Это был худший ужин в моей жизни, но даже он не мог длиться вечно.
Спустя два мучительных часа этот кошмар закончился, однако за ним совсем скоро за последует новый.
Я выхожу из столовой, еле переставляя ноги. Тащусь по маленькому коридору, ведущему к парадной лестнице, и двигаюсь очень медленно, но это не спасет от неизбежного. В конце пути ждет спальня. А в ней — Синклер.
Он уже поднялся, я точно знаю. Они с Джаспером ушли пораньше, чтобы перед сном сыграть еще партию в бильярд и, возможно, перемыть мне кости. А вдруг они всё еще играют? Нет, мне не может так повезти.
Всю дорогу до покоев я мысленно ругаю себя за слабость. За то, что по приезду Син так быстро сломал мою защиту. Всё должно было происходить на моих условиях, но я запуталась в паутине собственных желаний, и муж быстро этим воспользовался.
После того, как мы разделили постель, я велела Молли перерыть все вещи, но найти проклятую склянку с зельем, которое защитит меня от детей…
Но что, если уже слишком поздно? Вдруг я уже беременна? И, если так, что будет с ребенком, выпей я зелье постфактум? Не навредит ли это малышу?
Так много вопросов и нет ни одного ответа.
Если я беременна, то придется видеться с Синклером чаще. Вынашивать, потом воспитывать его наследника-дракона… Вопреки здравому смыслу, часть меня считает эту мысль заманчивой. А любопытство подстегивает — вот бы увидеть, на кого будет похож ребенок.
И за это мне тоже стоит себя отругать. Я веду себя как слабая никчемная дура, не способная держать себя в руках.
Неохотно поднимаюсь по лестнице и, наконец, достигаю нужной двери. Кладу руку на ручку, медленно вхожу внутрь. В нашей спальни царит полумрак, освещенный лишь камином и несколькими свечами на каминной полке. Почти романтично. А на кровати… лежит Син.
К моим щекам приливает жар, а смущение такое сильное, какого не было и во время первой брачной ночи.
Он не говорит ни слова, пока я закрываю дверь, но блеск в его глазах очевиден. Син ждет, когда я присоединюсь к нему. На нем нет ночной рубашки и, я уверена, штанов тоже нет, хотя его ноги скрыты под одеялом.
В неловкой тишине я снимаю платье и выдергиваю из прически шпильки. Делаю это медленнее, как можно медленнее. Но опять же, это бесполезно. Невозможно раздеваться вечность.
В конце концов, я надеваю сорочку и ступаю босыми ногами по ковру, продвигаясь к кровати. Старательно отвожу взгляд, пытаясь не обращать внимания на дразнящий вид крепкой груди Синклера.
Забравшись в постель, сразу же ныряю под одеяло и натягиваю до самого подбородка.
— Спокойной ночи, — говорю я самым приятным тоном, на который только способна.
— Спокойной ночи? — удивляется Син. — Значит, наш вечер закончился?
— Я очень устала. — Изображаю зевок. — Это был долгий день.
Син подкатывается ближе и склоняется надо мной, обжигая дыханием.
— То есть, ты не хочешь, чтобы я делал это?
Он целует меня в шею, а я жмурюсь и держу глаза закрытыми, пока он продолжает. Всегда таяла от этих поцелуев.
— Или это?
Он нежно прикусывает мочку моего уха. По телу бегут мурашки.
Син убирает одеяло, разделяющее нас, и скользит по мне руками, поднимая сорочку до талии.
— Или это? — шепчет он, целуя меня в губы глубоко и жадно.
Я тону в этом. Не могу сопротивляться, да и не хочу. Просто хватаюсь за его широкие плечи, наслаждаясь ощущением гладкой кожи под кончиками пальцев. Желание разгорается ярким пламенем.
Син отрывает от моих губ, снова целует шею и двигается ниже, пока не достигает самого низа живота.
— И этого ты тоже не хочешь? — выдыхает он.
У меня перехватывает дыхание. О Боги, он собирается… Нет, я не могу это позволить. Если он сделает это, я окончательно пропаду.
— Я только что придумала третье правило, — выдавливаю я, пытаясь контролировать одновременно тело и мысли. Получается плохо.
— Поздно, — бормочет Син, целуя внутреннюю часть моего бедра.
— Что? Почему?
Но мои руки уже сжимают простыни, и хочется наплевать на третье правило.
Син поднимает темную голову.
— Потому что мое третье правило — тебе нельзя озвучивать третье правило в такие моменты, как этот.
В следующий миг я откидываюсь на подушке, чувствуя его горячий язык у себя между ног. Запускаю пальцы в его волосы и не могу удержаться от сдавленного стона, который с каждой секундой становится громче и громче.
Син делает со мной то, о чем я пыталась забыть и потерпела неудачу. Он способен довести меня до предела, мы оба это знаем. И в глубине души я признаюсь, как сильно по этому скучала.
Его язык работает прекрасными, командными движениями, посылая сквозь меня волны удовольствия. Это длится так долго, пока я не забываю саму себе. Выгибаюсь на кровати с пронзительным криком, и во мне всё пульсирует и пылает.
Спустя пару секунд, всё еще находясь в восхитительно-томном тумане, я смотрю вниз. У Сина на губах самодовольная ухмылка. Он движется наверх, чтобы накрыть мое тело своим.
Только сейчас он окончательно избавляет меня от сорочки, швыряя ее на пол. Затем разводит мне ноги в стороны, — еще шире, — и оказывается внутри одним быстрым, неистовым толчком.
Я снова вскрикиваю от удовольствия.
— Скажи, что хочешь меня, — требует Син мне на ухо, тяжело дыша.
— Я хочу тебя.
— Я тебя тоже, любимая… так сильно, — стонет он, наращивая темп.
Я цепляюсь за его шею, пока наши бедра двигаются друг другу навстречу. Ритм становится диким, а вдохи и выходи Сина слишком частыми. Резкими. Он протягивает руку между нашими телами, чтобы потереть меня снизу и снова заставить дрожать.
Вонзившись в меня последний раз, он рычит мое имя и содрогается. А дальше время останавливается, и мы просто лежим, сплетенные, пытаясь восстановить дыхание и наслаждаясь моментом.
Син откатывается от меня и откидывается на спину. Тут же хватает руку и подносит к своим губам, чтобы запечатлеть поцелуй на пальцах.
Этот внезапный жест, наполненный нежностью, сбивает меня с толку. К горлу поднимается ком.
— Ты… ты держишь меня за руку? — решаюсь спросить я. Осторожно, как будто этим вопросом можно что-то сломать.
— Да. Ты против?
— Н-нет…
Если честно, я не вполне понимаю, что чувствую по этому поводу.
— Я скучал по тебе, Роми.
Мое сердце сжимается. Что он делает? Наша сделка и так достаточно интимная, но это… Такие слова в нее не входили.
— Ты нужна мне, — продолжает Син, тихо и серьезно. — Мне не хватает тебя рядом.
Он всё еще держит мою ладонь, и хватка становится крепче, словно он боится, что прямо сейчас я могу убежать.
Но вряд ли я сбегу. Все силы уходят на то, чтобы не заплакать. Ком в горле становится таким большим, что больно глотать. А боль в душе почти физически ощутима.
Син скучал по мне? Он хочет, чтобы я была рядом? Но как он видит себе это? Просто притвориться, что ничего такого не было, и он не изменял мне с Мелиссой?
Я закрываю глаза и на мгновение представляю, что произойдет, если мы ровно так и сделаем. Возможно, я действительно забеременею, и из нас получится настоящая семья. Та жизнь, о которой мы мечтали. Насколько это было бы чудесно?
Син внезапно усмехается.
— Ты бы знала, как трудно герцогу без герцогини.
Счастливое видение растворяется. Я хмурюсь.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, знаешь… все эти приемы, банкеты, церемонии. Они кажутся невыносимыми в одиночку.
Если до этого я парила в облаках, то теперь с грохотом рухнула обратно на землю.
Так вот, что его тревожит? О, ну конечно, как я могла забыть. Ему нужна не я, а именно «герцогиня». Кукла с улыбкой от уха до уха, которую приятно вывести в свет. Которая будет рожать ему законных детей-драконов, пока он развлекается на стороне.
Я резко вырываю руку и чеканю каждое слово:
— Очень жаль, что тебе трудно жить с последствиями своих же поступков.
Син приподнимается на подушках. Я отказываюсь на него смотреть.
— Последствиями моих поступков? О чем ты?
Он что, издевается?
— Ты прекрасно знаешь, о чем я.
Син раздраженно фыркает.
— Проклятье, Роми, да не спал я с Мелиссой! Я всего лишь…
— О да, ты всего лишь хочешь сделать из меня дуру.
Мой голос дрожит от гнева, как и я сама.
— Когда мы стояли в храме и приносили брачные клятвы, Син, среди прочего ты обещал мне не врать. А до этого убеждал, что бросишь свою любовницу. И ты нарушил оба слова. Как, по-твоему, я смогу тебе поверить?
Син молчит, но я чувствую его напряжение. Оно витает в воздухе. После нескольких секунд тишины и бубнит себе под нос ругательство и резко вскакивает с кровати. Хватает синий халат, висящий на спинке ближайшего стула, набрасывает на себя и выходит из комнаты прочь.
А я остаюсь в одиночестве, как и всегда. Всё, что мне остается, это глядеть на только что закрывшуюся дверь.