Искусство бегать на каблуках ЛП

Перевод: taniyska, Karmenn

Редактор: Sig ra Elena

ПРОЛОГ

ТВОЯ ЛЮБОВЬ ПРОСТО НЕОТРАЗИМА

— О-о-о, будет фингал. — Джон Ковальски вздрогнул, со свистом втягивая воздух сквозь зубы. Из саундбара под пятидесятидюймовым телевизором, висевшим на противоположной стене спальни, раздался свисток. — Джорджи, милая, ты не видела пульт?

Джорджина Ковальски, не поднимая глаз от журнала на коленях, протянула руку к прикроватной тумбочке: пальцы скользнули по гладкой древесине, прошлись по коробке с бумажными платками, сотовому телефону, чаше с камешками и, наконец, остановились на пульте.

— Вот, — сказала она, передавая его мужу, который лежал рядом на кровати.

— Спасибо. — Снова раздался свисток, и спальню их дома, расположенного на юге Мерсер Айленд, наполнил стук хоккейных клюшек и звук сталкивающихся тел. — Келли катается, как телеграфный столб.

Джорджина изучала рецепт бисквита в журнале «Южная жизнь», пока ее муж баловал себя ежевечерним ритуалом, оскорбляя хоккеистов и переключая телевизионные каналы.

Это было любимое время дня Джорджины, когда она могла сбежать от ежедневной рутины. Когда Джон был рядом, а не в разъездах. Когда она могла дышать легко, зная, что муж и каждый из троих детей целы и невредимы и находятся там, где должны находиться. Когда могла расслабиться, убаюканная уютной обыденностью, свернуться клубочком рядом со своим любимым мужчиной, лучшим другом и любовником.

— Какого хрена! Ударь этого сукина сына! Что не так с этим молодняком? — Джон указал пультом на телевизор и сам себе ответил: — Их больше волнуют собственные прически, чем набирание очков.

Джорджина тихо рассмеялась. Джон жил в США тридцать из своих пятидесяти шести лет. Он говорил и двигался как истинный американец и часто подтрунивал над ее техасским акцентом, который прилип к ней как пищевая пленка, но в раздражении Джон начинал говорить как канадец со своими «а-а-а том-а-а-а сём». Время от времени у него даже проскальзывало кое-какое «ага?».

— Ото всех этих средств по уходу за волосами у них яйца усохли, и они стали бить по воротам как девчонки.

Джоджина подняла взгляд от журнала и посмотрела на Джона, сложившего руки на обнаженной груди. Эту конкретную тираду она слушала годами. И первый раз случился в тысяча девятьсот девяносто шестом, когда Джон прошелся по Яромиру Ягру и его «девчачьим кудряшкам», выбивавшимся из-под шлема.

— Боже, что за девчонка.

Джорджина взглянула на экран телевизора, когда игрок «Нью-Йорк Рэйнджерс» ударил вышеупомянутую «девчонку» о борт. Его черные «кудряшки», мокрые от пота, как большие запятые виднелись из-под шлема.

— Разве не ты предложил «Питтсбургу» двенадцать миллионов за Нокса?

— Не я. Я не предлагал. — Джон ткнул пультом себя в грудь. — Ненавижу этого парня.

До встречи с Джоном «Стеной» Ковальски Джорджина очень мало знала о хоккее. За прошедшие двадцать один год она выучила кое-что. Например, знала, что «бросок» и «щелчок» — две совершенно разные вещи. Выучила разницу между ограниченно и неограниченно свободными агентами и знала, что начало каждого регулярного сезона становилось сигналом к диким разговорам о сделках и еще более диким слухам о них. Нынешний ноябрь, по ее мнению, не отличался от предыдущих.

— «Питтсбург» закрыл сделку?

— Еще нет, но закроют. — Джон положил руку на правое бедро. — Под конец прошлого сезона он набрал восемьдесят девять очков.

Джорджина также знала, что ее муж скучал по льду, по игре, которую любил. Она тронула языком кончик большого пальца и перевернула страницу журнала. Джон скучал по «грязному трепу» на точке вбрасывания, пока ждал падения шайбы.

Они становились предсказуемыми. Она и Джон. Давно женатая пара за пятьдесят. Двое детей уже не живут дома. Старшая дочь Лекси отправилась за покупками в Стокгольм, собираясь посетить лучшие текстильные шоу-румы в мире. Трудно поверить, но ее фирма по изготовлению одежды для собак процветала. Другая дочь училась на втором курсе в Вилланове по специальности политология. А сын Джон-Джон спал в своей кровати дальше по коридору.

Предсказуемые. Нужно сказать, было что-то уютное и простое в предсказуемости. Роскошное тепло от того, что любишь мужчину так сильно и так долго, что не можешь вспомнить время, когда не любила его. Мужчину, который знает тебя внутри и снаружи и безгранично любит. Мужчину, который твоя скала, а ты — его удобное место для посадки.

— Ты видела это?

— Нет, — сказала она, не отрывая взгляда от идеально устроенной сцены пикника.

Программа о стиле жизни, которую Джорджина начала вести в девяносто шестом году на маленьком кабельном сиэтлском канале, вошла в синдикат и теперь транслировалась на всю страну. Она не была Мартой Стюарт, но «Жизнь с Джорджиной» имела приличную аудиторию.

— Он не может нанести даже дерьмовый удар, — усмехнулся Джон, затем наконец вспомнил, что надо бы извиниться за свой язык. — Прости, — сказал он, хотя Джорджина сомневалась, что муж на самом деле сожалел. Он указал пультом на экран телевизора: — Не могу на это смотреть. Нокс — такая девчонка.

Джорджина приподняла уголок губ в улыбке, перелистывая страницу. Джон был разным для разных людей. Для хоккейных фанатов он был Джоном «Стеной» Ковальски, обладателем Кубка Стэнли и одним из величайших игроков НХЛ всех времен. Для жителей Сиэтла он был главным тренером «Чинуков». Для друзей — парнем, которого хочется иметь на своей стороне. Для детей — лучшим папой в мире, а для нее — Джоном. Защитник, преданный тем, кого любит. Пренебрежительный и грубый с теми, кого не выносит. То раздраженный, то спокойный, но всегда предсказуемый. Или, возможно, Джорджина просто знала его. Знала его сердце и душу, и ежевечернюю рутину. Он еще посмотрит хоккей, чтобы пообзывать игроков слабаками или еще как похуже. А потом начнет переключать каналы, пока не найдет что-нибудь образовательное. Что-нибудь, чтобы «занять голову», например «Пи-Би-Эс» или «Нэшнл Джиографик», или, как сегодня, «Нова».

— В будущем астрономы не смогут утверждать, что наша вселенная образовалась в результате большого взрыва… — Пульт замер на достаточно долгое время, чтобы Джон получил пару крупиц информации. — …Темная энергия сама по себе разрушит темную энергию…

Когда Джон устал от образовательного телевидения, он начал переключать каналы, пока не наткнулся на свое постыдное увлечение: реалити-шоу. Постыдное увлечение, которое мог ругать от всей души.

— Сегодня в первом эпизоде нового сезона шоу «Давай поженимся!» двадцать прекрасных девушек со всей страны соберутся здесь, в нашем Доме. Они разоделись в пух и прах и выставляют напоказ свои прелести в ожидании встречи с холостяком… Питером Далтоном!

— Откуда они берут всех этих людей? — Джон устроился на подушках и бросил пульт на кровать рядом с собой, когда началось представление конкурсанток.

— Я Мэнди Крамб из Вустера, штат Огайо. Я люблю еду с перчинкой и клуб «Кливленд Индианс»!

— Посмотрите на Мэнди, одевшуюся как деревенская шлюшка, — фыркнул Джон.

— Я Синди Ли Мелтон из Клиаруотера, штат Флорида.

— Эти шорты такие узкие, что даже смотреть больно, Синди Ли.

— Я люблю жаркие летние ночи и джаз.

Джорджина задержала взгляд на экране телевизора достаточно долго, чтобы увидеть спускавшуюся с большого трактора молодую женщину в маленьких обрезанных шортах и красной клетчатой рубашке, полы которой она завязала под грудью. Хорошо, что грудь была небольшой, иначе бы просто выпала из этой крошечной рубашки. Джорджина никогда бы не смогла носить рубашку таким образом. По крайней мере, с тех пор как ей исполнилось двенадцать.

— Я Давина Джерардо из Скоттсдэйла, штат Аризона.

— Могу поспорить, твой папочка очень гордится тобой, Давина Джерардо из Аризоны. — Джон покачал головой с радостным отвращением.

— Я люблю гольф и запах свежескошенной травы в гольф-клубе.

Джорджина снова вернулась к рецепту бисквита и ответила на первый вопрос Джона:

— Думаю, они берут всех этих девушек в стрип-клубах.

— Я Дженни Дуглас из Салема, штат Орегон. Я люблю дождевые тучи и караоке.

— Стриптизерши не такие отчаявшиеся. — Джон подбил подушку себе под спину и устроился поудобней. — Не то чтобы я в этом сильно разбирался, — добавил он.

— Конечно нет.

— Не могу поверить, что такое дерьмо показывают по телевизору, — пожаловался Джон, но не переключил канал, и Джорджина улыбнулась.

— Я Саммер Уильямс из Белл Бакл, Тенесси. Я люблю Мадди Уотерс и путешествия по проселочным дорогам.

— Слишком просто. Я люблю вызовы, Саммер, — протянул Джон, имитируя ее акцент. — Ты сделала мне пас, но я не собираюсь принимать твою дерьмовую шайбу.

— Я Уитни Сью Аллен из Падуки, Кентукки.

— Ты такая бледная, что навеваешь мысли о кровосмешении.

— Джон, — вздохнула Джорджина.

— Я люблю йогу и папочкино персиковое вино.

— Конечно любишь. Твой папочка еще и твой дедушка.

— Это гадко, Джон. Не забывай, что я из Техаса. И одно то, что она с Юга, не делает ее плодом инцеста.

— Что объяснило бы это шоу. — Он замолчал, будто в глубоком раздумье. — Спят с родственниками и питаются свинцовыми белилами из токсичных детских бутылочек.

Джорджина взглянула на экран, где босоногая девушка спускалась с трактора, чтобы присоединиться к остальным.

— Скорее всего их просто плохо воспитывали. — Она посмотрела на мужа. Взгляд его голубых глаз был прикован к реалити-шоу. — Благослови их Господь.

— Их матерей следует отшлепать лопатой. — Не отрывая взгляда от телевизора, Джон взял бутылку воды с прикроватной тумбочки. — А их отцам нужно отрезать яйца. — Он засмеялся собственной шутке. Не было ни одного человека на планете, который не считал бы себя самым смешным. — Иисусе. — Джон выпрямился, как будто подушки вытолкнули его вперед. Бутылка полетела через комнату.

— Джон…

— Я Лекси Ковальски из Сиэтла, штат Вашингтон. — Джорджина резко повернула голову и почувствовала, как брови взлетают до самых волос. — Я люблю хоккейный клуб «Чинуки» и свою собачку Ням-Ням.

Джорджина несколько раз моргнула от невозможной картинки, на которой ее старшая дочь во всех подробностях ультравысокого разрешения спускалась с трактора: ягодицы торчат из шорт, большая грудь угрожает выскочить из топа… Лекси выпрямилась, отбросила светлые волосы и подарила камере широкую белозубую улыбку, которая когда-то стоила ее родителям тысячи долларов, оставленных у ортодонта. Джорджина задохнулась, потеряв дар речи. Она повернулась к мужу и указала на их дочь, которая предположительно была в Стокгольме.

Ошеломленные глаза Джона встретились с ее, но у него, в отличие от Джорджины, не было проблем с речью:

— Какого хрена?

ГЛАВА 1

ЛЮБОВЬ — ЭТО УРАГАН

На расцвеченном закатом небе прямо над сиэтлскими небоскребами висело оранжевое солнце, купавшее Изумрудный город в золотых и розовых лучах, переходивших в темно-пурпурные тона.

Январский ветер подергивал рябью озеро Юнион и задувал за воротник черного пальто Шону Ноксу. Маленькие белые искры танцевали по серебряной оправе его «авиаторов», а за зеркальными стеклами взгляд лениво скользил из-за расслабляющего тепла «Серого гуся». Водка притупила острые углы окружающего мира и успокоила волнение в желудке. К окончанию ночи Шон собирался стать еще более ленивым. Он не был таким уж выпивохой, особенно во время сезона: чтобы добиться лучшей формы не пихал в свое тело отстойную еду и никогда не одурманивал себя алкоголем. Кроме сегодняшнего вечера.

Шон поднял пластиковую кружку к губам и вдохнул запах озерной воды и старого дерева. Из-под полуприкрытых век он следил за роскошными яхтами и коммерческими траулерами, скользившими по оранжевому следу, который вел к причалу, покачивавшемуся под кожаными ботинками Шона. Он втянул в рот кусочек льда и опустил руку. В нескольких метрах от него на золотистых волнах дрейфовал «Морской кузнечик», похожий на лягушку среди мерцающих кувшинок.

Шон затолкал кубик льда за щеку и спросил через плечо:

— Сколько еще ждать?

Владелец гидросамолета Джимми Паньотта, не открывая взгляда от чек-листа в руках, ответил:

— Десять минут.

Шон уже нанимал Джимми несколько раз. Этот парень всегда надевал шлем времен Второй мировой войны и лётные очки, чтобы прикрыть волосы, собранные в пучок, а бородка в стиле Уилла Форте заставляла его выглядеть как помесь Чарльза Линдберга и Последнего человека на Земле.

— Самое позднее в семь сорок пять, — добавил он.

Хрустя кусочком льда, Шон посмотрел на черные титановые часы на левом запястье. Прошло уже пятнадцать минут с момента запланированного на семь пятнадцать вылета. Шон ненавидел ждать, особенно людей, которые, казалось, были не в состоянии собраться, которые не думали о том, какие неудобства доставляют остальным.

— Кого, ты сказал, мы ждем?

— Я не говорил. — Джимми открыл дверь в кабину и засунул чек-лист в боковой карман.

Больше владелец гидросамолета не добавил ничего, и Шон снова посмотрел на байдарочников, закутанных в одежду фирмы «Патагония», которые проплывали мимо «Морского кузнечика» к району плавучих домов, пришвартованных дальше по восточному берегу.

У выкрашенного в ярко-зеленый цвет самолета-амфибии имелись большие красные глаза над кабиной и оранжевые перепончатые лапы по бокам. В более теплую погоду четырехместный гидросамолет всегда был нарасхват у туристов, желавших сделать двадцатиминутный круг над городом. Через тридцать минут после начала каждого часа люди на земле могли поднять взгляд и заметить в небе древесную лягушку, скользившую мимо Спейс-Ниддл или пролетавшую на бреющем полете над поместьем Билла Гейтса в Медине. Недвижимость миллиардера притягивала любителей красивых видов и приносила немалый доход туристической индустрии. Большинство людей впечатляло огромное поместье и прекрасные парки. Большинство людей благоговело при виде очевидных размеров богатства. Большинство людей было очаровано всеми технологиями и игрушками, которые прилагались к деньгам.

Шон Нокс не был большинством. Его мало что могло удивить или впечатлить. Ни сияющий рассвет, ни огромные поместья. Раньше он был бедным, а теперь стал богатым. Он предпочитал быть богатым, но не испытывал благоговения перед роскошью и редко беззаботно относился к деньгам. Кто-то мог бы назвать его скрягой, но он считал себя практичным. И платил пилоту «Морского кузнечика» тройную цену коммерческого полета, потому что это имело смысл. Зарезервированный гидросамолет на одиннадцать часов быстрее, чем обычный самолет, долетал до маленького города, где Шон провел первые десять лет своей жизни. Сэндспит, Британская Колумбия, не был средоточием развлечений, и Шон не мог понять, почему кто-то еще в Сиэтле мог торопиться добраться туда в это время года.

С того момента, как подписал контракт с «Сиэтлом» в прошлом месяце, Шон уже во второй раз фрахтовал гидросамолет. Он не собирался так скоро снова совершать это путешествие и не намерен был позволять ждущему там хаосу затянуть его в пребывание дольше, чем на запланированные два дня. Он упаковал только маленькую спортивную сумку, бутылку «Серого гуся» и блок из шести бутылок «Швеппса».

— Уже прошло десять минут. — Он осушил кружку и повернулся к Джимми: — Может, твой пассажир и не явится.

— Прошло меньше пяти. — Пилот вытащил из кармана бомбера мобильник и несколько секунд смотрел на него. — Я бы не согласился на второго пассажира, если бы это не была неотложная необходимость. — Он кинул взгляд на берег, как будто ждал какого-то сигнала.

Необходимость или нет, Шон чертовски надеялся, что человек, которого они ждали, не пытался добраться сюда откуда-то в радиусе двадцати километров от центра Сиэтла. Если же дело обстояло именно так, другой пассажир, вероятно, застрял в неуправляемой пробке, причиной которой послужили отстойное шоу «Давай поженимся!» и толпа, окружившая «Фейрмон Отель» в борьбе за право хоть мельком увидеть пару из реалити-шоу, радовавшаяся так, будто «Морские ястребы» вновь выиграли суперкубок. «Эн-Би-Эс» даже установили большие экраны в центре города, чтобы фанаты могли в прямом эфире вместе с остальной страной увидеть, как счастливая пара обменивается клятвами.

Шон никогда не смотрел это шоу, но не смог избежать разговоров о нем. Лихорадка «Давай поженимся!» распространилась по Америке быстрее, чем вирус в сезон простуды, и, казалось, заразились все, кроме него. Даже парни в раздевалке «Чинуков» обсуждали каждый эпизод, как будто им платили за их краткое резюме и обзор. Они обсуждали интриги и заговоры и делали ставки на то, какую девушку отправят домой на этой неделе. Конечно, этот интерес во многом был связан с Лекси Ковальски. Некоторые из парней знали Лекси, и ее способность защищаться и обыгрывать других претенденток заставляла их гордиться.

Вероятно, не было совпадением, что дочка Джона Ковальски оказалась достаточно хваткой и решительной, чтобы поставить на колени других девушек и выиграть право вступить в брак в прямом эфире.

Шон никогда не встречал Лекси. Когда он подписал контракт с «Чинуками», она уже три недели провела на шоу. Хотя он видел ее в рекламе и на обложках журналов, и на мобильных билбордах, разъезжавших по Сиэтлу. Каждый пиксель отфотошоплен, яркие белые зубы, еще более яркие голубые глаза, совершенство от светловолосой макушки до кончиков розовых ногтей на ногах. Она казалась очень большой, сидя на тракторе или таща за собой связанного веревкой мужчину. У парня на лице была глупая улыбка, которая заставляла его выглядеть настоящим слюнтяем. Ни за что на свете Шон не согласился бы на что-то подобное. Ему было наплевать, если это звучало как осуждение. Парочка подписалась на то, чтобы их судили. Его вердикт: невеста, вероятно, тупа, как рекламные щиты, жених, вероятно, размазня, а оба такие же фальшивки, как их дерьмовое шоу.

Шон почувствовал, как водка подняла состояние уютного тепла еще на несколько градусов. Возможно, Лекси Ковальски в реальной жизни не была такой симпатичной, как на картинках, а эти буфера, которые едва ли не вываливались из ее рубашки на каждом фото, скорее всего были куплены и оплачены деньгами ее папочки. Если бы Тренер Ковальски не был такой задницей, Шон мог бы ему посочувствовать.

Ни для кого не было секретом, что Ковальски не хотел продавать Кесселя и Стамкоса за Шона, и мысль о Джоне «Стене», одетом в смокинг и вынужденном появиться на «Давай поженимся!», вызывала на губах улыбку.

Шон перевел взгляд с парковки на Джимми.

— Что за чрезвычайная ситуация могла случиться, что кому-то в такой спешке понадобилось добраться до Сэндспита? — Он снял солнечные очки и засунул их в карман куртки. — Дорожная авария или вооруженное ограбление?

— Что? — Джимми взглянул на Шона, затем снова посмотрел на берег. — Не обязательно чрезвычайная, но я… — Голос Джимми опустился до шепота. — Твою ж мать. Приплыли.

Шон проследил за взглядом Джимми до серебристого «мини», с визгом затормозившего на парковке. Дверца распахнулась, и из машины вырвалась гора белого кружева, как старый добрый попкорн на сковороде «Джиффи Поп». Кружево несколько секунд взволновано колыхалось, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах, а затем едва не выпало из машины, став еще больше. Вся эта сцена выглядела такой нереальной, что Шон почти ждал: вот сейчас из машины один за другим начнут выпрыгивать клоуны, дудеть в дудки и вести себя как идиоты. Да, Шон был немного пьян. Может, не немного, но в доску не напился. И не допился до белой горячки. Поэтому, чтобы удостовериться, попросил:

— Скажи мне, что ты видишь то же, что и я.

— Ага.

Водитель выставил руку из окна и помахал, как будто о чем-то сигнализируя. Джимми помахал в ответ, и «мини» умчался прочь, оставив за собой всю эту гору кружев. Заходящее солнце сверкало на нем, как сияющие огоньки, холодный ветер поймал концы фаты и взметнул над головой женщины. По крайней мере, Шон предполагал, что это женщина, пока смотрел, как она отмахивается от фаты, будто на нее напали пчелы. Во всех этих чрезмерных кружевах и блестках могла быть Королева Драмы. Вдруг все это повернулось направо, потом налево, наклонилось вперед, подхватило платье и побежало к ним.

— Залезай, мы взлетаем.

— Что? — Атлас и прозрачная фата кружились вокруг женщины, когда та перебежала через парковку и вступила на длинный причал. Шон поднял руку, чтобы прикрыть глаза от искр, сверкающих на этом ужасном платье. — Мы ждали вот это?

Не отвечая, Джимми забрался в кабину «Морского кузнечика» и запустил двигатель. Равномерное «топ-топ-топ» женских каблучков по качающемуся причалу заглушил звук начавшего медленно вращаться трехлопастного пропеллера.

— Залезай! — повторил Джимми, снова спрыгнув на причал. Он вытащил пару наушников и сунул одни Шону. — Мы убираемся отсюда, — сказал он так взволнованно, как будто занимался контрабандой наркотиков, а на хвосте у него висели федералы.

Шон взял наушники, но не смог отвести глаз от этих длинных ног и сверкающих туфель. Причал покачивался на волнах, и Шон ожидал, что каблуки подломятся, лодыжка подвернется, а женщина свалится в озеро.

— Залезай, — повторил Джимми.

Бросив последний взгляд на женщину, Шон по трапу вошел в маленькую кабину. Для большего удобства Джимми убрал первый ряд сидений, но самолет все равно оставался откровенно тесным. По крайней мере, для мужчины ростом в сто девяносто сантиметров и весом в сто килограммов. Шон занял место у правого борта и повесил на шею блютуз-наушники. Они напомнили ему о наушниках «Монстр битс», которые он надевал, когда тренировался, только эти были более технологичными и снабжены маленьким микрофоном, который торчал у рта. Шон, надевая наушники, наклонил голову, чтобы посмотреть в окно. Он видел много ненормального дерьма в своей жизни, но конкретно это стояло на одном уровне с поющими собаками, говорящими рыбами и играющими в баскетбол слонами.

Прошло несколько мгновений, прежде чем вся эта груда белого появилась в окне. Звук пропеллера стал громче, лопасти били по воде и заставляли фату кружиться вокруг лица женщины. Джимми попытался справиться со всей этой прозрачной пеной кружев, а потом женщина исчезла. Шон задумался, как она собирается забраться вместе со всеми кружевами в «Морского кузнечика». Он вставил маленькие гелевые вкладыши от наушников в уши и поправил микрофон у левого угла рта. Прошло еще несколько секунд, и кружево протолкнулось в дверь. По радио женский голос приказал:

— Подтолкни, Джимми!

Шон мог бы помочь, если бы знал, где схватить. Ему было видно лишь верхушку хрустальной короны, копну светлых волос и метры фаты. Он не думал, что должен тащить женщину за волосы. В этом плане он был воспитанным парнем.

— Как подтолкнуть? — спросил Джимми.

— Я не знаю. Просто подтолкни!

Одной рукой женщина схватилась за металлическую раму сиденья пилота, а потом как пробка от шампанского кружево ворвалось в кабину со сдержанным «пуф».

Шон посмотрел на белый взрыв. Платье затопило его ноги и при ближайшем рассмотрении оказалось еще ужасней. С каждой минутой все становилось еще более ненормальным. Наверно, стоило притормозить с «Серым гусем».

Джимми отвязал «Морского кузнечика», забрался в кабину, поверх шлема надел наушники и закрыл за собой дверь. Понажимал кнопки, пощелкал выключателями, и самолет оторвался от причала.

— Пристегнитесь, — сказал Джимми в микрофон, когда они начали двигаться к красному бую в центре озера.

Маленький самолет качнулся. Женщина у ног Шона попыталась встать на колени. Он услышал «бум!», и тут случился полный коллапс. Женщина полежала лицом вниз несколько секунд, прежде чем смогла перевернуться на спину. «Морской кузнечик» повернул направо и начал набирать скорость.

Глаза женщины были закрыты, а маленький микрофон торчал у угла пухлых красных губ. Алый рот ярко контрастировал со всем этим белым. Губы шевельнулись, и Шону почудилось, что он услышал шепот:

— У меня очень-очень большие проблемы.

Когда гидросамолет пронесся над озером Юнион, женщина то ли застонала, то ли всхлипнула. Верхняя часть платья не до конца перевернулась вместе с ней, и казалось, что ее правая грудь вот-вот вывалится. Большая идеальная грудь, распиравшая все эти стразы, пришитые к атласу. Может быть, Шону стоило помочь ей уладить проблему с платьем и поправить буфера. Он очень хорошо справлялся с поправлением буферов. И был очень в этом полезен.

Женщина отодвинула фату с лица и выплюнула прядь волос изо рта. Открыла темно-синие глаза, немного дикие и сумасшедшие, с длинными черными ресницами. Не то чтобы Шон обычно замечал женские ресницы, но эти было трудно не заметить. Щеки женщины были почти такими же белыми, как и платье. Она глубоко вдохнула, ее грудь поднялась и опала. Натянула ткань платья так, что стразы едва не оторвались. Гидросамолет поднялся, и в этот раз Шон совершенно точно услышал, как она сказала:

— Не могу поверить, что только что сделала это. Меня убьют.

Шон усмехнулся и щелкнул ремнем. Его смешок превратился в смех от души, заглушенный ревом двигателя в триста лошадиных сил. Он подозревал, что в конце концов кто-то вовсе не собирался выходить замуж.

ГЛАВА 2

ЛЮБИ ВСЕМ СЕРДЦЕМ, НО ВСЕГДА ДЕРЖИ В ГОЛОВЕ ПЛАН ПОБЕГА

Алексис Мэй Ковальски положила ладонь на живот и закрыла глаза. Джимми умудрился надеть ей наушники, но сквозь них до нее долетел чей-то смех. Не Джимми, хотя в этот момент Алексис было наплевать. Пол под ней качался и кружился, но не «Морской кузнечик» заставил все внутренности подскочить к самому горлу.

— Меня сейчас стошнит, — прошептала она.

Мысли об отце, который ждал ее в холле «Фейрмонт», чтобы повести к алтарю, заставляли желудок болезненно сжиматься. Родители были против ее брака с Питером Далтоном. Мама считала, что Лекси должна подождать. Отец — что Пит слабак. Они оба не могли поверить, что Лекси выходит замуж за человека, которого встретила в реалити-шоу. И во всем были правы, но Лекси слишком захлестнула лихорадка «Давай поженимся!», чтобы прислушиваться к их словам.

Она действительно сделала это. А ведь были моменты, когда разумная половина поднимала голову и заставляла Лекси остановиться и подумать. И в те несколько моментов здравомыслия рациональный ум напоминал ей о хороших и веских причинах отказаться от свадьбы. И самыми важными были:

1. Она не любит Пита.

1. а. Ни капельки.

В те несколько мгновений рационального мышления Лекси знала, что брак с ним — безумие. Мучительная тревога заставляла желудок сжиматься, а дыхание застревать в горле, и она чувствовала, что вот-вот закричит что есть силы: «Я не могу выйти за Пита!». И вдруг отрицание успокаивало ее как теплая ванна с розовыми лепестками, и Лекси встречала его с распростертыми объятиями. Отрицание шептало в ее голове успокаивающую ложь и говорило именно то, что она хотела услышать:

1. Пит кажется милым парнем.

1. а. У него хорошие манеры и широкие взгляды.

2. Она могла бы со временем полюбить его.

2. а. Он был симпатичным и выбрал ее из двадцати женщин.

3. Самостоятельно у нее не очень-то получалось выбирать хороших мужчин.

3. а. Она была обречена выбирать плохих парней, свидетельство тому ее предыдущие бойфренды:

(1) Тим.

(2) Рокки.

(3) Дэйв.

4. Миллионы людей думали, что они с Питом станут хорошей парой.

4. а. Вся страна ждала большой свадьбы.

У Лекси были большие способности к отрицанию, но она не всегда могла игнорировать вторую причину, по которой ввязалась в свадебную авантюру с Питом:

1. Она не знала, как выбраться из этого.

И чем дальше позволяла этому заходить, тем хуже становилось. Как будто за ней по спуску несся огромный валун, а она была не в силах его остановить. Лучшая подруга Лекси, Мари, оказалась единственным человеком, в ком она могла быть уверена.

Лекси знала Мари большую часть жизни, и та стала единственным свидетелем панической атаки в подсобке в «Фейрмонте». За пятнадцать минут до того, как Лекси идти к алтарю, тревога схватила ее за горло и заставила задыхаться. Это чувство превзошло способность Лекси к отрицанию, и она выпалила своей лучшей подруге:

— Я не могу этого сделать.

Режиссер «Давай поженимся!» засунул их в маленькую подсобку, пока персонал готовился фотографировать отца Лекси, как только тот ее увидит. Мысль, что в это втянут отец, заставила Лекси добавить:

— Это неправильно! — Она поднесла дрожавшую руку ко рту, чтобы не дать своим истинным чувствам прорваться, но не сдержалась: — Я должна, но не могу! Мари, у него ужасные ногти на ногах. Правда ужасные!

— И стрижка как в восьмидесятых, — добавила ее лучшая подруга.

— У наших детей будут ужасные ногти на ногах и прически восьмидесятых! — застонала Лекси. — Но я должна выйти за него.

Мари положила руки на плечи Лекси и посмотрела ей в глаза:

— Ты любишь Пита?

— Нет, но мне придется пройти через это! Мое лицо на плакатах и в журналах. «Медовый месяц “Давай поженимся!”» начинают снимать послезавтра, и через несколько недель мы будем снимать шоу встречи участников! Со всеми девчонками! Я должна быть там! Замужняя. — Щеки у Лекси горели, голова кружилась. — Теперь мне не выбраться из этого!

Кто-то постучал в дверь, и Лекси чуть не выскочила из своего дурацкого платья.

— Пятнадцать минут.

— Ты должна сказать им.

Что было бы правильно, но при мысли встретиться лицом к лицу с режиссером и продюсером и сказать им, что она не может участвовать в свадьбе, на которую те потратили огромные спонсорские деньги — и все потому, что сказала «да» на финальной церемонии сжигания сена — у Лекси начинало темнеть в глазах.

— Я не могу.

И тогда лучшая подруга взяла ее за руку.

— Давай выбираться отсюда.

— Как?

Из них двоих Мари всегда была шустрее. Лекси же хорошо планировала. Много лет назад на своем опыте она выучила, что действия под влиянием импульса обычно выходят боком. Часто с опасными последствиями.

— Я скажу им, что тебе нужно в дамскую комнату. — Мари замолчала, и Лекси почти увидела схему, складывавшуюся у нее в голове. — Тебе понадобятся деньги. У меня только двадцать баксов.

Лекси похлопала себя по левой груди. В редких случаях, когда она не могла взять сумочку, ее лифчик размера 3Д оказывался очень полезен.

— У меня есть «виза».

— Что еще?

— Водительское удостоверение и мятный «Тик-Так».

— Моя машина прямо у лифта на парковке.

— У тебя мини-купер!

— Никто не заподозрит в нем машину для побега. — Мари нашла кусочек бумажки и ручку и передала Лекси. — Нам нужно лишь выбраться отсюда, не вызвав подозрений.

— И что дальше?

Не задумываясь ни секунды, главная авантюристка сказала:

— Я позвоню Джимми. Давай изо всех сил надеяться, что он не катает туристов вокруг Спейс-Нидл и может вывезти тебя отсюда как можно скорее.

Это было безумством, но Лекси собиралась замуж за мужчину, которого знала десять недель, провела вместе с ним в общей сложности где-то часов двенадцать и не любила. Вот что было импульсивно.

Лекси не нравилось действовать импульсивно, но, казалось, таков единственный способ выбраться. Она схватила ручку, прежде чем успела передумать, и написала короткую записку родителям и извинения Питу.

— Это, вероятно, худшая из ситуаций, в которую попадала одна из нас.

Мари улыбнулась так, как улыбалась, когда им было пятнадцать и они убегали от смотрителя площадки для гольфа в Броадмуре.

— Если ты птица, то и я птица.

Персонал программы так пристально за всем следил, что Лекси была почти уверена: их план провалится. Но, к счастью, им удалось добраться до лифта никем не замеченными. Удача не покинула ее, и когда Мари позвонила Джимми, который готовился вылететь от причала на озере Юнион.

— Куда он направляется? — спросила Лекси.

— В Канаду. — Мари положила телефон в держатель стаканов. — Он не сказал куда. Думаю, куда-то в Ванкувер. Может, в один из тех роскошных охотничьих домиков или коттеджей на берегу озера.

И снова удача была на стороне Лекси. Ее отец был канадцем, так что она имела двойное гражданство. У нее были водительские права, а роскошный маленький домик казался раем.

Труднее всего оказалось поместиться в «мини» Мари.

Лекси была очень обязана подруге. И Джимми тоже.

Самолет взлетел над озером Юнион, и Лекси даже не попыталась подняться. Она смотрела на потолочный фонарь над своей головой, понимая, что не одна. Кроме Джимми на борту был кое-кто еще. Кое-кто одетый в большие кожаные лоферы без носков. Лекси даже не попыталась поднять взгляд выше обуви. Она была слишком занята тем, чтобы ее не стошнило.

— Не могу поверить, что только что сделала это.

Она вытащила руку из-под трехлслойной длинной фаты и положила ладонь на лоб. Все в «Давай поженимся!» было спланировано, организовано и под контролем. Все, начиная с номеров телефонов, по которым она могла звонить из Дома, до платья в стиле «Моя большая цыганская свадьба». Продюсеры хотели, чтобы все выглядело безвкусно ярким. Если бы Лекси не была так сосредоточена на победе, то бы обратила внимание на стереотипные портреты фермеров. И если бы не позволила своей амбициозной стороне затуманить разум, совершила бы что-нибудь, чтобы ее выгнали еще в третьем эпизоде.

Если Лекси чего-то и избегала, так это безвкусной яркости. Ее воспитали так, что от безвкусной яркости она отворачивалась в ужасе и закрывала глаза. В мире матери безвкусная яркость стояла на одной ступеньке с завязыванием банданы под подбородком и волосатыми подмышками. Или хуже — с белыми туфлями до Пасхи. Этого просто не делали.

Самолет выровнялся, и желудок Лекси успокоился. Она попыталась сесть, и ей пришлось перекатываться с одной стороны на другую как жуку, упавшему на спину.

— Ты в порядке, Лекс? — спросил Джимми по радиосвязи.

— Бывало и лучше.

Она умудрилась сесть и прислонилась к фюзеляжу. Косточки в платье впивались в бедра и приподнимали грудь. Сатиновые со стразами Лабутены на шпильках сдавливали ноги. Повезло, она не подвернула лодыжку, когда бежала к «Морскому кузнечику». Лекси была экспертом в беге на двенадцатисантиметровых шпильках и считала это формой искусства. Уже в течение нескольких лет она участвовала в «Забеге на каблуках» — гонке длиной в полтора километра, призванной поддержать местных защитников природы, а еще гналась за карманником в Италии, но никогда не бегала по качающемуся причалу. Чертова корона на голове тянула за волосы и впивалась в кожу. И полное понимание того, что натворила, обрушилось на Лекси. Глаза защипало от сдерживаемых слез. К этой минуте ее семья уже все поняла. Лекси сбежала от каши, которую сама и заварила, и втянула в свой побег Мари. И оставила семью разбираться с этим.

1. Потому что была трусихой.

— Хочешь выпить?

Лекси повернула голову налево и наконец увидела обладателя большой обуви. Слезы затуманивали глаза, но ей не нужна была стопроцентная четкость, чтобы распознать привлекательного мужчину. Привлекательного в той степени, которая заставляет женщину радоваться, что темные корни волос у нее высветлены, а нарощенные ресницы откорректированы. В данный момент у Лекси был иммунитет к мужчинам. Даже к привлекательным мужчинам со смуглой кожей и ошеломительно зелеными глазами.

— А что есть? — Она вытерла слезы.

У парня были темно-каштановые волосы, которые касались воротника пальто. Вечерняя щетина покрывала квадратный подбородок и щеки, делая кожу еще темнее. И он был большим.

Большим того типа, который достигается благодаря генетике и тренировкам. Под черным пальто скорее всего имелся каменный пресс и огромные грудные мышцы. С мужчинами именно этого типа Лекси зареклась встречаться после своих последних отношений. Ну, последних до Пита. Тестостерон исходил от этого парня как угарный газ. Невидимый и убийственный.

— Водка и тоник. — Он вытащил бутылку из холодильника между сиденьями.

— Лимон есть?

Парень был настолько большим, что мог бы испугать некоторых женщин, но не Лекси. С ее метром восьмьюдесятью ей нравилось, как она могла прижаться к груди большого мужчины.

Он усмехнулся, и от зеленых глаз разбежались лучики морщинок.

— Нет, принцесса.

— Я не принцесса.

Лекси предпочитала вино, но нужда заставит, а стаканчик-два водки успокоят ее растревоженные нервы.

Парень указал бутылкой на ее голову:

— У тебя корона на голове.

— Ага.

Она вытащила из волос первую из множества шпилек. Лекси выросла среди хоккеистов. Мощных мужчин с большими мышцами и широкой грудью. В подростковом возрасте она подверглась воздействию токсичных доз тестостерона. И приобрела иммунитет ко всем трем компонентам: мощным мужчинам, большим мышцам и токсичному тестостерону.

— Это «ага» к тому, что у тебя есть корона? Или «ага» к тому, что ты хочешь выпить?

— И то и другое. — Она вытаскивала шпильки, пока не стянула фату с головы. — Тоника больше, чем водки.

В детстве ей нравилось тусить с отцом и «Чинуками». Хотя в последние несколько лет Лекси уделяла все меньше и меньше внимания ледовой арене. Она бы никогда не призналась отцу, но в этом сезоне не видела ни одной игры: большую часть времени была занята расширением компании, добавлением новых разделов и подразделов в свой бизнес-план, который теперь включал открытие первого оффлайн-магазина.

— Эй, Лекс. — Джимми взглянул на нее через плечо. Его профиль омыл зеленый свет от приборной панели. — Это было эпично. Напомнило время, когда мне пришлось спасать вас с Мари из плавучего дома Тони Бруно.

То была одна из немногих ситуаций, когда Лекси действовала импульсивно, и служила напоминанием, что импульсивное поведение имеет свои последствия. Но школьные выходки бледнели по сравнению с сегодняшним представлением.

— Спасибо за помощь.

Джимми был надежным и проверенным и, что еще важнее, направлялся в Канаду.

— Прошло прилично времени с тех пор, как я спасал вас двоих.

Лекси стыдилась это признавать, но кроме двух реальных случаев они с Мари только притворялись, что нуждаются в спасении. В девяносто девяти процентах случаев они звонили Джимми, потому что у того была машина, постоянно отсутствовавшие дома родители, а Лекси и Мари нужно было куда-то отвезти. Они оправдывали свое поведение, говоря себе, что это нормально, потому что они вытаскивали ботаника Джимми из дома. Повзрослев, Лекси чувствовала себя виноватой из-за этого и пыталась реабилитироваться по возможности, рекомендуя Джимми бизнесменам независимо от его последних схем ведения дел.

— Думаю, последний раз был, когда кто-то украл кошелек Мари и вам нечем было заплатить за такси от магазина до дома.

Когда Лекси не руководили сумасшедшие импульсы, она была большой лгуньей, но теперь стала взрослой женщиной с собственным бизнесом. Она отвечала за дюжину работников. У нее сложился образ, который нужно поддерживать. Она могла солгать в виде исключения, чтобы пощадить чувства другого человека:

1. Армейские ботинки Мари.

2. Джимми и его авиаторская шапка.

Лекси гордилась тем, что говорит правду. Она не придумывала схем лжи уже семь или восемь лет и никогда не поддавалась сумасшедшим импульсам. До сегодняшнего дня. Или, скорее, до того дня, когда связалась с «Давай поженимся!». Тот единственный сумасшедший импульс в конечном итоге привел ее к «Морскому кузнечику», одетую в платье похожее на меренгу.

— У меня есть новый бизнес, который ты, возможно, захочешь проинвестировать.

У Джимми всегда имелся новый бизнес. В десятом классе — продажа марихуаны, которую он вырастил в саду своих родителей в Медине. В двенадцатом — он был букмекером. Бизнес Джимми всегда процветал до тех пор, пока не появлялись копы. И хотя Лекси задолжала Джимми за прошлую ложь и нынешние проступки, последнее, чего она хотела — выслушивать его очередную схему.

Которую он все равно рассказал.

— Название «Скутер саб». У меня есть три курьера, которые доставляют сэндвичи и чипсы на красных «Веспах», оснащенных металлическими холодильниками на подставке за сиденьем. Доставка еды — будущее. Вы с Мари должны поучаствовать в этом.

Нет, спасибо.

— Мари встречается с кем-то особенным?

В средней школе Джимми глубоко и прочно влюбился в лучшую подругу Лекси. Очень плохо, что Мари никогда не отвечала ему взаимностью. Ни тогда, ни теперь.

— В данный момент нет.

Джимми улыбнулся, и Лекси испугалась, что дала ему ложную надежду.

— Сколько продлится полет? — спросила она, чтобы сменить тему.

— Три с половиной часа. — Джимми повернулся к приборной панели перед собой.

Три с половиной часа? Чтобы долететь до Ванкувера не требовалось столько времени.

— Куда мы направляемся?

— Остров Морсби.

Лекси никогда не слышала об острове Морсби и повторила сама себе:

— Куда?

— Сэндспит, — ответил мужчина с большим размером обуви и большими грудными мышцами.

Лекси посмотрела на него, когда он бросил кубик льда в чистый стакан.

— Сэнд что?

— Вот именно, — усмехнулся он, но в этот раз веселые морщинки не разбежались от уголков его глаз, как будто мужчина не испытывал особой радости от места назначения. Он открыл маленькую бутылку тоника, и вода запенилась и запузырилась под его пальцами.

В течение нескольких секунд Лекси раздумывала, кто он такой и почему нанял Джимми, чтобы лететь куда-то, куда, казалось, не был рад лететь, но потом вспомнила, что у нее свои проблемы. И прямо сейчас счастье Мистера Привлекательность не было одной из них. Лекси посмотрела на колени и фату, которую мама помогала ей прикреплять к волосам, и новая волна раздражения прокатилась по телу от самых кончиков пальцев. Мама ненавидела эту фату. И была права. Но Лекси лучше бы выколола себе глаз, чем признала бы.

— На сей раз я сделала это, — прошептала она. Дрожь, зародившаяся в сердце, добралась до подбородка. Лекси нахмурилась, глядя на гору тюля, лежавшую на коленях, и прижала ее двумя руками. Но та распрямилась снова. — Выставила дураками себя и свою семью в прямом эфире.

Она сворачивала и сминала, и пыталась скатать ткань как спальный мешок. Когда закончила, фата выглядела как большой рогалик «Пиллсбери». Лекси примяла ее в центре, чтобы сделать еще более плоской.

— Без шансов, принцесса.

Лекси уставилась в зеленые глаза, смотревшие на нее так, будто попутчик не мог определить, на что смотрит. Не то чтобы она винила его. Вероятно, не каждый день сбежавшая невеста оказывалась на борту чартерного рейса.

Парень протянул Лекси чистую чашку со льдом, здоровой дозой водки и тоника. И помахал свободной рукой, чтобы Лекси передала ему фату. Чартерный рейс в какое-то место под названием Сэндспит. Лекси никогда не слышала о Сэндспите, и тон, которым Мистер Привлекательность произнес это название, наводил на мысль, что Сэндспит расположен где-то рядом с Сибирью. Лекси надеялась, что их место назначения все же не было чем-то вроде Сибири. В Сибири, вероятно, не принимают карты «Виза», и у Лекси не было куртки. Плюс от холода кожа у нее становилась сухой, а губы трескались.

— Спасибо. — Она взяла кружку в обмен на рогалик из тюли. И тот в некотором роде взорвался, развернувшись прямо у лица Мистера Приклекательность.

— Господи Иисусе! — Он сбросил всю эту кучу за сиденья.

Лекси сделала глоток. На вкус выпивка казалась медицинским спиртом. Но ее это не беспокоило. Ей нравилось, как жгучей дорожкой он прошелся по языку и горлу. Выжег дрожь из сердца и боль из живота.

Лекси сделала еще несколько глотков, чтобы успокоить взбудораженные нервы, и сбросила туфли. Алкоголь не был решением ее проблем, но прямо сейчас помогал. Вот если бы она еще смогла немного двинуться и устроиться поудобней. Слои сетки и кринолин под платьем были тесными и колючими, и Лекси не хотела сидеть на полу следующие три часа. Если бы ей удалось избавиться от нижней юбки, то бы пришлось побороться с дюжиной или около того ярдов сатина и шелка и кристаллами, которые впивались в кожу, но по крайней мере она смогла бы двигаться и сидеть в удобном кожаном кресле.

Мистер Привлекательность, он же Мистер Несчастливый Помощник, снова повернулся к холодильнику и вытащил еще один стакан. Лекси наблюдала, как длинные пальцы открывают маленькую бутылку тоника, затем повернулась, чтобы посмотреть на затылок Джимми и этот нелепый шлем, который тот всегда настойчиво надевал. Джимми был прекрасным другом, но печальной жертвой моды. Лекси спросила себя, есть ли у «Морского кузнечика» автопилот, а если есть, значит ли это, что Джимми мог покинуть кабину. Она подумала о самолете, оставшемся без управления, и почувствовала легкое головокружение.

— У этого самолета есть автопилот, Джимми?

Он засмеялся:

— Нет. Только я.

Звук кубиков льда, падающих в пластиковый стаканчик, привлек внимание Лекси к парню с зелеными глазами и широкими плечами. Под лампой на потолке его темно-каштановые волосы сияли. Тем блеском, который появляется от использования хороших средств по уходу за волосами. Одна прядь выбилась из прически, которая выглядела так, будто он уложился пальцами, и упала на лоб, пока парень смотрел на бутылку в своей руке. У него были прекрасные глаза, хорошие волосы и красиво очерченные губы. Сросшиеся брови нависали над глазами, и им бы не помешал пинцет. Парень выглядел так, будто читал ее мысли. Он улыбнулся, и Лекси подумала: «Твою-то мать».

Глотнула из стакана. Она ничего не знала о попутчике, только что он заказал «Морского кузнечика», пил водку, а его улыбка обещала настоящие проблемы. Он помог Лекси избавиться от фаты, хотя и не выглядел слишком счастливым по этому поводу. Так что все ее знания о нем ограничивались тем, что мужчина был несчастливым пьющим водку помощником.

С равным успехом он мог быть сбежавшим из тюрьмы серийным убийцей, но выхода не оставалось. Лекси протянула ему руку:

— Лекси.

Он засунул бутылку водки обратно в холодильник, затем посмотрел Лекси в лицо. Скользнул взглядом по ее плечам и обнаженным рукам до ладони. Поколебался несколько мгновений, прежде чем ответить, но все же пожал ей руку:

— Шон.

Лекси не замечала, что у нее холодные пальцы, пока не ощутила тепло его ладони, почти горячей. И Лекси почувствовала непреодолимое желание засунуть руку под рукав его пиджака и украсть тепло его запястья. Вместо этого она убрала руку и скинула туфли.

— Итак, Шон, мне нужно спросить тебя кое о чем, — сказала она, вздохнув, когда освободила ноги.

— И о чем же?

— Какой у тебя опыт в раздевании девушек?

ГЛАВА 3

Любви требуется время, желанию — возможность

Маленькие пузырики застряли в горле Шона, и он с трудом сглотнул.

— Повтори?

Он не был уверен, что расслышал правильно. О «пивных глазах» ему доводилось слышать. Может, с ним приключились «водочные уши»?

— Боже, Лекс. Что ты задумала? — спросил Джимми.

Шон тоже хотел бы узнать.

— Нужно расстегнуть мне платье, чтобы добраться до молнии на этой дурацкой нижней юбке. Она большая и колется, и сводит меня с ума.

Шон не помнил, что когда-либо видел нижние юбки, но точно знал, что не должен видеть конкретно эту. Не в маленьком гидросамолете и не с дочерью Ковальски. С тренером «Чинуков» они терпели друг друга из уважения к команде, но Шон знал, что наверняка не должен раздевать его дочку.

— Джимми, у тебя есть нож?

Надо попытаться разрезать платье без помощи ножа.

— Нет. Может, щипчики для ногтей в сумке.

«Щипчики для ногтей? Какого черта?»

Три часа не так уж долго, чтобы посидеть на полу в большом колючем платье. Хоть ей и будет не очень удобно, но не умрет.

Шон поставил стакан на колено и сурово посмотрел в большие голубые глаза Лекси. Он воспользовался тем суровым взглядом, который запугивал защитников на льду и заставлял маленьких собачек выбегать из комнаты.

Уголки красных губ приподнялись, как будто она эту суровость и не заметила. Улыбка казалась немного недовольной, или же все дело было в полных губах Лекси Ковальски. Шон ошибался: ее совсем не фотошопили. Сейчас на ней было слишком много косметики, возможно, из-за ее прерванного выступления на телевидении, но это не имело значения. Она была красивой. Настоящей. Сидела перед ним, как будто окутанная взбитыми сливками. Ее отец не очень-то жаловал Шона, а Лекси просила снять с нее платье.

— Спасибо, Шон, — сказала она, как будто тот согласился. Как будто понятия не имела, кто перед ней. — Ты такой милый.

Он снова перевел взгляд от ее губ к глазам. К растерянным голубым глазам. Она совсем его не узнала.

И улыбнулся. Если бы у него была более ясная голова, Шон бы сказал ей прямо здесь и сейчас. Может быть, его улыбка не превратилась бы в тихий смешок, если бы он не чувствовал облегчение от отсрочки возможного конфликта с тренером Ковальски.

Лекси начала двигаться, пока не оказалась на коленях спиной к Шону. Копна светлых кудрей доставала ей до середины спины, Лекси перебросила волосы на одну сторону.

— Я признательна тебе за помощь.

Наушники лежали на гладкой коже, Лекси пахла дорогими духами. Платье застегивалось на маленькие пуговки, которые начинались между лопаток и спускались вниз по спине куда-то ниже ягодиц.

Все в Лекси выглядело мягким. Начиная от волос, кожи и ресниц, заканчивая улыбкой, которую она послала через плечо.

— Прости, у меня нет крючка для расстегивания пуговиц.

Шон не мог вспомнить, когда раздевал женщину не для того, чтобы уложить ее в постель. Он засунул стакан в держатель между креслами и прикоснулся к первой пуговице. Та проскользнула сквозь пальцы, и он костяшками задел кожу Лекси. Попробовал снова с тем же результатом, но на третий раз все же умудрился протащить пуговку сквозь петлю.

Лекси была красивой и нежной. Она была хаосом и безумием, и настоящей занозой в заднице. Со второй пуговицей оказалось справиться труднее, чем с первой, и Шон выругался под нос, пока пытался расстегнуть ее.

— Я знаю, что я заноза в заднице, — сказала Лекси, очевидно, его раздражение уловил микрофон, торчавший у уголка рта. — Иногда.

В наушниках послышался смешок Джимми, как будто он тоже был с этим согласен.

— Как ты попала в «Давай поженимся!», Лекс? — спросил пилот. — Я удивился, увидев тебя в этом шоу. Никогда не думал, что ты из тех женщин, кто отчаянно хочет замуж.

— Я не из них.

Пальцы Шона оказались слишком велики, и он замешкался с третьей пуговицей. Посмотрел вниз на длинный ряд этих гладких пуговичек и маленьких петелек и задумался, не лучше ли просто разорвать платье по шву.

— Я решила принять участие в шоу, потому как думала, что это будет отличный бесплатный пиар для моего бизнеса. Тогда это казалось хорошей идеей. — Лекси покачала головой, и один локон выскользнул из ее руки и упал на спину. — Мне нужно было сделать что-то заметное. Что-то, чтобы раскрутить мой бренд и хорошо продвинуться. — Шон взял локон светлых волос и убрал со своего пути. — «Шкафчик Ням-Ням» продается только в онлайне, — продолжила Лекси, — и я не могу соперничать с большими торговыми сетями. Я собираюсь открыть свой первый оффлайн магазин в Бельвью недалеко от торгового центра, и мне нужна реклама.

Шон застыл, когда мягкие волосы снова упали ей на спину. «Шкафчик Ням-Ням»? Для него это звучало как название секс-шопа. Типа как «Бесстыжая от природы» или «Горячий бизнес».

— И как, сработало? — поинтересовался Джимми.

— Через десять минут после выхода первого эпизода мой сайт получил шестьдесят посещений за тридцать секунд и «упал». За три месяца продажи онлайн выросли на пятьдесят восемь процентов, а моя линия «Потрясающая ФиФи» полностью распродана.

«Потрясающая ФиФи?»

— Я и не знал, что у магазинов для зверей такая зверская конкуренция. — Джимми засмеялся собственному каламбуру.

Убирая волосы Лекси, Шон нахмурился, хотя сам не понял почему.

— У тебя магазин для животных?

Она повернула голову и посмотрела на него своими голубыми глазами.

— Я шью и продаю одежду для животных.

— Ты продаешь собачью одежду.

Это было скорее неверие, чем что-то еще. Шон испытывал отвращение к брехливым собачкам. Особенно к брехливым собачкам в кожаных куртках и байкерских шляпах.

— Да, но я расширила бизнес, чтобы включить игрушки и лежанки, и предметы безопасности. — Лекси пожала обнаженным плечом, и прядь волос снова упала обратно. — Почти все, что может понадобиться животному.

— Животным не нужна одежда, — заметил Шон, и снова убрал локон в сторону. Тот зацепился за стразы или кристаллы, или что-то в этом роде, и остался там.

— Им так же не нужны специальные площадки для прогулок и домики, но я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь плохо говорил о площадках для выгула собак или кошачьих домиках.

— Не позволяй Лекси начинать разговор о собаках, — предупредил Джимми.

Шон тянул и тащил, и умудрился вытащить четвертую и пятую пуговицы из маленьких петелек. Шелковая ткань разошлась, и красный отпечаток от тесного платья расчертил кожу Лекси. Шон провел большим пальцем по рубцу на идеальной коже. Только настоящий засранец мог считать, что Лекси должна оставаться в неудобном платье, которое врезается ей в кожу, еще три часа.

— Я люблю всех животных. — Ее щеки окрасились в нежно-розовый цвет, и она наклонила голову. — И у меня талант к шитью одежды для животных. Мама сказала, что это у меня в природе, я унаследовала от прабабушки, которая обожала делать одежду для своих цыплят. Хотя остается загадкой, почему она тратила свой талант на цыплячью одежду. Цыплята грязные и заканчивают свою жизнь на гриле.

Что за черт? Кто-то из ее семьи делал одежду для цыплят? Она ненормальная?

— Когда я была маленькой, то делала одежду для своих плюшевых игрушек и даже для статуэток с травой чиа. А когда мне исполнилось семь, папочка купил мне первую собаку. С тех пор я шила модную одежду для всех своих собак. После Понго у меня были Леди и Трамп. А теперь только Ням-Ням. Она породы китайская хохлатая и просто милашка.

— Господи Иисусе.

Все ее дикие рассуждения о собаках, одежде и цыплятах были просто бредом сумасшедшей. Совершенно сумасшедшей, упрятанной в красивую упаковку. Красивую упаковку с гладкой кожей, которая так и приглашала мужчину коснуться ее губами. Например, на шее, где она так вкусно пахла.

— Несколько месяцев назад я сделала плащ Супермена для игуаны. Конечно, это был особый заказ.

Несмотря на ненормальность Лекси, тело Шона откликалось на нее. Жаркий толчок в глубине живота, который достиг паха. Учитывая, что Шон раздевал прекрасную женщину, — совершенно естественный отклик. С которым он и не боролся, что не значило, будто Шон доволен собой: он не получал удовольствия от стояка на ненормальных женщин, обреченных создавать хаос.

— Не получается. У меня пальцы слишком большие, а эти пуговицы слишком маленькие. — Лекси подняла на него взгляд, и Шон добавил: — Придется разорвать.

— О. — Она смотрела ему в глаза несколько мгновений. — Даже не знаю. Продюсеры могут потребовать его обратно.

Шон ухватился за половинки платья, собрав в кулаки столько шелка, сколько смог. В кабине раздался звук рвущейся ткани, и несколько пуговиц просвистели мимо головы и изрешетили фюзеляж. Последний рывок, и платье распахнулось, обнажив гладкую кожу, ужасные красные рубцы и белый корсет. Шон скользнул взглядом вниз по шнуровке к впадине позвоночника внизу корсета. Не спрашивая, он забрался пальцами под платье, оттолкнул в сторону колючую сетку и потянул металлическую молнию вниз так далеко, как смог. Затем поднял руки, как ковбой, связавший теленка, и сел обратно на свое место.

— О, Боже мой, как хорошо. — Лекси завела руку назад и почесала красную отметину на пояснице. — Я едва дышала.

Изгибаясь назад и вперед, Лекси пыталась встать, но поскольку руками удерживала платье на груди, понадобилось несколько захватывающих минут, прежде чем она смогла выпрямиться настолько, насколько возможно.

Шон сделал глоток и посмотрел поверх стакана. Если Лекси уберет руки, ее грудь выпадет из платья. Шон ждал с предвкушением, но был ничуть не удивлен, когда Лекси нахмурилась от раздражения и снова попросила его помочь.

— Нужно, чтобы ты забрался под платье и стянул нижнюю юбку. Чертова штуковина почти стоит сама по себе. Я бы попыталась, но… — Она замолчала и опустила взгляд к рукам.

Улыбнувшись, Шон поставил стакан в держатель. У него было лучшее решение, чем ползать под платьем и смотреть на длинные ноги. Он затащил свою спортивную сумку из-за спины на колени, взял оттуда старую клетчатую коричнево-желтую рубашку и бросил Лекси. Рубашка приземлилась ей на плечо, и Лекси схватила ее: пышные груди с глубокой ложбинкой между натянули платье еще сильнее.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Это была его любимая рубашка, но жертва того стоила. Шон убрал сумку на место, взял водку и продолжил смотреть шоу. Лекси продела одну руку, затем другую в рукава, потом застегнула рубашку. Поизгибалась еще чуть-чуть, выбираясь из платья. Она поворачивалась так и эдак, тянула и толкала, и трясла бедрами, и ее голова исчезла в пышной ткани.

— Ты в порядке, Лекс?

— Ага.

Затем она вышла из моря белого, вся такая… длинные ноги и гладкие бедра. Подол рубашки оканчивался на несколько сантиметров выше ее колен. Лекси перебросила волосы на одну сторону, когда наклонилась, чтобы поднять платье. Свет с потолка сиял на ее волосах, касался щеки и отражался от сверкающих туфель. Она заворачивала, складывала, скатывала платье так же, как делала с фатой. Вместо того, чтобы передать его Шону, в этот раз Лекси встала на колени на пассажирское сиденье и, перегнувшись через спинку, принялась заталкивать платье за него. Надавила посильнее, и на несколько коротких секунд мягкая коричневая фланель приподнялась, и перед Шоном мелькнули белые трусики, круглая попка и гладкие бедра. Он подумал, что должен предложить свою помощь, но не хотел, чтобы его руки оказались где-то рядом с этой совершенной задницей.

— Ну и тренировочка. — Лекси казалась выдохшейся и немного запыхавшейся, когда повернулась и села. Скромно потянула подол рубашки, чтобы прикрыть бедра, как будто Шон не успел на них насмотреться. — Я без сил. — Она взяла стакан и сделала глоток. — Сколько еще, Джимми?

— Чуть менее двух часов.

Лекси сделала глоток и наморщила нос.

— Ты летишь обратно сегодня?

— Нет. Завтра утром.

— Я сбежала из «Фэйрмонт» без сумочки. У меня есть только кредитка. — Лекси откинула голову на спинку кресла, широко раскрыв глаза, как будто осознание последствий всего содеянного ударило ее как дубинкой по лбу. — У меня нет налички и телефона, и одежды, и косметики.

Косметика не была бы четвертым пунктом в списке Шона.

— Возможно, в гостинице есть банкомат, — сказал Джимми.

— А у них есть массаж? — Она приподняла плечи и повертела головой из стороны в сторону. — Мне бы не помешало.

Шон засмеялся.

— Боюсь, нет, принцесса. В это время года люди ездят в Сэндспит, чтобы порыбачить. — И добавил: — В этом городе нет ничего примечательного. Никакой вечерней уборки номера и подготовки постели ко сну нигде в пределах острова.

— Дерьмо. Мне нравится мята, которую оставляют под подушкой. — Лекси перекинула волосы на одну сторону и посмотрела на Шона: — Ты летишь туда, чтобы порыбачить?

— Сейчас я не ловлю чавычу. (прим. перев.: chinook — чавыча)

— Отличная шутка, Шон, — сказал Джимми со смешком.

Шон подождал, что тот скажет дальше, чтобы наконец дать Лекси подсказку. Вместо этого Джимми поправил маленький микрофон блютуз и начал общаться с наземным диспетчером.

— Зачем ты летишь в Сэндспит? — спросила Лекси.

— Там живет моя мать. — Лекси неминуемо узнает, кто такой Шон. Он не станет специально держать ее в неведении — ну, ладно, может, совсем чуть-чуть, — но будет крепче спаться сегодня ночью, зная, что с утра не раздастся звонок от Джона. Если это делало его трусом, он сможет это пережить. — Моя мать больна.

На самом деле, она умирала. Снова.

— Мне жаль.

В этот раз у нее случился приступ панкреатита.

— Она справится.

Сколько Шон помнил, мать всегда была больной. Если не страдала от того или иного недуга, то объявляла больным Шона. Его детство было заполнено ненужными докторами и посещением больниц, и мать пихала в него ненужные таблетки, пока, когда Шону исполнилось десять, не вмешался дядя Эйб, с которым они уехали жить в Эдмонтон.

— Во сколько мы улетаем утром, Джимми? — спросила Лекси.

— Я хочу подняться в воздух к девяти.

— Не знаю, смогу ли я проснуться так рано. — Она застонала. — Мне понадобится кастрюля кофе.

— Если ты хочешь спрятаться, я прилечу забрать Шона через несколько дней. — Джимми взглянул на нее через плечо. — Ты можешь лечь здесь на дно, пока все не утрясется.

— Нет. Я должна вернуться обратно. — Она зевнула. — Я уверена, что все пройдет к тому времени, как мы приземлимся завтра.

ГЛАВА 4

— Где же невеста из «Давай поженимся!»?

Лекси, скрестив ноги, сидела в центре кровати в номере «Харбор Инн» и в ужасе смотрела на Саванну Гутри, вторую ведущую шоу «Сегодня».

— Вчера вечером Лекси Ковальски бросила ошеломленного Питера Далтона у алтаря, — продолжила та, — оставив кислый привкус во ртах миллионов фанатов.

— Миллионов? — выдавила Лекси.

— Циники предполагают, что это часть сюжетной линии и все было спланировано с самого начала, но Пит говорит, что у него в самом деле разбито сердце.

Саванна Гутри? Эта история оказалась достаточно значительной, чтобы о ней доложила вторая ведущая? В начале шоу? Непохоже, что все утихло.

— Кажется, никто не знает, что стало с жительницей Сиэтла, которая сражалась с двадцатью женщинами за право стать невестой этого сезона «Давай поженимся!», — вновь вступила Саванна, когда «Эн-Би-Эс» прервал показ кадров с растерянным Питом, стоявшим у алтаря в окружении белых роз и лилий.

— Продюсеры реалити-шоу настаивают, что это оказалось для них совершенной неожиданностью. «Телепикчерс», подразделение «Уорнер Бразерс», выпустили заявление, которое, в частности, гласит: «Мы, «Телепикчерс», хотим заверить фанатов «Давай поженимся!», что это ни в коем случае не было частью шоу. Лекси Ковальски не давала ни малейшего повода думать, что она недовольна шоу и не предана Питу». — Кадр с директором, державшим записку, которую Лекси написала в подсобке, сменил кадр черного «лендровера» ее отца. — Родители предполагаемой невесты, тренер сиэтлских «Чинуков» Джон Ковальски и его жена Джорджина, не дали никаких комментариев.

Большая часть крупнейших медиа собрались у «Фэйрмонта», чтобы получить видео с невестой и женихом. Вместо этого они получили видеоряд того, как репортер из «КИРО 7» едва увернулся от внедорожника, умчавшегося от «Фэйрмонта». Оператор умудрился снять через лобовое стекло хмурого отца и маму, закрывшую лицо рукой.

Репортер повернул микрофон к людям на улице. Некоторые заявили, что видели, как Лекси уезжает со свадьбы на «мини». Другие говорили, что на «Харлее». Следующий кадр продемонстрировал фотографов, разбивших лагерь перед квартирой Лекси в Беллтауне и у ворот дома ее родителей на Мерсер-Айлэнд.

— Следите за событиями в нашем четвертом часе, — сказала Саванна, когда камера снова вернулась к ней. — Кэти Ли и Хода ответят на звонки тысяч фанатов, которые верят, что они видели Лекси Ковальски — женщину, которую зрители теперь называют «Не поженившаяся невеста».

— Тысячи? — слабым голосом повторила Лекси, чувствуя легкое головокружение. — Кэти Ли и Хода тоже?

Она даже понадеялась, что упадет в обморок и положит конец своим страданиям. Хотя бы на несколько секунд. Не то чтобы это имело значение. Когда придет в себя, ничего не изменится: она все еще будет сбежавшей «Не поженившейся невестой».

В дверь громко постучали, и Лекси подскочила, как будто преступник в бегах. Кружащаяся голова закружилась еще сильнее, и Лекси чуть не упала прямо там, где стояла. Пройдя по бежевому ковру, она посмотрела в глазок. За дверью стоял Джимми, и Лекси быстро впустила его, а затем прижалась спиной к двери. Это Джимми посмотрел новости и предупредил ее о быстро растущем скандале. Она не могла поехать домой или хотя бы к родителям. И чувствовала себя кротом из игры «Ударь крота», не смеющим высунуть голову наружу. И они с Джимми решили, что у нее есть всего два выбора:

1. Не высовываться.

2. Попытаться смешаться с местными.

— Тебе лучше? — спросил Джимми, оглянувшись.

Этим утром на нем был какой-то растянутый свитер и поношенные вельветовые брюки. Если бы жизнь Лекси не стала такой запутанной, она могла бы, в самой мягкой форме, дать Джимми совет: сжечь его одежду, чтобы спасти себя и окружающих от этого ужаса. Но ее жизнь совсем запуталась, и Лекси ответила:

— Нет! Люди будут звонить Ходе и Кэти Ли, если увидят меня. — Она с трудом сглотнула.

— Как в той книге «Где Уальдо»? — Джимми покачал головой и перевернул пластиковый пакет над кроватью. — На тебя охотятся, как на Покемона.

Нелепый тихий смешок слетел с губ Лекси, и она прижала руку ко рту. Это было хуже, чем Уальдо или крот.

— Покемономаньяки.

Содержимое пакета рассыпалось по кровати.

— Что ж, Пикачу, если тебе станет легче, никто в супермаркете Сэндспита или в «Вафельном домике» не говорит ни о чем, кроме палтуса весом в сто восемьдесят килограмм, которого кто-то поймал вчера. Хотелось бы взглянуть на него перед отлетом.

— «Вафельный домик»? Ты позавтракал? — Лекси не думала, что сможет что-то съесть сейчас, но желудок урчал всю ночь из-за того, что вчера она слишком нервничала, чтобы вспомнить о еде.

— Я принес тебе булочки и имбирный эль.

Лекси застонала, подходя к кровати. Упаковка пончиков с корицей, две баночки эля и мобильный телефон лежали там вместе с шампунем, зубной щеткой и пастой и какой-то одеждой.

— Я тут подумал… Очень вероятно, что кто-нибудь видел, как ты садилась в «Морского кузнечика» прошлой ночью. На озере было более оживленно, чем в другие дни, из-за всех этих туристов, приехавших в город, чтобы застать твою свадьбу. Вероятно, это только вопрос времени, прежде чем кто-нибудь поймет, что в летающую лягушку втиснулась вовсе не огромная зефирка.

Джимми прав, но мозг Лекси был слишком возбужден, чтобы думать о чем-то серьезней черных спортивных брюк, красной футболки с надписью «Дух Сэндспита» и пары подделок под «угги».

— Что, если кто-нибудь спросит об этом?

И рыбацкой шляпы.

— Не говори правды.

Хотя и не совсем обычной рыбацкой шляпы.

— Ты хочешь, чтобы я солгал?

Лекси подняла шляпу и повертела ее из стороны в сторону.

— Нет, отклонился от истины.

— Одно и то же.

Красная голова лосося торчала спереди шляпы, а хвост выглядывал сзади.

— Что за черт, Джимми? Я думала, мы решили, что я должна смешаться с местными. Я не могу смешаться, когда у меня рыба на голове.

Он пожал плечами:

— Классная шляпа.

И это сказал парень, который носит старый авиаторский шлем и защитные очки. Он вытащил пачку канадских долларов и передал их Лекси. Джимми был как шпион под прикрытием. Он возражал, чтобы Лекси использовала кредитку, которую можно отследить через минуту после платежа. Вместо этого он оплатил отель и снял деньги с собственной карты.

— Мне надо идти. Я вернусь за тобой и Шоном через два дня.

Лекси решила не спорить по поводу его вкусов в шляпах. Она была благодарна Джимми за помощь, да и в самом деле, что следовало ожидать от человека, который всегда одевается так, будто участвует в «модном поединке»?

— Спасибо. Я все верну. Обещаю. Не знаю, что бы делала без тебя. — Лекси обняла своего друга, он в ответ сжал ее в успокаивающем объятии. — Я перед тобой в огромном долгу. — Она сделала шаг назад и посмотрела Джимми в глаза, находившиеся на том же уровне, что и ее собственные.

— Я знаю, — ответил он с улыбкой. — Но для чего же тогда нужны друзья?

— Тебе вернуть куртку? — Лекси указала на кожанку, висевшую в маленьком шкафу.

— Нет. Заберу послезавтра.

— Еще раз спасибо.

У кожанки оказался оторван карман, но Лекси все равно была ей рада.

Джимми шагнул к двери и рассмеялся, открывая ее.

— Не влипни в еще большие неприятности, пока меня не будет.

— О, Боже, нет. — Лекси покачала головой. — Я не собираюсь покидать этот номер.

Она заперла за Джимми дверь и снова села в центр кровати. К обнаженному колену подкатилась банка эля, и Лекси взяла ее, открыла, потом отключила громкость на пульте. На ней была фланелевая рубашка, которую она позаимствовала у Шона предыдущей ночью. Неужели всего лишь вчера вечером она сбежала со своей свадьбы, запрыгнула в самолет Джимми и в итоге оказалась в Сэндспите? Неужели менее двенадцати часов назад она смотрела в зеленые глаза и на темную щетину мужчины, который выглядел так, будто спрыгнул с обложки журнала «Мен’с Хелф»? Неужели меньше двенадцати часов назад он отдал ей свою рубашку? Случилось так много, что казалось, будто прошли все сорок восемь часов.

Приземлившись в Сэндспите, они все упаковались в зеленую «субару». Ключи торчали в замке зажигания, и Лекси подумала, не стала ли теперь соучастницей большого ограбления или не была ли машина оставлена у причала для Шона. Она склонялась к последнему варианту, но к тому времени была слишком усталой и замерзшей, чтобы переживать об этом. Шон высадил Лекси и Джимми у «Харбор Инн» даже не попрощавшись. Лекси бы не удивилась, если бы он оставил после себя запах жженой резины в воздухе.

Он ничего не был ей должен. Он помог ей с платьем, предложил выпивку и свою рубашку, но… было бы мило, если бы Шон дождался, пока Джимми зарегистрируется, прежде чем унестись прочь, как будто уезжал с места преступления, оставив Лекси прятаться снаружи в ее Лабутенах, фланелевой рубашке и кожанке Джимми. Лекси глотнула эля и поморщилась. Имбирный эль всегда напоминал ей, как она болела в детстве. Вчера Лекси не только выглядела как низкопробная шлюха, но и чувствовала себя сбежавшей из тюрьмы заключенной, прячась в кустах, и не могла просто войти в фойе отеля и попросить номер.

Вместо этого она ждала за углом здания, пока Джимми снимет два номера. Двери каждой комнаты выходили на парковку. Лекси не думала, что кто-то видел, как она зашла в седьмой номер, по крайней мере, надеялась на это. Особенно теперь, когда Хода и Кэти Ли начали на нее охоту. Рядом с рыболовной шляпой лежал телефон с предоплаченным временем. Лекси смотрела на него с раздражением и ужасом, но не смогла сопротивляться неизбежному и взяла его. Сердце бешено стучало, когда она набирала номер, и с каждым гудком этот стук отдавался все громче у нее в голове.

— Алло.

Уголки губ Лекси задрожали, голос прервался.

— Привет, пап.

— Лекси? Где ты?

— Сэндспит, Британская Колумбия.

— Где?

Лекси почти улыбнулась:

— Это маленький город в проливе Хекате.

Воцарилась тишина, потом отец сказал:

— Это же чертовски близко к Аляске. Как, черт возьми, ты туда добралась?

— Джимми Паньотта и «Морской кузнечик».

— Летающая древесная лягушка?

— Ага. — Из глаз потекли слезы. — Я не могла выйти замуж за Пита.

— Что ж, ты чертовски постаралась, чтобы этого избежать. — Тон голоса отца стал ниже и злее. — Я предполагаю, с этим нелепым дельцем тебе помогла Мари.

— Да, но в этом нет ее вины.

— Было бы чертовски проще, если бы ты сказала мне или своей матери, что не можешь выйти за этого слабовольного осла, вместо того чтобы заставлять всю семью мучиться от неизвестности. — Лекси слышала, как гнев отца становится все сильнее, и знала, что неизбежное вот-вот произойдет. — У ворот нашего дома разбили лагерь репортеры, два идиота выскочили из-за машин на парковке в «Кей Арена»! Мы с твоей матерью всю ночь ждали вестей от тебя! Мы не знали, в Сиэтле ты или в Мехико, а может, в самом деле уехала в Швецию в этот раз.

— Прости, — чуть слышно прошептала Лекси и замолчала.

— Ты убежала вместо того, чтобы собрать яйца в кулак и разобраться с колоссальной заварушкой, которую устроила!

— У меня нет яиц, пап.

— Иисусе, Алексис! — выпалил он перед тем, как случилось неизбежное и слова превратились в длинный поток нечленораздельной брани.

Лекси почти слышала, как из ушей отца валит дым.

Она ненавидела злить родителей. У них была идеальная жизнь. И Лекси пыталась сделать свою идеальной тоже, но, кажется, всегда терпела неудачу. Особенно когда действовала без продуманного плана.

— Мне жаль. — В глазах защипало от слез, в груди, прямо рядом с сердцем, зародились рыдания. — Все произошло та-а-а-ак быстро. Я чу-у-увствовала себя в ловушке.

— Не плачь, — сказал отец, отчего Лекси заплакала еще сильнее. — Ты никого не убила. — Он помолчал, потом добавил: — Ведь так? — Как будто вероятность убийства все же существовала.

— Не-е-ет. — Она подтянула колени к груди. — Мне ну-у-ужно бы-ы-ыло со-о-обрать яйца в кула-а-ак.

— Милая, у тебя нет яиц.

Взрыв отца становился неизбежным, когда его слишком выводили из себя. А последняя «колоссальная заварушка» точно относилась к этой категории. Слишком. Но взрывы отца всегда быстро затихали.

— Ка-а-ак мама?

— Обеспокоена. Испугана. Злится, но как будто она сама никогда не сбегала со свадьбы. — Лекси услышала усмешку в его голосе и немного расслабилась. — Она терпеть не могла твое платье.

— Я тоже.

— Когда ты вернешься?

Лекси прерывисто вздохнула:

— Послезавтра. Над-деюсь никто не увидит, как я возвращаюсь. И с вами по соседству, и у моей квартиры не б-будет журналистов.

— Мать будет ждать тебя здесь. Но я буду в Питтсбурге.

Лекси глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

— Я уверена, ты надерешь задницы «Пингвинам», — умудрилась выдавить она без рыданий.

— А я не уверен. У нас просела линия обороны, а новоприобретенный суперснайпер не выйдет на площадку. Сказал, что у него неотложное семейное дело, но, вероятно, ему просто нужно время, чтобы увлажнить свою шевелюру.

В первый раз за последние дни Лекси засмеялась. Она знала, что отец думает по поводу игроков, слишком озабоченных своими прическами. И также знала, что отец ненавидит хвастунов.

Очевидно, что мистер Суперснайпер был и тем и другим и заслужил двойную дозу презрения.

— Чертовы нытики. Хотел бы я «поправить» его улыбку и посмотреть, насколько наглым он будет без передних зубов.

Лекси могла бы напомнить, что некоторые из зубов отца заменены на керамические и титановые импланты. Вместо этого она пожелала узнать:

— Как там моя Ням-Ням?

— Ты и маленькие собачки.

Она знала отца и знала, что он качает головой, говоря о ее китайской хохлатой. Он отказывался называть песика по имени и вместо этого звал его «голым нытиком».

— Ты подарил мне мою первую маленькую собачку, — напомнила Лекси. — Помнишь Понго?

— Конечно. Он все время дрожал и был жалким, и доставил мне неприятности с твоей мамой.

Понго был ее первой маленькой чихуахуа и любил отца. И несмотря на то, что тот заявлял обратное, его неприязнь к собачкам-«нытикам» была просто ширмой, за которой пряталась слабость его сердца.

— Тебе нужно было назвать его Проблема, — говорил он о песике, который бегал за ним, как хоккейная фанатка. Несмотря на то, что его называли «нытик», а то и похуже, Понго любил ее отца. А в день, когда Понго умер, было трудно сказать, кто подавлен сильнее, Лекси или отец. — На самом деле, тебе нужно было называть Проблемой всех своих собак из-за всего бардака, который они создавали. — Он помолчал, потом добавил: — Послушай, Лекси, ты слишком милая. И импульсивная, и у тебя большое сердце, которое заводит тебя во всякие неприятности. Это ты унаследовала от матери.

Лекси больше не была импульсивной.

— Где мама? — Ну, за исключением недавнего случая.

— Ты же знаешь свою мать. Ни один репортер не может заставить ее прятаться. Она повезла Джон-Джона в школу, где, я уверен, над ним будут насмехаться, как ненормальные. Но он стойкий, выдержит.

У ее отца тоже было большое сердце, Лекси знала. Просто он очень хорошо это скрывал.

Еще через несколько секунд Лекси закончила разговор. Нужно было позвонить матери. Она могла бы набрать номер ее мобильного, но хотела побыть пару мгновений в тишине, прежде чем начнет еще одну эмоциональную беседу. Из двух родителей мама будет с ней более сурова. Не важно, что она сама сколько-то лет назад сбежала со свадьбы.

Лекси заслужила это после того, во что их втянула, но не горела желанием услышать разочарование, которое, она была уверена, прозвучит в мягком южном голосе мамы. Не разочарование из-за того, что Лекси не вышла замуж, а разочарование из-за того, что она попала в большую переделку.

Лекси бросила телефон на кровать и задумалась о своей нынешней ситуации. Был ли ее отец прав? Была ли она слишком милой? Ну, она ненавидела причинять людям боль и иногда ставила чужие чувства выше собственных.

Она легла на кровать и закрыла глаза, чувствуя потребность бежать, хотя хотела свернуться клубочком и спрятаться под одеялом. Сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Нужно прочистить голову и успокоить нервы, и она уставилась в потолок. Взгляд сфокусировался на чем-то похожем на медузу, прилипшую к поверхности. Дальше различились акула без хвоста, кошачья лапа и олень с семью ногами. Нервы и разум успокоились достаточно, чтобы Лекси смогла думать о нынешней ситуации, о том, что сделала и как оказалась в номере отеля в Сэндспите, Британская Колумбия. Ей не требовалось думать слишком усердно. В основном все сводилось к одной и той же мысли.

Лекси Ковальски любила угождать людям. Она принимала неправильные решения и поддерживала ненужные ей планы из страха кого-то разочаровать. В этот раз ей не хотелось разочаровывать продюсеров реалити-шоу или Питера Далтона, или миллионы фанатов «Давай поженимся!». Страх всегда заставлял ее пренебрегать собственными чувствами. Мари звала ее «эмоциональным топором». Лекси не знала, зашло ли все так далеко, но знала, что внутри у нее боролись несколько противоречий.

1. Ответственная.

а. Безрассудная.

2. Любит организованные планы.

а. Слишком импульсивная.

3. Пассивный человекоугодник.

а. Экстремально честолюбивая.

4. Ненавидит поражения.

а. Но любит спортивные награды.

Честолюбивая сторона поощряла ее бежать быстрее, играть лучше и бросать через бедро других невест из «Давай поженимся!». В обычной ситуации Лекси бы почувствовала себя ужасно, когда «случайно» ударила Уитни Сью по голове во время состязания, но она фокусировалась на выигрыше романтического свидания с Питом. Свидания, которое было каким угодно, только не романтическим. Не с персоналом съемочной группы, расположившимся в нескольких сантиметрах от них.

Пит. Она не хотела думать о нем и осматривала потолок, пока не различила что-то, что казалось похожим на муравья, прыгающего со скалы. Лекси не нравилось думать, что Пит в самом деле любит ее. От одной мысли сердце начинало колотиться, а нервы натягивались, и приходилось сильнее концентрироваться на разных узорах на потолке, чтобы занять мозги.

Лекси села и взяла шампунь с кровати. Волосы были липкими и спутанными из-за прошлой ночи, и она прошла в маленькую ванную комнату. Джимми забыл кондиционер, и на короткое мгновение Лекси подумала добежать до магазина. Без кондиционера волосы у нее станут пепельными. Но мысль о том, что ее могут заметить, вытеснила мысль о кондиционере из головы.

Лекси включила душ и расстегнула рубашку, которую ей дал Шон. Мягкая ткань, пахнувшая лесом с легкой ноткой мускуса, скользнула по обнаженным плечам и упала у ног. Лекси сняла белые трусики и взяла их с собой в душ, простирнула тонкой плиточкой отельного мыла и повесила на полотенцесушитель. Пока теплая вода струилась на ее волосы, Лекси думала обо всем, что ждало ее дома, особенно о любви своей жизни — Ням-Ням. Не имеет значения, что происходило, она всегда могла рассчитывать на любовь в глазах своей маленькой собачки.

В первый раз Лекси увидела китайскую хохлатую два года назад, когда принесла еду в приют для животных. Было невозможно не заметить голого маленького песика с черной кожей в белых пятнышках. Белая шерсть торчала из ушек, а хвостик и лапки покрыты длинными волосками. Собачка дрожала, как будто замерзла, а черные глазки были полны боли и грусти.

Лекси не могла пройти мимо не только собак, но и всего больного и беспомощного. Ням-Ням была и тем и другим. Шестимесячный щенок гавкнул, когда Лекси зашла. Вместо того, чтобы заплатить две тысячи и разобраться с врожденным вывихом подколенника, владельцы собачки сдали ее в приют. Лекси с радостью забрала песика и оплатила операцию. Она помогла щенку реабилитироваться и все время повторяла, что собачка просто ням-ням, чтобы поднять той самооценку. Лекси сшила щенку одежду, чтобы ему было тепло, и построила пандус, который выглядел как модный подиум, чтобы минимизировать нагрузки на собачьи колени. С этого она начала создавать «Гардероб Ням-Ням» — специализирующийся на товарах для животных бизнес онлайн, которым управляла из своей квартиры. Два года спустя бизнес вырос втрое, а вещи по ее дизайну отшивали в маленькой компании в Марисвилле. Она выбрала место для оффлайн магазина и находилась в процессе выбора краски и обоев.

Лекси намылила волосы шампунем и вымыла все тело. Было так хорошо смыть последние капли макияжа и мусса, которые остались от предыдущего дня. Телевизор продолжал работать без звука, вода капала с волос, желудок забурчал, напоминая, как мало она ела в последние двадцать четыре часа. Лекси не относилась к тем девушкам, которые заказывали салат и никогда его не съедали.

Как и мать, она любила готовить и поддерживала в тонусе свои ягодицы и бедра регулярными упражнениями. Уголки губ Лекси опустились, когда она посмотрела на пончики и эль, лежавшие на кровати. Она или потеряет сознание от голода, или сойдет с ума. А может, все вместе. Джимми сказал что-то о закусочной, и мысль о вафлях с голубикой и кленовым сиропом заставила ее почувствовать себя еще более слабой от голода. Бекон и яйца, и кофе. Настоящий кофе. А не слабая бурда из баночки в номере отеля.

Лекси перевела взгляд от пончиков к экрану телевизора. Может, пока она была в душе, страна потеряла к ней интерес. Может, она могла бы выбраться из своего номера и наесться вафлями с беконом. Может, ей уже не нужно прятаться в седьмом номере.

На экране появилось вступление к четвертому часу шоу «Сегодня», пока камера показывала крупным планом Ходу и Кэти Ли, сидевших за стеклянным столом. Под именами ведущих в нижней трети экрана бегущая строка гласила: “И где же невеста из «Давай поженимся!»?”

— Добро пожаловать, — начала Кэти Ли. — Это розыгрыш в пятницу, и мы даем телезрителям шанс выиграть путешествие в Канкун.

— Чтобы принять участие, — добавила Хода, — позвоните по номеру, указанному внизу, и дайте нам знать, если вы где-то видели Лекси Ковальски.

А может, и нет.

ГЛАВА 5

Любовь с первого взгляда заслуживает того, чтобы приглядеться еще разок

— Не работает.

Лекси Ковальски подпрыгнула, как будто кто-то уколол ее булавкой, и из-под козырька нелепой шляпы посмотрела на Шона глазами глубокого голубого цвета.

— Что?

— Если ты пытаешься смешаться с местными, это не работает.

Не когда ее волосы торчат соломой из-под шляпы, которая выглядит так, будто сквозь голову Лекси плывет рыба.

— С чего ты взял, что я пытаюсь смешаться? — Она подняла чашку кофе и подула на него.

И не когда, несмотря на волосы и рыбу, она выглядит достаточно хорошо, чтобы разложить ее на столе и съесть.

— Я разговаривал с Джимми перед его отлетом. — Шон занял стул напротив Лекси в «Вафельном домике». — И слышал, что людям не терпится найти тебя.

В доме своей матери, прямо перед тем как сбежать от ее непрекращающихся жалоб на здоровье, он также видел, как весь состав «Точки зрения» говорит о Лекси.

Когда мимо прошла пара туристов в парках и резиновых рыболовных сапогах, Лекси наклонила голову и подняла руку, будто поправляя шляпу.

— На кону каникулы в Канкуне от Ходы и Кейти Ли. — Прикрывая лицо рукой, она спросила: — Ты собираешься меня сдать?

— Нет.

— Спасибо. — Лекси перекинула волосы через плечо и выдохнула, будто почувствовала облегчение от его ответа.

— Я был в Канкуне много раз. — Шон опустил глаза, когда локон скользнул обратно через плечо Лекси и остался лежать на рыбе, нарисованной на футболке. Скульптура «Дух Сэндспита» была гордостью общины и первым, что туристы видели, когда приземлялись в аэропорту, но растянутый на большой груди Лекси лосось походил скорее на кита. — Это не самое мое любимое место отдыха.

Подошла официантка, и Шон замолчал, пока та ставила тарелку с вафлями и беконом и бутылочку с сиропом.

— Принести тебе что-нибудь, Шон? — спросила она.

На официантке была флисовая безрукавка поверх красной водолазки и немного криво сидевшие очки, сквозь которые она смотрела на Шона. Тот был уверен, что официантка — подруга его матери, но не мог вспомнить ее имени. Было уже за полдень, так что он заказал «Молсон», чтобы облегчить пульсацию в голове, и взглядом скользнул к бейджику официантки.

— Спасибо, Луиза.

— Не за что. — Она посмотрела на верхушку «рыбной» шляпы Лекси. — Могу я принести вам что-то еще?

— Кофе, пожалуйста.

Шон продолжил беседу, глядя, как Луиза уходит.

— Вот если бы кто-нибудь предложил путешествие на Косумель… — Его взгляд вернулся к Лекси. — Это был бы совсем другой разговор. Мне бы пришлось сдать тебя ради шанса провести каникулы на Косумеле.

— Серьезно?

Нет.

— Ага. В южной части острова есть маленький бар, в котором подают самое холодное пиво, заводят лучшее регги и поощряют женщин ходить топлесс.

Уголки ее полных поцелуй-меня-детка губ неодобрительно опустились, пока длинные пальцы с короткими бледно-розовыми ногтями открывали сироп.

— Крутяк.

— И это слышишь от женщины, которая гонялась за свиньями на национальном телевидении.

— И победила. — Она накапала сиропа в глубокие квадратики на вафлях. — И должна добавить, не сильно при этом испачкалась.

Шон откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, обтянутой серой рубашкой «Хенли».

— Я не знал про грязь. Шоу я не смотрел.

Лекси поставила кувшинчик на стол и взглянула на Шона.

— Тогда как ты узнал про свиней?

— Увидел в рекламе.

Она положила бумажную салфетку на колени и взяла вилку и нож. Один кусочек вафли, и Лекси вздохнула: глаза прикрыты, уголки губ приподняты, как будто она была в раю.

— М-м-м. Как хорошо.

Или испытывала оргазм. Проклятье.

Лекси сглотнула и открыла глаза.

— Ты не смотрел шоу?

— Нет, — ответил Шон, когда официантка поставила его пиво на стол.

— Как у твоей мамы дела с этой ее диффузной поджелудочной?

Шон просто улыбнулся, как делал всегда, и посмотрел в лицо женщине, возможно, постаревшей раньше времени из-за жесткого пропитанного солью воздуха.

— Лучше.

— Она, наверное, испытывает ужасную боль.

— Уверен, она полностью поправится.

Как и всегда.

— В прошлый раз я видела ее на… — Луиза замолчала, задумавшись. — Боже, вероятно, это было на ярмарке в октябре. Она упоминала, что может переехать в Штаты с тобой.

И именно поэтому Шон в Сэндспите. Удостовериться, что мать не переедет.

— Она просто не переносит зимы. Бедняжка. — Луиза чуть прищурилась, как будто пыталась понять, почему женщина, которая ест, как дровосек, кажется знакомой. — Она совершенно точно гордится тобой.

Шон наблюдал, как Луиза наблюдает за Лекси, верхняя часть лица которой была скрыта от взглядов полями «рыбной» шляпы.

— Я скажу маме, что вы спрашивали про нее.

— Хорошо. — Луиза нахмурилась и повернулась, чтобы уйти. — Приятного аппетита.

Шон посмотрел через плечо, как она удаляется.

— Уверен, она тебя не узнала.

Он повернулся обратно к Лекси, все еще сидевшей с опущенной головой. И наблюдал за ее губами, пока она спрашивала:

— Насколько уверен?

— Вполне.

— Не очень-то убедительно. — Лекси медленно подняла голову, тень от шляпы скользнула вверх по ее щекам и носу к глазам глубокого синего цвета. — Что такое диффузная поджелудочная?

Выдумка.

— У нее нет диффузной поджелудочной. Луиза ошибается. — Шон взял свое пиво и сделал глоток.

— Что с ней не так?

Пожав плечами, Шон поставил стакан на стол.

— Мы говорили о тебе и этом идиотском шоу, — сказал он, чтобы сменить тему разговора с придуманной болезни его матери.

— Не нужно мне было идти на это дурацкое шоу. — Она промокнула губы бумажной салфеткой и взяла чашку с кофе. — Лучше б нашла какой-нибудь другой способ для продвижение «Гардеробчика Ням-Ням». — Она отрезала кусочек вафли и положила в рот.

Точно. Шон вспомнил, что вчера, сквозь завесу из вуали и пышной ткани, она говорила что-то о бизнесе по пошиву собачьей одежды.

— Скорее тебе не следовало становиться победительницей.

Лекси пожала плечиком, соглашаясь, и разложила салфетку на коленях.

— Я очень честолюбива. — Взяла еще кусочек вафли и прожевала его. Капля сиропа осталась у нее на нижней губе.

Да, об этом Шон слышал.

Он наблюдал за каплей несколько секунд, прежде чем Лекси ее слизнула.

— Я унаследовала это от отца. Он играл в хоккей за сиэтлских «Чинуков» и заслужил отличную репутацию за свои голы и драки.

Шон знал это. И частично именно поэтому искал Лекси.

— Его зовут Джон Ковальски. Если ты живешь в Сиэтле, ты о нем мог слышать.

— Большинство людей слышали о Джоне.

Впервые Шон получил от тренера на орехи в ту же неделю, когда переехал в Сиэтл и надел свитер «Чинуков».

Шон забил хет-трик в игре против «Акул». Тренер затащил его в свой офис, чтобы вставить по полной.

— Черт подери, Нокс, — сказал он, тыча пальцем Шону в лицо. — Это командный спорт. И твоя наглая самореклама чертовски неуважительна.

Шон слышал такое и прежде, но своим мастерством подтверждал слова действиями, и фанаты обожали, когда он ехал верхом на клюшке, забив гол. Всего три вечера назад Ковальски снова вставил Шону по полной. Тот забил победный гол на последних пяти секундах игры и проехался верхом на клюшке с одного конца площадки в другой.

— Моего отца многие уважают. — Лекси откусила еще кусочек и проглотила.

— Он великий игрок. — Шон мог это признать.

— Да. И великий человек.

Вот это уже вряд ли.

— Его сердце — это просто огромная зефирка.

А это точно нет.

— Пока ты не узнаешь его темную сторону. — Лекси наколола на вилку еще кусочек вафли. — Если ты затронешь его темную сторону, он достанет тебя. — Она замолчала, чтобы прожевать. — Но такое редко случается. Человек должен совершить что-то действительно ужасное, например, украсть у бедняков. — Она взяла чашку с кофе. — Когда мне было десять, он поймал парня, пытавшегося ограбить ящик сбора денег для Армии спасения. Так вот, отец бросил его через спину и показал, где раки зимуют. — Она поднесла кружку к губам и добавила, подув на кофе: — Он ненавидит нахальную саморекламу так же сильно, как я ненавижу тех, кто бьет собак. — Поставив кружку на стол, она посмотрела на Шона. — Ты не говорил, чем зарабатываешь на жизнь.

Значит, Шон находился в той же категории, что и люди, которые бьют собак?

— Ничего настолько захватывающего, как гонки за свиньями и побег со свадьбы. — Он отпил пива и слизал пену с верхней губы.

Прошлой ночью невежество Лекси относительно Шона казалось смешным. Как некая шутка для знатоков. Не говоря о том, что за несколько часов до завтра с Лекси Шон беседовал с Джимми насчет определенного свадебного платья и отлетающих пуговицах

При свете дня это уже не казалось таким смешным. Сегодня Шон искал Лекси, чтобы сказать, что он играет в «Чинуках». Это не было секретом, и она обязательно об этом узнает. Он искал ее, чтобы признаться, еще и потому, что прошлым вечером были определенные моменты, о которых она бы не захотела рассказывать отцу. Шон думал помочь Лекси, потому что был милым парнем, но теперь она назвала его ворующим, бьющим собак пижоном, и он не чувствовал желания помогать ей или врать.

— Что твоя родня думаем о том, что ты стала сбежавшей невестой?

— Они несчастны. В ужасе. Обеспокоены. — Она посмотрела в сторону и взяла еще кусочек вафли. — Когда отец провел мне свою приветственную головомойку, ему полегчало. Но мама… — Она пожала плечом. — Она счастлива, что я не вышла за Пита, но обижена, что я не пришла к ней, вместо того чтобы сбежать.

Шону это казалось разумным.

— А что твои родные думают о твоем участии в шоу? Гонки за свиньями и борьба за этого Пита?

— Я не разговаривала с ними, пока шли съемки, но, конечно, могу догадаться. — Она положила вилку и взяла чашку с кофе.

— Тебе нельзя было общаться с ними?

— Да, мы могли делать всего один звонок в неделю по телефону в доме проекта, и все это записывалось. Я не хотела, чтобы они записали, как моя мама плачет, а отец ругается по свиному телефону.

— Свиному телефону?

— Стационарный телефон в форме свиньи. — Лекси отпила кофе. — Он был розовый и хрюкал вместо звонка.

Ну конечно.

— А что родители думают о твоем женихе?

— Отец считает Пита нытиком.

— А он нытик?

— Не знаю. — Она пожала плечом. — Мама не могла перестать плакать и думать о том, что я не должна выходить за мужчину, которого не знаю. Она была права. У нас было всего два свидания, но мы не были на них наедине. Там была вся съемочная команда.

— Прикалываешься?

— Нет. Некоторые из девушек встречались с ним наедине в его частном «Свинарнике». — Отдельное бунгало в поместье, которое вмещало спальню Пита, образно называли «Счастье до поросячьего визга». — Я в «Свинарник» не ходила никогда.

— Еще разок. — Шон подался вперед. — Ты прикалываешься?

— Нет. Я не хотела унижать моих родителей или компрометировать себя.

Его шокировало вовсе не это.

— Ты собиралась выйти замуж за мужчину, которого не знала и с которым не провела ни секунды наедине?

— Я знаю, это звучит ненормально. — Лекси посмотрела из-под своей «рыбной» шляпы на картину кораблекрушения, висевшую на стене позади Шона, как будто хотела собраться с мыслями. — Но все шоу было ненормальным. — Она нахмурилась. — Нас просто закружило в нем. По крайней мере меня.

Шон поднял палец.

— Твои родители не хотели, чтобы ты выходила за него. — Поднял второй. — Ты не хотела выходить за него. — Затем третий. — Так какого черта ты собиралась выйти за него?

Лекси перевела взгляд на Шона и сказала, как будто это имело какой-то смысл:

— Наши фотографии были на посудных полотенцах, когда началось обсуждение.

Какое обсуждение? И что, черт возьми, такое посудные полотенца?

— Нам удалось побыть несколько мгновений наедине, пока съемочная бригада упаковывала свои вещи. Например, после состязания по серфингу. — Лекси сделала еще глоток и покачала головой. — В тот день он казался очень унылым. Как будто кто-то забыл посыпать пудрой его праздничный торт. — Она наморщила нос. — Мы были на пляже, и я очень старалась не смотреть на его раздражающе длинный ноготь на ноге.

— Что?

— Это должно было стать первым намеком на то, что я не могу выйти за него. — Она поставила кружку на стол. — Потом он сказал, что ему не нравятся маленькие собачки. Такое обычно можно рассматривать, как помеха для сделки.

Ногти на ногах и неприязнь к маленьким собачкам, вероятно, были самыми меньшими проблемами у этой парочки.

— Много кто не любит маленьких собачек.

Лекси вскинула бровь.

— По моему опыту, мужчины, которые не любят маленьких собачек, кое-что компенсируют.

Наклонившись вперед, Шон взял свой стакан.

— И что же?

Он знал, что Лекси имела в виду, просто хотел услышать, как она скажет это.

Под полями шляпы глаза у нее забегали, как будто она была преступником в комнате полной копов. Щеки порозовели, и Лекси понизила голос, как будто собиралась сказать нечто шокирующе вульгарное:

— Маленький пенис.

И все? Пенис? Шон ненавидел слово «пенис». Оно казалось маленьким.

— Не у всех мужчины, не любящих маленьких собак, детское «хозяйство».

— И сколько таких мужчин ты знаешь?

Только себя. И у него не было проблем с «хозяйственным отделом». Шон сделал большой глоток пива, потом попросил:

— Объясни мне еще раз. Какого черта ты едва не вышла замуж за унылого парня с некрасивыми ногтями на ногах и маленьким членом?

— Ну, если ты любишь…

— Не говори мне, что ты любила этого парня, — перебил Шон. — Это так не происходит.

Глаза Лекси округлились.

— Сколько раз ты влюблялся?

— Прямо чтобы захотеть жениться?

— Да.

— Никогда.

— Тогда тебя нельзя считать специалистом.

— Я и не говорю, что специалист. Мне просто любопытно, как такая девушка, как ты, оказывается помолвлена с мужчиной, которого даже не знает.

— Как я?

Помня о ловушках, которые женщины расставляют, чтобы сбить мужчин с ног, Шон аккуратно ответил:

— Не страшная.

— Давление. — Она откинулась на спинку стула. — И самовнушение, что это любовь с первого взгляда.

Шон фыркнул.

— Ты не веришь в любовь с первого взгляда?

— Нет. — Усмехнувшись, он покачал головой. — Я верю в желание с первого взгляда.

Шон смотрел ему прямо в лицо. Смотрел в лицо желанию и хаосу. Опасная комбинация.

Лекси вздохнула и откинула притворство в виде «может быть», «вроде как», «могла бы влюбиться».

— Я сказала себе, что, возможно, неправа насчет его унылости, и решила, что ему можно сделать педикюр. — Она положила нож с вилкой на тарелку и отодвинула остатки вафель. — Невозможно не влюбиться в Ням-Ням и… и мы могли бы компенсировать.

Шон покачал головой:

— Принцесса, ничем нельзя компенсировать маленький член.

— Однажды я встречалась с парнем и… — Ее голос упал, и она не закончила предложение.

— Вот именно.

Шон посмотрел на Лекси, которая в этой смехотворной «рыбной» шляпе выглядела абсолютно прекрасно. Шон Нокс сиживал напротив множества прекрасных женщин. Некоторые были просто как удар под дых и пиршество для глаз. Другие привлекали его внимание и оставляли хотеть большего. Лекси сочетала и то и другое: двойная доза соблазна, сдобренная скандалом высшей пробы. Это утраивало проблему. Ту, в которой он совсем не нуждался.

Чуть приподнявшись, Шон вытащил бумажник из поношенных «Левисов». Прошлым вечером он очень хорошо рассмотрел корсет Лекси. И подумал, что этот предмет одежды создан для первой брачной ночи, и мысль о том, как какой-то мужчина срывает корсет с нее, заставила Шона сорваться с гостиничной парковки, когда он высадил Лекси и Джимми.

Ему следовало установить некоторую дистанцию между собой и Лекси Ковальски, но вот где он в итоге оказался. Снова думает о ее нижнем белье и нежной коже.

— Я заплачу за твои вафли. — Шон вытащил банкноту и бросил на стол.

Он просто проверяет, как дела у дочери его тренера. Это правильно, и сделает его героем в глазах сокомандников.

— Ты уходишь?

Шон перевел взгляд от двадцатки к голубым глазам Лекси.

— Ага.

— Куда ты пойдешь?

Он выполнил свою обязанность.

— К своей маме?

— Возможно. — Засунув бумажник обратно в карман, Шон встал.

— Я была бы рада познакомиться с ней.

— Зачем?

Лекси тоже встала. Он не мог представить, почему кто-то по собственной воле подвергнет себя общению с Джеральдин Браун.

— Ну… она больна диффузным панкреатитом. Это кажется… тяжелым. Я могла бы помочь и… приготовить суп.

Суп не исцелит его мать от ипохондрии.

— Я отличная сиделка и хорошо общаюсь с людьми.

— Нет. Спасибо.

Лекси, отказавшись от предлогов вроде сиделки, умеющей готовить суп и общаться с людьми, схватила Шона за руку.

— Я умираю от скуки, но боюсь разгуливать по городу. Меня могут узнать.

Шон пробежал взглядом от макушки Лекси, вниз по «рыбной» шляпе и рубашке до мешковатых штанов, заправленных в уродливые сапоги. Он не был специалистом в женской моде, но ненавидел мешковатые штаны и чертовы угги.

— Если мне придется провести все время запертой в номере, я сойду с ума.

Шон ничего ей не был должен. Черт, он уже отдал ей свою рубашку и заплатил за ее завтрак. Мысль о том, как Лекси будет болтать с матерью, заставила его нахмуриться.

Лекси распахнула глаза шире и сжала его руку сильнее.

— Я посмотрела весь сериал «Мотель Бейтсов».

На несколько секунд Шон задумался, опустив взгляд к ее ладони, обхватившей его руку. Лекси стала бы свеженьким мясом для его матери, которая повторяла снова и снова свои предсмертные рассказы всем, кто находился от нее на расстоянии крика. Если он привезет Лекси к матери, та перенесет на нее все внимание.

Когда он не дал немедленного ответа, Лекси приняла это за согласие, ее губы изогнулись в улыбке, глаза засияли. Она отпустила Шона и взяла поношенную кожанку, которая, должно быть, принадлежала Джимми, надела ее и вышла вслед за Шоном из закусочной. Свежий снег хрустел у них под ногами, изо рта вылетали облачка пара, пока они шли к «субару» матери Шона. Он открыл пассажирскую дверцу, когда Лекси засунула руку под рубашку. Дыхание застряло у Шона в горле. Между ним и Лекси зависли маленькие облачка пара.

— Гигиническая помада, — сказала она, как будто это все объясняло. Затем пошарила между своих грудей и вытащила тюбик помады. — У меня нет сумочки и карманов в штанах. А в куртке вместо карманов огромные дыры.

Она намазала губы бальзамом с запахом меда.

— Что еще у тебя там? — Шон чувствовал соблазн посмотреть самому.

— Телефон, который Джимми мне купил. — Она засунула желтый тюбик обратно под рубашку. — Не пугайся, если услышишь «Сумасшедший поезд» из моего лифчика. Это мой рингтон. Он казался подходящим. — Она забралась в машину и добавила: — Спасибо за то, что разрешил составить тебе компанию. Я не буду мешать. Обещаю.

И она нарушила это обещание еще до того, как Шон выехал с парковки.

— Можем мы остановиться где-нибудь, чтобы я могла купить несколько бутылок воды?

— Я думал, ты не будешь мешать.

Они остановились у магазина, где Лекси повесила на руку синюю пластиковую корзину и положила туда две бутылки воды, упаковку крендельков, мятные леденцы, тушь и мазь от прыщей.

— Спасибо, Шон. — Она улыбнулась, когда они отъезжали от магазина. — Теперь я не доставлю тебе никаких сложностей.

Шон сомневался в этом. От макушки «рыбной» шляпы до подошв уродливых сапог Лекси Ковальски была одной сплошной сложностью. Такой, которую… «Все на борт!» — заорал Оззи Осборн из буферов Лекси. Шон случайно дернул руль и едва не съехал с дороги. Оззи смеялся как лунатик, когда Лекси полезла под рубашку. «Я, я, я, я…»

Лекси вытащила телефон и посмотрела на него, прежде чем ответить.

— Привет, Мари. Да? Джимми дал тебе этот номер? — Она послушала несколько секунд, потом сказала: — Сэндспит, Британская Колумбия. — Последовала краткая пауза, затем она медленно сказала: — Сэндспит… Британская Колумбия… Нет. Сэнд… спит. — Она произнесла название по буквам, затем засмеялась: — Я знаю, так?

Шон выехал на двухполосную дорогу и вычислил по одностороннему разговору, что на другом конце линии находился водитель клоунской серебристой машинки. Лекси почесала голову под «рыбной» шляпой.

— Я буду дома послезавтра, — сказала она, когда Шон свернул на гравийную дорожку. — Заходи, и мы откроем бутылочку вина и закажем еду навынос… Ладно. Тоже люблю тебя. Она закончила разговор, и телефон вернулся обратно под рубашку. Затем Лекси обхватила свои груди и поправила.

— Ты в порядке?

— Да. — Она приподняла одну, потом вторую.

Шон заставил себя отвести взгляд от ее рубашки, пока объезжал старый дом, который когда-то был главным приютом КОА. Он остановился и посмотрел на Лекси, которая поправила грудь в последний раз.

— Помощь нужна?

Лекси взглянула на него, моргнула, как будто забыла, что не одна, потом сказала:

— Я справилась.

— Что у тебя там, кроме телефона и гигиенической помады? — И больших буферов.

— Парочка канадских долларов, несколько десяток. — Она опустила руки. — Мое водительское удостоверение и ключ от номера.

Деньги и ключ от номера.

— А фонаря, как у Мэри Поппинс, у тебя там нет?

— Хотелось бы мне иметь волшебный чемодан вот прямо сейчас. — Лекси не стала ждать, пока Шон подойдет, чтобы открыть ей дверцу. — Я бы вытащила оттуда мою косметичку, хороший шампунь и черную клоше. — Шон понятия не имел, что такое клоше, и не думал, что хочет это узнать. — И нижнее белье.

А вот о нижнем белье он кое-что знал. Особенно обо всех этих кружевных штучках, которые носили модели из «Виктории Сикрет».

Шаги Лекси по снегу и гравию казались непривычно громкими, когда она шла за Шоном к черному входу. Он подумал, должен ли рассказать ей о своей матери. Дать несколько коротких предупреждений. Но как он мог объяснить Джеральдину Браун? В прошлом Шон пытался, но люди обычно не верили, когда он говорил, что болезни его матери — просто актерская игра. Что она находится на смертном одре, по крайней мере, дважды в год. Это звучало ненормально, потому что и было ненормально. Если Шон говорил об этом, люди начинали и его считать ненормальным. Или так, или жестокосердным сукиным сыном, который не заботится о своей умирающей матери.

Дверь скрипнула, когда Шон открыл ее, Лекси зашла за ним в дом. И Шон тут же вспомнил, почему перестал приводить друзей домой еще в двенадцатилетнем возрасте. Пузырьки с таблетками и уйма лекарств, отпускаемых без рецепта, занимали почти всю столешницу. И прямо как когда он был ребенком, шею и лицо залил жар.

— Шон?

Он остановился в центре маленькой кухни, пока так хорошо знакомый жар обжигал ему желудок. В детстве у него была самая постыдная мать в доме, или в школе, или среди сидевших на трибунах.

— Это ты? Ты вернулся?

Вдохновением для последней болезни стало посещение медицинской клиники, где медсестра посоветовала матери сдать глюкозотолерантный тест на панкреатит.

— А ты ждала еще кого-то?

Шесть месяцев назад мать пошла к доктору по поводу чешущегося глаза, а покинула кабинет, находясь на краю могилы. Снова. В тот раз в ее дверь постучала ангина, и мать, конечно же, открыла.

Шон зашел в гостиную и в некотором роде почувствовал облегчение, увидев, что мать лежит на раскладном кресле, укрытая одним из пестрых афганских пледов, которые она всегда вязала. У нее на голове была эласто-гелевая черепная шапочка, закрепленная

лейкопластырем на шее. Шон купил матери охлаждающий головной убор, когда у нее был «менингит». Какое отношение этот предмет имел к панкреатиту, оставалось загадкой. Которую Шон не собирался разгадывать.

— Я привел гостя, — сказал он, оглянувшись на Лекси. — Мама, это Лекси Ковальски. — Он не мог решить, какой головной убор выглядит глупее: «рыбная» шляпа или черепная шапочка. — Лекси, это моя мать, Джеральдина Браун.

Лекси обошла Шона и подошла к дивану.

— Так приятно познакомиться с вами, миссис Браун. — Она действительно взяла его мать за руку и похлопала по ладони.

Джеральдина повернула голову, изучая Лекси.

— Ты не местная.

— Нет. Я живу в Сиэтле.

— Что ж, Шон. — Мать перевела взгляд с лица Лекси на лицо сына. — Ты не говорил мне, что приведешь… особенного друга?

Лекси не была никем особенным.

— Сюрприз.

— Так и есть.

Лекси отпустила руку его матери, и Шон почти уверился, что та узнала невесту из «Давай поженимся!». Джеральдина Браун смотрела телевизор в режиме нон-стоп, а Лекси была горячей новостью. Его мать ни словом не упомянула про шоу, и подозрения Шона возросли.

— Как долго вы двое знаете друг друга?

Лекси оглянулась на Шона, и они ответили одновременно:

— Какое-то время, — столкнулось в воздухе с: — Недолго.

Глаза Лекси расширились.

— Какое-то время, но иногда кажется, что мы только что познакомились, — сказала она, потом снова повернулась к его матери. — С вами случалось подобное?

— Лишь однажды. Отец Шона был любовью всей моей жизни. Я чувствовала, будто знала его целую вечность, но все же недостаточно долго. — Она вздохнула для пущего драматического эффекта. — Мы были половинками одного целого, но он умер, когда Шону было два года.

Теодор Нокс был вторым мужем матери. Она выходила замуж еще и в третий раз.

— Соболезную.

Джеральдин умудрилась чуть наклонить голову:

— Спасибо.

Да ради Бога. Прошло двадцать пять лет.

— Уже вторая половина дня. Ты не голодна, мам? — спросил Шон, прежде чем мать пустилась в многословный рассказ о том, как отчаянно она пыталась вернуть к нормальному существованию любовь своей жизни после того, как тот упал с крыши «Принца Руперта».

Дядя Эйб всегда говорил, что мать Шона стала зависимой от внимания, которое получала, пока выхаживала своего умирающего мужа, и после этого превратилась в ищущего внимание ипохондрика.

— Меня слишком тошнит, чтобы есть. — Она подняла руку и поправила пластырь под подбородком. — А что ты хотел предложить?

— Я купил курицу, пасту, яблоки, бананы и зелень.

Его мать не верила в свежие овощи и фрукты, но Шон более разумно относился к тому, что помещал в свое тело. В течение сезона он потреблял пять тысяч калорий в день, питаясь в соответствии с предприсанной диетой, состоящей из здоровых углеводой, «постного» белка, свежих фруктов и овощей, выпивал от двух до четырех литров воды и иногда употреблял водку с тоником или пиво.

— А хлеб?

— Мультизлаковый.

Нахмуренные брови матери сказали Шону, что конкретно она думает о чем-то мультизлаковом.

— Ты же знаешь, что от мультизлаков меня ужасно пучит и случается диарея.

Последнее, чего хотел Шон, это обсуждать физиологические процессы в теле своей матери. Возможно, это была ее любимая тема для разговора, но он бы предпочел получить удар молотком по голове.

— Или я могу засунуть в микроволновку замороженную пиццу.

— Там есть сыр. Сыр мне полезен.

Мать пререкалась как ребенок, но по крайней мере перестала изучать лицо Лекси так, будто собиралась подпрыгнуть, вся взволнованная при виде невесты из «Давай поженимся!».

— Фальшивый сыр.

— Хот-дог.

— Знаете, — сказала Лекси, приложив палец к подбородку, — возможно, я могла бы предложить вам кое-что получше, миссис Браун. Женщина с таким хрупким здоровьем, как вы, нуждается в соответствующем питании. А не в пицце.

Шона вырос на хот-догах, макаронах и замороженной пицце. И его матери не нравилось, когда он или кто-то еще говорил ей, что она неправильно питается. И хотя это была правда, он почти ждал, что мать скрестит руки на груди и очень возмутится.

— Я знаю, что вы правы, — сказала она.

Что? Должно быть, слова «женщина с хрупким здоровьем» сделали мать такой сговорчивой. Или же эласто-гелевая шапочка заморозила ей мозг.

— Я только что поела, но буду рада приготовить вам что-то вкусное. Я действительно очень хорошо готовлю, — уверила их Лекси. — Я унаследовала это по материнской линии. Вместе с талантом к изготовлению модной одежды для животных. — С легкой улыбкой она развернулась на пятках и вышла из комнаты в кухню.

Шон проследил, как она уходит. Взглядом скользнул вниз по ее спине и длинным волосам, задержавшись на секунду, чтобы оценить изгиб талии, а затем остановился на прекрасной круглой заднице. Шон не знал, кто из них более ненормальный: женщина в черепной шапочке или та, что в «рыбной» шляпе.

— Шон, — чуть слышно прошептала мать.

Он повернулся к матери и присел на край софы, стоявшей рядом с ее креслом.

— Что?

— Ты знаешь, кто она?

— Конечно.

— Она невеста из «Давай поженимся!». Я приготовилась смотреть церемонию прошлым вечером, только она сбежала. — Мать ткнула в Шона пальцем. — С тобой.

— Не совсем верно. Мы были в одном самолете.

— Ты украл ее у Пита!

— Нет, я не крал.

— Ты украл невесту из «Давай поженимся!».

Так вот почему мать не заговорила об этом с самого порога. Она думала, что они вместе. Как пара.

— Ты ошибаешься. Это не то, что ты подумала. Мы встретились в самолете прошлой ночью.

Мать прижала руку к груди, как будто у нее вот-вот случится инфаркт.

— Дай мне телефон. Я должна позвонить Ходе или Кэти Ли.

— Ты не хочешь ехать в Канкун. У тебя даже паспорта нет.

— Я могу его получить. Быстро, мне нужно позвонить на «Эн-Би-Си».

Мысль о том, что мир обнаружит: Лекси находится с Шоном в доме его матери, пугала.

— Ты не можешь так поступить. — Звон кастрюль и сковородок привлек внимание Шона к кухне, затем его мысли снова вернулись к разговору. Его матери понравится весь этот хаос, а вот ему нет. — Ты не можешь позвонить Ходе и Кэти Ли.

— Ты прав. Венди Уильямс предлагает путешествие в Орландо в «Мир Диснея». — Мать забралась пальцем под шапочку и почесала голову. — Я получу паспорт, чтобы отправиться в Волшебное королевство. Я бы хотела увидеть Замок Золушки и, может быть, прокатиться на речном катере.

— С каких это пор?

— С тех пор, что я поговорю с Венди и вдобавок получу бесплатное путешествие.

Шон верил матери. Она выпрыгнет из кресла и доберется до ближайшего аэропорта ради шанса увидеть Венди и устроить хаос. Шон не хотел, чтобы это случилось по нескольким очень хорошим причинам. Во-первых, обнаружение невесты из «Давай поженимся!» соберет кучу новостников и орду папарацци у дверей дома его матери. Шон так и видел, как стоит между матерью в черепной шапочке и Лекси в «рыбной» шляпе, стараясь выглядеть единственным нормальным под прицелами видеокамер и вспышками фотоаппаратов. Во-вторых, мысль о том, что его мать будет сидеть на диване у Венди и разговаривать с ней о своих последних хворях, вызывала у него тот же жар, который он чувствовал в детстве. Он никогда не знал, какая мать покажется на хоккейном матче. Относительно нормальная или та, что приносит грелку-подушку на батарейках и рассказывает о своих месячных. Или хуже, та, что преувеличивает его собственные болезни, превращая ветрянку в метициллин-резистентный золотистый стафилоккок. Тогда он был не в состоянии ее остановить. Но сейчас он стал взрослым. Хоккеистом, ежедневная работа которого включает жесткие удары о бортики и нанесение ударов в лицо с разворота в качестве ответного хода. Когда Шон Нокс выходил на лед, он становился его властелином. Он все держал под контролем. И вне льда тоже. Он держал под контролем все, кроме того, что касалось его матери.

Никто, кроме дяди Эйба, не обладал способностью контролировать его мать. Дядя был единственным, кого она слушалась, но он умер два года назад, и она вышла из-под контроля еще сильнее, чем когда-либо.

— Ты не можешь никому рассказать.

Мать пристально посмотрела Шону в глаза и ткнула в него пальцем.

— Почему тебя это так заботит? Она не твоя девушка. Ты сказал, что не крал ее у Пита. — Она прищурилась, как будто искала причину назвать его лгуном. — Вы встретились только прошлой ночью.

Шон нахмурился, глаза заболели. И снова он представил, как стоит между двумя женщинами в нелепых шляпах под прицелами телекамер и фотовспышками. Весь его мозг сжало, когда он заставил себя сказать:

— Ладно. Ты была права. Я украл ее у Пита.

— Ха. Подожди, пока я расскажу это Ванде! — взвизгнула его мать, потирая руки. — Это намного лучше, чем ее сын, женившийся на Мисс Мэйпл Лиф две тысячи двенадцатого года. Она хвастается этим уже пять лет.

Твою ж мать! Шон не знал, что причиняло большую боль, пульсация в голове или в глазах. Боже, каким образом маленькая забава прошлой ночи превратилась в полноценный секрет.

— Ты не можешь никому рассказать. Ни Ходе, ни Венди, ни Ванде. — Его голова. Его голова определенно заболела еще сильнее. — Мы не можем навлечь на себя такое внимание прямо сейчас.

— Хм-м-м. — Мать скрестила руки, явно разочарованная, что не может похвастаться Ванде такими новостями. — А что твой тренер думает обо всем этом? Один из его игроков украл его дочь на национальном телевидении?

Как, черт возьми, все это произошло?

— Он еще не знает. — Шон не был лжецом. — Лекси тоже еще не знает.

— Лекси не знает, что ты украл ее у Пита? — Мать посмотрела на Шона, как будто это он был ненормальным. — Ничего не понимаю.

И не она одна.

— Конечно Лекси знает это. — Шон не любил секреты так же сильно, как не любил ложь. В основном потому, что отстойно справлялся и с тем и с другим, и вот где в итоге оказался: прямо в середине и того и другого. — Ковальски не знает, что Лекси со мной. А Лекси не знает, что я играю в хоккей за «Чинуков». — Всегда проще говорить правду, и все сказанное только что было правдой. — И ты не можешь рассказывать об этом.

— Ты в порядке, сынок? — Мать положила ладонь ему на колено. — Ты получил удар по голове без шлема?

Похоже на то. Как будто его ударили битой по лбу.

— Тебе нужен «ксанакс».

Великолепно. Мать прописывает ему лекарства.

— Или, может быть, мне нужен «ксанакс». Я в замешательстве. — Она потянулась за пузырьком с таблетками, стоявшем рядом на подставке для телевизора. — Как она может не знать, что ты играешь в хоккей за «Чинуков»?

— Когда меня купили, ее не было в городе из-за съемок в этом дурацком шоу. — Шон пожал плечами. — Может быть, потому что я играл за «Питтсбург», а она не обращала особого внимания на игроков из других команд. Может быть, без шлема я выгляжу иначе. Я не знаю точно, но, кажется, она даже не знала мое имя. — Но даже правда вызывала хаос. — Ковальски не очень-то меня любит. — Мать все еще выглядела сомневающейся, так что Шон добавил: — Лекси не очень умна. У нее много хороших качеств, но с головой проблемы.

— Бог вознаграждает особенных людей. — Мать улыбнулась, как будто внезапная романтическая вспышка согрела ее изнутри. — Ты, должно быть, по-настоящему любишь ее.

Шон избегал хаоса. Он ненавидел неразбериху. И теперь нес ответственность, что создал и то и другое. Он не совсем понимал, как это случилось или как это остановить.

— Ты похитил ее у Пита и прямо из-под носа у ее отца.

Похитил? Любит ее? Из-под носа у ее отца?

Джеральдина вздохнула.

— Она, должно быть, твоя вторая половинка.

Боже милосердный! Вторая половинка? Шон попытался заговорить, но не смог найти слов. Он не знал Лекси. И даже не был уверен, нравится ли она ему.

— Ага. Точно, — соврал он.

— Тогда я не стану звонить Венди и ни словечка не скажу Ванде. — Мать воображаемым ключом закрыла свой рот на замок. — Пока, — сказала она уголком губ. — Хоть и готова взорваться.

Шон не был уверен, что мать не взорвется в тот же момент, как он повернется к ней спиной. Не тогда, когда перед ней подобно соблазнительной болезни маячил шанс попасть на шоу Венди и получить внимание всей страны.

— Наверное, нужно помочь Лекси, — выдавил Шон, вставая. Он боролся с желанием побежать. Чтобы выбраться из сумасшедшего дома матери. — Крикни, если что-то понадобится, — бросил он через плечо, выходя из комнаты.

Только он не мог сбежать от сумасшествия, которое принес в этот дом с собой.

Лекси стояла у раковины. И если бы она не подняла глаза и не улыбнулась, Шон, возможно, вскочил бы на паром «Принц Руперт». А оттуда нашел самолет до Сиэтла или Питсбурга. Команда сейчас была на выездных играх, и Шон бы лучше получил шайбой в ракушку, чем оказался где-нибудь поблизости от Сэндспита.

На улице яркое солнце отражалось от снега, проложив слепящую дорожку через оконное стекло и запутавшись в волосах Лекси. «Рыбная» шляпа лежала на столешнице. Лекси снова вернулась к мясу, которое положила на горячую сковороду, стоявшую на плите.

— Я нашла в холодильнике свиную вырезку и готовлю ее по-азиатски. Она будет такой вкусной, что Джеральдина даже не поймет, что ест здоровую пищу, — сказала Лекси, накрывая сковороду крышкой. — Я сделаю простой соевый соус и вкуснейший огуречный салат.

Шон оглянулся через плечо на мать и ее высоко поднятые брови. Несмотря на невидимый замок и ключ, она нуждалась в подтверждении. Он забрал из рук Лекси терку для сыра и бросил ее на стол.

— Почему ты это сделал? — Она повернулась к нему и подняла глаза, нахмурившись в замешательстве.

— Это ненормально.

— Я знаю! Мне нужно натереть огурец.

Шон скользнул рукой по ее талии и положил ладонь на поясницу.

— Если не хочешь, чтобы моя мать позвонила в «Шоу Венди Уильямс» ради шанса получить своей мечты, постарайся, чтобы это выглядело правдоподобно.

— Что?

— Это. — Шон притянул Лекси к своей груди и медленно наклонил голову к ней. — Поцелуй меня так, как будто это на самом деле, Лекси, — прошептал он прямо ей в губы.

Лекси втянула воздух.

— И Венди тоже?

— И Венди тоже.

Он легонько коснулся поцелуем ее губ, вызывая ответную реакцию. Глаза Лекси расширились, но она не оттолкнула его. Мягкая грудь прижалась к груди Шона, вызывая в его теле пожар. Шон поцеловал Лекси, чтобы спасти ее от Венди и себя от хаоса, которые всегда создавала мать. Это было единственной причиной. Так он говорил себе. Роскошные губы Лекси приоткрылись, и боль в животе Шона переместилась куда-то между ног. Он пытался сохранить поцелуй легким, хотя жаждал большего. Даже когда желание вдарило ему в грудь и в низ живота, словно чья-то голова. Шон полностью все контролировал. Контроль над хаосом, который делал Шона твердым, вопреки мягким прикосновениям губ к губам Лекси. Затем она скользнула ладонями вверх по его груди, плечам, к затылку. Запустила пальцы ему в волосы, и в теле Шона зародилась дрожь, пробежавшая по всему позвоночнику от затылка до ягодиц. Какой соблазн. Чертовский соблазн скользнуть языком ей в рот, а руками на ее задницу, притягивая к своему твердому члену.

— Все на борт! — Грудь Лекси завибрировала у его груди. — Я, я, я, я…

Шон опустил руки и сделал глубокий вдох, который прочистил ему мозги. В последнюю секунду спасенный Оззи Осборном.

ГЛАВА 6

Люби меня этой ночью

«Если не хочешь, чтобы моя мать позвонила в «Шоу Венди Уильямс» ради шанса выиграть каникулы мечты, постарайся, чтобы это выглядело правдоподобно».

Вот причина, по которой Шон поцеловал Лекси. И именно по этой же причине, говорила Лекси сама себе, она не оттолкнула его. Но позже тем вечером в номере отеля Лекси поняла, что не была честна с собой. Она не оттолкнула Шона, потому что ей понравился его поцелуй. Каменно-твердое желание, скрываемое за легкими прикосновениями губ.

Намотав полотенце на голову и прикрыв другим тело, Лекси поднесла рубашку Шона к лицу. Та пахла парфюмом «Шанель» — остатки свадебного побега — и древесным ароматом, который теперь ассоциировался с Шоном. Лекси понюхала подмышки рубашки и определила, что ткань там не пахнет.

Она натянула трусики, которые постирала вчера, и новые черные легинсы, которые принес Джимми.

Когда вечером Шон привез ее в отель, они договорились, что он заберет ее в восемь утра, потому что Джеральдину Браун нужно было очаровывать еще денек.

— Ей нравится говорить с тобой, — сказал Шон.

Лекси не знала, правда это или он хотел, чтобы она занимала его мать, а ему самому не пришлось бы этого делать. Она заметила, как Шон напрягался, когда находился рядом с Джеральдиной. Напрягал челюсть, чего не происходило в кафе. В любом случае Лекси была просто счастлива заняться чем-то иным, кроме как одержимо смотреть телевизор и тревожится из-за последних новостей о невесте из «Давай поженимся!».

Лекси обладала природным очарованием — талант, который она унаследовала от матери, — да и не было ничего трудного в том, чтобы охмурить Джеральдину. Лекси по большей части нужно было выслушивать все жалобы и рассказы о болезнях и в нужных местах говорить «будьте здоровы». В детстве Лекси сама была ипохондриком и легко могла вычислить себе подобного в толпе. Ей не нужно было использовать свои природные способности с Джеральдиной: нелепая шапочка сразу все выдавала.

Лекси высушила волосы, затем нанесла тушь на кончики ресниц. Ей нравились ее нарощенные ресницы из меха норки, и она чувствовала себя более презентабельной с тушью. То, что она в бегах, не значило, что должна стать защитницей окружающей среды.

Лекси снова засунула телефон, сложенную наличку и гигиеническую помаду к себе в лифчик. При отсутствии сумочки и карманов он был лучшим местом для хранения необходимых вещей. В пятнадцать лет она получила свой первый лифчик размера Д и обнаружила, что ложбинка между грудей может оказаться очень полезной. Теперь в тройном Д чашечки лифчиков были выше, и Лекси легко могла прятать предметы первой необходимости без всяких проблем. Корсет, который она надела два дня назад, был скорее декоративным, чем функциональным. Косточки врезались ей в кожу, но у него оказалась широкая перемычка, которая не давала выпасть телефону.

Ровно в восемь Шон подъехал на «субару», и они с Лекси отправились к его матери. Он не побрился, и темная щетина, покрывавшая нижнюю часть лица, придавала ему зловещий вид. В той степени, которая наводит на мысли о шутках со смертью и соблазнении девственниц.

Над соснами нависли унылые облака, идеально подходившие к уныло нахмуренным бровям Шона. Большую часть пути он сжимал руль так, как будто тот сделал что-то оскорбительное. Шон почти не говорил, оставляя длинные паузы, которые Лекси чувствовала обязанной заполнять. Поэтому рассказала Шону про Ням-Ням и проблемы с ее коленями и влажностью. Потом о своей беседе с отцом.

— Сегодня вечером команда будет в Питтсбурге, — сказала она. — Отец ненавидит «Пингвинов».

Шон наконец подал голос и выдал одно слово:

— Почему?

— Он винит Яромира Ягра во всем геле для волос, который есть в НХЛ. — Лекси всмотрелась в унылые тени его унылого лица. — Ему пришлось продать двух «чинуков» за одного «пингвина», и он сказал мне, что не думает, что тот парень стоит такого контракта.

— Осел.

Называть нового снайпера «Чинуков» ослом было экстремально, но некоторые фаны сами были экстремальными.

— Ты будешь хмуриться весь день?

Не отводя глаз от дороги, Шон сказал:

— Может быть.

И Лекси сдалась, и больше никто из них не разговаривал весь остаток пути.

Джеральдина сидела на том же месте, что и вчера. Охлаждающая шапочка больше не прикрывала ее короткие темные волосы, но ее укрывал тот же страшный афганский плед. По опыту Лекси, женщины, которые смешивали столько кричащих оттенков вместе, были по-настоящему ненормальными. Или слепыми.

На кухне Лекси ждали яйца и ветчина, шпинат и хлеб из льняного семени. И она взялась за работу, приготовив полезный для здоровья киш без корочки и поджаренный хлеб из льняного семени. Все поели с псевдодеревянных подносов, явившихся прямиком из шестидесятых.

— Не могу дождаться, позвонит ли кто-нибудь насчет путешествия в Канкун, — сказала Джеральдина. — Или Венди…

— Все очень вкусно, Лекси, — перебил Шон. — Спасибо большое. — Он поднял глаза и отпил глоток кофе. — Да, мам?

— Лучше, чем хлопья.

Лекси не поняла, комплимент это или нет.

— Спасибо.

После завтрака Шон вытащил спортивные штаны и толстовку «Найк» и выбежал из дома, оставив Лекси развлекать мать. Для начала списком утренних программ для Джеральдины шли:

1. Шоу «Сегодня».

1. а. Хода и Кэти Ли.

2. «Санта Диабло»

— Я не очень хорошо знаю испанский, — призналась Джеральдина, не отрывая взгляда от теленовеллы. — Но Умберто такой симпатичный и романтичный.

Сериал начался с рыданий женщины и драматичного звука биения сердца на заднем плане, и теперь Лекси знала наверняка. Это было наказанием за:

1. Пропуск уроков испанского.

1. а. Не поклонница rajaspoblanos.

2. Недопонимание с мексиканской полицией в 2010 году.

2. а. Собака выглядела бездомной. Лекси вовсе не пыталась украсть ее.

К счастью, телесериал шел всего лишь полчаса. Следующей в списке Джеральдины значилась Венди Уильямс.

— Как дела? — спросила Венди, одетая в узкое белое платье с маленьким шарфиком. — Давайте пройдемся по горячим темам. — Она прошагала по студии в своих белых туфлях на шпильках и устроилась в вельветовом кресле лавандового цвета. — Знаете, моему персоналу нравится одна тема, — продолжила Венди с низким смешком и поправила шарфик на плечах.

— Могу поспорить, ты — первая в горячих темах, — сказала Джеральдина.

Телефон стоял лишь в нескольких дюймах от ее руки.

— Я очень ценю, что вы готовы хранить мой секрет несколько дней. — Краем глаза Лекси следила за рукой Джеральдины.

— Давайте же перейдем к ней, — сказала Венди, когда рекламная фотография Лекси из «Давай поженимся!» появилась на заднем плане.

— Я была права! — с гордостью воскликнула Джеральдина.

— Прошло полтора дня с тех пор, как Лекси Ковальски, известная как невеста из «Давай поженимся!», пустила под откос собственную свадьбу с Питом Далтоном. Я разговаривала с кое-кем со съемочной площадки, — Венди понизила голос для пущего эффекта. — Планировался большой модный банкет в отеле «Фэйрмонт» в Сиэтле. Собирались подавать говядину и жареный картофель с розмарином. — Она рассмеялась. — Вы знаете, что я люблю говядину. Красную в середине и с хреном. Ням! — Она продолжила перечислять остальные пункты в меню, которое Лекси с Питом выбрали для своего праздничного ужина. — Я также слышала, что Лекси, возможно, прячется в Великобритании на «Манчестер Дог Шоу». Вы же знаете, как она любит собак. Я бы точно спряталась там. Вы же знаете, что я люблю своего Шака. — Фотографию Лекси сменила картинка собаки, и зрители в один голос ахнули. — Если кто-нибудь видел сбежавшую невесту из «Давай поженимся!», позвоните мне. — Венди указала на розовый телефон, стоявший на столике рядом с ней, и принялась описывать путешествие «все включено» в Диснейленд.

Желудок Лекси сжался в ожидании… в ожидании того, что телефон Венди зазвонит. Выследили ли ее? Позвонит ли кто-нибудь? Знает ли кто-нибудь, кроме женщины, сидевшей рядом в кресле, где Лекси прячется?

— Весь мир ищет тебя, а ты сидишь в моей гостиной.

Лекси ждала, что рука Джеральдины двинется. Лишь легкое движение, и Лекси схватит ее.

— Я знаю, как сильно вы хотели бы получить это путешествие. Когда вся шумиха уляжется, я отправлю вас в Диснейленд.

— Нет уж, спасибо. Это не то же самое, что выиграть его. — Джеральдина повернулась и посмотрела на Лекси. — Я сказала Шону, что сохраню твой секрет — Она подняла воображаемый ключ и заперла свой рот, а потом сказала, почти не разжимая губ: — Не расскажу ни душе.

В середине шоу Венди Лекси позвонила матери и узнала, что ее агент пытается связаться с ней. «Пипл», «Ю Эс Уикли», «ОК» и «Стар» — все хотели эксклюзивное интервью, а персонал «Ти Эм Зет» и «Нэшнл Инквайер» повсюду искали ее.

— Милая, ты в безопасности? — спросил мать. Лекси взглянула через плечо на Джеральдину и не смогла дать матери успокаивающего ответа. — Это все, что меня сейчас беспокоит.

Звук открывшейся задней двери привлек внимание Лекси к кухне. Шаги Шона послышались за секунду до того, как он прошел по квадратам глубокой тени и яркого солнечного света.

— Да, — сказала она матери, не прекращая думать об этом. — Я в безопасности. — По какой-то причине она чувствовала себя в безопасности с мужчиной, которого даже не знала. С мужчиной, которому, она была в этом совершенно уверена, не очень-то и нравилась. — Я позвоню тебе, когда завтра доберусь до дома. — И отключилась.

Шон остановился в дверях и закинул руки назад, ухватившись за свитшот. Когда он потянул одежду через голову, белая футболка под свитшотом поднялась, обнажая плоский живот и четкие мышцы пресса. Подол футболки остановился на середине груди, задержался там на несколько секунд, прежде чем скользнуть обратно к поясу спортивных штанов. Шон вытер свитшотом волосы, мокрые от пота и холодной измороси, висевшей в воздухе. Перевел взгляд с одной женщины на другую и спросил:

— Что происходит?

— А. — Лекси пришлось приложить усилия, чтобы отлепить язык, приставший к небу. — Ничего.

— Никто не звонил Венди, чтобы получить путешествие.

— Я буду наверху.

«Для чего?» — удивилась Лекси.

Ответ пришел вскоре с безошибочно узнаваемым лязганьем и клацаньем тренажера.

— Должно быть, он тягает железо каждый день, — сказала Лекси скорее себе, чем еще кому-то.

— Ему нужно быть в хорошей форме для работы.

— Какой работы? — Она отвела взгляд от дверного проема и посмотрела на Джеральдину. — Он никогда не говорил, чем зарабатывает на жизнь.

— О. — Глаза Джеральдины округлились. — Коммерческая рыбалка.

Это звучало не очень правдиво.

— Он сказал, что не рыбачит.

— О.

— Что? — спросила Лекси со смехом. — Это секрет?

— Ага, — кивнула Джеральдина. — Такой секрет, что мы не можем о нем говорить.

Что, конечно, пробудило любопытство Лекси.

— Он работает на правительство?

— Если я скажу тебе, то должна буду убить. — Джеральдина рассмеялась, как будто это было действительно смешно.

Очевидно, она на самом деле имела это в виду. Заглушая звук от телепередачи Венди, Джеральдина говорила обо всем, кроме Шона. Она целую вечность рассказывала о своих болезнях. С каждым сочувствующим «будьте здоровы!» или «мне так жаль», вылетавшим изо рта Лекси, Джеральдина детализировала и преувеличивала свои страдания.

«Меня накажут», — подумала Лекси.

Накажут за:

1. Побег с собственной свадьбы.

2. Трусливые прятки.

3. Плохие мысли.

3. а. Малярный скотч

4. Рот Джеральдины.

Наконец, в полдень, Лекси покинула свое место на софе и приготовила ланч: на скорую руку сделала сэндвичи с салатом из курицы плюс виноград, грецкий орех и клюква. И украсила блюдо розами из редиски. Джеральдина любила редиску, ненавидела мультизерновой хлеб, но все равно его ела.

Лекси не стала ждать очередной беседы с Джеральдиной. Вместо этого она положила несколько бумажных салфеток в нагрудный карман рубашки, которую Шон одолжил ей, наполнила тарелку и поднялась по лестнице рядом с задней дверью. Верхний этаж представлял собой одну большую комнату, заполненную тренажерами, и коридор с несколькими закрытыми дверями в конце. Шаги Лекси замедлились, и она едва не уронила блюдо, когда ее взгляд остановился на потном, полуобнаженном Шоне, делавшем скручивания на гимнастическом мяче. На голове у него была кепка «Эдмонтон Ойлерс», а сам он переоделся в красные спортивные шорты и ботинки для кроссфита. Но взгляд Лекси прилип вовсе не к обуви Шона. Она смотрела на его голую грудь и пленку пота, покрывавшую обнаженную кожу. Капелька влаги упала с темных волосков его подмышки на мяч. Обычно весь этот пот вызвал бы у Лекси отвращение. Но Шон не был обычным парнем.

— Я приготовила ланч, — сказала она, пройдя перед ним к гимнастической скамье. Села и поставила тарелку рядом.

Когда Лекси снова посмотрела на Шона, он сидел на мяче, широко расставив колени, и глядя на нее безо всякого выражения. И вот тогда она заметила на нем наушники.

— Я приготовила ланч, — повторила Лекси. И постаралась не пялиться, когда он встал и направился к ней.

Все эти мышцы и кубики пресса. Капля пота сбежала по его груди, намочив «блядскую» дорожку, окружавшую пупок и исчезавшую под поясом шорт.

— Спасибо. — Шон взял полотенце с тренажера, вытер лицо и грудь. — Ты можешь идти вниз, если хочешь.

По какой-то причине это прозвучало так, будто он хотел избавиться от Лекси, но она была не готова уйти.

— Все в порядке.

Шон остановился перед ней, и глаза Лекси оказались на уровне его «блядской» дорожки, которая указывала на юг. Она почувствовала, как щеки у нее потеплели, пока взгляд поднимался по плоскому животу и четко очерченным грудным мышцам. Скользнув мимо квадратного подбородка, Лекси посмотрела в глубокие зеленые глаза, сверлившие ее в ответ. Она чувствовала себя извращенкой, но куда еще ей было смотреть?

— Мне нужно лишь несколько секунд прийти в себя, прежде чем я спущусь обратно, — сказала она. — Нужно немного отдохнуть от выслушивания деталей почти смертельных заболеваний твоей матери.

Уголок его рта приподнялся в кривой улыбке, когда Шон бросил полотенце и сел на другой конец скамьи. Взял половину сэндвича и откусил два больших куска.

— Голодная? — Он улыбнулся, не переставая жевать, и указал на другие сэндвичи.

— Нет, спасибо. — Лекси перекусила, пока готовила, но в целом голода не чувствовала, выслушав все о проблемах Джеральдины с кишечником. — Описание кожных повреждений и кровянистого стула твоей матери заставили меня потерять аппетит.

Улыбка Шона пропала, и он потянулся за большой бутылкой спортивного питания, стоявшей на полу. Шон немного прищурился, как будто Лекси оскорбила его мать.

— Не то чтобы она не была милой женщиной.

Шон почти опустошил бутылку, прежде чем опустил ее:

— Она ипохондрик.

Даже на расстоянии нескольких метров Лекси чувствовала жар, волнами исходивший от него. Он окружал и давил на нее. Подавлял ее чувства, как реактивный двигатель в лицо, и ей это нравилось.

— В детстве я тоже была ипохондриком, — сказала она, разрушая натянутое молчание. Вытащила из нагрудного кармана салфетки и положила рядом с тарелкой. — Моей зависимостью были лейкопластыри, и я обожала обезболивающие, которые мама держала наготове для меня. Так было, пока мне не исполнилось десять, и я не обнаружила, что обезболивающие на самом деле просто белые конфетки «Смартис». — Шон взял еще один сэндвич и коктейль из упаковки, стоявшей на полу у его ног. — Я знаю, ты, вероятно, думаешь, что я должна была сообразить, что медицинские «Смартис» на самом деле просто обычные «Смартис». Но я не понимала этого, пока мне не исполнилось десять. — Она посмотрела на ослепительно белый потолок. — Не знаю, почему это заняло так много времени.

Шон открыл бутылку и выпил половину.

— Белые конфетки «Смартис» на вкус как апельсиновый крем. — Лекси опустила взгляд на лицо Шона. — А желтые как ананас. — Она посмотрела ему в лицо. — Большинство думают, что все «Смартис» одинаковые на вкус.

— Я знаю свои «Смартис».

Лекси подняла брови.

— Ты выстраивал их по цвету?

— Конечно.

— Мы знатоки «Смартис». — Лекси рассмеялась, покачав головой. — В одной комнате.

Шон улыбнулся и снял бейсболку с головы. Прядь влажных волос выбилась из его шевелюры и завивалась на лбу в форме буквы С, касаясь брови.

— Каковы шансы? — Он откинул прядь со лба и некоторое время пристраивал кепку, чтобы она сидела на голове как надо. — Я пробежался по городу, твои фотографии во всех газетах. Удивительно, что никто еще не выследил тебя.

— А мне удивительно, что твоя мать не сдала меня. — Лекси хотела спросить, не шпион ли Шон, а может, он работает на канадский эквивалент ЦРУ? — Все это вышло из-под контроля. — Она посмотрела, как он взял еще один сэндвич, и добавила: — Кажется, что все началось с малого, но с каждым днем снежный ком становится все больше. — Шон передал ей бутылку с коктейлем. — Спасибо. — Она сделала глоток спортивного напитка, который по вкусу напомнил ей «Гаторейд». — Не знаю, как я здесь оказалась и что с этим делать.

— Мне знакомо это чувство. — Шон проглотил кусок сэндвича, привлекая внимание Лекси к впадинке на горле. — Дерьмо может полететь ко всем чертям очень быстро. — Лекси подумала, не военный ли это жаргон, и боролась в желанием опустить взгляд ниже, пока слова «игровая дьявола» скользили у нее в голове, как змеиный язык. Она специально подняла глаза по лицу Шона к его пропотевшей кепке.

— Ты фанат «Ойлерс»?

— Мы жили в Эдмонтоне. — Он посмотрел на Лекси, затем указал на тарелку: — Уверена, что не хочешь есть?

— Да.

И взял еще один сэндвич.

— Трудно жить в Альберте и не болеть за «Ойлерс».

— Мой отец играл за «Ойлерс». Конечно, это было до моего рождения. — Встав, Лекси перешла от игровой дьявола к тренажеру с тросами, стоявшему в центре комнаты. Штыри на двойных грузоблоках были установлены на отметке триста. — Хоккейных игроков часто продают. Но мой отец играл в Сиэтле, пока не ушел на пенсию после десяти сезонов. Мама хочет, чтобы он перестал тренировать и ушел на пенсию совсем.

Шон взял салфетку со скамьи и вытер рот.

— Почему?

— Хоккейные команды часто в разъездах. — Не было ли и тут чего-то от дьявольской тренировки.

— Да?

— Да. — Лекси залезла в карман рубашки и вытащила гигиеническую помаду, чтобы увлажнить внезапно пересохшие губы. Она уже долгое время не являлась прихожанкой баптистской церкви, но была совершенно уверена, что ее предупреждали держаться подальше и от того и от другого. — Он становится ворчливым и устает от смены часовых поясов, и мама думает, что он слишком стар, чтобы жить в таком ритме. Она хочет, чтобы он оставался дома и помогал клеить обои, но я сомневаюсь, что такое когда-нибудь случится.

Уголок рта Шона приподнялся в уже знакомой кривой улыбке, за которой последовал неожиданный смешок.

— Каждый раз, когда отец возвращается домой из поездки, он все сильнее и сильнее жалуется на старые травмы. — Лекси понравился его смех. Он был глубоким и честным, и приятно скользил вниз по ее позвоночнику. — Но я лучше буду слушать его жалобы на старые травмы, чем ворчание по поводу некоторых игроков. — Она сняла колпачок с помады и мазнула ей по губам. Не было ли там чего-нибудь о дьявольских инструментах? — Эти монологи могут длиться очень долго.

— Из-за чего же он ворчит? — Шон встал и направился к Лекси.

— Из-за всего.

Он обхватил рукой тренажер и посмотрел ей в глаза. Он стоял так близко и был полуобнажен, и против своей воли Лекси откликнулась на феромоны, атакующие ее чувства. Она должна двигаться. Бежать прочь. — Если он считает, что парень намеренно поддается.

Змеиный язык прошептал: «Может, позже».

Шон поднял руку с тренажера и убрал прядь волос с виска Лекси.

— Что еще?

От легкого прикосновения толпа мурашек пробежала по ее шее и груди. Раньше он заставлял ее чувствовать себя в безопасности, а теперь заставлял ее трепетать. Может, все дело в стрессе. Вот только она чувствовала себя расслабленной. Может быть, у нее в голове поселился дьявол? Вот только этот голос был очень похож на ее собственный.

— Что еще? — Палец Шоне скользнул по ее щеке и подбородку.

Может быть, это стокгольмский синдром? Вот только ее никто не похищал.

— Что?

— Из-за чего еще ворчит твой отец?

— О. — Лекси глубоко вдохнула, выдохнула, надеясь прочистить голову, но это не сильно помогало, пока рука Шона касалась ее щеки. — Он очень сильно ворчит, если думает, что некоторые парни больше заботятся о своей прическе, чем о забивании голов.

Шон убрал руку.

— Отец думает, что их волосы не должны торчать из-под шлема, — объяснила Лекси, делая шаг назад. — Когда я разговаривала с ним вчера, он был не очень-то доволен новым снайпером команды. Полагаю, этому парню требуется много времени, чтобы привести в порядок свою шевелюру. — Легкий трепет начал утихать, и Лекси сказала со вздохом облегчения: — Папа говорит, он хлюпик.

— Кто? — Темная бровь приподнялась. — Это что еще такое?

— Хлюпик — это… это… — Лекси попыталась придумать слово, непохожее на то, что использовал один парень из команды.

— Слабак?

Да, вот оно.

— Твой отец считает этого парня слабаком?

Возможно, Лекси не стоило заходить так далеко.

На лбу Шона появилась глубокая морщина, и он прошел через комнату к вешалке, на которой висела его белая футболка.

— Из-за его волос?

— Может, есть и другие причины. — Лекси почувствовала легкое облегчение, когда он натянул футболку через голову. — Может, парень не стоит своей большой зарплаты? Или не командный игрок и неуважительно ведет себя с ветеранами. Отец говорит, что он выпендрежник и ездит по льду на своей клюшке.

— Может, твой отец не знает, о чем говорит.

Это прозвучало странно враждебно.

— Ты фанат «Чинуков»? — Но в этом не было ничего, с чем она не сталкивалась раньше. Хоккейные фанаты могли быть яростно лояльны к своим любимым игрокам.

— Присяжные все еще не вынесли решения на этот счет. — Нахмурившись, Шон подошел к скамейке и взял свой спортивный напиток.

— Ты злишься на меня?

— На тебя? — Он покачал головой и бросил ей бутылку. — Хотя твой отец не прав.

Лекси поймала бутылку одной рукой и направилась к Шону.

— Мой отец хорошо умеет судить о характере людей. У этого парня, вероятно, есть и другие проблемы.

— Вероятно. — Шон скользнул взглядом по ее лицу и приподнял уголки рта в легкой улыбке. — Вероятно, у него есть проблемы, а один из этих снежных комов, о которых ты говорила, создает ему еще большую проблему.

— Какую?

Он коснулся пальцами ее лица, и Лекси пришлось бороться с желанием вжаться щекой в его ладонь.

— Вот эту. — Шон наклонился и сказал ей прямо в губы: — Тебя.

У Лекси возникло подозрение, что они говорили уже не о хоккеисте. Она скользнула руками вверх по футболке Шона и поднялась на носочки. Под ее ладонями даже сквозь ткань кожа Шона казалась горячей, а сердце глухо стучало в груди.

— Я не твоя проблема. — Лекси коснулась кончиком языка его верхней губы, и Шон со свистом выдохнул.

Засмеялся и скользнул рукой к затылку Лекси, запутываясь пальцами в ее волосах, прежде чем сказать:

— Ты — хаос.

Он заставил Лекси откинуть голову и легко втянул ее верхнюю губу в рот. И Лекси это почувствовала. Поцелуй был полной противоположностью горячему потоку, струившемуся у нее в груди, который распространял по всему телу огонь и приносил хаос. Лекси сделала шаг назад, прежде чем поддалась ему. Еще немного беспорядка в жизни — последнее, что ей было нужно. Даже если этот беспорядок был украшен твердыми мышцами и сексуальными зелеными глазами.

***

Шон остановил «субару» около «Харбор Инн» и проводил Лекси в ее номер. Они шли через островки света, пока холодный океанский бриз шевелил волосы Лекси и бросал их ей в лицо.

— Полагаю, увидимся завтра утром, — сказала Лекси, по какой-то причине чувствуя небольшую панику. Что, конечно же, было глупо. Она знала Шона только два дня. — Ясным и ранним. — Остановилась перед номером семь и посмотрела Шону в лицо. Она его не знала. И после завтрашнего дня, вероятно, никогда больше не увидит. — Очень хочу вернуться домой, но не во все это сумасшествие с «Давай поженимся!».

Их освещал свет от лампочки над дверью. Ресницы Шона отбрасывали легкую тень на его лицо, когда он смотрел на Лекси.

— Ты крепкая. Пережила встречу с моей матерью. — Он коснулся кончиками пальцев ее шеи, потянув за концы воротника куртки Джимми. — Я думаю, ты, возможно, даже понравилась ей.

— А что насчет тебя?

— Нравишься ли ты мне?

Уголок его рта приподнялся, и тот же ветер, который растрепал волосы Лекси, принес запах Шона. Она вдохнула его. Смешно: Лекси знала Шона так недолго, но уже узнавала запах его кожи. И еще смешнее, что этот запах ее успокаивал, когда она даже не понимала, что нервничает.

— Ты заноза в заднице. — От уголков его зеленых глаз разбежались морщинки, демонстрирующие беззвучный смех и очевидное веселье.

Шон облокотился спиной на дверь. Он успокаивал Лекси. Все в нем внушало безопасность, приносило стабильность в мир, который стал таким нестабильным.

— Что ж, ты больше не увидишь меня после завтрашнего дня. — Шон не поправил Лекси, и она отвела взгляд, глядя в темноту парковки: — И я больше не буду большой занозой в твоей заднице.

Он коснулся пальцами ее щеки, заставляя посмотреть на себя.

— Я не говорил, что ты большая заноза в заднице. — Он скользнул пальцами к ее подбородку, приподняв лицо. — Полагаю, ты нормальная.

— Рада, что ты считаешь меня нормальной. — Лекси хотела, чтобы это вышло немного саркастично, но вместо этого получилось немного с придыханием.

— Для сбежавшей невесты.

— А я думаю, ты нормальный для парня, который два дня нянчится со своей матерью.

Он провел большим пальцем по ее нижней губе и улыбнулся.

— Тебе нужно быть где-то в другом месте?

Она поцеловала подушечку его пальца и положила ладони на его большие руки.

— В Акапулько. — Лекси качнулась к Шону, и ее грудь прижалась к его. Она положила ладони ему на плечи и приподнялась на носочки. — У меня должен быть медовый месяц в Акапулько.

Шон поцеловал ее в губы так же нежно, как и вчера.

— С парнем, которого ты не знаешь.

Лекси не знала и Шона. Только два коротких дня, но после того, как его губы подарили ей третий поцелуй, Лекси перестала считать.

Шон коснулся языком ее языка и скользнул в ее рот, жаркий и настойчивый. Такой, что Лекси от удовольствия поджала пальцы на ногах. Глубокое удовлетворенное «а-а-ах» вырвалось у него из груди, и она запустила пальцы ему в волосы. Шону это понравилось, и «а-а-ах» превратилось в низкий стон. Поцелуй разжигал пожар. Лекси ухватилась за Шона — единственную опору в этом вышедшем из-под контроля мире. Она скользила руками вниз по его бокам и спине, пока он не схватил ее за запястья. Не прерывая поцелуя, Шон прижал ей руки к двери над ее головой, и что-то глубокое и первобытное внутри Лекси откликнулось на силу его хватки. Она низко застонала, когда желание скрутило узлом ее живот.

— Теперь самое время сказать, чтобы я ушел.

— А ты хочешь уйти? — Лекси облизала губы.

— Нет.

Она тоже этого не хотела.

1. Она не хотела оставаться наедине со своими мыслями.

2. С ним она чувствовала себя в безопасности.

3. Ей нравилось, как он ее целовал.

— Хочешь зайти и выпить? — спросила она.

— А что у тебя есть?

— Имбирный эль.

Повисла пауза, и Лекси подумал, что он может отказаться от соблазна попробовать имбирный эль и ее. Они оба знали, что если Шон зайдет в комнату, они в итоге окажутся обнаженными. И это было плохой идеей.

1. Лекси не знала его.

1. а. Он мог оказаться наемным убийцей.

2. Это было импульсивно, а следовать минутным желаниям — плохо.

2. а. Стоять в Сэндспите с мужчиной, которого она не знала.

3. В некотором роде это было распутством.

3. а. Лекси нравилось сначала ощутить к мужчине какие-то чувства.

— Где карта-ключ? — спросил Шон.

— Рядом с моим телефоном.

Хотя оказаться обнаженными могло бы быть неплохим вариантом.

1. Она не знала его.

1. а. И никогда больше его не увидит.

2. Импульсивно.

2. а. И никогда больше его не увидит.

3. Распутно.

3. а. Да кому какое дело!

— Сейчас я ее тебе достану. — Желание в глазах Шона стало еще жарче. Он хотел быть с ней так же сильно, как Лекси хотела быть с ним. Это было сумасшествие, но казалось совершенно разумным. — Я услужливый парень. — Перехватив ее запястья одной рукой, он запустил другую вглубь кожаной куртки. Легко расстегнул рубашку. Развел полы и холодный воздух скользнул по груди Лекси, заставляя соски затвердеть.

Веки Шона чуть опустились, и он втянул воздух в легкие.

— Где же она может быть? — спросил он, касаясь ее кожи над самой кромкой корсета.

— Хочешь подсказку?

— Нет. — Он вытащил телефон из ложбинки меж ее грудей и засунул его в свой задний карман.

— Я найду ее для тебя.

— Потому что ты услужливый парень?

Шон покачал головой и скользнул пальцами меж грудей Лекси.

— Потому что я парень, который до смерти хочет избавить тебя от лифчика. — Он вытащил пластиковую карту и отпустил запястья Лекси, чтобы отпереть дверь. — И именно это я и сделаю, если ты пригласишь меня войти.

Вот и пришло время сказать «нет». Себе и ему. Это будет мудро, но Лекси не хотела быть мудрой. Она не хотела заходить в маленький номер, где ее не ожидало ничего, кроме мыслей о последних днях.

— У тебя есть презерватив?

— Да.

Лекси открыла дверь и зашла внутрь.

— Заходи, Шон, — сказала она, когда он прошел за ней в номер. Если не считать света с парковки, проникавшего сквозь щель в шторах, комната была совершенно темной.

— Иди сюда, Лекси.

— Я подумала, ты захочешь имбирного эля.

— Ненавижу имбирный эль.

Она сделала шаг вперед на звук его голоса, когда бомбер выпал у нее из рук. В темноте Шон запустил пальцы ей в волосы и потянул голову назад. Поцеловал раскрытые губы, как человек, который знает, чего хочет, и намерен это получить. Его язык скользил внутрь и наружу жаркими настойчивыми движениями. Шон посасывал ее губы, а его рука двигалась по волосам Лекси и вниз по спине, притягивая ближе к твердой выпуклости напряженного члена, вжатой ей в живот, и щекочущие клубочки скользили между ее бедер. Лекси с Шоном стягивали друг с друга одежду, пока не оказались обнаженными. Шон положил руки на грудь Лекси, нажав на твердые соски ладонями.

— О-о-о… детка, — сказал он низким голосом, прежде чем снова нашел губами ее губы.

Это было сумасшедше и горячо, и непохоже на все, что она испытывала прежде. Два человека, поддавшиеся чисто физической потребности. Непреодолимая жажда секса и только его. Здесь не было желания поговорить об этом. Не было желания давать этому определения.

Шон провел рукой вниз по бедру Лекси, заставляя ее закинуть ногу ему на талию. Длинная твердая плоть скользнула меж ее бедер, и когда Шон заговорил, его слова повисли в темноте:

— С тобой так хорошо, Лекси.

Маленькие осколки удовольствия щекотали ее нервные окончания, смешивались с кровью, текущей в венах. Шон вжался в нее, двумя руками обхватив ягодицы. Он был прав. Это было очень хорошо, но не так хорошо, как могло бы быть. Лекси обнял его за шею и прошептала.

— Отведи меня в постель. — И убрала ногу с его талии.

Шон нажал выключатель на стене. Слепящий свет ударил по глазам Лекси, и она вжалась лицом в шею Шона.

— Прости, — сказал он, подталкивая ее спиной вперед. — Я не знаю, где здесь кровать. — Шон уложил ее на постель и опустился следом. — И я хочу видеть тебя. — Он скользнул взглядом следом за своей рукой к талии Лекси, бедру и обратно к груди. Коснулся ее соска кончиком пальца, потом опустил голову и взял в рот. Втянул щеки и провел рукой по животу Лекси и меж ее бедер. Она застонала и пробежала пальцами по его волосам. Удовольствие было таким восхитительным, жар его рта таким изысканным, что Лекси выгнула спину под его рукой и влажным ртом. Шон целовал ей грудь, и короткие выдохи воспламеняли и так уже пылавшую кожу. Затем он опустился на колени между ее бедер. Холодный воздух коснулся сосков Лекси. Шон залез в задний карман брюк и вытащил из бумажника презерватив.

В жизни Лекси было время, когда она считала, что мужчина с презервативом в бумажнике слишком самоуверен. Теперь же ей почти тридцать, и она чертовски рада, что Шон подготовился. Он ухватил зубами кончик черного пакетика и разорвал его. Затем нашел взглядом глаза Лекси, обхватывая рукой твердый ствол и раскатывая кондом по налитой плоти.

— Ты прекрасная женщина, Лекси. — Полуприкрыв глаза от желания, он опустился на колени меж ее бедер и уперся одной рукой в кровать рядом с ее головой. — Все в тебе чертовски сексуально. — И когда вошел в нее, Лекси не смогла сдержать глубокий выдох удовольствия.

Удерживая свой вес на одной руке, Шон взялся другой за бедро Лекси. Она чувствовала Шона везде. Его тело покрывало ее, пока он двигался внутри нее, трогая и лаская то самое место, где было сосредоточено наслаждение. Внутрь и наружу, сводя с ума. Медленно выходя и глубоко толкаясь обратно. И каждым движением подталкивал к оргазму. Лекси скользила руками по его спине и твердым ягодицам. Под ее ладонями мышцы сжимались от медленных движений его бедер.

— Да. Да, прямо тут. Да-а-а, — шептала Лекси в губы Шону, двигаясь вместе с ним, пока он толкался в нее все сильнее, глубже, быстрее. Жар и желание воспламеняли ее кожу, затягивали нервы в горячие, запутанные узлы. — Шон? О, Боже.

— Говори со мной. — Его горячее дыхание коснулось ее лица, и Лекси вдохнула его как кислород. Она открыла рот, но слова, крутившиеся у нее в голове, были нескромными, неженственными, и лучше оставить их несказанными.

— Ты такая горячая вокруг меня. — Шон, казалось, не имел проблем с выражением своих чувств, пока двигался внутри Лекси, толкаясь все сильнее. — Узкая, и мокрая, и такая классная.

Оргазм сжал внутренности Лекси удовольствием. Он проносился по ней снова и снова, а оргазм Шона вырвался низким, первобытным звуком прямо из его груди.

— Лекси, — сказал он, резко выдохнув, пока ее тело сжималось вокруг него. Его глубокие, беспорядочные толчки вызывали еще большее удовольствие. — Ты хочешь больше, Лекси?

— Да. — Она не могла думать, потому что в ее теле разгорался второй оргазм.

И потом она сделала это. Открыла рот и выругалась как хоккеист. Естественная способность, которую Лекси унаследовала от отца.

ГЛАВА 7

Любовь и желание #никогданепутайтеих

Шон поднес к губам бумажный стаканчик и проглотил последние капли холодного кофе. Посмотрел на часы, затем бросил спортивную сумку на кровать в двухместной каюте парома «Северное приключение». Чуть раньше он с трудом сумел купить билет на паром и едва не надорвал пупок, пытаясь успеть на борт до того, как судно отправится в свое ежедневное плавание по проливу Хекате.

В последний раз он видел Лекси, когда та, с сонными глазами и удовлетворенной улыбкой, лежала, запутавшись в отельных простынях. В последний раз, когда он разговаривал с ней, пообещал забрать ее утром по пути на причал. Где их будут ждать Джимми и «Кузнечик», чтобы отвезти домой. В каюте было холодно, но не настолько, чтобы изо рта шел пар. Шон поставил стакан на тумбочку между двумя кроватями, вытащил бейсболку «Ойлерс» и бросил ее рядом со стаканом. Восемь чертовых часов. Ему нужно убить восемь часов, прежде чем паром пришвартуется в гавани Принс-Руперта. Если паром придет вовремя и все пойдет по плану, у Шона будет достаточно времени, чтобы успеть на самолет до Ванкувера. В Ванкувере у него будет четырехчасовое ожидание финального перелета в Сиэтл. Четырнадцать чертовых часов. Вместо трехчасового полета на «Кузнечике». Понадобится целый чертов день, чтобы добраться до дома. И поблагодарить за эту внезапную смену планов стоило Джимми Паньотту. Пилот позвонил Шону как раз, когда тот зашел в душ в доме матери.

— Я на причале в Сиэтле. Готовлюсь взлетать. Здесь расположилась группа репортеров, — предупредил он. — Просто для твоего сведения.

Ага, толпа репортеров — именно то, о чем Шон хотел услышать. Особенно когда это затрагивало одну конкретную сбежавшую невесту с фамилией Ковальски. Джимми не стал отпираться и признал, что имеет кое-какое отношение к информированию прессы, но только несколько человек знали, где прячется Лекси и когда она вернется. И одним из этих людей была сама невеста из «Давай поженимся!».

Конечно же, знали ее родители, но они никогда бы не выдали информацию о том, где находится их дочь. Кроме того, был еще сумасшедший водитель «мини», но Шон сомневался, что кто-то стал бы с таким трудом помогать Лекси, только чтобы сдать ее. Шон тоже никому ничего не говорил и хотя не мог полностью поручиться за свою мать, мог почти гарантировать, что она не позвонит никому, пока Шон не уедет с острова.

Он бросил пальто на кровать и присел. На нем был тот же пуловер и термоштаны, что и за день до этого, и Шон наклонился, чтобы расшнуровать кроссовки. Ему не нужна была шумиха, которая поднимется, когда мир узнает, что он провел два последних дня с невестой из «Давай поженимся!». Он всегда избегал такого рода внимания и был чертовски уверен, что не хочет, чтобы в него летели вопросы, подобно шайбам в центральной зоне. Особенно запущенные ее отцом.

Шон и его тренер терпели друг друга. Шон уважал легендарную карьеру Джона Ковальски. А тот уважал легендарный талант Шона. Пока Лекси не сказала, что Джон считает Шона нытиком с девчачьей прической, Шон думал, что они пришли к какому-то взаимопониманию. Нашли точки соприкосновения и стали… Шон не знал. «Друзья» было бы все же слишком притянуто за уши.

Шон включил термостат и забрался под простыни, на которых лежала его одежда. В последние несколько дней он очень мало спал, а прошлой ночью не спал вообще. Встречи с матерью всегда воскрешали воспоминания, которые Шон чертовски хотел бы забыть, но они одолевали его ночью, когда остальной мир замолкал. Не было никакого способа прекратить их, заставить утихнуть. Только случайные воспоминания, возникающие в голове одно за другим, вызывающие ту же тревогу, которую он чувствовал ребенком.

До десяти лет, когда они с матерью переехали в Сэндспит, чтобы жить с дядей Эйбом, Шон не знал, как живут другие люди. Конечно, у него были некоторые мысли о том, что матери других детей не болели все время. Когда он пошел в школу и завел друзей, то заметил, как их жизни отличались от его: их матери не говорили, что «их дни сочтены», только чтобы потом испытать чудесное исцеление. Джеральдина испытала на себе столько чудес, что Шон потерял им счет.

До десяти лет Шон жил в постоянном страхе, что может проснуться и обнаружить, что его мать мертва. Он лежал ночью без сна, думая, что случится с ним и где он будет жить, когда она умрет. Но это было не самым худшим. Самым худшим было время, когда с матерью все было в порядке. Когда сумасшедшая гонка по американским горкам останавливалась. Те периоды, когда мать готовила еду, стирала одежду и подолгу гуляла с Шоном. Когда они говорили об отце Шона или о школе, или о том, сколько лет ему понадобится, чтобы дойти пешком до Луны. В эти периоды он любил мать так сильно, что его сердце болело от радости. В эти периоды он чувствовал себя защищенным и в безопасности. В эти периоды он ненавидел мать за то, что она снова его дразнит. Это время давало ему надежду. В это время все было по-другому. А затем мать неизбежно отнимала у него это хорошее время, разрушая надежды и затягивая в сумасшедшую гонку снова.

Все изменилось, когда они переехали в Эдмонтон и Шон смог быть просто ребенком. Дядя дал ему стабильность, которой у Шона никогда не было прежде, и познакомил с хоккеем. Когда Шон в первый раз надел старые коньки дяди, он попался на крючок. Как множество канадских мальчишек, он играл в детский хоккей на маленьких катках и замерзших прудах. Он играл в детской лиге и в юниорской, а в шестнадцать лет стал достаточно взрослым и искусным, чтобы играть в главной юниорской лиге. Где он и провел три года перед тем, как его выбрали в «Калгари» во втором раунде драфта НХЛ. Он жил в Калгари, Детройте, Питсбурге и вот теперь в Сиэтле. Он провел большую часть последних девяти лет в номерах отелей и на аренах. Его жизнь была бурной и энергозатратной, но никогда не была хаотичной.

И это ему нравилось. Он держал хаос и драму на расстоянии тысячи миль от себя.

До нынешнего момента.

Шон перекатился на спину и засунул руку под подушку. В этот раз драма опередила его на несколько часов. Драма в виде высокой блондинки с манящей улыбкой и жарким телом. Лекси была ожившей фантазией. Высокой стройной фантазией с нежными частями тела, которые подпрыгивали, когда она ходила. Или бегала. Или двигалась на Шоне, как королева Калгарийского Стампида.

Шон забрался свободной рукой под одеяло и поправил член в штанах. Секс с Лекси не был частью плана. Конечно же, ее появление на борту «Кузнечика» также не было частью плана. Ворох белого сатина, сверкающие туфли и хаос. В планы Шона не входило раздевать Лекси или касаться ее нежной кожи кончиками пальцев. Шон привык менять план на ходу. Он мог просчитать игру за секунды до того, как все случится, и подготовиться. Он подмечал шаблоны поведения и оставался на шаг впереди, предвидя свое следующее движение.

Но он не заметил наступления Лекси. Он не ошибся: в ее голубых глазах были страх и опасение. Он видел легкую дрожь в уголках ее полных губ, но не смог предвидеть или подготовиться к прикосновению ее рук и вкусу ее рта. Он не был на шаг впереди ее драмы, и его следующее движение стало ошибкой. Большой ошибкой, в результате которой он оказался в постели в «Харбор Инн». Ужасной ошибкой, которая доставила такое удовольствие. Такое удовольствие, что если бы у Шона было больше кондомов, он бы повторил эту ошибку еще несколько раз. Он пытался растянуть это удовольствие настолько, насколько возможно, проводя руками по мягкой коже живота Лекси и между ее бедер. Она была такая отзывчивая, что ему не приходилось догадываться, где потрогать, чтобы услышать стон, или куда поцеловать, чтобы она выгнула спину или жадно дыша прошептала его имя. Ему не нужно было спрашивать, что она чувствовала, когда он скользнул в ее тело. Она стонала и двигалась, и кончила столько раз, что Шон потерял счет.

Затягивая его еще сильнее с каждой пульсацией и с каждым сжатием своего тела. И как раз когда он, наконец, решил присоединиться к ней, она закричала, чтобы он продолжал ласкать ее сладкое местечко, и Шон был более чем счастлив подчиниться.

Лекси говорила ему, что он очень хорош, прекрасен, великолепен, а затем, как ни странно, назвала его цементировочной головкой.

Шон нахмурился. Он не был цементировочной головкой. Он играл в умный хоккей. И все это знали. Он знал правильную позицию и правильный момент и знал, что делать с шайбой в любой ситуации. И не был цементировочной головкой, но похоже, что Лекси ударила его кирпичом. И хотя ему нравилось винить Лекси в прошлой ночи, Шон не был таким уж ослом. Он зашел в этот номер вчера вечером, зная, что это неправильно. Совсем. И прежде чем они разделись, должен был сказать, что это он тот нытик, по поводу которого ворчал ее отец. Лекси нужно было дать информацию до того, как она приняла решение.

Шон все еще толком не понимал, как этот секрет — который скорее был недомолвкой — превратился из безобидного снежка в снежную лавину. Каждый раз, когда Шон собирался рассказать Лекси, ему казалось, что сейчас не то время. Ни в первую ночь, ни во вторую, ни в третью. Когда Шон оставил Лекси спящей в номере отеля этим утром, он решил, что расскажет ей во время длинного перелета обратно в Сиэтл.

А теперь он плыл на пароме по проливу Хекате, а Лекси направлялась домой на «Морском кузнечике». Этим утром Шон не вернулся в номер отеля, как собирался, и чувствовал себя из-за этого не очень хорошо. Лекси заслуживала лучшего, и когда он доберется домой, то найдет ее и извинится. Никаких оправданий. Никаких отвлекающих факторов. Никакого откладывания до того, как наступит правильный момент. Лекси — милая женщина. Когда Шон заглянул за ее красивое личико, большие буфера и фиаско с шоу «Давай поженимся!», он обнаружил, что она умная девочка. Не только потому, что у нее, очевидно, имелся успешный бизнес по пошиву собачьей одежды, но потому, что у нее обнаружилась способность зайти в комнату, посмотреть на женщину под афганским пледом и в глупой охлаждающей шапочке и совершенно точно определить, как справиться с ней. Лекси сказала, что унаследовала этот талант. У дяди Эйба такой тоже имелся. Если это действительно передавалось по наследству, оно, очевидно, пропустило поколение Шона.

Шон подумал о Лекси и Джимми, болтавших по радиосвязи. И спросил себя, сколько времени пройдет, прежде чем его имя всплывет в разговоре и Лекси узнает, кто он на самом деле. Шон представил, как Лекси разозлится. Возможно, возненавидит его. И не винил ее в этом.

Он был чертовым ослом. Шон заложил руки за голову и посмотрел на пятно от воды на белом потолке. И задумался, что подумает Джон Ковальски, когда узнает, что Шон провел с Лекси время в Сэндспите. Тренер узнает об этом от Лекси или от самого Шона. Не то чтобы Шон действительно похитил Лекси со свадьбы. Они просто оказались в одном самолете. Джон, вероятно, поблагодарит его за помощь своей маленькой девочке. Шон просто чертовски надеялся, что тренер никогда не узнает, как Шон помог Лекси выбраться из одежды — дважды.

У Джона найдется много чего сказать, когда он обнаружит, что Шон раздел его маленькую девочку догола. Если бы все зависело от него, тренер никогда не узнал бы об этом. Но здесь не все зависело от Шона. Когда, где и как всплывут новости, зависело от Лекси, и Шон ненавидел, что не контролирует ситуацию. Все, что он мог делать — просто ждать, пока топор опустится на его шею.

Через десять миль после отплытия мягкое покачивание убаюкало Шона, и он проснулся, когда паром причалил в порту Принс-Руперта. Дождь барабанил по палубе и стеклам иллюминатора, пока Шон надевал ботинки и завязывал шнурки, потом взял пальто, сумку и бейсболку и прошел по коридору к выходу. Он родился в Принс-Руперте, но не помнил жизни тут, потому как маленьким ребенком с матерью и Эдом Брауном переехал в Сэндспит. Он и Эда Брауна помнил не слишком хорошо. Разве что после того, как мать развелась с Эдом, она тут же подхватила птичий грипп.

Крупные капли дождя упали на лицо Шона, и пришлось натянуть капюшон куртки на голову. С открытой палубы съезжали машины, пока он спускался по трапу к терминалу. Перед отъездом из Сэндспита он дал свой номер службе такси, поэтому сейчас вытащил телефон и через пятнадцать минут уже был на пути в аэропорт на острове Дигби. Сорок минут спустя Шон расслабился в кресле двухмоторного самолета. Ну, «расслабился» могло бы значить вытянулся. Но в маленьком кресле не было возможности расслабиться. Так что Шон вытянул длинную ногу в проход перед собой. Здесь скорее бы подошло «отпустил себя». Чем больше миль становилось между ним и матерью, тем больше он чувствовал себя отдохнувшим. Шон мог честно сказать, что любит свою мать. Да, но он не мог находиться с ней долго, потому что она высасывала его энергию, как дешевый фонарик. И казалось, не замечает, как энергия Шона истощается. Или если и замечала, это ее нисколько не беспокоило. Она никогда не брала на себя ответственность за что-либо, и чем старше становился Шон, тем сильнее охладевали и его чувства. Стюардесса поставила маленькую бутылочку воды и положила крошечную упаковку орехов на столик перед Шоном. Он умирал от голода и решил, что засядет в спортбаре в аэропорту Ванкувера.

Прежние подружки звали Шона холодным и отстраненным — помимо других определений. И это было более чем правда. В тридцать семь Шон становился теплым и пушистым с женщинами только в постели. Вне ее он не хотел брать на себя ответственность за кого-либо. Только за себя самого… и свою мать. Он удостоверился, что у нее будет куча денег. Приобрел дом в том месте, куда она хотела переехать. Купил ей «субару» и организовал доставку машины из Принц Альберт. Он навещал мать, когда она была на смертном одре. Делал для нее все, что мог, но не сближался с ней.

Шон открыл пакетик орехов и высыпал их в рот. Он был близок только к одному человеку — своему дяде. Эйб стал для Шона авторитетом и изменил его жизнь. Если бы не дядя, он не знал, где был бы сегодня. Если бы не хоккей, вероятно, оказался в какой-нибудь психушке и бился бы головой о стены, чтобы притупить боль. Шон открыл бутылку воды и выпил ее. У него были хорошие отношения с друзьями. По крайней мере, он сам так считал, но эти отношения не были семейными. В его жизни был лишь один человек, которого он считал семьей. Один человек, который приглядывал за Шоном. Один человек, с которым он мог разговаривать о чем угодно, и когда дядя умер, Шон рыдал как девчонка. С уходом этого мужчины ушло и ощущение семьи.

Двухмоторный самолет «Эйр Канада» сделал несколько кругов над ванкуверским аэропортом, прежде чем приземлиться. Чем ближе самолет подъезжал к гейту, тем больше энергии струилось по венам Шона. К тому времени, как он нашел бар, кончики его пальцев почти потрескивали. Светящиеся постеры с Хенриком Седином и Брэндоном Саттером приветствовали его, пока он шел к стойке менеджера зала. Девиз ресторана был «Мы все Канадос». Шон натянул бейсболку пониже. Не все из них были канадос, и он почувствовал себя предателем. Он занял место у барной стойки и быстро заказал стейк, овощи на гриле и воду с долькой лимона. Обслуживание было отличным, а еда оказалась еще лучше. Над баром висели пять телевизоров, по двум из них показывали игру «Брюинс» против «Джетс» в Виннипеге, а еще два показывали футбольный матч между «Гигантами» и «Пакерами». По пятому транслировали «Си-Эн-Эн».

Хоть звук и был выключен, Шон почти слышал стук шайб по льду и треск, когда Маккуид зажал Элера в углу и жестко припечатал его в бортику. В третьем периоде Марчанд забил гол в одно касание в «гамак» Хеллебаку и зажег фонарь над воротами. Вот, подумал Шон, разрезая стейк, что заставляло его сердце учащенно биться. Прицельный удар в «гамак» наполнил Шона таким количество электричества, что показалось, будто у него волосы встали дыбом. Добывание очков никогда не казалось ему ответственностью. Это было весело. Он наслаждался этим. Был одним из лучших снайперов в НХЛ. Забросить шайбу в ворота — это вызов. Тот, который Шон всегда с радостью приветствовал.

Бармен узнал Шона и налил ему крафтового пива. Может, Шон и не играл за Канадос, но он был канадосом по рождению и когда-то играл за Эдмонтон. Шон с барменом поболтали несколько минут, пока тот не ушел смешивать мартини.

По двум телевизорам матч «Брюинс» — «Джетс» прервала реклама «Будвайзера», и Шон взглянул на экран с «Си-Эн-Эн», засовывая большой кусок мяса в рот. Внизу экрана шли субтитры, а три диктора обсуждали пластиковые бутылки, всплывшие на пляже Калифорнии. Вот только что экран был заполнен белым пластиком, а в следующее мгновение в новостях появился длинный причал. У края которого покачивался знакомый зеленый самолет.

«Король 5 находится на месте событий».

Пока шли субтитры, дверь самолета открылась и кто-то выбрался наружу. Даже если бы на женщине не было штанов для йоги и коричневой рубашки Шона, рыбная шляпа все равно выдала бы ее. Казалось, сначала Лекси не обратила внимания камеры и персонал новостей. Ее внимание было приковано к телефону, и она не заметила, что попала в прицел камер телевизионщиков. Затем внезапно подняла голову, ее глаза расширились, как у оленя, пойманного светом фар. Утреннее солнце сверкало на туфлях, которые Лекси надевала в первую ночь их встречи. На секунду Шон задумался, что она сделала со своими ботинками, а потом завертелось.

«Лекси? Мисс Ковальски, вы можете сказать нам, где были?» — высветилось в ленте субтитров.

Светлые волосы под рыбной шляпой разлетелись вокруг головы Лекси, когда она промчалась мимо репортеров. Ее длинные ноги мерили причал, груди под рубашкой подскакивали, как футбольные мячи, и Шон подумал, что Лекси наверняка упадет и сломает ногу.

Он отрезал кусок стейка и возблагодарил Бога, что не оказался в центре этого хаоса. В голове Шона подобно субтитрам на экране телевизора пронеслись две мысли. Первая — Лекси не следовало так убегать. Это выглядело удручающе, и она могла покалечиться. Вторая — четырнадцать часов теперь не выглядели так уж плохо. Шон положил кусок стейка в рот и потянулся за пивом. Сейчас четырехчасовая пересадка в Ванкувере выглядела так, будто он избежал пули.

ГЛАВА 8

В любви и на войне все средства хороши

Везение Лекси закончилось в тот самый момент, когда «Морской кузнечик» приземлился в Сиэтле. Она попросила Мари забрать ее у причала озера Юнион, но это оказалось еще одной ошибкой, которая добавилась к растущей куче. Лекси не хотела втягивать в это подругу больше, чем необходимо. Мари сейчас была законопослушной гражданкой, которая учила первоклассников в респектабельной вальдорфской школе. И последнее, в чем она нуждалась, — это чтобы ее увидели в пятичасовых новостях за рулем машины со сбежавшей невестой. В первый раз Мари удалось ускользнуть. Второй был слишком рискованным.

Если бы отец Лекси сейчас находился в городе, он бы встретил ее с парой хоккеистов, чтобы не допустить вмешательства репортеров и блокировать их. Кто-то сообщил информацию, что сбежавшая невеста запрыгнула на летающую «древесную лягушку», улетела из города, а теперь возвращается. Лекси подозревала Джимми. Он не упомянул во время полета в Сиэтл, что ее ожидает, и этот факт делал его главным подозреваемым. Плюс он мог много получить от бесплатной рекламы и внезапной огласки. Не то чтобы Лекси сильно винила его. Для своего бизнеса она бы сделала то же самое. Потому и не смогла накричать на него, что он оказался предателем, поскольку по большому счету помог ей.

Если Джимми был тем, кто рассказал все репортерам, Лекси решила, что теперь они квиты. На половине пути по причалу она заметила, как телевизионщики рванули к ней с плавучей веранды к пункту оформления пассажиров. Чуть раньше Лекси вступила в дыру с грязью одной ногой, и пришлось устроить целый забег на Лабутенах. Она едва успела добраться до парковки, где стоял «мини» Мари, прежде чем ее догнала толпа. Пока они неслись прочь, уклоняясь от репортеров и папарацци, Мари уголком глаза взглянула на Лекси.

— Что за хрень на тебе? — спросила, когда они начали ночную гонку по Фейрвью.

Лекси опустила взгляд на сверкающие Лабутены, штаны для йоги и клетчатую рубашку Шона. Поскольку Шон не показался на борту «Морского кузнечика», Лекси решила, что теперь рубашка принадлежит ей. Но Шон был последним, кого она хотела обсуждать с Мари или любым другим человеком.

— Я вляпалась в замерзшую лужу, и мои туфли…

— Нет, — перебила Мари. — Эта штука у тебя на голове.

— О. — Лекси сняла рыбную шляпу и положила ее на колени. — Это купил мне Джимми, чтобы никто меня не узнал.

— Джимми? Король дурного вкуса? — Мари посмотрела в зеркало заднего вида и перестроилась на другую полосу. — Ненавижу утверждать очевидное, но ничто не говорит «Посмотри на меня» громче, чем женщина с рыбой на голове.

Шон сказал почти то же самое. Лекси уперлась рукой в торпеду, чтобы удержать равновесие и провела пальцами по спутанным волосам.

Кроме семьи только пятеро знали, что она прячется в Сэндспите, Британская Колумбия. Лекси считала, что из этих пяти должна беспокоиться только насчет Джеральдины Браун, но очевидно, переоценила лояльность Джимми.

— Я так устала, — зевнула она.

— Бегать от желающей поймать тебя толпы утомительно, — сказала Мари, лавируя между машинами, как будто они действительно убегали от закона.

Это и ночной секс с мужчиной, которого знаешь два дня. Лекси подумала, что поспала всего около четырех часов, прежде чем солнце пробралось в щель между шторами и упало на пустую подушку рядом с ней. Она умудрилась подремать несколько часов в «Морском кузнечике», но проснулась с чувством еще большей усталости.

Она не знала, что сделал Шон:

1. Остался со своей матерью.

2. Поскользнулся и упал.

3. Был похищен инопланетянами.

Что она знала наверняка, так это то, что он поцеловал ее волосы и сказал, что заедет и отвезет на причал. В итоге так и не явился, а Джимми лишь сказал, что Шон с ними в Сиэтл не полетит. Лекси не стала спрашивать Джимми, опасаясь, что тот тоже начнет задавать ей вопросы, на которые она не захочет отвечать.

— Буду спать до следующей недели.

В конце концов, мотивы Шона не имели никакого значения:

1. Он ничего ей не должен

2. Ей было все равно.

И все же… какая-то маленькая нерациональная часть Лекси хотела бы увидеть Шона снова. Может быть, поужинать вместе и продемонcтрировать ему, что она не сумасшедшая. Может быть, впечатлить его своей настоящей жизнью. Она могла бы взять его на хоккейный матч, а после игры познакомить с отцом. Ей казалось, что у него не очень благоприятное мнение о Джоне, но все, кого она знакомила с отцом, были рады встретиться с Джоном «Стеной» Ковальски.

— Я думаю, ты бежала в этих туфлях еще быстрее, чем в прошлый раз. Казалось, репортерша с «Киро» и ее оператор точно схватят тебя, — сказала Мари.

Лекси тоже так думала, потому что почти чувствовала их дыхание на затылке. Она повернулась и посмотрела в окно сзади.

— Не вижу, чтобы нас кто-то преследовал. Думаю, мы оторвались, Тельма.

— Ты — Тельма. Я — Луиза.

Все время, что Лекси с Мари были подругами, они продолжали спорить, какой персонаж из этого фильма подходит им больше. Все знали, что Тельма затащила в постель Брэда Питта в маленьком отеле в Оклахоме. Ох. Сегодня Лекси действительно была Тельмой. Она занималась сексом с мужчиной, который был виртуальным странником. Шон тоже исчез, как Брэд Питт. Конечно, Шон не крал у нее деньги или что-то другое.

— Ты же знаешь, что я берегу себя для Криса Пайна, — сказала Мари выезжая на трассу.

Мари понравился бы Шон Браун, подумала Лекси, когда ее подруга протиснула свой «мини» между фурой «Амазон» и бензовозом «Арко».

— Твой стиль вождения меня тревожит, Луиза.

— Ты хочешь, чтобы я высадила тебя на обочине автострады? Я уверена, кто-нибудь подберет тебя рано или поздно. — Мари взглянула на Лекси, затем снова перевела взгляд на дорогу. — Хотя с такими волосами, может, и не подберет.

Лекси нахмурилась и сложила руки под грудью.

— Очень смешно. Просто отвези меня домой.

— Ты не можешь вернуться в свою квартиру. Я уверена, что она уже окружена. — А затем Мари произнесла нечто вселяющее ужас: — Тебе нужно поехать к родителям.

Это было разумно. Родители жили в закрытом районе на Мерсер Айланд. У Лекси не было выбора, но она не могла вынести идею о том, чтобы сбежать домой. И совсем не ждала с нетерпением допрос, который ей непременно устроят, как только ступит на порог.

К счастью для Лекси, когда она зашла в дом родителей, там не было никого, кто бы поприветствовал ее.

— Где моя малышка? — позвала она.

И услышала повизгивание рядом с родительской спальней, а потом Ням-Ням выскочила из-за угла, одетая в вязаный косичкой худи из коллекции свитеров Эрин-Го-Ав. Как всегда, когда Лекси видела свою собачку, ее сердце размякло.

— Вот ты где! — Она сбросила туфли, опустилась на колени и взяла на руки лысого песика. — Мамочка скучала по тебе. — Тельце Ням-Ням тряслось от возбуждения, она высунула черный язычок и лизнула лицо Лекси. — Ты была хорошей девочкой? — спросила та, поднимаясь на ноги и направляясь дальше по коридору.

Лекси знала, что отец в Питтсбурге, и подумала, что мать на работе в телевизионной студии в Такоме. А младший брат Джон-Джон, вероятно, в школе. Как заключенный, получивший освобождение из тюрьмы, она почувствовала легкое облегчение от отсрочки необходимости видеть разочарование, которое точно будет в глазах матери. С собачкой на руках Лекси прошла в свою старую спальню, которая теперь превратилась в центр упаковки подарков, полный яркой бумаги и сияющих лент. Рядом с дверью она нашла сумочку и чемоданы, которые оставила в «Фэйрмонте».

Всего лишь на прошлой неделе она паковала вещи для медового месяца в Акапулько. Открыв одной рукой самый большой чемодан, она отодвинула в сторону коротенькую сорочку. Сдвинула шелковый халат и вытащила чистые трусики и подходящий к ним лифчик.

— Тебе нужна грязевая ванна.

Сморщив нос, она поставила Ням-Ням рядом с открытым чемоданом. Как и все голые собачки, Ням-Ням пахла старыми кукурузными чипсами, если ей регулярно не делали грязевую ванную с минеральными кондиционерами, чтобы очистить и увлажнить кожу.

В предвкушении тропического медового месяца Лекси упаковала сарафаны, бикини и шорты. Сейчас она вытащила синее платье и решила не думать о том, где была бы, если бы не отменила свадьбу. Она не хотела думать о людях, которым причинила боль, особенно о Пите. Он не заслуживал унижения быть брошенным у алтаря в эфире национального телевидения.

На дне сумочки Лекси нашла телефон, который все еще был наполовину заряжен. Она лучше бы выколола себе глаз, чем позвонила бы, но это было правильно, потому что ей нужно было:

1. Взять на себя ответственность.

2. Перестать убегать.

3. Загладить вину перед теми, кому причинила боль.

В животе запорхали бабочки, когда телефон зазвонил.

— Лекси?

— Привет, Пит. — Неловкая тишина наполнила ей уши, затянувшись, пока Лекси не сказала: — Мне жаль.

— Что случилось?

— Я подумала, ты должен жениться на ком-то, кто любит тебя. — Снова тишина. — Я не хотела сделать тебе больно. Просто не знала, как еще остановить это.

— Ты могла бы что-нибудь сказать. — Его голос погрубел от злости. — Вместо того, чтобы сбежать от меня.

У него было право злиться, но их брак стал бы ошибкой для них обоих.

— Я знаю. Я очень виновата. Простое «прости» не искупит этого.

— Ты права.

— Мы даже не знаем друг друга, — объяснила Лекси. — Мы не могли быть влюблены, по крайней мере, не настолько, чтобы выдержать брак любой продолжительности. Нас просто захлестнула лихорадка шоу. Я надеюсь, мы оба сможем жить дальше. — Она выдохнула, а между ними снова зависла тишина. — Может быть, этот опыт обернется чем-то позитивным. Может быть, со временем…

— Я снимаюсь в двухчасовом специальном шоу, — перебил он.

— Ого. — Теперь настала очередь Лекси замолчать.

— Прямо сейчас я в Акапулько на съемках.

— Ты все равно поехал в Акапулько?

— Да. Пляж потрясный.

Серьезно? Она была в Сэндспите, а он жарился на солнышке?

— Я в кадре больше, чем в «Давай поженимся!». Это клево.

— Что за шоу вы снимаете?

— Я думаю, они назовут его «Поженить разбитое сердце». Я хожу туда-сюда с грустным видом и встречаюсь с одинокими женщинами, которые пытаются меня утешить. — Он засмеялся. — В этот раз я выбирал женщин для кастинга, так что удостоверился, что все они горячие.

— Ну… — Лекси не могла это все переварить. — Я просто позвонила извиниться.

— Думаю, это сработало.

— Так… я не причинила тебе боль?

— Я все еще немного злюсь, что ты сбежала от меня, но думаю, ты спасла нас от развода. Мы не любим друг друга.

Он собирался жениться на ней, хотя не любил ее, но не Лекси было судить.

— В итоге все обернулось к лучшему.

Для него. Он был в Акапулько, нежился на пляже, и ему приносили коктейли женщины, дерущиеся за него. А Лекси была заперта в доме родителей.

— Меня окружают самые горячие цыпочки. В этот раз никаких «кукурузных зубов».

Неважно, что Лекси чувствовала к Саммер прямо сейчас, но эта девушка влюбилась в Пита и заслуживала лучшего, чем прозвище «кукурузные зубы». Это было нехорошо. Нехорошая часть Пита, с которой Лекси не сталкивалась прежде, и она почувствовала невиданное облегчение, что не вышла замуж.

— Так… мы в порядке?

Снова долгое молчание и потом:

— Ага. В порядке.

Когда Лекси нажала «отбой», на душе у нее полегчало и она направилась в ванную родителей. Самое худшее миновало. Вероятно, когда-то ей нужно будет поговорить с продюсерами, но больше всего ее страшила беседа с Питом.

Ням-Ням следовала за Лекси по пятам, а затем свернулась клубочком на рубашке Шона Брауна, когда Лекси быстро разделась и забралась в большой душ. Она смыла запах сэндспитского океана с волос и кожи. Теплая вода из двенадцатиструйного душа расслабила скованные мышцы на спине, Лекси почувствовала, будто наконец выдохнула воздух, который задерживала с момента побега из «Фэйрмонта». Пит не казался расстроенным или злым. Ну ладно, может быть, немного злым, но это скорее имело отношение к его эго, чем к «Поженить разбитое сердце».

Лекси закончила мыться, замотала мокрые волосы полотенцем и, чувствуя себя чистой до скрипа, достала одежду и направилась в кухню. Ее мать была изысканным кулинаром и когда-то держала кейтеринг с тетей Мэй. Она научила всех своих детей готовить все: от мяса по-веллингтонски до гуляша в медленноварке. Иногда Лекси нравилось готовить сложные блюда, но ее любимой едой на все времена была кесадилья с курицей.

Лекси вытащила из холодильника все ингредиенты. Ням-Ням сидела у ее босых ног, пока она разогревала масло и терла сыр. В последние три дня Лекси готовила больше, чем за последние три месяца. Казалось, Шону нравилась ее стряпня. Джеральдина очень одобрила еду, съедая все до крошки. Нарезая бекон, Лекси подумала о Шоне и о том, что она на самом деле знала о нем:

1. Он жил в Сиэтле.

2. Его мать жила в Сэндспите.

3. У него была секретная работа:

А. Возможно на правительство.

4. Он привлекательный

5. Улыбается, и Лекси думает: «Мать моя женщина».

6. Дразнит и целует до потери сознания.

Целует так, что заставил ее отбросить осторожность и пригласить его в свой номер. Лекси не действовала по велению сердца со времен второго курса колледжа, но когда она стояла в слабом свете фонаря «Харбор Инн», это вовсе не казалось импульсивным. Шон смотрел на нее своими зелеными глазами, как будто она была единственной женщиной на планете. А его сильные руки были единственным, что удерживало ее в безопасности от того сумасшествия, причиной которого она стала. Его сильные руки удерживали ее на месте, пока его рот заставлял подумать кое о чем еще, кроме надвигавшейся бури. Лекси всегда привлекали сильные мужчины. Мужчины, которые не просят разрешения, чтобы заставить задохнуться от восторга. Мужчины с понимающими глазами и умелыми руками.

Пока Лекси готовила, она решила, что исчезновение Шона, вероятно, к лучшему, хоть он и сказал, что вернется, чтобы отвезти их к причалу. Никаких неловких прощаний или лжи о том, чтобы созвониться.

И все же… была какая-то маленькая часть Лекси, которая не стала бы возражать увидеться с Шоном снова. Та часть игнорировала уроки воскресной школы о грехе и дьявольском соблазне. Полностью женская часть, которая хотела, отчаянно хотела увидеть его снова.

Ням-Ням, сидевшая у ног Лекси тявкнула несколько раз, и та дала песику пару кусочков курицы, прежде чем отнести свою кесадилью и бутылку воды в комнату родителей. Она села, скрестив ноги, в центре их кровати, собачка улеглась рядом. Подозрительная вмятина, идеально подходящая под размер одного конкретного песика, виднелась на подушке отца.

— Это ты сделала? — спросила Лекси, указывая пальцем. — Папа не любит, когда ты спишь на его подушке.

В ответ Ням-Ням положила голову на бедро Лекси, извиняясь и ожидая кусочек еды.

— Мы ему не скажем. — Лекси откусила хрустящую тортилью, затем достала кусочки курицы из расплавленного сыра. — Ты такой милый кексик.

Она вымылась, была в безопасности в доме своего детства и со своей собакой рядом. Напряжение последних двух дней, сковывавшее затылок и плечи, отпустило, и она полностью расслабилась в первый раз с тех пор, как получила вызов на «Давай поженимся!».

Лекси откусила неподобающе огромный для леди кусок и включила большой отцовский телевизор. Теперь, когда она в Сиэтле, новостям и разговорным шоу придется отменить их конкурсы по поимке сбежавшей невесты. Никто не выиграет бесплатные каникулы в Канкуне или Диснейленде. Мечта Джеральдины посетить замок Золушки была разрушена.

Проглотив последний кусочек, Лекси отставила тарелку на прикроватную тумбочку и свернулась клубочком рядом со своей собачкой. Она прочесала пальцами хохолок на макушке Ням-Ням, направила пульт на экран и вышла в Интернет. Погуглила свое имя, и первыми в результатах поиска появились сайты TMZ, «Гавкер» и «ПопШугар». Ни на одном из них о Лекси не говорилось ничего приятного, так что она кликнула по ссылке на ютьюб.

Тут же на экране появилось изображение Лекси, бегущей по причалу несколькими часами ранее. Лекси приоткрыла рот, со свистом втянув воздух.

«Вот это скорость», — подумала она, пока приводящая в смятение сцена прокручивалась на большом экране.

Кадры, на которых Лекси с выбившимися из-под рыбной шляпы волосами бежит мимо репортеров, сопровождали хаотические крики. Пока она мчалась к «мини», Лабутены сверкали как диско-шар. В те редкие моменты, когда Лекси решала побегать, надевала спортивный лифчик с компрессионными вкладками, чтобы грудь не подпрыгивала, как это было сейчас на экране телевизора.

«Мы созданы не для бега, тренировок и пота. Господь сохранил нас для более важных дел», — всегда говорила мать Лекси и ее сестре.

Когда видео закончилось, Лекси выбрала ролик из «Давай поженимся!», взяла бутылку воды и приподняла голову с матраса, чтобы попить. Она еще не видела все эпизоды, так что кликнула на отрывок, где вместе с другими девушками плывет на лодке: съемка во время группового свидания недалеко от Каталины. Солнце стояло высоко, ветер раздувал Лекси волосы, как будто она была топ-моделью. Ярче всего из этого дня ей запомнилось чувство тошноты и то, как она заставляла себя смеяться над глупыми шутками Пита вместо того, чтобы свеситься через борт и избавиться от содержимого желудка.

Следующий эпизод рассказывал об их с Питом свидании на заднем дворе дома «Давай поженимся!». Лекси смотрела это видео и снова чувствовала дискомфорт. С мерцающими свечами и дюжиной красных роз свидание должно было быть романтичным, но когда съемочная группа находится в десяти метрах от тебя, а над головой висит микрофон, это скорее раздражает.

— Думаю, я влюбился в тебя, — признался Пит. Отблеск свечи играл на его лице.

Пит протянул руку через стол и сжал ладонь Лекси.

— Я чувствую то же самое, — соврала Лекси себе и почувствовала почти триумф.

Почти.

Было одно слово, которое не позволило ей победно вскинуть кулак в воздух. Думаю. Мысли о том, что Пит влюбился, не означали победу в соревновании с еще тремя девушками. Она аккуратно отпила воды из бутылки и стала смотреть, как Лекси на экране готовится к смертельному удару, выполненному так искусно, что Пит его даже не заметил. Умение флиртовать и очаровывать было у нее в крови, унаследованное от матери. На экране диагональю пятьдесят пять дюймов Лекси опустила глаза, как будто сраженная заявлением Пита. Когда же подняла взгляд снова, ее веки были полуприкрыты, как будто она вдобавок сражена и желанием.

— Меня пугает то, насколько сильно я начинаю любить тебя. — Большим пальцем она провела под манжетой его рукава и наклонила голову набок, полностью капитулируя. — Ты можешь сделать меня благословенно счастливой или разбить мне сердце. — Затем она тронула кончиком языка уголок губ и едва сдержала улыбку, когда пульс Пита скакнул и он с трудом сглотнул. В этот самый момент Лекси поняла, что ее оставят еще на одну неделю.

Лекси посмотрела несколько роликов и ощутила себя самым ужасным человеком на планете. Вместо всей этой лжи нужно было сделать что-нибудь, чтобы ее исключили. Как Дезире из Джерси, которая надела обтягивающие шорты и верх от бикини и расстроила свидание Пита и Тони, перетянув весь разговор на себя. Но Лекси унаследовала дух соревновательности и никогда не умела красиво проигрывать. Она пришла на проект, чтобы расширить свой бизнес, и ее план превзошел все ожидания.

И все же… было неправильно намеренно очаровывать и просчитывать свой флирт по отношению к Питу. Нужно было позволить Саммер выиграть. Саммер была по-настоящему милой девочкой и на самом деле любила Пита. Лекси не знала, как человек может по-настоящему влюбиться в такой короткий срок, но не сомневалась в искренности Саммер.

Видео продолжилось церемонией исключения, на которой Саммер получила розовую выгонятельную булавку. Боль от разбитого сердца в ее васильковых полных слез глазах и дрожащая губа заставили Лекси почувствовать себя еще более ужасной. Следующим показали интервью Саммер, с лицом красным и опухшим от рыданий. Она сказала:

— Домой должна была уйти Лекси. А не я! Она не заслуживает Пита. Так нечестно! — Слова причиняли боль, но Лекси не могла злиться, потому что была согласна. — Она папенькина дочка, и ей все приносят на блюдечке с голубой каемочкой. — Это было неправдой, но Лекси решила, что Саммер просто выпускает пар. — Все в доме ненавидят ее. Мы зовем ее «Лекс Лютор», потому что она — зло.

Рука Лекси замерла на хохолке Ням-Ням.

— Эй!

— Надеюсь, выиграет Дженни. Лекси Ковальски — высокомерная би-и-ип.

Цензура оборвала ее последнее слово.

— Я дала тебе свою тушь! — Лекси вскинулась, как будто ее вздернули за волосы. — Когда другие смеялись над твоими «кукурузными зубами», я вообще не сплетничала о тебе! Я тебя жалела, да еще и отдала тебе свои отбеливающие полоски. — Лекси направила пульт на телевизор. — Ты — предательница, Саммер из Белл Бакл, Теннеси.

И выключила телевизор, потому что не хотела слушать, что о ней говорили другие девушки. Если Саммер назвала ее сучкой, другие могли сказать еще что похуже, а Лекси чувствовала себя достаточно побитой для одного дня.

Она поставила воду на прикроватную тумбочку и свернулась клубочком рядом с собачкой. Жизнь пришла в полный беспорядок, но она переживала хаос и раньше. И всегда умела уговорить или очаровать, или проложить себе путь через хаос и развернуть его в свою пользу. Конечно, нынешний хаос казался гигантским, потому что он и был гигантским, но Пит больше не злился. И это очко в ее пользу. Она придет в себя и сделает хаос своим преимуществом.

— Уже пять дней ни единой онлайн-продажи.

Эти слова все еще звучали в голове Лекси и производили все то же впечатление сегодня, что и вчера, когда она лежала в постели родителей и говорила по телефону со своей управляющей Люси Бродерик.

— Триста семь возвратов с четверга. Злость — преобладающая эмоция в комментариях. — У Лекси закружилась голова, а Люси добавила: — Единственное, что приходит на мейл, — это обвинения, предложения выйти замуж и несколько телефонных номеров.

На второй день после возвращения Лекси сидела в пустой студии новостей «Кинг 5» и поправляла микрофон, прикрепленный к воротнику черного костюма. Волосы были гладко зачесаны и забраны в простой пучок, она выглядела, как наискромнейшая бизнесвумен. А не скандальная сбежавшая невеста или женщина в рыбной шляпе, бегущая по причалу: туфли сверкают, буфера подпрыгивают. Или, как сказал отец, увидев видеозапись:

— Две кошки, отчаянно пытающиеся выбраться из мешка.

Ее юрист и управляющая на пару советовали дать интервью, чтобы помочь изменить общественное мнение. И чем скорее, тем лучше.

— Начинаем через пять… — послышался голос менеджера в наушнике. Лампочка камеры, стоявшей перед Лекси, стала зеленого цвета, и у нее в ухе заговорила Саванна Гутри.

— С прошлой среды фанаты реалити-шоу «Давай поженимся!» сходят с ума от слухов, касающихся нашей следующей гостьи. Из филиала в Сиэтле к нам присоединяется «сбежавшая невеста» собственной персоной — Лекси Ковальски. Доброе утро, Лекси. Я рада, что ты согласилась выступить у нас.

— Доброе утро, Саванна. — Лекси посмотрела в камеру, удерживая на лице бесстрастное выражение. Не счастливое и не виноватое, как и советовал ее адвокат. — Рада быть с вами.

— Думаю, первый вопрос, который волнует всех, куда ты сбежала из «Фейрмонта».

— Мой друг увез меня в маленький город в Британской Колумбии.

— Что за маленький город?

Лекси не могла видеть Саванну, но смотрела прямо в камеру.

— Сэндспит.

— Сэндс… что?

Именно.

— Он на острове Моресби в проливе Хекате.

— Кажется, это очень изолированное место. Все было заранее спланировано?

— Спланировано? — Что-то новенькое. — Нет. Вовсе нет. Я действительно собиралась выйти замуж за Пита, когда в тот день зашла в «Фэйрмонт».

— Что же случилось потом? Почему ты сбежала?

— Ответ простой — я запаниковала. — Лекси скромно опустила взгляд к своим рукам. — Все произошло так быстро, я не могла четко мыслить. — Подняла глаза и умудрилась выдавить слезу. — Мне пришлось сбежать, чтобы собраться с мыслями. — Это было не совсем правдой. Она сбежала, но так и не собралась с мыслями. — Я не хотела выходить замуж за Пита по неправильным причинам. Не хотела делать из свадьбы пародию. — Она замолчала и с трудом сглотнула. — Я хочу, чтобы все фанаты шоу узнали, как сильно я сожалею, что разочаровала их. Я не хотела никого разочаровывать. Просто меня охватило волнение из-за всего этого. — Она покачала головой и снова посмотрела на свои колени. — Я хотела дать свою клятву серьезно. Тем вечером я поняла, что не люблю Пита так, как он того заслуживает. — Лекси подняла глаза, и на ее ресницах задрожала слеза. — И он, и я заслуживаем большой любви, которая будет длиться вечно. А не пока работает видеокамера. — Она вздохнула и добавила: — Ни Пит, ни я не ощущали ничего подобного по отношению друг к другу.

— Давай спросим Пита. Он на прямой связи из Акапулько.

В голове Лекси зазвенел сигнал тревоги, слезы высохли. Когда Лекси согласовывала детали этого интервью, «Эн-Би-Си» не упоминали о Пите.

— Доброе утро, Пит. Кажется, ты расслабляешься на солнце. Как себя чувствуешь?

— Я пытаюсь расслабиться и собраться. Пытаюсь снова почувствовать землю под ногами.

— Ты слушал Лекси. Что думаешь по поводу ее слов?

— Это больно. Я думал, у нас с Лекси та самая любовь, которая длится вечно. По крайней мере, я чувствовал именно это.

Постойте, это ведь не то, что он говорил Лекси.

— Я должен был проводить медовый месяц с женщиной, которую люблю, но вот я здесь, в одиночестве.

Лекси смотрела в камеру, пытаясь не показать свою реакцию. Пит говорил, что между ними все в порядке! И он точно не был там в одиночестве. Он был с «горячими» девушками, которых выбрал для утешения. Лекси знала, что Пит просто притворяется грустным, чтобы пропиарить свое новое реалити-шоу.

— Я очень сильно влюбился в Лекси, а она разбила мне сердце.

В этот раз глаза Лекси защипало от настоящих слез. Она сжала руки на коленях, чтобы скрыть дрожь. Пит действительно собирался распять ее?

— Не знаю, смоглу ли я снова открыть женщине свое сердце. Это очень больно.

Как и в случае с участием в «Давай поженимся!», Лекси согласилась на это интервью в попытке помочь своему бизнесу. Бизнесу, ради которого она очень много работала, чтобы превратить мечту в успех. Мечту, которую Пит сейчас держал на кончике ножа.

— Когда мы разговаривали по телефону, я сказала, что сожалею. Я думала, ты понял меня.

— Минутку, — перебила Саванна. — Вы двое недавно общались?

— Да, — ответила Лекси. Общество представляло их в роли жертвы и злодейки. Она не могла играть первую роль и должна была развенчать вторую. Ей нужно было избежать даже намека на то, что она хочет нанести Питу ответный удар, и то же время склонить общественное мнение к золотой середине. — Я позвонила Питу, чтобы сказать, как сильно сожалею и что я никогда не хотела сделать ему больно. Он ответил, что между нами все хорошо.

— Ты сказал так, Пит? Все хорошо?

Он мог бы спасти ее и прорекламировать свое новое шоу. Нужно было только сказать правду.

— Не помню, чтобы говорил такое. Знаю лишь, что женщина, которую я люблю, унизила меня на национальном телевидении.

— Мне жаль, — проговорила Лекси, пока Пит продолжал всаживать нож в ее бизнес и убивать ее мечту.

— Не уверен, смогу ли я снова поверить женщине. Лекси разрушила мою жизнь.

Крупная слеза выскользнула из уголка глаз Лекси и побежала по щеке. Все кончено. Ее бизнес разрушен, а она навсегда останется злодейкой.

— Не знаю, что сказать.

Саванна подсказывала Лекси через наушник, но эти слова заглушались шумом в голове. Свет камеры ослеплял. Подошел помощник режиссера, чтобы снять с Лекси микрофон. Она одновременно чувствовала себя оцепеневшей и готовой взорваться.

Вместо того, чтобы вернуться к родителям, она приехала в свой кондоминиум в Белльтауне. Ням-Ням заберет позже, а сейчас ей просто хотелось свернуться клубочком на постели и натянуть одеяло на голову. С бизнесом, в который она вложила душу и сердце, покончено.

«Гардеробчик Ням-Ням» начинался как обычный блог, который Лекси вела от лица своей собачки. А затем вырос в успешный интернет-магазин. Следующий логичный шаг — открыть первый оффлайн-магазин. Лекси взяла в аренду идеальное место в Белльвью и наняла подрядчика для ремонта. На следующей неделе она должна была встретиться с дизайнером интерьеров, чтобы выбрать обои и открыть магазин на последней неделе февраля. Хотелось бы открыться на День святого Валентина, но розовые круглые пуфики доставят только к двадцать четвертому числу.

Лекси отправилась на шоу «Сегодня» в последней попытке спасти «Гардеробчик Ням-Ням» и, возможно, реабилитироваться самой. Ничего из этого не получилось. Она навсегда останется злодейкой из реалити-шоу. Как Спенсер Пратт и Кортни Робертсон. Даже если бы она смогла реабилитироваться, то не успела бы спасти «Гардеробчик Ням-Ням». У нее работало десять человек с частичной и полной занятостью, и это не считая веб-дизайнера или людей, которые трудились на мелкосерийном производстве.

Ей понадобилось несколько коротких мгновений, чтобы добраться до своей квартиры: подъездная дорожка снаружи была свободна от репортеров, и Лекси легко проехала через ворота к гаражу и припарковалась на своем месте.

В тумане боли она поднялась на лифте на верхний этаж. Двери открылись в квартиру с десятифутовыми панорамными окнами, заизолированными так, чтобы защитить от погоды и позволить ленивому солнцу осветить лучами роскошный белый ковер и сверкающий паркетный пол. Лекси сняла туфли и направилась в спальню, оставляя за собой дорожку из одежды. В комнате она нажала на кнопку, и с потолка опустились ставни, закрывая окна. Миллиметр по миллиметру комната погружалась во все более глубокие оттенки серого. Лекси забралась на кровать и натянула ситцевое одеяло до подбородка. Она пролежала в постели весь день и выбралась из кровати, только когда вечером отец привез Ням-Ням.

— Вот твоя бесполезная собака. — Пока Лекси завязывала пояс на халате, собачка лизнула отца прямо в губы. — Иисусе.

— Она любит папочку.

— Я ей не папочка.

После краткого разговора о том, каким дуболомом оказался Пит, обсуждения плюсов и минусов того, чтобы тафгай «Чинуков» Кевин «КО» Олсен повстречался с Питом, после возвращения того из Акапулько, Лекси взяла собачку и направилась обратно в постель. Она не могла перестать проигрывать в голове события последних нескольких дней и принимала одно плохое решение за другим. Она довела себя и свой бизнес до свободного падения. И этим утром с громким шлепком приземлилась на национальном телевидении.

Столько всего случилось после ее побега из «Фэйрмонта», что, казалось, прошло не пять дней, а пять недель. А ведь всего пять дней назад она запрыгнула на борт «Морского кузнечика» и посмотрела в лицо Шону Брауну, увидев вопрос в его зеленых глазах. Два дня спустя она затащила его в маленький номер и раздела догола. Всего два дня спустя ругалась как порнозвезда-хоккеист во время незабываемого секса. Две ночи спустя ее щеки все еще горели от воспоминаний.

Только одна мысль заставляла Лекси чувствовать себя чуточку лучше: она никогда больше не увидит Шона Брауна. Несколько дней назад она думала, что неплохо бы повстречаться с ним и показать ему настоящую Лекси. Ну, настоящая Лекси опустилась на самое дно своей жизни. Оставалось мало надежды, что дела улучшатся, и еще одно унижение — последнее, что ей нужно.

К огромному удивлению Лекси, на следующий день позвонила Люси Бродерик и сообщила обнадеживающие новости: выступление на шоу «Сегодня» не стало полной катастрофой. Отклик был противоположен тому, которого Лекси так страшилась. Каким-то образом она умудрилась вызвать симпатию, а нападки Пита оказались похожи на травлю. Фальшивые и настоящие слезы Лекси заставили ее выглядеть уязвимой и отчаявшейся, переполненной мучительным раскаянием от того, что она сделала с Питом и фанатами «Давай поженимся!». Пит же в самом конце выглядел агрессивным. Мнение телезрителей по отношению к нему сместилось в сторону негатива. Лекси знала, что должна пожалеть Пита, но не испытывала к нему ни капли жалости. Он сам виноват.

Через три дня после шоу «Сегодня» течение явно обратилось в сторону Лекси. Она дала короткое телефонное интервью «Экстре» и договорилась рассказать свое видение истории «Ю-Эс Мэгазин» на следующей неделе.

Мир перестал ненавидеть ее. Даже «Гавкер» и «Поп Шугар», казалось, прекратили ее распинать. Бизнес остался жив. «Гардеробчик Ням-Ням» воскрес и обошелся без реанимации. Лекси рассчитывала, что благодаря упорной работе добьется полного восстановления.

Так было вплоть до того момента, как Мари зашла в квартиру Лекси и бросила на столик «Нэшнл Энквайер». Лекси глотнула кофе и отодвинула в сторону тарелку с дыней-канталупой и тостом.

— Что такое? — Она подовинула газету к себе и подавилась. Кофе попало не в то горло, сердце остановилось, и Лекси прохрипела: — Чт-чт-о?

На первой полосе красовался заголовок: «Сбежавшая невеста бросила жениха ради таинственного незнакомца». Всю страницу занимала фотография Лекси, которую прижимали к входной двери в номер «Харбор Инн». Качество было так себе, но даже если бы Лекси не знала, что на фото действительно она, если бы на самом деле не сделала бы это, даже если зрение у нее затуманилось из-за кашля, все равно ее сложно было не узнать.

— Кто это? — спросила Мари.

Лекси прочистила горло, кашлянув еще пару раз, не в силах отвести глаз от картинки, где ее прижимали к двери комнаты отеля. Ее лицо было отчетливо видно, тогда как Шон стоял к камере спиной. Единственной видимой частью его тела были руки, которыми он держал запястья Лекси у нее над головой.

— Шон, — выдохнула она.

Мужчина с прекрасными зелеными глазами и темными волосами, который казался единственной опорой в пошатнувшемся мире. Мужчина, чей поцелуй заставил ее согреться изнутри и отбросить осторожность… вместе с одеждой.

— Какой Шон?

— Браун.

По крайней мере, такова была фамилия его матери. Лекси не знала наверняка, но решила не рассказывать подруге, которая вела себя немного осуждающе.

— Ты выглядишь, будто тебя похитили или ты собираешься заняться с этим парнем сексом.

Лекси снова откашлялась.

— Ты же знаешь, что меня не похитили.

— Так ты закрутила с каким-то незнакомым канадцем?

— Все было не так. — Лекси посмотрела на сидевшую напротив подругу, которая листала «Тиндер». — Он летел со мной в самолете. Я была напугана и в шоке. Он ненадолго заставил меня забыться.

— Выглядит не очень.

— Я знаю!

После отъезда Мари Лекси проверила сайты желтой прессы. На всех была одна и та же фотография. Подпись гласила: «Сбежавшая невеста или соблазнительница?»

— Все было не так, — сказала она Джорджине тем же вечером. — Я помогала ему заботиться о его больной матери, пока мы были в Сэндспите. Я никого не соблазняла!

Джорджина поглядела на дочь и сказала:

— Мне жаль его мать, но меня заботишь только ты. — Она покачала головой, и прядь темных волос скользнула по плечу к вороту красной шелковой блузки. — Плачешь всю ночь, Лекси. Не могу поверить. Все становится только хуже.

— Я знаю. Кто-то выдал номер моего телефона. — Лекси сморгнула подступившие слезы. Слышать разочарование в голосе матери было невыносимо. — Мне пришлось выключить его. Я не могу сменить номер, пока не уведомлю об этом все мои бизнес-контакты.

Слава Богу, у нее оставался оплаченный номер из Сэндспита.

Джорджина несколько раз глубоко вздохнула и сказала на выдохе:

— Ты взрослая женщина. Я не собираюсь спрашивать, что произошло в том номере. Хотя твоей отец может и спросить, когда вернется из своей поездки.

Лекси закрыла глаза. После пятидневной поездки отец, вероятно, будет не в очень хорошем настроении.

И она оказалась права.

Следующим вечером отец стоял в кухне и смотрел телевизор, висевший над камином в гостиной. «Е! Ньюс» транслировали печально известную картинку, а Джейсон Кеннеди вопрошал:

— Кто этот таинственный мужчина со сбежавшей невестой Лекси Ковальски? Мир хочет знать, что на этом фото: принуждение или мимолетный роман?

— Сумасшествие. — Лекси открыла бутылку любимого пива отца и потянулась за пультом, лежавшем на столешнице. Нажала красную кнопку три раза, прежде чем телевизор выключился. И да, она немного приврала, когда сказала: — Я помогала ему ухаживать за смертельно больной матерью.

— На картинке все выглядит совсем не так. — Отец нахмурился, поднося бутылку с пивом к губам. Он сделал несколько больших глотков и опустил бутылку. — Этот парень, — он сделал паузу и указал бутылкой на экран телевизора, где за минуту до этого сверкало то самое печально знаменитое фото, — чертовски размытый и совсем не узнаваемый, но его намерения совершенно ясны. Или он собирался силой заставить тебя зайти в номер, или прокладывал себе туда путь соблазнением.

Соблазнение было взаимным, так что Лекси покачала головой.

— Они говорят об этом везде. Я видел это по телеку в спорт-баре в Детройте.

Новая история становилась еще более скандальной и шокирующей, чем изначальная.

— Если тебя в самом деле не держали против твоей воли, я не могу выследить этого сукина сына и показать ему, где раки зимуют. — Отец поставил бутылку на стол и скрестил руки на груди. Плохой знак. — Ты несешь ответственность за этот беспорядок.

— Я не могла мыслить ясно с тех пор, как пришла на «Давай поженимся!». — Лекси хотела показать отцу, что она сильная женщина, а не ребенок, которого нужно защищать. Она сжала зубы, чтобы подавить дрожь, но слеза соскользнула с ресниц. — Я принимаю на себя полную ответственность за тот беспорядок, в который превратила свою жизнь, и за боль, которую я всем причинила. Особенно семье. — Лекси ненавидела разочарование, мелькнувшее в глазах отца. — Я была сбита с толку и испугана. Он показался мне хорошим человеком. Я думала, что могу доверять ему.

Отец опустил руки.

— Не плачь.

— Ладно.

— Боже. — Отец потянулся и обнял Лекси. — Милая, не всем мужчинам можно доверять. — Она положила голову туда, где всегда чувствовала себя защищенной, — на отцовское плечо. — У некоторых сукиных сынов недостаточно яиц, так что им приходится пользоваться уязвимостью женщин, чтобы получить хоть какое-то внимание.

У Шона были яйца, и он на самом деле не пользовался ей, но Лекси не потрудилась поправить отца. Она кивнула, расслабляясь в теплом спокойствии, которое всегда находила в его объятиях.

— Этому парню нужно надрать задницу за то, что он воспользовался тобой.

Лекси снова кивнула, потому что… какая разница? Она не знала Шона. Возможно, этот парень работал на ЦРУ. И сейчас, больше чем когда-либо, она была рада, что никогда больше не увидит Шона Брауна.

Шумная волна апплодисментов и криков прокатилась по «Кей Арене», пока из колонок неслись звуки песни «WhoLettheDogsOut». Высоко в центре арены на трех экранах показывали повтор броска в одно касание, когда шайба от конька игрока «Эвеланш» отлетела прямо в левый щиток голкипера «Чинуков» Адама Ларсона.

Прошло достаточно времени с тех пор, как Лекси надевала свой свитер «Чинуков» и приходила в «Кей». И еще больше с тех пор, как она сидела на обычных местах.

— Думаю, нам было бы удобней в «Энкор», — сказала Лекси, с тоской глядя на приватную ложу на третьем ярусе.

— Мы пришли не прятаться. Помнишь? — напомнила с улыбкой мать. — Нам нечего прятать.

Лекси знала, что мама права. Они обсудили это и решили, что единственный способ удержаться от очередных пряток — вести себя так, как будто ей нечего скрывать. Лекси не сомневалась, что как только оператор заметит их, ее лицо появится на всех четырех мониторах в центре арены и засияет на экранах телевизоров.

Лекси позаботилась о том, чтобы выглядеть скромно в серой водолазке, командном свитере и серых джинсах. Она собрала волосы в «хвост» и почти не накрасилась. Нашла границу между кокетством и виноватым видом. Когда в «Энквайр» появилась та фотография, все хорошие чувства зрителей, которые вызвало шоу «Сегодня», улетучились в трубу. Лекси моментально превратилась из нуждающейся в сочувствии в злодейку. В этот раз никакие извинения не помогали, и Лекси не могла рассчитывать на еще одно чудо, которое спасло бы ее задницу. В ней увидели лгунью, и она снова превратилась в злодейку, даже хуже. Теперь она была на самом дне, на нижней ступеньке в реалити-шоу:

1. Шлюха

2. Сука

3. Психопатка

4. Шлюховатая психованная сука.

Лекси заняла место рядом с матерью и младшим братом, Джон-Джоном, на нижнем ряду. Брат унаследовал от отца и внешность, и темперамент. Он был готов драться за свою старшую сестру. Что только добавляло чувства вины. Предполагалось, что все будет совсем наоборот. Она должна была приглядывать за братом, но чувствовала себя трусихой. Ей приходилось бороться с сильным желанием сползти вниз по креслу и прикрыть лицо рукой. Лекси глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чтобы выровнять дыхание, но ничто не могло помочь справиться с тошнотворным комом в желудке.

Ребенком Лекси любила сидеть на первом ряду прямо за стеклом. Ей нравилась дикая энергия, искрившая в толпе. Нравились крики и удары, и «шш-шш», которые издавали коньки, смешиваясь с ревом фанатов. Она заставила себя поднять подбородок и посмотреть на лед.

— Вон новый парень, на которого жалуется папа, — сказал Джон-Джон, пока шайба летела от клюшки к клюшке. Лекси увидела лишь спину и короткие потные кудри, выбившиеся из-под шлема. — Хотя мне он нравится.

У Лекси были более важные поводы для беспокойства, чем новая звезда «Чинуков». Например, выглядеть спокойной, хладнокровной и собранной в то время, когда на самом деле хочется убежать прочь, пока кто-нибудь в аппаратной не узнал ее и не вывел ее лицо на большие экраны.

С жестким «бум» шайба влетела в бортик и замерла в углу за секунду до того, как игроки с двух сторон врезались друг в друга, заставив затрястись защитное стекло. Звуки ударов и пыхтение сотрясали воздух, пока игроки, расставив локти, пытались зацепить шайбу.

С грохотом, вибрацию от которого Лекси почувствовала под своими ногами, номера 36 впечатали в плексиглас. «НОКС» — было написано на его плечах. В драке игрок потерял шлем.

— Хочешь отсосать? — спросил один из хоккеистов.

— Твоя мамаша отсосет, сосунок. — Тридцать шестой номер выбросил вперед кулак, и его большая синяя перчатка встретилась с противником, заставляя того упасть.

Лекси побарабанила пальцами по подлокотнику. Матери и сестры, и сосунки были любимыми оскорблениями у хоккеистов.

Раздался свисток, и два рефери вмешались в драку. Они указали на главного зачинщика, и Лекси подалась вперед, чтобы заглянуть за ограждение, где в синем свитере, скрестив руки на груди, стоял ее отец. Она не видела его лица, но по фигуре могла сказать, что он не очень счастлив.

С другой стороны стекла донеслось:

— Ты нытик, Куч. Возвращайся к малолеткам вместе с другими девчонками.

Нахмурившись, Лекси снова посмотрела на номер 36. Он засунул одну перчатку под мышку, затем наклонился и исчез из виду. Странная дрожь пронеслась по ее позвоночнику до самого затылка. На короткую секунду Лекси почувствовала, будто оказалась в альтернативной реальности, где она узнала что-то, что не могла знать. Эта короткая секунда зависла в воздухе, сбивающая с толку и невероятная.

— Добро пожаловать в джунгли! — пронеслось по арене, и Лекси подняла взгляд к телевизорам.

Черные волосы на макушке игрока заполнили все пространство экрана. Затем тридцать шестой выпрямился и прочесал пальцами мокрый локон, завивавшийся у него на лбу в форме большой буквы С.

Все внутри Лекси внезапно замерло, кроме дрожи, бегущей по спине до самого затылка. На больших экранах светились зеленые глаза, смотревшие на табло, и его «вот-дерьмо» улыбка, приподнявшая уголок рта.

На экранах включили повтор момента, когда он взмахнул своим большим кулаком и игрок «Эвеланш» упал. Толпа вокруг Лекси как с цепи сорвалась, и дрожь в затылке парализовала ей мозг. Ком в желудке подскочил к горлу. На большом экране номер 36 спокойно надел шлем на голову. Пожевал уголок капы и под гремевшую над головами песню Билли Джоэла «Невинный мужчина» спокойно покатился на скамейку штрафников.

ГЛАВА 9

Мне нравится, как ты врешь

Шон снял синий блейзер с вешалки в раздевалке и просунул руки в рукава. Концы только что вымытых волос намочили воротник белой рубашки. Cегодня вечером Шон забил два из четырех голов и подтвердил, что необходим команде.

Обычный период притирки, казалось, закончился, хотя некоторые парни все еще негодовали из-за сделки. Половину сезона они провели на выезде, а другую — на тренировках внутри Арены, просматривая записи игры и работая на льду. Это неизбежно приводило к сближению. Иногда партнеры по команде становились роднее, чем семьи, что и объясняло высокий уровень разводов.

Шон засунул ноги в лоферы из телячьей кожи и забрал из открытого шкафчика бумажник. Он играл в разных командах НХЛ. И в каждой у него были хорошие друзья, хоть ему и требовалось немного больше времени, чтобы сблизиться с сокомандниками настолько же, насколько сближались остальные. Он не назвал бы их семьей. По-крайней мере, не в том смысле, который он вкладывал в слово «семья».

Шон засунул бумажник в задний карман брюк и оглядел раздевалку, заполненную хоккеистами. Некоторые были наполовину одеты, другие — голые. Шон находился среди голых парней с тех пор, как играл в детской лиге, и уже давно не обращал на это внимание. Несколько игроков сидело на скамейке, глядя в айпэд и делая ставки на хоккейную команду колледжа.

Левый защитник Броди Камю застонал, бросив полотенце на скамью, и принялся разминать левое плечо.

— Все еще болит после удара Рассела? — спросил Шон.

— Ненавижу этого парня.

Броди был сложен как телеграфный столб. Длинный шрам пересекал правую щеку. Поскольку Броди было тридцать пять, Шон решил, что для него такие удары уже не проходят бесследно.

— Он, вероятно, чувствует себя намного хуже, после того как Кевин приложил его в третьем периоде. — Броди усмехнулся. — Как твоя рука?

Шон пошевелил пальцами и сжал кулак. Средний палец, казалось, двигался с трудом.

— Нормально.

— В следующий раз позволь кому-то другому сбросить перчатки. — Броди взял из шкафчика боксеры. — КО или Летесту, или мне. Один из нас будет твоей тенью. Если ты сломаешь руку, ты облажался. — Он натянул трусы. — Это значит, что мы все облажаемся. — Посмотрел на Шона. — Усек?

Было время, когда Шон мог бы оскорбиться на то, что другой игрок говорит ему, что делать, как будто он снова стал ребенком. Который катается с клюшкой размером с бревно на плече. Который пытается привлечь внимание, зарабатывая очки в драках. Который выделывается, чтобы казаться лучше, чем он есть.

— Усек.

Он уже несколько лет не был тем парнем. С тех пор, как осознал, что его талант затмевает потребность во внимании. И также осознал, что похож на свою мать больше, чем считал допустимым.

Она искала внимания с помощью своей ипохондрии, он — с помощью своего умения забросить шайбу между стоек. За это понимание следовало благодарить его подружку.

— Ты выпендрежник, — сказала подружка.

И не собиралась делать ему комплимент или помогать. Она прокричала это, пиная его «Майбах». Шон порвал с ней из-за вмятины на двери машины, но девица была права. Конечно, он мог оседлать свою клюшку, после того как забил хет-трик, но сегодня позволял своему таланту говорить за себя.

И Броди снова усмехнулся.

— Хотя приличная заварушка получилась.

С тех пор, как Шон вернулся из Сэндспита и отправился в дорогу с командой, все стало лучше. Больше никаких шуточных звонков в его номер в два ночи или раскрошенных крекеров на простыне. Команда притерлась друг к другу, и Шон начал понимать каждого игрока, их стиль и особенности.

— Хорошая игра, Нокс, — сказал тренер Ковальски, проходя мимо, и зашел даже так далеко, что похлопал Шона по плечу.

— Спасибо.

Шон узнал о Джоне лишь одно — этот мужик не озарял своим одобрением каждую задницу. «Хорошая игра» от него — это как неумеренные похвалы от любого другого. Против воли Шон почти улыбнулся, заправляя белую рубашку в брюки. Он не хотел, чтобы ему нравился тренер. Джон был тем еще козлом. Но после возвращения Шон обнаружил, что стал играть умнее.

Может быть, чтобы доказать тренеру и всем остальным, что Шон Нокс — командный игрок. Он выходил на лед не только ради себя. И если кто-то считал по-другому, то он ошибался. Если они по ошибке посчитали его нытиком, тут они тоже были неправы. И в его жизни теперь была лишь одна новая проблема. Высокая светловолосая проблема по фамилии Ковальски. Насколько Шон мог судить, в жизни Лекси одна большая драма следовала за другой, и он каким-то образом умудрился запутаться в этом.

Поначалу, вернувшись из Сэндспита, он попробовал связаться с ней в попытке избежать еще большей драмы, когда она неминуемо узнает, что он играет за «Чинуков». Шон не мог попросить номер Лекси у ее отца. Он спросил Джимми, но номер, который дал тот, все время переводил звонок на голосовую почту. Шон оставил свой номер и написал письмо на электронный адрес веб-сайта Лекси. Которая не связалась с ним, и Шон решил, что она не хочет снова его видеть. Что ж, это ее выбор, и после появления той фотографии в журнале, он был полностью согласен с этим выбором. Он не хотел получить роль «таинственного мужчины» в бесконечной драме Лекси.

— Нокси. — Капитан команды Стефан «Камешек» Дэйвис положил руку на плечо Шона. — Парни встречаются в «Королевском пабе». Ты должен прийти.

Камешек получил свое прозвище потому, что бил так, будто в его перчатках лежали камни. Шон мог подтвердить правильность этой клички и в тайне радовался, что в этом сезоне играет не за принимающую правый хук Камешка сторону.

— Где этот паб? — Шон был в Сиэтле только три месяца и половину из них провел на выездных играх. В скором времени ему придется найти свои места в этом городе.

— Угол Десятой и Пайк.

Шон жил не очень далеко от «Кей Арена». Он достаточно хорошо представлял план города, а в «Лэнд Ровере» был навигатор.

— Звучит отлично. — Он взял свою сумку, вместе с Камешком прошел через раздевалку, холл и вышел в туннель.

— Там есть жареный во фритюре картофель с сыром, который я до смерти хочу попробовать.

Шон оглянулся на своего товарища по команде.

— Разве жареный во фритюре картофель с сыром входит в план питания от Трины? — спросил он, имея в виду диетолога команды.

— В твой нет, — со смешком ответил Камешек. — А я защитник. Я могу время от времени набирать вес.

Но, возможно, не от картофеля с сыром во фритюре. Они обсудили несколько неудачных удалений и зрение судьи.

— Большой палец Чака и близко не был к линии ворот, — сказал Шон, поворачивая налево к входным дверям. — Даже слепому это было видно.

Стоявшая около двери женщина отошла от стены и двинулась им навстречу. На ней была серая водолазка, надетая под свитер «Чинуков», и серые джинсы, такие узкие, что казались приклеенными к длинным ногам. И она была такой же великолепной, как Шон и запомнил. Одной волной неожиданная смесь желания и ужаса прокатилась по его телу, сжимаясь и сражаясь, и приземлилась в желудке комком горячего свинца. Шон понимал, что рано или поздно они с Лекси встретятся. Но после того фото из «Энквайер», разлетевшегося по всему миру, предпочел бы скорее позже, чем раньше.

— Привет, Лекси, — окликнул ее Камешек.

Глаза глубокого синего цвета наблюдали, как Шон приближается. Затем Лекси перевела взгляд на капитана команды.

— Привет, Стефан.

Камешек раскинул свои огромные руки, и Лекси вступила в его объятие.

— Сто лет не видел тебя, — капитан отстранился и посмотрел ей в лицо. — По крайней мере, лично. И очень много видел тебя по телевизору.

Светлые волосы, собранные в «хвост», коснулись свитера «Чинуков», когда Лекси покачала головой.

— К сожалению, кажется, вся планета очень много видела меня по телевизору.

— Твоему отцу не понравились шорты, что ты носила на шоу.

— Не хочу говорить об этом шоу. — Ледяным взглядом Лекси посмотрела через плечо Камешка на Шона.

— Все равно никому не нравился тот парень. Пол был единственным, кто поставил, что вы доберетесь до алтаря.

Лекси задохнулась от возмущения и выскользнула из объятий Камешка.

— Вы делали ставки на мою свадьбу? — Уголки ее губ опустились, выражая малоубедительное неудовольствие. — Я не удивлена.

В последний раз, когда Шон видел Лекси, она лежала, закутавшись в белую простыню, светлые волосы в беспорядке, одна нога свисает с кровати. Вся такая нежная и чувственная, как будто вот-вот вырубится от классного секса. Голубые глаза теплые и удовлетворенные.

Камешек махнул в сторону Шона.

— Ты еще не встречалась с нашим с недавних пор правым нападающим Шоном Ноксом?

Лекси повернулась к Шону: ее взгляд казался таким же холодным и жестким, как сапфиры. Так отличался от того, ночью, когда она изображала королеву родео.

— Нет. Я никогда не встречалась с мистером Ноксом, — сказала она, и Шон подумал, заметил ли Камешек, как Лекси слегка выделила его фамилию. — Хотя слышала, как отец говорит о нем.

Ага. Джон назвал его нытиком, а, возможно, и чем похуже. Шон протянул руку, ожидая следующее движение Лекси.

— Шон, это старшая дочь Джона, Лекси Ковальски.

Полные губы Лекси приоткрылись в улыбке, белые зубы сверкнули, как в рекламе зубной пасты. Шон ждал, раскроет Лекси их связь или нет.

— Мы все семья. — Она сделала шаг вперед, показывая, что собирается крепко обнять Шона. Он автоматически сжал руки вокруг ее тела. В этот раз она пахла по-другому. Цветочным мылом и шампунем. — Рада познакомиться, мистер Нокс, — сказала Лекст, и ее теплое дыхание коснулось его уха.

А вот ощущалась она все так же. Как нежная, сладкая женщина. И тело Шона отозвалось.

— Спасибо.

Рука Лекси скользнула по его груди. И на одну сумасшедшую секунду Шон подумал, не собирается ли она расстегнуть его рубашку, как сделала неделю назад. На одну сумасшедшую секунду он подумал, позволит ли сделать ей это прямо тут, в бетонном туннеле «Кей Арены». Вместо этого Лекси засунула что-то в карман его рубашки. Похлопала по груди и отступила, унося с собой запах своей кожи и ощущение своего тела. Неделю назад Шон притянул бы ее обратно к груди. Неделю назад они были незнакомцами в незнакомой среде и странных обстоятельствах.

— Ты мог видеть Лекси по телевизору, — сказал Камешек, как будто не заметил этого обмена или легкой нахмуренности Лекси.

— Может быть, раз или два. — Хотя Шон знал ее тело очень близко, они все еще были незнакомцами.

— Я же сказала, что не хочу говорить об этом. — Лекси скрестила руки на груди.

Из-за угла показался Кевин Олсен, который засмеялся при виде Лекси.

— А вот и наша маленькая сбежавшая невеста! — Его голос гулко пронесся по туннелю.

— Ш-ш-ш! — Лекси безуспешно попыталась сдержать улыбку. — Прекрати кричать! И прежде чем ты начнешь, я не хочу говорить о «Давай поженимся!».

— Я не виню тебя. — Броуди быстро обнял ее и, положив руку ей на плечо, наклонился, чтобы заглянуть в глаза. — Никому не нравился этот парень Пит. Пол — единственный, кто поставил на то, что вы доберетесь до алтаря.

— Я об этом слыхала. Вы, парни, готовы спорить на что угодно.

— В следующий раз иди в «Американского ниндзя». Там ты всем надерешь задницу. — Он выпрямился. — И выиграешь немного наличных вместо какого-то тюфяка.

Лекси опустила руки.

— Скажи парням, чтобы нашли новое хобби, потому что больше я не подписываюсь ни на какие телешоу или интервью. Больше никаких статей в журналах. — Она нахмурилась и краем глаза взглянула на Шона. — Или фотографий в желтых газетах, о которых судачит весь мир.

Нужно было быть глухим, чтобы не услышать повсеместное обсуждение того фото: разные версии, начиная с той, что Лекси сбежала с любовником, и заканчивая той, где Лекси похитили. Уголки губ Шона изогнулись. Похищена. Ага, чертовски верно. И это было смешно, учитывая, что Лекси ввалилась в «Морского кузнечика» головой вперед.

— Мы с Чаки обсуждали это дело, — сказал Кевин, драматично впечатывая мясистый кулак одной руки в не менее мясистую ладонь другой. — Только скажи, и мы найдем этого парня и засунем хоккейную клюшку ему в задницу.

Шон посмотрел на двух огромных мужиков, стоявших рядом с ним. В огне, горевшем в глазах его товарищей по команде, не было ничего, что подтверждало бы, мол, это шутка. Они были совершенно серьезны, и Шон задал вопрос, на который, боялся, уже знал ответ.

— Какому парню?

— Тому самому на фото. Тому, который удерживал Лекси.

Теперь пришел его черед смотреть в сторону Лекси уголком глаза.

— Удерживал?

Лекси подняла руку и закрыла глаза ладонью.

— Об этом я тоже не хочу говорить.

— Иисусе, КО! Ты бесчувственный осел. — И снова Камешек укрыл Лекси в оберегающем объятии. — Она и так вынесла достаточно и без твоих напоминаний об этом мудаке, который принудил ее.

Мудаке? Принудил? Какого черта?

— Прости, Лекси. Я просто хотел, чтобы ты знала, я рядом. Если ты снова увидишь этого парня, обещай, что позвонишь мне. У меня готова для него клюшка.

Шон посмотрел на Лекси в ожидании, что она поправит его товарищей по команде. Чтобы все прояснить и разъяснить недоразумение.

Вместо этого ее розовые губы изогнулись в легкой улыбке.

— Я обещаю. — Она похлопала Камешка по плечу и отступила. — Но сомневаюсь, что я снова увижу мистера Брауна. — Она повернулась к Шону. — Познакомиться с вами было… интересно. У меня странное ощущение, что мы встречались раньше.

Шон посмотрел в ее голубые глаза и на морщинку, пересекшую гладкий лоб, как будто Лекси была в глубоких раздумьях, пытаясь решить загадку. Собирается ли она ткнуть в Шона обвиняющим перстом прямо сейчас, когда КО до смерти хочет засунуть свою клюшку в задницу тому парню, или просто играет в какую-то игру?

— У меня одно из тех лиц…

Единственная игра, в которую любил играть Шон, — та, что на льду.

— Да, наверное, дело в этом. — Лекси выдала еще одну рассеянную улыбку, и Шон получил ответ на свой вопрос. Лекси играла с ним, и ему это не нравилось. — Увидимся, парни, — сказала она, разворачиваясь на каблуках и направляясь к двери.

И пока другие смотрели, как она уходит, Шон засунул руку в нагрудный карман и вытащил оттуда сложенный листочек бумаги. Он взглянул на адрес и код частного лифта, написанные синим. Слово «сегодня» было подчеркнуто. Судя по холоду в глазах Лекси, сомнительно, что она хотела покричать в экстазе и снова назвать его цементировочной головкой.

— Она такая милашка, — сказал Камешек, когда Лекси исчезла за дверью.

Шон бы описал Лекси не таким словом. Он скомкал записку в кулаке и засунул ее в карман блейзера.

— Я, пожалуй, попробую этот картофель с сыром во фритюре в другой раз.

Пятнадцать минут спустя Шон зашел в лифт элитных апартаментов в Белльтауне. С подъемом на этаж возрастал и его гнев. Шон не удерживал и не принуждал Лекси. Он никогда никого не удерживал и не принуждал. Никогда. Он никогда даже не думал об этом. Если бы она сказала «нет», это бы значило «нет». У Шона имелась куча других «да». Женщины бросались на него или, как в случае с Лекси, падали к его ногам.

Она хотела встретиться, а он хотел узнать ее планы. Никаких игр. Никаких манипуляций. Никакой презумпции невиновности по отношению к Лекси, осуждающей его своим молчанием и надутыми губами.

Двери лифта открылись, и Шон вышел в открытое пространство, заполненное деревом полов, стеклом, камнем и громоздкой пурпурной мебелью с большими пушистыми подушками. Дальнюю стену занимало окно, такое большое и чистое, что казалось, будто от белого ковра до огней Сиэтла один шаг.

— Привет, Шон. — Лекси стояла в центре комнаты, за ее спиной целый город, освещавший ее со спины, как если бы она только что сошла с рекламного плаката. Она сняла командный свитер и держала в руках какое-то существо. Возможно, это была собака, но не точно. Единственное, что Шон мог сказать наверняка, — существо было розовым и толстеньким. — Твое имя ведь Шон, да?

— Точно. — Она все еще была в тех самых узких серых джинсах, которые Шон заметил раньше, ноги босые. В отличие от последней встречи, ногти на ногах Лекси были накрашены красным вместо серого. — Похититель и насильник.

— Не драматизируй.

— Это я-то драматизирую? — Шон прижал руку к груди. — Ты ненормальная, как какая-то озабоченная.

— Ты говоришь так, будто это плохо. — Засмеявшись, Лекси повернулась по направлению к кухне. — Расслабься. Я бы никогда не сварила кролика, и я не говорила, что ты насильник.

— Если ты рассказываешь людям, что тебя удерживали и принуждали, — это изнасилование.

— Я никому такого не говорила. — При ближайшем рассмотрении существо на ее руках в самом деле оказалось лысой собачкой, которую Лекси поставила на пол у своих ног. — Я думаю, они сделали вывод по картинке.

Собачка высунула черный язычок и лизнула розовую пачку, надетую на ее голое тельце.

— Ты знаешь, кто сделал это фото? — Если бы Шон не был в тот момент занят, он бы заметил вспышку.

— Понятия не имею. — Лекси открыла холодильник и вытащила две бутылки пива. — Я до последнего времени не знала, что на фото ты, настоящий ты. — Лекси захлопнула дверцу холодильника и посмотрела вниз. — Ням-ням, сокровище, осторожней.

Ням-ням, сокровище? Если бы Шон не был так зол, ему бы понадобилась пауза, чтобы сдержать позыв рвоты.

— Тогда кто же устроил всю эту чепуху с принуждением?

— Не я! — Она пожала плечом и взяла со стола открывашку. — Люди просто додумали. — Открыла бутылку и передала ее Шону, не спрашивая, хочет ли он. — Я не стала их поправлять. — Что очевидно. — Как когда я думала, что твоя фамилия Браун, а ты не стал меня поправлять. — Лекси чокнулась своей бутылкой о его. — Ура!

— Не вижу никакого повода для веселья.

Усмехнувшись, Лекси поднесла бутылку пива к губам.

— А я и не смеюсь.

— Нет?

Глаза глубокого синего цвета смотрели на него поверх коричневой бутылки, пока Лекси делала глоток. Она опустила «Молсон» и наклонилась, чтобы взять на руки свою уродливую собаку.

— Но могу поспорить, что ты хорошо повеселился в Сэндспите, когда я думала, что ты суперсекретный шпион, как Перри.

Из «Финес и Ферб»?

— Я не говорит тебе, что я шпион.

— А я также никого не просила засунуть хоккейную клюшку тебе в задницу. — Она взглянула на собаку и сказала: — Я не стала бы спать с тобой, если бы знала, что ты хоккеист.

— Но переспать со шпионом Перри для тебя нормально? — Они в самом деле обсуждают мультяшного утконоса? Лекси кивнула, снова сделав глоток, и теперь пришел черед Шона рассмеяться. — Я был там той ночью. Ты не можешь лгать мне или себе. Когда ты обхватила меня ногами за талию, тебе было все равно, даже если бы я оказался серийным убийцей.

Лекси опустила бутылку и сказала:

— Я никогда не лгала тебе.

— Я тоже тебе не лгал.

— Может быть, напрямую. — Она пожала плечами и посмотрела на свою собаку. — Обман по умолчанию — все равно обман.

— Точно.

Прижав собаку к груди, Лекси прошлась по кухне.

— Ты знал, кто я, с первой секунды нашей встречи. Я это не скрывала.

— Принцесса, это стало очевидно в то же мгновенье, когда Джимми затолкал тебя в гидроплан. — Он указал на Лекси бутылкой. — У тебя не было возможности сохранить такое в тайне.

— КО прав насчет тебя. Ты и есть мудак.

— Тогда зачем я здесь? — Шон сделал длинный глоток.

— Тогда зачем я здесь? — Шон сделал длинный глоток.

Люди, звавшие его мудаком, раздражали. Раздражали из-за невозможности удержать взгляд от того, чтобы скользнуть по волосам, забранным в хвост, по изгибу талии и симпатичной округлой заднице. Раздражали из-за чистой похоти, хлынувшей через желудок и заплескавшеся в самом низу живота. А в основном раздражали из-за хаоса, который Лекси создавала ниже его талии в частности и в его жизни в целом.

— Если хочешь продолжить с того, на чем мы остановились в Сэндспите, нужно спешить. У меня в четыре утра вылет в Аризону, — сказал Шон, не потрудившись скрыть раздражение в голосе.

— Не льсти себе. Это было не таким уж запоминающимся.

Шон мог бы напомнить Лекси, что заставил ее кричать от удовольствия, но не был настолько мудаком. Вместо этого улыбнулся и прошелся по комнате.

— Кому ты сейчас врешь, милая? — Он сел на пурпурную бархатную софу, заваленную вычурными подушками.

Лекси поставила пиво на стеклянный кофейный столик и тоже села, подогнув под себя ногу. Провела пальцами по кустику длинных волос на голове собачки. Только красные щеки выдавали, что Лекси слышала Шона.

— Почему ты не сказал мне, что играешь за «Чинуков»?

Если она хочет сменить тему, то ладно.

— Не пришлось к слову.

Лекси, наконец-то, подняла на него взгляд.

— Это мухлеж, но ты хорошо это делаешь. — Ее уродливая собачка запрыгнула на софу и затрясла балетной пачкой. — Намного лучше, чем твой кистевой бросок.

Шон был хорош и в том и в другом и предпочел проигнорировать это замечание.

— Я не понимал, что ты не знаешь, что я играю за «Чинуков», пока мы не оказались где-то за Ванкувером.

Собачка растянулась на животе, положив перед собой пушистые лапки. У этого существа были черные глаза-бусинки, которые смотрели на Шона сквозь пряди белых и черных волос, свисавших из дикого хохолка на голове.

— Это был первый час полета.

Собачка придвинулась к Шону.

— Тогда я подумал, что, возможно, к лучшему, если твой отец никогда не узнает, что я сорвал с тебя свадебное платье. Даже если это было сделано по твоей просьбе. — И это было полуправдой. Шон глотнул пива и поставил бутылку на кофейный столик.

— Поверь мне, я тоже не хотела, чтобы отец узнал об этом. И все же ты должен был мне сказать.

Шон посмотрел на собачку, которая еще немного придвинулась к нему. Большие волосатые уши и клочок шерсти на макушке в сочетании с морщинистой кожей и острым вздернутым носом превращали ее, вероятно, в самое уродливое животное, какое Шон только видел. И уж точно в самое странное.

— Ты мог бы упомянуть об этом на следующее утро в «Вафельном домике» или позже у твоей матери, когда она умирала от желания позвонить Венди. — Лекси нахмурилась. — Или когда я принесла ланч в твой спортзал и осталась там, чтобы очистить свой разум от описаний внутренностей твоей матери. Или когда я сказала, что мой отец считает тебя нытиком.

— В какой из разов?

— В любой. — Она нахмурилась еще сильнее, как будто не могла припомнить, что говорила об этом не единожды. — Или когда ты засунул руки мне под рубашку.

— Я не думал об этом, когда мои руки были под твоей рубашкой.

Шон тогда был сфокусирован на нежной тяжести ее груди в своей ладони.

— И мог бы упомянуть об этом прежде, чем сбежать из номера отеля посреди ночи.

— Я не сбегал. Я думал, что увижу тебя на «Морском кузнечике» утром. — Шон посмотрел на трусливую собачку. Потом снова перевел взгляд на Лекси. — Не должно было дойти до такого. Но вся эта ситуация просто нарастала как снежный ком, пока не вышла из-под контроля. У тебя есть опыт с такими делами.

— Ты должен был связаться со мной, когда вернулся домой.

— Я пытался. Твоя голосовая почта была заполнена. — Шон указал на собачку. — Это существо кусается?

— Она не существо и нет, не кусается. — Лекси помолчала. — По крайне мере, до сегодняшнего дня.

Шон посмотрел на Лекси.

— Что это такое?

— Ням-Ням не это. Она китайская хохлатая собачка. — Лекси провела пальцами по длинной шерстке, собранной в хвост. — Пожалуйста, следи за тем, что говоришь в ее присутствии. Она очень чувствительна, и ее легко расстроить.

— Какого черта?

— И никаких ругательств. Она это не любит.

— У нее есть чертова банка для ругательств?

— Нет, но идея хорошая. Вы с папой тогда могли бы помочь пополнить ее фонд жевательных игрушек.

— Иисусе.

Лекси снова нахмурилась.

— Грубый тон ее расстраивает.

— А эта розовая штуковина, которую ты на нее напялила, не расстраивает?

— Эта вещь из моей «Ю-ху» линии пачек для собачек от кутюр. Яркий розовый улучшает ей настроение, когда она расстроена.

Шон не собирался спрашивать, откуда Лекси знает, что ее собака расстроена. В основном ему было на это наплевать, да и он уже пожалел, что спросил об этой глупой пачке.

— Уже поздно. — Он что, действительно только что разговаривал о чувствах собаки? — Давай покончим с этим дерьмом. Зачем ты засунула записку мне в карман?

— Нам нужно поговорить о фотографии.

Была только одна фотография, которую Лекси могла иметь в виду.

— А что с ней?

— Она разрушила мою жизнь.

— Сомневаюсь, что твоя жизнь разрушена. — Что за королева драмы. — А если и так, то ты разрушила ее в день, когда сбежала со своей свадьбы.

Лекси покачала головой, а маленькая собачка придвинулась к Шону еще на миллиметр.

— До того, как фото попало в прессу, я смогла восстановить свою репутацию и спасти свой бизнес. А теперь все это снова разрушено из-за тебя.

— Из-за меня? — Собачка высунула черный тонкий язычок и облизала вздернутую мордочку. — Не я один стоял у того мотеля.

— Теперь ты должен все исправить.

Шон никогда не умел хорошо отвечать на требования. Глядя на собаку, он сказал:

— Я ничего не должен исправлять. Не я передал это фото прессе.

Шон мог поклясться, что это существо облизывается в предвкушении момента, когда сможет перекусить ему яремную вену. Он не боялся, он мог ее победить, но собачка нервировала.

— У меня есть предложение, которое будет выгодно нам обоим и все исправит.

Шон не мог представить ничего, что будет выгодно им обоим. По крайней мере, пока она не передумает и не захочет раздеться. Он оторвал взгляд от собаки и посмотрел на Лекси.

— И что же это, принцесса?

— Ты должен всех убедить, что без ума от меня.

Нет, Шону не послышалось. Лекси смотрела ему в глаза уверенно и серьезно, и он начал смеяться.

— Это единственный способ вернуть мою репутацию, а тебе — не получить хоккейную клюшку в задницу.

Смех Шона сменился низким хохотом.

Лекси нахмурилось и немного прищурилась, как и ее собачка. Лекси могла бы выглядеть непривлекательно, если бы не была такой чертовски красивой.

— Я серьезно.

— Я вижу. — Шон потер подбородок и попытался скрыть улыбку. — И сколько тебе понадобилось времени, чтобы придумать эту нелепую схему?

— Она не нелепая. — Лекси села на софу и сложила руки на груди.

— Вот что. Ты обдумала эту идею еще меньше, чем тогда, когда согласилась выйти замуж за мужчину, которого не знаешь. — Шон взял пиво. — Даже меньше, чем когда подписалась на шоу, которое разрушило твою жизнь.

— Это решит наши проблемы.

— У меня нет проблем. — Шон указал на себя горлышком бутылки и сделал глоток.

Он не беспокоился о том, что кто-то из его хоккейной команды в буквальном смысле засунет клюшку или что-то еще ему в задницу. Шон сделал несколько глотков и опустил бутылку. Он был больше озабочен фигуральной клюшкой. Той, которая может испортить весь прогресс, которого Шон добился с «Чинуками» и особенно с Джоном Ковальски. Может быть, они с Лекси могли придумать что-то. Что-то вроде того, что они встретились и подружились. И никаких упоминаний о принуждении и насилии. Может быть, он смог бы справиться с этим и выглядеть героем.

— Как дела у твоей мамы?

— А что? — Его внимание привлекла безволосая собака, придвинувшаяся еще ближе.

— Просто спросила.

Шон в этом сомневался, глядя на собачонку в пачке, подползшую на животе достаточно близко, чтобы сунуть свой острый нос между плечом Шона и спинкой дивана.

— Некоторые пожилые люди перемещаются в это время года в Аризону или Флориду. Так лучше для ее здоровья.

Джеральдина была именно там, где нужно Шону.

— Здоровье моей матери в полном порядке.

На самом деле, когда он в последний раз с ней общался, она чудесным образом исцелилась. Шон решил, что у него есть очередные шесть месяцев, прежде чем его мать снова встретится лицом со смертью. Шесть восхитительных — свободных от хаоса — месяцев, во время которых ему нужно сфокусироваться на Кубке Стэнли.

— Сэндспит не подходит для женщины с таким хрупким здоровьем, как у твоей матери. — Лекси втянула воздух сквозь зубы, как будто ей было больно. — Ее тахикардия вызывает опасения. Не говоря о повреждениях кожи.

— Моя мать никогда не переедет никуда, где у нее нет друзей или семьи, чтобы жаловаться. Она никогда не сможет быть маленькой рыбкой в большом пруду. Это просто не в ее характере.

У матери осталось не так-то много родственников. Лишь пара кузин в Саскатуне. И на сегодняшний день у нее было несколько друзей в Сэндспите.

— Она никого не знает во Флориде или Аризоне.

— Но она кое-кого знает в Сиэтле. Конечно, Сиэтл не такой теплый, как Сан-Сити, но в нем прекрасные больницы и есть доступ к хорошему здравоохранению. Я уверена, она хотела бы подольше погостить у своего единственного ребенка.

Шон встретился взглядом с Лекси. Она больше не щурилась от злости. В ее глазах светился триумф игрока в покер, который только что открыл флеш-рояль. Шон был готов обдумать ее план. Немного переработать. Поторговаться насчет условий, чтобы все выглядело так, будто он спасает ее от орды папарацци. Еще не время сбрасывать перчатки.

— Она уже считает нас парой. — Лекси взяла пиво и улыбнулась. — Благодаря тебе.

— Как долго?

— Как долго мы пара? — Она пожала плечами. — С тех пор, как я подписалась на «Давай поженимся!».

Шон не это имел в виду.

Лекси сделала глоток пива, затем подняла глаза к потолку, будто бы задумавшись. Как будто она уже не просчитала все в своей красивой головке.

— Наша любовь была обречена. Судьба была против нас. Мой отец — тренер «Чинуков», а ты играл за «Пингвинов». Мы не верили, что что-то получится, и у нас не было веры в нашу любовь. — Она посмотрела на Шона и улыбнулась. — Мое сердце было разбито, когда мы расстались, и я действовала слишком импульсивно. Ты не знал, что я подписалась на «Давай поженимся», а я не знала, что ты принял предложение переехать в Сиэтл, чтобы быть ближе ко мне.

Это было слишком сентиментально и представляло Шона каким-то сосунком.

— Дай догадаюсь, я связался с тобой перед тем, как ты пошла к алтарю, и сообщил о своей вечной любви.

Улыбка Лекси стала шире.

— Разве не романтично?

Собачка подняла голову и положила нос Шону на плечо. Шон почувствовал странную смесь запахов кукурузных чипсов и роз, пока это смотрело на него блестящими глазками сквозь свою челку. Он решил, что и собака, и ее хозяйка давили на него, чтобы увидеть, как далеко он позволит им зайти.

— Так же романтично, как удар по яйцам.

— Мне больше по душе «Ромео и Джульетта».

Пока Шон позволял Лекси думать, что она держит его за яйца, потому что для него было бы лучше, если бы люди — особенно его сокомандники — считали, что Шон и Лекси знали друг друга до встречи в Сэндспите. Было бы преимуществом, если бы отец Лекси поверил, что Шон чувствовал к ней что-то еще, кроме раздражения. И желания. Желание и раздражение — странная комбинация, которую Шон никогда не ощущал по отношению к другим женщинам.

Обычно было что-то одно. Если бы он мог подавить желание и использовать раздражение, то смог бы получить преимущество.

— Ромео и Джульетта убили друг друга.

— Хорошая новость в том, что тебе не придется пить яд, а мне не придется зарезать себя.

Если придется принимать участие в этом спектакле, он, вероятно, убьет ее. Или себя. Шон сложил руки на груди.

Лекси приняла его молчание за согласие.

— Это все пройдет безболезненно, я обещаю. — Она передвинула бутылку пива по столу, и «хвост» упал ей на плечо.

— А что с твоим отцом?

— Я с ним поговорю.

— Нет. — Шон не мог позволить Джону считать его еще большим сосунком, чем тот уже считал. — Я сам с ним поговорю.

— Мы поговорим с ним и моей матерью. — Лекси выпрямилась и повернулась к нему, глаза все еще победно сверкали.

— До того, как все это станет публичным.

Шон взглянул на собачку, лизавшую синий блейзер на его плече, как будто он уронил туда еду.

— Без проблем. — Лекси встала, как будто ее предложение уже было свершившейся сделкой. — Я возьму блокнот, и мы распишем условия.

Она могла расписывать все, что хочет, но для Шона это ничего не значило.

— Притормози.

У нее не было нужного опыта, когда дело доходило до схем.

— У меня есть одно условие, прежде чем я хотя бы начну обдумывать твой план.

— И какое?

— Только не торговаться. — Шон встал и посмотрел в голубые глаза Лекси.

— Хорошо.

— Никакого бурления дерьма.

— Без проблем.

Шон смотрел, как Лекси поворачивается и идет через комнату.

— Просто расслабься, — бросила она через плечо. — Мы все проработаем. У меня есть план.

— Без обид, но я не доверяю тебе планировать что-то для меня.

— Я прекрасно планирую, — сказала она, открывая ящик кухонного стола. — Я училась делать проекты и бизнес-планы в «Кент Стейт».

Шон не знал, что Лекси училась в «Кент Стейт», но он вообще мало что знал о ней.

— Это моя фишка. — Она вытащила блокнот и ручку. — Нам нужен план для разных сценариев, чтобы минимизировать риски. — И направилась обратно к Шону.

Он скользнул взглядом со светлых волос по красивому лицу Лекси. Единственный сценарий, которых Шон хотел проработать, — это поцеловать ее в губы и провести руками по всему телу. Но не настолько сильно, чтобы испортить себе карьеру в «Чинуках». Этого не стоил секс ни с одной женщиной и особенно с Лекси. Она прекрасна и сладко пахнет. Прекрасная, сладкая упаковка, которая соблазняет мужчину рискнуть, даже когда он знает, что содержимое взорвется у него перед лицом.

ГЛАВА 10

Не нашел любовь, не потерял любовь

Первое бурление дерьма случилось на следующее утро, когда Лекси разговаривала с подрядчиком, обновлявшим ее магазин. Шон еще не успел приземлиться в Аризоне, а «анонимный» источник уже передал в «Сиэтл Таймс» историю несчастной любви Лекси и Шона. В течение часа «просочившаяся» информация появилась на сайте газеты, и новость быстро подхватили веб-журналы, распространяющие слухи. Каждый добавил собственный колкий комментарий в виде заголовков:

«Шон Нокс выбивает Пита Далтона»

«Сбежавшая невеста сбежала с хоккейной звездой»

«Пит Далтон «заморожен» ради Шона Нокса»

«Лекси Ковальски забивает гол с хоккеистом»

«Ти-Эм-Зет» подлила масла в огонь, добавив к истории фотографию Шона, выходящего на лед в «Джила Ривер Арена» в Гриндейле.

Прежде чем уйти от Лекси прошлым вечером, Шон напомнил ей об их соглашении: сначала поговорить с родителями. Он не хотел отвлекаться на это, пока будет играть на выезде, и потребовал, чтобы новость не появлялась до понедельника, то есть после его возвращения. Лекси пыталась поторговаться насчет даты, но Шон заупрямился и не уступил.

Очень плохо, что все пошло не по плану.

Лекси возложила ответственность за организацию утечки на свой «анонимный» источник — Мари. И Мари, будучи Мари, перемудрила. Она настаивала, что им нужен фундамент для правдоподобного отрицания, и передала задачу своему «анонимному» источнику — Джимми. А Джимми, будучи дурачком, спустил курок на пять дней раньше возвращения Шона.

Который прислал на телефон Лекси смс: «Какого черта?».

Она объяснила ему всю неразбериху, но не была уверена, что Шон поверил. Примерно такие же смски она получила и от своих отца и матери. В ответ им отправила лживое: «Я его люблю», и они согласились отложить обсуждение до возвращения команды в воскресенье. Что дало Лекси время составить план.

Конечно, они с Шоном его обсудили, но она всегда чувствовала себя лучше, когда все было записано. Поэтому нарисовала секции и подсекции, заполнила их важными моментами и маркированными списками, затем отправила файл на телефон Шона. К тому времени, как «Чинуки» вернулись и Лекси встретилась с Шоном внутри «Кей Арена», она была почти уверена в их плане. Единственным слабым звеном был сам Шон, но пока он будет придерживаться схемы, все будет идти хорошо.

— Отец был очень суров с тобой? — прошептала она Шону на ухо, когда они обнялись в вечер возвращения «Чинуков». Его волосы пахли древесным шампунем и свежим воздухом, и для всех наблюдавших они выглядели влюбленной парой. — Он кричал или проклинал тебя?

— Не больше, чем обычно. — Они стояли прямо у дверей командной раздевалки. — Но выражение «я-надеру-тебе-задницу» снова появилось у него в глазах. — Шон отстранился и посмотрел на Лекси. — Парни из команды прочитали «Гавкер» и «ТиЭмДзет» и замучили меня подколами без всякой жалости.

В кругу хоккеистов, которые считают подколы своим моральным долгом, это должно было случиться неминуемо.

— Ты изучил план?

— Глянул.

План нужно было выучить назубок, а не глянуть. Беспокойство, пульсировавшее в ее сердце, вышло на новый уровень. Лекси взяла Шона за руку и постаралась не выглядеть обеспокоенной, пока они шли в кабинет отца. Она не знала, что пугало ее больше: нахмуренные брови отца или то, что их с Шоном истории могли не совпасть.

— Объясни мне это. — Джон Ковальски махнул рукой в сторону Лекси и Шона, сидевших на стульях по другую сторону его стола. — История в интернете — дерьмо.

Вид родителей добавил к беспокойству в сердце Лекси добрую долю вины.

— Это не дерьмо. — В первой секции была описана история, которую она собиралась рассказать родителям. Всегда лучше держаться как можно ближе к правде. Если только правду не требуется прикрывать большой жирной ложью. — Я люблю Шона. — Она повернулась к матери, сидевшей рядом с отцом. — Мы встретились в Питтсбурге, и я влюбилась с первого взгляда.

Она сжала руку Шона, чтобы тот сказал что-то по поводу этой истории. Вместо этого он высвободился из ее пальцев и ослабил галстук.

— Вы двое? — Отец ткнул пальцем в ее сторону, затем в сторону Шона. — Вы хотите, чтобы мы с Джорджианной поверили в эту сказку?

Это была не совсем сказка, по крайней мере не та, которую Лекси тщательно сочинила и спланировала, чтобы рассказать прессе на следующий день.

Она посмотрела на мать:

— Ты влюбилась в папу в день вашей первой встречи.

И в этот же день зачали ее. Лишь очень небольшое количество людей знали, что ее мать однажды тоже была сбежавшей невестой. Сбежавшей невестой, которая запрыгнула в маленький красный «корвет» Джона «Стены» Ковальски. Но сейчас было не время говорить о первых семи годах ее жизни и о влиянии плохих решений, которые ее родители принимали в своей жизни.

Зеленые глаза матери с беспокойством смотрели на Лекси, добавляя ей вины.

— Не понимаю, почему ты не сказала мне, что мужчина на фото играет за команду твоего отца.

Потому что она не знала этого.

— Прости. Все было таким сумасшедшим и запутанным. — И это, в основном, правда. Лекси посмотрела на Шона, чтобы понять, слушает ли он. Тот, расстегнув воротник рубашки, глядел прямо перед собой, так что было неясно. — Я не знала, настоящие ли у меня к нему чувства. — И это было близко к правде, если чуть-чуть притянуть за уши. — Затем Шон прислал мне в «Фэйрмонт» записку, и я просто поняла, что все еще люблю его.

Лекси ненавидела лгать родителям, но приходилось. По плану, который она отправила Шону, они «расстанутся» в мае, но останутся в дружеских отношениях. Лекси хотела оставить истории время на развитие и придать правдоподобность, но в одном из нескольких смс, на которые Шон ответил, он настаивал на третьей неделе марта, за три недели до плей-офф в Кубке Стэнли. Потому как не желал отвлекаться и хотел иметь достаточно времени на то, чтобы эта история полностью закончилась, прежде чем они с «Чинуками» начнут гонку за кубок.

Лекси согласилась, потому что у нее не было выбора. Шон был ей нужен сильнее, чем она Шону. На ее пути появился еще один спасательный круг. Она не собиралась позволить этому шансу, который мог спасти ее и бизнес, ускользнуть. В этот раз она держала его крепко.

— Мы любим друг друга. — Она положила ладонь на руку Шона, устроившуюся на подлокотнике. Их заявление о любви могло бы быть правдоподобней, если бы он не выглядел приговоренным к смерти, а Лекси — палачом, ведущим его к газовой камере.

Ножки стула ее отца стукнули по полу, он посмотрел на Шона.

— Я услышал, как Лекси несколько раз упомянула любовь. Но не услышал этого от Шона. На самом деле, Нокс, ты вообще особо ничего не сказал.

Если Шон промолчит, Лекси его ударит. Коленом в пах.

— Все произошло так, как сказала Лекси, — наконец-то заговорил Шон. Теперь ему нужно было лишь повторить содержимое подсекции два. — Я ждал на борту «Морского кузнечика», не зная, придет ли она. Потом я увидел, как она бежит ко мне, и все понял. Я поселил ее в «Харбор Инн», чтобы она не чувствовала давления, и на следующий день повез знакомиться с матерью. — Это было не совсем то, что написала Лекси, но достаточно близко. Шон накрыл ее ладонь своей и легонько сжал. — У них много общего, они хорошо поладили. — Последнее замечание не было частью второй секции, и в голове Лекси зазвенел сигнал тревоги.

— Ты не упомянул слово «любовь», — настаивал ее отец.

Взглянув на Лекси, Шон улыбнулся:

— В Лекси так много всего, что можно полюбить.

Этого тоже не было ни в одной секции или подсекции. Лекси сделала все очень просто и в самом деле не думала, что могла бы сделать еще проще.

1. Я люблю ее.

а. Никогда не переставал любить ее.

б. Наша любовь вернула нас друг другу

в. Мое сердце бьется ради нее.

2. Лекси

а. Веселая

б. Умная

в. Добрая

г. Красивая.

Уголок ее рта, растянутого в улыбке, начал подергиваться. Лекси увидела веселье, сверкавшее в глубине темно-зеленых глаз Шона. Она шантажом заставила его изображать своего бойфренда. Или он собирался взять реванш, или просто был недостаточно умным, чтобы следовать простым указаниям. И то и другое стало бы проблемой.

Шон провел ладонью вверх и вниз по обнаженной руке Лекси, согревая ее кожу.

— Есть ли что-то, что невозможно полюбить в Лекси?

— Я тоже всегда так говорю. — Ее мать положила голову на мощное плечо мужа. — Ведь так, Джон?

— Да, Джорджи, — ответил он и поцеловал ее в макушку. — Ты говоришь это обо всех наших детях.

Казалось, никто кроме Лекси не заметил, что Шон не дал прямого ответа на вопрос.

— Все пошло наперекосяк, — сказал он, когда они вышли на парковку спустя полчаса. — Мне не нравится лгать Джону и твоей матери.

Лекси взглянула на него уголком глаз. Сумерки скрывали лоб Шона, а холодный ветер растрепал темные волосы и разрумянил щеки. Он надел длинное шерстяное пальто, но не стал застегивать, так что ветер шевелил галстук.

— Лгать твоей матери о нас нормально, но если я решила солгать своим родителям — это ненормально.

— Это не одно и тоже. Я солгал, чтобы спасти твою задницу от Ходы и Кэти Ли.

Лекси нажала на кнопку на ключе, и ее машина дважды мигнула фарами.

— А я в буквальном смысле спасла твою задницу от хоккейной клюшки.

— Это были просто разговорчики. Ничего подобного не произошло бы.

— Теперь мы этого уже не узнаем. — Она остановилась у водительской двери. — Отправить тебе план еще раз?

— Нет. — Шон похлопал по карману своего серого пальто. — Он прямо тут, в моей почте.

— Ты немного отклонился от схемы. — Несколько прядей светлых волос упали Лекси на лицо, и она убрала их за ухо. — Очень важно завтра придерживаться списка. Сильвия вцепится в малейшее несовпадение. Реальное или мнимое, — сказала она, имея в виду репортера из «Сиэтл Таймс».

— Беспокойся за себя, Лекси. — Он обнял ее за талию и притянул к своей груди. — На случай, если мир смотрит, — сказал он, но поцеловал так, будто они были совсем одни.

Теплый и влажный поцелуй, вытягивающий воздух из легких и зарождавший пожар в кончиках пальцев и по всему телу до самой макушки. Также неожиданно Шон отпустил Лекси и ушел, оставив ее стоять в ошеломленном молчании. Ветер поднял шлицу на его пальто, и Лекси поднесла руку к губам: пальцы казались особенно холодными по сравнению с его горячим поцелуем. И она держала руку на губах, пока Шон не исчез в вечерних сумерках.

***

Тираж «Дэйли Таймс» составлял больше двухсот тридцати тысяч, просмотров онлайн было почти втрое больше. На следующее утро после того, как случилась утечка информации, просмотры почти удвоились. К моменту, когда Лекси и Шон сидели в его кондоминиуме, ожидание возросло настолько, что историю собирались поместить на обложку местного издания в воскресном выпуске с тиражом более восьмисот тысяч.

— Это была любовь с первого взгляда, — Лекси изливала чувства на журналистку Сильвию Наварро, приложив руку к груди, обтянутой кашемировым свитером, сделанным из шерсти безубойных монгольских козлов. — Очень плохо, что я не поверила в нее сначала.

Они с Шоном сидели на кожаном диване. Одной рукой он обнимал Лекси за плечи, а за окном в полный рост виднелся Спейс-Ниддл.

Идеальная обстановка для возлюбленных, предназначенных друг другу судьбой.

— Мы просто подумали, что обстоятельства против нас.

Кондоминиум был бесспорно современным как внутри, так и снаружи. Холодная сталь, сверкающие белые стены и плитка, которой бы точно не помешал какой-нибудь цвет.

— Ты сказала, что вы встретились в Питтсбурге, когда Шон играл за «Пингвинов». — Пряди прямых черных волос Сильвии скользнули по плечу, когда она посмотрела в записи, лежавшие на коленях. — Когда это было?

— В сентябре, — ответил Шон, как Лекси и обозначила в третьей секции.

На нем была зеленая рубашка и брюки цвета древесного угля, прекрасно оттенявшие темно-синий свитер и черные брюки Лекси. Если бы ей позволили обставить квартиру, она бы добавила мазки красного и солнечно-желтого и несколько небольших ковров с длинным ворсом.

— Какого числа?

Журналистка подняла глаза. Ее взгляд как будто немного задержался на Шоне, и Лекси не могла винить ее в этом. Шон был большим и красивым, его щеки избавлены от привычной дневной щетины. Цвет рубашки делал глаза еще более зелеными, и он пах как мускусное мыло: богато и дурманяще.

— Шестнадцатого. — И Сильвия, казалась, не обладала иммунитетом к его фирменному притяжению. — За целый месяц до того, как я подписала контракт с «Давай поженимся!». — Лекси помолчала, как будто глубоко задумавшись. — У меня было время хорошенько переосмыслить мои действия, и теперь я знаю, что бежала от своих чувств к Шону. Когда я согласилась участвовать в шоу, то убедила себя, что между нами все кончено. Мои чувства были в полном раздрае, и наши отношения казались настолько невозможными, а шоу отвлекало от боли, которую я чувствовала внутри. — Лекси склонила голову на плечо Шона. — Когда я подписала контракт, в самом деле думала, что смогу влюбиться в Пита, но мое сердце принадлежало Шону. Мне не следовало принимать участие в передаче, когда мой разум был так затуманен болью.

— О чем ты подумал, когда увидел Лекси по телевизору в шоу, сражавшуюся за право стать женой другого мужчины? — спросила Сильвия Шона, проверив заряд аккумулятора в цифровом диктофоне.

— Шок. Злость. — Шон усмехнулся. — Но я никогда не думал, что она в самом деле выиграет.

Лекси подняла голову и посмотрела Шону в лицо.

— Я очень амбициозна.

— Я знаю. Ты унаследовала это от отца.

Откуда он это узнал? Этого не было в плане. Если бы Лекси не была осторожной, она могла бы поверить, что у него к ней в самом деле есть чувства. Какие-то другие, кроме злости и раздражения. И она могла бы поверить, что у нее к нему тоже есть чувства. Какие-то другие, кроме подозрения и очарованности его поцелуями.

— Тебе не следовало так сильно сражаться за мужчину, которого ты не любишь. — Шон сжал локоть Лекси.

Этого тоже не было в плане, и Лекси почувствовала себя, как будто снова сидит в Сэндспите в «Вафельном домике», а Шон ее осуждает.

— Если бы ты чуть сильнее старался завоевать меня, мне не пришлось бы натягивать шорты и слезать с трактора.

И этого не было в плане, но, честно говоря, поучения от притворщика, который лгал о своей личности с первой встречи, добавило к списку испытываемых Лекси чувств раздражение.

Шон засмеялся.

— Если бы я знал, что ты собираешься выиграть мужа в прямом эфире на фальшивой ферме, я бы связал тебя по рукам и ногам, детка.

Смех Сильвии присоединился к смеху Шона, а Лекси почувствовала, как ее брови сдвигаются. Детка? Они не обсуждали условия выражений нежности, и Лекси не догадалась включить это в план.

— Ты такой романтичный.

Одно несанкционированное ласковое прозвище — ничего страшного. Но это же ее жизнь. Одно неверное движение могло поставить крест на ее последнем шансе.

Нужно было включить в план несколько вариантов, просто на всякий случай.

— Звучит действительно, романтично, — согласилась Сильвия. — Когда ты понял, что не можешь позволить ей выйти за Пита Далтона?

— Когда увидел последний выпуск. — Шон убрал руку с талии Лекси и наклонился вперед, оперевшись локтями о колени. Его зеленые глаза смотрели прямо на Сильвию, излучая шарм в тысячу мегаватт. — Я перешел в Сиэтл в конце октября. В основном, чтобы видеться с Лекси. Но когда я оказался здесь, не смог найти ее. Я не часто смотрю телевизор и никогда даже не слышал о «Давай поженимся!». Я из Канады. И не особо нравлюсь ее отцу, так что не мог спросить его.

— Наверное, было не просто. На одной чаше весов была твоя карьера, а на другой — женщина, которую ты любишь.

— Так и было, Сильвия. — Шон замолчал, будто вспоминая то трудное время. — Я втихомолку искал Лекси, но, казалось, никто не знал, где она. Она просто исчезла, и это меня очень беспокоило.

Ох, он снова отклонился от плана и представил себя прекрасным парнем? И какое отношение к этому всему имело его канадское гражданство?

Шон посмотрел на свои кожаные ботинки.

— Я не часто смотрю телевизор, но однажды вечером я крутил педали на тренажере в «Кей», поднял глаза и увидел Лекси. Катавшуюся в грязи со свиньей.

Он намеренно нес отсебятину, и Лекси почувствовала знакомую паническую дрожь в сердце.

— Это было состязание «Помада на свинье». Нам нужно было поймать грязного поросенка и накрасить его помадой. — Лекси замолчала, прижала ладонь к груди и пояснила: — Во время съемок ни одна свинья не пострадала, и я обычно не использую животных подобным образом. Сердечко бедного поросенка билось, как ненормальное. Я ужасно себя чувствовала.

Шон взглянул на Лекси через плечо, остановил взгляд на ее губах и сказал низким и доверительным тоном, как будто их в комнате было только двое:

— Ты такая милая.

Дрожь уколола в самое сердце. Это все не по-настоящему, напомнила себе Лекси.

— Ты выиграла? — поинтересовалась Сильвия.

— Конечно. — Лекси наклонила голову, чтобы спрятать покрасневшие щеки. Шон засмеялся и откинулся на спинку кресла.

— Возможно, нам следует добавить умение перерезать глотку к списку твоих чар.

И снова он приобнял Лекси и мимоходом чмокнул ее в губы. В этом он был хорош. Настолько хорош, что обыденный поцелуй казался чем-то намного большим. Если Лекси не будет осторожна, ей это может слишком понравиться. Если она не будет осторожна, Шон может ей слишком понравиться, а это невозможно.

Сильвия опустила глаза к своим записям, как будто стала свидетелем интимного момента.

— Лекси, как появился план сбежать от одного мужчины к другому?

Невозможно. Лекси даже не нравился Шон. Совсем не нравился, в любом случае.

— Я получила записку от общего друга, что Шон ждет меня у причала в Фейрвью. — После того, как Джимми облажался с утечкой информации, они решили не упоминать его имени настолько, насколько это возможно. — В записке говорилось, что Шон все еще любит меня и будет ждать до полвосьмого. — Потом, поскольку Шон гладил ей руку и намеренно вызывал дрожь в сердце, Лекси добавила: — Он подписал записку маленьким сердечком. — Шон прижал Лекси к себе, и она улыбнулась ему: — Не нужно было об этом упоминать?

Шон опустил голову и прошептал Лекси на ухо:

— Ты за это заплатишь.

— А-ах… и кто же теперь милый? — Она рассмеялась, наблюдая, как краска ползет по его щекам. — Я боялась, что разминусь с ним, — продолжила Лекси, поворачиваясь к Сильвии. — Но вот он, стоит в конце причала и ждет меня с распростертыми объятиями.

— Это напомнило мне Кэрри и мистера Бига, — улыбнулась Сильвия, как будто снова увидела последние минуты фильма «Секс в большом городе».

Ничего похожего на Кэрри и мистера Бига там не было, и Лекси посмотрела в удивленные глаза Шона. Он явно вообще не понимал, о чем говорит Сильвия. Может, ему следует иногда смотреть телевизор.

— Кроме гардеробной и туфель Маноло Бланк.

И всего остального. Журналистка засмеялась в ответ на эту маленькую шутку.

— Шон, ты не беспокоился, что Лекси влюбилась в Пита и не придет?

— Нет. Я только переживал, чтобы она получила письмо вовремя. У меня в голове не было даже мысли, что Лекси предпочтет меня этому парню.

Ладно. Это хороший ответ.

— Пит — лузер, — добавил он. — Что за мужчина идет на национальное телевидение, чтобы найти жену? — Лекси открыла рот, чтобы ответить, но Шон ее опередил: — Нытик, который сам не может заполучить женщину.

Теперь он выглядел ревнивым любовником, что было, конечно, неплохо, но немного смущало. Если бы Лекси не знала, что все это игра, она могла бы поверить, что Шону не все равно.

— Не хочу говорить о Пите.

— И я тебя не виню. Он проныра.

Веселье в глазах Шона вернуло Лекси к реальности, напомнив, что:

1. У него к ней не было никаких чувств.

2. У нее к нему не было никаких чувств.

3. Он не хотел отношений.

4. Она не хотела отношений.

5. Она чуть не вышла замуж за неправильного парня.

— Почему Сэндспит, Британская Колумбия? — спросила Сильвия.

— Две очень хороших причины, — ответил Шон и посмотрел на журналистку. — Я хотел, чтобы моя мать познакомилась с Лекси. — Он снова прижал Лекси к себе. — И никто бы не додумался искать нас там, а нам было нужно время побыть наедине. Если ты понимаешь, о чем я. Лекси пихнула Шона локтем, но он лишь прижал ее крепче. — Нужно было вернуть улыбку на лицо моей малышки.

— Получилось?

И снова тепло поползло по шее Лекси и заставило загореться ее щеки. Для наблюдателя со стороны это могло показаться нежностью и любовью Для Лекси это стало напоминанием о теплом дыхании Шона на ее шее. Его больших ладонях на ее груди, и о том, как она обхватывала его талию ногами. Они не обсуждали ту ночь в «Харбор Инн». Лекси не хотела говорить об этом сейчас. И также не хотела чувствовать легкое покалывание на запястье, чуть выше пульса.

— Не смущайся, — сказал Шон, прижавшись губами к ее волосам. Его дыхание согревало и посылало дрожь по коже Лекси, прямо как в ту ночь в маленьком канадском отеле. — Заниматься любовью — лучшая часть любви. Разве ты не так говоришь?

Ну, типа того. Хотя Лекси и не включила в план список подходящих нежностей, она дала Шону список ответов на вопросы о любви. Она сделала эту работу за него и подумала, что он найдет подсекцию пять полезной.

1. Риск — это часть любви.

2. Любовь исцеляет все раны.

3. Я увидел ее улыбку и просто понял.

4. Занятия любовью — лучшая часть любви.

Она предложила еще несколько вариантов, которые не могла припомнить прямо сейчас. Шон волновал ее, заставлял нервничать, и она не могла думать о чем-то еще, кроме воспоминаний о той ночи, когда из-за него по всему ее телу бежали мурашки, а он догонял их своими поцелуями.

Сильвия начала спрашивать Шона о пяти годах, что он провел в Питтсбурге, прежде чем «влюбился в Лекси» и переехал в Сиэтл. Шон отвечал, лениво поглаживая большим пальцем руку Лекси через свитер.

Она погуглила и знала, что он играл в хоккей в Питтсбурге. Конечно, она знала, что его мать живет в Сэндспите, а также знала, что он любит водку холодной, а секс горячим. В настоящий момент Шон был огромной частью ее жизни. Лекси зависла над пропастью на кончиках пальцев. От него зависело ее спасение, и все же она почти ничего не знала о его жизни.

— Где ты видишь себя в ближайшие двадцать лет? — спросила Сильвия Шона, заставив Лекси снова обратить внимание на мужчину, сидевшего рядом.

— Отцом шести детей.

— Шесть детей! — Лекси прижала ладони к груди. — Со мной?

Шон обнял ее крепче.

— Не могу дождаться, когда мы начнем их делать.

И вот оно снова. Легкий укол в сердце, из-за которого смешивались правда и ложь, а Лекси приходилось напоминать себе, что все это ненастоящее. Шон просто играет роль, и кто бы мог подумать, что он окажется так хорош в этом.

— А где ты видишь себя? — спросила журналистка Лекси.

Лекси не могла представить столь отдаленное будущее. Ей так много нужно было сделать в настоящем, что она с трудом заходила дальше завтрашнего дня. Эта статья в газете была вторым номером в списке дел, которые она должна выполнить, прежде чем начнет хотя бы думать о будущем.

— Счастливой и все еще влюбленной. Два ребенка. — Она показала на пальцах. — Может быть, три. Мой бизнес «Гардеробчик Ням-Ням» известен каждому и имеет сеть оффлайн магазинов. — Поскольку перед ней сидела журналистка, Лекси добавила: — В конце следующего года открывается мой первый магазин. Я пришлю тебе приглашение. — Она улыбнулась мужчине, сидевшему рядом: — Шон тоже будет там. Кто знает, может быть к тому времени у нас будут интересные новости.

Шон приподнял бровь.

— В самом деле?

— Что за новости? — заинтересовалась Сильви.

В прошлый раз, когда Лекси погналась за бесплатной рекламой, все обернулось против нее. Теперь она стала осторожней.

— Я позвоню тебе первой, обещаю.

— Я это запомню.

И прежде чем Сильвия выключила диктофон, Лекси поспешно добавила:

— На открытие мы попросим людей принести собачий корм, который пожертвуем нашему местному приюту для животных. Март — это Месяц предотвращения отравления животных, и мы всегда жертвуем часть нашей выручки в Американское общество «Против жестокого обращения с животными». Жестокость по отношению к животным задевает всех и должна быть остановлена.

— А, ты одна из этих, — сказал Шон.

Лекси посмотрела в его зеленые глаза.

— Из каких?

— Ответственных за все эти ужасные рекламные ролики с измученными животными по телевизору.

— Я думала, ты не смотришь телевизор.

— Обычно нет. Но клянусь Богом, каждый раз, когда я его включаю, там идет реклама с собакой с торчащими ребрами, которая хромает по улице.

Сильвия выключила диктофон.

— Большинство просто переключают канал.

— Нельзя переключить его достаточно быстро, чтобы не заметить кошку с выбитым глазом.

Лекси старалась не осуждать. Но в случае с Шоно она старалась не очень сильно. Избитые животные были беспомощны и разбивали ей сердце. Ее очень разочаровало, что Шон переключал канал, вместо того чтобы протянуть руку помощи голодающим собакам и больным котятам.

— Мне пришлось дать им номер своей кредитки, чтобы меня не грызло чувство вины каждый раз, как я переключаю канал.

В этот четверг после интервью Лекси расслабленно сидела с бокалом шардоне в третьем ряду «Кей Арены». Внизу на льду туда-сюда катались игроки «Анахайм Дакс», мужественно выдерживая свист от фанатов Сиэтла.

— Нужно сказать, что ты уважаешь режиссеров и продюсеров, — сказала Мари, сидевшая рядом.

— Согласна. — Лекси записала в желтом блокноте, в котором придумывала сценарий и разрабатывала план для примирительного шоу «Давай поженимся!», которое было запланировано на следующий месяц. — И фанатов.

Не сказать, что она ждала его с нетерпением. Она бы лучше встретилась с роем ос, чем со сборищем телевизионных невест. Проще было уклониться от жал насекомых, чем от колкостей двадцати разгневанных конкуренток. Теперь она посмотрела все эпизоды и интервью. И знала, что они говорили о ней во время шоу и после.

— И, наверное, тебе нужно подумать, что приятного сказать о других девушках.

Ручка замерла. Лекси открыла рот, чтобы спросить, не выжила ли Мари из ума, когда свет в арене потускнел и из динамиков загремела песня Ти Ай “Bring Em Out”. По льду закружились синие и зеленые огни, а комментатор закричал:

— Сиэтл, приготовься для своих «СиэтлскихЧинуков»!!!

С нижних рядом донеслись приветственные крики, когда команда начала выходить из тоннеля на пустой лед. Хоккеисты проезжали из одного конца арены в другой с каждым разом сужая круг.

Взгляд Лекси остановился на номере тридцать шесть, который притормозил у скамейки запасных и зашел внутрь. Лекси прикусила губу, чтобы спрятать улыбку, когда свет снова загорелся в полную силу, а музыка стихла. Комментатор перечислял имена судей, затем озвучил стартовый состав «Дакс».

— Фу-у-у! — закричала Мари. Как и Лекси, она выросла в окружении «Чинуков», так что знала все оскорбления. — Сосете из болота!

Оскорбления и свист превратились в приветственные крики, когда начали представлять «Чинуков».

— Номер тридцать шесть… обладатель Кон Смайт Трофи и Арт Росс Трофи, Шон Нокс!

На экране появилось изображение Шона, рядом сверкала статистика, пока он ехал к центральной линии.

— Впечатляюще. — Мари указала бокалом на лед. — Но я заметила, что он не выигрывал «Леди Бинг» за честную спортивную борьбу.

Фотография сменилась прямым эфиром, и Шон приветственно поднял руку.

Его зеленые глаза смотрели прямо вперед, привычная темная щетина покрывала нижнюю часть лица. Язык Лекси прилип к нёбу.

— Твою-то мать, Дэйл, — выдавила Мари.

Шон был привлекательным и мог заставить девушку задохнуться от восторга одной улыбкой. От его прикосновений по коже Лекси бежали мурашки, а в голове появлялись неприличные мысли. «Твою-то мать» достаточно точно их описывало, так что оставалось ответить лишь одно:

— Ты Дэйл. Я Хэнк Хилл.

— Зови меня Расти, — засмеялась Мари.

Все встали для исполнения национального гимна, Лекси прижала ладонь к груди. Она узнала, что Шон был членом американского общества «Против жестокого обращения с животными», и ему так сильно понравилась Ням-Ням, что он позволил ей облизать свою куртку. Что более важно, он так понравился Ням-Ням, что та положила голову ему на плечо и смотрела ему в лицо. Люди думали, что Шон и Лекси влюблены и представляют собой идеальную пару. Но это была ложь.

О которой Лекси следовало помнить.

— На чем мы остановились? — спросила Мари, когда они снова сели.

— Когда? — Лекси боялась, что если когда-нибудь забудет об этом, то в итоге снова окажется под Шоном.

— Когда ты набрасывала план.

— А. — Теперь Лекси вспомнила. — Ты думаешь, что я должна сказать что-то милое о других девушках. — Она глотнула вина и добавила. — Лучше пусть меня пчелы ужалят.

— Да, ты должна сделать это или будешь выглядеть сучкой. — Мари глотнула мерло, наблюдая за вбрасыванием. — То есть посмотри на это с их стороны. У тебя не было с ним секса, но ты все равно выиграла. Ты получила кольцо и большое пышное платье, то, чего они все хотели. Потом ты бросила жениха у алтаря и сбежала с супергорячим хоккеистом. Насколько они знают, он схватил тебя и улетел, чтобы начать все сначала, в ночь, когда ты должна была отправиться в медовый месяц с Питом.

Мысль о том, чтобы что угодно начать с Питом заставила Лекси сморщить нос, и она очень сомневалась, что смогла бы осуществить брачные отношения. А что касается съемок шоу, адвокат Лекси проверил каждую букву в контракте, который она подписала, прежде чем появиться в шоу, и там не было ничего насчет того, что Лекси должна заниматься сексом с Питом.

Действие, разворачивающееся на льду, отвлекло Лекси от этих мыслей. Пол Летесту бросил шайбу. Одним плавным движением Шон покатился вперед, подтянул клюшку и в один пас передал шайбу на крюк Бадая. Голкипер «Дакс» отразил ее, раздался свисток.

— Постарайся придумать по одной похвале каждой девушке. — Мари указала на блокнот. Она явно не собиралась отступать. — Создай подраздел под сучек из «Давай поженимся!».

У Лекси и ее лучшей подруги было много общего, но любовь к детальным планам стояла наверху списка.

Лекси решила, что этот заголовок был уместным. Вообще-то, она чувствовала боль и удивление от того, что за ее спиной говорили другие девушки, и не думала, что что-то им должна.

— Я даже не знаю, с чего начать.

Но Мари была права. Доброта не стоит ничего. А вот выглядеть сучкой может оказаться дорогим удовольствием.

— Начни с Синди Ли из Клиарвотер. Придумай, что милого можно сказать о ней.

Хм-м-м. Синди Ли сказала, что Лекси ни дня не работала в своей жизни.

— Как насчет: Синди Ли не такая сучка, как Давина из Скоттсдейла? — Давина сказала, что Лекси выглядит, как йети с темными корнями. — Или что зубы Саммер не такие желтые, как кукуруза.

Мари нахмурилась:

— Ты не понимаешь, в чем смысл.

Снова раздался свисток, знаменующий продолжение игры. Взгляд Лекси скользнул по льду, но она не увидела номер тридцать шесть.

— Я понимаю, но мне это не нравится.

Она взглянула на скамейку «Чинуков» и увидела Шона, зажатого, между другими игроками. Они были поглощены игрой, стучали клюшками по борту, жевали капы и плевали сквозь зубы. За ними стоял отец Лекси и другие тренеры, скрестив руки на груди, пристально глядя, как игроки передают шайбу и забрасывают ее за ворота.

Два мужчины в ее жизни. Она рассчитывала на них обоих. Одного она любила и доверяла ему всю жизнь. Насчет другого не знала точно, нравится ли он ей. Она не могла даже быть уверена, что он последует ее тщательно составленному, суперпростому плану.

Раздался свисток, игра остановилась. Под сводами арены зазвучала песня «Сумасшедший поезд», оператор показал панораму толпы, остановился на Лекси и Мари и увеличил их лица. «Все на борт, ха-ха-ха», — засмеялся Оззи. Лекси помахала и улыбнулась со всех четырех пятиметровых экранов.

Еще одна миссия выполнена.

ГЛАВА 11

Любовь — это поле боя

Модифицированный ДС-9 взлетел над Сиэтлом в сверкающем шаре утреннего света, направляясь прямиком к встающему солнцу и путешествию длиной в пять игр и девять дней, и семнадцать шторок на окнах опустились почти одновременно. Через двадцать минут полета табло «Пристегнуть ремни» погасло, куртки и блейзеры отправлены на багажные полки, галстуки ослаблены, а завтрак подан кейтеринговым агентством, нанятым, чтобы предоставить специальное питание двадцати атлетам, тренерам и персоналу.

Пока некоторые игроки ели омлет с беконом и картофельными оладьями, Шон ковырялся в миске с овсянкой, греческим йогуртом, увенчанным голубикой, и молочным коктейлем. Каждый насыщался углеводами и протеином, чтобы начать день игры с оптимального заряда энергии. Индивидуальные диеты игроков были продиктованы годами заботы о физической форме и командными диетологами, но больше всего суевериями.

Адам Ларсон ел колбасу, но даже в мыслях не допускал появление у себя во рту бекона. Поскольку в две тысячи десятом в финале против «Рейнджеров», когда его унесли с арены с травмой паха, перед игрой он съел сэндвич с беконом. КО не ел молочные продукты, а Шон был против «Гаторейда» из-за того, что его стошнило в средней зоне на национальной кубке «Эйр Кэнада», когда он играл в младшей лиге.

После завтрака Шон достал телефон и стал смотреть записи игр защитников «Ред Вингс».

Когда Ховард был хорошо разогрет, он ставил блоки низко и широко и принимал решения за доли секунды. Когда он был разогрет плохо, то болтался по синему льду, терял углы и забывал прикрывать дыры. Вопрос в том, как заставить хорошо разогретого Ховарда охладиться?

— Эй, Нокс!

Шон опустил телефон и посмотрела направо, чтобы увидеть рыжебородое лицо левого защитника Бутча «Мясника» Фергюсона, сидевшего на несколько рядов впереди.

— Смотри, что я нашел у себя на крыльце, когда уезжал этим утром.

Он передал что-то Броди, сидевшему позади него. Броди передал это Адаму, а тот бросил это на столик перед Шоном.

«Любовь на льду».

Шон посмотрел на региональную колонку «Сиэтл таймс» и броский заголовок прямо над их с Лекси фотографией. Картинка, где они сидели на диване в его кондо, занимала половину страницы. Они оба улыбались в камеру, казались расслабленными и естественными. Глядя на фото, никто бы не заметил скрытого напряжения и не догадался бы, что все это ложь. Никто, кроме Шона, не знал, что он все интервью безуспешно пытался не думать об обнаженной Лекси. Рука Шона, лежавшая на ее плече, заставила вспомнить, какой Лекси была в его объятиях. Когда он сидел рядом с ней, то вспоминал, как Лекси выглядела, сидя на нем, изгиб ее талии, пышную грудь и глубокую синеву глаз. Дикая и самая сексуальная штучка из всех, что он видел. Шон также помнил, какова Лекси на ощупь, когда их тела соприкасались в лучших местах. Мягкая и теплая. Лекси была так хороша на ощупь. И еще лучше на вкус.

Фотограф поймал прекрасный ракурс лица Лекси, и Шон с облегчением отметил, что у него самого на лице глуповатое выражение. Он развернул газету и прочитал подпись под фото: «Я получила записку от общего друга, что Шон ждет меня».

Лекси сказала о том, почему она бросила Пита Далтотна у алтаря: «Вместо подписи Шон поставил маленькое сердечко».

Кровь бросилась Шону в лицо, уголки его рта дрогнули. Черт.

— Подпиши мой экземпляр маленьким сердечком, — сказал Бутч, и его оглушительный смех заполнил самолет.

— Подавись, Бутч. — Шон передал газету обратно.

Но она не ушла далее двух рядов, где ее задержал Том Келли, чтобы прочитать.

— Я никогда не встречался со знаменитостью.

И это когда он только-только покончил с посвящением в новички. Шон посмотрел вперед, чтобы понять, слышит ли Джон беседу. Единственное, что он увидел, — это рукав рубашки тренера и руку, листающую записи игр на ноутбуке.

— Я встречал Адриану Лима в шоу «Виктории Сикрет», — похвастался Чаки. — Хотя никогда о моей любовной жизни не писали газеты.

Это и не было любовной жизнью Шона. Он натянул широкую улыбку на лицо, как будто его вовсе не беспокоила эта история или насмешки.

— Может быть, ты просто не такой красавчик, как я.

Броуди повысил ставку.

— Несколько лет назад я встретился со Скарлетт Йоханссон после игры с «Королями».

— Это было тогда, когда она встречалась с Шоном Пенном? — поинтересовался Камешек.

— Какое это имеет значение?

— Он замарал ее своей любовью к грязным хиппи, — сказал Камешек. — Для девушки непросто, даже для такой, как Скарлетт, оправиться от чего-то подобного.

Несколько игроков со смехом согласились.

— Хочешь сказать, что не подкатил бы к ней из-за того, что она встречалась с Шоном Пенном? — спросил Броуди.

— Нет. Я этого не говорил.

— Я встречал Милу Йовович, — похвастался Адам.

— Она задала жару в «Обители зла», — сказал КО, и беседа свернула в русло соревнования на тему, кто встретил самую горячую знаменитость.

Хенрик Фролик, недавно перешедший из чешского чемпионата, сказал что-то с таким акцентом, что его никто не понял. Никто, кроме ветерана с десятилетним стажем Мартина Розсиваля, который оглядел всех и перевел:

— Петра Немцова.

— Ого.

— Она горячая штучка, Хенрик.

Хенрик кивнул, и настал черед следующего игрока.

— На премьере последнего «Человека-паука» я встретил Эмму Стоун.

— Когда я играл за «Рейнджеров», я встречал Дженьюари Джонс, — сказал Пол и поднял ставки, добавив: — И Кейт Аптон.

— Кейт Аптон — горячая штучка.

— Ты видел картинку, где она режет свою футболку?

— О, да.

— Я встречал Горди Хоу.

В салоне самолета воцарилась благоговейная тишина. Встретить Мистера Хоккей было лучше, чем встретить Грецки или Месье, или обоих. Лучше, чем одновременно встретить Петру, Эмму и Скарлетт, и Кейт Аптон вдобавок.

Следующие несколько часов игроки копались в своих электронных девайсах, смотрели фильмы или записи игр, или играли в Биг Уин Хокки.

Самолет приземлился в Детройте около одиннадцати утра. Ледяной ветер задувал под полы пальто Шона и щипал за щеки, пока тот шел от самолета к автобусу. Мелкие снежинки кружились вокруг его туфель, и Шон втянул голову от холода.

— Нокс, — окликнул его Джон Ковальски, стоявший в распахнутом пальто и с расстёгнутым воротничком, как будто холод ему нипочем.

Шон остановился и в ожидании повернулся к тренеру. Они с Лекси в основном придерживались правды тем вечером, когда разговаривали с ее родителями. Но Шон был уверен, что статья в газете вызвала несколько вопросов, на которые он не хотел бы отвечать. В основном потому, что ненавидел лгать Джону.

— Говард закрывает ворота по ширине, — сказал тот, перекрывая ветер, пока они шли к автобусу. — Прилично. Он блокирует броски, но когда опускается на колени, открывает «гамак».

— Я это тоже заметил.

Джон взглянул на Шона через плечо, морщинки в уголках его глаз углубились, придавая лицу выражение, близкое к уважению.

— Думаю, если ты бросишь под перекладину, там найдется просвет.

Шону такой Джон нравился намного больше, чем человек, звавший его сосиской в тесте в лицо и нытиком за глаза. В груди сжалось от чувства вины, пока он ждал, что тренер заговорит о газетной статье и Лекси.

— То, что случилось в моем офисе тем вечером… — Шон ждал этого и мысленно напрягся. — Думай об игре. Отложим это. — Джон откашлялся. — Пока.

Команда загрузилась в автобус, и Джон не упомянул о ситуации с Лекси. Он не сказал ни слова, когда они встретились за ланчем и заправились пастой перед игрой.

Выход на лед в Детройте всегда проверял на прочность способность игроков концентрироваться. От фанатов «Красных крыльев» неслась волна свиста и яростных оскорблений, угрожая пробраться в голову игрока и выключить его из игры. Если он позволит.

Оскорбления от игроков были ничуть не лучше, но на них хотя бы можно было ответить.

— Ты этого хочешь? А? — спросил силовой игрок «Детройта», прижима Шона к бортику. — Ты ничего такого не хочешь.

— Тебе уже давно на пенсию пора. — Шон оттолкнул его, пытаясь не терять шайбу из вида. — Не позорься.

Во втором периоде «Чинуки» повели с преимуществом в один гол, и оскорбления перешли на личности.

— Ты знаешь разницу между твоей подружкой и моржихой? — пропыхтел игрок «Крыльев», пока они толкались, пытаясь занять лучшую позицию на круге вбрасывания. — У одной есть усы и она воняет, а другая и есть моржиха.

Шон рассмеялся, с легкостью отбирая шайбу и пасуя Чаки: он совершенно точно знал, что у Лекси нет усов и она пахнет персиками.

В следующих двух играх Шон получил еще больше оскорблений, направленных на Лекси. Это было частью игры и особо не беспокоило. В отличие от Оззи Озборна и его песни «Сумасшедший поезд». Каждый раз, когда песня начинала греметь надо льдом, в голове Шона возникали воспоминания о прекрасной пышной груди Лекси.

На седьмой день команда приземлилась в Сент-Луисе, выиграла два очка, но потеряла Бутча из-за удара высоко поднятой клюшкой прямо в ракушку, который заставил его сложиться пополам и упасть на лед. Пока он лежал там, свернувшись клубком, раздались судейские свистки, перчатки были сброшены, а игроки начали потасовку по углам, принесшую пятнадцать штрафных минут и преимущество три на четыре. Шон сделал три броска по воротам, все из которых отразил Раск.

Шон занял свое место у круга вбрасывания в зоне защиты и встал в позицию, положив клюшку на колени, ожидая, пока Пол расположится в круге напротив центрального нападающего «Сент-Луис Блюз».

Защитник противника Марти Холт толкнул Шона в плечо, занимая место рядом.

— Я почти не узнал твою подружку с бритой спиной.

Если бы Шон был в хорошем настроении, он бы засмеялся. У Лекси была великолепная гладкая спина. Очень плохо, что он был в ярости, раздражен, и его прессовала мысль, что должен забросить шайбу, пока у них есть преимущество.

— Ты медленный грязный член. — Поставив клюшку на лед, Шон смотрел на шайбу в руке рефери, стоявшего в центре круга.

Шайба упала, и Пол отбросил ее от клюшки другого хоккеиста прямо на клюшку Шона. Тот сделал пас назад Чаки и сразу после этого получил мощный удар от Хатчисона. Но если тот думал, что сможет свалить Шона, то вынужден был разочароваться. Шон развернулся как раз вовремя, чтобы получить обратный пас от Чаки. Он остановил полет шайбы изгибом крюка, сделал обманное движение кистью, но вместо этого бросил с неудобной руки, посылая шайбу между щитков голкипера.

Загорелся красный свет, и раздался звук сирены. Средних размеров гора упала с плеч Шона, когда он поднял клюшку в воздух. Товарищи по команде окружили его, хлопая по спине и плечам большими перчатками.

— Понравилось? — крикнул Шон Хатчисону, пока катился мимо скамейки, давая пять остальным «Чинукам».

— Отсоси, перехваленный голубок.

Шон засмеялся и посмотрел на табло. Они вели с преимуществом в одну шайбу. Он бы чувствовал себя намного лучше, если бы их было две. Шон сел между Полом и Джеем Линдблумом — новичком, настолько молодым, что его борода казалась поеденной молью.

— Это было красиво, парни, — сказал Джон сзади.

Шон выпустил струю воды в рот и оглянулся. Внимание тренера было приковано ко льду, но на губах играла улыбка. Шон проглотил воду и стукнулся кулаками с Чаки. Преимущества в одну шайбу оказалось недостаточно, чтобы удовлетворить жажду крови «Чинуков». Удары стали сильнее, оскорбления более изощренными.

— Отлично, Ленни, — крикнул Камешек, насмехаясь над уингером «Блюз», когда брошенная тем шайба отскочила от левого конька его же товарища по команде.

— Да, если ты хочешь выиграть среди худших пасов года, — добавил Броуди.

Когда до окончания игры оставалась минута, КО ударил нападающего первой линии соперников, который, к его несчастью, свалился на задницу прямо перед скамейкой «Чинуков».

Пол стукнул клюшкой по бортику, когда раздался свисток:

— Собираешься сидеть здесь и плакать, девчонка?

Шон подался вперед и посмотрел на парня, который встал на одно колено. До того как стал играть за «Чинуков», Шон был среди тех, кто получал от КО, и знал, каково это — удар от силового игрока, который выбивает дыхание из легких. Что не помешало ему сказать:

— Покажи класс. Вставай, чертов рохля.

— Да, покажи класс, осленок.

Шон оглянулся на Джея:

— Осленок?

Новичок пожал плечами, покрытыми щитками. Шон и Пол рассмеялись, вставая и перекидывая ноги через бортик, чтобы выйти на лед. Тридцать секунд спустя раздалась сирена, и Шон был более чем счастлив окончанию игры.

В раздевалке он принял горячий душ, прогревая мышцы и успокаивая боль от ударов по телу. Ассистент тренера сообщил всем, что Бутч в списке травмированных и останется там, по крайней мере, на две недели.

Шон задержался, чтобы массажист «Чинуков» поработал над узлами мышц его поясницы и растер плечо, избавляя от боли, вызванной ударом Хатчисона.

К тому времени, как Шон завязал галстук, надел блейзер и взял пальто, большинство парней ушли из «Скоттрейд Ценра».

Солнце висело над «Вратами на запад», залитыми голубым светом, а температура над Миссисипи опустилась до семи градусов выше нуля, пока Шон шел два квартала до отеля в полном одиночестве. Команда вылетала в Бостон только утром, и Шон с нетерпением ждал обслуживания в номере и добрые восемь часов сна. Когда он вошел в «Хайят», его телефон завибрировал смской от Лекси. Которая сообщала, что послала ему обновленный сценарий, так что он должен проверить свою почту и связаться с Лекси как можно скорее. Спина Шона чувствовала себя лучше, а плечо не так уж и болело, и последнее, что он собирался делать — это читать ее чертов сценарий и травмировать свой мозг. Он не смог осилить то, что она присылала ранее, и лучше позволит ударить себя по голове, чем прочитает еще хоть чуть-чуть ее секций, подсекций и маркированных списков.

— Нокс.

Шон поднял взгляд на отца Лекси, стоявшего у лифтов.

— Тренер, — сказал он, убирая телефон в карман.

— Что вызвало такое страдальческое выражение на твоем лице? — спросил Джон, как будто уже знал ответ на свой вопрос.

— Ваша дочь и ее сценарии.

Двери распахнулись, и Шон с Джоном пропустили выходившую из лифта мать с тремя детьми, прежде чем зайти внутрь.

— Она унаследовала это по материнской линии. Какой этаж?

— Десятый.

Джон нажал восемь и десять, и двери закрылись.

— Я бы никогда не выбрал тебя для Лекси. — Шон взглянул через плечо на тренера. — Ничего личного, я бы никогда не выбрал для Лекси хоккеиса. Я бы выбрал ей кого-нибудь нормального.

— Вы считаете хоккеистов ненормальными?

Джон посмотрел на Шона.

— Ты знаешь эту жизнь. Она трудна для семьи. Я всегда думал, что Лекси выйдет за кого-нибудь надежного. Желательно за дантиста. Он дома каждый вечер, а его семья получает стоматологическую страховку со скидкой. А она нам нужна. Мой сын играет в молодежной хоккейной лиге. А ему еще только пятнадцать. Ты знаешь, что он обречен потерять несколько зубов. — Оба чуть не улыбнулись. — Я думал, что убедил Лекси, что ей нужен нормальный парень. А затем она явилась на это чертово телевизионное шоу и в итоге выиграла себе мужа.

— Пит — полный неудачник.

В сравнении с этим парнем, Шон, вероятно, не казался таким уж плохим.

— Да. Пока она выбирала свадебное платье, я выбирал способ убить его и уйти от правосудия. — Лифт остановился, над дверью загорелась цифра десять. — Для человека, который любит детальные планы, она иногда бывает слишком импульсивной, и это создает ей проблемы.

Двери открылись, и Шона затопило чувство вины.

— Спокойной ночи, тренер, — сказал он, выходя в длинный коридор.

Джон положил руку на дверь, чтобы удержать ее открытой.

— Тем вечером в «Кей» ты так и не сказал прямо, что любишь мою дочь.

Шон догадывался, что они просто отложили этот вопрос, и теперь его время пришло. Он знал, что хочет услышать Джон, и подумал об одном из простеньких списков Лекси с готовыми ответами.

— Как только я увидел ее улыбку, я все понял. — По крайней мере, Шон думал, что там было именно это. Потом он собрался с духом и добавил: — Я люблю ее все больше с каждым вздохом. Истинно, сумасшедше, глубоко.

Иисусе, он что, только что процитировал «Сэвидж Гарден»? Да ему даже не нравится эта чертова песня.

Джон нахмурился, как будто пытался понять, слышал ли он эти слова и просто не мог осмыслить их. Или это, или он пытался понять, не превращается ли Шон в девчонку.

— Хорошо, — сказал он, ступая вглубь лифта. — Это то, что нужно услышать отцу.

Двери закрылись, скрывая озадаченное лицо Джона, и Шон почувствовал, как жар поднимается по шее и заливает ему щеки.

Он за всю свою жизнь ни разу не цитировал слащавые любовные песенки и только что выдал постыдную сентиментальность человеку, чье уважение ускользало сквозь пальцы. Человеку, которым он восхищался в детстве. Хоккейной легенде. Джону «Стене» Ковальски.

Шон прошел по коридору и вытащил карточку-ключ из бумажника. Все потому, сказал он себе, отпирая дверь и входя внутрь, что разволновался из-за лжи. Если бы не это, он бы никогда не унизил себя подобным образом. Шон боялся, что если не будет осторожен, то процитирует весь репертуар Майкла Болтона или, еще хуже, Джастина Бибера.

Товарищ Шона по комнате, голкипер Адам Ларсон, сидел на огромной кровати, скрестив ноги и смотрел телевизор. Он взглянул на Шона, когда тот снял пальто и бросил его на спинку стула.

— У тебя щеки красные. Наверное, потому что ты с улицы, а там так холодно, что и пингвин яйца отморозит.

— Ага.

Именно поэтому. Шон ослабил галстук и почувствовал, как в кармане блейзера завибрировал телефон. Он вытащил его и прочитал еще одно сообщение от Лекси.

«Шоу “Давай поженимся. Воссоединение”» планируют снимать на следующий день после игры с «Королями» в Лос-Анджелесе. Продюсеры спрашивают, сможешь ли ты приехать со мной».

Шон напечатал в ответ: «Ты ведь сказала им нет. Так?»

Он застегнул воротник рубашки, снял галстук и блейзер.

«Не совсем», — ответила Лекси.

«Что конкретно ты сказала им?»

Шон бросил телефон на ночной столик и положил чемодан на кровать.

Лекси помедлила несколько минут с ответом.

«Я сообщила им, что ты рассмотришь это предложение».

Конечно, она так и сделала. Лекси была такой же настырной, как и ее собачка. Если Шон не поостережется, Лекси в своих записях о том, как надо выражать привязанность на публике, напишет: «Носит сумочку и покупает тампоны».

«Сообщи им, что я рассмотрел предложение и сказал нет. Я не собираюсь даже близко подходить к этому шоу.

Он нажал «отправить» и подумал, что тема закрыта. Очевидно, что он ошибался.

Два дня спустя Шон согласился встретиться с Лекси в модном баре на Пост-Элли. Лекси сидела за столиком, и ему пришлось протискиваться к ней через толпу бородатых хипстеров в узких джинсах, мешковатых клетчатых рубашках, цветных лосинах и армейских ботинках.

— Привет!

Чтобы не выделяться из окружения, Лекси надела рваные джинсы, фублоку с «Нирваной», черный кожаный пиджак и собрала волосы в «хвост». Она встала поприветствовать Шона и подставить ему щеку для поцелуя.

— Привет, детка, — сказал Шон, перекрикивая шум в зале, и склонился к ее темно-красным губам, которые приоткрылись от его прикосновения, как будто она хотела что-то сказать. Шон воспользовался этим и подарил ей глубокий поцелуй. Приемлемый для публики поцелуй, который намекал на то удовольствие, что они делили в интимной обстановке. Шон скользнул ладонью по ее спине, забрался под кожаный пиджак и прижал Лекси к себе. Он хотел застать ее врасплох и сбить с толку. И вовсе не планировал сбивать с толку самого себя и чувствовать мгновенное раздражение от слоев плотной одежды, отделявших ее обнаженную грудь от его.

Шон поднял голову и посмотрел ей в глаза, полные удивления с капелькой жаркой неудовлетворенности. По крайней мере, это то, что ему хотелось там увидеть. Потому что не нравилось думать, что только он один чувствует, что они должны перенести это веселье в его кондоминиум в двух кварталах отсюда и начать с самого начала.

Шон отступил и убрал руки. Такие мысли были полным сумасшествием. Такие мысли вели к поступкам, которые в свою очередь приводили к проблемам.

Проблемам, в которых он не нуждался.

— Это моя подруга Мари. — Лекси представила Шона женщине, сидевшей за столиком. — Мари — это Шон.

Лекси села на стул, Мари встала. Или скорее вскочила. Она была невысокой, с темными волосами, забранными в лохматый хвост, черными очками с маленькими стразами в уголках. Если хипстерский вид Лекси выглядел скорее данью моде, то «мартенсы» Мари, ее клетчатая юбка и футболка с надписью «Чертовски феминистка» явно были образом жизни. На ней не было макияжа, кроме помады глубокого красного цвета, и все же она умудрилась выглядеть чертовски милой в чертовски феминистическом смысле слова.

— Привет, Шон. — Мари потрясла его руку, и он заметил, что она чуть прищурилась, как будто она примеривалась, сможет ли надрать ему задницу. Смешно, учитывая, что подруга Лекси была ростом примерно полтора метра и весила очень близко к нулю.

— Мари привезла меня на причал в тот вечер, когда мы улетели на «Морском кузнечике».

А. Водитель клоунской машины.

— Приятно познакомиться.

Мари отпустила его руку.

— Спасибо, Шон.

Она снова заняла свое место, а Шон повернулся к бару и жестом подозвал официантку.

— Что вы пьете, дамы?

Лекси сделала последний глоток из коктейльного бокала.

— «Золотой душ». — Она улыбнулась, как будто собиралась насладиться тем, как Шон будет все это заказывать.

Мари подняла запотевшую кружку и улыбнулась:

— «Похотливую белую девчонку».

Иисусе. Через несколько секунд перед Шоном появилась официантка с широкой улыбкой на симпатичном лице. Если бы не кольцо в носу и пирсинг в губе и, конечно, если бы Шону не нужно было притворяться бойфрендом Лекси, он мог бы посмотреть, удастся ли ему получить от официантки нечто большее, чем улыбку.

— Привет, Шон, — сказала она, вытаскивая из кармана фартука маленький блокнот. — Я фанат «Чинуков» и была на игре с «Анахайм». Вы, парни, в этом году выглядите просто отлично.

— Спасибо. Надеюсь, тебе удастся приходить на каждую игру. Нам нравится слышать, как наши фаны неистовствуют.

— Что тебе принести сегодня?

— Мне «Амстел». — Он указал рукой на стол.

— Шон! — вскрикнула Лекси. — Нет.

— Я закажу, детка. Моя девушка хотела бы еще один «Золотой душ». — Он указал на Мари. — А наша подругаимготова к еще одной «Похотливой белой девчонке».

— Может, тебя заинтересуют трюфелевый попкорн, цыпленок или шашлык из ягненка?

— Нет, спасибо. — Шон повернулся к девушкам. — Дамы, вы хотите кушать? — Они покачали головами, отводя глаза. — Что не так?

Лекси сказала что-то, что Шон не расслышал. Он сел на стул и склонился к ней.

— Что?

— Это лимонад, а Мари пьет диетическую колу. — Лекси подняла на него взгляд. — Мы шутили!

Ее щеки были прекрасного розового оттенка, а шею Мари заливал ярко-красный цвет.

— Нужно было сказать мне!

— Я пыталась!

Шон перевел взгляд с одной девицы на другую и засмеялся. Смех, зародившийся у него в груди, становился все сильнее и громче, заставляя откинуться на спинку стула и привлекая внимание окружающих.

Шепот «Это Шон Нокс и Лекси?» становился все громче, пока их столик не окружили. И в этот момент прибыл коктейль «Похотливая белая девчонка». Мари схватила кожаный рюкзак и сказала:

— Я убираюсь.

— Поговорим позже, — ответила Лекси и вложила ладонь в руку Шона, лежавшую на столе. Это было сделано для шоу. Все для шоу. И Шон провел пальцем туда-сюда по ее ладони.

— Теперь мы счастливы вместе, — ответила Лекси на вопрос, обращенный к ним. — Но да, побег со свадьбы с Питом был чертовски страшным. Я не понимала, что происходит. Знала только, что я не могу выйти за одного мужчину, когда люблю другого. Я была взволнована и испугана, и неуверена в том, какое будущее ждет нас с Шоном. — Боже, ну и врунишка. Лекси посмотрела на Шона с выражением такой любви, как будто у нее все мозги размягчились. Отличная актриса, если бы Шон не знал ее получше, он бы тоже попался. — Потом я увидела его на причале и все поняла.

Это выражение беспокоило его больше, чем ложь. Может быть, потому что он не мог вспомнить, чтобы женщина выглядела настолько глубоко влюбленной в него, будто никогда не сможет разлюбить.

У него было достаточно подружек, но ни одна не смотрела на него так. Даже после того, как он отваливал им дорогие подарки.

Следующий вопрос был адресован Шону, и он отвел взгляд от Лекси.

— Простите?

— Тебя не беспокоило то, что она была в свадебном платье, предназначенном для другого мужчины?

— Нет. Я достаточно уверен в себе, чтобы не беспокоиться о платье. — Что было правдой. Он вспомнил, как Лекси вертелась в том нелепом платье, как пуговицы поскакали по салону, когда он разорвал застежки сзади. — Но мне было нелегко достать ее из этого чертова платья. — Он поднял руку. — Мои пальцы слишком большие для всех этих скользких пуговиц.

— Он говорит мне такие романтичные вещи. — Уголки ее губ приподнялись в улыбке, и Лекси сжала его руку. — Вот прошлой ночью он сказал, что хотел бы дотянуться до неба и достать самую яркую звезду для меня.

Иисусе. У Лекси явная передозировка романтических цитат. Которая заставляет его выглядеть так, будто у него тоже мозги размягчились. Так будто он был настоящим снедаемым любовью нытиком.

— Я сказала, что мне не нужны звезды. Только он рядом со мной. Навсегда.

— Ах, — вздохнули женщины.

— И…

— Детка. — Шон склонил голову и заставил ее умолкнуть легким поцелуем. Скользнул ладонью вверх по ее руке к шее. — Ты разрушишь мою репутацию в лиге, — прошептал он ей в губы.

Лекси открыла рот для ответа, и Шон снова заставил ее замолчать поцелуем, потому что Бог знает, что еще она могла сказать. Длинным, глубоким поцелуем, на вкус как лимон с сахаром. Поцелуем, который должен был заставить ее лишиться дыхания и подумать о чем-нибудь другом, кроме проклятых романтических высказываний из интернет-мемов. Поцелуем, который должен был проникнуть внутрь нее и наполнить теплом низ живота, заставить ее сердце биться быстрее и оставить желать большего.

Когда поцелуй закончился, Лекси открыла глаза и тронула языком губы. Не только она теперь чувствовала тепло и желала большего.

— Идем?

Она кивнула, и Шон снова взял ее за руку. Они прошли через бар и вышли на улицу. Черные тучи на пасмурном небе прятали звезды, которые, по мнению Лекси, Шон хотел для нее достать. Холод близкий к настоящему морозу просачивался под худи и джинсы Шона. Влажный воздух кусал за щеки, голую шею и мочки ушей.

— Ты собираешься участвовать в благотворительно вечере «Шайба в сетке»? — спросила Лекси.

Разноцветные блики от фасадов магазинов сияли на ее светлых волосах и лице. Шон слышал что-то об этой благотворительности, но особенно о ней не задумывался.

— Может быть.

— Все собранные средства пойдут на развитие молодежного хоккея, но это мероприятие строго для людей старше двадцати одного года. Там будет выпивка и азартные игры.

Шон был бы не против сыграть в покер с парнями.

— Я достану билеты. Будет неплохо, если нас увидят там вместе.

Ну конечно. Их должны были видеть вместе. Это не должно было его беспокоить, но по какой-то причине беспокоило.

— Где ты оставила машину?

— На парковке через квартал отсюда. — Лекси вынула свою руку из его и засунула ее в карман. — Подбросить тебя?

— Нет. Я пробежался до сюда. — Холодный вечерний воздух коснулся его руки там, где ладонь Лекси прижималась к его. — Пробегусь обратно.

— По такой погоде?

— Здесь всего миля или около того. — Шон засунул рукава в карман толстовки. — Я все еще теряюсь в городе, так что мне легче передвигаться пешком.

Они прошли мимо морского ресторана и кофейни. Лекси подняла взгляд на Шона, когда случайно задела плечом его руку.

— Я могла бы показать тебе окрестности. — Она на секунду задумалась. — Ты был в саду Чихули? Он рядом с «Кей» и твоей квартирой.

— Нет, у меня на самом деле было не так уж много свободного времени после сделки.

Лекси поджала губы, задумавшись, и Шон спросил себя, не пытается ли она свести его с ума?

— Мы ограничены временем года, — сказала она, как будто они все еще притворялись любовниками. — И я отказываюсь иметь хоть что-то общее с зоопарком. Рабство — это грустно и плохо.

Шон мог бы посоветовать магазин балетных пачек, но передумал.

— Я помогаю собирать деньги для вымирающих видов, но это не значит, что я одобряю тюрьмы для животных. Это просто неправильно.

Шон не любил жестокость по отношению к животным так же сильно, как и любой другой человек, но был не против мехового ковра под ногами.

Подхватив Лекси под локоть, он подвел ее к краю тротуара. Посмотрел в одну сторону, в другую, потом ступил на дорогу между «Приусом» и микрокаром.

— Сегодня со мной связались продюсеры «Давай поженимся!».

Шон смотрел на дорогу, где вдалеке виднелся свет фар. Лекси, взяв его под руку, шагала рядом.

— Они предложили перенести съемку в «Фэйрмонт» здесь в Сиэтле.

— Все еще не интересует.

Лекси придвинулась ближе, и прядь ее волос легла ему на плечо.

— Они даже готовы передвинуть дату на удобный тебе день.

Шон посмотрел на Лекси, которая прижималась к нему, чтобы согреть.

— Я даже близко не подойду к этой драме.

— Это не страшно.

— Ты уже это говорила.

— Я не виновата. Трудно в наши дни найти надежный источник утечки информации. — Она покачала головой, ступая на тротуар рядом с Шоном. — Пожалуйста, скажи, что ты придешь на съемки. Нам с Ням-Ням может очень понадобится твоя поддержка.

Они перешли на неосвещенную сторону парковки.

— Прости, вам с собачкой придется справиться с этим самим.

Шон был милым парнем, но у него имелись свои границы. Он был не настолько милым, чтобы появиться в этом дурацком шоу.

— Другие девушки набросятся на нас. Они могут быть очень плохими.

Они зашли в непроглядную темноту между двумя машинами, и Шон взглянул на расплывчатую тень лица Лекси: она была намного сильнее, чем показалась сначала. И более решительной.

— Готов поставить на тебя и твою собаку. Ты умнее всех тех девиц, вместе взятых.

Она покачала головой и вытащила ключи из кармана.

— Они буду задавать вопросы о тебе и о той фотографии у «Харбор Инн». — Машина сзади два раза посигналила и моргнула фарами, когда открылись замки. — Личные вопросы, из-за которых я буду плохо выглядеть.

— Что случилось той ночью — только наше дело. — Шону не нужно было видеть лицо Лекси, чтобы погладить ее щеку ладонью. — Мне было хорошо. Тебе было хорошо. Никто не пострадал.

— Как ты можешь так говорить. Мой бизнес пострадал.

— Твой бизнес пострадал в ту секунду, когда ты решила сбежать из «Фэйрмонта». Не передергивай.

— Я и не передергиваю. Этого не должно было случиться.

Но случилось.

— Они очень постараются, чтобы я выглядела развратной. А я не такая. Та ночь была… была… — она пыталась подобрать слова.

— Хорошей. — Шон поцеловал Лекси в лоб и висок. — Ты взрослая, Лекси. Ты красивая и горячая, и я до сих пор думаю о сексе с тобой.

В темноте ее губы коснулись губ Шона.

В отличие от поцелуя в баре, сейчас не было причин сдерживаться. Никто не смотрел, не притворялся, не играл. В то мгновение, когда ее губы коснулись его, все очень быстро стало очень горячо. В этот раз никаких милых поцелуев на камеру. Свободной рукой Шон расстегнул кожаную куртку Лекси и скольнул ладонью внутрь. Ее тело было теплым, а грудь еще теплее. Лекси застонала ему в рот, и Шон подтолкнул ее к двери машины, вжимаясь пахом в низ ее живота. Соски у нее стали такими твердыми, что он почувствовал их через рубашку и лифчик. Он помнил вкус и мягкость Лекси и хотел ощутить это снова.

Прямо здесь. Прямо сейчас. На парковке в Сиэтле.

Лекси подарила ему еще один долгий, сладкий стон и качнулась к его полностью вставшему члену. Твердому и болезненно жаждущему нежного наслаждения от ее тела. Шон подхватил Лекси под ягодицы, и она с готовностью обхватила его своими длинными ногами. Прямо как в ту ночь в «Харбор Инн» она провела ладонями по его волосам, а он погладил ее сосок большим пальцем, вперед и назад/вверх и вниз, чувствуя, как тот твердеет от прикосновения. Шон хотел Лекси. Он хотел поцеловать ее везде и сделать своей. Прямо сейчас он не мог вспомнить, чтобы чего-то хотел так же сильно, как хотел ее. И судя по звукам, которые она издавала, и по тому, как вжималась пахом в его стояк, Лекси хотела его не меньше. Часть Шона знала, что он создает себе еще больше проблем. Еще больше хаоса. И прямо сейчас ему было на это наплевать.

Лекси отстранилась и глотнула воздух. Не колеблясь ни секунды, Шон скользнул открытым ртом по прохладной коже ее шеи.

— Шон.

— М-м-м. — Он целовал ее шею, чувствуя разницу температур, когда опускал лицо.

— Шон! — Она обхватила его за щеки, заставила посмотреть на себя и в непроглядной тьме сказала: — Кто-то только что зашел на парковку.

Шон прижал Лекси крепче.

— Тогда нам нужно быть потише.

Позади них дважды прогудела машина, мигнули фары, и ноги Лекси коснулись земли прежде, чем щелкнули замки. Шон убрал руку с ее груди, Лекси посмотрела на полы своей куртки. Угроза быть пойманными за подростковыми обжиманиями нисколько не облегчила его стояк.

— Поехали сегодня ко мне, — проговорил Шон ей в волосы.

Она покачала головой и застегнула куртку почти до подбородка.

— Секс все только усложнит.

Не для него. Секс — это просто секс. Иногда быстрый. Иногда медленный. Совсем не сложный, если только никто не хочет его усложнять.

В кармане толстовки завибрировал телефон, спасая Шона от спора, в котором он знал, что проиграет.

— Да, — ответил он, не поглядев на номер.

— Я здесь.

— Что? — Шон отодвинул телефон от уха и посмотрел на номер. — Мама?

— Я здесь, — повторила она. — Но у меня нет ключа, а парень на ресепшн не хочет меня впускать.

— Где? — В животе все сжалось от плохого предчувствия. — Где ты?

— Здесь.

— В Сиэтле?

— Да. А ты где?

Черт.

— И как ты сюда добралась?

— Твой друг на лягушачьем самолете.

— Джимми? — Шон посмотрел в скрытое во тьме лицо Лекси. — Зачем ты здесь?

— Я твоя мать. Кто еще поможет тебе спланировать твою свадьбу?

— Свадьбу?

— Я услышала об этом от Венди Уильямс!

Шон перевел взгляд на парковку и блестящие как стекло лужи.

— Не следует узнавать новости от Венди.

— Ты же знаешь, у меня есть опыт в планировании свадеб.

Ага, свои три она спланировала сама.

Шон посмотрел на Лекси в поисках поддержки.

— Лекси — милая девушка, но ты не можешь ждать, что некто особенный с неопрятной прической сделает это самостоятельно.

Лекси села в машину. Тусклый свет зажегся на секунду, достаточную, чтобы Шон заметил улыбку на ее лице и смех в глазах. Вероятно, она бы не стала так широко улыбаться, если бы знала, что его мать считает ее «особенной».

— Эта поездка просто убила мой бедный мочевой пузырь.

Да уж, Шон представлял, как она жаловалась всю дорогу. Так Джимми и надо.

— Дай телефон парню на ресепшн.

Последнее, в чем Шон нуждался, это чтобы Джеральдина разговаривала с людьми в его доме.

Лекси легонько помахала ему, выезжая с парковки. Задние огни ее маленького внедорожника исчезли в темноте сиэтлской ночи. Шон переговорил с дежурным, чтобы тот пустил мать в его квартиру, потом засунул телефон в карман толстовки. Капля воды упала ему на лоб и стекла по переносице. И именно тогда, когда Шон посмотрел в темное ночное небо, чернильно-черные тучи разверзлись и обрушили на него ледяной дождь.

Шон натянул капюшон и наклонил голову, пряча лицо от жалящих струй ливня. К тому времени, как он пробежал три квартала, его толстовка и ботинки промокли насквозь. На углу Броад-стрит и Секонд-авеню минивэн проехал на желтый свет и окатил Шона водой до самых бедер.

Великолепно: промок насквозь, промерз до костей, а в квартире его ждала мать. Он не думал, что жизнь может стать еще хуже.

— Джеральдина, хотите еще чаю? — Джорджина Ковальски подняла чайник из китайского фарфора с маленькими розовыми цветочками, нарисованными на нем, и приложила к одному боку ладонь. — Вода еще теплая.

— Да, будьте добры. — Мать Шона поставила свою маленькую такую же как и чайник чашку на блюдечко и протянула его Джорджине.

Которая все еще не упомянула собаку, находящуюся за столом. Шон надеялся, что она придержит свое мнение о переносящих заразу, грязных животных при себе.

— Мы каждый год устраиваем чаепития в нескольких местных домах престарелых. Обитатели очень ждут их, и нам это тоже нравится, — объяснила Джорджина, наливая воду. — Это традиция семьи.

Ее южный акцент обволакивал слова, как золотой мед. Если бы Шон прислушался как следует, он бы, наверное, смог услышать «Дикси», играющую на заднем плане.

— Не моей, — сказал Джон, беря кружку и делая глоток. Его ладонь была больше хрупкой чашечки и выглядела так же смехотворно и неуместно, как — в воображении Шона — выглядела его собственная рука.

— Джон? — Джорджина повернулась к мужу.

— Нет, спасибо, любимая.

— Шон?

— Мне достаточно, спасибо.

В центре круглого стола, покрытого розовой льняной скатертью, стояла ваза с розами и лилиями. Рядом — вычурная двухъярусная ваза, наполненная девчачьей едой.

— Сэндвич с огурцом? — спросила Лекси Шона, взяв серебряные щипцы.

Она стояла рядом с ним, очень красивая в розовом платье, которое обтягивало ее во всех нужных местах. Розовый ободок удерживал светлые волосы. Если бы Шон с Лекси были наедине, он бы растрепал ей локоны. Она наклонилась к подносу, и подол платья скользнул вверх по бедрам. Если бы они были наедине, Шон бы тоже скользнул ладонями по ее бедрам.

— Можно мне птифуры и профитроли?

— Конечно.

Почему бы нет? Шон был в аду. Он сидел за розовым столом с Джоном и Джорджиной, думая о том, как будет скользить руками по бедрам их дочери. Рядом с ним сидела его мать, оттопырив мизинчик, как будто она была английской королевой. Почему бы не поесть этой маленькой еды? Может быть, он подавится и избавит себя от этого несчастья.

— Ты, наверное, заметил, что у нас пропало несколько кремовых печенек. — Лекси указала на пустое место на подносе. — Я не знаю точно, куда они делись… — она замолчала, взглянув на ужасную собачку, сидевшую на коленях Джона, — но у кого-то весь носик в креме.

Она поставила маленькую тарелку перед Шоном, на которой лежали два маленьких сэндвича с обрезанной корочкой, три розовых квадратика, каждый с красной розой, и две кремовых печеньки. Собака, снова одетая в пачку, смотрела глазами-бусинками на Шона. Черный язычок высунулся и облизал кончик носа. Шон взял розовый квадратик и отодвинул кремовые печеньки в сторону.

— Это ты сделала? — спросил лысую шавку Джон «Стена», тренер «Чинуков» и хоккейная легенда.

Собака взвизгнула и получила в награду кусок розового пирожного.

— Ты давно не участвовал в розовом чаепитии, папа, — сказала Лекси со смехом, садясь рядом с Шоном. Она подняла чашку к губам и сделала маленький глоток.

— Если бы я знала, что Шон и Джон к нам присоденятся, я бы приготовила побольше еды. — Джорджина пододвинула чашку к Джеральдине. — Нужно было мне намекнуть, — сказала она мужу.

Откинувшись на спинку стула с собакой на коленях, Джон ответил:

— Когда Нокс упомянул, что его мать здесь у Лекси, я подумал, что стоит заскочить и поздороваться. Шон решил составить мне компанию.

Да, чтобы перевести беседу, если Джон начнет задавать матери слишком много вопросов или если она решит упомянуть съехавшую крышу дочери четы Ковальски. Мать провела в городе уже два дня, и Шон был уверен, что убедил ее: в ближайшем будущем свадьбы не предвидится. Он надеялся, мать не станет упоминать о своем чудесном исцелении от панкреатита или о своем последнем заболевании — диплопии. Или двоении в глазах.

— Я никогда не бывала на таком изысканном мероприятии. — Джеральдина взяла серебряные щипцы и положила себе на тарелку кремовые печеньки и сэндвич с огурцом. На «изысканное» мероприятие она надела зеленый брючный костюм и желтую блузку, завила свои каштановые волосы и накрасила губы помадой. Если бы не пластырь на глазу, она бы сошла за нормальную.

— Мы утром уезжаем, и мне не хотелось упустить возможность встретиться с мамой Шона. — Джон наклонил стул назад и посмотрел на Шона через стол. — Вы ведь познакомились с моей дочерью, когда они с Шоном сбежали к вам?

— О, да. — Джеральдина положила пакетик «Эрл грей» себе в чашку. — Это было очень романтично.

— Угу.

Джон все еще не полностью купился на эту историю и выглядел, будто готовился допросить мать Шона. Если это так, то Шону и Лекси крышка.

— Джон. — Джорджина положила руку мужу на плечо. — Мы пригласили миссис Браун на чай не для того, чтобы ты расспрашивал ее, что было в Канаде.

Ножки стула стукнули по полу. Джон прочесал хохолок на голове собаки. Они договорились вернуться к этому разговору после завершения сезона. Когда они говорили о хоккее, то были в одной струе. Но сегодняшняя ситуация не была хоккеем. Она касалась Лекси, и Джону все еще не нравилась мысль, что Шон встречается с его дочерью.

— Я сразу увидела, что они влюблены. Вот почему я не позвонила Венди и не выиграла то путешествие в Мир Диснея. Или Ходе, или Кэти Ли. Конечно, я бы никогда не поехала в Канкун. — Она замолчала, чтобы отпить чаю. — У меня аллергия на солнце.

Опять этот Мир Диснея.

— Брось, мам.

Но чего еще он ждал от самой смущающей женщины на планете?

— Я очень благодарна за это. — Лекси подалась вперед и посмотрела на Джеральдину. — Вы отказались от путешествия мечты ради истинной любви.

— Иисусе, дайте тазик.

— Ну Джон.

— Папа! — Лекси протянула руку через стол, взяла ладонь Шона и перелела их пальцы.

Ням-Ням подняла нос вверх и гавкнула, а Джеральдина отодвинулась от собаки настолько далеко, насколько смогла, не свалившись при этом на пол.

Шон посмотрел на большого мужчину, на легенду, окруженную вычурным, пышным розовым хаосом. Тот не выглядел ничуть запуганным или несчастным. Он взял маленькое квадратное пирожное и подбросил над головой. Легко поймал его ртом и прожевал с такой улыбкой, как будто был действительно доволен собой. Как будто поставил Шона в идеальную позицию, чтобы тот получил удар по яйцам. Шона ничто не пугало. И меньше всего взрыв маленьких розовых чашек и еще более маленькой еды. Он посмотрел через стол на тренера и поднес спелетнные пальцы с Лекси к своем губам. Шон сделал ответный бросок и поцеловал руку дочери Джона. Игра закончена.

— Шон?

Лекси произнесла его имя с долей изумления и приятного удивления. Он повернулся, чтобы взглянуть в синие глаза Лекси, и самым естественным в ту минуту оказалось поцеловать ее розовые губы. Застыть на несколько вдохов, дразня их обоих, и не спасовать. Во время этих нескольких вздохов игра, в которую они играли, внезапно показалась очень реальной. Такой реальной, что глаза Лекси стали еще синее и глубже. Такой реальной, что грани монолитного мира Шона угрожающе затрещали. Такой реальной, что он почувствовал, как их удерживает нить, настолько тонкая, что он боялся дышать.

— Еще птифуров, Шон?

Он выдохнул, и это чувство исчезло.

Шон покачал головой и посмотрел на Джорджину.

— Нет, спасибо.

В горле пересохло, и он взял чашку чая. Такую хрупкую, что мог легко раздавить ее. Он выпил чай в два глотка и снова посмотрел на Лекси. Та отвернулась, и Шон видел лишь раковину ее уха, одинокую жемчужину на мочке и легкую розовую краску, ползущую по шее. Он и раньше видел такое. Когда Лекси смущалась или лгала, или занималась любовью. Этот румянец на ее шее и комок в его легких не были любовью, но стали чем-то большим, чем просто желание. Это было замешательство и хаос. И больше не игра.

ГЛАВА 12

Любовь: приласкает, как обухом по голове

— Мы уже почти добрались?

Поверх оправы солнцезащитных очков Лекси бросила быстрый взгляд на Джеральдину. Мать Шона так крепко сжимала подлокотник, что Лекси ничуть не удивилась бы, обнаружив на кожаной обивке следы от ногтей.

— Почти.

— Здесь всегда такое движение?

— Сейчас еще ничего. — Был час февральского дня. — Подождите, когда наступит пять. Вот когда плотный трафик.

— Я не знаю, как вы так живете. — Джеральдина вырядилась в синюю парку и оленьи унты. Идеальная зимняя экипировка для острова к югу от Аляски, но малость тепловато для пятидесяти градусов в Сиэтле. — Чересчур много народу.

Шон прав насчет своей матери. Ей не нравилось чувствовать себя маленькой рыбкой.

— Подождите, пока не увидите мой магазин, — сказала Лекси, чтобы сменить тему. — Это что-то невероятное. — Словно по сигналу со своего розового сетчатого автомобильного кресла на заднем сиденье залаяла Ням-Ням. — Правильно, Вкусняшки, — отозвалась Лекси, сбавляя скорость и выезжая на центральную полосу.

— Ты зовешь свою собаку Вкусняшки?

Лекси посмотрела на Джеральдину, у которой было то же выражение лица, что и у ее сына, когда разговор заходил о Ням-Ням.

— Это ей подходит, и ей самой нравится.

На этом дискуссия закончилась.

Они свернули к элитному торговому центру недалеко от Бельвью-сквер, и Лекси с облегчением услышала тишину с пассажирского сиденья. Единственным звуком, раздавшимся в салоне машины, был ее вздох, когда она въехала на парковочное место своего первого магазина. Мансардное окно с подсветкой и венецианские навесы были подняты, и Лекси остановилась, чтобы полюбоваться на темно-красную витрину. Она так усердно работала, и ее сердце распирало от гордости. Магазин намеренно носил то же название, что и магазин онлайн, но в реальной жизни выглядел намного роскошнее. На мансардном этаже большими черными буквами с золотой линией было написано «Гардероб Ням-Ням». Это выглядело так сказочно, что глаза защипало от слез.

— Твоя собака жутко выглядит.

Очевидно, тема все еще не была исчерпана.

— У Ням-Ням нежное сердце. — Лекси выключила зажигание и отстегнула ремень. — Она знает, когда вы говорите о ней обидные вещи.

Джеральдина повернулась к Лекси:

— Как?

— У нее хорошо развита интуиция, и она очень расстраивается.

На этот раз Джеральдина посмотрела на Лекси так, словно та сошла с ума. Поскольку это исходило от женщины, которая наклеила пластырь не на тот глаз, Лекси совсем не обижалась на ее мнение.

— Извини, — пробормотала Джеральдина и потянулась к ремню безопасности.

— Спасибо.

Передние двери магазина были открыты, что всегда служило хорошим знаком, и когда Лекси вышла из машины, то услышала великолепный звук электродрели. С собакой на руке и Джеральдиной на буксире Лекси вошла в здание. Опилки носились в воздухе и оседали на пластике, покрывающем переднюю стойку и несколько белых столов. В туфлях на четырехдюймовых каблуках Лекси пробиралась к задней части, перешагивая через коробки с гвоздями и деталями к стеллажам. На ней была белая блузка и юбка в тонкую полоску. Всякий раз, когда она встречалась с генеральным подрядчиком, ей хотелось выглядеть профессионально. Лекси была владельцем, генеральным директором, маркетологом и единственным дизайнером «Ням-Ням Инк». Она обнаружила, что людям иногда нужно напоминать, что она босс, но, конечно же, подрядчика на месте не оказалось. Вместо этого она поговорила с менеджером сайта. Хрустальная люстра не прибыла, как и отдельно стоящие шкафы. Менеджер заверил ее, что все будет готово к торжественному открытию через две с половиной недели. Оглядевшись, Лекси с этим не согласилась.

— Все это ради собачьей одежды? — спросила Джеральдина.

— Не только одежда, — ответила Лекси, пока они шли обратно. — Аксессуары, лакомства, постельное белье. Все, что может понадобиться собаке, и еще куча вещей, о которых владелец не подумал.

На обратном пути домой они заехали в продуктовый магазин и купили свежие фрукты, овощи и мясо. Лекси собиралась напичкать Джеральдину здоровой пищей, даже если ту это убьет, потому что сама всегда следила, что ест, но овошей много не бывает.

Когда они вернулись домой, Лекси убрала продукты, а Джеральдина села смотреть телевизор над камином: судя по звукам, «Эллен» (Шоу Эллен Дедженерес — Прим. пер.). Если Лекси откидывалась назад достаточно далеко, то могла видеть левую руку Джеральдины, поглаживающую хохолок, который Лекси соорудила на голове Ням-Ням. Судя по реакции на розовое чаепитие и поведению в машине, Лекси и подумать не могла, что эта женщина вообще любит собак.

Сумашествие какое-то. Что еще более безумно, Лекси каким-то образом снова очутилась в роли сиделки Джеральдины.

Шон отсутствовал два дня, а накануне вечером его мать переехала в квартиру Лекси. По словам Джеральдины, в квартире Шона было слишком шумно, и соседи втайне посмеивались над ней, что, несомненно, являлось правдой.

Пока Джеральдина смотрела дневные передачи, Лекси работала над осенней коллекцией для гардероба Ням-Ням. Ее вдохновили богатые ткани из последнего фильма «Красавица и чудовище». Тот, что с Эммой Уотсон. Лекси разработала все, от поводков и ошейников до мягких постельных принадлежностей и элегантных жилетов.

Сразу после четырех появился ее адвокат по поводу нескольких условий, которые Лекси хотела добавить в контракт о возобновлении участия в «Давай поженимся!»: нет, ей нельзя выскочить через пять минут и не вернуться. Да, она могла отказаться отвечать на вопросы о личной жизни.

В половине шестого Шон отправил смс-ку, спрашивая о матери: «Мать уже успела свести тебя с ума?»

«Да, — ответила Лекси. — Ты мне должен».

Через несколько мгновений он послал в ответ: «Чего ты хочешь?»

«Поцелуй» было первое, что пришло Лекси в голову. Поцелуй, похожий на тот, что он подарил ей на парковке в центре города. Как тот, которого ей хотелось от Шона за розовым чаепитием, когда он смотрел на их руки.

Прежде чем она успела ответить, он написал: «У меня есть несколько предложений».

Лекси подумала о наказании, соразмерном его преступлению. Что-то полезное для нее, но в то же время делающее несчастным его:

1. Розовое чаепитие в доме престарелых «Бэй Вью».

2. Марафон «Забег на каблуках».

3. Возвращение в «Давай поженимся!».

Шону потребовался час, чтобы ответить, и Лекси даже не хотелось думать, сколько раз она проверяла, прежде чем он написал:

1. Наверное, нет.

2. Возможно.

3. Откажись от этого.

Когда она написала, что Шону придется бегать в туфлях-лодочках, то была уверена, что тот выберет чай со старичками. Лекси улыбнулась при воспоминании о Шоне, который пил из чашечки, и о его недоумении по поводу пирожных и бутербродов с огурцом. Она не была уверена, почему ее отец и Шон явились вдруг на чай, но было интересно наблюдать, как они таращились друг на друга. Это было похоже на битву тестостерона. Игра «Кто тут главный мачо» в окружении розовых оборок и тонкого фарфора. Однако она не была уверена в победителе.

В пять Лекси приготовила кордон блю из курицы и шпината, и в шесть они сели ужинать.

— Я не пью, — заявила Джеральдина, когда Лекси поставила на стол два бокала, но когда та откупорила шардоне, идеально подходящее к трапезе, передумала. — Ну, может быть, просто глоток. Шон никогда не останется голодным, если ты будешь для него готовить. Я понимаю, почему он похитил тебя у Пита.

Лекси не была уверена, что это комплимент, но действительно чувствовала себя виноватой.

Ее не похитили, и она пробудет «известной» еще месяц.

К концу ужина тарелка Джеральдины была «подчищена», бутылка опустела, и Джеральдина, для разнообразия, не чувствовала боли.

— Раньше я танцевала, — сообщила она Лекси, пока они вместе мыли посуду. — Мама водила меня на уроки каждую среду. Из меня вышла бы хорошая танцовщица, если бы продолжила заниматься.

— Почему вы бросили? — спросила Лекси, загружая тарелки.

— Полагаю, ради других дел. Мне надоедало фортепиано, балет или рисование, и я начинала заниматься чем-то другим. — Она протянула Лекси миску для салата. — Я была единственным ребенком и очень избалованной. Мне это было по душе. Я чуть не умерла при рождении, и мои мать и отец носили меня в обувной коробке, выстланной атласом. Они так боялись, что я сломаюсь.

Пока Лекси мыла вручную бокалы, она молчала и позволяла Джеральдине говорить. Это ей давалось без труда. Чем больше рассказывала Джеральдина, тем больше Лекси понимала, что та была центром вселенной для ее семьи. Что имело смысл, предположила она.

— Два моих старших брата уже умерли, но мой брат Эйб практически вырастил Шона. Он был таким необычным ребенком.

Лекси навострила уши и потянулась за кухонным полотенцем. С тех пор, как Шон поцеловал ей руку и посмотрел в глаза за розовым чаепитием, она ловила себя на том, что весь день то и дело думает о нем. Она узнала немного больше, чем в ту ночь, когда занималась с ним сексом в канадском мотеле, что мало о чем говорило, поскольку тогда Лекси даже не знала его настоящего имени, но когда она посмотрела на него через их переплетенные руки, что-то случилось. Что-то изменилось. Ее мир накренился, и она затаила дыхание, ожидая, когда тот снова встанет на место.

— Я видела тебя сегодня в твоем магазине. Как ты приказывала людям и рассказывала им, что хочешь сделать. Ты умная девочка.

Лекси затихла, выжидая.

— Спасибо.

— И красивая.

— Еще раз спасибо.

— И вовсе не дурочка, как сказал Шон.

— Простите? — Она решила, что ей больше не нужно ждать. Шон все еще оставался придурком. — Что он сказал?

— Что ты не очень умна. — Джеральдина скрестила руки на тощей груди и решила, что ей следует пояснить дальше: — Ну, знаешь, не очень сообразительна. Особенная. Как люди с ограниченными возможностями.

— Вот как? — Шон не считал Лекси умной. Это только показывало, что он совсем ее не знал. — Когда он это сказал?

— В Сэндспите. — Она посмотрела на Лекси и пожала плечами. — Наверно, он просто сказал это, чтобы я не задавала много вопросов.

— Я заметила, что он не любит отвечать. — Лекси водрузила бокалы на стойку и прошла по коридору в прачечную. Она предположила, что теперь уж точно знает о нем больше, чем думала. Он не любил вопросов и считал ее тупой. Лекси собиралась напомнить себе об этом в следующий раз, когда почувствует, что ее мир шатается.

— Таким он вырос, — пояснила Джеральдина с порога. — Дети спрашивали его обо мне, и он смущался. — Лекси повернулась с чистой футболкой в руке. — Через некоторое время он перестал водить друзей.

В жизни Лекси было время, когда ее мир так резко изменился, что она тоже не хотела об этом говорить. Когда старые и новые друзья задавала вопросы, на которые не хотелось отвечать. Однако это не сделало ее скрытной лгуньей. Ну, может быть, она пережила период, когда приходилось кривить душой.

— Большую часть времени он был один и держался особняком. Он не говорил мне, когда у других детей бывали дни рождения, или школьные спектакли, или что-то еще. — Джеральдина покачала головой. — И так мы поселились у моего брата Эйба, потому что я думала, что Шону нужно мужское влияние. Я хотела, чтобы мы остались на одно лето, но Шон не уехал, пока ему не исполнилось восемнадцать и он не отправился играть в хоккей в Калгари. Я скучала по нему, но слишком болела, чтобы последовать за ним.

Шон, наверное, сильно не плакал по этому поводу, подумала Лекси, складывая футболку в корзину.

— Шон избегает любой драмы. Хотя, клянусь, он иногда параноик в мелочах.

Никаких дерьмовых бурь. Никакой драмы. Никаких вопросов. Его отказ принять участие в «Давай поженимся!» имел смысл. Это будет дерьмовая буря их всех бурь дерьма, а этого Лекси не сильно жаждала.

Вскоре после того, как Лекси закончила складывать одежду, Джеральдина легла спать. Лекси не спала, составляя планы и списки возможных сценариев «Давай поженимся!». Она уснула не в настроении и встала не в духе. С трудом разлепив глаза, вошла в свою кухню, увидела Джеральдину и услышала шипение кофемашины.

— Что у нас намечено на сегодня? — спросила Джеральдина, вся сияющая и счастливая.

— Мне нужно купить собачий корм. — Лекси протерла глаза и зевнула. — Это день моего пожертвования на приют для домашних животных. Я должна пойти в «Петсмарт», забить багажник моей машины едой и оставить ее в приюте, откуда я забрала Ням-Ням. — Она снова зевнула и добавила: — Грустное место, и я хотела бы чем-то еще помочь.

— У меня бурсит левого плеча, но я могу поднимать правой рукой.

Сквозь щелочки в саднящихся глазах Лекси посмотрела на мать Шона и ее примятые волосы на затылке. По крайней мере, та встала с дивана.

— Я не думала, что вы любите животных.

Махровый халат свисал с худого плеча Джеральдины. Она пожала плечами.

— Может быть, они мне нравятся. Прошлой ночью твоя маленькая собачка свернулась калачиком у моей шеи, как маленькая грелка, и боль от фибромиалгии сразу же прошла. — Вот куда Ням-Ням исчезла. Лекси следовало догадаться. Джеральдина сморщила нос: — Хотя она немного воняет.

— Только когда потеет.

— Но я не могу помогать только одной рукой.

Лекси надеялась отдохнуть от Джеральдины. Не настолько повезло.

Три часа спустя, нагруженная сотнями фунтов сухого корма, Лекси подъехала к задней части приюта и остановилась у двери. Джеральдина нацепила повязку на плечо, чтобы никто случайно не принял ее за трудоспособного работника, которая мгновенно исчезла, как только разгрузили большие мешки с едой.

Лекси не нуждалась в помощи и не хотела нести ответственность за то, что Джеральдина случайно заразится редкой и неизвестной болезнью.

Закатывая последний мешок внутрь, она обнаружила Джеральдину, сидящую в кресле у одной из груминговых станций, и Бадди, трехногого бишон-фризе, свернувшегося калачиком у нее на коленях. Двухлетнего Бадди нашли на трассе, его правая передняя нога была настолько изуродована, что пришлось ее ампутировать. Лекси спонсировала уход за ним и реабилитацию, и теперь он достаточно хорошо себя чувствовал, чтобы найти особый дом.

— Она мягкая. — Свободной рукой Джеральдина погладила его шерстку.

Они составляли завершенную картину. Собака-инвалид и ипохондрик.

— Его зовут Бадди. Никто не знал его настоящего имени, но все в приюте стали называть его так, потому что он хорошо ладит с другими собаками.

— Ему жарко в такой шубе.

— Это потому, что у него густая шерсть и он не линяет сильно, как пудель. Он гипоаллергенный и… — Ему требовалась более спокойная семья, где ему не нужно было бы много бегать. — Бадди — собака с особыми потребностями. — Может быть, Джеральдине было бы полезно все время думать о ком-то другом, кроме себя. Лекси опустилась на одно колено рядом со стулом. — Он милый мальчик и никогда не пахнет, когда потеет. — Она улыбнулась и сказала небольшую ложь: — Он терапевтический пес. На тренировке.

— Вот как.

Лекси сидела на двухместном диванчике, сооруженном из ванны на ножках. Теперь разрезанная пополам ванна была покрыта слоем красной краски и снабжена леопардовыми подушками. Остальную часть набора декораций «Давай поженимся!» отправили в «Фейрмон», а бальный зал теперь напоминал внутреннюю часть сарая с трактором, с которого все участницы слезали в первом эпизоде. Немногочисленная публика в студии сидела на трибунах за камерами, скрытая от сцены.

Сняли уже несколько частей шоу, прежде чем Лекси вывели и показали ее место на двухместном диване. На ней было платье цвета кобальта с высоким воротником, которое облегало ее, как вторая кожа, и синие замшевые туфли на каблуках. Идеальное сочетание скромности и сексуальности. Класса и откровенной чувственности.

На другой стороне съемочной площадки наиболее запомнившиеся зрителям участницы устроились на тюках сена, а ведущая шоу, Джемма Монако из «Молодых и дерзких», восседала на кожаном сиденье багги слева от Лекси. Тачка, на которой сидел Пит, пока Лекси томилась за кулисами, пустовала. На данный момент. Лекси придется столкнуться с ним перед камерой, но сначала откусить от нее по кусочку хотели претендентки-невесты.

— Добро пожаловать на шоу, Лекси, — поприветствовала хозяйка шоу Джемма Монако, как только на основной камере загорелся зеленый свет.

Зрители попеременно свистели и аплодировали, но Лекси не могла их видеть, поэтому все это с легкостью игнорировала.

— Спасибо.

— Вы привели с собой печально известную Ням-Ням?

Ням-Ням свернулась калачиком на коленях Лекси и нервно дрожала.

— Да. Она немного застенчива. — Лекси убрала с одной стороны свои длинные волосы за плечо и успокаивающе провела ладонью по спинке собачки. — Ням-Ням согреется через несколько минут.

Она посмотрела через сцену на десяток невест, балансирующих на тюках сена. Все они выглядели ухоженными и отполированными для шоу: нацепили шпильки, короткие юбки и фальшивые улыбки, пряча за ними недобрые намерения. Лекси почти стало грустно от того, что сено поневоле вцеплялось им в задницы, заставляя те зудеть. Почти, но не совсем. Во время первых частей она сидела в своей гримерке, пока Пит и эти женщины наваливали на нее кучу настоящих оскорблений.

— Во что одета ваша собака?

Тон голоса Джеммы подразумевал, что она, возможно, не в особом восторге от моды для животных.

— Синее платье с белым передником из моей коллекции «Алиса в Роскоши чудес». Бормотание со стороны тюков сена на съемочной площадке заставило ее улыбнуться. — Ей нравится маленький бантик на голове, — сообщила Лекси и поправила ленту на макушке собаки. — Все это распродано. — Что, к счастью, было правдой. — Мы принимаем предварительные заказы и надеемся, что через две недели коллекция снова появится в продаже к торжественному открытию моего магазина в Бельвью. Мы бы хотели, чтобы каждый заглянул к нам.

— Не думаю, что другие девушки окажутся поблизости. — Джемма переместила ноги, пытаясь найти лучшие ракурсы при студийном освещении. — Наверняка вы слушали, что говорили другие девушки.

— Да. Я их слышала.

— У вас есть что сказать в ответ?

Лекси одарила их улыбкой, которую всегда приберегала для церкви. Улыбка «меня разрывает от святой любви к Богу».

— Я понимаю, что они расстроены. Мы все пошли на шоу, чтобы найти любовь, а отказываться никогда не бывает легко. Некоторые люди ударяют других вместо того, чтобы конструктивно справиться со своим разочарованием.

— Тебя не должны были пускать на шоу, — заявила Давина из Скоттсдейла. — Ты, очевидно, пришла туда не для того, чтобы найти любовь, как все мы.

Лекси улыбнулась вместо того, чтобы закатить глаза. Давина была актрисой и полагала, что реалити-шоу сделает ее звездой. Жирный, как ее волосы, шанс.

— Мне жаль, что вы так думаете.

— Боже, как бы хотелось стереть эту улыбку с твоего лица, — добавила Давина, сопровождаемая жидкими аплодисментами, которые Лекси не могла игнорировать.

— Никто не встает со своих мест, — предупредила Джемма. — Насилие никогда не является ответом.

Лекси поправила передник на своей собачке.

— Ням-Ням — пацифистка. И я тоже.

— Ты подлая лгунья! — бросила ей Мэнди из Вустера.

— Ты думаешь, что ты лучше всех нас, — присоединилась Дезире из Джерси, вызвав бурные тирады других девушек на съемочной площадке.

— Ты проводила большую часть своего времени в свинячьем телефоне.

— Ты украла мою губную помаду! — заявила Уитни из Падьюки, и зал покатился со смеху.

О Боже, только не опять этот скандал с губной помадой. Помада Уитни пропала где-то на третьей неделе, и она превратила это в огромное испытание. Как будто тюбик стоил миллион долларов, а не около двух.

— Ты сказала Джоди, что я хожу как пудель. Что, черт возьми, это значит?

— Ну… — попыталась объясниться Лекси, но ее прервала Дженни из Салема.

— Ты подставил мне подножку в конкурсе курицы и яйца. Это единственная причина, по которой ты выиграла. — Дженни съехала на край тюка. — Пойти на это свидание с Синди Ли и Питом должна была я. Не ты.

— Я не сбивала тебя. — Это не являлось уж откровенной выдумкой. Просто Лекси не старалась ее сбить. — Ты споткнулась, потому что бежала через курятник на пятидюймовых танкетках.

— Если уж говорить об испытании с курятником, вы все там не раз спотыкались и падали. — Джемма указала на большой телевизор над головой. — Давайте взглянем.

На экране показался монтаж различных испытаний, начиная с погони за свиньей и заканчивая победой Лекси в полосе препятствий, как она выбрасывает кулак в воздух и прыгает на месте от радости. «Буйя, сосунки!» — кричит она в камеру, пока другие девушки изо всех сил пытаются перебраться через последнюю стену.

Включился свет, и Лекси пожала плечами.

— Возможно, я виновата, что так чрезмерно праздновала победу.

— Лекси и Пит встретятся лицом к лицу впервые после церемонии вручения кольца, — улыбнулась в камеру Джемма. — Мы скоро вернемся.

Красный свет просигналил о рекламной паузе, и появилась визажист, чтобы обновить помаду Лекси. Участницы шоу бросали на нее злобные взгляды, освобождая тюки сена, а Пит сел в кресло-тачку слева от Джеммы. Лекси взглянула ему в лицо, но не могла понять, собирается ли он играть роль раненого жениха или будет настоящим.

— Мы вернулись с Питом Далтоном. С возвращением, Пит. Каково это — снова видеть Лекси?

Это был тот самый момент, когда он либо поведет себя, как настоящий мужик, либо снова бросит ее под автобус.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он.

— Спасибо. Ты тоже хорошо выглядишь, Пит, — ответила Лекси, и это было правдой. Светлые пряди в волосах делали его похожим на серфера.

— Что вы чувствуете теперь, когда снова видите Пита?

Облегчение. Удовольствие. Немного вины.

— Что мы вместе пережили нечто исключительное, но это ни к чему ни привело.

— Вы когда-нибудь думали, что любите Пита?

— В то время да. Меня захватило шоу. — Лекси приложила руку к груди, затем махнула в сторону Пита. — Наверно, мы все увлеклись, но как только я вернулась к своей настоящей жизни, реальность обрушилась на меня, и я поняла, что требуется более десяти недель и вполовину больше свиданий, чтобы узнать человека достаточно хорошо, чтобы в него влюбиться.

Не говоря уже о том, чтобы выйти замуж.

— Что вы можете на это сказать, Пит?

— Мое сердце было затронуто.

Он был весь такой загорелый и здоровый после шоу под солнцем Акапулько, где ему пришлось флиртовать с целой новой партией женщин.

— Мне больно, — добавил он.

Если бы Лекси хоть на минуту поверила ему, ей стало бы плохо, но они оба знали, что она задела лишь его гордость.

— Я неоднократно извинялась перед Питом. Я знаю, что извинения не облегчают его боль, но мне очень жаль.

Звучало искренне. Так и было — в основном.

— Я пошел на шоу, чтобы найти свою вторую половинку, — вещал Пит. — Все, чего хотела Лекси, — увидеть себя на телевидении.

Из-за камер раздались аплодисменты.

Это было правдой, но для нее не в большей степени, чем для всех остальных. Даже для Пита.

— Ты была в размолвке со своим хоккеистом и использовала меня, чтобы вернуть его. Как только он появился снова, ты вернулась к нему бегом.

— Это было не совсем так. — На самом деле ничего подобного не было. — Мне следовало отнестись к делу иначе. Хотелось бы.

— Пит упомянул кое-что, о чем я хотела поговорить с тобой, Лекси. — Джемма повернулась к ней и сказала: — Вы сказали сиэтлской газете, что Шон Нокс послал вам записку за несколько минут до того, как вы должны были идти к алтарю с Питом. Если бы Шон не отправил вам сообщение, вы бы вышли за Пита?

Ответить было легко, так как сообщение являлось ложью.

— Нет. Я знала, что не смогу пройти через это даже прежде, чем Шон связался со мной, — призналась она, чем вызвала волну неодобрения публики.

— Успокойтесь. — Джемма подняла руку. — Расскажите нам, куда вы отправились, когда покинули «Фейрмон».

Ням-Ням поерзала на коленях у Лекси, и она успокаивающе погладила собачку, повторяя историю, которую они с Шоном рассказали «Сиэтл Таймс». Когда Лекси закончила, Пит с виду готов был взорваться, а Джемма объявила:

— Мы скоро вернемся.

Снова появилась визажист и на этот раз расчесала волосы Лекси, а также подретушировала ей губы. Пока та работала, маска раненого парня соскользнула с Пита, и он как ни в чем ни бывало принялся смеяться и перешучиваться с девушками из команды. Лекси оставалось пройти еще два эпизода, прежде чем шоу завершится. Еще две части, которым предстояло стать хуже, чем предыдущие вместе взятые. У бывших участников было всего двадцать минут, чтобы поймать последние минуты их славы. Все они знали, что самое возмутительное поведение будет показано в рекламных клипах, чтобы раскрутить шоу, и Лекси приготовилась к неизбежному.

Следующими вышли претендентки, занявшие первое и второе места в конкурсе «Давай поженимся!», которые сели рядом с ванной Лекси на пару стульев из сыромятной кожи. Синди Ли из Клируотера, штат Флорида, и Саммер из Белл Бакл, штат Теннесси, обливались слезами, когда отрывки из шоу повторяли фрагменты личных «свиданий» каждой из них с Питом в «Свинарнике», и он вел каждую девушку в спальню «Кабаний рай».

Лекси возблагодарила бога, что ее не снимали где-нибудь рядом с «Кабаньим раем» или позорную прогулку на следующее утро. Фрагмент закончился на том, как со слезами Синди Ли и Саммер удалялись с шоу.

— Вы не выбрали ни Синди Ли, ни Саммер, — обратилась Джема к Питу, когда к ним вернулась камера. — Они достаточно заинтересовались вами, чтобы переспать в «Кабаньем рае».

Пит небрежно пожал плечами.

— В конце концов, все сводилось к тому, как меня воспитали. Я старомодный парень.

— Вы хотите сказать, что не выбрали их потому, что они занимались с вами сексом?

— Да, поэтому, Джемма. Когда-нибудь я надеюсь иметь детей и не хотел бы, чтобы кто-нибудь из них видел по телевизору, как их мать распутничает.

Женщины рядом с Лекси ахнули.

— Я любила тебя, — выдавила Саммер сквозь слезы.

Синди Ли скрестила руки на груди.

— Я думала, что между нами пробежала искра.

Лекси нахмурилась.

— Ты придурок, Пит.

Саммер и Синди Ли повернулись к Лекси и вместо того, чтобы согласиться, выступили против нее. К началу последнего эпизода Лекси устала. У нее заболела голова. Лицо свело от постоянной улыбки, а живот скрутило узлом.

Другие невесты вернулись к своему сену, а член съемочной группы отнес Ням-Ням в ее переноску. Как только камеры выключатся в последний раз, Лекси планировала бежать так быстро, как только позволят ее «Маноло», и оставить эту главу своей жизни в зеркале заднего вида.

— Какие у вас теперь планы? — спросила Джемма других женщин.

Первые несколько участниц ответили, но через несколько минут вопрос снова вернулся к Лекси. Ее назвали Лексом Лютором (злодей, главный враг Супермена — Прим. пер.), бессердечной и заносчивой стервой. Давина пригрозила надавать ей пощечин и бросилась через сцену.

Члены съемочной группы задержали ее, а публика одновременно аплодировала и освистывала.

— Я не бессердечная и не заносчивая. — Лекси приложила руку к груди и почувствовала, как тяжело забилось ее сердце. — Я живу в ладу с собой, и если вы думаете, что это делает меня стервой, это ваша проблема.

— Нет, это твоя проблема, — возразил кто-то, и разговор перешел на проблему всех и со всеми.

Мэнди и Дезире чуть не подрались. Саммер и Уитни навзрыд плакали, когда как Пит откинулся на спинку стула, наслаждаясь каждой последней минутой.

— Все успокойтесь, — прикрикнула Джемма, перекрывая пререкания.

— Когда-нибудь ты получишь то, что тебе причитается! — закричала Давина, и хотя Лекси знала, что все это ради рейтингов и попытки получить десять дополнительных минут славы, ее сердце бешено заколотилось, и она тяжело сглотнула.

— Кстати, о том, что ей причитается, у нас последний гость, — вдруг объявила Джемма.

Лекси попыталась вспомнить, кого из участниц шоу сегодня не было на съемочной площадке. Ронда, девушка, которую выгнали в первом эпизоде, может быть. Но Лекси была совершенно уверена, что никогда ничего плохого не делала Ронде.

Джемма посмотрела за кулисы слева от себя.

— Выходите, Шон, и поделитесь, что думаете обо всей этой драме.

Ну вот. Лекси не разговаривала с Шоном с момента последнего сообщения. Уже тогда он ясно дал понять, что не хочет иметь ничего общего с возобновлением шоу.

Немногочисленные аплодисменты раздались ближе к передним рядам и становились громче по мере того, как члены съемочной группы двигались от левого крыла. В самой гуще группы возвышался Шон. Сердце Лекси, загорелось как пятиконечная звезда, и в горле застрял комок. На Шоне была синяя классическая рубашка и серые брюки, которые «Чинуки» всегда надевали в дорогу. Он ослабил узел полосатого галстука и расстегнул воротник, как будто собирался раздеться, когда его прервали.

Раздались аплодисменты и возгласы одобрения, когда Лекси встала и поправила платье. Странное рыдание сдавило горло прямо над вдруг замершим сердцем. Шон выглядел так хорошо, что не верилось, настоящий ли он. Может быть, она страдала каким-то бредом, вызванным стрессом. Ей мерещились темная неряшливая щетина и широкие плечи, от которых у нее слегка кружилась голова. Затем Шон встал перед ней и заключил в объятия. Все это напоказ, но ей все равно. Он был теплым и надежным, и Лекси чувствовала себя защищенной.

— Ты здесь.

— Я только что вошел.

Шон немного отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Ты здесь, — повторила она вполголоса.

— То, что хочет моя детка, моя детка получает.

Затем он поцеловал Лекси, затянув поцелуй на несколько секунд вместо простого приветствия. Для всего мира, а особенно для телезрителей, они выглядели двумя юными влюбленными, слившимися в поцелуе в предвкушении большего. В животе Лекси стало горячо, а застрявший в ее горле всхлип превратился в хриплый вздох.

Шон отстранился и мягко ущипнул ее за подбородок.

— Ты выглядишь прекрасно.

Лекси открыла рот, но из него вырвался лишь странный, искаженный звук.

Шон наклонился и прошептал ей на ухо:

— Ты должна была сказать: «Ты заставляешь меня чувствовать себя красивой» или «Я хочу вечно чувствовать нашу прекрасную любовь». — Она узнала заготовки фраз, которые послала ему, но была слишком потрясена, чтобы вообще ответить. — И мое особенно любимое: «Я хочу навсегда быть наполненной твоим прекрасным любовным копьем».

Шею и лицо Лекси обдало жаром, а горло сжалось. Она никогда не добавляла последнее в список. Ни за что!

— Любовное копье? — выдавила она.

Шон отстранился и рассмеялся.

— Ах… — подала голос Джемма: — Думаю, мы уловили кое-что из скрытого микрофона Лекси.

— Прошу прощения.

Шон быстро поцеловал Лекси в губы, но совсем не выказывая сожаления.

— Почему бы вам не сесть рядом с Лекси, — предложила Джемма. — У нас осталось всего около пяти минут, и я уверена, что зрители будут рады услышать ваши мысли и что происходит.

Очевидно, они с Шоном не могли удобно разместиться в ванне, и рабочий сцены принес два стула из сыромятной кожи. Тишина воцарилась в секции с тюками сена, а самодовольный вид Пита сменился на очень смущенный.

— Мы знаем, что вы были в дороге, но рады, что смогли присоединиться к нам в последнюю минуту.

— Все ради Лекси.

Шон взял ее за руку, когда они сели рядом. Лекси посмотрела ему в лицо.

— Я ценю, что ты пришел.

В уголках зеленых глаз мелькнуло веселье, когда Шон встретил ее взгляд.

— Извини, что не успел побриться. — Прядь волос упала ему на лоб, как большая запятая, и коснулась темной брови. — Но я не мог позволить тебе столкнуться один на один с гневом этих девиц.

Ее бедное сердце стало больше, мысли острее, стало невозможно дышать. Как паршиво. Действительно очень паршиво. Шон снова спас ее, и на этот раз ей даже не пришлось его шантажировать.

— Вы смотрели шоу? — спросила Джемма.

— То там, то сям. Наблюдать за тем, как моя женщина соревнуется за право стать женой другого мужчины, не значилось в моем списке телепросмотров. — Он посмотрел на руку Лекси и поиграл с ее пальцами. Это был такой день. Весь этот эмоциональный день играл с ней злую шутку. — Все закончилось, и мы пошли дальше.

— Пит, ты хочешь что-нибудь сказать Шону? Теперь у тебя есть шанс.

Так и должно быть, потому что, да поможет ей бог, не влюбиться в Шона Нокса было невозможно.

— Нет, — ответил Пит. — Не особенно.

Джемма посмотрела на Шона.

— Вы хотите что-нибудь сказать Питу?

— Нет. Думаю, он достаточно настрадался и без моего мнения.

— Каково же это мнение? — захотела узнать Джемма.

Будь Лекси сообразительней, она смогла бы вмешаться до того, как Шон ответил:

— У него должен быть маловат член, если ему нужно телешоу, чтобы привлечь женщин.

Но ее разум находился далеко не в отеле «Фейрмон», и она могла только выдохнуть:

— Шон!

— К счастью, это будет вырезано при монтаже. — залилась смехом Джемма, и к ней присоединились несколько девушек с площадки.

— Это неправда! — принялся защищаться и покраснел Пит. — Мне не нужно шоу, чтобы найти женщин.

Шон посмотрел на него и усмехнулся, как будто они стояли в кругу вбрасывания на стадионе в Сиэтле, и он собирался сбросить перчатки, как только прозвучит второй свисток.

— Некоторым из нас не требуется телешоу. Мы хороши сами по себе.

Если бы Лекси не знала его лучше, то могла бы подумать, что он ревнует, но она-то знала Шона прекрасно. Все это было притворством. Которое она обрисовала для него, включая пункты, подпункты и жирные точки.

Он сжал ей руку и сказал в лоб:

— Ты знаешь, что это правда.

Лекси больше не знала, чему верить. Ни ему, ни ей или ее восприимчивому сердцу. Джемма откашлялась и продолжила:

— Похоже, вам не нравятся реалити-шоу.

— Это отличное.

— Шон не любит хаос и драму, — ответила за него Лекси. Он косо взглянул на нее, и она добавила: — Я обеспечила ему и то и другое, и мне очень жаль.

— Вы двое похожи на влюбленную пару, — вздохнула Джемма.

— Да.

На этот раз Лекси действительно влипла. Несмотря на ее записки, заметки и знания, сердце сжималось и выворачивалось, выпотрошив ее изнутри.

Она была в беде. Глубокой, глубокой беде. Она сидела между своим фальшивым бывшим женихом с одной стороны и своим фальшивым парнем с другой:

1. Она пыталась полюбить Пита.

а. Это закончилось катастрофой.

2. Она пыталась не любить Шона.

а. Это была катастрофа, которая вот-вот случится.

Неважно. Она пошла вперед и влипла. Она пошла дальше и влюбилась в Шона Нокса.

ГЛАВА 13

«Люблю любить тебя, детка» (Донна Саммер)

— Вот, похоже, хороший кустик, — показал Шон на кустарник возле своего многоквартирного дома. — Ну-ка, отлей на него.

Белый пес фыркнул и перебрался совсем к другому растению. Шон до сих пор не мог поверить, что на конце синего поводка была настоящая собака. Не говоря уже о том, что всего c тремя лапами. В детстве у Шона никогда не водилось домашних питомцев, сколько бы ног у них ни было, потому что его мать считала всех животных грязными.

Теперь же она лежала наверху с «мигренью», а он выгуливал Бадди.

Собака как бы прыгала и шла одновременно, и Шону было немного жаль этого малютку. Вместе они прошли немного по улице и остановились, когда Бадди понюхал дерево.

Мать сказала ему, что идея «лечебной собаки» принадлежала ей, но у Шона на сей счет имелись сомнения. Она провела несколько дней с Лекси и вернулась с собакой-инвалидом. Лекси к этому явно приложила руку.

Бадди обогнул дерево, и Шон последовал за ним. После вчерашнего шоу он хотел бы тоже приложить руку к Лекси.

— Пойдем со мной домой, — прошептал он ей на ухо, когда они снова оказались на стоянке.

Когда они впервые заключили соглашение, то решили не заниматься сексом. Ну, в основном решила Лекси, а он согласился, потому что не мог предвидеть, что почти каждый раз, когда окажется рядом с ней, его тело станет отзываться. Он снова ее хотел. Обнаженную, как прежде, и пусть хоть весь день отрицает, но она тоже его хотела.

— Я не могу пойти к тебе домой. — Они стояли позади его внедорожника, и Шону приходилось бороться с желанием открыть дверцу и запихнуть Лекси внутрь. — Мы закончим в постели.

— Рано или поздно это произойдет. — Глаза Лекси прятались за черными солнцезащитными очками, и он поднял их ей на макушку. — Я голосую за «рано».

— Мы не можем, — сказала она, но без особой убежденности.

Шон притянул ее стройное тело и прижал к себе. Он позволил ей почувствовать, как сильно хочет ее, воспользовался ее вздохом и поймал тот ртом. Все в Лекси заводило его. Прикосновение рук, скользящих вверх по его груди. Запах тела и вкус губ. Она открыла теплый рот чуть шире, и ее язык переплелся с его, затягивая глубже. Поцелуй стал немного крепче, чуть влажнее, мир вокруг них стал намного горячее.

Грубая похоть запульсировала в их телах. Так хорошо. Шон скользнул руками по спине Лекси и прижал к своему члену. Как здорово чувствовать ее, он едва мог контролировать пронзавшее его острое желание.

Шон поднял голову и стал хватать ртом воздух.

— Давай унесем это в постель. — Он посмотрел Лекси в глаза, затуманенные от страсти. — Пойдем ко мне.

Она моргнула, сведя брови. Морщинка у нее на лбу не служила добрым знаком.

— Я не могу, Шон.

— Нет, ты можешь. Все, что тебе нужно сделать, это сесть в мою машину.

Она отступила на несколько шагов, и его руки опустились.

— Сейчас слишком многое поставлено на карту.

Когда она отвернулась, Шону показалось, что он увидел слезу, скользнувшую из-под ее ресниц. В тот момент он был слишком возбужден и расстроен, чтобы обратить внимание: не мог думать ни о чем, кроме своего пульсирующего стояка.

Бадди понюхал фонарный столб и, очевидно, нашел, что он получше, чем кусты или дерево. Поднял лапу и, наконец, двинулся дальше. У Шона было немного мешков для какашек, но он не знал правил, где собака может мочиться, а где нет. Фонарный столб выглядел так же хорошо, как и любое другое место. Вместо того, чтобы не спеша вернуться в свою квартиру, Шон взял Бадди на руки, стараясь не задеть мокрые пятна у него на шерсти. Собака лизнула его в подбородок и рот, когда Шон сделал ошибку, посмотрев вниз.

— Стоп, — скомандовал он, но Бадди не послушался.

Он лизал горло Шона и перед его футболки всю дорогу с середины квартала до лифта и вплоть до квартиры.

— Твоя собака вернулась, — крикнул Шон из коридора. Он ожидал услышать стон или какой-то другой звук страдания. Когда этого не произошло, то поставил Бадди на деревянный пол, а затем последовал за его прыжками. Чего он никак не ожидал, так это увидеть свою мать полностью одетой и с открытым чемоданом на кровати. — Что ты делаешь?

Мать посмотрела на него через плечо, бросая свою одежду в чемодан.

— Я должна отвезти Бадди домой. Ему нужно привыкнуть к моему дому. Я должна беречь его переднюю лапу, а тротуар — не место, где собака может гулять. Ему нужен двор.

— Ты уезжаешь сейчас?

Она кивнула и застегнула чемодан.

— Я позвонила Джимми, парню с летающей «лягушкой».

Шон не мог утверждать, что расстроен ее отъездом.

— Я отвезу вас на пристань, — предложил он и взял ее единственный чемодан.

Его, Шона, легко заменила трехлапая собака. Как ни странно, он не мог сказать, что чувствовал по этому поводу.

Позже, тем же вечером на «Кей Арена», он не мог сказать, что почувствовал, увидев Лекси на третьем ярусе. Или на следующий вечер. У него было три игры подряд в Сиэтле, и каждый раз, когда он поднимал взгляд, Лекси была там. И каждый раз, когда по стадиону гремел «Сумасшедший поезд» Оззи Осборна, ее вспыхнувшая улыбка заставляла Шона ликовать.

В дороге она ежедневно отправляла ему сообщения. Часть заметок, часть расписания и многословные комментарии о том, как прошел ее день. Он рассказал ей о своем хет-трике против «Нью-Йорка» и о том, что его мать звонила, чтобы сообщить об успехах Бадди, как будто тот был настоящим членом их семьи. Одной из тем, о которых Лекси то и дело упоминала, был ее магазин и запланированное торжественное открытие. Поэтому вечером, когда Шон вернулся в Сиэтл, он ввел адрес магазина в свой GPS-навигатор и поехал, чтобы убедиться в этом лично.

— Что ты думаешь? — спросила Лекси, показывая ему бело-золотые столы и стулья из красного бархата.

Шон почти ничего не замечал, кроме того, как она выглядела в штанах для йоги и темно-бордовой рубашке с сетчатыми вырезами сзади.

— Красиво, — подтвердил он, глядя на нее.

— Спасибо. Я очень старалась. — Лекси стянула с «хвоста» резинку и провела пальцами по распущенным волосам. — Офис сзади, — продолжила она, и Шон последовал за ней в совершенно белую комнату, загроможденную письменным столом, несколькими стульями и креслом из красного бархата, достаточно широким для двоих. В помещении пахло древесиной и свежей краской. — Мы переместим это к переднему окну, как только маляры закончат там. — Она рассказала о своих опасениях, связанных с открытием магазина, и о чистой прибыли, ожидаемой от электронных продаж и розничной торговли. — Магазин в Интернете не дает общения. Я хочу быть среди любителей домашних животных.

Шон смотрел, как она собирает волосы в тугой «хвост», и вспоминал, как впервые увидел ее. Бежит такая по причалу, за ней развевается белое платье, туфли сверкают, как диско-шары.

— Ты полна сюрпризов, Лекси Ковальски. Ты отличаешься от женщины, которая тогда нырнула в «Морского кузнечика».

Опустив подбородок, она посмотрела на Шона краем глаза.

— Я все такая же. Ты просто встретил меня не в моем лучшем состоянии. — Собрав волосы, Лекси повернулась к нему. — Твоя мать рассказала мне, как ты высказался о моих умственных способностях.

Шон переместился в центр комнаты, достаточно близко, чтобы дотянуться до Лекси. Он задумался на мгновение, затем начал смеяться.

— Мне пришлось сбить ее с пути. — Он схватил Лекси за плечи и посмотрел ей в глаза. — В тебе нет ничего глупого.

Затем поцеловал ее, потому что ждал достаточно долго. Ждал ее нежного рта и умелого языка. Ждал, когда притянет к себе и почувствует, как вздымается, прижатая к его груди, ее грудь.

Лекси тоже ждала. Скользнула по нему ладонями, прошлась по плечам и зарылась в волосы. Ожидание закончилось.

Шон добрался до ее мягких ягодиц и обхватил сквозь тонкие штаны. Прижался к ней своим членом, и Лекси втянула воздух. Мошонка Шона, твердая как камень, причиняла боль. Он посмотрел на прекрасное лицо Лекси и голубые глаза, на ее губы, влажные от его поцелуя.

— Я мечтал об этом с тех пор, как покинул Сэндспит. — Он вцепился пальцами в подол ее рубашки и потянул вверх. Вверх над поясом штанов и пупком, вверх по плоскому животу к нижнему краю синего лифчика, удерживающего грудь. «Хвост» болтался на голой спине, когда он стянул рубашку ей через голову и отбросил в сторону. — Я думал об этом.

Шон провел кончиками пальцев по пышной груди и кружевному краю лифчика. Ему не хотелось торопиться и сделать все то, о чем мечтал уже несколько недель. Все местечки, которые он хотел поцеловать. Хотел заниматься этим всем до тех пор, пока ни один из них не сможет выдержать даже легкого прикосновения, или поцелуя, или согревающего дыхания на чувствительной коже, но в тот момент, когда Шон расстегнул лифчик Лекси и мягкие груди оказались в его ладонях, эти мечты были забыты, и его голову заняла единственная мысль: как можно быстрее полностью раздеться.

Он стянул с себя рубашку и скинул штаны и туфли. Подхватил Лекси и отнес к шезлонгу. За считанные секунды полностью раздел и лег между ее ног, опираясь на локти. Нежное тело прижалось к нему, твердые соски Лекси царапали его грудь. Он взял в ладони ее лицо и поцеловал долго и глубоко. Головка пениса коснулась между ее ног, где Лекси была теплой, влажной и скользкой, то, чего Шон жаждал. Она застонала ему в рот и провела пальцами по его волосам. Короткими ногтями царапала ему затылок, посылая ударные волны огненной похоти вниз по спине к ногам. Качала бедрами, скользя по его члену. Шон отстранился и посмотрел ей в глаза, темно-синие и полные желания. Лекси обвила ногой его талию и толкнулась, ублажая себя и его.

Шон вспомнил, как хорошо ее чувствовать внутри, и хотел этого снова, как можно больше раз и как можно более разнообразными способами.

— Шон, — прошептала она сквозь короткие вздохи. Затем произнесла одно слово, которое заставило все внутри Шона сжаться и с трудом удержать себя в руках: — Войди.

Глубокий стон вырвался у него из груди, когда он вошел в ее невероятно мягкую плоть. Она сомкнулась тесно вокруг, такая сладкая и скользкая, что Шон вспомнил о презервативе в кармане брюк. Поздно. Слишком поздно останавливаться. Он вышел и скользнул в нее дважды, прежде чем погрузиться окончательно и глубоко.

— Как хорошо. — Шон почувствовал, как каждый из пальцев Лекси впился ему в спину, и она прошептала: — Еще.

Шон взглянул ей в лицо, на огонь в ее глазах, и тихий стон сорвался с губ Лекси. Он целовал ее губы, когда входил в нее, неспешно, не торопясь, чувствуя, как внутри него и ее нарастает удовольствие.

Он наблюдал за ее лицом, страстью в глазах и румянцем на щеках.

— Быстрее, — шептала Лекси, и он послушно ускорил темп. Стоны ее удовольствия усилили его наслаждение и заставили двигаться еще быстрее.

— Скажи мне, Лекси.

— Не могу, — ответила она, затем позвала Шона по имени, когда первый спазм сжался вокруг него.

Ее спина выгнулась, и она в оргазме стиснула его так сильно, что он едва не задохнулся. Шон втянул воздух, когда сильный оргазм обрушился на него и выбил все последние частицы кислорода из легких. Это зародилось в пальцах ног и прошлось по всему телу. Это длилось слишком долго, но недостаточно долго, и когда все закончилось, Шон почувствовал себя так, будто его вывернули и уронили коленями на лед, вышибив дух, и он слишком ослаб, чтобы подняться.

Шон тяжело сглотнул и прохрипел рядом с ухом Лекси:

— Ты в порядке?

— Нет.

Встревоженный, он поднял голову и посмотрел ей в лицо.

— Я сделал тебе больно?

Затем увидел ее удовлетворенную улыбку и с облегчением опустил голову.

— Я не знаю, стану ли когда-нибудь прежней, — призналась Лекси. — Это было изумительно.

Его улыбка расцвела подстать ее. Шон чувствовал то же самое.

ГЛАВА 14

Гримасы любви

— Я поблагодарил тебя за Бадди? — спросил Шон, когда они с Лекси вошли в его темную квартиру. — По-моему, он лучшее, что когда-либо случалось с моей матерью. Даже лучше, чем когда она излечилась от дважды верной смерти.

Лекси усмехнулась и поставила красную сумочку на столик рядом с входной дверью.

— Он дает ей пищу для размышлений, помимо поражений кожи и почечной недостаточности.

Они провели вечер, играя в дартс в местном спорт-баре. Шон выиграл, но с трудом: оба были настолько азартны, что, вероятно, хорошо бы им не играть ни в какие игры, связанные с острыми предметами… уж слишком заманчиво.

Шон включил свет и помог Лекси снять красную куртку.

— Всю мою жизнь она ненавидела собак.

— Ну, Бадди она не ненавидит, по крайней мере, когда я говорила с ней вчера.

Лекси развязала красный шарф и последовала за Шоном в гостиную.

— Ты говорила с моей матерью? — Он бросил куртку на диван, затем подошел к Лекси, чтобы посмотреть на огни города и Спейс-Нидл на переднем плане. — Мысль о том, что вы двое сговариваетесь за моей спиной, заставляет меня нервничать.

Лекси сомневалась, чтобы что-то заставило его нервничать. Сегодня они выглядели как влюбленная пара. Смеялись вместе, она задерживала ладонь на его плече, он касался теплой рукой ее спины, — все это не было настоящим.

— Она звонила с вопросом о Бадди.

Но они не были влюблены. По крайней мере, не оба.

— Что не так с мутантом?

— Она думает, что у него подагра.

Шон посмотрел на нее через плечо и рассмеялся. На нем были джинсы и простая черная футболка, и женщины головы сворачивали при виде его темных волос и красивого лица. Лекси нравилось в нем все, но больше всего нравился его смех. Она не так часто его слышала, но тот был такой же большой, как и сам Шон, полон веселья и, когда смеялись не над ней, заразителен.

— Я совершила ошибку, сказав ей, что Бадди может быть склонен к артриту, когда станет старше.

— Он всего на две недели стал старше!

Тринадцать дней. Пес стал на неделю старше в День святого Валентина. Лекси знала об этом только потому, что Джеральдина позвонила и спросила, можно ли Бадди есть шоколад. Шон был в разъездах и не вспомнил про этот один-единственный день в году, отведенный для влюбленных. Лекси намеренно не ожидала от него признания, и к концу вечера, когда не услышала ничего, кроме шутки, которую рассказал ему КО, написала простые слова: «С Днем святого Валентина». Шон не ответил, и она почувствовала себя глупо.

— Посмотри на светлую сторону. По крайней мере, у нее нет подагры.

— У нее это уже было. — Шон подошел к Лекси сзади и обнял прямо под грудью. — Я не думаю, что есть болезнь, которой бы она не болела.

Лекси посмотрела на отражение в окне: лицо Шона виднелось прямо над ее головой, когда он смотрел на город. Его теплые руки заставляли ее сердце сжиматься, даже когда кружившаяся голова напомнила, что это не по-настоящему. Ради спасения своего мягкого сердца и кружащейся головы ей следует схватить сумочку и бежать.

— Раньше я тоже была ипохондриком. — Ничего подобного. Лекси любила его. Не самое умное, что она когда-либо делала, но это произошло не специально. — Думаю, мне хотелось внимания — и лейкопластырей. Пластыри были очень популярны в моей жизни. Однако моя первая собака вылечила меня. Она дала мне пищу для размышлений помимо порезов и синяков.

И кто знал, что произойдет в будущем. Шон никуда не исчезал уже три недели. Многое может случиться. Он мог бы найти ее просто неотразимой и тоже влюбиться.

— О, не думаю, что что-то способно вылечить ее надолго. Хотя могу предположить, что у нее почти закончились болезни.

Лекси подумала о Джеральдине, когда впервые встретилась с ней, закутанную в плед и с повязкой на голове.

— Когда мне было шесть, я думала, что у меня Эбола.

— Что? — Сквозь стекло взгляд Шона встретился с ее. — Ты шутишь.

— Нет. — Лекси покачала головой, и его подбородок коснулся ее волос. — Я не знала, что это, но в новостях говорили о вспышке в Киквите. Мне послышалось, что сказали «Кенневик». Мы с тетей Мэй навестили ее родителей в Кенневике за неделю до этого, и я была уверена, что мне конец.

Она подумала о той ночи, когда Джеральдина напилась и рассказала о маленьком Шоне.

— Люди думают, что ипохондрия — это смешно, но это не так, если вам приходится жить с ипохондриком.

— Расскажи мне об этом.

Лекси ждала, что он расскажет более подробно. Когда Шон этого не сделал, она посочувствовала:

— Я могу только представить, как тяжело было воспитываться Джеральдиной.

Шон сделал шаг назад и опустил руки.

— Я растил себя сам, Лекси.

Она повернулась к нему.

— Ты проделал довольно хорошую работу.

— Довольно?

Ее губы изогнулись в улыбке.

— Ну, ты немного несносный, но хороший хоккеист.

— Я более чем хороший, — поправил ее Шон, но не стал возражать против того, что был несносным. — Я начал играть поздно по сравнению с другими мальчишками, но догнал и надрал всем задницу. Сейчас никто так не забивает в ворота, как я. — Он повернулся и сказал через плечо, направляясь на кухню: — Я выигрывал кубок Арта Росса два года подряд.

— Не ради того, чтобы похвастаться или что-то в этом роде.

Он вытащил из холодильника две бутылки витаминной воды.

— Хвастовство — это когда вы не можете что-то подтвердить. — Бросил одну бутылку Лекси. — В противном случае, это просто констатация фактов. — Отвинтил крышку и наставил горлышко в ее сторону. — У меня есть кое-какие навыки.

Лекси небрежно пожала плечами и открыла бутылку.

— У тебя неплохой кистевой бросок. Отдам должное.

Он опустил бутылку и рассмеялся.

— Мой кистевой бросок показывает сто десять, а удар по воротам — сто пятнадцать. Удар Бобби Халла был сто девятнадцать, а у большого плохого Джона «Стены» Ковальски сто пять. — Он улыбнулся. — Но кто считает…

— Каждый игрок НХЛ остался в истории. — Лекси сделала глоток и постаралась не морщиться. На вкус хуже, чем «Гаторейд» (Товарный знак "спортивных" напитков и порошков производства компании "Куэйкер оутс"- Прим. пер.). — Мой дядя Хью ненавидел удары по воротам. Он как-то сказал, что независимо от того, насколько толстые щитки или как он их укладывает, шайба на скорости в сто миль в час бьет, как пушечный снаряд.

— Вратарь Хью Майнер? — Морщина пересекла лоб Шона. — Ты с ним тоже в родстве?

— Не по крови. Он женат на моей тете Мэй. — Лекси прислонилась бедром к гранитному кухонному островку и задумалась, что может рассказать Шону. Ее жизнь не была секретом, но она не говорила о ней ни с кем. — Тетя Мэй тоже мне не тетя по крови, но они с моей мамой близки как сестры. Она помогла мне подняться. — Лекси говорила об этом с Шоном, она доверяла ему. С того момента, как прыгнула в «Морского кузнечика», она доверяла ему. Даже когда тот заливал ей, что он правительственный шпион. — Мэй практически жила со мной и мамой, пока мне не исполнилось семь и я не встретила своего отца.

Брови Шона сдвинулись, и он медленно поставил бутылку на стойку.

— Повтори.

Ничего страшного. По крайней мере, сейчас, но было время, когда это тревожило ее.

— Я не знала своего отца, — Лекси сделала паузу, чтобы сглотнуть, — моего настоящего отца, Джона Ковальски, пока мне не исполнилось семь. — Утопленный в потолке свет падал на голову и ресницы Шона, но он не моргал, глядя на нее. — Это довольно длинная история, — сказала она и посмотрела на свои руки. — И сложная, и странная… — Лекси оглянулась и пожала плечом. — По сути, я продукт диких выходных, проведенных моей мамой и хоккеистом, которого она встретила, когда убегала со своей свадьбы со стариком. — Она взяла воду, решила не пить и поставила ее обратно. — Джон узнал о моем существовании, когда мне было семь лет. Мои родители поженились, когда мне было восемь, вот и все. — Разве что это было не так. Не совсем. — Эта история не секрет, но мы не говорим об этом вне семьи.

Наконец Шон сморгнул и уточнил:

— Твоя мать сбежала со свадьбы со стариком?

— Ага. — В то время он был владельцем «Чинуков», но не стоит усугублять ситуацию. — Мои мама и папа провели вместе то, что могло бы стать медовым месяцем моей матери с кем-то другим. Затем он высадил ее в аэропорту и уехал, не оглянувшись.

— Погоди… — Шон поднял руку. — Давай обо всем по порядку. Джон не знал о тебе?

— Нет, пока мне не исполнилось семь.

— Вы все кажетесь такими близкими. Как будто у тебя идеальная семья и ты живешь идеальной жизнью.

— Мы далеки от совершенства. — Особенно она. — Мы близки сейчас. — Но было несколько подростковых лет, когда Лекси бунтовала в гневе на свою мать. — Раньше я очень завидовала своим младшим сестре и брату, потому что они всегда знали отца с момента их рождения, а я нет. Я повела себя импульсивно и попала в беду.

— Что за беда?

— Тайком взяла машину родителей, когда они были за городом.

— Ну не такая уж и трагедия.

— У меня не было водительских прав. — Она вздохнула. — Теперь ты знаешь все мои секреты.

— Сомневаюсь. — Шон рассмеялся и взял ее за руку. — Ты не находишь чертовски ироничным то, что и ты, и твоя мать сбегали со свадеб? Она от старика, а ты от Пита.

Больше, чем он думал. Ее мать прыгнула в машину с хоккеистом, а Лекси на борт гидросамолета.

— И вы обе провели свои медовые месяцы не с женихами, а с другими?

— Думаю, мы похожи. — Они обе убегали от мужчин, которых не любили, только для того, чтобы врезаться в мужчин, которые не любили их в ответ. — Мои мама и папа женаты уже почти двадцать лет, так что, думаю, у них все получилось. У меня есть младшая сестра и брат, которых я очень люблю.

В настоящее время. Лекси ждала, когда Шон осудит ее или ее мать и отца. Как делали некоторые. Вместо этого он положил руки ей на плечи и улыбнулся.

— Наконец-то у меня есть брат, — пошутил он. — Но я думаю, что моя мать любит Бадди больше, чем меня.

Шон не судил ее, и она полюбила его еще больше.

— Я уверена, что это неправда. — Лекси немного подумала, а затем добавила: — Хотя я бы не поставила на это много денег. Бадди очень милый и ведет себя лучше, чем ты. — Речь о ставках напомнила ей о благотворительной акции «Чинуков». — Не хочешь встретиться со мной на «Шайбе в сетке»? — спросила она, как будто они были обычной парой на обычном свидании. — У вас днем игра против «Анахайма». Так возможно было бы проще.

— Я заеду за тобой. — Он притянул ее к себе и прижался своим лбом к ее. — Думаешь, мой брат ведет себя лучше меня?

Очевидно, он не закончил тему Бадди.

— Ты напрашиваешься на комплимент?

— Может быть. — Беззвучный смех коснулся лица Лекси. — Меня никогда не сравнивали с трехлапой собакой.

— Ты милый и довольно воспитанный.

— Спасибо.

Она улыбнулась.

— Но Бадди ведет себя лучше.

— Я веду себя хорошо, когда хочу. — Шон поднял ее подбородок и сказал в губы: — И прямо сейчас я не хочу вести себя прилично.

Лекси приоткрыла губы навстречу его поцелую. Это согрело ее всю и заставило сердце сильно биться в груди. Она любила Шона и ничего не могла с этим поделать, кроме как надеяться, что, может быть, он тоже полюбит ее. Она последовала за ним в спальню и излила свое сердце в каждом поцелуе и прикосновении руки. Ее любовь распространилась по ней, как огонь, обжигая грудь и собираясь в глубине живота.

— Я собираюсь заняться с тобой любовью, — сообщил Шон, раздев ее и уложив на кровать.

Все, что она услышала, было слово «любовь», и ее сердце ответило: «Да».

— Весь день я думал только о тебе. — Он скользнул языком по ее тугому соску, затем поднял голову и посмотрел в глаза. — Я думаю, что у меня зависимость.

Шон скользнул в нее, решительно и мощно, и Лекси закрыла глаза. Ее пульс стучал так сильно, что она ничего не слышала из-за бешено колотящегося сердца. Она целовала Шона, касалась его и занималась с ним любовью своим телом. Этот раз отличался от предыдущих. На этот раз вовлечены были сердце и душа, поглощая ее, подавляя все мысли в голове, кроме как о нем.

— Шон, — выдохнула она, когда первая волна оргазма собралась у нее между ног и обожгла изнутри и снаружи. — Шон.

— Поговори со мной, Лекси. — Он толкнулся дальше, сильнее и чертовски жарче. — Поговори со мной, принцесса.

— О Боже! — Она выгнулась, когда второй оргазм сжег первый. — Не останавливайся. — Ее глаза распахнулись, и она подумала, что может умереть от удовольствия. — Я люблю тебя, Шон.

Только после того, как их дыхание успокоилось, а пот на коже остыл, она поняла, что сказала.

— Секс с тобой с каждым разом становится лучше, — сказал Шон и перекатился, чтобы лечь рядом. — Ты удивительная.

Это был не тот ответ, которого ожидала Лекси, когда выпалила, что любит его. На мгновение она замолчала, а затем спросила:

— Ты меня слышал?

Он закрыл глаза и удовлетворенно вздохнул:

— Хм.

— Ты слышал, как я сказала, что люблю тебя?

— Ага. Это просто твой оргазм говорит. Иногда это случается во время хорошего секса.

Только не с ней.

— Это случалось с тобой?

— Хм.

Судя по голосу, Шон собирался заснуть, и Лекси толкнула его локтем и повторила:

— Это случалось с тобой?

— Нет, но оргазмы не делают меня эмоциональным.

Она села и посмотрела на его закрытые глаза.

— Действительно?

— Да не переживай так. Женщины просто говорят в пылу. — Он зевнул. — Мы забудем это к утру.

Быть такого не может.

— Меня секс так не захватывает, и я знаю разницу между любовью и пылом. У меня еще мозги на месте. Помнишь?

— Мы можем поговорить об этом позже. — Он приоткрыл глаз: — Почему бы тебе не прилечь рядом со мной?

— Ты мне не веришь.

Лекси не собиралась выпаливать это, но не удержалась, и Шон ей не поверил. Он хотел выбросить ее из головы, как и других женщин, с которыми спал, которые страдали от «пыла». Лекси села и потянулась за своим нижним бельем. Она знала, что Шон ее не любит. Всплакнувшее сердце дало понять, что в нем жила надежда, вдруг Шон чувствует то же самое, а Лекси не ожидала такого. Но также не ожидала, что с ней будут обращаться, как с еще одной женщиной, которая сказала, что любит его. Она не была особенной и не знала, почему ожидала большего. Шон приоткрыл оба глаза.

— Куда ты собралась?

— Домой.

— К чему такая спешка? — проговорил он сквозь очередной зевок. — Я отвезу тебя утром.

— Я вызову такси.

Лекси застегнула лифчик и потянулась за рубашкой на полу. Это привлекло внимание Шона, и он сел.

— Что делаешь?

— Одеваюсь.

— Вижу. Почему? — Ей надо уйти. Выбраться. Как можно быстрее, пока она не ударила его и не разрыдалась, несомненно, как и все другие женщины. Это была ее вина. Она влюбилась в мужчину, который только притворялся, что любит ее. — Ты выше этого, Лекси. — Он завернулся в простыню и встал. — Ты лучше, чем женщины, которые обижаются и ведут себя таким образом.

Она тоже так думала. И не угадала.

Шон сделал паузу, словно пораженный мыслью:

— У тебя скоро начнутся месячные?

У нее отвисла челюсть, и Лекси задохнулась:

— Скажи мне, что я ослышалась.

— Извини, но ты ни с того ни с сего так возбудилась. — А он нет. Нисколько. Ни по какой причине. — Я думаю, ты просто запуталась.

— Ты меня оскорбляешь.

— То, что ты чувствуешь, нереально. Ты поймешь это завтра.

— Не смей говорить мне, что я чувствую или что я пойму завтра. — Лекси натянула рубашку через голову и подпрыгнула на одной ноге, а затем на другой, забираясь в штаны. — Я знаю, что чувствую. Я знаю, что чувствую, когда ты входишь в комнату и вижу, как ты улыбаешься мне. Я знаю, что от прикосновения твоей руки к моей пояснице у меня сердце замирает и сильно колотится одновременно. Я знаю, тебе нравится говорить себе, что ты хороший парень из-за очевидных поступков, но делает тебя хорошим парнем, то, что не так очевидно. Может быть, даже тебе. — Она застегнула молнию на штанах и снова посмотрела ему в лицо. — Но я вижу тебя, Шон. — Он насупил брови и сжал губы, как будто она заглянула в него глубоко, и ему это не понравилось. — Ты не обязан любить меня в ответ. Это нормально. — Нет, не нормально. — Я имею в виду, что никогда не ожидала этого от тебя. Мы договорились. Вот и все, но не говори мне, что я запуталась, как и все другие женщины, которые имели несчастье сказать, что любят тебя. — Лекси откинула волосы с лица. То ли от напряжения, то ли от эмоций ее дыхание стало частым и прерывистым. — Вместо того, чтобы обвинять мои месячные — что, кстати, так типично для мужчин, — по крайней мере, ты мог бы сказать, мол, Боже, Лекси, как мило.

— Боже, Лекси, как мило.

У Лекси опустились руки, когда она смотрела, как Шон стирает всякое выражение со своего красивого лица.

— Может быть, ты мог бы подделать некоторые эмоции.

— Извини. В следующий раз запиши это для меня в одной из своих надоедливых записок.

Теперь он просто добавлял к ране оскорбление.

— Ты ведешь себя как придурок.

— А ты чересчур эмоциональна.

— Что ж, извини. — Лекси подобрала чулки и туфли. — Я сказала, что люблю тебя, а ты сказал, что я запуталась.

— Так и есть. — Шон боролся с простынью, но смог собрать ее в одной руке. — Ради бога, два месяца назад ты думала, чт

о влюблена в Пита Далтона.

Лекси вздернула подбородок и собрала все свое достоинство:

— Это было низко.

— Зато правда.

Она сунула туфли под мышку. Ее сердце сжалось, глаза защипало, и, прежде чем полностью разбиться на куски, она сказала:

— Спасибо за все, что ты сделал, чтобы помочь мне. — Ей следовало бы покончить со всем этим прямо сейчас, пока у нее еще была крупица гордости, но помоги ей бог, она не могла заставить свое сердце проститься. Еще нет. — Лучше, если мы просто сохраним эту дурацкую сделку до середины следующего месяца.

ГЛАВА 15

«Люби меня, как можешь только ты» (Элли Голдинг)

«Платановый зал» отеля «Времена года» сиял в золотистом отблеске свечей. Золотые скатерти и изысканный белый фарфор украшали круглые столы с букетами экзотических цветов. За столами с табличками в руках толпились легенды хоккея.

— Далее у нас будет поездка «все-включено» в Гонолулу, — объявил аукционист. — Начнем с двух тысяч. Две тысячи — слышу ли я «двадцать две»?

Пока торги вокруг него накалялись, Шон глядел на женщину, притворявшуюся рядом с ним статуей. Красивая статуя в красном платье. Тонкая талия, глубокое декольте.

— Ты выглядишь прекрасно.

— Спасибо.

Он не видел Лекси два дня. С тех пор, как она выбежала из его квартиры.

— У тебя слишком низкий вырез.

Лекси подняла табличку:

— Меня не волнует твое мнение.

Разозлилась? Так и он тоже. У нее, как у любой женщины, от хорошего секса размягчились мозги, и в голове образовалась каша. Он-то думал, что Лекси умнее большинства женщин.

— Это один из тех стандартных ответов, которые ты пишешь в своих памятках?

— Да. — Она опустила табличку, даже не взглянув в его сторону. — Раздел первый, подраздел «б», под «оставь меня в покое, Шон».

Он не знал, что больше всего вывело ее из себя. Что он тоже не размяк или что напоминал ей о том, сколько за последнее время она думала, что влюблена.

— Любовь никогда не злится, — заметил Шон. — Раздел пятый.

— Случайная чушь.

Он неоднократно пытался связаться с Лекси, но она ответила только на одно из его сообщений.

«Я иду с на благотворительный прием Мари, — написала она. — Мне не нужно, чтобы ты меня забирал».

Шон обдумывал, приходить ли вообще сегодня вечером. В конце концов, надел костюм и галстук, потому что должен был туда явиться. А не потому, что не мог оставаться в стороне.

Он измучился, Лекси пребывала в ярости, и в довершение всего ее подруга Мари сидела за столом позади него, и ее глаза прожигали дыры у него в спине.

— Я иду в бар. Нужно что-нибудь? — спросил Шон у статуи.

— Спасибо, нет.

Шон положил табличку на стол и встал. Ему и Лекси хорошо вместе, в постели и вне ее. Когда она поймет, что ее чувства всего лишь похоть, а не любовь, то придет в себя. Он просто надеялся, что это произойдет раньше, чем позже, и Лекси больше не будет тратить время на истерику. У них оставалось чуть больше двух недель до фальшивого разрыва.

Две недели, подумал он, переходя в соседнюю комнату и садясь за барную стойку. А она тратила время впустую.

— Водка. И плеснуть тоника, — сказал он бармену и вытащил бумажник. Да, это был вечер водки.

— Привет, Нокс. — Чаки, левый нападающий, похлопал его по плечу и заказал светлое пиво. — Я только что проиграл Олсену за этот отпуск. — Затем заметил: — Лекси сегодня горячая штучка. Черт.

У Шона появилось иррациональное желание ударить Чаки по башке.

— Привет, Нокс и Чаки. — Бутч доковылял до бара, все еще медленно двигаясь после несчастного случая при игре высокой клюшкой. — Сегодня Лекси просто горячая штучка.

Шон набил баночку с чаевыми.

— Как поживает твой член, Бутч?

— Это мой пах.

Шон встал:

— Да без разницы.

Прихватил напиток и вышел в холл. В «Четырех сезонах» присутствовало несколько бывших «чинуков» и великих хоккеистов. Шон намеренно поболтал с Сэмом Леклером, Таем Сэвиджем и телохранителем старой школы Робом Саттером. Никто из троих ничего не знал о нем и Лекси. Их фальшивые отношения было последним, о чем Шону хотелось говорить, и он мог расслабиться и поболтать с парнями, которые знали, каково это — прорываться в финал и выигрывать Кубок. Он проглотил половину стакана и почувствовал, как напряжение ослабло. Он смеялся над шутками, которые понимали только мужчины. Лекси придет. Если нет, то в мире много других красоток.

— Пол выбыл из строя с порванной мышцей, — напомнил он, когда они обсуждали стратегию Кубка Стэнли.

Краем левого глаза он заметил красную вспышку. Посмотрел через плечо Леклера, и его взгляд остановился на узкой талии Лекси в пышной юбке. Она направлялась в дамскую комнату, и Шон извинился, прежде чем успел одуматься.

Он сдвинул манжет рубашки и взглянул на часы. Восемь тридцать. Можно было бы уйти, не прощаясь. Однако он прислонился плечом к стене и подождал несколько секунд, пока Лекси появится. В мире было еще много красивых женщин, но ему нравилась она, интересовала ее жизнь. Она сама его интересовала.

— Лекси. — Шон выпрямился и встал перед ней. — Я ухожу.

— Ладно.

Она посмотрела за него, и он протянул руку к ее лицу.

— Пойдем со мной.

— Нет. — Ее взгляд наконец встретился с его. — Это невозможно.

— Вовсе нет. Это не так. — Шон уронил руку, отняв от ее мягкой щеки. — Все, что тебе нужно сделать, это шаг, потом другой.

Лекси покачала головой.

— Если ты не можешь идти, я понесу тебя.

Ее голубые глаза наполнились слезами.

Дерьмо.

— Я не хочу плакать здесь перед всеми.

Она моргнула и всхлипнула.

И заплакала. Значит, он должен за что-то извиниться, чтобы она прекратила.

— Прости, что прошлой ночью обвинил твои месячные. — Он правда не должен был такое говорить. — Пойдем со мной, и я все исправлю.

Лекси поморщилась, как будто он только что сделал все хуже.

— Я больше не могу. Не могу притворяться твоей девушкой.

— Конечно можешь. — Шон посмотрел на ее рот и обнаженное горло. Она сказала, что любит его. Она сказала, что он хороший парень. Ему хотелось прижать ее к стене, прижать руки по обеим сторонам ее головы, поцеловать, затаив дыхание, и показать ей, каким хорошим он может быть. — Еще две недели.

— Шон, я не могу…

Он прервал ее поцелуем и прижал к груди. Она застыла в его объятиях, пока его губы дразнили и уговаривали, пытаясь согреть ее и сделать такой же мягкой, как Лекси, которую он знал.

— Нет, Шон. — Она выскользнула из его объятий и поднесла руку к губам. Большая слеза скатилась по ее щеке. — Не поступай так со мной. Я люблю тебя и не могу притворяться, что ты тоже меня любишь.

— Это только на две недели, — повторил он.

Лекси покачала головой и вытерла слезы.

— Я собираюсь объявить о нашем разрыве.

Это было не то, чего хотел Шон, но он ничего не мог поделать, чтобы ее переубедить.

— Когда?

— На торжественном открытии «Гардероба Ням-Ням». Там будет Сильвия, так что это может стать большой новостью на несколько дней. — Она покачала головой. — Тогда все будет кончено.

— Еще не середина марта.

Шон хотел поспорить. Чтобы убедить Лекси, что она просто слишком остро отреагировала. Эмоции, отражавшиеся в ее голубых глазах, остановили его.

— Я скажу, что мы расстаемся по-хорошему и наши дорожки разошлись.

Он не хотел причинять боль Лекси. Это последнее, чего он хотел, но Шон был так зол, что не мог ясно мыслить.

— Теперь мы будем притворяться друзьями?

— Не думаю, что это возможно.

Лекси обошла его и направилась к входной двери. Ему хотелось пойти за ней, встряхнуть ее и прижать к груди. Чего Шон хотел, не имело значения, и он смотрел, как она уходит.

На следующее утро самолет «Чинуков» вылетел на три игры. Шон был не в настроении болтать и заткнул уши наушниками. Лекси собиралась покончить с их договором. Ну и прекрасно. В ту минуту, когда прыгнула в «Морского кузнечика», она превратила его жизнь в драму. Ему это ни к чему. Он не хотел этого и был уверен, что к тому времени, как они приземлятся в Сиэтле, Лекси останется для него лишь далеким воспоминанием. Воспоминанием, которое можно вычеркнуть из памяти, потому что нужно было полностью погрузиться в игру. Его мечты о Кубке Стэнли важнее, чем заноза в заднице в виде сбежавшей невесты. Важнее в любой день недели, только выкинуть ее из головы оказалось труднее, чем он ожидал. Лекси торчала в центральном круге, когда он выходил на лед против «Акул», и ее образ не померк, когда самолет приземлялся в Колумбусе или Тампа-Бей. И уж точно не к тому времени, когда Шон вернулся в Сиэтл шесть дней спустя. Вся команда как будто чувствовала его настроение и обходила его стороной.

— Что-то не ладится? — спросил его Джон, пока команда ждала выхода на лед «Кей Арены» в матче против «Баффало».

— Нет.

Шон надел шлем и вышел на лед, когда объявили его имя. Что еще он мог сказать отцу Лекси? Склонность твоей дочери к драме мне все мозги вынесла? Он пронесся с одного конца площадки на другой, а затем, подняв коньками ледяной фонтан, занял свое место на центральной линии. Фанаты свистели и скандировали его имя. Номер тридцать шестой вышел на шоу, и пришло время делать свою работу. Пора приносить очки команде. Шон поправил наплечники и посмотрел на третий ярус. Место Лекси оставалось пустым. Он знал, что так и будет, но это не разгладило хмурые брови и не погасило гневное пламя, горевшее в груди.

Несколько раз в течение первого периода Шон забывал, что Лекси больше не является частью его жизни, и ловил себя на том, что поднимает взгляд, ожидая увидеть ее ослепительную улыбку. С каждым разом брови хмурились все больше, а пламя гнева разгоралось все сильнее. Не помогло и то, что защитник «Баффало», Эд Соренсон, не закрывал рот в «грязном трепе» и наносил удары сзади. Надежная защита — часть игры, а хороший крепкий защитник ценился на вес золота. Но существовали и подстрекатели вроде Эда.

В середине второго периода Шону хватило после удара Эда клюшкой в поясницу. Прозвучал свисток на оффсайд, и Шон откатился к кругу вбрасывания.

— Плохая ночь? — спросил Эд, занимая свое место рядом с Шоном.

У которого была довольно паршивая неделя.

— Маловато у тебя пороху, Закадычный Эд, чтобы устроить мне плохую ночь.

Шон наклонился вперед, его взгляд сосредоточился на руке судьи, ожидая, когда вбросят шайбу. В голове он прокручивал следующий сценарий. Если Пол получит шайбу, он бросит ее Шону. Шон броском в одно касание пошлет ее в центр Броуди. И Шон занял позицию для удара. Ему нужно сосредоточиться на игре. Потребовалось бы больше, чем оскорбления Закадычного Эда, чтобы заставить Шона потерять контроль.

— Эй, Нокс, каково это, подбирать объедки Пита Далтона?

Клюшка Шона упала на лед, и он размахнулся еще до того, как повернул голову, чтобы посмотреть, куда дать. Рев пронзил его до позвоночника и разорвал уши.

Единственный раз в жизни Шон даже не предпринял попытки сдержать бушующий в нем гнев. Прежде чем Эд успел прийти в себя, Шон впечатался плечом в грудь этого мощного парня и ударил его кулаком по голове. Защитник пошатнулся и замахнулся, нанеся два хороших удара, прежде чем Шон схватил его за голову и врезал. Нанося удары, пока более крупный противник уворачивался, Шон почувствовал, как его хватают за руки и оттаскивают назад, но не остановился, пока кто-то сильно не толкнул его и судья не поймал его сзади в крепкие медвежьи объятия.

— Я убью тебя при первой же встрече, — вопил Шон, мельком увидев Эда в напополам разорванной майке и с окровавленной физиономией.

— Ты закончил, Нокс? — закричал ему судья.

Шон пару раз моргнул и огляделся. Рев стих, и он согнул саднящую руку. Лед вокруг выглядел как дворовая распродажа хоккейной экипировки. Скамейки обеих команд опустели, а КО и игрок «Баффало» все еще мутузили друг друга в углу.

— Ага, — сказал он, тяжело дыша, и руки, державшие его, опустились.

Из носа Шона капала кровь, и он вытер ее тыльной стороной ладони.

— Мы еще не закончили, Нокс, — кричал Эд, когда товарищи по команде уводили его со льда.

— Приведи в следующий раз маму, Эд! — Шон вытер кровь с уголка рта и поморщился. — У нее правый хук лучше, чем у тебя.

К тому времени, когда лед очистили от игроков и снаряжения, уже назначили различные штрафные: самый серьезный вышвырнул Шона из игры. Адреналин, который бурлил у него в венах, когда он набрасывался на Эда, начал угасать, пока тренер команды засовывал ему в нос тампоны. Край левого глаза щипало, а по шее и переду формы шла засохшая кровавая дорожка. Кто-то протянул ему полотенце, и Шон повесил его на голову. Он посмотрел на правую руку, обернутую льдом, и не мог вспомнить, как тот туда попал. Весь этот бой был глупостью. Так чертовски глупо. Сплошной хаос.

— Что это, черт возьми, было?

Шон стянул с головы полотенце и приоткрыл здоровый глаз. Джон Ковальски смотрел на него сверху вниз, как будто хотел прикончить.

— Я не знаю.

— Как это ты не знаешь? Этот твой танец привел к тринадцати штрафным. КО и Марти двадцать пять минут прохлаждают свои задницы на скамье запасных. — С каждой секундой хмурый взгляд Джона становился все более грозным. — Это какой-то гребаный рекорд! Тебя пригласили в эту команду, чтобы набирать очки, а не пустые скамейки! — Он скрестил руки на груди. — Объяснись.

— Он назвал Лекси объедками.

Джон сразу как-то сдулся и опустил руки.

— Господи, Нокс. — Он сел на скамейку рядом с Шоном. — Я этого и боялся.

За то, что спровоцировал драку с Эдом Соренсоном, Шон пропустил и следующую игру. Впервые в жизни его имя исключили из состава команды за неправомерное поведение. Такие вещи с ним просто не случались. Он был франчайзинговым игроком, он приносил очки. Если только Шон не был болен так, что не мог поднять голову с подушки, он участвовал в каждой игре. Его ни разу не выбрасывали, пока он не встретил «сбежавшую невесту». Шон всегда знал, что Лекси создаст проблемы, если он ей позволит. Знал, что она всюду привносила драму и ввергала в хаос. Знал это все время. Шон знал, что она может испортить и его карьеру. Он был прав во всем и все равно впустил ее в свою жизнь.

Впервые Шон позволил своей личной жизни помешать карьере. Впервые в жизни он позволил женщине заморочить себе голову. Он понятия не имел, когда и как Лекси проникла к нему в мозг и перевернула все вверх дном, но настала пора это прекратить. Он должен это остановить.

Когда ему разрешили вернуться к игре, он сосредоточился. Решительно настроился выкладываться за «Чинуков» на сто процентов.

Шон почувствовал себя хорошо, когда впервые за два дня вышел на лед. Подавать точные пасы. Идеально рассчитывать удары. Его внимание сосредоточилось… и тут он вспомнил, что сегодня понедельник. Он взглянул на большие часы на табло. Через час Лекси официально откроет двери своего нового магазина в Бельвью. В какой-то момент во время торжественного открытия она объявит, что они больше не вместе.

«Я скажу, что мы расстаемся по-хорошему и наши дорожки разошлись», — объявит она.

Тогда все будет кончено.

Они разойдутся навсегда. Спектакль окончится.

«Я не могу притворяться твоей девушкой», — пояснила она ему.

Лекси говорила и другие вещи. Сказала, что он заставил ее сердце сильно биться. Что видит именно его. Такого ему еще никто не говорил.

— Ты собираешься бросать эту штуку или сверлить взглядом в ней дыру?

Шон посмотрел через плечо на Камешка, стоящего рядом с ним на центральной линии.

Лекси сказала, что любит его, Шона. Чушь какая. Никто не влюбляется так быстро. Это должно занять куда больше двух месяцев. Минимум шесть. Может, даже год. Не то чтобы он был экспертом, но два месяца просто безумие. Как и сама эта женщина. К счастью для него, теперь она сведет с ума кого-нибудь другого. Не говоря ни слова, Шон собрался и забросил в сетку три шайбы.

— У тебя вид, будто кто-то задавил твою собаку.

«Сведет с ума кого-нибудь другого». Мысль о том, что Лекси будет сводить с ума какого-то другого мужчину, была сравнима с тем, как будто большой грузовик врезался ему в грудь. Мысль о том, что кто-то, кроме него, прикасается к Лекси, внезапно стала сводить с ума его самого. Голова кружилась, лицо горело. Шон помчался к другому концу льда, ведя шайбу концом клюшки, катясь по знакомой схеме между оранжевыми конусами. Он хотел покоя. Ему не хотелось слетать с катушек. Только не в его жизни. Не в его голове. Не хотелось налетать на грузовик.

Прохладный воздух, касавшийся его щек и сдувавший волосы со лба, приятно ощущался на разгоряченном лице. Шон пробил в сетку, затем прокатился по бортам и подобрал еще одну шайбу на линии ворот. На этот раз, приближаясь к конусам, он перепахал первый и споткнулся о второй, чуть не упав на задницу. Хаос и сумасшествие хлынули на его разгоряченную кожу, сдавливая грудь и заставляя выронить клюшку. Шон никогда в жизни не чувствовал себя таким выбитым из колеи. Таким неуправляемым, даже когда он слушал планы Лекси или читал ее властные сообщения. Не тогда, когда слушал ее смех или безумные истории о пошиве одежды для цыплят или погоне за свиньями.

Шон сунул перчатку себе под мышку и подобрал клюшку. Он никогда больше не услышит ее смеха или диких историй. Никогда не коснется ее лица и не поцелует в губы. Мысль о другом мужчине, смотрящем ей в глаза, когда тот будет занимался с ней любовью, заставила Шона остановиться, взрыв коньками лед. Мысль о том, как Ням-Ням прыгает на колени к другому мужчине и хрустит его орехами, пока ищет идеальное местечко, чтобы пристроить свое безволосое тельце, заставила Шона замереть. Лекси, конечно, сумасшедшая, но его жизнь без нее куда худший вид безумия. От этого хотелось биться головой о стену. За два коротких месяца она не доставила ему ничего, кроме драмы. Горячий, сладкий хаос, без которого Шон не мог представить свою жизнь. Мысль о том, что она никогда не помашет ему рукой с третьего яруса, сжала его грудь и заставила катиться к туннелю. Он ступил на маты и прошел мимо стойки с хоккейными клюшками. Ему хотелось бы жизни без хаоса. Однако больше он не представлял, на что это похоже и что значит. Шон знал только, что хочет жить с Лекси.

В раздевалке Шон расшнуровал коньки и сбросил снаряжение. Пот пропитал футболку под подмышками и на спине, где лежали наплечники. Он быстро сменил тренировочную толстовку на толстовку «Найк» и схватил кроссовки. Вышел из раздевалки, подпрыгивая то на одной ноге, то на другой, и двинулся по туннелю к выходу. Ему требовалось подышать. Ему нужен был свежий воздух. Ему необходимо ее остановить. Джон высунул голову из кабинета и крикнул ему вдогонку:

— Куда ты так торопишься?

Дерьмо. Шон оглянулся через плечо.

— Чтобы сказать твоей дочери, что я люблю ее, — ответил он, не останавливаясь.

Он двигался по извилистому туннелю, набирая темп, пока не перешел на бег, затем толкнул дверь и вышел на свежий сиэтлский воздух.

Лекси представлялась во многих ипостасях для разных людей. Дочь. Босс. Спасительница домашних животных. Невеста из «Давай поженимся!». Для него же она была солнечным светом и хаосом. Смешной девчонкой и возлюбленной. Она была безрассудством и умиротворением. Она была вся его, и Шон ее любил. Это случилось не за полгода, не за год. Он не знал, когда успел влюбиться. Точное время не имело значения. В ту минуту, когда Лекси забралась в «Морского кузнечика», он погиб. Холодный ветерок обдувал его щеки и влажные волосы, и Шон натянул капюшон толстовки, чтобы прикрыть голову. Тем утром он пришел на стадион пешком. Шон взглянул на часы.

— Дерьмо.

Лекси принадлежала ему, но собиралась уехать на свое торжественное открытие и объявить всему миру, что сбежавшая невеста снова на брачном рынке.

Он добежал до парковки, не замечая, уходят ли другие игроки, а затем направился к передней части стадиона, решив, что лучший способ остановить ее — задержать Лекси в ее квартире. Если он побежит к себе домой за машиной, то не успеет. Шон огляделся, его взгляд искал друга с машиной или такси. Постоянный поток машин заполнял дорогу, но он не узнал ни одной машины, выезжавшей со стадиона, и не увидел ни одного такси.

Его взгляд скользнул мимо туристов, изучающих карты, когда он подбежал к бордюру, оглядел Ферс. Затем остановился возле цементного столба безопасности, и увидел ярко-красный скутер, припаркованный на тротуаре. Сзади был привинчен большой металлический холодильник с местным номером телефона и большим бутербродом, нарисованным сбоку. Солнечный свет падал на серебряный ключ, свисавший с замка зажигания, и пускал в воздух искры, словно божьи знаки. Не успев толком подумать, Шон вскочил на красное сиденье и включил зажигание. Когда-то у него был «Дукати», так что наверняка он сумеет управлять «Веспой». У этой штуки не было сцепления, и он огляделся в поисках передачи.

— Эй! Слезь с моего скутера.

Шон посмотрел на спешившего к нему парня в красном комбинезоне.

— Я одолжу на время, — предупредил Шон и повернул ручку газа.

«Веспа» пересекла тротуар и перескочила бордюр с большей дерзостью, чем ожидалось.

Доставщик крикнул ему вслед:

— Вернись, или я вызову полицию.

Шон не стал беспокоиться о такой мелочи, как кража в крупных размерах, и влился в траффик. Он пришпорил дерьмовый скутер и устремился по Пайк-стрит, лавируя в потоке машин, но к тому времени, когда добрался до дома Лекси, ее парковочное место оказалось пустым. Однажды Шон побывал в ее магазине, но больше полагался на свой GPS. Он не был так уж уверен, что знает, как добраться до нужного торгового центра в Бельвью, но не позволил такой мелочи, как адрес, помешать ему направиться к мосту 520.

Ветер сорвал капюшон толстовки, и в тот же самый глаз, в который несколько дней назад ударил Эд Соренсон, вляпался какой-то жук. «Веспа» достигла максимума своих возможностей в пятьдесят километров в час. Мимо проносились машины, и люди сигналили ему либо за то, что он ехал по скоростной полосе, либо потому, что хотели сэндвич. К внутренней стороне короткого ветрового стекла был приклеен платный пропуск. На восточной стороне моста Шон свернул не туда и оказался в старом районе. За ним, кусая шины скутера, погналась собака, прежде чем Шон снова выбрался на правильный путь. На светофоре он спросил дорогу у ехавшего рядом на «Харлее» парня. Тот завел двигатель и показал пальцем, как будто разговор с кем-то на «Веспе» был ниже его достоинства. К тому времени, когда Шон остановился на нужной стоянке, он был весь в пятнах от насекомых, здоровый глаз пересох, больной глаз слезился, и в оба забилась пыль. Он не увидел снаружи ни души, ни плаката «Торжественное открытие», который, как он знал, заказала Лекси. Не видел и ее машины, только ярко-красную витрину. Шон сообразил, что она припарковалась сзади, и так обрадовался, что застал все в целости и сохранности, что ему хотелось плакать, как девчонке. То ли от истощения, то ли от бреда он случайно наехал на бордюр перед магазином. Переднее колесо запнулось, байк перевернулся, и Шон приземлился на спину посреди тротуара, хватая ртом воздух, окруженный бутербродами.

— Как ты тут очутился? — Над ним возникла подруга Лекси, Мари, сощурив за очками глаза. — А что ты делаешь со скутером Джимми?

— Где Лекси? — Шон сглотнул комок в пересохшем в горле, надеясь, что это не муха.

— Уехала.

ГЛАВА 16

Любовь — прекрасное безумие

Пара байдарочников плыла по гладким водам озера Юнион, скользя мимо «Морского кузнечика», направляясь к плавучим домам, пришвартованным дальше к восточному берегу.

— У меня есть еще один чемодан, — сказала Лекси, протягивая пилоту небольшого самолета-амфибии среднего размера чемодан на колесиках.

— Боже, как долго ты собираешься отсутствовать? Месяц?

— Всего неделю.

Она вообще не планировала ехать, но позвонила Джеральдина с известием, что Бадди требуется экстренная помощь. Торжественное открытие магазина провалилось из-за опечатки в «Сиэтл Таймс». Явилось всего несколько человек, и Лекси ушла рано, оставив на дежурстве Мари, недавно оставшуюся без работы. Лекси требовалось время, чтобы прийти в себя и отдохнуть. Хотя потребуется больше недели, чтобы залечить ее разбитое сердце, и она сомневалась, что Джеральдина в этом поможет.

Хотя неделя — только начало. Одна неделя сменится другой, потом еще одной. Потом пройдет месяц, пока однажды Лекси проснется без мыслей о Шоне Ноксе. Они даже никогда не были настоящей парой, но любовь, которую она испытывала к нему, без сомнения очень настоящая. Как и боль. У ее ног Ням-Ням лаяла на байдарочников и виляла хвостом. Маленькая собачка была одета в пуховую парку с отделкой из искусственного меха, чтобы прикрыть голую кожу. Лекси подняла Ням-Ням и посадила в самолет. Из кабины Джимми зазвонил сотовый телефон, и он сказал достаточно громко, чтобы Лекси услышала:

— Что? Ты шутишь. Ты позвонил в полицию? — Джимми выпрыгнул из самолета, нахмурив лоб под летной кепкой. — Звонил один из моих водителей. Кто-то украл один из моих скутеров, — сообщил он ей и сунул телефон обратно в карман старой кожаной куртки, которую одалживал Лекси несколько месяцев назад. — Полиция объявила в розыск.

— Полиция ищет твой мотоцикл-сэндвич?

Неужели прошло всего несколько месяцев с тех пор, как он упомянул о своих последних бизнес-планах? Столько всего произошло, что, казалось, прошел год.

— Скутер. Он был припаркован возле «Кей Арены», и какой-то парень в синем спортивном костюме запрыгнул на него и уехал.

— Какой-то ненормальный.

Лекси надела солнцезащитные очки, чтобы прикрыть глаза от полуденного солнца.

— На голове у него был натянут капюшон, и никто толком его не разглядел. — Джимми почесал под ухом. — Полиция опрашивает людей внутри стадиона и близлежащих контор. Может быть, кто-то что-то видел. — Он поддержал под локоть Лекси, чтобы помочь ей сесть в самолет, но через секунду отпустил ее, когда снова зазвонил его телефон. — Привет. — Джимми сделал паузу и повернулся к Лекси. — Правда? Ты хочешь сказать, что мой скутер стоит перед «Гардеробом Ням-Ням»? Я правильно расслышал? — Это привлекло ее внимание. — Что за черт? — Джимми покачал головой. — Как плохо? Ага. Серьезно? Прямо сейчас? — Он посмотрел в сторону парковки. — Дай мне поговорить с ним.

Лекси посмотрела в ту же сторону, но не увидела ничего, кроме нескольких припаркованных машин.

— Что за неразбериха… Мой водитель уже вызвал полицию… Ладно. Ты мне должен.

Серебристый «мини-купер» Мари с визгом остановился. Открылась дверь, и из машинки высунулась сначала одна длинная нога, потом другая. Затем появился целый мужчина, а Мари из окна помахала рукой. «Купер» умчался прочь, оставив на парковке Шона Нокса, одетого в темно-синий спортивный костюм. Шон ровным быстрым шагом, глухо отдававшимся на причале, двинулся к Лекси.

— Что происходит, Джимми? — спросила она.

— Очевидно, мой скутер украл Шон.

Не в силах оторвать глаз от мужчины, целеустремленно идущего к ней, как будто он был на задании, Лекси спросила:

— Зачем ему красть твой скутер?

— Понятия не имею. Он не только украл его, но и разбил.

С каждым шагом Шона ее сердце чуть сильнее пускалось вскачь. С каждой секундой она боялась, что может потерять сознание, и приходилось напоминать себе дышать. Затем Шон встал перед ней, его волосы и щеки обдувало ветром. Один его глаз блестел как стекло, другой потемнел, а рот растянулся в мрачную линию. Не сводя глаз с Лекси, он сказал:

— Прости за скутер, Джимми.

— Не круто, чувак.

— Я оплачу ущерб. — Шон сглотнул, а Ням-Ням высунула голову из двери и залаяла на него. — Не мог бы ты дать мне несколько минут, Джимми?

— Ты не против, Лекс?

Она чуть не улыбнулась. Что Джимми собирался делать, если бы отказался? Шон был выше и тяжелее его как минимум на пятьдесят фунтов чистых мышц.

— Я посижу тут и разберусь со скутерами, если что.

— Ты уже общалась с прессой? — захотел знать Шон.

Лекси повернулась к нему и покачала головой.

— Газета ошиблась в дате, и пришло очень мало людей. — Часть ее, та часть, которая хотела броситься ему на грудь, испытала облегчение, что ей не пришлось объявлять о расставании. Другая часть, та, что хотела столкнуть его в озеро, просто хотела положить конец боли. Лекси покачала головой. — Я свяжусь с Сильвией и скажу ей, что между нами все кончено. Она будет счастлива получить сенсацию первой.

— Что, если я не хочу, чтобы это заканчивалось?

Неужели он догонял ее, потому что хотел подождать две недели, как они и планировали? Неужели все дело в его эгоизме? Что это значит?

— Ну, я говорила тебе, что…

— Что, если все, чего я хочу, — это быть с тобой?

— Я не могу… подожди… Что?

Шон снял с нее очки и сунул себе в карман штанов.

— Что, если я хочу всю тебя все время? Все, по всем причинам, изложенным в твоих списках, и еще тех, которые ты еще не придумала. — Он сделал паузу и сказал: — Я люблю тебя, Лекси. Не придуманно. Не той любовью, которая хорошо выглядит на бумаге. Никаких разделов, подразделов и столбцов с маркерами.

Ей хотелось верить своим ушам. Всем сердцем.

— КО снова угрожал засунуть свою клюшку тебе в зад? — Лекси сложила руки под грудью. — В этом все дело?

— Нет. — Шон положил руки ей на локти и посмотрел в глаза. — Я ничего не боюсь, кроме того, что ты сядешь на этот самолет и Джимми запустит двигатель. Боюсь, я уже потерял свой шанс. — Затем пустил в ход тяжелую артиллерию. — Прошло всего два месяца. Это звучит безумно. Черт, это точно безумие. Ты сказала, что видишь меня. Я тоже тебя вижу, Лекси. Я вижу тебя всю. Я хочу тебя всю. Ты так глубоко засела в моем сердце, что я никак не могу тебя оттуда вытащить. — Он помолчал, а затем добавил чуть громче шепота: — И не хочу и пытаться.

Лекси прикусила дрожащую губу.

— Ты не боишься, что прошло всего несколько месяцев, и мы так мало времени провели вместе?

Шон покачал головой.

— Никто из нас никуда не денется. У нас есть все время мира. — Он скользнул руками по ее плечам, чтобы обнять за шею. — Я нашел высказывание.

— Какое?

Его щеки слегка порозовели.

— Романтическую цитату.

— Сам?

— Да, и не такую дрянь, как у тебя.

Лекси сжала губы, чтобы не рассмеяться.

— Что это?

— Прогуляйся со мной. И мы выясним, куда забредем позже.

Так просто.

— Мне нравится. — Его улыбка проскользнула ей в сердце, и она взяла Шона за руку. — Я тебя люблю.

Возможно, это не самое романтичное высказывание. Оно было не из:

1. Шекспира.

2. Байрона.

3. Николаса Спаркса.

Больше никаких побегов. Ни от свадеб, ни от друг друга, ни от любви. Ни от лжи, страха или ограничений. Шон поцеловал ее в губы и улыбнулся.

— Готова идти со мной?

— Да.

Он нырнул в «Морского кузнечика», схватил собаку и взял Лекси за руку. Они втроем шли бок о бок по пристани в будущее, полное настоящей любви и неподдельных возможностей.