Виола тщательно продумала, как одеться к обеду. Она выбрала бледно-голубое шелковое вечернее платье с модно завышенной талией и глубоким вырезом, которое не выглядело ни вызывающим, ни притворно скромным. Это платье похвалила бы даже миссис Клейпол. По просьбе Виолы Ханна гладко причесала ее волосы и уложила их элегантным узлом на затылке.
Она не имела представления, намерены ли братья Дадли обедать дома. Она не знала, как они отнесутся к ее присутствию за столом, ведь они могли даже выгнать ее из столовой. Но она была не из пугливых. Виола не собиралась прятаться в своей комнате. И она не покинет столовую безмолвно, если они захотят избавиться от ее компании за обедом. В конце концов, она все еще жила здесь под предлогом, что это ее имение, и именно они, братья, выступали в роли захватчиков. Доказательства противного пока что не были ей представлены.
Они оба сидели за столом, одетые в черные вечерние костюмы, в белоснежных рубашках и выглядели сыновьями дьявола. При ее появлении они поднялись и поклонились ей.
Итак, они будут обедать втроем. Это была странная игра.
Оба джентльмена были до щепетильности вежливы, стараясь предупредить все ее желания, и избегали тем, которые могли исключить ее из беседы. При других обстоятельствах, подумала Виола, она могла бы приятно провести время. Однако это был скандал – находиться одной с двумя джентльменами, один из которых знает, кто она, точнее, кем была. Невозможно было сказать, знал ли об этом второй, но, без сомнения, скоро узнает.
Позже Виола не могла отчетливо вспомнить, что подавали на обед и сколько было блюд. У нее лишь осталось впечатление, что миссис Уолш превзошла саму себя из почтения к посетившему «Сосновый бор» герцогу. Виоле казалось, что трапеза длилась бесконечно долго, и она поднялась из-за стола, как только сочла это приличным.
– Я оставляю вас, джентльмены, желаю вам приятно провести время за портвейном. Желаю вам спокойной ночи и прошу прощения – у меня немного побаливает голова.
Надеюсь, вам понравилась ваша комната и у вас есть все необходимое, ваша светлость?
– Да, все, – уверил ее Трешем, – благодарю вас, сударыня.
– Мисс Торнхилл. – Лорд Фердинанд Дадли вынул из кармана своего вечернего фрака сложенный листок бумаги. – Будьте любезны, прочтите это, когда у вас будет свободная минута.
Завещание? Но это был только один листок. Завещание графа Бамбера должно было быть толстым документом.
– Конечно. – Она взяла у него из рук сложенную бумагу.
Это не было завещанием, как она обнаружила, войдя в свою комнату. Это не было и письмом. Листок представлял собой своего рода заявление, написанное отчетливым почерком. В нем утверждалось, что, хотя завещание покойного графа Бамбера не должно было копироваться или изучаться теми, кто в нем не упомянут, оно было представлено герцогу Трешему, и он прочел его. В записке сообщалось, что в завещании не упоминались ни «Сосновый бор», ни мисс Виола Торнхилл. Она была подписана герцогом – тем же решительным почерком – и Джорджем Вестингхаусом, поверенным в делах покойного графа Бамбера.
Виола сложила бумагу и долго держала ее на коленях, устремив взгляд в пространство. Он ни за что бы не передумал и не стал откладывать свое решение. Он знал, что его здоровье никуда не годилось. Ему оставалось жить один-два месяца. Он ни за что не забыл бы о своем обещании.
Она не перестанет верить ему – ни за что на свете.
Завещание, должно быть, изменили без его ведома. Но, конечно, у нее не было никаких доказательств этого. Итак, она лишилась «Соснового бора». Как бы это огорчило его, если бы он мог узнать! В этот момент ей было жаль его, как и себя. Виола словно окаменела. Он считал, что она будет обеспечена на всю жизнь. Он был весел, даже счастлив, когда они прощались, – оба знали, что это была их последняя встреча. По щеке Виолы скатилась слеза, и там, где она упала на юбку, образовалось маленькое темное пятнышко.
Герцог Трешем остался только до полудня следующего дня. Ему было интересно увидеть дом, парк и ферму – все, что Фердинанд показал ему утром, – но он стремился поскорее вернуться к своей семье. Малыш приболел, объяснил он, и Джейн нуждалась в его поддержке во время бессонных ночей.
Фердинанд выслушал объяснения брата заинтересованно, но без комментариев. Разве это не обязанность няни – оставаться с заболевшим ребенком? Неужели Трешем позволяет младенцу нарушать свой сон плачем?
Возможно ли, чтобы брак, заключенный четыре года назад по любви, продолжался так же, как и начался? И это у Трешема? Мог ли он быть устойчивым в своей преданности? И оставались ли он и Джейн верны друг другу? Даже сейчас, после того как она родила ему двух сыновей – наследника и, грубо говоря, запасного, Джейн была очень красивой женщиной с сильным характером. А существует ли на свете настоящая долгая супружеская любовь? Тем более в его собственной семье? Но было уже поздно искать ответы на все эти вопросы.
– Мне хотелось поговорить с тобой сегодня утром, Фердинанд, – сказал герцог, когда они стояли около его кареты. – Ты лишен необходимой твердости, когда сталкиваешься с неприятными проблемами. И слишком поддаешься эмоциям. Я мог бы уже сегодня выдворить ее отсюда.
– «Сосновый бор» принадлежит мне, Трешем, – твердо заявил Фердинанд. – И все, связанное с ним, даже его проблемы.
– Прими мой сове! и не позволяй ей оставаться здесь еще на одну ночь, – брат рассмеялся, – но Дадли никогда не прислушивались к советам. Мы увидим тебя в Лондоне до окончания сезона?
– Не знаю, – ответил Фердинанд, – возможно, а может быть, и нет.
– Воистину решительный ответ, – сухо заметил Трешем и сел в экипаж.
Фердинанд помахал брату рукой на прощание и оставался на месте, пока экипаж не скрылся из виду среди деревьев. Затем он повернулся и решительно направился к дому. Пришло время избавиться от захватчицы. Настал момент быть бесчувственным и вести себя, как подобает мужчине, особенно Дадли.
В холле маячил дворецкий.
– Джарви, – мрачно обратился к нему Фердинанд, – пусть мисс Торнхилл через пару минут зайдет в библиотеку. – Он помедлил, взявшись за ручку двери, и, когда дворецкий уже стал подниматься по лестнице, исправил свое указание:
– Точнее, Джарви, спроси у мисс Торнхилл, сможет ли она встретиться со мной в библиотеке в удобное для нее время.
– Да, милорд.
Он стоял у окна библиотеки, глядя на улицу, пока не услышал, как открылась и закрылась дверь у него за спиной. Он обернулся, чтобы взглянуть на нее. На ней было очень скромное светлое муслиновое платье. Волосы, как обычно, были аккуратно причесаны, заплетены в косы и уложены короной на голове. Все это он заметил, оглядев ее с ног до головы. Возможно в конце концов Трешем ошибся и его собственная память сыграла с ним злую шутку.
– Добрый день, мисс Тэлбот, – сказал Фердинанд.
Она ответила не сразу, и его глупая надежда мгновенно улетучилась. На ее губах играла легкая улыбка. Это было то самое выражение, которое он видел у нее на лице в театре – и вчера в холле, когда он представлял ее Трешему.
– Вам отлично известно, где я видел вас раньше, – произнес он, охватывая ее взглядом, на этот раз сердитым.
Как она смеет так смотреть на него? Он был любезен с ней, а она презирает его доброту. Боже, подумал он, словно понимая это впервые, он находился под одной крышей с Лилиан Тэлбот!
– Нет, не известно. – Она подняла брови. – Где вы видели меня, лорд Фердинанд? Ведь не в постели же. Мне кажется, я запомнила бы это. Хотя, несмотря на то что вы считаете себя богачом, вы не могли бы позволить себе купить меня. Не так ли?
Пока она говорила, ее глаза скользили по нему, создавая у него впечатление, что его раздевают догола. Скорее он мысленно вернулся на десять лет назад, когда был долговязым, неуклюжим подростком, состоящим из длинных ног, острых локтей и зубов, слишком крупных для его лица.
– В театре, – напомнил он, – с лордом Нэшвиллом.
– Ах да, лорд Нэшвилл, – произнесла она. – Он мог позволить себе меня и любил демонстрировать это.
Фердинанд с трудом верил, что она могла так преобразиться прямо у него на глазах.
– Полагаю, – отрывисто заметил он, – что Виола Торнхилл – псевдоним. Неудивительно, что Бамбер никогда не слышал о вас. Полагаю, что никто в «Сосновом бору» или по соседству не знает, кто вы на самом деле.
– Мое настоящее имя – Виола Торнхилл, – сказала она. – Лилиан Тэлбот умерла естественной смертью два года назад. Вы разочарованы? Вы надеялись добиться ее расположения, прежде чем выгнать меня? Я всегда была слишком дорога для вас, лорд Фердинанд, и остаюсь таковой и сейчас, как бы ни было велико ваше состояние.
Она смотрела на него с чувственной презрительной полуулыбкой на лице. Ему были отвратительны и ее улыбка, и ее слова. Но его опять, помимо воли, бросило в жар.
– Я не потрачу ни пенни из своего состояния, чтобы купить благосклонность шлюхи, мисс Тэлбот, – сказал Фердинанд.
Он, возможно, тут же почувствовал бы стыд за свои слова, если бы она проявила признаки раскаяния или хотя бы гнева. Но выражение ее лица говорило, что его поведение показалось ей забавным.
– Меня нельзя соблазнить, – добавил он.
Тогда Виола приблизилась к нему так, что могла дотронуться до него – после чего он непроизвольно отступил назад, коснувшись спиной стены. Она взглянула на него из-под опущенных век, и когда она вновь заговорила, ее голос, как он отметил, соответствовал выражению ее лица.
– Это звучит как вызов, – заметила Виола. – Я очень искусна в любви, милорд, а вы – настоящий мужчина.
Каким-то образом она, казалось, вобрала в себя весь воздух в комнате, оставив на долю его легких лишь самую малость.
– Хотите заключить пари? – спросила она.
– Пари? – Фердинанд чувствовал себя чрезвычайно неловко, но не мог больше отступить ни на шаг, даже если бы очень захотел этого. Он словно попал в ловушку и чувствовал себя полным идиотом. Как он мог поставить себя в такое дурацкое положение? Ведь именно он пригласил ее для разговора. Он собирался поучить ее, прежде чем приказать ей уехать до наступления вечера.
– Пари, что я смогу соблазнить вас, – пояснила она. – Или нет, как вы сами пожелаете назвать это? Заманить вас в постель. Удовлетворить ваши самые дикие и темные сексуальные фантазии.
От гнева Фердинанд потерял дар речи. И эту женщину он пожалел? Вообразил, что влюбился в нее? Думал о женитьбе? Он что, такой простофиля? Такой тупица? Им так легко манипулировать? Теперь он ясно видел, что с самого начала был глиной в ее руках. Она быстро поняла, что не вправе выгнать его, и потому придумала другое решение.
Она достигла своей цели с унизительной легкостью – унизительной для него. Если бы Трешем не приехал, неизвестно, чем закончился бы для нее этот день. Сейчас он мог бы оказаться помолвленным с ней. В данный момент самое время отправиться к священнику и устроить так, чтобы в воскресенье были произнесены проклятия в ее адрес.
Сейчас же, и глазом не моргнув, она снова изменила тактику, но на этот раз она пребывала в своей стихии. Она неплохо зарабатывала, лежа на спине. Она славилась своей красотой, обаянием и доблестью в искусстве любви, к тому же она удачно придумала дарить каждому клиенту всего одну ночь; на его памяти ее домогались гораздо больше, чем любой другой куртизанки.
Тембр ее голоса стал бархатным и низким.
– Я могу соблазнить вас. – Виола подошла еще ближе и легко дотронулась пальцем до его груди.
Фердинанд схватил ее за запястье. В нем боролись гнев, желание и отвращение.
– Думаю, что нет, сударыня, – сказал он. – Я предпочитаю сам выбирать партнерш.
– Но вы же любите пари? – осведомилась она. – Особенно если ставки достаточно высокие.
– Если вы предлагаете мне поставить на карту «Сосновый бор», вы напрасно тратите время.
– Но, по-вашему мнению, я уже проиграла, – констатировала она, отвернувшись; Виола пересекла комнату и провела пальцем по гладкой поверхности письменного стола. – Похоже, вы действительно выиграли, не так ли?
– Полагаю, это так, – согласился Фердинанд, не спуская с нее глаз. – Вы отвлекли меня от намерения поговорить с вами.
– Да, – сказала она с улыбкой, поворачивая голову, – но вы изменили свой приказ на просьбу, лорд Фердинанд.
Мне сказал об этом мистер Джарви. Вы считаете себя джентльменом, так? И вы считаете себя мягче и слабее брата, которого не заботит, что о нем подумают другие.
Она была невероятно проницательна. Впрочем, понимание мужчин было необходимо в ее прежней профессии.
– Я хочу, чтобы вы до полуночи покинули «Сосновый бор», – сообщил Фердинанд. – Меня не беспокоит, хватит ли вам времени, чтобы упаковать свои вещи. Вы должны уехать сегодня же.
Она по-прежнему смотрела на него через плечо.
– Итак, лорд Фердинанд! – Она словно забавлялась.
Правда, он заранее закалил себя против ее слез или гнева. – Вы боитесь заключить пари? Боитесь проиграть? А что скажут о вас в клубах для джентльменов, когда пройдет слух, что вы испугались, что верх над вами возьмет женщина. Шлюха!
– Не называйте так себя, – вырвалось у него прежде, чем он успел подумать.
Виола улыбнулась еще шире и повернулась к нему лицом, в то время как ее пальцы все еще поглаживали поверхность стола.
– Дайте мне неделю, – попросила она. – Если за эту неделю я не соблазню вас, я никогда не оспорю подлинность того завещания. Я уеду и никогда больше не потревожу ни вас, ни вашу совесть Я ведь заставляю вас мучиться, не так ли? Но если проиграете вы, – она застала его врасплох, ослепительно улыбнувшись, – тогда уехать придется вам. Вы откажетесь от претензий на «Сосновый бор» в мою пользу – в письменном виде и при свидетелях.
– Чепуха! – воскликнул Фердинанд, но в тот же момент ему пришло в голову, что это пари можно легко выиграть и через неделю он и его совесть навсегда избавятся от нее.
– Но прежде чем уехать, лорд-Фердинанд, – бархатным голосом, в котором звучала страсть, сказала Виола, – вы получите такую полную наслаждений ночь, что всю оставшуюся жизнь будете желать ее повторения.
Несмотря на отвращение, которое вызвало у него ее хвастовство, он помимо своей воли почувствовал прилив откровенного вожделения. Если бы она была одета как кокотка – каковой выглядела в театре, – ему было бы гораздо легче сопротивляться, любой ожидал бы именно таких слов от дорогой куртизанки. Но на ней было девственно-белое платье, волосы были элегантно уложены. Боже! Перед ним стояла Виола Торнхилл, и именно она хотела завлечь его в постель.
– Я никогда не разочаровываю, – сказала она, убрав руку с письменного стола, затем медленно поднесла указательный палец к губам, облизала его языком и провела им по нижней губе. Фердинанду показалось, что его лишили кислорода, и он почувствовал себя словно рыба, выброшенная на берег. Он с трудом дышал, стараясь скрыть это.
– Ей-богу! – выпалил он, окончательно выйдя из себя. – Я хочу, чтобы вы уехали. Сейчас же. Чем скорее, тем лучше.
– Не лучше ли будет, если я спокойно отправлюсь через неделю и не буду кричать, кусаться и проливать обильные слезы сегодня? – спросила она его. – И не остановлюсь в деревне, чтобы еще немного постегать и поплакать?
– Они знают? – Он нахмурился и прошел в глубь комнаты. – Эти люди знают, кто вы?
– Кто я? Да, конечно. Они знают, что я Виола Торнхилл из имения «Сосновый бор». Они знают, что я в родственных связях с графом Бамбером.
– И они верят вашей лжи? – негодующе крикнул Фердинанд. – Они не знают, что вы шлюха!
Она тихонько рассмеялась:
– Нет, этого они, конечно, не знают. Что за оружие я вам подарила! Теперь вы можете обнародовать мою страшную тайну, лорд Фердинанд, и, несомненно, они сплотятся вокруг вас в праведную толпу, чтобы изгнать меня из Сомерсетшира.
Он взглянул на нее, бледный от гнева.
– Я джентльмен, – напомнил он ей. – Я не распространяю гнусных сплетен. Я никому не открою вашей тайны.
– Благодарю вас, – с насмешливой беззаботностью сказала Виола. – Это обещание, милорд?
– Черт побери! – парировал он. – Я ведь уже сказал свое слово, от джентльмена не требуется обещаний.
– И все же, – напомнила она, – это был бы простейший способ избавиться от меня раз и навсегда, вы согласны?
– Вам не остается ничего другого, – сказал он. – Осмелюсь предположить, что вы прочитали заявление, подписанное Трешемом и Вестингхаусом, которое я отдал вам вчера вечером. Бамбер изменил свое решение, если он вообще намеревался сделать вам подарок. Полагаю, он счел «Сосновый бор» слишком экстравагантным подарком за оказанные вами услуги.
Она стояла очень тихо, глядя на него отсутствующим взглядом. Ее палец оставался прижатым к нижней губе, а легкая полупрезрительная улыбка исчезла. Затем она опять положила руку на стол и улыбнулась.
– Вы никогда этого не поймете, – тихо сказала она, – пока сами не воспользуетесь ими, лорд Фердинанд. Поверьте мне на слово – вы не сочтете «Сосновый бор» слишком экстравагантной ставкой. Я очень хороша в том, что делаю. Но вы, конечно, убеждены, что можете устоять против меня. Возможно, это так, возможно, нет. Это будет преинтереснейшее пари. Вы до конца жизни будете считать себя трусом, если откажетесь от него. Ну же! – Она приблизилась к нему, вытянув правую руку. – Скрепим наше пари рукопожатием.
– Вы проиграете, – неуверенно предупредил ее Фердинанд, вместо того чтобы повторить свой приказ сегодня же покинуть «Сосновый бор».
– Может быть, да, а может быть, и нет, – насмешливо бросила Виола. – Вы действительно боитесь проиграть женщине? Выиграв «Сосновый бор» в карты, вы теперь боитесь потерять его, поддавшись любви?
– Любви? – спросил Фердинанд с нескрываемым отвращением.
– Простите, плотской страсти, если вам так больше нравится.
– Я не боюсь проиграть вам, – заявил он.
– Ну что ж. – Она засмеялась и на какой-то момент стала Виолой Торнхилл, которую он так хорошо знал. – Вам нечего бояться. Это будет наилегчайшее пари, которое вы когда-либо заключали, лорд Фердинанд.
– Черт побери! – Он хлопнул рукой по ее протянутой ладони и сжал ее так крепко, что она непроизвольно поморщилась. – Итак, у вас есть что поставить на кон и вы, я уверен, проиграете. У вас впереди неделя. На вашем месте я бы начал собирать вещи и строить планы на будущее.
Вы не останетесь здесь дольше недели. Это я вам обещаю.
– Напротив, милорд, – сказала она, высвобождая руку, – если кто и уедет, так это вы, на следующее же утро после того, как ляжете со мной в постель. И вы передадите мне все права на «Сосновый бор» и подпишете все соответствующие бумаги.
После этих слов она повернулась и вышла из комнаты.
Фердинанд остался на месте, глядя на дверь, за которой она исчезла. Зачем он, разрази его гром, согласился на это пари? Еще одна неделя под одной крышей с Виолой Торнхилл? Нет – с Лилиан Тэлбот.
Он только что заключил пари с Лилиан Тэлбот! Пари, что она сможет соблазнить его в течение недели.
Ставкой был «Сосновый бор». Его страсть к пари взяла над ним верх. Он не мог устоять перед вызовом. Разумеется, он обязательно выиграет, как это случалось с ним не раз.
Но ему не хотелось оставаться в одном доме с Лилиан Тэлбот. Особенно из-за того, что внешне она ничем не отличалась от Виолы Торнхилл – которой еще вчера он готов был сделать предложение. Какое счастье, что ему удалось избежать этого. Но Фердинанд отнюдь не чувствовал себя счастливчиком. Он чувствовал, что потерял что-то очень важное.
Виола поднялась наверх, благодаря Бога, что не встретила в холле дворецкого. Ее руки дрожали, когда она вытянула их перед собой, раздвинув пальцы. Она искренне думала, что Лилиан Тэлбот умерла и ее прах предан земле, но как легко ее воскресили. Как быстро она спрятала в глубине души то, что было ее сущностью, чтобы он не увидел ее незаживающую рану, которую она бередила, сталкиваясь с прошлым.
Он назвал ее шлюхой, а ведь до этого возражал Против того, чтобы она употребляла это слово применительно к себе. Виола начала – да, не было смысла отрицать это – понемногу влюбляться в него. А он назвал ее шлюхой.
Ханна все еще была в гардеробной, упаковывая большой сундук, который Виола привезла с собой из Лондона два года назад.
– Что случилось? – резко спросила она. – Чего он хочет?
– Только того, что мы и ожидали, – Ответила Виола. – Я должна уехать до полуночи.
– Мы будем готовы раньше, – мрачно уверила ее Ханна. – Полагаю, он все знает. Ему рассказал герцог?
– Да. – Виола села на стул перед туалетным столиком спиной к зеркалу. – Но в конце концов мы не уедем, Ханна, ни сейчас, ни в будущем, – А какой в этом смысл, мисс Ви? – спросила горничная. – Вы читали мне ту бумагу вчера вечером. Нет такого суда на земле, который сумеет доказать ваши права на это имение.
– Мы не уезжаем, – повторила Виола. – Я собираюсь выиграть у него «Сосновый бор», у меня есть одна неделя.
– Как выиграть? – Ханна выпрямилась, перестав укладывать вещи в наполовину упакованный сундук. Ее лицо приобрело подозрительное выражение. – Как, дорогая? Вы ведь не собираетесь вернуться к прежней работе?
– Я уговорила лорда Фердинанда заключить со мной пари, – сообщила Виола, – которое я намерена выиграть во что бы то ни стало. Повесь мои вещи обратно в гардероб, в сундуке они помнутся. Мы остаемся.
– Мисс Ви…
– Нет, Ханна. Нет! Здесь мой дом Он хотел, чтобы я жила здесь. Я не сдамся только потому, что кто-то прибег к обману. Лорд Фердинанд заключил со мной пари и останется верным его условиям. По крайней мере в этом я убеждена. Видишь ли, он джентльмен, иногда даже во вред себе.
Я ни за что не проиграю это пари.
Ханна приблизилась к Виоле и остановилась возле нее, склонив голову.
– Не думаю, что мне хочется узнать, что вы задумали, – сказала Ханна, – но я твердо знаю, что вам надо прилечь на часок-другой. Вы белее простыни. Повернитесь-ка ко мне спиной, и я расчешу ваши волосы.
Именно так Ханна решала любую проблему. Виола не могла припомнить, когда это не успокаивало ее. Она повернулась на стуле и тут же почувствовала, как умелые руки Ханны вынимают шпильки из ее волос и расплетают косы.
Еще вчера, припомнила Виола, закрыв глаза, она бежала с крутого холма в его объятия, и он кружил ее и поцеловал со страстью под стать ее. Сегодня же он назвал ее шлюхой и велел немедленно убираться.
Завтра или через день она заманит его в постель, чтобы усладить холодным чувственным искусством любви, которому она обучилась и которое довела до совершенства. Она собиралась продемонстрировать все это лорду Фердинанду Дадли.
Только один раз.
А затем она проведет в одиночестве всю оставшуюся жизнь. «Сосновый бор»! Это имение будет ее собственностью.
Но останутся ли с ней ее мечты?