XLIII

Чаша переполнилась.

Я позвал слугу, велел наскоро уложить необходимые вещи в маленький чемоданчик и, взглянув в последний раз на неоконченную фигуру пророка, уехал во Францию, не зная зачем, но предчувствуя нечто роковое, бесповоротное.

Четыре дня и четыре ночи не произнес я ни одного слова в дороге; ел, пил и двигался как автомат и почти ни о чем не думал. Словно посторонняя воля управляла моими действиями, толкала меня вперед.

В шесть часов утра я приехал, остановился в «Парижской гостинице», переоделся и пошел к Константину.

При виде меня друг мой изменился в лице. Однако подошел и обнял меня.

Я вынул из кармана анонимное письмо и подал ему.

— Это правда! — произнес он, прочитав письмо.

— Ты ее… возлюбленный?

— Я был ее другом в течение одного дня… Богу известно, что мне и в голову это не могло явиться! Но ей пришло. Месть! Все равно я поступил гадко. Теперь я тебя понимаю, друг мой! Она околдовала меня! Змея… На следующий день опять являюсь: не принимают. Два, три раза — та же история. Хочешь верь, хочешь нет, но я был влюблен в нее в течение этих трех дней! Будь она моя жена и измени мне…

— Что же бы ты сделал?

— Не знаю!

— Убил бы ее?

— Может быть.

— Видишь, я сильнее тебя!

— Согласен. Ты сердишься на меня?

— Нет. Жаль только, что у тебя не хватило храбрости признаться мне во всем письменно!

— Порывался сам ехать в Рим, рассказать тебе…

— Ну?

— Ну… и остался! Ты зачем вернулся?

— Вот вопрос! Вернулся, да и все.

— Совсем?

— Совсем. До свидания.

— Куда ты?

— К твоему отцу.

— Значит, скоро увидимся.

Загрузка...