Измена. Ты меня никогда не любил

Глава 42. Жалость

Аделия

Удивительно, но время в больнице идет совершенно по-другому. И вроде ты не занят ничем, но день проходит поразительно быстро. Ночью я плохо сплю. У меня болит голова и ноет шов на лице. Я из-за него не могу спать на левом боку. Катетер в руке тоже мешает. А еще мешает вереница мыслей, которая проносится в голове.

Честно признаться, я вообще не понимаю, что делать. Очевидно, что Рома не отстанет и продолжит свою старую песню про любовь и доверие. Ее ноты затерты до дыр и заслушаны до мигрени, вызывает это все сейчас только одно — отторжение.

На следующее утро Рома сообщает, что документы на перевод готовы и осталось дождаться машину. Черт, как будто я смертельно больная и перевозить меня можно только в карете скорой помощи.

— Зачем это нужно? — хмурюсь я. — Наверняка скорая может понадобиться кому-то другому.

— Я делаю то, что рекомендуют врачи, — спокойно отвечает бывший муж. — Если они говорят: «Нужна скорая», значит, я организую ее.

Рома выглядит немногим лучше, чем вчера. Интересно, он вообще спал? Мешки и темные круги до сих пор под глазами, вид у него уставший. Разве что сменил одежду на свежую.

Я сижу на кровати, опершись затылком о стену, а Рома расположился напротив, активно печатая что-то в телефоне с задумчивым выражением на лице. Маша лежит в наушниках на соседней койке, старательно делая все возможное, чтобы не слушать нас.

— А тебе не надо сейчас быть где-то в другом месте?

Он поднимает на меня взгляд:

— Единственное место, где мне надо быть, это рядом с тобой.

— Спорно, — усмехаюсь невесело.

Волков сжимает губы в тонкую линию, явно желая продолжить спор, но с усилием останавливает себя.

Наконец у меня звонит телефон, и я прошу:

— Выйди, пожалуйста, я хочу поговорить с мамой.

Рома кивает и, не сопротивляясь, покидает палату, а я разговариваю с мамой. Диалог получается скомканным, все больше она щебечет о том, как счастлива, что у нас с Ромой будет сын (я понятия не имею, с чего вдруг она решила, что это будет мальчик), все меньше внимания уделяет расспросам о моем самочувствии.

Четко ощущаются приоритеты. Наследник Волковых — супер. Мое состояние — ну такое себе. Второстепенное и не слишком интересное явление.

Едва я прощаюсь с матерью, как звонит сестра:

— Майка! — выдыхаю я.

— Делечка! — слышу всхлип в трубке.

— Ну приехали, — усмехаюсь и журю ее по-доброму: — Еще одна рева-корова.

— Мама только что рассказала мне! Ужас какой. Ты как, Дель?

— Жива, практически здорова. Ушибы, травмы, но ничего критичного, — то, в каком состоянии находится мое лицо, я не упоминаю намеренно.

— Дель, мама сказала, что тебя сегодня переводят в клинику Волковых. Можно я заеду вечером? Папа вернется только завтра, а я очень соскучилась по тебе.

— И я по тебе, Маюш. Приезжай, конечно.

Болтаем с сестрой, а после под белы рученьки меня выводят на улицу к карете скорой помощи. Рома постоянно рядом, не отходит ни на шаг, и это начинает порядком бесить.

Особенно когда я ловлю на себе его жалостливые взгляды.

Знаю, что выгляжу еще хуже, чем вчера. Синяки начали менять цвет, и я стала превращаться в один большой баклажан. Да и рану на лице обработали сегодня зеленкой, поэтому я вся как светофор на ножках.

В клинике распоряжается всем Рома. Тут как тут его мать, Виктория Сергеевна, которая при виде меня бледнеет и хватается за сердце, будто видит привидение.

Все это начинает меня злить. Я не хочу жалости, я не хочу излишнего внимания. Я просто жду, чтобы закрыть дверь и остаться в одиночестве со своей гудящей головой. Эта чрезмерная жалость не делает мне лучше.

Вишенкой на торте становится прибытие Сони, которая тоже жаждет проведать меня. И снова все по кругу: охи-ахи и скрип моих зубов. Мне приходится приложить уйму усилий, чтобы не разораться прямо посреди коридора.

На удивление мне на помощь приходит Рома, который разгоняет всех.

— Так! — рявкает он. — Мама, Соня, на выход! Быстро!

Человек, абсолютно лишенный чувства такта, защищает меня и буквально силой выгоняет гостей, оставляя меня в палате в одиночестве. А я наедине с самой собой широко улыбаюсь, понимая, как сильно благодарна бывшему мужу.

Ромка возвращается, с шумом выдыхает и трет глаза. Улыбка сходит с моего лица, и что-то в душе начинает шевелиться. Он устал, скорее всего, не спал две ночи, переживает за меня. Ловко считывает мое состояние и лезет грудью на амбразуру, защищая от собственной семьи.

Ой, ну давай, Аделия, еще пожалей тут его! По головке погладь, приласкай.

Я только хочу съязвить, но Рома подходит к небольшому столику, нажимает кнопку на чайнике, дожидается, когда он закипит, делает мне чай с сахаром и ставит чашку на тумбочку рядом со мной.

Приносит пульт, кладет мне на одеяло. Отходит к окну и поправляет занавеску. Я понимаю, что он хочет остаться, но не может придумать ни одной причины для этого.

— Ром, — зову я, и муж резко оборачивается, — поезжай домой и поспи. Я никуда не денусь, и со мной ничего не случится.

Произношу это спокойно, иначе, я уверена, он снова заночует в коридоре.

— Дель…

— Иди! — настаиваю.

Рома кивает и вздыхает:

— Ладно.

Когда за мужем закрывается дверь, а после открывается снова и в нее заглядывает сестра, мне хочется позвать его обратно и попросить прихватить с собой Майю.

Видимо, теперь мне придется научиться жить с косыми, полными жалости, взглядами в свой адрес.

Глава 43. Уникальность

Рома

Мне сложно смотреть в лицо Аделии. Нет, дело не в том, что теперь его украшает уродливый шов, тянущийся от щеки к виску.

Дело в том, что смотреть на нее и выглядеть при этом не выдавать своих чувств с каждым днем становится все сложнее.

Моя жена всегда и во всем была идеальной. Просто картинка, нарисованная умелым художником. Ни малейшего изъяна, ни одной мелочи, которая бы портила эту картинку.

Сцепив зубы, я смотрю на нее максимально равнодушно, обрастая броней, которая не пропустит ни капли жалости. Я вижу, как Аделия реагирует, когда видит сочувствие в глазах окружающих. Особенно моей семьи, которая хочет ее поддержать, подбодрить, но делает только хуже.

Я запретил им приходить к Аделии, хотя бы на то время, пока она находится в больнице.

Единственный человек, который хоть как-то держался, — это Димка. Но его хватило на пятнадцать минут. А после он вышел из палаты и с силой растер бледное лицо, размазывая неискреннюю маску веселости.

— Это как-то можно исправить? — спросил он у меня шепотом.

Блять, такое ощущение, что моя жена резко стала каким-то фриком. Цирковым уродом.

Эй, блять! Она самая красивая в мире женщина! Была и остается. Похер на эту красную линию, которая расчерчивает ее лицо! Разве она что-то меняет?

Для меня — ничего.

Кроме того, что теперь она будет служить вечным напоминанием о моих ошибках и результатом неправильных решений. До гробовой доски буду винить себя в том, что случилось.

Нельзя было допускать той ситуации. Нельзя было отпускать ее в ночь. Но к чему теперь посыпать голову пеплом?

— Можно, — сухо отвечаю я Диме. — Если Аделия захочет исправить этот шрам, она это сделает.

— Конечно захочет! — возмущенно произносит Димка.

И вроде я понимаю, что он не со зла говорит все это. Но, сука, как же хочется врезать ему.

— Ты иди, Дим.

— Я сказал что-то не то? — он тут же хмурится.

— Просто иди, — отступаю назад.

— Твою мать, Ром, я же не это хотел сказать! — до него доходит. — Я просто предположил, что для нее, как и для любой женщины, важно отражение в зеркале. Но сейчас…

— Сейчас ты не делаешь лучше, Дим. Свали нахрен уже! — произношу со злостью.

Хочется разнести здесь все. Я с силой сжимаю кулаки, чтобы не наделать делов.

Дима говорит слишком громко, и мне кажется, что Аделия может услышать. Наконец он разворачивается и уходит, а я возвращаюсь в палату.

Деля поднимает на меня тяжелый взгляд.

— Не слушай его, — качаю головой. — Никого, блять, не слушай!

Кажется, этот разговор вынес меня сильнее, чем ее. Потому что Аделия спокойно сидит на небольшом диванчике и читает книгу.

— Забавно то, что мое лицо заботит их больше, чем меня, — она говорит это совершенно спокойно и беззлобно.

— Просто моя семья любит тебя, и им сложно контролировать свои эмоции.

Падаю рядом с ней и устало вытягиваю ноги.

— Можно подумать, ты легко контролируешь свои эмоции, — усмехается она.

— Можно подумать, для тебя это новость, — закатываю глаза.

Мы тихонько смеемся, а после Аделия серезнеет:

— Тебе не страшно от того, что стало с моим лицом?

Я пытаюсь подобрать правильные и тактичные слова, но получается откровенная хрень:

— Это ничего не значит для меня.

Аделия распахивает глаза.

— В смысле, для меня это ничего не меняет. Не меняет моих чувств к тебе. Мне жаль, что это все случилось с тобой, и я чувствую собственную вину за случившееся, но в моих глазах ты не стала выглядеть по-другому просто потому, что в тебе появилась новая изюминка.

— Изюминка? — в ее глазах смешинки. — Это шрам.

— Своеобразность.

— Рубец.

— Уникальность.

— Уродство.

— Исключительность!

— Волков Роман Артурович! Перестань щадить мои чувства и нарезать вокруг меня круги! — ахает она с наигранным возмущением.

— Волкова Аделия Виссарионовна! Ты носишь мою дочь! Я буду щадить твои чувства и нарезать вокруг тебя круги! — отвечаю ей тем же.

— С чего ты взял, что это девочка?! И я не Волкова! — возмущается она.

— Ну, это можно легко исправить, — отвечаю ей с наглой усмешкой.

— Мечтай, — фыркает она. — И вообще, когда принесут выписку?

— С минуты на минуту.

— Я надеюсь, ты отвезешь меня в мою квартиру? — она выгибает бровь.

— Не вопрос, — отвечаю я, и Аделия кивает. — Только хочу заранее предупредить: твой кот у меня.

— Что-о? — она поднимается с дивана и ставит руки в боки. — Ты будешь манипулировать мною с помощью… кота?

— Да, — уверенно отвечаю я. — Я взял его в заложники. Последний раз, когда я его видел, он плакал и просился к «маме» на ручки.

— Ты абсолютно аморальная и бесчеловечная сволочь, Волков, — Аделия берет подушку с кровати и кидает ее в меня.

Уворачиваюсь, и подушка приземляется рядом со мной на диван.

— Так что, отвезти тебя домой? — спрашиваю как бы между прочим.

— Нет уж, — она вздергивает подбородок. — Вези к Базилио.

— И еще кое к кому, — играю бровями.

— Боже, только не говори, что ты притащил в дом весь приют, чтобы я сжалилась и осталась!

Моя жена слишком хорошо меня знает.

Глава 44. Не было повода

Аделия

— Скажи, что ты чокнулся!

— Я не знаю, как они попали сюда.

— Нет. Серьезно, Волков. Тебе нужен врач.

Мимо нас проносится стая кур, следом за ними мчится пес.

Взрослая хаски с разного цвета глазами догоняет самую неповоротливую курицу и хватает ее за шею.

— Ой, да он просто играет с ней, — отмахивается Рома и нервно смеется.

Курица издает подозрительный хрип и ложится на землю. Пес наваливается сверху.

— Откуда ты его взял? — спрашиваю шокированно.

— Из приюта, — Волков наблюдает за собакой с неменьшим шоком.

— Я, кажется, понимаю, почему он там оказался, — бормочу себе под нос. — Ладно, с хаски все понятно, но… куры… никогда бы не подумала, Волков…

Он поворачивается ко мне и складывает на груди руки:

— Это наверняка соседские. Там дыра в заборе, надо будет заделать.

— Соседские? — выгибаю бровь. — Чей это дом?

Волков привез меня в небольшой дом в деревенском стиле. Я никогда не была тут раньше и даже понятия не имею, кому он принадлежит.

— Наш.

— Наш? — выгибаю бровь. — У нас с тобой не может быть ничего общего.

Рома показательно откашливается и опускает взгляд на мой живот.

— Ладно. Почти ничего.

— Я купил его месяц назад у своего бывшего партнера. Ему спешно пришлось уехать из страны, и он распродавал недвижимость. Здесь свежий ремонт, хозяева не успели даже заехать. Поживем пока тут. Тебе будет полезно — свежий воздух, все дела.

— А моя работа?

— Никита останется на больничном до конца месяца, так что выйдешь, когда он вернется.

— Ладно, в этом есть смысл.

Тут же пес, видимо, наигравшись с птичкой, отпускает ее. Курица, встрепенувшись, уносится прочь, оставляя позади себя перья.

Собакен, счастливо виляя хвостом, подбегает к нам. Вся морда у него в перьях. М-да. Миленький пес.

— Видишь. Он просто игрался с ней.

— Как его зовут? — протягиваю руку и глажу собаку по голове.

— В приюте сказали, что он Байкал.

— Красиво. Сколько ему?

— Два года. Он совсем молодой и еще дурной.

— Я вижу, — усмехаюсь.

— Он живет в вольере на улице, вон там.

Мы идем в дом и рассматриваем его. Небольшой — три спальни и два санузла. Большая кухня-гостиная. Все выглядит очень уютно. Непривычно видеть Рому в такой атмосфере.

— Что? — спрашивает он, видя мой интерес.

— Красивый дом. Но я не думала, что тебе нравится такой стиль. Была уверена, что ты любишь все серое и минималистичное.

— Ну да. Но мне казалось, что стиль этого дома понравится тебе.

Ох…

Из-за угла показывается мордочка Базилио, и он, увидев нас, принимается бежать.

— Малыш! — восклицаю я и сажусь на корточки.

Базилио проносится мимо меня, подбегает к Роме и, цепляясь когтями за штанины, запрыгивает ему на руки. Волков, благодушно улыбаясь, принимается гладить моего кота.

— Все рассчитал, да? — складываю руки на груди.

— Он привыкнет к тебе, — отвечает, довольный собой.

— Значит так, да?

Я выбираю себе дальнюю спальню, из которой можно попасть в индивидуальную ванную комнату, раскладываю вещи. Параллельно Рома рассказывает мне о поселке, соседях. Говорит, что приставит ко мне водителя, с которым я могу в любое время отправиться куда угодно.

Он рассказывает, что нанял прислугу — помощницу по хозяйству, Веру Васильевну. Ее муж Петр будет заниматься садом и Байкалом. На сегодня Рома отпустил их, чтобы я чувствовала себя спокойно. После мы отправляемся обедать.

— Через неделю у меня первый скрининг, — я стараюсь говорить спокойно, но все-таки нервничаю. — Ты поедешь со мной?

Если честно, я бы не отказалась от поддержки. Я переживаю по поводу этого анализа. А вдруг авария как-то повлияла на ребенка и с ним не все… хорошо?

Рома берет в руки телефон и открывает расписание:

— Когда и во сколько?

— Во вторник, в двенадцать дня.

— Черт! — он запускает руку в волосы. — Именно в этот день мне нужно быть в другом городе.

— Ничего страшного, — отмахиваюсь я, надеясь, что досада не отразится на моем лице. — Справлюсь сама, может, попрошу Майю или кого-нибудь из девочек поехать со мной.

Я не хочу звать никого. По большей части оттого, что нет желания показываться на людях со своим лицом.

Мне комфортно наедине с Ромой. Он никогда не пялится на шрам, и мне кажется, что я выгляжу так же, как и раньше. Ведь, по сути, я не вижу себя со стороны, а для меня не поменялось ничего. Мир как был разноцветным, таким и остался.

— Я попробую что-нибудь придумать, — он рассматривает меня внимательно, хмурится.

— Не стоит, — качаю головой. — Правда. У тебя есть работа, тем более ты много пропустил из-за того, что постоянно был рядом со мной.

— Моя любимая женщина беременна, — произносит он твердо. — Я и должен быть рядом с тобой.

— Вообще-то нет, не должен.

Волков одаривает меня лишь тяжелым вздохом, но больше не спорит.

Следующая неделя проходит спокойно. Знакомлюсь с людьми, которые работают в доме моего бывшего мужа. Вера, женщина под пятьдесят, спрашивает меня о моих вкусовых предпочтениях, Петр советуется, как лучше обустроить сад.

— Вы вообще видели эту собаку?

Мимо как раз проносится безумный Байкал.

— Он вытопчет даже бамбуковый лес, — смеюсь искренне. — А вы тут про петуньи!

— Мне кажется, — Петр пододвигается ближе ко мне и шепчет, с опаской поглядывая на хаски, — что этот пес — исчадье ада.

— Скорее всего, так и есть, — произношу абсолютно серьезно.

Мы с Петром переглядываемся и начинаем хохотать. Когда я разворачиваюсь и собираюсь вернуться в дом, натыкаюсь на взгляд черных глаз. Видимо, Рома только что вернулся с работы и наблюдал за мной со стороны.

Он отрывается от стены дома и подходит ко мне.

— Я так давно не слышал этот искренний смех, — говорит задумчиво. — А еще я, кажется, понял, что ты ни разу так не смеялась наедине со мной.

— Не было повода, — пожимаю плечами и прохожу мимо, оставляя Рому задумчиво провожать меня взглядом.

Глава 45. Сумасшедший

Аделия

— Дель, ты сможешь съездить в офис и разобрать почту? Дима сказал, там накопилась гора целая, — спрашивает Никита по телефону.

Со здоровьем у него все сложнее, чем у меня. А я, можно сказать, прохлаждаюсь дома и лезу на стену от безделья. В офисе без Никиты делать особенно нечего, ведь это я его придаток, а не наоборот, поэтому мне действительно пришлось уйти в вынужденный отпуск.

Просьба Никиты выйти и недолго поработать лишь обрадовала меня. Так я займу руки и перестать крутить в голове заезженную пластинку. Помимо мыслей о Роме я немного переживаю перед скринингом. Ведь это очень важный тест. На который я вынуждена буду поехать одна. Майю не отпустит отец, а девочек я не хочу просить. Придется самой.

— Конечно, Никит. Я все сделаю, — отвечаю бодро. — Как ты себя чувствуешь вообще?

— Сносно, — усмехается. — У меня тут помощница нарисовалась, которая всячески поддерживает. Но больше, конечно, бесит.

Я бы сказала, что это прозвучало зло, но нет. Никита даже, кажется, веселился на том конце провода.

Прощаемся, и я собираюсь в офис. Перебираю одежду и понимаю, что некоторые вещи мне стали малы. В брюки и узкие юбки тупо не пролазят бедра.

Стою в нижнем белье перед зеркалом и осматриваю себя со всех сторон. Вроде как животу еще рано расти, но тело явно меняется. Грудь налилась, на попе и щеках тоже прибавилось.

Становлюсь к зеркалу боком и глажу плоский живот.

В этот момент распахивается дверь, и входит Рома:

— Дель, там Вера спрашивает…

Он тормозит и смотрит на меня с жадностью. Шумно сглатывает, тяжело дышит. Его взгляд блуждает по моему телу. Волков даже подается вперед, но я поднимаю с кресла халат и неспешно натягиваю его, мысленно довольно усмехаясь реакции бывшего мужа.

— О чем Вера спрашивает? — интересуюсь, завязывая пояс халата.

— Вера? — его взгляд прикован к моей груди.

— Вера, — отвечаю тихо, стараясь не засмеяться.

— Какая Вера? — он наконец поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. — Ах да, Вера. Она спрашивала о…

Рома быстро моргает, а потом замирает. Клянусь, я слышу, как вертятся шестеренки у него в мозгах. Но, видимо, этого недостаточно, и, вместо того, чтобы закончить предложение, Волков просто разворачивается и выходит.

Прикрываю рот ладонью и тихо посмеиваюсь над мужем. Нахожу простое трикотажное платье и надеваю его. Делаю легкий макияж, собираю волосы и выхожу в кухню.

Тут никого. На тарелке лежат сырники, заботливо прикрытые полотенцем. Вера — святая женщина.

Делаю себе чай и принимаюсь завтракать. Как раз в этот момент заходит Рома.

Даже думать не хочу о том, где он был и что делал все это время.

— Куда собралась? — он садится напротив и присоединяется к завтраку.

— Надо съездить на работу, Никита попросил разобрать почту.

— На работу? — Рома хмурится.

— Тебе что-то не нравится? — ну давай. Разорись на меня.

Волков запихивает себе в рот сразу два сырника, демонстративно жует и качает головой из стороны в сторону, как бы говоря «нет».

— Вот и отлично!

Забавно наблюдать за тем, как Рома пытается держаться. Посмотрим, надолго ли его хватит.

— Мне тоже надо в город. Я отвезу тебя.

— Спасибо, — даже и не думаю сопротивляться.

На улице уже вовсю чувствуется присутствие весны. Шубу я сменила на теплое пальто, высокие сапоги — на полусапожки. Выхожу на крыльцо и едва не поскальзываюсь, потому что мимо меня со скоростью света проносится Байкал, который гоняет по огороду подросшего Базилио.

Рома ловит меня и прижимает к себе. Я инстинктивно хватаюсь за его плечо. Мы замираем. Все вокруг меняется. Сердце в груди бьется с сумасшедшей скоростью, меня так и тянет прильнуть к Роме. Безумно хочется, чтобы он держал меня в своих объятиях как можно дольше. Хочется поцелуев и большего. Гораздо большего. Мое тело рядом с ним превращается в мягкий и податливый пластилин.

Волкову не легче. Даже через полы пальто я чувствую его возбуждение. Горячее дыхание обжигает мне кожу шеи, разгоняя по всему телу мурашки.

Беременность что-то творит с моими гормонами, потому что мне безумно, просто до трясучки хочется близости.

Байкал снова утыкается мне в ноги, и я ойкаю, выводя тем самым нас с Ромой из оцепенения.

— Байкал, оставь в покое кота! — кричит Рома. Но собаке вообще плевать на команды. — Сумасшедший пес.

— Говорят, питомцы очень похожи на своих хозяев, — усмехаюсь я и иду в сторону машины.

— Хочешь сказать, что я того? — Волков крутит пальцем у виска.

Всю дорогу до офиса мы перекидываемся с ним шутливыми репликами, подтрунивая друг над другом. Рома снова заводит разговор о том, что сделает все возможное, чтобы быть на скрининге, а я уговариваю его сделать упор на работе.

Когда машина отъезжает, я направляюсь к раздвижным дверям офиса.

— Аделия! — зовет меня знакомый голос, и я оборачиваюсь.

— Инга? — хмурюсь.

Эта женщина поджидала меня тут?

— Мы можем поговорить?

Глава 46. Вина

Аделия

Инга переминается с ноги на ногу и нервно перебирает ручку сумочки.

— Я не отниму много времени, — произносит она умоляюще. — Тут напротив есть кафе. Можно я угощу тебя чем-нибудь? Мне очень нужно с тобой поговорить.

Инга не вызывает у меня симпатии, но и негатива к ней на удивление нет. Да, эта женщина обнималась с моим мужем. Пришла на прием, держа его за руку.

Но сейчас она выглядит подавленно, а я не карающий меч, поэтому отвечаю:

— Пойдем.

Мы размещаемся за небольшим столиком, делаем заказ. В ожидании Инга выхватывает из подставки салфетку и принимается нервно накручивать ее на палец:

— Я чувствую вину за случившееся, — начинает севшим голосом, и я спешу ее перебить:

— Твоей вины в этой аварии нет, — уверенно качаю головой.

— Вы с Никитой уехали из-за меня. Из-за того, что я устроила. — Я снова хочу ее перебить, но она поднимает руку и произносит более резко: — Нет! Даже не вздумай меня переубеждать. Я все прекрасно понимаю и хочу извиниться перед тобой. Прости, пожалуйста. И еще кое-что по поводу Ромы. Мы давно знаем друг друга, так как учились в одном университе. Он для меня, как и я для него, — просто знакомые, не более. Тогда на вечер мы пришли вместе, потому что ему нужно было попасть туда из-за тебя, а мне… мне — посмотреть в глаза Никите, ведь это из-за него я лишилась работы и средств к существованию.

— Из-за Никиты? — шокированно ахаю я.

— Да, — Инга кивает. — Это очень долгая и некрасивая история, которой бы я не хотела делиться, прости.

— Конечно, я и не настаиваю. Просто удивлена, — говорю задумчиво. — Никита всегда казался мне очень обходительным. Настоящим джентльменом.

— Джентельмен он со всеми, кроме меня, — печально усмехается она. — В общем, нас с Ромой никогда и ничего не связывало, кроме общей тусовки. А тогда, в доме… — кусает губу. — Понимаешь, Степан попросил меня поехать с ним, и в машине… как бы это сказать… показал себя не с лучшей стороны, и я просто испугалась. Наплела ему, что у меня есть мужчина, он не поверил и продолжил настаивать. А когда мы приехали и я увидела Рому, кинулась к нему, лишь бы Веремеенко увидел, что меня есть кому защитить. Я слышала, что Рома развелся и даже не подумала, что рядом может быть его жена.

Инга закрывает лицо руками:

— Господи, его беременная жена.

Мне жаль ее — видно, что Инга раскаивается, что ей не дает покоя то, что случилось. Она несет на себе вину за произошедшее, но, на самом деле, вина лежит на всех понемногу. На мне — за то, что не подумав кинулась прочь, даже не спросив у Ромы ничего. На Роме — за то, что допустил всю эту ситуацию. Вина Никиты необъяснима, но мне кажется, она тоже есть.

Официант приносит заказ и быстро ретируется, а я перехватываю руки Инги и крепко сжимаю их:

— Не надо плакать, — улыбаюсь как можно более добродушно. — Все закончилось хорошо. Кости срастутся, синяки уже сошли.

— Твое лицо, — она виновато смотрит на меня.

А я и забыла про шрам. Всю предыдущую неделю я провела отшельником, особенно ни с кем, кроме Ромы, Веры и Петра не общаясь.

— Это же такая мелочь. Тем более его можно легко убрать.

Инга неверяще качает головой:

— Его будет очень больно свести.

— Я еще подумаю, сводить его или нет, — широко улыбаюсь ей.

Еще какое-то время мы разговариваем с Ингой, а после она убегает.

Многое встает на свои места, хотя я и до этого понимала, что Рома мне не врет. Тем не менее верить ему сложно. Калейдоскоп силиконовых любовниц крутится ежедневно. И пусть сейчас у него никого нет, но раньше ведь были? Кто даст гарантию, что все не откатится назад? Что рано или поздно он наиграется? Или пресытится и ему надоест весь этот быт?

Я прикрываю лицо волосами и поднимаюсь в офис, стараясь особо ни с кем не пересекаться.

Перебираю письма в приемной и зарабатываюсь совершенно, теряю счет времени.

— Только не говори, что ты не обедала! — звучит грозный голос, и я дергаюсь.

— Рома! — восклицаю возмущенно и смотрю на часы: шесть вечера! Вот это я даю.

Бывший муж стоит в дверях со скрещенными на груди руками и всем своим видом показывает, как он недоволен.

— Как ты сюда попал? — спрашиваю удивленно.

— Мой брат — генеральный директор. Не забыла? — он выгибает бровь. — Быстро собирайся, поехали поужинаем.

Не сопротивляюсь, потому что понимаю, как проголодалась. Рома везет меня в ресторан, где мы проводим время вполне мирно. Волков интересуется тем, как прошел мой день, что нового на работе. Я рассказываю все, кроме того, что виделась с Ингой.

Я не могу сказать, что моя встреча с ней как-то изменила мое мнение о муже.

Когда приезжаем домой, я просто валюсь с ног. Мы с Ромой расходимся по разным спальням. Перед тем, как скрыться в своей, напоминаю ему:

— Ром, завтра скрининг.

— Да, Дель, я помню и постараюсь успеть, — обещает он мне.

Я лишь киваю.

Приедет — мне это очень поможет и даже осчастливит. Нет — ну это же Рома, чего я жду? Того, что побежит за мной, как по мановению волшебной палочки?

Глава 47. Девочка

Рома

— Женя, отправь моего зама вместо меня.

— Роман Артурович, но ведь это очень важная встреча, — моя помощница нервно моргает.

— Женя, нахрена мне замы, если я не могу отправить их вместо себя?

— Вы же сами сказали, что на встрече с «Юнион-Строй» будете присутствовать лично. Они ждут вас.

Закипаю.

Если честно, есть ощущение, что я уже попросту не вывожу. Ни в эмоциональном, ни в моральном, ни в физическом плане.

Шумно набираю в легкие воздух, повторяя про себя, что моя помощница тут ни при чем и на ней срываться — последнее дело. Я слишком ее ценю, она действительно очень хороший сотрудник.

— Жень, — стараюсь говорить мягче, — у меня же может случиться форс-мажор, да?

— Теоретически, — она реально раздумывает над моим вопросом.

— Готовь документы для командировки Коваленко. Пусть возьмет себе всех, кого нужно. Пригласи его ко мне, я переговорю с ним и заполняю все информационные пробелы, которых, я уверен, практически нет. А ты пока предупреди «Юнион-Строй» о том, что у нас случилась рокировка. Коваленко вел переговоры вместе со мной, я уверен, все пройдет хорошо.

— Как скажете, Роман Артурович, — кивает она и уходит.

До одиннадцати утра плотняком сидим с Коваленко. Проходимся по всем важным моментам, я даю рекомендации.

В одиннадцать сбегаю из офиса. Я очень хочу успеть на скрининг Аделии. Хоть она и говорила, что ничего не случится, если я не буду присутствовать, но я видел, как ей не хотелось оставаться в одиночестве в этот момент.

Как назло, мы собираем все пробки по городу. В двенадцать заезжаем на территорию клиники, и я выскакиваю из тачки на ходу. Лечу, не разбирая дороги, перескакивая через ступеньки.

Когда влетаю в коридор, вижу, как за Аделией закрывается дверь в кабинет. Догоняю ее, в последний момент перехватывая ручку.

Деля дергается и смотрит на меня испуганно, а после, когда понимает, что это я, ее лицо озаряется улыбкой. Она облегченно выдыхает и бросается мне на шею, обнимает.

На секунду я теряюсь, не ожидая такой реакции. Видимо, я не до конца оценил, насколько сильно моя жена переживала.

— Ты успел, — шепчет она горячо.

Глажу ее по спине, успокаивая:

— Я бы не смог пропустить такое.

Врач предлагает Аделе прилечь, и та устраивается на кушетке, оголяет живот. Я с жадностью смотрю на него. Мне не терпится положить ладонь ей на кожу, почувствовать что-то. Я читал, что для движений ребенка пока рано, но все равно. Это нечто инстинктивное, первобытное.

Наверняка пещерные люди тряслись над своими беременными женщинами в ожидании потомства.

Врач рассказывает о ребенке, оперируя неизвестными мне терминами. Аделия кивает, явно понимая, о чем именно речь. Я же просто слушаю: с нашим ребенком все хорошо.

И вот распечатанная картинка ложится мне в руки, и я смотрю на изображение. Маленький носик, лобик, ручка. Все такое крохотное. Боже, этот малыш больше не абстрактное нечто, а самый настоящий маленький человек, который прямо сейчас развивается, растет, набирается сил в животе у моей женщины.

Нос начинает болеть, к горлу подкатывает ком.

Блять, Волков, а ну, соберись немедленно, слабак! Ну давай, разревись тут еще, как девчонка!

А, сука, так хочется… взвыть, полезть на стену от того, куда я привел нас с Аделией. Ведь могло же… могло же оно быть по-другому, не похерь я все тогда.

— Теперь самое интересное: как думаете, кто у вас? — спрашивает доктор.

— Мне кажется, мальчик, — произносит Аделия радостно.

— А вы как считаете, папочка? — лукаво спрашивает доктор.

— Девчонка там, — отвечаю не своим, хриплым голосом.

— Что ж, вы правы. Это девочка.

Выхожу из кабинета на автопилоте.

— Дель, я отлучусь на секунду, — ухожу в туалет и позорно пускаю там слезу, пока никто не видит.

Девчонка! У нас будет девочка! Такая же красивая, как мама, и такая же сумасшедшая, как отец.

Батя. Я скоро стану батей! Охренеть.

Умываю лицо под ледяной струей, пытаясь скрыть следы своих эмоций, а когда выхожу, на меня внимательно смотрит Аделия. Рассматривает мое лицо с таким выражением, будто у меня на лбу написано, что только сейчас я рыдал, как ребенок.

— Готова? — спрашиваю ее слишком сухо и пытаюсь пройти, но она останавливает меня легким касанием локтя.

— Я тоже счастлива, что это девочка, — улыбается мне радостно со слезами на глазах.

И вот тут меня срывает.

Я делаю быстрый шаг и притягиваю Делю к себе. Обнимаю. Крепко. Возможно, даже крепче, чем следует. А она обхватывает меня за талию и утыкается лицом мне в грудь.

— Я еще никогда не был так счастлив, Дель, — шепчу ей тихо. — Представляешь, у нас будет ребенок! Маленькая крошка, которая вырастет в настоящую принцессу.

— Она будет окружена любовью, — хрипло отвечает Аделия. — Как тебе имя Настя?

— Волкова Анастасия Романовна, — пробую на вкус это имя. — Мне очень нравится.

Аделия отстраняется и спрашивает у меня с улыбкой:

— Почему это сразу Волкова?

— Ну а какая может быть фамилия у девочки, если ее родители Волковы? — удивляюсь искренне.

— Да ты обнаглел! — жена шутливо бьет меня по плечу. — Я Дигай!

— Это ненадолго, — произношу довольно.

Деля поджимает губы и качает головой.

— Ром, спасибо, что приехал. Мне это было очень нужно.

Я бы в лепешку расшибся, но все равно приехал бы. Даже на партнеров бы забил, но приехал. Скорее всего, батя четвертовал бы меня, но он бы меня понял.

Как мужчина мужчину понял бы.

Глава 48. Могу, но не хочу

Аделия

Несколько месяцев прошли как один день.

В какой-то момент живот начал расти с пугающей скоростью. Вещи стали катастрофически малы, и я решила попросту сменить гардероб, в том числе и нижнее белье — бедра стали больше, про грудь вообще молчу.

Шел шестой месяц беременности, и я начала понимать, как это прекрасно, когда тебе никуда не надо торопиться. Когда можешь остаться дома и понежиться в кроватке, а не торопишься вставать по будильнику и ехать по пробкам в офис.

Рома как-то быстро смирился с тем, что я приняла решение продолжать работать. Да и Никите помощь действительно нужна.

У нас получилось сохранить с ним приятельские отношения, хотя Волков часто кривится при упоминании Никиты и коверкает его имя, превращая в Никита-везде-побрито. Я смеюсь, потому что эта ревность кажется мне милой, да и сам Рома, вероятно, тоже понял, что Никита будет присутствовать в моей жизни лишь как руководитель.

У моего босса новая семья и, как выяснилось, взрослый сын. Это стало шоком, кажется, не только для всех окружающих, но и для него самого.

Я знаю, что изменилась во время беременности. Не только внешне, но и внутренне — стала плаксивее, мягче, часто смеюсь. Но то, что сделала эта беременность с Волковым…это нечто невероятное.

Он трясется надо мной, как наседка. А еще он постоянно рядом. Если не физически, то виртуально. Весь день звонит, пишет. Мы всегда неразрывно рядом. Часто он пораньше возвращается домой, и мы вместе устраиваемся на диване в гостиной. Я лежу, читаю книгу или смотрю телевизор, а он составляет мне компанию или просто садится в ногах и работает, периодически переговариваясь со мной.

Еще никогда его не было так много в моей жизни.

Но есть преграда, которую мы не смогли преодолеть.

Я никогда не запрещала Роме прикасаться к себе. Он боится дотронуться до меня — а может быть, запретил себе это делать? Я не знаю. Но в моменты, когда мы ненароком касались друг друга, он отдергивал руку, как от огня.

А мне очень нужен контакт с ним. Порой я чувствую, как меня ведет от желания, а он не решается ни на что.

— Принести тебе фруктов? — Ромка поднимает взгляд и смотрит на меня из-за открытой крышки ноутбука.

Мы сидим на нашем месте, в гостиной. Я читаю книгу, он работает.

— Уже поздно, не стоит, — веду плечом.

Сегодня мы засиделись, но, если честно, я не готова снова идти спать одна.

— Может, чего-то еще хочешь? — Рома спрашивает без какого-либо скрытого подтекста.

Да! Тебя хочу!

— Нет, спасибо, — нервно улыбаюсь ему.

Рома возвращается к работе, а я пытаюсь читать, но из этого ничего не выходит. Буквы пляшут перед глазами и не хотят собираться в слова.

В этот момент я чувствую движение в животе и ахаю. Прикладываю ладонь к тому месту, где только что почувствовала это. Обычно малышка вела себя более спокойно, но сейчас там явный бунт.

— Деля? — испуганно спрашивает Рома. — Что случилось?! Тебе плохо?

Он тут же оказывается рядом со мной и смотрит встревоженно.

Вместо ответа я беру его руку и опускаю на то место, куда толкалась малышка. Как по заказу, движение повторяется. Глаза Ромы широко распахиваются, и он смотрит на меня, как на чудо света:

— Это… Это она, да?

Рома еще никогда не чувствовал шевеления. Знал, что дочка шевелится, но никогда не просил положить руку мне на живот.

— Да, — быстро киваю.

Сидим в тишине какое-то время в ожидании повторения. Малышка толкается еще несколько раз и затихает.

Рома опускает голову и целует меня в живот.

От этого касания по коже бегут мурашки, которые не остаются незамеченными Ромой. Я начинаю ерзать и закусываю губу. Мне безумно хочется близости с ним, это просто сводит меня с ума.

— Ром… — зову я не своим голосом.

Волков поднимает на меня взгляд, и я тону в нем — темном, обволакивающем, тягучем. Я чувствую желание Ромки, оно настолько напряжено, что можно протянуть руку и пощупать его.

— Ты, — он шумно сглатывает не отрывая взгляда от меня, — ты хочешь, да, Дель?

— А сам не видишь? — мне сложно говорить, меня буквально размазывает по дивану. — Ром, пожалуйста.

— Дель, ты уверена, что можно? — его голос садится.

Несмотря на то, что Рома задал вопрос, его уже успело понести, и я вижу, как полностью готовый член оттягивает домашние брюки.

— Я уверена, что нужно, — запускаю руку в его жесткие волосы и сжимаю их.

Волков закатывает глаза и одним рывком снимает футболку, ложится рядом со мной на широкий диван. Сразу же просовывает свое бедро меж моих ног, и от этого касания я стону. Все слишком остро, чувственно. Мне тяжело дышать, желание затапливает.

Я впиваюсь пальцами в плечи Ромы и целую его в основание шеи, шумно тяну носом его запах. От моих действий Волков хрипло дышит, сминает мои бедра.

Тремся друг о друга, распаляя кровь. Я первая нахожу его губы и целую.

Все запреты, все установки, которыми Рома обрастал на протяжении нескольких месяцев, летят в бездну и прогибаются под тяжестью желания. Его губы жадно сминают мои.

Целуемся жадно, горячо, наконец дорвавшись друг до друга. Я понимаю, что безумно скучала по нему, и теперь с первобытной дикостью отвечаю на страстные ласки.

Мое тело податливое, мягкое, жаждущее.

Волков опрокидывает меня на спину, а сам ложится рядом. Его руки везде и всюду одновременно. Как обезумевший, он не может остановиться, перестать трогать меня. Тянет вверх подол домашнего платья, чуть сильнее впивается пальцами в бедра.

Стягивает с меня ненужную вещь, оставляя только трусики. Шумно дышит, взгляд ненасытно проходится по налитой груди. Рома опускает голову и втягивает губами сосок.

Я прогибаюсь в спине, потому что каждое касание — яркие вспышки, которые ощущаются в каждой клеточке кожи. Пока Рома ласкает грудь, я бесстыдно стону, одну руку снова запускаю ему в волосы, второй впиваюсь в плечо.

Волков прокладывает дорожку поцелуев от груди к округлившемуся животу, замещая дикий замес чувственной нежностью. Ведет носом по животу, оставляет аккуратные поцелуи, а я плавлюсь от этого резкого переключения.

Его пальцы уверенно проникают под резинку простых и удобных трусиков. Мне бы застесняться — ведь Рома всегда видел меня в самом лучшем белье. Кружевном, сексуальном. Но все эти мысли отходят на задний план, когда я понимаю одно: плевать Рома хотел на то, что на мне надето. Его больше интересует мое тело. Без кружевной и привлекательной обертки.

Рома запускает руку и размазывает влагу по моим складкам. Я стону, он рычит. Внизу все пульсирует от сильного, нестерпимого желания. Я готова на сто процентов и ерзаю в нетерпении. Чувствую, что Волкову этого мало, что он хочет поиграть, но, видя что я горю, одним рывком избавляет себя от одежды и плавно погружается в меня.

От этой нежности кругом голова, мои бедра дрожат, я хватаюсь за шею Ромы и притягиваю ее к себе. Упираюсь губами в его ключицу, обдаю ее горячим жаром.

Еще один толчок, и низ живота взрывает наслаждение. Буквально два толчка, и я распадаюсь на части. Но Роме явно этого мало. Дорвавшись до моего тела, он уже не может остановиться. Все его движения хаотичны, лишены какой-либо последовательности.

Я чувствую, что он сдерживается. Может жестче, но боится навредить. Он целует, кусает, покрывает кожу множеством касаний. Его руки и губы одновременно везде. Безостановочно шепчет слова о любви — о том, как он скучал, о том, что больше никогда не отпустит.

Все, на что меня хватает, — это лишь стоны. Слов нет, да и нечего мне пока сказать в ответ.

Ритмичные толчки, и Рома взрывается, утягивая меня в повторный оргазм. Он ложится рядом, сладко целует меня в губы, наклоняется, оставляя поцелуй на животе, и возвращается назад. Притягивает меня к себе, переплетая руками и ногами, как будто я могу сбежать.

И я, в общем-то, могу. Но хочу ли?

Нет. Ни за что и никогда на свете. Но Роме этого знать пока не нужно.

Глава 49. Только хорошее

Аделия

— Может, останешься дома? — Рома выгибает бровь.

Я знаю, что за этим в общем-то обычным вопросом скрывается нечто большее. Волков категорически против того, чтобы я ехала на работу.

— С чего это вдруг? — выгибаю бровь, пряча улыбку.

То, что было вчера, — если не прорыв плотины, то трещина в ней.

Едва мы проснулись на том же диване, на котором уснули, Рома попытался повторить наш вчерашний секс, но я сбежала.

А что? Пусть помучается. Думаешь, раз случилась близость, так я лягу тебе в ноги? Нет уж, мучайся!

Еще чуть-чуть. Потому что, честно говоря, я ведь тоже не железная.

— Ну ты, наверное, устала после вчерашнего? — спрашивает у меня с сомнением.

— Я ночью отдохнула, — усмехаюсь и убегаю одеваться.

Началось лето, и порой дни были безумно жаркими. Надеваю на себя легкое платье, на ноги удобные кеды, в которых я бегаю уже несколько месяцев.

Возле входной двери заминка. Рома подходит сзади и замирает. Даже спиной я чувствую, как он каменеет, дышит мне в волосы. Быстро оборачиваюсь и нахожу его взгляд.

— Ну что такое? — спрашиваю мягко, видя, как Ромку ломает.

Он протягивает руку и хрипло спрашивает:

— Можно?

Я не сразу понимаю, чего он хочет, но, когда до меня доходит, я сама перехватываю его кисть и кладу ладонь себе на живот.

Его руки большие, сильные, сухие и жилистые. Они царапают ткань моего платья, но живота касаются с самой глубокой нежностью, на которую только способен человек.

Рома делает шаг ближе, и я упираюсь своим животом в него. Волков притягивает меня к себе и целует в лицо. Лоб, висок, скулу. Ведет губами по затянувшемуся шраму, к которому я привыкла и даже перестала обращать на него внимание. Я сама подставляю лицо и, как кошка, жмурюсь от удовольствия. Льну еще больше, плавясь.

— Дель, давай останемся? — хрипло спрашивает он у меня.

Нахожу его губы и целую, шепча отрывисто:

— Не могу… нужно… на работу.

С громким вздохом Ромы мы выходим из дома. Он отвозит меня на работу, а после уезжает на свою.

До обеда я выполняю поручения Никиты, который явно щадит меня в плане нагрузки, а в обед я договорилась встретиться с Майей.

Сестра залетает в кафе, целует меня в здоровую щеку и неловко рассматривает лицо. Я все понимаю и поэтому ничего не говорю. Пусть.

— Делька, ты уже думала, когда будешь сводить шрам? — спрашивает бесцеремонно.

— Может, и не буду, — пожимаю плечами.

— С ума сошла?! — ахает сестра. — Надо вернуть твою красоту!

— А что, сейчас я страшная и неприятная? — улыбаюсь в ответ.

Вся ситуация вокруг этого рубца меня откровенно веселит. Ну, то есть меня он не напрягает, Ромке вообще по барабану, а остальным только и сведи поскорее.

— Нет-нет! — Майка быстро машет рукой. — Просто я подумала, что это ожидаемый вариант.

— Я беременна, Майя, — улыбаюсь сестре. — А потом буду кормить грудью. Если и сведу его, то сделаю это не скоро.

— Ладно, — она поднимает руки. — Только не сердись.

— Даже и не думала, — качаю головой. — Ты лучше скажи, что случилось такого, что ты примчалась сюда?

— Ох, Делька! — Майя распахивает глаза и пододвигается ближе, будто собирается рассказать самый большой секрет. — Я подслушала разговор мамы и папы. Вернее, как подслушала — они орали так, что, кажется, вся улица слышала.

Мама и папа ссорились? Это что-то новенькое.

— Так вот. Папа кричал о том, что ты приблудыш, — сестра кривится, — а мама обзывала его! Боже, Деля, слышала бы ты, какими словами она называла его!

— Мама? Наша мама? — выгибаю бровь.

— Ага! Отец будто сошел с ума и пытался вывести ее на чистую воду, чтобы она призналась в том, что изменяла и ты не от него. А мама, видимо, заранее подготовилась и сделала тест ДНК по твоим волосам.

— Бр-р! — хмурюсь. Экзорцизм какой-то.

— Я так поняла, мама его сделала давно, еще когда ты жила с нами. В общем, там по результатам этого теста выходит, что ты его дочка. Папа был в шоке, а мама сказала, что разводится с ним, потому что — цитата — «Ты меня достал», — Майя коверкает голос и делает его похожим на мамин.

Если честно, я никогда не задумывалась о том, настоящая ли я дочь отца. Как-то по умолчанию я знала, что да. Чувствовала. Видимо, отец был иного мнения.

— Вот это да! — ахаю я. — А дальше что?

— Что-что! Мама собрала вещи и уехала в городскую квартиру, готовит документы на развод. Папа нарезает вокруг нее круги.

Конечно же, мама простит его. Он любовь всей ее жизни, но сам факт того, что она пошла против него, — это вау! Обязательно надо поговорить с ней и сказать, какая она молодец.

Болтаем с Майей, делимся новостями, а после меня забирает водитель. У Ромы сегодня вечером совещание, и я впервые за долгое время должна провести вечер в одиночестве.

Меня это немного пугает. Мне очень не хватает Волкова.

Но дело не только в этом.

Что-то внутри грызет меня. Выедает дыры в доверии. Вечерние совещания. Раньше их было так много. Нет, конечно, не все они означали, что Рома изменяет мне.

Но часто так и было, да.

Смогу ли я довериться? Забыть прошлое? Вычеркнуть все плохое и видеть только хорошее?

Глава 50. Желанная

Аделия

Я делаю себе чай.

Выхожу на улицу и кормлю Байкала.

Выгоняю с участка чужих кур. Снова.

Купаю Базилио.

Смотрю телевизор.

Читаю книгу.

Занимаюсь чем угодно, лишь бы не останавливаться и не впускать в мысли дурное. Рома постоянно пишет, будто чувствуя, что я несколько не в себе. Пару раз звонит.

Я стараюсь разговаривать спокойно и делать голос максимально беспечным, но мне кажется, что получается это плохо. Гормоны бушуют. Меня кидает то в слезы, то в дикий смех.

В итоге все заканчивается тем, что я иду в ванную комнату и раздеваюсь догола.

Интересно, насколько красивы женщины на этом приеме? Красивые, конечно, тут даже нет смысла задаваться вопросом. Жены влиятельных людей, их дочери и любовницы. Эскортницы в поисках богатого мужика.

И я. Поплывшая дамочка со шрамом на лице. Я округлилась там, где надо, и там, где не надо. Не отказывала себе в еде, много отдыхала. Зря, наверное? Стоило держать себя в руках, не позволять скатиться в тот внешний вид, который есть сейчас.

Скорее всего, Роме неприятно видеть рядом с собой женщину, которая стала покупать одежду на несколько размеров больше привычной.

А шрам этот? Всех вокруг интересует только он — когда я его сведу и буду выглядеть, как раньше?

Он делает меня уродиной, которую и в свет вывести страшно.

Рома звал меня с собой на этот вечер, но я не особо хотела ехать с ним. Я беременна, ну какие приемы? А ему обязательно надо там быть. И к чему все привело? Верчусь нагая перед зеркалом и роняю горячие слезы.

— Не понял? — Рома стоит на пороге ванной комнаты и смотрит на мою истерику ошарашенно.

Я дергаюсь. Не ожидала, что он вернется так рано.

— Ну что ты хочешь? — спрашиваю заикаясь. — Я беременна!

— А потом чем оправдываться будешь?

Поднимает с пола брошенный махровый халат и кутает меня в него как ребенка, подхватывает на руки, выносит в спальню. Пока он делает все это, я полностью успокаиваюсь. Воистину, гормоны страшная вещь.

Волков кладет меня на кровать, тут же скидывает на пол пиджак и снимает рубашку, отправляя ее туда же. Ложится рядом и притягивает меня к себе. Я тут же закидываю ногу ему на бедро и трусь мокрым носом о его грудь.

Рома бережно прижимает меня к себе, стирает слезы, целует в лоб, в висок, оставляет множество мелких поцелуев на рубце.

— Что случилось?

— Это просто гормоны, — шепчу ему.

— А теперь давай заново, — просит мягко. — Начистоту.

Кусаю опухшие губы.

— Гормоны…

— Это из-за того, что я поехал на вечер, да? — понимает он.

— Не только, — всхлипываю. — Я теперь другая, Ром. Меня теперь в свет только в качестве циркового урода выводить можно.

Ромка тут же касается губами моего шрама.

— И ты себя за пару часов разогнала от переживаний о том, что я тебе там изменяю, до того, что ты якобы некрасивая? — спокойно и понимающе спрашивает он.

На ответ нет сил, поэтому я просто киваю.

Мы молчим. Рома не спешит переубеждать меня.

— Знаешь, еще до того, как мы с тобой поженились, я вообще не видел себя в качестве семейного человека. Вроде как вокруг столько свободных и готовых на все женщин — я что, дурак, связывать себя по рукам и ногам? — он усмехается невесело. — А потом во мне что-то переклинило, и я решил жениться на тебе. Знаешь, уже тогда я не мог представить никого другого на эту роль. Ты казалась идеальной. Черт, ды ты и была идеальной! Всегда собранная, красивая, умная. Вхожая в нужные круги, спокойная. Я только сейчас понял, что боялся тебя, Дель. Честно. Ты как Терминатор — была идеальной машиной, а я даже не сделал ничего для того, чтобы заглянуть внутрь тебя. Поначалу я не изменял тебе, Дель. Как-то хватало тебя. А потом приелось… прости. Что бы я ни делал, на твоем лице всегда сияла одна и та же улыбка. Я давно думал о разводе, потому что предавать тебя казалось низостью, но я понятия не имел, что бы ты сделала. Вернулась домой к своему отцу? Ты явно не была готова на самостоятельное плавание.

Рома гладит меня по голове и продолжает рассказ, будто рассказывает мне сказку. Сказку для взрослых девочек.

— У меня никогда не было постоянной любовницы, я вообще не искал связи на стороне. А измены… случались не так часто, как ты думаешь. Каждый раз, возвращаясь к тебе, мне хотелось удавиться. А еще я хотел разнести весь дом и тебя в том числе. Я жаждал увидеть хоть одну твою эмоцию, но каждый раз, унюхивая чужие духи, ты вежливо улыбалась, целовала меня в щеку и уходила спать. Мне казалось, что у тебя внутри не было ничего, кроме благодарности за то, что я спас тебя от мудака-отца.

Хватило бы нам разговора для того, чтобы наладить отношения? Исправить все, что натворил Рома? Переделать себя и перестать быть послушной куклой?

Навряд ли.

— Когда ты ушла от меня, я обрадовался за тебя даже больше, чем за себя. Наконец-то ты стала свободной от оков. Ты ушла, и я понял, что просрал все. Мои мечты об успешном бизнесе, статусе, тачках, недвижимости — все это оказалось пылью. Ты самое главное, что со мной случилось в жизни. И ты ушла. Я слишком поздно понял, что мечтал не о том.

Слезы предательски катятся по щекам, падают на грудь Ромки, а он еще сильнее прижимает меня к себе.

— Я понимаю, что, наверное, никогда не заслужу твоего полного доверия. Но, Аделия, прошу тебя хотя бы попытаться это сделать, потому что я сдохну, как псина подзаборная, без тебя. Когда я узнал, что ты ждешь ребенка, чуть не тронулся умом, правда. Мне кажется, я одновременно состарился и помолодел лет на десять.

Рома поднимает мое лицо и целует мокрые дорожки слез, гладит по волосам:

— Я люблю тебя, Дель. Да, я понял это поздно. Но лучше поздно, чем никогда, правда? Еще будут вечера, будут в моем окружении и другие женщины — партнеры, секретари. Помни о том, что я сказал: я тебя люблю и больше никогда не предам.

Что я чувствую в этот момент?

Внутри меня разрывается целая вселенная. Миллиарды звезд начинают светит ярче.

Странные мы, женщины, создания. Верим в то, во что хотим.

Имеет ли предатель право на второй шанс? Не любой, чисто гипотетический предатель, а конкретно этот? Заслужил ли он веру в произнесенные им слова?

Имеет ли обманутая женщина право не прощать раскаявшегося? Не любая, чисто гипотетическая женщина, а конкретно эта? Имеет ли она право на то, чтобы махнуть рукой на прошлое и поверить в слова того, кого любит? Имеет ли она право на счастье?

Никто не даст ответа ни на один из этих вопросов. У каждого своя правда, а у меня своя.

— Мне пока еще сложно верить, Ром. Но я буду стараться работать с доверием, честно, — хриплым от рыданий голосом отвечаю ему.

Волков зацеловывает и стискивает меня в объятиях:

— Я так люблю тебя, что порой кажется, это сведет меня с ума.

Я пока не нахожусь с ответом. Нет, еще не готова. Слишком велик страх повторения.

— А что у нас была за сцена с разглядыванием своего тела? — спрашивает Рома.

— Я толстая уродина со шрамом на лице, — произношу эти слова, и они тут же кажутся смехотворными.

Ромка укладывает меня на спину, нависает сверху. Гладит пальцем скулу, опускается к губам, слегка оттягивает нижнюю. Я чувствую, как в бедро упирается его возбуждение. Дыхание прерывается.

— Чувствуешь? — спрашивает он хрипло, и я киваю. — Нет никакой другой, только ты. И ты для меня самая красивая и желанная. Еще никогда твои формы не были такими аппетитными. Я заебался дрочить в душе на собственную жену, Дель, — он рассматривает меня темным взглядом, пожирает им без стеснения.

— Я тебе не жена, — сопротивляюсь из последних сил.

— Разве это долго исправить?

Он пропускает свою руку меж моих бедер и размазывает влагу. Спускается ниже и касается языком клитора.

— Ох! — вскрикиваю.

— Дель, девочка, я этого еще никогда не делал… — произносит хрипло, — но не могу больше сдерживаться.

Накрывает меня своим ртом, выбивая стоны. Рома размазывает меня, все мое тело дрожит, его разрывает на части от наслаждения.

Волков ведет губами вверх, оставляя поцелуи на коже:

— Ты сама красивая, самая желанная, самая нужная. Твоя грудь снится мне каждую ночь. А попка, Дель… давай после рождения малышки поэкспериментируем, а? Делечка… Эти фантазии меня убивают.

Сейчас я соглашусь даже подписать документы на продажу почки, не то что на эксперименты в постели.

Рома ласкает мое тело, водит по нему руками, втягивает губами сосок, и все мои сомнения касаемо внешности рушатся. Когда твой мужчина жаждет тебя с таким безумием, вопросов больше не остается.

Он входит в меня немного резче, чем вчера, и от этого все чувствуется гораздо острее. Ромка шепчет мне нежности, слова о любви, всякие глупости, и я таю, таю. Капитулирую и сдаюсь. Сдаюсь и капитулирую раз разом, потому что, как иначе, я не знаю.

Глава 51. Честная женщина

Аделия

— Господи, скорее бы уже родить! — бормочу себе под нос.

Перекатываюсь на кровати и поднимаюсь.

Дочке совсем мало места в животе, поэтому она не дает мне спокойно спать по ночам. Еще сегодня были странные ощущения, не знаю, как описать их. Будто что-то вот-вот должно случиться.

На часах шесть утра. Ромка еще спит, поэтому я тихонько выхожу из спальни и иду на кухню.

Хочется чего-то, а чего — непонятно.

Открываю холодильник и сканирую взглядом его содержимое. Вообще в последние месяцы я старалась держать себя в руках в плане еды, потому как набор веса был уж очень стремительным.

Из-за этого я отказывалась от многих продуктов, но сейчас чувствую: прямо вот очень надо. Взгляд бегает от полки к полке, пока наконец не останавливается на бутылке лимонада.

Серьезно?

Вздыхаю. Так вот чего тебе хочется, сладкоежка.

Скручиваю металлическую крышку со стеклянной бутылки и выхожу на улицу, кутаясь в теплый кардиган.

Сажусь на плетеный стул и вытягиваю ноги, пью приторно-сладкий лимонад, счастливо улыбаясь. Живот слегка потягивает, но я игнорирую это.

Настала осень, и стало значительно прохладнее. За лето Петр засадил почти весь участок кустарниками, деревьями и цветами, которые периодически подвергаются варварским набегам Байкала. Этого пса перевоспитать просто невозможно.

Как раз в этот момент он прибегает и садится мне в ноги. Утыкается мокрым носом в бедро, кладет голову него. Доверчиво смотрит в глаза и тихонько скулит. Это так непохоже на него. Обычно он носится по округе безостановочно. Но сейчас все по-другому.

— Тоже чувствуешь, да? — шепотом спрашиваю у него.

Байкал моргает и снова скулит. Запускаю пальцы ему в шерсть и чешу за ухом. Сидим так какое-то время в тишине и неподвижности. Бутылка лимонада пустеет, а на душе становится так спокойно-спокойно.

Рома подходит со спины и обнимает меня, опускается к шее, оставляя множество поцелуев.

— Не спится? -—спрашивает он.

— Что-то совсем нет, — вздыхаю.

Волков уже привычно притягивает меня к себе и обнимает еще крепче. Его торс оголен, он не потрудился одеться, а я вот мерзну. Обхватываю его за плечи и вдыхаю любимый запах.

— Пойдем завтракать? — спрашивает он. — Лимонад это, конечно, хорошо, но нужно что-то посущественнее.

Уходим на кухню, спокойно завтракаем, разговариваем. Рома заканчивает первым и уходит в кабинет. Пока он обсуждает что-то по телефону, я складываю посуду в посудомойку, глажу живот.

— Чем займемся? — интересуется он, появившись у меня за спиной.

Я резко оборачиваюсь.

— Разве тебе не надо на работу? — спрашиваю удивленно.

Ромка мягко улыбается и обнимает меня за плечи:

— Работа подождет. Сегодня я дома.

— Ром, да ты чего? — удивленно выгибаю бровь. — Это вовсе не обязательно. Тем более сейчас придут Петр и Вера.

— Я отпустил их на сегодня, — отвечает Волков со странным, каким-то блаженным выражением на лице.

Я не могу сдержать улыбку.

Идем с Ромой в гостиную, садимся перед телевизором, спорим о том, что смотреть. В итоге он ожидаемо уступает мне и сдается. Я пытаюсь сконцентрироваться на комедии, но внимание расфокусировано. Я остро чувствую горячие ладони Ромы. То, как они нежно массируют мои ноги. Его запах у меня под кожей. Мозг плывет.

Я отбираю пульт и выключаю телевизор. Медленно приподнимаюсь и перекидываю ногу через Ромкины бедра, сажусь верхом.

Провожу рукой по его жестким черным волосам, глажу отросшую щетину, целую. Его руки тут же ложатся мне на спину. Он расслабленно прикрывает глаза и выдыхает.

Я нежусь в нем, наслаждаюсь всем, что происходит. Вспоминаю самые теплые слова о любви и нежности.

Рома помогает мне стянуть с себя домашние брюки, сдвигает мои трусики и помогает сесть на него. Я двигаюсь неспешно, на грани нежности. Не хочется остроты и резкости, хочется плавиться и наслаждаться. Волков позволяет мне делать с собой все что угодно, полностью отдавая бразды правления в мои руки.

Срываюсь очень быстро — в последнее время мне хватает буквально пары толчков до оргазма, тело очень тонко чувствует любую близость.

Волков заканчивает уже сам, вбиваясь в меня снизу. Ложимся на диван, и я проваливаюсь в сон. Он очень чуткий, и я слышу, как Ромка уходит, потом возвращается, укрывает меня пледом, сам ложится мне за спину, кладет руку на живот.

Малышка на удивление очень тихо ведет себя.

Просыпаюсь я оттого, что у меня отходят воды. И, как истинный мужчина, Рома тут же скатывается в истерику:

— Где сумка?! Там есть все необходимое? А документы где? Бля, я не знаю, где твои документы! Аделия! Как ты, девочка? Больно?! Прошу, держись, маленькая.

Он носится по всему дому, а я спокойно вздыхаю и кричу:

— Если ты не успокоишься, я останусь рожать дома.

Волков проносится мимо меня:

— Я спокоен. Очень. Вообще не нервничаю. Ни разу.

Да-да.

Лицо белее мела, его трясет. Непонятно, кто вообще сейчас собирается рожать, я или он?

Он несется в город и постоянно спрашивает у меня одно и то же:

— Дель, ты же не рожаешь еще?

Я отвечаю «нет» — потому что как объяснить, что рожаю я с самого утра?

Но Рома все равно уталивает педаль газа. Мне не страшно рядом с ним, я знаю, что он водит уверенно. Я ловлю его взгляд в зеркале заднего вида, и он снова спрашивает:

— Это же не потому что мы занимались любовью, нет?

Я отвечаю: «Нет конечно, милый», потому как не решусь объяснить, что это напрямую помогло ускорению родового процесса, чего я и добивалась, собственно.

Мы приезжаем в клинику его семьи, где я наблюдалась всю беременность. Нас тут уже ждут, потому что Рома позвонил заранее. Меня осматривают и отправляют в родовую. Мы переглядываемся с Волковым, и он спрашивает:

— Мне идти с тобой?

Я отвечаю: «Нет-нет, и не думай, милый. Что ты, я справлюсь». А сама сжимаю зубы, потому что не хочу быть одна, хочу, чтобы Рома был рядом. Я не прошу и не настаиваю. Знаю, что откажется. Мужчины гораздо слабее женщин. Им ни к чему видеть все это. Потом могут возникнуть проблемы с сексом.

Но, черт возьми, как же не хочется быть одной в этот момент.

Рома остается в коридоре, и нас отрезает друг от друга закрытая дверь.

Мною командуют: куда лечь, что делать. Подключают датчики, вставляют катетер в вену, и я, обнимая живот, лежу, сцепив зубы, терплю.

Распахивается дверь, и входит Ромка, одетый в белый халат. Быстро и решительно проходит палату и садится на стул возле моей кровати. Обнимает меня за плечи и утыкается носом в шею. Шепчет:

— Мне нужно с тобой серьезно поговорить. — Его голос реально серьезный и тяжелый.

— Это не может подождать?

— Вообще нет. Никак, — качает головой. — Так вот: мне кажется, что ты мне врешь. Врала весь сегодняшний день, если быть точнее.

Медленно его лицо из абсолютно серьезного и непроницаемого превращается в беспокойное:

— Ну и как тебе доверять после этого, Аделия, а?

Я смеюсь сквозь слезы и стону от скручивающей боли. Рома переживает, но держится. Развлекает меня глупыми бреднями, обзывает Волковой и грозится прямо из родзала утянуть в ЗАГС, потому что, как честная женщина, после всего этого я обязана выйти за него замуж.

А я ругаюсь, кричу, плачу, посылаю его в ЗАГС, а еще в долгое пешее эротическое. Он со всем соглашается, грозясь, что возьмет меня с собой.

Я боюсь, что в эпицентре самого интересного Рома сбежит, но нет. Он возле моего лица. Молчит. Безмолвно гладит, держит за руку.

Когда мне на грудь кладут Настеньку, Рома прячет лицо у меня в волосах.

Да-да, Ромочка, я тоже плачу. Видишь, как оно бывает.

Столько эмоций, что дышать сложно. Миг, когда ты понимаешь, что твоя жизнь больше никогда не будет прежней, кто бы что ни говорил. Столько забот и пустых тревог остаются позади, когда ты берешь на руки новорожденного ребенка.

— Я так люблю вас, — сдавленно шепчет Волков, уже не стесняясь слез в своих глазах.

И я люблю, Ром… и я люблю.

Глава 52. Не уйдешь

Аделия

Меня будит тихий плач, который очень быстро прекращается.

Полусонная, я поворачиваюсь на кровати, кладу ладонь на пустующее рядом с собой место.

Поднимаюсь и иду на поиски мужа.

Рома находится в комнате дочери. Взъерошенный, сонный, он прижимает ее к своему голому торсу и что-то тихонько рассказывает. Настенька кряхтит, едва слышно возится на его руках, но Волков аккуратно качает ее и продолжает то, что делал.

Наверное, это тот самый миг, когда я поняла, что все. Вот оно — то, ради чего было все. Путь, который мы прошли от холода и отчужденности через тернии терзаний и попыток наладить отношения, и как финал — счастливый баланс и гармония.

Подхожу к Роме со спины и обнимаю его. Он часто делает так, и вот впервые сделала я.

Он поворачивает голову и целует меня в висок:

— Я хотел, чтобы ты поспала, — шепчет он. — Ты сильно устаешь в последнее время.

Дарю ответный поцелуй, потом целую Ромку в плечо. Я и вправду устаю в последние дни. Настя уже третий месяц мучается животиком, и я очень плохо сплю.

— Поменял подгузник, — отчитывается Волков. — Предложил ей бутылочку, но она не голодная. Наверное, снова животик.

Рома перехватывает Настю и прижимает плотнее к себе. Дочке очень помогает такой контакт. Именно с ним. Волков горячий, и, видимо, малышке очень нравится это тепло.

Дочка успокаивается, но не засыпает. Смотрит на Ромку самым доверчивым на свете взглядом. Сердце щемит от этой картины, и я прижимаюсь к Ромке плотнее.

— Знаешь, — говорю тихо, — давно хотела тебе сказать…

— Что? — он оборачивается на меня.

— Что люблю тебя, — на последнем слове голос все-таки дрогнул.

Волков быстро моргает и второй рукой прижимает меня к себе:

— Я уж думал, не дождусь, — шепчет хрипло.

Стоим так некоторое время, а после я забираю Настю, сажусь в кресло и собираюсь кормить ее. Стягиваю бретельку ночной сорочки и прикладываю дочь к груди.

Волков садится на пол и следит за этой картиной как коршун.

— Дель, я тоже давно хотел тебе сказать, — говорит тихо. — Я только недавно понял, что так и не делал тебе предложение. В наш первый раз просто взял тебя за руку и объявил своей. А потом говорил, что ты будешь Волковой, и никогда не задавал главный вопрос. Я никогда не задумывался о том, что, возможно, ты вовсе не хочешь больше связывать себя со мной узами брака?

Ромка как будто невзначай ведет пальцем по моему обнаженному плечу, разгоняя по всей коже мурашки.

— Аделия, ты выйдешь за меня замуж? — спрашивает серьезно.

— У меня есть время подумать? — в шутку издеваюсь над ним.

— Сколько угодно. Хоть до утра, — его лукавый взгляд сияет весельем. — Потому что утром я намерен отправиться в ЗАГС и оставить там заявление.

— Волков, ты совершенно невыносим, ты знаешь это? — смеюсь тихонько и поднимаюсь.

Рома помогает мне переложить дочку в кроватку, затем включает радионяню, и мы уходим обратно в нашу спальню, которая находится в смежной комнате.

Я ложусь на свое место, а Волков садится с другой стороны кровати и достает коробочку. Открывает ее, берет в руки красивое кольцо:

— Обещаю теперь сделать все правильно. Не потому что так надо, а потому что этого хочется до безумия. Ты станешь моей женой? Снова.

Улыбаюсь, забираю кольцо и надеваю его на палец.

— Куда я теперь без тебя, Волков? — смеюсь, и Рома валит меня на спину.

Зацеловывает мое лицо, шею, грудь, живот.

Я так и не вернулась в добеременную форму. Парочка килограммов все отказывается уходить. Поначалу я стеснялась оголяться при бывшем муже. Все же это раньше у меня была отговорка про беременность, а сейчас что? Но видя, с какой жаждой Рома целует мое тело, я понимаю: мне плевать на животик и бедра.

Он больше не щадит меня. Полностью отдается этой похоти, упивается мной, наслаждаясь моей отзывчивостью. Сорочка летит на пол вместе с его боксерами.

Рома разворачивает меня и ставит на колени, накручивает мои волосы на кулак, оттягивает голову. Каждое его движение будто призвано распалять меня. Он размазывает пальцами влагу меж складок, тяжело дышит и толкается. Резко, до упора, выбивая из груди протяжный стон.

Я сминаю простынь в кулаках, выгибаюсь сильнее, принимая каждый толчок своего мужчины. Ноги держат с трудом, я едва не заваливаюсь на кровать, но Рома поддерживает меня за талию, подтягивает ближе к себе.

Я не знаю, почему именно в этот момент я вспоминаю прошлое и как мы занимались сексом раньше, будучи мужем и женой. Это настолько отличается от того, что происходит между нами сейчас, что даже страшно подумать — что же нас ждет дальше? Не приведет ли все к тому, с чего мы начали?

Рома опрокидывает меня на спину, вырывая из потока странных мыслей и возвращая в реальность. Накрывает меня собой и продолжает уже медленнее и чувственнее.

Каждый раз между нами вот так: проникновенно и глубоко. Рома доводит меня до пика и выходит, изливаясь на живот. Мы не обсуждали вопросы контрацепции. Я вовсю кормлю грудью, и пока что беременность теоретически невозможна, но мы оба понимаем, что в любой момент это может измениться, стоит только лактации пойти на спад.

Рома ничего не спрашивал, а я не поднимала эту тему. Мне кажется, Волков специально не обсуждает это, потому что хочет еще детей. А я… я хочу прийти в себя, но даже если получатся еще дети, я буду счастлива.

Волков падает рядом, притягивает к себе и прижимает так сильно, что начинает болеть тело.

— Ты же больше не уйдешь от меня? — спрашивает с болезненным хрипом.

Поднимаю голову и смотрю на Рому. Я очень хочу увидеть выражение его лица, потому что не верю в то, что он вообще задает этот вопрос. Черт, мы же вроде прошли все круги доверия.

В темноте видны лишь общие очертания, но даже так я замечаю тревогу, терзающую его душу.

— Ну что ты так смотришь на меня? — спрашивает сдавленно. — Потерять тебя было самым страшным, что со мной случалось.

Можно пошутить, сказать какую-нибудь веселую глупость, но сам вопрос и вид Волкова вопят о том, как для него важно услышать ответ на этот вопрос.

— Я больше не уйду, — отвечаю тихо, но уверенно. — Уже никогда.

Я даю обещание ему и самой себе. Теперь только так. Вместе до самого конца.