Глава 2

Тайра вновь рисовала.

Порхал над бумагой карандаш, чиркал и шоркал грифель, то и дело сжималась в пальцах резинка.

– Нет, здесь не так, длиннее, должно быть до самого пола, – металась из стороны в сторону, помогая неверным линиям исчезнуть, ладонь. – Во-о-от… Еще должен быть ремень. Правый обрез ткани закидывается на левое плечо, левый на правое. А у мужчин наоборот…

Этим утром мы радовались, как маленькие девчонки, которых мамы впервые в жизни отпустили в самостоятельное путешествие. Разве что не прыгали и не визжали, держась за руки, а в остальном выглядели очень даже похоже.

– Тебя отпустили? Правда?! Не поверишь, меня тоже!

И теперь, сидя в моей гостиной, когда часы еще не пробили одиннадцати утра, Тайра рисовала «тулу». Ту самую местную арханскую одежду, которую, как только мы купим ткань, придется шить Клэр. Да-да, той самой Клэр, которая ушла в магазин и которая о нашем замысле пока еще совершенно ничего не подозревала.

Уверена, ворчать она будет долго. Почему?

Нет, не потому что она не умеет шить – как раз наоборот – прекрасно умеет. Клэр, в отличие от работников ателье, где сначала будут долго расспрашивать о деталях, а затем так же долго изготавливать изделие, способна скроить любую, даже самую чудную вещь в кратчайшие сроки. Дело тут в другом. Клэр не любит сюрпризы. Совсем. Знаете, есть люди, которые обожают шутки, розыгрыши, внезапные подарки, изменчивые новости, бурлящее течение жизни. Так вот, моя подруга-экономка не из их числа. Для того чтобы любой сюрприз она восприняла спокойно, ей нужно послать уведомление о нем за месяц – мол, он будет хорошим, неопасным, необременительным, недорогим, нехрупким, не проблемным и не требующим того, чтобы с него каждый вторник стирали пыль. И даже в этом случае Клэр поинтересуется, нельзя ли обойтись без него?

Нет, она вовсе не зануда, просто очень любит график предстоящего дня знать наперед – ей так спокойнее. Вот с утра она пойдет в магазин и купит «картошку, морковку и свеклу» (например), вернется в одиннадцать пятнадцать, помоет для Смешариков ягоды (процесс займет ровно две минуты) и начнет замешивать тесто для пудинга. В двенадцать тридцать позвонит Антонио, и тогда они вместе решат, чем именно будет занят вечер с шести до восьми (это единственное не просчитанное заранее время, так как их планы периодически разнятся), и Антонио всегда звонит ровно в половине двенадцатого, ибо именно так у них принято и обговорено. Примерно ясно, да? Мою Клэр можно предсказать куда лучше погоды с точностью в девяносто девять и девять десятых процента. После обеда она будет читать, потом готовить, после вышивать, затем снова готовить, а потом ровно до половины одиннадцатого она будет смотреть телевизор.

И, конечно же, ей совсем некогда будет шить непонятную «тулу», даже две «тулы».

А придется.

От этой мысли я хихикала.

– Ну так что? Кто из вас пойдет с нами на Архан? Кто тут самый смелый, а-а-а?

Сидящие на ковре тесной кучей Смешарики все, как один, смотрели на меня широко распахнутыми золотистыми глазами.

– Ар-хан? – отрывисто переспросил самый ближний.

– Он самый. И нам нужен доброволец. Если таковой, конечно, найдется.

Фурии зашушукались. Нет, от них не раздалось ни шепота, ни звука, но у меня отчего-то появилось стойкое ощущение, что они ведут неслышный диалог друг с другом. Стоит ли? Если да, то кому идти?

Нет, о чем именно шел диалог, мне уловить не удалось, и по какому принципу шел отбор, тоже осталось неясным, но уже через несколько секунд из плотной кучи выехал один, похожий на остальных пушистик. С серо-коричневой шерстью, блестящими глазами, маленький, шелковистый, круглый и симпатичный.

– Я. Ив, – с достоинством напомнил он собственное имя.

Еще, кстати, с давних пор я так и не смогла понять, «Ив» он или «Иф».

– Так, значит, это ты идешь с нами, Иф?

– Да, – это прозвучало гордо и одновременно умильно, так как в произношении Фурии утвердительный ответ превращался во что-то среднее между «да» и «дя».

– Отлично.

– Они согласились? – взволнованно прошептала Тайра, которая к этому моменту закончила творить свои «художества» и теперь выглядывала из-за моей спины.

– Да, – так же тихо прошептала я в ответ, наблюдая за тем, что происходит между Фуриями. А между ними однозначно что-то происходило. Теперь их «могучая кучка» светилась, и свет этот, плавно собирающийся в облако над пушистиками, вливался в Ива.

– Они делятся с ним силой! Смотри. Они заряжают его перед походом.

– Вот это да!

Процесс накачивания чьей-то персональной батареи мы с Тайрой наблюдали впервые, и длился этот процесс долго, не меньше минуты. Все это время счастливый Ив пыжился от гордости: жадно впитывал подаренную энергию, пушился, чмокал маленьким ртом и загадочно взирал на нас круглыми глазами. Когда все закончилось, он успокоился, незаметным движением пригладил топорщащуюся в разные стороны шкурку и серьезно произнес:

– Готов. Я. Тов.

Он готов.

Вместо того чтобы рассмеяться над его серьезностью, чего нам обеим хотелось, мы с Тайрой в ответ на его официальное заявление чинно и благородно кивнули.

В этот момент внизу хлопнула входная дверь; из магазина вернулась Клэр.

* * *

С рисунком? Без рисунка? С вышивкой, без? С тесьмой, украшенную цветами, в полоску – какую ткань выбрать?

Проводя меня между длинными рядами, увешанными разноцветными рулонами и лоскутами, Тайра терпеливо поясняла:

– Чем беднее женщина, тем бледнее и невзрачнее цвет. Чем богаче, тем ярче. Нашивки, оторочки и вышивку могут себе позволить или очень обеспеченные горожанки, или те, кто принадлежит к какому-либо дому.

– Сладкому дому?

– Необязательно. Сообществу жриц при Правителе – таких мало, и в Рууре я их никогда не видела, только слышала о них. Сообществу Наставниц из пансионов, сообществу дома Целителей или же… доступные женщины. У них на подоле всегда вышит определенный символ.

Дом проституток?

– Нет, такой нам точно не надо. Ты только его случайно или в шутку не нарисуй на той тулу, которую будет шить Клэр.

– Я же не совсем безмозглая, – поперхнулась смехом Тайра. – Тем более, нам эта тулу понадобится ровно до тех пор, пока мы не купим настоящую, местную.

На нас, бродящих в этот ранний час среди цветастых обрезов, поглядывала стоящая за прилавком продавщица. Ей, уставшей от перебора и сортировки пуговиц, учитывая, что мы были единственными на весь магазин покупательницами, все равно нечем было заняться. Чтобы лишний раз не привлекать внимание, мы спрятались за высокими стеллажами с плотной портьерной тканью.

– Значит, нам нужна простая, грубая, неяркая и однотонная ткань, так?

– Да. Темно-зеленая, темно-синяя. Бордовую я бы не стала брать – она в Рууре редка.

– Коричневая? Серая?

– Ну, это совсем для нищих.

– Угу, – кивнула я с пониманием. – Совсем нищими быть не хочется. А черная?

– Черная только для вдов.

– Может, будем вдовами?

– Типун тебе. Во что оденешься, то и накликаешь.

– Так, поняла. Значит, берем зеленую и синюю.

И мы вынырнули из-за портьер.

* * *

С того момента, как закончился поход в Криалу, прошло две недели, и жизнь вернулась в привычное русло. Проснулись и снова засновали по улицам довольные жители мира Уровней – кто на работу, кто с работы (в магазин, в ресторан, в гости). Им, проспавшим все самое напряженное и тревожное, было невдомек, что эти самые улицы то нещадно жгла солнцем, то топила холодными ливнями непогода. Они не видели, как разбушевавшиеся ветра рвали с деревьев листву, как та валялась вперемешку с мусором и поваленной оградой на тротуарах, не видели, как плавился под действием аномальных полей металл припаркованных на обочинах машин, как трескалось и дыбилось, словно пережженная вулканическая корка, дорожное покрытие.

И хорошо, что не видели, незачем. Иногда лучше спать, нежели паниковать.

Дрейк, после того, как получил на руки вожделенную формулу и установил невидимый, но очень прочный, по его словам, щит, стал прежним – немного насмешливым, чуть лукавым, хитрым и по большей части деловым и серьезным. Много работал, следил за порядком, едва успевал раздавать приказы. Преступность по какой-то причине временно стихла (может, продолжительный сон расслабил отдохнувших граждан и настроил на лучшее?), и большую часть времени Начальник посвящал проверкам поврежденных ранее участков; спецотряд расслаблялся.

Один только Стив вернулся к постоянной работе в госпитале, да Эльконто едва успевал разнимать в казармах дуреющих от скуки солдат – тех на «Уровень: Война» вернули сразу, и теперь они докучали своими синяками не столько руководителю штаба, сколько ворчащему на людской характер некоторых индивидов доктору.

Элли, по словам Рена, работала над новыми витражными эскизами – ей любые передряги дарили вдохновение; – Меган с упоением продумывала эскиз финской бани, которую загорелась желанием построить в саду за их с Дэллом домом; «магичи» вернулись на Магию, а мы с Тайрой за школьные парты.

И все бы ничего, жизнь хороша, но, как известно, стоит обстоятельствам чуть успокоиться, как тут же хочется чего-нибудь нового, и этим новым свежим ветром, будоражащим душевные струны, стал предстоящий поход на Архан.

Далекий чужой мир – прекрасный, незнакомый, жаркий, сложный, пахнущий острыми специями и новыми впечатлениями. Что там будет, хорошо ли все пройдет? Да и стоит ли загадывать?

Иногда мне казалось, что я живу не одну, а сразу несколько жизней, что постоянно подгребаю под себя разлапистой пятерней все самое интересное, что пытаюсь глотать двумя горлами, не могу и не умею пропустить мимо то, что заставляет внутренности трепетать от восторга. Жизнь одна, и она когда-нибудь закончится. Да, конечно, после ее окончания будет что-то еще, но ведь никто не знает, что именно, и посему стоит ли тратить подаренные небом дни (пусть даже у вас впереди еще осталось какое-то количество, пусть даже немалое) на однообразие и скуку? Можно просыпаться в хмуром настроении, идти на нелюбимую работу, общаться с тем, с кем не хочется общаться, лениво просиживать часы, подперев щеку ладонью, и думать о том, ну когда же, когда я сделаю что-нибудь для себя? Почему я всегда кому-то что-то должен? И ведь хитрость заключается в том, что на самом деле человек никому никогда и ничего не должен. Только себе – быть счастливым. Да, все так просто. Но ведь рамки в голове сильны, и они постоянно гудят высоковольтным электричеством: «Ты должен позвонить, сходить, сделать, сказать, договориться, позаботиться, купить, успеть, отдать, заплатить, заработать, изучить. Должен следовать своим собственным советам, выстроенным планам, достигать намеченных целей, двигаться вперед…»

Двигаться вперед – это да, но только если движение в радость, а если нет, то смотри пункт один – «человек никому ничего не должен». Только счастливый способен подарить счастье, только согретый изнутри – поделиться теплом, только гармоничный – сделать мир гармоничнее. Так было и так будет.

Стоя в собственном саду и глядя на звездное небо, я думала именно об этом.

Прошло всего два дня, и Клэр закончила шить наши «тулы». Она, конечно, ворчала, причитала и постоянно волновалась, что мы, по ее мнению, собираемся влипнуть в очередную неприятность, но нашу нехитрую просьбу выполнила на ура – Тайра шедевры кройки и шиться оценила на «отлично», и экономка расплавилась от счастья. Ворчать она, правда, не перестала и теперь все время раздумывала о том, как бы снабдить нас чемоданом, в который уместятся мясо, пирожки, хлеб, печенье, куриные куличики и лимонные дольки (в них много калорий – это вам, девочки, как раз!), которые мы непременно должны взять с собой, чтобы не умереть в чужой стране с голода, но мы с Тайрой решительно отнекивались. Даже если все это, рискуя привлечь ненужное внимание, сложить в заплечный мешок и взять с собой, все равно еда на жаре долго не продержится, а холодильников в Рууре, как я поняла, не было и нет.

Так что в нашем плане было много прорех, но это едва ли меня беспокоило. У нас было главное – начало плана, а это, как голова змеи. Если голова змеи уже имеется, значит, где-то есть и хвост, нужно лишь постепенно до него добраться.

Да, мы пока не знали, где и как брать деньги на местную одежду, обувь и еду, не знали, каким образом собираемся добираться из Руура до Оасуса, не знали, кого и что встретим по пути, но мы знали главное – у нас все как-нибудь получится. Может быть, не сразу, может, не без сложностей, но ведь дорогу осилит идущий. У нас две головы, и обе светлые, с нами будет маленький Ив (или Иф?), а моя способность телепортироваться в случае опасности обратно в Мир Уровней успокаивала всех участников похода.

Все получится, да.

Осень – прекрасное время года хотя бы потому, что осенью начинается все самое прекрасное. Да-да, именно так. Не верьте тем, кто говорит, что осенью все увядает, засыпает, сереет и тускнеет; это неверно, и это лишь убеждение тех, кто в него зачем-то продолжает верить. Осень – это когда воздух становится прозрачным, когда из-за листвы вдруг открываются далекие дали и высокие шапки гор; это когда горизонт вдруг начинает манить, а дорога звать куда-то вдаль. Осень – это чувство собранной спокойной решимости сделать что-то новое, прекрасное, еще пока неведомое и загадочное, но уже такое нужное. Осень – это не тоска по чудесам, а обутые на лавке у двери ботинки, это распахнутая на улицу дверь, это впервые одетые на руки перчатки и устремленный вдаль взгляд, затянутый дымкой предвкушения похода за мечтой. Вот такая она – осень. Именно такая.

Трава под ногами похрустывала; выпавшая роса заиндевела на листьях, стоило висящему за окном градуснику пересечь отметку «ноль», но дышалось легко, вкусно, спокойно. Мерцали над головой звезды – такие (или похожие) мерцают в каждом мире и напоминают о том, что этот самый мир бескрайний, бесконечный, неизведанный и манящий. Что горизонтов нет, а есть лишь пределы, которых хочется достичь; чувства, которые хочется испытать; неведомые дали, которые обязательно хочется увидеть.

Скоро сад укроется снегом, скоро скуются ледком лужи, скоро снова станет понятно, что время течет без остановки, и каждую минуту, каждый день видит лишь тот, кто действительно хочет его видеть.

Ночь. Из дверей тянет свежим хлебом и умиротворением. Болтает о чем-то телеведущий, взялась, наконец, за любимую вышивку Клэр, ведь ранее собственный график благодаря нашим заботам ей пришлось сдвинуть. Стынут в сумраке уже голые прутики-ветки, а нос все ненароком ожидает учуять, что в воздухе вот-вот запахнет жженым углем – так бывает холодными вечерами в русских деревнях.

Я вздрогнула, когда мне на колено что-то оперлось, но улыбнулась, когда поняла, что этим «чем-то» оказались две пушистые лапы, принадлежащие белому коту.

– И ты гуляешь по саду? Лежал бы себе на диване у камина, холодно ведь… – Михайло был согласен, что холодно, а потому просился на руки. – Ладно, забирайся, вместе посмотрим на звезды.

Я подняла его с земли, усадила на руки, аккуратно устроила собственный подбородок на мягкой макушке и принялась гладить белую шерсть.

Загрузка...