Искушенные обманом

ПЛЕЙЛИСТ

Hate Myself – NF

Peace of mind – Villain of the Story

Drown – Bring Me The Horizon

M.I.N.E – Five Finger Death Punch

How to Save a Life – The Fray

Gasoline – Halsey

Worlds Apart – The Faim

I’ll Be Good – Jaymes Young

I Know How to Speak – Manchester Orchestra

Sorry for Now – Linkin Park

The Light Behind Your Eyes – My Chemical Romance

Fake Your Death – My Chemical Romance

Roses – Awaken I Am

Follow Your Fire – Kodaline

Lion – Hollywood Undead

Only Us – DYLYN

Choke – Royal & the Serpent

Пролог

Адриан

7 лет

- Ты сделаешь, как тебе говорят.

Я киваю.

Лучше быть послушной, когда моя мать в таком состоянии – или в любом другом, на самом деле.

Она уже несколько минут расхаживает по нашей маленькой квартирке, одну секунду смотрит на свой телефон, а в следующую печатает на нем.

Мои ноги болтаются, когда я сижу на высоком стуле в нашей гостиной, которая пахнет подгоревшей едой, потому что мама ненавидит готовить, и у нее это ужасно получается. Моя книга «Щелкунчик» лежит у меня на коленях, хотя я не могу читать из-за настроения мамы. Идет снег, окно покрыто белой пылью, как в рождественских фильмах, но камин даёт немного тепла от внешнего холода.

Моя мама, высокая и стройная, всегда ходит в спортзал, оставляя меня дома одну, чтобы она могла поддерживать свою «форму» после того, как «я все испортила», когда я родилась. Я не знаю, что это значит, но она постоянно говорит подобные вещи. На ней обтягивающая блузка с элегантной юбкой, а ее светлые волосы собраны в пучок.

Ее губы кроваво-красные, а серьги длинные и свисают с шеи, как мишура на Рождество, которое я праздновал с моим отцом и его женой, тетей Анникой, в этом году. Мама пропала на целый месяц после того, как бросила в меня вещи, но это того стоило.

Мама ненавидит тетю Аннику. Она делает и говорит вещи, которые причиняют ей боль, например, о том, что она даже не может иметь ребенка. Моя мачеха ничего не говорит при маме, а иногда даже улыбается, что приводит мою маму в еще большую ярость. Но я часто вижу тетю Аннику, плачущую в одиночестве в своей комнате. Я встаю рядом с ней и похлопываю ее по руке. Иногда этого достаточно, чтобы заставить ее остановиться.

Мама ненавидит тетю Аннику. Она делает и говорит вещи, которые причиняют ей боль, например, что она даже не может иметь ребенка. Моя мачеха ничего не говорит в присутствии мамы, а иногда даже улыбается, что приводит маму в еще большую ярость. Но я часто вижу, как тетя Анника плачет одна в своей комнате. Я встаю рядом и похлопываю ее по руке. Иногда этого достаточно, чтобы она остановилась.

Но мама не сдается. Она даже просит меня искать вещи, когда я в доме отца, которые она может использовать, чтобы навредить тете Аннике.

Я не хочу, чтобы тетя Анника страдала. Она печет для меня пирожные и поит чаем. Она выводит меня на прогулку и покупает мне перчатки и шарфы, чтобы защитить «мое маленькое тело», как она говорит, от холода. Она также обнимает меня и целует в щеки.

Мама никогда так не делает.

Из-за работы в больнице мама редко бывает дома. Но это так. После того, как я прихожу из школы, я провожу много времени в полном одиночестве. Ночью страшно, потому что я думаю, что монстр под моей кроватью выйдет наружу.

Мама говорит, что это чушь, а настоящий монстр – тетя Анника. Из-за этой «сучки» она не может быть с папой.

Как-то раз я дал маме ложную информацию, так как не хотел, чтобы тетя Анника пострадала. Когда мама узнала об этом, она дала мне пощечину, а однажды намазала мне лицо красным перцем. Оно горело так сильно, что я видел звезды, но не плакал. Мама с папой не любят, когда я плачу.

Мама говорит, что папа – влиятельный человек и что я должен слушать его и ее. Но тетя Анника сказала мне, что лучше не слушать все, что говорит папа.

– Это потому, что он могущественный? – спросил я, когда она читала мне книгу после того, как помогла с домашним заданием.

Тень пробежала по ее лицу, когда она улыбнулась. Ее улыбка всегда грустная, не такая, как у мамы, которая выглядит как мультяшный плохой парень. – Потому что он опасен, malyshonuk.

– Как тот плохой парень из мультфильма?

– Угу.

– Но мамочка говорит, что он сильный.

– В плохом смысле. – Она обняла меня. – Жаль, что я не могу взять тебя и уйти, мой сладкий пирожок.

Мне тоже этого хотелось. А еще мне хотелось, чтобы она была моей мамой. По крайней мере, она никогда не причиняет мне боли и заставляет чувствовать себя комфортно. По крайней мере, я ей нравлюсь.

А маме – нет.

– Что тебе сказала эта шлюха? – спрашивает мама резким тоном, и я вздрагиваю. Мне не нравится, когда она так называет тетю Аннику.

– Ничего. – Голос у меня тихий.

Она топает ко мне, и я крепче сжимаю книгу, ожидая, как обычно, пощечины. Сколько бы она меня ни била, я никогда к этому не привыкну. Я ненавижу боль, которая приходит с этим, но больше всего я ненавижу то, что она не относится ко мне так, как большинство матерей относятся к своим детям.

Иногда я спрашиваю тетю Аннику, почему она не моя мать, и она только грустно улыбается.

На этот раз мама не дает мне пощечины, но хватает меня за рубашку и приподнимает. Вблизи она выглядит довольно пугающе. Как ведьмы из мультиков.

– Скажи мне, что она сказала, маленький ублюдок!

Я не могу дышать.

Это не первый раз, когда я не могу дышать. Мама обычно клала мне подушку на лицо, когда ловила меня плачущим, чтобы я перестал.

Вот почему я больше этим не занимаюсь. Вот почему я хочу привыкнуть к боли, чтобы не плакать.

Книга, которую тетя Анника купила мне, с глухим стуком падает на пол, когда я хватаю мамины руки своими маленькими, пытаясь их убрать.

– М-мама…

Выражение ее лица не меняется, когда она смотрит на меня сверху вниз.

– Ты думаешь, тебе больно, чертов ублюдок? Как насчет боли, через которую я прошла, чтобы родить тебя? Ты веришь, что я хотела незаконнорожденного ребенка? Я Доминика Алексеева, первая в своем классе в Гарвардской медицинской школе, и все же я пожертвовала собой. Вместо того чтобы прервать твое ублюдочное существование, я родила гребаное отродье твоего отца, чтобы он оставил эту суку. Но так ли это? Нет. В конце концов, она какая-то гребаная аристократка и имеет для него большую ценность, даже бездетная. Так что не сиди здесь и не думай, что ты имеешь в виду что-то, кроме как служить мостом между мной и твоим отцом. Ты мой сын, такой нежеланный, и ты не встанешь на сторону этой суки, или я убью тебя, черт возьми. Я закончу жизнь, которую дала тебе. Понимаешь?

Она толкает меня к стулу, и я делаю большой глоток воздуха, задыхаясь и хрипя. Дерево впивается мне в бок, и в руку вонзается шальная заноза. Крошечные капельки крови появляются на поверхности моей кожи, прежде чем соскользнуть на книгу.

Я бросаюсь вперед, падаю на колени на деревянный пол и вытираю обложку «Щелкунчика» тыльной стороной ладони.

Мама вырывает книгу из моих пальцев.

– Мама, нет!

Она склонила голову набок.

– Она дала тебе ее, не так ли?

Я отрицательно качаю головой.

– Не лги мне. Она единственная идиотка, которая любит эту дрянь. – Лукавая улыбка красуется на ее губах, когда она открывает ее и поднимает руки, чтобы разорвать.

– Ты расскажешь мне, что она сказала?

– Я... она…

– Что?

Я не хочу, чтобы она порвала мою книгу, но и не хочу рассказывать ей о тете Аннике.

– Ну и ладно, маленький ублюдок.

– Нет! – Я бросаюсь к ней. – Она... она сказала, что мы поедем в отпуск.

Она поднимает бровь.

– В отпуск? Куда?

– В Россию.

Она смеется, ее идеальные белые зубы видны под красной помадой. Звук такой громкий, что мне хочется зажать уши обеими руками и больше не слушать ее.

– Ну-ну. Образцовая хорошая девочка планирует уехать. – Все еще сжимая книгу, она берет телефон и идет к камину.

Мама смотрит на книгу, бормочет.

– Мусор.– И бросает ее в огонь.

Я бросаюсь вперед, пытаясь вернуть книгу, но огонь уже съел ее. Слезы жгут мне глаза, и я бью маму по ноге.

– Ты сказала, что оставишь мою книгу в покое!

– Я солгала. А теперь помолчи. – Она отталкивает меня, и я падаю на пол рядом с ней. Жало заставляет меня вздрогнуть, но я быстро научился его скрывать.

Мама подносит телефон к уху и кладет руку на бедро.

– Планы изменились.… Да ... несчастный случай... сегодня ночью…

Повесив трубку, она поворачивается ко мне с торжествующей улыбкой, похожей на улыбку плохого парня.

– Наконец-то ты доказал, чего стоишь, маленький ублюдок.

– Ты позволишь мне навестить тетю Аннику в эти выходные?

– Нет.

– Но папа сказал…

– Твой отец больше не будет на ее стороне, Адриан. Потому что, сколько бы он ни оставался с ней и сколько бы мы с Анникой ни поклонялись у его ног, для него важен только один человек. Единственный человек, который продолжит его наследие. – Она склонила голову набок. – Ты.

Я встаю, встречаясь с ней лицом к лицу.

– Папа сказал, что я могу провести выходные с тетей Анникой.

– Ты больше не сможешь.

– Почему нет?

Она наклоняется и шепчет мне в лицо.

– Потому что твоя любимая Анника наконец-то исчезнет.

– Нет… – Слезы текут по моим щекам. Все, о чем я могу думать, – это ее улыбка, даже грустная, объятия и то, как сильно она заботится обо мне. Она не может исчезнуть и оставить меня с мамой и папой.

– Да. Самое время ей это сделать. – Ее телефон звонит снова, и она улыбается. – Это было быстрее, чем я ожидала.

Я наблюдаю, как она слушает кого-то на другом конце. Ее брови сходятся, а красные губы кривятся. Тяжесть в груди поднимается, как будто ее никогда и не было. Когда мама злится, это значит, что тетя Анника в безопасности.

– Нет, Георгий ничего не заподозрит.… Да... я придумаю, как отвлечь его.

Повесив трубку, она уставилась в камин, положив руку на бедро и сжав пальцами трубку.

– С тетей Анникой все в порядке? – тихо спрашиваю я.

Она резко оборачивается, как будто забыла, что я здесь. Мне не нравятся ни искорки в ее глазах, ни легкая ухмылка на ее губах.

– Как я могла не подумать об этом? Лучший способ занять Георгия – это ты, мой маленький ублюдок.

Когда она медленно приближается ко мне, я спотыкаюсь и отступаю назад, не желая, чтобы она ударила меня снова. Мои ноги ударяются о кофейный столик, и я приземляюсь на задницу.

Мама останавливается передо мной, ее тень падает на меня и загораживает свет от огня.

– Почему ты убегаешь от меня?

Она проводит ногтями по моей щеке, потом по волосам, но не ласкает их, как тетя Анника, когда укладывает меня спать. Мамина рука холодна, как и выражение ее лица.

Это все равно что оказаться в России морозной зимой.

Мама хватает меня за руку, а я стою неподвижно, как камень, не в силах пошевелиться. Она набирает номер на своем телефоне и шмыгает носом, прежде чем поднести трубку к уху.

– О, Георгий! Что делать с Адрианом?

Она замолкает, и я слышу на другом конце провода отчаянные ругательства отца по-русски.

По щекам мамы катятся слезы. Она всегда плачет, когда разговаривает с папой, хотя выражение ее лица сейчас все еще такое же, как у плохого парня.

– Он... он упал и сломал руку... Я не знаю, что делать! Пожалуйста, приезжай, пожалуйста!

Снова проклятия от моего отца. Больше русского.

– О, мой малыш!! – Мама взвизгивает и вешает трубку, шмыгая носом, а потом выражение ее лица становится нормальным. – А теперь, Адриан, ты ведь не откажешься принести небольшую жертву ради счастливого будущего твоей матери?

Прежде чем я успеваю что-то сказать, она сжимает мою руку и с силой крутит ее в противоположном направлении.

Отвратительный хлопок эхом разносится в воздухе, и я вскрикиваю.

Глава 1

Лия

24 года

Ничто хорошее не приходит без боли.

С тех пор как я была маленькой девочкой, этот факт прочно засел в моей голове

с окровавленными пальцами.

Я родилась от боли, воспитана болью и, в конце концов, приняла ее.

Однако сколько бы боли мне ни пришлось пережить, мне никогда не удавалось привыкнуть к ней. Даже когда я изо всех сил старалась тренировать свое тело для этого.

Боль настоящая, удушающая, и при правильном давлении она обязательно сломает все мои барьеры.

Однако моя выносливость сильнее.

Громкие возгласы наполняют зал еще долго после того, как опускаются занавесы для финала «Щелкунчик». Я остаюсь на пуантах, подняв руки в приветствии, даже после того, как мы скрылись из виду от публики.

Мои лодыжки кричат, чтобы их избавили от страданий, которые они неоднократно переносили за последние пару месяцев. Долгие репетиции и бесконечные гастроли притупили мои чувства, почти сливаясь друг с другом.

Я даю ему несколько секунд, переводя дыхание, прежде чем мягко приземляюсь на ступни. Мои балетные туфли неслышны посреди суеты за кулисами.

Другие танцоры облегчённо вздыхают, либо похлопывают друг друга по спине, либо просто стоят в оцепенении. Мы можем принадлежать к Нью-Йоркскому городскому балету, одной из самых престижных танцевальных трупп в мире, но это не уменьшает давления. Во всяком случае, это делает его в десять раз хуже.

Мы должны быть абсолютно лучшими, когда выходим на сцену. Когда труппа отбирала своих танцоров, единственным правилом было: ошибки не допускаются.

Бурные аплодисменты в конце нашего выступления – это не то, на что мы надеемся, это то, чего от нас ждут.

Режиссер Филипп, высокий и стройный мужчина с лысой головой и густыми седыми усами, подходит в сопровождении нашего хореографа Стефани.

Филипп улыбается, его усы подрагивают в такт движению, и мы все дружно выдыхаем. Он не из тех, кто улыбается после спектакля, если мы не сыграли идеально.

– Ты была великолепна. Браво! – говорит он с явным французским акцентом и хлопает в ладоши. Все его тело присоединяется к движению, его разноцветный шарф развевается, а тесный блейзер натягивается на его тело.

Все остальные следуют его примеру, хлопают и поздравляют друг друга.

Все, кроме меня, ведущего танцора–мужчины Райана и второй ведущей–женщины Ханны.

Некоторые танцоры пытаются завязать с Филиппом светскую беседу, но он нагло игнорирует их, подходит ко мне и подносит мою руку ко рту, проводя губами и усами по костяшкам моих пальцев.

– Моя самая прекрасная прима-балерина. Сегодня ты была настоящим произведением искусства, Лия chérie.

– Спасибо, Филипп. – Я отдергиваю руку так быстро, как только могу, и вздрагиваю, когда сухожилие болит в левой ноге. Мне нужно как можно скорее наложить на нее обезболивающий пластырь.

– Не благодари меня. Для меня большая честь иметь такую музу, как ты.

Это заставляет меня улыбнуться. Филипп, безусловно, лучший режиссер, с которым я работала. Он понимает меня лучше, чем кто-либо.

– Райан, – он кивает на главную мужскую роль, драматично выкатывая букву «Р».

– Ты был само совершенство.

– Как и ожидалось. – Райан высокомерно поднимает бровь. У него чисто американская внешность: квадратное лицо, глубокие голубые глаза и ямочка на подбородке.

– Ты тоже, Ханна, – пренебрежительно говорит Филипп. – Тебе придется поработать над своим пуантом для «Жизель».

Ее лицо светится, когда она ухмыляется мне, а затем прочищает горло. Ханна блондинка, немного выше меня, и у нее кошачьи глаза, которые она всегда подчеркивает тенями.

– Значит ли это, что мы будем пробоваться на главную роль?

Стефани встает рядом с Филиппом. У нее темно-черная кожа и вьющиеся от природы волосы, собранные в розовую ленту. Как бывшая прима-балерина Нью-Йоркского балета, она имеет репутацию, которая предшествует ей, и так же цепка, как Филипп, но они работают на удивление хорошо, как команда.

– Будет прослушивание, но не на главную роль.

– Но почему... – Ханна в последнюю секунду сдерживается, чтобы не огрызнуться.

Стефани мотает головой в мою сторону.

– Продюсеры уже выбрали Лию на роль Жизель.

Взгляд Ханны встречается с моим не без злобы. В ответ я даю ей прохладный. Занятия балетом с пяти лет научили меня быть выше их мелочной ревности и кошачьих драк. Я здесь потому, что люблю танцевать и играть персонажей, которых нет в реальной жизни. Все остальное – белый шум.

Наверное, поэтому у меня нет друзей. Одни целуют меня в задницу ради собственной выгоды, а потом вонзают нож в спину, а другие злорадствуют по любому поводу.

Все здесь просто коллеги. И, как говорила бабушка, наверху одиноко.

Мои сухожилия снова начинают болеть, и я скрываю свою гримасу. Я переутомляюсь во время этих марафонских шоу, и мне нужен последующий уход.

Сейчас.

Я киваю Филиппу и Стефани.

– Прошу меня извинить.

– Quoi? Ты не собираешься присоединиться к нам на праздничной вечеринке? – восклицает режиссер. – Продюсерам это не понравится.

– Мне нужен уход, Филипп.

– Так сделай это, а потом присоединяйся к нам, chérie (пер. дорогая).

– Боюсь, что не смогу. Я устала и нуждаюсь в отдыхе. Пожалуйста, передайте мои извинения.

Филипп и Стефани недовольно кивают. Это неслыханно, чтобы прима-балерина не посещала праздничные вечеринки, но они знают, как сильно я ненавижу быть в центре внимания за пределами танцев. Кроме того, большинство этих продюсеров-сексистские извращенцы. Я бы предпочла не встречаться с ними без крайней необходимости.

Танцоры медленно просачиваются в гримерную, болтая между собой.

Ханна наклоняется и шепчет.

– Может быть, продюсеры наконец поймут, какая ты на самом деле бездарная сука.

Я пристально смотрю на нее. К счастью, она не настолько высока, чтобы смотреть на меня сверху вниз.

– Если бы ты репетировала так же усердно, как и говорила, у тебя, вероятно, был бы шанс отобрать у меня несколько главных ролей.

Она щелкает языком, и ее лицо искажается, подчеркивая смелый макияж, который придает ей колдовской вид.

– Со сколькими продюсерами ты трахалась, Лия? Потому что мы все знаем, что ты не получила бы так много главных ролей, если бы не распутничала.

Ее слова не жалят. Мало того, что они не соответствуют действительности, но я также слышала такие уколы от всей балетной труппы на протяжении многих лет. Сначала я хотела доказать, что я не шлюха и что я добилась этого, мучая себя, но вскоре поняла, что это бессмысленно. Люди будут думать то, что они хотят думать.

Так что теперь я привыкла к ним, но в то же время я не позволю Ханне или кому-то еще ходить по мне. Расправив плечи, я говорю с насмешливым спокойствием.

– До тех пор тебе придется оставаться мисс номер два.

Она поднимает руку, чтобы ударить меня, но Райан хватает ее за запястье и притягивает к себе.

– Эй, Ханна, не волнуйся из-за людей, которые ничего не значат.

Он опускает голову и целует ее, приоткрыв рот, резко, но его глаза не отрываются от меня. Похоть в них и в его обтягивающих штанах видна с моей позиции.

Я поворачиваюсь и иду в свою личную гримерную за кулисами, но переодеваться не собираюсь. После того как они однажды положили что-то вызывающее раздражение в мою одежду, я обязательно проверяю все, прежде чем принять душ, но сегодня вечером я не в настроении, поэтому просто сделаю это дома.

Мои ноги останавливаются, как только я оказываюсь внутри. Бесчисленные букеты от поклонников и продюсеров заполняют комнату, едва позволяя мне двигаться.

Я изучаю их, пока не нахожу букет белых роз. Мои губы изгибаются в первой искренней улыбке за сегодняшний вечер, когда я прижимаю их к груди и опускаю голову,

чтобы сделать глубокий вдох. Они пахнут домом и счастьем.

Они пахнут мамой, папой и яркими воспоминаниями.

Я отказываюсь связывать их с тем днем, когда все закончилось. Я кладу розы обратно на стол и беру карточку, улыбаясь, когда читаю ее.

«Ты самый прекрасный цветок на земле, Герцогиня. Ты не только росла на жесткой мостовой, но и процветала. Продолжай расти. Я горжусь своей маленькой Герцогиней».

Люблю,

Л.

Лука.

Мы можем не часто видеться, но моя дружба с ним останется навсегда.

Моя улыбка останавливается, когда я поднимаю голову, чтобы посмотреть в зеркало. На мне нежно-розовая пачка с муслиновым лифом и тюлевая юбка. Она плотно облегает мою грудь и талию, но широкая внизу.

Мои волосы подняты наверх, а лицо покрыто блестками и слоями макияжа. У меня нет времени снимать его, потому что, если я не уйду прямо сейчас, один из продюсеров загонит меня в угол и заставит присутствовать на их показной вечеринке. Они будут шествовать со мной от одного из своих партнеров к другому, как будто я скот на продажу.

Я вынимаю шпильки и распускаю волосы, затем снимаю пуанты. Я морщусь от капель крови на большом пальце и массирую его. Не о чем беспокоиться.

Боль означает, что я сделала все, что могла.

Скользнув в свои удобные туфли, я надеваю длинное кашемировое пальто и обматываю шарфом шею и половину лица.

Убедившись, что за дверью никого нет, я прижимаю цветы Луки к груди, хватаю сумку и спешу на парковку.

Долгий вздох вырывается из моей груди, когда я еду по дороге с цветами на пассажирском сиденье в качестве моего одинокого спутника.

Жаль, что я не могу позвонить Луке и поговорить с ним прямо сейчас. Но тот факт, что он не пришел встретиться со мной за кулисами, означает, что он не высовывается.

С тех пор как мы познакомились в детстве, вся его жизнь была связана с тем, чтобы быть в тени действия и иметь дело с неправильной толпой.

Я не идиотка. Я знаю, что, как бы он ни заботился обо мне, Лука не зарабатывал свои деньги законным путем, но, как он говорит, чем меньше я знаю, тем лучше. Он не хочет подвергать меня опасности, и я тоже.

Так что мы как бы присматриваем друг за другом издалека.

Но я скучаю по нему.

Я хочу рассказать ему все о сегодняшнем шоу и о том, как боль в лодыжке держала меня на грани. Я хочу рассказать ему о крови, потому что он поймет, что значит испытывать боль.

Он единственный человек, которого я могу назвать и семьей, и другом. И прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я видела его в последний раз. Я надеялась, что сегодня он сделает исключение и выйдет из тени, но, видимо, это было не так.

Меньше, чем через полчаса я подъезжаю к гаражу своего дома. Он расположен в тихом пригородном районе Нью-Йорка и имеет отличную охрану, что позволяет мне чувствовать себя в безопасности дома.

Моя лодыжка пульсирует, когда я выхожу из машины. Я прислоняюсь к двери, чтобы отдышаться, и судорога пытается вырваться наружу. Сделав несколько глубоких вдохов, я запираю замки, затем вспоминаю про свой букет. Может, я и не получу Луку во плоти, но я, по крайней мере, чувствую его присутствие через цветы.

Я уже почти достала их, когда гараж наполнился громким визгом шин. Я пригибаюсь и остаюсь на месте, когда снова раздается визг.

Обычно я не останавливаюсь из-за шума, но слышать тревожные звуки поздно ночью в таком многоквартирном доме, как мой, – редкость. На самом деле это должно быть почти невозможно.

Я смотрю на камеры, мигающие красным в каждом углу, и выдыхаю дрожащий вздох.

Я в безопасности.

Но по какой-то причине я не выхожу из своего укрытия рядом с машиной. Это кажется жизненно важным в данный момент, и если я встану, я чувствую, что произойдет что-то катастрофическое.

Боль в лодыжке пульсирует сильнее, как будто она чувствует мой стресс и участвует в нем.

Черный Мерседес резко останавливается прямо передо мной, его шины оставляют за собой злые черные следы.

Но никто не выходит.

Еще одна черная машина, на этот раз фургон, тормозит позади. Потом с ужасом смотрю, как опускается стекло и в сторону Мерседеса летят пули.

Я подпрыгиваю, закрывая уши обеими руками, чтобы не слышать. Медленно отступая назад, я обнаруживаю, что скорчилась между своей машиной и стеной. Слава Богу, я всегда оставляю место.

Выстрелы продолжаются и продолжаются, как крещендо мюзикла, все выше и выше, быстрее, сильнее и громче. На секунду мне кажется, что это никогда не кончится. Что это будет продолжаться целую вечность.

Но они прекращаются.

Мое сердце бьется в горле, чуть не выплескивая кишки на землю, когда я слышу какой-то шорох, а затем проклятия на иностранном языке.

Неужели я попала в ловушку кошмара?

Я впиваюсь ногтями в запястье и сжимаю его, пока боль не взрывается на коже. Нет, это не кошмар. Это реальность.

Теперь голоса звучат пронзительно, сердито и не сдерживаются. Наверное, мне не стоит смотреть, но как я смогу избежать этого ужасного эпизода «Черного Зеркала», если я не вижу, что происходит?

Убедившись, что мое тело все еще скрыто за машиной, я хватаюсь за капот и выглядываю из-за него. У Мерседеса, в который стреляли, несколько пулевых отверстий в лобовом стекле, но стекло не разбилось.

Все его двери открыты, и, хотя я была полностью готова к тому, чтобы обнаружить мертвых людей, машина пуста. Вместо этого снаружи стоят трое мужчин в темной одежде, все с оружием. Двое из них в костюмах. Один – крупный блондин с хмурым лицом, другой – блондин с хмурым лицом, другой – худой, с длинными каштановыми волосами, завязанными на затылке. Они заставляют толстяка встать на колени перед их третьим спутником.

На нем простая черная рубашка и брюки. Его рукава закатаны выше запястий, обнажая намек на татуировки. Одна его рука лежит на боку, а другая держит пистолет у головы толстяка.

Я вижу только его профиль сбоку, но этого достаточно, чтобы понять, что он главный.

Это босс.

С такого расстояния я не могу сказать, как он выглядит, разве что у него темные волосы и светлая щетина. Он также высокий. Такой высокий, что я чувствую его превосходство даже из своего укрытия.

Я бросаю взгляд на фургон, который остановился позади них, и жалею об этом. Двое мужчин распростерлись на земле, не двигаясь, кровь покрывает их неузнаваемые черты.

Желчь поднимается к горлу, и я глубоко вдыхаю, чтобы не вырвать и не выдать свое существование.

Я отвлекаюсь от этого и нелогично возвращаюсь к сцене передо мной, когда снова начинается этот иностранный язык. Двое мужчин разговаривают с боссом на незнакомом мне языке. Я думаю, что он восточноевропейский.

– Кто тебя послал? – спрашивает босс с русским акцентом, и я сглатываю от спокойной силы, стоящей за его словами. Он не кричит, не пинает и не бьет, но это звучит как самая страшная угроза.

– Пошел ты, Волков, – рычит Пухлый Мужчина с акцентом, итальянским.

– Это неправильный ответ. Ты дашь мне правильный или мне отправиться за твоей семьей, как только я закончу с тобой?

На висках толстяка выступил пот, и он выругался по-итальянски, это я узнала. Это единственный иностранный язык, на котором я хоть как-то говорю, кроме английского.

– Тебе-то что? – Пухлый Мужчина сильно дергается.

– Это не ответ. Полагаю, ты предпочёл бы, чтобы я занялся твоей семьей.

– Нет. Подожди!

– Последний шанс.

– Босс хотел присмотреть за ... – Толстяк не успевает закончить фразу, как главный нажимает на курок.

Выстрел звенит в воздухе с навязчивой окончательностью.

Я хлопаю себя по губам обеими руками, чтобы не закричать. Мой желудок сжимается, готовясь вырвать яблоко, которое я съела на ужин.

Пустые глаза мужчины закатываются на безжизненный затылок, и он падает на землю. Главный позволяет руке, держащей пистолет, неподвижно упасть. Его спокойные глаза сосредоточены на трупе, как будто это пыль на его кожаном ботинке. Выражение его лица остается прежним – немного сосредоточенным, немного скучающим и абсолютно чудовищным.

Он только что хладнокровно казнил человека и никак на это не отреагировал.

Это еще страшнее, чем сам акт.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь вырвать своим ужином, его голова наклоняется в сторону.

В мою сторону.

Глава 2

Лия

Я застываю.

Мои конечности превратились в камень, а тело не слушается команды мозга двигаться.

Бежать.

Выживать.

Щупальца страха обвиваются вокруг моей грудной клетки, удерживая меня на месте.

И это даже не самое странное.

Сказать, что я не боюсь пистолета в его руке, было бы ложью. Я не была так близко к оружию с тех пор, как переехала в Нью-Йорк и приняла совершенно другой образ жизни. Однако не это лишает меня дыхания и сжигает легкие.

Это не то, что вонзает ржавые кинжалы в мою грудь и запрещает моему телу действовать по командам моего мозга.

Это глубокий лед в его серых глазах.

Они так же суровы и неумолимы, как зима, так же холодны, с единственной целью уничтожить любую жизнь на своем пути.

Он смотрит на меня с молчаливой тревогой. Он не свирепеет и не хмурится, но угроза есть.

В его молчании.

В том, что он знал, что нужно смотреть прямо в мою сторону, как будто он знал, что я была там все это время.

Парализующий страх ослабляет мои конечности, и укол инстинкта выживания врывается в мою грудную клетку. Как будто я снова в том черном ящике, запертая, оставленная в полном одиночестве, и единственный способ остаться в живых – это выкопать – это выкопать себе путь наружу.

Я всегда использовала это воспоминание детства как самое темное время, единственный момент, с которым я сравниваю все. Удары, разговоры за моей спиной, домогательства. Все это.

Но я чувствую, будто эта ситуация сделает тот момент позорным. В тот раз я выжила, но мои шансы выбраться живой отсюда ничтожны.

Тем не менее, я стою на дрожащих ногах и бегу за машинами, надеясь добраться до лифта и…

Не успеваю я сделать и двух шагов, как кто-то крепко хватает меня за плечо и тянет назад, прижимая руку ко рту.

Я не останавливаюсь, чтобы посмотреть, кто это.

Прилив жизни пузырится в моих венах, и я извиваюсь, ударяя и кусая руку. Мои движения безумны и далеки от расчетливости. Я сомневаюсь, что причиняю какой-то вред, но не останавливаюсь, чтобы подумать об этом. Я не останавливаюсь, чтобы позволить им причинить мне боль.

В моей попытке освободиться Громоздкий Блондин тащит меня туда, где произошло убийство. Мои внутренности сжимаются при виде мертвеца с дырой во лбу, распростертого на земле. Моя борьба становится громче, и я брыкаюсь и царапаюсь, бормоча свои крики о помощи, которые просто выходят, как уродливый звук фильма ужасов.

Холодный металл встречается с моим лбом, и все мое тело расслабляется. Я стою перед их боссом с непроницаемым взглядом боссом с непроницаемым взглядом его ледяных пепельных глаз, сверлящих меня. Мое сердце колотится, а губы дрожат под рукой, приглушающей мой голос.

Вблизи он еще более поразителен, но в спокойном виде, как редкие привлекательные люди, которые не хотят выделяться в толпе.

Он собирается убить меня сейчас, как убил того человека? Если у меня и есть какие-то сомнения, то полное пренебрежение в его пустом взгляде стирает их.

Этот человек способен убить бесчисленное множество людей, не задумываясь. Он способен покончить с жизнью и уйти, как ни в чем не бывало.

– Коля уберет руку, а ты помолчишь, – говорит он так небрежно, словно приглашает меня на чай. – Если ты этого не сделаешь, мне придется заткнуть тебе рот другими методами.

Мое лицо должно быть таким же бледным, как белые неоновые огни над головой. Все, о чем я думаю, – это о металле, который теперь соединен с моим лбом, и о том, что меня скоро постигнет та же участь, что и итальянца.

– Кивни, если поняла, – невозмутимо продолжает он.

Разве у меня есть выбор, кроме как согласиться? Я, конечно, не хочу выяснять, каковы его «другие методы».

Я киваю, но он смотрит на меня слишком долго, забирая весь воздух из моих легких. Я думаю, он не заметил, как я кивнула или что-то в этом роде, но затем он наклоняет голову к мужчине, стоящему позади меня. Коля, он сказал, его так зовут.

Мужчина отпускает меня и оставляет перед своим боссом. Я массирую место, где он схватил меня, чувствуя, что синяк уже формируется. Я изо всех сил стараюсь не смотреть по сторонам, потому что, если увижу трупы, меня вырвет.

Босс изучает меня долгую секунду, его взгляд скользит от моего лица к руке. Я опускаю руку, заставляя ее оставаться неподвижной.

– Начнешь драться или кричать, и тебе не понравятся последствия. – Он еще глубже вонзает пистолет мне в лоб.

– О-окей. – Я говорю, как испуганный котенок.

Так и есть.

Эти мужчины просто убивали людей. Почему моя судьба должна быть иной?

Он проводит пистолетом по моей щеке. Я сглатываю, и не только из-за смертельного оружия. То, как он смотрит, как металл скользит вниз, похоже, не что иное, как предвкушение.

Наблюдение обжигающее – даже агрессивное, – как будто он оценивает меня и размышляет, стоит ли тратить на меня пулю.

Если я хочу выбраться отсюда живой, мне нужно быть умной. Мне нужно как можно лучше выторговать выход из этой ситуации.

– Я сделаю вид, что ничего не видела. – Мой голос дрожит, хотя я стараюсь говорить как можно увереннее и нейтральнее.

– Сделаешь? – Его тон не насмешливый, но он говорит о том, что он не верит ни единому моему слову. – Ты уверена, что не позвонишь в 911, как только завернешь за угол?

Мои губы приоткрываются. Я должна была догадаться, что он это поймет. То есть да, конечно, я позвоню в полицию. Кто в здравом уме станет свидетелем убийства – причем тройного – и будет молчать об этом?

При воспоминании о мертвецах мой желудок сжимается от напряжения, и я проглатываю вкус тошноты.

– Да, – шепчу я.

– Почему я тебе не верю? – Медленный темп его голоса говорит о том, что он не только думает, что я лгу, но и считает нелепой мысль о том, что я могла бы одурачить его.

Знаете что? К черту правосудие прямо сейчас. Мне просто нужно спастись. Правосудие не сможет сделать это за меня.

– Я действительно не буду, – говорю я так, как будто на этот раз имею это в виду, потому что у меня действительно нет идеи строить планы против него, учитывая, что возможность быть застреленной висит между нами, как гильотина (прим. пер. механизм для приведения в исполнение смертной казни путём отсечения головы).

– Как тебя зовут? – спрашивает он ни с того ни с сего, застав меня совершенно врасплох.

Я придумываю ему вымышленное имя, потому что чем меньше он обо мне знает, тем лучше. Но прежде, чем я успеваю открыть рот, он поднимает мой подбородок пистолетом.

– И не лги мне. У меня есть свои способы найти правду, и если я поймаю тебя на лжи, это будет твой первый и последний удар.

– Лия, – выпаливаю я, страх берет надо мной верх. – Меня зовут Лия.

– Лия... – он с акцентом срывает мое имя с языка, как будто это придает ему смысл.

– Значит, ты сделаешь вид, что ничего не видела сегодня вечером, Лия?

Я киваю чаще, чем нужно, подбородок ударяется о пистолет при каждом движении, и тошнота проступает в животе.

– Как я смогу в этом убедиться?

– Ты...Ты можешь доверять мне.

Его губы дергаются, и я ловлю себя на том, что задерживаю дыхание, ожидая, что улыбка вырвется наружу, но этого не происходит. Кажется, она заперта где-то вне досягаемости, как и остальные его эмоции.

– Доверять тебе? Конечно, даже ты понимаешь, как абсурдно это звучит.

– Здесь есть камеры наблюдения, – снова выпаливаю я. Я хочу сказать ему, что полиция узнает об этих убийствах – и о моих, – если он решит пойти на это.

– Об этом не беспокойся. Они не из плоти и крови, и поэтому с ними можно справиться быстро. Текущая тема для обсуждения – ты.

Человек. Плоть и кости он может ранить.

Его скрытая угроза поднимается в воздух и быстро проникает сквозь мои спутанные нервы.

Я ломаю голову, прежде чем, наконец, прошептать.

– У меня есть деньги. Это не так уж много, но…

– Разве я похож на человека, которому нужны твои деньги?

Я смотрю на него, действительно смотрю. На его отглаженные брюки и элегантную рубашку. На его кожаные туфли и дорогие часы на запястье. Он определенно не похож на человека, которому нужны деньги. Однако он уточнил это. Он сказал, что ему не нужны мои деньги, как будто они имеют свою собственную категорию.

Он подносит кончик пистолета к моему рту, и я вздрагиваю, вспоминая, где именно было дуло всего несколько секунд назад.

– Ты будешь держать свои губы на замке. Ты забудешь все наши лица.

Я покорно киваю. Моя единственная цель – сбежать с его вращающейся орбиты, которая холоднее, чем зима снаружи.

– Если ты скажешь хоть одно слово, я узнаю, и поверь мне, тебе не понравится то, что произойдет, Лия. На самом деле тебе это совсем не понравится.

Вспышка страха сводит мои лопатки вместе, и я ошеломленно смотрю на него. Как он узнает? Как это вообще возможно?

– Это понятно? – говорит он медленно, неторопливо, подкрепляя свои слова.

Я киваю.

Он убирает пистолет, и я глубоко вздыхаю.

– Используй свои слова, Лия.

– Да. – Мой голос едва слышен.

– Скажи: «Да, я поняла».

– Да… Я поняла.

Он тянется ко мне другой рукой, и я замираю, когда его пальцы возвращают пистолет, мягко скользя по моим губам. Пламя вспыхивает на моей коже, хотя его прикосновение похоже на пересечение дорог со смертью. В прямом и переносном смысле.

– Эти губы останутся закрытыми.

Мое горло сжимается, и я не могу издать ни звука или даже кивнуть головой.

Он отпускает меня так же быстро, как схватил, и холодная волна окатывает прежний огонь, окатывая его одним резким взмахом.

Босс кивает головой в сторону лифта.

– Иди.

На секунду я не верю тому, что он сказал, что он просто отпускает меня. Я делаю неуверенный шаг назад, полностью ожидая, что он набросится на меня.

Он не делает ни малейшего движения, чтобы отправиться следом.

Я отступаю еще на два шага, не отрывая взгляда. Когда он не двигается, я бегу к лифту и нажимаю кнопку вызова.

Мой безумный взгляд все еще устремлен на него.

Незнакомец.

Страшный гребаный незнакомец.

Он остается там, где я его оставила, его пистолет неподвижно лежит на боку, а его внимание сосредоточено на мне, как будто он обдумывает, стоит ли ему стрелять мне в лицо в любом случае.

Лифт, наконец, открывается, и я врываюсь внутрь, задерживая дыхание и неудержимо дрожа, когда набираю номер и код своего этажа. Я ошибаюсь в первый раз из-за моих дрожащих пальцев и рассеянных мыслей. Я должна попробовать еще раз, прежде чем мой код будет принят.

Когда дверь, наконец, закрывается, я соскальзываю на пол и опорожняю желудок посреди лифта.

Он не убил меня. Он не пустил мне пулю в голову.

Так почему же мне кажется, что я только что подписала свидетельство о смерти?

Глава 3

Лия

Прошла неделя с того дня, как я стала свидетелем убийства трех человек и каким-то образом осталась невредимой.

Целую чертову неделю я грызу ногти, смотрю в окна и испытываю нездоровую одержимость зеркалом заднего вида, когда веду машину.

Я должна была немного отдохнуть, прежде чем вернуться к репетициям предстоящего балета, но я была на американских горках хуже, чем если бы у нас были последовательные шоу.

На первый взгляд это может показаться глупой паранойей. После того, как он отпустил меня, может показаться, что я одержима этим только из-за всплеска адреналина, который я испытала той ночью.

Это не паранойя.

Отнюдь.

Я не идиотка. Я прекрасно понимаю, что та ночь не была концом. Во всяком случае, это начало чего-то уродливого, что я не могу контролировать.

Я спорила сама с собой, стоит ли сообщать в полицию, но быстро прогнала эту мысль. Я поверила ему, когда он сказал, что узнает, если я заговорю. Я поверила ему, когда он сказал, что последствия будут ужасными.

В конце концов, я видела, как он хладнокровно убил человека и даже глазом не моргнул. Такой человек способен на худшее.

Чтобы подкрепить свои предположения, на следующий день, проведя бессонную ночь в постели, я бросилась на ресепшен. Я спросила портье, не случилось ли чего-нибудь на подземной парковке, но он только уставился на меня, словно на сумасшедшую старую каргу. Я умоляла его сходить со мной, и когда мы пришли, там ничего не было. Ничего.

Я не ожидала, что машина или тела останутся там, но я, по крайней мере, думала, что там будет немного крови, несколько пуль, некоторые доказательства того, что я видела.

Однако место было вытерто начисто.

Единственное, что осталось, – это намек на черные следы шин, но даже они не были полностью видны.

Я подумала, что мой разум, возможно, играет со мной в нездоровую игру. Вот что он делает, когда всего становится слишком много. Мои демоны выходят играть, и мое подсознание вступает в войну с моим сознанием, мучая меня моей собственной головой.

Но в данной ситуации это было невозможно.

Тогда я проверила свои болевые рецепторы. Я знаю, что это была не галлюцинация.

Дело в том, что тот, кто может скрыть тройное убийство за одну ночь, наверняка узнает, говорила ли я с полицией.

И я не была готова пожертвовать собой ради справедливости.

Но я позвонила Луке. Поскольку я подозреваю, что незнакомец и его люди работают в какой-то преступной организации, я подумала, что он что-то знает и скажет мне, как защитить себя.

Но даже Лука был непонятно где.

Хотя для него нет ничего странного в том, что он исчезает с лица земли на несколько месяцев, тот факт, что он не отвечает на мои звонки или электронные письма, только усилил мою паранойю и уровень тревоги.

Я могу сосчитать по пальцам одной руки, сколько часов мне удалось поспать за последнюю неделю, даже с помощью таблеток. Мои кошмары усиливались и выходили из-под контроля, и у меня был сонный паралич, и страх перед ним оставил меня в слезах весь день.

Если так пойдет и дальше, я отступлю раньше, чем ожидала.

Глубоко вздохнув, я иду за кулисы. В то время как все остальное вышло из-под контроля, есть одна вещь, которая не находится под контролем.

Балет.

На мне мягкий розовый леотард (прим. пер. купальник для художественной гимнастики) с застежкой и короткая черная юбка, а также мои новые пуанты цвета слоновой кости. Обычно я ношу их дома неделями, прежде чем репетировать с ними или использовать в официальном шоу.

Они становятся более гибкими со временем и помогают мне подниматься на носки, особенно когда у меня есть строгая репетиция, как сегодня.

Все танцоры на сцене, а Филипп и Стефани говорят о хореографии. Другие танцоры ненавидят перфекционистскую натуру Филиппа, но мне она нравится. Он слишком уважает искусство, чтобы позволить им расслабиться. Кроме того, «Жизель» недавно была поставлена Королевским Балетом, получившим международное признание, и он ни перед чем не остановится, чтобы превзойти его.

Значит, нас двое.

Играть Жизель было моей мечтой с тех пор, как я впервые посмотрела ее маленькой девочкой. В ее истории я нашла волшебство и горе. Надежду и отчаяние. Любовь и смерть. Я думала, что это самое прекрасное, что может танцевать балерина.

В юности мне довелось играть в «Жизель», но только в составе кордебалета. Мне не довелось испытать это отчаяние и жить в голове женщины, которую так предали, что она сбежала в своем уме.

Эта история так близка мне, и мне нужно пережить её, прочувствовать до мозга костей.

Я была примой–балериной в «Ромео и Джульетте», «Лебедином озере», а недавно-в «Щелкунчике». Но «Жизель»? «Жизель» станет вершиной моей карьеры. Когда-нибудь я расскажу об этом своим внукам.

– Излишне говорить, – Филипп пристально смотрит на всех нас одним из своих обычных взглядов, его праздничный режим давно закончился, – мне нужна полная и абсолютная дисциплина. Никакого набора веса. Никаких лиц с похмелья. Никакого неправильного дыхания. Только засутультесь, и вы исчезнете из моего представления. Я хочу видеть позы des jolis все время, или я приведу танцоров, которые покажут мне это. Faite vite, allez-y! (пер.с фр.Быстро, вперед!)

Все разбегаются, чтобы разогреться, выставляя напоказ свои профессиональные лица. Райан стоит рядом со мной, вытягивая свои длинные ноги.

– Еще один роман между тобой и мной. Тебе не кажется, что это судьба?

Я держу свое внимание перед собой, когда медленно делаю плие. Мои лодыжки не болели так сильно, как в ту ночь, но я все еще чувствую, что судорога скрывается в моем сухожилии, выжидая, чтобы разорвать его.

– Я думала, твоя судьба с Ханной, Райан.

– Неужели я слышу ревность, моя дорогая Лия?

На этот раз я пристально смотрю на него.

– В этом разница между тобой и мной, Райан. Ты слышишь ревность. Я слышу, «оставь меня в покое».

Я не жду, пока он ответит, и иду к Стефани, чтобы спросить ее о части хореографии. Ее осанка утонченная и элегантная, все еще обладающая грацией королевы несмотря на то, что ей чуть за пятьдесят.

Когда я подхожу к ней, она отсылает одного из персонала прочь и складывает свои хрупкие руки на груди.

– Скажи мне.

– У вас есть окончательная хореография для последней части первого акта?

– Почему ты спрашиваешь? – Ее голос глубокий из-за количества сигарет, которые она выкуривает ежедневно.

– Я наблюдала за выступлениями…

Она обрывает меня на полуслове.

– Разве я не говорила не смотреть другие шоу? Ты что, подражательница, Лия?

– Нет. Я наблюдаю за ними, чтобы получить вдохновение, прежде чем составить свою собственную точку зрения.

– Зачем? Ты где-то отстала?

– Немного.

– В какой части?

– В конце первого акта, прямо перед смертью Жизель, как мне передать эмоции, не будучи мелодраматичной?

– Прежде всего, перестань обращаться к Жизель в третьем лице. Теперь она – это ты. Если ты не будешь жить в ней, она не будет жить в тебе. – Она кладет руку мне на грудь. – Если ты не позволишь ей поглотить твое сердце и душу, ты войдешь в историю только как еще одна балерина, которая достаточно хорошо изобразила Жизель.

Слова Стефани задели меня сильнее, чем я ожидала. Я смутно осознаю, что меня окружает, когда дверь в театр открывается и продюсеры вальсируют внутрь в сопровождении своих коллег. Они часто смотрят, как мы репетируем, хотя Филиппу это очень не нравится.

– Просто знай, – Стефани берет меня за руку. – Чтобы быть Жизель, нужно быть целой балериной и целым человеком. Никто не отрицает, что ты цельная балерина с совершенной техникой и элегантностью, о которых говорят во всех балетных кругах, но ты цельная личность, Лия?

Она отпускает меня и подзывает персонал, не подозревая о кандалах, которые только что защелкнула на моей лодыжке.

Моя неуверенность пузырится на поверхности, пытаясь задушить меня и затянуть под воду.

Обернувшись, я запихиваю все эти эмоции в самое нутро. Лука как-то сказал, что я должна смотреть в лицо своему прошлому, чтобы жить дальше, но я отказалась, упрямо похоронив эту черную дыру и ее темный ящик и продолжая жить своей жизнью. Я отлично справляюсь и буду продолжать это делать, что бы он или Стефани ни говорили об этом.

После разминки мы проходим через вступительную сцену. Я не останавливаюсь и не делаю перерывов. Я чувствую, что, если я это сделаю, моя лодыжка будет капризничать. Мне нужно поговорить об этом с доктором по имени Ким. Он ухаживает за моими ногами с тех пор, как у меня появилось достаточно денег, чтобы нанять его лечащим врачом. Он лучший ортопед в округе, и как человек, чья дочь хочет стать балериной, он понимает, как мы суетимся из-за малейшей боли в лодыжках. Но я уверена, что он вылечит меня с помощью какой-нибудь мази для мышц, как обычно.

Когда приходит время моего появления, я встаю на место Жизель. Я робкая служанка, которая любит танцевать, не заботясь о мире. Я прыгаю, затем кружусь, позволяя симфонической музыке течь по моим венам.

Поскольку это немного сольная сцена, я вырвана из окружения и живу в своей голове, бедная горничная, у которой нет ничего на уме, кроме танцев. Не зная, что в своей невинности она привлекает волка в овечьей шкуре.

Вот тогда-то я и чувствую это. Я уже готова подпрыгнуть, когда чье-то острое присутствие вырывает меня из пределов моей хрупкой Жизели.

Впервые за время репетиции я смотрю на публику. Продюсеры уже там, оживленно болтают между собой.

Но один из них не продюсер.

Отнюдь.

Его темно-серые глаза встречаются с моими, и я теряю равновесие. Но я спасаю его в последнюю секунду, приземляясь на ноги, а не на носки в соответствии с хореографией.

Он здесь.

Незнакомец вернулся.

Глава 4

Лия

Я перестаю дышать.

Я моргаю раз, другой, отчаянно пытаясь списать это на очередную игру моего воображения, проявление моих демонов и галлюцинаций.

Может быть, я настолько истощил свой разум, что он начал выдумывать всякие вещи.

Поднеся дрожащую руку к запястью, я впиваюсь в нее ногтями. Боль взрывается на моей нежной коже и во рту.

Это реально.

Я не сплю и не галлюцинирую. Я не собираюсь просыпаться от этого кошмара в

холодном поту. Это реальный мир.

Несколькими рядами впереди незнакомец, который неделю назад приставил пистолет к моей голове, сидит с продюсерами. На нем серое кашемировое пальто поверх черной рубашки, волосы аккуратно уложены, он похож на генерального директора, который только что был на совещании. Его поведение спокойное даже нормальное.

Но в нем нет ничего нормального.

Даже с такого расстояния я чувствую опасность, исходящую от него волнами и направляющую кинжалами прямо мне в грудь. Выражение его лица нейтральное, но оно не было пугающим, если бы он хмурился. Потому что я знаю, что скрывается за этим фасадом, что на самом деле скрывается под поверхностью.

Убийца.

Смертоносный, хладнокровный, который без колебаний нажал бы на спусковой курок.

Неужели он все-таки передумал и пришел убить меня?

Это мой последний танец перед тем, как я встречу судьбу мужчин той ночи?

Мои ноги дрожат, и я на секунду готова рухнуть лицом вниз или вырвать салатом, который я ела на обед.

- Лия! - Нетерпеливый голос Филиппа эхом разносится в воздухе, возвращая меня к

настоящее. В своем оцепенении я забыл, что остановился на полпути.

Какого черта? Это впервые, и это не остается незамеченным. Другие танцоры

хмуро смотрят на меня, как будто я лично причинил им боль. Филипп и Стефани

озадаченно наблюдают за мной, потому что знают, что я не из тех, кто теряет концентрацию или отвлекается.

Не тогда, когда речь идет о балете.

– Мне очень жаль. – Я глубоко вздыхаю. – Давай еще раз, пожалуйста.

Я не верю, что не сломаюсь здесь и сейчас, если буду продолжать смотреть на него или представлять, как его пистолет направлен мне в голову. Поэтому я принимаю прибежище в том единственном, что доставляет мне радость, в танце.

Мои движения не так плавны, как мне хотелось бы, но заставить себя войти в это пространство невозможно. Не тогда, когда ужас и страх, которых я никогда не испытывала раньше, продолжают стрелять в меня со всех сторон.

Когда я была заперта в этом черном ящике, мне казалось, что я знаю, что такое страх. Там было темно и тесно, и я обмочилась.

Но это было далеко не то, что я испытываю сейчас. Страх превратился в высокого темноволосого незнакомца с ужасающими серыми глазами и смертоносным оружием.

Я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на зрителей, как всегда, но это почти невозможно, когда я знаю, что он там, наблюдает, размышляет, выжидает, пока не решит наброситься на меня.

Я никогда не обращаю внимания на зрителей, потому что они мешают моему выступлению и моей интерпретации эмоций персонажа. Я смотрю на них только тогда, когда заканчиваю, и все будет кончено.

Сейчас все по-другому.

Теперь я чувствую, как его напряженные холодные глаза пронзают меня и заглядывают в мою голову. В каком-то смысле мне кажется, что все остальные исчезли, и он – единственное присутствие, которое я могу ощутить. Единственный человек, который наблюдает за мной. Точно так же, как Альбрехт наблюдал за Жизелью в тот день и влюбился в нее.

От этой мысли у меня мурашки бегут по коже, но ноги не дрожат. Я больше не теряю равновесия. Во всяком случае, я становлюсь единым целым с музыкой и, как сказала Стефани, позволяю Жизель взять надо мной верх. Я позволила ей быть наивной дурочкой, которая танцует в лесу. Единственная разница в том, что я прекрасно знаю, кто за мной наблюдает, более чем осознаю. Я знаю, что его глаза следят за каждым моим движением.

Вместо того чтобы удерживать меня, эта мысль позволяет мне полностью отпустить. Я свободно падаю, как перышко, без костей и подвешенная к физической реальности моего тела.

Я стою на пуантах дольше, чем указано в хореографии, и даю свое выступление года. Я даже не знаю, что на меня нашло. Дело в том, что это может быть мой последний танец? Или я хочу показать ему свою страсть к тому, что я делаю, надеясь, что он смилостивится и отпустит меня?

В любом случае, я не останавливаюсь и не сдерживаюсь. Я выкладываюсь на полную, напрягая мышцы до предела.

Закончив, я стою на четвертом месте, переводя дыхание. Раздаются аплодисменты Филиппа, и я немедленно возвращаюсь в настоящее. Чары рассеиваются, мир и люди просачиваются обратно с симфонией звуков и болтовни. По какой-то странной причине я скучаю по тому состоянию, в котором была только я. Я оборачиваюсь и вижу режиссера, готового обнять меня.

– Браво, дорогая! Это моя Лия, – он показывает на свое предплечье. – У меня от тебя мурашки по коже.

– Спасибо, – бормочу я.

Стефани гладит меня по руке.

– Ты стала с ней одним целым, не так ли?

– Думаю, да. – Я продолжаю говорить тихим голосом, не желая, чтобы кто-то из зрителей услышал.

Я случайно оглядываю зал и вижу, что место незнакомца рядом с нашим продюсером Мэттом пустует. Я ищу его на случай, если он поменялся местами, но его нигде не видно.

Долгий вздох вырывается из моих легких. Может быть, он все-таки пришел не за мной. Или, может быть, мой план сработал, и он увидел, как сильно я люблю балет? Хотя я в этом сомневаюсь.

Он из тех, кто разрушает вещи вместо того, чтобы сохранять их. Почему моя страсть должна быть другой?

После окончания репетиции я иду в свою гримерку, чтобы принять горячий душ перед уходом. Мне бы сейчас не помешала чашка чая и какое-нибудь бессмысленное тв-шоу.

Мои конечности все еще дрожат от внезапного появления незнакомца, и у меня кружится голова, как будто я иду по облакам.

Мои мысли где-то далеко, когда я открываю дверь своей гардеробной и закрываю ее за собой. Именно тогда я чувствую, что что-то не так.

Я осторожно оборачиваюсь и задыхаюсь, поднося руки ко рту, когда вижу, что он стоит рядом с моим туалетным столиком, проводя пальцами по украшениям и косметике, разбросанным по зеркалу.

Если я думала, что он был устрашающим, когда сидел в нескольких рядах от меня в аудитории, он чертовски ужасен вблизи. Я почти чувствую дуло его холодного пистолета, прижавшегося к моему лбу, готового выстрелить и разорвать меня на куски.

Недолго думая, я поворачиваюсь, чтобы бежать, мои потные руки хватаются за дверную ручку.

– Я бы не советовал, – небрежно говорит он. – Это вынудит меня прибегнуть к насилию, и я бы не хотел поранить эту светлую кожу, Лия.

Звук моего имени, слетающий с его языка, посылает новые щупальца страха через меня. Как будто он ставит своей задачей увеличить интенсивность таких эмоций во мне.

Мой подбородок дрожит, когда я отпускаю дверную ручку и медленно поворачиваюсь, мои балетные туфли скользят по полу. Я знаю, что должна бежать, но в то же время прекрасно понимаю, что его угрозы не пустые. Он убил кого-то – или троих – что это еще за дополнение к его списку?

Он все еще стоит перед моим туалетным столиком, но перестал рыться в моих вещах и теперь стоит прямо, одна рука в кармане его черных брюк, а другая рядом. Я почти забыла, какой он высокий и широкоплечий, как его телосложение может поглотить всю атмосферу и любой кислород, который приходит с ней.

Самое страшное в нем – не пистолет, который, я уверена, где-то спрятан. Это абсолютное спокойствие запечатлелось на его красивом лице, когда он собирался пустить в ход пистолет. Это его полное самообладание прямо сейчас, когда я дрожу, как лист во время урагана.

Он и есть тот ураган, который разрушает жизни людей, не будучи затронутым ни в малейшей степени.

– Как ты сюда попал? – Я благодарна, что мой голос не выдает моих рассеянных эмоций.

– Не думаю, что ты хочешь задать этот вопрос, Лия. Разве тебя не должно больше волновать, почему я здесь?

– Ты собираешься убить меня? – шепчу я, задыхаясь от слов.

– Почему? Ты что, разговаривала?

– Нет. Клянусь.

– Я знаю, что нет, иначе мы бы здесь не стояли.

Он знает, что я держу рот на замке, но все равно использует фактор запугивания, чтобы загнать меня в угол. Я так рада, что не решила играть в детектива. Хотя смерть этих людей не должна остаться незамеченной, и мне не перестают сниться кошмары о них, я также не хочу умирать. У меня еще столько дел, и я отказываюсь быть незаменимой пешкой в чужой шахматной игре.

Однако тот факт, что он здесь, зная, что я не разговаривала, означает, что он еще не закончил со мной.

Даже близко.

И это осознание, хотя я обдумывала его все это время, ломает мой позвоночник в болезненную линию.

– Ты собираешься причинить мне боль? – Мой голос тихий, выдающий мое неровное сердцебиение.

– Зависит от обстоятельств.

– От каких?

– От твоей способности выполнять приказы.

– К-какие приказы?

– Поужинай со мной, Лия.

– Что? – Я хочу огрызнуться, но это выходит, как недоуменный шепот. Неужели этот убийца/незнакомец/тот, кто угрожал и продолжает угрожать моей жизни, только что пригласил меня поужинать с ним?

Его лицо остается прежним, застывшим в том вечном спокойствии, которое позволено иметь только монахам.

– Ужин, что-нибудь такое, где люди едят и разговаривают.

– Я знаю, что такое ужин. Я просто... я просто не понимаю, какого черта ты спрашиваешь меня об этом.

– Я уже ответил на этот вопрос. Поговорить.

– О чем?

– Узнаешь, как только мы поужинаем.

– Разве мы не можем поговорить здесь?

– Нет.

Это одно-единственное слово, но оно настолько замкнуто, что я понимаю: он больше не отвечает на мои вопросы.

И все же я должна спросить.

– А что, если я не хочу?

– Как я уже сказал, твоя безопасность зависит от твоей способности выполнять приказы, Лия.

Я сглатываю от едва уловимой угрозы в его тоне. Его послание ясно. Если я не поужинаю с ним, он выполнит свою угрозу. Хуже того, он может даже закончить то, что начал неделю назад.

– Было бы проще отвезти тебя на недостроенную стройку или устроить засаду в твоем доме, но я предлагаю тебе поужинать в ресторане в окружении людей. Ты достаточно умна, чтобы понять разницу, не так ли?

Разница между тем, чтобы получить травму и нет. Моя способность оставаться в живых и полная противоположность.

В то время как все во мне восстает против идеи пойти куда-нибудь с ним, мой инстинкт выживания рвется вперед.

Ужин определенно намного лучше, чем быть убитой в гараже и иметь все следы этого утром.

Кроме того, он пробудил во мне что-то раньше, просто сидя в зале. Я списала это на совпадение, но теперь, когда он стоит передо мной, мои ноги покалывает от необходимости двигаться, что-то делать, что угодно.

Если мне придется это сделать, я могу также выяснить, почему такой человек, как он, опасный преступник, смог вызвать у меня такую реакцию.

– Мне нужно переодеться. – говорю я, тактично избегая его взгляда, не только из-за его интенсивности, но и потому, что он, кажется, всматривается в меня всякий раз, когда мы встречаемся глазами.

– Тогда переоденься.

– Тебе нужно выйти, чтобы я сделала это.

– И позволить тебе позвать на помощь или сбежать?

– Я не буду звать на помощь. Если бы это было возможно, я бы уже сделала это.

– Ты бы уже сделала это, – повторяет он, перекатывая слова на языке с греховным акцентом.

– Да, и я также не сбегу. Здесь только одна дверь.

– В ванной есть окно, через которое можно пролезть.

Господь. Он ведь уже обошел все это место, не так ли?

– Я не сбегу. Просто выйди. Подожди за дверью.

Он пододвигает стул и садится, вытягивая перед собой длинные ноги, прежде чем скрестить их в лодыжках.

– Я никуда не уйду, Лия. А теперь переодевайся.

Глава 5

Лия

Моя непроизвольная реакция – закричать или как-то убежать от него.

Но я достаточно логична, чтобы понимать, что это его не остановит. Во всяком случае, это могло – и может – подвергнуть меня опасности.

Однако, если он думает, что я меняюсь у него на глазах, у него есть еще кое-что. Он может быть ужасным чудовищем, но я не стану его добровольной добычей.

Я ослабляю шпильки в волосах, затем вынимаю их и бросаю на туалетный столик рядом с ним не так нежно. Я вспотела после репетиции и отчаянно нуждаюсь в душе, но с этим придется подождать, потому что ни за что на свете этот незнакомец и мое обнаженное тело не окажутся в одной комнате.

Мои темные локоны распускаются, падая на плечи, и я сопротивляюсь желанию вздохнуть с облегчением.

Он следит за каждым моим движением, как тогда, когда сидел в зале. Его взгляд механическим образом сосредотачивается на моих действиях, а не на моем теле, и, хотя он, кажется, не воспринимает меня сексуально, я вдруг начинаю смущаться своей юбки, которая едва прикрывает мою задницу, и леотард, который облегает изгиб моей груди.

Нетвердыми руками я открываю шкафчик и достаю одно из платьев, которые храню здесь, а затем набрасываю его поверх одежды. Он поднимает бровь, когда ткань падает мне на колени. Оно обтягивает сверху пышную юбку.

Я одариваю его самодовольным взглядом и протягиваю руку, чтобы застегнуть молнию. Извращенец, должно быть, поверил, что увидит меня голой, и даже остался на шоу, но я просто отменила его план.

Он встает, и я дергаюсь к шкафчику, мой победный танец резко останавливается.

– Мне казалось, ты говорила, что собираешься переодеться. – Он останавливается в футе от меня.

Он так близко, как в тот день, когда приставил пистолет к моему лбу, и, хотя оружие сейчас отсутствует, кажется, что его холодное дуло снова здесь.

Мои чувства настолько обострены, что я чувствую каждый вдох и мурашки бегут по моим голым рукам. Его запах ударил мне прямо в голову, и ничто не подготовило меня к тонкой смеси дерева и кожи. На первый взгляд, это безобидный запах, но на нем он означает о его смертоносности.

Несмотря на необходимость съежиться, я поднимаю подбородок.

– Я действительно переоделась.

– Это ты сделала. – Он хватает меня за плечо и разворачивает. Затем он держит мою руку, которая все еще на молнии, посылая дрожь по моей спине.

Я ожидаю, что он стянет ее вниз и заставит меня вылезти из платья, но он использует мои пальцы, чтобы застегнуть молнию. Звук отдается эхом в тишине комнаты, и я сглатываю, когда его губы опускаются к раковине моего уха.

– Было бы разумно не провоцировать меня. Мне это не нравится, и я позабочусь, чтобы тебе тоже не понравилось.

Он отпускает мою руку и быстро поворачивает меня лицом к себе. Это совершенно несправедливо, что такой дьявол, как он, имеет такое устрашающее телосложение и красивое лицо.

– Идем? – Он указывает на дверь.

Переобувшись в балетки, я хватаю пальто и сумку и следую за ним.

К счастью, почти все ушли. Я не хочу, чтобы они видели меня в обществе этого незнакомца. Но мне нужно знать, какого черта ему разрешили присутствовать на нашей репетиции. Присутствовать могут только продюсеры и их избранные партнеры. Даже наши семьи и друзья не допускаются.

Хотя он сидел рядом с Мэттом, нашим исполнительным продюсером. Значит ли это, что он его знает?

Я остаюсь на шаг позади него, чувствуя, что мне нужно наблюдать за ним и понять, когда он сделает следующий шаг.

Он резко останавливается, и я врезаюсь в него, моя голова натыкается на стену мышц. Я вздрагиваю и делаю шаг назад.

Незнакомец склонил голову набок.

– Иди рядом со мной.

Когда я не делаю попытки подчиниться, он продолжает.

– Или я могу обнять тебя за талию.

– Я сделаю это, – выпаливаю я, шагая рядом с ним. Я не смотрю на него всю дорогу, пока мы не добираемся до парковки.

Там нас ждет черный Мерседес. Он точь-в-точь похож на тот, который я видела той ночью, но пулевых отверстий нигде нет.

Пассажирская дверь открывается, из нее выходит худощавый длинноволосый мужчина и открывает заднюю.

Увидев его, я вспоминаю прошлую неделю, и мне требуются все силы, чтобы не поддаться тошноте.

– У меня есть машина, – шепчу я.

– Дай мне ключи, и она будет у твоего дома.

– Нет, спасибо. – Ни за что на свете я не позволю ему – или его людям – находиться рядом со мной дольше, чем это необходимо.

Он наблюдает за мной некоторое время, прежде чем продолжить вести меня к своей машине. Он мягко вводит меня внутрь и следует за мной. Мужчина с длинными волосами скользит на переднее сиденье, а другой мужчина, Громоздкий Блондин Коля, садится за руль.

Они его охранники или что-то в этом роде? Что же это за человек, если ему нужна охрана?

Машина выезжает со стоянки, и я внимательно наблюдаю за городом через окно, стараясь запомнить как можно больше поворотов. Если меня каким-то образом похитят, мне нужно знать, куда, черт возьми, он меня везет.

– Почему ты не спросила, как меня зовут?

Спокойные слова незнакомца отвлекают меня от наблюдения. Он наблюдает за мной с особым интересом, от которого у меня мурашки бегут по коже.

– Какая разница, знаю я твое имя или нет? – Я стараюсь, чтобы яд не прозвучал в моем голосе.

– Полагаю, что нет, но все равно скажу. Я Адриан Волков.

Я ненадолго закрываю глаза, чтобы обуздать боль. Теперь, когда я знаю его имя, он никогда меня не отпустит. Почему-то мне кажется, что я подписала свою судьбу.

Сначала мое свидетельство о смерти, а теперь мою судьбу.

Что еще он собирается от меня отнять?

Машина останавливается перед уютным заведением. Не знаю, почему я ожидала, что он поведет меня в какой-нибудь элитный ресторан со списком ожидания. Это удивительно, и не в хорошем смысле.

Он выходит первым и протягивает мне руку. Я собираюсь проигнорировать ее, но он хватает меня за руку и вытаскивает. Мы входим в ресторан, а охранники остаются снаружи в машине.

Внутри заведения так же уютно, как и снаружи. Мягкий желтый свет отбрасывает теплый оттенок на красные банкетки. Столы из темного дерева, а на стенах висят многочисленные креативные цитаты о еде для души. Несколько человек сидят повсюду, весело болтая. Интересно, помогут ли они мне, если я скажу, что человек, держащий мою липкую руку, – серийный убийца, или их самих убьют?

Незнакомец, Адриан, ведет меня к заднему столику, который стоит отдельно от других людей, подальше от дверей и окон. Я понимаю, что это нарочно, когда он толкает меня в конец кабинки, которая находится у стены.

Он садится напротив меня и, когда подходит официант, даже не прикасаясь к меню, говорит.

– Неоткрытую бутылку вашего лучшего вина.

– Салат, – шепчу я, решив не заглядывать в меню. Чем скорее я отсюда выберусь, тем лучше.

– Какой, мисс?

– Самый простой из тех, что у вас есть.

Официант кивает и уходит.

Я остро ощущаю, что Адриан наблюдает за мной, его пальцы небрежно переплетены на столе. Они худые, мужественные, с прожилками на поверхности.

И теперь я глазею на них.

Я не могу поверить, что смотрю на те же пальцы, которые держали пистолет у моего лба. Или, может быть, я наблюдаю за ними из-за этого факта. Я знаю, что такие люди существуют, но мне всегда было интересно, как они могли так легко покончить с жизнью. Разве они не чувствуют, или они стали нечувствительны к нему, как я к ненавистникам?

Однако, когда у меня возник этот вопрос, я никогда не думала, что когда-нибудь окажусь так близко к одному из таких.

Адриан постукивает пальцем по деревянной поверхности.

– У тебя выразительное лицо. Ты знаешь об этом, Лия?

– Нет, не знаю.

– Да, знаешь. Может быть, это не видно другим, но тебе почти невозможно скрыть свои эмоции.

– Так вот почему ты привел меня сюда? Сказать, что у меня выразительное лицо?

– Я же сказал, зачем привез тебя сюда. Поговорить.

– Тогда говори.

– Я бы предпочел, чтобы ты говорила сама. Расскажи мне больше о себе.

– Зачем мне это делать?

– Потому что от этого будет зависеть, выйдешь ты из ресторана дыша или нет.

Моя грудь вздрагивает, и я сжимаю салфетку в кулаках, чтобы унять дрожь в руках.

– Зачем ты это делаешь? Ты уже отпустил меня.

Темная глубина его серых глаз подобна глубокому облачному небу – пустому, спокойному и холодному.

– Я отпущу тебя только до особого распоряжения. Сейчас самое время для этого уведомления. Ты собираешься рассказать мне о себе?

С этим мудаком не выиграть, не так ли? Он уже пришел с определенной целью и не остановится, пока она не будет достигнута.

– Что ты хочешь знать? – Я огрызаюсь, чтобы он покончил с этим и отпустил меня.

– Я не хочу ничего знать в таком тоне. Повтори вопрос без гнева.

– Тебе это нравится?

– Что?

– Быть Мрачным Жнецом над чужими жизнями.

– Нет, если я могу помочь. Быть Мрачным Жнецом на самом деле не дает мне ответов... только тела.

Комок подступает к горлу, и я напрягаюсь от его невысказанной угрозы.

Официант возвращается с бутылкой вина и моим салатом. Адриан жестом велит ему уйти, когда тот решает открыть бутылку.

Как только официант уходит, он делает это уверенными движениями. Он не торопится и не волнуется, как типичный человек, уверенный в себе и своем окружении. В то время как в моем собственном мире я обычно такая же, я, кажется, теряю всю свою уверенность в его компании.

Думаю, если держать ее под дулом пистолета, это будет сделано.

Адриан наливает мне бокал и еще один для себя, и, хотя я не собиралась пить, мне нужно немного жидкого мужества прямо сейчас.

Я делаю большой глоток, потом вздыхаю.

– Что ты хочешь знать?

– Как твоя фамилия?

– Я уверена, что ты и сам мог бы догадаться. Она по всему репетиционному залу.

– Или я могу запросто проверить твою биографию, чтобы выяснить все.

При этих словах я вскидываю голову. Он говорит мне, не заявляя об этом, что он достаточно силен, чтобы выяснить все, что он хочет обо мне.

Я делаю еще глоток вина.

– Значит ли это, что ты еще не сделал этого?

– Для тебя не имеет значения, сделал я это или нет.

– Конечно, имеет.

– Нет, не имеет. Для меня это имеет значение, потому что я буду получать информацию. Однако тебе нечего терять или приобретать.

– Мне есть что терять с тобой.

Он постукивает указательным пальцем по столу, его губы дергаются, но, как и в прошлый раз, он не улыбается.

– Ты достаточно умна, чтобы понять это. Продолжай быть умной и ответь на мой вопрос.

– Морелли. – Я вонзаю вилку в салат и подношу его ко рту, агрессивно жуя.

– Лия Морелли. Ты родилась в Штатах или в Италии?

– В Италии.

– Оба родителя итальянцы?

– Мама была американкой. Папа был итальянцем.

– Оба мертвы?

– Да, – огрызаюсь я, одним глотком выпивая то, что осталось в бокале. – Твой допрос окончен?

– Это один. – Он делает неторопливый глоток вина.

– Один?

– Один удар. Я же просил тебя не разговаривать со мной в таком тоне.

– Тогда каким тоном я должна говорить? Есть ли чертова инструкция, как разговаривать с убийцей? – Последнее слово я шепчу себе под нос.

– Два. И пока нет руководства, ты должна использовать свою умную голову и не провоцировать меня.

Я хватаю бутылку и наливаю до тех пор, пока бокал почти не переполняется. Некоторые соседние столики пялятся на мою невоспитанность, но мне уже все равно. Я киплю от злости, и чем больше он копается в моем прошлом, тем быстрее раны, которые я скрывала, жалят, разрывая швы, чтобы я их освободила.

– Как умерли твои родители? – спрашивает он очень вяло, явно не читая моего настроения. Или, может быть, он спрашивает, несмотря на это.

Наверное, ему это доставляет удовольствие.

Вздохнув, я говорю.

– Несчастный случай.

– Что за несчастный случай?

– Газовая асфиксия. – Слова вылетают из моего горла болезненным шепотом. Мои пальцы дрожат вокруг бокала, когда я подношу его к губам. Я не хочу думать о том времени, но мои демоны кружатся на заднем плане, плотно обвивая щупальцами мое горло.

– Дыши, Лия, – рука прижимается к моей, тянет ее и бокал вниз, чтобы положить на стол.

В этот момент я понимаю, что сжимаю другую руку, и влага щиплет мои веки.

Я смотрю на него, на вечное спокойствие в его глазах, несмотря на хаос, который он вызвал всего несколькими вопросами.

– Зачем ты это делаешь?

– Чтобы узнать тебя получше.

– Ты не можешь заставить кого-то говорить о своей жизни. Это не знакомство с ними.

– Для меня это так.

– Тогда, может быть, мне тоже стоит познакомиться с тобой?

Он вырывает свою руку из моей.

– Если хочешь.

– Значит ли это, что я могу задавать тебе вопросы?

– Конечно.

– Чем именно ты занимаешься? – Наверное, мне не стоит пытаться узнать о нем больше, но я уже знаю его имя. Если я хочу пережить его, мне нужно глубже разобраться в том, кто он и чем занимается.

– Я стратег.

– Стратег, который убивает? – Я понижаю голос.

Его губы кривятся в легкой ухмылке, когда он наклоняет свой бокал ко мне.

– Именно.

– Стратег для кого?

– Не думаю, что это имело бы значение, если бы ты знала.

– Ты сказал, что я могу задавать вопросы.

– Я никогда не говорил, что отвечу на все.

– Это несправедливо.

– Честность – это для слабых, Лия. Ты достаточно долго прожила в чудовищном мире, чтобы понять, что справедливости на самом деле не существует.

– Она существует, даже если такие люди, как ты, делают все возможное, чтобы стереть ее.

– Такие, как я?

– Ты знаешь.

– Нет, не совсем. Почему бы тебе не просветить меня?

– Преступники.

– Преступники. Интересная аналогия.

– Это не аналогия, когда это правда. – Я откидываюсь на спинку сиденья из искусственной кожи, отказываясь от салата и потягивая вино. Это помогает расслабить нервы, которые были в состоянии повышенной готовности с тех пор, как я впервые встретила этого человека.

– По твоим словам, возможно.

– Если верить всему миру. Ты убивал людей.

– Такие, как я, преступники, по твоим словам.

– Это не делает тебя героем.

– Герой – это последнее, кем я хочу быть. Самоотверженность никогда не была моим коньком.

– Значит, ты предпочитаешь быть злодеем?

– Злодей – герой в своей собственной истории, так почему бы и нет?

– Злодей всегда проигрывает.

– В диснеевских фильмах. Возможно, в твоих балетных спектаклях. В реальной жизни, однако, злодей – это тот, кто всегда побеждает.

Этот человек не имеет абсолютно никакого отношения к морали или общественным стандартам. Хотя я не шокирована тем, что такие люди существуют, я встречала их только в балете. Злобные подлые девчонки и мальчишки. Я никогда не встречала человека с деструктивным мышлением, который бы, не колеблясь, использовал оружие.

Это делает его еще более опасным.

Я вздергиваю подбородок.

– Но разве тебя, в конце концов, не убьет такой же злодей, как и ты?

– Возможно. А до тех пор я буду делать то, что умею лучше всего.

– Что именно?

– Тебе не о чем беспокоиться. Пока. А теперь вернемся к тебе, прима-балерина, когда ты приехала в Штаты?

Я опустошаю половину бокала, нуждаясь в большем расслаблении нервов.

– Когда мне было пять.

– С кем?

– Меня вырастила бабушка.

– Американка, я полагаю.

– Да.

– Она еще жива?

– Она умерла несколько лет назад.

– Мне очень жаль. – В его голосе нет ни капли сожаления. Это больше похоже на те апатичные соболезнования, которые люди предлагают.

– Если бы ты сожалел, то перестал бы задавать мне эти вопросы.

– А другие члены семьи? – он продолжает, как будто я ничего не сказала.

– Нет.

– Друзья?

– Нет. – Я допиваю вино, отказываясь рассказывать ему о Луке. Это мой секрет от всего мира.

Он скользит бокалом по столу, и меня снова тянет к мужским пальцам и к тому, как они небрежно обхватывают его, как его беспечность захватывает дух, как и его действия.

– Теперь я понимаю.

Я наливаю еще вина, чтобы не пялиться на него.

– Понимаешь что?

– Одиночество в твоих глазах. Тебе удалось трансформировать его и перевести с помощью языка тела на сцене. Это очень креативно.

– Я не одинока. – В конце мой голос понижается, выдавая мою защищенность.

– Если ты так говоришь.

– Я не одинока. У меня есть… У меня три миллиона подписчиков в Instagram.

– Вау. Впечатляюще.

– Перестань издеваться надо мной.

– Разве не на такую реакцию ты надеялась? Валидация (прим. пер. в технике или в системе менеджмента качества — доказательство того, что требования конкретного пользователя, продукта, услуги или системы удовлетворены) путем демонстрации своих фейковых подписчиков?

– Они не фейковые. Они настоящие люди.

– А что они знают о тебе, кроме твоих селфи перед выступлением и репетицией?

– Ты что, преследуешь меня?

– Твой Instagram является публичным. Никакого преследования не было. Но да, Лия, я просмотрел его, и я думаю, что это довольно... скучно.

Моя кровь кипит, пузырясь на поверхности, но я бормочу.

– Меня не заботит то, что ты думаешь.

– Но ты заботишься о том, что думают другие. Вот почему ты ведешь эту страницу. Будь то из-за потребности в какой-то извращенной проверке или во внимании.Хотя я не думаю, что ты сознательно преследуешь последнее.

Как этот человек может так много читать в деталях? Как он уходит в глубины, о которых даже я не думала? По крайней мере, сознательно.

– Ты пытаешься доказать, как сильно имеешь надо мной власть? Это все?

– Я ничего не пытаюсь доказать. Как я уже сказал, я только начинаю узнавать тебя, Лия.

– А затем что? После того, как ты меня узнаешь, что ты собираешься со мной делать?

– С чего ты взяла, что я собираюсь что-то предпринять?

– Я не идиотка. Я знаю, что это только фаза, прежде чем ты перейдешь к следующему шагу.

Он замолкает с бокалом вина на полпути к губам.

– Как ты думаешь, что я буду делать?

– Трахнешь меня?

– Да.

Одно-единственное слово, хоть и произнесенное спокойно, разбивает мой мир на миллион кровавых осколков. Мой желудок сжимается от смешанных чувств. Острый привкус разочарования, но это еще не все. Злобные бабочки царапают мою кожу с темным чувством очарования.

Все кошмары, которые я видела после той ночи, начинают прокручиваться перед моим мысленным взором. Неясные, расплывчатые образы превращаются в две фигуры на кровати, когда одна из них врезается в другую.

Я никогда не хотела их идентифицировать, но теперь одна из них так же ясна, как лицо передо мной.

Его фигура.

Его сильное тело вбивает то, что кажется одновременно удовольствием и болью, в человека, лежащего под ним.

Одна из них все еще безлика, и я отчаянно хочу, чтобы это была я.

– Даже если я скажу «нет»? – бормочу я.

– Если бы я был насильником, я бы вломился в твою квартиру посреди ночи и взял то, что хотел. Я бы не пригласил тебя на ужин.

– Я должна оценить этот жест? – В конце моей речи слышится легкая невнятность. Это, наверное, мой третий бокал вина.

Дерьмо.

Пытаясь успокоить нервы, я пошла дальше и напилась в компании монстра, который без колебаний использовал бы это против меня.

Это самое худшее. У меня не только низкая толерантность к алкоголю, но я также теряю свои запреты во всех возможных смыслах, даже когда слегка опьянена.

Адриан подносит бокал ко рту, едва отпивая. Это все еще его первый бокал.

– Это не обязательно, нет.

– Я... я хочу домой. – Я стою на нетвердых ногах, затем падаю обратно на стул. Я все еще перевожу дыхание, когда рядом со мной появляется большое присутствие.

Он хватает меня за руку и осторожно вынимает бокал с вином из моих пальцев.

– Думаю, на сегодня с тебя хватит.

– Я хочу уйти.

– Тогда давай уйдем. – Он кладет на стол несколько банкнот и, обхватив меня за талию сильной рукой, выводит из ресторана.

Не знаю, из-за алкоголя это или из-за всего, что произошло сегодня вечером, но мне кажется, что я левитирую. Мои ноздри наполняются его мужским запахом, и его крепкая хватка только усиливает его.

Но где-то в глубине души я все еще осознаю, что он опасен. Что он – чудовище, скрытое под строгим фасадом и джентльменской одеждой.

Я отодвигаюсь от него.

– Я могу идти сама.

Он отпускает меня, и прежде, чем я успеваю успокоиться, я спотыкаюсь. Адриан держит меня за локоть и притягивает к себе так, что я прижимаюсь к его твердой груди.

Я такая маленькая по сравнению с ним, едва достаю до его широких плеч. Я худая и крошечная в отличие от его крупного телосложения и чудовищной ауры. Как будто этот мудак мог использовать что-то еще, чтобы запугать меня, помимо моей жизни.

Мы стоим у того, что, как я предполагаю, является задним входом в ресторан, потому что это не тот же самый вход, которым мы пользовались, когда прибыли сюда. Место пустое, если не считать нескольких машин на стоянке.

В поле зрения только один уличный фонарь. Даже в полутьме глаза Адриана напряжены, но в них есть блеск абсолютного спокойствия. Интересно, что нужно сделать, чтобы потревожить этот взгляд?

Чтобы потревожить его.

– Почему ты ждал неделю, чтобы найти меня? – бормочу я.

– Я был занят.

– Занят сбором информации обо мне?

– Возможно. А что? Ты думала обо мне, Леночка? – На последнем слове его голос падает.

Я не говорю ему, что он единственный, о ком я думаю самым ужасающим образом, и что, когда я снова увидела его в зале, что-то внутри меня открылось. Что я думаю, что у меня было лучшее выступление просто потому, что я знала, что он был там.

Вместо этого я говорю.

– Все думают о своем Мрачном Жнеце.

Он гладит прядь волос у меня за ухом. Жест нежный, но подтекст далеко не тот. Во всяком случае, он заряжен, темный, душный.

– Тогда не превращай меня в своего.

– Как… Ммм. – Мой вопрос прерывается, когда он прижимается губами к моим.

Его рука удерживает мое лицо на месте, в то время как его язык пробивается внутрь моего рта. Я кладу ладони ему на грудь, намереваясь толкнуть его, дать пощечину, но вместо этого мои пальцы вцепляются в его пальто, и из моего горла вырывается беспомощный звук. Его язык вторгается в мой рот, завоевывая его, а затем кружится против моего с дикой потребностью.

Мужчина целуется так же уверенно, как ходит и говорит, но за этим не скрывается его спокойствие. Ничто не удерживало его стоическое лицо на месте. Он дает так же сильно, как и берет, откидывая мою голову назад, чтобы назад, чтобы углубить полное вторжение.

Я не девственница. Но один этот поцелуй более интенсивен, чем любой секс, который у меня когда-либо был.

И еще более требовательный.

Когда он отстраняется, в воздухе раздается отчаянный стон.

Мой.

Глядя в его затененные глаза в темноте, я полностью осознаю, что все изменилось, между нами, после этого поцелуя.

Я только что подписала кое-что еще. Понятия не имею, что именно, но теперь это в его руках, и я никак не смогу это вернуть.

Точно так же, как мою судьбу и мою смерть.

Глава 6

Адриан

Лия пытается не заснуть.

Она борется за это зубами и ногтями, качая головой, щипая себя и, в конце концов, похлопывая себя по щекам.

Но это бесполезно.

Она засыпает, прислонившись к дверце машины, потому что, пытаясь не заснуть, она также была религиозна, держась от меня на расстоянии.

Я наблюдал за ее борьбой со своей позиции, постукивая указательным пальцем по бедру. Мне ничего не оставалось делать, кроме как ждать неизбежного.

Люди, как правило, думают, что они могут изменить ситуацию одной лишь силой своей решимости. Что сигналы опасности будут толкать их мозг, и этого достаточно, чтобы продвинуть их систему вперед. Чего они не понимают, так это того, что мозг может противоречить самому себе и посылать разные сигналы. В конце концов, истощение организма может и будет подавлять планы мозга.

Я хватаю Лию за локоть и притягиваю к себе. Она даже не шевелится, когда ее голова падает на грудь в неудобном положении. Я разворачиваю ее так, чтобы ее голова лежала на моем бедре.

Аромат роз наполняет мои ноздри. Она не только пахнет ими, но и кажется ими. Красивая, маленькая, и ее может сорвать любой прохожий. Они быстро расцветают и так же быстро умирают.

К несчастью для нее, этот прохожий – не что иное, как ее худший кошмар.

Легкий вздох срывается с ее губ, и мне хочется дотянуться до моих охранников, Коли и Яна, и стереть этот звук из их голов. Мне не нравится, что они могут слышать или видеть ее в таком состоянии.

Хотя мне было бы все равно, но что-то изменилось. Я не знаю, началось ли это, когда я увидел ее в тот вечер или после ее выступления сегодня, или сделка была заключена, когда она застонала у меня во рту, когда я пожирал ее губы.

Теперь они красные, немного помятые, немного сломанные, совсем как она.

Лия Морелли – это гораздо больше, чем то, что содержится в ее досье. На фотографиях в нем изображена миниатюрная женщина с ангельскими чертами лица, но ни на одной из них не видно навязчивого взгляда ее голубых глаз или одиночества, разъедающего ее душу.

В ней есть какая-то изломанность, рана, которую она прячет от бдительных глаз. Но она была слепа к реальности, что необработанные раны тлеют и гниют.

Пользоваться чужими ранами – моя специальность. Разбить их – это то, что я делаю лучше всего.

Сын своих родителей насквозь.

Однако мне не хотелось бы связываться с Лией. Может быть, это потому, что у нас есть общая черта? Или потому, что она скрывает свою сломленную натуру под хрупким фасадом?

Когда я смотрел, как она танцует, сияя в свете прожекторов, я не видел ее неземной красоты или ангельского лица. Я не видел ни ее элегантности, ни совершенно элегантности, ни совершенной техники.

Я видел, как тьма пытается раствориться в свете. Я видел человека, изо всех сил пытающегося убежать от того, кто он есть на самом деле.

И это привело к цепочке последовательных событий.

– Вы уверены, что хотите пойти к ней, сэр? – Коля встречает мой взгляд с водительского сиденья, говорит по-русски.

– Не лучше ли взять ее с собой? – Ян соглашается.

– И что делать? Пытать ее? – Я говорю на том же языке.

Я убираю выбившуюся прядь с ее лица и запускаю пальцы в ее мягкие волосы цвета темного меда. Она вздрагивает, словно чувствуя воздействие моих слов.

Да, было бы легче пытать ее, но это не даст мне ответов, которые мне нужны, и это по простой причине.

– Она ничего не знает, – говорю я своим охранникам.

Коля поднимает плечо. – Она могла притворяться.

– У нее нет того, что нужно, чтобы одурачить меня, так что нет. – Я вдыхаю ее аромат роз и вспоминаю, какой она была на вкус, немного похожая на страх, но очень похожая на капитуляцию.

Подчинится ли она мне или мне придется... прибегнуть к другим методам?

Я провожу пальцем по ее разбитым губам, и они раздвигаются, позволяя моему большому пальцу прижаться между ними. Темное желание обвивается вокруг моего живота с отчаянной потребностью, чтобы эти же губы обвились вокруг моего члена, когда я вонзаю его в ее тугой маленький рот.

– Тогда что ты собираешься с ней делать? – Коля задает вопрос на миллион долларов.

– Зависит от обстоятельств.

– От каких?

– Стоит ли она этого.

Правда в том, что я должен был использовать ее сейчас, знает она или нет, не имеет значения. Однако мятежная часть меня хочет увидеть, куда она пойдет.

Как далеко она зайдет.

У меня такое чувство, что в любом случае я пожалею о своем решении, так что я могу сначала удовлетворить свое любопытство.

Машина останавливается в гараже дома Лии.

Ян открывает дверь, и я выхожу с Лией на руках. Она легкая, крошечная и слишком мягкая. Ее голова падает мне на грудь, рука безжизненно падает в сторону.

– Отдохните немного, – говорю я своим людям и направляюсь к лифту. Я набираю код ее этажа и, когда мы добираемся до ее квартиры, набираю еще несколько цифр, пока в коридоре не раздается писк.

Нет такого кода, который мои хакеры не могли бы получить. Мы имели дело с более жесткими ситуациями, чем ее причудливое здание.

У входа автоматически гаснет свет, как только я переступаю порог. Я стою, прижимая ее к себе. Ее вес – или его отсутствие – снова поражает меня. Она легкая, как перышко, почти как ребенок, и иногда, когда она танцует, кажется, что у нее нет костей или их как можно меньше по сравнению с обычными людьми.

Крепко обнимая ее, я смотрю на ее квартиру. Она просторная и имеет прямой вид на город с его сверкающими огнями. Блестящий пол безупречен, и у нее мягкие розовые диваны.

Бесчисленные картины балерин висят на стенах, но их лица либо затенены, либо невидимы.

Мой взгляд обшаривает каждую стену и каждую поверхность, но ее фотографий нет.

Ни одной.

Несколько наград выставлены на стеклянных полках, но от ее лица не осталось и следа.

Хмм. Это запечатлевает в моей памяти несколько теорий. Самая главная, – что ей не нравится быть пойманной в ловушку самой собой.

Мне не требуется много времени, чтобы найти ее спальню. Я кладу ее на кровать и стягиваю пальто с ее рук. Ее щеки раскраснелись, а губы приоткрылись.

Когда я избавляю ее от пальто, она бормочет что-то неразборчивое во сне, прежде чем ее дыхание выровняется. Я наблюдаю за ней какое-то время, прежде чем мой взгляд перемещается на остальную часть комнаты. Здесь тоже просторно, хотя мебели по минимуму.

Два пузырька с таблетками на ее тумбочке привлекают мое внимание. Согласно ее медицинским заключениям, она принимает снотворное и антидепрессанты. В то время как ее депрессия приходит и уходит по прихоти, как она сказала своему наблюдающему психотерапевту, ее бессонница постоянна.

Однако то, что она заплатила кучу денег, чтобы скрыть это в своих заключениях, – это ее потребление чего-то намного более сильного, чем ее антидепрессанты.

Мое внимание возвращается к ней. Она спит совершенно неподвижно и в прямой позе. Ее ноги параллельны, а руки по обе стороны от нее.

Эта девушка еще жива, но уже спит, как мертвая.

Ее глаза движутся под веками, губы и подбородок дрожат. Страдальческий стон срывается с ее губ, когда она сжимает обе руки в одеяле по обе стороны от себя.

Вот.

Причина, по которой она заплатила деньги, – чтобы стереть свою запись, и даже прибегла к морфию несколько лет назад.

Ее тело выгибается над кроватью под неудобным углом, прежде чем она плюхается обратно в прежнее положение. Ее стоны боли нарастают в объеме, приобретая бурный характер.

Вот почему она живет в звуконепроницаемой квартире.

Хотя у меня есть полное намерение наблюдать за ней, я не думаю, что это что-то добавит к тому, что я уже знаю.

Обычно я хочу испытать то, что узнал из первых рук, чтобы лучше понять ситуацию, но ее прерывистые стоны и слезы не приносят мне желаемого эффекта.

То, что я вижу, отличается от ангельского лица, которое она публикует в Instagram, или персонажей, с которыми она сливается, когда выходит на сцену.

Это она, без цензуры.

Настоящая Лия Морелли, которая бежала от своего прошлого, но позволяет ему продолжать преследовать ее.

Я дотрагиваюсь до ее плеча, чтобы разбудить, и ее руки взлетают вверх и хватают меня за запястье.

Ее глаза открываются, сначала темные, как мрачное небо, но затем она фокусируется на мне, и, хотя ее хватка ослабевает, она не отпускает меня.

– Ты, – бормочет она с легкой запинкой

– Я.

– Ты собираешься трахнуть меня сейчас?

Я поднимаю бровь.

– Это что, предложение?

– А тебе оно нужно? – Ее глаза полуприкрыты, и я не сомневаюсь, что утром она, вероятно, ничего не вспомнит об этом разговоре.

– Нет, Леночка. Я не нуждаюсь в нем.

– Тогда почему бы тебе не взять то, что ты планировал взять с самого начала, Адриан Волков?

Звук моего имени, исходящий из ее мягких губ, заставляет меня хотеть наполнить их своим членом и посмотреть, какие еще звуки она будет издавать.

– Не искушай меня. – Больше всего на свете я хочу сорвать с нее платье и одежду под ним и погрузиться в нее. Если я избавлюсь от нее, мое зрение станет намного яснее.

Она садится, отпуская мое запястье, тянется к задней части платья и расстегивает молнию. Ее процесс в лучшем случае грязный, когда она вырывается из него и бросает его на пол.

Лия отбрасывает свою тонкую юбку, которую она носила во время репетиции, оставляя ее в обтягивающей вещи, которая едва прикрывает ее киску и щелку ее задницы.

Ее соски торчат на фоне розового материала, и я испытываю искушение потянуть их, чтобы посмотреть, станут ли они тверже. А еще лучше, всосать их в рот и почувствовать, как они сжимаются на моем языке.

Она лежит на кровати, ее волосы каскадом падают на подушку, а голые светлые ноги слегка раздвинуты. Когда она говорит, ее голос хриплый от возбуждения.

– Тогда я искушаю тебя.

– Неужели?

– Ты все равно возьмешь меня. Так что сделай это и оставь меня в покое.

– Почему ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, Лия? – Не в силах сопротивляться, я хватаю ее сосок через ткань, проводя кончиком большого пальца по бутону. Он становится тверже, тычется в ткань, требуя большего.

– Потому что... а-а-а... – Она выгибается на кровати, толкаясь в мою руку.

Ее стон удовольствия – это самая эротичная вещь, которую я когда-либо слышал, и прямая стимуляция моего члена, который в настоящее время напрягается в моих штанах.

– Потому что что? – Я прощупываю ее, поворачивая оба соска в противоположных направлениях.

– Потому что ты… а-а... ты... – Она протягивает руку между нами и расстегивает тонкий кусок ткани, прикрывающий ее киску. Я наблюдаю с растущим возбуждением, как она потирает свой клитор кругами. Ее ритм совпадает с моим на ее сосках, падая в синергии со мной.

Она едва смотрит на меня из-за полуопущенных век, но, естественно, следует моему примеру, и мне не нужно ей приказывать.

– Ты... заставляешь меня делать то, чего я... обычно не делаю… – Ее тело содрогается на кровати, глаза закатываются, а губы зажаты между зубами.

Видеть ее оргазм – это произведение искусства, даже лучше, чем ее выступление на сцене. Все ее тело оживает, и она полностью отпускает его.

И черт с ним, если это не возбуждает.

Ей требуется несколько мгновений, чтобы спуститься с высоты, но она продолжает медленно тереть, глаза темнеют от похоти, такой осязаемой, что я чувствую ее вкус в воздухе.

– Ты не собираешься меня трахнуть?

Я поднимаю бровь.

– Разве ты только что не испытала оргазм?

– Мммм, – тихо стонет она, когда я в последний раз щиплю ее за соски, прежде чем отпустить.

Ее взгляд трезвеет.

– Что… Почему?

– Потому что я не насильник, Леночка. – Я убираю выбившуюся прядь волос с ее глаз. – Спи. Я разберусь с тобой утром.

Она отрицательно качает головой.

– Это не изнасилование, если я хочу этого.

– Ты хочешь? Я думал, ты просто хочешь от меня избавиться.

– Это тоже. Если ты трахнешь меня, все будет кончено.

– А кто сказал, что будет?

Она хмурит брови, но я не вдаюсь в подробности.

Она сказала, что я заставляю ее делать то, чего она обычно не делает.

Значит, нас таких двое.

Глава 7

Лия

Сильные руки обхватывают меня, несут, держат.

Я вот-вот впаду в такое чувство, какого никогда раньше не испытывала. Что-то, что было у меня в моих маленьких девичьих фантазиях.

Но затем мои запястья удерживаются над головой в стальном захвате. Мои глаза распахиваются, и я обнаруживаю темную фигуру, нависающую надо мной, прижимая меня к матрасу.

Темно, но я могу разглядеть контуры его лица.

Эти жесткие черты лица и спокойный фасад. Эти напряженные глаза и сжатая челюсть.

Мой темный незнакомец. Убийца. Мучитель.

Адриан.

Мое тело полностью расслабляется под ним, когда он раздвигает мои ноги коленом. Его свободная рука разрывает мое нижнее белье, а затем он с дикой силой врезается в меня. Я кричу, выгибая спину над кроватью.

Он вонзается в меня, как будто намеревается причинить мне боль, как будто наказывает меня каждым безжалостным толчком. Его пах ударяется о мою плоть с дикой силой его бедер, наполняя воздух зловещим намерением и врезаясь в мою грудь.

– Тебе это нравится, правда, Лия? – Его голос похож на бархат, но со скрытым оттенком. – Тебе нравится, когда тебя жестко берут, как маленькую грязную шлюшку.

Я качаю головой, открывая рот, чтобы заговорить, но он прижимает к нему ладонь, заглушая мои слова.

– Да, тебе нравится. Ты только что прикасалась к себе для меня. Посмотри, как твоя киска душит мой член.

Я снова качаю головой, слезы жгут глаза. Я отказываюсь думать, что я такой человек. Я отказываюсь думать о себе как о ком-то, кто получает удовольствие от таких извращенных поступков.

Но с каждым словом, исходящим из его грешных уст, мое сердце покалывает, а голова кружится. Быть обездвиженной таким образом добавляет пугающий тип предвкушения. Любые звуки, которые я издаю, выходят приглушенными, навязчивыми.

Но он не отпускает меня.

Во всяком случае, его хватка становится жесткой, а ритм приобретает дикую инерцию. Он трахает меня так, как будто я принадлежу ему с момента нашей встречи. Как будто он забирает то, что всегда принадлежало ему.

Мои стенки сжимаются, и электрический разряд начинается в моем центре и стреляет до самого позвоночника, прежде чем погрузить все мое тело.

– Ммм… – стону я.

– Вот, – мрачный садизм покрывает его слова. – Твое истинное лицо уже видно. Тебе нравится, когда тебя берут и тобой владеют. Тебе нравится, когда тебя трахают, как будто это твой первый и последний раз. Это то, что ты стремишься почувствовать и на сцене, не так ли? – Он наклоняется, хватает мочку моего уха зубами и шепчет жаркие слова. – Чтобы отпустить.

Моя спина выгибается над кроватью, готовясь к оргазму.

Взрывающееся удовольствие в пределах моей досягаемости. Еще немного, и я доберусь до него.

Я вздрагиваю и просыпаюсь.

На секунду я не понимаю, что только что произошло. Адриан не на мне, и мои пальцы трутся о мою ноющую киску.

Черт возьми.

Это был... сон?

Волосы прилипают к вискам от пота, а сердце бьется так неровно, что я удивляюсь, как оно не выскакивает из груди.

Это не новость, что мои сны висцеральны. У меня также были галлюцинации о них. Вот почему мне пришлось придумать механизм преодоления и проверять свой болевой порог, чтобы узнать, реальны они или нет.

Мои щеки пылают от того, что я прикасаюсь к этому сну.

Я рывком убираю руку с самого интимного места, и этот поступок стыдит меня до костей.

– Должно быть, неудобно останавливаться прямо перед оргазмом.

Я замираю, мои глаза расширяются, когда я медленно поворачиваю голову в сторону. Ни за что на свете то, что я слышала, не может быть правдой. Должно быть, это игра моего воображения. Может быть, я связываю это с моим сном.

Может быть, я снова попала в ловушку этого сна.

Потому что ничто не могло объяснить происходящую передо мной сцену.

Адриан сидит на стуле у моего туалетного столика, рядом с кроватью, скрестив ноги в лодыжках. Его пиджак лежит на подлокотнике, рукава рубашки закатаны до локтей, обнажая напряженные предплечья, полностью покрытые черными чернилами.

Мягкий утренний свет проникает с балкона, но это не делает его черты менее резкими или всепоглощающими. Это ничего не отнимает от лица, о котором я только что мечтала.

Он постукивает указательным пальцем по бедру в умеренном темпе. Взгляд его темных, сосредоточенных глаз говорит тысячу слов без единого звука.

Но нет, это не настоящее.

Я опускаю руку и щиплю себя за бедро. Боль взрывается на моей коже, и я вздрагиваю.

Адриан не исчезает.

О Боже. Почему он не исчезает?

Его взгляд останавливается на моей руке, которая все еще лежит на моем бедре, и что-то проходит по ней, прежде чем он скользит обратно к моему лицу.

– Что ты здесь делаешь? – Мой голос едва слышен, пока я пытаюсь осмыслить эту сцену.

– Я отвез тебя домой после того, как ты напилась вчера вечером.

Я сажусь и стону, когда головная боль почти раскалывает мои виски. Воспоминания о прошлой ночи медленно просачиваются обратно, как будто я смотрю на себя сквозь снежный шар.

Мои глаза расширяются.

Я поцеловала его.

Ну, он поцеловал меня, но я поцеловала его в ответ. Потом мы сели в его машину, а потом... темнота.

Я смотрю на себя под одеялом и с ужасом обнаруживаю, что на мне только леотард, а его застежки расстегнуты, открывая мою ноющую киску. Моя одежда разбросана на кровати.

Натянув одеяло до подбородка, я борюсь с жаром на щеках, когда мой взгляд возвращается к нему.

Адриан. Дьявол, который нашел дорогу в мою квартиру.

Он остается спокойным – даже безразличным, – как будто он не просто наблюдал за мной в этом состоянии или наблюдал за моим оргазмом.

Я замолкаю, мое сердце бешено колотится.

Подождите.

Он смотрел, как я кончаю? Это тоже был сон, должно быть сном. Ни за что на свете я не кончу перед ним.

Правильно?

– Ты был здесь все это время? – осторожно, почти со страхом спрашиваю я.

– Верно.

– Как ты сюда попал?

– Ты сказала мне код.

Почему я этого не помню? И вообще, какого черта я напилась? Я уже знаю почему – чтобы расслабиться, но стоило ли это такой цены?

– Что-то еще случилось?

Он поднимает бровь. – Например?

– Как… Как…

– Просила ли ты меня трахнуть тебя и довела себя до оргазма, когда я этого не сделал?

Я чувствую, как краска отливает от моего лица, и мне хочется слиться с полом.

Адриан поднимается на ноги, и я вскидываю голову, когда он встает рядом.

– Теперь, когда ты не пьяна, я могу тебе помочь.

– Я не это имела в виду, – выпаливаю я.

– Не это имела в виду?

– Да, эти слова были бессмысленны.

– Ты часто прикасаешься к себе и испытываешь оргазм от бессмысленных слов, Лия? – Он берет мою руку в свою, ту самую, что была у меня между ног, и поднимает ее к своему лицу.

Стыд обжигает мои щеки, когда он глубоко вдыхает мой запах.

– Разве это не самое большое противоречие?

Я вырываю свою руку из его, быстро и стремительно, как будто спасаю ее от пожара.

Его рука падает с бесконечной беспечностью, но он не двигается, не уходит. Он остается там, наблюдая, маяча.

Мои чувства рассеиваются повсюду, мое сердце все еще гудит, грохочет, и ничто не удерживает его в грудной клетке.

– Я не хочу этого, – бормочу я.

– Похоже, пьяная ты честнее трезвой.

– Ты собираешься заставить меня участвовать в сексуальных действиях с тобой?

– Заставить? – переспрашивает он, и в его глазах мелькает легкое веселье. – Ты помнишь, что я сказал вчера вечером?

Я ломаю голову над тем, что он мог упомянуть, и мои щеки горят еще сильнее при каждом воспоминании о моих похотливых действиях. Не могу поверить, что спросила его, трахнет ли он меня.

Боже, я почти умоляла его об этом.

Где был мой периметр выживания? Если бы он послушался, позволила бы я ему трахнуть меня?

Я отмахиваюсь от ответа на этот вопрос. Я действительно не хочу знать, что бы я сделала в этой ситуации.

– Ты помнишь? – настаивает он с таким спокойствием, что я ни на секунду не верю. Этот человек способен разрушать жизни, не моргнув глазом.

Я киваю.

– Используй свои слова, Лия.

– Я помню, – бормочу я.

– Что я сказал?

– Ты не насильник.

– Правильно. Что еще я сказал?

Я в замешательстве смотрю на него.

– Что я сказал после этого? Я знаю, ты помнишь.

– Что ты разберешься со мной утром. – Слова слетают с моих губ шепотом.

– Уже утро. – Он хватает одеяло, и я крепче сжимаю его. Если я отпущу его, если я попаду в его тщательно сплетенную паутину, я никогда не найду выхода.

Я чувствую запах его соблазна, то, как он осторожно вводит меня в свой смертоносный мир. Сначала я видела, как он хладнокровно убил кого-то, потом он позволил мне уйти, но даже это было рассчитано. Это была уловка, чтобы заставить меня думать о нем всю неделю, заглядывая под мою кровать и в мои окна. Я запираю двери и проверяю их по несколько раз. Смотрю в чертово зеркало заднего вида, ищу его тень.

Появление на приватной репетиции было его способом сказать мне, что он может попасть куда угодно. Найти меня, куда бы я ни отправилась.

Ужин был также рассчитанным ходом, чтобы я расслабилась, чтобы он мог подойти ближе, не напугав меня до смерти. Чтобы показать мне, что он нормальный мужчина, который может ужинать и встречаться.

Но в нем нет ничего нормального. Я никогда не считала его нормальным и никогда не буду. Этот человек относится к тому типу людей, которые без всяких колебаний идут за тем, чего хотят.

И прямо сейчас это я.

Мой подбородок дрожит, пока я крепко держусь за одеяло. Я не дура, я знаю, что он может вырвать его в любую секунду. Он не только вдвое больше меня, он еще и убийца, тот, кто привык к грубой силе, в то время как я привыкла к элегантности и изяществу.

– Ты сделал все это, чтобы трахнуть меня? – бормочу я.

– Все это?

– Дал мне время. Ужин, поцелуй. Не прикасался ко мне, когда я была пьяна?

– Ужин был, как я уже сказал для того, чтобы познакомиться с тобой поближе. Поцелуй был потому, что я хотел попробовать твои губы. Я не прикасался к тебе, когда ты была пьяна, потому что мне нужно, чтобы ты присутствовала, когда я трахаю тебя. Что касается твоего первого вопроса, я дал тебе время, чтобы ты смирилась с тем фактом, что я пришел за тобой.

– Я думала, ты меня отпустил.

– Ты достаточно умна, чтобы не верить этому. Всю неделю ты нервничала, ждала, выжидала, пока я снова не войду в твою жизнь.

– Ты... ты следил за мной?

– Да.

– Ты что, сталкер?

– Я хуже, Леночка, но ты уже знала это, когда трогала себя, показывая мне ту сторону себя, которую никто не видел.

– Я была недостаточно в своем уме, чтобы понимать, что делаю. – Мои щеки пылают, даже когда я произношу эти слова.

Он цыкает, и я замираю, когда мускул тикает у него на челюсти. – Не ври. Только не мне.

Мои костяшки болят от того, как сильно я сжимаю кулаки, и я чувствую, как мои внутренности растворяются. Нет ничего, абсолютно ничего, что могло бы его остановить.

Если я буду драться, он одолеет меня.

Если я попытаюсь сбежать, он поймает меня и, возможно, причинит мне боль.

Мой единственный возможный вариант не пострадать – это сыграть ему на руку, дать ему волю и надеяться, что он оставит меня в покое. Что после того, как он поймает меня, он поймет, как и все остальные, что я не стражница.

Я – алмаз, которым другие восхищаются издалека, но как только они копаются в нем, все, что они находят, – это черный камень.

Адриан тянет одеяло.

– Отпусти.

Я впиваюсь в него ногтями, смущаясь, что отпустила свой единственный спасательный круг.

– Я не собираюсь тебя трахать, – он делает паузу. – Пока.

Это не приносит мне облегчения, как должно. Если уж на то пошло, то это создает пустоту внизу моего живота.

Я хочу, чтобы он трахнул меня и покончил с этим. И поскольку я не пьяна, я не могу просить его об этом.

Поэтому я делаю единственное, что могу в моей ситуации.

Я отпускаю.

Глава 8

Лия

Я лежу в постели в одном леотарде, расстегнутом на самом интимном месте.

Адриан наблюдает за мной, поначалу машинально, как будто его не интересует то, что он видит. Как будто я всего лишь предмет, оказавшийся у него на пути.

Но если это так, то зачем я ему понадобилась? Почему он настаивает на том, чтобы взять меня?

– Ты так поступаешь со всеми, кто видит, как ты убиваешь? – спрашиваю я, чтобы рассеять напряжение, которое назревает в воздухе и бьется о мою грудь.

– Так? – Его взгляд на секунду скользит по моему лицу.

– Ты знаешь.

– Ты слишком ханжа, чтобы назвать это, Лия?

– Черт, – бормочу я. – Я не такая уж ханжа, чтобы говорить, когда это необходимо.

– Я не трахаю тебя.

– Тогда что ты собираешься делать?

– Что-то похожее.

– Ты сделаешь что-то похожее на то, чтобы трахаться со всеми, кто становится свидетелем твоих убийств?

– Нет. Я убиваю их.

Мое горло сжимается от его апатичного тона. Он действительно не заботится о человеческой жизни, не так ли? Он должен думать обо всех как о второстепенных фигурах шахматной доски, от которых он может избавиться по своему усмотрению.

Этот материал может быть защищен авторским правом.

Он цепляется пальцами за декольте моего топа и одним быстрым движением стягивает его вниз, обнажая мою грудь.

Я тяжело дышу, мои кулаки вжимаются в матрас по обе стороны от меня. Он протягивает ко мне большую руку, руку, которая может задушить меня или сломать пополам.

Я не думаю, когда хватаю ее, мои маленькие ладони баюкают ее в отчаянной попытке остановить его от целенаправленных действий.

Это может быть из-за того, как дико он смотрит на мою грудь. Мне это не нравится. Но что мне не нравится больше всего, так это то, как мои соски мгновенно превратились в тугие бутоны под его безжалостным взглядом.

Адриан поднимает бровь, но не заставляет меня отпустить его, хотя он мог бы одолеть меня в мгновение ока. Мои руки обвиваются вокруг его, удерживая их в дюйме от моей кожи. Пока мы смотрим друг на друга в танце взад и вперед, я не знаю, борюсь ли я с ним или с собой.

Или, может быть, я борюсь со своей ужасающей реакцией на него. Он не прикасается ко мне, но его тепло проникает мне под кожу. Он просто смотрит на мою грудь, но от его взгляда у меня по телу пробегает дрожь. Та, которую я не хочу признавать, но она там, между моим сердцем и грудной клеткой.

Все, о чем я могу думать, это как я кончала, когда он гладил мои соски поверх купальника, или как я мечтала о том, как он погружается в меня с нарастающей грубостью.

Я не хочу знать, что произойдет, если он действительно прикоснется ко мне. Эта мысль действует мне на нервы, как кислота – плавит, парализует и чертовски пугает.

Но в то же время я хочу, чтобы все это закончилось, и чем больше я буду отрицать его, тем дольше мне придется страдать.

Глубоко вздохнув, я отпускаю его руку, позволяя своим рукам упасть по бокам.

Его длинные мужские пальцы обхватывают тугой сосок и крутят, сначала нежно, потом резко, с намерением причинить боль. Я вдыхаю через нос и выдыхаю через рот, чтобы не чувствовать этого.

Но это бессмысленно.

Мои соски посылают удар удовольствия прямо в мою сердцевину. Он такой сильный, что я чувствую его всем телом. Каждое мое нервное окончание оживает под его взглядом, и нет никакого способа остановить нападение, даже если бы я захотела. Не помогает и то, что мои соски чувствительны, склонны к легкой стимуляции.

Мне всегда нравилось играть сосками, но я почти не получала их из-за своей маленькой груди. Однако Адриану, похоже, все равно. Он возбуждает их до безумия, словно прикасался к ним всю жизнь.

– Это был небольшой бунт, Лия? – Он сильно сжимает оба соска, и я выгибаюсь на кровати, вскрикивая.

– Ммм…

– Это не ответ.

Я отрицательно качаю головой.

– Используй свои слова. – Его голос, хотя и низкий, тверд и сдержан, и ему нельзя не повиноваться.

– Н-нет.

Он снова извивается, на этот раз сильнее, как будто собирается разорвать кожу, и я издаю мучительный крик, смешанный со стоном.

– Я же просил не лгать мне. Еще один раз, и мне придется иметь дело с твоим неповиновением.

– Да, да... аххх... – хнычу я, когда он массирует ноющие соски подушечками больших пальцев.

Его послание ясно. Если я подчинюсь ему, то буду вознаграждена. Если я этого не сделаю, он заставит меня страдать.

Он продолжает крутить и щипать мои соски, затем проводит подушечкой большого пальца по кончикам, как бы успокаивая их, давая им небольшую передышку, прежде чем снова вернуться к пыткам.

Я так возбуждена, что думаю, что достигну оргазма, просто играя сосками. Это было бы впервые, и по какой-то причине я верю, что он сможет это сделать. Мое сердце пульсирует от всплесков возбуждения, которые соответствуют ритму его пальцев. Иногда тяжело и быстро, иногда медленно и мучительно.

Он отпускает мою левую грудь, и она болит, покалывая от потери пальцев.

Адриан поднимает леотард к моему животу, проводя пальцами по моему животу. Я вздрагиваю, по всему телу пробегает дрожь.

– Ты всегда такая чувствительная?

Я поджимаю губы, и он прижимает ладонь к моему животу, сильно сжимая сосок.

– А-а... это больно.

– Тогда лучше отвечать мне, когда я задаю вопрос.

– Нет, – шепчу я.

Дикий блеск скрывается в его бурных серых глазах.

– Никто не прикасался к тебе должным образом, чтобы сделать тебя чувствительной?

– Я не девственница… а-а-а. – Я стону, когда он проводит кончиком большого пальца по ноющему пику.

– Это не ответ на мой вопрос. – Его тон становится жестче, как и прикосновение, как будто его настроение испортилось. – Если бы я хотел узнать о неудачнике, который разорвал твою киску и пропитал свой член твоей девственной кровью, я бы выяснил и научил его, как по-настоящему прикасаться к тебе. Хотя я, вероятно, убью его вскоре после этого… ну, ты же знаешь, как я отношусь к свидетелям. Так скажи мне, Лия, кто-нибудь прикасался к тебе раньше? Кто-нибудь нажимал на твои кнопки так, как ты хочешь?

Меня бросает в дрожь, и я вся дрожу, и от угрозы, стоящей за его словами, и от спокойствия в них. Мои бедра трутся друг о друга из-за непостижимого эффекта, который он оказывает на меня.

Когда я говорю, мой голос едва слышен сквозь стон.

– Нет.

– Но ты хотела бы этого, не так ли? Когда они обращались с тобой нежно, как с фарфоровой куклой, ты желала грубости, боли.

Я яростно мотаю головой на подушке, чувство унижения разъедает меня изнутри.

Он сжимает мой сосок достаточно сильно, чтобы вызвать стон боли.

– Что я говорил насчет того, чтобы лгать мне?

– Я не больна, как ты, – выдавливаю я между хриплыми звуками.

– Ох, но это так. – Он проводит рукой вниз и обхватывает мою самую интимную часть. – Ммм. Ты промокла, Леночка.

Жар подступает к ушам, и я поворачиваю голову, пытаясь спрятать лицо и стыд в подушку.

– Посмотри на меня.

Я не позволяю ему видеть те части меня, которые ему не положено видеть.

Адриан крутит мой сосок, одновременно проводя двумя пальцами по моим складкам.

– Я сказал, посмотри на меня.

Чистая властность в его тоне вкупе с удовольствием и болью заставляют меня взглянуть на него, приоткрыв губы в безмолвном крике или вопле. Я понятия не имею, какой звук выйдет, если я его выпущу.

– Ты не прячешься от меня, когда я прикасаюсь к тебе, Лия.

– Я не... а-а-а... – Мой голос заканчивается хныканьем-стоном, когда он засовывает в меня эти два пальца.

– Не заканчивай эту ложь

– Ммм... – Моя спина выгибается над кроватью от ощущения, что он заполняет меня. Прошло много времени с тех пор, как ко мне прикасались так интимно. Хотя теперь ко мне не просто прикасаются, я полностью и безраздельно принадлежу. Точно так же, как когда он поцеловал меня, Адриан держит меня невидимой нитью. Он тянет ее, тянет и тянет меня к себе, как будто я кукла-марионетка.

– Ты такая чертовски тугая. Ты чувствуешь, как твои стенки сжимаются вокруг моих пальцев?

Я хочу отвести взгляд от сдерживаемого вожделения, сияющего в его глазах, но не могу. И дело не только в его приказе. Что-то во мне открылось, когда его пальцы вошли внутрь. Оно дикое, жестокое и неуправляемое. Это так же неумолимо, как нити марионетки, тянущие меня за собой без четкого направления или места посадки.

Я проваливаюсь в эту паутину, я чувствую, как струны впиваются в мою кожу, погружаясь глубоко с каждым из его безжалостных фунтов.

Он толкается в меня, и я стону. Он щиплет меня за сосок, и я задыхаюсь.

Ритм ошеломляющий, дикий, но не беспорядочный. Он размеренный и с ясным намерением. Как и все в Адриане.

Он крутит мои соски снова и снова, входя в мою киску. Тыльная сторона его ладони шлепает по моему клитору при каждом движении, и я вижу белые звезды.

– Ты слышишь свое возбуждение, Леночка? Ты слышишь, как сильно ты жаждешь этого? Как твое тело разрушается? – Он еще несколько раз тычет пальцами, словно вбивая острие в цель. Мне должно быть стыдно от звука моего удовольствия, от звука его ладони, ударяющей по моему клитору в увеличивающемся темпе.

Но я поднимаюсь к нему. Моя спина отталкивается от матраса, встречая его пальцы на моих сосках и внутри меня.

Мое сердце почти вырывается из груди, чтобы соответствовать его ритму, чтобы хоть как-то быть равным в этой гребаной ситуации.

Где-то в глубине души я знаю, что это неправильно. Я знаю, что не должна пытаться достичь этой вершины, но эта часть погребена слишком глубоко, чтобы всплыть на поверхность.

Адриан трется тыльной стороной ладони о мой клитор, одновременно крутя мой сосок и впиваясь пальцами в мои тугие стенки.

Тройное нападение уничтожает меня.

Я кричу, обнимая падение. Я не уклоняюсь от этого, когда позволяю своему голосу выразить экстаз, поражающий меня со всех со всех возможных сторон.

– Аххх... я... я... аххх! – Мой рот остается открытым, когда ореол погружает меня и переносит во внетелесный опыт. Я словно пролетаю сквозь крышу и вижу, как дрожу в объятиях Адриана. Его пальцы внутри меня, по всему телу, и я поднимаю бедра, чтобы оседлать волну.

Оседлай его.

Я думаю, что останусь в подвешенном состоянии навечно. Может быть, я умерла, и моя душа смотрит вниз на мое тело. Тело, запутавшееся в паутине, из которой нет выхода.

Но Адриан рывком возвращает меня в мир живых, когда отрывает от меня пальцы и кладет их мне в рот.

– Высоси их дочиста.

– Ч-что?

– Ты меня слышала.

– Но... Ммм ... – Мои слова прерываются, когда он засовывает пальцы мне в рот. Те же пальцы, что только что были во мне. Те же пальцы, которыми он доставлял мне удовольствие.

Мое лицо горит от стыда. Не только из-за того, чтобы попробовать себя, но и из-за того, насколько сильно мое возбуждение. Как много я отпустила, когда это должно было быть последним, что я сделала бы в его компании.

– Пошевели языком, Лия, – его тон нежен, но с твердым оттенком, предназначенным для повиновения.

Я облизываю его пальцы, мое лицо горит, а бедра сжимаются. Оргазм, который я только что испытала, кажется, еще не закончился. Он поднимается на поверхность, исследуя и держась за веру в то, что будет что-то еще. Что-то более интенсивное. Что-то, что продержит меня в этом подвешенном ореоле дольше.

Нимб, где мне не нужно ни о чем думать. Ореол, где я могу только чувствовать.

Проницательные серые глаза Адриана не отрываются от моих, пока я медленно облизываю его пальцы, обвивая их языком. Они – произведение искусства, такие же мужественные и стройные, какими и выглядят.

– Ты чувствуешь себя покинутой, Леночка? Теперь ты понимаешь, почему не можешь лгать мне?

Я продолжаю лизать и сосать, потому что, хотя это началось как приказ, часть меня извращенно наслаждается этим актом. И эта часть хочет большего.

И его.

Адриан вытаскивает свои пальцы, и я отпускаю их с хлопком, к ним прилипает струйка слюны. Затем он использует их, чтобы раздвинуть мои губы.

Этот жест более собственнический, чем все, что он только что сделал. Больше, чем оргазм или игра сосков. Больше, чем его приказы и необоротные требования.

– Ответь мне.

– Д-да…

Он проводит большим пальцем по моей нижней губе, прежде чем прижать ее к моим зубам. На его лице появляется странное выражение. Это мимолетно, но мне удается заставить дрожь пробежать по моим костям.

Я жду, что он снова засунет пальцы мне в рот или залезет на меня сверху и трахнет. Но он одновременно отпускает мой сосок и рот, а затем поднимает одеяло, чтобы накрыть меня.

Я в полном недоумении наблюдаю, как он направляется к креслу, берет пальто и выходит.

Я остаюсь неподвижной, мое тело и сердце в полной боевой готовности, пока не слышу тихий щелчок входной двери.

Он... ушел?

Несколько минут я сижу неподвижно, думая, что это, должно быть, неприятная шутка. Что он вернется и либо закончит то, что начал, либо расскажет мне, что, черт возьми, он задумал.

Он не возвращается.

Я должна чувствовать облегчение, и я, я наконец-то избавилась от этого мудака.

И все же марионеточные нити натягиваются у меня на затылке, и пустой звук отдается эхом в моей груди.

Глава 9

Адриан

Черт возьми.

Двойное черт возьми.

Коля и Ян стоят перед моей машиной. Молодой охранник проводит рукой по своим длинным волосам и курит сигарету. Он протягивает ее Коле, но тот качает головой и ругает его по-русски.

– Курение вредно для здоровья.

– Кто ты, мой отец?

– Я бы выбил из тебя эту привычку, будь я на его месте.

Ян усмехается, потому что совершенно не уважает тех, кто старше его. Ему девятнадцать, он безрассуден и Коля должен подчищать за ним, чтобы его не убили другие старшие охранники. Особенно те, которых оставил мой отец.

Увидев меня, Коля двинулся открывать дверь, но я опередил его. Я забираюсь на заднее сиденье и расстегиваю верхние пуговицы рубашки.

Коля и Ян оказываются внутри, прежде чем я успеваю моргнуть.

– Куда? – спрашивает мой заместитель.

– В дом Пахана.

Он кивает и, не задавая вопросов, заводит машину.

Пока у меня не вошло в привычку посещать завтраки у Сергея. Мне нужно отвлечься от женщины, которую я только что оставил наверху.

Какая-то часть меня хочет остановить машину, открыть дверь и вернуться. Эта часть хочет закончить то, что я начал, услышать ее эротический голос, когда она кончает на мой член.

Эта часть также хочет стереть память о любом ублюдке, который касался ее в прошлом, чтобы ее тело помнило только меня.

Но эта часть не держит в поле зрения причину, по которой я делаю это в первую очередь. Я не собираюсь лезть под кожу Лии, чтобы трахнуть ее. Я лезу к ней в душу за информацией.

В моем словаре информация смертоноснее любого оружия. Это оружие массового поражения, и, если я чему-то и научился у своей психованной матери, так это тому, что мне нужно схватить быка за рога.

Люди думают, что побеждает тот, у кого самый большой и лучше оснащенный батальон. Чего они не понимают, так это того, что, если батальон не соберет достаточно информации о противнике, они никогда не уйдут далеко. Они могут выиграть битву или две. Они могут убить тысячу или несколько, но тот, у кого больше информации, выигрывает войну.

Будучи воспитанным, чтобы никогда не принимать никаких потерь, я превратился в мастера получения информации. Я даже лучше обоих моих родителей-монстров, вместе взятых.

Я внутренне насмехаюсь над этим. Зачем мне называть их чудовищами, если я стал хуже их?

Но, с другой стороны, монстры могут узнавать друг друга, но они не обязательно любят друг друга.

Они больше заинтересованы в том, чтобы копать могилы друг другу.

В выигрыше.

Вот на чем я должен сосредоточиться – на победе. Моя главная миссия с Лией Морелли – добыть информацию. Но линии размылись где-то между ее эротическими стонами и тем, как она смотрела на меня, когда раздвигалась вокруг моих пальцев, а затем снова, когда она лизала их, как будто делала это целую вечность.

Я никогда не был таким твердым, как в тот момент. Я потерял из виду свою миссию, как и тогда, когда она приоткрыла губы и полностью отпустила меня.

Вот почему я ушел. Мне нужно правильно разыграть свои карты, а этого не случится, пока я рядом с ней.

– Ты что-нибудь выяснил? – спрашивает Ян. У него всегда ужасная манера затрагивать темы.

Коля качает головой.

– Что? Это то, о чем ты тоже хотел спросить.

– Заткнись, Ян, – ругается мой старший охранник.

– Не понимаю, с какой стати.

– Ян… – Я испускаю долгий вздох. – Я же сказал тебе, чтобы ты изучил атмосферу, прежде чем спрашивать. Ты хоть чему-нибудь научился у меня и у Коли?

–Я узнал, что ты слишком молчалив. Если я не буду говорить, никто не будет.

Коля сердито смотрит на него.

– Что? – Ян достает сигарету и закуривает. – Ты мне надоел с самого рождения.

Обычно я говорил ему, чтобы он погасил сигарету, но сейчас мне было наплевать.

– Тогда почему ты все еще здесь? – спрашивает Коля.

Ян стучит кулаком в грудь.

– Меня лично выбрали охранять Босса. Эта честь дается нелегко.

– Очевидно, ошибка со стороны того, кто тебя выбрал, – бормочет Коля себе под нос.

Ян приходит в возбуждение и начинает перечислять «все дерьмо», через которое он недавно прошел в Спецназе, чтобы вернуться и служить мне. Коля встречает это с холодным равнодушием, потому что Ян провел там всего два года, что ничто по сравнению с тем временем, когда служил мой заместитель.

Я позволяю их движениям взад-вперед входить в одно ухо и выходить из другого. Я пытаюсь использовать это время для реализации своего следующего плана, но все, о чем я продолжаю думать, – это пухлые губы, задорные сиськи и мягкая розовая киска.

Но это еще не все. Все дело в том, как она стонала. То, как она смотрела, ошеломленная после оргазма. Я хочу, чтобы это зрелище запечатлелось у меня в мозгу, но не как мгновение, а как константа, к которой я могу возвращаться снова и снова, пока она полностью не выйдет из моего организма.

Коля и Ян замолкают, когда мы подъезжаем к особняку Сергея. Я выхожу и застегиваю первую пуговицу на рубашке. С тех пор как я провел прошлую ночь, наблюдая и исследуя квартиру Лии, я не спал.

Это не в первый раз.

Я провел всю ночь, наблюдая за своими экранами и отправляя электронные письма своим хакерам, туда и обратно, «пока не получил нужную мне информацию.

Мой ненормальный график сна начался после того дня, дня, когда моя собственная мать сломала мне руку, потому что это помогло бы ей привлечь моего отца на свою сторону. Я не верил, что она не сделает этого снова, что, став женой Георгия Волкова, она не будет использовать меня снова и снова, чтобы добиться его благосклонности.

Она добилась успеха и стала хозяйкой дома, даже когда большинство охранников моего отца ненавидели ее.

С той ночи, однако, я всегда спал с одним открытым глазом на случай, если она появится у моей двери и заберет жизнь, которую она дала, как и обещала.

Ян остается у входа с несколькими другими высокопоставленными охранниками других командиров бригад. Он предлагает солдату Михаила закурить и поддразнивает Кирилла, спрашивая, как этот похожий на женщину охранник-Александр оказался заместителем Кирилла, а не он. Ян иногда ведет себя как клоун, колет и дразнит, но его единственная цель – получить от них подробности.

Он может быть безрассудным, но он хорошо понимает мою философию и строит соответствующие планы. Это одна из немногих причин, почему я держу его рядом.

Коля идет за мной в столовую Пахана, и видно, что мы пришли последними.

Сергей сидит во главе стола, Владимир слева от него, а мой стул справа пуст. Михаил, Игорь, Кирилл и Дэмиен занимают остальные места. Их старшие охранники стоят за ними, как прочные стены, все хмурятся, иногда ни на что, иногда друг на друга, в зависимости от того, суетятся ли их начальники.

– Адриан. – Сергей не скрывает своего недоумения, увидев меня. – Какой приятный сюрприз.

– Я подумал, что мне следует позавтракать с вами, Пахан.

– Да, да. Приходи.

– Очень любезно с вашей стороны показать нам свое благородное лицо, господин Волков, – бормочет Дэмиен.

– Это действительно сюрприз. – Кирилл делает глоток кофе, наблюдая за мной из-под очков. Я чувствую, как его голова кружится в тысяче направлений, чтобы проанализировать, почему я появился сегодня.

Я игнорирую их обоих и сажусь на свое место. Вскоре после этого вбегает горничная с чашкой черного кофе и ставит ее передо мной, прежде чем уйти.

На столе есть различные пирожные, яйца, ветчина и бекон, и я не сомневаюсь, что это для того, чтобы утолить обжорство Дэмиена, потому что его рот вечно что-то жует, пока мы разговариваем.

– На чем мы остановились? – Игорь продолжает, не обращая внимания на то, что я его перебиваю. Он – столп братства и существует со времен моего отца.

У него есть некоторые черты моего отца, а именно жестокость, но, в отличие от Георгия Волкова, Игорь Петров мудрее и знает, какие карты разыгрывать, а какие прятать. Он, Кирилл и Владимир – это те, за кем я наблюдаю больше всего. Они спокойны на поверхности, но, когда они ударяются, никто не видит, как это происходит.

– Укрепляем наш союз с итальянцами, – ворчит Михаил с явным нетерпением.

– Думаю, нам стоит еще немного понаблюдать, прежде чем принимать какие-то решения, – небрежно говорит Кирилл.

Дэмиен тычет в него вилкой.

– Наблюдать – это для неудачников, Кирилл.

– Наблюдение позволяет нам читать других, – парирует тот.

– Действие позволяет нам позаботиться о них, – глаза Дэмиена сверкают обещанием насилия.

– Оставь свои кулаки в покое, Орлов, – выговаривает ему Игорь.

– Мои кулаки принесли нам новые территории, так как насчет того, чтобы ты взял мой пример и пробудил свои собственные кулаки, старик. И ты тоже, Михаил. Тебя отхлестали твои похотливые делишки.

– Ты гребаный…

– Орлов, – ругается Сергей, обрывая Михаила.

– Что? – Дэмиен проглатывает пирожное и облизывает пальцы. – Просто констатирую факты, Пахан.

– Научись немногому уважению.

– Уважение надо заслужить, а не учиться ему. – Он хватает булку и указывает ею на меня. – Посмотрите на Волкова, который сейчас немая маленькая принцесса, но все за этим столом остановятся и будут слушать, когда он действительно заговорит.

Я подношу кофе к губам и делаю глоток, не обращая на него внимания. Может быть, появление здесь все-таки было ошибкой. Я мог бы поработать с Колей, Яном и остальными охранниками, чтобы снять напряжение. Теперь я вынужден участвовать в их бесконечных – и, как обычно, бесполезны – драках.

– Ты хочешь что-нибудь сказать, Адриан? – спрашивает Кирилл своим учтивым голосом.

– О чем?

– Итальянцы. Ты ведь изучал их, не так ли?

– Да, я знакомлюсь с динамикой семьи Лучано, но не настолько близко, чтобы делать какие-либо заявления. – Я смотрю на Сергея. – Пахан узнает, если я добьюсь какого-нибудь прогресса.

– Я не хочу торопить тебя, – говорит Вор. – Но нам нужны Лучано, Адриан.

– Они заключают сделки с колумбийским картелем, и нам это нужно, – уточняет Владимир, как будто я этого еще не знаю.

То, что я не посещаю утренние собрания, не означает, что я не посвящен в дела братства. У меня есть прямая линия с Сергеем, как и раньше с его братом Николаем. За этим столом ничего не обсуждается, пока Пахан не спросит моего мнения.

Игорь переплетает пальцы перед собой, встречаясь со мной взглядом, как будто я единственный в комнате, о ком он заботится.

– Если у Лучано будет полный доступ к южноамериканским картелям, у них будет больше власти. Они уже очистили свою территорию, уничтожив другие семьи из Нью-Йорка, за исключением нескольких Розетти, разбросанных повсюду. Лазло Лучано достаточно властолюбив, чтобы прийти к нам и убедиться, что никто не дышит в их присутствии.

Дэмиен стучит кулаком по столу, отчего кофейные чашки дребезжат.

– Пусть он придет, и я сотру его вместе с его гребаными солдатами.

Кирилл раздраженно вздыхает.

– О войне надо думать в последнюю очередь, а не в первую.

– Может быть, нам стоит убить их всех, пока не вмешались колумбийцы. – Дэмиен широко раскрывает глаза, как будто ему пришла в голову гениальная идея.

– Объявить войну нашим союзникам – верный способ заставить всех восстать против нас. – объясняет Владимир спокойно, медленно, словно разговаривает с ребенком.

– Мы их тоже убьем. – Дэмиен усмехается.

– Заткнись, Орлов. – рычит Михаил.

– Или что? Ты спустишь на меня своих солдат-кисок?

– У моих солдат-кисок и даже у моих шлюх больше здравого смысла, чем у тебя.

– Дело в том, – обрывает Игорь ссору Дэмиена и Михаила. – Нам нужно это партнерство с итальянцами.

– Скоро у меня будет кое-что для тебя, Пахан. – говорю я.

– Насколько скоро? – Сергей не скрывает своего удовольствия.

– До сделки с колумбийцами.

– Теперь мы разговариваем. – Кирилл ухмыляется. – А каков твой метод?

Я, не спеша отхлебываю кофе, позволяя его горечи обволакивать мое горло.

– Это не имеет значения. Результаты, которые я приношу, имеют.

– Как обычно. – Сергей поднимает стакан с соком в мою сторону, и я поднимаю свой.

Кирилл все еще наблюдает за мной, без сомнения, желая выяснить мой метод, но никто не узнает о моей связи с итальянцами.

Если бы это было несколько дней назад, я бы рассказал им все о Лие Морелли, но после сегодняшнего дня она останется запертой между мной и мной.

Теперь она моя тайна.

Грязная.

Опасная.

И совершенно испорченная.

Глава 10

Лия

Моя жизнь продолжается.

Или, по крайней мере, мне хотелось бы верить в это неделю спустя.

Пытаясь собраться с мыслями, я делаю вид, что моя жизнь продолжается. Что я не была свидетелем убийства, не целовала убийцу, а потом фантазировала о том, чтобы трахнуть его и кончить от его возбуждения. Дважды.

Из-за того оргазма, когда я была пьяна? Да, это была не совсем я. Я просто добавила немного трения к лавине, которую он уже вызвал, играя с моими сосками.

Я могу винить во всем их чувствительность или то, как я была пьяна, но факт остается фактом: я была возбуждена им, его присутствием и спокойной дикостью.

Но это было еще не все. Я попросила его трахнуть меня.

В пьяном состоянии я почти умоляла его взять то, что он хотел. Да, я думала, что это ускорит процесс, если он оставит меня в покое, но скрытая часть меня жаждала этой порочности.

Может быть, даже слишком.

Я делаю глубокий вдох и приземляюсь в объятия Райана. Это наш последний ход на сегодняшнюю репетицию, и я готова пойти домой, завернуться в одеяло и послушать музыку. Надеюсь, я засну без таблеток.

И без всяких кошмаров.

Пальцы Райана скользят вверх по моему бедру, ощупывая меня, когда он опускает меня.

Он всегда так делает, прикасается ко мне, когда не должен. Гладит меня, как будто мое тело принадлежит какому-то экзотическому животному, которое он хочет изучить.

– Отпусти меня, – проскрипела я себе под нос.

– Это часть хореографии, милая.

– Нет, это не так. – Я отталкиваю его, но он впивается пальцами мне в бедро.

– Мы должны вести себя так, как будто мы влюблены, так как насчет того, чтобы ты стала немного более сговорчивой?

– Это называется актерством, Райан. Это не по-настоящему.

– Истинное актерство происходит из реальной жизни. – Он облизывает губы, слегка терся эрекцией о мой живот. – Тебе стоит как-нибудь попробовать, жизнь.

Я толкаю его локтем, отвращение скручивается в низ живота. Я такая лицемерка. Я мечтаю о проклятом убийце с тех пор, как он покинул мою квартиру неделю назад, но я не чувствую ничего, кроме отвращения к своему партнеру по танцам.

Но у Райана серьезные проблемы с поведением. Как бы я его ни отталкивала, он воспринимает это как приглашение вернуться за добавкой.

Хотя я уважаю его как танцора за безупречную позу и технику, я ненавижу его как человека.

Он наклоняется и шепчет мне на ухо.

– Ты должна доверять мне, потому что я всегда ловлю тебя, сладкая.

– Во время игры. – Я снова пытаюсь оттолкнуть его.

– Что здесь происходит? – Ханна, его последнее приобретение, встает, между нами, свирепо глядя на меня.

Райан с ухмылкой отпускает меня.

– Я же сказал тебе, Лия, что мы только играем. Не нужно так сильно это чувствовать.

Все внимание скользит ко мне, некоторые хихикают, другие в ужасе, в то время как Ханна выглядит так, будто хочет задушить меня.

Я указываю на полу-стояк Райана, который виден сквозь колготки.

– Я думаю, очевидно, кто это чувствовал.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но вижу, как Стефани качает головой, глядя на Райана. На днях я сказала ей, что мне становится неудобно играть главную роль с Райаном, и она пообещала поговорить с продюсерами и Филиппом, чтобы мы не были в паре на следующем спектакле.

Но мне приходится мириться с ним ради «Жизель» и считать это жертвой ради искусства.

– Куда это ты собралась, дорогая? – Филипп, который был слишком занят своим персоналом, чтобы обращать внимание на происходящее, берет меня под руку.

– Домой.

– Нет, нет. Не сегодня. Мы обещали пойти выпить за командный дух.

– Я устала, и мне нужен уход. – Потому что, как бы мне ни было неприятно это признавать, моя лодыжка все еще пульсирует. Доктор Ким сказал, что это усталость, и дал мне мышечные релаксанты, но я чертов параноик, когда использую свои ноги, когда это не для балета.

– Приведи себя в порядок здесь, а потом присоединяйся к нам.

– Филипп…

– Я не принимаю «нет» в качестве ответа. Нам не хватает тебя среди нас вне репетиции.

Он единственный, кто так думает. И, может быть, Стефани, потому что она потрясающая.

Я украдкой смотрю на все взгляды, бросаемые в мою сторону из-за явного фаворитизма Филиппа. Он называет меня своей звездой, своей музой и главной героиней каждого своего шедевра. Что-то, что еще глубже прорыло дыру между мной и другими танцорами.

Если бы он не был открытым геем и не был счастлив в браке, они бы сказали, что я сплю с ним, как они говорят о продюсерах.

– Давай, меняй настроение. – Стефани берет меня за другую руку. – У тебя стресс. Я чувствую это.

Она может сказать это снова. Я не могла заснуть, наверное, с тех пор… ну с тех пор, как Адриан вошел в мою жизнь.

Не то чтобы мой сон был лучше до него.

– Да, да. Стресс вреден для моей музы. – Филипп сжимает пальцами мой подбородок и нежно трясет его, словно я ребенок.

Знаете что? Ночь вне дома – это лучше, чем слишком много думать, пока я не упаду в обморок в своей пустой квартире. Все, что мне нужно, – это остаться с Филиппом и Стефани.

– Прекрасно. – Я слегка улыбаюсь. – Я в деле.

– Ты не пожалеешь, – Филипп преувеличенно тянет букву «ж» с акцентом.

Я иду в свою гардеробную, убедившись, что заперла обе двери, затем быстро принимаю душ и накладываю бинты на лодыжки, когда сажусь, чтобы высушить феном волосы и нанести макияж. Я выбираю мягкие блестящие тени для век. Это была моя глупая навязчивая идея с тех пор, как я была маленькой девочкой. Блеск и красивые вещи. Наверное, они означают надежду. Это то, чего я всегда хотела, и единственное, что меня поддерживало.

Я крашу губы в нюдовый цвет и наношу немного туши. Макияж намного мягче, чем тот, к которому я привыкла на официальных выступлениях, но он все равно придает мне уверенности. Надежду.

Сказать, что моя жизнь вернулась в прежнее русло, было бы ложью. Я наблюдала за дверью своей квартиры с того самого дня, как Адриан ушел, ожидая его возвращения. Я также наблюдала за публикой, но он больше не появлялся на моих репетициях. Ни разу.

Часть моего мозга, логическая часть, почему-то рада, что он оставил меня в покое, но другая часть знает, просто знает, что это еще не конец.

Отнюдь.

Если уж на то пошло, то эта встреча вполне могла быть началом. Я знаю, что он вернется, и на этот раз моя жизнь разлетится на куски.

Жестокость оставлять меня на краю пропасти – это слишком. Я хочу кричать и вопить, но это не приведет к другому результату. Все произойдет так, как он и планировал.

Мне нужно найти способ избавиться от него, вычеркнуть его из своей жизни раз и навсегда, потому что за то короткое время, что он был в ней, он все испортил. Включая мои проклятые сны.

Надев простое черное платье с глубоким вырезом, я надеваю пальто и туфли на плоской подошве, а затем иду искать Стефани и Филиппа. Остальные уже направились в клуб, а эти двое ждали меня.

Режиссер везет нас троих в клуб в центре города, где играет французская музыка с мягкой мелодией. Стефани сидит рядом с ним, а я одна на заднем сиденье.

– Подожди и увидишь, дорогая. Я забронировал для нас весь VIP-зал.

– Что мы празднуем? – спрашивает Стефани.

– Лия – Жизель моей мечты, bien sûr (пер. с фр. «разумеется»). Продюсеры сошли с ума, увидев твою демонстрацию в тот первый день.

Я заправляю воображаемую прядь волос за ухо.

– Кстати, о продюсерах: кто был новым лицом?

– Новым лицом? – Филипп встречается со мной взглядом в зеркале.

– Тот высокий мужчина. – говорю я небрежно, стараясь не выдать своей потребности в информации. В одну из моих бессонных ночей я погуглила Адриана Волкова и нашла аккаунты какого-то русского чувака в Instagram и Twitter, но они совсем не были похожи на

Этого Адриана, которого я встретила. Возможно, он назвал мне вымышленное имя, но я в этом сильно сомневаюсь. Скорее всего, такие люди, как он, скрывают свое присутствие от Интернета, потому что это может разоблачить или вовлечь их.

– Ах. – Кажется, в голове Филиппа вспыхнула лампочка. – Русский.

– Да, – выпаливаю я, и на меня смотрит Стефани, которая очень проницательна. Надеюсь, это не написано у меня на лице или я не покраснела до ушей.

Филипп ненадолго замолкает, погруженный в свои мысли.

– Он один из партнеров исполнительного продюсера, или деловых партнеров, или что-то в этом роде. Мэтт привел его, если я правильно помню. У тех, у кого есть деньги, есть много друзей с деньгами, которые абсолютно не ценят искусство.

Так что даже Филипп почти ничего о нем не знает.

– Я слышала, он из мафии, – шепчет Стефани, словно не желая, чтобы кто-нибудь услышал.

Мое сердце бьется сильнее, когда я бормочу в ответ.

– Он из мафии?

– Думаю, да. Похоже, Мэтт боялся его больше, чем считал деловым партнером.

Я позволила информации закружиться в моей голове, благодарная за наблюдения Стефани. Я была слишком сосредоточена на Адриане, чтобы заметить поведение Мэтта, или кого-то еще.

– Откуда ты это знаешь?

– Дорогие вкусы Мэтта и его жены привели их к неприятностям. Но быть связанным с мафией – это совсем другое. Я слышала, что жизнь для них ровным счетом ничего не стоит.

Она может сказать это снова. Адриан, конечно, не колебался, когда прикончил этого человека.

– Тише, Стефани, – ворчит Филипп.

– Просто говорю. – Она меняет музыку на Фортепианный концерт № 2 Чайковского, не обращая внимания на недовольные возгласы Филиппа.

Я глубже погружаюсь в свое кресло, впитывая только что полученную информацию. Значит, Адриан из мафии. Это может быть еще один слух, но почему-то я ему верю.

Больше всего меня раздражает его отношение к Мэтту. Я не думаю, что это совпадение. Но что еще это могло быть?

Мы прибываем в клуб прежде, чем я успеваю найти ответы на свои вопросы, хотя они не были получены, когда речь шла об Адриане.

Мы со Стефани обнимаем Филиппа за плечи, когда он торжественно входит в клуб под названием «Голубой Бриллиант».

Грохочущая музыка приветствует нас, как только мы оказываемся внутри. Это место битком набито людьми, пьющими и трущимися друг о друга. Синие огни отбрасывают на них фантастический оттенок, когда ди-джей творит свою магию с последними модными хитами. Кое-кто из балерин тоже сидит на полу, танцует и трясет задницами. В то время как многие из нас предпочитают классическую музыку, другие – хамелеоны, и слушают и танцуют все, что угодно.

Филипп раскачивается, кружит нас со Стефани, а потом перекрикивает музыку.

– Alors (пер. с фр. «тогда»), улыбнись немного. У нас впереди целая ночь. Идите в бар, угощаю.

Больше похоже на угощение его мужа, поскольку «Голубой Бриллиант» принадлежит ему. Именно поэтому Филипп умудряется забронировать VIP-зал, когда пожелает.

Стив, его муж, приветствует нас с раздраженным вздохом, вероятно, из-за хвастливости Филиппа. Как бы режиссер ни был иногда королевой драмы, Стив – совсем другой.

Это крупный мужчина с подстриженной бородой и накаченными мышцами под футболкой с короткими рукавами, из-под которой выглядывают татуировки в виде змей. Он сделал себя сам и поднялся от подпольной борьбы до владения этим клубом и несколькими другими сетями по всему Штату.

– Скучал по мне, mon amour (пер. с фр. «любовь моя»)? – воркует Филипп, щекоча бороду мужа.

Стив похлопывает его по руке и жестом приглашает следовать за ним наверх.

– Я же сказал тебе не привлекать к себе внимания.

– Романтика действительно мертва для тебя, mon amour (пер. с фр. «любовь моя»). Надо было завести себе любовника-француза.

Стив хмыкает.

– Как будто кто-то в мире будет мириться с твоими выходками.

– Ты миришься.

– Неохотно.

– Я ведь тоже терплю твою сварливость, не так ли? – Он пристально смотрит на него и прижимает меня к себе. – Во всяком случае, я привел свою музу. Позаботься о нас.

– Хорошо, что ты здесь, Лия, – слова Стива теплые, но выражение его лица такое же, как обычно. Прошло уже несколько лет с тех пор, как я видела его в последний раз, и он всегда проявлял заботу, даже если это было на расстоянии. Мне просто нравится, как они с Филиппом подшучивают друг над другом.

Убедившись, что нам удобно в приватном VIP-зале наверху, Стив оставляет нас заниматься делами руководства. Я сажусь со Стефани и Филиппом на диван, изолированный от остальных, откуда открывается прямой вид на танцпол внизу. Они заказывают по рюмке, но я позволяю себе только стакан текилы, потому что, черт возьми, я ни за что не напьюсь снова.

Прошла неделя, но я совершила больше ошибок, чем могу сосчитать, когда в последний раз позволила спиртному управлять мной.

Я активно избегаю других танцоров, пока слушаю разговор двух моих спутников. Остальные знают, что не должны садиться за стол Филиппа, пока он их не пригласит, так что я в некоторой безопасности. Как только Филипп уходит в туалет или «по-быстрому со Стивом», как насмешливо говорит Стефани, к нам подходит Райан, одетый в модные итальянские брюки и фиолетовую футболку. Он слегка покачивается на ногах, сосредоточившись на мне.

– Пойдем потанцуем с нами, Лия.

– Нет, спасибо.

– Пойдем, будет весело.

– Она сказала «нет», спасибо, Райан. Какую часть этого ты не понимаешь? – говорит Стефани с улыбкой.

Его губы кривятся, когда он пыхтит и уходит.

Я благодарно смотрю на Стефани, и она отвечает мне кивком, очевидно понимая, что мои жалобы не напрасны. Мы продолжаем наблюдать за танцующей толпой, пока Филипп не возвращается, практически подпрыгивая и сверкая глазами. У него определенно был секс или он накурился. Или и то, и другое.

– Давайте потанцуем, mes belles (пер. с фр. «мои красавицы»).

Стефани встает.

– Я всегда готова к тверкингу.

Филипп шутливо шлепает ее по заднице.

– Работай, детка.

– Я просто посмотрю отсюда. – Я улыбаюсь.

– Ни за что. Ты проделала весь этот путь не для того, чтобы сидеть, как статуя, дорогая. – Говорит Филипп, когда они со Стефани тащат меня вниз, несмотря на мои протесты. Я двигаюсь медленно, стараясь не давить на ногу.

Филипп крутит меня, потом Стефани, а потом они оба трясут задницами, приглашая присоединиться. Я просто смеюсь над этой сценой, чувствуя себя немного беззаботно, просто наблюдая за ними. Им может быть так весело вместе. Неудивительно, что у них была такая идеальная химия, работая друг с другом все эти годы.

Однако мне все еще не по себе от танцев, поэтому я перекрикиваю музыку.

– Я собираюсь взять выпить!

– Скорее возвращайся! – кричит Филипп.

Я киваю, хотя на самом деле собираюсь вернуться наверх и посмотреть, как они выставляют себя дураками. Но как только я добираюсь туда, я сожалею об этом.

В зале никого нет, если не считать двух балерин, которые целуются в задней кабинке, ощупывая груди друг друга. Но это не то, что заставляет меня хотеть сбежать.

Это Райан.

Он ждет меня у дивана, где мы сидели, когда пришли сюда.

У него неправильные глаза. Не знаю, что в них такого, но мне не нравится то, что я там вижу. Я поворачиваюсь, чтобы спуститься вниз и присоединиться к Филиппу и Стефани, но он хватает меня за руку и тянет назад так сильно, что я ударяюсь о его грудь.

– Какого черта, Райан?

– Я думал, ты не хочешь танцевать, но ты так хорошо это делала.

Я пытаюсь высвободить запястье из его хватки.

– Отпусти меня.

– Или что?

– Или я закричу.

Он накрывает мой рот ладонью и притягивает меня к себе, потираясь эрекцией о мой живот, заставляя двигаться вместе с ним.

– Теперь ты этого не сделаешь.

– Мф-хм… – Я пытаюсь кричать ему в руку.

– Это просто гребаный танец, Лия. Перестань быть чертовым снобом и сделай это.

Я не хочу этого делать, потому что то, как он смотрит на меня, не похоже, что это просто танец. Ощущение его эрекции еще более тревожно, чем раньше.

– Ты так чертовски заводишь мой член. Ты это знала?

– Мммфоп! – Он все еще не дает мне говорить, поэтому я пытаюсь пнуть его, но в последнюю секунду он отстраняется и наступает мне на ногу, подошва его ботинка почти раздавливает мои кости.

– А-а-а! – кричу я ему в ладонь. Нет, нет, нет…

– Сделай это еще раз, и я сломаю твои гребаные ноги, Лия. Ты ведь будешь хорошо себя вести, правда?

Я киваю, слезы отчаяния и боли льются на мои веки.

– Ты пойдешь со мной, легко и непринужденно.

Я собираюсь кивнуть, просто чтобы он убрался с моей ноги. Все, что угодно, лишь бы защитить ее.

Но прежде, чем я успеваю что-то сделать, за спиной Райана появляется тень. Сильные пальцы обхватывают его лицо и шею.

Пальцы, которые теперь появляются только во сне. Пальцы, которые я узнала бы, где угодно.

Если бы не жгучая боль от ботинка Райана, я бы подумала, что это еще один сон, но это далеко не так.

Синие огни отбрасывают страшный свет на его лицо, когда он отрывает Райана от меня.

Адриан.

Глава 11

Лия

Адриан здесь.

Эта мысль не полностью реализуется в моем сознании, когда реальность происходящего врезается в меня.

Я даже не обращаю внимания на то, что моя пульсирующая нога свободна от ботинка Райана.

Вид передо мной более шокирующий. Более требовательный к моему вниманию.

Адриан стоит позади Райана, обхватив обеими своими сильными руками его шею и челюсть. Его пальцы уверенные, без каких-либо колебаний или раздумий. В голубом свете его глаза пусты, бесстрастны, как в тот день, когда он выстрелил тому человеку в голову, как будто убивал муху.

– Что это? – Райан отбивается от Адриана, пытаясь толкнуть его локтем, но это бесполезно. – Ты знаешь, кто я…

Его слова обрываются, когда Адриан крепче сжимает его шею и говорит с нейтральным русским акцентом.

– Я бы на твоем месте заткнулся, если ты не хочешь, чтобы твоя шея сломалась в следующую секунду.

Лицо Райана краснеет, он с трудом переводит дыхание. Широко раскрытые глаза – достаточное доказательство того, что он понимает, в какую передрягу вляпался. Я не сомневаюсь, что Адриан сломал бы ему шею или челюсть, не моргнув глазом.

Как бы я ни ненавидела Райана и его поведение, я не желаю ему – или кому-либо – смерти. Особенно от рук такого бессердечного человека, как Адриан.

Глаза Райана встречаются с моими, прося, умоляя. Его губы посинели, а попытки вырваться из объятий Адриана тщетны. Во всяком случае, чем больше он борется, тем быстрее его тело теряет кислород.

– Адриан… – шепчу я, стараясь говорить нормально, несмотря на нервное напряжение. – Отпусти его.

– Кажется, он положил на тебя руку, – хотя его тон спокоен, соответствуя пустоте в его глазах, его действия совсем не таковы. Они безжалостны с намерением покончить с жизнью. – На самом деле, он положил на тебя не только руки, но и ноги, и член, который я отрежу и скормлю ему.

Он бьет Райана по ноге, и я задыхаюсь, когда мой партнер по танцу падает передо мной на колени, хрипя, как будто воздух выбили из его легких.

– Начнем с того, что сначала сломаем ноги. – Адриан наступает Райану на икры, и с губ танцора срывается уродливый, затравленный всхлип.

Я вырываюсь из своего головокружительного состояния, бросаюсь к Адриану и хватаю его мускулистую руку, отчаянно тряся головой.

– Не делай этого.

Не обращая на меня внимания, он откидывает голову Райана назад, закрыв его лицо руками.

– Он только что пытался раздавить тебе ногу.

– Я не он. Адриан, пожалуйста. Ты… ты не понимаешь, что значат для нас наши ноги.

– Единственное, что я понимаю, так это то, что он нанес удар, и о нем нужно позаботиться.

Мой желудок сжимается от этих слов. Позаботиться. То есть убить.

Я впиваюсь ногтями в его рубашку и тяну, прекрасно зная, что моя сила не соответствует его, но это единственный способ заставить его отпустить Райана.

– Не надо... пожалуйста, – бормочу я.

Адриан наклоняет голову в сторону, встречаясь со мной взглядом впервые с тех пор, как он появился позади Райана, как Мрачный Жнец. Его лицо по-прежнему ничего не выражает, но под щетинистой челюстью напрягается мускул.

– Почему ты защищаешь его после того, что он с тобой сделал?

– Я его не защищаю. Я просто не хочу быть причиной того, что кто-то потеряет свою карьеру.

– Он был готов подвергнуть опасности твою.

– Я же сказала тебе, что я не он. – Я делаю паузу, прежде чем тихо добавить. – Или ты.

Адриан не комментирует это, продолжая безжалостно держать Райана, как будто он собирается сломать ему ногу и свернуть шею одновременно.

– Пожалуйста… – Я тяну его за руку. Я понятия не имею, почему я думаю, что окажу какое-то влияние на Адриана, когда он ясно дал понять, что он тот, кто командует, но часть меня хочет верить, что я могу изменить ситуацию.

Что я могу предотвратить травму ног танцора.

Разыгрывая последнюю карту, я встаю на цыпочки и целую Адриана в челюсть.

Это должно быть жестом, чтобы ослабить его бдительность, но в конечном итоге я становлюсь той, у кого она ослаблена.

Все эмоции, которые я испытала с тех пор, как впервые встретила его, рвутся наружу. Разочарование, неизвестность и проклятая тоска, в которой я не хочу признаваться.

Все эти чувства были там, выжидая своего часа, ожидая именно этого момента, когда мой рот встретится с его кожей. Мои губы дрожат на секунду слишком долго, прежде чем я отстраняюсь, мое сердце колотится так громко, что я почти уверена, что он слышит это.

Хватка Адриана ослабевает на шее Райана, и мой партнер по танцу использует этот шанс, чтобы попытаться убежать, но его нога все еще застряла под кожаными ботинками Адриана.

– П-пожалуйста… – Теперь умоляет Райан, слезы блестят в его глазах, когда он борется за воздух, пытаясь вытащить свою ногу из-под Адриана.

Дьявол из моих снов и кошмаров осматривает Райана жестким взглядом. Дрожь пробегает по моей спине, хотя его взгляд и не направлена на меня.

Одним этим взглядом он мог убить.

– Это твой первый и последний проступок. – Адриан впивается подошвой ботинка в икру Райана, заставляя его вскрикнуть. – Тронь ее еще раз, и я позабочусь, чтобы тебя парализовало на всю жизнь.

Райан быстро и отчаянно кивает. Я уверена, что он видит черный ореол, окружающий Адриана, как вторую кожу. Или, может быть, я единственная, кто может видеть его неизменную природу.

– Свали. – Адриан убирает ногу и пинает его в бедро. Что-то, из-за чего Райан громко всхлипывает, с трудом поднимаясь на ноги.

Он смотрит на нас, направляясь к лестнице, как будто ожидая, что Адриан снова нападет на него сзади, зная, что на этот раз он сдержит свое обещание.

Я украдкой бросаю взгляд на пару балерин, которые целовались, когда я только пришла сюда, но в поле зрения нет ни души. Я делаю вдох, не осознавая, что перестала дышать. Хотя обычно мне все равно, последнее, чего я хочу или в чем нуждаюсь, – это быть связанной с гангстером.

– Не защищай больше передо мной такого подонка, как он.

Мое внимание снова переключается на Адриана. Мои пальцы все еще впиваются в его рубашку, а сердце продолжает биться в унисон, как будто я все еще наблюдаю за сценой с Райаном, разыгрывающейся передо мной.

– Ты поняла?

Я качаю головой, делая глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями, прежде чем отпустить его.

– Ты не имеешь права обращаться с людьми, как с мусором.

– Именно таким он и был. – Он берет мою руку в свою, и я вздрагиваю, когда он подносит ее ко рту и слегка покусывает мой мизинец. Жест собственнический и стреляет прямо между ног.

– Ты дрожишь.

– Со мной все окей.

– Не говори так больше.

– Что со мной все окей?

– Это слово тебе не подходит. Это по-детски, когда ты совсем не такая. – Он наблюдает за мной, его глаза бегают по моему телу, как будто он проверяет, выросла ли я что-то с тех пор, как он видел меня в последний раз. – С тобой все в порядке?

Я киваю, совершенно сбитая с толку его заботливостью. Наблюдая, как он убил один раз и почти повторил это снова сегодня вечером, я получила место в первом ряду этой жестокой личности, которая пугает меня до глубины души, поэтому видеть, как он действует обеспокоенно, дает мне пощечину.

– Как твоя нога? Попробуй пошевелить.

Я медленно шевелю ей и выдыхаю, когда понимаю, что большая часть боли ушла.

– Она в порядке.

– Ты уверена или пытаешься помешать мне догнать этого ублюдка и парализовать его?

– Она действительно в порядке. – Я хмурюсь. – И прекрати это.

– Прекратить что?

– Угрожать жизни и мечтам других людей. Ты как настоящий злодей.

Его губы дергаются в редком веселье.

– Ты думала, что я фальшивый злодей?

– Если и так, то ты полностью доказал, что я ошибаюсь.

– Я счастлив сделать это, – он все еще сжимает мои пальцы возле своего рта, посылая крошечные искры вниз по моей спине с каждым словом против них. – Если кто-нибудь снова прикоснется к тебе, я позабочусь, чтобы это был/

Я вздрагиваю, и я не уверена, из-за его слов или из-за того, что он держит меня за руку – или из-за того и другого.

Все, в чем я уверена, так это в том, что этот человек гораздо опаснее, чем я думала.

– А как ты узнаешь?

– Узнаю что?

– Что кто-то дотронулся до меня. Ты собираешься преследовать меня?

Он поднимает бровь.

– Точно. Ты уже это делаешь, иначе не нашел бы меня здесь. – Я вырываю свою руку из его с большей силой, чем это необходимо.

Адриан снова хватает ее, его хватка не жесткая, но достаточно крепкая, чтобы раздавить мои пальцы друг о друга.

– Это второй и последний раз, когда ты отстраняешься от меня.

– Люди не любят прикасаться к своим преследователям.

– Ты в это веришь, Леночка? Что я твой преследователь?

– А разве нет?

– Нет, преследователи – это трусы, которые боятся приблизиться. Ты видишь, что я наблюдаю из тени?

– Ты наблюдал. Если бы Райан не сделал того, что сделал, ты бы вышел или растворился в воздухе, как в тот день?

– Я слышу боль, Лия? Ты была разочарована, что я ушел?

– Я никогда этого не говорила.

– Тебе и не нужно было. Я вижу это в глубине этих прекрасных глаз. Я чувствую это в каждой дрожи твоего тела. И знаешь, что еще говорит мне твоя реакция?

Я качаю головой, не желая слушать его психоанализ. Я ненавижу, что он так внимательно следит за каждым моим движением и что от него ничего не ускользает. Даже те мелочи, о которых я не знаю.

Его голос понижается с темным, соблазнительным оттенком.

– Это говорит о том, что ты была разочарована моим уходом в тот день. Ты хотела большего, не так ли? Ты хотела, чтобы я ворвался в твою тугую киску и трахал тебя на матрасе, пока моя сперма не покроет каждую твою пору, пока ты не выкрикнешь мое имя.

Мои бедра сжимаются, и меня охватывает знакомое ощущение падения в глубокую яму. Я чувствую, как распадаюсь на части, снова попадая в его паутину.

Подняв подбородок, я собираю то, что осталось от моего достоинства.

– Я бы никогда не позволила тебе прикоснуться ко мне, если бы это зависело от меня.

– Вот почему это не от тебя зависит.

– Я ненавижу тебя.

Он кивает, как будто подозревал это с самого начала.

– Понятно. На твоем месте я бы тоже возненавидел себя.

– Неужели ты не чувствуешь ни малейшего раскаяния?

– Ты отчаянно хочешь, чтобы это было «да», не так ли? Но ты уже сама ответила на свой вопрос, когда назвала меня злодеем. Скажи мне, Леночка. Разве злодеи испытывают угрызения совести?

Я поджимаю губы. Я знаю, во что он играет. Он хочет сделать это из-за меня. Поскольку я уже выбрала для него имя, я не должна удивляться его действиям. Во всяком случае, я должна ожидать их и действовать соответственно. Но если он думал, что получит ягненка, то это далеко от реальности.

Адриан хватает меня за подбородок и приподнимает его двумя пальцами, заставляя смотреть в его безжалостные глаза.

– Ответь на мой вопрос. Так ли это?

– Нет.

– Правильно.

– Но это не дает тебе свободного доступа в чужую жизнь, чтобы сеять хаос, как тебе заблагорассудится. Приходить, когда считаешь нужным, и уходить, когда тебе удобно.

– Именно это и дает мне отсутствие угрызений совести, Леночка. Свобода делать то, что я хочу, не испытывая чувства вины.

Он действительно чудовище. Нет другого слова, чтобы описать человека внутри. Когда имеешь дело с человеком, у которого нет морального компаса, победить его невозможно.

Но я уже попалась в его ловушку и более чем уверена, что он меня не отпустит. Если я буду драться, он подчинит меня, и, учитывая его садистскую натуру, он, вероятно, тоже будет наслаждаться этим.

Если я убегу, он последует за мной.

Чтобы иметь хоть какой-то шанс на победу, мне нужно начать говорить на его языке. Взять от него как можно больше в качестве страховки для себя.

Втягивая воздух, я сопротивляюсь желанию вырвать свою руку из его и увеличить расстояние между нами, потому что чем больше он прикасается ко мне, тем глубже я запутываюсь в его паутине и тем сильнее эти марионеточные нити впиваются в мою шею.

– Если я тебе надоем, ты меня отпустишь? – спрашиваю я со спокойствием, которого не чувствую.

– Возможно.

Хорошо. Я могу с этим работать. Его типу обычно быстро становится скучно.

Они в восторге от погони, охоты и возможности выследить кого-то. Поймать свою добычу – это только награда, и как только они это сделают, все веселье закончится.

Я не собираюсь играть в труднодоступность. Я не позволю ему следовать за мной повсюду, усиливая его потребность преследовать. Если я хочу избавиться от него, мне нужно притвориться, что я играю ему на руку.

Мне нужно стать такой скучной, чтобы он ушел и никогда не вернулся.

Но вместо того, чтобы быть очевидной, я шепчу.

– Расскажи мне что-нибудь.

– Что-нибудь?

– Все, что о тебе не знает мир.

Кажется, он на секунду задумывается, убирая руку с моего подбородка.

– Зачем?

– Потому что я хочу узнать тебя так же, как ты хотел узнать меня.

– С чего ты взяла, что я хочу, чтобы ты узнала меня?

– Разве эти вещи не так работают?

– Эти вещи? – повторяет он с легкой насмешкой.

– Ты знаешь.

– Я не знаю.

– Только ты и я.

– Только ты и я. Мне это нравится.

Я поднимаю голову от удовлетворения в его тоне. Похоже, ему это действительно нравится, но почему?

Редкий блеск пробегает по его пепельным глазам, когда он снова покусывает мой мизинец.

– Если я расскажу тебе, получу ли я что-нибудь взамен?

Меня пробирает дрожь, и я колеблюсь.

– Я не рассказываю о себе, не получив ничего взамен, Лия.

– Окей.

– Что я говорил об этом слове?

– Я не могу просто так от него избавиться.

– Ты научишься. Со временем. Или будут последствия.

Я смотрю на него, разинув рот.

– Какого рода последствия?

– Увидишь.

– Ок... я имею в виду, хорошо. Так?

– Так что?

– Ты сказал, что тебе что-то нужно. Что это?

– Я дам тебе знать позже.

Мне не нравится, как это звучит.

– Почему бы тебе не рассказать мне сейчас?

– Потому что я не хочу.

Ох. Вот засранец.

Прежде чем я позволяю своему языку проклинать его и, возможно, разрушить любой шанс получить то, что я хочу, он говорит.

– Моя мать была любовницей моего отца до того, как убила мою мачеху и вышла за него замуж.

Мои губы приоткрываются не только от груза информации, но и от того, как апатично он это произносит. Как будто это обычная, повседневная жизнь.

Он действительно социопат?

– Но как…? – Я говорю так же ошеломленно, как и чувствую.

– Ты просила об одном, Лия, – он притягивает меня к себе. – Теперь моя очередь.

Щупальца предвкушения и страха скручиваются внутри меня, когда я бормочу.

– Твоя очередь... для чего?

– Ты все узнаешь, как только мы окажемся в твоей квартире.

Глава 12

Лия

Адриан молчит, пока мы идем по коридору к моей квартире. Он не разговаривает, когда я ввожу код, пытаясь скрыть его от него после того, как я изменила его несколько дней назад.

Он также не разговаривал по дороге сюда, как и его охранники, которые были такими же серьезными, как и в прошлый раз.

Сказать, что я нервничаю, было бы преуменьшением.

Именно я придумала этот план, чтобы заманить его, чтобы он ушел от меня раньше, чем позже, но я никогда не думала, что настоящий момент будет таким нервным.

Не помогает и то, что он выглядит таким же смертоносным и красивым, как всегда. Его телосложение действительно впечатляет, будь то прямой нос, точеные скулы или черная одежда, которая добавляет опасности его мускулистому телу.

Он из тех красавцев, которыми можно любоваться только издалека. Всякий раз, когда кто-то приближается, он уничтожает их, как смертельно опасное экзотическое животное.

Я вхожу в свою квартиру и не оборачиваюсь, чтобы убедиться, что он последовал за мной, так как за моей спиной раздаются тихие шаги. Я останавливаюсь перед длинным узким столом, на который обычно кладу ключи, если не оставила машину у театра.

Прерывисто вздохнув, я сбрасываю пальто и вешаю его над столом. Мне требуется несколько секунд, чтобы глубоко вдохнуть, прежде чем я собираюсь с духом.

– Мы в моей квартире. Ты сказал, что дашь мне знать, когда ... Охх.

Мои слова заканчиваются вздохом, смешанным со стоном, когда он хватает меня за волосы и наклоняет над столом. Моя щека соприкасается с холодной поверхностью, и мое сердце сжимается в груди, когда мои глаза расширяются. Я понятия не имею, почему звук, который я только что издала, был стоном. Это должен был быть визг, крик, зов о помощи.

Что угодно, только не стон.

Его нос касается моих волос там, где его пальцы удерживают меня на месте, а затем спускается к мягкой плоти моего горла. Дрожь и мурашки пробегают по моей коже, покрывая друг друга и позволяя образоваться новым.

Его горячие губы встречаются с раковиной моего уха, и он покусывает ее, прежде чем прошептать напряженные слова.

– Ты думаешь, я не понял, что ты делаешь, Лия?

Мои глаза, должно быть, удваиваются, когда я пытаюсь взглянуть на него, но его непреклонная хватка запрещает мне малейшее движение.

– Ч-что?

– Ты ждала этого момента всю ночь. Или... скажем, часть ночи. Неужели твой занятой мозг думал, что ты сможешь избавиться от меня, будучи послушной шлюхой?

Мои коренные зубы скрежещут друг о друга, когда я огрызаюсь.

– Я не шлюха.

– Тогда, черт возьми, не веди себя так. – Его слова столь же язвительны, как и его редкие ругательства.

– Я не веду.

– Да, ты ведешь себя так. Ты хочешь, чтобы с тобой обращались как со шлюхой, Лия? Это так?

Мои слова застревают в горле, когда он поднимает мое платье до талии. Холодный воздух покрывает мой зад, несмотря на жару, которая стоит в моей квартире.

Адриан обхватывает меня через мои простые хлопковые трусики, и я задыхаюсь. То, что он прикасается ко мне, не в новинку, но больше похоже на встречу со старым любовником. И не просто любовником, а единственным умелым любовником, который когда-либо знал, как удовлетворять мое тело всеми возможными способами.

Но такого любовника у меня еще никогда не было. Я никогда не была поймана в эротическом лабиринте простым прикосновением, как с Адрианом.

Почему из всех людей именно он?

– Ммм. Ты насквозь промокла. Это из-за того, что тебя назвали шлюхой или заставили принять такое положение?

Любое. Оба. Я не знаю.

Честно говоря, я понятия не имею, что сейчас происходит.

Мне должно быть стыдно за то, что я лежу с полуобнаженным телом у него на виду. Я должна бороться и убраться подальше от его сильных рук убийцы и всего того хаоса, который они сеют.

Но я не могу.

Я говорю себе, что это для того, чтобы потом он оставил меня в покое. Я говорю себе, что это какая-то интрижка, как и все остальные, но эти слова уходят на задний план, когда он кладет на меня руки.

Адриан сминает нижнее белье в руке так, что оно сжимается в тугую линию, и трет его о мой клитор резкими, безжалостными движениями. Мои бедра сжимаются в бесплодной попытке остановить безумие, но Адриан ускоряет ритм, пока я не начинаю дрожать.

Удовольствие, которое он вырывает из меня, цепляется за мои кости и тянет меня вниз. Дело даже не в удовольствии, а в чудовище, которое его доставляет. Непримиримый, дикий монстр, который не остановится ни перед чем, чтобы получить то, что он хочет. Когда я распадаюсь на части, кусая губы, чтобы не закричать, я понимаю, что именно по этой причине я была захвачена им с тех пор, как он впервые поцеловал меня.

Мне всегда втайне нравился тип мужчин, которые берут все, что хотят, и при этом показывают миру средний палец. Понятия не имею, что это говорит обо мне как о человеке, и в свою защиту могу сказать, что все эти годы я прекрасно скрывала это виноватое удовольствие.

Но до сих пор в моей жизни не было этого мужчины. Я не ожидала, что встречу кого-то, кто воплотит эту фантазию в буквальном смысле.

Я все еще катаюсь на оргазме, когда в воздухе раздается шлепок, и жгучая боль ощущается на моей ягодице. Я замираю, мое сердце почти останавливается от внезапного натиска боли на удовольствие.

Адриан просто... шлепнул меня.

– Что… для чего это было? – хрипло спрашиваю я, все еще борясь с остатками оргазма.

– Это за то, что ты скрыла от меня свой голос. Больше так не делай. – Он шлепает меня во второй раз, и я толкаюсь о стол, обеими руками крепко вцепившись в край.

– Окей, я н-не буду.

Шлепок.

Мое тело дергается от нападения, и чужеродное покалывание вспыхивает между моих бедер.

Черт возьми.

– Я сказала, что не буду… – Мой голос срывается от необходимости сдерживать стоны.

– Но ты употребила это детское слово. – Он шлепает меня снова, оставляя пульсирующий ожог на моей коже и сжатие в моей сердцевине.

Я задыхаюсь, жар поднимается к моим ушам.

– Для чего это было?

– Потому что мне так захотелось. Ммм. Ты удивительно отзывчива. – Он дразнит пальцем мой вход, и я вздрагиваю от горячего контакта, или, может быть, это я горячая. – Тебе нравится, когда тебя шлепают и заставляют повиноваться, Леночка.

– Нет… – Я стону, не в силах оставаться на месте.

– О, но тебе нравится. Посмотри, как твоя киска приглашает меня войти.

– Прекрати.

– Прекратить что?

– Мучать меня.

– Почему я думаю, что тебе это нравится? Ты ненавидишь то, как сильно ты этого хочешь, но ты не ненавидишь ощущения, которые это создает внутри тебя.

Я впиваюсь ногтями в дерево, ожидая, затаив дыхание, чтобы он что-нибудь сделал. Он дразнит мой вход, покрывая его моими собственными соками, и толкает свой палец внутрь, но прежде чем я действительно чувствую его, он вытаскивает его.

Мне требуется все, чтобы не застонать от разочарования. Прошло много времени с тех пор, как я была так возбуждена, так настроена на потребности своего тела, как будто это был единственный путь к моему выживанию. Черт, я никогда в жизни не была так возбуждена, за исключением последнего раза, когда он довел меня до оргазма.

– Ты хочешь мои пальцы, Лия? – спрашивает он обольстительным тоном, которого я никогда раньше не слышала и который усиливает мое возбуждение.

– Мммм… – Я издаю невнятный звук.

– Что это было? Я не совсем понял.

– Да… – Стыд звенит в ушах, когда я вдыхаю и выдыхаю, не в силах собраться с мыслями.

– Хорошая шлюха.

– Я не... шлюха, – с трудом выговариваю я.

– Значит, ты хорошая девочка?

При этих словах мое сердце забилось быстрее.

– Будешь ты хорошей шлюхой или хорошей девочкой, зависит от того, как ты подчиняешься приказам, Лия.

Мой желудок сжимается, и злобные бабочки с прошлого раза пронзают его, разрушая любое подобие контроля, которым я думала, что владею. Все это было карикатурно, бессмысленно и без реального воздействия. Потому что тот, кто с самого начала держал власть в своих жестоких руках, – это человек, который стоит за моей спиной, отнимая у меня воздух и рассудок.

– Но ты не получишь моих пальцев.

– Ч-что…?

– Пришло время заявить на тебя свои права. – Пока он все еще держит меня за волосы, я слышу безошибочное расстегивание ремня и брюк.

Ритм моего сердца становится пугающим. Хуже, чем, когда у меня интенсивные репетиции. Хуже любого страшного момента в моей жизни.

И я с ужасом понимаю, что это потому, что страх теперь смешался с чем-то совершенно другим. Она начинается с моей липкой внутренней поверхности бедер и заканчивается в моей чрезмерно возбужденной сердцевине.

Он наклоняется ко мне через спину, и я остро ощущаю массивную эрекцию, упирающуюся в мою задницу.

О Боже.

Мне не нужно его видеть, чтобы понять, какой он огромный. Для меня прошло много времени, так что я ни за что не смогу взять его.

Я закрываю глаза, когда его горячее дыхание касается моих ушей, и он шепчет.

– Я собираюсь трахнуть тебя так сильно, что ты не сможешь пошевелиться, Лия, и когда ты это сделаешь, ты только почувствуешь меня внутри себя.

Я не успеваю проанализировать его слова, как он стягивает с меня нижнее белье и срывает его. Я задыхаюсь, как от варварского действия, так и от трения, которое следует за моим клитором.

Адриан обхватывает ладонями мое бедро и раздвигает мои ноги одним из своих коленей, а затем трется головкой своего члена о мой вход.

Я резко втягиваю воздух, когда он проводит им по моим складкам и по клитору, прежде чем снова вернуться. Он делает это несколько раз.

Вверх.

Вниз.

Трение.

Вниз.

Вверх.

Моя голова плывет в головокружительной смеси ощущений, не в силах больше выносить эту пытку.

– Адриан… – стону я.

– Не терпится, Леночка?

– Пожалуйста.

– Пожалуйста, что? – Его голос твердеет от возбуждения и властности.

– Пожалуйста…

– Я спросил, пожалуйста, что?

– Не заставляй меня говорить это, – я выдыхаю слова, звучащие бессмысленно для моих собственных ушей.

– Я хочу услышать, как ты это скажешь.

– Адриан…

– Что?

– Сделай это.

– Сделать что?

– Трахни меня, – бормочу я, мои уши взрываются пламенем.

– Я этого не слышал.

– Трахни меня... а-а-а ... – стону я, а потом задыхаюсь, когда он одним диким движением входит в меня, его пах с силой ударяется о мою задницу.

Я задыхаюсь, когда воздух выбивается из моих легких. Мои пальцы белеют и липнут к краю стола, когда я перевожу дыхание и привыкаю к его огромным размерам.

Думала ли я, что он большой? Он такой чертовски массивный, что я чувствую его повсюду внутри себя, вокруг себя и особенно позади.

Я хочу повернуть голову и посмотреть на него, посмотреть, такое ли у него озадаченное выражение лица, как у меня сейчас. Посмотреть, влияет ли на него простое проникновение, как на меня. Он даже не шевелится, но ощущение его внутри меня снова подталкивает меня к этому краю.

Твердая хватка Адриана не позволяет мне смотреть на него, когда он начинает двигаться, сначала медленно, но это так глубоко, что я чувствую, как растягиваются мои стенки вокруг него.

– Ты такая тугая, Лия, – напрягается он, как будто двигаться внутри меня – тяжелая работа. – Такая чертовски идеальная.

Мое сердцебиение грохочет в ушах, когда он набирает скорость, поражая тайную часть внутри меня, о существовании которой я и не подозревала.

– А-а-а... Адриан…

– Ты чувствуешь это, Леночка?

– Да... да… Я никогда... никогда... а-а-а... – Я замолкаю, когда он снова входит, а затем раздвигает мои ноги, чтобы войти полностью.

– Ты никогда что?

– Никогда… не чувствовал себя так… – И это не только из-за острых уколов удовольствия, которые приходят с каждым его толчком, или из-за того, что он полностью овладел мной. Речь идет о том, как такой монстр, как он, способен вырвать из меня такие сильные эмоции, как он не только вошел в мое тело, но и вторгся в мою душу.

– И ты никогда не почувствуешь себя так от чужих рук. С этого момента ты забудешь о любом ублюдке, который прикасался к тебе в прошлом, – Его ритм становится неуправляемым, неумолимым, когда он таранит меня с силой, которая сотрясает стол и мои внутренности.

Когда он снова попадает в то место, я кричу голосом, о существовании которого и не подозревала. Он такой протяжный и сырой, как будто я стою на вершине горы и кричу во всю глотку, сколько душе угодно.

И вот теперь я свободна. Как и в тот день в моей спальне, я переживаю внетелесный опыт, когда все окружено ореолом.

Адриан проникает в меня снова и снова, не останавливаясь. Как он и обещал, он трахает меня так сильно, что моя передняя часть скользит взад и вперед по столу, напрягая мои твердые соски на жесткой поверхности.

Этот дополнительный взрыв удовольствия вызывает еще одну волну погружения, которая переносит меня в другое пространство. Я не смогла бы бороться с этим, даже если бы захотела. И я не хочу, потому что в этот момент я чувствую себя дикой и свободной, как никогда в жизни.

– Адриан…

Он накручивает мои волосы на кулак и тянет меня за них так, что я зависаю в воздухе, пока он врезается в меня. Поза не совсем удобная, но она дает ему больше глубины, а моему оргазму – больше силы.

– Повтори еще раз. Мое имя.

– Адриан… – Мне удается всхлипнуть, когда мои глаза сталкиваются с его. Они пепельные, но искрящиеся похотью, которая отражает мою. Он такой сильный, что я чувствую это в небольшом пространстве, между нами.

– Ты больше никогда не произнесешь чужого имени таким тоном. – Грубое собственническое чувство регистрируется на секунду, прежде чем он трет мой клитор, и я снова падаю.

На этот раз он использует мои волосы, чтобы притянуть меня ближе, и прижимается ртом к моим ноющим губам, погружая язык внутрь. Он крутит его против моего в том же ритме, в котором трахает меня. Я брежу, тройная стимуляция – моя погибель. Я даже не знаю, вернусь ли после этого, но все равно падаю.

Именно так я отношусь ко всему, что связано с Адрианом с тех пор, как впервые встретила его. У него есть способ заставить меня отказаться от своих запретов и просто... упасть.

Это освобождает так же, как и пугает.

Восхитительно и в то же время страшно.

Мои глаза опускаются, когда я снова оказываюсь в его объятиях, его язык в глубине моего горла и его член врезается в меня с жестокостью воина.

Он напрягается у меня за спиной и хрюкает мне в рот, когда тепло наполняет мои внутренности, а затем стекает по бедрам, когда он выходит из меня.

Я вырываюсь из тумана, когда понимаю, что он только что трахнул меня без презерватива. Черт возьми. Как я могла не думать об этом до сих пор?

Я уже много лет принимаю таблетки, чтобы регулировать менструацию, так что это защитит меня от беременности, но сейчас есть кое-что похуже.

Адриан отпускает мои волосы, и прежде, чем я успеваю что-то сказать, он поднимает меня. Я визжу, обвивая руками его шею, чтобы не упасть.

Он идет с абсолютной беспечностью к моей спальне. Штаны у него расстегнуты, но в остальном все в полном порядке. Его лицо жесткое и непрошеное, никто бы не подумал, что он только что достиг пика наслаждения. Однако он кажется более расслабленным, чем, когда мы только приехали. Его мышцы не наполнены напряжением, и его хватка кажется немного нежной.

– Ты не использовал презерватив, – бормочу я.

Его взгляд скользит по-моему, и я чувствую себя загнанной в угол.

– И что?

– ЗППП. Когда-нибудь слышал об этом?

– Я уже несколько месяцев не занимаюсь сексом и всегда пользовался презервативами, так что я чист.

Я ловлю губу под нижними зубами, мой разум странным образом возвращается к той части, где он не был сексуально активен в течение нескольких месяцев. Кто была его последняя жертва? Кто-то вроде меня?

От этого у меня мурашки бегут по коже, и я быстро прогоняю их.

– Почему ты сейчас не воспользовался презервативом?

Он делает паузу.

– Я забыл.

– Ты забыл?

– Да, разве мне нельзя?

– Нет, просто мне кажется, что ты из тех, кто никогда не забывает.

Его взгляд смягчается.

– Правильно.

– Так почему же ты забыл?

– Хотел бы я знать.

Тишина в его голосе заставляет меня задуматься, когда я спрашиваю.

– А что, если бы я не была на противозачаточных?

– Очевидно, так оно и есть, так зачем же из-за этого суетиться?

Небрежность, с которой он говорит, беспокоит меня. Похоже, ему действительно было бы все равно, даже если бы я не принимала противозачаточные. Неужели у него действительно нет никаких угрызений совести? Вышвырнет ли он меня и будет ли считать ребенка побочным ущербом, если я забеременею?

– Не хочешь ли сначала принять душ? – Он вырывает меня из моих хаотичных мыслей.

– Сначала? Зачем? Что будет потом?

– Я снова возьму тебя. – Он останавливается посреди моей комнаты, утыкается носом в мои волосы и вдыхает меня. – Чертовы розы.

Мурашки покрывают мою кожу, и мои бедра сжимаются, потому что, хотя я еще не спустилась с первого пика, потребность в другом ударила меня с силой.

И все же я иду логическим путем.

– Я... я думала, что это всего лишь на один раз.

– Ты ошиблась, Леночка, – голос у него спокойный, как у дьявола, и такой же смертоносный.

И я знаю, я просто знаю, что моя жизнь уже никогда не будет прежней.

Глава 13

Адриан

Я отстраняюсь от Лии.

Она крепко спала весь последний час. Сначала ее тело было расслаблено, слегка прижимаясь ко мне, но затем она снова приняла свою суровую позу.

Позу смерти.

Это кажется ей нормой, какой-то привычкой, которую она выработала за эти годы и, в конце концов, подсознательно впала в нее. Люди обычно находят свою зону комфорта, свою самодельную коробку и запихивают себя в нее.

Но в этом-то все и дело. Хотя часть ее замкнута, спрятана от мира, другая, совершенно другая часть поднимается над сценой и летит, словно пытаясь коснуться небес.

Она насквозь противоречива. Один я попытаюсь препарировать дюйм за гребаным дюймом.

Какое-то мгновение я наблюдаю за ней, разглядывая ее мягкие черты, полную нижнюю губу с крошечной слезинкой посередине и раскрасневшиеся щеки.

Они были одного цвета с тех пор, как я трахнул ее на столе. Это не должно было случиться так, в коридоре, как будто я не контролировал себя.

Но в том-то и дело. Мне не хватало моего стального контроля. У меня не было желания останавливаться, особенно после того, что произошло в клубе.

Я все еще кипел от сдерживаемого разочарования из-за того, что не задушил этого ублюдка, который положил на нее руки, который не только прикасался к ней, но и делал это интимно, а затем угрожал ей.

В тот момент я никогда не хотел видеть, как жизнь покидает чьи-то глаза так сильно, как я жаждал задушить ее из него.

Несмотря на мое происхождение, у меня нет такой сильной жажды крови, как у Дэмьена или даже Кирилла и Владимира. Убийство кого-то для меня всего лишь средство достижения цели. Я не получаю от этого удовольствия, но и не испытываю отвращения.

Это просто необходимость.

Но этот белобрысый ублюдок? Да, я бы наслаждался каждой секундой воздуха, покидающего его легкие.

Если бы кто-нибудь спросил меня, что на меня тогда нашло, я бы тоже не знал. Только что я наблюдал из тени – как преследователь, как любит говорить Лия, – а в следующее мгновение я увидел красное, как никогда в жизни.

Я не из тех, кто видит красное. Я всегда считал, что гнев ниже моего достоинства – это эмоция, которая просто затуманит мое зрение и помешает мне принять правильное решение. На самом деле, если не считать смерти тети Анники, я никогда не испытывал сильных эмоций. После этого весь гнев и иррациональность, которые пришли с ним, казалось, исчезли из моей системы, чтобы быть замененными холодной головой.

До той сцены в клубе.

Пока все, что я мог видеть, не стало чертовски красным.

Эта женщина не только испортила мои привычки, но и спровоцировала ту часть меня, с которой я попрощался, когда был ребенком. Часть, которую я задушу до смерти, прежде чем она снова вторгнется в меня.

Я должен был доказать себе и ей, что я контролирую ситуацию и всегда буду контролировать.

Вот почему я прижал ее к столу, как только мы вошли. Она думала, что сможет избавиться от меня, и я тоже так думал. За мгновение до того, как я перевернул ее, у меня была идея, что я вытрахаю из нее гнев и сотру хаос, который связан с ней.

Я не сделал этого.

Если уж на то пошло, это стало еще мрачнее, жестче и темнее. С каждым толчком в ее тугую киску и каждым стоном с ее розовых губ я чувствовал, как между нами образуется невидимая нить. Я не из тех, кто создает связь со своими сексуальными партнерами. Они просто существуют для меня, чтобы я мог использовать их и возвращать удовольствие, если сочту нужным. Они знают, что я грубый, черствый и требовательный, но они продолжают возвращаться за большим.

Они знают меня холодным и быстро становящимся скучающим, и именно поэтому я ухожу после освобождения.

С Лией все было по-другому.

Впервые за почти тридцать один год я снова взял женщину сразу после того, как закончил с ней. Темная одержимость охватила меня, и мне нужно было услышать ее стоны и увидеть, как ее миниатюрная фигура дрожит, когда она распадается вокруг меня. Я должен был запечатлеть в своем мозгу, как ее лицо исказилось от удовольствия, когда она выкрикивала мое имя и впивалась ногтями в мои плечи, когда это становилось слишком.

На самом деле, все, чего я сейчас хочу, – это разбудить ее и продолжить с того места, где мы остановились. Я хочу прикоснуться к каждому дюйму ее тела, изучить его и подразнить до такой высоты, что даже она не думала, что это возможно.

Затем… В конце концов я это уничтожу.

Что за чертовщина.

Взяв прядь ее волос между пальцами, я вдыхаю ее, позволяя аромату роз ворваться в мои легкие и вырезать там место. Все в ней мягкое, даже ее личность.

Но мягкость не означает, что она наивна. Лия знает, когда нужно постоять за себя, но она тщательно выбирает свои битвы.

Как это сделал бы выживший.

Учитывая ее прошлое, такая тактика вполне логична.

Не то чтобы я оставил ей выбор. Это был либо мой путь, либо смерть. И хотя именно так я обычно отношусь ко всему в своей жизни, я обнаружил, что отношусь к ней по-другому.

Я и сам себя не понимаю.

Я встаю с кровати и замечаю таблетки на тумбочке. Они изменили положение с прошлого раза, так что это означает, что она принимала их последние пару дней.

Не потрудившись надеть боксерские трусы, я иду на кухню и достаю из холодильника бутылку воды. Я останавливаюсь с ней на полпути ко рту, изучая записки, прикрепленные к дверце.

Купить продукты.

На самом деле ты не поскользнулась и не сломала лодыжку. Это был кошмар.

Попробовать снова связаться с Л.

Я беру последние две, изучая ее аккуратный скорописный почерк.

Она напоминает себе о своих кошмарах. Хмм. Значит ли это, что ее состояние ухудшилось с тех пор, как она в последний раз видела своего психотерапевта?

Мой палец стучит по последней записке, и мое тело становится холодным, как камень, даже с теплом в квартире.

Попробовать еще раз позвонить Л.

Кто, черт возьми, такой Л и почему она пишет его имя в качестве инициала, как будто хранит это как грязный маленький секрет?

Он ее бывший любовник? Друг с привилегиями? Чем больше я об этом думаю, тем быстрее красный цвет из клуба грозит вернуться.

Я швыряю записку обратно на холодильник, прежде чем успеваю скомкать ее и выдать свой сеанс слежки.

Хотя мне наплевать, я знаю, что ей нет, и тогда она начнет один из своих психоаналитических сеансов, которые в конечном итоге причинят ей боль больше, чем это необходимо.

Она скоро увидит мою нецензурную сторону. Как скоро, вот в чем вопрос. Мой взгляд скользит по гостиной, отмечая места, где Коля и Ян установят камеры, когда ее не будет.

В спальне, прямо над туалетным столиком, есть укромный уголок, куда можно было бы вставить камеру наблюдения.

Она права. Я – преследователь.

Но либо так, либо пытать ее, чтобы получить ответы. Кто я, если не идеальный злодей? Я предпочитаю действовать плавно, а не жестко.

Жаль было бы брать кровь из этой фарфоровой кожи, но пометить ее – совсем другое дело.

Вид моих красных отпечатков ладоней на ее заднице пробудил во мне зверя, того, кто жаждет больше отметин, больше притязаний.

Просто большего.

Выпив маленькую бутылочку воды, я выбрасываю ее в мусорное ведро и возвращаюсь в спальню.

Лия все еще спит в своей смертельной позе, но простыня соскользнула, обнажив идеальный розовый сосок.

И вот так я снова становлюсь твердым.

Черт.

Я ложусь рядом с ней, подперев голову рукой, и внимательно наблюдаю за ней. Не в силах сопротивляться, я наклоняюсь и беру обнаженный сосок в рот, облизывая его языком, как подросток, одержимый сиськами.

Сначала Лия остается неподвижной, но затем ее мертвая поза прерывается, и губы приоткрываются.

– Мммм…

Звук идет прямо к моему члену, затвердевая до точки пытки. Я прикусываю ее сосок достаточно, чтобы вызвать легкий дискомфорт, надеясь, что она откроет глаза, но она снова стонет, ее рука двигается под простыней.

Я опускаю его, чтобы посмотреть, как она трогает свою киску, потирая клитор тем мягким, но эротичным способом, который предназначен для того, чтобы получить удовольствие.

Только не снова.

В прошлый раз я, может быть, и наблюдал, но, когда я буду рядом, она больше не будет прикасаться к себе.

Обернув свою руку вокруг ее, я все еще держу ее, мои пальцы касаются ее влажных складок.

– Мммм, – бормочет она, пытаясь высвободить руку и продолжить свою работу.

Я снова покусываю ее сосок, и на этот раз она задыхается, просыпаясь, ее темно-синие глаза сначала смотрят в никуда, прежде чем она медленно фокусируется на мне.

– Что…? – она замолкает, когда видит мой рот вокруг ее соска и мою руку на ее киске.

Красный оттенок распространяется по ее светлой коже, покрывая шею, лицо и даже уши. Ее чувство стыда интересно, и я ловлю себя на том, что хочу запечатлеть его глубже в своем сознании.

Или, может быть, я действительно хочу видеть ее раскрасневшейся и в моей власти.

Я говорю, прижимаясь к ее соску, заставляя ее извиваться при каждом моем вдохе к влажному, чувствительному кончику.

– Ты снова трогала себя, Леночка, но эти мягкие пальцы больше не удовлетворяют тебя, не так ли? Я могу дать этой киске то, чего она действительно жаждет.

Она кладет другую руку мне на плечо. Она должна сопротивляться мне, остановить меня, как диктует ее умный мозг, но мы с ней знаем, что это не может продолжаться долго.

– Ты будешь хорошей шлюхой или хорошей девочкой, Лия?

Она резко втягивает воздух, пытаясь вытащить руку, лежащую на ее клиторе, из-под моей. Но я держу ее в плену, и она задыхается, когда я немного толкаю ее.

Я оседлаю ее быстрым движением, мои колени по обе стороны от ее раздвинутых ног. Лия опускает руку и шепчет.

– Когда ты закончишь?

– Не делай вид, что это тяжелая работа, Лия. Это еще одна форма лжи, и ты знаешь, что я не ценю ее.

Она смотрит на меня, ее крошечные черты лица морщатся от движения.

– Ты садист.

– Значит, ты мазохистка, Леночка.

– Я ... нет.

– Да, это так. Ты чувствуешь, как твое возбуждение покрывает наши руки?

Она пытается смотреть на противоположную стену, но я оттягиваю ее назад, крепко держа за подбородок.

– Больше так не делай.

– Значит, теперь мне позволено только смотреть на тебя?

Мне это нравится. На самом деле, мне это так нравится, что это чертовски беспокоит, а я обычно не считаю, что что-то беспокоит.

– Если ты можешь помочь этому, то да, – говорю я небрежным тоном, который не выдает моих мыслей.

– Ты просто катастрофа... ах, – всхлипывает она, когда я выравниваю свой член с ее входом.

– Тогда ты не должна мне мешать, Леночка. Я разрушу тебя, сломаю и испорчу к чертовой матери.

– Разве ты уже не сделал этого?

– Не по-настоящему, нет. Ты была бы умна, если бы не провоцировала эту сторону меня. – Я отпускаю ее подбородок и кладу руку ей за спину, поднимая ее в сидячее положение, затем перекидываю ее ноги так, чтобы они оказались рядом с моими коленями, и одновременно захлопываю ее внутри.

Черт. Она чувствуется как в первый раз. Нет, это даже лучше, ее стенки более привлекательны, а ее тело более привыкло к моему.

Лия вскрикивает, звук превращается в тихий стон, когда я проникаю в ее плотный жар так глубоко, что наши промежности шлепаются друг о друга с нашими руками между ними.

Лия смотрит вниз, туда, где мы соединились, ее лицо становится темно-красным, и она начинает отводить взгляд

– Нет. Посмотри на нас.

– Не заставляй меня, – умоляет она между стонами.

– Ты назвала меня катастрофой, но вот настоящая катастрофа, Лия. Ты и я.

Она подчиняется, ее губы приоткрываются, и в глубине ее глаз вспыхивает искорка, делая их светлее, как будто она под кайфом.

Используя ее пальцы, я заставляю ее дразнить клитор, мой большой палец добавляет давление. Ее рука крошечная по сравнению с моей, маленькая и утонченная, как и все в ней. Он трясется от моих ласк, но она не пытается отстраниться, когда мы тремся о ее клитор так, как ей нравится, в то время как я толкаюсь в нее одновременно.

Она откидывает голову назад, и пряди ее пахнущих розами волос касаются моего лица. Я вдыхаю ее и запоминаю полный отказ на ее лице, когда я трахаю ее в ритме, который заставляет ее хныкать ради освобождения.

Она кончала больше раз, чем каждый из нас может сосчитать сегодня вечером, но Лия все еще хочет большего. Она все еще распадается вокруг меня, когда я отстраняюсь, а затем снова вхожу.

Ее пальцы останавливаются под моими, и она стонет единственное имя, которое ей позволено отныне.

– Адриан... да... да… Адриан.

Звук ее гортанного шепота заставляет меня рухнуть в свое собственное освобождение. Моя спина и яйца напрягаются, когда я опустошаю себя внутри нее за один раз.

К черту презервативы.

Она падает на меня, ее голова прижимается к моей груди. Блестящий пот покрывает наши тела, когда мы вдыхаем друг друга.

Скоро она попытается отстраниться от меня, как делала раньше, но сейчас ее тело полностью расслаблено. Теперь она выглядит послушной и довольной и даже испускает легкий вздох.

Я выбираю этот момент покоя, чтобы предложить ей еще немного правды. Одинокая правда, которая пробирает меня до костей.

– Ты спросила, когда я закончу. Ответ – никогда. Я никогда не закончу с тобой, Леночка.

Глава 14

Лия

Я даже не знаю, как я сегодня выдержу репетицию.

Из-за тщательного траха, какого я никогда не испытывала за всю свою жизнь, я проснулась нездоровой и сонной и… в дымке удовольствия.

Я думала, что не смогу двигаться, не говоря уже о том, чтобы репетировать.

Но где-то ранним утром я почувствовала, как Адриан вытирает меня между ног теплой тряпкой. Одного этого ощущения было достаточно, чтобы заставить меня застонать в абсолютном блаженстве.

После того, как я проснулась, меня завернули в чистое одеяло, а то, что было испачкано доказательствами нашей сексуальной активности, лежало в стиральной машине.

Завтрак я нашла на тумбочке. Кофе без сахара, мой тост без соли с био-сыром и яблоко. Были также обезболивающие с бутылкой воды.

Интересно, откуда он знает, что я ем на завтрак, но это было нетрудно выяснить, поскольку это все, что у меня есть на кухне.

Несмотря на желание расспросить его, я была странно тронута тем, что он принес мне завтрак в постель. Никто никогда не делал этого для меня прежде, к тому же в моем собственном доме.

Но факт остается фактом: он исчез.

От него и его одежды не осталось и следа. Если бы не нежная боль между ног и его красные отпечатки ладоней на моей заднице, я бы с самого начала заподозрила, что его здесь никогда не было. Что все, что случилось прошлой ночью, было еще одним жестоким наказанием, созданным в моей голове.

Но он был здесь. Я все еще чувствую его безжалостные толчки и дикие прикосновения, которые потом странно превратились в заботу. Мои соски все еще болят от того, как он кусал, ласкал и крутил их. Моя задница все еще горит от того, как он шлепал меня, трахал, как будто зная, насколько это сводит меня с ума.

Но после того, как он истощил мое тело до изнеможения, он ушел.

Снова.

Мы даже не поговорили, как все нормальные люди, после того как он объявил, что никогда со мной не расстанется.

Он просто использовал меня и ушел.

Тем не менее, считается ли это использованием, если я наслаждалась каждой секундой этого? Если я прикоснусь к мыслям о нем во сне?

Боже. Может быть, я сломлена безвозвратно за то, что мне это нравится, за то, что я наслаждаюсь его грубым обращением и непримиримым трахом, когда я ненавижу этого человека. Я должна быть рада, что он исчез, а не разочарована.

Во время сегодняшней репетиции я старалась отвлечься от мыслей об Адриане Волкове.

Филипп и Стефани наговорили мне, что вчера вечером я уехала без предупреждения. Яц извинилась, но не могла же я рассказать им, что на самом деле произошло, или что у меня, возможно, был лучший секс в моей жизни только ради того, чтобы проснуться в пустой квартире.

И нет, я все еще не огорчена из-за этого.

Но одна вещь изменилась – или один человек. Райан.

Начиная с сегодняшнего утра, он не пытался прикоснуться ко мне вне репетиции. Он также не слишком долго смотрел мне в глаза, как будто боялся того, что я – или кто-то другой – сделаю с ним.

По крайней мере, он выучил свой урок и будет держаться на расстоянии, на котором должен был быть давным-давно.

– Лия.

Я оборачиваюсь на голос Стефани. Она догоняет меня так, что мы стоим перед моей машиной, мои ключи болтаются в пальцах.

Она достает сигарету и закуривает, затягиваясь, затем выдыхая большое облако.

– В чем дело, Стеф? Пожалуйста, не говори мне, что это еще одна ночь веселья.

– Нет, но вчера это был идиотский поступок. – Она кладет руку на бедро.

– Мне очень жаль. Я плохо себя чувствовала. – И мне действительно было плохо, пока Адриан не трахнул меня, как дикарь, прежде чем исчезнуть.

Неужели он собирается сделать это привычкой и продолжать уходить, позаботившись о своих сексуальных потребностях, как будто я какая-то шлюха?

Черт бы его побрал!

И вообще, какого черта я так зациклилась на этой части? В конце концов, я позволила всему случиться только для того, чтобы он ушел.

Он убийца, Лия. Гребаный убийца.

Я жду, что от этого напоминания меня охватит отвращение. Я жду тошноты от того, что позволяю убийце прикасаться ко мне так интимно.

Но ничего не приходит.

Неужели я настолько сломлена?

– Как скажешь. – Стефани смотрит на меня так, словно не верит. – Во всяком случае, я узнала кое-что, что, как я думаю, тебе будет интересно узнать.

– Что?

– Тот парень из русской мафии, о котором ты вчера спрашивала. Помощник Мэтта?

Я крепче сжимаю ключи, пытаясь сохранить хладнокровие.

– И что же ты узнала?

Стефани подходит ближе, осматривает окрестности, затем прикрывает рот ладонью, прежде чем прошептать.

– Судя по всему, он высокопоставленный человек в Братве. Словно очень высокопоставленный.

Я сглатываю. Хотя эта информация не должна быть неожиданностью, она поражает иначе, чем я ожидала, когда узнаю об этом.

– Откуда ты узнала? – бормочу я в ответ, страх берет надо мной верх.

– Я слышала, как Мэтт говорил об этом одному из своих приспешников.

Стефани – настоящая любительница подслушивать и обожает сплетни.

Она делает шаг назад и снова затягивается сигаретой.

– А теперь, девочка, скажи мне, почему ты интересуешься им?

– Я ... не интересуюсь.

– Угу. Лги кому-то другому. Я вижу этот блеск в твоих глазах, когда он упоминается.

Дерьмо. Неужели я настолько очевидна?

– На самом деле ничего такого. Я просто... нахожу его страшным.

– Это потому, что он такой. – Она гладит меня по руке. – Есть толпа, с которой мы никогда не должны смешиваться. Он принадлежит к этой толпе.

Слишком поздно, Стеф.

Я ободряюще улыбаюсь ей и сажусь в машину. К тому времени, когда я прихожу домой, я голодна, измучена, и мой разум поджарен от количества теорий, которые я выдумала об Адриане.

Он сказал мне, что он стратег, поэтому, согласно тому, что сказала Стефани, он планирует действия Братвы.

Боже. Он член долбаной русской мафии.

От этой мысли у меня по спине пробегает дрожь. Я ничего не знаю о мафии, кроме трилогии «Крестный отец», а эти фильмы очень далеки от реальности.

Настоящая мафия должна быть более опасной.

Вытирая липкие пальцы о юбку, я набираю код и захожу внутрь.

Я бросаю сумку и ключи на столик у входа, стараясь не думать о том, что произошло на этом же самом столике прошлой ночью. Как он владел каждым моим дюймом и доставлял мне мрачное удовольствие, которое я никогда не забыть.

Качая головой, я вешаю пальто и замираю.

Между двумя другими моими пальто есть еще одно. Серое. Мужское.

Его.

Я сбрасываю туфли и шагаю внутрь, груз, который с самого утра давил мне на живот, поднимается с каждым моим шагом. Мои ноги останавливаются на нагретом полу передо мной.

Адриан ставит несколько тарелок на маленький обеденный стол, расположенный между кухней и гостиной.

Он одет в свои обычные черные брюки и рубашку, первые несколько пуговиц расстегнуты, открывая его твердую, мускулистую грудь, в которую я уткнулась лицом прошлой ночью. Рукава закатаны до локтей, открывая замысловатый рисунок татуировок. Они простираются в рукавах от плеч до запястий. Удивительно, но ни на груди, ни на спине у него нет ничего такого, чего я ожидала бы от гангстера.

– Ты вернулась, – говорит он, не поднимая головы. Там есть фриттата (прим. пер. итальянский омлет, который готовят с начинками из сыра, овощей, колбасы или мяса) и большая миска салата, а также несколько нарезанных яблок.

– Что ты делаешь? – бормочу я, не в силах разобраться в ситуации.

– А что, по-твоему, я делаю? Готовлю тебе ужин. – Он все еще не смотрит мне в глаза. – Иди вымой руки.

Мои ноги несут меня к нему, как будто я плыву по воздуху, и я хватаю его за бицепс.

– Я спрашиваю, что ты делаешь в моей квартире, Адриан? Как ты сюда попал?

Он продолжает аккуратно расставлять тарелки – даже геометрически.

– Я видел, как ты вчера ввела код. Не то чтобы это было проблемой, если бы я его не увидел.

– Это называется взлом и проникновение.

– Леночка, тебе всегда хочется все навешивать ярлыки? – На этот раз его серые глаза цвета суровой зимы сталкиваются с моими. – Тебе от этого легче?

– Я называю вещи своими именами.

– Конечно, делай то, что тебе удобно. А теперь иди и вымой руки, чтобы мы могли поесть.

– А если я не хочу?

Он делает глубокий вдох.

– Это одна из тех ситуаций, когда ты выбираешь свои битвы. Если нет, я с удовольствием посажу тебя к себе на колени и запихну еду тебе в глотку.

Я свирепо смотрю на него, а затем мчусь в ванную, чтобы вымыть руки. Когда я возвращаюсь, он уже сидит с тарелкой чего-то похожего на фриттату с ветчиной.

Вздохнув, я устраиваюсь напротив него и втыкаю вилку в салат, который лежит передо мной, в то время как фриттата для него. Я ненавижу, что он знает, что я ем, и не ведет себя так, как другие люди, которые постоянно говорят мне: «Эй, немного привычной пищи не повредит». Я не зашла так далеко, позволив себе роскошь.

Чтобы быть на вершине, всегда приходится платить ужасную цену. Я даже не курю, как многие другие балерины, так что у меня нет другого способа убить свой аппетит, кроме чистой решимости.

Какое-то время мы едим молча. Мы оба не торопимся. Я, потому что это делает меня сытой быстрее. Адриан, потому что он похож на человека, который смакует свою еду, намеренно откусывая каждый кусочек. Я стараюсь не смотреть, как его мужские пальцы обхватывают вилку и нож. Он такой утонченный, как человек из высшего общества, а не гангстер.

– Салат тебе по вкусу? – спрашивает он.

Я поднимаю плечо.

– Он хорош.

– Не хочешь бокал вина?

– Чтобы я напилась, как в прошлый раз? Нет, спасибо.

Его губы дергаются в подобии улыбки, но не совсем.

– Твоя пьяная версия более честна.

– Или еще глупее.

– Я выбираю честность.

Я поднимаю голову, моя вилка играет между помидорами и салатом.

– Ты хочешь честности, Адриан?

Он кладет посуду рядом с тарелкой и делает глоток воды.

– По-моему, ты больной и извращенный. Ты из тех, кто получает удовольствие от подчинения кого-то слабее тебя, закрывая все двери перед их носом, чтобы они были вынуждены обедать с тобой. Неужели тебе так одиноко?

Хотя я думаю, что мои слова вызовут гнев, он просто дважды стучит пальцем по столу.

– Если «больной и извращенный» – это то, как тебе нравится называть меня, я приму это. Но ты ошибаешься. Если кто-то и одинок среди нас, так это ты, Лия.

– Я не одинока.

– Каждый останется при своем мнении.

– С чего ты взял, что я одинока?

– Помимо очевидного отсутствия друзей и небогатой событиями жизни, ты выбрала балет, хотя прекрасно знала, что он вызовет у тебя ненависть, когда ты взойдешь на вершину. Ты не боролась с процессом зависти и сплетен. Если уж на то пошло, ты использовала их, чтобы зарыться поглубже в свой одинокий пузырь, где никто не сможет до тебя дотянуться.

Мои губы приоткрываются от его тщательного и ужасающе точного анализа моей жизни. Этот человек поглотит меня, если я не буду осторожна.

– Ты сделал это, – парирую я с большей злобой, чем нужно.

– Я сделал что?

– Ты залез в мой пузырь.

Он берет свои приборы и разрезает еду.

– Это потому, что у тебя не было выбора.

– А что, если я хочу иметь выбор?

– Слишком поздно. – Он смотрит на меня своими пугающими глазами. – Я уже объявил тебя своей, и пути назад нет.

Мои пальцы дрожат при этом слове. Своей. Но это не из-за страха, это что-то еще, что я не могу точно определить, поэтому я выпаливаю.

– Это называется принуждением.

– Вечно эти ярлыки, Лия. Это становится утомительным.

– Я же сказала. Я называю вещи своими именами.

– Это ничего не меняет, кроме того, что дает тебе ощущение хрупкой справедливости.

– Справедливость не хрупка.

– О, но это так. Те, кто верит в нее, терпят неудачу или получают пощечину от суровых истин.

– Тогда во что же ты веришь?

– В паттерны (прим. пер. в привычном понимании – это некий набор стереотипов, шаблонов, с которыми человек идет по жизни).

Я поражена этим. После того, как я откусываю кусочек салата и проглатываю, я говорю.

– Как кто-то верит в паттерны?

– Паттерны – это мощный инструмент, который позволяет мне увидеть результат до того, как он произойдет.

Я усмехаюсь. Конечно, кто-то вроде Адриана хотел бы иметь такую власть.

– Ты не согласна, Лия?

– Не особо. Я просто не удивлена, что тебя привлекают такие вещи.

– Ты начинаешь узнавать меня. Это прогресс.

– Я не знаю тебя, Адриан, и предпочитаю, чтобы так и оставалось.

– Почему? Потому что ты можешь спрятать голову в песок и притвориться, что ничего этого не происходит? Ты ведь понимаешь, что это бесполезно? Чем больше ты сопротивляешься, тем больше боли причиняешь себе.

– Позволь мне позаботиться об этом. Что я чувствую или не чувствую – не твое дело.

– Следи за своим тоном, Лия, – его голос понижается с неприкрытой угрозой.

– Или что?

– Или я пристрою свой ремень к твоей заднице.

– Ты…

– Продолжай, – его глаза сверкают чистым садизмом. – Во что бы то ни стало, дай мне повод наказать тебя.

В моей груди взрывается Огонь, и я пытаюсь проглотить его, но безуспешно.

Иисус. Этот человек – настоящий дьявол.

Я набиваю рот салатом, чтобы не выплеснуть то, что пытается вырваться наружу.

– Медленнее, – выговаривает он. – Или у тебя будет несварение желудка.

– Как будто тебе не все равно.

– Конечно, мне не все равно. Я не настолько бессердечен.

– Да, конечно.

– Я действительно не такой ... при определенных обстоятельствах.

– Ты имеешь в виду те, которые ты планируешь?

– Верно.

– Так это твое «все или ничего»?

– Более или менее.

Я прикусываю нижнюю губу, затем быстро отпускаю ее, когда обнаруживаю, что он смотрит на нее с безраздельным вниманием и пугающим блеском похоти.

– А что будет, когда ты со мной закончишь? – Я задаю вопрос, который не давал мне покоя.

– Я же сказал, что не закончу с тобой.

– Уверена, ты заскучаешь. Все так делают.

– Я не все, и было бы разумно не сравнивать меня ни с кем из твоих знакомых.

Как будто я когда-нибудь найду такого, как он.

Лука немного неуловим, как и Адриан, но он не такой напряженный, и я всегда считала его другом, так что он не в счет.

Я прочищаю горло.

– Дело в том, что эта фаза закончится. Как и все в жизни.

– Я подумаю об этом, когда до этого дойдет.

– Это то, что ты делал с остальными? Ты думал об их судьбе, когда приходило время?

– С остальными?

– Теми, что были до меня.

– До тебя, Леночка, я ни с кем так не поступал.

Меня пронзают вспышки трепета и страха. По какой-то извращенной причине мне нравится, что для него это тоже впервые, что мы, по крайней мере, равны в этом отношении. Но знание того, что я его первая, что он сломал для меня шаблон, когда он так ценит их, также достаточно, чтобы заставить меня представить худшее.

Прогоняя эту мысль, я спрашиваю.

– Что это значит?

– Что значит что?

– Леночка?

– Яркий свет.

Мои губы приоткрываются, не веря, что он только что назвал меня так. Наверняка это игра моего воображения.

– Ты думаешь, я яркий свет?

– Именно это я и сказал.

– Но ты думаешь, что я одинока.

– Это не делает тебя мрачной. Роза в одиночестве сияет ярче, чем в поле.

– Так вот почему ты меня сорвал? – Мой голос понижается, когда я смотрю на тарелку с салатом.

– Возможно.

– К твоему сведению, у самых красивых роз самые смертоносные шипы.

Он встает. Движение не резкое, но я опускаюсь в кресло, частично сожалея о том, что сказала, и частично гордясь этим.

Гордость побеждает, потому что я поднимаю подбородок. Да пошел он. Если он думает, что я буду прятаться только потому, что он велит, он будет разочарован.

Он стоит рядом со мной, его огромные размеры возвышаются надо мной, как рок.

–Думаешь, это меня пугает?

– Я сказала это не для того, чтобы напугать тебя. Я просто излагаю факты.

– Вот тебе факт, Лия. Смертельные шипы возбуждают меня.

Я сглатываю. – Но они навредят тебе.

– Это того стоит. – Он показывает на мою забытую тарелку с едой. – Ты закончила?

– Да, а что?

– Потому что я буду трахать тебя, пока ты не закричишь, мой смертельный шип. – С этими словами он берет меня на руки и несет в спальню.

Глава 15

Лия

На две недели мы впадаем в какую-то рутину.

Я иду на репетицию, а когда возвращаюсь домой, то вижу, что Адриан ждет меня с едой на вынос или домашней едой, которую он приносит. Я знаю, что он не готовит здесь, потому что он сказал, что приносит ее из своего дома.

Потом он несет меня в спальню и трахает, пока я не засыпаю. Иногда он делает это на столе, заставляя меня оседлать его колени, поскольку он владеет каждым дюймом меня. В других случаях он хватает меня, как только я переступаю порог, задирает мои юбки и трахает меня у входа.

Но на этом все не заканчивается.

Это никогда не заканчивается.

После этого он берет меня в спальню или в душ. Иногда спина к спине, как будто он не может перестать прикасаться ко мне, как будто он жаждет меня снова, как только он закончит.

Когда я больше не могу этого выносить, что в основном означает, что я рыдаю во время оргазма, он вытирает меня или несет в душ. Он заботится о том, чтобы мне было удобно, и иногда одевает меня, правда, только в ночнушку или длинную рубашку, чтобы он мог прикасаться ко мне ночью, когда ему заблагорассудится.

Я стараюсь держаться от него подальше, отодвигаясь на свою сторону кровати, или сплю спиной к нему. Но в тот момент, когда он стимулирует меня, я тут же оказываюсь рядом с ним, извиваясь и умоляя об освобождении, которое у меня было незадолго до этого.

С ума сойти, как я пристрастилась к удовольствию, которое может вызвать только он. Как я жажду его грубого рукоприкладства и дикого траха.

Может, он и прав. Может быть, я мазохистка. Потому что я могу думать только о том, что он будет делать каждую ночь. Как он возьмет меня, отшлепает и сожжет мой мир.

Однако по утрам он уходит. Каждое гребаное утро он уходит, словно вор. Как будто я его шлюха и он не хочет, чтобы его видели со мной.

С тех пор как мы в первый раз поужинали в закусочной, он больше никогда не приглашал меня куда-нибудь. Я тоже не просила об этом, потому что это означало бы, что я хочу каких-то отношений с ним.

Я не хочу.

Единственное, чего я жду, – это чтобы он заскучал и оставил меня в покое.

Но, похоже, ему не скучно. Во всяком случае, его аппетит к моему телу, кажется, растет с каждым днем до такой степени, что он снова берет меня почти сразу после того, как кончает. Я не знаю, легко ли он возбуждается или обладает сильной выносливостью, но я знаю, что медленно, но верно подражаю его ритму.

Он заставил меня привыкнуть к нему – даже пристраститься, – так что все мои границы размылись.

Я говорю себе, что это неправильно, что я не должна хотеть такого мужчину, как Адриан, так плотски или с такой самозабвенностью. И все же, я также знаю, что не могу остановить это. К моему несчастью, это не только из-за его угроз и невидимой власти надо мной.

С тех пор как он появился в моей жизни, мои репетиции стали более плавными и легкими. Я никогда не вживалась в чью-то роль так, как в Жизель. В каком-то смысле я проецирую на нее свою ситуацию. Дело в том, что у меня не было другого выбора, как попасть в руки гораздо более могущественного человека, который может причинить мне боль.

Разница лишь в том, что я знаю, что меня ждет.

Что-то чисто физическое.

Единственная связь Адриана со мной – это стимуляция моего тела, чтобы он мог удовлетворить свое сумасшедшее сексуальное влечение. Но я использовала то, что у нас есть, чтобы понять характер Жизель.

Даже Стефани и Филипп заметили это. Режиссер говорил мне, что это его любимый спектакль, и я впервые с ним соглашаюсь. В первый раз я не думаю, что могла бы сделать лучше.

Стефани и Филипп продолжают отчитывать меня за то, что я больше не участвую в их ночных забавах. Они не знают, что у меня есть свои развлечения. И честно? Я предпочитаю проводить тихие ночи дома, а не в клубе.

Ну, настолько тихие, насколько это возможно при таком сексе.

В остальном ночи с Адрианом спокойны. Он сводит свои слова к минимуму, даже когда сам начинает разговор.

Мы говорим о моей репетиции, или он спрашивает, как у меня дела, и в итоге я говорю больше, чем нужно. Балет и классическая музыка – мои единственные темы одержимости, единственные вещи, о которых я могу говорить вечно, чтобы успокоить свои нервы. С тех пор как Адриан понял это, он спрашивает меня, как прошел мой день, как будто мы какая-то пожилая пара.

Когда я однажды возразила и спросила, как прошел его день, он поднял бровь и сказал.

– Ты уверена, что хочешь знать?

Нет. Я не хотела. Я действительно не хотела вспоминать о том, кто он и чем занимается. Мне легче чувствовать его внутри себя каждую ночь, когда я притворяюсь, что он просто незнакомец, с которым у меня ошеломляющая химия.

Только незнакомец.

По дороге домой с репетиции я заглядываю в бутик, чтобы купить новые трусики. Адриан порвал большую часть моих, даже когда я сказала ему, что сама их сниму.

Я колеблюсь перед рядом красным бельем, протягивая руку, чтобы осмотреть их низкий вырез и невидимое кружево. Я отдергиваю руку, прежде чем дотронуться до них. Боже, что я делаю? Неужели я действительно думаю надеть нижнее белье для Адриана?

Я собираюсь развернуться и направиться в секцию удобного нижнего белья, когда кто-то появляется рядом со мной.

Сначала я думаю, что это просто один из тех незнакомцев, которые подходят слишком близко, но потом я узнаю его кожаную куртку и черную шляпу, которую он носит слишком низко, держа телефон у уха. Затем мои ноздри наполняет знакомый запах: отбеливатель.

– Лука? – шепчу я.

– Не смотри на меня и продолжай рассматривать одежду, Герцогиня. За тобой следят.

Я смотрю вперед, пробегая пальцами по красному нижнему белью. Неужели за мной действительно следят? Я знала, что Адриан был чертовым преследователем. Пару раз я видела черную машину и тень его охранника Яна, но думала, что это единичные случаи. Мне следовало бы знать лучше.

– Достань телефон и притворись, что разговариваешь по нему. – говорит Лука своим беспечным голосом.

Я делаю, как он говорит, одна рука на нижнем белье, а другая прижимает телефон к уху. Лука всегда осторожен, чтобы его не застукали на людях. Вот почему в последнее время мы разговаривали только по телефону. Или, по крайней мере, до появления Адриана.

– Почему ты мне не перезвонил? – Я не скрываю обиды в своем голосе. Я действительно нуждалась в друге последние пару недель, и он единственный, кто у меня есть.

– Меня не было в стране. Кроме того, ты полна гребаных ловушек, Герцогиня. К тебе так же трудно подобраться, как и к президенту.

– Что?

– Адриан поставил тебя на прослушку. Твой телефон, твой дом. Даже твою машина.

Эта информация глубоко поразила меня. Даже если Адриан – преследователь, зачем ему утруждать себя прослушиванием всего? У него есть я, не так ли? Зачем ему регистрировать каждое мое движение? И тут меня осенило еще одно осознание.

– Подожди... Откуда ты знаешь об Адриане?

– Я знаю о тебе все, герцогиня. Мы обещали прикрывать друг друга, помнишь?

Я помню. С тех пор как мы сбежали из нашей прежней жизни, мы говорили, что у нас будет новое начало, которое не определяется тем, кем мы были. Лука выбрал совершенно другую дорогу.

– Он… – Я сглатываю. – Он опасен, Лука.

– Я тоже опасен.

– Нет. Он действительно опасен.

– Я думал, тебе понадобится моя помощь, чтобы избавиться от него. Ты его защищаешь?

Я делаю паузу. Я действительно хочу избавиться от Адриана, но прибегать к методам Луки – это не выход. Это ничем не отличается от действий Адриана.

Хотя Лука держал меня подальше от своего мира, я знаю, что он занимается темными делами с темными людьми. Он очень похож на Адриана, но я знаю его с детства. Я знаю, что он не причинит мне вреда.

– Я не защищаю его, – бормочу я.

– Так ты хочешь от него избавиться?

– Я не люблю причинять людям вред, Лука.

– Иногда приходится, иначе они причинят тебе вред.

Я молчу, обдумывая его любимые слова. У Луки всегда была такая философия о жизни и людях.

– Я избавлюсь от Адриана.

Его слова вызывают странный спазм в моей груди.

– Я сказала, что не хочу никому причинять вреда.

– Это не только из-за тебя, Герцогиня. Помнишь людей, на которых я работаю? Они хотят, чтобы он умер.

– Но почему?

– Потому что он слишком много знает о вещах, и, если он умрет, братство будет ослаблено.

Он действительно высокопоставленный, если такие люди, как случайные работодатели Луки, хотят, чтобы он умер. Только в каком бизнесе участвует Адриан? Я взяла на себя миссию не вмешиваться в эту часть его жизни, но разве это самое мудрое решение?

– Прежде чем я избавлюсь от него, мне нужно, чтобы ты присмотрела за ним, Герцогиня.

– Что? – шиплю я.

– Ты меня слышала. Я хочу знать, не возникнет ли чего подозрительного. В настоящее время ты самый близкий к нему человек и единственный, кто может понять его систему.

– Его систему?

– У него есть система, в которой он наблюдает за всеми и за всем, предсказывая события до того, как они произойдут.

Паттерны. Помнится, Адриан говорил, что верит в них. Вот почему он стратег.

Я слегка качаю головой, сжимая рукой белье. – Я не собираюсь быть твоим шпионом, Лука.

– Почему нет?

– Это Адриан. Он узнает.

– Он не узнает.

– Как ты можешь быть так уверен?

– Он ослеплен тобой.

Мои губы приоткрываются.

– Ослеплен мной? Ты, должно быть, шутишь.

– Я не шучу. Впервые в жизни дотошный Адриан Волков подпускает к себе женщину. Если это не слабость, то я не знаю, что это.

Мне не нравится мысль о том, что я – слабость Адриана. Чем больше Лука говорит, тем больше мне хочется заткнуть ему рот.

– Все, что от тебя требуется, – это вести себя так, как ты вела все это время. Не пытайся найти его жучки и не вылезай из-под его пальца.

– Нет.

– Лия... – его голос смягчается. – Ты забыла, что мы пообещали?

– Нет, но я также не подписывалась на участие в этой игре.

– Ты была подписана давным-давно.

– Что?

– Хочешь, я скажу тебе, кто стоит за смертью твоих родителей?

В груди у меня что-то глухо стучит, словно разбуженное дикое животное. Мои конечности дрожат, и черный ящик, кажется, приближается ко мне, как в детстве.

– Ты знаешь?

– Я же сказал, что узнаю, и сдержал слово.

– Кто это? – Мой голос дрожит, когда звуки того дня просачиваются обратно, тишина, крики, приглушенные шаги. В ушах у меня звенит от их резкости, и мне требуется все силы, чтобы удержаться на ногах.

– Это не так работает, Лия. Дай мне то, что я хочу, и я дам тебе то, что тебе нужно.

С этими словами он поворачивается и уходит. Смысл его слов остается со мной.

Я дам тебе то, что тебе нужно.

Лука сформулировал это идеально. Он, как никто другой, знает, что раскрытие правды о смерти моих родителей – это то, что преследует меня с тех пор, как я была маленькой девочкой.

Вот почему мне снятся эти висцеральные кошмары, и я принимаю эти таблетки. Вот почему я слишком боюсь жить и слишком боюсь умереть.

И чтобы освободиться, выбрать конечную цель, мне нужно шпионить за самим дьяволом.

Глава 16

Адриан

У меня мало времени.

На самом деле, у меня не было времени с момента первой встречи с Лией на парковке. Если бы это был любой другой человек, я бы покончил с этим, как только это началось.

Но это не так.

В течение последних четырех недель я торговался с самим собой, чтобы получить от нее то, что я хочу, и уйти. Бросить ее на съедение волкам, согласно первоначальному плану.

Но каждый раз, когда я вижу ее, погружаюсь в нее и владею ею, я жажду большего. Я думал, что уже вытрахал ее из своей системы, но оказалось, что это имеет противоположный эффект. Каждый раз, когда я прикасаюсь к ней, я жажду большего, и часть меня продолжает хотеть сделать следующий шаг и предложить ей еще одну из моих истин. Ту, которая либо сделает ее более подозрительной, либо полностью отдаст ее мне.

Теперь я серьезно обдумываю другие варианты того, как поступить с ней. Вечерняя встреча с Сергеем и Игорем тянется дольше, чем хотелось бы. Им обоим нужны отчеты об итальянцах, которые я еще не принес из-за одной балерины, которая не должна участвовать в этой жизни.

Но я уже притащил ее сюда. Это могло начаться в тот день, когда она увидела, как я убиваю, или в тот день, когда я пошел смотреть, как она сияет на сцене, или ее судьба могла быть решена в первый раз, когда я поцеловал ее – или трахнул.

Во всяком случае, Лия Морелли в деле.

Возможно, она не имеет ни малейшего понятия о том, что происходит, но ее жизнь и моя переплетены так тесно, что она никогда не узнает.

Я все еще цепляюсь за тот факт, что она достаточно далеко от братства и всего, что в нем есть. Она занимается балетом, а я – своими делами за кулисами.

Иметь дело с Сергеем и Игорем несложно. Они знают, что я не проваливаюсь. Пока что. Если им что-то нужно от Лучано, они это получат. Только метод мог измениться.

Ян издает скучающий вздох, как только мы садимся в машину. Коля, однако, встречает мой взгляд через зеркало заднего вида, нахмурив брови.

– Они становятся все настойчивее.

– Я займу их чем-нибудь. – Я смотрю на часы. Уже одиннадцатый час, так что Лия, наверное, крепко спит.

К черту долгие встречи.

Я набираю номер Бориса, того, кто наблюдал за Лией, и он берет трубку после одного гудка, говоря на грубом русском.

– Босс.

– Что-нибудь необычное сегодня? – спрашиваю я на том же языке.

– Все было как обычно. – Он делает паузу. – Перед тем как идти домой, она заглянула в магазин нижнего белья.

Я ничего не могу поделать с приподнятой бровью или эрекцией, которая прижимается к моим штанам при мысли о ней в нижнем белье. Моя Леночка покупала белье.

Это... интересно.

Она всегда носила простое нижнее белье и никогда не старалась выглядеть для меня презентабельно. Не то чтобы меня это волновало, но тот факт, что она сейчас прилагает к этому усилия, интригует меня больше, чем следовало бы.

– Что-нибудь еще, Борис?

– Ничего необычного, босс.

Я вешаю трубку, постукивая пальцем по бедру. Лия купила нижнее белье, и меня не было рядом, чтобы развернуть его – и ее. Сергей и Игорь выбрали самое неподходящее время.

– Сэр.

Я поднимаю голову на голос Коли. Ян курит, а я даже не заметил, как он закурил. Я вздыхаю.

– Потуши сигарету, Ян.

– Она почти закончена. – Он делает паузу, потом добавляет, как бы спохватившись. – Сэр.

– Ян, – Коля толкает его локтем.

– Прекрасно. Что угодно. – Ян делает последнюю затяжку и, ворча, выбрасывает сигарету в окно. – О чем ты хочешь поговорить, Коля? Во всяком случае, мы все слушаем.

Мой старший охранник игнорирует его, сосредоточившись на мне.

– Терпение Сергея и Игоря не может продолжаться так долго.

– Я знаю. – Я смотрю в окно на огни города.

– Если ты знаешь, почему не действуешь?

– Коля, сволочь! Ты намекаешь, что он ранит Лию? – В голосе Яна слышится неодобрение. – Она ничего не сделала.

– Причиню я ей боль или нет – это не твоя забота. И с каких это пор ты ее защитник, Ян? – Мой тон более едкий, чем обычно.

– Она... невиновна, босс. Она ничего не сделала, чтобы заслужить... – он замолкает.

– Меня? – Я заканчиваю за него.

– Я этого не говорил.

– Тебе и не нужно было.

И в каком-то смысле он прав, но невиновность не освобождает ее от судьбы. Однако такие люди, как Ян, все равно попытаются облегчить свою совесть. У меня никогда не было этого – то есть совести, – поэтому я не беспокоюсь об этом.

Машина останавливается на стоянке Лии, но я не сразу выхожу. Вместо этого я зацикливаюсь на обоих моих охранниках. – Мне нужно больше людей для Лазло Лучано, как можно больше.

– Мы за ним уже следим. – говорит Коля.

– Этого недостаточно. Мне нужен полный отчет о его ежедневных привычках, о местах, где он часто бывает, и даже о том, во сколько он просыпается и ложится спать. Я хочу знать, как он питается и как ведет себя, и пусть хакеры покопаются в его и его жены телефонах и ноутбуках. Не позволяйте его подчиненным заподозрить неладное, потому что он более параноик, чем Лазло, и отреагирует на малейший триггер. Я не хочу ошибок.

– Но почему? – Ян снова поворачивает ко мне голову. – Что нам даст эта информация?

– Я разрабатываю другой план. – И с этими словами я выхожу из машины.

Мне не нужно много времени, чтобы добраться до квартиры Лии. Я полностью готов к темноте и нахожу ее спящей. Я не спросил Бориса, ужинала ли она, и у меня не было времени проверить камеры наблюдения во время встречи с Сергеем и Игорем.

Автоматический свет гаснет у входа, как только я оказываюсь внутри. На заднем плане играет тихая симфоническая музыка. Я с удивлением обнаруживаю ее маленькую фигурку, лежащую на диване. Лия спит на боку, подложив руку под ухо, и укрыта пушистым шерстяным одеялом.

Ее губы слегка приоткрыты, а ноги поджаты. Она такая мягкая, такая хрупкая, моя Леночка. Она может быть помечена так же легко, и та часть меня, часть, которой я не должен придавать значения, требует этого.

Я выключаю музыку с помощью пульта и планирую отнести ее в спальню, но как только звук затихает, ее глаза распахиваются.

Она садится прямо, и когда ее взгляд встречается с моим, паника и что-то еще кружится в глубине завораживающей синевы.

Ненавижу этот взгляд. Я хочу стереть его, чтобы это не было ее первой реакцией на меня.

Прошло уже больше месяца, а она все еще считает меня злодеем, каким обрисовала в тот первый раз. Хотя вначале мне было наплевать на ее ярлыки, теперь я хочу, чтобы она ослабила свою бдительность, когда рядом со мной, за исключением того, чтобы мне приходилось прикасаться к ней сексуально.

Лия может наслаждаться моими прикосновениями и даже жаждать разврата, но она все еще окружает себя колючей проволокой и смертельными шипами, о которых упоминала на днях.

Провода и шипы я планирую искоренить.

– Адриан, – тихо произносит она, заправляя волосы за уши. – Я думала, ты не придешь.

– Я здесь, не так ли?

Ее поведение застывает, вся мягкость исчезает с ее тонких черт.

– И как долго? До утра?

– Столько, сколько мне будет угодно.

– Ты не можешь приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится. Я не твоя шлюха.

– Тогда кто же ты?

Я могу сказать, что мой апатичный тон выводит ее из себя, так как ее щеки становятся темно-красными.

– Я не хочу быть твоим кем угодно.

– А ты уверена, что не наоборот?

– Перестань вставлять мне слова в рот, ты сумасшедший, больной ублюдок.

– Один удар.

– За то, что назвала тебя тем, кто ты есть?

– За то, что ты злишься на себя по нелогичным причинам и срываешь злость на мне. А теперь иди сюда

– Нет.

– Два. Если ты не сделаешь то, что тебе скажут в следующую секунду, счет будет продолжать расти.

Она сердито смотрит на меня, скрестив руки на груди.

– Три. Я вижу, что порка больше не действует на тебя. Ты привыкла к своим наказаниям, Леночка?

– Тебе нужна помощь, окей?

– Четыре. И тебе тоже, потому что я вижу предвкушение в твоих красивых глазах.

– Это называется ненависть.

– Пять. – Я на секунду замираю. – Шесть. – Еще. – Семь.

Ее лицо краснеет еще больше, и я могу сказать, что она борется со своей гордостью, чтобы спасти себя. Что она знает, что я не отступлюсь, и это плохо кончится для нее, если она будет продолжать в том же духе.

Наконец она вскакивает на ноги, ее глаза сверкают огнем.

– Прекрасно. Делай свои шлепки и оставь меня в покое.

– О, нет, – я расстегиваю ремень и вытаскиваю его. – Я совершенствую свои методы.

Глава 17

Лия

Прилив адреналина сковывает мои конечности, и острая потребность пульсирует в моих венах.

Бежать.

Спрятаться.

Беги и спрячься.

Но я застыла на месте.

Ни один мускул не шевелится, когда я смотрю на ремень в руке Адриана. Он дважды обматывает его вокруг своих мужественных пальцев, демонстрируя, что он приготовил для меня.

Мои ноги застывают на месте, и его отпечатки ладоней на моей заднице со вчерашнего вечера начинают пульсировать, покалывать, гореть.

Теперь я понимаю, что не должна была провоцировать его, не должна была чувствовать себя достаточно уверенно, чтобы думать, что выиграю это дело и выйду из него невредимой. Мы с ним по разные стороны шахматной доски, и нет места для того, чтобы играть в одну и ту же игру.

После того, что сказал мне Лука, я должна была вести себя как можно лучше, должна действовать, чтобы наблюдать за Адрианом, но мое разочарование взяло верх.

Потому что несмотря на то, что он владел мной каждую ночь и заботился обо всех моих потребностях, я была ничем иным, как шлюхой, с которой он проводил свои ночи.

Вот почему я бросила ему вызов, и вот почему я сейчас заплачу́.

Именно тогда я понимаю, что медленно качаю головой, все еще сосредоточенная на его ремне.

Он выглядит больше, чем в жизни, одетый в белую рубашку и темно-серые брюки, которые соответствуют цвету его неумолимых глаз. Адриан всегда был силой, с которой приходилось считаться, прекрасным мастером манипуляции. Как будто он родился с красивым лицом, чтобы помочь ему ослабить охрану людей, прежде чем он нападет.

В настоящее время я одна из таких людей.

Потому что я не сомневаюсь, что он идет за мной и что я полностью в ловушке без выхода.

– Встань на колени лицом к дивану, Лия, – твердый тенор его голоса посылает дрожь по моему напряженному позвоночнику.

Я продолжаю качать головой, и в моей груди вспыхивает ужас. Если его рука приносила неизмеримую муку, только отшлепав меня, его ремень будет чистой пыткой.

– Ты можешь принять наказание сейчас или... – он замолкает, его взгляд блуждает по моим обнаженным бедрам. Я одета в хлопчатобумажную рубашку, которая заканчивается ниже моей задницы, едва скрывая мои трусики. Верхние пуговицы расстегнуты, а материал выреза соответствует пушистым носкам, покрывающим мои ноги.

– Или что? – бормочу я, извиваясь под его пристальным взглядом.

Его взгляд снова скользит по моему лицу.

– Или ты можешь принять его позже, когда счет увеличится.

– Ты действительно думаешь, что это выбор?

– Так как у тебя есть два варианта. Тебе решать, какой из них менее болезненный.

– Они оба болезненные.

– Верно, но один определенно милосерднее другого.

– Ты совсем не милосерден, Адриан. Ты болен.

– А твои ярлыки становятся скучными и однообразными, Леночка, – он хватает меня за волосы, и я вскрикиваю, когда он разворачивает меня и толкает на колени. Они тонут в ковре, когда он одним махом стягивает рубашку через мою голову.

Я задыхаюсь, когда мурашки бегут по моей коже. Мои соски превращаются в чувствительные бутоны, пульсирующие и пульсирующие в ритме, который совпадает с тем, что находится в моей сердцевине.

Адриан отбрасывает рубашку в сторону и прижимает меня к дивану, так что мои ноющие соски соприкасаются с поверхностью. Я подавляю стон от мучительного ощущения. Неважно, как сильно я борюсь с собой или с ним, в тот момент, когда он прикасается ко мне, как будто владеет мной, болезненное удовольствие течет по моим венам.

Он протягивает руку между мной и диваном, затем щиплет болезненно твердый сосок, крутя его между большим и указательным пальцами, пока я не издаю прерывистый стон.

– Всегда чуткая и отзывчивая, моя Леночка. Тебе нравится, когда я мучаю твои розовые соски, пока ты не промокнешь насквозь?

– Мммм…

– Тебе нравится подготовка к тому, что должно произойти, и предвкушение, которое это создает в твоей маленькой киске? – Он снова крутит мой сосок, и это движение, вкупе с его грубыми словами, почти отправляет меня за край.

– О... Боже… Адриан…

– Да, я. Только я. – Его голос понижается, когда он хватает меня за волосы и тянет назад. Я зависаю в воздухе, обеими руками вцепившись в диван, а он смотрит на меня сверху вниз и все еще щиплет за сосок. – Скажи это.

– Сказать… ч-что?

– Что я единственный, ради кого ты промокаешь. Единственный, кому ты позволяешь мучить свои соски и трахать свою тугую киску, пока ты не иссякнешь.

Мои бедра сжимаются от его слов, но я не могу говорить, даже если бы попыталась.

Его пальцы впиваются в мой череп, и его хватка становится безжалостной, не подлежащей обсуждению, в то время как его потемневшие глаза держат меня в интимной клетке.

– Скажи, это только ты, Адриан.

– Это... только... ты… Адриан…

– Я ведь единственный, кто тебя трогает, правда, Леночка?

– Да…

– Единственный, кому ты полностью отдаешься?

– Да.

– Единственный, кто тебя наказывает?

– Да… – Я на мгновение закрываю глаза, ужасаясь тому, насколько правдивы мои слова.

Насколько... освобождающе.

Адриан толкает меня вниз за волосы, так что моя щека касается теплой поверхности дивана, а затем отпускает. Но он не исчезает, стоя позади меня, как угроза и обещание.

Он обхватывает рукой мои трусики, и я вскрикиваю, когда он срывает их одним диким рывком, который покрывает мою внутреннюю поверхность бедер возбуждением.

– Не мог ы ты перестать портить моё нижнее бельё? – Я выдыхаю.

– Я уничтожу все, что встанет у меня на пути. – Его спокойно произнесенные слова посылают острую боль вниз по моей спине, невысказанное намерение связывает меня в узлы.

Я прекрасно знаю, что Адриан опасен, убийца, и к тому же безжалостный. Поэтому я не сомневаюсь, что он погубит даже меня, если я встану у него на пути.

Эта мысль обвивает призрачными пальцами мою шею. Если Адриан узнает, что я шпионю за ним, он без колебаний задушит меня, разорвет на части.

Убьет меня.

Его кулак снова сжимает мои волосы, привлекая мое внимание к настоящему.

– О чем ты думаешь?

– У меня осталось очень мало трусиков, – выпаливаю я.

– Ты можешь купить новые. – Его голос понижается, когда он шепчет мне на ухо. – Теперь считай.

Свист эхом разносится в воздухе, прежде чем первый удар обрушивается на мою задницу. Я кричу, мой крик отражается от стен.

Черт возьми.

Мне никогда не было так больно. У меня как будто кожа лопается, но это не так. Боль застряла между воздухом и ремнем.

– Мы начнем все сначала, Лия.

– Н-но почему?

– Я велел тебе считать.

Его ремень снова опускается на мою задницу, и это еще хуже, чем в первый раз, обжигая мою кожу и вырезая себе место под ней.

– Может, мне начать все сначала? – Его голос беспечен, но не может быть более жестоким.

– Один… – хнычу я.

Взмах. Шлепок.

– Два! – Я кричу, слезы собираются в уголках моих глаз, и мое неровное дыхание отскакивает от дивана.

Шлепок.

– А-а-а... три… – Мой голос срывается, когда мои ноги дрожат, а желудок переворачивается.

Вот когда я это чувствую.

Глубокое сокращение живота и резкий палец, пробивающийся сквозь мои складки.

– Ммм. Я знал, что тебе нужна боль вместе с удовольствием, Лия.

– Нет... нет… – Я хочу стереть доказательства, по которым он скользит пальцами, возбуждение, глубокое покалывание, которое я чувствовала всего несколько раз, прежде чем это началось, когда он толкнул меня лицом вниз на стол и взял меня, не сдерживаясь.

Только теперь это, кажется, усилилось, достигнув новой высоты, о существовании которой я и не подозревала.

О Боже.

Неужели со мной действительно что-то не так? Вот почему я так реагирую на его извращенное наказание и садистское доминирование?

– Отрицай это сколько хочешь, Лия, но твоя киска знает, чего хочет.

Взмах. Шлепок.

Взмах. Шлепок.

Моя задница пульсирует, и мое возбуждение продолжает покрывать его пальцы. Бесстыдно. Беспрестанно.

– Четыре... пять… – Мой голос заканчивается хриплым криком, когда он снова хлещет меня. – Шесть!

Я сейчас вся в слезах. Мои слезы мочат диван и просачиваются в рот, заставляя меня чувствовать соленый вкус. Блестящий пот покрывает мою кожу и горящую задницу.

Хотела бы я, чтобы это было все.

Я хотела бы рыдать только из-за боли, но моя киска пульсирует с такой же яростной потребностью, как пламя, взрывающееся на моей заднице. Потребность в освобождении когтей, чтобы освободиться.

Звук ремня в воздухе добавляет еще больше мучений и предвкушения предстоящего удара. Когда он встречается с моей плотью, я рыдаю. – Семь…

Я хочу вздохнуть с облегчением, что все кончено, но боль в моей киске запрещает мне это. Если порка что-то и сделала, то это определенно заставило меня разгорячиться, покалывать и чертовски нервничать.

Ремень падает на пол, и Адриан отпускает мои волосы. Кажется, он, наконец, закончил, но я чувствую, как он опускается на колени на ковер позади меня.

Прежде чем я успеваю посмотреть, что он делает, его руки хватают мои ноющие ягодицы, и он раздвигает их. Я стону от боли, облегчения и чего-то еще.

– Адриан… – всхлипываю я. – Я... пожалуйста.

– Пожалуйста, что, Лия?

– Я... не знаю.

– Конечно, ты знаешь. Ты просто не хочешь в этом признаться.

– Пожалуйста.

– Пожалуйста, заставить тебя кончить?

Я поджимаю губы, чувствуя вкус слез.

– Скажи это, Лия.

Я слегка качаю головой.

– Чем больше ты мне сопротивляешься, тем сильнее я тебе отказываю.

– Я не могу этого сказать.

– Да, ты можешь. Ты должна признаться мне в своем удовольствии, иначе не получишь ничего.

Я смотрю на него сзади. Он такой широкий по сравнению с моим крошечным телом, что это одновременно пугает и возбуждает.

Этот человек будет брать мня, как будто ему всегда было суждено, он будет владеть мной только потому, что хочет, но он также готов отдавать так же сильно.

Однако за это ему придется заплатить высокую цену – мое полное подчинение.

– Должен ли я заставить тебя кончить или оставить тебя разгоряченной и обеспокоенной?

Я сглатываю.

– Я свяжу тебя, чтобы ты не трогала себя всю ночь, Лия.

Мои губы дрожат.

– Не надо…

– Скажи эти чертовы слова.

Я судорожно втягиваю воздух.

– Пожалуйста…

– Что «пожалуйста»?

– З-заставь меня кончить, – шепчу я.

– Я этого не слышал.

– Я хочу кончить.

Его лицо расплывается в прекрасной жестокой улыбке, которая врезается прямо в мою пульсирующую грудь.

– Вот. Хорошая девочка, Леночка.

И с этими словами он ныряет между моих ног, его горячий язык скользит от моих складок к моему набухшему клитору.

Святое…

– Адриан... о-о-о... – Мой голос срывается, когда он засовывает свой язык в мой вход. Его большие руки мнут мою задницу, добавляя резкий привкус боли к удовольствию, которое он вызывал в моей сердцевине.

Он трахает меня языком, как будто это продолжение его наказания, но в то же время — это самая эротичная вещь, которую я когда-либо испытывала.

Его язык, входящий и выходящий из меня, облизывающий, кусающий, сосущий, в сочетании с ожогом в моей заднице, слишком сырой, слишком горячий.

Просто слишком много.

Когда он покусывает мой клитор, я кричу от оргазма, кончая на язык Адриана. Это самое сильное, что у меня было. И самое ужасное тоже. Мне кажется, что я никогда не спущусь, что все вокруг гудит и жужжит, и мое бедное сердце остановится, не в силах принять все это.

Я хочу рухнуть здесь и сейчас, но меня больше тянет посмотреть на него, чтобы закрепить этот момент, прочитав выражение его лица.

Все еще сжимая мою задницу, Адриан расстегивает молнию на брюках и выпускает свой бушующий стояк. Я сглатываю от его размеров. Его член такой же, как и все остальное, красивый и страшный.

Он делает один сильный удар, от которого у меня перехватывает дыхание. Мне нравится, когда он прикасается к себе с такой уверенной мужественностью. Капля предэякулята стекает по всей его длине, и я ловлю себя на том, что хочу облизать свои губы и его.

Все еще сжимая член одной рукой, он обхватывает мою челюсть, скользя большим пальцем по моему залитому слезами лицу.

– Я люблю, когда ты плачешь, потому что твое крошечное тело не может вместить удовольствие, которое я тебе даю. Мне чертовски тяжело видеть твои слезы возбуждения. Ты плакала во время секса с другими ублюдками?

– Нет, – шепчу я, странно возбужденная его словами. Неужели я больна тем, что счастлива, что ему нравятся мои слезы удовольствия?

Его серые глаза темнеют от неприкрытого собственничества, когда он прижимается к моим щекам.

– Это ведь только мои слезы, правда, Леночка?

– Да…

– И так будет всегда.

– Да…

Он наклоняется так, что тепло его груди оказывается в дюйме от моей спины, и его горячее дыхание щекочет мне щеку.

– Я собираюсь трахнуть тебя, а ты будешь плакать для меня.

Мой позвоночник покалывает, и оргазм, который все еще не освободил меня, врывается с разрушительной силой.

Адриан врезается в меня одним безжалостным ударом, который выбивает дыхание из моих легких и мысли из моей головы.

– Черт, – стонет он, когда оказывается глубоко внутри меня, и я отвечаю ему стоном, потому что, сколько бы раз он ни делал это, быть с ним в такой близости всегда кажется новым. Как будто это наш первый раз, или еще хуже, как будто мы оба становимся более зависимыми с каждым прикосновением, каждым трахом, каждым соединением наших тел.

Адриан хватает меня за волосы и за задницу, когда глубоко входит в меня, ударяя по этому чувствительному месту снова и снова.

Я так близка к краю, что снова всхлипываю. Слезы текут по моим щекам, и мои стоны эхом отдаются в воздухе.

Он отпускает мои волосы и скользит своими сильными, тонкими пальцами по моей щеке, вытирая слезы, прежде чем прижать средний и указательный пальцы к моим губам. Я открываю, позволяя ему просунуть их внутрь.

– Эти слезы и стоны, черт возьми, мои, Леночка.

Я посасываю его пальцы в ответ, пока он скользит ими в мой рот и обратно, подстраиваясь под ритм его члена внутри меня.

В тот момент, когда он шлепает меня по горящей заднице, я снова кончаю, сжимаясь вокруг него с бессловесным криком.

Адриан присоединяется ко мне вскоре после этого, его тело напрягается, прежде чем знакомое тепло его семени наполняет меня.

Затем, в разгар плотского наслаждения, все становится черным.

Глава 18

Лия

Я смутно ощущаю сильные руки, несущие меня в своем коконе. Те, которые я узнаю даже с закрытыми глазами.

Меня укладывают на мягкий матрас, и теплая ткань протирает ложбинку между грудями, задевая соски, прежде чем скользнуть к липкой сердцевине.

– Мммм. – Я вздыхаю в полусонном состоянии, наслаждаясь успокаивающим ощущением.

Я, наверное, никогда бы не призналась в этом вслух, но последующая забота Адриана вызывает привыкание. Она такая нежная по сравнению с его грубыми прикосновениями. И такая терпеливая. Он тратит свое время, очищая каждую мою пору, как будто находит удовольствие в том, чтобы прикасаться ко мне таким образом.

Я уже почти засыпаю, как обычно, когда в тишине раздается его сильный голос.

– С кем ты разговаривала в магазине нижнего белья, Лия?

Мои глаза резко распахиваются, дыхание прерывается, когда я вижу, что он стоит над моей лежащей позой, контуры его лица затенены темнотой.

– Ч-что?

–Мужчина, перед которым ты трогала красное белье. Кто он такой, черт возьми?

Дерьмо!

– А-Адриан…

Его рука обхватывает мою челюсть.

– Будет лучше, если ты будешь свободно разглашать информацию, или я найду его и вырву сердце прямо у тебя на глазах.

– Нет, Адриан... Пожалуйста.

– Кто он? – Его тон пугающий, резкий.

Я отчаянно мотаю головой.

– Это был я.

Наше внимание переключается на фигуру, скользящую в мою комнату с балкона. Я задыхаюсь, когда в поле зрения появляется Лука с пистолетом.

– Похоже, Волков, тебе придется умереть раньше, чем позже. – А потом он стреляет, пуля попадает прямо в грудь Адриана, и он падает лицом мне на колени, кровь взрывается на его белой рубашке.

– Не-е-ет! – кричу я, вскакивая.

Мои глаза открываются, и я быстро замечаю окружающее. Я в своей комнате, утренний свет просачивается сквозь муслиновые занавески балкона.

Луки нет в поле зрения.

Крови тоже нет.

Пожалуйста, скажите мне, что это был кошмар. Пожалуйста.

Дрожащими пальцами я достаю телефон и ищу номер Адриана. Он оставил его в первый раз, когда был здесь на случай, если он мне понадобится, но он всегда тот, кто пишет, чтобы спросить, что я хочу на ужин.

Это мой первый контакт с ним.

Мой нетвердый большой палец скользит по его имени, и я подношу телефон к уху. Я дрожу, мои конечности потеют, когда я слушаю его звон.

Пожалуйста, скажите мне, что он занят работой или чем-то еще, когда покидает мою квартиру.

Тяжелые шаги раздаются снаружи спальни, прежде чем в дверях появляется Адриан, одетый только в боксерские трусы. Блеск пота покрывает его загорелую кожу, заставляя полные рукава татуировки сиять в утреннем сиянии. Его великолепные мышцы живота и груди пульсируют при каждом движении.

Его длинные ноги останавливаются, когда он показывает на телефон в руке.

– Ты звонила мне?

Сначала я не верю своим глазам. Я думаю, что это еще одна больная игра моего воображения. Что это кошмар, а тот, что был раньше, – реальность.

Я впиваюсь ногтями в запястье и облегченно вздыхаю, когда на поверхность вырывается боль.

Не раздумывая, я выбираюсь из постели. Затем я вскрикиваю, спотыкаясь о простыни, когда жгучая боль взрывается в моей заднице.

Черт возьми. Это больно.

Через секунду Адриан уже рядом, хватает меня за руку, чтобы я не упала.

Я держусь за его предплечье, восстанавливаю равновесие и изучаю его грудь и бок, убеждаясь, что это действительно был кошмар.

– Успокойся, Леночка. Мы не хотим, чтобы ты повредила эти талантливые ноги. – В его голосе слышится легкое веселье.

Мои губы приоткрываются от того факта, что впервые я не подумала о своей одержимости держать ноги в безопасности в спешке, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

Вот тогда-то меня и озаряет нынешняя ситуация.

– Ты... здесь.

– Разве это не очевидно?

– Но ты всегда уходишь по утрам.

– Сегодня у меня нет ранней работы.

– А. – Так вот почему он все это время уходил рано? Или это только еще одно оправдание?

– А – это не слово. Используй настоящее.

Я краснею от очевидного способа, которым он открыто изучает мою наготу. Я ловлю себя на том, что тоже наблюдаю за ним, за тем, как его мускулы натянуты до совершенства или как тонкие волоски спускаются к поясу его боксеров.

– Что… – Я сглатываю. – Что ты делал?

– Отжимался.

Пот имеет смысл, но я все еще не могу отвести от него взгляд. У Адриана есть физическое совершенство, которое так отличается от того, что я видела раньше. Я привыкла видеть моделей и танцоров, которые не стесняются снимать одежду и переодеваться в полулюдных местах. Но этот тип красоты красив – даже эстетичен. Адриан суров, суров и обладает острыми чертами, которые дополняются его спокойной, но безжалостной личностью.

– Почему ты мне звонила?

Я заставляю себя поднять взгляд к его лицу.

– Хм?

Его губы дергаются в подобии улыбки.

– Телефонный звонок, Лия.

– Ээ… просто.

– Люди не звонят просто так.

Я ломаю голову над чем-то, потому что на самом деле не хочу говорить ему, что я была на грани гипервентиляции из-за внутреннего кошмара, который я видела о нем.

– Лия… – Это одно-единственное слово, но предупреждение ясно. Адриан иногда чертовский диктатор, клянусь. Он не терпит, когда его вопросы игнорируют, и будет продолжать требовать ответа, пока я, наконец, не дам его.

– Я хотела спросить, что ты принесешь сегодня на ужин, – выпаливаю я.

– Я могу принести тебе все, что ты пожелаешь, но, вероятно, не смогу.

Я борюсь с разочарованием, которое опускается на дно моего желудка.

Адриан поднимает бровь.

– Ты не собираешься спросить меня, почему?

– Мне все равно. – говорю я с таким упрямством, что даже меня это ошеломляет.

– Как пожелаешь. – Он обнимает меня за талию и прижимает к своей груди. Мои нежные соски твердеют на его коже, и я прерывисто втягиваю воздух через приоткрытые губы.

Закончится ли когда-нибудь это притяжение между нами? Будет ли когда-нибудь день, когда я буду рядом с Адрианом и не захочу быть ближе?

– Прошлой ночью тебе не снился кошмар, – бормочет он.

Это потому, что он приснился сегодня утром.

Я хмурюсь.

– Откуда ты знаешь, что мне снятся кошмары? Подожди... ты наблюдаешь за мной, когда сплю?

– Я наблюдаю.

Мой рот открывается, и когда он не находит слов, чтобы сказать, он снова закрывается. Это не должно быть сюрпризом, так как он укладывает меня каждую ночь, но мне не нравится, что он наблюдает за мной в моей самой уродливой форме.

– Знаешь, для того, кто утверждает, что не является преследователем, у тебя явно преследовательское поведение, Адриан.

– Преследователь никогда бы открыто не признался, что наблюдал за тобой, пока ты спишь. Во всяком случае, они будут держать это в секрете как можно дольше.

Я, прищурившись, смотрю на него.

– Ты все еще преследователь.

– Как скажешь.

– Тебе действительно все равно, не так ли?

– Нет, и тебе тоже должно быть все равно, Леночка. Мир ничего не значит, если ты решишь, что это не так.

– Я не ты, Адриан. Мне не все равно.

– Зачем тебе это, если это только навредит тебе? – Его рука скользит кругами по моей пояснице, вызывая дрожь на коже. – Ты лучше этого.

– Нет, это не так.

– Да, это так.

– Откуда ты знаешь?

– Я просто ... – в его глазах появляется странное выражение. Оно короткое и быстро исчезает, когда он говорит. – С каких пор у тебя начались кошмары?

– Никакой конкретной даты. Они есть у всех.

– Не такие, как у тебя. Они кажутся более... грубыми.

– Это потому, что они такие. Иногда мне требуются долгие минуты, чтобы отличить реальность от кошмара. Иногда то, о чем мне снится кошмар, сбывается. – Мои губы дрожат, когда я вспоминаю, как его застрелил Лука. Это тоже что-то, что произойдет в будущем?

– Полагаю, это началось очень давно?

Я стряхиваю с себя эти мысли.

– С самого детства. Откуда ты узнал?

– Они кажутся глубоко укоренившимися, и события детства могут породить такой тип дикого подсознания.

– Теперь ты мой психоаналитик?

– Нет, не твой психоаналитик. Я просто пытаюсь лучше понять эту часть тебя.

Не знаю, почему это согревает мое сердце, почему при этих словах все во мне становится еще нежнее. Он не должен беспокоиться, он действительно не должен, так почему же он беспокоится?

– Тут нечего понимать, особенно когда я сама этого не понимаю.

– Хм. Посмотрим.

Я замолкаю, наблюдая за непринужденным выражением его лица.

– А что насчет тебя?

– Меня?

– Ты знаешь о травмах, полученных в детстве, потому что сам через что-то прошел?

– Возможно.

– Это «да» или «нет»?

– Ни то, ни другое.

– Это несправедливо, если ты единственный, кто знает обо мне все, Адриан.

– Я же сказал. Справедливости не существует. Кроме того, разве не ты ясно дала понять, что не хочешь иметь со мной ничего общего?

– Я передумала.

– Почему?

– Ну, ты явно не оставишь меня в покое, так что я, по крайней мере, смогу узнать тебя получше.

– Значит, ты можешь сбежать от меня?

– Н-нет.

– Ты лжешь, и это первый удар за день. – Он прищуривается. – Но это не имеет значения, потому что ты не сможешь.

Обещание в его словах пробивает меня до костей, и мне требуется несколько вдохов кислорода, чтобы прийти в себя.

– Тогда расскажи мне.

– Что ты хочешь узнать?

– Твое детство. В нем что-то произошло?

– На самом деле вопрос в том, чего не произошло.

– Твоя мачеха была злой?

Далекий ностальгический взгляд наполняет его глаза.

– Все было наоборот. Моя мать была злодейкой, а мачеха – настоящей диснеевской принцессой, которую не удалось спасти.

Это первый раз, когда он так открыто говорит о своей семье.

– Почему твоя мать была злодейкой?

– Злодеям не нужны причины.

– Да, это так. Ты сам сказал, что они герои в своих историях и, следовательно, чего-то хотят.

– Ты помнишь все, что я говорил, Леночка?

– У меня хорошая память. – Мои щеки пылают. – Ну так?

– Что ну так?

– Почему она была злодейкой?

– Власть. Это была ее первая и последняя цель, и тетя Анника встала у нее на пути, и, хотя это было не по ее воле, она все равно заплатила за это.

– Какую цену? – Мой голос низкий, затравленный, как и его взгляд.

– Ее жизнь. Она умерла, когда мне было семь.

И тут до меня доходит. Судя по тому, как он ностальгически говорит о своей мачехе и даже называет ее тетей, он, должно быть, любил ее. Должно быть, у него с ней была какая-то связь. Я почти могу представить себе маленького Адриана, держащегося за свет своей мачехи, потому что его мать и его отец-гангстер не излучали его.

После ее смерти, я полагаю, часть его тоже умерла. Его человеческая сторона. Вот почему он теперь бесчувственный монстр, который не заботится ни о чьих требованиях, кроме своих собственных.

– Ты скучаешь по ней? – шепчу я.

– Она мертва.

– Ты все еще можешь скучать по ней.

– Я не могу.

– Почему нет?

– Потому что я понятия не имею, что означает это слово.

– Ты не знаешь?

– Не в практическом смысле, нет.

– Я могу объяснить. Это когда…

– Я не хочу, чтобы ты объясняла, – обрывает он меня.

– Но…

– Брось, Лия, – язвительность в его тоне говорит о том, что он закончил развлекать меня вопросами.

Я свирепо смотрю на него.

– Ты невыносим.

– Если ты так говоришь.

Его рука опускается, пока он не обхватывает мою ягодицу. Я вздрагиваю, хватаясь за его мускулистый бицепс для равновесия.

– Тебе больно. Позволь мне позаботиться об этом.

Он садится на кровать и притягивает меня к себе на колени.

Эта поза настолько уязвима, что заставляет жар подниматься к моим щекам, и я извиваюсь.

– Я могу лечь на кровать.

Я всхлипываю, когда Адриан обхватывает мою атакованную ягодицу.

– Или ты можешь сидеть спокойно.

Он тянется за мазью, которую держит на моем ночном столике. Мое внимание отвлекают замысловатые татуировки на его руках, то, как они кружатся вокруг его кожи, добавляя еще один таинственный слой к его личности.

– Что означают эти татуировки? – спрашиваю я, прежде чем успеваю остановиться. Я всегда хотела знать, но решила, что он не ответит. Этим утром он почему-то чувствуется ближе. Может быть, потому, что он не ушел до того, как я проснулась, или потому, что он рассказал мне о себе, как это делают нормальные пары.

Подождите. Мы не пара.

Верно?

Адриан достает мазь и намазывает прохладный крем на мой зад. Я вздрагиваю, но вскоре стону, когда он нежно втирает ее.

– В Братве каждая татуировка имеет смысл. – Его голос так же холоден, как и его повторяющиеся удары.

– Например?

– Красная роза означает, что я убивал раньше.

Я сглатываю от этого напоминания.

– В чем дело, Леночка? Я думал, ты хочешь знать.

– Я хочу, – выпаливаю я. – Это карта России?

– Правильно.

– Ты любишь ее, Россию?

– Что это за вопрос? Кто не любит свою страну?

– Я имею в виду, любишь ли ты ее настолько, чтобы вытатуировать на себе?

– Нет. Это по другой причине.

– Что за причина?

– Каникулы, которых у меня никогда не было в детстве.

– Так вот почему у тебя на ней компас?

– Это чтобы напомнить мне, как далеко я зашел.

– А как насчет черепа?

– Это потому, что я вор.

– Вор?

– Хм. Как это объяснить? Братву еще называют Ворами, то есть мы воры.

– Значит, это братство воров?

Он проводит пальцем по моим складкам.

– Что-то в этом роде.

Я подавляю стон.

– Тебе нравится? Быть вором.

– Мне нравится прилив адреналина, который это приносит.

– Значит, тебе нравится этот образ жизни?

– Да, нравится.

Укол разочарования пронзает меня от его напористых слов. Я не знаю, почему какая-то часть меня надеялась, что у него не было выбора быть тем, кто он есть, что он может уйти, если захочет. Но я только обманывала себя. Адриан добровольно выбрал эту жизнь, потому что она ему нравится, и ничто не удержит его от нее.

Отпуская эту тему, я погружаюсь в ощущения, которые он вызывает во мне, как он гладит мою задницу и скользит пальцами по моим складкам и к моему входу.

Мои глаза закрываются, когда я прижимаюсь щекой к его обнаженному бедру.

Горячее дыхание щекочет мне ухо, когда он шепчет.

– Не засыпай, Леночка.

– Ммм. Я не засыпаю.

– Хорошо. Потому что я собираюсь трахнуть тебя так сильно, что ты будешь чувствовать меня внутри себя до завтра.

Глава 19

Лия

Адриан сдержал свое обещание.

Репетировать – это пытка. Я чувствую его с каждым движением, с каждым прыжком, с каждым чертовым шагом. Мне пришлось надеть мальчишеские шорты, чтобы прикрыть рубцы на бедрах. Каждый раз, когда я прикасаюсь к ним, я вспоминаю прошлую ночь и то количество удовольствия, которое я получила от нее.

Темное удовольствие.

То, которое прячется по углам и держится в секрете.

Потом я вспоминаю, что чувствовала, когда думала, что его застрелили. У меня не должно было быть такой реакции. Я не должна была волноваться, страдать и чертовски смущаться.

Он гангстер, убийца.

Но эти факты, кажется, исчезают день ото дня, нравится мне это или нет.

После сегодняшнего утра я чувствую себя ближе к нему, чем когда-либо. Как будто, между нами, медленно, но, верно, строится мост. Он может быть хрупким, но он есть.

Что-то изменилось.

Я чувствовала это, когда он трахал меня у стены душа и когда мы вместе готовили завтрак, как будто это было нормальным явлением. Я чувствовала это, когда он усадил меня на стойку, чтобы поцеловать. И я, черт возьми, почувствовала это, когда он снова поцеловал меня, прежде чем уйти.

Это не то, что мужчина делал бы со своей шлюхой.

Мой долгий день наконец-то закончился, когда Филипп объявил, что все завершено. Это одна из наших последних репетиций перед открытием на следующей неделе.

Я никогда не была так взволнована выступлением. Тем, чтобы взять на себя такой сложный характер, как Жизель.

Райан отпускает меня, поворачивается и, не оглядываясь, направляется в раздевалку. Мне нравится этот тип взаимоотношений, который сложился у нас с той ночи в клубе – профессиональные. Так и должно было быть с самого начала.

Ханна бросается мне в лицо, как только он скрывается из виду.

– Какого хрена ты с ним сделала, сука?

Я позволяю себе насмешливо улыбнуться.

– Почему бы тебе не спросить его, что он сделал?

– Он не хочет со мной разговаривать!

– Похоже, это не моя проблема. Он получил то, что ему причиталось. – Я наклоняюсь, чтобы прошептать. – Вы заслуживаете друг друга.

С этими словами я покидаю ее и направляюсь к Стефани.

Она улыбается, переплетая свою руку с моей.

– Идем с нами на открытие этой замечательной компании, куда нас пригласил Мэтт.

– Я не знаю, Стеф.

– Не оставляй меня наедине с Филиппом и с тем, как он случайно переходит на французский, когда пьян, как будто весь мир свободно владеет этим языком.

– Значит, он проклинает тебя, когда ты говоришь по-английски?

– Вот именно, девочка. Пойдем, нас будет только трое.

– Прекрасно. – Мне все равно нечего делать, и мне нужно перестать думать об Адриане хотя бы на одну ночь.

Или попытаться.

После сегодняшнего утра я хочу увидеть его снова сильнее, чем когда-либо прежде.

– Да! Я люблю тебя. – Стефани идет со мной.

Я улыбаюсь в ответ.

Она останавливается перед моей гримерной и щиплет меня за щеку.

– В последнее время ты все больше светишься.

– Я не свечусь.

– Да, это так. Твой любовник – причина, по которой твоя Жизель так преследует тебя?

– У меня ... у меня нет любовника.»

– Конечно, у тебя есть. Из-за него ты каждый вечер спешишь домой и отказываешься от моих с Филиппом приглашений.

– Это... Откуда ты знаешь?

– Это ясно, если кто-то достаточно сосредоточен. В последнее время ты, кажется, твердо стоишь на земле, а не паришь где-то, где тебя никто не видит. Ты должна представить меня мистеру Горячая Штучка.

– Это несерьезно, – бормочу я. Адриан не мой любовник и никогда им не будет. И вообще, кто мы? Мы не можем быть друзьями с привилегиями, потому что мы не друзья.

Сексуальные партнеры? Возможно, но разве секс-партнеры идут на все, чтобы убедиться, что мне полностью комфортно?

– Как насчет того, чтобы пригласить его на наше открытие?

– А?

– Да! – Она хлопает в ладоши. – Это была бы прекрасная возможность для него увидеть твою Жизель, а для нас – шпионить за человеком, который завладел твоим сердцем.

– У него нет моего сердца. – говорю я, защищаясь, и замираю от мысли, которую Стефани только что вбила мне в голову.

Должна я пригласить Адриана?

Поскольку он является одной из причин того, как я сформировала свою Жизель, я уверена, что буду танцевать еще лучше, зная, что он будет присутствовать.

Или еще хуже.

Я не должна так рисковать, но в то же время часть меня хочет, чтобы он был там. Среди тысячи незнакомцев я хочу выйти на сцену, зная, что Адриан среди них.

– Думаю, я могу спросить его. – говорю я Стефани, которая визжит.

– Я достану тебе VIP-билет. – Она подмигивает мне и торопливо идет по коридору.

Я смеюсь над ее энтузиазмом и иду переодеваться.

Через полчаса на мне голубое платье с двойным V-образным вырезом, дополняющее образ изящным серебряным ожерельем – единственное воспоминание о маме.

Мое сердце сжимается при воспоминании о ней, и я убираю эти черные воспоминания на задворки своего мозга. Я надеваю туфли на низком каблуке и распускаю волосы по плечам, прежде чем надеть пальто и встретиться со Стефани и Филиппом.

Она сует мне в руку VIP-билет, ухмыляясь, как идиотка.

– Дорогая. – Филипп целует меня в щеку, пока мы идем к его машине. – Я рад, что ты смогла присоединиться к нам.

– Я не сделаю это привычкой.

– Я доволен тем, что могу получить. Не порть мне веселье.

Мы вместе выходим из театра под пристальными взглядами других танцоров. Я давно научилась отключаться от их зависти. В каком-то смысле Адриан был прав. Если я буду слишком сильно переживать, я буду единственной, кто будет страдать.

Мэтт, высокий и полный, встречает нас на месте проведения мероприятия. По-видимому, это открытие для какой-то дочерней компании крупной корпорации под названием «V Corp». Наш продюсер имеет здесь партнеров и владеет некоторыми акциями. Ведя нас внутрь, он постоянно напоминает нам о нашем лучшем поведении, словно мы дети. Зал огромен и величествен, как и положено большой корпорации. Золото блестит повсюду, как будто они хотят засунуть тот факт, что у них есть деньги, всем в глотку.

Мужчины в смокингах и женщины в платьях разбросаны повсюду, весело болтая.

Я рада, что Филипп и Стефани не обращают внимания на шум, предпочитая атаковать длинные очереди в буфете и открытом баре.

Я забираюсь на табурет и жду, пока они перестанут спорить о том, какая еда жирнее, и присоединятся ко мне.

– Что вам принести, мисс? – спрашивает бармен.

– Ничего. – Голос, доносящийся справа, заставляет меня остановиться.

Молодой бармен бледнеет, прежде чем отойти в угол, чтобы обслужить клиента подальше от меня.

Я смотрю вверх и вижу Яна, младшего охранника Адриана с длинными волосами, стоящего рядом со мной, его лицо, как обычно, стоическое.

– Вам нужно уйти, мисс.

Это первый раз, когда он обратился ко мне за месяц, что я знаю Адриана. У него тонкий русский акцент, похожий на акцент Адриана, но менее утонченный.

Подождите. Если Ян здесь, значит ли это, что его босс тоже здесь?

Я ненавижу трепетание в животе, когда смотрю вокруг Яна, ища самого угрожающего и опасного человека в комнате.

– Мисс. – Повторяет Ян, на этот раз нетерпеливо.

– Почему мне нужно уезжать?

– Ты должна.

– Кто сказал?

– Босс.

– Ну, твой босс не имеет права указывать мне, что делать. И если он хочет что-то сказать, почему бы ему не сделать это самому?

Взгляд Яна смещается в сторону, как будто он нервничает или не знает, что делать.

– Вы можете следовать за мной добровольно, или мне придется вынести вас силой.

Мои губы приоткрываются.

– Какого черта?

– Приказ есть приказ.

– Ты что, робот?

Он делает паузу, как будто обиделся.

– Значит, силой.

Ян хватает меня за руку и стаскивает с табурета. Я уже готова закричать на всю округу, когда замечаю сцену из-за плеча Яна.

Адриан.

На нем черный смокинг, подчеркивающий его высокую мускулистую фигуру. Это первый раз, когда я вижу его в такой официальной одежде, и она подходит ему идеально, делая его похожим на последнюю горячую модель из мужского журнала. Его волосы зачесаны назад, а губы изогнуты в улыбке.

Той, которую он мне не дает.

Та, которая теперь направлена на стройную блондинку с потрясающими чертами лица и потрясающим телом. Ей не нужно быть голой, чтобы продемонстрировать это. Ее красное платье с длинными рукавами доходит до колен. Оно скромное и красивое и придает ей стильный вид, который я никогда не смогу принять.

Она касается руки Адриана, и он продолжает улыбаться, явно наслаждаясь этим жестом.

Ян следит за моим взглядом, затем бормочет.

– Черт.

– Кто она? – бормочу я, чувствуя тяжесть в горле.

– Тебе не нужно знать.

– И поэтому твой босс хочет, чтобы я убралась отсюда?

Отсутствие слов у Яна – единственный ответ, который мне нужен. Не знаю, о чем я думаю, когда отталкиваю его и направляюсь к ним. Во всяком случае, мне кажется, что я вообще ни о чем не думаю.

Ян кричит мне вслед, но я быстро пробираюсь сквозь толпу и получаю тысячу проклятий.

С тех пор как я увидела Адриана с этой женщиной, у меня в груди все горит. Не знаю, то ли потому, что он никогда не берет меня с собой, хотя он сопровождает ее на торжественном открытии, то ли потому, что улыбается ей и никогда не улыбается мне.

Или потому, что он сегодня променял меня на нее.

Вероятно, все вышеперечисленное.

Я останавливаюсь прямо перед ними. Адриан смотрит на меня так, словно я незнакомка, с которой он встречается впервые.

Хуже. Как будто я камень в его ботинке.

– Извините? – спрашивает блондинка, и ее голос такой же мягкий и стильный, как и она сама.

Я свирепо смотрю на него.

– Объясни это.

– Кем, черт возьми, ты себя возомнила? – Холодные, резкие слова Адриана ранят меня глубже, чем когда-либо.

К нам присоединяется пожилой мужчина. Его лицо серьезное, и он говорит с русским акцентом.

– Что-то не так?

– Не знаю, папа. – Блондинка переводит взгляд с меня на Адриана. – Эта женщина появилась из ниоткуда.

Пожилой мужчина, ее отец, наблюдает за мной критическим взглядом, в то время как я безмолвно смотрю на Адриана, пытаясь понять, что, черт возьми, он только что сказал.

Должно быть, это был плод моего воображения. Адриан не просто намекнул, что я незнакомка перед его парой.

– Ты ее знаешь, Волков? – спрашивает мужчина.

– Нет. – Адриан не смотрит на меня, его голос небрежен.

Если я думала, что его предыдущие слова ранят, то эти ранили так глубоко, что я чувствую, как нож впивается внутрь. Мост, который образовался, между нами, сегодня утром, растворяется в воздухе.

Ян, наконец, догоняет меня и пытается оттащить за запястье. Я вырываюсь из оцепенения, пытаясь увернуться.

– Это не…

– Вышвырни ее. – говорит Адриан Яну, вонзая нож глубже.

Старик снова смотрит на меня.

– Вы знаете жениха моей дочери, юная леди?

Я замираю.

Он только что сказал, что он жених его дочери?

Я перевожу взгляд с него на вопросительные глаза его дочери, а затем снова на холодные серые глаза Адриана, и единственный ответ, который я могу дать в данных обстоятельствах, срывается с моего горла.

– Нет.

И с этими словами я позволяю Яну увести меня.

Я слишком ошеломлена, слишком потрясена, чтобы двигаться самостоятельно, поэтому бездумно следую за ним.

– Ты должна была пойти со мной в первый раз, – бормочет Ян себе под нос.

Может быть, и так, но если бы я это сделала, то не была бы потрясена этим тревожным звонком.

У Адриана есть невеста. Блондинка, красивая и русская.

Все это время я была для него лишь игрой.

Глава 20

Адриан

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не смотреть, как Ян тащит полубессознательную Лию из зала.

Если я это сделаю, если я посмотрю на нее, у меня возникнет искушение пойти за ней, а это самая глупая вещь, которую я мог бы сделать в данных обстоятельствах.

К тому времени, как Борис сообщил мне, что она здесь, благодаря этому ублюдку Мэтту, который является близким соратником братства, я едва успел сказать Яну, чтобы он увел ее.

Этот план, очевидно, был полным провалом, так как она подошла ко мне, как будто имела полное право быть рядом со мной.

Она не имела.

Хотя я и не смотрю на нее, Игорь и его дочь, моя невеста Кристина, смотрят, оценивая ее, пока она не исчезает вместе с Яном.

Внимание Игоря, наконец, возвращается ко мне, его лицо становится жестким.

– Мне нужны объяснения, Волков?

– Нет, – говорю я с легкостью, которой не чувствую.

– Хорошо. Потому что я не позволю тебе неуважительно относиться к моей дочери.

Я киваю в знак уважения, но он не кивает в ответ, поворачивается и уходит.

Кристина продолжает смотреть на меня, потом на дверь, через которую вышла Лия, ее лицо остается таким же бесстрастным, как и у отца. Будучи принцессой мафии, она родилась готовой выйти замуж в братстве. Красивая и безупречная, роль Кристины в жизни состоит в том, чтобы принести честь своему отцу и стать послушной женой.

Когда Сергей год назад предложил этот союз, я не понял, почему бы и нет, тем более что Игорь и его бригада окружены высокой стеной, через которую никто не может проникнуть. Я думал, что это приблизит меня к его методичному правлению.

Если мне когда-нибудь придется жениться, Кристина казалась самым безопасным и логичным выбором.

Я вижу сомнения на ее лице, но она не произносит их вслух. Ее так не воспитывали. Для Кристины быть послушной женой – это все, что имеет значение.

В отличие от моей Леночки, чьи чувства обычно написаны на ее лице, чувства Кристины заперты под импровизированным фасадом.

– Если ты держишь ее в качестве любовницы, дай мне знать. – Она притворно улыбается. – Хорошего вечера.

С этими словами она поворачивается и уходит, как ни в чем не бывало.

Мне нужно все, что у меня есть, чтобы продолжить это скучное мероприятие. В то время как я ненавижу пустое общение, о котором говорят эти вечеринки, мне нужны сети и информация, которую они предоставляют.

Однако мне трудно – почти невозможно – сосредоточиться, когда я вспоминаю шок и боль в этих голубых глазах. Вызвать в ней эти эмоции было всем, к чему я изначально стремился, но теперь это ощущается как ржавый нож в моем животе.

После тридцати минут бессмысленных разговоров с влиятельными людьми, единственная ценность которых – их сети, мой телефон вибрирует в кармане. Я извиняюсь и проверяю его.

Ян: Она в квартире.

Мне следовало бы отыграться на нем за то, что он не выпроводил ее достаточно скоро, но это бессмысленно. Я не мог долго держать ее в неведении.

Адриан: Стой на страже.

Ян: Понял.

Ночь кажется мне тысячелетней. Ко мне подходит балетный продюсер Лии и представляет французского режиссера. Он говорит, что его прима-балерина где-то здесь, но он не может ее найти.

И ни за что не найдет.

После того, как ночь, наконец, закончилась, я игнорирую небольшую встречу Сергея с другими лидерами и ухожу. Коля едет на большой скорости, пока я не добираюсь до квартиры Лии.

Ян выдыхает сигаретный дым и кивает, стоя перед дверью. Я жестом приглашаю его присоединиться к Коле внизу, но он колеблется.

– Что? – Я не скрываю своего нетерпения.

– Ты сказал, что расскажешь о новом плане для Лазло.

– Сейчас не время для этого, Ян.

– Я просто хочу сказать, что нам нужно что-то делать с этой ситуацией. – Он наклоняет голову к двери квартиры. – Похоже, дела у нее идут не очень хорошо.

Он уходит, прежде чем я успеваю что-то сказать.

Я ввожу код и захожу внутрь.

Свет вспыхивает, когда дверь за мной закрывается.

– Она действительно твоя невеста? – Апатичный тон Лии приветствует меня. Она стоит у входа в гостиную, скрестив руки на груди и все еще одетая в голубое платье, которое придает ей мягкость. Ее лицо раскраснелось, но глаза пылают смесью непостоянных эмоций.

Я начинаю снимать пальто.

– На твоем месте я бы этого не делала, – выпаливает она.

– Почему нет?

– Уйдешь ты или останешься, зависит от ответа на мой вопрос.

Я бросаю пальто на столик у входа, не потрудившись его повесить, и бросаюсь к ней. Она вздрагивает, когда я хватаю ее за подбородок, моя хватка жесткая и твердая, запрещающая ей двигаться.

– Похоже, у тебя есть некоторые заблуждения, так что пойми это, Лия. Уйду я или останусь, зависит только от меня. У тебя нет права голоса, никогда не было и никогда не будет.

Ее глаза широко раскрыты, губы бледны, подбородок дрожит. Она явно напугана, но, встретившись со мной взглядом, повторяет.

– Она твоя невеста?

– Так это или нет, тебя не касается.

– Конечно, это касается меня! Я не буду другой женщиной! - напрягается она, пытаясь вырваться из моих объятий.

Я обхватываю ее за талию и прижимаю к себе, выбивая воздух из ее легких.

– Ты та, черт возьми, кем я скажу тебе быть.

Она отрицательно качает головой.

– Нет... нет, Адриан. Не делай…

– Что не делать?

– Не ставь меня туда.

– Не ставить куда?

– В это проклятое положение. – Она бьет меня в грудь сжатыми кулаками. – Я не твоя шлюха.

– Твоя киска принадлежит мне, Лия. Ты принадлежишь мне. Титулы не имеют значения.

– Для меня имеют!

– Почему? Думаешь, если ты моя шлюха, то будешь хотеть меня меньше? Ты будешь меньше раздвигать для меня ноги? Ты шлюха для меня, Лия.

Она поднимает руку и бьет меня по лицу. Сильно. Звук эхом разносится по безмолвной квартире, когда жало впивается в мою кожу.

Мое зрение краснеет, но это не от желания причинить ей боль за то, что она ударила меня. Это напоминание о том, что такое удар. О моей гребаной матери.

Я на секунду закрываю глаза и сжимаю челюсти. Когда я снова открываю их, глаза Лии расширяются еще больше, и слезы льются из ее глаз, как будто она точно понимает, насколько она трахнута.

В прямом и переносном смысле.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но мои губы прижимаются к ее губам. Она растягивает их в линию, ее маленькие руки упираются мне в грудь. Это ее бунт против меня, который не длится долго, когда я прикусываю ее нижнюю губу. Она пытается бороться со мной, сдерживать свой гнев, но я откидываю ее голову назад, чтобы погрузить свой язык внутрь и насладиться ею. Она всхлипывает, когда ее кулаки безвольно упираются мне в грудь, и слеза скатывается по ее щеке, цепляясь за мои губы, пока я не чувствую вкус соли.

Но это не единственное, что я пробую. Есть еще ее отчаяние, предательство и похоть. Я беру все это, целуя ее, высасывая душу из ее легких.

Взяв ее за подбородок, я отталкиваю ее маленькое тело назад. Ее губы приоткрываются со вздохом, а задница прижимается к стене. Я задираю ее платье и сжимаю трусики в кулак, дергая, пока они не рвутся в клочья.

Мне требуется секунда, чтобы расстегнуть брюки, когда я поднимаю ее ногу и обвиваю ее вокруг своей талии. Затем я врываюсь в нее с такой настойчивостью, какой не ощущал раньше. Моя спина сжимается в линию, когда я толкаюсь в ее тугой жар с ритмом, который заставляет ее задыхаться от моих губ.

Ее нога сжимает меня, а по щекам катятся слезы, пропитывая нас обоих. Я возьму ее эмоции и все, что она может предложить.

Мои пальцы впиваются в ее бедро, когда я вхожу в нее, питаясь ее стонами, смешанными с сопением. От того, как она держится за меня, даже когда ненавидит.

Я ударяю по ее чувствительному месту снова и снова, пока она не начинает всхлипывать от оргазма. Она сжимается вокруг моего члена, как тиски, и я опустошаю ее с глубоким рычанием, мое хриплое дыхание эхом отдается в воздухе.

Она сжимается вокруг моего члена, как тиски, и я опустошаю ее с глубоким рычанием, мое хриплое дыхание эхом отдается в воздухе.

Мне требуется секунда, чтобы вернуться в мир живых. Лия отворачивается от меня, все еще плача, ее тело содрогается, когда она шепчет.

– Я никогда не прощу тебя за то, что ты поставил меня в такое положение.

– Ты моя. Привыкай к этому. – Я выхожу из нее и смотрю, как моя сперма стекает по ее бедрам к лодыжкам.

Этот вид всегда будет моим чертовски любимым.

Я хватаю ее за локоть, чтобы проверить ее равновесие, но она отстраняется от меня, используя стену как якорь.

Стиснув зубы, я привожу себя в порядок, затем поворачиваюсь и выхожу из квартиры, прежде чем потеряю хладнокровие, которое едва держу.

Прежде чем я отниму ее у мира и оставлю себе.

Может быть, это то, что я должен сделать, в любом случае.

Потому что сегодня вечером я принял бесповоротные решения.

Лия – не другая женщина. Она – та самая женщина.

И я не мой гребаный отец.

21

ЛИЯ

Я оцепенела в последний день репетиций «Жизель».

На самом деле, я оцепенела с того момента, как Адриан трахнул меня у стены, а потом оставил плакать на полу. Сразу после того, как он сделал меня другой женщиной.

Его шлюхой.

Это было три дня назад.

Три дня назад я узнала, что у него есть невеста. Блондинка, красивая. Русская, как и он.

От которой ему не следовало отводить взгляд. Я не имею низкого мнения о себе, но даже я могу сказать, что ее тип – классная блондинка и с ногами, которые тянутся на мили – это тот, который ему подходит.

С того дня я совершаю все необходимые действия, но я не живу. Все, о чем я думаю, – это как перестать быть той женщиной. Той презренной сукой, которая крадет помолвленного мужчину.

Я ненавижу его за то, что он поставил меня в такое положение. Даже больше, чем, когда он заманил меня под свой большой палец и заставил жаждать его.

Несмотря на мрачность ситуации, я смогла отпустить его, позволить ему вторгнуться в мой мир. Но эта ситуация совершенно иная и противоречит всем моим принципам.

И из-за этого мне нужно оторваться от него. Зная властный характер Адриана, он не покончит со мной только потому, что я этого потребую. Если я буду драться, он подчинит меня и даже накажет за это. Я должна быть умной и сделать что-то, что вызовет у него такое отвращение ко мне, что он оставит мою жизнь в покое.

Но сколько бы я ни ломала голову в последние дни, я так и не нашла способа.

Я рада, что Адриан оставил меня в покое на этот период, но знание того, что он, в конце концов, вернется, заставляет меня беспокоиться.

Всякий раз, когда я захожу в свою квартиру и не нахожу его там, меня охватывает смесь облегчения и досадного разочарования.

Я бы хотела, чтобы я ему уже наскучила, но в тот день он намекнул, что никогда не оставит меня.

Если бы он сказал эти слова тем утром, я бы чувствовала себя по-другому. Слегка испуганно, но, вероятно, взволнованно. Однако сейчас все, что я чувствую, – это горечь, потому что даже моменты, которые мы разделили в то утро, не были реальными.

У него есть чертова невеста.

В своей подземной парковке я замечаю Яна в его Мерседесе прямо напротив моей машины. Он открыто наблюдает за мной. Иногда один, иногда с другим типом, хмурым охранником, который не Коля.

Обычно я не обращаю на него внимания, но сегодня мои нервы на пределе. Я волнуюсь из-за открытия «Жизель», и вся эта история с Адрианом заставляет меня терять сон, вздрагивая от любого звука, ожидая, что он появится.

Я подхожу к Яну, и он выходит из машины, прежде чем я подхожу к нему, стоя в прямой позе.

– Вам что-нибудь нужно, мисс?

– Да, оставь меня в покое.

Выражение его лица не меняется.

– Я не могу.

– Почему, черт возьми, не можешь?

– Приказ босса.

– Скажи своему боссу, чтобы он шел к черту.

– Боюсь, что не смогу, но, если хочешь, скажи ему сама.

Я крепче сжимаю сумку и смотрю на него. Взгляд, на который он отвечает нейтральным.

– Почему он так поступает со мной, Ян?

– Честно? – Он поднимает плечо. – Никто, кроме него, не знает.

– Ты его охранник.

– Хочешь верь, хочешь нет, но это не дает мне доступа к его сложному мозгу.

Я замираю от сарказма. Я всегда думала, что охранники Адриана такие же стоики, как и он, но Ян, похоже, другой. Несмотря на спокойствие в моем присутствии, он не такой серьезный, как Коля. Кроме того, на него приятно смотреть.

– Ты знаешь, что он собирается делать? – спрашиваю я.

– Не совсем.

– Он когда-нибудь отпустит меня?

Он морщится.

– Я не знаю.

– Но у него есть невеста, – мои губы дрожат при этом слове. Неужели мне должно быть так больно, когда я думаю об этом или говорю вслух?

– Это традиция, мисс. Он должен жениться на члене братства. Кристина Петрова – дочь одного из руководителей и была выбрана в жены Боссу, чтобы родить ему наследников и так далее.

Тон Яна беспечен, он хочет, чтобы я почувствовала себя лучше, но ему просто удается вонзить нож глубже. Кристина Петрова не только самая подходящая женщина для Адриана, но и, судя по всему, идеальная кандидатура.

– Тогда почему он предает ее вместе со мной?

– Это не так.

– Очевидно, так оно и есть.

Он делает паузу.

– Это несколько нормально иметь…

– Любовниц? – Я кусаюсь, заканчивая за него.

Он нерешительно кивает.

– Я никому не любовница, – бормочу я сквозь стиснутые зубы. – Если мне придется сражаться с Адрианом зубами и ногтями, чтобы не стать ей, я это сделаю.

– Пожалуйста, не надо. – Он достает пачку сигарет. – Можно?

– Конечно, я привыкла к этому запаху. – Я делаю паузу. – Что ты подразумевал под тем, что собирался сказать?

Он закуривает сигарету и делает длинную затяжку, затем выпускает ее через ноздри.

– Если ты применишь к нему насилие, то будешь встречена насилием. Мне не нужно говорить тебе, кто победит в этом случае.

– Ты предлагаешь мне молчать?

– Я никогда этого не говорил. Просто... будьте умны в этом, мисс. Это единственный способ получить от него хоть что-то. Босс – практичный человек, и, хотя временами он может показаться роботом, он все взвешивает и всегда будет выбирать логику выше всего остального.

Я обдумываю его слова в своей голове, находя их правдивыми. Идти на Адриана в полную силу просто взорвется у меня перед носом.

– Спасибо, – говорю я. По крайней мере, Ян не такой бесчувственный, как его босс.

Он поднимает обе руки вверх.

– Я ничего не сказал. Не втягивай меня в неприятности.

Я слегка улыбаюсь, прежде чем сесть в машину, и когда выхожу, Ян следует за мной в своем Мерседесе. После нашего разговора я уже не чувствую себя такой подавленной. Он просто делает то, что ему приказали.

На репетиции я выполняю последние движения и приготовления. Художники по костюмам и визажисты, все собрались, чтобы убедиться, что ничего не упустили.

Филипп говорит мне сделать последнюю демонстрацию с Райаном, потому что он хочет увидеть его понимание эмоций.

Мы делаем несколько упражнений, в которых Филипп критикует свою лень. Райан говорит, что у него была судорога, и он позаботится о ней с врачом.

Персонал гудит вокруг пустого театра, а другие танцоры стоят за занавесками, наблюдая за нами. Стефани, Филипп и несколько их помощников находятся на сцене, когда мы собираемся исполнить прогон в последний раз.

Я вытираю пот со лба тыльной стороной ладони. Сегодня я переутомила лодыжки, а позже нанесу визит доктору Киму.

Сцена – соло между мной и Альбрехтом в исполнении Райана. Это когда я решаю спасти ему жизнь, даже после того, как он обрек меня на смерть. Он сделал это не нарочно, но моя жизнь оборвалась, как только я узнала, что у него есть чертова невеста. Принцесса.

Это когда любовь доказывает, что она есть на самом деле, мазохистское чувство, когда вы хотите лучшего для того, кого любите несмотря на то, что они сделали с вами.

Чушь.

Несколько секунд я кружусь на пуантах, а потом на долю секунды раньше прыгаю в объятия Райана. Он протягивает руки, но промахивается на мгновение.

Это всего лишь один вдох.

Только один.

Время замирает на мгновение, и все превращается в белый шум.

Наши глаза расширяются, когда я приземляюсь в неестественной позе. Шок пробегает по моей ноге, а затем в воздухе раздается навязчивый, отвратительный звук.

Хлопок.

Глава 22

Лия

Это кошмар.

Я жду, когда он закончится.

Чтобы реальность вернулась.

У меня была тысяча кошмаров о том, как я сломала лодыжку, бедро, ногу.

Но какими бы кровавыми или пугающими они ни были, я просыпалась.

Я пишу заметки о них, чтобы напомнить себе, что они не настоящие.

Не в этот раз.

Сейчас жгучая боль – постоянное напоминание о том, что это далеко не кошмар.

Это реальность.

Я лежу на больничной койке, нога в гипсе, высоко поставленная на клин.

Я сломала голень, и кость проткнула кожу. Я никогда не забуду вида окровавленного белого стержня, торчащего из моей разорванной плоти. Потребовалась операция, чтобы вернуть кость на место, в которую я вошла в состоянии шока и вышла онемевшей.

Я лелеяла надежду, что с операцией все это испытание закончится. Что доктор Ким скажет мне, что это просто усталость, что я должна принять таблетки, и все будет хорошо.

Но он этого не сделал.

Вместо этого он произнес слова, которые почти всегда заканчивают карьеру танцора или спортсмена.

– Мы смогли вернуть кость на место и зашить рану так, чтобы рубцы были минимальными. К счастью, малоберцовая кость не была сломана, но рядом с коленом будет постоянная деформация. После реабилитации вы снова сможете нормально ходить и иногда бегать, но ненадолго. Полное выздоровление, к сожалению, практически невозможно.

Другими словами, я никогда больше не смогу быть балериной.

Я все еще не до конца понимаю, и не только из-за слов доктора. Я думаю, что услышала конец своей карьеры с этим хлопком и тишиной, и вздохами, которые последовали от всех присутствующих.

Но в тот момент я все еще молилась о кошмарах, которые пугали меня всю мою жизнь. Я хочу кошмар.

Кто-нибудь, дайте мне кошмар.

Доктор Ким спрашивает, не позвонить ли ему кому-нибудь из близких, но у меня никого нет. У людей есть друзья и семья, у меня есть балет. Ради этого я пожертвовала своей молодостью и жизнью. Я пережила смерть родителей и переезд из одной страны в другую.

Когда люди ходили в клубы, я ходила на репетиции. Когда они спали, я рассчитывала время для растяжек и ухода за лодыжками. Когда другие ели настоящую еду, я довольствовалась яблоками или салатом.

Я никогда не считала это жертвой или рутиной, потому что я делала то, что любила. Что-то, в чем я была чертовски хороша. Я жила своей мечтой и избавлялась от избытка энергии, летая туда, где меня никто не мог поймать.

Теперь мои крылья сломаны.

Теперь мечта закончилась.

И я не могу заставить себя выплеснуть эти чувства на поверхность. Ни одна слеза не покидает моих век, когда я смотрю на белый потолок больничной палаты.

Раздается тихий стук в дверь, прежде чем она открывается. Филипп и заплаканная Стефани входят внутрь.

Я смотрю на них так, словно они находятся в снежном шаре, а я смотрю сквозь расплывчатое стекло.

– О, Лия! – Стефани бросается ко мне, держа мои вялые руки в своих дрожащих, слезы теперь свободно текут по ее щекам. – Мне так жаль, так ужасно жаль.

– Дорогая... – в голосе Филиппа слышится боль, он тоже на грани срыва.

Их сострадание и эмоции отскакивают от моей груди и исчезают. Они не способны проникнуть в мое оцепенелое состояние или спровоцировать горе, которое должно быть выпущено наружу.

– Мы можем получить второе мнение.… – Стефани замолкает, когда Филипп качает головой.

– Можно мне побыть одной? – шепчу я апатичным тоном, который не узнаю.

– С тобой все будет в порядке? – спрашивает Стефани.

Я небрежно киваю.

– Позвони нам, если тебе что-нибудь понадобится. – говорит Филипп голосом, полным сочувствия.

Я не могу заставить себя пошевелить конечностями, поэтому смотрю на них, пока они не выходят и не закрывают за собой дверь.

Мой взгляд скользит к моей загипсованной ноге, поддерживаемой в воздухе. Моя бесполезная сломанная нога, которая положила конец всему.

Мне так и не удалось показать миру мою Жизель. Ее убили еще до того, как она родилась.

И с ее смертью все мои мечты и механизмы совладания исчезли.

Я тяну за ногу, пока она не падает с клина на кровать. Боль взрывается от этого, но я как будто попала в альтернативную реальность.

Мои движения роботизированы – даже механичны, – когда я сажусь и выдергиваю трубку капельницы из запястья. Капельки крови стекают по моей руке, но я почти не чувствую боли.

Я опускаю здоровую ногу на пол и встаю на нее, позволяя сломанной упасть с болезненным стуком.

Волоча ее за собой, я осторожно ковыляю к окну и открыла его. Холодный зимний воздух откидывает мои волосы назад, когда я подтягиваю стул и использую его, чтобы взобраться на карниз, прихватив с собой гипс. Вспышки боли пульсируют сильнее с каждым движением, но я не обращаю на них внимания.

Скоро все это закончится.

Ледяной воздух просачивается сквозь мой тонкий больничный халат, когда я смотрю вниз на движущиеся машины. С такой высоты они похожи на муравьев. По крайней мере, на десять этажей сверху.

Было бы достаточно легко закончить все, чтобы я не чувствовала себя онемевшей и бесчувственной.

Один шаг.

Один вдох.

И все будет кончено.

Я буду свободна.

– Лия.

Звук моего имени с этим голосом рассеивает мои мысли на долю секунды. Я смотрю через плечо и вижу Адриана, стоящего недалеко от меня.

Сначала я думаю, что это иллюзия. Что все это – способ моего мозга увидеть его в последний раз, прежде чем все закончится.

Но боль в гипсе доказывает, что это реально. Тот факт, что он здесь, как всегда, выглядит больше, чем в жизни, со своим спокойным выражением лица, в черной одежде и коричневом пальто.

– Спускайся, Лия, – его голос нежен, мягкий, в полном противоречии с тенью, отбрасываемой на его лицо.

Я отрицательно качаю головой.

– Почти двадцать лет я жила только балетом. Теперь, когда его нет, мне не для чего жить. Ты сам сказал, что я одинока и у меня нет ни друзей, ни семьи. У меня был только балет.

– Ты можешь найти другие вещи, ради которых стоит жить.

Я усмехаюсь.

– Нет, не могу.

– Можешь. Обстоятельства формируют тебя, но они не диктуют твою судьбу. – Его голос понижается с успокаивающим оттенком.

Я снова качаю головой, и одинокая горячая слеза скатывается по моей щеке.

– Все кончено.

– Нет, если у тебя есть право голоса. Будь то балет или что-то еще, ты всегда можешь переписать свою собственную историю. – Он протягивает руку, и уголки его глаз смягчаются впервые с тех пор, как мы встретились. – Я помогу тебе.

– Зачем тебе это? – Теперь я плачу, и даже ледяной воздух не может сделать слезы менее горячими и жгучими.

– Потому что я хочу этого.

– Я не буду твоей любовницей, Адриан. Никогда.

– Не будешь.

– Но у тебя есть невеста.

– Больше нет.

Мои губы приоткрываются.

– Ч-что?

– Я избавился от нее. – Он делает шаг вперед. – А теперь спускайся.

Я смотрю на его руку, на обещание, которое он дает, и на то, что он сделал. Я сказала, что не хочу быть его любовницей, и он послушался.

Он избавился от нее.

Адриан, как никто другой, сумел вывести меня из оцепенения и спровоцировать слезы.

Мое полномасштабное горе.

Моя рука дрожит, когда я вкладываю ее в его. Как только наша кожа соприкасается, он тянет меня вниз, обхватывая обеими руками за талию и удерживая так, чтобы я не давила на ноги.

Я зарываюсь лицом в его рубашку через маленькую щель в пальто. Душераздирающее рыдание нарастает, застревая в моем горле, прежде чем оно истечет кровью из моих внутренностей.

Мгновение мы стоим так, пока я плачу ему в грудь, мой голос становится хриплым, а голова раскалывается. Несмотря на все это, Адриан держит меня в своих сильных руках, поглаживая успокаивающие круги на моей спине и будучи тихим якорем, в котором я не понимала, что нуждаюсь.

– Больно… – Мой голос срывается.

– Я позвоню доктору.

– Не эта боль. – Я бью себя в грудь сжатым кулаком. – Здесь. Это так больно, что мне, кажется, будто меня режут тысячью ножей.

Адриан обхватывает рукой мой затылок, лаская волосы.

– Может показаться, что ты не можешь этого вынести, что лучше умереть, но это не так. Это заживет, может быть, не сразу или в ближайшем будущем, и это, может, не заживет полностью, но рана закроется, и ты будешь оглядываться назад на этот день, как на момент, когда ты изменилась.

– Но шрамы останутся на всю жизнь, – всхлипываю я, снова ударяя себя в грудь. – Прямо здесь.

– Шрамы означают, что ты жива и достаточно сильна, чтобы выжить. – Он целует меня в макушку. – Я буду преклоняться перед каждым из твоих шрамов, пока ты не сможешь взглянуть им в лицо, Леночка.

Я поднимаю глаза и смотрю на него сквозь затуманенное зрение.

– С чего бы это?

В его взгляде есть мягкость, самое близкое, что я когда-либо видела в них к привязанности.

– Я говорил тебе. Потому что я хочу этого.

– А что, если ты перестанешь хотеть?

– Этого не случится. Даю тебе слово.

Не знаю, из-за моего отчаяния или из-за редкой нежности на его лице, но в этот момент я верю Адриану.

Я верю, что этот человек, этот убийца – моя единственная надежда восстановить свою жизнь.

Или то, что от нее осталось.

Глава 23

Адриан

Лия крепко спит после того, как медсестра ввела ей транквилизаторы.

Ее хрупкая рука невесома в моей, как будто она едва существует.

Слезы все еще цепляются за ее длинные ресницы, которые трепещут на бледных щеках. Несмотря на то, что она спит, ее губы остаются скривленными, а брови нахмурены от дискомфорта.

Я протягиваю руку и большим пальцем разглаживаю морщинку на ее лбу. Будем надеяться, что сегодня ночью ей не приснятся кошмары, хотя это и выдача желаемого за действительное.

С юности я научился перестать желать чего-то, потому что это не сбудется. Я вырос и сделал все сам. Так что, зная это, как же получилось, что я хочу другого исхода для карьеры Лии?

Ян позвонил мне, как только она сломала ногу и была доставлена в больницу. Но я был на встрече с Игорем и Сергеем и не мог ответить. Мой Пахан и мой бывший потенциальный тесть недовольны тем, что я так резко и без убедительной причины разорвал помолвку с Кристиной.

Все в братстве знают, что я не сделаю ни одного шага, пока не изучу его влияние на грядущие поколения. Расторжение помолвки не было «моим делом», учитывая, что Кристина – самый логичный выбор в качестве моей жены.

Однако, похоже, я жертвую этой частью себя – методичной, логичной – чаще, с тех пор как появилась Лия. Но у меня есть план. Тот, который даст Сергею и Игорю причину, в которой они нуждаются, и, в то же время, даст мне Лию.

Этот план также включает в себя Лазло Лучано. После тщательного наблюдения, которое я установил за ним, я хорошо знаю его жизнь и его цели. Он считает большинство нью-йоркских итальянских семей своими врагами, особенно Розетти, потому что он всю жизнь обижен на них. Они чувствуют то же самое к нему, потому что он сделал своей миссией стереть их с лица земли.

Обида может быть использована в моих интересах. Это прекрасная возможность завоевать расположение Лазло, не вызывая у него подозрений.

Из-за деликатного характера моего плана, где каждая деталь должна быть на своем месте, мне пришлось весь день слушать ворчание Сергея и Игоря. Вот почему я не мог ответить на звонки Яна.

Как только я закончил, я узнал о несчастном случае с Лией и приехал сюда. Если бы я пришел сюда хотя бы на секунду позже, то пришел бы забрать ее труп.

Я медленно закрываю глаза, крепче сжимая ее руку, прежде чем отпустить и положить на кровать. Мысль о том, что я ее потеряю, причиняет мне боль, которую, как мне казалось, я никогда больше не почувствую после смерти тети Анники.

Я позабочусь о том, чтобы судьба Лии отличалась от судьбы моей мачехи.

Хотя ее карьера, вероятно, закончена навсегда. Я поговорил с ее лечащим врачом, и он упомянул, что характер ее перелома невозможно восстановить в профессиональном смысле.

Что подводит меня к причине ее несчастного случая.

Я встаю и целую Лию в лоб, прежде чем повернуться к двери. После ее попытки самоубийства я предпочел бы не покидать ее. Однако мой следующий курс действий должен произойти, если не для чего-то другого, то для ее любимого правосудия.

Я не шучу, когда говорю, что не верю в справедливость, но верю в око за око.

Кровь за гребаную кровь.

Кроме того, чем скорее я покончу с этим, тем быстрее смогу вернуться сюда и позаботиться о ней.

В тот момент, когда я выхожу из ее комнаты, Ян, Коля и Борис стоят прямо, их лица более замкнуты, чем обычно. Коля и Борис были со мной весь день, но Ян не отходил от Лии.

– Ты видел это собственными глазами? – спрашиваю я Яна, не то, чтобы мне нужна была причина, чтобы продолжить свой план.

– Да, сэр, – рычит он. – Этот ублюдок сделал это нарочно.

Я смотрю на Колю.

– Тебе удалось достать для меня видеозапись?

Он кивает и показывает мне свой телефон. Трое моих охранников и я наблюдаем, как сцена разворачивается перед нашими глазами. Не то чтобы я сомневался в словах Яна, но я хочу увидеть это сам – точный момент, когда этот ублюдок подписал свое свидетельство о смерти.

Потрясенное выражение на лице Лии выводит меня из себя. Она, должно быть, знала, что это будет конец, когда падала, и эта боль, это отчаяние заставляют меня сжимать кулаки по обе стороны от себя.

– Ты нашел его? – спрашиваю я Колю со спокойствием, которого не чувствую.

– Он в клубе. Один из наших людей, Федор, следит за ним.

– В гребаном клубе, – рычит Ян. – Я собираюсь замучить этого ублюдка до смерти.

Я отрицательно качаю головой.

– Ты останешься здесь, Ян.

– Но, Босс…

– Оставайся здесь и защищай ее, пока я не вернусь.

– Почему Борис не может этого сделать? Я хочу убить этого ублюдка.

– Ян. Это приказ.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но Коля качает головой, прежде чем они с Борисом следуют за мной.

Мои костяшки болят от того, как сильно я сжимаю кулаки во время поездки, чтобы противостоять Райану. Мой охранник, Федор, звонит нам и говорит, что он вышел из клуба один и следует за ним домой, и так как мои люди следят за ним, мы знаем маршрут, по которому он поедет.

Коля строит с ним стратегию, чтобы мы могли перехватить Райана в переулке, по которому он всегда ездит. Федор ударяет сзади по его машине, и мы уже ждем Райана в тени.

Райан вылезает, ругаясь и проверяя свою машину. Он не раскачивается на ногах, значит, не слишком много выпил.

Я выхожу из машины одновременно с Федором, который кивает мне. Борис и Коля встают по обе стороны от Райана, так что мы вчетвером окружаем его.

Ублюдок оборачивается, его лицо становится пепельным, когда он встречает мой взгляд. Я вижу тот самый момент, когда он понимает, что ему конец.

Люди знают, когда приходит смерть. Иногда они чувствуют это, и надежда покидает их жадные глаза. Кто-то сражается, кто-то знает, что это бесполезно. Другие сражаются, даже когда знают, что это бесполезно.

Как Райан.

– Что… что ты хочешь от меня? – Он смотрит на меня, потом на моих людей с таким видом, будто готов обмочиться. – Я ничего не сделал.

Я встаю перед ним и достаю пистолет с глушителем.

– Да, ты сделал, Райан. Я должен был убить тебя той ночью в клубе. Ошибка, которую я больше не повторю.

– Нет, пожалуйста.… Я... я держался на расстоянии.…

– Значит, ты решил не ловить ее в последнюю секунду.

Его глаза расширяются.

– Ты думал, я не узнаю? Я видел садизм в твоих глазах, когда ты решил, что не поймаешь ее.

– Нет... Все это видели… Она прыгнула на секунду раньше.

– Ты мог бы ее поймать. Ты просто решил этого не делать. – Я направляю на него пистолет. – Это твой последний гребаный промах.

– Нет, пожалуйста, пожалуйста…

– Начнем с ног, а потом я заставлю тебя умолять, чтобы тебя убили. Только после того, как ты заплатишь за каждую пролитую ее слезу, тебе будет дарована милость смерти.

Я стреляю ему в голень, как раз в то место, где она сломала ногу.

Райан визжит, как ребенок, когда из его раны хлещет кровь. Когда он падает на колени, я стреляю ему в бедро.

Он вопит, его уродливый голос отражается от зданий и подпитывает мою потребность причинить еще больше боли. Боль сильнее, чем та, через которую придется пройти Лие.

Это будет долгая ночь.

Когда я покончу с этим подонком, он исчезнет, как будто его никогда и не было.

Как и ее карьера.

Это моя форма гребаного правосудия.

Глава 24

Лия

Следующие две недели я провожу дома, восстанавливаясь.

Или точнее, пытаясь выжить в своем разуме.

Каждый день я просыпаюсь от кошмара, прокручивая в голове тот момент, когда я упала, тот самый момент, когда в воздухе эхом разнесся навязчивый звук ломающейся ноги.

И каждый раз успокаивающие руки обнимают меня, прижимая к сильной груди. Груди, к которой я так привыкла вместе с состраданием, которое приходит вместе с ней.

Сострадание, на которое я никогда не верила, что Адриан способен.

Первые два дня он не отходил от меня, но потом ему пришлось вернуться к работе. Я не хочу думать о том, что он собирается снова мучить и убивать людей, что после ухода за мной он вернется к разрушению.

Но я не могу его остановить. Адриан ясно дал понять, что ему нравится то, что он делает, и я ничего не могу сделать или сказать, что заставит его передумать.

Не иметь его рядом тяжело. Это даже труднее, чем мне хотелось бы признать.

С тех пор как я взяла Адриана за руку и заплакала ему в грудь, что-то между нами изменилось. Мост, который я считала разрушенным, медленно строился с того дня. Возможно, это как-то связано с его внимательностью или молчаливой поддержкой, но он стал опорой в моей жизни. Он отвлекает меня от моей головы и всех мерзких эмоций, которые приходят вместе с ней.

Но когда он уходит, все эти эмоции возвращаются.

Стены смыкаются вокруг меня, словно намереваясь запереть в темном ящике из моего детства. Я продолжаю украдкой поглядывать на свою балетную одежду, на туфли и леотарды и стараюсь не сломаться снова.

Я удалила свой аккаунт в Instagram и все свои социальные сети, чтобы получить отсрочку от внешнего мира и прессы.

Стефани и Филипп звонили и пытались навестить меня, но я уклонилась от их заботы и сменила номер. Они связаны с миром, в который я не смогу вернуться. Увидев их и поговорив с ними, я бы только выдвинула этот факт на первый план.

Кроме того, после моей травмы вся команда должна была начать заново и отложить открытие. Держу пари, Ханна в восторге от того, что играет Жизель вместо меня.

Я опираюсь на костыль, стою лицом к гардеробной и разглядываю свои леотарды, пачки, колготки и балетные туфли. Не знаю, как долго я стою здесь, уставившись на свидетельство моей завершенной карьеры, но этого достаточно, чтобы моя рана под гипсом покалывала.

Затем я врываюсь внутрь и сбрасываю вниз все до последней вещи, срываю вешалки и обувь. Я пытаюсь разорвать леотарды руками и теряю равновесие, падая на пол. Я подползаю к ящику, рывком открываю его и хватаю ножницы. Затем я разрезала каждый кусок балетной одежды, уничтожая муслин, тюль и все, что когда-то считала красивым.

Я убиваю остаток мечты, которая была убита для меня.

Может быть, это поможет мне освободиться. Может быть, стены моей квартиры перестанут давить на меня, как монстры. Каждый уголок этого места напоминает мне о балете, о танцах, о репетициях в одиночку, пока я не выдыхаюсь.

Когда я впервые получила это место с моей щедрой зарплатой, я чувствовал гордость за то, что у меня есть собственное место, что я достигла этого своими навыками. Но теперь это похоже на мой заказной ад. От которого я не могу убежать.

Мне нужно убить все воспоминания, связанные с балетом, чтобы я могла жить. Так что я могу найти для себя другой путь.

Даже если эта мысль вызывает жгучие слезы на моих глазах.

Из-за травмы мой контракт с «New York City Ballet» был расторгнут, и, хотя я получила щедрую компенсацию, переведенную на мой банковский счет, мне было все равно.

У меня есть небольшое состояние, которое способно поддерживать меня в течение длительного времени, но дело никогда не было в деньгах для меня.

Балет был моим защитным механизмом против моей испорченной головы. Теперь, когда у меня его больше нет, как мне оставаться в здравом уме?

Входная дверь со щелчком открывается, но я не прекращаю рвать одежду. Только когда на меня падает тень, я, наконец, поднимаю глаза. Я думаю, это Адриан, но сейчас день, и он никогда не появляется до наступления темноты.

Ян смотрит на меня сверху вниз со смягченным выражением. Это не совсем жалость, но что-то более тонкое. Я не спрашиваю, откуда у него код от моей квартиры, поскольку Адриан, должно быть, дал ему его на всякий случай.

– Даже не пытайся меня остановить, – мой голос дрожит. – Мне нужно сделать это, чтобы избавиться от всего.

– Хочешь, я помогу?

Мои губы приоткрываются.

– А ты бы хотел?

– Если ты хочешь.

– Ты можешь все это спустить?

Он коротко кивает и методично снимает все вешалки, юбки, купальники, балетные пачки и туфли. Он даже вытаскивает ящики с моей блестящей косметикой и драгоценностями, окружая меня ими.

Пока он это делает, я режу все, что попадается на глаза, разрезая все на куски. Ян стоит и смотрит на меня со своим вечным хладнокровием.

К тому времени, как я перерезала почти все, я становлюсь вялой, мой гнев и горе медленно утихают. Ян все еще в своей обычной позе, скрестив руки перед собой.

– Ты думаешь, я сошла с ума? – бормочу я.

– Я думаю, тебе просто больно.

Я шмыгаю носом, хотя слез нет. Я плакала достаточно в тот день, когда Адриан спас меня от моего собственного разума и обнял. Он держал меня так, словно хотел защитить, словно защита – это его миссия в жизни.

– Ты можешь от этого избавиться? – спрашиваю я Яна.

– Избавлюсь.

– От наград тоже. Я хочу, чтобы они исчезли.

– Если хочешь.

Я замираю, уставившись на ножницы в своей руке.

– А куда Адриан ходит днем?

Мне неприятно признавать, что я скучаю по нему и его словам, как бы мало их ни было. С того дня в больнице он был единственным человеком, который мог вытащить меня из моего разума.

Это странное изменение динамики. Раньше мы с Адрианом могли ладить только тогда, когда он трахал меня или сексуально наказывал. Но за последние две недели его прикосновения никогда не двигались в этом направлении. Он только обнимал меня, следил, чтобы я поела, помогал принять душ и переодеться. Он сидел рядом со мной под шерстяным одеялом, пока я смотрела бессмысленный фильм, а потом устраивал мою голову у себя на коленях, чтобы мне было удобнее. Его пальцы гладили мои волосы так, что я почти мурлыкала, как котенок.

Я питалась этой заботой, как голодное животное, которое никогда не испытывало привязанности.

– Он работает. – говорит Ян.

– Я знаю это, гений. Где? С кем?

– Он в основном работает дома с Колей.

Я останавливаюсь на этой информации. Если не считать первого свидания в ресторане, мы с Адрианом встречаемся только здесь, поэтому я никогда не задумывалась о том, что у него есть отдельный дом.

– Он не занимается мафиозными делами?

Ян улыбается.

– Он занимается мафиозными делами дома. Он не выходит без крайней необходимости.

По какой-то причине это заставляет меня чувствовать себя более непринужденно. По крайней мере, ему не грозит опасность быть застреленным на улице, как всем тем главарям мафии, о которых я читала.

По крайней мере, ему не грозит опасность быть застреленным на улице, как всем тем главарям мафии, о которых я читала.

И да, я могла бы покопаться в истории мафии в Нью-Йорке. Но в статьях полно всякой всячины про итальянскую мафию. Информации о Братве практически нет. Впрочем, я не удивлена. Принимая во внимание скрытный характер Адриана, я предполагаю, что остальная часть его организации похожа на него.

Но я до сих пор не могу выкинуть из головы эти образы убитых мафиози, и недавно мне начали сниться кошмары об Адриане, страдающего от чего-то подобного.

Подождите. Значит ли это, что я беспокоюсь о нем?

– Мисс.

Я смотрю на Яна.

– Да?

– Позволь мне помочь тебе подняться.

– Я могу подняться сама. – Я встаю на здоровое колено, подтягиваю костыль и всем весом опираюсь на него, чтобы встать. Тело Яна повернуто ко мне, готовое подхватить меня, если я упаду, но я ухитряюсь держаться прямо, не отрывая гипса от земли.

– А как же... она? – шепчу я.

Он поднимает бровь.

– Она?

– Кристина Петрова. – Я не говорила с Адрианом о его помолвке с той ночи в больнице, и отчасти потому, что хотела пожить в этом мире какое-то время. Чтобы не думать о том, что я взяла чужого жениха.

– Я верю, что он покончил с этим.

– Ты веришь? То есть ты не уверен?

– Будет лучше, если ты спросишь его об этом.

– Скажи мне, Ян. Что происходит?

Он проводит рукой по своим длинным волосам.

– Ты не слышала этого от меня.

– Обещаю.

Он снова улыбается, и я поражаюсь, какой он на самом деле симпатичный. Если бы он не выбрал жизнь мафиози, он был бы идеальной моделью.

– Так что? – настаиваю я.

– Помнишь, я говорил тебе, что Босс собирается жениться на Кристине?

Я киваю.

– То, что он хочет выйти из игры, еще не значит, что он может. Не только Игорь, отец Кристины, влиятельный член Братвы, который не потерпит неуважения, но и сам Пахан тоже против расторжения помолвки.

Мое сердце сжимается, и любое подобие покоя, которое мне удалось ощутить за последние пару недель, рушится.

– Так что? Он женится на ней?

– Я не знаю. Он думает, как из этого выбраться, но если он не придумает причину, которая устроит и Игоря, и Пахана, то он окажется в плохом положении и может потерять свою власть в Братве.

Мой желудок сжимается, и его содержимое почти выливается на землю.

Или Адриан женится на Кристине, или он потеряет свою власть.

Я точно знаю, какой вариант он выберет. Он живет ради власти, контроля и паттернов. Он никогда не пожертвует своей работой ради кого-то вроде меня.

Кроме того, мне бы этого не хотелось. Не то чтобы я его любила или что-то в этом роде.

Моя грудь сжимается, когда я тихо благодарю Яна и ковыляю обратно в спальню. Он приносит из кухни большие пакеты и избавляется от порванной одежды и всего, что есть в шкафу.

Сидя на кровати, я думаю только о том, как Адриан женится на Кристине.

Красивая русская Кристина, которая, по сути, была создана, чтобы стать его женой.

Темная эмоция кипит под моей кожей, которую даже я не узнаю, но есть одна вещь, которую я знаю.

Я должна помешать ему жениться на ней.

***

Проходит еще неделя, и я впадаю в отвратительную рутину. Отсутствие цели разъедает мою душу. Я так привыкла к условностям или репетициям, а теперь, когда все это ушло, я чувствую, как дыра разъедает мою душу.

Я пытаюсь выйти в парк, и Ян сопровождает меня, иногда с другим охранником по имени Борис. Я ненавижу, когда к нам присоединяется Борис, потому что Ян не ведет себя так беззаботно, как когда мы с ним вдвоем.

Затем я возвращаюсь домой и начинаю что-то готовить, чтобы занять свое время. Однако Адриану это не нравится, потому что моя нога все еще в гипсе, и он говорит, что я стою слишком долго.

Но мне нужно что-то делать, иначе я сойду с ума, ожидая его возвращения.

Я стала прислушиваться к его шагам. Они тяжелее и мощнее, чем у Яна, но все же достаточно тихие, учитывая его телосложение. Как сейчас.

Его запах иногда опережает его, или, может быть, я так привыкла к нему, что чувствую его запах даже на большом расстоянии. Я могу потеряться в этом запахе дерева и кожи, как будто это единственный запах, который я когда-либо чувствовала.

Я вскакиваю со своего места перед телевизором и иду ему навстречу. Адриан снимает пальто и вешает его у входа, открывая белую рубашку и черные брюки. Не проходило и дня, чтобы он не выглядел умопомрачительно красивым в своем грубом виде.

Не проходило и дня, чтобы он не выглядел умопомрачительно красивым в своем грубом виде.

И опасным тоже.

Но я думаю, что какая-то часть меня жаждет этой опасности, иначе я бы не влюбилась в него так легко. И мне нужна эта опасность, чтобы забыть о черной дыре, разъедающей мою душу.

В настоящее время я не вижу его долго и не прикасаюсь к нему достаточно. Ну, во всяком случае, я его не трогаю, потому что он единственный, кто это делает. Хотя он не уходит, пока я не проснусь, он обычно проводит всю ночь за своим телефоном, что-то печатая. Иногда он выходит поговорить с Яном и Колей. Он почти не спит рядом со мной и перестал инициировать секс.

С того дня, как он ворвался в мою жизнь, и до того вечера, когда произошел несчастный случай, он ни разу не провел ночь, не трахнув меня. И теперь, когда сексуальное прикосновение исчезло, я чувствую пустоту, как никогда раньше. Я годами обходилась без секса с другими людьми, но это никогда не оказывало такого влияния, как последние двадцать один день. На самом деле прошло двадцать пять дней с того дня, как он трахнул меня у стены.

И нет, я не считаю.

Не помогает и то, что он становится все более привлекательным, слишком привлекательным для его же блага. Или, может быть, я просто испытываю сексуальное разочарование.

Адриан вздыхает, когда видит, что я стою у входа, прислонив свою бесполезную ногу к другой.

– Ты не должна давить на свою травму, Лия.

– Все окей.

Он прищуривается.

– Все в порядке. Иисус. Ты из словарной полиции?

– Только когда дело доходит до этого слова. – Он подходит ко мне в два шага и поднимает, неся меня и костыль на руках. Это самое близкое, что я могу сделать для него в последнее время, и, вероятно, поэтому у меня вошло в привычку каждый день встречать его у двери.

Я обнимаю его за шею и вглядываюсь в его суровые, но неземные серые глаза и свет в них. На его лице проступают морщины усталости, и я изо всех сил стараюсь не разгладить складку между его бровями.

Ян отказывается много рассказывать о делах Адриана, но я могу сказать, что он переутомился в последнее время. Во всяком случае, приезд сюда отнимает больше времени и сил, чем он, вероятно, должен отдавать.

Я хочу спросить о Кристине, но страх перед его ответом всегда останавливает меня. Что, если я все это время была любовницей и просто еще не знаю об этом?

Адриан сажает меня на диван и кладет костыль рядом.

– Подожди здесь. Я приготовлю ужин.

– Я заказала еду на вынос. Она на прилавке.

Он поднимает бровь.

– Ты наконец меня слушаешь, Леночка?

Я поднимаю плечо.

– Мне не нравился запах еды, когда я готовила.

Адриан наблюдает за мной секунду, и это навязчиво, как будто он снимает внешность и пытается заглянуть внутрь. Не думаю, что я когда-нибудь привыкну быть предметом его интереса. Мне всегда кажется странным, но в то же время странно милым, что такой холодный человек, как он, заботится обо мне.

Он холоден ко всему миру, но не ко мне.

Затем он шагает на кухню. Телевизор включен, идет какое-то кулинарное шоу, но все мое внимание сосредоточено на его ловких движениях, на том, как легко и целеустремленно он передвигается по комнате, расставляя еду, тарелки и приборы.

Вскоре после этого я ковыляю к столу, и он садится рядом со мной с контейнерами, между нами. Я заказала ливанскую еду, потому что ела ее в подростковом возрасте, и с тех пор она не выходит у меня из головы. С тех пор как я могу есть что угодно – и это больше не ограничивается салатом, – я набиваю себе рот, как свинья. Я даже не знаю, откуда у меня вдруг появился аппетит.

Адриан не комментирует мой выбор кухни, копаясь без всякой суеты. Теперь, когда я думаю об этом, он никогда не упоминал, что ему что-то не нравится.

– Есть ли какая-нибудь еда, которую ты не ешь? – спрашиваю я.

– Нет. – Он смотрит на телефон, лежащий у него на коленях.

– Непривередливый едок?

– У меня не было такой роскоши, когда я рос.

Я вспоминаю его слова о том, что его мать была любовницей, которая убила его мачеху. Что она злодейка.

– Вы были бедны?

Он медленно жует и глотает. Я думаю, что он использует это время, чтобы обдумать свой ответ, прежде чем произнести его вслух. прежде чем произнести его вслух.

– Не совсем. Моя мать была врачом, но она не любила готовить, поэтому мне приходилось готовить самому.

– Мне очень жаль.

– Мне нет. Так лучше. – Его взгляд скользит от телефона ко мне. – Ты привередливый едок?

– Ненавижу морепродукты.

– Серьезно?

– Я их не выношу. У меня такое чувство, будто я ем морских тараканов.

От этого на его красивом лице появляется легкая улыбка. Мне нравится, когда я – причина его улыбки. Может быть, потому что они чертовски редки, или потому, что он выглядит смертельно привлекательным.

– Никаких тараканов. Я запомнил.

Мы легко беседуем о еде и разных культурах, и я поражаюсь тому, как много знает Адриан. Он определенно больше путешественник, чем я.

После того, как мы заканчиваем есть, он берет пустые контейнеры на кухню, избавляясь от них, все еще глядя на свой телефон. Наконец раздается звонок, и через несколько секунд он отвечает твердым тоном.

– Волков.

Он прислушивается, и его лицо расслабляется, когда он отвечает с сильным русским акцентом.

– Назови время и место, Дон.

Дон?

В смысле, итальянская мафия?

– Тогда увидимся. – говорит он, вешая трубку.

Когда он возвращается в гостиную, он выглядит менее напряженным, чем раньше.

– Тебе нужно куда-то идти? – спрашиваю я.

– Не сегодня. – Он делает паузу. – Но начиная с завтрашнего дня я не смогу приходить несколько дней.

– Почему? – Мой голос испуган.

– Дела.

– Ты уверен, что это не из-за твоей невесты?

Он хмурится.

– Я же сказал тебе, что она больше не моя невеста.

– Это так просто, как ты говоришь?

– Почему нет?

– Скажи мне, Адриан. Я твоя любовница?

– А что? Что ты собираешься с этим делать?

– Я умоляла тебя не ставить меня в такое положение.

Его глаза темнеют, и я вижу, что он хочет поставить меня на место, используя свою властную силу, как в прошлый раз. Я готовлюсь к этому, но он лишь испускает долгий вздох.

– Это не так.

– Откуда мне знать?

– Тебе придется довериться мне.

– Да, конечно. – Я резко встаю, и мир начинает кружиться. Сильное чувство тошноты охватывает меня, и я хватаюсь за живот от его силы.

Через секунду Адриан оказывается рядом со мной, хватая меня за руку.

– Лия? Что это…?

– Кажется, меня сейчас вырвет, – выдавила я сквозь стиснутые зубы.

Адриан поднимает меня на руки и спешит в ванную, затем осторожно помогает мне опуститься перед унитазом. Я хватаю его и опустошаю свой ужин в яростных порывах.

Сильные руки гладят мою спину успокаивающими кругами, в то время как мой желудок издает отвратительные звуки.

К тому времени, как я заканчиваю, Адриан присаживается рядом со мной и говорит с полным спокойствием.

– Давай покажем тебя доктору.

– Зачем?

– Я думаю, ты беременна.

Глава 25

Лия

Я смотрю на маленькую серую точку на ультразвуковом мониторе, мои губы приоткрываются.

Адриан был прав. Я беременна. Пять недель.

Во-первых, акушер-гинеколог подтвердила это с помощью анализа крови, и теперь она показывает нам ребенка.

Я была потрясена, онемела, как в тот день, когда я вышла из операционной, чтобы узнать, что больше не могу быть балериной.

Но как только я увидела эту жизнь? Что-то внутри меня сдвигается.

Сначала я хотела потребовать аборт из-за балета. Но у меня больше нет балета, и тот факт, есть у меня дети или нет, никак не повлияет на мою оконченную карьеру.

Но теперь, когда я смотрю на крошечную фигурку на экране, сильные чувства, которых у меня не было с того дня, как моя карьера закончилась, внезапно овладевают мной.

Этот ребенок – мой. Что-то, что я создала.

Цепкая жизнь, которая пережила все стрессы, через которые я прошла до сих пор.

Я смотрю на Адриана, который стоит рядом с моей больничной койкой, также наблюдая за тем, что скоро вырастет в плод, в своем полном спокойствии. Он был как скала в течение всей этой ночи – нес меня, заботился о процедурах и был якорем, на котором все держалось.

Однако с тех пор, как доктор подтвердил его подозрения, он не выказал ни малейшей реакции. Хотя на самом деле это не было подозрением, так как он сказал об этом раньше доктора.

Мои глаза расширяются. Сделал он это… нарочно?

Эта мысль гремит во мне, как лесной пожар. Когда я сказала доктору, что принимаю противозачаточные таблетки, она упомянула, что таблетки не на сто процентов эффективны, особенно если я не принимаю их в одно и то же время каждый день.

Но беременность была бы гораздо более вероятной, если бы он действительно подменил мои таблетки.

Чувства, в которых я купалась всего несколько секунд назад, медленно испаряются, когда я сосредотачиваюсь сосредотачиваюсь на мужчине, стоящем рядом со мной. И не просто мужчине, а убийце и гангстере. Я не могу позволить кому-то вроде него стать отцом моих детей. Как, черт возьми, я позволила себе быть хоть немного счастливой от этой идеи?

Доктор протягивает мне снимок УЗИ, но я не беру его, боясь еще раз взглянуть на эту жизнь. Адриан благодарит ее, забирая у нее из рук листок. Я выполняю все движения, прикрываясь и хватая костыль, чтобы встать.

Адриан пытается помочь мне, но я вырываюсь. Он смотрит на меня и хватает за локоть, не давая отойти, пока не помогает сесть на стул перед столом доктора.

Вместо того чтобы занять свое место, он остается стоять рядом со мной.

– Ее травма может вызвать проблемы с беременностью?

Доктор, дама средних лет с мягкими чертами лица и белыми волосами, подстриженными в стиле пикси, говорит мелодичным голосом.

– К счастью, травма не случилась во время одного из ее последних триместров. Когда вы снимете гипс, мисс Морелли?

– Через три недели, – бормочу я.

– Все должно быть хорошо, но до тех пор, пожалуйста, обратите особое внимание на уровень вашего стресса. Первые беременности обычно самые хрупкие.

Адриан коротко кивает, назначает следующую встречу и выводит меня из кабинета.

Я отстраняюсь от него, как только мы спускаемся в холл, ковыляя так быстро, как позволяет мой костыль.

Он догоняет меня, хватает за талию и прижимает к себе. Затем он говорит низким, угрожающим тоном.

– Это второй и последний раз, когда ты отстраняешься от меня. И ходи медленно, чтобы не слишком давить на ногу.

– Прекрати, – шиплю я, извиваясь.

– Прекратить что?

– Прекрати вести себя как самый заботливый человек на свете, когда ты все это спланировал.

– Это?

Я останавливаюсь возле пожарной лестницы и указываю пальцем на конверт в его руке.

– Ты подменил мои таблетки, чтобы это произошло.

Выражение его лица остается прежним, как будто я ничего не сказала.

– Ты забеременела до того, как мне пришлось это сделать.

– Ты... ты планировал это?

– Да.

– Ты действительно подменил мои таблетки?

– Я же сказал, что мне не пришлось делать это. Как сказал доктор, противозачаточные таблетки не на сто процентов эффективны.

Его методичный, апатичный тон вкупе с его словами почти поверг меня в состояние истерики и чистой черной ярости. Мне требуется все мое мужество, чтобы не закричать, как будто я сошла с ума. – Ты вообще себя слышишь? Как ты мог так поступить со мной?

– Я не поступал так.

– Ты планировал это.

– Говорю в третий раз, мне не пришлось этого делать.

– Какого черта ты вообще хотел меня оплодотворить?

– Потому что это единственный способ держать тебя рядом. – Он смотрит на часы. – Кстати, об этом. Я думаю, мы можем это сделать.

– Сделать это где?

Он подносит телефон к уху и медленно, но твердо ведет меня к лифту.

– Мне нужен священник. Разбуди его, если придется… Мы направляемся в церковь... убедись, что у Эмили есть все, что ей нужно, прежде чем мы туда доберемся.

Дверь лифта закрывается, и мы направляемся на стоянку, пока он делает еще два звонка, говоря по-русски.

К тому времени, как он заканчивает, я дышу так тяжело, что едва могу сосредоточиться на том, что происходит вокруг.

– Что ты делаешь, Адриан?

– Мы собираемся пожениться.

Слова вылетают из него с невероятной легкостью, как будто это самое обычное явление, как будто он не просто предложил нам дать клятву, когда мы едва знаем друг друга.

– Пожалуйста, скажи, что ты шутишь.

Он смотрит на меня сверху вниз.

– Я же говорила тебе, что не делаю этого.

Я уже собиралась высвободиться, но он пригвоздил меня к месту, его глаза потемнели с предупреждением.

– Стой спокойно и не усугубляй свою травму.

– Я не выйду за тебя замуж! Это для преданных пар, а не для... для... нас!

– Ты беременна моим ребенком. Не должно быть никакой другой причины.

– Конечно, она есть.

– Не для меня.

– Я нуждаюсь в большем, Адриан.

– Жаль, что ты не можешь решать, Леночка.

Слезы разочарования застилают мне глаза, и я делаю глубокий вдох.

– Мы даже не обсуждали ребенка, а теперь ты говоришь о свадьбе?

– А что? – Он склонил голову набок. – Ты подумывала о том, чтобы не оставлять его?

Так ли это? Нет, не совсем. Но я даже не успела как следует подумать о том, как я это сделаю. В идеале, я хочу, чтобы Адриан был подальше от меня и ребенка, пока я не проясню свою голову. Замужество – это последнее, чего я сейчас хочу.

– У людей есть дети вне брака. – пытаюсь торговаться я.

В его глазах вспыхивает угроза, более страшная, чем я когда-либо видела. Его челюсти сжимаются, когда он говорит тихим голосом.

– Мой ребенок не родится вне брака. Это, черт возьми, ясно?

Мой позвоночник резко выпрямляется от перемены в его поведении. Это первый раз, когда спокойный фасад треснул, и я действительно вижу его таким злым, таким бессердечным и без какого-либо подобия света в его серых глазах.

И тут я вспоминаю, что он рассказывал. Адриан был сыном любовницы. Дерьмо. Неудивительно, что он не хочет ставить своих отпрысков в такое же положение.

Но это не дает ему права принуждать меня к этому браку.

– По крайней мере, дай мне время подумать, – решительно вздыхаю я.

– А что потом? Ты думаешь, что можешь сказать «нет»?

Конечно, он не позволит мне такой роскоши. Поэтому я пытаюсь воззвать к любой частичке человечности внутри него.

– Я едва переживаю конец своей карьеры, Адриан.

Если я и ожидала сочувствия, то ничего не нашла в его замкнутом лице.

– Ты переживешь это лучше, когда у тебя будет чем занять свое время.

– Ух ты, здорово. Спасибо, что подумал обо мне.

– Брось сарказм, Лия. Он тебе не идёт.

– Значит, теперь ты знаешь обо мне все?

– Не все, нет, но я знаю, что это произойдет сегодня.

Я пытаюсь освободиться от него, но это только усиливает его хватку вокруг меня.

– Просто дай мне время. Позволь мне это обдумать.

– У тебя будет достаточно времени, чтобы все обдумать.

Дверь лифта открывается прежде, чем я успеваю произнести хоть слово, и Адриан несет меня к ожидающей машине.

Коля и Ян впереди, и последний сочувственно смотрит на меня, когда его коллега начинает выезжать.

Новость о беременности стала наименьшей из моих проблем теперь, когда он использует ее, чтобы заставить меня выйти за него замуж.

– Адриан…

Он смотрит на меня с раздражением.

– Что, Лия? Что такое?

– Не заставляй меня делать это.

– Ты бы предпочла, чтобы я вернулся к Кристине и женился на ней?

– Ч-что? Какое она имеет ко всему этому отношение?

– Либо ты, либо она, и если ты будешь упрямиться и скажешь, что я должен пойти к ней, я заставлю тебя смотреть, как я женюсь на ней, а потом трахну ее, чтобы зачать с ней наследника.

Я задыхаюсь, образ формируется в моей голове, как будто это действительно реальность. Я ясно представляю, как великолепное обнаженное тело Адриана вливается в красивую высокую блондинку, и желчь поднимается к моему горлу, угрожая снова опорожнить мой желудок.

Он... не был бы так жесток, чтобы сделать это, верно?

Вопрос, должно быть, был написан на моем лице, потому что Адриан схватил меня за руку и наклонился, чтобы прошептать резкими словами.

– Давай, Лия. Сделай глупый выбор, если ты готова нести ответственность за последствия. Но пойми, я никогда тебя не отпущу. Я заставлю тебя смотреть на меня с Кристиной каждую ночь, прежде чем трахну тебя. Ей придется усыновить и твоего ребенка, потому что я не позволю, чтобы с моим отпрыском обращались как с незаконнорожденным. Так кем же ты будешь? Женой или любовницей?

Слеза катится по моим щекам, прилипая к губам, когда я чувствую вкус соли. Я не сомневаюсь, что он сдержит свое слово, что он будет мучить меня так, что я пожалею, что пошла против него.

– Ты чудовище, – выдыхаю я.

– И ты выйдешь замуж за этого чудовища. – Он толчком отпускает меня, и я приклеиваюсь к заднему сиденью, мое сердце чуть не выскакивает из груди.

Он действительно не оставил мне выбора. Он знает, что я никогда не стану его любовницей, несмотря ни на что. Что я предпочла бы пройти через любое безумие, которое он планирует вместо того, чтобы быть его побочной частью, в то время как другая женщина – его жена.

И не только это, этот придурок заберет и моего ребенка.

Когда мы подъезжаем к большому старому зданию, тошнота наполняет мой желудок.

Мы в церкви.

Сегодня он действительно заставит меня выйти за него замуж.

Адриан выносит меня из машины и ведет к задней двери. Блондинка в строгом костюме с юбкой приветствует нас улыбкой.

– Господин Волков. – Она кивает мне. – Мисс.

– У тебя все готово, Эмили? – спрашивает он со своим не подлежащим обсуждению русским акцентом.

– Да, сэр. Все в соответствии с инструкциями.

– Сделай это быстро. – Он ставит меня на ноги.

Я думаю о том, как бы сбежать, когда горячее дыхание щекочет мое ухо, и он шепчет.

– Если ты будешь сопротивляться, не говоря уже о попытке бежать, я поймаю тебя, и мы сделаем это, по-моему. Уверяю тебя, Лия, это последнее, чего бы ты хотела.

И с этими словами он поворачивается и уходит, совершенно уверенный, что я этого не сделаю.

И чтобы быть еще более уверенным, несколько черных машин выстроились по периметру церкви, все они были заполнены людьми, одетыми в черное, как Ян и Коля.

Он привел на церемонию своих охранников. Разве это не романтично?

Эмили ведет меня внутрь и знакомит с двумя своими помощницами. Я снова впадаю в оцепенение, позволяя им обращаться со мной, как с куклой Адриана.

Мудак.

Чертов мудак.

Каждый раз, когда я думаю, что мы приходим к какому-то пониманию, он делает что-то, чтобы доказать свою чудовищную природу. Иногда мне кажется, что я ему небезразлична, но это всегда будет либо как он хочет, либо никак

Эмили и ее помощницы не теряют времени даром. Они моют мои волосы и стягивают их в элегантный узел, прежде чем аккуратно прикрепить к ним длинную вуаль.

После этого они наносят естественный макияж, окрашивая мои губы в нежно-розовый цвет.

Довольно скоро я одета в белое шелковое свадебное платье с большой юбкой, которая закрывает мой гипс. Его шлейф длинный и круглый, соответствующий длине вуали.

У платья есть драгоценный вырез с кружевным V-образным вырезом, который открывает мою кожу. Оно элегантное и идеально сидит на мне, как будто специально для меня сшито – чего я не могла не заметить.

– Оно сшито на заказ? – спрашиваю я Эмили, которая возится с вуалью.

– Да, мисс. – Она сияет. – Мы так рады, что сделали это за такое короткое время.

– Как долго?

– Около месяца.

Еще до того, как я узнала о помолвке. Адриан приказал сшить это платье, пока он был помолвлен с Кристиной. С тех пор он намерен жениться на мне.

Я не знаю, что и думать об этом. Должна ли я быть польщена? Злой? И то, и другое?

Эмили говорит, что я должна оставаться в туфлях на плоской подошве, так как мне будет удобно. Кроме того, они все равно прикрыты платьем. Закончив осмотр, она достает фотоаппарат и ухмыляется.

– Улыбнись.

Не знаю, делаю ли я то, что она просит. Я смотрю на свое отражение в длинном зеркале и как будто не узнаю себя. Я прекрасно выгляжу со слегка красными щеками, как раскрасневшаяся невеста.

Но все как раз наоборот.

Этот красный цвет – от гнева, от того, как Адриан забирает все и не дает мне выбора.

Хотя он дал мне один – быть его женой или любовницей – но это просто еще один способ манипулировать мной. Он никогда не собирался соглашаться с моим решением, особенно после того, как почти месяц готовил мне свадебное платье.

Или, может быть, он выбросил бы его и заказал другое для Кристины.

Теперь я точно знаю, что он никогда меня не отпустит.

– Вы можете идти, мисс. – Эмили улыбается. – Хотите, я вам помогу?

– Нет, спасибо.

Я опираюсь на костыль и, высоко подняв голову, выхожу из комнаты. Если я и собираюсь пожертвовать собой, то не со слезами на глазах и не как девица в беде.

Потому что нет рыцарей в сияющих доспехах. В конце прохода меня ждет чудовище.

Тот, кого я охотно впустила в свое тело и чуть не позволила уничтожить свою душу.

Больше нет.

Адриан добавил к своему наряду черный пиджак и стоит перед сонным священником, рядом с ним Коля и Ян. В остальном церковь пуста.

Я ковыляю к нему и отказываюсь смотреть на легкое благоговение в его глазах, на то, как его лицо светится на мгновение, прежде чем полностью закроется, как и все остальное.

Как только я оказываюсь в пределах досягаемости, он сжимает мою талию и, несмотря на мой костыль, осторожно притягивает меня ближе, так что его грудь почти врезается в мою.

Грозовое зимнее небо в его глазах впилось в мои глаза, когда он приказал священнику.

– Начинай.

Я не хочу смотреть ему в глаза или быть пойманной на отсутствии сочувствия. Иногда они слишком апатичны, слишком черные. Как сейчас.

Однако там есть что-то еще, что-то сродни плотскому обладанию.

Я отрываю от него взгляд и смотрю на священника, старика с наполовину лысой головой, который говорит с сильным русским акцентом.

– Пропусти это, – снова приказывает Адриан, когда начинает говорить о браке и его ценностях.

– Берешь ли ты, Адриан Волков, Лию Морелли в жены, чтобы быть с ней всегда, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, в счастье и в горе, с этого дня и до самой смерти?

– Да, – говорит Адриан с такой убежденностью, что мне хочется ударить его за то, что он так опрометчиво дал такие клятвы.

Священник поворачивается ко мне.

– Берешь ли ты, Лия Морелли, Адриана Волкова в мужья, чтобы быть с ним всегда, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, в счастье и в горе, с этого дня и до самой смерти?

Я смотрю на Адриана, на обещание возмездия в его замкнутых чертах, если я не скажу то, чего он хочет.

Он действительно не должен был угрожать мне, потому что теперь я полностью согласна с планом Луки. Если не для чего-то другого, то для того, чтобы избавиться от него и того негативного влияния, которое он оказывает на мою жизнь.

С тех пор как он вошел в нее, я потеряла полный контроль, и мне нужно вернуть его.

В течение последних нескольких недель я планировала сказать Луке, что не буду шпионить за человеком, который заботится обо мне, но Адриан показал мне свое истинное лицо сегодня вечером.

– Да, – говорю я кротко, без всяких эмоций.

– Вы уверены, мисс? – спрашивает священник, и Адриан пристально смотрит на него, словно раздумывая, стоит ли отрубать ему голову.

– Да, – отвечаю я Потому что я заставлю Адриана пожалеть обо всем, что он заставил меня пережить с того дня, как я впервые увидела его в своем подземном паркинге. Хотя я была готова забыть об этой связи, которую, как мне казалось, мы создали, ничто не может простить того, что он сделал со мной сегодня вечером.

Я все еще не закончила свою завершенную карьеру, но теперь я беременна и вынуждена выйти за него замуж.

Адриан берет у Коли две маленькие коробочки и надевает мне на палец кольцо с бриллиантом. Он большой, идеальный и элегантный. Простая и безупречная посадка. Однако я не нахожу радости, глядя на него. Если уж на то пошло, то я чувствую на своей руке воображаемую тяжесть.

Он кладет мне на ладонь другое кольцо, простое из белого золота, и я отключаю эмоции, надевая его ему на палец.

– Объявляю вас мужем и женой, – с сожалением произносит священник. Может быть, он точно знает, что за человек Адриан на самом деле, и он жалеет меня. – Можете поцеловать невесту.

Адриан прижимает меня к своей груди и хватает за затылок.

– Теперь ты моя, госпожа Волкова.

Я ненавижу, когда его фамилия связана со мной. Почему-то мне кажется, что я продала душу дьяволу.

Хуже того, я буквально вышла за него замуж.

Но пока Адриан считает это победой, для меня это только начало.

Он заставил меня стать его женой? Хорошо.

Но его жизнь закончится от рук жены.

Я не закрываю глаза, когда он прижимается губами к моим. Его поцелуй всепоглощающий и предназначен, чтобы доминировать надо мной, разрушить все мои стены.

Но я уже все потеряла.

Теперь все, что я могу сделать, это победить.

Глава 26

Адриан

Дело сделано.

Лия теперь моя жена, связанная со мной на всю жизнь, нравится ей это или нет.

Если бы у меня не было так мало времени, я бы сделал это при других обстоятельствах, после того, как ее нога была исцелена. Это случилось бы в любом случае, но мои методы могли бы быть мягче.

Однако она не только забеременела раньше, чем я ожидал, но и я наконец-то заключил союз с Лазло Лучано, не вовлекая ее в это дело.

Я планировал это несколько недель, создавая идеальные условия, чтобы каким-то образом оказаться в том же клубе, что и Лазло, во время встречи с одной из других итальянских семей, Розетти.

Я должен был сделать из Яна убийцу, заставить его убить одного из других итальянцев, чтобы спасти Лазло, который всегда был в центре территориальных войн. Несмотря на то, что Лучано правили железным кулаком, у них была кровавая история с Розетти, так что это был не первый случай, когда кто-то из них пытался убить его.

Убив одного из их капо и спася жизнь Лазло, я обеспечил себе прямую связь с доном Лучано. Это он подтвердил, когда пригласил меня к себе домой по телефону.

Сегодняшний день был продуктивным.

Я перевожу взгляд на Лию, которая сидит рядом со мной в машине. Она перестала умолять и пытаться убежать от своей судьбы, отчаяние сменилось тишиной. Может быть, связав себя узами брака, она поняла, что для нее нет выхода.

Хотя я сомневаюсь, что она примет это так легко. Она так и не привыкла к тому, что я есть в ее жизни, а теперь я сделал еще один шаг. Но, как я уже сказал, у нее будет достаточно времени, чтобы все обдумать. После того, как она будет в безопасности от всех, кроме меня.

Я не спеша наблюдаю за ней, пока огни снаружи отражаются от ее мягких черт. Ее руки безвольно лежат на коленях. Они такие же хрупкие, как и все остальное, даже хрупче.

Как и ее нога.

Когда ее мечта разбилась вдребезги перед ней, я почувствовал, как внутри у меня все сжалось. Такого я не испытывал со дня смерти тети Анники. Я хотел защитить ее от мира и всех в нем, и я знал, что единственный способ сделать это – взять ее под свою защиту, официально.

Она также стала мишенью, но пока она все время в поле моего зрения, я смогу о ней позаботиться. Потому что ни за что на свете никто не заберет ее у меня.

Возможно, я не в состоянии полностью осознать степень своей одержимости ею, но потребность защищать ее и владеть каждым дюймом ее тела – это неистовый, ненасытный зверь.

Лия – все тот же нежный цветок. Однако за ее кажущейся хрупкостью всегда скрывалась кипящая сила. Внутренняя энергия гудела под поверхностью, ожидая шанса вырваться на свободу. Я чувствовал это, когда она была подо мной, когда я трахал ее, а также во время ее кошмаров.

Она закупоривает вещи до тех пор, пока они, в конце концов, не взорвутся, будь то в форме страсти или дурных снов, никто не знает.

Платье идеально сидит на ней, облегая ее мягкие изгибы и подчеркивая ее элегантность. Этот вид, вероятно, мой любимый из всех, не только из-за свадебного платья, но и из-за того, что оно означает.

Она моя невеста.

Моя жена.

Моя, черт возьми.

Темное чувство одержимости овладевает мной, побуждая сорвать это платье и погрузиться в ее тугой жар.

Мне требуется все силы, чтобы остановить эти мысли и сосредоточиться на том, что осталось сделать сегодня вечером.

– Это не дорога в мою квартиру, – тихо говорит она.

– Мы не вернемся в твою квартиру. Никогда.

– Что?

– В любом случае срок аренды заканчивается через месяц. Кроме того, как моя жена, ты будешь жить в моем доме.

Ее руки сжимаются в кулаки.

– Когда ты собирался сообщить мне об этом?

– Я только что это сделал.

Ее острый взгляд режет меня, как обоюдоострый меч.

– А если я скажу, что не хочу покидать свою квартиру?

– Тогда ты солгала бы, а я тебе говорил, чтобы ты этого не делала. Ты задыхалась там последние две недели, с каждым днем становясь все более подавленной, потому что она напоминает тебе о балете.

– И твой дом станет волшебным решением?

– Возможно. Он также лучше защищен. –И я могу оставить ее без навязчивого наблюдения за камерами и разделения моих охранников по всему месту, чтобы обеспечить ее безопасность.

Она поджимает губы, словно хочет еще поспорить, но передумывает.

– Я хочу забрать свои вещи из квартиры.

– Завтра они будут в моем доме.

– Почему мы не можем забрать сейчас?

– Потому что нам нужно быть в другом месте.

Тонкая морщинка морщит ее лицо.

– Мы не поедем к тебе домой?

– Пока нет.

– Почему нет?

– Сначала ты должна отдать дань уважения моему Пахану.

Ее лицо бледнеет, а горло мягко сглатывает, когда она понижает голос.

– А мне обязательно?

– Да. Мы уже поженились без его присутствия и не можем отказаться от этого шага. Тебе не обязательно говорить. Просто поцелуй ему руку, когда он ее протянет, и все.

– Значит ли это, что теперь я буду частью вашей организации? – Ее голос звучит испуганно, даже слишком, но чего она не понимает, так это того, что этот шаг был всего лишь вопросом времени. Это случилось бы в любом случае, и чем скорее она примет это, тем лучше.

– Ты – часть меня, Лия. Это все, о чем тебе нужно беспокоиться.

Ее губы приоткрываются, как будто она хочет что-то сказать, но она снова поджимает их и смотрит в окно, пока мы не подходим к дому Сергея.

Я помогаю ей выйти, затем поднимаю ее на руки, когда она борется со своим длинным платьем и костылем. Я ожидаю, что она будет сопротивляться, но она не сопротивляется, ее крошечное тело остается неподвижным, когда я несу ее внутрь.

Только Коля следует за нами, когда охранники Сергея кивают на мое появление. Лия наблюдает за окружающим, как загнанный в угол зверь, ищущий спасения, ее брови морщатся все глубже, чем дальше я поднимаюсь по лестнице и иду по коридору.

Пока ее руки обвивают мою шею, ее внимание сосредоточено на чем-то другом. Позже мне придется иметь дело с ее попытками отстраниться от меня, будь то телом или разумом.

Я ставлю ее на ноги в нескольких шагах от кабинета Сергея, и Коля протягивает ей костыль. Прежде чем я успеваю что-то сказать, дверь открывается, и Владимир выходит наружу.

При виде нас он замолкает и машинально оглядывает Лию. Несмотря на то, что за этим нет никаких других намерений, я испытываю искушение выколоть ему глаза.

Лия встает рядом со мной, и я наслаждаюсь тем, что она выбрала меня в качестве защиты. В ее глазах Владимир – грузный бородатый мужчина с постоянным хмурым взглядом, который выглядит так, будто готов убить всех на своем пути.

Поскольку я знаю его много лет, я не вижу в нем угрозы. Тем не менее, это первая встреча Лии с ним, и первое впечатление, которое люди обычно имеют о Владимире, заключается в том, что он смертельно опасен, вероятно, самый опасный на вид среди элиты.

– Поэтому ты и попросил о встрече с Сергеем? – спрашивает он по-русски.

– Да, но я не понимаю, почему ты здесь, – отвечаю я на том же языке.

– Я пришел по другим делам. – Он в последний раз смотрит на Лию, потом качает головой и уходит.

Я беру холодную руку Лии в свою и веду ее к двери.

– Ни слова, – напоминаю я ей, прежде чем постучать.

– Войдите, – говорит Сергей по-русски.

Я толкаю дверь, и она ковыляет за мной, опираясь на костыль.

Мы останавливаемся посреди грандиозного кабинета Сергея, который первоначально принадлежал его брату, покойному Пахану Николаю. Он ничего в нем не изменил, словно сохранил память о Николае в мрачном убранстве и бесчисленных книжных изданиях на русском.

Сергей сидит в гостиной, а Игорь – напротив. Я тоже позвал его, потому что он должен увидеть это сам.

После того как я разорвал помолвку с его дочерью, Игорь потребовал от Пахана моего наказания, но так как я «золотой мальчик» Сергея, как любит называть меня Кирилл, он дал мне возможность объясниться.

Я предпочитаю действие словам.

Лицо Игоря искажается от явного неудовольствия, когда он изучает Лию в ее свадебном платье и кольца вокруг каждого из наших пальцев.

Она остается на месте, но ее черты бледнеют, когда она узнает его.

– Я думал, ты ее не знаешь. – Игорь не скрывает своего обвинительного тона и говорит по-английски с акцентом.

Пальцы Лии напрягаются в моих.

– Я не знал. – вру я. – У нас был роман на одну ночь.

Я чувствую, что Лия смотрит на меня, но, к счастью, она держит свои слова при себе. Любой неверный шаг перед этими людьми, и все будет кончено. Неважно, что она беременна от меня или я женился на ней. Любое проявление неуважения, и они заберут ребенка и убьют Лию.

– Как ты смеешь? – Игорь с грохотом ставит стакан с водкой на кофейный столик.

– Кристина сказала, что это нормально, если у меня в то время были любовницы. – говорю я. – Ты можешь подтвердить это у нее, если хочешь.

– Так что, Волков? – Критический взгляд Сергея скользит по Лие, оценивая ее, как горничную, которую он не одобряет. – Ты предпочел жениться на своей любовнице на одну ночь, а не на дочери Игоря. Это твое объяснение?

Я могу сказать, когда Сергей сердится. Он становится пугающе спокойным, как сейчас. Вот в чем разница между ним и Николаем. Покойный Пахан пошел бы на убийство, но его младший брат убьет вас молчанием.

Его точка зрения логична. Сергей обижается на Игоря, которого он не только знает последние сорок лет, но и который является самым близким его другом в братстве.

– Нет, – говорю я своим фирменным спокойным, ровным тоном. – Я женился на ней, потому что она ждет моего наследника.

Их взгляды скользят к ее животу, как будто они видят там ребенка и спрашивают его о его происхождении. Это внимание заставляет Лию поежиться, поэтому я достаю конверт из куртки и протягиваю его Сергею. Чем скорее мы покончим с этим, тем быстрее я смогу вытащить ее отсюда.

Пахан ставит стакан на стол, изучает УЗИ и заключение врача и вздыхает.

– Он действительно твой?

– Зачем мне вообще тратить на нее время, если это не так? – Лия вздрагивает, словно я ударил ее по лицу.

Я изо всех сил стараюсь сохранять хладнокровие. Я не хочу, чтобы она думала, что она для меня ничто, но если она в это поверит, то и они тоже.

И мне чертовски нужно убрать ее с их радаров. Это будет нелегко, учитывая положение, которое я занимаю в братстве, но, если они думают, что она здесь только из-за ребенка, они не будут иметь никаких ожиданий от нее, и я смогу уберечь ее от этой жизни. Даже если это только частично.

– Я не хотел проявить неуважение к Кристине, заставляя ее растить чужого ребенка, Игорь. – говорю я ему. – Она заслуживает лучшего.

Он делает большой глоток, отказываясь отвечать, но и он, и Сергей знают мои взгляды на воспитание внебрачного ребенка. Я жил этим и никогда, ни при каких гребаных обстоятельствах, не подвергну своего сына или дочь такой участи.

– По крайней мере, Кристина русская. – Сергей не скрывает пренебрежения в своем голосе. – Эта выглядит американкой.

– Не волнуйся, Пахан. Мой ребенок будет воспитан по-русски.

– Это, само собой разумеется. – Он изучает ее костыль. – Что с ней?

– Я сломала ногу. – говорит она ясным голосом.

Я крепче сжимаю ее руку, чтобы она замолчала. Она действительно не хочет привлекать их внимание, вообще.

Сергей поднимает бровь.

– Значит, у тебя есть голос. Мы изо всех сил старались говорить для тебя по-английски, а ты только сейчас радуешь нас своими словами.

– Адриан сказал, что лучше не говорить, но я не люблю, когда обо мне говорят так, будто меня нет в комнате.

Черт бы меня побрал.

Сила, которая всегда таится в ней, вырывается наружу, и хотя ее пальцы дрожат в моих, выдавая ее страх перед двумя лидерами Братвы, она все еще держит спину прямо и смотрит на них в упор.

Мне действительно нужно свести ее контакты с братством к минимуму. Я видел этот взгляд раньше, решимость и упрямство в мире, полном мужчин.

Моя мать носила его, как только избавилась от тети Анники и вышла замуж за моего отца.

Была еще и жадность.

Но ее честолюбие погасло прежде, чем она успела что-либо предпринять. Любой, кто бросит вызов Пахану, приговорен к смерти, кем бы он ни был.

– Вижу, Адриану есть чему тебя научить, – мрачно говорит Сергей. – Она лучше, когда молчит.

Лия открывает рот, вероятно, чтобы ответить, но я сжимаю ее пальцы, пока она не морщится.

– Будет сделано, Пахан.

Он кивает мне, и я толкаю ее локтем, так что она ковыляет передо мной, когда мы выходим из кабинета.

Пора преподать моей невесте первый урок.

Глава 27

Лия

Убийственность даже не объясняет атмосферу, как только мы выходим из кабинета Пахана.

Адриан не произносит ни слова, пока мы едем, но ему и не нужно. Не то чтобы это было удивительно. Он из тех, кто позволяет своему гневу расти, из тех, кто раздает боль, чтобы доказать свою точку зрения.

Тип, который заставляет вас впасть в его близость и принуждает вас к браку, а затем говорит своим боссам, что вы ничего не значите.

Я не знаю, какая часть разорвала меня больше всего. Его принуждение или то, как он говорил обо мне перед своим начальством.

Тишина в машине удушает, питаясь моей кипящей яростью и кипящим гневом Адриана.

Коля и Ян тоже молчат, не смея оглянуться.

Кажется, проходит целая вечность, пока помощник Адриана не останавливается перед большими металлическими воротами, которые открылись с громким скрипом. Вскоре мы едем по длинной бесконечной подъездной дорожке и останавливаемся перед особняком.

Он грандиозный, больше, чем жизнь, темный и холодный. Как и его владелец.

Итак, это моя новая позолоченная клетка.

Раньше у меня было хоть какое-то подобие контроля в моей квартире, но теперь Адриан перестал притворяться или делать усилия ради меня. Его заботливое отношение и мягкость, с которой он обращался со мной, были лишь фасадом, подготовительной фазой, чтобы он мог привести меня сюда.

В свою пещеру чудовища.

Адриан выходит прежде, чем машина останавливается. Я вздрагиваю от звука захлопнувшейся двери с его стороны, несмотря на то, что всю дорогу сюда вооружалась гневом, несмотря на мою новую решимость разрушить его жизнь, как он разрушил мою.

Когда он открывает мою дверь, и я пытаюсь схватить свой костыль, он вытаскивает меня одним сильным рывком. Я пытаюсь сопротивляться, но он перебрасывает меня через плечо, как неандерталец, и врывается в дом. Моя большая вуаль падает ему на спину и скользит по земле. Кровь приливает к моей голове от позы и унижения от того, что все его чертовы охранники, которые следовали за нами от церкви, видели меня такой.

Я даже не успеваю сосредоточиться на том, что меня окружает, пока он большими шагами преодолевает расстояние, словно на задании.

Извиваясь, я бью его по спине.

– Отпусти меня!

Он не отвечает, ни когда я впиваюсь ногтями в его куртку, ни даже когда я кусаюсь и извиваюсь. Как будто он не чувствует моих ударов, как будто это бунт маленького ребенка.

– Отпусти меня! – кричу я.

Его рука тяжело опускается на мою задницу, и я вскрикиваю, когда пощечина эхом разносится в воздухе. Но мои мышцы не сжимаются, пока его резкие слова не пронзают мою грудь.

– Ты сегодня сама себя подставила, Лия, так что будет мудро заткнуться. Ты же не хочешь испытывать меня прямо сейчас.

Я обмякаю в его объятиях, и не только из-за его угрозы.

Если я хочу выйти из этого брака невредимой – или настолько невредимой, насколько это возможно, – мне нужно быть умной в общении с ним и выбирать свои битвы.

Гнев Адриана, кажется, не уменьшается, даже после того, как я перестаю сопротивляться. Во всяком случае, его шаги становятся шире, когда он несет меня по коридору и пинком распахивает дверь комнаты, а затем захлопывает ее.

Он кладет меня на кровать, и, если мне не мерещится, я бы сказала, что он был нежен, чтобы не повредить мою ногу. Но, конечно, я все выдумываю. Заботливая сторона Адриана – всего лишь чертова иллюзия, которую он использует в своих интересах, когда ему заблагорассудится.

Что толку думать об этом, когда он запятнал всю мою жизнь сегодняшней свадьбой и всем, что за ней последовало?

Беременность – это единственное, о чем я не скорблю, потому что я чувствовала – и продолжаю чувствовать – мгновенную связь с моим ребенком. Однако Адриан далек от того, чтобы быть образцовым отцом или мужем. Он просто использует ребенка и брак, чтобы раздавить меня.

Он сдергивает пиджак и закидывает его за спину, затем расстегивает рубашку, обнажая тугую мускулистую грудь и изрезанный живот.

Я отворачиваюсь от него, потому что отказываюсь быть захваченной его физической красотой, тем, как он меня на самом деле привлекает.

Все эти чувства – гормональные и физические реакции. Они ничего не значат.

Я опираюсь руками на кровать, осторожно перемещая платье и гипс на матрас так, чтобы сидеть, вытянув перед собой обе ноги. Он может показать мне сегодня самое худшее, но я отделю свое тело от разума и сердца. Пора мне проснуться и увидеть Адриана таким, какой он есть на самом деле – бесчувственным монстром.

Он снимает ремень и обматывает его вокруг своей сильной руки, а когда говорит, в его голосе слышится едва уловимая угроза.

– Что я сказал тебе перед тем, как мы вошли в кабинет Сергея?

Я вздергиваю подбородок и поджимаю губы.

Он подходит ближе или, скорее, крадется, похожий на большого кота с черной душой.

– Что я сказал, Лия?

– Я не собиралась позволять тебе говорить обо мне как о предмете и молчать об этом. Возможно, я потеряла свою мечту, но я не потеряла свою гордость и самоуважение. Я не позволю тебе или твоим тупым боссам унижать меня.

– Неправильный ответ.

Он тянется ко мне, и я вздрагиваю от чистого инстинкта самосохранения. Все во мне говорит мне бежать от этого человека, держаться от него как можно дальше. Но куда бы я ни пошла, он стоит там, как вечная тень. Так было с тех пор, как я впервые увидела, как он хладнокровно убил человека.

Адриан обхватывает меня обеими руками за талию и переворачивает, заставляя лечь на живот, положив голову на подушку. Он расстегивает молнию на моей спине и сдергивает платье, позволяя белому шелку растекаться по кровати. Поскольку у него есть встроенный бюстгальтер, я нахожусь только в трусиках и вуали, которая теперь задрапирована сбоку.

Когда Адриан садится рядом с моей здоровой ногой, я краем глаза замечаю, что он еще несколько раз обматывает широкую кожаную петлю вокруг руки. Это зрелище разжижает мои внутренности, как в абсолютном страхе, так и в сводящем с ума предвкушении.

– Ты, кажется, забыла, как идут дела, Лия. Но я буду счастлив выбить это из тебя, пока ты не узнаешь свое место.

– И кто же я? Твоя немая жена? Жена, которую ты заставил выйти за вас замуж?

– Продолжай лгать себе, если думаешь, что это поможет тебе справиться лучше, но мы оба знаем, что ты этого хочешь. Ты хочешь быть моей, чтобы трахаться и быть наказанной, владеть и развращать.

– Я никогда ни на что не соглашалась, когда дело касалось тебя, Адриан. Ты заставлял меня делать все с самого начала.

Его челюсть сжимается, и тень омрачает его лицо.

– Заставлял тебя? Разве я заставлял тебя ждать меня каждую ночь или кончать на мой член, язык или пальцы? Разве я заставлял тебя жаждать шлепков моей руки или пояса? Ты практически дрожишь в предвкушении, Лия, так что не смей, черт возьми, говорить, что я тебя заставлял. Во всяком случае, я высвободил твои сексуальные фантазии. Ты знаешь это, я знаю это, и твой психоаналитик тоже знал бы это, если бы тебе не было стыдно в этом признаться.

– Так ты теперь считаешь себя моим спасителем?

– Я никогда не утверждал, что это так. Однако я – твой муж, и ты моя

– Я никогда не буду твоей. Не по своей воле.

Адриан хватает меня за волосы и вуаль, безжалостно оттягивая голову назад.

– Ты моя, Лия. На самом деле, ты всегда была моей, так что лучше тебе это признать.

– Нет.

Его горячее, угрожающее дыхание щекочет мне щеку.

– Скажи это. Скажи, что ты моя.

– Нет.

– Лия... ты действительно не хочешь злить меня больше, чем я уже зол.

– Ты все равно меня выпорешь, так что сделай это и оставь меня в покое.

– О, я не оставлю тебя. Нет, пока ты полностью не признаешь, что ты моя.

– Никогда. – Я выдерживаю его быстро темнеющий взгляд своим решительным. Возможно, неразумно провоцировать его, но это не моя цель. Я только защищаю себя, чтобы он не забрал те маленькие части, которые у меня все еще есть. Если я откажусь от них, он растопчет их и меня, а потом бросит умирать в запертой комнате.

– Очень хорошо. Похоже, ты торопишься начать свое наказание. – Адриан опускает мою голову на подушку и проводит кончиком ремня по моей обнаженной спине. Я вздрагиваю, когда память моего тела о нем включается.

Если и есть что-то, что я не могу отрицать в своих испорченных отношениях с ним, так это определенно физическая связь. У нас больше химии, чем я когда-либо могла себе представить, и я ненавижу это прямо сейчас. Я ненавижу, что он держит меня или как сильно я жажду его прикосновений после нескольких недель голодания.

Я ненавижу то, что скучала по его бессердечному обращению с моим телом.

Я ненавижу то, что мне нравится наша разница в размерах и то, как легко он может одолеть меня, сбить с ног и завладеть мной.

Его рука обхватывает мои трусики и срывает их. Я задыхаюсь, когда испорченный материал касается моих складок, прежде чем он отбрасывает его. Неважно, сколько раз он это делал, сколько у меня испорченных пар трусиков. Это не стареет, и он никогда не подводит меня.

– Когда я приказываю тебе что-то сделать, ты не думаешь об этом, не пытаешься бросить мне вызов, ты, черт возьми, делаешь это. Это понятно? – Его слова так же спокойны, как движения ремня вверх и вниз по моей спине и изгибу задницы.

– Тогда тебе следовало приобрести игрушку, а не меня.

Свист эхом разносится в воздухе, прежде чем ремень опускается на мою задницу. Я кричу, когда ожог оседает на моей коже и проникает прямо в мою сердцевину. Прошло много времени с тех пор, как он прикасался ко мне своим ремнем или сексуально прикасался ко мне, и мое тело, которое в течение нескольких недель бунтовало против отсутствия стимуляции, теперь воскрешается из пепла, как феникс.

– Не отвечай мне.

– Я не позволю тебе сломать меня, – выдавливаю я. – Если тебе нужен послушный питомец, ты должен был найти другую жену.

Моя самооценка – последнее, что у меня есть, и я буду бороться до смерти, прежде чем позволю Адриану забрать и ее.

– Ты моя жена, госпожа Волкова, и я буду втрахивать этот факт в твое тело до тех пор, пока ты не будешь вести себя соответственно.

Взмах. Шлепок.

Взмах. Шлепок.

Я задыхаюсь, мои губы дрожат от ярости, скрывающейся за ударами. Он действительно хочет наказать меня. Но самое смущающее то, что я не только чувствую удар на своей заднице. Он кипит под моей кожей и посылает импульсы к моей ноющей сердцевине.

– Ты не будешь возражать ни передо мной, ни перед кем-либо еще в братстве. – Шлепок. – Ты будешь держать свои мысли при себе. – Шлепок. – Ты больше не пойдешь против меня на людях.

Шлепок!

Я рыдаю к концу его слов, мой голос хриплый, мое сердце колотится так громко, что я боюсь, что оно прольется на матрас и оставит меня опустошенной раз и навсегда.

– Это ясно, Лия?

– Да... да… – Я говорю ему то, что он хочет услышать, чтобы он прекратил пытку. Дело не только в рубцах. Речь идет о пугающем трении в моей сердцевине, которое усиливается с каждым его безжалостным ударом.

– Хорошо.

Я выдыхаю, когда его большая ладонь касается моей поврежденной кожи, и он медленно разминает мою задницу. Обычно это означает, что он перестал меня мучить – или близок к этому.

Его рука медленно раздвигает мои бедра, насколько это возможно с гипсом, и я не могу сдержать стон, который вырывается, когда его пальцы касаются моих влажных складок.

– Я вижу, ты скучала по своим наказаниям, Лия.

Я зарываюсь лицом в подушку, чтобы заглушить свой голос. Я не хочу, чтобы он слышал, как я распутничаю, и, самое главное, я не хочу, чтобы он знал, что у него есть эта власть надо мной.

– Отрицай все, что хочешь, но твое тело принадлежит мне. – Он резко обнимает меня. – Эта киска принадлежит мне, – он шлепает меня по горящей коже, и я всхлипываю. – Эта задница тоже принадлежит мне. Но если у тебя еще остались какие-то сомнения, скажи, и я выбью это из тебя.

Мое дыхание прерывистое и не только из-за боли. Это из-за его слов. Черт бы побрал их и меня за то, что я позволила им так на меня воздействовать.

– Разве я не должен продолжать наказывать тебя, Леночка?

– Нет…

– Значит, ты принадлежишь мне?

Я поджимаю губы.

Он поднимает руку и опускает ее на мою задницу. Я кричу, когда моя горящая кожа взрывается от боли.

– Ты, черт возьми, принадлежишь мне?

– Нет... никогда…

– Лия... не заставляй меня ломать тебя.

–Ты сломаешь меня еще больше, если я скажу эти слова, – всхлипываю я, все мои болевые рецепторы пульсируют одновременно.

Он снова шлепает меня, и я стону, мое тело извивается в сторону, но он удерживает меня за волосы.

– Скажи, что ты моя.

– Нет.

Шлепок.

– Скажи. Это.

Мои слезы пропитывают подушку, и я чувствую, что могу потерять сознание. Как будто его следующие удары вырубят меня. Но они этого не делают. Все, что они умудряются делать, это мучить мою задницу и сердцевину. Сейчас он использует свою руку, но моя кожа так нежна и возбуждена, что даже малейший удар отдается эхом во всем моем теле.

– Прекрати это… Адриан... пожалуйста…

– Нет, пока ты не скажешь, что ты моя. – Голос у него резкий, не терпящий возражений.

– Я не могу… – всхлипываю я.

– Да, можешь.

– Нет! Ты и так уже отнял у меня так много. Я не отдам тебе свои последние куски. Так что, если хочешь забить меня до смерти, сделай это. Я не произнесу этих слов даже на последнем издыхании.

Я ожидаю, что он сделает то, что я предложила, просто чтобы доказать свою точку зрения, но Адриан делает долгий выдох и отбрасывает ремень. Звук, который он издает, когда падает на пол, вызывает небольшой толчок в моей груди.

Позади меня раздается шорох одежды, и я представляю, как он избавляется от рубашки и брюк.

Он обхватывает рукой мою челюсть и приподнимает меня. Полная одержимость и навязчивая темнота в этом жесте заставляют меня задыхаться.

– Я собираюсь трахнуть тебя, как свою жену, и ты будешь кричать для меня.

Адриан ставит свое колено между моих ног и держит меня за бедро, когда его член пробивается внутрь, его грудь одновременно покрывает мою спину, так что его голова находится всего в нескольких дюймах от моей. Несмотря на то, что я была влажной и более чем готовой, его вход в мое тело всегда причиняет боль, как в первый раз. Мой зад горит, когда его пах ударяется об него.

– А-а-а...больно…

– Очевидно, не сильнее, чем твое гребаное упрямство.

– Адриан…

– Что?

– Сделай что-нибудь.

– Это? – Он тянется под меня и крутит мой набухший клитор.

– Оооо…

– Или это? – Он толкается в меня, и, хотя его пах все еще касается моей измученной кожи, это добавляет трения и плотского удовольствия.

– Да... О-о-о... да…

– Вот и все, – бормочет он мне в рот, прикрыв глаза. – Стони для меня. Дай мне услышать этот гортанный звук, который издается только для меня.

Вот тогда это и щелкает.

Адриану всегда нравилось, когда я издаю звуки во время секса. Кажется, это делает его жестче, и его темп нарастает до сводящего с ума уровня, как сейчас. Шлепок плоти о плоть и мое собственное возбуждение эхом разносятся в воздухе, когда он держит мои глаза и все во мне в заложниках.

Но даже когда он берет мое тело, когда он крадет его у меня, есть только одна вещь, которую я могу украсть у него взамен.

Я тяжело дышу, когда он двигается в темпе, который, как он знает, заставит меня кончить. Но когда оргазм обрушивается с разрушительной силой, я кусаю нижнюю губу так сильно, что металл взрывается на моем языке.

Чудовищно красивое лицо Адриана искажается, и я удерживаю его взгляд, заглушая звуки, которые он так любит слышать.

Он отнял у меня свободу. Я лишу его удовольствия.

Адриан, возможно, начинал как единственный, у кого есть сила, но я медленно нахожу свою. Пусть у меня нет ни оружия, ни армии охранников, но я убью его молчанием.

Его хватка сжимает мою челюсть, когда он замирает у меня за спиной, и теплая жидкость заполняет мои стенки.

Он вырывается из меня, но только для того, чтобы с удвоенной энергией врезаться обратно.

О Боже. Как он мог снова возбудиться так скоро? Обычно он быстро встает, но не так быстро.

– Мы повторим, и на этот раз ты будешь чертовски кричать, Лия.

– Никогда.

– Тогда мы будем заниматься этим всю ночь. Ты поклонишься мне, жена.

Не в этой жизни, муж.

Глава 28

Лия

Месяц спустя гипс сняли, и мы с Адрианом отправились в кабинет доктора Ким, чтобы начать реабилитацию, чтобы я снова могла ходить.

Я не утруждаю себя расспросами врача, остается ли вердикт о невозможности полного выздоровления прежним. Он смотрит на меня, как на пинающегося щенка, и повторяет слова, не произнося их. Я собираюсь выйти за их пределы, потому что теперь у меня есть другая жизнь, о которой нужно беспокоиться.

Сегодня утром, перед тем как мы вышли из дома, я встала перед зеркалом, чтобы одеться, и мой живот застал меня в трансе. Он все еще плоский, но с каждым днем я чувствую ребенка все сильнее.

Жизнь, которая становилась почти незаметной, наконец-то выглядывает наружу, напоминая мне о том, зачем я вообще здесь.

Чтобы произвести на свет наследника.

И хотя объективация, принуждение и унижение все еще причиняют боль, я не жалею о ребенке. Этот ребенок – единственное, что заставляет меня держаться за жизнь, выживать изо дня в день, зная, что я больше не живу только для себя.

Я собираюсь стать матерью. И если мои слова хоть как-то указывают на то, что матери жертвуют ради своих детей. Матери защищают своих детей от чудовищ мира, если им приходится, ценой собственной жизни.

Мы тоже ходим к гинекологу, и она говорит нам, что ребенок здоров. Адриан кладет руку мне на поясницу, выводя из здания и ведя к машине, которая ждет снаружи. Я не пропускаю этот собственнический жест, когда мы бываем на людях, как будто он отмечает свою территорию для всех.

Я стараюсь не обращать внимания на его присутствие, его прикосновения, его запах дерева и кожи, который стал сильнее за последние пару недель. Но стереть Адриана невозможно, как бы я ни старалась. Не только потому, что он заставил меня выйти за него замуж, но и из-за всего, что он делает.

Как он заботится обо мне, как садится рядом на диван и кладет мои ноги себе на колени, чтобы помассировать. С тех пор как сняли гипс, он заботится о том, чтобы натереть маслом мою ногу. Мне не нравится смотреть на отвратительный шрам прямо под коленом, но он берет на себя эту задачу с легкостью.

Ненавижу, как он держит меня за волосы и гладит по спине, когда меня тошнит по утрам. Или как он велит начальнице своего персонала, упорной женщине по имени Огла, не готовить еду с сильным запахом.

Я ненавижу то, что он заставляет меня кончать, прежде чем он меня трахает, как мое удовольствие всегда ставится на первое место перед его, и как он никогда не заставлял меня доставлять ему удовольствие. Я ненавижу, как он моет меня после того, как закончит, а потом надевает на меня ночную рубашку, чтобы я не замерзла.

Но больше всего я ненавижу то, как он прижимает меня к себе, даже когда я отворачиваюсь от него, как будто спать в его объятиях – его любимая поза. Очевидно, это и моя тоже, потому что мои кошмары постепенно исчезли с тех пор, как я переехала из своей квартиры.

Было бы легче стереть Адриана, если бы он был бессердечным монстром, каким я его изображаю в своей голове. Хотя он бессердечен, он не такой, когда дело касается его потомства.

Его забота и все эти жесты – лишь способ облегчить рождение наследника. Как только это произойдет, он, вероятно, понизит меня в должности.

Мои ноги спотыкаются на тротуаре недалеко от машины, когда я вижу несколько бездомных, сгрудившихся в углу, выпрашивая деньги.

Мое сердце болит за них, но в то же время я завидую их свободе. Пусть они не носят огромного бриллиантового кольца и не живут во дворце, охраняемом сотней человек, но у них, по крайней мере, есть свобода и возможность идти куда угодно.

– Это кто-то, кого ты знаешь? – спрашивает Адриан с моей стороны, его голос низкий, но твердый.

После нашей первой брачной ночи он держался немного отстраненно, либо отдавал приказы, либо говорил холодно, как сейчас. Мы потеряли несколько беззаботные разговоры, которые вели в моей квартире. Но это, вероятно, больше связано с молчаливым обращением, которое я использую против него.

Я отрицательно качаю головой.

– Используй свой гребаный голос, Лия, – он наклоняется, чтобы прошептать угрожающим тоном. – Это не спальня, так что тебе не нужно поднимать бунт.

Я смотрю ему прямо в лицо. Он не выиграл эту войну. Я выиграла.

Как и обещал, в ту ночь он трахал меня снова и снова. Это было самое долгое время, которое мы когда-либо тратили, и, хотя я потеряла счет тому, сколько раз я кончала, я никогда не позволяла ему слышать мой голос, пока не упала.

Каждую ночь или день все было одинаково... потому что он ищет меня в любое время суток. Адриан пытается заставить меня стонать или кричать, но я либо кусаю губу, либо подушку, либо руку, если нужно. В ту ночь он потерял право слышать мой голос.

– Я думала, что мне лучше быть немой. – Я протискиваюсь мимо него и устраиваюсь в машине, позволяя сумке упасть мне на колени.

Адриан присоединяется ко мне вскоре после этого, и звук закрывающейся двери заставляет кирпич осесть внизу моего живота.

– Это один, Лия, – бормочет он.

Мое сердце колотится, как бы сильно я этого не хотела и как бы ни боролась. Мое тело настроено на него так, что даже я не могу понять. Я привыкла к его грубым прикосновениям и безжалостным наказаниям.

Я распадаюсь в мгновение ока, и это чувство левитации никогда не менялось. Если уж на то пошло, то за последние недели оно только усилилось.

Но это всего лишь физическая связь. Бессмысленная.

Когда-нибудь я это переживу. Я должна.

Усмехнувшись, я смотрю вперед, и Ян гасит сигарету и садится на пассажирское сиденье. Коля заводит машину и выезжает на оживленную улицу.

– Два. – Адриан берет мою руку в свою и покусывает мой мизинец, прежде чем засосать его в рот.

Дрожь охватывает все мое тело, и я пытаюсь освободиться, но он кусает сильнее, а потом говорит, прижимаясь к моей коже.

– Три.

Бросив бесполезную борьбу, я смотрю в окно на гудящий город. Мои встречи с врачами – это единственный раз, когда я могу покинуть клетку, которую Адриан построил для меня, и это мой единственный шанс увидеть людей и жизнь, которая происходит вокруг меня.

Странно, что я никогда не сосредотачивалась на этом, когда ездила на репетицию и обратно, но люди не понимают, что они упускают, пока это у них не отнимают.

Если бы я знала, то уделила бы этому больше внимания.

Лука не выходил на связь с тех пор, как был в магазине нижнего белья. Я тоже не могу ему позвонить, потому что Адриан не только дал мне новый номер телефона, но и наверняка отслеживает его.

И поскольку я не выхожу одна, я предполагаю, что Луке трудно найти возможность связаться.

Вот почему я должна предоставить ему эту возможность, потому что если есть кто-то, кто может помочь мне выбраться из-под стальной хватки Адриана, то это Лука.

Я замечаю палатку, под которой люди подают горячий суп бездомным. На ум приходит образ мужчины перед больницей, и меня осеняет идея.

Мне требуется несколько минут, чтобы привести свои мысли в порядок так, чтобы Адриан не поднял красные флаги. Если он пронюхает, что я делаю, он запрет меня в камере, пока я не рожу.

Глядя на него, я стараюсь не обращать внимания на то, что он все еще облизывает и покусывает мой палец, и на то, как его прикосновение посылает крошечные всплески удовольствия вниз по моей спине и к животу.

– Я разговаривала с акушером-гинекологом, когда вы пошли за рецептом.

– Ты разговаривала?

– Да. Она сказала, что у меня может развиться депрессия.

– Она акушер-гинеколог или психотерапевт?

Я поднимаю плечо.

– Не нужно быть гением, чтобы понять это.

– У тебя всегда была депрессия, Лия. Ты не развиваешь ее.

Мои глаза расширяются.

– Откуда ты это знаешь?

– Таблетки в твоей квартире.

Верно. Думаю, не имеет значения, что я скрывала их от него. Адриан следит за каждым моим движением и все замечает, что является еще одной причиной быть осторожной с ним.

– Почему ты никогда не спрашивал меня о них? – тихо спрашиваю я.

– Ты бы предпочла, чтобы я спросил?

– Нет, но именно так поступает большинство людей, когда узнают, что у меня проблемы с психикой.

– Я не большинство людей.

– Ты... ты не думаешь, что я сломлена?

– Что с того, если это так. Это то, что делает тебя тем, кто ты есть.

Мои губы приоткрываются. Он как будто говорит, что любит меня такой, какая я есть. Сломанную и все такое.

– Ты не должна прятать от меня свои таблетки, Лия.

– Я не... не прячу их.

– Да, прячешь. Но ты не принимала их с тех пор, как забеременела. Ни таблетки от бессонницы, ни антидепрессанты. Твои кошмары тоже заметно поутихли. На прошлой неделе у тебя их не было, и твои таблетки остались нетронутыми. Итак, как это заметно для акушера-гинеколога, что у тебя развивается депрессия?

Черт возьми.

Я знала, что он наблюдает за всем, но не понимала, что он настолько настроен на меня, даже на мои кошмары.

– Я сказала ей, что чувствую себя замкнутой, – выпаливаю я.

Он делает паузу, кажется, искренне обеспокоенный, когда он позволяет моей руке упасть на его колени, но не выпускает ее.

– Ты чувствуешь себя замкнутой?

Я усмехаюсь.

– Я заперта в четырех стенах двадцать четыре часа в сутки, и мне нечего делать. А ты как думаешь?

– Ты гуляешь по саду.

– Ты заставляешь меня это делать.

– Чтобы помочь твоему кровообращению.

– Как скажешь. Это все равно не считается развлечением.

– Ты можешь читать.

Я морщу нос.

– Нет, спасибо.

Его губы кривятся в легкой улыбке. Он уже не в первый раз предлагает мне почитать. Он упомянул, что это помогло ему пережить детство, но я сказала ему, что не все из нас рождаются книжными червями. Теперь он улыбается всякий раз, когда снова поднимается эта тема.

Я не хочу попасться на одну из его редких улыбок, которая появляется один раз в голубую луну, но я попадаюсь. Всякий раз, когда он показывает эту сторону себя, слегка беззаботную и расслабленную, я останавливаюсь и смотрю, позволяя своему разуму блуждать по тому, какими были бы наши отношения, если бы мы были нормальной парой. Если бы наша первая встреча не произошла, когда он хладнокровно убил кого-то, и, если бы он не заставил меня выйти за него замуж, прежде чем так жестоко объявить, что моя единственная ценность – это его ребенок, который растет в моем чреве.

Но мы не нормальная пара. Мы никогда не были и никогда не будем.

– Что ты хочешь делать, Леночка?

Я оживляюсь от его вопроса и использования моего прозвища. Это означает, что он немного ослабил свою бдительность, и я не принимаю это как должное, когда Адриан спрашивает меня, чего я хочу.

Поэтому я смягчаю свой голос, потому что любое упрямство или высокий диапазон в нем окажут на него абсолютно противоположный эффект.

– Я хочу выйти.

– Мы в настоящее время вышли.

– Только не так. Я хочу быть на открытом воздухе.

– Почему?

– Чтобы нормально дышать.

Я осознаю свою ошибку, когда его глаза темнеют. Я просто намекнула, что не дышу в его компании или в его доме, и, хотя это отчасти верно, я не хочу, чтобы он разозлился и прекратил любые переговоры.

– Я имею в виду наружный воздух, – быстро поправляюсь я. – Я хочу подышать свежим воздухом.

– Угроза безопасности. Нет.

Мое сердце падает, но я сохраняю свой покладистый тон, умоляя.

– Я буду осторожна.

– Не важно, насколько ты осторожна. Если кто-то хочет добраться до меня, он сделает это через тебя, потому что ты – самое легкое и слабое место, которое они могут поразить. То, что ты моя жена, уже сделало тебя мишенью, Лия.

Его слова разрезают меня пополам. Я думала, что он никогда не сделает мне хуже, чем в тот день в кабинете Сергея, но он только глубже вонзил ржавый нож.

Теперь я его самое слабое место.

Мои губы дрожат, но я сжимаю их в линию, хотя то, что осталось от моего сердца, истекает кровью.

– Мне нужно быть немного активной, иначе я его потеряю. Твой драгоценный ребенок не сможет родиться, если его мать будет чертовски сумасшедшей.

– Говори тише. – Он стискивает зубы. – Ты слышала, что я говорил о безопасности?

– Я слышала. Мне все равно. Мне нужно выбраться отсюда, Адриан. Ты уже подрезал мне крылья. По крайней мере, ты можешь дать мне что-то, чего я жду с нетерпением.

Он хватает меня за подбородок, и я сглатываю, когда его безжалостные глаза сталкиваются с моими.

– Еще раз повысишь голос, и я посажу тебя к себе на колени и отшлепаю. Это понятно, Леночка?

– Дай мне что-нибудь, – бормочу я, и слезы текут по моим векам. – Пожалуйста.

Я хотела бы, чтобы это были фальшивые слезы, чтобы я просто притворялась, но настоящая боль прорывается сквозь меня, и мое сердце и гордость болят за то, что я когда-либо позволяла ему видеть меня такой.

За то, что позволила ему снова причинить мне боль, назвав меня своей слабостью.

– Ты пойдешь с моими охранниками. Только раз в неделю и в указанное мной место.

Мои губы приоткрываются.

– Правда?

– Разве я лгал тебе раньше?

Нет, он следит за тем, чтобы все его обещания выполнялись, хорошие или плохие.

На самом деле…

Он солгал, когда не сказал мне о своей помолвке с идеальной Кристиной. Ложь по недомолвке – это все равно ложь, и я все еще не преодолела ее. Но если я скажу это, он просто перевернет все с ног на голову, а я не в настроении признавать его предыдущую помолвку – и не думаю, что когда-нибудь смогу. Я ненавижу комплекс неполноценности, который гложет мою душу всякий раз, когда я думаю о симпатичной блондинке в его руке, а не обо мне.

– Я дам тебе знать, в какое место вы отправитесь.

– Я... – я сглатываю. – Я хочу заниматься благотворительностью.

Он поднимает бровь.

– Что?

– Ну, знаешь, те организации, которые кормят бездомных?

– Я знаю, что такое благотворительность, Лия. И ты этого не сделаешь.

Я кладу руку ему на грудь, моя ладонь расширяется на твердых выступах под ней. Это первый раз, когда я впервые инициировала нежное прикосновение.

Низкий рык срывается с его губ, и его мускулы под моей маленькой ладонью дрожат, затем он смотрит на меня так, словно хочет проглотить.

Я купаюсь в ощущении, что произвела на него такое сильное впечатление. Это может быть только физически, но это все равно дает силу.

– После несчастного случая мне нужна цель, Адриан. И если я борюсь за благородное дело, я не буду чувствовать, что мои дни и ночи пусты.

Он поднимает бровь.

– Твои ночи пусты?

Мои щеки пылают, вспоминая недавнее воспоминание о том, как он связывал меня, чтобы трахать, пока я не выдохлась.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Нет, не знаю. Так почему бы тебе не объяснить это мне?

Я вздыхаю, решив предложить ему небольшую долю правды, которую даже я не хочу признавать, но я знаю, что ему понравится.

– После того, как мы заканчиваем заниматься сексом, я знаю, что проведу следующий день в одиночестве, и иногда я думаю об этом всю ночь. Вот что я имела в виду под пустыми ночами.

Он делает паузу, и я думаю, что он пристрелит меня, но потом он кивает.

– Прекрасно. Но я выбираю организацию.

Я улыбаюсь, чувствуя триумф победы до мозга костей.

Вот оно. Мой шанс сбежать.

Ради жизни как можно дальше от Адриана.

Глава 29

Лия

В следующем месяце я получаю частичку свободы.

Это не так уж много.

Но Адриан держит свое слово и позволяет мне быть частью приюта, который подает бездомным теплую пищу в суровые дни. Мы медленно приближаемся к весне, но воздух все еще холодный.

Я с нетерпением жду тех дней, когда смогу выбираться без Адриана. Ян и Борис сопровождают меня, но в основном держатся позади.

Когда мы с Яном остаемся вдвоем, мы делим бутерброды на ланч, а потом я пытаюсь расспросить его о боссе – вопросы, на которые он не отвечает. Я уже должна была привыкнуть к этому, но предпочла бы поговорить с Яном, чем вообще не разговаривать.

Это печально, но он, по сути, мой единственный друг. На днях мои ноги остановились перед плакатом «Жизель». Балетом по-прежнему руководит Филипп, а хореографией – Стефани. Ничего не изменилось, кроме примы-балерины, которая теперь Ханна Макс. О, и они заменили Райана на другого танцора. Понятия не имею, уволился ли он, и у меня больше нет желания связываться с этой частью моей жизни.

Когда я смотрела на этот плакат, мне стоило больших усилий не заплакать. Заставить себя обернуться и не быть захваченной тем, как мир движется вперед, а я нет.

Я уверена, что Филипп и Стеф пытались связаться со мной, но мы больше не принадлежим к одному миру. Они в центре внимания. Я в позолоченной клетке. И если я попытаюсь вовлечь их в свою жизнь, я подвергну их опасности вместе с Адрианом.

– Если это тебя утешит, – Ян пристроился рядом, когда я оторвала взгляд от плаката, – твоя Жизель гораздо красивее и привлекательнее, чем ее.

В тот момент я ненавидела себя. Не потому, что я не соглашалась, а потому, что хотела, чтобы эти слова произнес Адриан, а не Ян.

Тряхнув головой от воспоминаний, я улыбаюсь и наливаю еще супа миссис Мэтьюз, старой леди, которая любит свой суп.

Она улыбается мне, затем убегает к самому дальнему столу, проливая немного супа на пол.

Центр, где я работаю волонтером, вероятно, самый большой в Нью-Йорке, и у нас есть несколько сотен бездомных, которые приходят на обед.

Я заставляю Яна и Бориса тоже помогать. Что-то, что Адриан не одобряет, потому что, как он любит напоминать мне, они здесь, чтобы защитить меня, а не подавать еду. Что угодно. Обычно они только и делают, что стоят и курят. Их лучше использовать, подавая еду, чем ничего не делая. Хотя они выглядят немного неуместно в бело-голубых фартуках, пристегнутых к костюмам.

Они также не уклоняются от вызова бездомных на их дерьмо, когда они воруют. Особенно Ян. Клянусь, иногда у него просто нет терпения. Когда я спросила его, как, черт возьми, он ладит с Адрианом и Колей, он сказал, что он не делает этого большую часть времени, и что они слишком «стоические» для их собственного блага. Затем он попросил меня не повторять этого в присутствии его босса, если его жизнь что-то значит для меня.

Я жестом показываю ему, что иду в туалет. Он ставит суп, снимает фартук и швыряет его в Бориса, прежде чем пристроиться рядом со мной.

– Тебе не обязательно следовать за мной повсюду, Ян, – простонала я, пробираясь между столиками, а он следовал за мной по пятам.

– Да, обязательно, иначе босс оторвет мне яйца.

Я посмеиваюсь над этой картиной. Адриан действительно суров, и его спокойствие только добавляет ему безжалостности. Я видела, как он разговаривает со своими людьми, и хотя это по-русски, я чувствую его авторитет.

– Рад видеть, что ты смеешься, даже несмотря на мои страдания, – ворчит Ян.

– Ты драматизируешь. Это не страдания.

– Ты его видела? Кроме того, я все еще не в порядке, что Коля получает все удовольствие.

– Разве он не старший охранник?

Он усмехается.

– Старший ворчун, может быть.

Я улыбаюсь. Коля постоянно подкалывает Яна насчет курения, и, хотя я не возражаю, Ян уже бросил курить в моей компании, наверное, из-за беременности.

Он останавливается перед дверью уборной в своей широкой, готовой позе и собирается открыть ее.

– По крайней мере, я могу открыть дверь. – Я указываю на его дергающуюся руку. – Давай, кури, пока я не вернусь.

Я могу сказать, что он хочет, но его осторожность останавливает его, поэтому я забираю у него решение. Я широко открываю дверь, позволяя ему увидеть пустую ванную.

– Видишь? Здесь никого нет.

После того, как внимательный взгляд Яна проверяет каждый угол, он, наконец, кивает.

Я качаю головой, прежде чем войти внутрь и закрыть дверь.

Как только я оказываюсь в кабинке, за мной следует тень. Я открываю рот, чтобы закричать, но рука в перчатке обхватывает мой рот и использует мое тело, чтобы закрыть дверь.

– Скучала по мне, Герцогиня?

Я тяжело дышу в ладонь Луки. На нем черная кожаная куртка и шляпа, закрывающая глаза. Он медленно убирает руку в перчатке.

– Шепчи, а то он услышит.

– Что ты здесь делаешь? Ян прямо за дверью.

– Я могу застрелить его, если он войдет.

– Нет!

– Я вижу, у тебя появляются привязанности. Это самое худшее, что можно сделать, Лия. Он охранник Адриана, а не твой. Он присматривает за тобой от имени своего босса и без колебаний причинит тебе боль, если ему прикажут.

Я знаю это, но все равно не хочу его смерти. Ян не заслуживает такой участи, даже если его босс – большая задница.

– Он не войдет сюда, если я не задержусь дольше, чем нужно, – я отвечаю.

Лука раздраженно вздыхает.

– Ты хоть представляешь, как чертовски трудно остаться с тобой наедине? Я пытаюсь уже несколько гребаных месяцев. Сначала тебя спрятали в его черном замке, потом он поместил тебя в убежище, связанное с Братвой, и его люди следуют за тобой повсюду. Это первый раз, когда охранник не проверил сначала каждый угол уборной.

Глубоко вздохнув, я бормочу.

– Теперь это моя жизнь.

– Кстати, мне очень жаль. – Его брови морщатся, когда он делает неопределенный жест в сторону моей ноги. Лука не проявляет сочувствия. Он более закален, чем я, и лишен многих эмоций, поэтому я знаю, что не следует принимать это как должное.

– Я все еще жива. – Мой голос прерывается, когда я борюсь со слезами.

– Иногда остаться в живых – самое худшее, – черты его лица напрягаются, прежде чем расслабиться. – Скажи мне, что у тебя есть что-то на Адриана.

Я отрицательно качаю головой.

– Он не говорит о своих делах.

– Но теперь ты его жена. Наверняка он водит тебя на эти внутренние банкеты Братвы.

– Нет. – С того дня он ни разу не притащил меня в свою организацию, и я даже благодарна ему за это.

– Черт возьми, Герцогиня. Я думал, мы договорились, что ты принесешь мне что-нибудь на него.

– Он окружен охраной.

– Тогда сделай его неохраняемым.

– Думаешь, это легко?

– Ты можешь это сделать. То, что ты его жена, делает тебя самым близким ему человеком.

Во всяком случае, мы чувствуем себя еще дальше друг от друга, чем, когда он приходил ко мне ночью. По крайней мере, тогда речь шла обо мне. Теперь все дело в ребенке и моей презренной роли – произвести на свет наследника.

Хотя я люблю своего ребенка, я ненавижу, как Адриан использует его.

– Расскажи мне, что ты знаешь. – говорит Лука.

Я упоминаю известные мне подробности о Сергее, Игоре и его дочери Кристине. Я также рассказываю ему о том, как Адриан звонил какому-то Дону и разговаривал с ним. Я не упоминаю историю семьи Адриана, которую он охотно раскрыл. Лука не должен знать этого, и это слишком интимно, чтобы позволить кому-то еще быть посвященным в нее.

– Все это старые новости. – Лука смотрит на часы. – Мне нужно больше.

– Например?

– Его система. Над чем он работает.

– Он никогда не позволит мне приблизиться к этому.

– Тогда прокладывай свой путь, Лия.

– Ты вообще знаешь Адриана? Кроме того, я беременна, Лука. – Я показываю на выпуклость на животе. – Я не стану подвергать опасности жизнь моего ребенка.

Чем больше он растет, тем меньше становится черная дыра в моей груди. И теперь я с нетерпением жду возможности каждое утро смотреть на свое отражение в зеркале, слушать музыку и даже читать какие-то книги, чтобы установить с ним хоть какую-то связь.

Губы Луки кривятся.

– Полагаю, поздравления уместны.

– Вместо того чтобы поздравлять меня, помоги мне уйти от Адриана.

– Нет. Пока нет.

– Почему нет?

– Потому что мне нужно следить за ним. Ты пока не можешь его бросить.

– Лука… – Мой голос срывается. – Как ты можешь так говорить?

– Ты поблагодаришь меня за это позже, когда узнаешь правду. – Он открывает дверь кабинки и вопросительно смотрит на меня через плечо. – Береги себя, Герцогиня. Никто другой не сделает этого за тебя. Не я и уж точно не бесчувственный псих Адриан.

С этими словами он вылезает в окно и спрыгивает вниз.

Его слова плывут за ним еще долго после того, как он ушел, оседая тяжестью на дне моего живота.

– Госпожа Волкова? – Ян зовет, и когда я не отвечаю, он следует с настойчивым. – Я вхожу.

Я выпрямляюсь, выходя из кабинки, когда Ян почти срывает дверь с петель. Он заходит внутрь, и его критические глаза механически изучают меня.

– Ты в порядке?

– А почему не должна? – Я прячу дрожь за улыбкой.

– Мне показалось, что я слышал голоса.

– Это... должно быть, снаружи. – Я указываю на окно, которое Лука оставил открытым.

Ян целеустремленными шагами направляется к нему, осматривает, затем прищуривается, прежде чем захлопнуть.

Когда он поворачивается ко мне лицом, вся его беззаботность и игривость исчезают.

– Я собираюсь задать тебе вопрос, и мне нужна твоя честность, Лия. Здесь кто-то был?

– Нет, – говорю я с убежденностью, которой не чувствую, надеясь, что он мне поверит.

Он коротко кивает и идет впереди меня к двери.

Я не выдыхаю. Ни тогда, ни после того, как мы возвращаемся домой, и уж точно не тогда, когда Адриан будет наблюдать за мной всю ночь, как будто я его домашнее животное, пойманное в ловушку.

Лука был прав.

Я должна позаботиться о себе, и это включает в себя выживание Адриана, пока я не смогу сбежать от него.

Если это означает, что мне нужно предоставить Луке какие-то обрывки информации о моем муже, пусть будет так.

Глава 30

Адриан

6 месяцев спустя

Звук плача наполняет воздух, когда акушерка суетится вокруг Лии, а несколько медсестер вытирают пот с ее лба.

– Это красивый мальчик, – объявляет акушерка с мягкой улыбкой, которая исчезает, встретившись со мной взглядом, а затем снова появляется, когда она обращает свое внимание на Лию.

Моя жена отпускает железную хватку, которую держала на моей руке в течение всего процесса родов. Ее ногти разрывали мою кожу от силы ее боли и криков. Нет ничего, что я хотел бы сделать больше, чем принять эту боль на себя и избавить ее от нее. Ее царапины и когти на моей коже – ничто по сравнению с тем, через что она прошла.

Она светилась в течение нескольких месяцев своей беременности, считая дни и вычеркивая их из своего календаря до того дня, когда она встретит своего сына.

Я старался не обращать внимания на то, что она никогда не называла его нашим сыном или нашим ребенком, или что она никогда не называла его нашим. Как будто она терпела меня и этот брак только ради ребенка. И хотя я пытался не обращать на это внимания, мне это не нравится. Мне не нравится, что она медленно стирает меня со дня свадьбы.

Учитывая то, как все начиналось, я дал ей некоторую свободу действий, довольный тем, что она была рядом со мной каждую ночь и знала, что она в безопасности, и трахалась со мной.

Тем не менее, как бы она ни расстраивалась рядом со мной, она больше никогда не позволяет мне слышать ее голос. Как только я выхожу из нее, она поворачивается ко мне спиной и отодвигается к краю кровати. Это не мешает мне обнимать ее сзади, но пока она спит в моих объятиях, она все еще извивается каждую ночь, все еще пытается убежать от меня.

Чего никогда не случится.

И дело не только в ребенке. Каким бы гребаным подонком я ни был из-за того, что использовал собственного сына, его существование – всего лишь следствие того, что я держу ее рядом.

Чем ты отличаешься от своей психованной матери? Я могу слышать, как Ян отчитывает меня, и выталкиваю его и его отвратительный голос из головы.

В отличие от моей матери, я не причиню вреда своему сыну ради собственной выгоды. Во всяком случае, я сожгу весь мир, если кто-нибудь приблизится к нему или его матери.

Все остатки страдания исчезают с лица Лии, сменяясь мягким, благоговейным выражением. Новые слезы текут по ее щекам, но она выглядит такой счастливой, какой я ее не видел с тех пор, как она сломала ногу.

А может, и никогда.

Медсестра осторожно кладет ребенка ей на руки, и Лия нежно держит его, раскрывая и закрывая губы, очевидно, не находя слов.

Ребенок сразу же перестает плакать, когда мать прижимает его к своей обнаженной груди, прикрытой только простыней. Несмотря на то, что медсестра вытерла его, он все еще покрыт слизью и кровью. Однако Лия, кажется, не заботится об этом, когда она улыбается ему сквозь слезы.

– Привет, мой прекрасный ангел.

Его маленькие пальцы сжимаются в кулаки, лежа на ее груди, а глаза двигаются под закрытыми веками, как будто он может узнать ее голос. Она провела всю свою беременность, разговаривая с ним, заставляя его слушать музыку и медленно танцевать, потому что хотела, чтобы он был легким на ногах. Она даже из кожи вон лезла, чтобы почитать ему, хотя я точно знаю, что она это ненавидит.

– Как вы хотите его назвать? – испуганно спрашивает акушерка.

После того, как я приказал Коле закрыть весь этаж, чтобы Лия рожала, я предполагаю, что все в больнице знают, кто я. Это одно из редких законных предприятий братства. Хотя большинство знает, что мы владеем им, они на самом деле не встречаются с нами – за исключением случаев, подобных этому. Я мог бы попросить их принять роды дома, но я хотел, чтобы она получила необходимую помощь как можно быстрее в случае каких-либо осложнений.

С того момента, как я узнал, что Лия беременна, я изучал беременность и роды больше, чем что-либо в своей жизни, поэтому я хорошо осведомлен о возможных осложнениях. Возможно, я был немного одержим этим до такой степени, что Лия однажды проворчала, что я знаю об этом больше, чем даже она.

– Как ты хочешь его назвать, Леночка? – спрашиваю я.

Ее взгляд скользит от него ко мне, слезящиеся глаза сверкают.

– Ты позволишь мне дать ему имя?

– Да.

– Это обязательно должно быть русское имя?

Я убираю выбившуюся прядь влажных волос ей за ухо и радуюсь, что она не вздрагивает, как всякий раз, когда я пытаюсь прикоснуться к ней вне секса.

– Нет, если ты этого не хочешь.

– А... Сергей не рассердится? – У нее перехватывает дыхание. С тех пор она видела его всего один раз, во время дня рождения его внучатой племянницы, потому что он поднял большой шум и приказал мне привести ее.

В то время она была на пятом месяце беременности и молчала, чтобы угодить ему. Она была вовлечена в свою благотворительную деятельность, поэтому казалась менее загнанной в ловушку и более склонной вести себя наилучшим образом с членами братства. Кроме того, она была больше заинтересована в том, чтобы покинуть это место, как только я буду готов.

– Сергей не указывает мне, как назвать сына.

Она смотрит на него, прикусив нижнюю губу, и я ненавижу этот жест. Так она отгораживается от меня, медленно, но, верно, возводя вокруг себя стену.

– Джереми, – шепчет она.

– Джереми?

–Мне это приснилось несколько недель назад. Я танцевала в саду с маленьким мальчиком лет четырех-пяти по имени Джереми. – Она улыбается, хотя в ее улыбке сквозит грусть. – Он был так похож на тебя.

И она ненавидит это. Ей не нравится, что её сын похож на меня.

– Это Джереми. – Я стараюсь не выдать своего разочарования. Хотя большинству людей трудно скрывать свои эмоции, я научился у своих ненормальных родителей, как это делать.

– Спасибо, – Лия улыбается мне, потом ему, и он немного суетится, прежде чем его пронзительный плач заполняет комнату. Она воркует на него, но он не перестает закатывать истерику.

Рядом с моей женой стоит медсестра с черной кожей и вьющимися волосами, выглядывающими из-под шапочки.

– Вы собираетесь кормить грудью или использовать смесь?

– Она устала. – говорю я. – Ей надо отдохнуть.

– Нет. Я хочу кормить грудью. – Лия опускает простыню, открывая свои полные груди и набухшие розовые соски, которые заметно изменились за последний триместр.

Наверное, я не должен думать о них в сексуальном плане, когда они находятся в таком состоянии для ребенка, но все же.

Осторожно управляя Джереми, Лия кладет его рот на сосок, и природа берет свое, когда он сосет его. Лия гладит его по голове, потом целует нежно, осторожно, словно боится причинить ему боль.

– Мама так тебя любит, мой ангел.

Медсестра улыбается с явным благоговением, прикрывая Лию.

Я чувствую себя незваным гостем, наблюдающим, как мать и сын соединяются, и что-то в моей груди болит. Наверное, это тот жалкий мальчишка во мне, которого я давным-давно раздавил.

Моя собственная мать никогда не смотрела на меня так, как Лия смотрит на Джереми. У меня была только эта привязанность от тети Анники, и даже она была жестоко вырвана из моей жизни.

Вот что случается с такими, как я. Мы никогда не получаем ничего хорошего. Это расплата за все дерьмо, что мы натворили за свою жизнь.

Так мы и сидим некоторое время, пока медсестра очищает Лию, прежде чем укрыть ее более толстым одеялом. Джереми вскоре засыпает, и когда медсестра пытается унести его, чтобы она могла отдохнуть, Лия качает головой.

Я сажусь на кровать рядом с Лией, и она напрягается, когда я обнимаю их обоих.

– Что ты делаешь? – шепчет она.

– А что, по-твоему, я делаю? Я – часть этой семьи.

Она поджимает губы, но вместо того, чтобы ответить мне, сосредотачивается на Джереми, который только что отпустил ее грудь, его крошечные губы шевелятся во сне.

Мой телефон вибрирует в кармане, и я достаю его, рассеянно отклоняя звонок Коли, чтобы сосредоточиться на жене и сыне.

Мне это нравится. Моя жена и сын.

Коля звонит снова, и я знаю, что он не сделает этого дважды подряд, если только что-то не случится. Я отвечаю.

– Что?

С его стороны эхом раздаются выстрелы.

– Розетти здесь, босс, и они хотят отомстить за убийство в клубе Лазло.

Черт.

Я рывком поднимаюсь и закутываю Лию в толстое одеяло. Она вскрикивает, ее зрачки превращаются в блюдца, когда она крепче прижимает к себе Джереми.

– Какой выход безопасен? – спрашиваю я Колю.

– А. Ян и Борис уже едут к вам.

– Насколько их много?

– Чертова армия, босс. Они знали, что это будет их прекрасная возможность.

– Сколько с тобой?

– Шесть, но я справлюсь, пока не прибудет подкрепление.

– Держи меня в курсе.

Я засовываю телефон в карман, достаю наушник, который мои охранники используют для внутренней связи, и пристегиваю его к уху.

Нажав на него, чтобы соединиться с Яном, я хватаю пистолет и затягиваю одеяло вокруг широко раскрытых глаз Лии и Джереми, а затем несу их на руках.

Лица медсестер бледнеют, но они знают, что надо молчать. Лия задыхается.

– Что происходит?

– На нас напали. Мне нужно, чтобы ты держала Джереми рядом, поняла?

Ей не нужно повторять дважды, когда она обнимает его, прикрывая своим телом.

– Босс! – Ян врывается внутрь, капли красного покрывают его лицо, когда он задыхается. – Сейчас.

Я прислушиваюсь к безопасному выходу по интеркому, пока Ян идет впереди, а Борис прикрывает нам спину.

Лия дрожит в моих объятиях, ее губы дрожат, а глаза мечутся. Это последнее, через что должна пройти женщина, только что родившая, и я заставлю Розетти заплатить за это кровью.

– Не волнуйся, Леночка, – я стараюсь говорить как можно спокойнее, пока мы спускаемся по лестнице. – Я защищу тебя.

Она даже не выказывает никакой реакции, когда держит Джереми дрожащими руками.

Вскоре мы добираемся до парковки. Несколько вооруженных людей перехватывают нас, и Ян стреляет в одного. Лия кричит, и я стреляю из пистолета, все еще держа ее, и попадая другому ублюдку в грудь.

Ян спешит к машине, а мы прячемся за другой, пока он не подгоняет ее. Борис прикрывает меня, когда я проскальзываю на заднее сиденье с Лией и Джереми на коленях. Борис захлопывает дверь, и Ян уже выезжает, прежде чем другой охранник оказывается внутри.

Наше внимание находится в состоянии повышенной готовности, пока мы не вернемся домой.

Лия неудержимо трясется всю дорогу, крепко держа Джереми, который, как ни странно, все это время спал.

Огла стоит у входа, и ей не нужно ничего говорить, пока она не поймет ситуацию. Она была сообразительной с тех пор, как работала у моих родителей.

– Я подготовлю горячую воду и теплую одежду.

Я перепрыгиваю через две ступеньки, пока не добираюсь до нашей спальни. Я выдыхаю только тогда, когда осторожно кладу Лию и Джереми на кровать. По крайней мере, здесь они в безопасности. Я позабочусь обо всем снаружи.

Жена забирается под одеяло и садится у изголовья. И тут я замечаю кровавый след на простынях.

Черт.

Я присаживаюсь рядом с ней, беря ее маленькую руку в свою.

– Ты в порядке? Я позвоню доктору Путину.

Она вырывается.

– Я в порядке. Это обычное кровотечение после родов.

Я стискиваю зубы.

– Лия... Что, черт возьми, я говорил насчет того, чтобы отстраняться от меня?

– Я только что видела, как ты хладнокровно убил другого человека, так что извини, если я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне теми же руками.

– Если бы я не убил его, он бы убил тебя и Джереми. Ты этого хочешь? – Мой голос повышается с каждым словом. Это первый раз, когда я так кричу на нее, и это не остается незамеченным, когда непролитые слезы подступают к ее векам.

– Ты думаешь, я буду считать это нормальным? Я даже не успела как следует поприветствовать своего ребенка.

– Ты знаешь, кто я и чем занимаюсь, так что не притворяйся, что это для тебя новость, Лия.

– Я никогда к этому не привыкну, если ты на это намекаешь. – Рыдание застревает у нее в горле. – Ребенок не может так жить.

– Так что ты предлагаешь?

Маленькая искорка озаряет темно-синие глаза.

– Мы... мы можем жить в другом доме, и ты можешь приезжать, если хочешь. Мы можем быть нормальными.

Из меня вырывается невеселый смех, который заставляет ее напрячься.

– Они уже знают, кто ты. Как только ты выйдешь за эту дверь, тебя убьют или похитят и изнасилуют, чтобы добраться до меня. Ты моя жена, и это значит, что ты должна быть рядом со мной. Так что никогда – и я имею в виду, черт возьми, никогда – не думай, что сможешь убежать от меня.

Раздается стук в дверь, и мне требуются все силы, чтобы произнести полу-нормальным тоном.

– Входи.

Огла заходит внутрь с различными припасами, и я ухожу, не удостоив Лию еще одним взглядом. Если я это сделаю, то буду учить ее тому, чему она на самом деле принадлежит, но я не могу этого делать, когда другие дела более неотложны.

Я доверяю Огле заботиться о ней, но постараюсь вернуться как можно скорее.

Моя кровь кипит от совершенно разных вещей. Во-первых, глупая вера Лии в то, что она может жить вдали от меня, а это значит, что она все это время думала о том, чтобы бросить меня. Во-вторых, жалкие ублюдки, которые подумали, что было бы неплохо напасть на мою жену и ребенка.

Держа пистолет в руке, я щелкаю наушником.

– Коля.

– Да, босс.

– Где ты?

– Занимаюсь какой-то надоедливой уборкой.

– Ты от них избавился?

– От всех, кроме двоих.

– Отнеси их в гостевой дом. – Я собираюсь получить удовольствие, пытая ответы из этих ублюдков, прежде чем убить их босса. Если понадобится, я уговорю Сергея начать с ними тотальную войну. Лазло поддержал бы меня.

– Один из них заговорил. – говорит Коля.

– Уже? – Я не скрываю разочарования, что Коля испортил мне удовольствие.

– Он же спецназовский ублюдок.

– Зачем Розетти нанимать спецназ?

– В том-то и дело, босс. Я не думаю, что весь удар был срежиссирован Розетти. Сначала я подозревал это, но для их уровня было слишком много людей.

– Тогда кто же это?

– Он говорит, что его подрядчик никогда не показывал свою личность. Они провели транзакцию через какое-то приложение.

– Наемник?

– Думаю, что да.

Черт. Они действительно выбрали худший день, чтобы попытаться убить меня.

– Приведи его и того, другого.

– Будет сделано, босс.

Обычно я не наслаждаюсь пытками, но я буду наслаждаться каждой гребаной секундой, заставляя этих придурков говорить, прежде чем убить их.

Никто не угрожает моей семье и жизням.

Я останавливаюсь на этой мысли.

После смерти тети Анники я считал себя без семьи.

Это первый раз, когда я чувствую, что у меня снова есть семья.

Лия и Джереми.

Если мне придется уничтожить мир и все в нем, чтобы сохранить их в безопасности, так тому и быть.

Глава 31

Лия

Я баюкаю Джереми в кроватке, улыбаясь его спящему телу. Его крошечный кулачок обхватывает мой указательный палец, а другой лежит у его шеи.

Он такой маленький, мягкий и самый красивый из всех, кого я когда-либо видела. Он пахнет ребенком, летом и счастливыми воспоминаниями.

Прошло пять недель с тех пор, как он пришел в этот мир, и иногда я все еще не могу поверить, что родила этого маленького человека, который выглядит как чистейший из ангелов.

Однако события, связанные с его рождением, являются предметом моих кошмаров. Каждый день я просыпаюсь в холодном поту, представляя, как Джереми тонет в луже крови.

Повторяющийся кошмар похож на тот, который я испытывала, когда ломала ногу до того, как это случилось. Мое подсознание что-то подсказывает мне, и будь я проклята, если не помешаю этому на этот раз.

Хотя у меня была сильная связь с Джереми, когда я была беременна, в тот момент, когда я впервые взяла его на руки, что-то внутри меня изменилось. Я готова убить весь мир и всех в нем, чтобы сохранить его в безопасности.

Это совсем не то, что я чувствовала по отношению к балету. Хотя это была моя мечта, Джереми – моя плоть и кровь. Моя связь с ним более интуитивна, и я готова пожертвовать собой в мгновение ока, чтобы защитить его крошечное тело.

Ян сказал, что нападавшие расплачиваются за то, что они сделали. Мне не нужно было спрашивать его, как. Я видела, как Адриан убил кого-то, и он без колебаний прикончил бы других.

По словам Яна, который явно пытался меня успокоить, нападение было нормальным. Адриану часто угрожают убийцы, но они никогда не побеждают.

Нормальным.

Все это чертовски ненормально. Адриан может считать, что быть выслеженным, чтобы быть убитым, нормальным, но для меня и Джереми все по-другому. Мы не подписывались на эту жизнь.

Кроме того, Адриан может избежать смерти лишь до тех пор, пока она не настигнет его.

Лицо Джереми искажается, как будто он слышит зловещую мысль о его отце, и я уговариваю его снова заснуть, моя собственная грудь сжимается при мысли о смерти Адриана.

Но разве не этого следует ожидать при его образе жизни?

И все же иногда я ловлю себя на том, что цепляюсь за надежду, что он каким-то образом нарушит законы природы и останется жив. Что, как он и обещал, он защитит нас.

Но факт остается фактом: ничто не защитит нас от него. Адриан всегда будет Адрианом, наживая себе врагов и устраивая вендетты. Может быть, однажды я проснусь и обнаружу армию убийц в палисаднике.

Мы с Джереми будем лишь сопутствующим ущербом от одной из его попыток убийства.

Дверь тихо открывается в такт моим мыслям. Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто это. Расслабления моих мышц и запаха кожи достаточно, чтобы выдать его.

Мне стало так трудно напрягаться рядом с ним, притворяться, что меня беспокоит его прикосновение, когда на самом деле его присутствие пробуждает во мне темное, плотское желание.

Не помогает и то, что он не трахал меня за несколько недель до рождения Джереми. Он опустился на меня перед родами и трахнул пальцем, но с тех пор не прикасался ко мне.

По крайней мере, в сексуальном плане. Даже когда несколько дней назад акушер-гинеколог сказал нам, что я могу заниматься сексом.

Наверное, он все еще злится из-за того, что я попросила его позволить нам с Джереми жить отдельно. Но даже в гневе он по-прежнему обнимает меня сзади каждую ночь. Он велит мне снова заснуть, когда Джереми просыпается посреди ночи. Он даже говорит, что мне нужно сцеживать немного грудного молока, чтобы не вставать, когда Джереми голоден.

Я никогда не ожидала увидеть эту сторону Адриана – быть отцом. Но Джереми – это причина, по которой он женился на мне в первую очередь. Мой маленький ангел – это единственная линия, которая соединяет нас.

Но ненадолго.

Мой муж обнимает меня, его руки лежат на моем животе, а подбородок лежит на моем плече. Я задерживаю дыхание, но потребность в воздухе заставляет меня вдыхать его мужской запах и приветствовать тепло его тела.

– Уже спит? – Грохот его усталого голоса пронзает мою грудь и другую изголодавшуюся часть меня.

Адриан в последнее время работает без остановки, и он даже изменил систему безопасности дома за последние пару дней.

– Он только заснул, – бормочу я, наполовину чтобы не разбудить Джереми, а наполовину потому, что близость Адриана действует на меня гораздо сильнее, чем я хотела бы признать.

– Он только накапливает энергию, чтобы потом проснуться, как разрушительный шар. Он похож на тебя.

Я наклоняю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Он выглядит таким грубым и красивым, но дьявол, всегда красив, не так ли?

– Меня?

– Ты иногда так делаешь, молчишь, пока не взорвешься.

– Это неправда.

– Да будет тебе известно, что я был очень послушным ребенком, госпожа Волкова.

Я сглатываю. Несмотря на то, что мы женаты уже почти год, звучание моей фамилии по-прежнему вызывает у меня странное ощущение, которое я не могу точно определить.

Мне требуется все, чтобы оторвать от него взгляд и освободиться от его гипнотической хватки.

– Почему я в это не верю?

– Можешь спросить у Коли. Я был хорошим мальчиком.

Я усмехаюсь.

– Что? – Он говорит почти обиженно.

– Мне просто трудно думать о тебе как о хорошем мальчике.

– Мммм. А что насчет тебя?

– Что насчет меня?

– Ты была хорошей девочкой, Леночка? – Внезапное падение его голоса заставляет мои внутренности трепетать, а конечности дрожать. Вероятно, никогда не наступит день, когда я перестану отвечать ему таким плотским образом.

– Я была безумной.

– Безумной, – задумчиво произносит он. – Мне это нравится.

– Моя мама с тобой не согласилась бы. Ей пришлось гоняться за мной по всему дому, чтобы поймать.

– Значит, ты была непослушной?

– Я полагаю.

– Ты все еще непослушная?

– Иногда. – Мой голос слишком знойный, слишком хриплый.

– Мммм. Может быть, мне стоит увидеть самому. – Его пальцы обхватывают мою челюсть и поднимают ее вверх. Его горячие губы опускаются к моей шее, и я дрожу, когда он целует чувствительную кожу, прежде чем прикусить ее и пососать.

Я инстинктивно наклоняю голову в сторону, давая ему доступ.

Он покусывает мой пульс, и я задыхаюсь.

Черт возьми.

Я забыла, как это возбуждает, когда он так поклоняется моей шее, упиваясь моей жизненной сущностью, словно желая почувствовать, как она пульсирует под его зубами.

Другой рукой он приподнимает мою юбку, и я прерывисто вздыхаю, когда его пальцы обхватывают меня сквозь мокрые трусики.

– Я вижу, ты непослушна, жена.

Я держусь за запястье его руки, которая блуждает под моей юбкой, но это не для того, чтобы остановить его, а для того, чтобы контролировать свою реакцию на него.

Он просто обнимает меня, и я чувствую, что сейчас взорвусь. Неужели я была такой распутной для него все это время?

– Адриан… – Я выдыхаю.

– Даже не думай отвергать меня сегодня, Лия.

– Это не то, что…

– Хорошо. Потому что я так долго ждал, чтобы трахнуть твою киску и наполнить ее своей спермой.

Его слова приводят меня в бешенство, как из-за нетерпеливости в них, так и из-за его грязных разговоров, которые всегда скручивают меня в узлы.

Адриан сжимает мое нижнее белье в кулаке, и я качаю головой.

– Адриан... не рви его…

– Но тебе нравится, когда я его рву. – И с этими словами он дергает хлопчатобумажную ткань, разрывая ее в клочья.

Он прав. Мне это нравится, и небольшой всплеск возбуждения, который он создает в моей сердцевине. Он дразнит мой клитор, и я не выдерживаю и двух секунд.

Я откидываю голову на его плечо, когда внезапная, но короткая волна накрывает меня и уносит под воду.

– Вот. Хорошая девочка.

– Это гормоны, – тяжело дышу я.

В его глазах вспыхивает огонек.

– Конечно.

– Это правда.

– Разве я что-нибудь сказал?

– Тебе и не нужно. У тебя на лице написано, что ты мне не веришь.

– Что еще написано на моем лице?

– Я... не знаю.

– Должно быть, у меня на лице написано, что я буду трахать тебя, пока ты не выкрикнешь мое имя. Затем сделаю это снова и снова, чтобы насытиться тобой. Только... – бормочет он. – Наверное, не буду.

Дрожь пробирает меня до костей, и дыхание учащается, пока не становится прерывистым.

– Я буду трахать тебя до утра. Или, точнее... – он показывает на кроватку Джереми. – Пока Malysh не проснется.

Я вскрикиваю, когда он несет меня на руках и шагает через дверь, ведущую в нашу спальню, пинком захлопывая ее за собой. Он бросает меня на кровать и вскоре следует за мной, как зверь, преследующий свою невесту.

Он даже не потрудился снять одежду, только спустил штаны, чтобы освободить свой твердый член. Не имеет значения, сколько раз я его вижу, его член всегда подстегивает момент дурного предчувствия.

Когда он раздвигает мои ноги, моя грудь вздымается так сильно, что я не думаю, что когда-либо чувствовала это раньше. Адриан стягивает юбку, так что я обнажена ниже пояса, и только тонкая рубашка на пуговицах прикрывает мою ноющую обнаженную грудь.

Он опускается на колени между моих ног, хватает меня за лодыжки и кладет мои ноги себе на широкие плечи.

– Держи их там.

Штормовые серые его глаза искрятся голодом, когда он медленно входит в меня. Изменение шаблона от его обычно грубого, непримиримого заставляет мою спину выгибаться над кроватью.

– Черт. – Он напрягается. – Ты туже, Леночка.

Я хочу спросить, хорошо это или плохо, но он не дает мне возможности заговорить, когда его член погружается в меня с неторопливой глубиной, наполняя меня целиком.

Как и раньше, простого проникновения почти достаточно, чтобы отправить меня через край. Адриан толкается в меня в умеренном темпе, эта поза дает ему редкую глубину.

Но вскоре после этого его природа берет верх, и его толчки становятся жестче, грубее и с восхитительной остротой.

– Черт, как же я соскучился. Я скучал по тебе, Лия.

Его слова вкупе с его прикосновениями лишают меня костей. Моя киска сжимается вокруг него, и каждый комок нервов настроен на него.

Адриан отпускает одно из моих бедер и держит мои ноги вместе одной рукой, погружаясь еще глубже. Его свободная рука тянется, между нами, и мои глаза расширяются, когда он прижимает большой палец к моему заднему входу.

Он скользит им внутрь, и сопротивление реально, как и взрыв удовольствия, собирающийся в моей сердцевине. Чем больше он толкается, тем крепче я сжимаюсь вокруг него.

– Адриан… – стону я.

– Повтори еще раз.

– Адриан.

– Да, – его глаза горят жарким огнем, когда его темп увеличивается как в глубине, так и в ритме.

Думаю, не повредит, если он услышит мой голос в последний раз.

– Адриан… – стону я. – А-а... Адриан… – Слезы застилают мне глаза, и я не знаю, то ли из-за гормонов, то ли из-за того, что я тоже скучала по нему, то ли из-за осознания того, что этого больше не будет.

У меня не будет никого, кто поймет мои плотские потребности даже лучше, чем я когда-либо, и сделает их все реальностью.

Низкий, хриплый стон срывается с его губ, когда он произносит резкие, короткие слова по-русски, вероятно, ругаясь.

– Ты хоть представляешь, как мне не хватало твоих гортанных стонов? – он хрипит, его акцент гуще, чем обычно, когда он толкает свой большой палец в мою тугую дырочку. – Ты будешь кричать, когда я заявлю права на эту задницу, правда, Леночка?

Мое дыхание прерывается безжалостным, восхитительным способом, которым он трахает меня, и вторжением его пальца. Мои соски болят так сильно, что на рубашке образуются два мокрых пятна. Я прикрываю их рукой, но Адриан уже заметил.

С его губ срывается ворчание, звучащее почти животным в его похоти.

– Убери.

Я медленно делаю это, и его пылающие глаза рассматривают мокрую ткань и мои торчащие соски сквозь рубашку.

– Черт, – выдыхает Адриан, замедляясь, чтобы посмотреть на доказательства моей лактации.

– Это гормоны, – бормочу я, чувствуя, как стыд обжигает уши.

– Я чертовски люблю гормоны.

– Адриан… – Я двигаю бедрами, прижимаясь к нему.

– Что?

– Не надо... перестань…

Блеск дикого голода и чего-то еще покрывает его черты, когда он снова ускоряет темп. Не знаю, то ли из-за его пальца у моего заднего входа, то ли из-за его глаз на моей груди, но я кончаю сильнее, чем когда-либо.

Этот оргазм сильнее и дольше, чем раньше, и я поворачиваю бедра, чтобы пережить его. Я тоже не заглушаю свои стоны, потому что эгоистично хочу оставить ему это воспоминание.

Этот момент прямо здесь, когда я стонала его имя. Я не хочу, чтобы он когда-нибудь забыл это или меня.

Адриан ругается по-русски, опустошая себя внутри меня, а затем падает рядом. Некоторое время мы лежим, тяжело дыша. Я на спине, а Адриан на боку.

Он приподнимается на локте, его полуприкрытые глаза останавливаются на моей рубашке, которая пропиталась лактацией после оргазма.

Адриан расстегивает пуговицы, и мое лицо горит, когда он обнажает мои соски, которые все еще твердые, с каплями прозрачной жидкости, вытекающей из них.

– Так грязно, – поддразнивает он.

– Это гормоны, – бормочу я.

– Тогда я должен позаботиться о гормонах.

– Ч-что?

– Они выглядят болезненными. Так ли это?

– Немного.

– Ты хочешь, чтобы я облегчил эту боль, Лия? Хочешь, я избавлю тебя от лишнего молока?

Его слова – прямой удар в мою киску, и я сжимаю бедра, когда единственное слово срывается с моих губ.

– Да…

Его рот цепляется за сосок, и я задыхаюсь, когда его зубы покусывают кончик, прежде чем пососать. Сильно.

Святой ад.

Я чувствую пульсацию между ног. Это так извращенно, но меня это странно возбуждает.

Чем больше он кусает, тем выше я выгибаю спину. Чем сильнее он сосет, тем больше возбуждения охватывает мои бедра. Язык Адриана скользит по моей ареоле, прежде чем он снова берет мой набухший сосок в свой горячий рот и тянет его зубами. Его пальцы сжимают мой второй сосок, скручивая и щипая, пока моя грудь и живот не становятся испачканными от свидетельств моей лактации.

Вибрирующий звук пугает меня, и я вздрагиваю. Адриан со стоном отпускает мой сосок. Мой рот приоткрывается, а бедра пульсируют от желания, когда я смотрю на его влажные губы.

Дерьмо. Почему меня так возбуждает его извращенность?

Он достает телефон и отвечает, кряхтя:

– Волков. Лучше бы это было что-то хорошее.

Его раздраженное выражение исчезает, сменяясь выражением чистого созерцания, когда он встает с кровати и одевается.

– Я буду там через пятнадцать минут.

– Что-то не так? - спрашиваю я, садясь и чертовски надеясь, что он не заметит надежды в моем тоне.

– У меня срочная встреча. – Он целует меня в лоб. – Меня не будет несколько часов, возможно, до утра. Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится.

– Окей… То есть я так и сделаю.

Он качает головой, но не комментирует мое использование слова, которое он так ненавидит.

– Спи спокойно, Леночка.

Я киваю.

Я думаю, что он собирается уйти, но затем он опускает голову и захватывает мои губы в медленном поцелуе. Обычно его поцелуи всепоглощающие, такие же жесткие, как он трахает, и такие же неумолимые, но сейчас он целует меня со страстью, которая достигает моих костей.

Как будто ему не все равно.

Я целую его в ответ, потерявшись в этом мгновении, потому что, кажется, мне тоже не все равно. Черт возьми. Меня это более чем волнует.

Он отстраняется, легкая улыбка скользит по его губам.

– Я скучал по тебе, Леночка.

С этими словами он поворачивается и уходит. Я смотрю на дверь после того, как она захлопывается за ним. Мой разум погряз в осознании, которое я испытала, когда он только что целовал меня.

Я люблю его.

Я влюбилась в дьявола, несмотря на его чудовищную натуру.

Мои ноги дрожат, когда я спускаю их с кровати.

Нет, я, должно быть, принимаю похоть за любовь. Мне нужно спасти себя и моего ребенка от опасности, которой он подвергается.

Любовь это или похоть, не имеет значения, потому что мы с Джереми не в безопасности с ним.

Мне требуется все, что в моих силах, чтобы снять одежду и надеть джинсы, толстовку и пальто. Одеваясь, я смотрю в окно. Коля, Ян, Борис и Адриан садятся в машину, пока она не умчалась прочь от особняка.

Он взял с собой своих лучших охранников. Хорошо.

Убедившись, что они уехали, я врываюсь в дверь, отделяющую спальню от детской Джереми, и заворачиваю его в плотную одежду и одеяло. Я наполняю рюкзак его вещами первой необходимости и бутылкой своего молока, которое сцедила ранее, готовясь к этому.

Я не могу упустить возможность сбежать, пока система заменяется. Обычно Адриан имеет в своем распоряжении все записи о моих передвижениях, но смена системы – это мой единственный короткий шанс выбраться отсюда невредимой вместе с Джереми.

Мне потребовался целый день, чтобы придумать этот план. Я выйду через заднюю дверь, из которой Огла приносила вещи, а потом сяду на самолет в другой штат и останусь под радаром, чтобы поднять Джереми. Поскольку Адриан берет на себя все наши расходы, а мне не нужно беспокоиться об аренде, мое небольшое состояние от балета осталось нетронутым. Я использую его, чтобы дать моему сыну хорошую жизнь.

Это не идеальный план, но все же лучше, чем ничего.

Я должна была выполнить свой план утром, после отъезда Адриана, так как он теперь почти не проводит времени дома, но сегодня судьба на моей стороне.

Обвязав вокруг себя переноску, я осторожно кладу в нее Джереми и накрываю его одеялом.

Я оставляю телефон на тумбочке, так как его, скорее всего, отслеживают, и выхожу из комнаты.

Обычно я опасаюсь камер в коридорах, но из-за смены системы они не работают.

Я молча иду на кухню, оглядываясь по сторонам, сердце чуть не выпрыгивает из груди.

Из-за угла раздаются шаги, и я прижимаюсь спиной к стене, обнимая Джереми одной рукой и прижимая другую ко рту.

Охранников не пускают внутрь, пока Адриан не позовет их, так что в такой поздний час на кухне может быть только один человек.

И действительно, тень Оглы появляется, когда она останавливается в дверях, прежде чем направиться в коридор.

Я жду, пока ее шаги затихнут, и медленно иду на кухню. Как только она появляется в поле зрения, я бросаюсь внутрь, не обращая внимания на стук своего сердца.

Сделав глубокий вдох, я хватаюсь за ручку двери, ведущей наружу, и поворачиваю. Я чуть не плачу от радости, когда она открывается.

Холодный ноябрьский воздух хлещет меня по лицу, но я не могла чувствовать себя теплее. Я плотнее укутываю Джереми одеялом и ускоряю шаг, удаляясь от дома.

С тех пор, как я шпионила за этим местом, я уже знаю, что окажусь у специального забора, который требует кода. Я набираю цифры, которые Огла вводила тысячу раз, и ворота со щелчком открываются.

Я выбегаю на улицу, мои ботинки шлепают по бетону, когда я бегу.

Большой глоток воздуха врывается в мои легкие, когда я вдыхаю.

Я сделала это.

Я ушла.

Я свободна.

Никто не будет представлять опасности ни для меня, ни для моего сына.

Мое сердце сжимается при мысли о том, что я оставила позади, но я игнорирую это чувство.

В моем приливе адреналина бег от задней части дома до дороги был даже не таким длинным.

Я удивляюсь, увидев такси вскоре после того, как вышла, и машу ему рукой. У меня с собой достаточно наличных денег на поездку и билет на самолет. Мне нужно будет снять больше из моего банка, но, к счастью, я могу сделать это в любом из их отделений. Я должна быть осторожна и, вероятно, сделаю это в другом месте, чем в том, где я живу, чтобы Адриан не выследил меня.

Такси проносится мимо меня, и я понимаю, что оно занято. Я машу рукой на следующую машину, надеясь, что это тоже такси. Машина останавливается прямо передо мной, и мое сердце почти останавливается вместе с ней, когда открывается задняя дверь и выходит мой собственный дьявол.

Даже в темноте я могу разглядеть его убийственное выражение.

–Ты куда-то собралась, Лия?

Когда он приближается ко мне, я знаю, просто знаю, что испортила все шансы на свободу.

Глава 32

Лия

Все кончено.

Мало того, что мой план побега провалился, но я также потеряла любой кусочек свободы, который Адриан мог бы дать мне.

Одно дело просить его отпустить меня, но действовать в соответствии с этим – совсем другое. Он сделает своей миссией строить вокруг меня позолоченную клетку, пока я, в конце концов, не зачахну и не умру.

Дорога домой проходит в молчании. Моя рука дрожит вокруг Джереми, несмотря на все мои попытки успокоить ее. Я рада, что он проснулся, а я занялась тем, что кормила его из бутылочки. Но вскоре он снова засыпает, оставляя меня в жестоком присутствии своего отца.

Адриан не произнес ни слова с тех пор, как схватил меня за локоть и втолкнул в машину. Я даже не пыталась сопротивляться. Какой смысл теперь, когда он меня поймал?

Жаль, что он не заговорил. Я хочу, чтобы он отпустил свой гнев, потому что если я что-то и узнала об Адриане за все это время, так это то, что его эмоции кипят под поверхностью, особенно его редкий гнев. Когда он освободит его, тот, кто встанет на его пути – я – будет разрушен безвозвратно.

Мое горло наполняется желчью из-за тошнотворного вида страха, тянущего мой желудок.

Даже Ян качает головой, когда мы выходим из машины. Я поднимаю подбородок, хотя зубы стучат. Я сделала то, что должна была сделать, чтобы защитить себя и своего ребенка. Если бы у меня был шанс повторить, я бы сделала это снова. Я не позволю никому говорить мне, что я сделала что-то не так.

Адриан хватает меня за локоть и тащит за собой вверх по лестнице. Я вздрагиваю, когда он отстегивает переноску и спящего Джереми от моих рук, рявкает.

– Стой здесь.

Затем он шагает с сыном в детскую.

С каждой секундой мое горло сжимается все сильнее, когда я дрожащими руками снимаю рюкзак и пальто. Я остаюсь посреди спальни, как заключенный, ожидающий суда. Мысли о том, что он сделает со мной, вторгаются в мой разум, усиливаясь с каждой секундой.

Я могу принять его наказания, и хотя я никогда не признаю этого вслух, я наслаждаюсь их порочностью. Но что, если мое наказание на этот раз превзойдет все, что он делал со мной раньше?

Я пытаюсь вооружиться смелыми мыслями, но ничто, абсолютно ничто не может подготовить меня к мертвому взгляду Адриана, когда он возвращается в спальню. Звук закрывающейся двери врезается мне в грудь и заставляет содрогнуться все тело.

На нем черное кашемировое пальто поверх белой рубашки, но не из-за одежды он кажется шире и жестче. Из-за тени на его лице и легкого изгиба губ, как будто он хочет разорвать кого-то в клочья своими голыми зубами.

Адриан – высокий мужчина, огромный по сравнению со мной, но теперь он, кажется, стал выше, наполняя комнату и мой воздух своим неумолимым присутствием. Даже его красивое лицо сейчас похоже на дьявольское.

Когда он говорит, его темный, угрожающий голос заставляет мои зубы снова стучать.

– Сейчас, Лия. Почему бы тебе не сказать мне, куда ты собиралась идти?

Я сглатываю твердый комок в горле.

– Куда, черт возьми, ты собирался идти? – Его голос становится громче.

Я вздрагиваю, даже когда поднимаю подбородок.

– Куда угодно, только не сюда.

– Куда угодно, только не сюда, – задумчиво повторяет он, направляясь ко мне. Я испытываю искушение отступить назад, чтобы избежать его гнева, чтобы установить, между нами, как можно большее расстояние. Однако мои ноги остаются приклеенными к полу.

Я не сделала ничего плохого. Во всяком случае, это он виноват, подвергая меня и своего сына этой жизни, когда знал, что мы будем в постоянной опасности.

Он останавливается передо мной, больше жизни и страшнее.

– Ты сказала, куда угодно, только не сюда?

– Мы не в безопасности, – выпаливаю я. – Я не хочу растить своего ребенка в мире, где его могут убить в любую секунду.

– Если бы я тебя не увидел, то нашел бы завтра твой труп или получил бы звонок с требованием выкупа. Разве я не говорил тебе, что в тот момент, когда ты ступишь на улицу, ты, черт возьми, умрешь?!

Я вздрагиваю от нарастающей силы, стоящей за его словами. Наконец мне удается сделать шаг назад, и я вздрагиваю, когда натыкаюсь на твердую стену.

Адриан оказывается на мне через долю секунды, его руки хлопают по обе стороны от меня. Я могу дышать его яростью, его беспощадным гневом, и это даже страшнее, чем если бы он прикасался ко мне.

– Ответь мне, Лия, – проскрежетал он.

– Ты говорил. – Ненавижу, как дрожит мой голос.

– Очевидно, ты не слушала, иначе не подвергла бы себя и Джереми гребаной опасности. Ты хотела стать свидетелем его смерти, прежде чем тебя похитят и изнасилуют?

– Нет! – От этих образов к горлу снова подступает желчь. – Я просто... я просто хотела защитить его от...…

– Меня?

– От твоей жизни, – медленно признаюсь я, глядя себе под ноги.

Он ничего не говорит, но его руки сжимаются по обе стороны от меня, как будто напряжение вот-вот вырвется из них. Я думаю, что он накажет меня сейчас, он сделает мою кожу красной, и я надеюсь, что это будет конец.

Его тихий голос наполняет воздух.

– У тебя это войдет в привычку, правда? Независимо от того, что я делаю, чтобы сделать тебя счастливой и заставить чувствовать себя комфортно, независимо от того, как сильно я пытаюсь добиться прогресса с нами, ты будешь пытаться убежать при каждом удобном случае.

Я вскидываю голову и медленно качаю ею. Я не хочу, чтобы он так думал, иначе он лишит меня свободы.

– Адриан, я... не буду.

– Лгунья. Я вижу это по твоим глазам, Лия. Ты боишься меня и того, как я отомщу, но ты не остановишься. Нет, пока ты не достигнешь своей цели.

– Адриан... пожалуйста... пожалуйста…

– Пожалуйста, что?

– Не забирай это. Я задохнусь до смерти.

– Тебе следовало подумать об этом, когда ты планировала сбежать.

– Адриан…

Он обхватывает рукой мою челюсть в крепком захвате, который ограничивает мне любое движение. Его руки могут убивать и калечить, но они обычно теплые и нежные, когда он прикасается ко мне. Даже когда он наказывает меня, его руки тверды, но они никогда не бывают такими холодными, как сейчас.

– Где я ошибся, а? Было ли это из-за того, что я позволил тебе выйти? Позволил тебе относиться к Яну как к другу? Сначала я должен позаботиться об этих двух вещах.

Слеза скатывается по моей щеке, когда я снова качаю головой.

– Не надо... пожалуйста.…

– После этого я буду держать тебя в комнате и использовать как свою гребаную шлюху. Ты этого хочешь?

Эта мысль пронзает меня глубже, чем его прежние угрозы. Заботливая сторона Адриана – причина, по которой я смогла пережить все эти месяцы. Хотя секс сыграл большую роль в наших отношениях, это не то, что поддерживало меня или уменьшало мои кошмары. Это не то, что спасло меня от самой себя после окончания моей карьеры.

В то время я не слишком задумывалась об этом, но мне нравилось, как Адриан внимательно присматривал за мной. Мне нравился его уход и то, как он всегда заботился о том, чтобы мне было удобно и сытно. Как он обнимал меня каждую ночь и целовал перед выходом из дома.

Это был его способ сказать мне, что я для него больше, чем просто объект желания.

Но если он заберет все это, я не буду ничем отличаться от шлюхи с блестящим бриллиантовым кольцом.

И эта мысль пронзает то место в моем сердце, которое пришло к осознанию того, что я люблю его. Несмотря на его злодейскую натуру, мне нравится, что он заботился обо мне после моей травмы, что он продолжает это делать даже после того, как я родила. Что он посвящает время тому, чтобы быть рядом со мной, и знает мои потребности, прежде чем я их озвучиваю. Я верила, что он хочет меня только из-за Джереми, но его отношение ко мне после рождения никогда не менялось. Во всяком случае, он делал все возможное, чтобы снять с меня этот груз.

По моим щекам струятся новые слезы.

– Нет, Адриан, не делай этого.…

Его суровые черты лица не смягчаются. Вместо этого они превращаются в гранит.

– Я также просил тебя не думать о побеге, но ты все равно это сделала. Как ты думаешь, кто победит, если мы пойдем по этому пути?

Я больше не могу сдерживать слезы, стоя на линии его безжалостного гнева. Это хуже, чем если бы это было физически, потому что, хотя Адриан может быть заботливым, его истинная природа чудовищна и неумолима. Он не остановится, пока не сокрушит все на своем пути.

– Ты больше не сбежишь, Лия.

Я отчаянно киваю, хотя какая-то часть меня всегда этого хочет.

– Если ты это сделаешь, если я узнаю, что ты хотя бы забавляешься этой идеей, я запру тебя в гребаной камере и запрещу тебе видеться с Джереми когда-либо снова. Его воспитает кто-то другой, и ты потеряешь всякую связь с ним.

– Нет... нет… – всхлипываю я. – Не... Не забирай Джереми. Он – мой единственный свет.

– Тогда, черт возьми, больше не выкидывай таких трюков.

– Окей... я имею в виду хорошо. – Не буду.

Он делает шаг назад, и я резко втягиваю воздух, но его гнев не уменьшается. На самом деле он, кажется, поднялся на поверхность, угрожая уничтожить все на своем пути.

– Ты... собираешься наказать меня сейчас?

– Если я сделаю что-нибудь в моем состоянии, я раздеру твою гребаную кожу, так что нет, я не прикоснусь к тебе, когда я зол, Лия. – Он глубоко вздыхает, качает головой, как будто разочарован, затем поворачивается и уходит.

Дверь закрывается за ним с окончательностью, которая эхом отдается в моих пустых внутренностях.

Я соскальзываю на пол, соединяя осколки моего сердца, которые лежат там.

Я хлопаю себя ладонью по груди, как будто это остановит медленный распад моего сердца. Как будто это исцелит зияющую рану, которую Адриан только что оставил в моей душе.

Он всегда был темным, но, когда дело касалось меня, в нем был хоть какой-то свет. Теперь этот свет исчез, и все, что осталось, – это его тьма.

Рыдание вырывается из моего горла, потому что я знаю, я просто знаю, что сегодня я потеряла часть Адриана.

Ту часть, в которую я влюбилась.

Глава 33

Адриан

Постукивая пальцем по бедру, я смотрю в окно своего кабинета.

Вид передо мной вызывает у меня желание кого-нибудь зарубить.

Предпочтительно, его.

Лия сидит в саду, обнимает Джереми и улыбается, разговаривая с ним. Затем она направляет эту улыбку на моего ублюдочного охранника, Яна.

Ублюдок одаривает ее зубастой улыбкой и машет Джереми.

Прошло уже два месяца с тех пор, как Лия пыталась сбежать. Два месяца постоянной паранойи, что она сделает это снова и на этот раз преуспеет.

Я запретил ей выходить на улицу после этого трюка, но я могу делать это только до тех пор, пока ее депрессия не вернется, и ей понадобится выход для дыхания.

И все же я не могу не думать о том, что однажды я не буду достаточно осторожен, не буду достаточно внимательно следить за ней, и она растворится в воздухе.

Вот почему я позволил Яну приблизиться к ней, хотя это постоянно вызывает у меня желание убить его. Я подумал, что если он будет постоянно следить за ней и подружится с ней, то узнает, когда она собирается уехать. Он может не соглашаться со всеми моими решениями относительно нее, но он также не хочет, чтобы она уходила. В отличие от нее, он знает, что то, что ждет ее там, намного хуже, чем здесь.

Она в безопасности под моей крышей, где никто не посмеет прикоснуться к ней, независимо от того, насколько старейшины братства не одобряют ее. Быть моей женой дает ей иммунитет, который она не сможет найти больше нигде на земле.

Однако с моей стороны произошел небольшой просчет относительно Яна. Или, скорее, заблуждение. Я думал, что смогу справиться с тем, чтобы увидеть, как они сближаются.

Это далеко от реальности.

Каждый раз, когда он оказывается рядом с ней, моя голова наполняется убийственными мыслями, которые с каждым днем становятся все более творческими. Они становятся еще более жестокими, когда она улыбается ему, как сейчас. Тот факт, что она теперь редко дарит мне свои улыбки, но так свободно дарит их Яну, действует мне на нервы.

Может быть, мне следует отправить этого ублюдка обратно в Россию.

Некоторая спецназовская подготовка пойдет ему на пользу. Если он там умрет, что ж. Какая чертова жалость.

– Сэр.

– Хм? – Я издаю рассеянный звук на голос Коли, продолжая смотреть на Лию и Яна. Даже Джереми, мой сын-предатель, смеется над ним.

– Не делай этого.

Я перестаю стучать и смотрю на своего заместителя, сидящего напротив меня с ноутбуком на бедрах.

– Не делать чего?

Он делает паузу, затем отвечает.

– Убивать Яна.

– С чего ты взял, что я думаю о том, чтобы убить его?

– То, как ты смотришь на него.

– Я не думаю о том, чтобы убить его.

– Нет?

– Нет. Спецназ позаботится об этом. Какой там самый безжалостный отряд?

– Ты хочешь избавиться от него?

– Если он будет продолжать действовать мне на нервы, то да.

– Он всего лишь подружился с ней по твоему приказу, сэр.

– Я никогда не приказывал ему улыбаться ей.

– Если он стоик, она никогда не откроется ему.

– Продолжай защищать этого ублюдка, Коля, и его спецназовское будущее рано или поздно станет реальностью.

– Ты не можешь отослать его, и ты это знаешь.

– Конечно, могу.

– И оставишь госпожу Волкову одну?

– Она не одна. У нее есть я.

– Ты все время работаешь. Кроме того, на ее вкус, ты недостаточно разговорчив.

– Я могу быть разговорчивым.

– Не обижайся, но нет, ты не можешь. Пусть Ян заполнит этот пробел. Ей нужен друг, и ты прекрасно это знаешь.

Мои губы кривятся в неодобрении. Не люблю, когда Коля прав. Одна из причин, по которой я позволил ей быть рядом с Яном, заключается в том, что она одинокая душа, которая нуждается в друге, в ком-то, с кем она может чувствовать себя свободно.

Хотя я предпочитаю, чтобы она разговаривала со мной, в последнее время это невозможно, после того как я огрызнулся на нее за попытку уйти. Несмотря на то, что она кончает вокруг моего члена, рта и пальцев каждую ночь, она все еще боится и опасается меня. Она обдумывает каждое свое движение и слово, и даже свое проклятое дыхание вокруг меня.

Я встречаюсь взглядом с Яном через окно и жестом приглашаю его войти. Он что-то говорит Лие, и она смотрит на меня, ее улыбка исчезает, а губы приоткрываются, прежде чем она опускает голову и снова сосредотачивается на Джереми.

Встав, я закрываю ставни. Вскоре после этого Ян стучит в дверь, прежде чем открыть ее и войти. Как только он заходит внутрь, я хватаю его за горло и прижимаю к стене.

Он хрипит, его руки инстинктивно обхватывают мои запястья, но вскоре он опускает их, когда встречает мое убийственное выражение.

Коля бросает ноутбук на стул и подходит к нам, но у него хватает ума не вмешиваться.

– Не слишком ли тебе уютно, Ян? – спрашиваю я с обманчивым спокойствием.

– Нет, сэр, – с трудом вырывается он из моей крепкой хватки.

– Хорошо. На случай, если ты забыл, твоя единственная задача – следить за ней, а не устраиваться с ней слишком удобно.

– Это ты посоветовал мне подружиться с ней.

– Ты что, черт возьми, только что перечил мне?

– Просто констатирую факты.

– Вот тебе забавный факт: если я поймаю тебя на том, что ты уютно устроился с ней, я раздавлю тебе трахею. Или, еще лучше, я отправлю тебя в Спецназ, чтобы они оказали тебе честь.

Когда он кивает, я толчком отпускаю его. Он переводит дыхание, массирует шею и пристально смотрит на меня.

– Если ты отправишь меня в Спецназ, Лия будет огорчена.

– Заткнись, Ян, – ругается Коля.

Я наклоняю голову набок.

– Какого хрена ты только что сказал?

– Я единственный, кому она открывается... после тебя, конечно.

Я, прищурившись, смотрю на него.

– Я просто помогаю ей. Не забирай это, босс. Я обещаю никогда не прикасаться к ней.

– Потому что, если ты это сделаешь, я сломаю тебе руку.

– Мне нужна моя рука, поэтому я никогда не сделаю этого без крайней необходимости.

– И не улыбайся ей.

– Это невозможно. Я не ты, босс. Я не могу удержаться от улыбки, когда она улыбается... – он замолкает, когда я смотрю на него. – Но я постараюсь.

– Твое будущее зависит от того, как ты будешь себя вести.

Он что-то бурчит в ответ, и я отворачиваюсь от него. Наверное, мне стоит на этом закончить, уложить Джереми спать и оставить Лию одну.

Я верю, что со временем она забудет об идее сбежать.

Рано или поздно она поймет, что ее место рядом со мной и нашим сыном.

Глава 34

Лия

4 года спустя

После той ночи жизнь уже никогда не была прежней.

Я была права. Я потеряла часть Адриана.

Сначала я хотела все исправить, сказать ему, что я ненавижу не его, а то, за что он выступает. Что я и мой ребенок выжили до того, как у меня появились к нему чувства.

Но моя гордость запрещает мне это. Он неделями избегал меня, даже не ел со мной, пока его гнев не утих, и он не вернулся ко мне.

Наша сексуальная жизнь все еще такая же сумасшедшая, как и тогда, когда мы только начинали. Он все еще хлещет, шлепает и привязывает меня к столбику кровати. Он по-прежнему грубо берет меня и ставит на первое место мое удовольствие. Но больше нет этого слегка озорного тона или грязных разговоров. Он просто дает нам обоим то, что нам нужно, а потом обычно проводит ночь за работой.

Он перестает обнимать меня, когда я отворачиваюсь. Однажды я так изголодалась по его ласке, что повернулась и притворилась, будто прижимаюсь к нему во сне. Он не обнял меня в ответ. Но он и не оттолкнул меня, поэтому всякий раз, когда я чувствую, что вот-вот лопну, я делаю это.

Адриан по-прежнему ухаживает за мной лучше всех и старается изо всех сил, чтобы мне было удобно, но теперь это более роботизировано. Раньше мне казалось, что ему доставляет удовольствие заботиться обо мне, но теперь это кажется долгом.

Моя форма бунта заглушает мой голос. Когда я делала это до рождения Джереми, Адриан требовал, чтобы я его выслушала. Он хлестал меня ремнем и доводил до оргазма, чтобы я что-нибудь сказала. Теперь он, кажется, доволен тем, что я молчу.

Мы почти не разговариваем, а когда и разговариваем, то обычно о Джереми. Мой маленький ангел стал единственной причиной, по которой я просыпаюсь каждое утро.

Окей. Это ложь.

Маленькая часть меня, та часть, которая не разлюбила Адриана, все еще надеется, что сегодня будет лучше, сегодня Адриан будет доверять мне.

Но на его месте я бы не доверял себе. Он знает, что я хочу уйти, и хотя я не пыталась сбежать снова из-за страха его гнева, Адриан не идиот. Он прекрасно понимает, что, если мне представится такая возможность, я уйду.

Он не давал мне ходить на эти благотворительные мероприятия в течение нескольких месяцев, вероятно, думая, что я все равно сбегу. Когда через несколько месяцев мне начали сниться кошмары, и я снова впала в депрессию, я сказала ему, что хочу выйти, и, к моему удивлению, он не стал со мной спорить.

Вернувшись к своей благотворительной деятельности, я смогла встречаться с Лукой в уборной, но только на короткие промежутки.

У меня нет для него никакой важной информации, потому что Адриан – это крепость. Несколько раз, когда он брал меня с собой на собрания братства, он обращался со мной так, как будто я раздражающий камень в его ботинке. Я ненавижу Адриана из Братвы. Что Адриан чувствуется совершенно другим человеком, бессердечным, которому на меня наплевать.

Я ненавижу братство и всех в нем, кроме, может быть, Рай, которая никогда не относился ко мне как к вредителю.

Они презирают меня за то, что я заняла законное место Кристины Петровой. Они думают, что я обманом заставила Адриана жениться на мне, забеременев, что я бесстыдная золотоискательница и без какого-либо заметного происхождения. Адриан никогда не отрицал этого, и у меня нет настроения защищаться, когда мне никто не верит.

Одна из причин, по которой я продолжаю встречаться с Лукой, заключается в том, что мне нужен какой-то друг, кто-то, с кем я могу снова почувствовать себя прежней. Он знает, что я, вероятно, ничего ему не дам, но, может быть, ему тоже нравится видеть меня.

Я даже о маме больше не думаю. Я знаю, что Лука не даст мне эту информацию, пока я полностью не сдам Адриана. Этот глупый уголок моего сердца восстает против этой идеи, и не только из-за моих глупых чувств к нему. А еще потому, что он отец Джереми.

Мой мальчик очень любит своего отца. Когда у меня случаются приступы депрессии, и я не могу встать с постели, Адриан выводит его на улицу и играет с ним.

Кроме того, если Адриан исчезнет, мы с Джереми обречены. За эти годы я поняла, какой властью он обладает. Не только в братстве, в котором его все уважают, но и среди всех других преступных организаций, которые смотрят на Сергея с завистью за то, что с ним такой человек, как Адриан.

Может быть, именно поэтому слова Луки, сказанные на прощание в тот день, не дают мне покоя. После нашей обычной встречи в туалете он был не в себе, и когда я спросила его, не случилось ли чего, когда он уходил, он сказал мне.

– Тебе не о чем беспокоиться. Я позабочусь об этом. – Затем он выскочил из окна, прежде чем я успела спросить его, что случилось.

Может быть, из-за этого или из-за того, что мне не удалось усыпить Джереми сегодня вечером, но я весь вечер была на взводе.

Адриан привел меня на день рождения Михаила Козлова. Его проводит Сергей в честь своего «брата», которому почти пятьдесят лет. Сергей, конечно, любит устраивать вечеринки для самых близких и не скупится на них.

Я забиваюсь в угол, сжимая в негнущихся пальцах бокал шампанского. Обычно Рай составляет мне компанию, но она поднялась по карьерной лестнице «V Corp» и стала горячей шишкой, у которой больше нет на меня времени.

Адриан, конечно же, не стоит рядом со мной, не говоря уже о том, чтобы говорить со мной, когда мы находимся среди его собственного народа. Но, думаю, так будет лучше. По крайней мере, никто не обращает на меня внимания, пока не придет время идти домой и обнимать моего ангела.

Сжимая бокал с шампанским, я смотрю на часы и тяжело вздыхаю, когда вижу, что еще только восемь вечера.

Мой клатч кажется тяжелым в моей руке, потому что Адриан теперь заставляет меня носить пистолет. После нападения в тот день, когда я родила, он учил меня стрелять, даже когда я сказала ему, что не хочу. Он сказал, что то, что я хочу, не имеет значения, а затем заставил меня держать пистолет и стрелять в течение нескольких недель, пока я не научилась им пользоваться.

Он также обучил меня некоторым приемам самообороны.

Адриан сказал, что это для тех случаев, когда мне нужно будет защищаться, когда ни его, ни его охранников не будет рядом. Я никогда не сталкивалась с такой ситуацией, так как Ян и Борис в основном всегда рядом.

Я ненавижу, что Адриан заставляет меня носить оружие, но я знаю, что он жесткий и непоколебимый в таких вопросах.

Я могла бы выиграть некоторые споры, например, не иметь няню, приходящую каждый день, или иметь возможность обучать Джера вместо русских учителей. На самом деле, большинство аргументов, которые я выигрываю, касаются Джереми. Он позволяет мне свободно воспитывать его, но в остальном его охраняют с той ночи.

Словно ожидая, что я снова сбегу.

Не то чтобы я могла это сделать с усиленной охраной. Кроме того, мысль о том, что он заберет Джереми, вызывает у меня проклятые кошмары.

– Это ли не прелестная скрытая красота? – веселый голос раздается у меня за спиной, прежде чем Дэмиен присоединяется ко мне. Вскоре из ниоткуда появляется Кирилл и встает рядом.

Я внутренне стону, даже когда киваю в знак приветствия. Их общество – последнее, что мне нужно. Кирилл всегда как-то пытается расспросить меня об Адриане, и Дэмиен, кажется, с удовольствием бросает мне колкости.

Поначалу мне было трудно уследить за тем, кто есть кто, поэтому я с помощью Оглы сделала длинный цифровой документ, чтобы изучить, кто есть кто в Братве. Удивительно, но Адриан не возражал и даже попросил Оглу помочь мне. Но, с другой стороны, он полностью ожидает, что я останусь рядом с ним, поэтому он не будет беспокоиться о том, что я сделаю обучающий файл о его организации.

– Адриан сказал, что ты заболела, – задумчиво произносит Кирилл, окидывая меня хитрым взглядом. – Ты неплохо выглядишь для больной.

– Мне стало лучше. – говорю я тихим голосом, радуясь, что Адриан все время врет о моем здоровье, поэтому меня не ждут.

Даже если он делает это, потому что я смущаю его, я счастлива, что мне не приходится часто встречаться с этими людьми. Когда я с Джереми дома или работаю волонтером в приюте, я чувствую себя оторванной от них и их преступной деятельности.

– Ну, Лия. – ухмыляется Дэмиен. – Что происходит на самом деле? Он что, избивает тебя так, что ты не можешь выйти? Расскажи об этом Рай, и она поможет, потому что ей нравится все это женское дерьмо, стоящее за женщин.

– Он не делает этого. – Я немного обижена за Адриана. Он может быть холодным и отчужденным, но он лучший семьянин среди всех них. Он никогда не причинит вреда ни мне, ни Джереми.

Кирилл поправляет очки средним и безымянным пальцами.

– Тогда в чем дело?

Я сглатываю комок в горле. Сколько бы я их ни видела за эти годы, эти двое пугают меня, особенно после историй, которые Ян рассказывал мне о них. Как Кирилл служил в спецназе и убил больше, чем кто-либо может сосчитать, или как Дэмиен забивает людей до смерти, если они его хоть разозлят.

Иногда мне кажется, что мне повезло попасть на радар Адриана, а не на их. Потому что, проведя минуту в их присутствии, я почувствовала зуд и беспокойство.

– Он спрашивал тебя о чем-то, красавица. – настаивает Дэмиен.

– Почему бы тебе не спросить у меня?

Я выдыхаю, услышав голос Адриана, и смотрю на него, когда он встает рядом со мной, все его внимание сосредоточено на Кирилле и Дэмиене, которые не кажутся счастливыми, что их веселье было остановлено.

Осторожно подношу бокал с шампанским к губам и делаю глоток, чтобы успокоить нервы.

Присутствие Адриана посылает смесь облегчения и укола хронической агонии в мою ноющую грудь. Односторонние эмоции – это работа дьявола. Они не только все время причиняют боль, но и заставляют меня надеяться и тосковать. Даже когда я знаю, что Адриан не способен на такие эмоции.

Я знаю, что ему не все равно. Я знаю, что Джереми и я что-то значим для него, но это никогда не будет чем-то большим. Он никогда не посмотрит на меня так, как я тайком смотрю на него, когда он не обращает внимания.

И это ранит больше, чем я готова признать.

Лицо Адриана – пустая маска, но я не могу не восхищаться безмятежным выражением его лица и острыми краями скул. На нем черный костюм и светло-серая рубашка под цвет глаз. На самом деле в его гардеробе есть только такие темные цвета. И потому, что я волонтер, мой вкус в одежде больше не кричащий, а скорее похожий на его, скромный и сдержанный.

– Адриан. – Кирилл улыбается. – Мы как раз говорили Лие, как здорово, что она присоединилась к нам сегодня.

– Мне показалось, ты сказал, что она больна. – Дэмиен поднимает бровь.

– Очевидно, не сегодня. – Адриан сохраняет свой холодный голос, хотя его тело слегка повернуто ко мне.

– Не мог бы ты рассказать нам побольше о ее болезни, которая, кажется, приходит и уходит по прихоти? – Кирилл задумчиво постукивает большим пальцем по губам. – Мне любопытно.

– Я не отвечу тебе, Морозов, – протягивает Адриан. – На самом деле все, наоборот, так почему бы тебе не развернуться и не уйти?

Выражение лица Кирилла не меняется, но на губах застыла ухмылка.

– Так, так. Это интересно.

– Что? – Дэмиен переводит взгляд с одного на другого. – Что тут интересного? Что я пропустил?

Я уже собираюсь опрокинуть бокал шампанского в попытке снять напряжение, когда замечаю мелькнувшую на заднем плане тень. Она напротив меня, по диагонали к коридору, который ведет к черному входу. Я знаю это, потому что часто проскальзывала туда, чтобы найти Яна и спрятаться от зевак.

Тревога, которую я испытываю с тех пор, как несколько дней назад она налетела на меня, как безжалостный ураган.

Я позабочусь об этом.

Мои глаза расширяются при воспоминании о словах Луки. …

Не успеваю я об этом подумать, как в углу поблескивает металл. Я роняю свой бокал с шампанским и хватаю Адриана за рукав, затем тяну его вниз так, что мы оба падаем на столы.

В воздухе звенит выстрел, и за ним следует коллективный вздох.

Большое тело Адриана падает на меня, и его твердая грудь накрывает меня спереди на земле. Он достает пистолет, и я смотрю на его лицо в нескольких дюймах от моего.

Я ощупываю его бока, машинально ища рану. Это было так близко, что если он… что если он…

Адриан хватает меня за лицо, его голос резок, как приговор.

– Ты ранена?

Я отрицательно качаю головой.

– Используй голос, Лия.

– Нет. А ты? – Обе мои руки впиваются в его пиджак, но я все равно хочу убедиться, что с ним все в порядке.

– Я в порядке. – Он резко выдыхает. – Как ты узнала?

– Я... я увидела тень, а потом блеск металла в углу.

– Черт, Лия. Ты должна была опуститься первой. – Его глаза сталкиваются с моими, и, в отличие от прошлых четырех лет, в них есть огонь, страсть и абсолютная забота, которую я думала, что никогда больше не увижу после той ночи.

Я чуть не плачу от облегчения, но это ощущение недолговечно, когда он качает головой, и выражение его лица снова становится жестким.

– У тебя с собой пистолет?

– Э-э... да. – Он в моей сумке, которая все еще у меня в руке.

– Оставайся здесь.

Дэмиен и Кирилл вскакивают на ноги и бегут туда, где скрылся стрелок.

Адриан отталкивает меня одним грациозным движением, затем тянет стол вниз, чтобы спрятать меня под ним.

– Ян доберется до тебя.

Он поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю его за рукав, мой язык чувствует тяжесть в горле, когда я бормочу.

– Не... умирай.

И я серьёзно, я не хочу, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое.

Он коротко кивает, прежде чем последовать за остальными.

Но я здесь не задерживаюсь.

Как только они уходят, я встаю из-за стола и прижимаюсь к стене, чтобы избежать хаоса в толпе.

Адриан и остальные направляются туда, где, как они думали, исчез стрелок, но, если моя интуиция верна и Лука стоит за этим, он не будет таким очевидным.

Однажды я сказала ему, что одна из камер у входа для персонала имеет задержку записи. Я узнала об этом только потому, что Рай упомянула об этом, сказав, что они не используют ее так много, так как большинство сотрудников живут там.

Лука, должно быть, использовал эту информацию, чтобы проникнуть внутрь. Я не думаю, что стрелял он, но не сомневаюсь, что он где-то рядом.

Впервые я встретила Луку в начальной школе. Он был усыновлен и ненавидел это, и так как его родители были итальянского происхождения, а я скучала по Италии, я хотела дружить с ним. Я сказала ему, что потеряла родителей, и он сказал, что тоже потерял маму и папу, и вот так мы и сблизились. Однако Лука всегда играл на заднем плане, даже тогда.

Он был скрытным, когда мы были маленькими, но всякий раз, когда он разыгрывал шутку или мстил детям, которые издевались над ним, он обязательно присутствовал, чтобы наблюдать.

Вот почему я уверена, что он где-то здесь, и мне нужно остановить его, прежде чем он действительно позаботится об Адриане.

Я остаюсь на пороге между задней частью дома Сергея и служебным входом и замечаю, что камера совсем не мигает.

Моя рука тянется к пистолету, и я щелкаю глушителем. Ян дал его мне на случай, если я окажусь в ситуации, когда здесь будет полно людей, и я не захочу, чтобы кто-нибудь услышал. Понятия не имею, почему это похоже на такую ситуацию.

Осторожными шагами я выхожу на маленький задний двор, выходящий на проволочную изгородь.

Я останавливаюсь, когда обнаруживаю, что Лука шепотом кричит на другого мужчину, который крупнее его, с длинным шрамом на правой щеке.

– Ты чертов дурак. У тебя была одна миссия.

– Лука…– Я дышу.

Он и мужчина одновременно обращают свое внимание на меня. Оба одеты в армейскую форму, а на Луке – маска и бейсболка.

– Она остановила меня, – Мужчина со шрамом указывает на меня с усмешкой. – Чертова сука.

– Герцогиня. – Ноздри Луки раздуваются. – Ты защищаешь Адриана?

Я расширяю свою позицию, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что там никого нет.

– Я никогда не говорила тебе, что хочу его убить.

– Ну, я хочу. Так что, черт возьми, больше не вставай у меня на пути.

Я не знаю, что на меня нашло, когда я подняла пистолет и направила его на него.

– Я не позволю тебе причинить ему боль, Лука.»

– Так, так, Герцогиня! Ты убьешь меня ради него?

– Я не хочу этого. Не вынуждай меня.

– Что, если я скажу, что он все это время тебя использовал? Что он на стороне убийцы твоих родителей.

Моя рука дрожит на пистолете, когда его слова опускаются на дно моего живота.

– Ч-что?

– Вот твоя правда, Лия. Адриан с тобой только потому, что он союзник твоего отца. Того самого отца, который заказал убийство твоих родителей в Италии.

– Ты... говоришь это только потому, что я отказываюсь тебе больше помогать.

– Я говорю это, чтобы ты проснулась к чертовой матери. Адриан не на твоей стороне, никогда не был и не будет. Он просто выполняет свои и Братвы планы и держит тебя в качестве козырной карты из-за того, что ты незаконнорожденная дочь Лазло Лучано.

Голова кружится, рука с пистолетом дрожит.

Нет, Лука злится. Все это неправда. Этого не может быть.

– Я ухожу отсюда. – Голос человека со шрамом, как гвозди, царапает мой мозг. – В следующий раз я убью Волкова.

– Тебе, черт возьми, лучше сделать это, - бормочет Лука.

Мой разум заперт в лабиринте, и меня захлестывает волна непонятных эмоций. Однако остается только одна, когда я прицеливаюсь в затылок человека со шрамом и стреляю.

Мне даже не пришлось об этом думать. Услышать, как он сказал, что вернется за жизнью Адриана, было достаточно, чтобы подтолкнуть меня к действию. Я должна была остановить его. Чтобы защитить моего мужа и отца моего ребенка, несмотря на слова Луки.

Благодаря строгой подготовке Адриана, я не промахиваюсь. Пуля попадает ему в затылок, и он падает лицом на землю. Глухой стук раздается в тишине, когда он перестает двигаться, перестает дышать.

Просто останавливается.

О Боже.

Я... убила мужчину. Я только что убила кого-то. Человека.

И все же, никакие чувства не омывают меня. Может быть, я уже потеряла свою душу и не смогу ее вернуть.

Я должна была защитить Адриана. Я просто должна была.

Лука сердито смотрит на меня.

– Какого хрена, Герцогиня?

– Дай мне доказательства. – Мой голос спокоен, учитывая дрожание моей руки. – Когда я удостоверюсь, что твои слова правдивы, что я всего лишь пешка в его игре, я сама убью Адриана.

Лука прыгает на стену и взбирается на нее, прежде чем исчезнуть за забором.

Я не смотрю на этого человека, на жизнь, которую только что оборвала собственной рукой, когда подхожу к нему и склоняюсь над его неподвижным телом. Я бросаю пистолет на бок, достаю из сумочки пилочку для ногтей и ковыряю ею его кровавую зияющую рану.

Адриан и остальные будут здесь с минуты на минуту, но мне нужно забрать пулю, иначе он поймет, что это я. Поскольку у меня маленький пистолет, нетрудно будет выяснить, кто это сделал.

Желчь подступает к горлу, а глаза наполняются слезами, когда я вонзаю острый конец в него, пока, наконец, не нахожу пулю, борясь несколько секунд, пока не вытаскиваю ее.

Я беру пистолет, пилку для ногтей и пулю, затем бегу обратно в ванную. Я вытираю руки, мою пилку и пулю, прежде чем засунуть их в сумку. Мне придется избавиться от них, когда я пойду в приют.

Лицо, встречающее меня в зеркале, бледное, опустошенное, по щекам текут слезы.

Лицо убийцы.

Я закончила жизнь и подписала смертный приговор своей невиновности.

Но возможность того, что Адриан использовал меня все это время, с таким же успехом могла бы вынести смертный приговор моему сердцу и душе.

Глава 35

Адриан

Что-то изменилось.

Лия не была прежней с момента покушения несколько недель назад на дне рождения Михаила.

Я знал, что не должен был брать ее туда. Она не только чувствует себя неуютно на банкетах братства, но и я каждую минуту на взводе, рассматривая каждого как угрозу и останавливая себя от того, чтобы вытащить ее оттуда.

Не говоря уже о том, что я постоянно вижу красный цвет, когда мужчина смотрит на нее, не говоря уже о том, когда разговаривает с ней.

Но на этот раз все по-другому.

У нее часто бывает такое ошеломленное выражение лица, когда она смотрит в никуда, точно так же, как я нашел ее в день нападения. Ян сказал, что забрал ее из ванной. Она была бледна, в глазах стояли слезы, но не произнесла ни слова. Ни ему, ни мне по дороге домой.

Я думал, что она в шоке, но, похоже, это не прошло. Случаев, когда я слышу ее голос, становится все меньше. Лия не просто глушит себя во время секса. Она делает это все время.

Сейчас она разговаривает только с Джереми, и мне приходится пробираться за спиной каждого, как вору, в свой собственный гребаный дом, чтобы услышать ее.

Но иногда, даже с Джереми, она впадает в оцепенение. Он зовет ее по имени, а когда она не отвечает, подходит ко мне и плачет, потому что мама с ним не разговаривает.

Она даже не понимает, когда это происходит.

Выйдя из транса, она обнимает его и говорит, что ей очень жаль и что это больше не повторится.

Но это происходит снова и снова. Ее растерянное состояние повторяется достаточно часто, и я беспокоюсь. Не только о ней, но и о Джереми. Он маленький и привязан к ней, и, если она будет продолжать отключаться в его присутствии, он воспримет это как отказ, и это травмирует его.

Мне придется постепенно отстранять его от нее, пока она не придет в норму. Хотя я ненавижу их разлучать, это для его же блага. Я знаю, что такое детская травма, и мой сын не будет переживать мою жизнь. По крайней мере, я могу защитить его, как не смог мой отец.

– Папа! – Джереми врывается в кухню, где я пью стакан воды, его маленькие ножки шлепают по полу в спешке.

Сейчас десять вечера, и ему давно пора спать. Должно быть, он выскользнул из своей комнаты, чтобы попасть в хозяйскую спальню. Я часто вижу, как он прижимается к Лие, словно хочет наверстать упущенное за то время, что она отгородилась от него и от всего мира.

Однако она не обнимает его в ответ. Лия снова засыпает в своей позе трупа, все её тело окоченело, и бесконечные кошмары терзают ее покой.

Я ловлю Джереми и поднимаю его на руки, когда он ударяется о мою ногу. Когда я смотрю в его мокрые от слез глаза, у меня внутри все сжимается.

– В чем дело, Malysh?

– М-мамочка... помоги… Мамочка…

– Что случилось? – Я уже поднимаюсь по лестнице в спальню. Джереми шмыгает носом, его пальцы дрожат, когда он крепко обнимает меня за шею.

Мои ноги останавливаются в дверном проеме, когда сцена разворачивается передо мной. Лия ворочается во сне, пальцы впиваются в матрас, и пена образуется по обе стороны ее рта.

Черт.

Я опускаю Джереми на пол и пытаюсь говорить мягко.

– Оставайся здесь, Malysh.

Он кивает, шмыгая носом.

Я в несколько шагов преодолеваю расстояние до кровати и сажусь на матрас. В то время как кошмары Лии вернулись с удвоенной силой, это первый раз, когда они были такими жестокими.

Я хватаю ее за плечи, трясу.

– Проснись, Лия.

Она булькает, еще больше пены покрывает ее светлую кожу, а лицо синеет.

Она не дышит.

– Лия! – Мой голос повышается, и на этот раз я трясу ее еще сильнее. – Проснись! Ну-ка, Леночка, открой глаза.

Она делает глубокий вдох, когда внезапно просыпается, ее глаза открыты, но остекленели. Потом она начинает плакать, как маленький ребенок, и ее пальцы впиваются в мое предплечье, издавая гортанный, затравленный звук.

– Мама… Я хочу маму…

– Эй, – успокаиваю я, притягивая ее к себе и обнимая. – Это всего лишь кошмар.

Она замирает на мгновение, шмыгая носом, и ее пальцы погружаются в мою грудь, как будто она хочет почувствовать меня. Я поглаживаю ее темные пряди и вдыхаю ее вызывающий привыкание аромат роз.

Джереми медленно приближается к нам, в его пытливых серых глазах блестят слезы.

– Ты в порядке, мамочка?

Она отстраняется от меня и улыбается ему.

– Да, ангел. Маме просто приснился плохой сон.

Он тычет в меня пальцем.

– Папа заставит их всех уйти.

Выражение ее лица падает, но она все равно кивает. После того как он целует ее на ночь, я несу Джереми в его комнату и остаюсь с ним, пока он не засыпает.

Когда я возвращаюсь в спальню, Лия уже сидит в постели.

Я закрываю дверь и снимаю пиджак, стоя перед туалетным столиком и встречаясь с ней взглядом через зеркало.

– Что происходит, Лия?

– А? – Ее остекленевшие глаза медленно встречаются с моими. Я ненавижу видеть ее в таком состоянии, ненавижу, что в последнее время она не в себе.

– Это шок от стрельбы? Может быть, тебя отвезти к психотерапевту?

Она качает головой, тихо усмехаясь.

– Так и должно было быть.

– Что должно быть?

– Ничего.

– Это явно не ничего. Что происходит?

– Ты больше никогда не спрашивал о моих родителях, – ни с того ни с сего говорит она. – Но, с другой стороны, ты никогда по-настоящему не заботился обо мне.

Я поворачиваюсь к ней лицом, мускул дергается на моей челюсти. Неужели она действительно в это верит? Неужели она, черт возьми, думает, что я поставил бы себя в невыгодное положение в братстве, если бы мне было все равно?

Конечно, это может быть не тот тип ухода, который ей нужен, но я держу ее и нашего сына в безопасности.

Я искал ублюдка, который пытался застрелить меня в тот день, но безрезультатно. Человек, которого мы нашли мертвым с пулей в затылке, был восточноевропейским наемником, который мог работать на кого угодно.

Чтобы найти того, кто его нанял, я день и ночь обращался за помощью и искал, но безуспешно. Должно быть, его убил тот, кто его нанял Должно быть, его убил тот, кто его нанял, но зачем вытаскивать пулю? Боялись ли они, что это может быть прослежено до них? Хотя у наемников, как правило, есть свои поставщики боеприпасов, и их невозможно отследить.

В любом случае, найти ублюдка, который угрожал жизни Лии, было единственным, на чем я мог сосредоточиться, и все же она говорит, что мне все равно.

– Если бы ты хотела поговорить о своих родителях, ты бы это сделала.

Она кладет руки на колени ладонями вверх и изучает их все тем же остекленевшим взглядом.

– Мама, папа и я не были богаты, но мы были счастливы. Я знала, что он не был моим настоящим отцом, но он был единственным отцом, который у меня был. Мы жили в маленьком домике у сицилийских полей, в котором папа управлял большим фермерским хозяйством. Он был прекрасен, с огромными оливковыми деревьями и ясным летним небом. Мне приходилось играть с детьми фермера, и мама подсадила меня на танцы. Мы были уютной маленькой семьей, которая готовилась к суровой зиме и процветала летом. Во время сбора урожая мы устраивали праздники и танцевали всю ночь напролет. Мы были... нормальными.

Ее голос понижается, но не прерывается, когда она продолжает.

– Когда мне было пять, что-то было не так. Я чувствовала это, хотя была маленькой и глупой. Я чувствовала, что в доме что-то не так. Мама не играла громкую американскую музыку, под которую папа качал головой, и он не был рядом, чтобы поцеловать меня или обнять. Я пряталась за дверью, когда услышала их. Мужчины орали на папу по-итальянски, говоря, что он должен отдать им девочку, а мой невозмутимый папа кричал в ответ, что не отдаст.

– Кто-то схватил меня, и я завизжала, но мама зажала мне рот рукой и покачала головой, чтобы я успокоилась. Мы выбежали на улицу и направились к отдельному коттеджу, она усадила меня в маленькую коробку и приложила палец ко рту. У нее были слезы на глазах, когда она целовала меня. Она сказала, что ей жаль, что папа не был моим настоящим отцом, и что она хотела бы изменить это. Потом она велела мне не выходить ни при каких обстоятельствах, пока кто-нибудь не назовет меня ее девичьей фамилией – Гюллер.

Руки Лии дрожат, ее нежное горло судорожно сглатывает.

– Я долго сидела в этом ящике, потная и напуганная. Эта коробка была такой темной и тесной, но я не осмеливалась ее покинуть. Я услышала громкие выстрелы из дома, прежде чем они затихли. Не знаю, сколько времени я просидела в ящике, пока кто-то не пришел за мной, назвав меня Малышкой Гюллер. Я была голодна и замерзла, и я обмочилась, но все, что я хотела, это маму и папу. Человек, который отвез меня в аэропорт, сказал, что они умерли от газовой асфиксии, и что я буду жить с бабушкой. Он даже не позволил мне увидеть их в последний раз. Тогда я верила, что они умерли из-за газа, и это заставляло меня чувствовать себя более непринужденно. Но чем старше я становилась, тем больше убеждалась, что есть что-то еще. Иначе зачем бы маме прятать меня?

– Я спрашивала об этом бабушку, но она отказывалась мне что-либо говорить, пока не оказалась на смертном одре. Она сказала, что моя мама связалась не с тем мужчиной, гангстером, и забеременела мной. Она была вынуждена выйти замуж за моего отца, чтобы мое незаконное существование не отразилось плохо на моем биологическом отце. Бабушка никогда не говорила мне, кто это был, и я никогда не хотела связываться с ним. – Она смотрит на меня. – Но ты ведь все это знаешь, не так ли? Ты прекрасно осведомлен обо всем моем прошлом. Вот почему ты никогда не спрашивал.

Я постукиваю пальцем по бедру, но ничего не говорю, ожидая, что она даст мне то, что мне нужно.

– Это правда, Адриан?

– Что правда?

Ее подбородок дрожит, а глаза наполняются непролитыми слезами.

– Ты держал меня все это время, чтобы быть ближе к моему отцу?

– Может быть.

Выражение ее лица дрогнуло, боль и что-то еще просочилось внутрь.

Мне нужны эти сильные эмоции. Выпусти их всех, Лия.

– Но почему? Зачем тебе понадобились все эти хлопоты, чтобы использовать меня против Лазло Лучано? Он даже не знает о моем существовании!

Вот.

Мои мышцы напрягаются, когда она предлагает мне то, чего я так долго ждал.

– Я думала, ты не знаешь, кто твой настоящий отец.

Она сглатывает, понимая свою ошибку.

– Бабушка рассказала.

– Ты только что сказала, что она не назвала тебе имени.

– Она… назвала.

Через секунду я уже стою перед ней, держа ее подбородок пальцами.

– Я мучаю взрослых мужчин, чтобы получить ответы, и я точно знаю, когда люди лгут. Так почему бы тебе не сказать мне, кто, черт возьми, на самом деле сказал тебе имя твоего отца?

Ее губы дрожат, подтверждая тот факт, что у нее действительно есть посторонняя помощь. Черт. Как я мог не заметить этого раньше?

Ее сверкающие глаза наполняются страхом, когда она вздрагивает.

– Нет... никого.

– Ложь.

– Я слышала тебя, – выпаливает она.

– Ты слышала меня, – медленно повторяю я с явной угрозой.

– Ты разговаривал с Колей, и он сказал тебе использовать отпрысков Лучано против него, а ты сказал, что подумаешь. Я также вспомнила, как ты спрашивал меня о моем итальянском происхождении, и соединила все точки.

– Ты молодец, Лия. Ты так хорошо умеешь лгать, что можешь выдумать целую историю из обрывков, но ты недостаточно хороша, чтобы одурачить меня. – Я крепче сжимаю ее челюсть. – У тебя есть еще одна попытка.

– Это было действительно так.

– Неправильный ответ. – Я толчком отпускаю ее и забираю телефон. – Начнем с Яна. После того, как я его помучаю, я узнаю, он ли это. Он может потерять свою доминирующую руку или, может быть, шею, ты никогда не узнаешь. Если это не он, мы перейдем к Борису, а затем ко всем остальным, кто был рядом с тобой в последние несколько лет.

– Нет! – Она бросается вперед, держа меня за руку, которая сжимает телефон. – Как ты можешь причинить вред своим собственным охранникам?

– Они рассказали тебе или позволили встретиться с чужаком. В любом случае, они не выполняли своих задач и заслуживают всего, что с ними произойдет. Ты будешь смотреть каждую секунду, так что, когда я говорю тебе говорить, ты, черт возьми, будешь говорить.

Рыдание вырывается из ее горла.

– Это кое-кто другой. Пожалуйста, не причиняй им вреда.

Кое-кто другой? Кое-кто, черт побери, другой? Не знаю, почему я надеялся, что это Ян или Борис. Если бы они меня предали, я бы справился. Было бы еще лучше, если бы она их подслушала, и я мог бы списать все это на что-нибудь тривиальное.

Но в этом замешан кто-то другой? Мой разум ускоряется в другом направлении, когда на ум приходит самое худшее.

Кто-то. Другой.

Как будто Лия встречалась с кем-то за моей гребаной спиной.

– Кто?

Она отрицательно качает головой.

– Я не скажу тебе, кто он, чтобы ты не смог убить его.

Его.

Это гребаный он.

Лия встречалась с гребаным «он» за моей спиной.

Красный туман застилает мое зрение, пока почти невозможно разглядеть ее сквозь него.

Мой голос становится смертельно спокойным, ничего не намекая на бушующий вулкан, извергающийся внутри.

– Ты защищаешь его, потому что он твой любовник? Ты мне изменяешь, Лия?

Она дважды моргает, ее губы дрожат.

– Если я буду это отрицать, ты мне никогда, не поверишь. Ты просто запрешь меня и задушишь еще сильнее. Ты убьешь меня медленно, так что думай, что хочешь, Адриан. Делай, черт возьми, что хочешь! Ты все равно меня используешь, так что продолжай.

– Я сказал, он твой гребанный любовник?

Она вздергивает подбородок, и все эмоции исчезают с ее лица, когда она произносит единственное слово, которое разбивает мой мир вдребезги.

– Да.

Я бью кулаком по спинке кровати рядом с ее головой и разбиваю ее вдребезги. Лия остается на месте, ее лицо бледнеет, а яркие глаза снова становятся стеклянными.

Моя рука обхватывает ее горло, откидывая его назад и сжимая.

– Я должен убить тебя прямо сейчас.

– Сделай это. – Она подначивает. – Умереть лучше, чем жить с тобой.

Ее слова врезаются в мозг моих костей, превращая меня в чертову тварь. Рычание вырывается из моего горла, и я действую на чистом гребаном инстинкте, когда срываю с нее ночную рубашку. Материал превращается в клочья, ее розовые соски твердеют, а бедра сжимаются.

– Он смотрел на это тело, Лия? Он смотрел на то, что, черт возьми, мое?

Она ничего не говорит, борясь за воздух, пока я другой рукой расстегиваю штаны и освобождаю член.

Я тверд, но это от ярости, от желания убить его и наказать ее. Потребность владеть ею целиком, чтобы она была моей во всех смыслах этого слова.

Я не идиот, я знаю, что Лия никогда по-настоящему не любила меня. Это видно по тому, как она отстранялась от меня при каждом удобном случае, как пыталась сбежать, но я верил, что она так же предана мне, как и я ей. Что она достаточно заботилась о подобии семьи, которая у нас есть.

Но она трахалась с кем-то за моей спиной.

Лия отдавала то, что принадлежит мне, кому-то другому.

Где? Как?

Единственное место, где у меня нет прямого доступа к Лие, – это приют. Я найду этого ублюдка и убью его медленной смертью.

– Ты раздвинула эти ноги для другого мужчины? – Я хлопаю ее по бедрам, и она задыхается. – Ты позволила ему посмотреть на мою киску?

Лия дрожит всем телом, хотя ее зрачки расширяются. Я даю ей достаточно свободы, чтобы она могла дышать, и она делает глубокий вдох через рот.

Я резко обхватываю ее киску.

– Чья это киска?

– Твоя... – выдыхает она тихим голосом, когда ее возбуждение покрывает мои пальцы.

– Совершенно верно, моя. Так как же, черт возьми, ты смеешь отдавать то, что принадлежит мне, кому-то другому?

Ее рот приоткрыт, но она ничего не говорит.

– Кто единственный, кто может трахнуть тебя, Лия?

Она молчит.

– Я спрашиваю, кто единственный, кто трахает твою киску?

– Ты…

Я держу ее бедра внизу и вхожу в ее влажный жар одним безжалостным движением. Обычно я позволяю ей приспосабливаться к моим размерам, но я не в настроении, когда вхожу в нее с диким ритмом, который должен наказать ее, дать ей почувствовать, как сильно она разрезала меня, черт возьми.

– Эта киска моя. – Я поднимаю ее бедро и шлепаю по заднице, сильно, и она задыхается. – Эта задница тоже моя. Ты принадлежишь мне, и я буду трахать тебя до тех пор, пока это не станет единственным, о чем ты будешь думать и дышать. В следующий раз, когда ты даже подумаешь о том, чтобы позволить другому мужчине смотреть на тебя, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к тебе, ты вспомнишь этот момент, когда каждый дюйм тебя принадлежал мне.

Я выхожу из нее и размазываю ее собственные соки по ее задней дырочке.

Глаза Лии расширяются, когда я толкаю головку своего члена внутрь.

– Я сказал, каждый гребаный дюйм тебя, жена.

– Адриан…

– Что? – рычу я.

– Ты злишься.

– Кто меня разозлил? Кто заставил меня сойти с ума?

– Но ты сделаешь мне больно.

– Разве ты не любишь, когда я делаю тебе больно? Или я делаю это недостаточно усердно?

Она отчаянно мотает головой.

– Скажи, чтобы я трахнул тебя в задницу, Лия. Скажи мне, чтобы я овладел каждым твоим дюймом. Владей мной...

– Трахни меня. Овладей мной… – Всхлипывает она.

Это все, что мне нужно.

Лия делает глубокий вдох, все больше ее возбуждения стекает по ее влагалищу и на мой член, когда я толкаюсь дальше внутрь. Ее голова откидывается назад, и я стону от того, насколько она напряжена. Несмотря на то, что я уже трогал ее здесь раньше, я никогда не брал ее, потому что хотел оставить ее, пока она не придет ко мне, пока она не захочет меня достаточно, чтобы начать секс.

Но к черту все это.

К черту мои дурацкие представления о ней.

Она пошла вперед и погубила нас, так что я погублю ее в ответ.

Я толкаюсь до упора, заставляя ее глаза закрыться, а пульс учащаться.

– Посмотри на меня.

Она медленно открывает веки, глядя на меня сквозь полуприкрытые веки.

– Видишь это? – Я вонзаюсь в ее задницу, когда загоняю три грубых пальца в ее влагалище.

Она медленно кивает, ее лицо раскраснелось от удовольствия и боли.

– Твое тело приветствовало его так же, как и меня? Ты впустила его вялый член в свою задницу?

Лия качает головой.

– Хм. Значит, это была всего лишь киска? Моя гребаная киска?

Я вхожу в нее сильнее, мой пах шлепает по ее ягодицам, а мои пальцы проникают в ее киску с новой энергией, которая заставляет ее задыхаться.

– Тебе понравилось? Ты сжималась вокруг него так же, как сжимаешься вокруг меня?

– Не-е-ет! – кричит она, когда оргазм пронзает ее, и все ее тело поднимается с кровати. Я врываюсь в нее еще немного, а затем вырываюсь и кончаю ей на лицо, моя сперма стекает по ее приоткрытым губам и подбородку.

Это первый раз, когда я сделал это, но это казалось подходящим, так как она, вероятно, позволила ему кончать внутри себя.

Я настолько параноик, что, если бы Джереми не был похож на мою юную версию, я бы сделал тест ДНК.

Мой зверь берет полный контроль, и я чувствую, что боль и гнев взорвут меня изнутри.

– Пойми это, Лия. Может, я и не причиню тебе вреда, может, и не убью тебя, черт возьми, даже если ты этого заслуживаешь, но я найду этого ублюдка, и когда я это сделаю, я трахну тебя у него на глазах, прежде чем перережу ему гребаное горло. А потом я снова трахну тебя в луже его крови. – Я отпускаю ее шею, и она делает глубокий вдох, слезы катятся по ее щекам. – Защищай его, пока можешь.

Глава 36

Лия

Кажется, я схожу с ума.

Поначалу я списывала это на то, что мои кошмары взяли надо мной верх. Мне снились воспоминания о маме и папе на Сицилии, и большинство из них были о том, как они оказались запертыми в коробке без выхода.

Но потом мне стали сниться эти кошмары, пока я бодрствовала. Мой разум сломил мой дух, мою душу и мое гребаное сердце.

Я поняла, что что-то определенно не так, когда Джереми испугался меня. Он назвал меня призраком и сказал, что ненавидит Маму-призрака.

Теперь у Адриана есть няня, работающая полный рабочий день, и он отдаляет Джереми от меня, как всегда, намеревался. Он забирает моего ангела.

С той ночи, когда я разрушила все, что между нами было, Адриан ненавидит меня. Он не говорит этого на словах, но он доказывает это на деле более чем достаточно. Он ненавистно трахает меня каждую ночь, то в киску, то в задницу, а иногда он берет меня в душ, чтобы сделать это снова. Я ненавижу то, как мне это нравится, как меня покалывает от предвкушения его грубого обращения и непримиримого владения. В каком-то смысле это единственное время, когда я вынуждена быть живой, чтобы вырваться из своих дневных кошмаров и демонов, скрывающихся в моей голове.

Но всякий раз, когда он не прикасается ко мне, порочный круг возобновляется. Меня терзают воспоминания о человеке, которого я убила, о жизни, которую я закончила, о невинности, которую я заколола.

Я переоценила свой разум и поверила, что выживу, убив кого-нибудь. Но нет. С того самого дня я катилась под гору, не имея возможности остановить скольжение.

Я всегда считала себя выше образа жизни Адриана, но я такая же убийца, как и он сейчас. Мысль о том, что я стану такой же бездушной, вызывает у меня слезы.

Я теряю связь с реальностью и с Джереми. Еще хуже, когда я принимаю антидепрессанты. Я превращаюсь в зомби, слишком онемевшего, чтобы двигаться, говорить или даже думать.

Адриан отвел меня обратно к психоаналитику, к тому самому, к которому я привыкла. Я не стала спрашивать, как он узнал о ней, потому что Адриан знает все, что хочет.

Несмотря на то, что он ждал снаружи во время моего визита, я не могла найти слов, чтобы поговорить с ней. Раньше я рассказывала ей о своих родителях и черном ящике, о том, как балет вытащил меня из этого ящика. После того, как моя карьера закончилась, я снова была втянута в нее, но только на короткое время, пока не появился Джереми. Однако теперь, когда я кого-то убила, стены ящика сжимаются вокруг моей души.

Как я могла рассказать это психиатру? Как я могла сказать ей, что убила человека, чтобы защитить своего мужа-убийцу, который женился на мне только для того, чтобы использовать меня?

Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я сказала Адриану, что изменяю ему. В тот момент, когда он не отрицал, что сблизился со мной из-за того, кто мой отец, он причинил мне такую боль, словно острие его острого клинка пронзило мое сердце и чувства, которые я испытывала к нему. Я должна была ожидать этого, учитывая, что он не знает, что чувствовать, но я думала, что после пяти лет совместной жизни он каким-то образом привык ко мне, как я привыкла к нему. Он мог бы построить для меня место в своем черном сердце, даже если оно не такое большое, как то, что он занимает в моем.

Я верила, что, может быть, он немного заботится.

Может быть, он меня немного любит.

Но это была всего лишь наивность с моей стороны. Это я по глупости влюбилась. Адриан всегда видел во мне только собственность. Кого-то, кого он мог бы трахнуть и держать под собой.

Поэтому я хотела причинить ему глубокую боль. Мне хотелось снова и снова вонзать нож в его бесчувственное сердце, чтобы он почувствовал хоть частичку того, что я сделала. Единственный способ сделать это – сказать ему, что он второй, что объект, которым он любит обладать, хочет кого-то другого.

Но хотя мне нравился секс той ночи и секс, который последовал за ней, я скучаю по другой стороне Адриана. Той, которая заботилась обо мне.

Тот, кто обнимал меня, чтобы я заснула, и клал мои ноги себе на колени, массируя напряжение.

Иногда я притворяюсь, что засыпаю в комнате Джереми, просто чтобы почувствовать, как он поднимает меня, прижимает к своему сильному телу и нежно укладывает в постель.

Потому что в моменты бодрствования я вижу на его лице только ненависть.

Чистую, абсолютную ненависть.

Адриан, возможно, немного смирился с моей попыткой побега, но он никогда не простит меня за то, что я ему изменила. Может, он и не бросит меня, потому что я мать Джереми и его «собственность», но он никогда не будет смотреть на меня так, как раньше.

Он никогда не покажет мне свою редкую улыбку или заботливую сторону. Он никогда не погладит меня по волосам и не поцелует, прежде чем снова уйдет.

Мне приходится подкрадываться, чтобы посмотреть, как он делает это с Джереми.

И тут я понимаю, что все испортила.

Иногда мне хочется сказать ему, что это неправда, что я солгала, потому что мне было больно, но его отрывистые слова обескураживают меня. Все равно он мне никогда не поверит. Не тогда, когда я так долго держалась за ложь.

Он по-прежнему разрешает мне быть волонтером, но теперь посылает со мной по меньшей мере пятерых охранников, вероятно, на поиски моего любовника.

К счастью, Лука, вероятно, изучил атмосферу и больше не выходил на связь.

Я не сомневаюсь, что, если Адриан найдет моего друга детства, он сдерет с него шкуру заживо. Такие люди, как он, не любят, когда другие прикасаются к их собственности, и готовы пройти лишнюю милю, чтобы доказать свою точку зрения.

Ян идет передо мной в уборную и проверяет каждую кабинку. Когда он пытается открыть одну из них, какая-то женщина выкрикивает в его адрес ругательства, а он лишь пожимает плечами. Иногда он бывает таким апатичным, что на него начинают действовать и личность Адриана, и Коли.

Убедившись, что у окна никого нет, он закрывает его и в последний раз осматривает кабинки, кроме занятой.

– Это обязательно? – Я вздыхаю.

– Я просто выполняю приказ, – извиняющимся тоном говорит он. Он обращался ко мне с большей хмуростью, чем обычно, вероятно, чувствуя, что все не так.

Прежде чем оставить меня в покое, он останавливается и закрывает дверь, запирая нас – и кричащую женщину, которая все еще в кабинке – внутри.

– Что? – с тревогой спрашиваю я.

– У тебя что-то не так, да?

– Не обижайся, но с тех пор, как я с тобой познакомилась, дела у меня идут неважно.

– Ничего, – он понижает голос, – но после покушения все изменилось.

– Изменилось?

Он потирает затылок.

– Послушай, я знаю, что ты не изменяла Боссу.

– Как ты можешь быть так уверен?

– Ты не такой человек.

Я усмехаюсь.

– Очевидно, твой драгоценный босс думает, что я изменила ему.

– Он ослеплен тобой.

– Мной?

– Да. Его одержимость тобой мешает ему мыслить логически. И ты сказала ему, что изменила. Ты думала, он погладит тебя по голове?

– Я сказала это после того, как узнала, что он использует меня из-за того, кто мой отец!

– И все же, ты считаешь, что изобразить его самого дорогого человека, тебя, как изменщика, было мудрой идеей?

Нет, не было.

– Я не самый дорогой для него человек.

– Да, ты самый дорогой для него человек, Лия. Я знаю Босса с тех пор, как был младше Джереми, и никогда не видел, чтобы он обращался с кем-то так, как с тобой.

– С презрением, ты хочешь сказать.

– Ты, должно быть, шутишь. Послушай, он не из тех, кто позволяет кому-то причинять ему боль, но ты смогла. Ты ранила его.

– Не больше, чем он сам ранил меня. – Слезы застилают мои глаза. – Кроме того, у него должны быть чувства ко мне, чтобы я когда-нибудь могла причинить ему боль.

– Ты так же ослеплена, как и он, клянусь. Просто поговори с ним, и я уверяю тебя, что он увидит твою честность. Вы мучаете друг друга, и на это больно смотреть.

– Как я могу мучить его, если ему все равно?

Ян открывает рот, чтобы что-то сказать, но его останавливает стук снаружи, вероятно, Борис.

– Просто поговорите, – настаивает он, прежде чем выйти.

Спор по-русски доносится до меня извне. Борис похож на брата-близнеца Коли, когда дело доходит до стоического поведения. Он не любит, когда Ян разговаривает со мной, и всегда напоминает мне об этом.

Быстро закончив свои дела в туалете, я встаю у раковины, чтобы вымыть руки.

Женщина, которая кричала на Яна раньше, распахивает дверь своей кабинки.

– Что это за хрень? Семейная драма не должна происходить в чертовом туалете... – она замолкает. Потом она шепчет.

– Черт.

Я поднимаю голову, и мой рот отвисает, когда вода продолжает течь из крана на мои окоченевшие пальцы.

Я смотрю на свою копию.

Она одета в розовое пальто из искусственного меха, рваные синие перчатки, а ее волосы – смесь светлых кончиков и темных корней.

Ее лицо испачкано грязью и еще чем-то, но мы все равно так похожи, что на секунду останавливаемся и смотрим друг на друга.

– Вау, – бормочу я.

– Чертово вау, действительно. – Она кружит вокруг меня, как будто я животное в зоопарке. – Если бы я не знала, что я единственный ребенок, то подумала бы, что у меня есть сестра-близнец. Сколько тебе лет, девочка?

– Тридцать.

– Э, мне двадцать семь, так что мы не близнецы. – Она останавливается передо мной и улыбается. – Гребаная жизнь пинает двойника в мою сторону, иу?

– Ты… – Я замолкаю, подыскивая нужные слова. – Ты часто бываешь в этом приюте?

– Нет, в первый раз. Но какой этот первый раз, – она смотрит на мою руку, и ее глаза выпучиваются. – Посмотри на этот гребаный камень! Бьюсь об заклад, он мог бы прокормить меня целый год.

Я собираюсь сказать ей, что это обручальное кольцо – ключ от моей клетки, но пока я изучаю ее, сумасшедшая идея медленно формируется в моей голове, когда холодная вода пропитывает мою кожу. Должно быть, я действительно сошла с ума, если думаю о том, чтобы исполнить ее.

– Меня зовут Лия. Как тебя зовут?

– Уинтер. – говорит она, все еще глядя на мое кольцо. – Уинтер Кавано.

– Как ты стала бездомной, Уинтер?

Она вскидывает руки в воздух.

– Это началось несколько месяцев назад. Я стала алкоголиком после того, как моя девочка родилась мертвой, а мама умерла.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже, но я бы меньше сожалела, если бы вышла замуж за человека, который дарил мне такие камни. Черт возьми, девочка, посмотри на свое ожерелье. Должно быть, это стоило целое состояние.

– Ты действительно этого хочешь?

Она резко поворачивает голову в мою сторону.

– Что это за вопрос? Конечно, я хочу это.

– Что, если я смогу это устроить? – Мой голос монотонен и пугает даже меня саму.

– Как?

Я подхожу к ней ближе и говорю тихо, чтобы Ян и Борис не услышали. Проточная вода также служит маскировкой.

– Займи мое место, моего мужа, мое состояние. Всё.

– Ты что, шутишь? – Она смеется и замолкает, когда я не присоединяюсь к ней. – Ты серьезно?

– Совершенно серьезно. – Это похоже на фильм, безрассудный, но я была бы глупа, если бы упустила шанс, который судьба наконец-то предлагает мне.

Ее маленькие черты морщатся.

– Какого хрена ты от всего этого отказываешься?

– Потому что это удушье.

– Я задохнусь от денег в любой день.

– Это не так просто. Мой муж-гангстер.

– Еще круче. Значит, у него больше денег.

– Тебя действительно не волнует, чем он занимается? Он в русской мафии.

– Это круто.

Я хмурюсь. Как она могла быть такой восприимчивой? Но бездомные люди мыслят иначе, чем я, так что она, вероятно, видит в профессии Адриана преимущество, а не неудобство.

Она толкает меня локтем.

– Ты действительно собираешься отдать мне своего мужа и деньги?

– Если ты согласна. Все, что мне нужно, – это мой сын.

– Конечно, я согласен. Кто бы не захотел жить как королева?

Шаги эхом отдаются за дверью, и я шепчу.

– Слушай, у тебя есть что-нибудь, на чем я могу написать?

Она расстегивает пальто и задирает свитер, открывая свой белокурый живот со следами растяжек.

– Пиши здесь.

Я достаю из сумки свой супер-матовый карандаш для губной помады и строчу на ее животе.

– Это мой адрес электронной почты и пароль. Сегодня в восемь вечера я сама отправлю тебе документ, содержащий всю необходимую информацию о моем муже и его организации. Я также включу заметки о моих манерах и манере говорить, чтобы ты могла подражать мне. Я удалю письмо через три минуты, так что убедись, что ты немедленно скачала его и распечатала. Я дам тебе денег. Спрячь лицо под толстовкой, когда будешь уходить, и не приходи сюда больше, кроме как встретиться со мной в этой ванной на следующей неделе в это же самое время, если все еще хочешь поменяться местами.

– Конечно. – Ее глаза блестят, когда она смотрит на мою электронную почту и пароль на своем животе, как будто они священны.

Я бросаю карандаш обратно в сумку.

– Тогда до встречи.

– Подожди, – она улыбается, показывая удивительно белые зубы, но это, вероятно, потому что она не была бездомной долгое время. – Ты сказала, что дашь мне деньги, чтобы я распечатала документ. Можешь ли ты включить сдачу на алкоголь?

Я отдаю ей всю наличность, которую Адриан велел мне держать при себе на случай непредвиденных обстоятельств.

– Покрась волосы в тот же цвет, что и у меня, и купи шампунь с ароматом роз.

– Поняла!

Я выпрямляюсь и выхожу из ванной с колотящимся сердцем.

Это мой последний шанс сбежать, прежде чем я либо покончу с собой, либо Адриан передаст меня моему биологическому отцу, чтобы оказать честь.

Глава 37

Лия

Неделю спустя Уинтер пришла.

Она вымылась и покрасила волосы в тот же цвет, что и мои. Она пахнет розами, запах, по которому Адриан узнает меня.

Не теряя времени, я снимаю пальто и одно из платьев. Я надела два, одно поверх другого, так что мне не придется долго здесь торчать.

Уинтер делает то же самое, радостно напевая. Мне жаль ее, жалко ту жизнь, в которую я ее вталкиваю, до такой степени, что всю прошлую неделю я думала о том, чтобы отказаться от этого плана.

Но холодное плечо Адриана поддерживало меня. Когда в нас с Рай стреляли во время собрания, которое она запланировала несколько недель назад, он не выказал ни малейшего беспокойства, как будто не я чуть ли не умерла. Все, что он делал, это выкрикивал приказы и полностью игнорировал меня. Если это не признак того, что он скоро передаст меня моему отцу, который, возможно, хуже его, то я не знаю, что это.

Кроме того, Уинтер сказала, что прочитала досье и не возражает. Этот файл содержит всю информацию о чудовищности Братвы и должен был стать серьезным красным флагом.

Уинтер на самом деле кажется более готовой к этому, чем я.

– Я выучила этот документ наизусть, как никогда ничего не выучивала в школе, – говорит она, избавляясь от своего розового пальто. – Я так завидую, что ты балерина.

– Бывшая балерина. – Мое горло сжимается.

– А, ну да. Там говорилось, что ты сломал ногу. Жаль. Знаешь, я всегда хотела быть балериной.

Эта боль никогда не пройдет, но это не хуже, чем узнать, что я всего лишь средство для достижения цели для Адриана.

Это не хуже, чем влюбиться не в того мужчину и позволить ему высосать мою душу из тела.

– Наверное.

Мы торопливо переодеваемся, а потом я поправляю ее и поднимаю плечи так, чтобы она держалась прямо, как я.

– Помни, оставайся в оцепенении. Они привыкли к этому от меня в доме.

– Окей.

– Не забудь не произносить это слово при Адриане. Он ненавидит его.

– Ох, да. Я помню, что читала об этом.

– И будь осторожна с Оглой. Она знает все обо всем. – И я все больше и больше убеждаюсь, что именно она донесла Адриану о моей попытке побега вскоре после рождения Джереми.

– Поняла.

– На следующей неделе возьми с собой Джереми, и я попрошу кого-нибудь помочь мне, чтобы я могла взять его с собой. Если Адриан откажется, скажи ему, что скучаешь по Джеру и хочешь провести с ним немного времени.

– Угу.

Это убьет меня, если я проживу неделю без Джереми, но это небольшая жертва, чтобы избежать этой жизни. В которой моя судьба зависит от слов Адриана.

В тот момент, когда он решит, что ненавидит меня больше, чем хочет, он без колебаний избавится от меня.

– Если ты переживешь еще неделю после этого, я могу попросить человека, который поможет мне, вытащить тебя, – предлагаю я.

– Не-а, я собираюсь быть властной сучкой. Почему я должна хотеть уйти?

Я хватаю ее за плечи.

– Послушай меня, Уинтер, Адриан опасен.

– Ты мне все время это говоришь. Ты передумала?

– Конечно, нет.

Она пожимает плечами.

– Тогда все в порядке.

– Ты уверена?

– А ты? Потому что, похоже, ты действительно сомневаешься, девочка.

– Нет, я просто предупреждаю.

– Может быть, ты просто не хочешь расставаться со своим мужчиной.

– Это неправда.

Она радостно напевает.

– Тогда ничего, если я его трахну? На фотографиях он выглядел чертовски сексуально.

Ее слова бьют меня в грудь, и к горлу подступает желчь. Я хочу закричать, что он мой и всегда будет моим, что никому, кроме меня, не позволено прикасаться к нему, но правда ли это, когда я убегаю от него?

– Мне все равно, что ты будешь делать после моего ухода, – бормочу я.

– Круто. Ты не сможешь забрать его обратно. – Она одаривает меня улыбкой чеширского кота. – Ты не передумаешь. Я серьезно.

Я отдаю Уинтер сумку со всеми своими вещами и велю ей надушиться моими духами. Она делает это с ликованием и машет мне двумя пальцами.

Прячась в ванной, я чуть приоткрываю дверь, чтобы посмотреть, как она идет к Яну и Борису. Мое сердце громко стучит, ожидая, что они узнают и придут за мной, но они просто идут перед ней, оживленно разговаривая по-русски.

Я выдыхаю, но облегчение длится недолго. Как они могли не понять, что это не я? Я знаю, что мы похожи, но все же. Я разочарована в Борисе и Яне, особенно в последнем.

Адриан тоже увидит в ней меня. Он будет прикасаться к ней так же, как прикасается ко мне, трахать ее так же, как он трахает меня.

На меня накатывает тошнота, и мне хочется вывернуть кишки в унитаз. Однако я заставляю себя выпрямиться и высоко держать голову.

Это для моего выживания.

Может, я и люблю Адриана, но я не останусь здесь, пока ему не надоем, пока он не сведет меня с ума.

Теперь перейдем к следующей части моего плана.

Рай сказала, что поможет мне, и я верю ей, потому что она достаточно сильна в братстве, чтобы действовать за спиной Адриана. В отличие от Луки, она ничего не не хочет взамен.

Я скажу ей, чтобы она спрятала меня от Адриана, а потом помогла мне сбежать от него раз и навсегда.

Глава 38

Адриан

Будучи человеком, который доверяет своей системе до слепоты, я могу сказать, когда что-то не так.

Я ломаю голову, пытаясь понять, где все упало на самое дно. Когда, черт возьми, я начал терять первоклассную эффективность, которую обеспечивала моя система?

Одно можно сказать наверняка: Лия имеет к этому какое-то отношение. Или, точнее, моя одержимость ею.

В какой-то момент она стала плотской и темной. Сначала я пытался облегчить ее, восполнить недостаток чувств своими действиями, показать ей, что она особенная для меня, даже если я устроен по-другому и не знаю, как чувствовать то, чего она втайне хотела.

Я думал, она, в конце концов, заметит, какие усилия я прилагаю. На это потребуется время, но это произойдет. Лия придет ко мне, а не будет работать против меня. Она доверяла мне и говорила со мной.

Но она выбрала другого мужчину.

Того, кто скрывался с тех пор, как она призналась в прелюбодеянии, потому что с тех пор она ни за что не встретилась бы с ним. Я назначил целую армию, чтобы следить за ее делом и устанавливать камеры везде, куда бы она ни пошла.

Чем больше я душу ее в своей замкнутой системе, тем ближе я к потере контроля, потому что знаю, просто знаю, что все идет к худшему, а не к лучшему.

Я разговаривал с ее психоаналитиком – или, скорее, угрожал ее психоаналитику, – и она сказала, что ее галлюцинации становятся все хуже. Они обостряются с тех пор, как у нее началось это состояние в детстве. В прошлом антидепрессанты и снотворное постепенно избавляли ее от невротических эпизодов, но в последнее время она разговаривает с Оглой о вещах, которые никогда не случались.

Она рассказала мне, что Лия недавно пересеклась с Ханной, своей предыдущей коллегой и нынешней примой New York City Ballet. Однако этого так и не произошло.

Психотерапевт беспокоится, потому что это может быть началом эпизода диссоциации. Ее состояние ухудшилось с тех пор, как в нее стреляли во время женского собрания, организованного Рай. У нее был приступ посттравматического расстройства, и она сказала, что видела красные глаза, идущие за ней.

Когда доктор сказала, что ее нельзя ставить в стрессовые ситуации или окружать людьми, которые вызывают у нее беспокойство, я еще больше отдалился. Даже если это убивает меня, чтобы держаться подальше от нее, я могу, по крайней мере, признать, что я – главная причина ее депрессии и тревоги. Даже Огла, с которой она поначалу не ладила, сблизилась с ней.

Единственный человек в этом доме, при виде которого она теряет улыбку, – это я.

Даже мои гребаные охранники получают ее улыбки. Но только не я.

Ее лицо постоянно хмурится, когда она встречает мой взгляд. Ее нежное лицо вытягивается с глубокой, осязаемой грустью.

К черту все это.

Я все еще верю, что смогу вытащить Лию из прошлого. Лию, которая сидела со мной за обедом и говорила обо всем и ни о чем, пытаясь всеми способами заставить меня говорить.

Но сначала мне нужно найти ублюдка, с которым она мне изменила, выяснить его отношение к ней и Лазло. Только после того, как я убью его медленной смертью, я смогу снова дышать.

Может быть, это не даст чистому воздуху проникнуть в мои легкие, может быть, я никогда не забуду, что она сделала, но я никогда не позволю ей уйти.

Сегодня вечером я собираюсь поговорить с ней об этом в последний раз. Я ее спрошу и выслушаю, как меня уговаривали Коля и Ян.

Я нахожу ее на кухне, она роется в холодильнике, одетая в одну из своих пушистых ночных рубашек с халатом, в котором много слоев искусственного меха. Она надевала его один раз, а потом бросила в дальний угол шкафа, потому что это было слишком эксцентрично на ее вкус.

Прищурившись, я наблюдаю за ее движениями. Они слишком быстры, им не хватает ее обычной утонченности и элегантности.

– Что ты делаешь?

Она оборачивается, визжа, а я смотрю на копию своей жены. Кого-то, у кого точно такая же внешность и телосложение. Даже глаза почти одинаковые.

Почти.

Потому что эти глаза? У них нет такой глубокой печали, как у Лии. Постоянного серого блеска.

– Кто ты? – спрашиваю я.

Она сглатывает, пакет с замороженным мясом болтается у нее в руке.

– Ч-что значит-кто я? Я Лия.

Я подхожу к ней в два шага, и она обегает прилавок. Я достаю пистолет и направляю его на нее.

– Ты не Лия. Кто ты?

Она замирает, широко раскрыв глаза, и поднимает руки вверх, позволяя замороженному мясу упасть на пол.

– Пожалуйста, не стреляй! Она ничего не сказала о том, чтобы быть подстреленной. Мне так жаль, пожалуйста, мне нужны только деньги. Я не хочу умирать.

– Я задаю этот вопрос в последний раз. Кто ты такая, черт возьми?

– Меня зовут Уинтер. Я встретила вашу жену в приюте, и она попросила меня занять ее место, потому что хотела сбежать или что-то в этом роде. Я не хотела проявить неуважение, клянусь.

Черт.

Я снова смотрю на женщину, надеясь, что ошибаюсь, но, когда я не нахожу Лию там, моя грудь сжимается от чего-то, так похожего на... страх.

Это не Лия. Итак, где моя жена?

– Коля, – зову я.

Он входит через секунду, хмурясь, когда видит сцену. Он, наверное, думает, что это Лия. Эта Уинтер может одурачить весь мир, но только не меня. У нее нет постоянно преследующего выражения лица, как у Лии. Она может пахнуть, как она, но у нее нет того естественного мягкого запаха тела, которого нет ни у кого, кроме моей Леночки.

– Найди местоположение Лии через ее зубной трекер и отправь мне на телефон, – приказываю я. – Эта – самозванка.

– Что нам с ней делать? – Коля прищуривается, и она делает шаг назад.

– Держите ее взаперти, пока я не придумаю, что с ней делать.

– Нет! Я не сделала ничего плохого. – Она отступает еще дальше и поворачивается, чтобы сбежать, но спотыкается о свой длинный халат и кричит, когда падает, ударившись головой о стойку. Кровь брызжет на кафель, когда ее тело с глухим стуком соскальзывает вниз, губы приоткрыты, глаза медленно моргают.

Коля тянется к ней, но я останавливаю его.

– Выследи Лию. Пусть Огла позаботится о самозванке.

Потом я выхожу за дверь, Коля следует за мной.

Красный туман, который я вижу только тогда, когда Лия вовлечена, закрывает мое зрение, и все, о чем я могу думать, это то, что она ушла.

Она, черт возьми, сбежала.

Я никогда не думал, что она оставит Джереми, но она пошла вперед и сделала это. Ей надоело притворяться, и она сбежала.

Наверное, чтобы быть со своим любовником.

Она не только изменила мне, но и пошла к нему. Наверное, они оба смеются надо мной, думая, что им все сошло с рук.

К черту все это.

Во всяком случае, они оба должны быть готовы к моему гневу. Как я и обещал ей, я убью его медленной смертью у нее на глазах и трахну ее в его крови.

А потом я отвезу ее домой.

Глава 39

Лия

Рай согласилась помочь мне.

Сначала она не решалась пойти против Адриана, так как, как и все братство – или весь преступный мир, на самом деле – никто не хочет наткнуться на его плохую сторону. Мой муж обладает способностью наносить непоправимый ущерб, от которого никто не может убежать. Он может молчать, но его гнев смертелен.

Он из тех, кто узнает о чьей-то слабости, использует ее, а затем душит ею, пока они не пожелают смерти.

Наверное, именно это он и сделал со мной.

Разница лишь в том, что он показал мне ту сторону себя, в которую я влюбилась, а потом забрал ее, оставив меня с болезненными эмоциями и надеждой ни на что.

Мой взгляд блуждает в окне, наблюдая за пустой дорогой, пока охранник Рай, Руслан, везет меня в безопасное место.

Я скучаю по Джереми и его прекрасной улыбке. Я скучаю по тому, как он сближает нас с отцом, как будто мы какая-то счастливая семья. То, что я не видела его с самого утра, не дает мне покоя. Я не знаю, как, черт возьми, проживу неделю без его яркой энергии и заразительной улыбки.

Наверное, он уже спит и видит радостные сны.

Интересно, спит ли Уинтер в моей постели, трахая Адриана, потому что он выглядит «чертовски горячим», интересно, он уже заменил меня ею – прикасаясь к ней, входя в нее и баюкая ее тело в своем.

Слезы щиплют мне глаза, и я качаю головой. Я не буду об этом думать. Все было сказано и сделано, и теперь я должна сосредоточиться на будущем.

Но это не значит, что эти мысли не разрезают мое сердце достаточно глубоко, чтобы оставить дыру.

– Черт. – Тихое ругательство Руслана выводит меня из задумчивости.

– Что?

– Мне кажется, за нами следят, госпожа Волкова. – Он смотрит в зеркало заднего вида.

Я поворачиваюсь на сиденье, чтобы посмотреть назад, и мои глаза встречаются с яркими, почти слепящими фарами.

Нет.

Адриан не смог бы найти меня после всех неприятностей, через которые я прошла.

Он должен быть с Уинтер.

Маленькая часть моего сердца упивается мыслью, что ее идентичная внешность не обманула его, что он узнал, что это не я.

Но большая часть хочет освободиться от моих оков, просто быть свободной от него, его холодного плеча и того, как он медленно убивает меня.

– А ты не можешь ехать быстрее? – настаиваю я.

– Госпожа Соколова не может быть в этом замешана. Если Адриан узнает, что она помогла тебе…

Он погубит ее.

Я знаю, что он это сделает, и поэтому Руслан не может позволить мне впутать Рай. Все двери закрываются перед моим носом, и я знаю, что не могу уйти далеко, и не могу подвергать опасности Рай, когда она изо всех сил старалась помочь мне.

– У тебя есть оружие, которое ты можешь мне одолжить? – спрашиваю я.

Руслан морщит лоб.

– Мой запасной нож.

– Я бы предпочла пистолет, но это лучше, чем ничего.

Он достает из бардачка охотничий нож и протягивает его мне.

Я делаю глубокий вдох.

– Высади меня в таком месте, где тебя не смогут увидеть.

– Вы уверены, госпожа Волкова?

– Это единственный способ защитить тебя и Рай. Пожалуйста, уходи, пока он тебя не поймал, или вы все будете в опасности.

Он коротко кивает и ускоряется, делая быстрый поворот в сторону леса. Гравий и грязь хрустят под шинами машины, а потом она останавливается.

– Поблагодари Рай от моего имени. – говорю я и выскакиваю из машины с ножом в руке.

Темнота сделала ставку на лес, сделав его пугающе тихим с редкими навязчивыми звуками, исходящими от ночных сов. Высокие деревья очерчивают расстояние, и все кажется черным, если не считать сияющей над головой луны, частично скрытой облаками.

Я не думаю, когда бегу в противоположную Руслану сторону. Я едва вижу тропинку в лесу и иду по ней, все мои страхи перед неизвестностью исчезают на заднем плане.

– Лия! – Очень знакомый голос ревет не слишком далеко позади меня, посылая щупальца страха в мою душу.

Беги.

Мне нужно бежать.

Мое сердце колотится сильнее, ударяясь о грудную клетку, когда я несусь через лес.

– Лия, остановись!

Нет!

Если я это сделаю, все будет кончено. На этот раз я не смогу пережить его гнев и расколюсь на непоправимые куски.

На этот раз это будет конец.

– Лия! – Его голос приближается, как будто он тянет меня назад за веревочки марионетки, привязанные к моему затылку.

Нож тяжел в моей руке, когда я рассекаю им ветки и все остальное, что встает на моем пути.

Позади меня раздается шорох шагов, и я останавливаюсь, разворачиваюсь и размахиваю ножом. Я задыхаюсь, когда он касается теплого тела.

Адриан.

Он едва заметно морщится, когда я отпускаю нож, позволяя ему упасть на землю, но ущерб уже нанесен. Лезвие пронзило его бицепс. В лунном свете я различаю кровь, капающую с его пиджака. Его лицо затенено и темнотой, и гневом, который сжимает его челюсти.

Что-то подсказывает мне, что это не из-за раны.

Но это все, на чем я могу сосредоточиться.

Травма.

Его жизненная сущность сочится из бицепса в постоянном ритме. Я обхватываю его обеими руками и сжимаю, желая, чтобы она остановилась.

Тем не менее, кровь скользит между моими пальцами, покрывая их, теплая и почти черная в темноте, когда она капает на землю.

– Ты должен остановить ее, – мой голос – это призрачный шепот.

– Что насчет тебя? Ты когда-нибудь перестанешь убегать от меня?

Я вздрагиваю от его слов, отпуская его и отступая назад.

Причина, по которой я непреднамеренно ударила его ножом, в первую очередь врезается в меня.

Мне нужно бежать.

Я поворачиваюсь и убегаю, но мой взгляд продолжает метаться к моим окровавленным рукам, к жизни Адриана на моих руках.

Я закончила ее сегодня. Кажется, я наконец-то подписала свидетельство о смерти наших отношений. Как бы хреново это ни было, но у нас были отношения, и я просто убила их.

Позади меня раздаются глухие шаги, и я знаю, что он догонит меня в мгновение ока. Он заберет меня обратно, и все будет кончено.

Беспорядочные мысли и эмоции скручиваются внутри меня с разрушительной силой. Они поднимаются и разбегаются в разные стороны, крадут мое дыхание.

Мое здравомыслие.

Мое все.

Реальность размывается чем-то гораздо более мощным – галлюцинациями.

Мои демоны начинают шептать в моей голове слова, которые я даже не могу разобрать.

О Боже, нет.

Пожалуйста, не мучай меня моим собственным разумом.

Я впиваюсь ногтями в запястье, и по щеке скатывается слеза, когда боль взрывается на моей коже. Если я надеялась, что это будет кошмар, мое желание не сбылось.

Мои ноги останавливаются на вершине утеса. Я смотрю вниз, на яростные волны, бьющие дрожащими конечностями об острые угловатые скалы.

Не думаю, что меня когда-либо привлекало что-то настолько пугающее.

Нет, вообще-то да.

Адриан.

Кажется, я сломана безвозвратно, потому что с самого начала, я думаю, меня привлекла опасность, которую он обещал. И это только поглотило меня, пока ничего не осталось.

Он сказал, что погубит меня, и сделал это с честью.

– Лия.

Мое имя слетает с его губ шепотом, и я поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним взглядом, мои ноги на краю.

Адриан стоит в нескольких шагах от меня, на лбу у него глубокие морщины.

– Спускайся.

– Ты отвезешь меня обратно и запрешь? – Я чувствую вкус соли, и только тогда понимаю, что слезы текут по моим щекам.

– Нет.

– Ты сделаешь это! Ты также заберешь у меня Джереми навсегда. Ты будешь мучить меня своим молчанием, пока я не сойду с ума или не убью себя.

– Я этого не сделаю.

– Ты уже это сделал! Разве ты не видишь, что медленно убиваешь меня? Убиваешь нас? Ты даже больше не целуешь меня. – Ненавижу, когда мой голос срывается от боли.

– Это все потому, что ты мне изменила! Я всегда был верен только тебе, но ты встретила другого мужчину за моей спиной.

– А ты просто использовал меня!

Он делает глубокий вдох, успокаивая свой голос.

– Спускайся, и мы поговорим об этом.

– О чем тут говорить?

– Обо всем, Леночка.

– Сначала я хочу кое-что узнать. – Мой подбородок дрожит, когда я говорю так тихо, что я удивлена, что он слышит меня. – Ты когда-нибудь любил меня, Адриан?

Он делает паузу, как будто вопрос ему чужд, но не отвечает. Новые слезы текут сильнее при ответе, который он косвенно дает мне. Он не любил меня. Или, точнее, он не знает, что такое любовь.

Никогда не знал и не узнает.

– Потому что я любила тебя, – я прижала ладонь к сердцу и сжала в кулаке ткань платья. – И это убивает меня каждый день.

Он протягивает свою здоровую руку.

– Спускайся, Леночка. Пожалуйста.

– Я уже брала тебя за руку, Адриан, и ты душил меня ею. – Я лучше умру быстро, чем медленно.

– Лия, нет!

Я закрываю глаза и позволяю ветру унести меня вниз.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ