— Я беременна, — говорит Аня, словно подслушав мои мысли и положив руку на абсолютно плоский живот.
Видимо, не дождавшись реакции Антона, она решает взять дело в свои руки.
И это её признание окончательно добивает меня.
Сердце болезненно сжимается в груди, а я вдруг понимаю, что не могу больше находиться рядом с ними. Я разворачиваюсь и почти бегу обратно в коридор, кое-как натягиваю сапоги трясущимися руками, накидываю на плечи куртку и, подхватив с пола сумку, толкаю входную дверь.
Хотя квартира моя, но я не чувствую в себе сил ни для разговора, ни для того, чтобы выпроводить этих «голубков».
— Яна, подожди… — несётся мне в спину.
Кажется, Антон наконец-то отмер.
Но мне уже всё равно.
Я не хочу ждать лифт и потому выбираю лестницу. Я бегу быстро вниз, а по щекам текут горячие слёзы.
Наверное, права была коллега по прошлой работе, когда говорила мне, что всё нужно делать во время. Она считала, что выходить замуж и рожать нужно в молодости, до тридцати лет, а уже потом строит карьеру.
Только я-то была совсем не против выйти замуж и родить. Просто желающих что-то особо не находилось. А со временем пришло понимание, что, наверное, придётся мне всё тянуть самой. Значит нужно для начала приобрести своё жилье. Вот на него я и работала все эти годы.
И то бы ничего не вышло, если бы не покойный Александр Витальевич, второй муж матери и отец Ани.
Мой любимый отчим.
Он помог мне с первым взносом на квартиру в тайне от матери. Потому что ей бы это совершенно точно не понравилось.
Выйти замуж я уже и не надеялась и думала, что стану матерью-одиночкой, когда неожиданно встретила Антона. Любви тут не был. Только чистый расчёт. Мне тогда исполнилось тридцать, и ждать дальше я уже не хотела. Да и Антон показался мне неплохим кандидатом. Не пьющий. Так, только по праздникам и немного пиво вечером. С реальным бизнесом, а не непонятными мечтами и желанием, чтобы я взяла для него кредит. Спокойный, рассудительный. Он тоже хотел семью и детей.
На этом мы и сошлись.
Какое-то время мы встречались. Потому съехались и стали жить вместе. В моей квартире. Притирались друг к другу годик.
И вот результат.
Я опять одна и не уверена, что готова пройти через всё это снова.
Стоит мне выбежать из подъезда, и холодный злой ветер тут же щедро кидает в лицо пригоршню снега, а затем пытается забраться под куртку. Я плотнее застёгиваю её и натягиваю на голову капюшон, потому что шапка осталась в квартире.
Погода окончательно испортилась.
Когда я ехала домой, шёл дождь, сейчас же с неба уже сыпал мелкий снег. Он медленно падает на землю, кружась в жёлтом свете фонарей.
До того, как приобрела машину, я любила такую погоду. Вместе с ней ко мне всегда приходило новогоднее настроение. Но сейчас мне не до того, и я больше смотрю под ноги, чтобы не поскользнуться, потому что ещё минут десять назад кругом были лужи.
Телефон в сумке разрывается, но я его игнорирую.
А до машины, как назло, идти не то чтобы очень близко. Ведь учитывая позднее время, найти свободное место для парковки возле подъезда мне не удалось. Так что если бы Антон решит вдруг пойти за мной, то может и догнать.
Но он, кажется, совсем не спешит.
И я даже не уверена, что звонит именно он. Может быть, это вообще просто очередная реклама или мошенники.
Моя машина приветственно мигает фарами, когда я нажимаю на брелок, и, открыв дверцу, быстро забираюсь в салон. Заводится она быстро. Я тут же включаю печку на максимум, ведь остыть машина ещё не успела. А затем я беру щётку и нехотя опять иду на улицу. Потому что нужно хотя бы немного расчистить лобовое стекло с моей стороны. Иначе я просто ничего не увижу
А ещё — решить куда же мне теперь ехать.
К маме точно не вариант.
Единственной подруге и без меня хватает проблем, да и места у неё в однушке свободного нет. Вообще идеально было бы остаться на работе и переночевать на диванчике. Такое у нас, конечно, не одобряется официально. Но если не злоупотреблять и предупредить начальницу, то иногда можно.
Правда, сейчас в здание меня уже никто не пустит. Так что остаются только отели и хостелы.
Когда я забираюсь обратно в машину, дуя на замёрзшие руки, в сумке продолжает настырно надрываться телефон. Я с сомнение на неё кошусь. Разговаривать ни с Аней, ни с Антоном мне сейчас не хочется.
Всё потом.
Но что если это звонят с работы?
Такое уже бывало и не раз. И обычно мне это не очень нравится. Но сейчас звонок начальницы может оказаться как раз кстати. Вдруг выяснится, что нужно срочно вернуться на работу? Тогда и отель искать не придётся.
Подумав, я всё же достаю телефон.
Но звонит не моя начальница, и не Антон.
А мама.
И этот тот случай, когда лучше бы звонили мошенники или банк с предложением очередного «супер выгодного» кредита под почти тридцать процентов.
Мы с ней не очень близки. И в любой другой ситуации я бы скорее сбросила её звонок. Но сейчас мне, как никогда прежде, нужна поддержка. Поэтому я решаю ответить.
— Алло, мам. Тут такое произошло… — говорю я тихо, не зная, как ей всё деликатно описать.
Но договорить я не успеваю, потому из телефона неожиданно доносится громкое:
— Раз уж ты, наконец, всё узнала, Яна, то пора кое-что прояснить. Квартиру ты, конечно, должна отдать Анечке. У них с Антоном всё-таки будет ребёнок. А ты пока можешь переехать ко мне…
И я вдруг с горечью понимаю, что она обо всём знала, и, как всегда, встала на сторону сестры.
Её «любимой доченьки».
Что, наверное, неудивительно, учитывая, что я для неё всегда была лишь «ошибкой молодости». Хоть сказала она это не мне в лицо, а своей матери — моей бабушки, у которой я жила до десяти лет. Но от того менее обидными эти слова для меня не стали.
Наверное, если бы не Александр Витальевич, она бы меня так никогда к себе и не забрала.
Это ведь он, как я узнала позже, настоял на том, чтобы я жила с ними.