Сердце колотится так, что кажется еще немного и оно разорвёт грудь. Я не понимаю, как все это возможно.
Артём смотрит на меня с беспокойством. Крепко сжимает мою руку, и это единственное, что держит меня на плаву в эту минуту. Не дает окончательно скатиться в истерику.
— Анют, все будет хорошо, — произносит он ободряюще, но я чувствую, что он и сам не до конца уверен в своих словах. — Что бы не случилось, я буду с тобой.
Я киваю, но ноги подкашиваются. Мозги плохо соображают. В голове полнейшая каша. Кому вообще нужно было меня подставлять? А главное — зачем?!
Сынок мирно спит в своей комнате, и мысль о том, что он проснётся и увидит полицию, парализует.
Я хочу крикнуть во все горло: «Это ошибка!» — но слова застревают в горле. Стук в дверь становится громче, и Артём, сжав челюсть, идёт открывать.
Дверь распахивается с глухим ударом, и в дом вваливаются трое. Двое в форме — потёртые погоны, усталые лица, будто они уже десятый вызов за ночь отработали. Третий — в штатском, с папкой под мышкой, в мятой рубашке, взгляд колючий, как у человека, которому всё в этой жизни надоело.
Он у них за старшего. Представляется Ковалёвым Антоном Борисовичем, тычет мне бумаги в лицо на мое задержание и обыск.
— Громова Анна Сергеевна, вы подозреваетесь в совершении преступления, предусмотренного частью 4 статьи 159 Уголовного кодекса Российской Федерации — мошенничество в особо крупном размере, — выдает он монотонно, голос у него хриплый, как будто он курил всю дорогу сюда.
Смотрю на него и все, что он только что сказал, звучит, как приговор. Артём сжимает кулаки, но молчит, его взгляд мечется между мной и полицейскими.
— Я… никого не обманывала, — бормочу, чувствуя, как горло сжимается. — Это какая-то ошибка.
Ковалёв хмыкает, царапает что-то ручкой в своих документах.
— Ну, понятно, — бурчит он, косясь на второго в форме, молодого, с прыщами на шее. — Слав, давай понятых тащи, чего стоишь?
Тот, нехотя отрывается от стены и топает в коридор. Через десять минут возвращается с двумя соседями. Пожилой женщиной в халате, которую я никогда прежде не видела и мужиком лет сорока. Он жил через два дома от нас, но близко мы никогда не были знакомы.
— Господи, что ж творится. Такой приличный район и такое… — возмущенно шепчет женщина.
А мужик пялится в пол, будто ему стыдно. Унижение жжет, как будто меня раздели догола перед ними.
— Проходите, — машет рукой, как на базаре Ковалёв, и начинается кошмар.
Обыск проходит как в замедленной съёмке, но каждая секунда режет. Полицейские надевают перчатки,Слава осматривает кухню, его напарник — гостиную. Они открывают шкафы, ящики, перекладывают мои вещи, роются в моем белье…
Ковалёв забирает мой ноутбук, телефон, ту самую папку с документами, которую я показывала Артему.
— Это… моё, — шепчу, когда он кладёт ноутбук в пластиковый пакет. — Там все пропорции для ароматов и формулы…
— Всё проверим, — отрезает он, не глядя на меня.
Слёзы жгут глаза, но хуже всего это шаги сына в коридоре. Макс стоит в дверях, в пижаме, глаза у него огромные в тот момент, как у котёнка, которого загнали в угол.
— Мам? — голос у моего мальчика дрожит, он смотрит в непонимании на полицейских, на разбросанные вещи. — А что случилось?
Я рвусь к нему.
— Останьтесь на месте, Анна Сергеевна, — осекает строго меня Ковалёв. — А ты мальчик, иди к папе, не путайся под ногами.
Артём подхватывает Макса, прижимает к себе.
— Всё хорошо, сынок, — успокаивает он его. — Это просто ошибка. Они сейчас все осмотрят и уйдут.
Макс цепляется за него, его лицо бледное, губы дрожат. Я хочу обнять его, но пока не могу.
Полицейский в штатском фотографирует стол, где лежали документы, и я чувствую, как мир рушится. Мой сын видит, как его мать обвиняют в преступлении. Это хуже, чем любой арест.
Слава, роющийся в ящике, косится:
— Ну вот, ещё истерик не хватало… — но Ковалёв шикает на него.
— Помолчи, Слав. Делай своё дело.
Артём смотрит на меня, его глаза полны ярости и отчаяния. Он гладит Макса по голове, но я вижу, как он растерян.
— Ань, я позвонил своему адвокату, — говорит он тихо. — Ничего не бойся. Игорь во всем разберется.
Он уводит Макса в другую комнату. Соседка шепчет мужику:
— Вот ведь, такая приличная женщина с виду была…
Ее взгляд полон осуждения. А ведь я даже не знаю кто она! Ковалёв подходит ко мне и протягивает бланк протокола.
— Ознакомьтесь и подпишите, — бурчит он. — Тут всё, что забрали: ноут, телефон, бумажки. Только не тяните, Анна Сергеевна, нам еще отчёт писать.
Я беру ручку, пальцы не слушаются, подпись как у первоклашки. Понятые подписывают, женщина крестится, мужик торопливо покидает наш дом.
— Собирайтесь, поехали в отделение, — Ковалёв встаёт, поправляя ремень.
— А… вещи взять можно? — спрашиваю, голос дрожит.
— Пока не надо, — бросает он небрежно. — Если что муж довезет необходимое.
Рассеянно киваю, чувствуя, как ноги наливаются свинцом. Артём возвращается.
— Я еду с тобой, — произносит он безапелляционно. — Игорь уже в пути. Мы вытащим тебя.
Я смотрю на него, и в груди теплеет, несмотря на ужас. Хочу сказать «спасибо», но горло сдавливает. Качаю отрицательно головой. Кто с сыном останется в такой сложный и страшный для него момент? Иду к Максу, обнимаю его, вдыхая родной запах.
— Малыш, оставайся с папой, — шепчу, сдерживая рыдания. — Мама скоро вернётся.
— Обещаешь? — с надеждой спрашивает сынок.
— Обещаю, — лгу и глазом не моргнув, так как сама не знаю, что будет дальше.
Я ничего незаконного не делала. Они разберутся и отпустят меня. Ведь так?..
Макс кивает, но его глаза полны слёз. Я отрываю себя от него, как будто режу часть сердца, и иду в коридор.
— А тебя люблю, — шепчет мне на ухо Артем, порывисто обнимая.
— Время, — торопит Ковалёв.
Отстраняюсь и торопливо вытираю щеки ладонью.
В машине насыщенно пахнет сигаретами. Я сижу сзади, Ковалёв за рулём, Слава листает телефон.
— Ну, Слав, сколько дел ещё? — спрашивает Антон Борисович, сворачивая.
— Два, — зевает Слава. — Алкаш с ножом и кража.
— Весело живём, — хмыкает Ковалёв.
Для них я — не человек, а очередное дело.
В отделении меня заводят в кабинет для допроса. Ковалёв садится напротив, открывает папку.
— Ну, Анна, давай по делу, — Антон Борисович хрустит шеей и переходит на “ты”. — Шестнадцать лямов. Подписи твои, партнёр орёт, что закупок не было. Как провернула это?
Ушам своим не верю. Воронцов такое заявил?! Закупок вообще не было?! Внутри все холодеет от ужаса.