Из духа и оков

Я растерянно посмотрела на Истона.

— О чем она говорит?

Эмори завизжала:

— Где драгоценный принц? Из света, воздуха и прочего бреда? Его семья это сделала. Где он? Я думала, вы с ними. Как всегда. Держишься за тех, кто может помочь, — рявкнула она.

Я могла лишь смотреть на нее, качая головой.

— Драгоценный король того носителя света хотел, чтобы я была такой. И теперь посмотрите на меня. На то, что они сделали. На то, где я. И это все их вина.

Она пронзила меня взглядом.

— Это и твоя вина, — она сплюнула на пол, волны энергии исходили от нее, искрились на оковах на ее запястьях.

Истон выругался под нос и поймал мой взгляд.

— Похоже, королю Люмьера нужно объясниться.

Я напряженно кивнула, и другие стали обсуждать, как мы переместим Эмори, и что за магия нам требовалась. Но я слушала одним ухом.

Потому что кто — то сделал это с моей подругой. И мне казалось, что все вокруг произошедшего было больше, чем Родес, его семья или даже король. Больше нас.

Глава восемнадцатая

Лирика

Я знала, что крики будут в моих кошмарах до конца моих дней.

Как и знала, что многое другое проберется в мои сны. Может, так, что они уже не будут ощущаться как страх, печаль или гнев. Может, это будет моей жизнью, и я уже не буду страдать от этого. Я хотела онеметь и не ощущать страха?

Я не знала. Может, я нуждалась в этом.

Потому что каждый раз, когда я закрывала глаза, я видела лицо Арвина. Я видела страх и панику в его глазах, пока он пытался защитить меня. И пытался защитить себя.

Я закрыла глаза, и я видела Брэлинн, ее падение и превращение в пепел.

Я видела, как ее пепел разлетался с ветром, Лор кричал и пытался убить всех нас.

Я видела меч, пронзающий мою плоть, словно теплое масло.

Я видела шок в глазах Родеса, он пытался исцелить меня, но понимал, что не истекал кровью, как я. На мне была смертельная рана, а на нем не было отражения.

Мы не были родственными душами, мы были связаны лишь поверхностно. Принц и Жрица. Друзья.

Он не смог спасти меня. А Истон не знал, какой я была. Он сидел рядом, пытался защитить меня, Родеса и себя, пока замок рушился вокруг нас. Он истекал кровью из раны в том же месте на боку живота, где была пронзена я. Но не заметил. Или не связал точки.

Потому не знал, что я была его половинкой. Почему?

Проклятие не давало ему испытывать чувства.

Все это крутилось в моей голове, пока я пыталась спать. Потому что такими были мои кошмары. Не то, что могло случиться. То, что было.

Нэги терзали края моего разума, отсутствие света и тени, наполненное магией. Лор послал их в мир людей за мной. И пока меня не исцелили Розамонд и Родес после падения с горы, я не могла их видеть.

Они были монстрами из кошмаров. Из — под кроватей детей, которые не слушались родителей.

Но они были реальными. Да, они были в моих снах, и это не были настоящие кошмары.

Нет, крики старушки, умершей в пещере. Крики невинных, которые пытались убежать от лорда Воды, когда он использовал костяную магию, чтобы исказить стихию.

Крики Эмори, когда она сидела передо мной, прикованная к стенам комнаты, которая больше напоминала подземелье, чем говорил Истон.

Теперь такое было в моих кошмарах.

Я ворочалась, пот проступил на коже, я пыталась унять дыхание. Я знала, что они не уйдут. Что возвращения домой не будет. Теперь мой дом был тут.

Я больше не увижу родителей. Они навеки останутся в мире людей, их память изменили, чтобы они и не знали, что у них была дочь. Так было и с родителями Эмори и Брэлинн.

Они не могли скучать по девочкам, потому что их дети не существовали для них.

Я не могла вернуться. И вряд ли хотела.

Мне не было там места. Может, оно было для меня тут.

Магия дрожала во мне, кристалл вспыхивал, как часто делал в эти дни. Я закрыла глаза и стиснула зубы.

Народ тут не доверял мне. Они не знали меня. Некоторые видели во мне спасителя, потому что так говорилось в древних текстах. Но там был лишь намек на пророчество. Они не говорили, каким было пророчество.

Только несколько человек, включая меня, знали слова. Но мы не знали значения.

Мы разберемся. Потому что я не знала, что будет, если нет. Ответа не было. Потому борьба того стоила. Нам нужно было разгадать пророчество и найти ответы.

У некоторых было больше истории, ума и опыта в таких делах. Может, они найдут способ.

И они могли сказать мне, что делать.

И я сделаю это. Без колебаний и вопросов. Они рисковали собой ради меня. А я понимала, что я не была Жрицей Духа.

Я ощущала четыре стихии, пульсирующие в моих венах, борющихся за контроль, даже когда я медленно позволяла им скользить через мои пальцы и из моих пор.

Я знала, кем я была. Я просто не знала, какой должна быть в общем плане.

Туника липла к коже, и я потянула за нее, кривясь. Это была туника из этого мира, а не из мира людей. Одежда и технологии тут взрывались. Родес говорил, что дело было в магии в воздухе, которая была слишком сильной для ткани и прочего из мира людей. Я понимала, что у мира мейсонов хватало проблем, и они не хотели в своих границах то, что навредит еще больше.

Я быстро сняла майку и шорты, прошла к чаше, чтобы ополоснуться.

Не во всех комнатах замка были душ и ванная, хотя Истон работал над тем, чтобы так было. Тут не было средневековье. Некоторые изобретения продвигали быстрее других, а некоторые прогрессировали в магии, а не технике. Магия гнила и угасала из — за медленно ломающихся кристаллов, и она не могла создать новых магов и изобретения. Была слишком занята, чтобы не разбиться.

И Истон с его мамой больше искали гниль в своих границах. Лора. И пытались защититься в войне с Люмьером и что — то сделать со смертями их народа. Потому что без кристалла, дающего энергию народу, не только магия умирала, но и весь мир. И когда он рухнет, возврата не будет.

Так что душ в каждой комнате, даже в таком развитом мире, не был делом первой важности.

Но Истон поместил меня в те же покои, где я была, когда впервые прибыла в Обскурит, ближе всего к его комнатам. Так что у меня было подобие душа.

Все было из того же камня, что и раньше, блестящего черного обсидиана, который звал меня. Я видела прозрачные камни, белые, которые сияли в мраморных частях замков Люмьера. Мне нравились и те, и другие.

Они звали меня, две стороны монеты, звали мое сердце.

Потому я знала, что была от двух королевств, одного мира.

Было сложно думать так, когда я так много времени проводила в Обскурите и ощущала, словно Люмьер был на другой стороне, с врагом, особенно, после слов Эмори — хотя мы не знали, могли ли доверять ей. И, судя по тому, как вел себя король Люмьера, я уже ничего не знала.

Я быстро помылась и заплела волосы, зная, что вскоре нужно было подстричься. Длинные волны доставали до поясницы, слишком длинные для боя. Может, стоило сделать их короткими, как Вин всегда обещала мне сделать. Мне нравились длинные волосы. Нравилось играть с ними и пробовать разные прически. Так было.

Теперь я все время заплетала их в косу, пара прядей выбивалась при этом.

И я не могла врать себе, мне нравилось, когда Истон убирал те пряди мне за уши. Даже если он не понимал, что делал это.

Я закончила надевать кожаную броню, когда в дверь постучали, и Истон вошел.

Я быстро повернулась, проверив, что грудь была скрыта, переживая, что не успела до конца надеть броню перед тем, как Истон вошел.

— Спасибо, что подождал, пока я скажу «войдите», — прорычала я, ненавидя то, что мои щеки были красными. Я ощущала жар своего румянца. Больше этого мне не нравилось, что я почти желала, чтобы Истон вошел раньше и увидел.

Я хотела наказать себя. Но это вряд ли вскоре прекратится, так что нужно было терпеть это.

— Я думал, ты уже встала и готова, прости, что помешал.

Он не звучал виновато. И, когда я повернулась к нему, я увидела нахальную улыбку. Он всегда так улыбался, это я даже любила. Но я не собиралась признаваться в этом.

— Как скажешь. Ты тут просто так? — спросила я, пытаясь сохранять расстояние между нами. Было сложно, когда я хотела прильнуть и обнять его. Сказать ему, что все будет хорошо, как он делал со мной.

Я уже не была той девочкой. Мне это не нужно было. Мне нужно было покончить с делами. И я не могла сделать это, если отвлекалась.

— Ты говорила, что этим утром нам нужно поработать с Эмори. Я думал об этом всю ночь. У меня есть план.

Я приподняла брови, сделала пару шагов вперед.

— Какой?

— Сифон тянет магию и жизненную энергию из мага перед собой.

— Знаю. Так ты говорил.

— А если мы используем то, что многие сифоны никогда не видели.

— Я не знаю, о чем ты.

— Мага Духа.

— Я не такая. У меня нет этой стихии. И как это должно сработать?

— Маг Духа может видеть, что внутри других мейсонов. Они видят все стихии, душу. Я не знаю, что происходит после этого.

Он сунул руки в карманы камзола, и я покачала головой.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Я тоже. Но, может, это поможет? Я не знаю, что делать, Лирика. Многие сифоны умирают, потому что не знают, как справиться с силой. А те, кто выживает, обычно оказываются зарезаны мечом, потому что постоянно пытаются убить тех, кто перед ними. Я не хочу, чтобы твоя подруга проходила такое.

— Я не знаю, что делать.

— Джастис работает над оковами, которые не такие… ограничивающие физически.

Мои брови приподнялись.

— Твой дядя создает оружие.

— Он кузнец, — исправил Истон. — И лучший здесь. Если мы подавим ее силы, может она сможет управлять тем, что внутри нее, и не будет все время визжать.

— Она всегда так себя вела. А если это изменило то, что внутри ее, а не только силы?

— Не знаю, Лирика. Мы сделаем, что сможем. Что должны.

Я подняла голову.

— Я не хочу, чтобы она умерла.

— Твоя бывшая девушка не умрет от моей руки. Если не навредит тебе. Если она попытается тебя убить, ей конец.

— Она так не сделает.

— Ты этого не знаешь. Так, давай разберемся. Посмотрим, сможешь ли ты открыть магию Духа или что — то, чтобы помочь ей.

— Если бы я знала, как это сделать, уже сделала бы. Я не могу просто открыть Дух и сделать это. Все работает не так.

— Знаю. Я видел, как ты открывала некоторые свои стихии.

— Люди почти умирали ради этого. Я не знаю, что это значит.

— Давай попробуем разобраться. Вреда не будет, — он сделал паузу и пожал плечами. — Ладно, может, больно будет. Мы можем потратить на это утро. А потом у нас другие дела. Королевство в опасности, и, хоть я хочу помочь твоей подруге… бывшей девушке… это не единственная проблема, с которой я разбираюсь.

— Сначала перестань ее так звать.

— Как? Это правда.

— Ты рычишь из — за этого и хочешь поддеть меня. Мне это не нравится. Она достаточно меня мучила. Не нужно и тебе так делать.

Он посерьезнел и кивнул мне.

— Понял. Перестану.

— Хорошо.

Он вытянул руку, и я посмотрела на его ладонь, гадая, стоит ли ее сжать.

А потом он насмешливо ухмыльнулся, и я взяла его за руку. Видите? Все было в порядке. Я не разбивалась внутри, эмоции не душили.

Он повел меня к подземелью, медленно убрал руку, когда мы вошли в комнату, где были другие.

Джастис был там с тремя металлическими браслетами в руках, два были меньше, а один — больше. Он хмуро смотрел на Эмори.

Ридли и Розамонд стояли в другой стороне, говорили между собой, а Родес стоял перед Эмори, разглядывал ее лицо. Люкен был в углу, держал Брэлинн, Дрейк плясал у его ног. Вин и Тиган сверлили друг друга взглядами, и я заметила еще кое — кого в комнате.

Гаррика.

Я посмотрела на Истона, тот склонился ближе. Настолько близко, что только я слышала его шепот на ухо. Его теплое дыхание вызывало дрожь на моей спине. Я игнорировала это.

— Он тут, потому что мы следим за ним. Не переживай, он не узнает наши тайны.

Я кивнула ему, оторвала взгляд от Гаррика, робко глядящего на меня. Он выглядел испуганно, словно боялся, что мы убьем его на месте.

Он работал на Серого, может, как Истон, но Гаррик был свободен. Истон — нет. Истон был в оковах, а Гаррик мог ходить и делать, что хотел.

Я не знала, кому доверять. Но точно не Гаррику.

— Я не думала, что опоздала, — быстро сказала я, все посмотрели на меня, даже Эмори, хмурясь.

— Ты плохо спишь, и я сказала им дать тебе отдохнуть, — сказала Розамонд с придыханием.

Я посмотрела на нее, ее глаза были стеклянными, словно она смотрела вдаль.

— Ты в порядке?

Она кивнула, потирая висок.

— Немного болит голова. Видения приходят быстрее нынче. Я их ненавижу.

Ридли вдруг оказался рядом, поднял ее голову и заглянул в глаза.

— Как ты себя чувствуешь, Пророчица? Где болит голова? Кружится? Тошнота?

— Я в порядке, Ридли. Ты чудесный целитель. Но это ты не исправишь.

— У целителей тоже бывают видения, — прошептал он, и я посмотрела на Истона.

Он едва заметно тряхнул головой, и я повернулась к остальным. Я не знала, что у целителей могли быть видения. Ридли узнал магию Пророка до этого. Я посмотрела на свой браслет, который всегда носила.

Алура дала его мне, и Розамонд его сделала. Там показывало, на какой территории мне нужно быть, так я думала. Каждый символ представлял территорию, стихии обжигали мою кожу, и я знала, где была нужна.

Браслет не был активен на моем запястье, значит, я была там, где нужно. Или хотела, чтобы я была тут нужна.

— Я в порядке, целитель. Не переживай. Давай переживать об Эмори, — тихо, но сильно сказала Розамонд.

— Мне не нужны ваши тревоги, — выдавила Эмори.

— Эмори. Дай нам помочь.

Я шагнула вперед, и толпа разделилась, чтобы я встала перед ней.

Ее черные волосы были растрепаны вокруг ее лица, ее обычно короткая челка уже не скрывала лоб, а съехала в сторону, словно она рвала пряди руками снова и снова. Ее каре было уже не выше плеч, задевало плечи и ниже.

Ее не стригли после мира людей. Я тоже не стриглась.

Я хотела что — нибудь сделать. Я знала, что ничего не могла. Вряд ли моя попытка открыть магию Духа поможет ей. Может, когда — нибудь у меня будет эта стихия, и я смогу помочь. Может, мы сможем разобраться в произошедшем, и почему она была такой злой.

— Почему ты так злишься? — спросила я, не понимая, что спрашивала, пока вопрос не вылетел.

— Из — за всего, что вы со мной сделали. Я была бы в порядке. Я была бы в порядке в мире людей без этого. Не зная об этих мирах. А ты влюбилась в милое лицо и серебряные глаза. Алура и Розамонд были там. И те монстры напали на нас. Я не хотела быть тут. Я пошла, потому что знала, что ты не справишься сама, — она рассмеялась. Жуткий звук вызвал дрожь на моей спине. Что — то в ее тоне говорило, что она не имела в виду все, что говорила. Она боялась, как боялась бы я, и этот страх сказывался на ее тоне.

— Эмори, мне очень жаль.

— Нет. Тебе не нужно извиняться. Я тут из — за тебя. Но это была не ты. Нет, это были они. Те, кто хотел сделать меня такой. Какой бы я ни стала. Для чего бы они ни хотели меня использовать. Посмотри на меня. Я такая, какой они хотели меня создать. Истекаю кровью внутри и хочу умереть. Они хотели, чтобы я одолела тебя. Я не смогла. Я даже простое дело не смогла сделать. Я ненавижу это. Почему тебе просто не покончить со мной? Почему не упростить это?

Она посмотрела на Джастиса, и я знала, что она уже просила его. Она просила его убить ее. Я хотела кричать. Я хотела упасть на колени и попытаться все исправить.

Четыре стихии слились во мне, хоть раз почти успокоились, Истон стоял рядом. Я знала, что я не могла исправить ее.

Я могла связать ее.

Хотя бы на время.

— Ты в моем королевстве, — сказал тихо Истон.

Эмори прищурилась.

— Другой принц. Нет, думаю, король. Да?

— Ты много знаешь о нашем мире для той, которая заявляет, что она не его часть, — спокойно сказал он.

— Я слушаю. Стражи говорят. Все они. Забывают, что я тут. Я знаю, что ты король. И я знаю, что принц там связан с другим королем. Тем, кто сделал это.

— Он сделал это с тобой? — уточнила я, шагая вперед. — Почему? Как?

— Не он. Но он приказал. Я даже не знаю.

Эмори потерла виски, хмурясь.

— Я просто помню, что они говорили его имя. Говорили, что он — король, и это свет. Так что это не мог быть Истон, потому что он — вся тьма.

— Какое имя они называли? — спросил тихо Родес.

— Брокк. Звучит как имя футболиста без мозгов.

Она посмотрела на меня, ухмыляясь. Это не затронуло ее глаза. Нет, это была не та Эмори, которую я знала. Эта страдала. И я не могла исправить это.

— Эмори.

— Это правда. Брэлинн мертва?

Я растерянно посмотрела на нее.

— Ты не знаешь?

— Никто мне не рассказывает.

Брэлинн подошла ко мне, посмотрела на Эмори и склонила пушистую голову.

Я не смогла сказать Эмори, что случилось. Я не знала, как. Да и был ли смысл? Мы втроем пришли в этот мир, не зная, куда шли, что нас ожидало. Мы все еще не знали. Все изменилось. Все было не так, как раньше, и я не знала, как объяснить это Эмори.

— Кто это? — спросила Эмори, глядя на Брэлинн. — Не видела еще кошку с крыльями летучей мыши.

Она не протянула руку. Она держала скованные ладони у тела, словно боялась чего — то касаться. Мое сердце разбивалось за нее. Она говорила жестокости, могла не знать, как справляться с болью и пылом. Но она не заслуживала этого. Никто не заслуживал.

— Мне жаль, Эмори, — а потом я рассказала ей о себе, о Брэлинн и бое. Я опустилась на колени и погладила голову Брэлинн, глаза Эмори расширились, слеза покатилась по ее щеке.

Эмори и Брэлинн не были лучшими подругами. Но они дружили. И обратного пути не было. Это не изменить.

И я все еще не знала, как все сделать лучше. Как все исправить.

Джастис кашлянул, и я посмотрела на него. Мужчина, который плохо справлялся с эмоциями не от его мужа, не знал, что сказать.

— Я сделал это с помощью Розамонд и Ридли. Нужно носить это на шее и запястьях, чтобы свободнее двигаться по замку.

— Вы мне доверяете? — спросила Эмори, глядя на оковы в его ладонях, а не на лицо.

— Нет, — сухо сказал Истон. — Но мы мало кому нынче доверяем, да? Ты была в этом пешкой, и мы все знаем это. Мы даем тебе немного свободы. Но не полную. За тобой будут следить. Но не за тобой одной следят.

Я подавила желание посмотреть на Гаррика.

Или даже на Истона.

Все — таки Истон никогда не оставался один, хотя он пришел ко мне в спальню один. Может, за ним и следили, но я не заметила.

Я почти все время была в своих мыслях.

— Что мне делать? — спросила Эмори.

— Разбирайся, — утомленно сказала я. — Война близко. Может, уже идет. Нам нужна вся помощь. И если девушка, которую я знала, еще где — то в тебе, найди ее и помоги нам. Я сделаю все, чтобы вернуть тебе прежнее состояние. Но пока что это тебе поможет. Да? — я посмотрела на Джастиса.

Он кивнул.

— Это свяжет твои силы, и ты не сможешь их ощущать. Может, это сделает тебя уставшей. У тебя не будет той же энергии, что и раньше. Но это не навредит тебе. Поверь мне.

— Я не знаю, кому верить, — прошептала она, и мое сердце разбивалось. Мне не нравилось, что она проходила через это. Я не могла ничего поделать. Или это, или оставить ее в подземелье. И мне не хотелось делать последнее.

— Давайте разберемся вместе и постепенно. Потому что это только начало, Эмори. Я уже потеряла Брэлинн, почти всю. Я не могу потерять и тебя.

Другие молчали, Эмори смотрела на меня. Я не знала, что еще сказать.

Когда она кивнула, я ощутила облегчение. Я знала, что этот миг был перерывом, и мы могли дышать. Это было затишье перед бурей. Но я была рада и этому.

Я принимала эту каплю свободу, этот миг покоя. Потому что близилась тьма, и у нее было имя.

Серый.

Но он работал не один, и те, кого я знала, были опасными.

Мы не только переживали из — за Гаррика и Истона. Теперь нужно было следить за Эмори. А вдруг она работала на него? А если мы ошиблись?

Мы отыщем эту тьму, попытаемся привести ее к свету. Я просто не знала, что случится до этого.

Глава девятнадцатая

Истон

Я закинул ногу на подлокотник кресла и смотрел, как другие двигались по комнате. Я устал. Я не хотел, чтобы они знали. Никто не мог знать. Хотя дяди, похоже, подозревали. И Лирика. Я невольно замечал, как она ловила мои взгляды, словно знала, о чем я думал. То, что порой даже я не знал, о чем думал, означало, что она могла знать больше меня.

Я не смотрел туда, где Лирика стояла с остальными, а сосредоточился на том, чтобы сидеть ровно. Я устал, но не показывал виду. Даже семье или близким. Никому в этой комнате.

Я весь день ходил по двору, говорил со всеми, кем мог. Я встретился с фермерами, мясниками, ткачами. Я встретился с солдатами и лекарями. С целителями и учителями. Я старался встретиться со всеми, чтобы они видели короля, пытался убедить их, что мы искали ответы, что мы были на шаг ближе к пониманию, как защитить их и их семьи.

Я ненавидел и любил эту часть своей работы.

Я не хотел врать, ведь знал, что мы не были ближе. Серьезно. Не важно, что мы знали пророчество. Что Лирика была тут как маяк надежды.

Мы не знали, что делать дальше. И для тех, кто гордился, что понял, что делать для защиты своего народа, я не ценил это.

Но из своей работы я любил общаться с народом. Они смотрели, как я рос как дитя королевы, гениальный ребенок. Мы не были светом, мы были из тьмы — я не забывал это. Мир бросал тень на нас с детства. Говорил, что наши силы были тьмой, а не светом. Но мой народ был не таким. Они несли свет, они несли чистоту в мое королевство. Не я. Не тот, кто был у власти. А те, кто трудился день за днем, чтобы посевы росли, чтобы учить детей, смотреть, как они вырастают и становятся магами. Те, кто висел на ниточке, как и все мы, пока пытался создавать новые жизни, хотя их силу в любой момент мог забрать кристалл, искрясь энергией.

Я с детства смотрел, как народ портится, хоть они старались развиваться и расти.

Падение произошло задолго до моего рождения, отец моей матери потерял все, включая жизнь, в войне с бывшим королем Люмьера.

Я знал, какие ужасы творили обе стороны, но мой дедушка не был худшим.

Это был король Люмьера, дедушка Родеса. Как второй сын короля, покойный лорд Воды, отец Родеса и Розамонд. Они испортили свою магию, убивали и лишали жизней магов Духа и Обскурита.

Это было их наследием. Оно потускнело за время, и теперь на обеих сторонах были добро и зло. Но Обскурит должен быть темным, должен быть злом. Без них, как врага, как тьмы, света не могло бы быть. Так писала история, даже если это могло не быть правдой.

Но сегодня я шел среди народа, пытаясь помочь, где мог. Я не спал прошлой ночью. Слишком переживал из — за того, что могло произойти, что могло забрать меня цепями теней, пока я спал, без моего ведома.

Мы боролись и побеждали, и в этот раз должно быть иначе. Должно быть.

Я не мог дать Серому забрать меня. Иначе все будет потеряно, и во всем этом не будет смысла.

Я помог отстроить несколько пострадавших зданий. Не только бой с Лором устроил разрушение. Каждый раз, когда кристалл разбивался сильнее, он посылал шоковую волну, которая лишала народ магии и уничтожала все на пути.

Моей работой было убедиться, чтобы все знали, что я помогу, чем смогу. И я задумался… а если они узнают, кто управлял мной все это время? А если поймут, что я был просто фальшивкой? Что я не был таким, как они думали?

— Почему ты хмуришься и ворчишь? — спросил Ридли, встав возле меня.

Я отогнал мысли и посмотрел на дядю, улыбаясь. Улыбка помогала притворяться, что все было в порядке. Хотя ничего не было в порядке уже давно — дольше, чем я хотел признавать.

Ридли видел меня насквозь. И, когда Джастис подошел и медленно обвил рукой пояс мужа, я понял, что и он разгадал мою игру.

Я смотрел на дядь и желал того, что было у них. Они были парой, сколько я помнил. И они всегда были друг у друга.

Я не знал историю их знакомства, они скрывали это у себя. Я знал, что они безмерно любили друг друга. И они всегда были рядом со мной. Даже когда я не знал, что нуждался в них. Камэо любила младшего брата всем сердцем, и она убедилась, чтобы мир знал это, пока она была королевой. Он был семьей, и ему нужно было поклоняться, как ей.

Джастис не любил внимание, и он сторонился от власти, пока мне не потребовалась помощь. И теперь, когда мне нужно было уйти, Джастис и Ридли заменяли меня, чтобы я мог делать то, что нужно для народа.

И они пытались уберечь меня, когда никто не мог. То, что они знали, что я пропадал на время, и думали, что это был Лор, подтвердило мои тревоги насчет того, что мы все считали прошлым. Мы ошибались насчет всего, что считали правдой. И не раз.

Потому что устроил все не Лор. Нет, это был Серый.

И вряд ли нам хватит сил, чтобы биться с этим монстром.

— Я не ворчу, — буркнул я.

— Ты такой. Это твоя фишка. Это и ухмылка, — сказал Ридли. Его глаза были полны смеха.

— Я твой король. Тебе стоит кланяться мне, а не обходиться как с ребенком.

— Когда перестанешь вести себя как ребенок, как порой делаешь, может, я перестану обходиться с тобой так, — сказал Джастис, Ридли ткнул его локтем в живот.

— Веди себя хорошо. Если кто и ворчит, то это ты, дорогой муж.

— Я не ворчу. Я хмурюсь. Есть разница.

— Кто — то говорил о ворчании? — сказал Тиган, Вин следовала за ним, закатывая глаза.

— Прошу, не говори, что ты ворчишь, — сказала Вин, фыркая, когда Тиган нахмурился.

— Я ворчу.

— Нет. Ты пытаешься, а потом фыркаешь, смеешься и рычишь. Ты не ворчишь.

— Мы можем перестать говорить о ворчании? — спросил я, сдвинул ногу с подлокотника, чтобы встать. Мне не нравилось, когда все стояли вокруг меня, пока я сидел. План двора дедушки сделал это так, потому что его трон был немного выше, Мама не правила с того пьедестала. Она требовала немного благоговения, чтобы держать народ в узде. Она была не как ее дедуля.

Хотя я его не встречал. Дедушка верил в страх и власть, которыми подавлял мятежников или убирал их. Мама старалась поддерживать идею чистоты и силы королевства, окутывала себя тайной так, что члены территорий не понимали, кем она была. Так они могли любить ее и верить в ее правление.

Мне нужно было понять, каким королем я хотел быть. Но у меня не было на это времени, потому что король, каким мне нужно быть, оберегал свой народ. И это означало, что нужно было уберечь Лирику.

Я посмотрел на нее, стоящую с Родесом и Розамонд по бокам. Она держала кубок в руке, и они болтали за канапе, которыми их угостили. Этой ночью был семейный ужин, хотя тут была не только семья. Я рискнул взглянуть на дядю Джастиса, глядящего на меня, и я знал, что у меня толком не осталось семьи. Только двое мужчин со мной, которые сделают все, чтобы помочь мне.

— Тьма не будет держать тебя вечно, — сказала Розамонд, перебивая другие разговоры, она, Лирика и Родес подошли ко мне. Все притихли, а я посмотрел на нее.

— Что ты Видишь, Пророчица? — спросил я. Родес пронзил меня мрачным взглядом.

— Не мучь ее, — рявкнул он, и Лирика сжала его руку.

Я хотел оттащить ее от него, ударить Родеса по лицу, чтобы он не давал ей трогать его.

Но что — то во мне медленно поднялось, масло растеклось по телу, впилось когтями, и я ничего уже не ощущал. Только онемение.

Я потер грудь, пытаясь перевести дыхание. Я ненавидел это. Почему Серый сделал это? Зачем проклял меня так?

Я знал, что там что — то было. Ощущал боль под кожей. Но каждый раз, когда я тянулся туда, каждый раз, когда чувство хоть немного проглядывало и могло быть настоящим, проклятие возвращалось, и я ничего не ощущал. Только то, что хотел Серый.

И я ненавидел себя за это.

— Я не знаю, что Вижу, — сказала Розамонд, отвлекая меня от мрачных мыслей. — Только то, что должен быть свет. Если бы не это, я бы не Видела вовсе.

— Так ты видишь только для Люмьера? — спросил Тиган. Я кивнул, у меня был тот же вопрос.

— Нет, эта группа — не Люмьер и Обскурит. Мы — свет и тьма.

— Так и переводятся наши фамилии, так что тебе лучше уточнить, — протянул я.

— Свет — то, что правильное, сохраняет нас целыми. Тьма — тень, не магия в твоих венах. Тень, которая наползает, врет, ищет тайны и раскрывает правду, которую не должны были открывать. Свет и тьма — не лучший выбор слов. Но пока у меня есть лишь такие слова, — Розамонд покачала головой и потерла висок. — Не люблю звучать как маг Духа, — она виновато улыбнулась.

Лирика обняла ее.

— Думаю, в этом было больше смысла, чем в других словах. Ты хотя бы говорила предложениями, а не загадками.

Я хотел притянуть Лирику к себе, сказать ей, что мы разберемся. Я не знал, будет ли это ложью. И я не хотел врать ей. Она уже достаточно пережила, и я не хотел осложнять.

— Раз у нас было видение от Пророчицы, пора ужинать, — сказал я, стараясь звучать весело, будто все было в порядке.

Я знал, что никто не поверил. Все — таки все мы ждали следующей проблемы. Услышать крик, вступить в бой, ощутить больше боли. Такое бывало, когда расслаблялся.

Я посмотрел на Родеса и Розамонд, своих дядь, на Тигана и Вин, а потом на лирику. Я знал, что не все выживут в этом. Мы не могли.

Не со змеей в наших рядах, которой мог оказаться я. Не со всем неизвестным, и когда мы не знали, что задумал король Люмьера. Или Серый. Мир умирал, становясь пеплом и углями, и я боялся, что не смогу помочь спасти его. Проклятие на мне не позволит мне защитить девушку передо мной. Ту, которую я должен любить. Женщину, к которой я ощущал только желание, которого не хватит, чтобы подавить магию, сдерживающую меня.

В дверь постучали, стражи заглянули. Я поднял руку и махнул им войти. Гаррик стоял между ними. Четвертый Серого посмотрел на меня, на других, а потом будто замкнулся, словно боялся того, что подумают другие.

Я хотел верить, что это была игра. Я хотел, чтобы он был хорошим, просто во власти Серого, как я. Но если я не доверял себе, не мог верить и ему.

И пока я думал об этом, о Лирике и о том, чего я хотел, тень окружила мое сердце, приковала его к стене дыма. Я стал задыхаться, упал из кресла на колени.

Лирика первой прижала ладони к моему лицу, говорила что — то, что я не слышала. В ушах шумело, словно все звуки выкачали, и я слышал только вакуум. Ладони Ридли были на моей спине, он говорил мне что — то сделать. Я не знал, что.

Гаррик был там, глаза были полными страха. Он шагнул вперед, но стражи оттащили его. Тиган хмуро смотрел на мужчину.

— Я в порядке, — прохрипел я, зная, что это была ложь. — Я в порядке.

Другие не верили мне, и я не винил их. Потому что я не был в порядке. Серый управлял мной — его хватка еще была на мне. И я не мог вырваться.

Мне казалось, что порвать эту связь мог только конец.

Потому что Серый не мог управлять мной, если я не был живым.

И, чтобы спасти Лирику, чтобы спасти свой народ, я пожертвую собой.

Но я надеялся, что это не было ответом.

Глава двадцатая

Лирика

— Ты расскажешь мне, что это было? — спросила я, шагая за Истоном во дворе после оборванного ужина.

Гаррик стоял перед нами, словно хотел помочь Истону. Никто не дал ему коснуться Истона. Мы не доверяли Гаррику, и не знали, могли ли доверять Истону, пока Серый мог прийти за ним. Это могло происходить. Скорее всего. Он повторял, что был в порядке, и я хотела обнять его и сказать, что так и будет, как он говорил. Ложь. Но я не могла. Я просто стояла за ним, пока он смотрел вдаль, ветер трепал его волосы.

— Это не были пустяки. Ты упал на пол, держался за грудь. Это был Серый?

Он повернулся. Огонь плясал в его глазах, он сверлил меня взглядом.

— Ясное дело. Теперь всегда будет он, да?

— Возможно. Но это не должно быть. Мы разберемся.

Он рассмеялся, показывая, что не верил мне. Я сама в это не верила.

— Серый всегда был кошмаром. Мифом, которым нас старались держать в узде, страхом, что он придет к нам. Он был под нашими кроватями, выбирался из шкафов ночью и окутывал нас пальцами из дыма, не давая дышать. И мы уже не могли колдовать.

— Эти истории мрачнее тех, с которыми я росла, — я пыталась звучать спокойно. Я хотела звучать так, словно не боялась, что потеряю его, хотя я его и не получила.

— Твои сказки, которые я помню, когда был в том мире, основаны на тех, что темнее моих. Они о смерти, расчленении и ужасе. А потом добавляют улыбающегося эльфа или птицу, и все вдруг становится милым.

— Ладно, может, тут ты прав.

— Но твои хотя бы нереальны, — его голос снова стал пустым. Огонь скользнул по его пальцам, и я не знала, понимал ли он, что делал это. Словно для него это было игрой, и он даже не переживал о том, как я себя чувствовала.

— Мы должны победить в чем — то, — тихо сказала я. Я даже не понимала, что хотела сказать, пока слова не вылетели. И когда они вылетели, они показались обычными, словно я тянулась к тому, что не придет. Я не могла ничего сделать. Я могла лишь молиться и ждать. И учиться. И тренироваться. И помогать другим, пока пыталась понять, что сделать для себя.

— Я хотел бы твой оптимизм или хотя бы энтузиазм, чтобы думать о победе. Я вижу, что ты врешь мне, как и врешь себе.

Он повернулся, и я увидела его профиль. Темные волосы падали на его лоб, ветер трепал их. Солнце село, и теперь только свет ламп во дворе озарял его темно — коричневую кожу.

Он потрясал, с точеной челюстью и постоянной ухмылкой он выглядел хитро.

И я любила его.

В основном, потому что он подбирал тех, кто падал. Он бросался в дело, даже когда притворялся, что ему не было дела. Он старался вести себя так, словно все было в порядке. Словно мир вокруг него не рухнет, и он найдет способ выжить со своим народом, ведь только это было важно.

Я знала, что это была ложь, как и он. Может, больше него.

Потому я полюбила его. А не из — за того, что душа тянулась к нему, словно нас связывала нить.

— Мы снимем проклятие, — прошептала я.

Он повернулся ко мне, его глаза были проницательными.

— Это было бы мило. Потому что я не хочу, чтобы он портил мою жизнь. Я не хочу, чтобы он делал то, что сломит нас.

Я знала, что он говорил не о себе и мне. Нет, он говорил обо всех нас, и я понимала это. Любовь ко мне была лишь каплей, и я понимала это. Я тоже это чувствовала.

Он шагнул вперед, протянул руку. Я застыла, хотела, чтобы это было больше, чем на самом деле.

Его пальцы обвели мою щеку, и я закрыла глаза, хотела насладиться моментом.

Закрыв глаза, я могла притворяться, что там была любовь. Что было не только любопытство к тому, что он не мог получить.

Я хотела верить, что боль в нашем дыхании означала, что не я одна этого хотела.

— В тебе столько сил, Лирика. Будет еще больше. Я восхищаюсь тобой.

Мои глаза открылись, я смотрела в его темные глаза, хотела понять его слова.

Я не успела ничего сказать, за нами послышались шаги, и мы уже не были одни.

Глаза Истона чуть расширились, и я повернулась, осознавая, что его ладонь была на моем бедре, словно он был готов оттолкнуть меня или подвинуть за себя в любой миг.

— Гаррик, что ты тут делаешь?

Гаррик стоял там, его глаза были пустыми, а плечи — опущенными, он смотрел на нас.

— Где его стража? — прошептала я, Истон сильнее сжал мое бедро.

— У меня подарок для тебя, — прошептал Гаррик, голос был ниже обычного.

А потом трансформация заставила меня отпрянуть на шаг. Мое тело прижалось к Истону, и его ладонь сжала мое бедро до синяков.

Гаррик расправил плечи, глаза прищурились, наполнились гневом.

— Когда я скажу, беги, — шепнул Истон мне на ухо. Гаррик цокнул языком.

— Это так не работает, — Гаррик смотрел на нас. Я сглотнула.

— Как работает? Что за подарок? — мой голос был увереннее, чем мог быть. Я боялась. Была в ужасе. Что — то близилось. Я ощущала это костями, и вряд ли мне хватило бы сил побороть это.

Мы знали, что нельзя доверять Гаррику, и мы приставили к нему стражу. Мы хотели увидеть, что он сделает. Видимо, этого было мало.

Нас снова не хватило.

— Даже печально, что ты мне никогда не доверял. Ты должен был. Бедный маленький Гаррик спас тебя, но ты не смог его оставить одного ни на миг. Нет, с ним постоянно была стража. И не только твои друзья. Маленькие стражи с их маленькой магией.

— Что ты сделал с моими стражами? — низким голосом спросил Истон. Он шагнул в сторону, и мы стояли бок о бок, хотя он был немного впереди меня. Я знала, что Гаррик заметил это, и кожа вокруг его глаз напряглась.

— Ты знаешь, что их нет по твоей вине. Но ничего, — он отмахнулся от слов, словно не намекнул, что убил их. — Если бы ты доверял мне, они еще были бы живы.

Меня тошнило, сердце пропустило удар. Кто за ним следил? Вин? Тиган? Родес? Нет, после ужина они пошли проверить Эмори, узнать, могли ли что — то сделать с ее оковами. Вряд ли кто — то из тех, кого я знала лично, был с Гарриком.

Боже. О, боже.

Истон убрал ладонь с моего бедра, его руки окружил Огонь.

— Не стоит колдовать на мне, король.

— Почему же? Ты — дейн, без магии. Но ты как — то легко убил двух моих стражей. Кто ты, Гаррик?

— Это всегда было вопросом, да? А вот Серый знал, кем я был. Знал, что, хоть меня лишили магии, пропала только стихия. Не все.

Я хотела посмотреть на Истона, увидеть, что он думал. Но я не могла отвести взгляда от Гаррика. Мои руки были вытянуты, магия пульсировала во мне, готовая вырваться, биться. Когда я была с Истоном, я управляла собой, казалось, я могла использовать все четыре стихии, если нужно. Но я не знала, что мы будем делать в тесном пространстве. И хоть я слышала шаги других, и я знала, что Тиган, Вин, Родес и даже Розамонд скоро будут тут, я не знала, успеют ли они. Потому что с Гарриком что — то было не так. И дело было не только в его позе или манере речи.

Этот мужчина казался опасным, и я не хотела, чтобы Истон пострадал.

Особенно, когда Серый все еще владел им, как и прочно удерживал Гаррика.

— Что ты такое? — спросил Истон.

— Я — Шептун, — сказал Гаррик, улыбаясь. И, хоть я ощутила, что Истон придвинулся ко мне, я не знала, кем был Шептун.

Гаррик мрачно посмотрел на меня, ухмыляясь. Это было не так, как ухмылялся Истон, и я ненавидела это.

— Они не говорили тебе, что такое Шептун? Тц. Я думал, ты должна была прочесть все книги и все знать. Разве ты не Жрица Духа, которая должна спасти нас от зла? Похоже, они держали тебя в неведении. Может, ты не на той стороне истории. Может, ты — зло. Думала об этом, девочка?

— Хватит, — рявкнул Истон. — Она во всем этом новенькая. Она учится. Я одолел второго прихвостня Серого, могу одолеть и тебя.

— Ты одолел его, потому что я позволил. Ты ничего не знаешь, король, — Гаррик оскалился на последнем слове. Я дала Огню окутать мои ладони, смешиваясь с Воздухом.

Я была сильнее Гаррика. Я знала это. Но не знала, какими были его планы, что он создал вокруг нас и между нами. И это беспокоило меня. Я не хотела, чтобы пострадали невинные из — за того, что я не понимала ситуацию.

Чем был Шептун?

Словно услышав меня, Гаррик ответил:

— Шептун — не просто маг. Я слышу всякое. О, не все. Но достаточно. Я слышу ложь и правду среди тех, кто думает обмануть. Потому я тут. Понять, что именно знает ваш почти мертвый король. Жаль, но он знает мало. Но одно я узнал.

Я не двигалась, не реагировала. Гаррик продолжал:

— У вас есть слабости. У всех. Но у тебя, Жрица Духа, две большие слабости. Такие большие, что я удивлен, как другие не уберегли их для тебя.

Я уже потеряла Брэлинн, Эмори, даже теряла Родеса и Истона. О ком он говорил?

А потом я поняла. Он не успел щелкнуть пальцами, лиловый дым еще не появился во дворе между Гарриком и нами… а я знала.

Я знала, кто был моей слабостью. Я думала, что мы скрыли их на виду, они не помнили, кем я была. Мы плохо постарались.

Гаррик щелкнул пальцами снова, и тени отодвинулись, шепчась. Мои родители вдруг оказались там, стояли на коленях на камнях, в их взглядах было смятение, кровь стекала по лицам из мелких ранок на головах. Их ладони были связаны за спинами, и страх исходил от них, меня мутило от этого. Я хотела кричать, подбежать к ним и убедиться, что они были в порядке.

Как они были тут?

Мои родители. Те, кто любил меня вечно. Они хотели подтолкнуть меня в сторону, которую я не хотела, но делали это, потому что не хотели, чтобы я отставала. Они хотели, чтобы я преуспела. Эти люди любили меня, несмотря на мои решения. Я убежала от них, потому что хотела уберечь.

Алура очаровала их, чтобы они не помнили меня. Истон сделал так, когда я ушла в первый раз.

Мы колдовали над их разумами, чтобы они не помнили о дочери.

Они смотрели на меня с шоком и страхом, и я знала, что заклинания там уже не было.

Они помнили меня.

И они боялись.

Я не знала, как их спасти.

Моя магия могла навредить им, и я не знала, что еще было в рукавах у Гаррика или Серого.

— Лирика? — прошептал папа. Его голос был сильным, без страха. Он старался быть сильным. Ради меня. Я ненавидела Гаррика за это. Я презирала Серого.

Огонь лизал мое тело, и я знала, что он окружил меня, как аура. Глаза мамы расширились, слеза покатилась по ее щеке, пока она смотрела на меня.

Я уже не была их девочкой. Я была Жрицей Духа. И я врала им так долго, пока пыталась уберечь их. Этого не хватило.

— Что происходит, Лирика? — спросила мама. — Малышка? Кто этот мужчина? Ты в порядке?

— Мама, — мой голос дрогнул, мне нужно быть сильнее.

Конечно, они спросили бы, в порядке ли я. Они истекали кровью, пострадали, и я хотела кричать и просто… что — то делать. Они переживали за меня.

Гаррик улыбнулся. Я закричала, сделала два шага вперед, пытаясь быть ближе. Он склонил голову и вытянул руку. Дым и тень лились из его тела в моих родителей. Я завизжала, мой Огонь вырвался, ударил по бокам двора, пока другие кричали мое имя. Истон сжал меня за талию, оттянул, Огонь и Земля вырвались, пытаясь остановить дым, несущийся к моим родителям.

Мы не успели.

Потому что это была не магия Гаррика. Это был не его Шепот, или как его звали. Это был Серый.

И он работал через Гаррика, как сосуд.

Дым тут же обвил шеи моих родителей. Я вытянула руки к ним, пытаясь создать щит Воздухом, еще линия дыма и тени ударила меня в грудь. Я упала на землю, тело жгло от удара об камни. Истон отлетел, кровь брызнула из его рта, он ударился головой об стену. Мы оба вскочили, пытались добраться до моих родителей. Вода устремилась из прудов сбоку, я бросила ее в Гаррика. Дым закрылся от нее. Я подвинула ладонь, пыталась разломить землю под ногами Гаррика, но дым остановил и это. Я двигала Воздух и Огонь, но этого не хватало. Я была недостаточно быстрой.

Родители смотрели на меня, слезы катились по их щекам. Дым давил. Воздух хлопнул, будто выстрелил пистолет.

Их глаза опустели, головы опустились, Серый сломал им шеи.

И Гаррик пошатнулся, улыбка на его лице была тем, что я не хотела видеть снова. А потом тени окутали его, поглотили.

Вдруг никого там уже не было, только призрак в тенях, дым растаял, оставив тела моих родителей на земле. Другие подбежали к нам, они пробились через баррикаду дыма, мешающую им пройти.

Я ничего не могла делать. Я могла лишь смотреть на родителей, растивших меня, которых я любила всей душой. А потом я закричала.

Я завизжала.

Глава двадцать первая

Лирика

Я стояла на точке пересечения пяти стихий, где соединялись стрелки часов. Я стояла между четырех направлений.

Но я была пятой, тринадцатой в часах.

Я стояла там, где была во многих снах, многих часах во сне, где я металась, кричала и ощущала Воздух в волосах, Воду на лице, Огонь на коже и Землю под ногами. Я стояла на месте, которое помнила, перед тем, как мир потемнел. Когда я думала, что была только человеком.

Я стояла в месте, которое не давало мне покоя всю жизнь — во снах и кошмарах.

Я стояла там, где желала большего, где мне многое дали, но и многое забрали.

Я стояла в месте, которое кричало о моей судьбе, но молило о прощении.

— Лирика, приди к нам, — сказал один из силуэтов на часах, но я не хотела слушать.

Я знала этот голос, он всегда говорил со мной. Маг Духа.

Я не хотела смотреть на них. Я не хотела видеть, отказывалась глядеть под плащи тех, кто говорил, что хотел помочь. Хотели? Нет, они просто хотели мои силы, магию, которая у меня якобы была, судьбу, которая вроде была моей.

Они не хотели помочь, они хотели использовать меня. Как и все.

Потому что меня было мало. Меня всегда было мало.

Мне дали эти силы, открыли их одну за другой, а теперь я была силой, которую никто не мог сдержать.

Но я была ничем.

Они пропали, их забрали у меня, и я никак не остановила это.

Я не была достаточно сильной, и я не смогла увидеть обман, который был передо мной. Я не увидела его.

Легкие сдавило в груди, и я терзала одежду, которая не была моей. Ее дали те, кто считал меня Жрицей Духа. Они одевали меня, кормили, согревали, пока я тренировалась. Потому что считали меня достойной. Они думали, что я могла что — то сделать для них.

Этого было мало. Меня было мало.

— Лирика, соберись, ты можешь.

Я знала эти голоса. Это были не мои друзья. Не Истон, не Брэлинн, не Родес.

Это были цифры часов, маги Духа. Тут и не тут.

Они были в моих снах, как нэги, которые привели меня в этот мир и к этой судьбе.

— Зачем? — визжала я, голос был на грани срыва.

И тогда я поняла, что все время визжала. Выла, пытаясь проснуться. Я пыталась понять, что именно произошло.

— Почему они мертвы? Я думала, что они были защищены. Почему они не были в безопасности?

— Все в опасности, милая, — прошептала одна из магов Духа. Я повернула голову к ней. Огонь лизал мои пальцы.

Я знала, что это был сон. Это было не настоящим, хотя что — то было реальным, потому что я чувствовала это.

Может, это и происходило.

— Почему они мертвы? Они не были связаны с этим. Мы стерли их воспоминания. Они должны быть свободными. Все было фальшивкой? Они не могли там быть. Не могли.

Я снова завизжала, слезы текли по щекам, колени подкосились. Я рухнула, впилась ладонями в пол, пока моя магия Земли дрожала.

— Это было настоящим. Мне жаль, милая. Может, так было суждено. Это не должно было случиться. Мне жаль, что их забрали. Но ты должна быть сильной. Ты должна бороться с этим. Многие рассчитывают на тебя. Ты рассчитываешь на себя. Будь сильной, милая.

Я не была ничьей милой. Те, кто мог так меня звать, умерли. Я видела, как им сломали шеи, хруст звучал в воздухе и моих ушах, когда тот монстр убил их. Он использовал дым, магию и то, что я не понимала, и он забрал у меня родителей.

Я не могла дышать, не могла вобрать кислород. Перед глазами появились точки. Я пыталась вдохнуть. Не работало. Я не могла дышать. Почему это происходило?

Они не могли умереть.

Воспоминания из детства, улыбки мамы, когда она смотрела на отца, ударили по мне. Как папа наигранно хмурился, когда ел горох, потому что мне нужно было его есть. Он не любил горох.

Рождество, когда мы открывали подарки, смеялись и улыбались, игнорируя опасности мира, потому что они не влияли на нас напрямую. Ничто не могло тронуть нас.

Воспоминания о маме, танцующей с папой на кухне поздно ночью, когда я должна была спать.

Когда мама накричала на меня за разбитое блюдце из ее дорогого фарфорового сервиза со свадьбы, которым нельзя было играть. Я хотела провести чаепитие с друзьями, пусть и воображаемыми.

Она накричала, а потом обняла меня и заплакала. И я плакала с ней, потому что боялась. Боялась, что она больше не будет меня любить, потому что я хотела поиграть и разбила ее блюдце.

Она помогла мне убрать осколки и вытерла мои слезы, а потом обнимала меня, и мы читали. В следующий раз, когда я захотела поиграть в чаепитие, она дала мне пластиковую посуду. Она всегда была там.

Я помнила, как отец дал мне ключи от своей машины, чтобы научить меня водить. Он все время держался за панель побелевшими пальцами. Он не повышал голос. Был хорошим, спокойным.

Они всегда видели лучшее во мне, даже когда этого не было. Они хотели лучшего для меня, даже когда я не знала, что это было.

И я ушла от них в гневе, потому что знала, что они не понимали. Они пытались заставить меня делать то, что считали лучше, хоть я знала, что они приняли бы мое решение. Но я его не сделала.

Потому что не знала, что мне было нужно, что мне было суждено.

Ни тогда. Ни даже сейчас.

Но обратного пути не было. Я больше не смогу завести такие воспоминания.

И я не смогу рассказать им о произошедшем после того, как я ушла. Я не смогу рассказать им, что случилось с Брэлинн или Эмори. Или с парнем, которого я встретила, Родесом. О Розамонд. Я не смогу рассказать им, что полюбила темноволосого парня с Огнем на пальцах и Землей под ногами. И что он был королем Обскурита, а я — Жрицей Духа.

Я не могла объяснить им, почему не смогу быть его королевой, и не только из — за титула и формальностей. Потому что мир разделил нас. Он был проклят и не мог любить меня. Хотя я знала, что что — то близилось. Может, любовь не была ответом. Но я не смогу рассказать им это. Потому что они умерли. И я не успела добраться до них. Я же была Жрицей Духа. Для чего эта боль и жертвы, если я не могла исправить это? Если я не могла спасти?

Для чего было все это?

— Они мертвы, правда, мертвы, — шептала я, но звучало так, словно я кричала небесам. Звук отражался эхом от стен моего разума, и я хотела визжать, но голоса не было. Ничего не было.

Мои родители были мертвы.

Из — з меня.

Это была вина Гаррика. Он убил их. Я знала, что ему нельзя было доверять. Да, он спас Истона, но намеренно. Для этого? Чтобы сломить меня? Или будет больше?

Я не могла думать, не могла дышать, не могла составлять предложения. Мне нужно было пройти это. Понять, почему я была тут. Почему я снова была в этих снах?

— Я тоже умираю? — спросила я, собрав последние силы, чтобы заговорить.

— Нет, ты тут по другой причине. Это не сон. И не смерть. Ты знаешь, что это. Ощути свою магию, узнай, что ломается в тебе.

Говорила Седьмая. Я знала ее. Она звала меня милой. Вряд ли кто — то еще осмелился бы.

Может, Истон, но я вряд ли его увижу снова. Потому что умру тут. Больше ничего не будет. Не могло быть.

А потом я подняла голову, и магия во мне потянулась. Я закричала.

— Мама! Папа!

Это был не сон. Не как те, что были у меня раньше.

Это были маги Духа, и теперь я была одной из них.

Тепло растеклось по моему телу, двигалось к пальцам и по коже. Оно ползло по моим рукам, плечам, по спине и ногам, добралось до лодыжек, до пальцев ног. Он поднялось по ногам, по животу и груди, а потом по шее. Оно окутало мое горло, как дым делал с моими родителями. Но оно не сломало мне шею, а окутало меня, погладило лицо. Все тело будто обвила золотая веревка тепла, и я знала.

Пятая стихия была открыта. Цена была огромной.

Нужны были жертвы. Я знала.

Я знала строки пророчества. Знала, что потеряю тех, кого любила больше всего. Но это не должны быть они. Они были невинными. Это не должны быть они.

Я посмотрела вперед, увидела перед собой души. Серое вещество тех, кто были людьми, сущность людей и мейсонов, которая жила в нашем мире. Может, были и другие миры, я не знала. Тут было много красок, но некоторые были выцветшими серыми.

Если я сосредотачивалась на одном, краски таяли. Краем глаза я заметила радугу. Какофонию света, звука и сущности.

Все и ничего. Я едва могла воспринимать это.

Я сосредоточилась на двух душах.

— Мама, папа. Не уходите. Я вас вижу. Может, могу спасти, — я не понимала, что снова стояла, но колени задрожали, и я вытянула руки, тянулась к душам родителей.

Они печально смотрели на меня. Они не тянули руки. Они трепетали передо мной, слабо улыбаясь, глядя на меня.

Они знали. Я знала, что они теперь все знали. Словно в смерти поняли, что принесли в мир. Меня. И я была причиной их гибели.

А потом на меня легли ладони, много рук сдерживали меня, шептали мое имя, тянули меня из центра круга.

Маги Духа двигались. Я не знала, что они могли. Родители кивнули мне и растаяли.

Они снова стали ничем, пустотой, а не тем, что было моим. Их сущности попали, их жизни погасли за секунды, их души растворились.

Я едва могла дышать. Едва понимала, на что смотрела.

Они пропали, и маги Духа сдерживали меня, не давали дотянуться до них.

— Почему? — спросила я. В этот раз мой голос был сильнее. — Почему я не могу коснуться их? Почему вы оттащили меня? Я их видела. Может, могла спасти. Зачем вы это сделали? Я будто снова убила их.

Слезы текли по моим щекам, и в этот раз Седьмая склонилась ко мне, провела ладонями по моим волосам.

— Дражайшая Лирика. Ты не можешь. Ты не можешь возвращать мертвых. Не можешь касаться мертвых. Не так, как хочешь.

— Тогда какой от меня толк? — прошептала я, боль сотрясала тело. Душа болела, все болело. Кровь текла из — под моих ногтей, по моему подбородку, из ушей и глаз. Я ощущала теплые струйки, катящиеся по лицу, и знала, что мое тело ломалось. Во мне было слишком много силы, я не могла все удержать. Может, пророчество ошибалось. Или оно было правильным, но я не подходила для этого. — Почему я не могу их спасти? Зачем мне пять стихий? Это слишком. Это больно, — я прошептала последнюю часть, голос обрывался.

Двенадцать магов держали меня, хоть и лежали на полу возле меня.

Я не знала, были они мертвыми или живыми, были они в мире людей или прятались в мире мейсонов. Я не понимала это. Я знала, что они были тут для меня, но они не дали мне спасти родителей.

Я не могла трогать смерть? Тогда чем был маг Духа?

Чем был Дух?

И что мне делать с пятью стихиями, которые ломали меня изнутри?

— Ты сможешь. Твое тело выдержит это. Просто дай силе уравновеситься, и ты разберешься, — говорил Первый, его голос был сухим, словно он с таким имел дело каждый день.

Мне казалось, что такое не случалось раньше. Я была одна на миллион. На триллион.

И я будто умирала.

— Как только твое тело примет пять стихий, ты очнешься, и все будет в порядке.

— Ничто уже не будет в порядке, — рявкнула я. — Мои родители мертвы.

— Мертвы, — сухо сказал Первый.

— Хватит, — зарычала Седьмая. — Довольно. Не время для науки или физики.

— Нет, время для магии Духа. И мы не можем медлить или упрощать все для нее, — сказал Первый.

— О чем вы? — спросила я, подняла ладонь к лицу и вытерла кровь с подбородка.

— Твое тело справится. Даже сейчас я вижу, как трещины на твоей коже заживают. Как и те, кто смотрит на твое тело, а не на твою эфемерную форму, как мы.

— Я истекаю кровью и в реальности? — спросила я.

— Да. Но ты исцелишься. Для начала знай, что ты не могла коснуться родителей. Ты не могла вернуть их. Так не делают, и это расплело бы всю ткань вселенной. Ты можешь держать души живых. Сны тех, кто с нами. И будущее тех, кто смотрит на нас. Это означает магия Духа. Ты разберешься, Лирика. В тебе столько возможностей. Столько силы. Просто верь в себя и доверяй тем, кто всегда были с тобой. Ты можешь это сделать. И не только из — за того, что мир нуждается в тебе, или ты должна. Потому что мы верим в тебя. Мы — маги Духа, последние в своем виде. Ты теперь одна из нас. Ты — правда, пыл, будущее. Просто дыши.

Я смотрела на Седьмую, ее взгляд стал теплее, хотя я видела там страх. Я открыла рот и закричала.

Мои глаза открылись, и я оказалась на земле во дворе, где мы были, где были тела моих родителей.

Я не знала, почему понимала, что прошло не так много времени. Может, миг в обычном времени. Во снах с магами Духа прошел не миг. Я не знала, почему понимала это, сколько бы я ни провела времени в тех снах, когда я билась и понимала, что происходило, когда ощущала стихии в себе, тут время не проходило.

Может, так было всегда, даже когда я была в мире людей и не понимала те сны.

Я не могла сейчас думать об этом.

Тело дрожало, пять стихий во мне боролись за власть и контроль. Я знала, что на мне были ладони Истона, как и других. Я не могла смотреть на них. Я вытянула руки, и Вода и Воздух врезались в землю. Это сотрясло магию Земли, и все лица, которые нависали надо мной, отлетели от меня.

Я лежала на спине. А теперь стояла. Но мои ноги не касались земли. Я парила, носки сапогов скользили по земле, Воздух во мне заставил волосы встать дыбом, они развевались от ветра, которого там не было. Земля дрожала подо мной, и огонь плясал в моих глазах и на пальцах. А потом появилась Вода. Она поднималась спиралями из прудов вокруг нас, летала по воздуху, создавая водопады, на которые смотрели другие краем глаз.

Они следили за мной.

Воздух вокруг меня был заряженным, и я знала, что огнем и силой в себе я могла сжигать здания. Как и раньше, я могла все это превратить в пепел, пыль, Дух, в… ничто. Я могла использовать силу в себе и сломать всех их. Я могла навредить всем на моем пути за то, что посмели трогать мое. Я смотрела на тела перед собой, которые друзья не убрали, потому что не было времени.

Я смотрела на трупы своих родителей.

Я не кричала, не визжала. Я молчала. Я смотрела на них и знала, что обратного пути не было. Я буду помнить этот момент до конца своих дней, даже если они были сочтены. Они заплатят за то, что сделали. Серый умрет от моей руки, как и монстр, убивший их. Предатель. Гаррик.

Они все умрут, а я поднимусь. Я отогнала эту мысль, пыталась совладать с силами. Все пять стихий были слишком. И мне не нравился голос в моей голове. Не нравилось, что он звучал не как я. Мне нужно быть Лирикой. Нужно было помнить, какой я была. Иначе я буду худшим монстром. Я буду той, кто уничтожит всех, потеряв контроль. Я буду хуже Серого.

Народ кричал мое имя, они тянулись ко мне, и я опустила взгляд и увидела Истона. Он смотрел на меня темными глазами, вытянув руки. Я знала, что видела там правду. Не тревогу. Только чистое доверие.

Он не мог меня любить, но доверял мне.

Я не могла подвести его. Не могла никого подвести. Больше нет. Я это не допущу.

Я потянула за магию в себе, словно запирала ее в сферу в моей душе, закричала снова и рухнула на землю со стуком.

Другие прибежали ко мне, но Истон добрался первым. Он обнял меня, а Брэлинн прыгнула мне на колени и свернулась. Родес сжал мои плечи. Розамонд была рядом. Другие тоже там были, хотели помочь. Я могла лишь закрыть глаза, пока лились слезы.

Мои родители были мертвы. Но… я открыла пятую стихию.

Теперь я на самом деле была Жрицей Духа.

Расплата наступит.

Теперь я знала цену. Жертва. Жаль, что ее заплатила не я.

Глава двадцать вторая

Истон

Я оставил Лирику в своих покоях, а не ее. Мне было все равно, что кто — нибудь думал об этом решении. Я мог быть гадом, но я был королем. Все мирились с моими приказами.

Я не мог терпеть, не зная, где была Лирика, даже если от мыслей о ней что — то двигалось во мне, и лед не давал мне приблизиться.

Я был в порядке. Она будет в порядке.

И снова я повторял это себе, надеясь, что это поможет.

— Розамонд с ней, — Родес подошел ко мне. — Мне не нравится, что моя сестра в твоей спальне, — проворчал принц Люмьера.

Я посмотрел на него, приподняв бровь. Но без особого пыла. Я знал, что не смогу прогнать крики Лирики из головы. До конца дней, даже если конец наступит быстро. Как и не мог забыть, как кровь полилась из ее глаз и носа, и ее кожа будто трескалась, пока она дрожала.

Было сложно быть козлом, королем, которого я хорошо играл, когда я хотел только убедиться, что она была в порядке.

Что — то проникло в мое сердце, кулак из тени сжал его. Я подавил судорожный вдох. Я не мог выглядеть слабо, особенно при Родесе. Я знал, что Серый все еще управлял мной. И если я не буду осторожен, он лишит меня всего, как сделал с Лирикой.

— Твоя сестра в безопасности от меня. Не переживай за это.

— Мне нужно переживать за Лирику? — тихо спросил Родес, и я знал, что он не шутил. Он беспокоился.

И я беспокоился.

Он все еще хотел ее? Я должен был переживать? Она не могла быть моей. Может, я должен был отпустить ее. Дать ей быть его.

Нет.

Это было неправильно. Она не могла.

Я снова игнорировал маслянистый лед на месте сердца. Проклятие давно разобралось с органом.

— У меня нет на это ответа, — сказал я, удивляя себя честностью. Мне не нравился взгляд его серебряных глаз, то, что Родес принял это как правду. Я всю жизнь думал, что он был моим соперником. Мы все же были сторонами одной монеты.

Два сына с силами королевств.

Я постоянно пытался обхитрить его на поле боя, так было в нашей юности. А потом он ушел искать Лирику, нашу Жрицу Духа. И я остался спасать свой народ.

Я должен был ненавидеть его. Я думал, Лирика любила его. Оказалось, они не были половинками.

Нет, Лирика должна быть моей. Как и все, чего я касался, я испортил и это. Может, как и соперничество, это было вырезано на камне при рождении.

— Ты знал, что Гаррик сделает это? — спросил Родес. Гнев, как знакомый друг, наполнил меня. Я сжал кулаки по бокам.

— Конечно, я не знал, что он планировал. За кого ты меня принимаешь?

Родес шагнул вперед, и мы оказались нос к носу. Он прищурился, шумно дыша, сжал кулаки, как я.

— Я уже не знаю, что думать о тебе, Истон.

Он оскалился, пока говорил, и я хотел ударить его по лицу. Я хотел убрать серебро из его глаз, избить его, пока все во мне не перестанет болеть. Пока я не смогу все сделать лучше. Я знал, что это не произойдет. Это никогда не случится.

— Я не знал, — выдавил я.

— Ты так говоришь, король, а если ты знал? А если Серый управляет тобой? Почему мы не заперли тебя или не сковали, как Эмори?

Я смотрел в его глаза, видел там пыл, и у меня не было ответа.

Я отвел взгляд. Я не опустил плечи или голову. Я не показывал ему, что сдавался. Но отвел взгляд.

А потом повернулся к залу кристалла, посмотрел туда, где Лирику убили, где умерла моя мама. Где умерла подруга Лирики. Где вся надежда, что у меня было хотя бы подобие контроля в этом королевстве, пропала.

Кристалл заискрился, снова стал ярче, давал магию королевству.

Я знал, что оставались месяцы, а то и дни. Я знал костями, что у нас не было даже года. Как иначе? Кристалл умирал. И нашей надеждой была девушка, лежащая в моей кровати, потерявшая сознание от сил, охвативших ее тело, и горя в сердце.

— Мы ничего не знаем, — сказал я деревянным голосом. — Другие следят за мной. Следят, как я управляю народом. Делают вид, что охраняют меня ради тех, кто не знает правды, — пауза. — Я ощущаю, что ты следишь за мной.

— Да, — в слове и голосе Родеса не было извинений. — И потому я не думаю, что ты связан с Гарриком. Он использовал тебя, чтобы попасть сюда.

Я напрягся и посмотрел на парня.

— Так ты просто пытаешься вывести меня из себя?

— Возможно. У тебя такой контроль? Да, я вижу, что это ты, а не Серый. Ты не использовал магию на мне, а я вел себя с тобой ужасно. Обвинял, угрожал при твоем дворе. И ты ничего не сделал мне в ответ. Да, я знаю, что это ты. И я думаю, что ты сильнее, чем раньше, потому что знаешь, что Серый может сделать.

— Он проклял меня.

Родес кивнул, все еще глядя мне в глаза.

— Знаю.

— Хорошо, — было приятно знать, что все в нашем круге знали, что я никогда не смогу полюбить Лирику. Может, они с Родесом найдут путь друг к другу, раскроют свою любовь, и я не буду частью этого. Гнев загорелся во мне от мысли, а потом его подавил серый лед, который я ощущал, когда дело касалось Лирики.

Я даже не мог ревновать. Проклятие не давало.

Я был разбит, переживал за то, что не было важно.

— Вин и Люкен позаботятся о телах? — спросил я, зная, что Родес знал ответ.

— Да, твои дяди пошли с ними.

— Придется сделать похороны. Небольшие, чтобы остальной двор не узнал о произошедшем. Они не могут все узнать. Уже достаточно страха и недоверия в наших рядах. Нам не нужно добавлять новость, что два человека, родители нашей драгоценной спасительницы, были убиты при нас, и мы ничего не сделали.

— Мы пытались, Истон. Мы все это знаем. Серый приложил достаточно сил, чтобы остановить Жрицу Духа и короля Обскурита.

Я повернулся к нему.

— Думаешь, я не знаю этого? Но я ничего не сделал против него. И это даже не был настоящий Серый. Это была его пешка. Мы пустили его в свои ряды, и он узнал все о нас. И какие тайны он узнал? Мы знаем теперь его силу. Шептуна. Но вряд ли знаем все. А он мог узнать обо всех наших планах.

Родес сжал кулаки, магия Воздуха двигалась между его пальцев, мой Огонь делал так на моих ладонях. Это были наши главные стихии, и они выходили, даже когда мы особо не думали об этом.

— Нет, он мог узнать только о части пророчества, если подслушивал нас. Мы не закончили планы. Нам нужно поговорить с моим дядей и разобраться, что творится. Попытаться помириться с ним. Может, сформировать альянс, если он на правильной стороне.

Я лепетал, хотя знал, что это было нашим делом.

— Я прав, и ты это знаешь.

— Знаю. Я пылко ненавижу твоего дядю.

— Не ты один, — Родес вздохнул, запустил руку в волосы, выглядя так, словно он был с человеческого журнала или картины, нарисованной художником в нашем мире для девушек, любующихся им, и парней, делающих вид, что они не пялятся. Конечно, Лирика влюбилась в него.

Ревности не было. Только гнев, скованный серым льдом.

— Мы проведем похороны. Ради Лирики. Если это ей нужно. Я не знаю, что делать с миром людей. Вряд ли это в нашей власти.

— Можно передать весть Алуре, — отметил Родес.

— Если можешь связаться с той загадочной женщиной, вперед. Мы все знаем, что она танцует под свою мелодию и никогда нас не слушает.

— Знаю. Она была с Лирикой тот год, где никто из нас не мог быть.

— Мне это говорили, — и Лирика не просила о помощи.

Все время, пока ее не было, она не просила о помощи. Она попросила бы меня? Серый позволил бы помочь ей? В этом был вопрос. Я не хотел знать на него ответ.

— Мы разберемся со стратегией утром. Это может пока подождать, — сказал я, но знал, что они были ложью. У нас не было времени. И все мы знали это.

Тот, кто нужен был нам сильнее всего, был без сознания, из — за силы в ней… и горя. Я знал, что это окружало ее, давило на нее, и это всегда будет с ней. Я не знал, как это исправить.

— Я проверю ее.

— Уверен, что это мудро? — спросил Родес.

Я хмуро посмотрел на него.

— Я знаю свой разум насчет Лирики, — соврал я.

— Мы оба знаем, что это ложь, — прошептал он. — Не навреди ей, Истон.

— Ты уже знаешь, что я опасен для нее даже дыханием. Своим существованием.

— Тогда разберись в себе.

— А я что делаю? Мы этим и заняты в эти дни. Мы всегда на шаг позади Серого, этого пророчества. Я не думаю, что то, разбираюсь ли я, что происходит, как — то нам поможет.

— Ты и не узнаешь. Не навреди ей. Больше, чем уже навредил…

— Ты говоришь так, словно у меня есть выбор, — тихо сказал я.

— Может, есть. Может, в этом смысл. Потому что я знаю, что мы говорим, что у нас нет выбора, другого будущего, когда идет война, и с этим пророчеством. Но, может, потому и было Падение. Чтобы напомнить нам, что нужно делать выбор, который не сделали или не могли сделать предки.

— Или хотя бы принимать не такие решения, как они. Ведь они привели нас к этому своей жадностью.

— И своей ненавистью. И недоверием. И гневом. И враждой. Всем этим.

— Я хочу это исправить, Родес. Всегда хотел. Но проще сказать, чем сделать.

— Ты это знаешь. Теперь поговори с Лирикой. Убедись, что она в порядке. Потому что, хоть мне больно говорить, ей нужно быстро прийти в себя, чтобы мы перешли к следующей фазе.

— Как тебе нужно было справиться с тем, что твои родители умерли? — спросил я.

— Да, как и тебе. Такие наши жизни. Игнорировать то, что все, кто был рядом, становятся пылью и улетают. Надеюсь, не из воспоминаний, пока мы разбираемся с адом вокруг нас.

— Нам нужно сосредоточиться на этом. Иначе кто еще уберет этот бардак?

— Вряд ли будет ответ, который нам понравится.

На этих правдивых словах я ушел к своей спальне. В моей кровати была женщина, которую я хотел, не зная, почему. Это не могла быть судьба, мне нельзя было чувствовать это из — за проклятия. Но я все еще хотел ее. И мне не нравилось, что я ничего не мог поделать с этим.

Я прошел в комнату, не постучав, ведь это была моя спальня.

И я понял, раз Пророчица приглядывала за Лирикой, я не застану то, что не должен видеть.

Розамонд стояла с закрытой книгой в руке, смотрела на Лирику, скользя пальцами по ее волосам.

— Она скоро проснется. И мы будем действовать дальше. Как всегда.

Я поймал Розамонд, она пошатнулась в моих руках.

— Тебе нужно отдохнуть, — я сел, звуча как брат сильнее, чем когда — либо в жизни.

— Ты хороший, Истон.

— Нет. Но я король. И мне нужно защищать тех, кто при моем дворе.

Она посмотрела на меня и покачала головой.

— Ты так говоришь. Но это не совсем правда. Ты очень хороший. И однажды мир увидит это. Или увидит, как мы погибнем в своей тьме. Ведь Жрица Духа от пяти, а не одного, и все станет Серым, проклятие неизвестности разобьется во тьме старины.

Она встряхнулась, пока я сидел и придерживал ее, моя кровь похолодела.

— Что это было? — тихо спросил я, чтобы не разбудить Лирику. Пока что. — Розамонд?

— Она скоро проснется. Будь хорошим, — она поцеловала меня в щеку и ушла из комнаты, словно ее ноги не касались пола. Я знал, что дело было не так. Порой она была зловещей.

Дверь закрылась. Я пытался взять себя в руки, гадая, что за видение у нее было, но Лирика пошевелилась на кровати. Я тут же оказался рядом с ней, сжал ее ладонь, ждал, что она скажет. Я не хотел, чтобы она проснулась одна.

Я не знал, почему чувствовал такое. Что — то отталкивало меня, и я чуть не ушел. Она не была моей. Я не нуждался в ней. Она была ничем для меня. И хоть было больно, и я хотел ее больше, чем давал себе признать, я говорил себе, что это была только похоть. Просто необходимость. И это было нормально, но мне нужно было прогнать это из головы. Потому что это было не важно.

— Истон? — с дрожью спросила Лирика.

— Я тут, — я слышал боль в своем голосе, обломки того, кем я раньше был. — Хочешь поговорить об этом? — я не знал, что еще сказать.

— Я в порядке. Я не хочу говорить.

Я кивнул, понимая, что и я так сказал бы, а потом я уже не думал. Она вдруг села, и ее губы оказались на моих. Я едва мог дышать. Я приоткрыл рот, сплелся языком с ней, обвил ее руками, запустил ладонь в ее волосы, другую спустил к талии, она целовала меня с силой и быстро.

Мне нужно было отодвинуться.

Я не мог.

Она вдруг оседлала меня на краю кровати, целуя быстрее, сильнее, глубже.

Ее пыл пугал меня, словно она пыталась ощутить вкус жизни на моих губах, ощутить то, чего там не было.

Она сжимала меня, тянула за одежду, желала большего. И хоть я тоже этого хотел, и доказательство было между нами, я немного отодвинул ее. Я поймал ее лицо ладонями и заглянул в ее глаза. Она тяжело дышала, ее карие глаза сверкали, рот был приоткрыт. Я хотел поцеловать ее снова, мне нужно было касаться ее, держать ее.

Это было неправильно. Во многом. И я дал ей дышать, успокоиться, гладя большим пальцем ее щеку.

— Не сейчас, малышка. Не сейчас, Жрица. Не сейчас.

— Не зови меня так. Я не могу быть твоей Жрицей. Не тут. Не с тобой.

Я кивнул.

— Как ты говорила, что я не твой король.

— И я не твоя Жрица? — спросила она, голос был сломленным.

— Ты — Лирика. И, целуя меня, делая то, что мы могли тут делать, ты ничего не решишь. Так это не исправить. Когда и если мы сделаем такое, то потому что оба будем готовы, и время будет подходящим.

— Подходящего времени не будет. И времени не хватит, — слезы наполнили ее глаза, и я был рад, что оттолкнул ее. Я уже был гадом. Я не хотел использовать шанс.

Хотя, нуждаясь в этом, я склонился и задел ее губы своими. И… ничего не ощутил. Сердце не колотилось, не билось в такт с ее. Ничего не было. Но мне не нравилось, что она плакала.

— Их нет, — прошептала она.

— Мне очень жаль, — и это было правдой. Я мог сожалеть, хоть и не чувствовал что — то еще. Пустота во мне разносилась эхом по телу, и я ненавидел себя за это. Ненависть была чувством? Или это была просто правда?

— Я убью его.

— Я могу сделать это за тебя. Тебе не нужно убивать, Лирика. Тебе не нужно такое на душе.

— Уже есть. Я могу это сделать. Тебе не нужно делать все за меня.

— И тебе не нужно делать все самой.

Она закрыла глаза и слезла с моих колен. Она прошла в другую часть комнаты и повернулась к стене, скрестив руки на груди.

Я вздохнул и встал, запустил руки в волосы. Любой, кто вошел, задался бы вопросом, что мы только что сделали. Это было не их дело. Я был королем, а она — Жрицей Духа. И они могли гнить, мне было все равно.

— Лирика, — она повернулась и задрала мою тунику. Я был так потрясен, что не отреагировал быстро. А ее тренировки шли на пользу, раз она двигалась так быстро. Она не задрала тунику выше груди. Она провела пальцами по неровному шраму на моем животе, ее глаза расширились.

— Это от меня, — прошептала она мягко. — Когда я умерла.

Я сглотнул.

— Да, я истекал кровью, потому что ты умирала. Я тогда не знал. И я не знаю, почему знаю теперь. Я не должен чувствовать ничего в том воспоминании или понимать связь. Не с проклятием.

— Я не знаю, могу ли дальше бороться с этим, — прошептала она.

— С чем? — с тревогой спросил я. Я всегда тревожился.

— Мне нужно со многим бороться. С тем, кем мне нужно быть, силами во мне, ожиданиями тех, кто много от меня хочет, и страхом, что я не могу это сделать. Я уже во многом оплошала, и я не хочу больше бороться. Может… и не буду. И, может, проклятие всегда будет там, и ты не будешь моим, а я не буду твоей. У нас не будет той связи. Я не хочу делать вид, что мне не больно. И я не хочу делать вид, что не хочу коснуться тебя. Потому что я всегда буду думать об этом. Даже хотя я знаю, что не должна. Если я просто сдамся, если дам себе коснуться тебя, если ты мне позволишь, я смогу сосредоточиться на всем остальном.

Я застыл, потрясенный, горло сдавило.

— Это полужизнь, Лирика.

— Нет, человеческая. У людей нет родственных душ, они не дают обещания дальше доверия, а их легко сломать. Ты не обязан любить меня. Мне нужно, чтобы ты был тут. Ты так можешь?

Я не покачал головой, не кивнул. Я только сглотнул.

— Этого хватит?

Она не ответила, и я больше ничего не говорил.

Я смотрел, как она гладила пальцами мой шрам. Я стоял и позволял ей.

Потому что легких ответов не было. Их никогда не было.

Если я мог дать ей это, хотя бы сделать вид, что мог любить ее, ладно, таким будет наш счастливый конец. Может, она сможет сосредоточиться на остальном.

Может, это была моя роль. Быть рядом, чтобы она могла спасти мир, даже когда я был мертв внутри.

Я стоял и смотрел. Я не желал. Не любил.

Я ничего не чувствовал. Как всегда.

Глава двадцать третья

Лирика

Голоса звенели какофонией звука в голове, и я потирала виски, желая кофе или что — то еще с кофеином. Я не увлекалась кофе в мире людей, а теперь скучала по нему. О, в мире мейсонов был кофе. Но не такой. И все же я его хотела. Может, можно было попросить у Ридли эликсир или что — нибудь, что поможет проснуться. Хоть я отключилась и спала в кровати Истона прошлой ночью, это был не настоящий отдых. Нет, мое тело боролось с тем, что с ним стало, пыталось найти равновесие.

— Нужно встретиться с королем и узнать его планы.

Я посмотрела на Родеса, он пытался говорить спокойно. Я знала, что гнев был под поверхностью.

— И что за помощь это будет? — спросил Тиган. — Твой мерзкий дядя никогда не помогал нам. Не слушал нас. Нет, он просто убивает наш народ и пытается забрать наши земли.

— Мы воевали веками, — отметил Люкен. — Виноват не только Люмьер.

— О, я знаю, что и Обскурит виноват, — сказала Вин. — Но мы не пытаем и убиваем, как делал Люмьер.

Я встала и подняла руки. Все притихли.

— Хватит. Почти все в этой комнате говорили не раз, что это уже не Люмьер против Обскурита. Но аргументы звучат так, словно так дело и обстоит.

— Сложно забыть столько истории, милая, — сказал Истон, и я нахмурилась.

Мне не нравились его прозвища. Но это было лучше, чем Жрица или девочка. Наверное.

— Это Серый против всех нас. И нам нужно узнать, на чьей стороне король.

Родес стиснул зубы.

— Мы не знаем, что мой дядя работает с ним.

— Нет. Мы не знаем, работает ли. Может, все сложится так, что мы сможем поговорить с ним и договориться. Если мы будем вместе, может, для Серого это будет слишком много.

Но, говоря это, я знала, что не верила в это. У меня было пять стихий в моем организме, и они были там не зря.

Я потеряла семью ради этой силы, чтобы открыть Дух. Мне нужно было использовать его. Или хотя бы смесь пяти стихий. Разговор с королем не спасет нас. Я это знала. Этого не было в пророчестве.

Нужно было использовать все варианты.

Я сказала им это, и они бросили на меня взгляды, которые я не хотела видеть. Я ненавидела жалость. В этой комнате не было никого, кто не потерял кого — то.

То, что Люкен держал свою половинку на руках, и она урчала в его объятиях, доказывало это.

То, что мы не знали, кто стал лордом Воды, потому что тот, кто правил, был мертв. Его дети были тут, но мы не знали, кто будет править, или позволит ли им король Люмьера попробовать.

Истон был королем из — за смерти, мы потеряли Арвина, потеряли так много. Эмори была в углу, ее ладони были скованы, она смотрела на нас растерянно, но пыталась быть частью группы, хоть ничего и не говорила.

Все мы что — то и кого — то теряли. Даже части себя.

Значит, нам нужно было составить план. Нужно было встретиться с королем.

— Значит, мы встретимся с королем.

— Уверен, он уже ищет нас, — сказал сухо Родес.

— Да, — сказала Розамонд, и мы посмотрели на нее.

Она подняла руки.

— Это не видение. Только наш дядя. Его брат мертв, а племянники пропали. Хоть он должен знать, где мы. Он будет нас искать. Иначе никак. Мы убедимся, что он знает, что нас не забрали против нашей воли, — она закатила глаза, выглядя так, словно мы не говорили о войне и похищении. Я знала, что она была в стрессе, как все мы. Под ее глазами пролегли тени, я такого еще у нее не видела. Обычно она была сияющим примером красоты и грации. Я знала, что видения давили на нее.

Из всех Эмори прошла вперед и принесла Розамонд стакан воды.

От этого я застыла, потрясенная до глубины.

Эмори поймала мой взгляд, пожала плечами и прошла к своему стулу возле графинов воды и еды.

Мы еще их не трогали. Розамонд посмотрела на Эмори со слабой улыбкой, а потом покачала головой и сделала глубокие глотки воды.

— Так нам нужно послать кого — то узнать, что ему нужно? — спросила я, разбивая напряжение в комнате. У нас были дела важнее переживаний о личных чувствах, даже если мы часто подавляли их. — Я не знаю, как это работает.

— Мы можем послать гонца, — сказал Истон. — Сначала нужно решить, что ему говорить.

— Может, начать с того, что я — Жрица Духа, и мы не хотим, чтобы все погибли, а хотим покончить с войной? Может, скажем, что если мы этого не сделаем, наш мир рухнет?

Я заметила, что сказала «наш». Я давно перестала считать себя частью мира людей. Может, я никогда и не была.

— Это всегда хорошее начало, милая, — сказал Истон, и я подавила желание толкнуть его.

— Составим план, — добавил он, а потом все снова заговорили. Моя голова гудела, и дискомфорт проступил на моем лице, потому что Ридли с любопытством посмотрел на меня. Я покачала головой. Хоть я думала о тонике, я не хотела, чтобы это повлияло на мою магию. Хотя вряд ли могло. Просто я все еще пыталась разобраться со всем, борющимся во мне. Было сложно с одним Воздухом. А теперь добавились Земля, Вода, Огонь и Дух, и было почти слишком. Но я знала, что справлюсь. Потому что другого выхода не было. Мне нужно было преуспеть. Может, если я поверю в себя, этого хватит.

Другие спорили между собой. Я знала, что они пытались придумать план. Я не мешала им. Я не знала историю так хорошо, как они. Я не знала всех тонкостей. И я не могла помочь. Это было бы неправильно.

Я прошла мимо них к кристаллу. Мы встретились в тронном зале и зале кристалла. Так мы видели, за что боролись. И в теории тут была лучшая защита. Я тут один раз умерла, но это было не из — за стражи или тех, кто был в комнате. Тот монстр пропал. Давно.

Я прошла к кристаллу, он сиял на каждой грани, и я застыла.

Все замолчали, повернулись ко мне.

— Истон? — прошептала я. Он тут же оказался рядом, и я была благодарна. Мы выяснили все прошлой ночью, отчаянную и неуверенную правду о том, кем мы были друг другу. Он будет рядом со мной, а я — с ним. Даже если это означало не то, что должно было. — Что происходит? — с придыханием спросила я.

— Может, кристалл реагирует на тебя? Как ощущается внутри?

Ответил не Истон. Это был Родес, и он подошел ко мне с другой стороны.

Истон напрягся. Родес проигнорировал это, и я старалась тоже так делать.

— Тепло, словно кто — то тянет меня у сердца. Я не понимаю это.

— У меня обратная реакция. Не думаю, что это кристалл, — я знала, что Истон говорил о Сером. Я не могла это сказать. Было нечего говорить.

Я вдохнула, кристалл загорелся, темно — черный, лиловый и серый оттенки сверкали ярко, словно он был здоровым и целым.

Я знала, что это было не так. Я знала, что он умирал.

— Может, если ты его коснешься? — спросил Истон. Я посмотрела на него, и он пожал плечами.

— Это все в новинку для нас, — продолжил он. — Кто знает. Может, ты можешь вдохнуть в него жизнь. У тебя теперь магия Духа. А это част жизни, смерти и душ. Как кристалл.

Седьмая говорила, что я могла держать душу в руках. Не забирать. Не вернуть жизнь из смерти. Они сказали, что я не могла касаться мертвых. Кристалл еще не был мертв. Может, это сработает.

Я сделала пару шагов вперед, все наблюдали, а я опустила ладонь на кристалл. Он стал теплее под моей рукой, опаляя мою кожу, стал ярче, и я почти закрыла глаза.

Ничего. Я ничего не ощущала в нем, ни магии, ни силы, тянущейся ко мне. Он потускнел, потрескавшийся, и мои плечи опустились.

Истон прижал ладонь к моей пояснице в следующий миг.

— Все хорошо. Это была глупая идея.

— Нет, хорошая. Просто не будет. Может, мне нужно порезать ладонь и окропить его кровью.

— Давай не будем спешить с кровопролитием, — сказал Ридли за нами, и я повернулась к нему, спиной к кристаллу.

— Я не собиралась это делать, — я улыбнулась, но знала, что это не затронуло глаза.

— Ты знаешь, кровь могла бы сработать, — Вин постучала по подбородку. — Но я не хочу, чтобы ты пролила всю кровь.

— Спасибо, — сухо сказала я. — Возможно. Или мне нужно понять, что за заклинание сработает. Может, я могу сказать кристаллу пророчество. Проблема в том, что кристалл не один.

Другие посмотрели на меня, и я расправила плечи.

— Мы с разных территорий и королевств. Технически я не из этого мира.

— И я. И Брэлинн, — добавила Эмори, и я кивнула ей.

— Да. Мы все из разных мест. Значит, я знаю, что, что бы ни было, это не только этот кристалл. Он загорелся для меня. Почему? Нужно выяснить это. Но это не только этот кристалл.

— И кристалл Люмьера тоже, — тихо сказал Родеса.

— Именно. Думаю, что нам нужно соединить кристаллы. Потому что в этом смысл, да? Падение раскололо мир надвое, разделило королевства. Теперь их два, и, может, вы не бились так, потому были заняты, пытаясь сохранить камни вашего фундамента. Что — то не так. Мы все это знаем. Дейнов с каждым днем все больше, и начинаются бой в королевствах из — за страха. Другие хотят власти, на которую у них нет права. Нет права забирать.

— И если два кристалла соединить, это может стать выходом. Мы еще не сводили их, по крайней мере, до нас, — Истон посмотрел на Родеса.

— Ты прав. Перед Падением кристалл был один. Он служил кристаллом для мейсонов. Для всего народа. Для всех магов.

— Нам нужно сделать это снова. Свести их. Хотя я не знаю, как соединить два магических кристалла без жертвы крови, как я говорила.

— Мы не будем пускать твою кровь, — прорычал Истон, и я покачала головой.

— Может, придется. Но сначала нужно понять, как поместить два кристалла в одну комнату, если они в двух разных дворах, ненавидящих друг друга.

И, будто небеса услышали меня, ад разверзся и охватил всех нас.

Народ закричал вне замка, и земля задрожала под моими ногами.

Я отшатнулась в сторону, Истон сжал мои локти, а потом дал мне выбежать на балкон с видом на его двор.

— Что происходит? — спросила я.

— Это часть нового Падения, но я такого еще не видел.

— Что это значит? — спросила Эмори, подходя ко мне.

— Не знаю, — прошептала я.

— Значит, что с каждой вспышкой кристалла не только магия пропадает, но и монстры, которые прятались и были отогнаны магией, вылезают. Мы видели, что на территориях Духа и в королевстве Люмьер. Те монстры из прошлого и мифов выбираются из укрытий и спячки. И природные катастрофы происходят из — за магии кристалла.

— И это происходит сейчас?

— Не знаю. Возможно.

Я посмотрела на Вин, закрыла глаза от яркости кристалла, который будто выжигал мне зрачки.

— Что это? — закричала Эмори, Истон оказался рядом со мной, закрывая меня от взрыва.

Все вокруг кричали, и я знала, что внизу было больше воя.

— Нужно помочь другим! — крикнула я, и Истон кивнул.

— Идем со мной. Джастис, защити кристалл, — крикнул Истон дяде.

— Если у нас вообще останется кристалл, — прорычал Джастис. Я посмотрела туда, смогла увидеть. Он уже не ослеплял светом. Он был тускло — серым, почти весь цвет пропал.

— Боже.

Истон выругался под нос.

— Если не поспешим, мы опоздаем, и тогда кристалла не останется.

Я кивнула и побежала рядом с ним вниз по лестнице с другими, вырвались во двор. Придворные были на земле, дрожали, упав от землетрясения. Дождь стучал по нам, капли были огромными. Я инстинктивно вскинула руку, используя Воздух и Воду, чтобы убрать дождь от себя, хоть немного, чтобы видеть. Мне было все равно, что я промокну, но не хотелось, чтобы мне мешало видеть.

Родес сделал так же с другой стороны, и Истон убрал волосы с глаз и кивнул мне с одобрением, а потом отправился помогать другим. Молния рассекла небо, один залп за другим — бум, бум, бум.

Я оттащила Эмори в сторону, не понимая, почему она была тут. Но она была, может, хотела помочь. Я не знала. Она уже не могла забирать силы, пока на ней были оковы. Но она была с нами. Розамонд подошла к Эмори и увела ее, они отошли вдаль, наверное, помогать. Я следовала за Истоном, зная, что он понимал, что делать. Вин и Тиган устремились в одну сторону, а Родес и Люкен в другую. Я могла лишь надеяться, что нас хватит.

Град застучал по нам, кусочки льда резали кожу.

Я отгоняла их магией Воды, а потом Воздухом смягчала удары. Я бросилась к ребенку, который споткнулся от дождя и защитила его своей магией. Другие магией Земли поднимали щиты, некоторые Огнем сжигали град, пока он не попал по ним.

Я знала только, что нужно было помогать другим. Я встала и подняла ребенка, которого защищала, отдала его матери. Я старалась проследить, чтобы все были вне опасности. Земля гудела под нами, и я инстинктивно знала, что не от нашей магии.

Это был кристалл. Мы были посреди еще одного Падения, но маленького. И все же было плохо. Крики звенели, я повернулась к магам, упавшим на колени один за другим, они держались за волосы и кожу, пытались удержать свою силу. Я видела, как их мгновенно лишали сил — Огонь, Земля или обе стихии вылетали из их тел, словно их втягивало в пустоту.

— Проклятье! — крикнул Истон, устремился к тем, кто падал. — Вы можете держаться? Можете бороться? — спрашивал он, держась со своим народом. Я подошла к нему, пыталась помочь. Но без толку. Мы смотрели, как на наших глазах создавались дейны, и беспомощность почти переполнила меня. Их магия, часть их сущностей, улетала от них… и это казалось безнадежным.

А потом кто — то закричал за нами, и я повернулась, знала голос. Вин смотрела на нас огромными глазами, волосы развевались вокруг нее, земля гудела. А потом она побледнела.

— Нет! — завопила я и вскочила на ноги. Истон — за мной. Мы ничего не могли поделать. Тиган был там, держал Вин, пока ее лишали сил, и она становилась дейном.

Она потеряла магию Земли, часть своей души, которая делала Вин… Вин.

— Вин! — закричал Истон. Мы не двигались. Мы не могли. Другие падали вокруг нас, и мы не могли им помочь.

Вин глядела на нас, ее тело дрожало. Тиган прижимал ее к себе, а потом она оттолкнула его.

— Помогите другим. Я буду в порядке, — в ее голосе было много всего, но и было ничто. Вряд ли что — то будет в порядке.

Я пошла за Истоном к другим группам, подняла своей магией упавшее дерево. Моя спина напряглась, я толкала Воздухом и Землей, зная, что мне нужно было постараться защитить дома и то, что осталось от двора.

Народ еще кричал, звал любимых, рыдал.

Было больно. Ужасно больно.

Мы ходили от одного мага к другому, пытались понять, что видели, что осталось, что случилось. Я знала, что мы ничего не поймем.

Многие потеряли силы, некоторые лишились жизней. И все от кристалла, который ярко вспыхнул, а потом угас.

Из — за того, что сделали с кристаллами в прошлом, мы боялись, что не будет будущего.

Тело болело, ладони были в крови, и дождя больше не было, чтобы смыть это.

Я стояла рядом с Истоном, ветер трепал наши волосы, и запах горелого дуба и обожженного металла наполнил мой нос.

— Что еще можно сделать? — спросила я, кашляя.

— Не знаю. И это пугает больше всего.

Я не успела ничего сказать, не успела подумать, что сказать, Истон напрягся. Я проследила за его взглядом, застыв.

Мужчина стоял на другой стороне двора, сине — серебряная кожаная броня была как альбатрос во тьме.

Он был не из Обскурита, это было ясно. Как он прошел через чары?

Может, чар не осталось.

— Это гонец из Люмьера. Их пустили, потому что у них нет оружия, и это не маг. Так он прошел через чары.

Я посмотрела на Истона, гадая, читал ли он мои мысли.

— С ним разберутся. Похоже, король Люмьера хочет поговорить.

Истон ушел помогать кому — то, и я следовала. Потому что нужно было многим помочь, другие нуждались в нас.

Казалось, что у нас не было времени на отдых. Время принимать решения давно прошло. Теперь нужно было делать выбор и действовать.

Все уже многое потеряли. Но я боялась, что это было только начало. Мы потеряем больше. Я знала это.

Глава двадцать четвертая

Лирика

— Король хочет встречи с нами, — сказала я в пустоте, и все стояли вокруг слабеющего кристалла.

Не все. Вин была в своей комнате, спала после тоника, который дал ей Ридли. Ее тело было потрясено. Она не издала ни звука после первых воплей на поле боя.

Нет, это было не поле боя. Это был двор. Тут народ ходил и говорил. Тут играли дети. Они пытались найти жизнь во тьме. Они пытались жить дальше, искать счастье. Но война все равно пришла к ним.

— Нужно скоро идти, — бурчал Истон для себя, а не нам. Я лишь отчасти слушала их разговор. Я думала обо всем, что мы потеряли за короткий период.

Меня убивало то, что я боялась, что мы не могли ничего сделать для тех, кого оставили позади. Вин не могла идти. Я не знала, когда она сможет встать с кровати. Казалось, воительница найдет способ. Она будет биться мечом, делать что — нибудь. Но будет не так, как раньше. И я должна была сделать все, чтобы убедиться, что мы разберемся, что нужно сделать, чтобы вернуть силу Вин. Чтобы вернуть стихии многим.

— Мы не можем идти к нему сегодня, — Розамонд нахмурилась. — Не все мы. С нами маг Духа. Мы можем использовать кристалл, чтобы перенестись через чары на другой двор.

Я посмотрела на Розамонд, хмурясь. Двор Люмьера был единственной крупной зоной, где я никогда не была, и хоть мурашки проступили на коже, я знала, что мне нужно было идти. Только одно меня беспокоило.

— Маг Духа может использовать кристалл? — спросила я.

Она потерла виски, и Эмори снова принесла стакан воды. Может, она так отплачивала? Я не знала. Эмори ничего не говорила, она просто помогала водой. Розамонд доверяла ей и не Видела, чтобы ее кто — то отравил, и я считала это хорошим. Наверное.

— Могут. Я не знаю, почему.

— Ты это Видела? — Истон подчеркнул тоном слово «видела».

— Да, видение. Они приходят вспышками, словно должны иметь смысл. Но в них нет смысла. Конечно, так всегда было. Я делала это больше четырехсот лет, и порой кажется, что я только начинаю.

— Это дает нам, к чему стремиться, — я попыталась развеселить ее. Но в этом не было ничего светлого.

— Так мы отправимся к нему?

— Вряд ли есть выбор, — сказал Истон.

— Выбора нет, — добавил Родес. — Нужно встретиться с моим дядей. Если мы не сможем упросить его помочь нам соединить как — то кристаллы и выступить против Серого, можно хотя бы понять, что он хочет делать с территорией Воды.

— Ты — лорд Воды? — прямо спросила я.

Родес только пожал плечами.

— Я не знаю. Может, территория перейдет Розамонд. Или даже Эйтри.

— Вряд ли Пророчица может стать лордом или леди, — Розамонд смотрела вдаль.

— Почему нет? — спросила Эмори.

— Потому что веками многие считали Пророков нестабильными и немного безумными, — сухо сказал Джастис, и все посмотрели на него, а Розамонд улыбнулась.

Розамонд кивнула.

— Он говорит правду, не злитесь на него. Я не злюсь. Порой кажется, что было бы лучше, если бы я злилась.

— Так это может быть ваш кузен. Принц Люмьера?

Родес кивнул.

— Да. Хотя он — наследник трона. Хотя дядя вряд ли его уступит.

— Ваш дядя любит власть, похоже.

— Твоя мама была похожей в этом.

Родес скривился, открыл рот, чтобы что — то сказать, но Истон вмешался.

— Нет, ты прав. И это было из — за того, что она никому не доверяла. И потому что Лор на фоне делал то, что ему было нужно, и все страдали из — за этого. Если бы моя мама доверяла тем, кто ей подчинялся, может, мы остановили бы это заранее. Но все вышло не так. И теперь я король, и я должен встретиться с королем Люмьера. И я должен представить Жрицу Духа.

— Я не могу идти как гонец от Обскурита, — я старалась говорить правильно.

— Мы и не считали тебя нашей, — сказал Истон, я подавила обиду. Я знала, что он имел в виду во многих смыслах. Как и все.

Я подняла голову.

— Хорошо. Потому что народ Люмьера не может думать, что Жрица Духа работает на Обскурит. Если будет так, они не придут, когда будут нужны нам.

— А они нужны нам, — тихо сказала Розамонд. — Если хотите одолеть Серого, нужно больше тех, кто в этой комнате, и кто следует за вами. Пророчество — только начало. Нужно сделать больше.

Пророчица обмякла возле Люкена, который держал и Брэлинн. Эмори снова принесла воду, но никто не взял стакан. Что ж, моя бывшая хотя бы старалась.

Мне не нравилось, как звучали слова Розамонд. Но мы не могли бороться с их значением.

— Ладно. Кто еще идет?

— Я иду, — сказал Ридли, удивив нас.

— Ты уверен, дядя? — спросил Истон.

— Ты знаешь, что мне нужно. Не только из — за желания помочь тебе и убедиться, что ты в порядке. Вам нужен целитель.

— О чем вы? — спросила я, не подумав. Другие покачали головами, и я знала, что было больше тайн, чем я знала. Как всегда. Такое случалось, когда века истории и ошибок спутались в одно. На это не было времени.

— Кто еще?

— Я пойду, — сказал Люкен. — И он мой король, так что я должен выразить уважение, — сухо сказал он.

Брэлинн подняла голову у него на руках, значит, и она хотела пойти. Она шла за ним. И мне нравилось, что она была рядом. Я хотела узнать больше о ее силах. Может, однажды мы сможем ее вернуть.

— И, конечно, я иду, — сказал Родес. — Розамонд?

Она кивнула, побледнев.

— И раз король просил короля, то и я пойду.

— Тебе нужен кто — то рядом, — сказал Тиган.

— Я останусь, — Джастис посмотрел на нас. — Эмори не должна идти, и не только из — за того, что мы не знаем, что течет в ее венах, а потому что мы не знаем, что сделает король Люмьера.

— Ничего. Я останусь. Помогу с Вин, если можно.

Она словно стала другим человеком. Может, близость смерти и сила в венах сделали это с ней. Она старалась, и я тоже буду стараться. И нет, она не изменилась. Она напоминала девушку, которую я думала, что любила. И, может, это было хорошо. Может, ей нужно было понять, кем она была, а не бросаться на всех. Я закопала себя, а она сделала наоборот. Мы обе оказались на схожих дорогах.

— Ладно, хорошо. Когда? — сказала я.

— Можно сейчас, — Истон посмотрел на нас. Мы приняли душ и искупались, переоделись в другую кожаную броню. У меня было мало вещей в этом мире, так что меня устраивало то, что давали. Мои длинные светлые волосы ниспадали волнами, высохли сами, и я не стянула их в косу. Я не выглядела как принцесса, как могла выглядеть Жрица в моем представлении. Я выглядела как я. И это было хорошо. — Ладно, сохрани крепость, — сказал Истон Джастису, и его дядя улыбнулся, хотя это не затронуло глаза.

— Всегда. Мы позаботимся о Вин и твоем дворе. И сделаем, что должны.

Я отошла на шаг, Истон и Джастис обсуждали то, что нужно было сделать, пока его нет. Я посмотрела на свои ладони, желая, чтобы сила в моих венах немного успокоилась. Она порой поднималась в крещендо, и было сложно слышать и дышать, когда она так делала. Словно все пять стихий боролись за власть и не понимали, кто победит.

Я не знала, что делать с этим, потому что вряд ли меня мог кто — то обучить. О, они пытались научить меня управлять каждой стихией, но никто не мог помочь с Духом. Никто даже не знал, что эта сила делала.

Я знала лишь, что не могла вернуть родителей из мертвых.

Я не могла коснуться магии Духа. Она была там, в моих порах, вокруг моего сердца, в моих венах. Она была всюду и нигде, но я не знала, что с ней делать.

Я знала лишь, что два человека, которых я любила всю жизнь, умерли, стали жертвой, чтобы я получила ее.

Я не могла простить себя за это.

Я никогда не прощу Серого.

Не прощу Гаррика.

Он умрет от моих рук, и, может, хоть раз я не буду горевать по потере и ужасаться от того, кем была, сделав это.

— Ладно. Вперед, — Розамонд стояла у кристалла. Я кивнула, поправила кожаную тунику, чтобы не было заметно, что я одевалась в спешке.

Я устала, была в крови тех, кто пострадал из — за кристалла, и хоть многое смылось, пятна произошедшего и значения этого остались. Я всегда буду знать причину пятен. Я не забуду. Я не могла забыть, как выглядела Вин. Не могла забыть лицо Арвин. Не могла забыть одинокого солдата, умершего на поле боя.

Я не могла отогнать страх и тревогу на лицах тех, кто думал, что я не смогу управлять силой. Они были правы.

Истон сжал мою ладонь, и я прошла за ним по комнате. Родес встал с другой стороны от меня, как всегда, мы обступили кристалл. Все повернулись ко мне, словно думали, что я знала, что делать.

— Я не знаю, что делать.

Это нужно было нанести татуировкой куда — то на тело.

— Просто смотри на кристалл и представь, как он открывается и переносит нас в другое место.

— Мы сделаем заклинание за тебя, — Родес не скрывал смех в голосе.

— Хорошо. И если меня кто — нибудь научит заклинанию, было бы отлично. Потому что мне не нравится ощущать себя позади.

— Ты хорошо справляешься, милая, — тихо сказал Истон, и я покраснела, ненавидя себя за это. Я сосредоточила взгляд на кристалле, потянулась к тому теплу.

Магия проникала в меня, спутывалась в моих венах, обвила мое сердце. А потом темный кристалл засиял, и голоса других зазвучали в моих ушах. А потом меня будто что — то потянуло. Я уже так переносилась, но это ощущалось иначе. Казалось, кристалл двигался сквозь меня, и я двигалась через него. Был крик. Я посмотрела вправо. Ридли был там, а потом пропал. Я пыталась дотянуться, но было поздно. Он пропал, остались только Тиган, Люкен, Родес, Истон, Розамонд и я.

Ридли уже не был с нами.

Мы рухнули во дворе, этот отличался от всего, что я видела. Пока я смотрела на него, я озиралась в поисках Ридли. Его тут не было.

Я посмотрела в глаза Истона, он покачал головой.

— Он в порядке. Я все еще чувствую его.

Я не знала, что Истон так мог.

— Он — мой дядя. Это семья. Но он не перенесся. Король не хотел целителя тут.

Я не успела спросить, другие окружили меня, и мейсоны в темно — серебряных и золотых мантиях устремились к нам.

Некоторые были в кожаной броне, другие в придворных нарядах, словно их волновало только выглядеть лучше всего.

Может, так и было. Может, королевство Люмьер было защищено, потому что их кристалл не разбивался, как кристалл Обскурита. Все было белым и серебряным, сияло на ярком солнце. Замок перед нами был с бойницами и большими открытыми местами, где можно было собраться и веселиться, делать все, что делали на ярмарке в эпоху Возрождения.

Все было в золоте и бриллиантах, напоминало поместье Воды, а не Воздуха. Все — таки король Люмьера и покойный лорд Воды были братьями.

Вокруг ходили мейсоны, смеялись и улыбались, как я видела при дворе Обскурита.

Все тут выглядели иначе, словно их счастье висело на том, чего я не понимала.

Не было времени думать об этом, потому что король шел. Только король Люмьера был бы в золоте и бриллиантах. Сидел бы на белой лошади, словно на драгоценном жеребце. Хотя это была не лошадь, а один из зверей, которых я видела на севере территории Духа.

Брокк соскользнул, вытянув руки, широко улыбаясь, его зубы были прямыми, белыми и идеальными.

Все в нем было идеальным. От точеной челюсти до гладкости кожи. До того, как его волосы завивались на лбу.

Он выглядел как вырезанный из камня. Родес и Люкен шагнули вперед, как и Розамонд, она была в шаге за ними. Брэлинн прыгнула в руки Тигана, словно она не хотела идти с Люкеном к королю Люмьера. Я не винила ее. Тиган поймал кошку и поднял ее на плечо, чтобы она смотрела. Она любила такое, а его руки оставались свободными в случае боя. Почему — то казалось, что это не закончится идеально, и нам придется пробивать путь.

— Вот и встретились. Приветствую при дворе Люмьера. Для меня честь, что вы послушались моего гонца и прибыли ко двору, в мое королевство.

Он звучал как его брат. Я знала, что это была ошибка.

— Дядя, — прошептал Родес.

— Ах, Родес. Сын моего дорого брата. Рад, что ты жив. Я слышал, ты упал с обрыва и поднялся, как феникс из пепла. Точнее, из воды. Ведь ты из Люмьера. Я знаю, что Вода и Воздух текут в твоих венах. И с тобой верный воин. Люкен, рад тебя видеть, — собравшиеся зашептались, и я напряглась рядом с Истоном. — Я спросил бы о семье, но ты же не знаешь, кто это, да?

Вот и это. Я уже хотела убить его. Мне хотелось убить его за то, как напряглись плечи Люкена. За то, как Брэлинн выгнула спину, подавляя шипение.

Мне нужно было покончить с ним.

Я знала, что это желание было от стихий во мне, они пытались вырваться. Темное искушение моей силы. Но если я не убью его, хотелось хотя бы стереть нахальное выражение с его лица.

— И моя милая Пророчица. Ты — истинный маяк. Красивый свет. Выглядишь хрупкой. Они не заботятся о тебе там? — он прорычал последние слова, и я заметила, что он не произнес ее имя. Она была для него Пророчицей. Даже не племянницей, и не по имени.

Мне это не нравилось. Мне многое тут не нравилось.

— Теперь встретим остальных. Уверен, вы знаете, что я — Брокк, король Люмьера. Вы встречали мою семью, — он указал на мужчину рядом с собой. — Это Эйтри, мой дорогой сын, принц Люмьера, наследник мира и моего трона.

Мира. Не королевства. Это о многом говорило.

Я знала, что и Истон уловил это.

Я посмотрела на Эйтри, он выглядел как маленькая версия Брокка. У него был острый нос, более острый подбородок, слабые плечи и узкая талия. Он не выглядел как воин или будущий король. Может, он еще вырастет для этой роли. Я знала, что он был младше Родеса и Розамонд. Может, у него еще было время. Судя по его оскалу и пылу в глазах, мне казалось, что эта слабость не была связана с его телом, а была от его души.

Откуда я знала это? Откуда ощущала, что могла видеть насквозь и искать правду там?

Моя магия горела во мне, и я вдруг поняла. Это была магия Духа. Я могла понять состояние души, глядя на человека? Возможно. Или мне просто не нравился Эйтри.

— И моя жена, моя дорогая Дельфина, королева Люмьера, мать будущего. Она красивая, да?

И она была красивой. Она была похожа на Родеса, это потрясало. Она была роскошной, поразительной королевой с величавым наклоном головы, положением плеч и всего. Она даже дышала и двигалась величаво. Я знала, что она была истинной королевой. Но у нее не было власти. Все было у Брокка, короля Люмьера.

Я обеспокоилась.

— Я рад, что вы тут. Нам нужно обсудить произошедшее.

Он представил себя, но не хотел знать, кем мы были. Как мило. Хотя он мог уже знать.

— Король, мы тут, как вы и просили, так что именно вы хотели обсудить? — спросил Истон, звуча скучающе, как обычно. Я любила это, потому что мне не нравился Брокк.

— Ах, щенок, ты здесь, — Брокк оскалился.

Я расправила плечи. Я хотела что — нибудь сказать, но Истон шагнул вперед, перекрывая меня. Я не знала, заметил ли это кто — то, кроме нашей группы.

— Я — король Обскурита. Благодарю за мирный прием при дворе, чтобы мы смогли обсудить важные дела лично.

— Ах, да, Истон. Приветствую. Ты знаешь, что нам нужно обсудить дела с нашим двором в первую очередь. Все — таки мой брат мертв. Убит, — он посмотрел на меня и промолчал. Я ощущала смерть в его глазах, знала, что он сломал бы мне шею, если бы получил шанс. С помощью магии Воды зальет мое горло и убьет меня. Разобьет меня на кусочки.

Я не допущу такое.

— Мой брат мертв, как и его жена. Нам нужно обсудить, кто новые лорд и леди Воды. Может, Розамонд? Пророчица может править? Вот, в чем вопрос.

Так он знал ее имя.

— Или Родес? Время беспокойное, и я вижу, что границы дворов стали размываться. Это мы и обсудим. Со временем. Сначала нужно погоревать и обрадоваться возвращению детей ко двору. Я скучал по своей крови, силе в моих венах, которая верна в тех, кто передо мной. И я знаю, что мы вместе, потому что передо мной и та, что из света. Приветствую, Жрица Духа. Ты же наша спасительница?

Он назвал меня светом. Я не была такой. Я была от двух королевств, но и не была их частью. Свет и тьма. Это нужно было знать другим.

— Да, обсудим сначала нашу Жрицу и то, как мы поведем наши королевства через эти тяжелые времена. Похоже, Падение снова угрожает нам.

Я не успела ничего сказать, никто не успел ничего сделать, облако зеленого дыма окружило Люкена. Он закашлялся, хватаясь за горло.

Он упал на колени, а потом на спину. Другие стали кричать. Я вытянула руки, готовая к бою. Брэлинн подлетела к телу Люкена, выгнула спину, шипя и плюясь огнем.

Кто — то напал на нас, и они заплатят.

Вот только я не знала, откуда был зеленый дым. И нападет ли он еще.

Глава двадцать пятая

Лирика

— Что ты наделал? — прорычал Родес, и я бросилась вперед с Истоном, пытаясь приблизиться к Люкену. Воин был неподвижным, я боялась, что он умер. Я не могла приблизиться к Брэлинн и помочь ей. Я не знала, что делать.

— Как ты смеешь говорить, что я сделал это! — закричал король Брокк, слюна летела с его губ. Он уже не выглядел как золотистое божество и король, как он пытался выглядеть для нас. Тени окружили его, проникли в его глаза. Я не видела свет, я не видела короля Люмьера.

Вместо этого я видела, на кого он работал, кто управлял им.

Теперь я знала, что не только Лор не принадлежал себе, но и король. Рыцарь Обскурита работал на Серого, как и король Люмьера.

И я не собиралась пускать когти Серого к королю Обскурита. Но это позже. Сначала нужно было добраться до Люкена, забрать Брэлинн и убраться отсюда.

— Люкен на земле, окруженный ядовитым газом, а ты говоришь, что не связан с этим? — спросила Розамонд, Родес опустился на землю, закрыл лицо щитом из Воздуха и Воды, притянул Люкена к себе.

Не было времени на ответы, и было ясно, что король не собирался говорить. Он использовал свою магию, и я была благодарна, что была наготове.

Я вскинула руки по бокам. Вода из прудов вокруг нас поднялась к нему, сверкая, Воздух и Вода толкали стражей Люмьера, идущих к нам. У них были мечи в руках, Воздух и Вода наготове, чтобы ударить по нам. Истон и Тиган использовали Огонь, создали баррикаду, защищая нас.

Обратного пути не будет. Мы не объединимся с королем против Серого. Брокк был потерян для нас.

И это означало…

— Нужно возвращаться, — прорычал Истон, поднимая ладонь к небу. Огонь вырвался из его руки. Он опустил руку, и клинок Огня ударил по пылающей стене, которую они создали, и в бойцов, движущихся вперед.

— Как нам это сделать? — спросила я, толкая Воздухом других, идущих к нам.

Казалось, отравленный воздух, окружавший Люкена, вскружил королю голову. Его стражи бросались в нас магией, и я знала, что это была ловушка. Гонца послали, чтобы тут убить короля Обскурита и Жрицу Духа, как и других, кто посмел вредить драгоценным пешкам Серого.

Мы могли выбраться только через кристалл света, как использовали темный, или отыскав выход и вернувшись в Обскурит пешком.

Последнее казалось логичным вариантом, ведь мы не могли использовать кристалл Люмьера. Я ощущала, как он пульсировал за магией тех, кто был перед нами, но я не видела его, не могла коснуться. Король Люмьера не хотел, чтобы мы соединили два кристалла. Он не хотел защитить этот мир.

Он хотел им править. Или чтобы его кукловод всем правил.

— Если бы вы могли просто преклониться перед Серым, проблемы не было бы. Преклонитесь передо мной. Я — король Люмьера. Я буду всем править. Сдавайтесь, бросьте короля Обскурита. Он и его род всегда был узурпаторами. Наш род от света, всегда был хорошим, правильным. Мы — процветание. Обскурит почти уничтожен, а мы процветаем. Темное королевство не заслуживает того, что есть у нас. Иди сюда, Жрица Духа. Будь на нашей стороне и забудь Обскурит.

— Твой дядя бредит, — прорычал Истон, ударяя Огнем по еще одному стражу. Я подбежала к Тигану, усилила Воздухом его Огонь. Наша магия сочеталась не так хорошо, как моя и Истона, но я тренировалась достаточно, чтобы помогать.

Тиган кивнул мне, ударил по стене Воды и Воздуха, его магия Огня была сильной. Но это не продлится вечно. У нас было не так много силы.

И, если мы не будем осторожны, мы проиграем в этом бою. И в войне.

— Он направит еще батальон к нам, — сказал Родес, перекрикивая шум. — Это была ловушка с самого начала. Хоть мы могли увидеть это, выбора не было, — Родес кричал, закинул тело Люкена на плечо. Крылья Брэлинн будто выросли, она летела с другой стороны от Родеса, плевалась огнем в тех, кто подбирался близко к Люкену или Родесу.