— Звонить или не звонить — вот в чем вопрос? — Лайза переиначила знаменитую фразу из Шекспира, сердито глядя на себя в зеркало и мечтая, чтобы на этот вопрос так же просто было ответить, как и его задать.
С того печального вечера, который девушка окрестила «вечером жаркого мороженого», минуло три недели, и каждый день Лайза спорила сама с собой, стоит ли ей позвонить Харрису. Нет. Ни в коем случае, в сотый раз твердила она себе. Мне наплевать, что эти современные журналы пишут о том, что пристало или не пристало современной девице. Не стану звонить ему первой, и все тут!
Однако собственное отражение в зеркале тут же возражало: «Господи, ведь ты же собираешься поговорить с ним по делу, а не назначать свидание!»
По делу или не по делу, но, учитывая то, что она должна была позировать обнаженной для его русалки, сирены или чего там еще, Лайза считала, что психологически находится в невыгодном положении: если она позвонит первой, Харрис получит еще больший контроль над ситуацией. А если не позвонит, то он плюнет на их соглашение.
— Что ж, придется, видно, поискать папе другой подарок, — пробормотала Лайза. — Ну и ладно. Это еще не самое страшное.
Потом она посмеялась над собой — неудивительно, если у ее отражения вырастет длинный нос, как у Пиноккио, в наказание за ложь. И призналась себе, что в этой ситуации дела ее волнуют меньше всего.
У Джека Харриса оставалось еще четыре месяца на то, чтобы создать скульптуру из папиной сосны, если он вообще собирается это делать. Но тут Лайза нутром чувствовала, что, дав обещание, скульптор постарается сделать все, что в его силах.
— А вот будет ли он настаивать на том, чтобы я выполнила условия сделки? — спросила она у зеркала, уже в который раз за эти три недели. Ответы не вдохновляли. Один день Лайза считала, что он не станет с ней возиться, на следующий — что заставит выполнить все условия до последнего пункта.
Суть проблемы заключалась в том, чтобы решить, и прежде всего для себя самой, какой вариант ее больше устраивает. Признаться хотя бы себе, ибо Харрису она ни за что не признается.
То, что он не звонил, тоже было неутешительно. А хуже всего было то, что не звонил практически никто.
Погода тоже не способствовала улучшению настроения. Каждый день шел дождь. И сегодняшний день не был исключением, а тут еще прогнозы о сильном разливе рек по всей северо-восточной Тасмании. Синоптики выкапывали из архивов старые сводки о наводнениях и лихорадочно гадали, что принесут нынешние дожди.
Лайза обнаружила, что ей с трудом удается следить за их вычислениями. Со времени приезда в Лонсестон самым крупным ее путешествием была поездка к Джеку Харрису, и память подсказывала, что тогда ей пришлось миновать изрядное количество мостов. Кажется, Лиффи впадает в Миандер, а эта река всегда упоминалась в сводках наводнений, а Миандер впадает… не то в Мак-Кейри, не то в Южный Эск. У Лайзы не было даже приличной карты, и девушка вдруг почему-то озаботилась ее отсутствием.
— Стоит чему-то пойти не так, как ты пользуешься любым предлогом, чтобы не работать, — тоном обвинителя заявила Лайза отражению в зеркале, намеренно игнорируя тот факт, что в последние три недели у нее все буквально валилось из рук и она прекрасно знала почему. Быстрая консультация по телефону, и спустя десять минут девушка вышла из дома и жизнерадостно зашлепала по лужам к магазину «Глобус» на Сивик-сквер.
Через час она вернулась, нагруженная картами и туристскими проспектами, и тут же свалила их в кучу у рабочего стола, увидев, что красный глаз магнитофона мигает, требуя нажать кнопку прослушивания сообщений. Лайза тут же направилась к телефону, стараясь унять неожиданную и на удивление сильную дрожь: звонить мог кто угодно, но она почему-то твердо знала, что это Джек Харрис.
— Говорит Ганс, — произнес голос, не узнать который было невозможно. — Сегодня пятница, точное время — десять сорок три. Возможно, что примерно через полчаса некая основательно промокшая особа мужского пола постучится в вашу дверь, умоляя вас в обмен на обед где-нибудь в очень шикарном месте потратить час вашего драгоценного времени на позирование. Разумеется, я приношу извинения за то, что сообщаю вам об этом в последнюю минуту. Мне также велено сказать, что, если вам все это неудобно, вы вольны отправить вышеуказанного индивидуума на все четыре стороны без объяснений. Поскольку он является индивидуумом с весьма прозаическими гастрономическими вкусами, проще всего послать его в ближайшую закусочную или молочный бар без малейших угрызений совести.
Сообщение закончилось жалобным стоном под стать стону Лайзы, бросившей взгляд на часы и обнаружившей, что до прибытия человеческого воплощения Ганса остались считанные минуты, а она еще не одета.
— Или одета? — раздумчиво протянула девушка, разглядывая себя в зеркале. Старенький, видавший виды свитерок с рукавами, отрезанными по локоть, джинсы, сидевшие на ней, как вторая кожа, однако без ее эластичности — одно колено давно порвалось, спортивные тапочки промокли насквозь после прогулки по лужам и были в еще худшем состоянии, чем джинсы.
Прибавить сюда еще явно немодный плащ, подумала Лайза.
— Плюнь на макияж, отбрось подальше расческу — волосы собраны в хвост, так что ты готова, — поведала Лайза своему отражению. — Сойдет и так, и чем шикарнее ресторан, тем лучше.
Отражение присоединилось к ее хохоту, и тут же прозвенел резкий звонок в дверь.
Джека Харриса вряд ли можно было назвать основательно промокшим. Потрясающе, дьявольски хорош — вот правильное описание. И, кроме того, в респектабельном облачении для шикарного обеда.
И черт бы побрал его янтарные глаза, они слишком быстро все схватывали. Темная бровь взлетела вверх и опустилась, пока он оглядывал девушку, но так быстро, что Лайза не могла с уверенностью сказать, не привиделось ли ей. Единственным другим намеком на его реакцию было легкое подергивание подвижного рта, когда он заговорил.
— О, я вижу, вы получили мое послание и уже готовы — как раз вовремя! — объявил Харрис с хорошо разыгранным восторгом. — Но мне придется поставить Гансу на вид, мисс Нортон. Я ясно велел ему настоятельно посоветовать вам не наряжаться. — В глазах мужчины плясали чертики. — Однако было бы просто стыдно упустить такой… показ мод. Какое счастье, что я заказал столик в таком месте, где его смогут оценить по достоинству.
Первый раунд за тобой, подумала Лайза, однако постаралась ответить соответственно, не обращая внимания на внезапно охвативший ее трепет. Все шло к тому, что ее великолепный план грозил провалиться в самом начале.
Перед ней стоял Харрис, в строгом деловом костюме почти такой же неотразимый, как в вечернем, когда она видела его в последний раз. А сама Лайза страшна как смертный грех, но он даже глазом не моргнул.
Хуже того, удостоив вниманием несусветное одеяние, Харрис устремил взгляд своих проклятых янтарных глаз в лицо Лайзы, словно подталкивая ее на дальнейшие безрассудства.
— Возможно, Белла чего-то не поняла, — выдавила наконец Лайза. — Она ведь из простых и приходит в полное замешательство уже от одной беседы с персоной, занимающей такое положение, как Ганс.
За это Лайза была вознаграждена, как ей показалось, искренней улыбкой. Впрочем, от этого человека всего можно было ожидать.
— Несомненно. Он ведь чудак, наш Ганс. Ему бы не помешала хорошая порка, но, как вы знаете, в наше время так трудно найти помощников, — последовал ответ, сопровождаемый кивком, и второй раунд закончился вничью.
Харрис помог Лайзе надеть плащ, обращаясь с ним, как с каким-нибудь роскошным меховым манто, затем взял ее под руку и повел вниз, где, как терпеливая лошадь, ждал забрызганный грязью, видавший виды фургон.
— Ганс, паразит, наверняка забыл предупредить вас о проблемах с транспортом, — сердито заметил Харрис. — Но учитывая эти наводнения… в общем, хотелось бы отсюда попасть домой, пусть даже кружным путем.
Магнитофон Харриса, как выяснилось, забыл предупредить Лайзу и о наличии пассажира. Когда Харрис помог ей забраться в высокую кабину, с пола поднялся огромный рыжий пес и с радостным визгом бросился к Лайзе, покрывая ее шею слюнявыми поцелуями.
— Забияка! Лежать, дубина ты этакая! — прикрикнул Харрис через плечо Лайзы. Немного погодя пес повиновался, а хозяин обошел фургон и уселся на место водителя.
— Дурень, ты же мог испортить шикарный наряд дамы! — упрекнул он собаку. Единственным утешением Лайзы было то, что Харрис, судя по всему, сам с трудом сохранял спокойствие. — Я правда извиняюсь, но бедный пес просто сражен. Другого слова не подберешь, и, боюсь, с этим ничего не поделать. Впрочем, может, это всего лишь щенячья привязанность и со временем он от нее оправится.
Третий раунд тоже за тобой по очкам, подумала Лайза, едва сдерживаясь, чтобы не захихикать. А вслух произнесла:
— Он-то, может, и оправится, а вот смогу ли я? Ой, Забияка, ты такой милый, правда! — И, повернувшись, Лайза обхватила рукой шею собаки, стараясь при этом спрятать лицо в густую шерсть пса и скрыть свой смех под изъявлениями щенячьего восторга.
Четвертый раунд Лайза проиграла вчистую — по крайней мере по ее оценке. Когда они вошли в «Ди энд Ми», бесспорно один из лучших ресторанов штата, пользовавшийся отличной репутацией по всей стране, никто даже глазом не моргнул при виде ее кошмарного одеяния. Ни обслуживающий персонал, ни другие посетители, все одетые респектабельно, а некоторые — очень элегантно. Никто даже бровью не повел.
Очевидно, для ресторана такого класса существуют вещи поважнее, чем модная одежда, и кроме того, она готова была спорить, что Харриса здесь хорошо знали. Он мог притащить сюда даже собаку, и никто не сказал бы ни слова.
И это было правдой. С первой минуты стало ясно, что Харриса уважают в этом ресторане, он здесь старый и любимый клиент. И если ему взбрело в голову явиться сюда с девицей, одетой так, словно она только что со свалки, что ж, это его дело.
Он сам прекрасно знал, что так и будет, хотя ни словом, ни взглядом этого не выдал.
Они что, не могли посадить нас за менее заметный столик, с досадой подумала девушка, неожиданно пожалев о своем импульсивном желании поквитаться с Харрисом за то, что тот в прошлый раз заставил ее разодеться как на бал, а потом потащил в заурядное кафе.
И вообще, это ведь ему должно быть неловко за ее наряд, это он должен был оценить ее чувство юмора. Но сейчас Лайзе начинало казаться, что ничего смешного здесь нет. А Харрис явно развлекался, и девушка заподозрила, что ей тем или иным способом придется расплатиться за этот обед, причем она об этом пожалеет.
В списке мест, которые Лайза обязательно собиралась посетить, как только выкроит время, этот ресторан стоял одним из первых, но сейчас она сомневалась, отважится ли когда-нибудь прийти сюда еще раз.
Правда, если я буду прилично одета, меня здесь вряд ли узнают, подумала Лайза и возблагодарила Бога, что они не в Сиднее, где непременно появился бы кто-нибудь из знакомых, чтобы стать свидетелем полета ее дурацкой фантазии.
— Как вы относитесь к тому, чтобы выпить по глоточку шардонне «Пайперз Брук»? — спросил Харрис. Ему пришлось повторить вопрос, ибо Лайза была настолько занята своими мыслями, что не расслышала. Девушка рассеянно кивнула, по-прежнему погруженная в свои думы. — Или вы предпочитаете что-нибудь покрепче? Хотя в этом костюме вам на вид не больше шестнадцати, и было бы крайне неприятно, если бы меня обвинили в спаивании несовершеннолетней.
Лайза могла лишь сердито сверкнуть на него глазами: на это нахальное замечание у нее просто не нашлось другого ответа.
— И, прошу вас, постарайтесь все же хоть немного расслабиться. Это же не какое-нибудь тусовочное место, где все друг на друга глазеют. Сюда люди приходят есть, и провалиться мне, но еда здесь стоит того.
— Все равно, — пробормотала Лайза, скорее про себя, чем отвечая Харрису, и мысленно признала свое поражение.
Джек Харрис всегда на шаг опережал ее, так что действительно пора было расслабиться и получить удовольствие от того, что предлагалось в меню, — обед, похоже, обещал запомниться надолго.
Так и оказалось! Каждое заказанное Лайзой блюдо было приготовлено как-то по особому, оформлено с фантазией и выглядело потрясающе аппетитно. Девушка воспользовалась этим, чтобы в основном есть, а не вести беседу, уклоняясь от сближения в какой бы то ни было форме. И только за кофе, когда она уже почти позабыла о своем несуразном одеянии, она подняла глаза, встретила задумчивый взгляд своего спутника и услышала, как он протянул:
— Вот теперь вид у вас получше. Достаточно успокоились, чтобы попозировать мне пару часов?
— Совсем было успокоилась, пока вы не задали мне этот вопрос, — отозвалась Лайза на удивление невозмутимым тоном, хотя сердце ее ухнуло вниз.
Харрис мягко рассмеялся, однако глаза его по-прежнему смотрели задумчиво.
— В вашей головке случайно не зародилось дурацкое подозрение, что я хочу вас изнасиловать? — поинтересовался он, взгляд его из задумчивого стал вызывающим. — Что я брошу вас на кучу стружек и силой овладею вами? — И глаза Джека скользнули по щеке Лайзы, коснулись шеи, замерли на холмиках груди так откровенно и расчетливо, что девушка почти физически ощутила его прикосновение. — Смею вас уверить, что во время работы я натурщиц не соблазняю. Не стоит путать работу с удовольствием, вы не находите? — Глаза Джека смеялись.
— Я совершенно уверена, что вы профессионал, всецело преданный делу, — уклончиво отозвалась Лайза, зная, что он по своему обыкновению шутит. Этот парень был способен соблазнить ее одним взглядом.
— Так вы не боитесь? — спросил Харрис — Неужели я на вид так безобиден? — И он так внимательно посмотрел в ее глаза, что у Лайзы закружилась голова.
— Может быть, и боюсь, ведь я трусиха, — призналась она.
— Ну вот, теперь вы говорите глупости.
— Наверное, из-за того, что чувствую себя неловко, — тихонько произнесла Лайза, снова остро ощутив его близость. Даже зная, что это не его вина, она готова была винить Джека в том, что тот так странно на нее действует.
— Тогда лучше прикончите эту бутылку, тем более что вино отличное, — посоветовал Харрис. Он не попался на удочку: не стал ни соглашаться, ни возражать. — Вдруг это поможет вам проще ко всему отнестись.
— Мне это не понадобится, — заявила Лайза неожиданно раздраженно, сама не зная почему. — Я выполню свою часть нашей дурацкой сделки, можете не волноваться.
— А я в этом ни минуты не сомневался. Но мне бы хотелось, чтобы вы воспринимали простое позирование как визит к зубному врачу. — Он коротко рассмеялся и добавил: — Хотя, подозреваю, это занятие может показаться даже противнее, чем сидение в очереди к стоматологу. По собственному опыту я, естественно, судить не могу — никогда никому не позировал.
— Если ваша речь должна вдохновить меня, то у вас плохо получается, — вздохнула Лайза, выливая остатки вина в свой бокал. Затем залпом выпила вино с неприличной поспешностью и поднялась. — Хорошо. Давайте займемся делом, пока я не струсила окончательно.
Храбрости Лайзе хватило только до ее дома. Стоило им переступить порог, как вся ее решимость растаяла, особенно когда Харрис расположился в студии, вооружившись этюдником и набором карандашей, аккуратно разложив их рядом на столике.
— Я… что конкретно вы хотите, чтобы я сделала? — еле выговорила Лайза — такая дрожь охватила ее. Всю дорогу домой она твердила себе, что это глупо, что, конечно же, Джек Харрис — профессионал, а она ведет себя как последняя дура. Но для самой девушки эти слова звучали неубедительно.
Усмешка Харриса была хитрой и озорной одновременно, и это еще ухудшало ситуацию. Он положил этюдник, подошел к Лайзе и заглянул ей в глаза. Улыбка стала шире.
— Через минуту, — мягко произнес он, — я сяду там, где сидел, и ни в коем случае не буду на вас смотреть, раз уж вас так это тревожит. Я бы хотел, чтобы вы сделали вот что… — Он уселся на диван спиной к стулу, на котором съежилась Лайза, вытянул правую руку вдоль спинки дивана, а левой обхватил согнутое колено. — Просто посидите вот так, и все. Разумеется, было бы лучше, если бы вы сняли джемпер — ведь на моей сирене его не будет. А суть заключается в том, чтобы сделать набросок обнаженной спины.
Затем Харрис поднялся и снова встал прямо перед Лайзой, но девушка даже не заметила, когда он успел проделать это. Он вдруг оказался слишком близко… И тут Харрис взял ее за плечи и притянул к себе.
— Успокойтесь, Лайза, — произнес он. — Вы правда чересчур бурно реагируете. Если дальше так пойдет, вы будете слишком напряжены, это немедленно скажется на наброске и напрочь все испортит. И тогда я разозлюсь, вы разозлитесь, и в результате мы только потеряем время. Так что давайте-ка лучше покончим с этим, потому что я не могу сидеть здесь весь день и уверен, что вам тоже есть чем заняться. Договорились?
Джек наклонил голову и быстро чмокнул ее в лоб — легко, едва коснувшись. Через минуту он уже отвернулся и сел, стоически рассматривая ровный ряд карандашей и бормоча себе под нос что-то неразборчивое.
Лайза не сомневалась, что Харрис еще и посмеивается про себя над ее замешательством, а вот ей самой оно совсем не нравилось. Девушка обреченно вздохнула, скинула свитер и, словно на Голгофу, прошла в другой конец студии. Там она приняла позу, показанную ей Харрисом, ругая себя последними словами за трусость, а его — за ехидный смешок, сопровождавший, как ей показалось, каждое ее движение.
А потом воцарилось молчание, очень странное — казалось, оно громом разносилось по всей комнате. Стук ее сердца, словно морской прибой, отдавался в ушах Лайзы. Она сидела в предложенной позе и ждала.
Ожидание затягивалось. Молчание становилось все более напряженным, и Лайзе стало казаться, что она слышит дыхание Харриса. Ни шуршания карандашей по бумаге, ни одного движения стоявшего сзади мужчины — только легкие вдохи, иногда прерывавшиеся, как показалось девушке. Наконец издерганные нервы Лайзы не выдержали.
— Что вы делаете? — прошептала она, но в напряженной тишине этот шепот прозвучал неестественно громко.
— Жду, когда вы расслабитесь, — отозвался спокойный, невозмутимый голос. — Нет смысла делать этюды, когда вы так скованны. У меня не получится то, чего я хочу.
Харрис замолчал, а Лайза не нашлась что ответить. Снова воцарилось гулкое молчание. Она чувствовала, что при упоминании о скованности напряглась еще больше.
Лайза обвела глазами диван, разглядывая знакомую фактуру обивки, скользнула взглядом по журнальному столику, по стоявшей на нем лампе, отметила пятно — результат ее небрежности во время недавней уборки, и хуже того — паутину в углу комнаты.
Вздох. Затем еще один, тяжелый.
— Вы, конечно, не курите.
— Конечно нет, — отозвалась Лайза. И, в свою очередь вздохнув, продолжила: — Должна признаться, сегодня мне впервые захотелось закурить. Вы думаете, это поможет мне справиться с собой?
— Это могло бы помочь вам расслабиться.
— Да незачем мне расслабляться, — запротестовала Лайза, зная, что это ложь. Девушка сама уже чувствовала, как одеревенели ее плечи, спина, рука, на которую она опиралась. — Мне всего лишь нужно, чтобы вы занялись наконец своими набросками.
— Закройте глаза, — скомандовал Харрис, и Лайза повиновалась, но тут же снова в панике открыла их, почувствовав, как он уселся позади нее и обхватил руками ее плечи. Большие пальцы скульптора сомкнулись у верхнего позвонка, и он произнес: — А теперь снова закройте глаза и доверьтесь мне. Я не сделаю вам больно. Сидите тихонько. Я лишь хочу немного ослабить ваше напряжение.
Удивленный вскрик Лайзы утонул в этих словах. Сильные, чуткие пальцы уже разминали затекшие мышцы у основания шеи девушки движениями совершенно нейтральными и одновременно очень интимными.
«Доверьтесь мне» — эти слова снова и снова отдавались в мозгу Лайзы, и девушка полностью отдалась во власть магии массажа. Она позволила себе слегка наклониться вперед и расслабиться.
Массаж не был ни мягким, ни грубым, зато, бесспорно, умелым. Харрис разминал мышцы с уверенностью профессионала, знающего, что делает. Он еле слышно шептал теперь ей в ухо — иногда слова можно было различить, а иногда они звучали совсем неразборчиво.
Впрочем, то, что он говорил, не имело значения: это был просто набор повторяющихся слов и звуков — так успокаивают испугавшегося ребенка. Или слабонервную женщину, подумала Лайза и пробурчала:
— Я ведь вам не пугливое дитя.
— Знаю, — отозвался Харрис, продолжая массировать ее напряженные мышцы. Теперь его руки свободно скользили вдоль спины Лайзы от талии к плечам, очерчивая их линии, выбивая дробь на позвонках. Однако теперь все проделывалось в молчании, и это молчание неожиданно совершенно изменило атмосферу в комнате.
Это уже был не просто массаж. Теперь пальцы мужчины скользили по телу девушки, запоминая его, изучая фактуру кожи, строение уже расслабленных мышц, очертания фигуры, впадинку внизу спины, изгиб ребер.
Когда Лайза снимала свитер, лента в волосах ослабла, и теперь она ощутила, как пальцы мужчины довершили начатое: он одним движением распустил ей волосы и расправил их на плечах и спине. Лайза скорее догадалась, чем почувствовала, как он поднес одну прядку к ноздрям под предлогом того, что расправляет ее гриву.
Почувствовала? Да нет, ей, наверное, показалось. И тут его голос прошептал еле слышно:
— Прекрасно.
— Что именно?
Лайза задала этот вопрос спокойно. Впрочем, она и прежде не боялась его по-настоящему, ее лишь смущала ситуация, необычная обстановка. Но сейчас… Его прикосновения вселяли в нее уверенность, умиротворяли. Все, как он и хотел.
— Ты… твои волосы… твоя кожа.
Теперь Лайза уже реально ощутила горячие губы Харриса на своих волосах, его слова лаской коснулись ее слуха, а затем губы Джека скользнули по ее коже, расслабленной умелыми пальцами.
Лайза вздохнула и машинально откинулась так, чтобы спиной чувствовать его грудь, чтобы быть поближе к нему. Ибо прикосновение Джека было уже другим — сейчас оно казалось чувственным, он гладил не натурщицу, а женщину.
Кончиком языка Харрис дотронулся до мочки уха Лайзы, затем провел им огненную черту до основания шеи. Его палец в это время скользил по ее спине, затем остановился на чувствительной точке у ее основания, вызвав у Лайзы бурю желания.
Она вздохнула: на ее вздох эхом отозвались губы мужчины, теперь ласкавшие ее шею. Жаркое дыхание шевелило волосы Лайзы, всколыхнув в ней такие ощущения, что, казалось, она сейчас растает. Сильные руки сомкнулись на ее талии, разворачивая девушку. И Лайза была готова ответить на его ласки. Трепетные пальцы сгибались, гладили, ласкали…
Неожиданно те же самые руки оттолкнули ее, да так резко, что зубы ее щелкнули.
— Так никаких этюдов не получится, мисс Нортон.
Голос Харриса прозвучал хрипло, угрожающе, срываясь от раздражения. Лайза не успела ничего сказать, как он уже встал и отошел в угол комнаты, оставив ее лежать головой на коленях, уже не напряженную, а дрожащую от возбуждения.
Голос Харриса, когда он стал ворчливо приказывать девушке немного поднять правую руку, слегка повернуть голову вправо, передвинуться в другую сторону, тоже заметно дрожал, но в этом было мало утешительного.
Шуршание карандашей, быстро порхавших по бумаге, тихим шорохом разносилось по комнате, а Лайзу продолжали пронизывать ощущения от прикосновения пальцев скульптора, приводя ее в полное смятение, в то время как она механически выполняла его указания.
Наконец с громким и удовлетворенным смешком Харрис кинул карандаш и этюдник и решительно направился к двери, даже не удостоив Лайзу взглядом.
— Пойду проведаю собаку, — невозмутимо бросил он через плечо. — Вы можете пока одеться и даже сварить нам кофе, а я потом расскажу вам, как подвигается дело с будущим подарком для вашего отца. Идет?
Лайза что-то пробормотала в знак согласия и, как только закрылась дверь, вскочила и натянула свитер так поспешно, словно совсем заледенела от холода. Впрочем, дрожала она совсем по другой причине — из-за возбуждения и воспоминаний о ласке, тепле его дыхания на своей щеке… и оттого, что не знала, что все это значит.
Что это — стремление выбить ее из колеи, показать, с какой легкостью он способен возбудить любую женщину? Или, хоть верилось с трудом, для Джека Харриса это оказалось таким же сюрпризом, как и для самой Лайзы?
Стружек, о которых упоминал Харрис, здесь, может, и не было, но, как выяснилось, в них он и не нуждался. Он мог взять ее прямо здесь, в ее собственном доме, и она с готовностью приняла бы его! И Джек наверняка знал об этом, и, возможно, даже подстроил все нарочно. Вот только зачем?
Лайза бросила взгляд на этюдник и уже шагнула к нему, чтобы посмотреть, но мысленно встряхнула себя за плечи и отправилась на кухню. Наполнила и включила чайник, насыпала в чашки растворимого кофе и попыталась успокоиться — она была зла на то, что он так ловко манипулирует ее желаниями.
К моменту возвращения Джека Харриса Лайза стояла у кофейного столика с этюдником в руках. Удивительное мастерство художника развеяло весь гнев без остатка. Хороши были и общие планы, но особенное восхищение вызывали у девушки наброски отдельных частей тела — сгиб локтя, крылатый излет плеча, волосы, струящиеся по спине.
Когда Джек вошел, Лайза подняла голову, ожидая окрика за то, что взяла этюдник. Однако он ничего не сказал и лишь улыбнулся. Улыбка получилась усталой, и Лайза только сейчас поняла, сколько сил было вложено в то, что она сейчас рассматривала.
— Ну и что вы думаете? — мягко спросил Харрис. — По-моему, как только мы лучше почувствовали друг друга, все пошло хорошо.
— Да… наверное… — только и смогла выдавить Лайза. Этюды заслуживали гораздо большей похвалы. — Но вид у вас измученный.
Харрис бросил взгляд на часы, затем несколько раз согнул правую руку в запястье.
— Мы довольно долго этим занимались. И я очень рад, что сейчас вы чувствуете себя абсолютно свободно. Вам надо серьезно подумать о карьере натурщицы. — И Джек засмеялся.
— Спасибо, — отозвалась Лайза. — Я подумаю. А теперь садитесь пить кофе, пока не остыл.
Харрис устало плюхнулся в кресло, взял чашку и пригубил обжигающий ароматный кофе. Затем поставил чашку, откинулся и серьезно посмотрел на девушку.
— Я обещал вам отчет о том, как продвигается моя работа, — произнес он. — Уверен, вам будет приятно узнать, что теперь я без проблем успею закончить обещанную скульптуру из хуонской сосны к юбилею вашего отца. Ну как? Я вас порадовал? — Он сделал еще один глоток и улыбнулся. — Мне-то она нравится. Пока.
— Стало быть, вы были заняты моим заказом… с тех пор, когда я в последний раз виделась с вами?
— Весьма. — Он пожал плечами, словно давая ей понять, что не желает вдаваться в подробности. — Мне пришлось заниматься, конечно, и другими делами, но… да, достаточно занят.
— И, насколько я понимаю, сегодняшней работой вы довольны. — Это был даже не вопрос: Лайза и так знала, что он удовлетворен — сам же сказал об этом.
— Вы же видели наброски — как по-вашему?
— Я не эксперт, но мне они показались великолепными, — честно ответила Лайза. — Меня удивили… детали, которые вам нужны, но, как я понимаю, это часть работы.
— Важна каждая мелочь. Если вы не возражаете, я снова попрошу вас, чтобы вы попозировали, но уже не так долго.
— Теперь я должна сидеть лицом к нему, — пробормотала Лайза, не замечая, что говорит вслух. Это была не жалоба, а просто констатация факта.
По комнате прокатился громовой хохот Харриса.
— И боком, — добавил он, глядя на Лайзу смеющимися глазами. — Не забудьте про бока. Ах, Лайза, вы только притворяетесь смелой, раз позировать для вас — такая мука.
Девушка улыбнулась в ответ. Ей тоже стало смешно, когда она представила всю комичность своего замечания. Она ведь не жаловалась и не волновалась, просто…
— Я лишь подумала, что гораздо легче сидеть смирно, чем рисовать, — отозвалась Лайза самым ровным тоном, на какой была способна. — Так что, вы закончили на сегодня или хотите продолжить?
Он прищурил глаза, затем поставил чашку нарочито медлительным движением и молча кивнул.
— Что ж, хорошо, — сказала Лайза, мечтая внутренне сохранить такое же спокойствие, что и внешне, и моля Бога, чтобы колени не подогнулись, пока она шла к дивану, на ходу стягивая через голову свитер.
— Чудненько. — Джек начал точить карандаш. К разочарованию Лайзы, взгляд, устремленный на ее обнаженную грудь, был взглядом профессионала. Так же по-деловому прозвучал и его голос, когда он отдавал Лайзе распоряжения принять ту или иную позу.
Поднимая руки, чтобы убрать волосы с плеч, девушка, как ей показалось, уловила легкую дрожь в руке Джека, державшей карандаш.
Наверное, просто привиделось, подумала она, в глубине души страстно желая, чтобы это было не так.