Глава 11

И все равно вздрогнет сердце, пока первая капля, сорвавшись с запястья, падает на камень, разбивается крошечным алым крестоцветом. Как прорастает кровавый росток в самые глубины священного камня, уходит в его пористую белую скулу. И на то место, где только что алела первая капля, падает вторая, третья.

Тадеуш заставил себя поднять голову и встретиться с десятками любопытных, злых, слишком внимательных глаз. Все взгляды были устремлены на него. Взгляды льнули к его оцарапанной костяным ножом руке, белому платку, вышитым на плечах бяломястовским лисам, как льнет к телу купальщицы мокрая нижняя рубашка. Князья ближних и дальних уделов или их посланцы – сыновья, братья, приближенные маги, все, не отрываясь, не мигая, не позволяя себе шевельнуться, смотрели на Тадеуша, нет, Якуба. Якуба Бяломястовского. И Тадеуш приготовился к тому, что кто-то из них сейчас… вот сейчас, в этот самый миг крикнет, скажет, шепнет: «Да это не бяломястович».

Но никто не сказал. Взгляды, что мгновение назад ощупывали Тадека, притянуло неведомой силой к камню, в глубине которого уже заметно было бледное свечение. Для золотника оно должно было бы быть ярче и мощнее, но все хорошо помнили, что пережил Якуб, и большего не ждали. Однако произнести вслух то, чего так ждал Тадеуш, никто не решался.

Он бросил взгляд туда, где сидели Войцех и Лешек. Отец и брат, как и остальные, вперили взгляды в светящийся камень, на лицах обоих застыло странное, напряженное выражение. Тадек понял: они думают о нем, о его попытках сплотить князей вокруг Якуба против Чернца, и о том, как дорого это может обойтись и самому Тадеку, и его семье. Удостоверившись, что Якуб признан родным уделом, Войцех опустил голову, принялся разглядывать свои сапоги. Лешек же, напротив, продолжил смотреть широко распахнутыми глазами, но не на переодетого Тадека, а куда-то ему за спину.

Тадеуш обернулся.

Рядом с ним, опершись темной рукой на белый святой камень, стоял Владислав Чернский. В наступившей оглушительной тишине слышно было, как свистит над поляной птица, ветер шуршит в листве, шипит на камне последняя капля княжеской крови.

Тадеуш сжался, ожидая разоблачения. Его словно потянуло в сторону Чернца, веки начали тяжелеть. Но тут Владислава словно что-то толкнуло, он покачнулся, заозирался по сторонам, тряхнул головой. Серые глаза внимательно следили за Тадеушем.

– Живи и правь долго, Якуб, князь Бялого мяста! – крикнул Чернец отчетливо, вскинув вверх руку, а потом, изящно склонившись, прижал руку к земле под ногами, признавая земной выбор.

Толпа взорвалась громкими криками одобрения. Князья склонялись в традиционном земном поклоне, иные, пользуясь моментом, подходили к святому камню и целовали землю у его основания, прося защиты или урожая.

Чернец кротко поклонился и, махнув своему великану следовать за собой, пошел прочь, на ходу безо всякой вежливости прощаясь с соседями. Тадек заметил на краю поляны возок, на котором темнела какая-то груда, закрытая отрезом темной ткани. Чернец и закраец не собирались оставаться на пир.

Тадеуш выдохнул, поняв, что все получилось. Где-то за спинами князей маячил мрачный Иларий. Видимо, не дать Чернцу прочесть мысли Тадеуша стоило ему немалых усилий – Иларий был страшно бледен. Ему пришлось опереться рукой о дерево, чтобы удержаться на ногах. Тадеуш, напротив, чувствовал себя так, словно у него выросли крылья. Милое чистое, как первый снег, личико Эльжбеты стояло перед его мысленным взором, алые губки приоткрылись в счастливой улыбке, черные брови приподнялись, глаза…

Загрузка...