Измена. Серебряная Принцесса

Глава 1

Я хотела отдать ему всю себя,

Но он предпочел растоптать мое сердце

— Шикарно выглядишь, Рин! – говорит Стас, пьяно улыбаясь, пока встречает меня возле дверей.

— Спасибо, — смущённо отвечаю имениннику и неуверенно поглядываю внутрь дома, в котором уже полным ходом идет вечеринка.

Я даже не мечтала попасть в дом Савельева. Неделю назад отец огласил строгий запрет и буквально полтора часа назад неожиданно передумал. Пришлось собираться впопыхах. Радостно помчавшись в гардеробную, я надела новое воздушное бледно-розовое платье. Оно уже несколько месяцев ждало своего часа. А вместе с ним и кружевное белье, купленное специально для этого события.

Нервно кусаю губы и тут же мысленно приказываю себе прекратить.

Сердце заполошно бьется в груди. Волнение скользит по венам. Но дело вовсе не в сомнении.

Семь месяцев не маленький срок. Я убеждена, что Андрей тот самый. Тот, кому я хочу отдать свой первый раз. И все последующие, если он захочет их забрать.

— Спасибо, — смущенно отвечаю однокурснику и перевожу взгляд на огромную комнату.

Часть приглашенных отдаётся танцам, кто-то играет в настольные игры за круглым столом, прямо напротив огромных окон, а оставшиеся предпочитают пить пиво, устроившись на темных кожаных диванах.

Кручу головой, но нигде его не вижу.

Обычно стоит войти в помещение, как он первый, кого находят мои глаза. Так происходит всегда, с тех самых пор, как мы встретились. Не знаю, как это работает. Но это особая магия наших тел. Мы просто чувствуем друг друга.

И он согласился ждать столько, сколько потребуется.

Машинально касаюсь большим пальцем кольца на безымянном. За месяц оно успело стать неотъемлемой частью меня. И теперь, если нервничаю, всегда его поглаживаю.

Протягиваю имениннику подарочный пакет и произношу слова поздравления. Стас достаёт небольшой игрушечный автомобиль и с восторгом произносит:

— Ахренеть, Рин! Как ты узнала? Он же кучу денег не стоит, не надо было!

— Я рада, если тебе нравится. — говорю, краснея.

— Не просто нравится! Я растворяюсь в галактическом восторге!

Стас – один из лучших друзей моего жениха. И с самого начала нашего знакомства, он очень хорошо ко мне относится, поэтому к выбору его подарка я подошла со всей серьезностью.

— А ты не видел Андрея? — неуверенно спрашиваю.

Может, надо было сообщить ему заранее? Сказать, что папа меня отпустил?

Вдруг он сюда не приехал? А я таким глупым способом решила сделать ему сюрприз.

Именинник почёсывает висок. Вспоминает пару долгих секунд. Хмурится, а затем, улыбаясь, говорит:

— Он пошёл наверх с Улей. Просил их не беспокоить.

— Спасибо. — отвечаю.

Двигаюсь к лестнице.

Интересно, зачем ему понадобилось идти куда-то с Улей?

Знаю!

Должно быть эти двое готовят сюрприз к моему дню рождения, который наступит через пару месяцев.

Уля моя лучшая подруга еще со средней школы. Правда, Андрей ее на дух не переносит. Даже не пытается быть с ней милым, хотя я не раз его об этом просила.

Остановившись в нерешительности на последней ступеньке, достаю из маленькой сумочки зеркальце. Изучаю свое отражение, боясь, не испортился ли макияж, пока я бежала от ворот к дому.

С самого утра по городу хлещет безжалостный дождь. Николай порывался выйти с зонтом и проводить, но я запротестовала. Не хотела его беспокоить ради каких-то двух минут.

Несколько дверей на втором этаже приводят в замешательство. Не знаю, к какой именно подойти, пока за одной из них не раздается знакомый женский смех, а затем и стон.

Непонятная тревога проходится острым лезвием по коже спины.

Подушечки пальцев начинает тревожно покалывать. Набираю в легкие воздуха и стучу по деревянному полотну.

Нельзя же входить без стука. Это в высшей степени не вежливо.

Слышатся шаги. Глаза наблюдают, как крутится ручка.

Готовлюсь крикнуть: «Сюрприз!»

Дверь открывается. Слова застывают где-то в горле. Улыбка на губах замирает, превращаясь в восковую маску боли. Умирает.

Не уверена, стучит ли сердце. В него неожиданно воткнули холодный нож. Все тело и органы цепенеют. Все, кроме глаз. Глаза широко распахнуты и смотрят на Андрея. Светлые соломенные волосы взъерошены, из одежды на нем только темные джинсы.

Взгляд скользит за его спину и цепляется за кровать. Кровоточит от вида девушки в одном белье. Она оборачивается, видит меня и тут же отворачивается, спешно натягивая на себя одеяло.

Эта девушка - моя лучшая подруга. Но сейчас голос внутри подсказывает, как сильно я ошибалась.

Он всегда говорил держаться от неё подальше, а сам вдруг решил узнать поближе?

Глава 2

— Николай, — тихо говорю я, когда мы проезжаем возле парка Зеленого Кита, — Вы не могли бы остановить машину? Мне хочется немного пройтись и подышать свежим воздухом.

— Но… Северина Вячеславовна, — неуверенно оборачивается мужчина, — На улице идет сильный дождь.

— Я возьму зонтик. Всего на пару минут. Я быстро, не стоит волноваться.

Мои губы выдают тугую улыбку, которая отдается в сердце россыпью нерастворимой боли. Но, к счастью, наш водитель не силён в физиогномике¹.

Подъехав ко входу на территорию лесопарка, он глушит двигатель, выбирается из машины и открывает передо мной дверь, придерживая над головой огромный зонт.

Выхожу из салона и благодарно киваю. Забираю из рук обеспокоенного провожатого большую черную завесу, способную полностью скрыть мою фигуру от плачущего неба. Прошу Николая подождать в автомобиле, уверяя, что не стану задерживаться.

— Может, мне стоит пойти с Вами? — несмело предлагает он.

— Нет-нет, мне хочется побыть немного одной.

Отвернувшись, двигаюсь в сторону железных ворот. Шаг за шагом устремляюсь в глубь парка, обходя лужи, похожие на тоскливые моря.

Серое небо хмурится и полыхает печалью. По поникшим листьям деревьев разгуливает холодный беспечный ветер. Ему чужды человеческие метания. На асфальтированных дорожках непривычно пустынно. Никто не желает гулять во время пиршества ливня.

Никто, кроме меня.

Мысли в голове путаются. Сплетаются в колючий клубок отчаяния. Картинка за открытой дверью той ненавистной комнаты никак не хочет перестать застилась глаза. Она словно приклеилась к коже век и мелькает каждый раз, стоит только моргнуть.

Когда отхожу достаточно далеко, внимательно осматриваюсь по сторонам. Никого. Ни единой души.

Окончательно убедившись, что никто не сможет увидеть сломленную наследницу серебряной ветви, опускаю темную преграду, мешающую нам с дождем соприкоснуться.

Мне хочется промокнуть и очиститься. Стереть с себя его слова. Его холодную интонацию. Её смех и цвет белья. Красный. Как пошло…

Дождь беспощадно хлещет по лицу. Он не жалеет ни меня, ни кровь, что сочится из раненого сердца. Запрокидываю назад голову. Затравленно кричу.

Я должна освободиться. Должна выплеснуть всю эту невыносимую боль.

И никто никогда не увидит мои слёзы. Я хочу выплакать их все. Все, что существуют во мне. Навсегда отдать их грозе и заледенеть в том месте, где кровоточит сильнее всего. Я горю в агонии чужого предательства и не могу никак понять, как?!

Как два таких близких человека могли поступить со мной таким образом?

Почему?! За что? Неужели я заслужила подобное?

Уля уходит из сердца на удивление быстро. Ее образ стирается, забрав с собой красный. Этот цвет меркнет. Становится цветом лжи. Обмана. Лицемерия и подлости. Оказывается, я ненавижу красный. Не переношу его с этого самого дня.

А он все ещё сидит глубоко-глубоко внутри меня. Время идет тик-так, тик-так. Я промокаю насквозь. Одежда прилипает к телу. Холод пробегается по коже, царапает острыми когтями. Зубы нещадно дрожат, но как бы я не кричала:

— Ненавижу тебя! Ненавижу! Предатель! Предатель! Уйди, ненавижу тебя!

Он все ещё тянет ко мне руки. Смотрит, не отрываясь, серо-синей пропастью своих глаз. Молчит. Но никак не желает отпустить и исчезнуть среди бесчисленных капель дождя.

Безвольной куклой опускаюсь на землю. Зонтик ускользает из рук. Мир перед глазами начинает кружиться.

А через минуту сквозь мутную пелену я улавливаю возникшее передо мной встревоженное лицо Николая. Он выглядит крайне взволнованным, и мне становится не по себе от мысли, что причиной его беспокойства являюсь я.

— Северина Вячеславовна, — растерянно говорит мужчина, — Зачем вы так? Что же вы. Давайте я вас подниму. Вот так, обопритесь на меня. Да, вот так, держитесь. Вы сказали, что отойдете всего на пару минут, а Вас все нет и нет. Нет и нет. Я ж шибко волноваться начал. И решил проверить, не случилось ли чего. Но как же так… Как же так… Ох, Северинушка Вячеславовна. Пойдёмте, пойдёмте, скорее. Вы совсем промокли. Надо поскорее домой. Вашему отцу это не понравится.

1. Наука, которая изучает влияние человеческих эмоций на мимику, называется физиогномикой.

Глава 3

И папе действительно не нравится.

Не нравится, что его дочь насквозь промокла и почти сразу же свалилась с температурой.

Я слышу его крики даже сейчас, лёжа под одеялом, за закрытой дверью своей полутемной комнаты. Они блуждают по всему дому. Въедаются в стены. В то время как угрозы всех уволить злобно скалятся, нависая над застывшей в испуге прислугой.

Пальцы нервно сжимают края одеяла. Тело объято жаром, окутавшим меня пылающими цепями. Я словно генерирую огонь каждой клеточкой.

Сознание путается, спотыкается и то и дело проваливается в пекло. Но отчетливо представляет все, что происходит в остальной части особняка.

Папа никогда не повышал на меня голос. Со мной он всегда ласков и заботлив. Но каждый раз, когда я наблюдаю за тем, как он кого-то отчитывает, испытываю непонятную тревогу и желание поскорее спрятаться. Он способен одним лишь словом расплющить любого, кто посмел его ослушаться.

Вот и сейчас, зажмурив глаза, на миг пытаюсь абстрагироваться. Но мне нельзя, нельзя проявлять малодушие. Нужно постараться встать и пойти к нему. Объяснить, что только я одна во всем виновата.

Вдруг он обвинит Николая. Вдруг решит его уволить. Этого нельзя допустить. Сколько себя помню именно Николай всегда возил меня в гимназию и вначале даже провожал до самых дверей. Он не просто водитель, он близкий для нашей семьи человек. Но папе, конечно, об этом не стоит говорить.

Превозмогая дикую слабость, силюсь сбросить с себя одеяло и приподняться на локтях. Но в следующую секунду над кроватью возникает величественная фигура мачехи. Бледный свет из окна освещает лишь ее тонкие руки и идеальный алый маникюр на ногтях. Ненавистный цвет. Она разом пресекает мои жалкие попытки встать.

— Тебе надо отдыхать. — сухим и бесцветным голосом говорит Констанция.

— Николай ни в чем не виноват, — глухо шепчу в ответ. — Мне надо сказать об этом папе…

— Твой папа сам прекрасно знает, кто и в чем виноват. Он сам во всем разберется. А ты лежи и постарайся поспать.

Мне её не убедить. Она ничего не сделает. Не пойдет, даже если стану умолять.

Отворачиваю лицо в другую сторону и чувствую, как соленая слеза скатывается вниз по щеке. Застревает пленником на потрескавшихся губах.

И зачем только она пришла, когда Николай буквально на руках занес меня в комнату и положил на кровать? Зачем делала вид, будто пытается помочь?

Я же видела её хмурое лицо. Неприязнь в голубых, как морозный воздух, глазах.

Должно быть, это папа её попросил. Иначе она бы не сидела все это время в кресле возле окна, а поехала бы в свой любимый салон красоты.

Нельзя сказать, что мы с мачехой открыто враждуем или придерживаемся каких-то особых отношений. На самом деле этих отношений просто-напросто нет. Между нами стойкий и установившийся с годами нейтралитет. И ни одна из нас не горит желанием посягнуть на территорию другой.

Мне и раньше доводилось болеть, но Констанция ни разу не удостаивала меня такой чести, как сегодня.

— Ты можешь идти, если хочешь. — сдавшись во власть удручающей слабости, говорю я. — Необязательно со мной сидеть.

— Твоему отцу так спокойнее. А если тебя что-то не устраивает, ты вольна сказать ему об этом сама.

Нет смысла продолжать диалог.

Закрываю глаза, чувствуя, как сознание уплывает в темноту…

— Севушка моя! — раздаётся голос отца, вместе с громким хлопком открывшейся настежь двери.

— Вячеслав! — недовольно шепчет на него мачеха.

— Как она себя чувствует? Он как следует её осмотрел? Не халтурил?

— Конечно, Аристарх Вениаминович, как следует осмотрел Северину. И не раз заметил, что ей нужен полный покой. Полный.

— Папа, — тихо выдыхаю вместе с огнем, который поднимается из горла.

— Деточка моя, — он тут же садится на кровать подле меня.

Берет мою ладонь в свою. Целует. Целует. Целует.

— Ты чего это вздумала устраивать прогулки без зонта? — стараясь звучать беспечно, говорит отец. — В могилу меня хочешь свести?

— Слава, — вновь раздаётся недовольный голос Констанции.

— Я со своей дочерью сам разберусь. Я всего лишь хочу донести до ребенка, что ее родитель волнуется. И что так поступать не следует. — в словах отца ощущаются вкрапления железа.

— Конечно. — с усмешкой отвечает его новая жена. — Это ведь твоя дочь. Не смею вмешиваться.

Она отступает к окну, а папа снова принимается целовать мою руку.

— Это безответственно, Севушка. Не только по отношению к своему организму, но и к окружающим любящим тебя родным людям. Или я в чем-то не прав?

— Прости меня, пожалуйста, папочка. — сжимаю пальцами его запястье. — Но только не наказывай, Николая. Это все моя вина. Моя…Но я обещаю. Обещаю, что больше не буду так делать. Мне просто очень хотелось прогуляться под дождем. Сама не знаю, как так вышло. Прости.

— Севушка, девочка моя. А почему ты уехала с той вечеринки? Что-то произошло? — ласково спрашивает папа и щурит глаза, — Николай сказал, что ты там от силы минут пятнадцать пробыла.

Глава 4

Очередная неделя проходит, как в вязком тумане. Симптомы болезни отступили на третий день, но желания встать с постели с тех пор так и не возникло.

Ничего не хочется. Время превратилось в черепаху. Мечты – в груды пепла.

Даже приемы пищи сродни пыткам. Мачеха преобразилась в инквизитора. Она

каждый раз лично заходит в мою комнату и строго следит за тем, чтобы я поела. Проявляет мнимую заботу.

— Поругалась с Андреем? — в один из своих надзирательных визитов интересуется она.

На ней темно-зеленый халат в мелкий цветочек, светлые волосы собраны в высокий хвост. Неизменна лишь броня безразличия в голубых глазах.

Ничего не отвечаю. Молча отодвигаю от себя тарелку и перестаю насильно впихивать в себя рисовую кашу.

В последующие приходы она ничего не спрашивает. Только раз тихо произносит:

— Все наладится, Северин. Помни, что в твоей крови серебро.

Но в ее словах я остро ощущаю затаенную усмешку, обернутую в равнодушие.

Сидя на кровати, бесцельно смотрю на противоположную стену и вновь задаюсь неразрешимым для себя вопросом.

Почему папа на ней женился?

Почему после смерти мамы он взял в жены ее дальнюю родственницу?

Ну и что, что она отдалённо напоминает маму. Какими-то общими чертами они с ней похожи, да. Но ведь это лишь внешнее сходство, не более того. Мама была другой. Намного лучше. Совершеннее. Во всем.

*

Стоя перед зеркалом, придирчиво изучаю свой наряд. Я выбрала закрытое черное платье с расклешенной юбкой и уложила волосы в аккуратный пучок.

Безуспешно убеждаю себя, что потеря пары килограмм при моем худощавом телосложении не так сильно бросается в глаза. Девушка из отражения криво усмехается в ответ.

Темные круги под глазами тщательно спрятаны под слоями консилера. Первый раз в жизни я использовала розовые румяна, чтобы хоть как-то приглушить бледность лица. Вроде бы у меня получилось. Или это снова самовнушение?

Сегодня должны начаться съёмки дипломной работы Андрея. Еще недавно я с замиранием сердца ждала этого дня. Волновалась, подолгу репетировала и не верила, что главная роль моя. Одна только эта мысль порождала в теле волны бесконтрольной радости.

А сейчас – пустота. Сквозняк. И река печали, в которой запросто можно упасть на самое дно.

Нет никакого желания куда-то идти. Тем более нет желания идти туда. Как мне себя вести? Смогу ли я остаться спокойной и не выдать всю ту горечь, которая засела на сердце?

Несколько раз я предпринимала попытки написать кому-нибудь из группы, что вряд ли приеду. Находила тысячи причин вежливо снять с себя награду, превратившуюся в тяжкое бремя. Пальцы быстро печатали сообщение, а потом так же быстро его стирали. Раз за разом. Снова и снова. Но так и не решились нажать на заветную кнопку «отправить».

От папы я часто слышала, что нельзя смешивать работу и личную жизнь. Он говорит, что это в высшей степени не профессионально.

Получается, если я откажусь от проекта – поступлю плохо. К тому же подведу остальную команду.

Да, всем известно, что на роль меня утвердил сам Андрей. Но я не имею права вымещать свою злость таким некрасивым образом. Не могу подставлять под удар других, никак не связанных с нашими с ним отношениями, людей.

— Ты сегодня куда-то едешь? — удивлено замечает папа за завтраком.

— Сегодня первый день съёмок «Зимней Принцессы», — не отрывая глаз от тарелки с омлетом, отвечаю я. — Помнишь, я тебе как-то рассказывала...

— Это разве не работа этого твоего дешевого женишка? — брови отца сталкиваются в недовольстве.

— Его.

Я сотни раз просила не называть так Андрея, но папа никогда не слышит меня. Он то и дело использует это уничижительное слово, когда говорит о нем.

— И ты поедешь?

— А что такого? — решаюсь поднять взгляд, но отец только ухмыляется.

— Я не вчера родился, дочь. По твоему поведению понял, что между вами что-то случилось. Вот скажи, он хоть раз навестил тебя во время твоей болезни? Хоть бы цветы прислал или открытку. Или даже на это денег не хватает? И за этого жалкого слюнтяя ты собираешься выходить замуж?

Опускаю глаза обратно, но успеваю заметить, что лицо мачехи, как и всегда, полностью непроницаемо. Она сидит с прямой спиной и разрезает на тарелке какие-то фрукты. У неё особая диета. Только овощи, фрукты и рыба, приготовленная на пару.

Скрывать от них дальше правду не имеет смысла.

— Мы с Андреем расстались. — коротко сообщаю я. — И замуж я за него больше не собираюсь.

Внутренне съёживаюсь и отгоняю от себя картинки того дня. Воспоминание той двери стало для меня чем-то вроде личного триггера.

— Он тебя обидел, Сева? — строго спрашивает отец. Вся веселость тут же сходит с его лица.

— Нет.

— Ты уверена? Если я узнаю, что этот паршивец…

Глава 5

Я смогу. Я смогу. Я смогу. — непрерывно повторяю про себя, пока иду к дверям центрального корпуса.

С каждым шагом сердце все сильнее грохочет в груди. Желание сбежать сгущается и холодными руками тянется к щиколоткам. Непроизвольно стискиваю зубы. Я сильная, я смогу. Смогу.

Бежать мне некуда. Я еле-еле уговорила Николая не ждать пять часов на университетской парковке, а поехать и устроить жене сюрприз. Она работает здесь недалеко. У Агаты небольшая, но очень уютная кондитерская, которую я не раз посещала то с Улей, то с Андреем. Воспоминание этих двоих в одном предложении отзывается глухой болью.

Та ненавистная дверь снова открывается. Из нее выходит мой полураздетый жених, а на постели лежит лучшая подруга, освещенная яркими лучами солнца, струящимися из окна. Не уверена, что этот ослепительный в своей уродливости кадр когда-нибудь сотрется из моей памяти.

Сегодня тоже солнечно. На небе ни одного облачка. Во дворе маленькими группками толпятся студенты, вышедшие покурить. Замечаю одного из своих однокурсников. Высокий парень под два метра ростом с перекрывающей один из его серьезных карих глаз челкой, поднимает руку в знак приветствия. Отвечаю ему тем же и тут же смущаюсь, так как окружающие его ребята тоже на миг оборачиваются. Ни одного из них я не знаю.

А высокий юноша – это Илья Кузнецов, по кличке Кузнец. Староста нашей группы. Второй в списке успеваемости класса. Всегда собран и серьезен, но от его саркастических высказываний, которые он произносит с совершенно каменным лицом, не могут сдержать смех даже преподаватели.

Вхожу, наконец, в прохладное здание, оставляя палящее солнце позади. Внутри обнаруживаю целые вереницы студентов. Видимо, часть приехала пересдать зачеты и тесты, а кто-то, также, как и я пришел, чтобы принять участие в итоговых проектах творческих групп.

Пока шагаю по длинному коридору первого этажа, встречаю все больше знакомых. Обмениваюсь с ними вежливыми приветствиями. Боковым зрением улавливаю странные косые взгляды. До слуха долетают чьи-то шепотки, но стоит обернуться, как группка девушек, проходящих мимо, тут же опускает глаза и быстро уходит в сторону.

Неужели…

Нет, я просто накручиваю себя. Воображаю на пустом месте. Откуда они могли что-то узнать?

Съемки проекта Андрея должны пройти в месте, которое в стенах университета называют Бубновым полем. Пересекаю наполовину стеклянную комнату прямоугольной формы и выхожу во внутренний двор. В паре метров замечаю ребят из класса Зимнего. Они только-только устанавливают необходимое оборудование. Значит, я не опоздала.

Солнце снова ударяет в спину. Спешно пробегаюсь по мелькающим лицам глазами. Убеждаю себя, что пытаюсь отыскать Машу. Именно Орлова отвечает за грим и костюмы. Надо подойти к ней и спросить, где я могу переодеться и заодно уточнить - во что.

Но внутренний голос подсказывает, что я себе вру. Фигуру девочки с двумя косичками глаза давно нашли. Она стоит под козырьком с Лешей Сомовым и о чем-то бурно спорит.

Тогда почему мои глаза не хотят угомониться. Отчего они лихорадочно бегают от одной макушки к другой. И все никак не желают утихомириться и принять тот факт, что…

Его здесь нет.

Почему меня это расстраивает?

Почему.

Почему я так сильно вновь хочу увидеть человека, предавшего меня. Растоптавшего наше с ним чувство совершенно отвратительным образом.

Что я рассчитываю увидеть в его глазах?

Раскаяние? Сожаление? Надеюсь ли заметить, хотя бы поломанный обрезок заурядного «прости»?

Но вместо него взгляд вдруг цепляется за Улину спину.

Я словно переживаю скверное дежавю, когда она медленно оборачивается. Видит меня. Усмехается. В ее глазах плещется триумф. Острый, ненавистный, он весь смачно измазан в багрянец предательства. Секунда - и бывшая подруга победно отворачивается. Та, кому я доверяла свои секреты отряхивается от меня, как от нежелательной пыли.

А я вдруг задаюсь вопросом - что вообще она тут делает?

— Рин? — голос Стаса выводит из болота озадаченных мыслей. — Привет.

— Привет! — улыбаюсь ему, стараясь придать голосу светскую приветливость.

Он кидает быстрый взгляд за спину, потом в два шага сокращает расстояние между нами и, понизив голос, задает вопрос, от которого у меня холодеют руки:

— А ты чего пришла? — неловко улыбается, и то и дело оглядывается по сторонам.

К этому я не была готова. Меня будто бросают в бассейн с ледяной водой. Способность плавать деревенеет и уступает свое место бесконтрольному страху. Но крошечная часть сознания протестует против такой участи. Она прекрасно осознает, что не стоит ждать спасателей. Требует как-то выплыть самой. Напрячь каждый мускул. Но пока что страх сковывает сильнее и тело медленно опускается на дно.

— Разве не сегодня первый съемочный день? — отвечаю также тихо. — Я опоздала или перепутала время?

Умоляю, скажи, произошла небольшая ошибка в датах и тогда…

Но вместо этого Стас тянет долгое:

— Блииин. — виновато опускает глаза. — Тебе никто не сказал?

Глава 6

— Давай скорее, — раздается откуда-то слева нетерпеливый девичий голос.

Слегка поворачиваю голову в ту сторону, чтобы увидеть, как светловолосая студентка негодующе смотрит на свою подругу. Та, остановившись посередине коридора, что-то усиленно ищет в своей кожаной сумке.

— Ну вот чего ты там копаешься?

— Мне нужно припудриться и добавить яркости губам, — решительно отвечает девушка в ультра-узких джинсах и тонкой атласной рубашке, — Если к нам действительно приехал Золотой Лев, я не хочу выглядеть, как лохушка. Выпавший шанс надо использовать по максимуму.

— Если мы не поторопимся, то потеряем его из виду. Тогда у нас вообще никакого шанса уже не будет! Так что пошевеливайся. — злым шепотом говорит первая, а затем, не обращая внимания на протесты, хватает свою спутницу за руку и буквально тащит в сторону выхода.

Практически сразу после этого ещё несколько небольших групп девушек пробегает мимо нас с Дарьяной. И в их сумбурно-взволнованных диалогах я снова и снова слышу имя Льва.

Но этого не может быть. Лев сейчас заграницей. Его отправили по особой программе обмена студентов, так как он в числе лучших учеников своего вуза. И он собирался вернуться только через несколько месяцев.

Но если даже по каким-то неведомым обстоятельствам Золотой приехал в город раньше, чем планировал, то почему не сообщил мне заранее, как он делает это обычно. Однако больше всего прочего удивляет вопрос - что ему вдруг понадобилось в Малахитовом Дворце?

Лев, как и папа, всегда был уверен, что я буду учиться вместе с ним в Азмазном. На моей памяти он приехал сюда лишь раз, чтобы поздравить меня с поступлением и подарить огромный букет цветов. Правда, ему плохо удавалось скрывать, насколько он не одобряет мой выбор.

— Ты чего остановилась? — удивлённо оборачивается на меня Дарьяна.

Отмираю и отряхиваюсь от мыслей. Оказывается, я действительно стою на месте. Удивление настолько затянуло в свои сети, что я отстала от подруги на несколько шагов. Спешно догоняю ее, надеясь продолжить наш путь к университетской кафешке, однако получаю вопросительный взгляд. Меня без слов спрашивают, в чем дело и уточняют, не собираюсь ли я вновь отдаться недопустимым слезам.

Резко качаю головой, а потом шепотом выдаю вопрос:

— Ты тоже слышала, как те девушки говорили о приезде Золотого Льва? — решаю быть откровенной и честно озвучить, что меня смутило.

— Да. Тут даже если не захочешь, все равно услышишь, — без всякого интереса произносит студентка. — Наверное, состоят в его фан-клубе. А сейчас бегут на улицу, надеясь попасть в обзор золотого мальчика и привлечь его драгоценное внимание. Ген наивных дур, скорее всего, никогда не сможет быть уничтожен учеными умами. Как бы они, бедолаги, не бились над проблемами человечества.

— А мы можем тоже пойти и проверить, не ошиблись ли они? – неуверенно спрашиваю я.

— А тебе-то зачем, — с вспыхнувшим в глазах недоверием произносит Дарьяна, но следом тут же замолкает. Наблюдаю на ее лице мыслительный процесс, который через секунду срывается с губ девушки верной догадкой, — Погоди, вы с ним, что же… знакомы? Наверняка я права.

— Ну… Он мой лучший друг. — не вижу смысла скрывать.

— И почему я не удивлена, — саркастично бормочет с едва уловимой усмешкой.

— Мы с ним давно не виделись, и если он действительно где-то поблизости, то было бы невежливо с моей стороны…

— Предупреждаю сразу, — обрывает мои объяснения, — Если ты таким образом пытаешься соскочить и лишить меня халявного кофе, то я решительно против такого кидалова.

Вот эта ее прямота очень мне импонирует.

— Ни в коем случае, — улыбаюсь я. — После того, как мы проверим, правда ли сюда приехал Лева, я обещаю купить тебе кофе и кусочек любого тортика на твой выбор.

— Один кусочек?

— Сколько захочешь кусочков.

— Мне нравится твой подход. — лукаво отвечает Дарьяна и берет меня под руку. — Лайдно, пойдём, серебряник. Проверим, правда ли приехал мальчик с золотой ложкой во рту. Кстати, я слышала где-то слушок, — тихо говорит она мне в ухо, когда мы приближаемся к дверям, — Что у него настолько преобладает над здравым смыслом любовь ко всему золотому, что он даже зубы себе все вставил исключительно золотые. Раз вы с ним драгоценные друзяшки, ты обязана об этом знать. И лучше предупреди меня, заранее, чтобы я не получила при встрече удар по чувству прекрасного. Не хочу ненароком ослепнуть от чужой улыбки, знаешь ли.

Я прыскаю и прикрываю ладошкой рот. Образ Левы с золотыми зубами, поблескивающими на солнце, на короткий миг стирает всю ту горечь, которая густо плещется внутри.

— Нет, конечно, — отвечаю сквозь слабеющий смешок. — У Левы свои зубы. Очень хорошие, кстати. — почему-то кажется, что следует во что бы то ни стало отстоять и защитить природную целостность зубов друга.

— Я рада, что моя догадка тебя повеселила, — с теплом говорит Дарьяна. — Но ты не можешь отрицать его помешанность на золотых вещах.

Она сверлит меня шутливым взглядом, и, как бы я не хотела вступиться за парня, которого знаю с детства, но тут приходится сдаться.

— Можно я не буду отвечать на этот вопрос?

Визуалы

Лев Золотой

Андрей Зимний

Глава 7

Золотой с черным. Одно из любимых сочетаний Льва. И именно такого цвета ламборгини самой последней модели останавливается напротив главного корпуса, из которого выходим мы с Дарьяной.

На улице теперь гораздо многолюднее. И количество девушке явно преобладает над вышедшими покурить редкими парнями. Сомнений в том, зачем именно собрались взволнованно улыбающиеся студентки, не возникает ни у одного прохожего.

Все вокруг взбудоражены. Раздаются смешки и шушуканья. А кто-то, прячась за спинами подруг, прихорашивается перед маленьким карманным зеркалом, зажатым в руке. Есть и те, которые пытаются, нисколько не скрывая намерений, заснять на камеру телефона приезд Золотого в Малахитовый Дворец.

Сегодня интернет будет пестреть этими видео. Но Лева точно не будет против. В отличие от меня, он по-настоящему любит внимание и всегда будто бы купается в восторгах окружающих, как в ласковых волнах океана.

Водительская дверь автомобиля открывается и из нее вначале показывается светлая голова, а следом появляется и сам виновник местного ажиотажа.

Лева высокий, хорошо сложенный молодой человек, всегда одетый с иголочки. Не знаю, откуда Дарьяна взяла информацию про золотые зубы – такое сомнительное изменение внешности мой друг вряд ли бы себе позволил. Но любовь к золоту и правда присутствует в нем, также, как и вкрапления золотой пыли в его крови.

Но Лев всегда знает меру. Ему удается умело балансировать на грани минимализма и драгоценных украшений, и при этом никогда не выглядеть вульгарно или пошло. Словно золото изначально было создано именно для него и просто не способно его испортить – только подчеркнуть и улучшить.

У меня всегда складывалось ощущение, что даже если бы он оделся в костюм тройку, сшитую исключительно из золотой ткани, то даже тогда ему бы подошел этот вычурно-нелепый наряд.

Закрыв дверцу машины, он проходится внимательным взглядом по толпе, а затем выхватывает из нее нас с Дарьяной. Тут же широко улыбается, приветственно поднимает руку и машет, прося подойти.

Я безмерно рада видеть своего друга. Особенно сейчас, когда мне так нужна его поддержка, но вместе с тем… Совершенно не готова рассказывать ему правду. Не готова слушать слова о том, что он меня сто раз предупреждал...

Лева в этом плане похож на папу. Они идеально ладят между собой и сходятся почти во всех вопросах, касающихся драгоценных.

Ловлю на себе заинтересованные взгляды девушек. Машинально делаю шаг назад, но в спину упирается рука Дарьяны.

— Ты чего буксовать взад начала? — шепотом интересуется она. — Кажется, выпендрежник из золотого трансформера тебе только что махал рукой.

— Все снова смотрят на меня и шушукаются. — также тихо отвечаю я.

Уже второй раз за день я чувствую к себе столь пристальное внимание.

— На тебя все смотрят и шушукаются с тех самых пор, как ты на свет появилась. А этот кошак тебе сейчас на руку. Он может помочь перекроить сплетни в выгодную для тебя сторону. Прыгни ему на шею с счастливой улыбкой и тогда окружающие подумают, что не Зимний тебя поматросил и… — она тактично не договаривает, — А ты его. Однокурсницы перестанут жалостливо скалится, а начнут поглядывать с завистью. По мне – пусть лучше завидуют, чем жалеют.

— Ты говоришь ужасные вещи, — чувствуя, как краснеют щеки, отвечаю я.

— Я лишь увеличиваю количество причитающихся мне тортиков, — лукаво улыбается она. — Давай же, не заставляй тебя щипать ради ускорения. — и тут же действительно щипает, вынуждая сделать существенный шаг вперед.

Отступать обратно уже никак не получится. Замечаю, как одна из студенток, стоящих чуть в стороне, направила свой смартфон в мою сторону.

Ненавижу такие моменты.

Да, Дарьяна, несомненно, права. Меня рассматривают практически под лупой с самого моего рождения. Отчасти именно поэтому я должна всегда выглядеть и вести себя безупречно. Но это вовсе не значит, что мне льстит подобное внимание. Вот Леве оно нравится, а я бы предпочла быть обычной студенткой и дышать без боязни сделать это слишком шумно или глубоко.

Но хочешь ты того или нет, а годы практики дают о себе знать. Придаю лицу вид светской приветливости и иду в сторону машины Льва. Он что-то достает с заднего сидения, и ровно в тот момент, когда я к нему подхожу, в его руках оказывается огромный букет роз серебряного цвета.

— Как ты здесь оказался? — улыбаясь, спрашиваю у друга.

С учетом толпы наблюдающих лучше не позволять себе лишних, способных скомпрометировать или вызвать ненужные сплетни, движений. Но Леву такие мелочи никогда не останавливали. Отодвинув от себя одной рукой цветы, второй он крепко прижимает меня к себе. Обнимает и прикасается губами к щеке, шутливо говоря:

— Я надеялся услышать что-то вроде: «Я пипец как рада тебя видеть, Левушка». Но ты как-то не особо счастлива видеть меня, да?

— Конечно, я рада тебя видеть. — искренне восклицаю. — Но просто это так неожиданно. Ты же всегда меня предупреждаешь.

— Если бы предупредил, это бы не было сюрпризом. А разве я мог пропустить первый день твоих съемок. Тем более ты столько раз писала, как сильно ты волнуешься.

— Всего два раза.

Глава 8

— Что-то я не понял, куда подевался твой женишок? — иронично выгибая бровь, спрашивает Лева, когда мы вдвоем подходим к дверям, возле которых нас ждет Дарьяна.

Андрей со Стасом действительно исчезли. Должно быть, зашли в здание, когда мы с Золотым перебрасывались парой слов.

— Какой еще женишок? — шепотом отвечает вместо меня студентка и сверлит Золотого недовольным взглядом, — Ты же сам знаешь, что Северина его не так давно бросила и разорвала помолвку. — последние слова она говорит нарочито громко, привлекая к нам еще больше внимания собравшихся зрителей.

— Дарьяна, ты что делаешь, — с ужасом шепчу ей я.

— Создаю новую действительность. — ничуть не смущаясь, поясняет, и снова звучно продолжает. — Серебряная по доброте душевной предложила ему остаться друзьями. Но ты, Левон, сам должен понимать, как страдает уязвленная мужская гордость при женском отказе. Вот Зимний и психанул. Даже актрису в своем проекте в порыве отчаяния заменил. Хотя Северина благородно ходила сегодня их поздравить с началом съемок.

Я физически ощущаю на своем теле любопытные взгляды. Замечаю, как сгущается вокруг кружок заинтересованных лиц. Теснит и жаждет продолжения. Наслаждается каждой пойманной фразой.

Услышавшие слова Дарьяны – а не услышать их при такой громкой подаче было бы сложно — теперь с горячностью перешептываются, обсуждая новую порцию полученных сплетен.

Лева пристально смотрит на меня. И пока он не начал сыпать вопросами, я хватаю обоих друзей за локти и почти умоляю:

— Пожалуйста, пойдемте внутрь. Посидим в кафе. Поболтаем о том о сём. — внутренне меня трясет, но губы приветливо улыбаются и транслируют миру, какая я беззаботная дочь Серебряного отца. Пребываю в самом прекрасном настроении. Тогда как в тайне души мечтаю оказаться дома и спрятаться под тремя слоями одеяла.

В кафетерии, к счастью, не так многолюдно. Но мы своим приходом привносим новых посетителей. Еще с улицы за нами неотступно следуют несколько групп девушек. Наверняка Левины преданные поклонницы.

Мой друг умудряется вскользь кинуть в каждый кружок приветливо-чарующий взгляд, и каждое такое действие немедленно сопровождается радостно-взволнованными восклицаниями воздыхательниц.

— Прямо как чувствовала с утра, что надо надеть джинсовую куртку с подходящей этому моменту надписью. — с унынием шепчет Дарьяна.

— Лев Золотой – самый лучший на свете? — предлагает свою версию Лева.

— Золото – не мой металл. — сухо отвечает студентка.

— Самокритично.

— Правдиво.

— И, кстати, я Лев, а не Левон.

— Жаль, — пожимает плечами девушка, — Левон звучит как-то мужественнее и более величаво.

По лицу друга скользит тень удивления. Снисхождение касается его губ. Чувствую начало чрезвычайно долгого спора и спешно вмешиваюсь.

— А давайте сядем вон туда. — показываю на самый дальний свободный столик. — В тот уголок. Там мы сможем более или менее спокойно посидеть и поболтать.

Когда мы подходим к выбранному месту, Лева перестает себя сдерживать. Припечатывает хмурым взглядом и тихо спрашивает:

— Сева, почему ты мне ничего не говорила?

Покаянно опускаю голову, чувствуя, как снова придется пройти сквозь царапающие стальными иглами воспоминания, но Дарьяна и тут приходит на помощь. Она любезно откладывает мою казнь на некоторое время.

— А может, ты побудешь джентльменом и вначале закажешь нам кофе и вкуснях. И только потом будешь вникать в суть чужих историй.

— Это не чужие истории. — первый раз предельно серьезно отвечает он ей. В голосе друга возникает небольшая резкость.

В этот самый момент к нам подходит улыбчивый официант и спрашивает, чего мы желаем.

Я ограничиваюсь капучино с лавандой, Лева заказывает американо, а Дарьяна просит раф с ванильным сиропом и два кусочка шоколадного тортика.

— Так… ты его бросила? — спрашивает Лева, когда юноша в черных брюках и светлой рубашке ставит перед нами три кружки с дымящимся кофе и две тарелочки с щедрыми кусочками торта, а затем бесшумно удаляется.

Опускаю глаза к белоснежной салфетке, которую зачем-то тереблю в руке. Лихорадочно обдумываю, с чего начать историю. И стоит ли рассказывать ему всю правду.

Я решила ничего не говорить папе. Ограничилась короткой фразой: «Мы расстались». Так может и Леве не стоит сообщать обо всех имеющихся и далеко не самых приятных подробностях...

Но почему?

Неловкость скребется по спине.

Потому что мне стыдно?

Потому что мне невыносимо... Больно от каждого малейшего воспоминания того дня. Вот и сейчас, опустив голову, чувствую, как к глазам пробирается влага.

— Бросила и бросила. Чего ты к ней привязался. — заступается за меня Дарьяна.

— Хочу точно услышать это от самой Севы.

— А с первого раза тебе непонятно? Возникли проблемы со слухом? У тебя в ушах золотые затычки?

Глава 9

Лева уверяет, что он в полном порядке. Но мне удается уговорить друга дойти до ближайшего туалета. Там, к счастью, оказывается пусто, отчего можно не бояться любопытных глаз. Включив прохладную воду, стараюсь осторожно промыть небольшую ссадину над его левой бровью.

Золотой угрюм и молчалив, что ему совсем несвойственно.

Сотня вопросов крутится на языке, но я сдерживаю себя. Кусаю изнутри щеку. Раз Лева не хочет ничего говорить, значит, мне не стоит досаждать его расспросами. Итак доставляю другу лишних проблем.

Спустя пару долгих минут, решаюсь, наконец, прервать тугую тишину и тихо шепчу:

— Тебе не стоило к нему ходить.

Полностью смыв маленькие капли крови, прикладываю к ранке сухую салфетку. К сожалению, ничего другого с собой нет. Сумка, вместе со всем ее содержимым, осталась в кафетерии на стуле. А ведь у меня точно припрятан в ней пластырь. Но царапина небольшая, поэтому не должна быть сильно заметна окружающим.

— Не волнуйся за меня, Севушка.

— Как я могу не волноваться, Лева. Знаю, что ты пошел с ним…поговорить из-за меня, но право, не стоило. Пожалуйста, не делай так больше. Это только мое дело и…

Левина теплая ладонь накрывает мои холодные пальцы, в которых все еще зажата салфетка. Он вдруг подносит мою руку к губам и нежно прикасается к тыльной стороне ладони. Смесь неловкости и замешательства тут же вспыхивает во всем теле.

— И мое тоже. Все что задевает тебя, касается и меня. — отвечает Золотой, а память тут же предает, подбрасывая воспоминание.

Порождает перед глазами момент, в котором Андрей однажды сказал практически то же самое. Тогда те слова заставили сердце радостно затрепетать. Бабочки в животе закрутились в счастливом вихре.

А все что мне подвластно сейчас – это напряженно замереть, пытаясь сбросить замаячившее в голове тягостное видение.

Чувствую себя неловко перед другом. Он старается поддержать, пострадал из-за меня… А я потупилась и молчу. Ощущение, будто балансирую на тугой веревке, которая только и ждет, чтобы скинуть меня в груду пепла. Того самого пепла, который остался от тех счастливых бабочек.

— Ты же знаешь, насколько сильно ты мне дорога, Сева? — глухо говорит Лева, наклоняясь ближе.

Его лицо прямо напротив моего. В словах нет ничего предосудительного, но во взгляде проскальзывает нечто такое, чего, кажется, не было уже довольно давно.

За слоем дружбы проглядывается иного рода эмоция. Пылкая и пронзительная. Мои щеки заливает краской. Внезапное открытие наваливается неожиданно. Берет в тиски нового кольца замешательства.

Поворачиваю глаза к стекающей тоненькой струей воде. Закрываю кран, последний раз смочив салфеточку.

— Ты мне тоже не безразличен. — приглушенно выталкиваю из себя ответ. — Мы же лучшие друзья детства. Я себе не прощу, если ты из-за меня пострадаешь.

Лева выпускает мою ладонь и вновь отодвигается к стене, на которую облокачивался до этого.

— Понял тебя. — коротко говорит он.

По голосу ощущаю, что нечто в моих словах его задело, но как не силюсь, не могу понять, что именно. Чувствую себя еще хуже. Меньше всего на свете мне хочется обидеть Леву. Но получается, что неосознанно, я все же делаю что-то не то…

— Спасибо, что ты рядом со мной. — перебарывая неловкость, снова поднимаю на него глаза.

Произношу слова от всего сердца. Ведь я и правда несказанно благодарна другу за приезд.

На его губах мелькает так хорошо известная мне слегка самодовольная улыбка. Раздвинув руки в стороны, он качает головой и приглашает к объятиям.

— Нас могут увидеть. — нерешительно шепчу и бросаю взволнованный взгляд на дверь.

— Не парься об этом. Твоя правильность не позволит заподозрить что-то плохое. Давай, Сев, мы так давно не виделись, я ужасно соскучился.

Следом он уже не ждет моего согласия. Сделав шаг вперед, заключает меня в кольцо своих крепких рук. В нос бьет аромат одеколона, который я ему подарила пару лет назад. Запах настолько понравился Леве, что с тех пор, каждый раз как заканчивается флакон, он покупает себе точно такой же.

Мы стоим так какое-то время. Закрыв глаза, прижимаюсь к его груди и пытаюсь убедить себя, что все хорошо. Все обязательно будет хорошо. И я обязательно выберусь из груды пепла. Лева рядом. Его ладонь ласково гладит меня по волосам. Мой друг всегда поможет и поддержит меня. Ему я могу полностью доверять. Однако все внутри меня настолько взвинчено, натянуто и напряжено, что, как бы я не хотела, расслабиться никак не выходит.

— Мне кажется, или эта царапка сделала меня еще более чарующим красавцем. — иронично заявляет Лева, разглядывая себя в зеркале, после того как выпускает меня из объятий.

— Ты всегда неотразим. — с улыбкой подтверждаю я.

— Полностью с тобой согласен.

— Пойдем? А-то Дарьяна, наверное, нас уже заждалась. Невежливо так надолго оставлять ее одну.

— Где ты подобрала этот хабалистый медяк? — скривившись, уточняет Лева, открывая передо мной дверь.

— Не могу согласиться с твоей столь грубой оценкой. На мой взгляд, она потрясающая девочка. Хотела бы я иметь хотя бы толику ее храбрости и уметь так же открыто выражать свои мысли, как она.

Глава 10

Почему ты так поступаешь,

Почему ломаешь меня…

Как раз в тот момент, когда мы подходим к столику, официант забирает у Дарьяны две пустые тарелочки и ставит перед ней корзиночку с клубничным мороженым, посыпанным шоколадной крошкой.

— Не полностью шоколадное? — с усмешкой интересуется Лева.

— Не мечтай разгадать мои вкусы, золотце. — отвечает ему в тон девушка.

— Упаси меня драгоценный металл от столь сомнительного знания.

— В безмолвном состоянии твое лицо обладает чуть бо՜льшим очарованием.

— Я рада, что вы поладили, — стараясь скрыть улыбку, говорю я.

Оба вмиг хмуро поворачивают на меня головы.

— А ты хороша… — прищурившись, довольно тычет в меня ложечкой Дарьяна. — Откопать бы плохую девочку под этими тоннами зубодробильного хорошего поведения.

— Не порть мое серебро. — строго отрезает ее фантазии Лева.

— Оно не твое, — практически одними губами шепчет студентка Малахитового. — Не стоит мечтать вслух, а-то не сбудется - не слышал о таком?

Они вновь сцепляются взглядами. И все из-за какой-то совершенно незначительной фразы. Но если мой друг мрачнеет прямо на глазах, то Дарьяна наслаждается процессом. Медленно облизывает ложку с мороженным.

Мне хочется вмешаться, но я боюсь случайно подлить масла в огонь.

Нашу идиллию прерывает шум за ближайшим к нам столиком. Поклонницы Льва, к которым подбегает появившаяся в кафетерии девчонка, встают со своих мест и спешно покидают свой пункт наблюдения. Но место остается пустым не долго.

Буквально через пару минут в дверях вновь возникает какое-то движение. Слуха касается знакомый смех. Поворачиваю голову, чтобы в ту же секунду растерять всякое хорошее настроение.

Парень, которого я считала своим женихом и лучшим на свете человеком, появляется в кафетерии вместе с девушкой, которую я называла лучшей подругой.

Сердце в груди сразу помещается в тиски. Сжимается. Всей душой желаю отвернуться и не видеть их. Не видеть их вдвоем. Никогда. Отчаянно хочу встать и уйти. Позорно сбежать. Да и мне плевать в ту мимолетную секунду на всякие приличия. Слишком больно. Слишком. Вновь те эмоции. Вездесущая боль. Она переливается, въедается, калечит и затопляет до краев глаза. А глаза будто остекленели.

Но я не бегу. Я словно вросла всем телом в стул. Спина вытянулась струной. Возможно, на моем лице отсутствует сейчас всякий цвет. Но в то же время я знаю, что оно совершенно непроницаемо. Я не позволю им увидеть все то мучение, которое они причиняют мне одним лишь тем, что стоят рядом.

Глаза непрерывно изучают их фигуры, пока они неспешно движутся к тому самому месту, где еще пару минут назад сидели Левины поклонницы.

Они не держатся за руки – с какой-то наивной радостью подмечаю я. Стыд от того, насколько я жалкая, накрывает волной.

В следующую секунду решаюсь посмотреть на Андрея. Он тут же перехватывает мой взгляд. В его глазах плещется все то же темное безумие. Только оно будто бы стало еще более неистовым.

— Я что-то не догоняю, — звучит слева суровый Левин голос. — А Уля каким боком рядом с ним оказалась?

Поворачиваюсь в сторону друга. Весь его вид сообщает, что он ждет ответа. Ждет его прямо сейчас. А я не могу вымолвить ни звука. Слова слишком часто покидают меня. Запирают в безмолвной клетке. И мне стыдно признать, что в ней не так страшно. Ведь если я скажу хоть что-то, то раскрою слишком большой пласт... Оторву вместе с плотью. Закричу так сильно, что напугаю окружающих. А мне нельзя. Нельзя выплескивать эмоции прилюдно. Я должна вести себя, как достойная дочь своего отца.

— Сева? — Лева хмуриться сильнее.

Рука Дарьяны под столом находит мою и крепко сжимает. Поддержка девушки, с которой я перестала общаться из-за ревности Ули, согревает и придает немного сил. Но вместе с тем слезы так высоко забрались, что малейшее движение головой и они польются рекой.

— Ничего не хочешь мне сказать? — свирепеет Золотой.

Едва-едва, безжизненно качаю головой.

С того самого столика, который выбрали Уля с Андреем доносится вдруг звонкий смех.

Все вокруг вмиг становится совершенно серым и расплывчатым, когда глаза устремляются в сторону воркующей пары. Та, кого я считала подругой, выглядит безмерно счастливой. Она что-то шепчет, кривляется, а потом наклонившись к нему, поправляет пальцами упавшие ему на глаза волосы. В меня будто врезается стрела. Пронзает насквозь.

Он не отталкивает ее, не кривится. Он усмехается.

А потом смотрит в нашу сторону. Бесчувственно смотрит на то, как я умираю в этот самый миг. Проваливаюсь куда-то вниз, лечу и разлетаюсь на куски.

Андрей что-то с усмешкой говорит Уле, и она снова смеется, но хотя бы перестает его трогать своими пальцами.

Мне уже должно быть все равно. Все равно. Безразлично. Но почему все еще так нестерпимо БОЛЬНО?!

— Сева, с тобой все в порядке? — обеспокоенно говорит Лева.

Глава 11

Первое, что видят мои глаза, когда вновь их открываю – это маленькое пятнышко света. Моргаю несколько раз, пытаясь собрать воедино крошечные кусочки окружающей действительности.

Наконец, через пару минут полностью прихожу в себя. Осознаю, что мое тело каким-то образом переместилось в салон автомобиля, в котором привычно пахнет сандалом...

Только вот водительское место пустует.

Неужели я так долго была без сознания? Или Николай снова меня ослушался и приехал намного раньше положенного срока. Зная его столько лет, можно смело склоняться ко второму выводу.

Стоит об этом подумать, как до слуха долетают знакомые голоса:

— Давай хоть ты не будешь доставлять головную боль? — Лева говорит эти слова с заметно ускользающим от него спокойствием. Даже несколько резко. Я бы сказала грубовато.

— Я уже четко дала понять, что поеду с вами, золотой мальчик. — не тушуясь, отвечает ему Дарьяна. — Ты один пока не вывозишь ситуацию. Без обид.

— Поедешь к ней домой? Я бы тебя отвез, возможно. Но с условием. Будь я уверен, что Сева тебя хотя бы раз звала к себе. Но это вряд ли, так что…

— Лева, пожалуйста. — вмешиваюсь в их разговор, медленно приподнимаясь на локтях.

Голова все еще слегка ватная, потому хватаюсь одной рукой за спинку переднего сидения, помогая себе сесть.

— Пускай Дарьяна поедет с нами.

Двое, споривших до этого возле передней двери, взволнованно поворачивают в мою сторону головы. И одновременно кидаются ко мне. В глазах обоих нешуточное беспокойство.

— Прошу, не смотрите так, — улыбаюсь, стараясь придать лицу беззаботное выражение. — Я уже в порядке. Извините за то, что произошло. Мне очень стыдно и…

— За что ты извиняешься? — округляет глаза студентка.

Неуверенно пожимаю плечами, а затем ловлю в фокус изрядно помятое лицо друга.

— Лева, что с твоим глазом? — исследую новые следы драки. Они намного масштабнее предыдущей царапины.

Однако расспросить его не удается. Левин телефон начинает звонить. Достав аппарат из внутреннего кармана пиджака, он мельком смотрит на экран. Потом, ласково коснувшись моей щеки указательным пальцем, извиняется, ссылаясь на важный звонок, и быстро отходит от машины.

Подруга провожает его снисходительным взглядом, а затем опускается на сидение рядом со мной.

Я отчего-то полагала, что она предпочтет место впереди, рядом с Левой – так во всяком случае всегда делала Уля – но Медная лишь ободряюще улыбается и кладет свою ладонь на мою.

Приблизившись, тихо признается:

— Ты нас немного напугала.

— Мне ужасно стыдно. — расслабление, пришедшее вместе с потерей сознания, начинает рассеиваться.

Осознание случившегося выходит на первый план. Четко обрисовывается. Проясняется и услужливо дорисовывает в голове, сколько свидетелей могли увидеть позор Серебряной.

А вдруг кто-то из них заснял все на камеру?

Вдруг запись попадет в интернет…. и тогда.

— Никто ничего не видел, — будто прочитав мои мысли, говорит девушка. — Ты, может, и не заметила, но к тому времени, когда в кафе появились Андрей с разукрашенной шаболдой, все посетители понемногу начали уходить.

— Я, должно быть, не обратила на это внимание.

— Не сомневаюсь. Я бы, наверное, наплевав на все приличия, кинулась бы выдирать с ее головы бесстыдные патлы. И пнула бы бывшего между ног. — задумчиво поправляя свои густые волосы с ярким медным отливом, размышляет вслух Дарьяна. — Так что тебе не о чем волноваться. Был только персонал, но Золотой все с ними разрулил. Так что о случившемся никто не станет говорить или сплетничать.

— Посидите немного в машине. И не высовывайтесь. — вдруг строго командует Лева, появившись возле окна. — Я скоро подойду.

Мой друг снова куда-то уходит, исчезая за углом здания. Я же только сейчас подмечаю, что наша машина стоит не на парковке, а таится возле одного из черных ходов. Это открытие увеличивает количество вопросов в голове.

Как долго я была без сознания?

Что произошло в кафетерии?

Как я попала в машину?

Куда делся Николай?

Первым с губ слетает самый последний из них.

— Насколько я уловила, — поясняет Дарьяна, — Твой водитель отгонит к вашему дому машину Золотого, а Золотой сам отвезет тебя домой. И если вдруг ты не знала, твой лучший друг мастер-гуру в раздаче указаний. Ему в этом деле точно нет равных.

— Понятно… А как я попала в машину? Меня Лева принес?

Губы девушки дергаются в подобие улыбки, а сама она на миг отводит глаза в сторону. Как мне кажется, что-то ее неожиданно смущает. Но что?

Неужели я оказалась такой тяжелой, что бедный Лева еле меня дотащил?

От меня сегодня столько проблем…

— Да. — наконец, отвечает подруга, поглядывая на свои пальцы. — Кто же еще? Ты извини, но я не такая сильная, чтобы взвалить тебя на свои плечи.

Глава 12

Встреча папы с Левой напоминает воссоединение любящего отца с не менее любящим сыном после долгой разлуки. Крепкое рукопожатие переходит в небольшое объятие, а потом один за другим летят вопросы. Об учебе, о неожиданном приезде, о делах на фирме. Чтобы не утомлять женский пол мужскими разговорами, они, получив наше символическое согласие, удаляются в кабинет отца.

Если бы Лева приехал, как часто случается, с семьей, то в их тесном кругу присутствовал бы и Золотой Александр, его отец. А я оставалась бы в обществе Левиной мамы, Нины Петровны, и Констанции.

Мачеха между тем интересуется у Дарьяны её семьей. Пока забираю со стола свой стакан, искоса за ними наблюдаю. Они обе меня удивляют.

Новая супруга отца отчего-то решила изменить своей роли холодной королевы, которую она чаще всего практикует рядом с моими друзьями, и теперь хочет выглядеть нарочито вежливой.

Сжимая губы, опускаю взгляд к апельсиновому соку, который держу в руке. Мне никогда не хватает мужества и силы, чтобы прилюдно прервать её лицемерие.

А Медная словно отряхнулась от своего настоящего я, стоило ей только переступить порог нашего дома. Сейчас она ведет себя настолько безукоризненно, держится с таким тактом и достоинством, что ни один аристократ не осмелился бы попрекнуть ее поведение хоть словом.

Даже папа, судя по его довольному лицу, которое я наблюдала, кажется, остался чрезмерно доволен тем, с каким почтением и уважением Дарьяна с ним поздоровалась.

Она возвращается в свой прежний стиль общения только тогда, когда мы поднимаемся в мою комнату и я закрываю за нами дверь.

— У тебя классная мачеха, — с искренней улыбкой на губах, первым делом информирует она меня.

От этого заявления я удивлённо вскидываю на нее взгляд. Но она не видит моего ошарашенного лица, так как занята разглядыванием сада из окна.

Неужели Констанции удалось одурачить такую девушку, как Дарьяна?

Ещё в первый день общения с Медной мне показалось, что эта девушка с копной густых темных волос многих людей видит насквозь. Получается, многих, но определено не всех. Раз Конни сумела ей так понравиться.

Мачеха умеет очаровывать, когда ей это нужно. Она же как-то смогла охомутать отца. И многие друзья нашей семьи тоже всегда с ней очень милы.

— Ты, наверное, рада, что твой отец женился не на какой-нибудь конченной стерве, да? — поворачивая на меня голову, спрашивает Дарьяна.

Констанция и есть та самая стерва — вот что по-настоящему хочется ответить. Но я не могу себе этого позволить. Это будет неправильно. Вопиюще некрасиво и невежливо. Все же Конни - член семьи. И если даже у нас с мачехой холодные и нейтральные отношения, о них нельзя никому сообщать. Сор должен всегда оставаться внутри избы – именно так учила Зинаида Львовна. Решаю просто пожать плечами, так как врать подруге о своем «теплом и доверительном» общении с мачехой я тоже не желаю.

— А ещё вы удивительно с ней похожи. Я даже прифигела немного, когда её увидела. Ты уж извини, но я не из тех, кто сутками сидит в сети за разглядыванием картинок аристократов, а на общих мероприятиях, как ты догадываешься, моя семья бывает редко. А если бывает, то мы чаще сидим в каком-нибудь углу для нищих, но не до конца сломленных, — она беззаботно ухмыляется, — Что, собственно, понятно. Так что разглядеть все драгоценные слои нашего чудесного общества не всегда возможно. Потому, честно скажу, что, если бы не знала, что твоя мама умерла, подумала бы, что это она и есть. Ты прямо вылитая она, только помолодевшая.

— Ну… не сказала бы. — отвечаю я, вместо «да ни за что на свете». — Не нахожу такого сильного сходства.

— Ты шутишь, да? Или не обращала внимания? Тогда сегодня же встань вместе с мачехой напротив зеркала и посмотри, как…

— Она дальняя родственница моей мамы, — быстро говорю я, морщась, и всем сердцем желая прекратить этот разговор, так как меньше всего на свете я хочу быть похожа на Констанцию. На ту, кто каким-то вероломным образом осмелилась занять мамино место и к тому же не раз пыталась уничтожить все следы в доме, напоминавшие о маме. — А мамины сестры, как двоюродные, так и более дальние, все довольно сильно похожи друг на друга.

— Точно, — задумчиво тянет Дярьяна, словно вспоминая о чем-то, — Кажется я что-то об этом слышала… И получается, что она… Слушай, ты как-то напряглась. Я, надеюсь, ничем тебя не обидела? У меня есть один прескверный недостаток, я иногда ляпаю напрямую, что думаю. Совсем не задумываясь наперед. У меня это от бабки. Но если она никогда не сожалела о сказанном, то у меня моменты искренних сожалений все же случаются. Скажи, сейчас такой момент? Я тебя расстроила, заставив вспомнить о маме? Мне стоит притормозить и замолчать? Прости, я, правда, нечаянно.

— Нет, все хорошо. — уверяю свою гостью, присаживаясь на небольшой персиково-розоватый диван.

— Не врешь? — она садится рядом.

— Лучше скажи, как это у тебя получается?

— Что? — непонимающе уточняет Дарьяна.

— Ты полностью изменила свое поведение, как только мы зашли в дом. Походка, осанка, речь, и мне показалось, что даже само звучание голоса несколько переменилось. Как ты это делаешь?

— А, ты про режимы что ли? — звонко смеется. — Мне кажется, тут все просто. Я, наоборот, поражаюсь, как ты всегда остаешься идеальной.

Глава 13

— Знаю, что у вас сейчас проходит съемка, — с радостными нотками, проскальзывающими в голосе, шептала в трубку мама Андрея, — Но я отчего-то разволновалась и решила позвонить тебе, чтобы по секрету выведать, как движется творческий процесс. Ты только не говори Андрею, хорошо? Не сдавай меня, Севушка. Он просил не дергать тебя лишний раз, но я-то знаю, как ему важен этот фильм и, как он рад, что главную роль исполняешь ты.

На этой фразе, я еще сильнее сжала пальцами телефон и отчетливо поняла, что Ангелина Денисовна не знает всей правды.

— Может, приедешь вместе с Андреем навестить меня через четыре дня, когда вы все отснимете?

Первая мысль – отказаться.

Сослаться на занятость. И найти какой-нибудь предлог – это показалось наиболее разумным решением, пока она неожиданно не произнесла:

— В Столетних Дубах такая скука вечерами одолевает, — а следом так тяжко вздохнула на том конце трубки, что я без промедления заверила:

— Конечно, я приеду.

Столетние Дубы – название известной медицинской клиники, в которой Ангелина Денисовна, насколько мне известно, проходила обследование в прошлом году.

— С вами же все в порядке? — осторожно уточнила я.

Очень трудно подбирать слова во время беседы, когда плохо понимаешь происходящее.

— Да-да, не волнуйся, Севушка! Обычное ежегодное обследование. Но они у них тут такие долгие, что тысячу раз успеешь заскучать и состариться.

— Тогда я приеду вас навестить чуть раньше, если вы не против? Например, завтра, можно?

— А как же ваш проект? — в женском голосе послышалось замешательство, — Нет-нет, не надо из-за меня ничего менять в графике фильма! Я и подольше подожду. Андрей будет бурчать, если узнает, ты же его знаешь.

— Все в порядке. Все основные сцены, в которых я задействована, сегодня уже отсняли, – без зазрения совести соврала я, вспоминая вспышками не самые приятные отрывки дня, — Потому я легко смогу пораньше отпроситься и уехать.

— Думаешь, Андрюша не рассердиться?

— А мы ему ничего не скажем, — заверила свою собеседницу.

Зимний вряд ли когда-нибудь по-настоящему сердился на свою мать. Он ее боготворил и делал все возможное, чтобы она была счастлива. Я же никогда не расспрашивала его о других родственниках. Ощущала, как он напрягается и закрывается, словно обрастает броней, если речь заходит о его родне.

Лишь знала, что его отец погиб, когда он был еще совсем маленьким, и они с матерью ни с кем с тех пор больше не поддерживали связь. Он всегда беззаботно говорил: «В моей семье только два человека. Мама и я. И мне никогда не был нужен никто другой, пока я не встретил тебя».

Воспоминание обожгло болью. Кольнуло. Ведь я ему верила. Не могла не верить, когда он так смотрел. Смущенно опускала глаза и радостно трепетала изнутри. А оказалось, что это просто слова. Слова, невесомые и пустые, как пыль на ветру.

А сегодня я воплощаю в реальность свой план поездки в клинику.

Как я уже сказала Дарьяне - я совсем не идеальная дочь своего отца. Идеальная дочь не станет обманывать любящего родителя. И как бы стыдно мне не было, но несколько месяцев назад я первый раз под предлогом похода по магазинам приехала к одному из крупных торговых центров, но на самом деле провела несколько часов не за покупками, а тайно встретилась с Андреем.

Совесть и стыд перед папой съедали меня, но стоило встретиться взглядом с Зимним, как все сомнения меркли и уходили на второй план.

Предупредив Николая, что я за час сообщу ему, когда следует за мной заехать, вышла из машины и направилась к стеклянным дверям здания. Войдя внутрь, спустилась на цокольный этаж, в котором располагался продуктовый магазин. Купила фруктов и пирожных, а потом пересекла огромное здание, вышла на улицу с противоположной стороны, поймала такси и поехала в клинику.

— Зачем ты столько всего накупила? — качает головой удивительно красивая женщина, чья внешность поразила в первый день нашего знакомства, и с теплом поглядывает на меня.

Как и всегда ее волосы убраны под косыночку или тоненькую шапочку. Я лишь раз видела маму Зимнего без головного убора. Тогда мы с ним без предупреждения нагрянули к ним домой, и я с удивлением обнаружила, что Ангелина Денисовна полностью седая. Странное предположение на миг закралось в голову, но Андрей развеял иллюзии, объяснив, что его мать поседела сразу после смерти отца.

— Тут совсем мало. — смущенно улыбаюсь в ответ. — Я не знала, что вам можно, а что нельзя, поэтому взяла понемногу. Достать вам что-нибудь сейчас или лучше убрать? Это же холодильник? — нерешительно останавливаюсь возле небольшого вытянутого шкафчика.

— Мне ничего не надо, Севушка. Я только недавно поела этот их чудо какой несолёный обед. Да, если не сложно, милая, лучше убери, все в холодильник. Это он и есть. И поскорее иди ко мне сюда. Присядь вот тут рядышком на стул и расскажи, что у тебя и как? У меня ощущение, будто мы с тобой сто лет не виделись.

Закончив раскладывать продукты на полки, которые и так почти забиты, возвращаюсь к маме Андрея и послушно опускаюсь на стул рядом с кроватью. Вчера мне казалось, что навестить ее будет совсем не сложно. Но сейчас, заглядывая в глаза, которые как две капли похожи на глаза того, кто растоптал меня, в горле снова образуется предательский ком.

Глава 14

На долгую секунду мы оба цепенеем. Глаза в глаза. Воздух потрясенно замирает. Растерянность касается то его, то меня. Сердце грохается к кафельному полу.

Андрей явно не ожидал увидеть меня в палате своей матери, а я не рассчитывала встретиться с ним – иначе бы не пришла. Узнай я о малейшей возможности столкнуться с бывшим женихом - нашла бы больше сотни причин, но осталась бы дома.

Только вот придумывать оправдания слишком поздно. Я уже здесь, сижу на стуле возле кровати, на которой лежит его мать, а моя рука до сих пор лежит в ее ладони.

Что же делать?!

Бежать?

Вскочить с места, сослаться на встречу, о которой случайно забыла, и пулей вылететь из двери – совершенно неосуществимая затея. Глупая. Нелепая. Но отчаянно пленительная.

Его глаза пытаются найти в моих ответы, неистово напирают. Но мои так потрясены, что остекленели и молчат. Тогда он отыскивает подсказки на пальцах.

Скользнув взглядом к нашим с Ангелиной Денисовной рукам, он в одно мгновение озаряется пониманием. Луч солнца, как тайный помощник, нежно скользит по небольшому камушку обручального кольца. На лице Андрея вновь вспыхивает беззаботная улыбка.

Я же напрягаюсь сильнее прежнего. Окончательно теряюсь и не смею пошевелиться. Ощущения, будто сижу на коврике, напичканном иголками. Они ждут любого моего неверного движения, чтобы молниеносно вонзиться в кожу.

Как же сильно я хочу раствориться в пространстве…

— Сыночек, как славно, что ты тоже сегодня ко мне заглянул! — радостно восклицает Ангелина Денисовна, единственная, кто совсем не замечает рассыпавшийся по палате ворох неловкости. — Только не ругай Севушку! Это я ее попросила ко мне приехать! И если вдруг что-то там сдвинулось в графике твоего фильма, то это целиком и полностью моя вина.

— Мама, что ты такое говоришь? — тепло улыбается ее сын, подойдя к ней с противоположной от меня стороны.

Наклоняясь, нежно целует мать в щеку, а затем обходит кровать, с каждым шагом приближаясь все ближе. Уменьшает расстояние, которое забирает из моих легких кислород.

Я все еще не двигаюсь. Тело не слушается. Оно одеревенело и превратилось в статую. Активничать продолжает одно лишь сердце в груди. Бешено скачет к горлу и пытается вырваться наружу. Нервные заряды один за другим пронзают позвоночник. Глаза же тревожно наблюдают за тем, как с беспечной улыбкой на губах надвигается Андрей.

— Разве могу я сердиться на Севушку? — спрашивает с веселостью.

Пребываю в прочной капсуле ступора, пока он, нагнувшись, легким движением касается моей щеки, мазнув в опасной близости от губ.

Если бы он затронул рот, я бы точно не выдержала. В ту же секунду отшатнулась и начала беспощадно тереть губы пальцами. Воспоминание о том, как он целовал на моих глаза Улю так свежо, что безжалостно разрывает на куски.

Но он будто понимает все эти тонкости, - знает меня - потому не касается моих губ своими. Но при этом знакомым нам обоим движением, нежно трется кончиком своего носа с кончиком моего и, заглядывая в глаза, ласково спрашивает:

— Ты почему мне не сказала, что хочешь навестить маму? Вместе бы приехали, солнышко.

Тепло его глаз, которым щедро одаривает, пронзает насквозь. Размазывает. Ошеломляет. Причиняет боль. И сбивает с толку. Его голос звучит настолько искренне, что я на миг теряюсь. Сокрушенно куда-то проваливаюсь. Андрей ведет себя так, будто не было той двери, той крутящейся ручки, того нестерпимо пошлого красного белья…

Именно цвет ударяет оплеухой и строго велит: «Проснись!»

Именно он выводит из оцепенения, напоминая, что, помимо умения выстроить идеальный кадр, Андрей еще и талантливый лицедей. Сколько раз я слышала от студентов и профессоров, что он лучший. Но до этого дня никогда не осязала его игру на себе.

Или же я просто наивно полагала, что его чувства и слова были настоящими, тогда как на самом деле он все это время лишь играл со мной? – возникшее в голове предположение кидает звонкую монетку в мою копилку страдания.

«Если бы ты только захотела, то стала бы актрисой ничуть не хуже, чем была твоя мать. Я в этом полностью уверен.» — сказал однажды Андрей.

Делаю вдох. Напрягаю все мышцы тела. Выдавливаю легкую улыбку. Но ответить не успеваю.

— Говорю же, что это я попросила Севушку молчать. Отстань от моей красавицы невесты. — снова вступается за меня Ангелина Денисовна. — Возьми там стул, который стоит возле двери, и садись к нам. Вместе расскажете, как проходят съемки. — воодушевленно командует женщина.

Но ее сын не шевелится.

Серо-голубые глаза прямо напротив моих смотрят пристально. Проникают внутрь, стремятся зачерпнуть с самого дна. Затем жадно скользят по коже моего пылающего лица. Оставляют ожоги и недвусмысленно останавливаются на губах. Сознание охватывает смесь терпкого возмущения и смущения.

Он раньше никогда не вел себя столь дерзко в присутствии своей матери.

И почему вдруг позволяет себе подобное после всего, что сделал?

Куда запропастилась его совесть?

— Андрей, — интонация Ангелины Денисовны подтверждает, что она тоже несколько удивлена поведением сына. — Не смущай девочку. Возьми стул.