Как усмирить гнев, если меня разрывает надвое? С ненавистью смотрю на идеальную задницу навязанной мне жены. Ползу взглядом на выразительной талии, разбросанным волосам по спине. Ее плечи вздрагивают от неслышных рыданий. Усмиряю грозу в груди, отталкиваюсь.
Не жаль! Мне, блядь, ее не жаль!
Другой бы рад был такой, но не я. Динка внешне максимум во всех отношениях. Только до этого дела нет. Максимум похуизма у меня припасён и только.
— Иди наверх. И хватит давить из себя слезы, — с силой, до треска ткани дорогой тряпки, прикрываю женушку.
Дина разбито поднимается со стола, куда так небрежно свалил. Не поворачивается, только голову вниз опускает. Ну прояви ты характер! Повернись, врежь мне по роже! Может легче станет и тебе и мне. Но она этого не сделает. Воспитание-с, блядь!
В который раз себя спрашиваю, зачем согласился на авантюру с ненужным мне браком? Дрянная продажная жизнь, твою мать. Круговая бизнес порука. Только отец ошибочно ввел оставшиеся активы Доронина. Разве они принесли пользу? Пакет акций провального предприятия теперь в нашей кампании и что с того? Польза призрачная, только за непродуманный шаг расплачиваюсь я, вашу мать! Выгорит его задуманная многоходовка?
— Давид, — сорванным голосом вещает из-под разметавшихся волос. — Я так больше не могу.
— Твое предложение?
Она медленно качает головой. Пока собирается с силами, наливаю коньяк, иначе не вывезу. Каждый раз, когда Дине приходится проходить через унижение, мне хочется выпить и забыть все. Странная хуйня, но такое есть и ничего поделать не могу.
— Придумай что-то, чтобы разорвать наш брак.
— Ты дура? На носу слияние! — осушаю одним глотком бокал. — Раздел активов при разводе будет мешать.
— Я не буду ни на что претендовать.
— Дина, — теряю терпение. — Это ты не будешь, но кое кто очень даже будет. Мне это ни к чему. Корпорация не должна быть ослаблена слухами и дележом. Ты хотя бы представляешь как в прессе освещать будут развод? Мамаша меркантильная твоя постарается. Придется подождать еще некоторое время.
Она опускается в кресло и закрывает лицо руками. Пока плачет, смотрю. Красивая породистая девка, что тут скажешь, но у меня нигде не откликается. Возможно, встретив ее в других обстоятельствах, зацепила бы. Возможно даже очень.
Стройная, даже скорее худая. Брюнетка с пухлыми губами, очаровательной улыбкой, чарующим голосом. Я же не слепой, вижу, как мужики смотрят. Бошки, блядь, сворачивают, после их слюней, что на Дину роняют, можно клининг вызывать. Только мне плевать.
Сама мысль о том, что мне ее навязали, костью в глотке каждый раз застревает. Не могу смириться. Мне, которому можно все, обрезали крылья. Просили отнестись к браку, как к очередному бизнес-проекту. Отец умолял согласиться, расписывал перспективы гребаной многоходовки. Единственное утешение, что мы все-таки вышли на европейскую арену, заявили о себе, как надежные партнеры.
— Давид, давай хотя бы раз поговорим откровенно. Только раз, прошу тебя.
А что изменится, милая? Но отказать в такой малости совсем тварью оказаться. Будто ей мало, что вытащила меня из отеля. Кстати, не только оттуда, как терпения хватает не знаю.
— Говори.
Стягиваю пиджак, швыряю на кресло и наливаю себе еще дозу. Так будет легче.
Дина задумчиво перебивает пряди. Сегодня я смотрю на нее дольше, чем обычно. Не беглым взглядом скольжу, как всегда, а именно смотрю, наблюдаю. Красивая. Отмечаю, как факт и только. Сродни дорогой элитной тачке ценник вешаю. Вопрос в том, что в душе понимаю — моя жена еще и умная. Не каждой бабе дано, а эта…
Ни одной истерики, ни единого прилюдного выяснения отношения. Она в ситуации с Завадской держалась как королева. Униженная женщина растоптала выигравшую соперницу по всем направлениям. Может зря я с ней так, хрен понимаю. Сегодня все в другом свете открывается. Но договор же был, что я веду по-прежнему своевольную жизнь, которой жил все время и Дина согласилась, так что виноватым себя не чувствую. Я без вседозволенности никто. Что хочу, то ворочу.
— Мне бы хотелось, чтобы ты перестал открыто появляться в обществе со своими постельными партнершами.
Она решительно поднимает взгляд, в котором загорается пламя. Первый раз за год открыто противостоит. Даже интересно, что дальше.
— Серьезно? Ты будешь мне указывать что делать?
— Пока прошу, Давид.
— Я живу, как хочу, Дина. Разве не помнишь, что оговорили с самого начала наш брак и действия?
— Помню, но мне надоело, что на каждом углу обсуждают нашу жизнь. И пострадавшая сторона я, не ты! Считаешь это нормальным? Я не вещь, Давид. И у меня есть чувства.
— Ты вещь, — отпиваю коньяк, наливаясь первой вспышкой раздражения. — Дорогая витрина. Немая покорная безделушка. Потерпишь еще.
— В таком случает я тоже заведу любовника.
Никто не имеет право диктовать мне свою волю. Убью! Гнев заливает с ног до головы.
Любовника ей… Сейчас устрою.
Потеря контроля самое страшное, что может произойти и я лишаюсь его. Наваливается вторая реальность происходящего, что не в силах держать. Все плывет и смазывается в мутную картинку. Прихожу в себя, когда жена начинает дергаться в моих руках.
Смаргиваю туман.
Не понимаю, как так вышло, что прижал Дину к дивану и почти навалился. Она со страхом смотрит в мое перекошенное лицо, пытается отцепить руки. Я же сильно встряхиваю и прижимаюсь лицом к ней. Шиплю прямо в губы, которые никогда не целовал.
— При первой попытке потрахаться с любовником, на куски порежу и скормлю собакам.
— Подавятся. И ты вместе с ними.
Сверкает глазами настолько ярко, что слепну. Свирепо высказывает накопленную горечь, впервые борется. Извернувшись, залепляет мне звонкую пощечину.
Зараза, сука!
В животе проходит свирепая вспышка. Заламываю руку назад. Дина все еще выговаривает, отчаянно вырываясь из моих тисков. Не слышу. Все мимо. Лишь только прижимаю большой палец к ее губам и стираю злые слова, сыплющиеся с губ, одним движением.