Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
1
N.A.G. – Переводы книг
Книга предназначена только для ознакомительного чтения.
Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания
переводчика строго запрещена.
Любое коммерческое и иное использование материала, кроме
предварительного ознакомления, запрещено. Пожалуйста, уважайте чужой
труд.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
Искусство похищения поцелуев
Оригинальное название: The Art of Stealing Kisses (Love and Art #2) by Stella
London, October 14th 2015
Стелла Лондон «Искусство похищения поцелуев»
(Искусство и Любовь #2), июнь 2016
Количество глав: 14 глав
Переводчик: Gabriella Arakelyan
Редактор: Anastasiya Goncharova
Вычитка и сверка: Gabriella Arakelyan и Anastasiya Goncharova
Обложка: Nell Jo
Переведено специально для группы: https://vk.com/nag_books
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
Аннотация:
Бесценная картина. Потрясающе красивый новый босс. Загадка, которой я не могу
сопротивляться.
С тех пор как в мою жизнь ворвался миллиардер и коллекционер произведений
искусства Чарльз Сент-Клэр, все в ней кардинально изменилось. Я сменила свою
старую форму официантки на дизайнерские наряды и неудачные свидания вслепую для
жаркого секса с самым завидным женихом в городе. Но вереница дерзких грабежей
шедевров искусства продолжается – и все улики указывают на Сент-Клэра.
Что за человек кроется за придуманным образом? И какие секреты он скрывает за
улыбкой на миллион долларов? Все, что я знаю – я собираюсь насладиться раскрытием
истины.
3
N.A.G. – Переводы книг
Глава 1
Если бы жизнь была мюзиклом, я бы пела песню о своем счастье.
Я буквально сбежала из своей квартирки в на редкость солнечный для Сан-Франциско
день: над головой ни облачка, лишь прекрасное лазурное небо Ван Гога.1 Так как это
реальный мир, я сдерживаюсь, чтобы не начать танцевать прямо на улице. Вместо этого
выражаю свою радость чуть более нормальным способом.
– Здравствуйте, как поживаете? – радостно говорю я женщине, выгуливающей
очаровательного черного лабрадора. – Какой милый песик!
Она смотрит на меня с опаской и тянет собаку поближе к себе.
– Ты что, под кайфом?
Может, не таким уж и нормальным.
– Просто в хорошем настроении, – отвечаю я.
– И что, радоваться за тебя? – огрызается она и идет дальше.
Вообще-то, я не могу ее винить. Всего пару дней назад я бы тоже закатила глаза, если
бы увидела себя на улице, насвистывающей и подлетающей при каждом шаге, словно
задалась целью перешагнуть через мост «Золотые ворота». Но красота в глазах
смотрящего, и сегодня ничто не сможет запятнать мои розовые очки.
– Такси! – машу я проезжающей машине, улыбаясь, когда желтый кэб подъезжает к
обочине.
– Куда едем? – спрашивает водитель, когда я устраиваюсь на сиденье.
– Финансовый район. Я приступаю к новой работе. – Работе, о которой я мечтала пять
лет. Вообще-то, всю мою жизнь.
– Поздравляю, – говорит он самым скучным голосом на свете.
Я откидываюсь на заднем сиденье, нисколько не обеспокоенная тем, что в салоне
пахнет ногами, и устремляю взгляд на великолепные высокие здания, мелькающие вдоль
улиц. Неделю назад мне приходилось заставлять себя видеть что-то красивое в этом
самом городе, когда я направлялась в Аукционный дом «Кэррингерс», чтобы драить полы
и слушать, как на меня орет самый высокомерный босс всех времен. Но благодаря – мне
хочется верить – судьбе, толике удачи и вере красивого незнакомца в мои способности я
на пути к невероятной возможности: быть новым арт-консультантом одного из самых
богатых – и горячих – мужчин на планете. Неслабо для кого-то, кто едва мог добиться
собеседования в прошлом году.
– Как делишки? – спрашиваю у таксиста.
Он хмурится.
– Мне на ботинки помочился пес, – отвечает он. – А сейчас моя пассажирка без умолку
со мной болтает.
– По крайней мере обещаю на вас не мочиться, – говорю я. Наконец на его лице
появляется улыбка, и я чувствую, что сделала сегодня доброе дело.
Мама всегда учила меня: то, что ты отправляешь в окружающий мир – ту красоту,
которую создаешь или негатив, которому даешь волю – все к тебе вернется. Речь о карме,
полагаю, но для нее это всегда было скорее балансом. Напоминанием, что всякое
жестокое слово или яркая улыбка всегда к кому-то обращены. А сегодня я чувствую, что
все мои улыбки и тяжкий труд долгих лет наконец-то бумерангом возвращаются ко мне –
таксист даже пожелал мне удачи, высадив перед моим новым офисом: небоскребом из
стекла и стали, который, казалось, может достать до облаков. Я начинаю понимать, что
имела в виду моя мама, и теперь мне хочется, чтобы моя радость распространялась на
других. Может, частичка этой радости достигнет и ее, где бы она ни была.
Мои каблучки стучат по тротуару, когда я протискиваюсь сквозь толпу других людей,
спешащих на свою работу. Всего несколько недель назад я была одной из них: так
спешила, что налетела на незнакомца и пролила кофе на его галстук. Но конечно же он
недолго оставался незнакомцем. Красивый бизнесмен оказался Чарльзом Сент-Клэром,
мужчиной, который вскружил мне голову и нанял в качестве своего личного арт-
консультанта.
1 Винсент Виллем Ван Гог (нидерл. Vincent Willem van Gogh; 30 марта 1853, Грот–Зюндерт, около
Бреды, Нидерланды — 29 июля 1890, Овер–сюр–Уаз, Франция) — нидерландский художник–
постимпрессионист.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
Вхожу в гладкий и блестящий лифт и быстренько проверяю в его серебристых дверях
как я выгляжу, ощущая первый нервный трепет, когда поправляю челку и улыбаюсь,
чтобы проверить, нет ли помады на зубах. Я не видела Сент-Клэра с той ночи на крыше,
когда он предложил мне работу. От жара между нами пощипывало кожу. Не уверена, что
произойдет или даже чего я хочу, но точно знаю одно: хочу выглядеть как можно лучше.
Дзинькнув, дверцы лифта открываются, и прежде, чем я успеваю ступить на
полированный деревянный пол, меня приветствует миниатюрная, фигуристая женщина в
милых очках:
– Доброе утро, мисс Беннет! – Она жестом просит следовать за ней. – Я Мэйси,
секретарь мистера Сент-Клэра, и помогу во всем, что вам потребуется. Добро пожаловать.
– Приятно познакомиться, зовите меня Грэйс, пожалуйста.
Следую за ней в вестибюль. Я, конечно, ожидала увидеть роскошь, но, святая корова,
это шикарно: два кожаных дивана стоят друг напротив друга, между ними широкий
кофейный столик, увенчанный серебряной вазой, с элегантными белыми цветами.
Блестящий деревянный бар заполнен бутылками с водой и содовой, там же стоят бокалы
и ведерко со льдом. Окна от пола до потолка служат обрамлением расстилающемуся
внизу городу, белому зданию-терминалу для паромов с его башней с часами и
искрящимися синими водами залива.
– Вау, – на миг я застываю, просто впитывая тонкую элегантность этого места и
драматическую панораму.
Мэйси прочищает горло.
– Кофе? – Она протягивает мне фарфоровую чашечку. – Одна ложка сахара, две ложки
сливок, верно?
– Да, как вы…? – Вдыхаю насыщенный аромат кофе французского способа обжарки.
Моего любимого.
– Мистер Сент-Клэр оставил инструкции, – улыбается Мэйси. Я улыбаюсь в ответ –
блин, а он хорош. Она продолжает: – Он также велел передать вам, что вскоре увидится с
вами, но пока будет на телефоне. – Она снова жестом просит следовать за ней, мы
выходим и направляемся по коридору, стены которого увешаны изысканными картинами
и эскизами различных стилей и жанров, все фантастические. – Я покажу вам ваш офис.
– У меня есть свой офис? – мое сердце делает кульбит, и я сдерживаюсь, чтобы не
начать самой скакать по коридору. День становится все лучше. В «Кэррингерс» я
проводила по восемь часов в комнатах без окон, а «У Джованни» обслуживала столики, и
самым близким к офису в моей жизни был перевернутый пустой ящик от вина, на
котором я сидела во время перерывов.
– Конечно, – произносит Мэйси, с улыбкой оглядываясь на меня. – Сент-Клэр уже
какое-то время искал арт-консультанта. Мы очень взволнованы, что у нас появились вы.
Вот мы и пришли.
Она открывает дверь в угловой офис-люкс, который превышает размером мою
квартирку-студию. Такой же вид на миллион долларов, что и в вестибюле, открывается из
моего окна: пальмы и маленькие белые барашки волн от лодок, проносящихся по воде,
окружающей вдалеке Алькатрас. Даже серый Карквинезский мост кажется серебряным,
утопая в золотом утреннем свете.
– Вау, – шепчу я, чуть не роняя челюсть. – Вы уверены, что это мой офис? Нет ли
какой-нибудь ошибки?
Такое уже бывало раньше.
Мэйси выглядит развеселившейся.
– Мистер Сент-Клэр говорил, что вы веселая. Может приступим, что скажете? – Мэйси
проходит к письменному столу из красного дерева, стоящему в углу комнаты, и включает
компьютер. Мой компьютер. Мой офис!
– Сент-Клэр сказал предоставить вам все, что потребуется. Если вам нужно имя арт-
дилера, с которым он познакомился на вечеринке в Париже три года назад, или индейку
на ржаном хлебе без майонеза, просто скажите, и я придумаю, как это раздобыть. Я
люблю свою работу, которая состоит в том, чтобы все шло гладко, поэтому, что бы не
потребовалось, я могу это устроить. Понятно? – Она хороша. Я ошеломленно киваю, все
еще переваривая тот факт, что работаю тут и у меня есть свой кабинет. – А теперь я хочу
показать вам, как…
5
N.A.G. – Переводы книг
Я непроизвольно сканирую нежно-кремовые стены, и мои глаза цепляются за…
– Простите, это оригинал эскиза Фриды Кало?2
Мэйси останавливается и улыбается, вместо того чтобы выглядеть раздраженной.
– Да, – отвечает она. – Сент-Клэр сказал, что у вас хороший глаз.
– Простите, что перебила. Я просто не могу поверить, что в моем кабинете работа
известного художника, – говорю я смущенно. – Это невероятно – находиться вблизи
такого таланта.
Мэйси смеется, и я тут же ощущаю, будто облажалась, выглядя слишком нетерпеливой
и неопытной, не в состоянии отделаться от гнетущего ощущения, что на самом деле мне
тут не место.
– Я сказала что-то не то? – спрашиваю я, а мои щеки начинают слегка гореть.
– О, нет! – восклицает она. – Вы с Сент-Клэром прекрасно поладите! – Мэйси двигает
мышкой и кликает ей. – Ну а теперь… все наши файлы доступны через сеть, так что когда
что-нибудь ищите, можете начать отсюда…
Но мой взгляд останавливается на очередном предмете: картина Дали3 из дома Сент-
Клэра в Напе: сюрреалистичное изображение слона, пересекающего пустыню. Я ее
обожаю. И вот она тут.
Он запомнил.
Я вспоминаю, что она висела у него на кухне – той кухне, где Сент-Клэр начал целовать
мою шею, расстегивая платье, и не остановился, пока не разложил меня на своем столе
и… – Грэйс?
– О, простите, – квакаю я пересохшим ртом. Чувствую, как начинают краснеть мои
щеки, словно гигантский баннер на тему неподобающих мыслей. – Здесь жарковато? – я
отгоняю мысли о мягких руках Сент-Клэра и его знающем языке и стараюсь
сфокусироваться на том, что пытается сказать мне Мэйси о международных базах данных.
– Итак… файлы.
– Художники, – она снова смеется. – Вот для этого у вас есть я. В основном для всего,
что поможет вам в работе – организация поездок, бронирование обедов, контактная
информация – вы говорите, и я это предоставляю. – Она усмехается. – Я очень хороша в
своем деле. – Мэйси берет со стола маленькую золотую коробочку и передает ее мне. –
Это ваши визитные карточки.
Я открываю коробочку и обнаруживаю толстую глянцевую карточку с тиснением
черной и золотой вязью. Грэйс Беннет, Консультант – Сент-Клэр Интернейшенал.
Оно на бумаге; должно быть, все официально.
Пути назад нет.
Мэйси собирается на выход, сообщив напоследок, что будет дальше по коридору.
После чего уходит, оставив меня в одиночестве осваиваться в моем кабинете – и в моей
новой жизни.
Я ставлю на стол кофе – на роскошную агатовую подставку – и опускаюсь в свое
кресло, шикарная кожа которого поддерживает меня, как подушка.
Тихо. Я медленно поворачиваю кресло, чтобы снова иметь возможность лицезреть
шедевры и вид из окна. Чувствую солнечное тепло через стекло и решаю секундочку
просто посидеть, удивляясь тому, что жизнь может так быстро измениться и что риск на
самом деле может повлечь за собой награду.
– Кхм. – В дверном проеме стоит Сент-Клэр, я выпрыгиваю из задумчивости и
практически из своей кожи. – Прости, – произносит он, его красивые скульптурные
черты искажаются от огорчения. – Я не хотел тебя напугать.
2 Фрида Кало де Ривера (исп. Frida Kahlo de Rivera), или Магдалена Кармен Фрида Кало Кальдерон
(исп. Magdalena Carmen Frieda Kahlo Calderоn; Койоакан, Мехико, 6 июля 1907 — 13 июля 1954), —
мексиканская художница, наиболее известная автопортретами. Художественный стиль Фриды
Кало иногда характеризуют как наивное искусство или фолк–арт. Основоположник сюрреализма
Андре Бретон причислял еѐ к сюрреалистам.
3 Сальвадор Дали (полное имя Сальвадор Доменек Фелип Жасинт Дали и Доменек, маркиз де Дали
де Пуболь, кат. Salvador Domеnec Felip Jacint Dalí i Domènech, Marqués de Dalí de Púbol, исп.
Salvador Domingo Felipe Jacinto Dalí i Domènech, Marqués de Dalí y de Púbol; 11 мая 1904, Фигерас —
23 января 1989, Фигерас) — испанский живописец, график, скульптор, режиссѐр, писатель. Один
из самых известных представителей сюрреализма
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
– О, нет, все хорошо. – Я нервно встаю, не уверенная, что сказать. В своем тщательно
подогнанном костюме он так же великолепен, как и всегда: темные волосы обрамляют
красивые черты, а от этого сексуального английского акцента мой живот скручивает
узлом. – Спасибо тебе большое за… – начинаю я.
– Как ты…
Мы оба замолкаем и начинаем смеяться, тем самым немного ослабляя напряжение,
которое я чувствую.
– Ты первый, – говорю я.
– Я собирался спросить, как ты обживаешься.
– Отлично! Правда отлично. Еще раз спасибо за такую возможность, – отвечаю я,
стараясь, чтобы голос не звучал слишком подобострастно. – Обещаю, что не подведу тебя.
– Знаю, что так и будет, – говорит он, с намеком приподнимая бровь. – У меня
хороший глаз на таланты. В твоем присутствии будет весело.
Весело.
Я замираю, пораженная внезапным сомнением. Мы провели вместе лишь одну ночь –
да, удивительную ночь, – но он поэтому меня нанял? Чтобы я ждала в его офисе в
неглиже, после того как увеличу ценность его коллекции произведений искусства?
– Так, эм, какие из моих талантов ты надеешься использовать?– нерешительно
спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал обыденно, но ненавидя себя за
возникшую вдруг неуверенность в себе.
Он будто читает мои мысли, потому что сразу же заверяет:
– Грэйс, дело не в этом. Уверяю тебя, ты именно тот человек, который нужен мне для
этой работы, потому что ты великолепно с ней справишься.
По моему телу пробегает волна облегчения:
– Спасибо.
Если мои друзья и семья могут верить в меня, почему бы и не Сент-Клэру? «Верь в
себя, – сказала бы моя мама. – А остальное придет».
– Не стоит благодарности, – улыбается он, демонстрируя свои ямочки. – Это правда.
Наши глаза встречаются, я смотрю на его идеальной формы губы в тот миг, когда он
делает вдох, словно собирается сказать что-то еще, и чувствую все предпосылки к тому,
что оставаться в профессиональных рамках будет очень трудной задачей. Делаю глубокий
вдох, спокойно девочка.
– Может, начнем с обсуждения позиции. Я имею в виду, работу, – добавляю я, не
обращая внимания на свой румянец. – Быть консультантом – довольно обобщенное
понятие, и я знаю, что многие по-разному к этому подходят.
– Конечно, – Сент-Клэр подходит ближе и садится в кресло напротив. – Я думаю, что
ты будешь моим основным советником в отношении всего, что связано с искусством. Ты
будешь помогать мне создавать мою коллекцию, искать новых художников и приобретать
полотна, управлять публичной стороной моих произведений искусства. Мой бюджет
почти неограничен, – добавляет он с застенчивой ухмылкой. – Так что у тебя будет
полная свобода определять для меня любое направление, которое посчитаешь
наилучшим. Возможно, мне стоит создать классическую коллекцию, а может, ты
захочешь, чтобы я вкладывал в новые работы. Все зависит от тебя.
Мой пульс ускоряется от возбуждения: это все по-настоящему!
– Это все звучит… идеально, – удается мне выговорить.
– Благотворительность очень важна для меня, – добавляет он. – Так что твоим первым
заданием будет выбрать несколько полотен из моей коллекции, чтобы пожертвовать их
новому крылу госпиталя Ноб Хилл. Они будут торжественно представлены во время гала-
ужина в конце этой недели.
– Какие-нибудь указания? – спрашиваю я, жадно делая пометки.
Он улыбается:
– Следуй своим инстинктам. Я тебе доверяю.
У меня уже голова идет кругом от идей, когда водитель подъезжает к хранилищу
ценностей, где у Сент-Клэра хранятся излишки произведений искусства. У него так много
полотен, что он не может выставить их все в своих многочисленных домах и офисах по
всему миру, поэтому остальные хранятся в этом специальном месте с климат-контролем.
7
N.A.G. – Переводы книг
Я даже представить себе не могу наличие такого количества бесценных произведений
искусства, чтобы большую часть из них приходилось прятать от глаз, но, полагаю, теперь
меня окружает совершенно другой мир, в котором у меня есть личный водитель, ведь я
перемещаюсь на легковом автомобиле вместо автобуса, и от моего решения зависит,
которые из великолепных картин будут выставлены в большом новом крыле госпиталя.
Зайдя внутрь, я обнаруживаю, что оно похоже на обычное хранилище – если они
бывают с плюшевыми коврами, люстрами и вооруженной охраной. Помещения разных
размеров: комнаты поменьше для марочных вин и ювелирных изделий, побольше – для
мебели или произведений искусства. Консьерж ведет меня по длинному коридору к
хранилищам Сент-Клэра и вводит ряд кодов безопасности, прежде чем двери с щелчком
открываются. Раздается шипение.
– Давление воздуха строго регулируется, – объясняет он. – Все произведения искусства
запечатаны на стеллажах из плексигласа и с климат-контролем, так что их можно
просматривать без ущерба для полотен.
Он отходит в сторону, а я захожу в помещение. Это место словно музей! По всей
комнате стоят стеллажи с картинами, и я могу подвести к себе по автоматическим
дорожкам любую картину, просто нажав определенную кнопку. Я мельком просматриваю
их, сканируя глазами стеллажи: Климт4 во всем своем золоченом великолепии, Пикассо,5
наполненный яркими цветами и формами, Ротко6 с его смелыми полосами цвета… мне
хочется провести тут весь день, изучить каждый мазок кисти поближе, почувствовать
запах полотен.
Я в раю.
– Что-нибудь еще? – спрашивает консьерж. – Чай, кофе?
– Нет, спасибо.
– Когда определитесь с выбором, просто запишите номер позиции, и наша
транспортная бригада организует отправку картины. – Он выходит из комнаты, опустив
голову.
Чувствую себя ребенком в кондитерской. Я словно в супермаркете, только с
бесценными произведениями искусства, и могу выбрать все, что хочу. Моей маме бы тоже
это понравилось – секретная галерея только для нас. В детстве мы ехали на метро в город,
чтобы посетить музеи и галереи – не только большие, она любила крошечные
выставочные залы и скрытые местечки; граффити на стенах и парней, рисовавших
портреты для туристов вдоль бухты. «Хорошее искусство не всегда очевидно, Грэйс, –
говорила она. – Настоящее творение рискует, трогает тебя, открывает твое сердце».
От такого изобилия я даже не знаю, с чего начать, поэтому начинаю с начала:
просматриваю по очереди каждое полотно и делаю пометки, чтобы иметь представление
обо всей коллекции. Может, сейчас я и ищу что-то конкретное, но мне нужно будет знать
все для последующих выставок, и мне хочется проделать работу прекрасно. Я поглощена
неистовыми брызгами Джексона Поллока,7 когда слышу позади себя какой-то шум.
– Эта тоже одна из моих любимых, – произносит голос.
Я вздрагиваю: это Сент-Клэр – прислонился к стене и наблюдает за мной с улыбкой.
4 Густав Климт (нем. Gustav Klimt; 14 июля 1862, Баумгартен, Австро–Венгрия — 6 февраля 1918,
Вена, Австро–Венгрия) — широко известный австрийский художник, основоположник модерна в
австрийской живописи. Главным предметом его живописи было женское тело, и большинство его
работ отличает откровенный эротизм.
5 Пабло Диего Хосе Франсиско де Паула Хуан Непомусено Мария де лос Ремедиос Сиприано де ла
Сантисима Тринидад Мартир Патрисио Руис и Пикассо (в русском языке принят также вариант с
ударением на французский манер Пикассо, исп. Pablo Diego Josе Francisco de Paula Juan
Nepomuceno María de los Remedios Cipriano de la Santísima Trinidad Mártir Patricio Ruiz y Picasso; 25
октября 1881, Малага, Испания — 8 апреля 1973, Мужен, Франция) — испанский художник,
скульптор, график, театральный художник, керамист и дизайнер. Основоположник кубизма
6 Марк Ротко (англ. Mark Rothko, имя при рождении — Маркус Яковлевич Роткович; 25 сентября
1903, Двинск, Витебская губерния, ныне Даугавпилс, Латвия — 25 февраля 1970, Нью–Йорк) —
американский художник, ведущий представитель абстрактного экспрессионизма, один из
создателей живописи цветового поля
7 Пол Джексон Поллок (англ. Paul Jackson Pollock; 28 января 1912 — 11 августа 1956) —
американский художник, идеолог и лидер абстрактного экспрессионизма, оказавший
значительное влияние на искусство второй половины XX века.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
– Как давно ты тут? – восклицаю я.
– Довольно давно, – ухмыляется он. – Ты выглядишь такой взволнованной. Никогда
не видел, чтобы кто-то был так счастлив быть запертым внизу, в этой коробке.
– Это не из-за комнаты, а из-за ее содержимого! Сталкер, – добавляю я, игриво
показывая ему язык.
– Красота каждый раз заставляет меня останавливаться и смотреть на нее, –
произносит он, и мое сердце трепещет. Он делает шаг ближе, его глаза прикованы к
моим. – Я имею в виду картины, конечно же.
– Конечно, – эхом отзываюсь я, чувствуя, что меня тянет к нему как магнитом, что мне
необходимо почувствовать прикосновение его кожи к моей.
Он отвечает мне поцелуем. Мягким и легким, едва скользящим по моим губам. Я таю,
прильнув к его мускулистой груди, смакуя ощущения от его сильных рук на своей талии,
и его мягких губ, исследующих мои. Его губы становятся все более настойчивыми,
поцелуй глубже и, запрокинув голову, я слышу собственный стон.
Я забываю, что должна работать, что Сент-Клэр мой босс, и позволяю поглотить себя
жару его поцелуя.
9
N.A.G. – Переводы книг
Глава 2
Несколько дней спустя я нажимаю на кнопку интеркома на своем телефоне.
– Мэйси, можешь прислать мне на почту окончательный вариант подписей с
названием по каждой картине для госпиталя Ноб Хил? Я хочу закончить с ними и
отправить на принтер.
Карточки с названием под картинами – это заключительный этап. Выбранные мной
произведения искусства были уже перевезены и развешаны на стенах, наряду с другими
пожертвованиями, так что я чувствовала себя на высоте. Мама бы очень мной гордилась.
Думаю, ей бы тоже понравились выбранные мной полотна. Надеюсь, они понравятся
Сент-Клэру. Для него будет сюрпризом увидеть, что именно я выбрала. После нашего
жаркого поцелуя в хранилище ему пришлось улететь в Сиэтл по делам, и его не будет до
начала сегодняшнего гала-ужина. Несмотря на его отсутствие, мне было приятно каждый
день приходить в свой кабинет. Это работа моей мечты, и мне с трудом верится, что я
здесь.
– Я все еще жду их, – отвечает Мэйси. – Уже скоро.
– Спасибо.
Я делаю глоток кофе и просматриваю расписание предстоящих выставок и аукционов,
отмечая те, которые нам следует посетить. Мой компьютер издает звук, и я перевожу на
него взгляд. На экране пульсирует иконка скайпа – это моя лучшая подруга Пейдж.
– Приветики, – говорю я, когда на экране появляется ее лицо. Она в трениках, волосы
собраны в «конский хвост», в одной руке палочки, в другой коробка с китайской едой, она
с набитым ртом активно пережевывает лапшу. Должно быть, там сейчас время ужина –
разница во времени с Лондоном восемь часов.
Я приподнимаю бровь.
– Ужин чемпионов?
– Ужин одинокой женщины, работающей сверхурочно, – отвечает она, проглотив.
Пейдж работает в страховой компании, расследуя претензии по кражам произведений
искусства по всему миру.
– Все еще ищешь украденного Рубенса?8 – спрашиваю я. На прошлой неделе
баснословно дорогое полотно было похищено из «Кэррингерс», как раз после того, как
Сент-Клэр купил его на аукционе за шесть миллионов долларов. Это грандиозный
скандал – большая загадка, когда такая картина просто растворяется в воздухе.
– Да, этот парень из Интерпола – Ник Леннокс – думает, что эта кража связана с
другими по всей Европе, но у него нет реальных улик или подозреваемых, – пожимает
плечами Пейдж. – Я сделала все, что только могла придумать, чтобы найти возможный
след, но безрезультатно.
– Я надеюсь, этого парня найдут. Какой засранец крадет бесценные шедевры лишь для
того, чтобы прятать их в каком-то хранилище бог знает где? – возмущаюсь я. – Конечно
Сент-Клэр и другие коллекционеры тоже придерживают шедевры между выставками, но
эти воры хотят запереть картину подальше от глаз, чтобы больше никто не мог ей
насладиться. Ублюдки.
– Спокойнее, Тигр, – с улыбкой смотрит на меня Пейдж.
– Да ну тебя. – Показываю ей язык.
– Как дела на новой работе мечты? – Она вертит в руках палочки.
– Отлично! –Я приосанилась в своем кресле. – Все еще пытаюсь привыкнуть, но
каждый день меня снова и снова поражает осознание, что это на самом деле моя жизнь! –
Знаю, что сияю, говоря это, но не могу удержаться. – Мне нужно было выбрать картины,
которые Сент-Клэр пожертвует новому крылу госпиталя. Хотелось бы мне, чтобы ты
могла прийти на открытие.
– И мне, – усмехается Пейдж. – Может, когда-нибудь.
– Надеюсь, им понравится мой выбор, – нервно добавляю. – Это мое первое крупное
задание, и мне хочется произвести хорошее впечатление на Сент-Клэра.
Пейдж ухмыляется:
8 Питер Пауль Ру́бенс — крупнейший южнонидерландский живописец, воплотивший в
своих произведениях подвижность, безудержную жизненность и чувственность европейской
живописи эпохи барокко.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
– О, я уверена, так и будет. Но как же он выразит признательность своей новой
сотруднице, а? – дразнит она. – У меня есть парочка идей…
Прежде чем я успеваю возразить, раздается сигнал моего телефона. Это сообщение от
Сент-Клэра.
«Составишь компанию на гала-ужине сегодня?»
Мое лицо вспыхивает.
– А-ха! – Пейдж ничего не упускает. – Это был он, не так ли?
– Он хочет отвести меня на гала-ужин.
– Типа свидания?
Мой пульс чуть ускоряется от надежды, но я не уверена.
– Возможно? Или это просто профессиональное. Я имею в виду, ведь по сути я
курировала полотна. – Но был также тот поцелуй… – Что мне ответить?
Пейдж закатывает глаза:
– Говори «да»!
Я пишу: «Конечно». И он почти мгновенно отвечает: «Отлично! Могу я забрать тебя
до этого на ужин? В 7?»
– Грэйс и Чарльз сидят на дереве… – поет Пейдж.
– Прекрати! – Мое лицо вспыхивает.
– Ц–Е–Л–У–Ю–Т–С–Я. Сначала приходит любовь…
– Серьезно, Пейдж. Он теперь мой босс. Все уже не так просто.
– Все зависит только от того, что ты об этом думаешь, – пожимает плечами Пейдж. –
Предпочтешь ли заниматься горячим, нетривиальным сексом, вместо того чтобы
проводить платонические ночи в одиночестве?
– Ну, когда ты так ставишь вопрос…
Я улыбаюсь. Вот почему всем нужен такой друг, как Пейдж. Я отписываю Сент-Клэру:
«Жду с нетерпением». А затем задумываюсь о том, что только что сделала: приняла
приглашение на роскошный гала-ужин с дресс-кодом «черный галстук»9 среди высшего
общества Сан-Франциско. Улыбка сползает с моего лица.
– Что не так? – спрашивает Пейдж.
– Мне нечего надеть.
–Грэйс, умоляю. В этом месте ты должна отправиться по магазинам и разориться на
что-нибудь сексуальное.
– Я не могу себе этого позволить, – автоматически говорю я.
– Ты сказала мне размер своей новой зарплаты и, поверь, ты можешь купить дорогой
новый наряд, – фыркает Пейдж. – Кроме того, теперь ты арт-консультант миллиардера.
Тебе лучше соответствовать. Ты знаешь мой девиз: играй роль, пока роль не станет тобой.
– Ты никогда в своей жизни не играла роли, – подкалываю я. – Ты слишком
самоуверенная.
– О, я много играла. – Пейдж приподнимает брови. – Вот почему я больше не
увлекаюсь связями на одну ночь.
Я смеюсь.
– Я скучаю по тебе, – чувствую, как больно сжалось сердце. – Мне не хватает дерзости в
жизни.
– Знаю, – отвечает она. – Нам нужна ночная вылазка. Как в старые добрые времена.
Я вздыхаю, скучая по временам, когда приходила домой к Пейдж, которая смотрела
MTV, устроившись на диване с большим пакетом кренделей с арахисовым маслом и
бутылкой вина, и ждала рассказ о том, как я провела свой день и делилась историей о
своем.
– В другой раз?
– В другой раз, – кивает она.
9 Дресс-код для формальных вечерних мероприятий (театральная премьера, официальный прием,
рождественский бал, благотворительный вечер). Женщины должны быть одеты в вечернее или
коктейльное платье, допускается качественная бижутерия. Мужчинам следует надеть парадный
костюм или смокинг с черным галстуком или бабочкой.
11
N.A.G. – Переводы книг
Решаю последовать совету Пейдж и провести послеобеденное время, занимаясь
шопингом в магазинах, от ценников которых у меня обычно гипервентиляция.
Отговариваю себя пойти опять в H&М – если я хочу, чтобы меня воспринимали всерьез,
кто-то, кто принадлежит их миру, то должна визуально соответствовать. В итоге я
стискиваю зубы, крепко держу осанку (и кредитку) и делаю то, что нужно сделать.
Спустя три часа и пару сотен долларов, я стою перед зеркалом, глядя на отражение
кого-то совершенно непохожего на меня. Или это какая-то альтернативная версия меня:
культурная, утонченная. Осмелюсь сказать… гламурная? Это наверно из-за новых туфель
на каблуках. Эти штуки с ремешками стоят как все мои закупки в продуктовом за месяц,
но они классные. И высокие. И я вроде как влюбилась в них.
Мое новое черное шелковое платье без бретелек очень сексуальное, отчего я чувствую
себя кинозвездой, готовящейся пройтись по красной дорожке. От цены я вздрагиваю, но,
к моему облегчению, оно меня не разорит – уже нет. Сент-Клэр выдал мне щедрый аванс
– от первой зарплаты, полагаю, – и эта сумма гораздо больше, чем я когда-либо могла
заработать за все те ночи, что обслуживала столики, подавая спагетти с фрикадельками.
Более чем достаточно для нового платья и туфель, милого клатча и роскошной укладки в
парикмахерской кварталом ниже.
Сейчас, когда я выгляжу соответствующе, нужно убедиться, что и веду себя так же. Не
хочется разочаровать Сент-Клэра – или себя. Мне выпал шанс всей жизни, и я хочу
наслаждаться каждым мгновением.
До меня доносятся громкие голоса из ресторана внизу: ди Фиорес в полном составе. Но
тут я улавливаю британский акцент и понимаю, что с ними, должно быть, Сент-Клэр.
Сердце екает. Бросаю на свое отражение последний беглый взгляд, вновь напоминаю
себе, что справлюсь, и спускаюсь в ресторан «У Джованни».
Следуя на шум голосов, обнаруживаю Сент-Клэра в буквальном смысле окруженным
ди Фиорес: владельцами Ноной и Джованни, их дочерью Кармэллой и ее мужем Фредом,
плюс кузен Эдди – все одновременно говорят с ним на таких децибелах, что запросто
можно лишиться слуха.
– Народ, – окликаю я, но никто не слышит меня сквозь гул: Фред спрашивает у Сент-
Клэра совет относительно инвестиций, а Эдди демонстрирует свои бицепсы:
– Ну, мужик, сколько раз ты можешь отжаться?
– Привет! – ору я на полную громкость.
Все поворачиваются ко мне.
Эдди присвистывает, Нона хлопает в ладоши от восторга, но меня волнует лишь
реакция Сент-Клэра. Его глаза чуть округляются, после чего приобретают новый
подернутый дымкой насыщенный оттенок.
Я чувствую себя единственной женщиной в мире.
По-прежнему устремленный на меня взгляд Сент-Клэра вынуждает остальную часть
разговорчивой итальянской семьи, которая приняла и приютила меня, постепенно
утихнуть и развернуться в мою сторону.
– Привет, – говорю я нервно.
– Наша маленькая Грэйс совсем выросла, – сияет Нона.
Я подхожу к ним немного неловко, из-за непривычно высоких для меня новых туфель.
Сент-Клэр подхватывает меня под руку своей твердой, но теплой ладонью. – Было
здорово повидаться со всеми вами, но у нас забронирован столик.
Джованни встает на нашем пути:
– Ужин где? Нигде в этом городе не подают лучшей еды, чем тут. Вы останетесь и
поедите.
Он дважды хлопает в ладоши, появляется официант и устанавливает в передней части
ресторана спецстолик – трон Джованни и Ноны.
Сент-Клэр смотрит на меня с немым вопросом. Мне не хочется делить его с кем-то, но
также не хочется быть грубой с ди Фиорес. К тому же мне любопытно посмотреть, как
Чарльз выстоит перед их яркими личностями (и, как мне известно, бесспорно лучшим
соусом маринара в этой части города).
– Давай останемся, – решаю я. – Если это не проблема?
– Конечно, – улыбается мне Сент-Клэр. – Я бы хотел подружиться с ними.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
Он кладет руку мне на поясницу, провожая к столику, от чего по моему позвоночнику
пробегает легкий трепет. Надеюсь мне удастся контролировать румянец – что-то мне
подсказывает, что от взгляда Ноны ничего не ускользнет.
Мы устраиваемся на своих местах, Джованни и Нона присоединяются к нам за
столиком. Кармэлла и Фред отправляются на свои рабочие места, а кузен Эдди ошивается
неподалеку, поглядывая на Сент-Клэра.
Джованни пускает по кругу корзинку со свежеиспеченными булочками чиабатта. Сент-
Клэр надкусывает и замирает:
– О, Боже мой, это самый лучший хлеб, который я когда-либо пробовал.
– Все так говорят, – смеется Джованни, гордо сияя.
– Это бига – секретная закваска для рецепта дрожжей, которую я привезла более
пятидесяти лет назад от своей бабушки из Неаполя. Секрет хорошего хлеба в правильной
пропорции всех ингредиентов, – говорит Нона. – Как в браке, – добавляет она, бросая на
меня взгляд.
Сент-Клэр жует с полным ртом.
– Очень вкусно, – говорит он, и я улыбаюсь. Он нашел путь к их сердцам, конечно же,
через еду и завоевал их. – Расскажите, как вы открыли ресторан? – спрашивает Сент-
Клэр. – Как я понимаю, это заведение уже давно существует.
Джованни пускается в повествование об истории ресторана, слышанную мной уже
сотни раз, поэтому я откидываюсь на стуле и стараюсь расслабиться. Все же странно, что
все собрались за одним столом. Ди Фиорес знают меня как свою официантку и названную
дочь, а Сент-Клэр видел только образ, который я являю миру: лощеная и уверенная в себе
– ну или по крайней мере стараюсь таковой быть. Интересно, что он на самом деле думает
о них. Этот ресторан с его домашним уютом и деревенской едой далек от пятизвездочных
заведений, к которым он привык. Но вскоре Сент-Клэр уже увлеченно рассказывает о
необычных блюдах, которые пробовал в Италии, под радостный смех Джованни и Ноны.
Он вписывается. У Сент-Клэра есть удивительная способность, зайдя в любое
помещение, расположить к себе людей. И дело не только в его внешнем очаровании, но и
в том, как искренне он интересуется каждым и хочет услышать их истории.
Ужин пролетает незаметно, и как только со стола убирают тарелки, Джованни
поднимает свой бокал:
– Тост за наших Грэйси и Чарльза и их важный вечер.
Отовсюду раздаются поддерживающие реплики.
– И за хлеб! – улыбается Сент-Клэр.
Я опускаю взгляд на свои часы, памятуя, что Сент-Клэр является почетным гостем на
сегодняшнем благотворительном вечере. – Нам, пожалуй, пора, – извиняюсь я.
– Огромное спасибо за прекрасную трапезу, – говорит Сент-Клэр представителям
семьи ди Фиорес, пожимая руку Джованни. Он целует Нону в щечку и по-дружески
сжимает плечо Эдди. И я рада видеть, что тот дружелюбно сжимает его в ответ. – Надеюсь
вскоре вновь вас всех увидеть.
– Я лишь прихвачу свою накидку, – говорю ему и направляюсь в гардеробную в
задней части ресторана. Нона следует за мной.
Она смотрит на меня с беспокойством на лице.
– Ты кажешься очень... увлеченной этим молодым человеком.
Я краснею.
– Он мне и правда нравится, – признаюсь я.
– Это я вижу. Но не позволяй своему сердцу затмить все настолько, что ты перестанешь
видеть землю под собой, ладно?
Я удивлена. С чего бы это она?
– Нона, я в порядке. – Я целую ее в макушку. – Спасибо, что печешься обо мне.
– Просто постарайся, чтобы мишура не затуманивала твой взор, Грэйси, дорогая. –
Она сжимает мою руку. – Вся эта пышность и блеск.
– Не волнуйся за меня, со мной все будет хорошо.
– Я знаю, – мягко улыбается она.
Я иду к дверям, чтобы присоединиться к Сент-Клэру, но не могу перестать думать о
словах Ноны: вдруг это окажется правдой? Повлияет ли вся эта роскошь на правильность
принятых мной решений? Или, что еще более тревожно: не повлияла ли уже?
13
N.A.G. – Переводы книг
Глава 3
Когда мы приезжаем на гала-ужин, я не верю собственным глазам: к вестибюлю
нового современного крыла госпиталя ведет настоящая красная ковровая дорожка, вдоль
которой по обеим сторонам разместились фотографы, чтобы запечатлеть прибывающее
общество. Повсюду вспышки фотокамер и громкие выкрики репортеров, задающих
вопросы. Шагая под руку с Сент-Клэром, я чувствую себя знаменитостью.
– Посмотрите сюда, мистер Сент-Клэр!
– Чарльз, пару слов!
– Сент-Клэр!
Он спокойно ведет меня мимо, периодически останавливаясь, чтобы сказать о том,
какую огромную работу провели организаторы благотворительной акции и что новое
крыло поможет большому количеству людей.
– Ты так естественно общаешься с прессой, – произношу я, как только мы минуем
папарацци.
Он улыбается.
– Это часть моей работы, – пожимает плечами он. – Но, сказать по правде, нелюбимая.
Все это внимание – неотъемлемая часть этой деятельности, так же как и игра на публику.
Я опешила, но он, кажется, серьезен.
– Так какой ты настоящий? – поддразниваю я.
– Просто я, – Сент-Клэр одаривает меня тихой улыбкой и берет за руку. – Парень,
который приготовил тебе ужин в Напе, который только что провел прекрасный вечер с
твоей семьей.
Я улыбаюсь.
– Это замечательный парень, – говорю я, задаваясь вопросом, к чему этот
неожиданный всплеск аутентичности.
Он улыбается в ответ.
– Не забывай об этом, – произносит он.
В здании огромный вестибюль превратили в зону приема гостей: бар расположен в
одном конце выложенного мрамором помещения, повсюду развешаны произведения
искусства, переданные в качестве пожертвований. Сент-Клэра тут же окружают. Он
представляет меня различным удивительным людям со словами: «Это мой арт-
консультант, Грэйс Беннет», – и я чувствую себя Золушкой на балу. Это волшебно.
Наконец Сент-Клэр произносит:
– Давай пройдемся, посмотрим на полотна и попрощаемся с теми, что я пожертвовал.
Я смеюсь, но потом понимаю, что он говорит серьезно.
– Но они же просто лежали в твоем хранилище.
Сент-Клэр подхватывает два фужера шампанского с ближайшего подноса и
протягивает один мне.
– Вот поэтому я отдаю их для лучшей жизни. Но все же хочу напоследок взглянуть.
Мы прогуливаемся по периметру зала, направляясь к той его части, где вывешены
донации Сент-Клэра. Перед тремя полотнами – над которыми я долго мучилась, прежде
чем в итоге остановить на них свой выбор – собралась небольшая толпа: дикие и
безумные брызги Поллока, абстрактность Пикассо и работа многообещающего
художника по фамилии О'Брайен, который использует неоновые цвета и крупные
размашистые формы.
Люди перешептываются, а картины окружает такая энергия, что я начинаю
нервничать. Работы, которые я выбрала, не подходят к остальным полотнам,
выставленным здесь. Другие холсты скучные и традиционные: акварели, пейзажи, много
изображений цветов и деликатной работы кистью. Типичные вещи, которые вы видите в
приемной врача – и именно из-за этого я пошла другим путем. Но теперь передумала.
Если эти картины не соответствуют, то выставляют Сент-Клэра в дурном свете.
– Думаешь, с ними что-то не так? – спрашиваю я нервозно, напрягаясь по мере того,
как мы подходим ближе. Прежде чем Сент-Клэру удается ответить, кто-то замечает его и
начинает аплодировать. Постепенно люди из толпы присоединяются к овациям, в итоге
десятки человек рукоплещут нам и расходятся, давая возможность подойти к картинам.
– Похоже, что нет, – шепчет он мне.
Репортер из «Хрониклс» уже стоит наготове с диктофоном:
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
– Все очень впечатлены вашим пожертвованием, мистер Сент-Клэр.
Возгласы согласия и реплики типа «Восхитительный выбор, Сент-Клэр!» и «Это так
живо!» доносятся от нескольких десятков окружающих нас человек, заворожено
смотрящих на выбранные мной произведения искусства. Я обожаю эти картины, поэтому
меня не должно удивлять, что и другим они нравятся. Но все же я вздыхаю с облегчением
и признательностью.
– Речь! – выкрикивает кто-то, и толпа затихает.
– Да, пожалуйста, – говорит представитель «Хрониклс». – Можете сказать пару слов о
своем пожертвовании? Это, пожалуй, самая впечатляющая коллекция, которая будет
висеть в такого рода общественном здании. Вас не беспокоит вопрос безопасности?
Сент-Клэр прочищает горло и обращается к залу.
– Вообще-то, выбор представленных тут сегодня картин принадлежит блестящему уму
моего арт-консультанта Грэйс Беннет. Грэйс, пожалуйста. – Он делает жест, передавая
мне право выступить.
Что? В голове не остается ни единой мысли. Я пробегаю глазами по обращенным на
меня в ожидании лицам и не знаю, что сказать.
– Эм, – мычу я, начиная потеть. Сент-Клэр едва заметно кивает мне, ободряя. – Что ж,
моя мама болела несколько лет назад, – медленно начинаю я, говоря от сердца, – поэтому
я много времени проводила в больницах – в комнатах ожидания, сидя на креслах в
коридорах, в больничных палатах – и произведения искусства всегда были такими
безжизненными. Я понимаю, предполагалось, что они должны успокаивать, но вместо
этого навевали мысли о безысходности. Я всегда думала, что в больницах должно быть
больше ярких красок, больше движения в искусстве, чтобы поднимать людям настроение,
– продолжаю я и внезапно понимаю, что не могу остановить поток слетающих с моих губ
слов. – Чтобы, когда сталкиваешься с самыми сложными мгновениями, служить
напоминанием о красоте окружающего мира. Знаю, что в то время мне бы понравилось,
если бы на стенах больницы я увидела такие вот картины. Надеюсь, и другие чувствуют то
же самое.
Раздаются аплодисменты, несколько человек кивают с пониманием, и Сент-Клэр
кладет руку мне на плечо.
– Отлично сказано, – тихо произносит он. По его глазам я понимаю, что он говорит
серьезно. – Именно поэтому я и нанял тебя, знаешь ли, – продолжает он, когда толпа
расходится. – Ты воспринимаешь искусство как нечто обогащающее повседневность, а не
просто как предмет, висящий на стене, и объект восхищения на расстоянии. Я тобой
горжусь.
От его слов я слегка краснею. Если бы мои ноги так сильно не болели от высоких
каблуков, я бы почувствовала себя на седьмом небе. Я не подвела его на первом задании –
и, возможно, разнообразила жизнь людям, которые будут пользоваться этим крылом
госпиталя. Это восхитительное чувство, и я знаю, что мама бы мной гордилась.
– Грэйс!
Я замираю, узнав этот голос. За секунду румянец сменяет бледность. Лидия Форбс, мой
бывший босс из ада, приближается в сопровождении высокомерной стажерки
«Кэррингерс» – Челси.
– Здравствуйте, Лидия, – говорю я вежливо. – Как вы?
– Я хорошо, но вы двое выглядите восхитительно! Мне безумно понравился твой
выбор картин, Грэйс, – восхищается она.
Что?
Я слишком ошеломлена, чтобы произнести хоть слово, поэтому Сент-Клэр отвечает:
– Да, у нее отличный глаз. Я очень рад, что она согласилась работать на меня.
– Поздравляю, – говорит мне Лидия, а затем переносит внимание на Сент-Клэра: –
Знаете, в связи со всей этой суматохой в «Кэррингерс», возможно, я сама в скором
времени буду свободна для новых возможностей. Если вам известно о каких-нибудь
вакансиях…
Я посильнее стиснула челюсть, чтобы она не отвалилась и не покатилась по полу.
Многомиллионная картина Сент-Клэра была украдена из «Кэррингерс», будучи под
наблюдением Лидии, а она крутится перед ним с просьбой о работе? Но Сент-Клэр
спокоен, как обычно.
15
N.A.G. – Переводы книг
– Буду иметь в виду, – говорит он, передвигаясь так, чтобы оказаться вне ее
досягаемости. – Но думаю, Грэйс заняла последнее место в моей команде экспертов.
Челси начинает закатывать глаза, но одергивает себя, когда замечает, что я на нее
смотрю.
– Я так рада за тебя! – явно наигранно говорит она. – С трудом верится, как далеко ты
смогла зайти за такое короткое время! Ведь кажется, только вчера ты драила полы.
Я допиваю свое шампанское:
– А все потому, что тебе неведомо, к каким высотам может привести усердный труд.
Сент-Клэр подавляет смешок.
– Давай посмотрим другие пожертвованные картины? – говорит он мне, протягивая
руку. Я принимаю ее.
– Давай.
– Рад был повидаться, дамы, – бросает он через плечо, когда мы отходим.
Мимо проходит официант с канапе, и я вспоминаю, что последний раз, когда
присутствовала на такого рода мероприятии, сама носила поднос с угощениями,
запариваясь от раздаваемых мне Лидией приказов. Челси права, я прошла долгий путь.
Думая об этом, не могу сдержать улыбки.
– Что смешного? – раздается из ниоткуда мужской голос. Мы поворачиваемся.
Перед нами стоит Ник Леннокс – агент Интерпола, который расследует кражу в
«Кэррингерс».
Сент-Клэр вежливо протягивает руку.
– Леннокс. Не ожидал вас здесь увидеть. Надеюсь, в данный момент никто не «делает
ноги» с какой-нибудь картиной.
– Нет, по крайней мере, пока. Но я неусыпно слежу. – Ник пожимает его руку. Он
высокий, широкоплечий, и похоже, что ему привычнее быть в джинсах, чем в смокинге. –
Мисс Беннет, – кивает он мне, – наслышан о вашей смене места работы.
– Благодарю, – говорю я, хотя не уверена, что это комплимент.
Сент-Клэр подхватывает бокал шампанского у проходящего мимо официанта и
протягивает его Ленноксу. – Появились ли какие-нибудь зацепки в поиске моей
картины? – спрашивает он. Вор исчез с бесценной картиной, которую Сент-Клэр только
купил на аукционе, но до сих пор не нашли никаких следов преступника.
– Пока что никаких зацепок. Кем бы он ни был, это педантичный мужчина. – Леннокс
одаривает Сент-Клэра оценивающим взглядом. Он наверно надеется, что тот не будет
злиться или выражать нетерпение из-за того, что они пока не поймали грабителя.
– Или женщина, – выдаю я предположение. Они оба поворачивают головы в мою
сторону с удивлением на лицах. – Мы же не знаем, что это именно мужчина, – пожимаю
я плечами. – Вы же сами сказали, нет никаких зацепок.
– Она подловила вас, – посмеивается Сент-Клэр.
Леннокс медлит.
– Нет, это мужчина. Некто с большим запасом свободного времени, с невероятным эго,
кто-то, привыкший действовать своими методами.
– То есть он профессионал, – говорит Сент-Клэр. – Это не сулит ничего хорошего ни
мне, ни моей картине.
– Верно, – медленно соглашается Леннокс, – это не предвещает вам ничего хорошего.
В воздухе ощущается странное напряжение, и я задаюсь вопросом, не связывает ли их
какая-то общая история. Может, Леннокс вовсе не рад, что приходится гоняться за всеми
этими произведениями искусства для их богатых владельцев. В любом случае мне не
хочется застрять посреди не пойми чего.
– Прошу меня простить, – говорю я. – Схожу в дамскую комнату.
Я лавирую сквозь толпу и нахожу туалетные комнаты. Конечно же они совершенно
новые, полностью отделаны отполированным мрамором. Только я захожу в кабинку, как
в помещение, смеясь и болтая, заходит группа девушек. Среди них выделяется знакомый
голос. Челси.
– Она получила эту работу только потому, что трахает Сент-Клэра. Да уж, – говорит
она. Я замираю в кабинке, кровь в жилах леденеет. – Хотя ее трудно винить. Этот парень
сладенький!
У меня сводит желудок. Они говорят обо мне.
– Откуда тебе знать? – спрашивает другая девушка.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
– Ты видела ее резюме? Я тебя умоляю, – посмеивается Челси. – Никто не будет
воспринимать эту девушку серьезно, как бы она ни расфуфырилась. Кроме того, Сент-
Клэр такой плейбой. Не пройдет и недели, как он появится под ручку с какой-нибудь
новой горячей девчонкой, а Золушка снова будет драить полы, где ей и место.
Мое лицо обдает жаром, а глаза начинает покалывать от слез, но я не шевелюсь.
– Она казалась милой, когда говорила о том, что в связи с болезнью матери посещала
больницы, – отмечает другая девушка.
– Плевать, слезливая история, тьфу. Ей тут не место, и она скоро сама в этом
удостоверится. В любом случае, вы видели, что надето на Фифи? ОМГ, разве это не
убожество?
Беседа продолжается, но я вынуждена затаиться в кабинке, ожидая, пока дверь за
ними не закроется.
Мне дурно. Конечно же Челси вела себя как ревнивая сука, но ее слова всколыхнули
именно те страхи и опасения, которые я старалась игнорировать все это время.
Может и правда мне здесь не место. Возможно, никогда и не будет.
А то, что они сказали о Сент-Клэре… Я не наивна и понимаю, что на такого мужчину
постоянно кидаются женщины, но слишком стремительно бросилась в романтику всего
этого, чтобы задумываться о таком. Но если он плейбой – если он и впрямь каждую
неделю меняет женщин – что это означает для нас? Или хуже того, что, если нет никаких
«нас»?
Я возвращаюсь на вечеринку, стараясь не обращать внимания на свои сомнения. Затем
я вижу на другом конце зала Сент-Клэра: он очень близко стоит к женщине, которую я не
узнаю. Она красивая и утонченная, с длинными белокурыми волосами, в потрясающем
черном платье. Мне не слышно, о чем они говорят, но ясно, что она флиртует с Чарльзом,
положив руку ему на грудь, слишком льнет к нему, смеясь вместе с ним.
Чувствую, как в груди зарождается ревность, но стараюсь подавить ее. Мы провели
вместе лишь одну ночь. Мы даже не обсуждали, что это значило, если вообще что-то
значило, и не похоже, что он мой бойфренд. Я не претендую на его внимание, но тем не
менее, оттого что вижу их вместе, меня пронзает боль.
Я стараюсь совладать со своими чувствами. Мне нельзя становиться слишком
эмоциональной – он мой босс. И он великолепен. На нем всегда будут виснуть женщины.
Мне нужно к этому привыкнуть. Он мне не принадлежит.
Пока я смотрю на них, Сент-Клэр вновь смеется. Женщина обнимает его, и весь мой
контроль улетучивается. Права ли Нона, говоря не позволять сердцу брать надо мной
вверх? Я так усердно работала, чтобы найти для себя место в мире искусства, и, что бы ни
говорила Челси, только-только начинаю проявлять себя. Я не могу позволить своим
чувствам уничтожить появившуюся возможность начать карьеру – как бы сильно я ни
хотела Сент-Клэра.
Приоритеты, Грэйс.
Вместо того чтобы вернуться в его общество, я всячески стараюсь наладить связи весь
оставшийся вечер: беседую с членами правления больницы, организаторами сбора
пожертвований и прочими разряженными гостями. Сент-Клэр подлавливает меня, когда
гости начинают потихоньку разъезжаться.
Его глаза – мечта художника, и мое решение сосредоточиться на деловой стороне
наших отношений начинает испаряться, пока он выводит меня из вестибюля в прохладу
ночного воздуха.
– Я буду счастлив, если ты согласишься, чтобы Артуро отвез тебя домой, – говорит он.
– Или мы могли бы отправиться ко мне, пропустить по стаканчику.
Он подносит мою руку к губам и целует костяшки пальцев. Его взгляд, искрящийся
жаром и явным намеком, устремлен на меня.
– Эм, ну… – я ничего не могу поделать. Вот так просто меня практически пересиливает
желание вернуться к нему домой. Мне хочется схватить и прижать его к себе, пробежаться
пальцами по его волосам. Вновь исследовать каждый дюйм его тела.
Но я помню слова Челси – и то, как я чувствовала себя, когда видела его флирт с той
женщиной. Я с трудом сглатываю.
17
N.A.G. – Переводы книг
– Полагаю, это не очень хорошая идея. Думаю, будет лучше, если на данном этапе мы,
эм, поставим на паузу наш роман. Или что бы это ни было, – я отвожу взгляд, чувствуя,
как румянец заливает щеки.
Он кажется разочарованным.
– О, – он опускает свою руку, не выпуская при этом мою. От ощущения жара его кожи
моя воля практически тает. – Верно.
– На время, – говорю я неуклюже. – Ты же понимаешь, что будучи коллегами нужно
вести себя профессионально, ведь верно?
Он отпускает мою руку.
– Да, конечно. Я прекрасно понимаю.
– Правда? – я чувствую одновременно облегчение и разочарование.
– Ты мудро поступаешь, разделяя бизнес и удовольствие. Полагаю, мне не очень
удается проводить между ними черту. – Он прочищает горло. – Но если все же ты когда-
нибудь решишь, что хочешь снова их смешать…
Я игриво хватаю его за предплечье, испытывая облегчение.
– Так между нами все в порядке?
– Лучше чем в порядке, – уверяет он. – Думаю, из нас получится великолепная
команда. В профессиональном плане, конечно же.
Мы подходим к его машине.
– Пусть водитель отвезет тебя, а я возьму такси. – Отходя, он подмигивает, и в моей
голове проскальзывает мысль: «Бога ради, Грэйс, ты и впрямь позволишь этой
прекрасной заднице уйти?»
Он так здорово выглядит в свете уличных фонарей, что я задаюсь вопросом, какого
черта отшиваю его.
– Увидимся в понедельник, суперзвезда, – говорит он и исчезает в ночи, прежде чем я
успеваю передумать.
Иногда быть ответственной так кайфоломно.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
Глава 4
Если я и была обеспокоена возникшей между нами неловкостью, мне не следует
волноваться. Сент-Клэр всю неделю так занят деловыми встречами, что за исключением
быстрого кивка и улыбки в коридоре мы едва ли пересекаемся. К счастью, я так завалена
работой, что у меня совершенно нет времени, чтобы зацикливаться на нашем неловком
прощании посреди улицы после гала-приема в больнице, или на моем решении поставить
на паузу эти идеальные губы, тянущиеся ко мне для поцелуя, или на прижимающемся ко
мне рельефном теле…погодите, зачем я вновь это делаю? Работа, Грэйс, помнишь? Не это
ли занятие ты искала всю свою сознательную жизнь? Ах, да, именно это.
Кроме того, у меня столько забот, что едва ли есть время на фантазии. Моя работа
просто невероятная – даже лучше, чем я себе представляла. Я отслеживаю
международные торги произведений искусства и слухи среди дилеров, разыскиваю
потенциальных клиентов, инвесторов и художников. Посещаю галереи и гаражные
выставки, как делала с мамой, и засиживаюсь допоздна, просматривая сайты с
последними новостями данной области, чтобы оставаться на гребне волны. Такое чувство,
будто меня бросили в воду в самой глубокой части бассейна, чтобы либо выплыть, либо
утонуть, но мне безумно нравится, что Сент-Клэр верит, что я доберусь до бортика на
другом конце. Уже довольно давно меня не заботило что-то так сильно, чтобы прилагать
столько усилий в попытке этого добиться, и, должна признать, я получаю удовольствие от
процесса. Даже ди Фиорес, поддерживая мой новый рабочий график, оставляли по
вечерам посуду с теплой едой у моей двери и махали мне ручкой каждое утро, когда я
отправлялась в свой офис. Если им и не хватает моих умений в качестве официантки, то я
об этом не слышала, и, надеюсь, никого не обижу, позволяя новой работе пожирать
сейчас все мое время.
Моя новая ассистентка, Мэйси – подарок небес – помогает со всем, что мне нужно, как
она и обещала. Я останавливаюсь у ее офиса – огромной роскошной зоны перед угловым
сьютом Сент-Клэра.
– Привет, Грэйс, – говорит она. – Ты нашла тот мейл от Портера?
– Да, вообще-то, я хотела спросить тебя об этом. Портер говорит, что у великолепного
нового художника проводится выставка, и я думаю Сент-Клэру стоит инвестировать в
этого парня, что означает… – Мэйси начинает снова печатать, по-прежнему глядя на
меня, демонстрируя свою завидную многозадачность. – Извини, что докучаю тебе
деталями. Мне просто нужно поговорить с ним. Есть ли время, когда он не занят?
Мэйси дважды щелкает в своем компьютере.
– В его календаре на данный момент ничего нет. Я только вернулась с ланча, но он
должен быть на месте. Ты можешь войти.
Я приглаживаю волосы и открываю тяжелую дверь в кабинет Сент-Клэра. Там я вижу
Сент-Клэра, сидящего за столом…напротив сексуальной блондинки, с которой он болтал
на приеме. Она склонилась в своем кресле, открывая ему доступ к обозрению своего
декольте, на котором и у меня непроизвольно остановился взгляд. Они оба смеются и не
замечают меня.
– Ой, простите, – говорю я в шоке, мои щеки краснеют. – Я не хотела мешать.
Я начинаю разворачиваться, уперев взгляд в плюшевый ковер, и врезаюсь в кадку с
пальмой. Идиотка! Стараюсь восстановить равновесие и собрать остатки моего
достоинства, но голос Сент-Клэра окликает меня.
– Грэйс, подожди.
Подняв взгляд, вижу, что Сент-Клэр стоит у своего стола, подзывая меня ближе.
– Хочу познакомить тебя с Амандой Лейтон. – Женщина мне кивает. – Она
журналистка, которая…
Он замолкает, и мой мозг заполняют миллионы выворачивающих меня наизнанку
предположений, в то время как я стою с прилепленной на лице улыбкой… будет моей
женой… сегодня вечером затрахает меня до беспамятства, так как ты отказала…
является твоей заменой во всех отношениях.
Аманда заканчивает за него:
– Боюсь, крадет все его время. Я пишу статью для Форбс о вашем боссе.
– Я старался увильнуть, но она очень убедительна, – улыбается Сент-Клэр.
19
N.A.G. – Переводы книг
Держу пари, так и есть.
Я все еще чувствую неловкость, будто помешала чему-то, чему не должна была.
– Тогда, пожалуй, возвращайтесь к вашему интервью.
– Нет, все хорошо. Мы уже закончили, – говорит он, в то время как Аманда берет свою
сумочку.
– Была рада знакомству, – говорит она мне с удивительно искренней улыбкой. – Я
хотела также сказать, что просто в восторге от вашего выбора картин для больничного
крыла. Так смело.
– Эм, спасибо.
Обращаясь к Сент-Клэру она добавляет:
– Возьми трубку, если я позвоню по поводу возникших вопросов, ладно? Никаких
больше телефонных кошек-мышек.
– Договорились, – отвечает он. Она целует его в щеку и выходит из кабинета, активно
покачивая на ходу своей идеально упругой задницей. Сент-Клэр смотрит на меня и
улыбается своей тихой улыбкой, одной из тех, которые не дано увидеть репортерам и
камерам. – Так, что я могу для тебя сделать?
Мой желудок делает кувырок, но я напоминаю себе быть стойкой перед морем его
обаяния.
– Это не займет много времени, я хотела поговорить с тобой о...
– Ты уже обедала? – перебивает он.
– Пока нет, но...
– Я едва ли видел тебя после гала-приема, – говорит он, потянувшись за своим
пиджаком. – Давай перекусим сэндвичами. Сейчас в любом случае обеденный перерыв, а
я хочу услышать обо всем, над чем ты в данное время работаешь.
Мое сердце тает. Вот тебе и держать себя в узде в офисе. Как я могу отказаться?
Сент-Клэр прихватывает еду из ларька и ведет меня в небольшой музей поблизости,
который я никогда раньше не видела: он спрятан в особняке на боковой улочке, подальше
от остальных офисных зданий.
– Не думаю, что нас пустят… – начинаю я, глядя на огромные знаки, запрещающие
проносить еду и напитки.
– Не волнуйся об этом. Здесь больше никого нет. – Сент-Клэр ведет меня к скамеечке в
одном из демонстрационных залов.
– А как же охранники?
– Кто, Кевин? – Сент-Клэр подмигивает одетому в форму охраннику, тихо стоящему в
углу. – Я все время так делаю. Это одно из моих самых любимых мест для ланча.
Умиротворяющее.
Я изучаю его.
– Ты не особо следуешь правилам, не так ли?
– Разве это весело? – улыбается он.
– А как насчет последствий? – спрашиваю я, думаю обо всех тех случаях, когда
пыталась шалить и лишь попадала в неприятности.
– Если все время жить, думая обо всем плохом, что может случиться, то никогда не
переступишь за порог собственного дома. Конечно, меня порой тянет испытать границы
дозволенного, но я всегда это делаю умно. Осторожно.
– Я и не сомневаюсь, – смотрю на охранника, в то время как Сент-Клэр начинает
разворачивать свой сэндвич. Кевин едва скользит по нам взглядом, так что я следую
примеру Сент-Клэра. Бумага шуршит, отражаясь эхом от стен. Я чувствую легкое
волнение, оттого что делаю что-то вопреки правилам, и не могу сдержать слабой улыбки.
– Ты плохо на меня влияешь, – поддразниваю я.
Сент-Клэр смеется.
– Мы еще сделаем из тебя рискового человека.
– Именно так ты стал успешным? – любопытствую я. – Нарушая правила?
– Возможно. Просто я вырос с невероятным количеством правил и ограничений. Все в
моей семье и в школе желали, чтобы люди вписывались в милые маленькие коробочки с
соответствующими ярлыками. Никому не разрешалось быть самим собой или
отклоняться от своей колеи.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
Я надкусываю свой сэндвич с индейкой и авокадо, ожидая, что еще он добавит, но,
похоже, Сент-Клэр углубился в какие-то свои воспоминания. Его жизнь так отличается от
моей, это завораживает. Может, у меня и не было возможности провести со своей мамой
столько времени, сколько мне бы хотелось, но она всегда поощряла меня быть самой
собой.
– Должно быть, было сложно.
Он медлит, но когда отвечает, его голос звучит тише.
– Так и было. Когда рос, я знал, что был разочарованием для семьи. Я не мог понять,
зачем должен был делать то, чего они от меня ожидали. В мире было так много всего, что
мне хотелось бы увидеть, узнать. Это как если бы мне дали холст и набор масляных
красок, а затем сказали, что ими можно рисовать только в черно-белых тонах, –
добавляет он с печальной улыбкой. – Надолго меня не хватило. Как только я достиг
позволительного возраста, переехал, чтобы жить самостоятельно.
Я улыбаюсь, надеясь разрядить атмосферу.
– Ну и как, получается?
Он тоже улыбается.
– Не так уж и плохо.
Некоторое время мы едим в тишине, хрустя чипсами и наслаждаясь легким журчанием
фонтана во внутреннем дворике снаружи, прохладный морской воздух ласкает нашу
кожу. Прядка волос упала на глаза Сент-Клэра, и мне ужасно хочется потянуться и
коснуться ее, провести пальцем по этим скульптурным скулам и прижать его губы к
своим…
Будь профессионалом, не забыла? Я отворачиваюсь, чтобы посмотреть на окружающие
нас произведения искусства, эклектический микс. Сент-Клэр усадил нас перед полотном
Дюрера – детальном изображении кролика.10 Звучит как нечто простое, будто детская
игра, но вообще-то оно такое насыщенное и плотное, будто смотришь через микроскоп –
каждая деталь идеально прорисована.
Сент-Клэр замечает, как я смотрю на картину.
– Тебе нравится то, что ты видишь?
– Я люблю работы Дюрера, особенно эти спокойные, менее известные полотна, –
говорю я. – Мех выглядит совсем как настоящий.
Я в восторге.
– Ты знаешь происхождение этой картины?
– Ты уволишь меня, если я признаюсь, что нет?
Он смеется:
– На самом деле оно спорное. Эта картина, по слухам, была украдена нацистами,
изъята у еврейской семьи в Париже.
– Как она оказалась в итоге тут?
– После многих лет смены владельцев богатая семья из России решила презентовать ее
в качестве пожертвования.
Мои брови взметнулись вверх.
– А почему просто не вернуть истинным владельцам?
Он откидывается на скамейку и потирает подбородок.
– Это ужасная часть истории. Во время войны надписи к картинам часто терялись или
уничтожались, и бесценные произведения искусства стоимостью в миллиарды долларов
были украдены у их полноправных владельцев. Некоторые из выживших семей пытались
вернуть себе свою собственность, но без этих надписей ничего невозможно доказать.
10 Альбрехт Дюрер (нем. Albrecht Dürer, 21 мая 1471, Нюрнберг — 6 апреля 1528, Нюрнберг) —
немецкий живописец и график, один из величайших мастеров западноевропейского Ренессанса.
Признан крупнейшим европейским мастером ксилографии (вид печатной графики, гравюра на
дереве, древнейшая техника гравирования по дереву или оттиск на бумаге, сделанный с такой
гравюры), поднявшим еѐ на уровень настоящего искусства. Первый теоретик искусства среди
североевропейских художников, автор практического руководства по изобразительному и
декоративно–прикладному искусству на немецком языке, пропагандировавший необходимость
разностороннего развития художников. Основоположник сравнительной антропометрии. Первый
из европейских художников, написавший автобиографию.
21
N.A.G. – Переводы книг
– Это очень печально, – говорю я, чувствуя, как больно сжимается сердце. – Эти семьи
потеряли так много. Самое меньшее, что они могут сделать – это получить назад свои
произведения искусства.
– Совершенно с тобой согласен, – кивает Сент-Клэр. – А что на счет тебя, Грэйс? Как
обстоят дела с твоим увлечением живописью?
Я чуть встрепенулась, и он выглядит сконфуженным.
– Ты училась на художника, не так ли?
– Да, но я никогда не была достаточно хороша, чтобы где-либо показывать свои
работы, – отмахиваюсь я. – К тому же, я не рисовала уже целую вечность.
– Почему?
Я вздрагиваю при мысли о боли, которая возникает в моем сердце каждый раз, как я
беру в руки кисть.
– С тех пор как умерла моя мама, я больше не чувствовала той искры. Это слишком
тяжело.
– А ты пыталась? – слегка настаивает он.
Я пожимаю плечами.
– Я по-прежнему делаю зарисовки, но каждый раз, оказавшись перед чистым холстом
с кистями, которые принадлежали моей маме… просто замираю. – Я занимаю руки тем,
что убираю с одежды крошки от сэндвича, испытывая неловкость, что призналась в чем-
то настолько личном.
Он тянется и берет меня за руки:
– Ты будешь снова рисовать, Грэйс. Истинная страсть, как у твоей мамы, как у тебя,
никогда полностью не исчезает.
Я поднимаю на него глаза.
– Ты уверен? – шепчу я, отчаянно надеясь, что его слова окажутся правдой.
Он потирает большим пальцем мою ладонь:
– Нужно время. Когда будешь готова, твоя муза вернется. Поверь мне.
Я сглатываю неожиданно подступившие к горлу сентиментальные слезы:
– Спасибо.
Его телефон вибрирует, разрушая момент. Он смотрит на экран.
– Сейчас вернусь, – говорит он и выходит в коридор.
Я убираю за нами остатки ланча и выбрасываю все в мусорную корзину рядом с
охранником, который едва ли обращает на меня внимание. Полагаю, Сент-Клэр и впрямь
постоянно так делает. Я брожу по залу, изучая работы, цвета и тени. Поближе
рассматриваю нос кролика – это на самом деле невероятно – и понимаю, как сильно мне
самой хочется приступить к созданию собственной картины. Я скучаю по своему
искусству. Думаю, мне это необходимо.
Творческое самовыражение – это часть того, кто я есть, и мне радостно, что Сент-Клэр
напоминает мне об этом.
На следующее утро я вишу на телефоне, ожидая возможности поговорить с
менеджером нелюдимого художника о встрече, которую уже несколько дней пытаюсь
устроить, а Мэйси без умолку болтает о каком-то ограблении.
– Они не знают, кто и как это сделал. Все очень загадочно, – говорит Мэйси, роняя мне
на стол кипу бумаг. Я рассеяно киваю, думая о том, как сильно мне хочется заполучить
эксклюзивный контракт с этим художником. – Это во всех газетах, особенно после фиаско
«Кэррингерс».
– Создается впечатление, что это серия, не так ли? – говорю я, гадая, с чего вдруг
возник такой интерес к искусству со стороны криминального сообщества.
– Это как «Одиннадцать друзей Оушена»! – хихикает Мэйси.
В этот момент на линии вновь раздается голос менеджера:
– Мисс Беннет?
– Да, я слушаю, – отвечаю ему. Мэйси поднимает вверх большие пальцы и уходит.
Пару минут спустя я уже стучу в дверь кабинета Сент-Клэра, горя от нетерпения
рассказать ему о встрече с художником-затворником, только что организованной мною,
что просто свалит его с ног.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
– Нам нужно посетить его студию на следующей неделе, – говорю я радостно. – Он
почти не позволяет увидеть коллекционерам свои текущие работы, думаю, это могло бы
привести вас к отличным партнерским отношениям.
Сент-Клэр кажется отвлеченным, складывая бумаги в свой портфель.
– Боюсь, что с этим придется подождать. Завтра я улетаю в Лондон и буду
отсутствовать месяц.
Месяц?
– Ой. – Не могу себе представить, что не увижу его месяц, но стараюсь не подавать
виду. – Ладно, что ж, ты бы не мог подписать эти формы релиза для новой покупки и
утвердить…
– Не думаю, что такой вариант тоже сработает. – На его губах играет странная улыбка.
– Ладно… – Я стою, замерев от растерянности. Что происходит? – Почему нет?
На какую-то ужасную долю секунды я задаюсь вопросом, не решил ли он в конце
концов меня уволить. Затем Сент-Клэр расплывается в широкой улыбке.
– Потому что ты поедешь со мной.
23
N.A.G. – Переводы книг
Глава 5
После бурной недели сборов и составления списка распоряжений, я спускаюсь по трапу
самолета в Лондоне, все еще не в силах поверить в происходящее. Я в Европе!
Я так взволнована, что почти подпрыгиваю от нетерпения, когда мы маневрируем
сквозь толпу в здании аэропорта Хитроу и нас подбирает машина с водителем Сент-
Клэра. Чарльз спокойно сидит рядом на сиденье, проверяя телефон, в то время как я
верчу головой во все стороны, подмечая туристические достопримечательности, о
которых лишь читала.
– Посмотри, там Биг-Бен! – восклицаю я, когда мы проезжаем мимо знаменитой
башни. – И Вестминстерское Аббатство!
Сент-Клэр улыбается, развеселившись.
– Радуйся, что жители Лондона сейчас не видят или слышат тебя. Они бы нещадно
высмеяли тебя за то, что ведешь себя так по-американски.
Я смеюсь.
– Прости, я старалась изображать безразличие и не проявляла эмоции всю дорогу,
разве нет? Ведь я не каждый день летаю первым классом.
Считай, никогда не летала.
– И впрямь, не проявляла эмоции, – ухмыляется он, поддразнивая. – Весь самолет
слышал твой визг, когда они принесли послеобеденный чай.
– Но он был с булочками и густыми топлеными сливками и разлит в чашки из
настоящего китайского фарфора! – протестую я. – Знаю, что неискушенная, ведь я
никогда не путешествовала за границу. Но так давно этого хотела. – Я смотрю в окна на
старинные кирпичные здания, каменные фонтаны, украшенные скульптурами, мощеные
дороги, реку Темзу и ее древние воды. – Здесь так много истории.
– Это великий город, – соглашается он. – И у тебя будет достаточно времени, чтобы его
исследовать.
– Даже не знаю. У меня очень строгий босс.
– Не волнуйся, – улыбается он. – Я позабочусь, чтобы этот придурок не сильно
загружал тебя работой.
Мы останавливаемся на светофоре перед Букингемским дворцом, его великолепный
фасад тянется на несколько кварталов.
– Вау, королевская стража и правда стоит по стойке смирно, словно статуи. Правда, что
если даже им докучать, они все равно не имеют права пошевелиться или заговорить?
Сент-Клэр смеется.
– Что? – говорю я, застыв.
– Давненько я не приезжал сюда с кем-то, для кого все тут в новинку, как для тебя.
Мы въезжаем в Ноттинг Хилл – который я узнаю по фильму с участием Джулии
Робертс – и я охаю и ахаю, видя милые цветные здания, перед одним из которых мы в
итоге останавливаемся. Мне не удается убрать с лица широченную улыбку, но я стараюсь
не быть бесцеремонной. – Мы здесь по делу, мистер Сент-Клэр?
Он выходит из машины, и я следую его примеру. Передо мной кафе с вынесенными на
улицу столиками, художники проезжают мимо на велосипедах, повсюду маленькие
магазинчики и восхитительное оживление, прямо как в фильме.
– Это твой дом вдали от дома. – Он указывает жестом на здание с ярко-голубой
штукатуркой и ящичками с цветами на окнах, а с крыльца на нас смотрит кошка.
Я ахаю:
– Правда?
Сент-Клэр улыбается, его ямочки выбивают меня из равновесия. Боже, он
восхитителен.
– Номер три с левой стороны. – Он передает мне связку ключей. – Она принадлежит
другу друга, которого сейчас нет в городе. Я подумал, что квартира и район тебе подойдут.
Так у тебя будет свое собственное пространство, чтобы по-настоящему узнать город.
– Спасибо, – выдыхаю я.
Не в силах сдержаться, я обнимаю его. Он поначалу колеблется, но затем обнимает
меня в полную силу, и наши тела прижимаются друг к другу. Вдыхаю аромат его
одеколона, скольжу руками по его мускулистым плечам, чувствуя, как в моей груди
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
разгорается жар, который начинает опускаться ниже, поэтому я выпускаю Чарльза из
объятий.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он. – Тебе надо немного успокоиться,
отдохнуть, прежде чем на тебя подействует смена часовых поясов.
– Я в порядке. – Пробегаю взглядом по симпатичной небольшой верандочке, деревцам
черешни и разноцветным тентам кафе. – Я более чем в порядке. Я в Лондоне! – Широко
раскидываю в стороны руки. – Давай начнем.
– Ладно, ладно, Кролик-Энерджайзер, – смеется Сент-Клэр. – Я пришлю тебе смс-ку с
адресом, по которому ты сможешь меня найти через пару часов. – Он подает знак
водителю, тот достает мой чемодан из багажника и относит его по ступенькам к парадной
двери. – Иди, располагайся пока. Позже увидимся.
Он возвращается к машине.
– Чарльз? – окликаю его. – Правда, спасибо тебе, – снова повторяю я. – Это все
невероятно.
– Еще рано меня благодарить, – отвечает он, садясь в машину. – Мы здесь по-
прежнему по делам. – Он подмигивает мне и закрывает дверцу.
Интерьер квартиры – мечта художника. Она светлая, воздушная и просторная,
повсюду элементы, придающие помещению уют: мягкие накидки на удобном диванчике,
набор чая, веером разложенный на симпатичной тарелке, и целая стена со светлыми
полками, уставленными маленькими статуэтками и декоративными вазочками.
В спальне большая двуспальная кровать с пушистым одеялом, в углу пристроился
маленький письменный стол с чернильницей и гусиным пером. Я быстро распаковываю
свои вещи и убираю их в небольшой шкаф, после чего отправляюсь в ванную. Там
установлена настоящая белая фарфоровая ванна на ножках и кувшин лавандовой соли.
Не могу дождаться, когда она наполнится водой и я смогу хорошенько расслабиться в ней
и отдохнуть.
Хотя Сент-Клэр и предупредил меня о десинхронозе,11 мне не хочется терять время,
сидя в четырех стенах. Решаю прогуляться и познакомиться поближе с культурой. Я
прогуливаюсь вдоль трехполосных улиц, мимо магазинчиков винтажной одежды с
красивыми витринами с платьями и туфлями, мимо уютных кафе с металлическими
раскладными стульями, расставленными прямо перед ними на улице. Чувствую себя
будто в сказке. Я и впрямь тут! Даже если это всего лишь на время, это мечта, которую я
считала несбыточной. Мамочка, надеюсь, ты это видишь.
Пару часов спустя, освежившись и переодевшись, перекусив половинкой багета и
яблоком, я стою в вестибюле здании Лондонского колледжа изобразительных искусств и
жду, когда Сент-Клэр выйдет со встречи с профессорами колледжа. В центре зала
размещен стенд со студенческими арт-инсталляциями – очень приятно видеть, что
студентам позволяют развивать свою креативность. Я помню, что рискнуть намного
проще, когда чувствуешь, что подстрахуют и что не последует негативный отклик
реального мира. Я скучаю по ощущению полета, когда ты так вдохновлен, что просто
прыгаешь и веришь, что приземлишься именно там, где тебе и следует быть.
– Грэйс? – Сент-Клэр стоит у моего локтя. – Прости, что так долго. Мы обсуждали
окончательные детали показа, а как ты знаешь, художники могут быть… обстоятельными.
Я смеюсь.
– Очень дипломатично с твоей стороны. А что за показ? – Я достаю свой блокнот и
ручку, как репортер, чему научилась у Пэйдж, которая всегда говорит, что ее заметки –
это ее спасители.
– Точно, – говорит Сент-Клэр, качая головой будто сам себе не может поверить. –
Прости еще раз. Я ведь даже не сказал тебе, чем ты будешь тут заниматься, верно?
– В детали не вдавался, – признаю я.
– Моя компания является спонсором выпускного шоу в этом колледже. Это целое
событие с огромным приемом, на котором будет присутствовать пресса и все значимые
11 Синдром смены часовых поясов.
25
N.A.G. – Переводы книг
лица индустрии. Это большая честь для студентов, избранных, чтобы представить свои
финальные работы.
Я киваю.
– Уверена, с этого может начаться их карьера. Измениться жизнь.
– Так и есть, поэтому профессора всегда приглашают бесстрастного стороннего судью,
– соглашается он.
– Это важная задача, – говорю я, полагая, что он должен просмотреть сотни
портфолио. – Хочешь, чтобы я прошерстила для тебя первый тур?
Он усмехается.
– Хочу, чтобы ты выбрала лауреатов.
Я прикусываю язык, прежде чем ляпнуть, как дебилка: «Кто? Я?».
– Ты уверен? Ведь не так давно я сама была студенткой.
Он ведет меня по коридору.
– Хочу показать тебе кое-что.
Мы останавливаемся перед залом-студией, и я заглядываю через стекло большого
окна. Там пять мольбертов, и за каждым стоит сконцентрировавшийся на работе
художник. Профессор ходит по комнате, делает критические замечания, тыкает пальцами
на некоторых ребят, а также дико и размашисто жестикулирует руками в сторону других.
В воздухе явно ощущается запах краски и недавно натянутого холста. Я делаю
глубокий вдох, впуская нахлынувшие воспоминания о занятиях и днях проведенных с
кистью, подвластной велению моей руки.
– Это возвращает меня в прошлое.
– Именно, – говорит Сент-Клэр. Он указывает на студентов, которые не обращают на
нас никакого внимания, будучи в кураже. – Ты знаешь, как много это будет значить для
этих студентов, и у тебя нет скрытых мотивов или политической выгоды, поэтому ты
идеальный человек, чтобы выбрать победителей.
– Но кто может сказать, что на самом деле лучшее? – спрашиваю я нервно.
Он приподнимает брови.
– Вообще-то ты, будучи прежде всего моим арт-консультантом. Это часть твоей
работы.
Я хмурюсь.
– Ты же понимаешь, что я имею в виду, верно? Искусство так субъективно – почему
мое мнение должно иметь больше значения, чем чье-то другое?
– Потому что так и есть. – Сент-Клэр смотрит на меня. – У тебя дар видеть глубинные
эмоции картины. Поэтому я тебя нанял. Твое мнение значит больше, чем чье-либо.
Я должна отвести взгляд.
Перевожу его на студентов за работой: их лица сосредоточены, кисти опускаются и
поднимаются от холста к палитре. Я думаю о том, какие возможности у меня бы были,
если бы я смогла закончить обучение в престижном колледже на Восточном побережье, в
котором встретила Пэйдж. Что бы означала для меня такого рода награда.
– Чья-то жизнь драматическим образом изменится после этого, – говорю ему. Не так,
как моя недавно. Вселенная забавно порой поступает, давая нам желаемое только после
того, как мы сдаемся и теряем надежду. Может, это потому, что именно в тот момент мы
наконец-то готовы и хотим рискнуть.
– Просто следуй своим инстинктам, – заверяет он.
Мы возвращаемся к центральному входу, но на меня будто скоростной поезд
наваливается усталость, неожиданно я осознаю, что слишком утомлена, чтобы стоять. Я
слегка покачиваюсь, и Сент-Клэр придерживает меня.
– Ты в порядке?
– Думаю, мне надо прилечь.
Он мягко посмеивается.
– Я же тебе говорил, реакция на смену поясов – это не смешно. – Он подхватывает
меня за талию. – А вот я в качестве системы стабилизации – это смешно.
– Ха-ха, – говорю я, но он практически вынужден меня нести, когда мы выходим из
здания. – Мне жаль, что тебе приходится так заморачиваться из-за меня.
– Вовсе нет, – говорит этот вечный джентльмен. – Давай отвезем тебя назад в
квартиру, чтобы ты могла поспать. У нас есть достаточно времени, так что завтра отдохни
и приходи в себя.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
– Спасибо, – бормочу я. Целый день на знакомство с городом! Мой утомленный мозг
уже обдумывает варианты, поэтому мне и впрямь лучше воспользоваться
представившейся возможностью отдохнуть.
27
N.A.G. – Переводы книг
Глава 6
Я сплю мертвым сном пятнадцать часов подряд. Сент-Клэр был прав, говоря, что
влияние смены часовых поясов – это не шутка, но просыпаюсь отдохнувшей и бодрой,
готовой исследовать окружающий мир. А как может быть иначе? Я в Лондоне:
международном центре искусства и культуры – и сексуального акцента. Хотя акцент
Сент-Клэра по-прежнему мой самый любимый.
Пишу сообщение Пэйдж: «Я приехала, любимка! Хочешь вместе пообедаем сегодня?»
Сделав себе чай и попивая его, смотрю, как свет играет оранжевым и розовым цветом
на домах, утреннее солнце отражается в их белой отделке и лепнине. Пэйдж отвечает:
«ОМГ, да!!! Встречаемся на рынке Ковент-Гарден. В два?
Уточняю: «Инструкции, как туда добраться?»
«На метро, – приходит ответ , – остановка «Ковент-Гарден». С нетерпением жду
встречи!»
Грудь сжимает. Мы так давно не виделись. « Я ТОЖЕ».
Я принимаю душ и переодеваюсь в повседневное платье – Лондон, как правило, более
разряженный, чем Сан-Франциско, но все же сейчас середина буднего дня – и выхожу на
улицу, ощущая себя так, как всегда представляла себе жизнь заграницей: роскошно,
захватывающе, немного пугающе. Все вокруг в новинку, но от этого лишь увлекательней,
и я тоже чувствую себя совершенно другой.
Я спускаюсь в метро под большим красно-белым круглым значком, выясняю, как
купить билет и прохожу турникет. Фотографирую знак «Не прислоняться» для Фреда,
который хочет, чтобы когда-нибудь это было нарисовано на его кухонной стене. Поезд в
метро Лондона кажется намного чище, чем в Сан-Франциско, и движется он быстрее,
хотя особо не на что смотреть, ведь это подземка.
Я выхожу на остановке «Ковент-Гарден» и оказываюсь в узком лабиринте старых
мощеных улочек. Здесь магазинчики ютятся в старинных зданиях, а тонны туристов
наблюдают за уличными представлениями вдоль обочины дороги.
Сориентировавшись, направляюсь вниз по склону к закрытому рынку с продуктовыми
и ремесленными лавочками, продавцами и покупателями, мельтешащими словно косяк
рыб. Замечаю Пэйдж, сидящую в кафе прямо в торце рынка. Я ускоряю темп, и, увидев
меня, она подскакивает из-за стола.
– Грэйси!
– Пэйджи!
Мы визжим и обнимаемся, потом отступаем на шаг друг от друга, чтобы хорошенько
рассмотреть, а затем вновь обнимаемся.
– Как же давно это было, – говорю я и начинаю плакать, чувствуя себя глупо.
– Знаю! – говорит она. – Я так сильно по тебе скучала!
– Я тоже. – Мы снова обнимаемся, но тут я замечаю, что кое-кто из посетителей кафе
хмурится. – Ладно, ладно, люди начинают пялиться, – говорю я, ослабляя хватку.
– Да пошли они, – отвечает она, но без споров садится за столик. – Британцы немного
странно относятся к проявлению эмоций на публике, – признает она.
Я сажусь на стул напротив нее.
– Ты выглядишь восхитительно!
– Из-за массы работы даже нет нужды сидеть на диете, – шутит Пэйдж. – И ты тоже!
– Спасибо, – говорю я, расслабляясь. – Хотя я точно не на диете. Умираю от голода.
Что закажем?
Пэйдж приподнимает серебряный чайничек:
– Английский чай на завтрак? Если собираешься здесь жить, то лучше пить чай как
лондонцы.
– Конечно, – обычно я предпочитаю травяные чаи, но когда ты в Риме, или, э-э, в
Англии, верно?
– Стоит добавить сливки и сахар. – Она разливает темно-коричневую жидкость по
белоснежным блестящим чашкам. – Я также заказала для тебя яйца бенедикт. Они ведь
по-прежнему твои любимые?
– Ты самая лучшая.
– Знаю. – Улыбается Пэйдж, ее полные пухлые губы растягиваются в великолепной
улыбке, которая разбила немало мужских сердец в колледже. – Однако, к несчастью,
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
похоже, даже мне не по силам взломать код этого чертового грабителя произведений
искусства.
– По-прежнему никаких следов картины Рубенса? – Я добавляю в чашку сахар и
немного сливок. – Прошел почти месяц.
– Этот парень из Интерпола, Леннокс, думает, что оно связано с новым ограблением
музея в Сан-Франциско, но мне кажется это холодный след. – Она качает головой.
– Ой, я слышала об этом. – Это тот музей, в который Сент-Клэр отвел меня на наш
спонтанный пикник с сэндвичами. Мы даже прошли мимо украденной картины. –
Интересно, кому понадобилось красть эти картины – для чего? Не было никаких отчетов
о продажах на черном рынке, также не было никаких звонков или писем, которые
логично было ожидать, если воры не стараются сбыть картины… так зачем кому-то
копить все эти произведения искусства?
– Мы понятия не имеем, в этом-то и проблема, – вздыхает Пэйдж. – Нет никакой
связи между кражами – никакой схожести по времени суток или манере поведения, сами
по себе картины из разных периодов, так же как художники и их происхождение. Он
также не оставил даже малейших реальных улик. Это ставит в тупик.
– Будто загадка.
– Разве что эта кажется неразрешимой, и я не собираюсь становиться одной из тех
героинь телевизионных драм, которая посвящает всю свою жизнь и помыслы – не говоря
уже о фигуре – тому, чтобы пялиться на какое-то дело, которое она не может разгадать, –
усмехается Пэйдж.
– Но тебе разве не нравится преследование и поиск? – Знаю, что нравится, во всяком
случае она любит преследовать всех мужчин, на которых упадет ее взгляд.
– Да, я люблю преследовать, но мне также нравится и ловить. Знаешь ли ты, как
приятно поймать задиристого инвестора, подавшего ложный иск или раскрыть чье-то
мошенничество? – глаза Пэйдж загораются.
Я смеюсь.
– Ты как Грязный Гарри среди страховщиков.
– Чертовски верно! – улыбается она. – Но этот вор слишком хорош, в отличие от
копов. Улики затоптаны, след становится холодным, и мне это начинает наскучивать. –
Она делает глоток своего чая. – Надеюсь, они дадут мне что-то еще для работы.
Официант приносит наш заказ, все очень вкусно пахнет. Я приступаю к еде, когда
Пэйдж произносит:
– А знаешь, что не скучно? – Я стону. – Верно – твои сексуальные шалости с горячим
миллиардером. Давай, выкладывай подробности, подруга!
Я сглатываю, набив перед этим полный рот божественного голландского соуса.
– Вообще-то, особо нечего рассказывать. Я сказала ему, что хочу держать все в
профессиональных рамках, и он уважает это.
– Только в профессиональных? Я тебя умоляю. – Взгляд Пэйдж полон скепсиса. – Ты
вдруг можешь стать просто сотрудницей? Как это, по-твоему, получится?
– Он мой босс, Пэйдж. Мне хочется заслужить его уважение, а не профукать эту
возможность начать карьеру.
– Это «профукивание» и помогает тебе сохранить работу, детка, – смеется она.
– Хаха, – я закатываю глаза. – Серьезно. Это важно для меня. Мне хочется сделать все
правильно. – Я чувствую себя немного отсталой от жизни, но Пэйдж знает, как я
боролась, чтобы добиться этого, какие препятствия мне пришлось преодолеть ради этой
возможности.
– Я понимаю, Грэйс, правда.
Делаю еще один глоток чая, с удивлением осознав, что он мне нравится, и еле
сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть им, когда Пэйдж произносит:
– Но, господи боже, какая же у него задница!
Мы начинаем хихикать, как в старые добрые времена, будто сидим в своих пижамах,
поедаем попкорн и смотрим телеканал «Нетфликс».
– Это определенно отвлекает, – признаю я. – Я стараюсь хорошо выполнять свои
функции, концентрироваться на работе… но я никогда раньше не встречала такого
мужчину, как он.
– Ты имеешь в виду сексуального, богатого и чертовски очаровательного?
29
N.A.G. – Переводы книг
– Именно! – Я вспоминаю, как он поощрял мое творчество и говорил, что моя страсть
творить вернется, о том как отвез меня в мои апартаменты, когда на меня накатила
реакция на смену часовых поясов. – И милый, и добрый, и щедрый…
– Ух ты, – говорит Пэйдж, потянувшись через стол и дотронувшись ладонью до моего
лба. – Кто-то заболел.
Я отбрасываю ее руку.
– Это вовсе не лихорадка, а неуместная влюбленность. Помнишь того помощника
учителя антропологии, с которым ты встречалась?
– Карл, – она морщится от отвращения, а я смеюсь.
– Карл!
– Мы были лишь на трех свиданиях, – говорит она.
Я гримасничаю.
– Он ужасно наследил на нашем ковре.
Она тычет в меня.
– А как же Роман?
– О, Боже, – я закрываю лицо руками в смущении.
– Разве не он спросил о тройничке на первом свидании?
– Да, с тобой.
Пэйдж смеется.
– Верно!
– Он был так удивлен, когда я сказала «нет». – Мы обе взрываемся хохотом, даже
удивительно, что они не просят нас уйти, ведь мы такие шумные.
– Я скучала по этому, – говорит Пэйдж, когда мы уже еле дышим, обессилев от
беспричинного смеха. – Так здорово видеть тебя воочию.
– Я тоже рада. Очень сильно. С нетерпением теперь жду частых встреч.
– Как же я тебя понимаю, – говорит она, и на нас накатывает очередной приступ смеха.
После ланча Пейдж возвращается к работе, а я прогуливаюсь по окрестностям, просто
впитывая окружающий мир. Затем замечаю на телефоне мейл от Мэйси, по-прежнему
умудряющейся быть полезной, даже из-за океана: «Вот портфолио студентов». Мне не
терпится приступить к просмотру.
Я стою перед восхитительным парком – зеленые просторы, как на полях для гольфа, и
маленький пруд в центре – и решаю, что прекрасная пасторальная атмосфера вроде этой
может помочь немного уменьшить давление от предстоящего мне выбора. Возможно. По
крайней мере, парк был красивым, а я никогда не могла отвернуться от чего-то
прекрасного.
Я иду по грунтовой дорожке к пруду. Матери прогуливаются с детскими колясками, а
женщины постарше – с крошечными собачками, мимо белых металлических скамеечек и
небольших деревьев с распустившимися на них розовыми и оранжевыми цветами. Я
сажусь на скамеечку и достаю из сумки свой таб, чтобы получше видеть картины.
Наклоняю экран так, что на него попадает тень от деревьев, и приступаю к работе.
Выпускников всего двести пятьдесят, но я могу выбрать только десять финальных
проектов. Десять студентов, чья карьера потенциально может взлететь до стратосферы.
Эта награда меняет жизнь, и я чувствую, что нахожусь не в том положении, чтобы влиять
на судьбы людей. Всего несколько недель назад я была в их шкуре, претендуя на
стажировку в условиях жесткой конкуренции и надеясь, что приемная комиссия заметит
мои таланты, что смогу показать им, чего я стою.
Мой телефон пискнул. Сент-Клэр написал сообщение: «Тебя все еще штормит?
Сможешь сегодня пойти на ужин?»
Я улыбаюсь и печатаю в ответ: «Да! Хотя мои ноги не дают никаких гарантий».
Нажимаю «Отправить», и осознаю, насколько двусмысленно это прозвучало. Дерьмо!
Был ли это перебор, я пересекла черту, отделявшую мило флиртующую девушку от
отчаянной барной шлюшки?
«Заеду за тобой в 8». Он ставит в конце фразы подмигивающий смайлик, и хотя я
знаю, что это глупо и тянет на уровень средней школы, но тихонько взвизгиваю,
прижимая телефон в груди, несмотря на то что нахожусь на людях. И более того, в
Англии, где публичное выражение эмоций, как правило, вызывает неодобрение.
Мне плевать. Я в нетерпении.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
Глава 7
Сент-Клэр открывает передо мной дверцу машины, и я ступаю на улицу, заполненную
пульсирующими огнями и оживленно болтающими и выпивающими после работы
людьми.
– Добро пожаловать в Сохо, – говорит он, в то время как я стою слегка ошарашенная,
пока мои глаза привыкают к шквалу цветов. – Не волнуйся, ресторан не будет таким
ярким.
Он ведет меня мимо дверей клуба, вибрирующего танцевальной музыкой, и
нескольких баров, заполненных смеющимися и развлекающимися посетителями. Они не
похожи на места, которые соответствуют типажу Сент-Клэра, но несколько человек
окликают его с веранд баров, а одна женщина машет ему и бесцеремонно одаривает меня
оценивающим взглядом.
– А ты популярен.
– Приходится, – пожимает он плечами.
Интересно, много ли ему приходится ходить на вечеринки, если он все еще этим
занимается. И Пэйдж, и Челси называли его плейбоем – неужели я всего лишь его
очередная игрушка? Пропадет ли когда-нибудь это беспокойство?
Мы сворачиваем в переулок, и уровень шума неожиданно уменьшается на несколько
децибел. Простой кирпичный фасад с металлической дверью и светящееся лампочками
название «У Тони» – единственные признаки того, что здесь вообще что-то есть, но как
только мы оказываемся внутри, я сразу же вижу привлекательность этого места.
Тут изобилует утонченная элегантность; теперь это больше соответствует стилю Сент-
Клэра – по крайней мере того Сент-Клэра, которого я знаю. Длинные белые скатерти
накинуты на маленькие столики, освещенные свечами. Начищенные до блеска
деревянные балки украшают сводчатый потолок над нами, а стены со вкусом украшены
большими черно-белыми фотографиями Лондона различных времен.
– Тут лучшие стейки в городе, – говорит он, когда к нам подходит метрдотель. Нас
провожают к уютному приватному угловому столику. Мы устраиваемся на кожаных
сиденьях и оказываемся в итоге ближе друг к другу, чем планировалось, но ни один из
нас не отодвигается.
– «Кот дю Рон» 1983 года, пожалуйста, – говорит Сент-Клэр официанту, заказывая нам
бутылку вина, о стоимости которого я даже не хочу думать.
– Очень хорошо, мистер Сент-Клэр, – одобрительно говорит наш официант, спеша
удалиться, чтобы принести нам заказанную бутылку.
– Тебя все тут знают, – вновь отмечаю я.
Он пожимает плечами, разворачивая салфетку на своих коленях.
– Я тут родился.
– А когда ты переехал в Штаты? – спрашиваю я, гадая, что побудило его уехать. – Ты
не скучаешь по здешним местам?
– По стране – конечно. Что касается близости к моей семье – не очень. – Нам приносят
вино, официант наливает немного Сент-Клэру для дегустации и после одобрения вновь
исчезает, а Сент-Клэр наполняет наши бокалы. – Ты просмотрела портфолио тех
студентов?
– Я полагала, что у меня сегодня облегченный день, разве нет? – поддразниваю я.
Он посмеивается, но могу с уверенностью сказать, что это ему важно.
– Конечно. Просто та Грэйс Беннет, которую я знаю, не смогла бы удержаться и не
глянуть хоть глазком.
– Так и есть, – признаю я. – И мне действительно понравилось то, что я успела увидеть.
Но все же чувствую легкий дурман от этой неожиданной власти. Это давление немного
тяготит.
Он протягивает в мою сторону свой бокал.
– Сливки всегда поднимаются наверх, Грэйс. Таланту необходимо время, чтобы
созреть, как хорошему вину, и возможно, сейчас не наступит чье-то время засиять, но это
не означает, что этого не произойдет в итоге, – кивает он. – Просто выбери картину,
которая будет говорить с тобой, которая покажется наиболее перспективной.
31
N.A.G. – Переводы книг
– А как же те, чья уверенность в себе пошатнется, и они сдадутся?
Он внимательно смотрит на меня, прежде чем ответить, слишком хорошо меня зная и
понимая, что отчасти я говорю и о себе.
– Неудача может сбить тебя с ног или же стимулировать усерднее добиваться успеха.
Все зависит от того, как ты на это смотришь. – Он проводит рукой по своим волосам. –
Когда я впервые взял на себя управление компанией отца, то совершил колоссальную
ошибку. Не буду утомлять тебя деталями, но неудачная сделка стоила компании
миллионы и еще больше миллионов от потери этого клиента. – Он морщится. – Об этом
все еще больно говорить.
– У меня случается истерика, когда я теряю двадцатку, – говорю я, и он смеется.
– Это было много двадцаток. Но в итоге это сделало меня сильнее и лучше. Больше я
не был дерзким и начал трижды перепроверять каждый свой шаг, прежде чем его
совершить, и это придало мне решимости. Мне нужно было доказать этим финансовым
засранцам, что я заслуживаю эту должность не только из-за своего имени.
Я впечатлена:
– Не каждый на твоем месте работал бы так усердно, как ты.
– Я никогда не хотел пользоваться своей фамилией. Мне хотелось создать собственную
репутацию.
Он совсем не похож на Челси и ей подобных в его мире – он мог бы быть просто еще
одним испорченным парнишкой с трастовым фондом, но избрал иной путь. И это одна из
тех вещей, которые мне в нем нравятся.
– Ты проделал невероятную работу.
– Я всегда могу сделать больше. Именно поэтому я помогаю с церемонией
выпускников, отдавая дань этим студентам. Хочу посодействовать новому поколению
творческих людей реализовать свои мечты.
– Ты как патрон и покровитель искусств из эпохи Ренессанса. Современная версия
Медичи, – хмурюсь я. – Но, к счастью, ты не борешься за политическую власть.
Сент-Клэр смеется, его глаза искрятся от восторга:
– Мне нравятся твои сексуальные художественные сравнения.
– Ты первый, кому они нравятся, – улыбаюсь я, думая обо всех плохих первых
свиданиях, на которых бывала. – Однажды я была на свидание вслепую, и парень, якобы
обожавший Моне, сказал: «последний альбом чувака был убийственным!»
Сент-Клэр смеется, в этот момент наш официант подходит с блюдами для каждого из
нас: филе миньон с лисичками и печеным картофелем, салат Фризе с грушей,
карамелизироваными орехами пекан и натертым пармезаном, а также свежеиспеченный
хлеб.
– Выглядит потрясающе, – говорю я, рот наполняется слюной. – Я ем так много
итальянской еды – так что это невероятное удовольствие! – Я замираю с ножом на
полпути к моему стейку. – Не говори Джованни или Фреду, что я так сказала!
– Торжественно обещаю, – усмехается он, изображая крест на сердце. – Это самая
приятная еда – простая, классическая, качественная. Это один из моих самых любимых
ресторанов в Лондоне.
Еда восхитительная, и мы с радостью трапезничаем, беседуя в промежутках о выставке
работ студентов и достопримечательностях города. Это приятный ужин, и по его
завершении я чувствую себя умиротворенной и довольной.
Выходя из-за стола, Сент-Клэр берет меня за руку, и я чувствую пульс в его пальцах и
легкую искорку тепла, когда мы проходим через лобби. Метрдотель желает нам доброй
ночи, и мы уже почти выходим из ресторана, когда я ощущаю, что Сент-Клэр
напрягается. Парень типажа «я-из-высшего-общества-и-хочу-чтобы-все-об-этом-знали»
в показушном костюме только что вошел в дверь под ручку с, как я предполагаю,
требующейся статусу девушкой с блестящими темными волосами и минимумом одежды.
Высокий рыжеволосый мужчина замечает нас.
– Сент-Клэр! – вопит он, направляясь к нам с важным видом и практически волоча за
собой свою подружку, которая, будучи на высоченных каблуках, не в состоянии сделать
нормальный шаг. Он хлопает Сент-Клэра по плечу. – Рад тебя видеть, приятель.
Он бы не понравился мне, даже если бы Сент-Клэр не замер рядом со мной каменной
глыбой. У парня румяные щеки и неизменно самодовольное, презрительное выражение
на лице.
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
Сент-Клэр не отвечает. Потерявший дар речи Сент-Клэр?
Мужчина сам представляется мне:
– Спенсер Кроуфорд. – При этом он не протягивает руку и не представляет свою
спутницу. – Ты уже достаточно зализал раны после провала в Аукционном доме «СОХО»?
Сент-Клэр смотрит на Кроуфорда:
– Я никогда не переживаю по мелочам, Кроуфорд, – его тон ледяной и так отличается
от заигрывающего Сент-Клэра, к которому я привыкла. – Я не думаю, что тебе удалось
найти документ на право собственности на ту картину Армана?12
– Я выиграл честно и справедливо, – ухмыляясь, говорит Кроуфорд. Он наклоняется
чуть ближе: – Для такого удачливого парня, ты не так уж хорош в этом. – Он разражается
резким смехом, но Сент-Клэр не присоединяется к нему.
– Пойдем, подышим свежим воздухом, – произносит Сент-Клэр, поворачиваясь ко мне
и полностью игнорируя Кроуфорда.
– Отличная идея, – соглашаюсь я.
На улице приятная ночь, звезды скрыты низкими облаками, но в барах и клубах
продолжается веселье. Сент-Клэр с квартал молча идет рядом со мной, но затем я не
выдерживаю и спрашиваю:
– Что это сейчас было? Кто этот парень?
– Некто, не заслуживающий упоминания.
– Ну же, – прошу я. – У вас двоих явно есть история.
Сент-Клэр вздыхает.
– Спенсер Кроуфорд был хулиганом в подготовительной школе, который цеплялся к
слабым и получал от этого удовольствие. А теперь вырос и превратился в корпоративного
рейдера.
Я стараюсь поднять ему настроение:
– Как Индиана Джонс?
Сент-Клэр улыбается моей шутке, но этого не хватает, чтобы вытащить его из
накатившей мрачности.
– Его заботят лишь выгода и трофеи, последние строчки в балансе и статусная
атрибутика. Он больше похож на Принца Джона:13 ворует у бедных и обездоленных,
чтобы отдать богатым.
Я вспоминаю, что он говорил мне о картине Дюрера, отнятой нацистами.
– А ты больше похож на Робин Гуда?
Он горько смеется:
– Иногда мне бы этого хотелось.
– Картина Армана, о которой упомянул Кроуфорд… речь о Пьере Армане? –
спрашиваю я, подразумевая известного художника-импрессиониста.
Он кивает:
– Да. Это его последняя известная работа «Сад в долине». Она принадлежала моей
матери, семейная реликвия, которая передавалась из поколения в поколение, несмотря
на тяжелые времена и войны. Бесценная. А мой отец проиграл ее этому мудаку.
– Что произошло?
Сент-Клэр сглатывает, будто нес это бремя долгие годы. Полагаю, так и есть.
– У моего отца проблема с азартными играми, – тихо признается он. – Большая
проблема, и несколько лет назад он влез в огромный долг, скрыв это от всех остальных в
семье. Кроуфорд, экстраординарный оппортунист,14 выкупил долг моего отца и
потребовал оплатить его полотном Армана.
– Ну и козел, – сердито выпалила я.
Сент-Клэр кивает:
12 Арма́н, наст. имя Арма́н Пьер Фернандес (фр. Arman, Armand Pierre Fernandez; 17
ноября 1928, Ницца — 22 октября 2005, Нью-Йорк) — французский и американский художник, коллекционер, один из основателей нового реализма.
13 Персонаж из Робин Гуда.
14 Человек, ловко использующий данные обстоятельства.
33
N.A.G. – Переводы книг
– И мой отец тоже. Дальше хуже. Мама была больна, так что отец вынес картину
посреди ночи без надписей под картиной или официальных документов на продажу.
Кроуфорд никогда не должен был допускать этого.
Не могу в это поверить.
– Ты не можешь подать на него в суд и вернуть ее?
Сент-Клэр медлит.
– Я думал об этом. Но судебное разбирательство привлечет внимание к нелегальным
сделкам моего отца, – он вновь вздыхает. – Я был в США, когда все это произошло, и
когда узнал, то предложил Кроуфорду в десять раз больше того, что он заплатил за нее,
но ему просто доставляет удовольствие таким образом издеваться надо мной. Мне
следовало быть тут, тогда я мог бы это предотвратить. – Он злится, но не на Кроуфорда, а,
скорее, на себя.
– Похоже, ты сделал все, что мог, – мягко говорю я.
– Этого недостаточно, – резко отвечает он, а затем смягчается. – Прости, Грэйс. Я был
невероятно груб, вот так вываливая все свои темные семейные тайны.
– Вовсе нет. Мне нравится, что ты так усердно старался вернуть семейную реликвию.