— Марина, я ухожу. — этой фразой встречает муж на пороге, когда я только возвращаюсь с работы.
У двери уже стоит собранный чемодан. Я непонимающе перевожу взгляд с мужа на чемодан. Он сам упаковал одежду? Обычно это я занимаюсь ее сбором, когда мы собираемся в поездки.
— Радим, снова командировка? — это единственное подходящее объяснение, которое приходит мне в голову, почему муж стоит на пороге с собранными вещами.
Муж застывает в заминке, переводит взгляд в сторону, пряча от меня глаза. Почему не хочет посмотреть на меня?
— Нет, — наконец выдавливает он, — я ухожу от тебя, из этой квартиры.
Все обмирает внутри и пальцы леденеют. Это же не то, что я подумала в первую очередь. Он же не бросает меня?
— Что значит уходишь? — мне нужны уточнения. Я не могу поверить в услышанное. Смотрю на него, пытаясь найти ответы.
Мой муж — красивый и харизматичный темноглазый брюнет. В нашей жизни была куча совместных планов — дом, дети, отдых. Я пытаюсь понять, что взбрело ему в голову? Он смеется надо мной? Это какая-то дурная шутка?
— Это неправда. Ты не можешь меня бросить, — неверяще мотаю головой.
— Марина, — он вздыхает и зажимает переносицу, — есть причина. Я не говорил тебе, но… у меня будет ребенок, — он снова отводит взгляд.
Очень хочу посмотреть ему в глаза. Они никогда не лгут мне. Радим никогда, ничего, не говорит просто так. Что-то заставляет его говорить мне всю эту ложь.
— Какой ребенок Радим? Откуда? — я в полном смятенье. Смотрю в его лицо, пытаясь найти ответы. Но Радим по-прежнему не смотрит мне в глаза. Его лицо, как каменная маска, по которому невозможно что-либо прочесть.
— Это ребенок от другой. Я изменил тебе… — выдыхает он.
Повисает пауза, гнетущая своей тишиной. Его признание повергает в шок. Я хватаю ртом воздух, пытаясь надышаться. Я словно лечу с обрыва спиной вниз и даже не знаю сколько осталось мне до смерти, очевидно недолго. Прислоняюсь спиной к шкафу, обретая хоть какую то физическую опору. Сердце сжимается в болевом спазме. Мне невообразимо больно слышать это. Поверить в это.
— К-как изменил? — только и могу выдавить из себя, спустя тысячу мгновений, когда мое сердце по клеточкам умирало. — Мы же любим друг друга, разве нет? — мой голос хрипнет и теряется под конец фразы, словно он тоже отказывается произносить этот абсурд.
Радим не отвечает. Стоит как застывшая, каменная глыба. Только мышцы на плечах и руках отчетливо бугрятся под рубашкой.
Мой любимый, до каждой клеточки, родной муж, изменил, предал меня, нашу любовь. Да еще и ждет ребенка от другой женщины. Как мне принять это?
Это как удар под дых. От него невозможно оправиться сразу. Я задыхаюсь и зажмуриваюсь, прогоняя накатывающие слезы. Нет времени на истерику. Мне нужно все выяснить! Я делаю глубокий вдох, проглатывая ком в горле.
— Как давно? — мой голос предательски дрожит и срывается в шепот, но мне важно узнать. — Как давно ты мне изменяешь? — почему-то это становиться самым важным вопросом.
— Марина, — он качает головой — это была ошибка.
— Измена была ошибкой? Твой ребенок — ошибка? Что именно ошибка? — я не выдерживаю, меня, наконец, прорывает. — Ты же не хотел детей? Когда мы обсуждали с тобой эту тему, ты просил подождать. Хотел устроится на новом месте, обжиться, расплатиться с долгами. А с другой, ты решил не ждать?
— Марин, это решение далось мне нелегко. Но я прошу принять его. — жестко чеканит, будто пытаясь убедить, в правильности своих слов. Никогда Радим не разговаривал, со мной так. С деловыми партнерами, с друзьями мог, со мной — нет.
— Радь, почему от нее, не от меня? — пытаюсь спрятать дрожь в своем голосе, но у меня не получается. Так не хочется показывать свою слабость, вмиг ставшему чужим мужчине.
— Мариш… — и это его "Мариш" выходит так пронзительно и нежно, мое сердце сжимается. Радим всегда так зовет меня в минуты близости. Он трет переносицу выдыхая. — Понимаешь, наше время прошло. Жизнь не стоит на месте, мы меняемся. Просто я не могу поступить иначе, на данный момент.
Радим начинает обуваться. Он встает, сжимая ручку чемодана, того самого, что мы привезли с курорта месяц назад. Две недели абсолютнейшего счастья и безмятежности в уединенном бунгало на сказочном острове Корфу, пролетели как второй медовый месяц.
Все изменилось, когда мы вернулись. Муж стал отчужденным и задумчивым. Перестал делиться своими переживаниями. Я пробовала выяснить, что у него случилось. Он отговаривался навалившейся, после отпуска, работой. Уже тогда, нужно было бить тревогу. И все у него вызнавать. Но я, как всегда, отмахнулась. Он же, у меня, такой сильный и умный. Он справится со всем.
Справился. Не в мою пользу.
— Эта квартира останется тебе. Я, как и прежде, буду платить ипотеку. Остальные вещи заберу позже. — от былой нежности в его голосе не остается и следа. Он говорит монотонно, как заученную фразу, не глядя на меня. Наконец, обувшись в свои любимые лоферы, он поднимает взгляд. Его обычно теплые, смешливые, темно-карие глаза, сейчас холодны, как камень морозной ночью. Они смотрят словно чужие. Его обычно красивые, полные губы, вытянуты в тонкую полоску, а линия челюсти резко очерчена. Радим крепко сжимает ручку чемодана так, что вены на руке выступают, выдавая его напряжение.
Я прикрываю глаза, чтобы сглотнуть, подкативший снова ком. Глубоко вздыхаю, чтобы утихомирить взбесившийся пульс. А когда открываю, Радим вдруг порывисто и очень крепко меня обнимает.
— Прости, — шепот на ушко, едва слышный, что, кажется, он мерещится мне.
Радим с легкостью отстраняется. Уходит, забирая с собой мой смысл жизни. Мне остается лишь шлейф его парфюма и стылая пустота. Он, что и правда от меня ушел? Настолько нелепой кажется эта мысль.
Дверной звонок выводит меня из ступора. Я порывисто кидаюсь к двери. Божечки, неужели Радим что-то забыл? Я отщелкиваю замок.
Но на пороге незнакомый мужчина. И он голый! Ну, почти.
Он стыдливо прикрывается какой-то тряпицей.
И нагло протискивается в мою квартиру!