Итальянское лето с клубничным ароматом

Глава вторая

Тильобьянко

Захоти кто описать Тильобьянко, они бы не смогли обойтись без одного слова: переулочки. Эта деревушка, умостившаяся у подножия горы, вся запуталась сама в себе. Дома тянулись вверх вдоль узких, едва ли шире вытянутой руки, улочек. Другими словами, из окна кухни можно было увидеть, что готовит на ужин сосед, заглянуть ему прямо в тарелку и передать соль с одного стола на другой, всего лишь протянув руку через улицу. На деревянных верандах разлились волнами герань и петуньи, и во всей деревне не было никого, кого бы жители не знали по имени. Правда, необходимо упомянуть, что их в Тильобьянко было всего сорок шесть. Ну а вокруг этой горстки домиков простирались поля. Единственная дорога, ведущая из ближайшего города, заканчивалась на маленькой площади с тремя красными скамейками и несколькими фонарями, окруженная церквушкой, небольшим баром и тесным магазинчиком, в котором продавалось, как это часто бывает, практически все, но в очень малом количестве.

Каменные домики и цветущие террасы, мощенные булыжником улочки, которые по мере удаления от центра превращались и вовсе в тропинки – вот что такое Тильобьянко. И если юноши и девушки, как и всегда случается, уезжали отсюда при первой возможности, то те, кто оставался, заботились о деревушке, точно о сувенире на каминной полке: стирали пыль и следили за порядком.

Почти на самой окраине, на улочке, которая периодически разветвлялась на ведущие к полям и лесам тропинки, друг напротив друга стояло два домика: один лимонный, другой розовый, каждый окружен своей невысокой изгородью. В них жили две женщины, которые, как уже упоминалось, были примерно одного возраста, с примерно одинаковыми увлечениями и примерно одной и той же жизнью. И при этом они на дух друг друга не переносили. Их звали Аньезе и Эльвира, а вражда между ними началась из-за шести кустов помидоров и летнего открытого платья и с тех пор не утихала.

Однажды, много лет назад, в уже клонившийся к закату солнечный день, когда Аньезе в огороде боролась со своими плохо растущими помидорами, мимо проходил Марио с газетой под мышкой. Марио, муж Эльвиры и настоящий джентльмен, никак не мог пройти мимо молодой женщины и не предложить свою помощь, раз она столь явно в ней нуждалась. Просто недопустимо! Зато совершенно допустимо для Эльвиры, которая, выйдя из дома, заметила своего возлюбленного супруга в согнутом состоянии в огороде соседки. Которая в свою очередь склонилась над ним, явно движимая намерением показать, что скрывается за вырезом летнего платья.

К чести Аньезе необходимо сказать, что ни о чем, кроме помидоров, она в тот момент не думала, тем более о вырезе, и все же Эльвира не могла поверить, что какая угодно женщина может находиться в нескольких сантиметрах от ее Марио и думать при этом о семействе пасленовых. Поэтому с того момента она, окрестив Аньезе «недостойной женщиной», решила не спускать с нее глаз и ненавидеть со всем страстным упорством. Ничего не изменилось ни после смерти Марио, когда его задавил собственный трактор, ни сейчас, когда им обеим уже стукнуло семьдесят шесть лет.

Как правило, Аньезе вставала с восходом солнца, под прерывистое кукареканье Эваристо, злобного красного петуха Эльвиры, и не проходило ни дня, когда бы она не думала о том, какое чудесное бы из него получилось жаркое с молодым картофелем. Однако в то утро она проснулась раньше петуха и некоторое время лежала в постели в полудреме и, как с ней уже случалось за эти тридцать два года, гадала, куда же делась тетрадь рецептов Луизы.

Конечно, смерть экономки священника была весьма впечатляющей; никто не осмеливался обсуждать тот день вслух, но даже по прошествии стольких лет нет-нет да обменивались взглядами украдкой и полуулыбками. Эта женщина оставила после себя значительное количество войлочных прихваток в виде петухов ее же собственного изготовления, парализованного от ужаса священника и пресловутый сборник рецептов, в котором, как было известно из надежных источников, был также и рецепт «Супремы», клубничного торта, который будто открывал врата в рай.

Так что почти сразу же после того, как экономку Луизу испепелила молния, в Тильобьянко развернулись поиски пропавшей тетради. Тридцать два года спустя они все еще продолжались, тихие и непрерывные, и в то июньское утро Аньезе, предававшаяся в кровати размышлениям, в ожидании петушиного крика, пришла к двум железобетонным выводам. Во-первых, проклятая тетрадь с рецептом «Супремы» наверняка спрятана где-то в доме священника. И во-вторых, с этим рецептом она наверняка выиграет конкурс на Фестивале клубники, который каждый год проходил в Тильобьянко в последнее воскресенье июля и на котором разворачивалась безжалостная битва клубничных тортов.

Тильобьянко казался сказочным городком из стеклянного снежного шара, и ежегодный Фестиваль клубники здесь был настоящим событием, с нарядными дамами и развешанными повсюду плакатами.

Боевой дух, проснувшийся в Аньезе, поднял ее с кровати. Встав, женщина открыла окно и с вызовом посмотрела на петуха Эваристо, который воинственно таращился на нее из своего сада.

– Картофель, – пробормотала Аньезе. – Вот чего ты заслуживаешь. – А потом принялась продумывать свой визит к дону Казимиро. Далеко не первый.

В соседнем доме лимонного цвета, который так прекрасно сочетался с розовым коттеджем Аньезе, Эльвира месила тесто для пасты.

Яйца она только утром собрала из-под собственных кур: Клары, Беллы, Джиневры и Чирче.

Хорошие курочки, бравая четверка: каждое утро сносят по свежему яичку. Крепкими руками с силой раскатывая тесто для тальятелле, Эльвира бросила негодующий взгляд на окно Аньезе: вот уже пятьдесят лет они жили бок о бок, и сорок девять из них старались друг на друга не смотреть. С того самого момента, как Аньезе, которая тогда была свежа как роза, строила глазки ее покойному Марьетто.

Более того, словно одного этого было мало, Эльвира несколько раз слышала, как соседка бормочет угрозы ее петуху Эваристо. Угрозы, включавшие в себя использование духовки.

Сворачивая гнездышки из свежей пасты, Эльвира позволила себе ненадолго погрузиться в воспоминания о своем Марьетто.

Аккуратно выложив последнее гнездышко тальятелле, она удовлетворенно вздохнула: теперь можно было отдохнуть и взяться за книгу из серии «Harmony Bianco», настолько зачитанную, что та ждала ее на диване, уже открывшись на нужной странице. Эльвира как раз дошла до того момента, когда обаятельный дерматолог наконец поддался очарованию пухленькой социальной работницы, застенчивой и милой, после чего следовало множество страниц описаний дрожащих разгоряченных тел. Эльвира ждала, какое же препятствие разлучит их, чтобы привести к эмоциональному воссоединению в конце.

Она готова была спорить, что не обойдется без Джессики, распутной медсестры из ночной смены. Эльвира пробормотала ругательство в сторону этой гнусной женщины, но мысли ее уже обратились в другую сторону: хоть серия и неплоха, издательству давно пора выпустить новый роман Присциллы Гринвуд, ее любимой писательницы, создательницы Каллиопы дель Топацио.

Мечтательно заглядевшись в окно, Эльвира вдруг вспомнила: на дворе стоял июнь, а вилла «Эдера» по-прежнему пустовала. Странно.

Тем временем, пока Аньезе продумывала план, который позволил бы ей прочесать дом священника сверху донизу, а Эльвира предавалась мечтам о новых приключениях Каллиопы дель Топацио и ее страстных возлюбленных – графе Эдгаре Аллане и опаснейшем пирате со шрамом Джеке Рэйвене, – атмосфера в деревенском баре накалялась.

Утренняя партия в брискола[8] оказалась кровопролитнее ожидаемого: Эльвио все брал и брал взятки, но и Витторино не сдавался. Вдобавок к этому Анита, разнося капучино, сообщила новости, о которых Эльвира еще не подозревала: что виллу «Эдера» арендовали и в этом году. Однако про нового жильца пока ничего не известно.

От этой загадки забурлил местный книжный клуб, когда его участницы встретились в маленьком и очень промозглом зале деревенской библиотеки. Ну а три пожилые дамы, лучшие подруги, которых все называли «три кумушки», и вовсе места себе не находили. Эвелина, Кларетта и Розамария всегда были в курсе всего, и услышать от других про нового жильца виллы «Эдера» было попросту недопустимо. Они сгрудились снаружи магазинчика Кларетты – того самого, который должен был продавать изысканные деликатесы, а вместо этого предлагал всего по чуть-чуть, от протертых томатов для соуса до сигарет, и который при этом носил гордое название «Империя деликатесов». Вооруженные раскладными стульчиками и шаткими табуреточками, чтобы было удобнее, они склонились друг к другу обсудить подобное недостойное поведение хозяйки виллы.

Ведь они имели полное право знать, кто будет жить вместе с ними в Тильобьянко, разве нет? Три седые головы возмущенно закивали.

Одетые в разные (но не слишком) вариации одного и того же сарафана в цветочек, которые также неплохо заменяют фартуки и разлетаются как горячие пирожки среди дам определенного возраста, особенно летом, три кумушки казались продолжением друг друга. Всю жизнь проведя бок о бок, они даже стали похожи настолько, что, когда звали по имени одну, оборачивались все трое.

– Так что же, мы ничего не узнаем? И когда же нам скажут?

Розамария вздохнула.

– Не могу поверить, что у нас нет права голоса. Почему мы не можем решать, кому сдать виллу? Помните тот раз, когда ее сняла пара и привезла шестерых детей? Во всем Тильобьянко только и слышно было что их вопли.

– Да, просто возмутительно! – Кларетта удрученно покачала головой. – В конце концов это же нам с ними жить, с этими приезжими – а не этой важной синьоре Людовике!

Три головы снова энергично закивали. Всем была известна неприязнь трех кумушек к Людовике, законной владелице виллы «Эдера». Родившись в Тильобьянко, замуж она вышла за богатого и знаменитого адвоката, с которым познакомилась в круизе, и уехала жить в город, оставив виллу пустовать.

Вот уже много лет как она сдавала ее каждое лето – что, по мнению трех кумушек, было совершенно непростительно. Дом предков нельзя сдавать чужакам, которые приезжают, только чтобы мешать и надоедать, – в самом крайнем случае продала бы ее кому-нибудь из местных жителей.

– А помните тот раз, когда приехала одна парочка и даже ни разу в деревню не вышла? Заперлись в доме и так и просидели там два месяца! Мы даже не знали, что за люди! Наверняка наркоманы, – заявила Эвелина со знающим видом.

– Эти были даже хуже детишек. Они что, думали, что заразятся чем-то, разок пройдясь по улице?

Послышался гомон и крики, и три головы повернулись на шум.

– А, близнецы и малышка. Только посмотрите, какая суета. Эта Вирджиния не умеет с ними обращаться, – заметила Розамария.

– Сейчас влетят в магазин и все тут перетрогают, – пожаловалась Кларетта, с неожиданным проворством поднимаясь с низенького стульчика.

В отдалении и правда виднелась компания детей, близнецов Ла Роза вместе со своей няней-подростком, Вирджинией, легко узнаваемых даже издалека как по производимому шуму, так и по светлым головкам всей четверки. Близнецы, Тобиа и Андреа, два хулигана шести лет с сияющими глазами, носились туда-сюда, а их маленькая сестренка, трехлетняя Маргарита, что-то без конца рассказывала Вирджинии, крепко держа ее за руку, а та очень серьезно ей отвечала. Малышка уверенно произносила все слова совершенно неправильно, но ее все равно все понимали. В тот самый момент она громко объясняла, что упала с велосипеда, ударилась коленкой и теперь хочет клубничное мороженое.

Вирджиния, похоже, все это поняла, потому что ответила:

– Со взбитыми сливками?

Кумушки же услышали: «Я упяя с феёпета, у меня поит коенка. Тепей хосю моозеное с куникой, оккей?»

Близнецы в футболках с тираннозаврами промчались между Розамарией и Эвелиной прямиком в магазин, и те даже не успели смерить их недовольным взглядом. В Тильобьянко еще не видели, чтобы эти двое ходили: что бы они ни делали, все бегом.

– У тебя просто нет способностей, – сообщила Эвелина Вирджинии, как только та подошла достаточно близко.

– К чему? – рассеянно уточнила Вирджиния, прислушиваясь к Маргарите, которая ей говорила: «Есе ковь, смоти», отклеивая пластырь от коленки.

– К воспитанию детей, этой парочки. Да и с малышкой не очень выходит, – с определенным удовлетворением пояснила Эвелина, разглядывая уже растрепавшиеся крошечные светлые хвостики малышки.

– Не думаю, – задумчиво возразила Вирджиния, разглядывая продемонстрированную ей пухленькую ножку. – Хотя ты права… кровь еще идет! Налепим новый пластырь, что скажешь?

– Тя! – с довольным видом согласилась девочка.

– Тогда, может, купить тебе пластыри с рисунком прямо здесь, у синьоры Кларетты, хочешь?

– Тя!! – снова завопила малышка.

– Что, еще говорить не умеет? – прокомментировала Розамария. – Моя Паола в ее возрасте уже отлично говорила.

– Ей осталось всего несколько букв выучить, с десяток, а так она превосходно справляется, – возразила Вирджиния.

– Пьевосходно! – завопила Маргарита с праведным негодованием.

– Ах ты зайка! – воскликнула Вирджиния. – Ты произнесла букву «дэ»!

– Тэ, – уверенно повторила Маргарита.

Из магазина доносился оживленный спор близнецов, которые остановились у холодильника с мороженым. Кларетта не спускала с них крайне недовольного взгляда.

– Так, ребятки, – взяла ситуацию в свои руки Вирджиния. – Возьмем каждому по одному. Какое хотите? Скажите мне, и я достану.

– Я хочу фруктовый лед со вкусом кока-колы!

– И я тоже!

– Тогда я возьму апельсиновый!

– Апельсиновый отстой!

– Неправда! – возмутился Тобиа и пнул брата в голень. – Это ты отстой!

– Я сейчас вызову полицию! – закричала Кларетта из-за прилавка. Близнецы, совершенно неотличимые друг от друга и золотоволосые, точно викинги, тут же замерли.

– Ты правда вызовешь полицию?

– И они приедут на машине?

– И с пистолетами?

– Ну конечно, – вмешалась Вирджиния. – Приедут во всем обмундировании. Вряд ли вы хотите провести лето в тюрьме. Выбирайте себе мороженое и пойдем на футбольное поле, там набегаетесь от души.

Кларетта окинула девушку презрительным взглядом.

– Детей так не воспитывают.

– А это и не моя задача. Я всего лишь должна возвращать их родителям живыми каждый день в восемь вечера, – весело отозвалась Вирджиния, открывая холодильник. – Итак, Маргарита, тебе клубничное мороженое… есть только фруктовый лед, но пойдет. Мальчики?

– Тогда и мне! – хором ответили близнецы.

– Пойдемте, – позвала девушка, с тремя порциями клубничного льда в одной руке и одной порцией мятного для себя в другой. – Запишите, пожалуйста, на счет синьоры Ла Розы, – обратилась она к Кларетте.

Женщина проводила ее глубоко неодобрительным взглядом. Фруктовый лед в девять утра. Вот что получается, если оставить троих детей с подростком.

– Пф, – фыркнула она себе под нос, наблюдая, как девушка в футболке, коротких шортах и с собранными в хвост волосами по очереди раскрывает весь фруктовый лед.

– В общем, похоже, нам не положено знать, кто приедет на виллу, – пробурчала Эвелина, которой не терпелось продолжить прерванный этими бестиями разговор.

– Я правда не понимаю, – поддержала Розамария, пока Кларетта снова устраивалась на своем стульчике. – У нас есть все права, я бы даже сказала, это наш долг – знать…

– А я знаю! – перебила ее Вирджиния, даже не подозревая о грозящей ей опасности.

Все трое замерли на своих местах, и шесть пар глаз уставились в уже загоревшее лицо девушки, которая в блаженном неведении посасывала фруктовый лед.

– Что ты знаешь?

– Как зовут нового арендатора виллы «Эдера». А вы не знаете? Мне папа вчера за ужином рассказал, он составлял договор для синьоры Людовики, – объяснила она, помогая малышке держать мороженое. – Маргарита, не прикладывай лед на ранку.

Отец Вирджинии, симпатичный адвокат, являлся партнером небольшой, но процветающей фирмы вместе с обоими родителями малышей Ла Розы, вот почему летом всю троицу, лишенную школы и детского сада, практически воспитывал шестнадцатилетний подросток, которая была очень довольна летней подработкой, к тому же еще и веселой.

– Вы только послушайте, она знает, а мы нет! Да где мы живем?

– Так и что? Кто она?

Но Вирджиния уже была занята, вытирая коленку Маргарите грязнющим платком, вытащенным из кармана одного из близнецов, а девчушка ей тем временем объясняла:

– Ет хоотный! И коенке хоошо.

– Так, синьорина Всезнайка! – не выдержала Эвелина. – Что дальше?

Вирджиния подняла на них удивленный взгляд:

– Дальше?

– Кто приедет на виллу?! – хором выкрикнули три кумушки.

– А, вы об этом… ее зовут Присцилла Вердебоско, она писательница, – ответила девушка, прежде чем попрощаться. – Ребятки, идемте к фонтану, вы все липкие. До свидания. – И спокойно направилась к фонтану в окружении перемазавшихся детей.

Трое старушек несколько секунд задумчиво молчали.

– И кто эта Вердебоско?

– Никогда не слышала.

– Только писательницы нам не хватало.