История Ольги

Глава 8

В ту ночь я просто привыкала к близости мужчины.

Я проснулась от непривычного для меня ощущения: мужская рука лежала на моих ребрах. Я раньше никогда не спала с мужчиной. И, наверное, без сегодняшних слов Артема о том, что он себя прекрасно контролирует, и не решилась бы. Мне было, как бы это сказать, уютно, что ли. Он обнимал меня без сексуального подтекста, просто прижимая во сне. Я очень долго рассматривала мужское лицо. Артем безмятежно спал, грудь ровно поднималась от спокойного дыхания. Я положила ладошку на щеку мужчины. Погладила скулу, он смешно фыркнул, и сильнее притянул меня к себе. От этого неизвестного мне до сих пор ощущения мужской близости я заулыбалась. Во сне мужчина не казался страшным, и я поверила в успех задуманной нами авантюры.

Утром я проснулась от вкусного запаха, ползущего с кухни. Артем раскладывал приборы на стол, на сковороде была моя любимая глазунья, пахло свежезаваренным чаем. Я прижалась к груди мужчины, вдыхая такой приятный запах тела Артема. Он погладил меня по голове, погладил спину, как будто приручая, аккуратно знакомя со своими прикосновениями.

— Доброе утро! Ты такая милая, когда спишь. Я час не мог уйти, рассматривал тебя, — признался Артем.

— А я рассматривала тебя ночью.

— А я знаю, — серьезно ответила мужчина.

— Ты не спал? — я хлопнула Артема по плечу. — Как ты хорошо прикидываешься!

— Спал, пока ты не начала меня трогать, — рассмеялся мужчина. — Я очень чутко сплю.

— Нельзя трогать? — осторожно уточнила я.

— Можно. Нужно! Ты же сама понимаешь: чем быстрее ты привыкнешь к моему телу, моему присутствию, тем быстрее ты сможешь поверить в возможность близости со мной. Со знакомым мужчиной.

Я подняла голову, привстала на цыпочки, прижалась губами к губам мужчины. Он ласково ответил на мой поцелуи, затем посадил за стол. Положил яичницу на тарелку, и ушел в ванную. Я позавтракала (кстати, очень вкусно, хоть и просто!), накрасилась, оделась, постучала в дверь ванной.

— Артем?

— Ау, — отозвался мужчина. — Заходи, я бреюсь.

— Нет, я поехала на работу. Второй комплект ключей в верхнем ящике тумбочки, которая в коридоре.

— Ты торопишься? Подожди 10 минут, я тебя отвезу.

— Нет, я опаздываю уже. Спасибо за завтрак, очень вкусно!

Я почти дошла до двери, потом вернулась обратно, постучав снова.

— Тема! Останься сегодня опять, пожалуйста, — попросила я, впервые назвав его этим сокращенным вариантом имени.

— Хорошо, — мягко отозвался мужчина. — Я никуда и не собирался.

Я шла к метро и улыбалась. Артем — моя награда за годы страданий. Сказать, что я хочу секса, нельзя, так как, по сути, и не знала, что это такое. Я просто хотела быть как все. Все занимаются сексом — и мне надо. Лариса говорила, что это прекрасно. Почему я не рассказала Ларисе? Мы познакомились, когда я училась в 11 классе, а Лара уже в вузе. На какой-то дискотеке ко мне подбежала девушка с длинными черными волосами, струящимися по спине. Она вытянула меня на середину зала, зазывая танцевать. После дискотеки мы поехали всей компанией к Ларисе, только там узнав, что она старше нас, и уже учится в университете. Я, как обычно, надела мою маску позитивной девчонки, и Лариске эта маска понравилась. С этого момента она постоянно твердила, что я ее «позитивчик», и цеплялась за меня во время своих депрессий из-за очередной неудачной любви. И как признаться подруге, со временем ставшей лучшей, что твой позитив — маска? Что на самом деле ты самый печальный человек, душу которого терзают такие муки, что и представить сложно? За 10 лет я так и не смогла. После того, как мы стали по-настоящему близки друг другу, я все меньше хотела рассказывать подруге, что я «бракованная». Лара каждый раз, когда я расставалась с очередным парнем, искренне спрашивала «С этим-то что не так?». Пыталась найти мне пару, я всегда мягко отказывалась, ссылаясь на то, что не могу найти того самого, «своего человека». Думаете, это легко, врать другу? Я вам скажу: да, легко. Особенно, когда столько лет прикидываешься веселым клоуном, и уже свыкся в этой ролью.

На работе коллеги отметили мое хорошее настроение, дети тоже почувствовали особую атмосферу на тренировке. Самая непоседливая девочка даже спросила «Ольга Сергеевна, а что за дядя был на соревнованиях?», имея в виду Артема. Я ответила, что это мой друг, на что девочка смешно подмигнула мне. Что бы понимала, сопля!

Во время обеда пришло сообщение от Артема: «Сходим сегодня в театр? «Ромео и Джульетта»?» Это один из моих самых любимых спектаклей в нашем театре драмы. Я, конечно же, согласилась. Вечером вышла из бассейна, и не нашла взглядом привычную черную машину Германа. Откуда-то сбоку появился Артем, повел меня к незнакомому темно-синему автомобилю.

— Это чья машина? — спросила я, указывая на машину.

— Купил сегодня, — спокойно ответил мужчина, будто бы говорил про покупку булки хлеба. Кивая на здание бассейна, спросил, — Есть, где переодеться?

— Зачем?

Мужчина посмотрел на наручные часы.

— Иначе мы не успеем. Я взял твое платье.

— Да, давай, — в театр опаздывать не хотелось.

Я забрала пакет с платьем, зашла в свой кабинет. Хм, хитрый Артем. Платье было то самое, в котором он меня впервые увидел. В том самом ресторане, где праздновала день рождение наша с Парой знакомая. В пакете лежали колготки и туфли. Я чуть не расплакалась от осознания того, что мужчина задумался о том, что женщине нужны колготки. Быстро оделась, и выбежала из здания бассейна. Артем открыл пассажирскую дверь, усаживая меня. В театр мы успели как раз вовремя, перед третьим звонком.

Спектакль был как никогда хорош, и это зависело не от игры актеров — она, как всегда, была безупречна. Это зависело от меня — я как будто бы ощущала новый статус: рядом со мной был мужчина! Мой мужчина!

После спектакля мы заехали в кафе, я выпила безалкогольный коктейль, мужчина — кофе. Дома Артема аккуратно поцеловал меня и засел на кухне с компьютером. Я заглянула на кухню: мужчина сосредоточенно печатал.

Вернулась в гостиную, пощелкала по каналам, выключила телевизор. Достала книгу, но сосредоточиться на сюжете не смогла. Еще раз заглянула на кухню.

— Оля, я вижу тебя, — не отрывая взгляд от экрана, сказал мужчина.

— Мне непривычно, — призналась я, садясь напротив Артема. — Непривычно, что в доме еще кто-то есть. Тем более мужчина.

— Я почти закончил. Скоро приду к тебе.

Время тянулось медленно, я успела прочитать пару глав, посмотрела новости. Внимание привлекли только спортивные новости — лицо Джессики, моей подруги, мелькнуло на экране. Я улыбнулась, рассматривая девушку, размахивающую букетом и целующую медаль. Первенство страны. Я сама себе кивала, удовлетворенная формой Джесс: она технично прошла 200-метровую дистанцию брассом. Я настолько засмотрелась на подругу, что не услышала, как вошел Артем.

— Ты не хочешь вернуться в спорт?

Я вздрогнула, оборачиваясь на мужчину.

— Моя подруга, — я указала на экран. — Джессика, золото взяла. Я и так в спорте, Артем. Просто по другую сторону.

— Я имел в виду снова выступать самой.

— Нет, я уже стара для этого, — без смеха ответила я. — Я упустила много времени. Мне не вернуться в прежнюю форму. Есть такая известная советская пловчиха, Лина Качюшите. Она рассказывала, что в сборной СССР был такой тест: нужно было проплыть 10 раз по 200 метров вольным стилем, при этом уложиться в определенный временной промежуток, и плюсом улучшать показатель на каждом отрезке. Так вот, в 15 лет я могла повторить это. А сейчас — даже половину не осилю. В большой спорт мне не вернуться. Техника никуда не делась, а вот скорость и маневренность — увы. Да я и не стремлюсь.

— Как там Подкорытов? — с улыбкой спросил мужчина.

— Я зову его «моя любовь». Хотя там больше страданий, чем любви, — рассмеялась я. — У него большое спортивное будущее, если он не убьется раньше времени. Он вообще не может контролировать свои передвижения.

Гиперактивность плюс любопытство. На каждой тренировке то носом пол клюнет, то с тумбы свалится. Вечно с травмами и синяками.

— У тебя глаза горят, когда ты про учеников рассказываешь, — умилился Артем.

— Я очень люблю детей. И своих особенно.

— Что стало с твоим тренером? — мужчина резко перевел разговор.

— Он повесился до суда. В камере.

— В голосе как будто бы чувствуется жалость. Сам повесился?

— Папа считает, что ему помогли. Он был очень известным и в Союзе, и в современной России тренером. А после его смерти скандал быстро затих. Насчет жалости… Я все еще зла на него, но простила. За это время в моей памяти восстановились все хорошие воспоминания: мое трудное, но счастливое спортивное детство, юность в разъездах, я благодаря спорту видела полмира. Он был лучшим тренером! Мне и 10 % от его мастерства педагога не достичь: он с этим родился. Он был хорошим спортивным наставником, но плохим человеком… Я простила его. Но вот тактильные воспоминания остались… Мне очень хочется попробовать… Ну, секс, — смущенно протянула я. — Но я очень сомневаюсь, что смогу выбить из головы память о его прикосновениях.

— Как происходили твои предыдущие попытки? Я ни на чем не настаиваю. Если ты не хочешь — можешь не говорить.

— За годы терапии я стала очень откровенным человеком, да и скрывать мне нечего. Тем более от тебя. Я мастер спорта по поцелуям, — грустно улыбнулась я. — Потому что я максимально долго оттягиваю переход к близости.

Я долго вообще не могла себе позволить даже думать о сексе. Но со временем даже стала предпринимать попытки. Три были удачными: дело дошло до обнажения, и даже легкой прелюдии. Потом на меня накатывала истерика, или паника, или все вместе, и я сбегала или пыталась тактично выпроводить парня. Кстати, да, это всегда были парни. Все моего возраста или чуть постарше. Ты — мой самый взрослый партнер, — я сказала это, и напрягалась, вдруг Артем обидится. — Хотя, всего 12 лет. Не так уж и много.

— Как раз это важно. Я пережил время бездумной страсти, «секса ради секса». Да и сам секс как просто акт меня не интересовал никогда. Мне хотелось и хочется какого-то подтекста, какой-то тайны для двоих.

— А почему ты один?

— Я не один. И никогда не был один — рядом постоянно были женщины. Я всех их вспоминаю с благодарностью и нежностью. Но ни одна не смогла задержаться надолго, или я не смог удержать. Они уходили — я отпускал. Здесь нет никакой тайны, не нужно искать подвох. Просто иногда я думаю, что где-то у каждого человека ест идеальная пара. Кто-то ее находит, а кто-то остается не со своей половиной. Это не романтика, и не сказка. Просто мои мысли.

— А звучит романтично. Ты считаешь, что твоя пара — я?

— Пока не знаю. Но мне бы этого хотелось.

— Расскажи мне какую-нибудь тайну про себя.

— У меня нет тайн.

— Ну, что-то такое, о чем я не знаю.

— Ну что ж…. Тогда лучше покажу, — с этим словами мужчина начала расстегивать пуговицы на рубашке.

Я нервно улыбнулась, и опустила глаза.

— Нет-нет, — поспешно выдал Артем. — Никакого сексуального подтекста. Это скорее асексуально.

— Как моя пижамка? — попыталась разрядить атмосферу я, напоминая про детские рисунки на моей пижаме.

— Твоя пижамка очень сексуальная, — рассмеялся Артем.

Мужчина снял рубашку, и повернулся ко мне спиной. Я заворожено протянула руку, и дотронулась до кожи: на всю спину, с переходом на руки и ребра, была покрыта большой цветной татуировкой, изображавшей дракона. Я провела ладонью по спине, и тут же отдернула руку.

— Мне не больно, — глухо сказал мужчина.

— Что… что это? — запнувшись, спросила я.

— Шрамы.

Я вернула руку: начала вести ладонью от плеча по лопаткам и до поясницы. И через каждый сантиметр я натыкалась на выпуклости, неровности кожи. Кое-где шрамы были очень большими, один из них шел горизонтально по ребру, полностью повторяя его контур. Кое-какие были крошечными, как будто оставленными маленькими гвоздиком.

— Откуда они?

— А вот это и есть тайна. Я расскажу тебе, если пообещаешь мне две вещи.

— Обещаю, — быстро ответила я.

Артем глухо рассмеялся.

— Даже не спрашивая, какие? — я кивнула. — Ты пообещаешь мне не жалеть меня и не плакать. Второе — ты пообещаешь мне приложить максимум усилий для того, что преодолеть свой страх, и будешь делать все то, что я посчитаю нужным для этого сделать.

— Хорошо, — второе условие немного пугало, но отступать было некуда.

— В 1998 году мы с Герой сели в ненужное время в ненужный вагон метро. На последней станции в вагоне взорвалась бомба. Погибло 12 человек, все в вагоне получили осколочные ранения. Бомба была самодельной, начиненной гвоздями, болтами, мелкими обрезками листового металла. Я стоял ближе к тому краю, где был взрыв, и падая, частично накрыл собой Геру. Это спасло лица и головы. У меня пострадала спина и задняя часть ног, у Г еры — плечо и бедра. После многих месяцев реабилитации нам сказали, что шрамы останутся навсегда, и даже много сеансов и химической, и лазерной обработки не помогут. Тогда мы вместе, где-то через два года, пошли в татусалон, и полностью перекрыли все следы татуировками. Это был акт братской солидарности и подросткового максимализма. Сейчас я бы вряд ли стал такое делать.

Я сглотнула. Конечно, мне хотелось пожалеть его… Но ему это было не нужно.

— Почему дракон? — спонтанно выдала я. — В греческой культуре дракон — символ террора и агрессии…

— Да, а во всех азиатских — мудрости. Сейчас для меня все это уже не имеет значение. Но тогда, в юности, мне хотелось какого-то символизма, и я решил смешать идею греческого террора с мыслью о мудром всепрощении. Молодость, — с улыбкой констатировал мужчина.

— И как вы после этого жили? Это же страшно. Как потом в метро спускаться?

— Жили не очень. Но не из-за страха. Точнее из-за него, конечно, но метро и толпы мы боялись меньше, чем опять оказаться в ситуации беспомощности. Скорые ехали долго, люди умирали от кровотечений, не дожидаясь приезда врачей. Мы вдвоем пытались хоть как-то помогать всем пострадавшим, при этом сами еле стояли. Гера еще ничего, а я не обращал внимания на то, что по спине что-то горячее струится. Мне казалось, что пот. Всё-таки зима была, а после взрыва там обшивка загорелась, и вообще душно было. Уже потом оказалась, что слишком много крови потерял, пару месяцев в больнице. Но страшнее было просыпаться, когда первая мысль — я мог пережать тому мужику вену, и он бы выжил. Я мог бы снять майку, и заткнуть ею место оторванной кисти, и женщина потеряла бы меньше крови. В общем, я очень боялся еще раз оказаться в такой ситуации… Я боялся, что не смогу снова кого-то спасти, кому-то помочь.

— Это похоже на тайну, — тихо ответила я, поглаживая мужскую спину. — И сейчас боишься?

— Боюсь, — просто и откровенно сказал Артем. — Я хочу тебе помочь. Я знаю, как это делать с точки зрения кабинетного психолога. А сейчас я в полевой обстановке, — мужчина ухмыльнулся. — И для меня это тоже испытание.

Татуировка мне нравилась, она была красочной, впечатляюще объемной. Если мужчина напрягался, то бугрившиеся мышцы «оживляли» дракона, и он будто бы двигался. Но мне не нравилось, что скрыто за этим рисунком: боль, страх, отчаяние, ощущение бессилия. Я прижалась щекой к мордашке дракона, которая находилась на левой лопатке, прикладывая ладони к ребрам. Левая рука ощутила, как сильно бьется сердце мужчины. Моего мужчины.