Яна
С ошалевшим видом влетаю в приёмную и буквально сношу с ног секретаря Белова. Черноволосая Анаит быстро хлопает ресницами, еле удержавшись на ногах.
— Яна Викторовна! — берёт меня за плечи и заглядывает в лицо. — Да, что ж это такое?
Конечно же, она всё слышала.
— Всё в порядке, просите, — пытаюсь оторваться от неё и обойти, но девушка только сильнее прижимает меня к своей пышной груди.
— Яночка, нельзя вам так сейчас! — поглядывает на дверь кабинета мужа и шепчет. — Идите быстро по коридору, первая дверь направо — комната отдыха для сотрудников. Посидите там, успокойтесь. Выпейте чаю с ромашкой. Я подойду к вам.
Секретарь легонько подталкивает в спину, и я, совершенно выжатая, покорно ковыляю, прихрамывая на больную ногу. Плюхаюсь на диван, медленно прикрываю глаза на несколько секунд. Глубоко вздыхаю. Сердце всё ещё колотится. По спине стекает капелька холодного пота. Руки мелко дрожат. Нога горит в месте удара, боюсь даже представить, какой там синяк разливается.
Минут через десять в комнату заходит Анаит с расчёской в руке и маленькой сумочкой.
— Яна Викторовна, садитесь сюда, я пришечу ваши волосы, — говорит она и досадно качает головой.
— Спасибо, — отзываюсь потухшим шёпотом.
Девушка, с теплом и заботой тщательно расчёсывает волосы. Распутывает образовавшиеся колтуны. Собирает в аккуратный хвост. Ни слова не спрашивает, не лезет со своим мнением.
— Ну вот! — удовлетворённо восклицает. — Совсем другое дело. Вы снова красавица, каких свет не видал! А теперь чай с ромашкой и у меня тут есть волшебные таблеточки, для спокойствия и ясности ума, — копошится в сумочке и извлекает блистер с маленькими белыми таблетками.
Анаит подскакивает и начинает колдовать в кухонной зоне. Позже ставит передо мной чашку с ароматным чаем, таблетку на салфеточке и вазочку с овсяным печеньем.
— Увы, не могу составить вам компанию. Боюсь, что Алексей Романович заметит моё отсутствие и сделает выговор, — пожимает плечами и виновато опускает глаза в пол.
— Спасибо, ты и так много для меня сделала.
Оставшись одна, погружаюсь в свои мысли.
Сейчас во мне уже не осталось страха, только злость за свою трусость. За то, что совершенно не могу за себя постоять не только физически, но даже словесно. Почему я такая? Всё покорно терплю, глотаю любые оскорбления. Чего уж говорить о рукоприкладстве. Нет, сейчас это не просто гнев. В тот момент, когда Алексей заговорил о моём отце, в таком уничижительном тоне, то поднял всё самое тёмное, что хранилось на самом дне чаши моего терпения. Ненависть. Я раньше думала, что уже испытывала к нему это чувство, но, как, оказывается, это было не то. Ведь я продолжала с ним жить и по сути, принимать такое отношение. Значит, я ещё могла и готова была это терпеть. Но кажется, с меня хватит. Нужно как можно скорее уходить от него, устраиваться на работу, решать вопрос с оплатой обучения Паши. Искать фонды благотворительности для отца. Делать всё возможное и невозможное, но не волей и желанием Алексея. Сама.
Допиваю последний глоток живительного напитка и с шумом ставлю чашку на стеклянную поверхность стола. Встаю, натягиваю на лицо улыбку и выхожу из комнаты отдыха. По пути, всё так же мило со всеми прощаюсь и выхожу на парковку.
Как только вижу обеспокоенное лицо Глеба, который буквально сканирует каждую клеточку моей кожи, каждое изменение в мимике, сразу же решаю, что ничего ему не скажу. Не хочу жалости. Не хочу вызывать у него бурю эмоций по отношению к Алексею. Я должна сама решить свои проблемы. Сама.
— Заждался? — улыбаюсь, подхожу к Мерседесу и жду, пока он поможет мне сесть в салон.