал Бертрам. — Не видишь забавного ни в чем! А мне было бы очень интересно покатать эту малышку по Парижу. Я до смерти устал от блистательных красоток «Максима». Только представь себе: на прошлой неделе Джеффри подарил Иветте браслет с бриллиантами, а она вернула его ему, потому что нашла камни недостаточно крупными.

— Но Джеффри может позволить себе купить все что угодно, — невозмутимо заметил лорд Харткорт. — Мог бы подарить своей Иветте то, что ей нравится.

— Конечно, но речь не об этом! Только подумай, насколько безгранична неблагодарность женщин! — воскликнул Бертрам. — Они вечно чем-нибудь недовольны. Вспомни Мари, с которой я некоторое время встречался. Эта красавица вечно ныла: то ей подали несвежую икру, то налили шампанского, отдающего пробкой, то усадили на неудобное место, то подарили орхидеи не того цвета, какого ей хотелось! Она меня замучила, поэтому я и порвал с ней. Теперь за ней ухаживает Освальд! Несчастный! Ему можно только посочувствовать. — Он вздохнул. — Я прекрасно понимаю, что девочки стоят денег. В конце концов, их даже приятно тратить на ублажение этих прелестных созданий. Но хотелось бы получать в ответ хоть немного признательности.

— Бедный Берти, — ответил лорд Харткорт. — Я и не думал, что за свои старания от женщин ты не получаешь ничего.

— Эй, не смей надо мной смеяться! — с шутливым возмущением вскрикнул Бертрам. — И не считай меня скупердяем.

Мне просто никогда не везет. Я увлекаюсь женщинами слишком быстро и так же быстро разочаровываюсь в них. У тебя все по-другому. Выбирать подруг у тебя талант. Чего стоит, например, твоя Анриэтта!

Лорд Харткорт промолчал.

Тогда Бертрам добавил:

— Может, я слишком много болтаю, Вейн, но иногда очень нужно открыть кому-нибудь душу. Лучше всего родственнику, понимаешь?

— Родственнику? — Лорд Харткорт выдержал паузу. — Наверное, ты прав. Что ж, дам тебе такой совет, мой дорогой кузен: если ты нашел интересной эту английскую пташку, как ты ее называешь, попробуй за ней поухлестывать. Может, она и стоит того, несмотря на все мои дурные предчувствия.