Опасные игры в любовь
Бабушка учила никогда не брать чужого, но моя сестрёнка не послушалась и взяла. Моего мужа.
— Когда мы скажем Еве, что у нас будет ребёнок? — раздался в дамской комнате голос моей сестры Сони. Я замерла в одной из кабинок, где переодевалась в вечернее платье. Сегодня день рождения мужа, и я сильно опаздывала на празднование.
— Скоро, — ответил мой супруг Андрей. — Ты знаешь, Ева потеряла работу, а тут ещё наша с тобой беременность.
Я перестала дышать.
Из ослабевших пальцев выскользнул чулок, Андрей очень любит такие аксессуары.
Внутри словно извергался вулкан, и я только и могла, что нелепо открывать рот и выдыхать пепел.
С пепелища своего брака.
Мой муж и моя сестра…
— Мы не можем больше тянуть, — капризно протянула Сонечка. — Я не хочу в загс с животом идти.
— Успеем, — мурлыкнул Андрей. — А теперь покажи папочке, как сильно ты его хочешь.
Шорохи, щелчок пряжки ремня, стон.
Я зажала рот ладонями, потому что хотелось закричать так сильно, чтобы стёкла во всём ресторане полопались, но я заперлась в одной из кабинок дамской комнаты и слушала, как мой муж трахает мою сестру.
Сжать зубами запястье, чтобы не издать ни единого звука. И чтобы не заплакать. А как мантру повторяла про себя, что мне нельзя проронить ни слезинки.
За что Андрей так со мной?
Как он мог?
Почему именно с моей сестрой?
Почему она пошла на это?
Я не знала ответов. Я просто съехала спиной по стене и села на кафельный пол.
Во рту много слюны, и я её сглатывала, боясь, что ещё от одного вскрика Сонечки не выдержу и начну блевать.
Хотелось выйти, посмотреть на лица этих двух предателей, но тело подводило. Меня парализовало. Я не чувствовала ног. Только сердце так громко стучало, что было странно, как меня до сих пор не обнаружили.
Предатели.
Они убили меня сегодня, и я, медленно агонизируя, доживала последние минуты в проклятом сортире под мелодию секса супруга и сестры.
Не могу.
Крик застрял в горле. Я не могу это терпеть. Я не понимаю, за что они так со мной.
Андрей был таким отстраненным, холодным. Я думала, что это из-за проблем на работе наша личная жизнь угасла, но нет.
Это моя личная жизнь исчезла, ведь сексом Андрей занимался не со мной.
В сердце образовалась дыра, куда стекали мои невыплаканные слёзы. Я до рези в глазах непрерывно смотрела в стенку кабинки напротив и только вздрагивала от очередного хлопка тел друг о друга.
Мой муж изменяет мне с моей сестрой.
Он трахал её в уборной ресторана. Стискивал в своих руках, сдавливал между большим и указательным пальцами соски, впивался в шею больным, с зубами, поцелуем.
Что мне делать?
Моя жизнь разрушена. Меня уничтожил самый близкий человек. У меня нет ничего. Я даже работу потеряла из-за Андрея, потому что не была сговорчивой с новым заказчиком.
А Андрей сделал Сонечке ребёнка. Хотя со мной не хотел. Рано, страшно, слишком много работы.
Всё ложь, фальшь, декорация. И я внутри неё как сломанная кукла, которая не знает что делать.
— Да, да, Андрей, ещё! — крикнула Сонечка, и я зажала руками уши, чтобы не слушать, не думать, не понимать. Но даже так я словно сквозь стену видела, как Андрей впивался пальцами в бёдра Сонечки, как удары становились сильнее и резче, как у него по виску стекала капля пота…
За что он так со мной? Я же просто хотела, чтобы была любовь, были он и я, навсегда. Вместе.
Андрей зарычал. Коротко выдохнул. Он кончил.
Возня за стенкой кабинки. Смех Сони. Сбивчивое дыхание.
Дверь хлопнула, а я обняла себя, стараясь унять дрожь во всём теле, которое от пережитого предательства стало липким. Внутри всё тряслось, словно вот-вот меня всё же вырвет. Но я зачем-то вытирала ладонями сухие глаза, туго сглатывала слюни и приказывала себе успокоиться. Никто не должен знать, что я сейчас пережила. Никто не должен подумать, что я сейчас опять оказалась в универе, где мой первый парень на всеобщее обозрение вывесил нашу личную жизнь, разослав одногруппникам фотки и видео. Что я чувствовала себя тогда и сейчас пристыженной и униженной неудачницей.
Никто и никогда не подумает, что я испугалась предательства и что тихонько умирала.
Сколько я просидела в туалете, не помню. Телефон вибрировал. Андрей звонил. Писал смс, что скоро все гости соберутся. Я слепо смотрела на экран телефона. Не понимая, что делаю, я вышла из кабинки, открыла кран и засунула руки под горячую воду. Держала, пока кожа не покраснела. И даже когда мне стало больно, я все равно продолжала мыть ладони под струей кипятка.
Сердце словно бубен отбивало поминальную мелодию. По моей жизни.
Все разрушено. Все истрачено.
Любовь, что казалась вечной, нерушимой, пошла трещинами как греческая амфора.
Я хотела, всегда хотела, чтобы история нашей с Андреем любви бегала по дому. Хотела однажды понять, что моя жизнь полностью принадлежит одному мужчине. Который самый честный, отзывчивый, добрый. Андрей был таким. Я за него замуж пошла, потому что мне казалось — такой не предаст никогда.
Дыхание неровное, но плакать нельзя. Слёзы это слабость.
Я вернулась в кабинку. Собрала вещи. Держала в руке чулки, которые как свидетельство измены намекали мне, что сколько бы я ни наряжалась, не стискивала себя корсетами, бандажами, портупеями, это все ничтожно.
Андрей трахал Сонечку.
Не меня.
В этих чертовых чулках, которые я с психа запихала в мусорку.
Я вытащила косметику и поправила макияж у зеркала. Три неуверенных шага до выхода из туалета. Кольцо на безымянном пальце жгло.
Я замерла.
Раздался телефонный звонок. Голос — слегка хрипловатый баритон, который прошёлся по нервам лезвием.
— Мое предложение в силе. Только кроме чулок на тебе ничего не должно быть.
***
Рада приветствовать на страницах моей новинки.
Кошки или мышки...
Я разбила телефон.
Просто разжала пальцы и смотрела, как он ударился сначала углом, а потом экраном о кафель.
Пальцы продолжили дрожать. Звонок шлифанул мое состояние отчаяния до идеала.
Зубы отбивали чечётку, и я боялась прикусить язык.
Андрей появился ниоткуда. У него лихорадочно блестели глаза и слегка были всклоченные волосы, от этого вид он имел очень наглый.
— Ева, твою мать, гости собрались, а ты возишься, — почти прорычал мне в лицо Андрей, а я отшатнулась к двери туалета и влетела в неё плечом. Андрей распахнул глаза и вскинул бровь. От него тянуло едва уловимым ароматом мускуса и духов Сони.
Тошнота подступила к горлу.
Я сделала пару неуверенных вздохов. И чтобы хоть что-то сказать, призналась:
— Телефон… разбился…
Андрей посмотрел под ноги и заметил мой гаджет. Наклонился, подобрал, повертел в руках, которыми десяток минут назад сжимал мягкое тело Сонечки.
— Ну ничего, устроишься на работу — новый купишь… — он беззаботно пожал плечами. Конечно, куплю, твои-то все деньги уходят на любовницу. А мне неделю назад не дал ни копейки на ремонт машины. Сказал, попробуй насосать. А я и попробовала. У Андрея. Он признался, что шлюхи из меня не выйдет никогда. Я обиделась и перестала поднимать тему машины. А теперь…
— А насосать не предлагаешь?
Мой голос звучал так безжизненно и тихо, что будь Андрей чуточку внимательнее, он бы заметил, что со мной что-то не то, но у него только был оргазм, ему плевать вообще на весь мир.
Андрей сначала не понял мой намёк, а потом просто заржал, даже согнулся пополам, а потом отдышался и признался:
— Ты не для этих дел. Лучше уж работай…
Мне хотелось просто громко закричать.
Чтобы Андрей все понял, чтобы он узнал, что я все знаю, что понимаю теперь — он никогда не шутил, он действительно считает меня никчемной. Такой, что даже не заслужила нормальных слов.
Предатель.
Изменник.
Палач.
Чудовище в человеческом обличье.
Но я стояла, смотрела на мужа стеклянными глазами и не понимала, как он из любящего мужчины превратился в это животное. Пошлое, злое и жестокое.
— Ну хватит тут прохлаждаться. Из-за тебя, копуши, только все ждут. Там уже аперитив принесли. Только ты не пей, за рулём будешь…
В банкетном зале на меня сразу налетела Сонечка. У неё были покрасневшие щечки и точно такой же, как у Андрея, блеск глаз.
Меня охватило омерзение.
Она же была так близка. Лучше любой подруги моя двоюродная сестрёнка. Все тайны, все страхи всегда делила со мной.
Мужа, видимо, тоже по привычке поделила.
Стало неприятно от мыслей, что все это время она смеялась надо мной каждый раз, когда лежала после секса с моим мужем. Она считала меня никчемной, дурой наивной.
И сейчас, когда все вылезло наружу, я видела, словно прозрела, это же заметно непредвзятому человеку. Жесты, разговоры… Так не говорят родственники, так говорят любовники.
Андрей незаметно, как ему казалось, придерживал Соню за локоть, а она смущённо заправляла прядку волос за ушко, пряча под ресницами блудливые глаза.
Я перевела взгляд на гостей. Марк — друг мужа по работе, он усмехался, глядя на меня и Соню. Противное липкое чувство, что все в этом зале были в курсе любовницы Андрея, резануло по самолюбию. Понятно, чего на каждой встрече все прятали ухмылки при виде меня. Или вот Ирина, жена старшего брата Андрея. Она улыбалась как-то виновато, словно запоздало просила прощения.
Меня бросило в дрожь, а потом тело покрылось липким потом. Я поправляла платье, чтобы скрыть нервозность.
В душе у меня все покрывалось коркой льда, которая становилась все толще от любого мимолётного сочувствующего взгляда на меня.
Андрей появился рядом внезапно. Я уловила сначала его запах, который все это время был для меня самым родным, любимым, тёплым, а теперь…
Как же меня тошнило от него.
Жёсткие пальцы клещами вцепились мне в локоть. Мне не хотелось, чтобы Андрей вообще приближался ко мне ближе чем на полёт стрелы, но закричать, что он предатель, гад, чудовище, я не могла.
— Морду сделай попроще, — грубо посоветовал Андрей и сдавил пальцы на моем локте сильнее, почти до синяков. Я стиснула зубы, чтобы не закричать от боли. — Сидишь как на поминках. У тебя муж сегодня родился.
Лучше бы сдох.
Сердце билось так часто, что моя грудь непроизвольно ходила ходуном. Через запахи банкета, блюд я уловила, что от Андрея несёт крепким алкоголем, поэтому он такой бессмертный.
Мое молчание не понравилось мужу, и он дёрнул меня ближе к окну и развернул к себе. Схватил левой рукой за подбородок, сжал пальцы.
— Улыбнись, — приказал Андрей и надавил мне на щёки, делая из губ «уточку». — Не порть мне настроение в такой день.
О счастье...
Злорадство.
Я упивалась моментом, когда острый взгляд мужа лёг мне между лопаток.
Андрей понял, что я не буду замалчивать скандал.
Но я…
У меня язык прилип к небу. Я огляделась на зал. Ведущий подбадривал меня хилыми аплодисментами, а у меня приключилась боязнь сцены. Я сглатывала вязкую слюну и не понимала, что надо говорить.
Андрей сидел, развалившись на своём кресле, и выжидательно смотрел на меня. Боялся ли он, что я скажу, о чем уже знаю?
На секунду, на долю мгновения мне показалось, что мысленно он меня уже линчевал, если я проронила бы хоть слово, а потом уже в его взгляде скользнуло злорадство, и мое сердце сжалось до размеров микрона.
Андрей умел смотреть иначе. Трепетно, нежно, вдохновлённо.
Он так смотрел на меня в день свадьбы, когда я вышла из спальни вся в белом, и на платье были узоры из тонкой серебряной нити. И фата. Ручная вышивка. Люневильским крючком.
Я приоткрыла рот, набирая в лёгкие побольше воздуха.
Если сейчас я вывалю все, что знаю, чему была свидетельницей, что от меня останется как от человека?
Андрей заслуживает этого.
Он заслуживает, чтобы все было обнародовано. Чтобы он в этой истории был чудовищем.
Он меня не любил.
Он меня терпел. Издевался. Вытирал ноги.
А я списывала все на его характер, на проблемы, на все что угодно, но отказывалась понимать что он действительно чудовище.
Взгляд заметался по залу. Я проглотила тугой комок, пытаясь хотя бы вымолвить пару слов в микрофон.
— Спасибо, дорогие гости, что почтили нас своим присутствием… — медленно начала я, прикусив язык на «нас».
Нет никаких больше нас.
Есть Соня и Андрей, и я где-то в ногах у обоих.
Надо все сказать. Надо остро пройтись по моему мужу, чтобы навсегда запомнил этот день. День, когда убил меня.
— В этот чудесный день…
День действительно был чудесный.
Я так готовилась и собиралась на день рождения супруга. Я думала, что сегодняшний вечер поставит точку в наших размолвках. Я специально нарядилась, накрасилась, купила тонкое кружевное белье и чертовы чулки, к которым Андрей неравнодушен.
Я думала, что сегодня смогу вдохнуть в наш брак новую жизнь.
Построить мостик через пропасть, что пролегла между двумя любящими людьми.
Андрей не любил меня. Скорее всего, давно. Но зачем он тянул время? Почему не пришёл и не сказал ничего?
— Андрей самый замечательный мужчина… — несла я чушь, вместо того чтобы кричать — он чудовище. Мое тело, казалось, отключило все эмоции и управляло само, в режиме автопилота.
Мой взгляд налетел на свекровь.
Любимая моя Оксана Константиновна.
У меня прекрасная свекровь. Набожная мудрая женщина, которая и расшивала мне фату тем самым крючком. Которая шнуровала мне свадебное платье. Которая шептала, что теперь у неё появилась дочь.
Нет.
Я не могла изваляться в грязи как он.
Я никогда не была подлой.
После всего, что сделал Андрей, я просто не могла всем рассказать, какая он сволочь.
Из-за своей свекрови, которая не заслуживает такого унижения и стыда.
Только не она.
И если до этого я боялась, что меня просто осмеют, когда я заговорю про измену мужа, то теперь я не могла сказать из чувства благодарности к женщине, которая его родила.
— Андрей, — перешла я к самой важной части поздравления. — В твоей жизни начинается новый этап. И новые переплетения судьбы…
В глазах мужа мелькнуло удивление и недоверие. Он не понимал, что я как последняя идиотка решила иносказательно выразиться про его измену. Его взгляд впился в меня рыбацкой сетью, оплетая все тело и не давая пошевелиться.
— Ты скоро станешь счастливым человеком, — мой голос подрагивал, как и руки, которыми я держала микрофон. — И в этом счастье я желаю тебе стать самым лучшим мужчиной, который без слов будет угадывать все желания и все просьбы.
Зал притих.
Я ловила волны интереса, исходящие от него. Снова мимолетный взгляд, и свекровь утирает платком глаза, в уголках скопились слёзы. Значит, я все правильно говорю. Значит, понимает меня только Андрей.
И он недовольно хмурит брови, подхватывает бокал со стола и залпом опрокидывает виски. Жмурится. Выдыхает. И снова глаза в глаза.
Из моих — по капле исчезает жизнь. В его — разгорается буря, готовая смести меня, похоронить в песках ярости.
Я сглатываю. По спине, по самому позвоночнику, скатывается капля пота, и я передёргиваю плечами. Тело отмирает и позволяет сделать глубокий вдох. На весь объём лёгких. Чтобы я подавилась этим воздухом. Но я терплю.
...
— Не притворяйся, от обычного подзатыльника ещё никто не умирал, — прошипел Андрей, а я оттолкнула его руку и сделала ещё один шаг вперёд. — Остановись, кому сказал!
Прилетело мне в спину, но у меня в голове так гудит, так все шумит, что я не обращаю внимания на агрессию Андрея. Что я сделала? Я молча приняла его факт измены. Ни слова не сказала.
— Куда это ты собралась?
Резкий рывок, и у меня в запястье что-то противно щёлкает. Я пытаюсь вырвать руку из кольца пальцев Андрея, но добиваюсь лишь того, что он силой заталкивает меня во все тот же злосчастный туалет.
— Ты что это придумала, Ева? Опозорить меня решила? — он так кричит, что я невольно мощусь. Хочу предупредить, чтобы не повышал голос, но вместо этого нарываюсь на отповедь: — Ты меня дураком перед всеми нашими знакомыми выставила. Плюнула мне прямо в лицо…
Я открываю рот, чтобы остановить этот поток грязи, который летит в меня незаслуженно, но агрессия, алкоголь и адреналин сделали из Андрея неконтролируемое чудовище, которое сейчас желало только одного — наказать виновных. По стечению обстоятельств это была я.
Я, которая не могла и слова вставить, хотя это меня предали, извозили в дерьме, унизили…
— Ты что думала, встанешь и уйдёшь? — рычит Андрей, делая шаг ко мне, но я столько испытала за сегодняшний вечер, что смотрю на него с обречённостью смертника, которого уже вывели на эшафот. — Нет, моя милая Ева, ты сейчас, мать твою, выйдешь, натянешь на лицо самую добродушную улыбку и будешь весь вечер сиять как Останкинская башня…
— Я все знаю… — тихо прерываю я Андрея. тем самым лишив его главного преимущества — чувства вины, которое он пытается вложить в мою голову. — Я все знаю.
Андрей запускает пальцы в волосы, потом обхватывает челюсть ладонью и с хмельным смехом переспрашивает:
— Что ты можешь знать? А, Ева? — он шагает ко мне, и я неловко ударяюсь бедром о край раковины. — Ты же дальше своего носа не видишь. Ты же все я, я, я! Ты же ничего не замечаешь никогда. На все морду кирпичом делаешь!
Меня потряхивало от такой характеристики. Я замечала все. И как менялся Андрей из года в год, как он взрослел, как становился мужественнее, сильнее. Только вот измену не замечала. Злости его не замечала. Желчи, что сейчас льётся через край. Просто потому что когда любишь, все недостатки размываются, ведь любовь в глазах смотрящего.
В моих глазах Андрей из молодого парня стал сильным мужчиной.
Мне так казалось.
Я обняла себя руками, стараясь заглушить всю тоску и отчаяние.
— Молчишь? Почему, Ева? Нечего сказать? Боишься?
Последнее Андрей цедит сквозь зубы с пробивным шипением, от которого мурашки разбегаются по всему телу.
Мне так хотелось обнять Андрея. Сжать в ладонях его лицо и просто просить, чтобы он меня разбудил. Чтобы я проснулась и услышала, как из кухни доноситься тихий джаз, как негромко гремит посуда, а за окном май с его пряным ароматом цветущей черемухи.
А не вот это вот все.
— Я не хочу с тобой говорить, пока ты не придёшь в себя, — скупо цежу я, и это становится самой большой моей ошибкой за этот чудовищный вечер. Андрей дёргается ко мне, влетает телом в тело. У меня все дыхание перехватывает, а в груди болит от резкого удара. Андрей, чуть не подхватывая меня, впечатывает в стену позади, там где большое зеркало, и у меня в голове, в затылке, снова гудит от удара. С запозданием понимаю, что Андрей просто приложим меня головой в зеркало. И я даже боюсь представить, если до крови.
— А придётся, Ева… — шипит он мне в губы, а у меня слёзы так и рвутся показаться народу. Они стараются найти брешь в моем самообладании, но я сильная, я не позволю каким-то эмоциям прорваться наружу. Нельзя. И Андрей этого, если честно, не достоин.
Я хочу оттолкнуть мужа, цепляюсь пальцами за его запястье, но он отбрасывает мои руки и кладёт ладонь мне на горло, упорно давит, словно показывая, что он в выигрышном положении. Я приоткрываю рот, чтобы вздохнуть, но не выходит, и тогда выдаю:
— Не более часа назад ты трахал здесь мою сестру… — слова падают в колодец памяти, и картинка в подсознании оживает. У меня в принципе всегда было богатое воображение, а уж если я чего-то не доглядела, то оно лихо дорисовывает недостающие детали.
Андрей разжимает руки, и я могу наконец-то свободно вздохнуть. Я упираясь ладонями в грудь мужа и смотрю исподлобья.
— Ничего не было, — холодным бесцветным голосом выдаёт Андрей, и меня начинает трясти в немой истерике. Поскольку слёзы под запретом, я просто смеюсь. Так сильно, что икота настигает внезапно.
— Ты издеваешься? — отсмеявшись, уточняю я. — У тебя ребёнок с ней будет. Понимаешь, я все слышала…
Рациональная часть меня кричит, чтобы я не смела больше нарываться и прекратила, потому что загнанный в ловушку зверь намного опаснее свободного хищника, и Андрей будет сейчас защищаться до последнего. Не стоит давать ему возможность повлиять на меня грубой мужской силой. Вторая же часть меня, которая верит до сих пор в чудо, нашёптывает, чтобы я перестала играть роль замороженной мумии и попыталась все наладить.
Пощёчина была обидной.
До омерзения неприятно ощущать себя какой-то девкой, которую можно смело лупить по лицу.
Андрей после сразу отшатнулся от меня и посмотрел, как будто впервые видел.
В его глазах стало проступать осознание, что только что произошло, а разбитая нижняя губа была самым ярким свидетельством.
— Ева… — его губы дрогнули. — Ева, твою мать… Ева…
Он сдавил мои плечи и тряхнул.
— Ева… — слова застывали между нами, покрывались изморозью. — Ева… я… прости… Ева…
Андрей отступил от меня. Прикусил костяшки пальцев. Он боялся поднять на меня глаза.
Я отлипла от стены и развернулась к зеркалу.
Черт. Губа треснула. Сбоку, несильно, но железный вкус крови моментально проник в рот. Я наклонилась над раковиной и сплюнула красную слюну. Включила воду.
— Ева, хоть слово скажи… Я идиот. Господи, Ева, прости… такого не повторится.
— Ты прав, — преодолевая боль и обиду, тихо сказала я, в душе поселилось желание прямо здесь сесть на пол и разреветься. Как будто мне снова девять лет и я впервые упала с велосипеда. А отец тогда подошёл, взял на руки и успокоил.
Вот и сейчас мне тоже хотелось, чтобы меня кто-то успокоил, но отец был в отпуске в Турции. А рядом…
Я бросила короткий взгляд на Андрея. Он стоял, опершись спиной на дверь кабинки.
— Такого не повторится, — сказала я, уже глядя на его отражение в зеркале. — Просто потому что я подаю на развод.
Слова про развод привели мужа в чувство, и он, видимо, вспомнив, что вообще произошло, снова набычился.
— Я не дам тебе развод…
— Я тебя не спрашиваю, — холодно отрезала я и выключила воду. Забрала телефон со столика. — Я просто тебе говорю, что ты кобель, изменник и предатель и…
— И это тебе пишут про чулки, — усмехнулся Андрей, приходя в себя.
— Такого больше не повторится, — оскалившись, я украла объяснение супруга, чем снова вызвала новую волну злости, которая взметнулась в некогда нежном взгляде.
Дверь туалета распахнулась.
Я посмотрела на Сонечку, которая стояла в проходе и сжимала в своих руках мою сумку.
Какая предусмотрительная девочка.
— Ева, тебя долго не было, и я подумала… — тихо произнесла Соня, выбешивая меня. Она вот всю жизнь такая: спокойная, нежная, сопливая. Однако, как выяснилось, такая лицемерная гадина. Полная противоположность мне.
— Что ты подумала? — уже не было смысла говорить иносказательно, здесь не было моей свекрови, которой я боялась сделать больно. — Что неплохо было прыгнуть в супружескую постель?
— Я… — она отшатнулась, но тут уже я сделала шаг навстречу. — Просто… твою сумку принесла…
— Сонь, — я подошла впритык. — Помнишь мое ситцевое платье, которое ты так хотела?
Соня кивнула, затравленно смотря на Андрея, который застыл каменной скульптурой.
— Так вот, дарю! Пользуйся, — я приблизилась к самому уху сестры и прошептала: — Как и мужем. Тебе он нужнее…
На глазах Софии проступили слёзы, но мне было настолько больно за измену, за предательство, за пощёчину, что я не хотела жалеть никого.
— Но чтобы ты понимала, Сонь, — прорвало меня на откровения. — Андрюша не хочет давать мне развод. Ха-ха!
Последнее прозвучало излишне наигранно, но меня несло. У меня руки тряслись от напряжения. Я глотала тугие комки слюны, ещё не понимая, что просто сдерживала в себе боль.
Окрик мужа заставил обернуться:
— Ева, не смей сбегать!
Отвернуться, но не остановиться.
Я вылетела в холл, рукой в сумочке нащупывая ключи от машины.
Я не могу.
Я просто не верю, что все это происходит со мной.
Когда я успела так согрешить, что теперь мне приходится рассчитываться за это такой платой.
Соня. Она же всегда была рядом. Она приезжала, когда я задыхалась с пневмонией, она первая узнала о парне, который предал меня в универе, и долго успокаивала меня, гладила по волосам.
Мы же всю жизнь рядом.
Все самое смешное, обидное, страшное всегда было поделено на двоих.
А на похоронах бабушки.
Боже…
Я не соображала, что происходило. Я стояла в часовне на отпевании и не могла остановиться со своей истерикой. Тогда я впервые за долгое время плакала. И Соня плакала. Мы стояли среди толпы родственников как два воробушка, прижимались друг к другу…
За что она так со мной?
А за что Андрей?
Чего ему не хватало? У нас же был хороший брак. Мы уважали друг друга, любили. Мы были опорой друг для друга, и если любовь я могла поставить под сомнение, то дружба…
Липовый цвет
— Я оторву этому мудаку яйца, — прорычало из зала, а я поставила сумку на полку и разулась. Сделала несколько неуверенных шагов.
А квартире пахло благовониями и чём-то морским. От этого на губах проступил привкус соли. Я дотронулась кончиками пальцев и увидела на них кровь. Пока поднималась на лифте, опять разодрала ранку.
— А потом я ему глаз выбью! — снова послышалось из глубин квартиры, и я покачала головой.
Ляля, милая светловолосая кокетка, бегала в одних трусах и наспех натягивала на себя футболку. Рыжая псина с розовым крашеным хвостом породы шпиц и клички Джем крутилась у подруги под ногами. Завидев меня, пёс пробуксовал лапами по ламинату, понёсся навстречу и, подбежав, облизал щиколотки.
Ляля, с ее полым именем Ольга, подошла ко мне и обняла. Уткнулась носом в плечо. И засопела очень громко.
— Ева, милая моя… как же ты…
С Лялей мы общались очень хорошо в студенческие годы, а потом я вышла замуж, а она занялась своей жизнью. Но Ляля была настолько тёплым человеком, что, даже не разговаривая по полгода, мы могли встретиться и как ни в чем не бывало просто сказать друга другу, как соскучились.
И вот сейчас на обочине жизни я стояла и обнимала подругу, чтобы не чувствовать парализующей пустоты внутри.
— Я могу у тебя пару дней пожить? Просто понимаешь… — я нелепо развела руками, и сработал какой-то механизм, который включил слёзы у Ляли. Она сдавила меня в объятиях и горько заплакала. Что характерно, делала она это за двоих: за меня и себя.
Я растерянно поглаживала по спине подругу, а потом первый стресс прошёл, Ляля вернулась в одну из своих не самых очаровательная ролей:
— Как он мог? — подруга ходила по спальне. Светлые кудри подпрыгивали и от этого были похожи на хрустальные спиральки. — А она? Ева? Почему они…
— Я не знаю… — я сидела на диване, поджав под себя ноги, и, если честно не хотела говорить, просто потому что слишком больно и непонятно все. Что теперь делать? Сейчас я не могу выбрать работу, которая устроит меня по всем параметрам. Мне придётся устроиться хоть куда-нибудь, и не факт, что я буду получать прежние деньги.
При мыслях о финансах меня охватил мандраж. Я как представила, какая война начнётся, когда дело дойдёт до раздела имущества…
Мне поплохело.
Ляля принесла с кухни какой-то очень терпкий чай и много сладостей. Подруга прижимала меня к себе и гладила по голове. Я ощущала себя странно. Почти как мертвец. Внутри по кусочку отмирали органы и тлели на углях предательства все чувства.
Что могло пойти не так в моем браке?
Да просто ничего не могло.
Я опасалась мужчин. После дурака с универа. И Андрей мне казался идеальным кандидатом на роль мужа, потому что из хорошей семьи, сам очень внимательный. То есть, выходя замуж, я думала прежде головой, чем сердцем. Я уверена была, что предательство не повторится.
Телефон звякал смсками. Пришлось врать свекрови, что мне стало плохо, поэтому уехала. А вот на частые звонки Софии я мстительно нажимала сброс.
Зачем она мне звонит? Ещё не все у меня украла? Трусы мои ей презентовать?
Черт.
Голова раскалывалась.
Ляля набрала ванну и потащила меня купаться. Я сидела на полу и не могла встать.
— Ну же, давай снимем платье. Давай? — уговаривала подруга. Я кивала и не делала ничего. — А это что такое? Давай сейчас крем нанесём, чтобы с утра не было синяка на скуле? Давай?
Давай.
Под струями душа я стала согреваться. И от этого прозрение наступало медленно, но верно.
Андрей не любил меня. Ни разу. Любящий человек так не поступил бы.
— В голове не укладывается, Ева. Это же Андрей. Валенок с перспективой каблука. Он же тебе тампоны бегал все годы брака покупать. Он же тебя за руку водил к зубному…
И от этого становилось ещё обиднее.
Как два таких разных человека прятались в одном. Что за мистер Хайд вылез из Андрея? Он же никогда…
Да последнее время все шло не по маслу. Андрей мог прикрикнуть или больно шлёпнуть по заднице. Один раз схватился за ремень, но я так хохотала, убегая от него, что конфликт был исчерпан сам по себе.
А сегодня…
Полночь спустилась на город ароматом цветущей липы и остывающего асфальта. Я смотрела в приоткрытое окно на балконе и не понимала, что дальше делать.
Телефон попеременно вибрировал, выдавая сообщения от гостей и свекрови. Я смахивала их с экрана, пока под сеткой трещин не появилось одно.
«Приезжай, и я исполню любое твое желание».
Желание у меня было одно, чтобы все, что сегодня произошло, оказалось сном.
Я печально усмехнулась и только собралась заблокировать неизвестный номер, как пальцы помимо воли напечатали: «Хорошо».
Следом прилетело ещё сообщение с адресом.
Я закусила губу.
Кошелёк или жизнь
— Ева открой ротик, — прошелестело сверху. Ловкие пальцы потянулись к моему подбородку, но я упрямо мотнула головой. Волосы хлестнули по лицу, а в животе заурчало. — Не заставляй делать тебе больно…
— Прекрати в меня пихать таблетки, и никому не будет больно, — сквозь зубы процедила я. Ляля мне не поверила и просто бросила успокоительное в мой утренний кофе. Я посмотрела на подругу как на врага народа и демонстративно вылила содержимое кружки под фикус, что стоял на подоконнике.
У Ляли дёрнулся глаз.
— Ева, ты должна понимать, что это ненормально. Сначала ты исчезаешь ночью. Приезжаешь чуть ли не в истерике, потом отказываешься от еды. Долго сидишь в ванной. Что происходит?
Ляля стукнула кружкой по столу и встала. Подхватила фикус и отнесла в раковину, включила тонкой струйкой воду и укоризненно смотрела на меня. Я опёрлась о стол локтями и закрыла лицо руками.
Вот что ответить? Что я ночью поехала вернуть то, что у меня незаконно и просто нагло отобрали, но не смогла и впала в истерику? Я даже слова не смогла сказать, просто пулей выскочила из офиса и бежала так быстро, как только могла это делать в туфлях, а потом долго стояла в кустах на парковке и блевала. Почему-то просто водой и слюной. И уехала. Долго каталась по городу, вдыхая его запахи, чтобы очнуться возле подъезда Ляли, не понимая, как вообще добралась до места. В ванной я сидела, потому что, казалось, продрогла. Даже кости ломило от холода. А потом не смогла уснуть и бродила по квартире, пока в начале шестого Ляля не встала на пробежку с Джемом. Пёс не был уверен, что ему так необходимо кардио, но спорить не смел, а вот Ляля спорила. Говорила, что я схожу с ума. И мне бы отдохнуть.
Но мне…
— Все в порядке, — выдавила я и встала из-за стола.
— Насколько? — Ляля выключила воду и подошла ко мне. Посмотрела пристально.
— Хорошо, — согласилась я. — Все дерьмо, но я держусь.
— Не держись, а поплачь, — посоветовала Ляля, следуя за мной в спальню. Я залезла на кровать и укрылась с головой одеялом. — Серьезно, Ева. Это помогает.
— Мне поможет новая работа и спокойный развод, а не сопли в три ручья, — психанула я, выглядывая из-под одеяла. Ляля покачала головой и посоветовала
— Поспи, а я пока йогой займусь…
Не спалось. Я зачем-то обновляла приложение с вакансиями, уже готова была согласиться на любую работу, хоть официанткой или администратором в салоне, но желаемая работа в рекламном агентстве в Питере все молчала.
А потом замолчала и я, незаметно для себя погрузившись в душный и весь какой-то липкий сон, который пугал воспоминаниями и перспективами.
— Просыпайся, поехали, оторвём яйца мудаку, — тихо прошелестела Ляля и, не разбери я слов, подумала бы, что подруга желает мне доброго утра.
— Я думала, тебе в этом деле помощники не нужны, — пробормотала я из кокона одеяла. В задницу великих мстителей. Я хочу просто выйти из брака с наименьшими потерями.
— Нет, — согласилась Ляля и потянула на себя мою подушку. — Но ты могла бы собрать вещи, документы, пока я буду развлекаться…
Ближе к обеду Ляля вытащила меня на улицу и довела до машины. Сама села за руль, хотя водила Ляля хуже, чем я пекла творожные запеканки. Но апатия, боль, отчаяние заполнило меня, и я просто не могла вести авто. А ещё в глубине души поднималась волна страха.
Я боялась Андрея.
Мне казалось, что вчера он меня не убил только потому, что Соня зашла. А вот если бы мы остались с ним наедине подольше…
Губа перестала саднить, но ее стянуло и я говорила с трудом. И это самое лучшее напоминание, что женщина чаще всего беспомощна перед мужчиной. Особенно если он пьян, возбуждён и зол.
Перед глазами до сих пор мелькала ладонь Андрея, а в ушах стоял звон от пощёчины.
Возле двери квартиры меня бросило в пот. Я топталась. Боялась, что Андрей будет дома. Слишком хорошо понимала, что он не захочет разойтись миром.
Ляля психанула и забрала у меня ключи.
— Ну что ты боишься, не убьёт же он нас…
— Убьёт… — с обречённостью произнесла я. Ладони вспотели, а голос дрогнул. — Убил бы, если бы…
Ляля развернулась ко мне лицом. Сжала мои плечи своими тонкими ладонями.
— Ева, он ничего не сделает, поверь. А если только попробует, я на него Жорика своего натравлю. Он у меня кмс по боксу. А потом Вову. У него поясов нет, зато есть коллекция ружей для охоты.
Я запуталась в перечислении воздыхателей Ляли и покачала головой.
— А вообще, Ева… — продолжила Ляля, скидывая шлёпки в прихожей. На фоне моего холодного белоснежного ремонта обувь цвета розового неона выжигала глаза. — Тебе нужен нормальный мужчина. Который, если что, не только забрало начистит твоему ущербному, но и тебя раскачает…
Я медленно, словно таясь, шла по пустой квартире, подмечая, что Андрей не ночевал дома.
Сердце противно сжалось. Как будто впервые поняв, что его предали. Мое дыхание было таким частым, что я стала задыхаться. Ляля заметила мою панику и принесла с кухни воды. Я глотала большими глотками, но каждый из них как недозрелый абрикос прокатывался по гортани.
Расстояние.
— Прости, мне надо домой, — прошептала я, сдёргивая свои джинсы со спинки кровати.
— Ева, что? — Андрей резко сел на постели. — Что случилось, почему?
Ну вот как объяснить мужчине, что после первой проведённой ночи вместе случился казус, который совсем не уместен для начала отношений.
— Все в порядке, но я должна уехать… — я натягивала джинсы и просто молила свой организм, чтобы он дотерпел с очередной порцией месячных хотя бы до такси.
— Я тебя обидел? — Андрей сел на постели и посмотрел на меня снизу вверх. Он никак не мог меня обидеть. Вообще. Он оказался одним из немногих людей, которые что с обычной жизни, что в личной очень внимательные. И я не хотела уезжать, но… — Просто скажи, что случилось, и я все исправлю.
— Андрей, нет. Все хорошо. Просто я…
Я замерла, так и натянув на себя кофту, и прикусила губу. Вот просто ситуация, достойная глупой американской комедии.
— Так не уходи, — почти крикнул Андрей и встал с кровати, натянув на бёдра простынь.
— Все хорошо, правда. И мы можем увидеться вечером, но сейчас мне лучше уехать домой…
Я все же натянула на себя кофту и попыталась разыскать носок, который точно прятался под кроватью, но Андрей перехватил меня за руки и прижал к себе.
— Признавайся, что случилось, или я прикую тебя к батарее, кровати. На крайний случай запру в ванной, — серьезно, но с искрами смеха в глазах сказал Андрей, и я тяжело вздохнула.
— День сегодня будет плохой… Я буду ныть, капризничать, кровоточить и прятаться под одеялом… — покаялась я и вместо того, чтобы услышать требование объяснить все, Андрей засмеялся.
— Ты что думаешь, что меня напугают какие-то месячные? — смеялся Андрей заразительно много и громко. Мне даже неуютно стало. Но я сжимала губы и не говорила ничего. — Оставайся… Это не проблема. Хочешь, доставку закажем или тебе что-то нужно…
Было нужно. Обезболивающее, тампоны и шоколадку. И Андрей принес все из магазина. А ночью рассказывал, как он с друзьями ездил в поход на одну из гор. А ещё как вскипятить воду в бутылке, что лучше всего помогает от комариных укусов и как правильно складывать спальники.
Я слушала размеренный голос, прижималась к тёплому телу и почти не переживала, что отношения у нас начались таким нестандартным образом.
Это был тот Андрей, в которого я влюбилась.
А потом был другой Андрей.
Муж.
— Меня с работы уволили… — сказала я Андрею вечером. Я закрылась от него бокалом багрового вина, чтобы не было заметно, как я бешусь.
— Ты всё-таки довела своего шефа… — обречённо резюмировал Андрей, присаживаясь к столу и подтягивая себе доску с пиццей.
— Нет. От меня отказался заказчик.
— Почему? — Пицца была такой себе, ещё и с оливками. Но муж благодарно кивнул на ужин и, словно не его интересовала причина моего увольнения, откинулся на спинку стула.
— Потому что я отказалась с ним ужинать.
Я думала, Андрей подавится тестом, оливка упадёт не в то горло или на крайний случай салями застрянет между зубов, но он флегматично пожал плечами и признался:
— Ну и дура.
А потом был не самый приятный разговор.
— Ты хотя бы понимаешь, в какую ситуацию меня поставила? — я не понимала, почему Андрей бесился, ведь я обеспечивала себя всегда сама. И надеялась на толику понимания в вопросе работы.
— В какую, Андрей? — меня душили слёзы обиды, злости и гнева. Я просто не догадывалась, почему вместо поддержки получала обвинения.
— В такую, что мне теперь придётся все пересматривать, бюджет, бизнес… Так не делается, Ева! Ты должна была хотя бы попытаться сохранить работу, но ты как обычно. Как танк! Только твое мнение самое важное!
— То есть мне надо было лечь под другого мужика, чтобы тебе спокойнее спалось? — холодно уточнила я.
— Ну ты и дрянь, Ева, — бросил Андрей и ушёл с кухни, оставив меня со тараканами, страхами и непониманием.
Это был Андрей-муж, у которого уже была любовница, а я как дура продолжала биться рыбкой, чтобы исправить и свой неуживчивый характер и свою оплошность, работы-то лишилась.
Но вчера я познакомилась с другим Андреем, который без угрызений совести поднял на меня руку, сделал ребёнка моей сестре и теперь ещё смеет стоять и называть шлюхой.
Я сжала кошелёк в ладони и резко развернулась.
— Ты ещё не протрезвел, раз такой бессмертный, Андрюш?
Глаза в глаза.
Я не позволю Андрею и Сонечке отобрать у меня мою жизнь, мой дом и самое главное — себя.
Ту, которая ненавидит, когда ее загоняют в угол.
— Протрезвел, — протянул Андрей и сделал шаг ко мне. Я вскинула подбородок.
Какая-то часть меня так и шептала, чтобы одумалась и не устраивала конфликт, но то, что мне вчера пришлось пережить. Измена, Соня, ночное путешествие к самому дьяволу… Нет.
Забывчивость
— Меня задрали твои правила, — Андрей встал и шагнул ко мне. Я качнулась назад. Нет. Не надо меня трогать. — Знала бы ты, как меня выворачивает от твоих подушек на одном уровне, однотонного постельного белья со скрепками, которые должны быть только в ногах…
Я покачала головой. Андрей сейчас явно придуривался и выдумывал проблемы не из чего. Да, я не люблю, когда одеяло переворачивается, да, меня бесят пёстрые расцветки, мне комфортно, когда подушки не разбросаны. Но это не причины, из-за которых разводятся.
— Меня трясти начинало, когда ты в очередной раз перекладывала мои вещи строго по одной тебе понятному порядку. А ещё… — Андрей запустил руку в волосы. — Знала бы ты как меня бесит жить по какому-то уставу, отдалённо напоминающему казарменный.
— Ты издеваешься? — это единственное, что я могла уточнить, потому что в моем мире вообще не могло быть такого — измены из-за любви к порядку.
— Ты больная, Ева, — Андрей все же схватил меня за плечи и тряхнул. Меня обдал запах перегара, и я поморщилась. Попыталась отвернуться, но Андрей перехватил меня за талию, а второй рукой впился пальцами в подбородок. — Ты чокнутая. Посмотри, на кого ты похожа?
— На кого? — прошипела я прямо в губы Андрею. Слишком близко, слишком сильно, чтобы я могла реагировать спокойно, потому что ещё несколько дней назад эти губы целовали меня.
Андрей неотрывно смотрел мне в глаза. Растерянно.
— На истеричку. На полностью безумную истеричку, которая не может расслабиться даже в постели, — тихим голосом отвечал Андрей, и его пальцы сжимались, но я не отталкивала, потому что сил нет.
— Я расслаблена в постели, — просто чтобы что-то сказать, сказала я, уже не морщась от запаха алкоголя.
— Нет! — криком в лицо обрубил Андрей. — Нет. Первое время. Я ещё думал, Ев…
Его пальцы сжимали мне талию, а ладонь второй руки замерла в миллиметрах от лица. Андрей словно пытался провести кончиками мне по скуле, но сам себе запрещал.
— Мне казалось… ты изменишься… станешь ближе, но ты все дальше и дальше…
Голос у Андрея дрожал, и у меня внутри на эту дрожь все отзывалось. Скручивалось, билось рывками.
— Не трогай меня за задницу, Андрей, не оставляй засосы, не сжимай грудь… — пискляво передразнил меня Андрей. — А мне нравится лапать тебя. Мне нравится до боли сжимать твою задницу и смотреть, как ты кончаешь. Мне нравится… А ты только и ставила мне запреты. В одной позе. В одно время. Я как мальчик должен был подстраиваться, чтобы просто трахнуть свою жену!
Андрей так кричал, что у меня в ушах звенело. Я прикрыла глаза, чтобы понять смысл слов.
Нет. Быть не может.
— То есть тебе не нравился наш секс и ты решил заниматься им с другой? — онемевшими губами спросила и уперлась ладонью в грудь мужа.
Андрей выпустил меня из рук и отшатнулся.
— Мне нравилась ты! Только ты! Пока не стала похожа на прапорщика!
Я отошла, как будто вот только словила пощёчину. В глазах неприятно жгло, и я себя уговаривала, что сейчас совсем не время сопли распускать. Тут муж-изменник исповедуется.
— И как давно? — слова выталкивались, потому что я настолько шокирована, что просто умереть не встать.
Андрей поймал мой холодный взгляд. И усмехается.
— Хочешь узнать, как давно я гуляю?
Если честно, такие подробности мне без надобности просто потому, что самого факта измены достаточно, чтобы перечеркнуть всю жизнь. Но я зачем-то сказала:
— Ты знаешь, что людей останавливает от измены? — спросила я Андрея. — Да просто люди ужасно дорожат тем, что имеют. Один перепихон не стоит всего приобретённого. Тебя любят. Я тебя люблю. Принимаю со всем дерьмом, которое было и есть. И теперь ты предлагаешь смотреть на то, как ты, отдавшись каким-то животным инстинктам, разрушил всю нашу жизнь, прикрываясь надуманными проблемами?
Я позволила себе лишнего. Я кричала. Слова про любовь резали горло ножами, но только я хотела бы донести свою боль до Андрея.
— Надуманными? — взвился муж и опять схватил меня за плечи. — Надуманное, Ева, это когда ты бесишь со своими чашками одинакового размера, а когда мужу не даёшь потрогать, поцеловать, шлёпнуть где хочется, это клиника. Болезнь.
— И вместо того, чтобы лечить, ты посчитал, что проще все разрушить? — я тоже злилась. Меня изнутри всю трясло. Кажется, ещё момент и я превращусь в монстра, который вцепится в Андрея, желательно в шею, и загрызёт.
— Лечить? — Андрей усмехнулся. Его лицо перечеркнула гримаса презрения. — А ты была готова лечиться? Я говорил с тобой. Я предлагал…
— Перепихнуться в лифте это не конструктив! — ехидно напомнила единственный раз, когда Андрей попытался стать хозяином ситуации.
— А под одеялом ночью в миссионерской позиции охренеть какой конструктив! — Андрей отпустил меня и вышел из спальни. Он демонстративно хлопнул дверью, хотя знал, как меня бесит такое отношение к вещам.
Но я молчала. Не хотела продолжать разговор. Сейчас я услышу столько всего в свой адрес, что проще сразу в монастырь.
Кофе.
Все началось с проклятого кофе.
Поэтому закономерно я решила им все закончить.
У меня в руках было два стаканчика латте.
На этот раз я вошла в бизнес центр, не таясь и не озираясь по сторонам, не боясь каждого шороха. Меня не смогла остановить секретарша. Я боком толкнула знакомую дверь и прошмыгнула внутрь. Словно дожидаясь меня, высокое кресло крутанулось, явив своего владельца.
Снова нахальная улыбка, которая стала ещё шире при взгляде на меня. Я же хмуро посмотрела на свой персональный кошмар и выдавила:
— Хотели кофе, прошу…
Я сделала несколько шагов до длинного стола и почти со стуком поставила стаканчики. Поёжилась от внимания чёрных глаз.
— Это уже неактуально, — тихо уведомил меня Кирилл Бестужев и откинулся на спинку кресла. Развязал галстук и кинул его на стол. Мне почему-то это движение очень не понравилось. Все сосредоточилось на том, как мужские запястья развязывали тугой узел. Как широкая ладонь проводила по атласной ткани…
— Я просто хочу вернуть свою вещь, — нервничая, сказала я. Как мне хотелось верить, твёрдо.
— А я хочу от тебя минет, что скажешь?
Я приподняла стаканчик с кофе и отхлебнула. На голодный желудок напиток пролетел по горлу огненной волной. Я прошлась взглядом по просторному кабинету, физически ощущая, как сгустился воздух. Стал пряным. С легкой горчинкой. Такой бывает после секса, когда все вокруг пропитывается его ароматом. И это был первый сигнал к моей капитуляции, но я почему-то медлила, рассматривала привлекательного мужчину, который, если честно, тот ещё мудак, потому что принимает меня за девочку по вызову.
Кирилл не отводил взгляда. Он пристально изучал мою реакцию на его похабное предложение и, наверно, веселился, замечая мой невроз. Но мне хотелось, чтобы вот именно сейчас все встало на свои места.
Я переступила с ноги на ногу и сделала шаг вперёд. Мужские глаза потемнели. Кофе в моих руках продолжал ждать своего звёздного часа, и я решила, что это не такой плохой вариант.
Приближалась я медленно, задавая тон дальнейшему ходу событий по версии мужчины. А он подозревал, что, скорее всего, я начну торговаться. Но мне было не до того. Измена мужа выжала из меня все соки, а головная боль, которая не исчезала даже от сильных обезболивающих, добавила мне дерзости.
Кирилл удовлетворенно хмыкнул. От него пахло мускусом, бергамотом и чём-то цитрусовым. И я задержала дыхание.
— Я вам кофе привезла. Это большее, на что можете рассчитывать, — и резко отшатнулась. Поставила стаканчик на стол. Сделала два шага назад. Мужское лицо закаменело. Приобрело неправильную жёсткость. Ничего страшного. Пусть обнимается с моей сумочкой, которая всего лишь стала предлогом встречи.
Я приблизилась к двери и услышала насмешливое:
— В следующую нашу встречу хочу, чтобы на тебе не было белья.
— Кирилл, пейте свой латте и не обляпайтесь! — я открыла дверь и не успела сделать и шага, как тяжёлая рука прижала створку. Меня обдало терпким ароматом. Кирил не дал мне выйти. Развернул меня к себе лицом и прижал своим телом. Ладонь по-хозяйски легла мне на талию, а потом, обрисовав изгиб, спустилась к бедру и сильно сжала.
— Наглый? — без тени сарказма уточнила я, пытаясь отстраниться.
— Обычный мудак, — ответил Кирилл, и его губы замерли в миллиметре от моих. Я отвернулась, всем своим видом выражая отношение к ситуации. Кирилл коротко хохотнул и отступив, сказал: — Это не последняя наша встреча. Просто ты цену свою никак назвать не можешь.
Я хлопнула дверью.
Определённо такая терапия взбодрила меня. Жаль, ненадолго. В машине я уперлось лбом в руль и задышала часто, пытаясь разогнать в голове мутное марево мигрени.
До дома добралась за полчаса. Ляля устроила домашний салон красоты и предлагала мне нарастить ноготочки. Я бы не отказалась от мозгов. Но их, увы, просто так не найдёшь.
Мой мир раскололся надвое. Одна часть — это картинка бесчувственной девицы на стадии развода, которая пыталась сохранить остатки иллюзии контроля над ситуацией, а вторая — я, которая кричала от боли. Сидела в замкнутом пространстве и орала до сорванного голоса, до вкуса крови на губах.
Я, которой больно. Которую предали, растоптали, выбросили, как ненужный старый сервиз.
Мне хотелось забраться под одеяло и долго, упоительно рыдать. Так, чтобы до рези в глазах, чтобы когда в зеркало смотрела, ничего не видела из-за пелены слез. Чтобы никто не мог подумать, что я не живая.
Я хотела поделиться своей болью.
Рассказать всему миру, как мне плохо, как меня предали и то, что я все ещё живая, просто сломанная. Старая ненужная кукла с вывернутыми ногами и руками.
Я хотела всего этого.
Ляля щебетала в нужных тональностях, и обычно ее вот эта наивная, местами детская, непосредственность меня умиляла и грела. Я словно купалась в чистом море рядом с подругой, но сейчас мне с каждым сказанным словом становилось все хуже.
В голове что-то сильно пульсировало.
Из прошлого...
Соня моя двоюродная сестра.
Моя мама ушла рано из-за онкологии. Папа воспитывал меня один, но с помощью бабушки. Я часто бывала у неё в гостях, и на море она меня возила. Но мама была не единственным ребёнком, поэтому София, тоже внучка, все время находилась поблизости.
Мы друг другу не нравились. Помню, бабушка купила мне куклу, которая поёт и ходит по столу, причём когда стол кончался, кукла разворачивалась и шла дальше. Соня, на год младше меня, завидев игрушку, устроила истерику, и бабушка постановила, что кукла будет жить у неё, а я и Соня сможем в неё играть, когда будем приезжать в гости.
Казалось бы, кукольная вражда должна была поставить крест на сестринской любви, но время шло, куклы сменились юбками, платьями, косметикой, и оказалось, что Соня не нытик, а нормальная девчонка, которая и посмеяться может, и свои серёжки одолжить на дискотеку.
С каждым годом та самоходная кукла уплывала по реке памяти, что впадала в Стикс, а наша дружба крепла. Соня делила со мной все невзгоды. Один раз мы были у бабушки на даче, и я влюбилась в соседского мальчика, который приезжал редко и почти никогда не хотел кататься с нами на велосипедах. Как я убивалась, что он взял телефон и ни разу не позвонил, а Сонечка утешала, что не этот, так другой позвонит.
Или вот на школьном выпускном… В то время я жуть до чего была своенравная и гордая. Меня поставили танцевать последний вальс, но в пару мне достался тихий скромный мальчик, который никак не мог до меня донести, что я не танцую, а марширую. К концу репетиций до меня это дошло без его замечаний, но я ж гордая была, поэтому не могла подойти и спросить, где именно я ошибалась. Зато вечером я кричала Соньке в телефон, что я вообще как курица и у меня ни грации, ни таланта. Соня, бросив все свои дела, прибежала ко мне, и всю ночь мы учили бальные квадраты.
Танцевала я последний вальс чудесно.
Наша с Софией дружба и любовь были такими, каких не бывает у родных людей.
И теперь она сидела на кухне, вжавшись в угол, и ревела, а я, та, которой она вонзила нож в спину, смотрела на неё и не понимала, как?
Как все так произошло? Почему Соня? Почему с моим мужем?
Я покачала головой и убрала салфетку из-под носа. На ней остались блеклые алые разводы.
— Зачем ты пришла? — мой голос звучал холодно и резко. Соня дёрнулась словно от удара и обняла себя руками. Подняла на меня голубые глаза и, приоткрывая рот, попыталась что-то выдавить из себя. Я сжала переносицу пальцами. — Просто объясни, зачем?
Соня захотела встать из-за стола, но не рассчитала и задела угол бедром. От этого две чайные чашки, которые мы с Лялей забыли помыть, ударились друг о друга и звякнули. Соня приблизилась ко мне.
— Ева, я…
Не знаю, какие силы уберегли Софию от моей пощёчины. Я просто поняла, что очень хочу это сделать, но и пальцем не трону сестричку.
— Что, Сонь? — я вцепилась в сестру глазами, стараясь не отрывать взгляда. — Последний член встретила? Или тебя изнасиловали? Или ты с головой не дружишь? Что, Сонь?
— Ева, не надо, — простонала Соня и попыталась меня обнять. Я увернулась от рук сестры и шагнула в сторону.
— Что не надо? Упрекать тебя в том, что переспала с моим мужем? Ненавидеть тебя за то, что забеременела от него? Что? — я сорвалась на крик, и Лялькин шпиц поддержал мою истерику несколькими короткими гавками.
— Не надо кричать, Ева…
Соня рывком оказалась возле меня и схватила за плечи. Она смотрела неотрывно в мои глаза, пытаясь найти хотя бы намёк на милосердие, но я уверена, что там она разглядела только боль. Софья вздрогнула и стала оседать мне к ногам. Она упала на колени и обхватила себя руками, раскачиваясь взад-вперёд. Слёзы душили и не давали возможности и слова сказать. Я смотрела со смесью брезгливости и боли на сестру, что была как половинка меня. Лучшая половинка. И не испытывала ничего, кроме отвращения.
— Прости меня, Ева… — сквозь всхлипы причитала Соня.
Я присела на корточки возле сестры. Посмотрела на растрепавшуюся русую косу.
— Сонь, — позвала я. Сестра не реагировала, продолжала как заведённая повторять одну фразу. Я подхватила ее подбородок, вынуждая смотреть мне в глаза, и медленно произнесла: — Такому нет прощения.
Соня дёрнулась ко мне. Обхватила руками шею. Я не выдержала равновесия и плюхнулась на задницу, больно ударившись копчиком, но все же разжала сестринские объятия, чтобы отчеканить страшные, как выстрел в упор, слова.
— Сонь, одна из заповедей. Не возжелай жены ближнего своего. Это касается и мужей…
Соня почти кричала в полный голос, пытаясь сквозь слёзы на глазах найти меня на ощупь, но я отодвинулась, оставив сестру ловить воздух.
— Ева, Евочка… — всхлипывала София. — Ева, мне нет и не будет никогда прошения. Я все время знала, какая я тварь, что так поступила с тобой. Я все знала, но продолжала. День за днём. Из месяца в месяц встречаться, когда никто не знает, где он и я, когда всем кажется, что нас ничего не может связывать… Я все это знала, Ева… но я продолжала…
В горле стало сухо. И я сглатывала вязкую слюну, которая не хотела пролетать по гортани, а только распирала ее. От этого было чувство, словно я насухую проглатываю теннисные мячики. И поэтому дыхания не хватало.
Память предательства
— Ты в больнице лежала с почечной коликой, — зачем-то вспомнила София. Я подняла на неё глаза и покачала головой.
Пусть только вздумает сейчас сказать…
— Я приехала за вещами. Я помню, что Андрей был занят. И я поехала за твоими вещами. Но он был дома. Спал. А я разбудила. Он вышел в коридор в одних плавках. Я смутилась…
Нет. Такого быть не может.
Мало того, что сестра и муж те ещё предатели, так Андрей даже не соблаговолил мне вещи привезти в больницу, не потому что завал на работе, а просто потому что засранец.
Я просто не хочу слушать эту исповедь, которая должна уверить меня — в чем?
В том, что все эти было предрешено?
Или в том, что Соня жертва обаяния Андрея?
Я зажмурила глаза. Было горячо, хоть слёзы и не прорывались.
Хотелось зажать руками уши, но я продолжала слушать, словно извращенка какая-то.
— Я быстро прошмыгнула в гардероб и стала вытаскивать белье, костюм. Все быстро делала, а руки тряслись… — Соня распрямилась и посмотрела на меня своими глазами, в которых я не видела и намёка на раскаяние. Было такое чувство, что София на допросе и просто обреченно признавалась в содеянном.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — хрипло спросила я.
— Я… просто… Ева, я хочу, чтобы ты знала — злого умысла не было. Я просто не выдержала, — медленно, по слогам, выдала Соня и зябко повела плечами. — Ты же помнишь, как я познакомилась с твоим мужем. Ты же видела, что он мне понравился… Вы ещё не встречались тогда даже. Просто одна компания. Только ты… Ты всегда была самой яркой. Твои волосы огнем, твои слова. Ты невольно перетягивала на себя все внимание. Не только мужское…
Я уперлась лбом в колени и хотела несколько раз удариться, но головная боль заставила одуматься.
Как же больно.
Я словно была слепая много лет и сейчас впервые увидела свет. И от его сияния, белизны глаза жгло.
— Я твоём фоне всегда как серая мышь. Бедная родственница, которую приглашают только потому, что знают, что одна ты не пойдёшь, — Соня вытерла ладонью мокрые глаза и сквозь слёзы в голосе продолжила: — За все года я так привыкла к роли дуэньи, что внимание Андрея, пристальное, просто выворачивало меня наизнанку. А он зашёл за мной в гардеробную и сказал, что устал смотреть, как я притворяюсь
Какая мерзость и гадость.
Измена не была спонтанным решением, за ней крылась долгоиграющая симпатия, замешанная на комплексе неполноценности. На низкой самооценке и недостижимом.
— Я тогда как ошпаренная вылетела из квартиры. Не помню, я даже забыла тебе зубную щетку, но в памяти отчётливо всплывает картинка: я трясущимися руками вытаскивала в супермаркете зубную пасту, крем для рук, а у самой с голове бились мысли, что Андрей меня замечал. Он думал. Он все видел.
Я прикрыла глаза рукой.
Настоящий бред. Реалистичная картинка конца света.
— И вот, Ев, иногда же знаешь, что поступаешь неправильно, но все равно делаешь. Как будто сам черт под руку толкает, — Соня заправила за уши выбившиеся пряди, став похожей ещё больше на бедную родственницу. — Потом мы увиделись, когда ты вышла из больницы. И тогда твой папа приехал и все долго удивлялись, как так ты прошляпила проблемы со здоровьем. Я складывала посуду, и тогда в кухню зашёл Андрей. Он даже ничего не говорил, а мне от одного взгляда хотелось упасть в ноги и молить, чтобы продолжал смотреть. И я…
София отвела глаза, и по щекам снова побежали слёзы.
— Ева, я же думала, что у вас все плохо. Что ваш брак разрушался как песочный замок. Что Андрей не мужчина твоего романа. Это видно было. Ты всегда была снисходительна к нему, что ли. Как будто просто позволяла себя любить…
Головой я ударилась о стену. Подняла лицо к потолку. Медленно моргая, пыталась разглядеть, как в свете точечного освещения играет глянцем потолок.
Я никогда не воспринимала чувства Андрея должными. У меня просто не было сил давать реакцию на них. Но это не делало меня равнодушной.
— И он сам говорил, что вы разведетесь, понимаешь? — Соня несмело протянула ко мне ладонь, но я дёрнулась от неё как от гремучей змеи. — Он не скрывал, что в вашем браке нет любви, постели. И что ты скоро либо сама уйдёшь от него, либо вы просто мирно разведетесь. И я понимала, что всего один поцелуй сделал меня предательницей, но ночью я лежала и вспоминала это нелепое и неправильное прикосновение. А ещё вкус Андрея, его вкус застыл у меня на языке. Что бы я ни пробовала, ни пила, везде был вкус Андрея. А потом…
Я, наверно, действительно очень слепая была, что не заметила ни влюблённости Сони, ни двуличности мужа.
Глупая.
Только от осознания, что была беспечна, легче не становилось. Только больнее. Острее кололо в груди.
— И я не думала, что ты воспримешь это так… — наконец призналась София, и я не выдержала.
— А как я должна была принять? Благословить вас? Стать феей-крестной твоему ребёнку? Как ты вообще могла посмотреть на чужого мужчину?
О планах
Андрей орал так, что у меня заложило уши. Он проклинал меня, хотя мой потолок содеянного — просто оборвать разговор с Софией.
Во рту появился привкус крови. И от этого мутило. Я сидела на кровати, держала телефон у виска и не могла понять, за что меня так ненавидит Андрей. Почему сейчас, когда он явно виноват в сложившейся ситуации, я должна все разгребать. Почему причиной всех бед выступаю я, хотя мне просто уже ничего не надо. Я наглухо закрыла в себе чувства, запрещая расстраиваться или страдать. Запрещая, чтобы не болело.
— Прекрати орать на меня, — холодно произнесла я охрипшим ото сна голосом. Внутри все бурлило и рвалось наружу. Черт возьми, я просто хочу получить долбаный развод, а не разбираться в переплетениях жизни любовницы и своего мужа.
— Ева, если с ребёнком что-нибудь случится… — в запале начал Андрей, но я перебила:
— С ним ты уже случился. Это худшее, что может быть в жизни любого человека, — слюна перемешалась с кровью из вновь саднившей губы, и я поторопилась встать, чтобы добраться до ванной. Ляля сонно выглянула из своей спальни и прислушалась. Я махнула рукой и проскользнула в коридор.
— Не передёргивай, — рявкнул Андрей, а я сплюнула в раковину кровь.
От вида алого сгустка на белом фаянсе мутить стало просто ужасно. К физическому недомоганию прибавилось ещё и моральное. Я просто видела перед глазами, как Андрей, поддерживая под локоток, сажал в машину Софию, как закрывал за ней дверь.
Черт.
Я лежала с почечной коликой, думая, что умираю, а на меня мужу было наплевать. Он словно сейчас специально подчеркивал разницу в отношении ко мне и к Соне. Но если она так очевидна, разница, пусть берет свою беременную Сонечку и лобзается с ней в десна, только уже разведённым со мной. Почему я должна проходить все это, чтобы просто мирно получить развод и часть имущества?
А может именно поэтому Андрей так усердно давит, что не даст развод, потому что не хочет делить совместно нажитое?
Бред.
Если дело обстоит так, то лучше пусть подавится квартирой, машинами и бизнесом, чем я и дальше буду вариться в этом дерьме.
— И вообще приезжай домой. Я устал жрать в ресторанах! — крикнул Андрей, а я чуть телефон в раковину не уронила.
— Ты там чокнулся? — с намёком спросила я, вытаскивая зубную щетку из стаканчика.
— Нет. Просто жена должна быть возле мужа, а не где-то там прохлаждаться….
Меня затрясло с такой силой, что разбитый телефон рисковал стать утопленным. Все тело словно сводила судорога, и я от боли присела на бортик ванной. Ноги были ватными и слабыми. Тело покрывалось липким потом.
— Я. Тебе. Ничего. Не. Должна, — отделяясь каждое слово, произнесла я, сжимая до побелевших пальцев телефон. — Ты трахнул мою сестру и сделал ей ребёнка. Я больше тебе ничего не должна.
Андрей заковыристо выругался, и в трубке послышались шорохи.
— Но это ты моя жена, — все же ехидно сказал Андрей, тем самым поднимая во мне волну неконтролируемой боли, отчаяния и злости. Я сдула с лица прядь волос, посильнее сжала мобильный и, цедя каждое слово, сказала:
— Я ей перестала быть ровно тогда, когда ты предал нашу семью. Когда предпочёл завести ребёнка не со мной, а где-то на стороне. Когда поднял на меня руку…
Губа кровила очень сильно. Я уже отчаялась дождаться, когда небольшая ранка наконец-то зарастёт. А если учесть, что изо дня в день я все больше сама теребила это место…
— Это было случайно, — теперь голос Андрея сочился ядом, словно намекая мне, что супруг хоть и сожалеет о случившемся, но ни капельки не раскаивается. — И вообще надо ещё разобраться, что за чулочный фетишист тебе написывал. А то больно резко ты запросила развод…
— А разве тебе он не нужен?
Злость смешалась с непониманием. Меня изрядно выбесило напоминание о Бестужеве и его грязных намеках. Но больше мне было непонятно, почему Андрей так зациклен на нашем браке, который давно себя изжил.
— Меня все устраивает… — бесстрастно отозвался муж, чем ещё сильнее втолкнул меня в состояние растерянности.
— То есть ты и не собирался разводиться? То есть ты просто так сделал ребёнка Соне? — мне хотелось докопаться до истины, чтобы понять, в какую игру играет Андрей. А он явно играл. Он юлил и выкручивался, как это делал перед инвесторами или клиентами. И такой Андрей, с холодной жестокой расчетливостью, мне меньше всего нравился. Раньше в личную жизнь он не тащил профессиональные качества. Значит, что-то здесь нечисто.
— Ева, — почти с любовью произнёс муж, и мое сердце слабо дёрнулась. Просто уловило тональность, вспомнило, при каких обстоятельствах так ласково звучало мое имя. — Не будь дурой. Я не за это на тебе женился. У нас хороший партнёрский брак. Зачем мне его менять на то же самое, только без поддержки в виде умной супруги?
— Но Соня родит тебе ребёнка! — почти прокричала я, не зная, как ещё объяснить этому чудовищу, которое прикидывалось моим мужем, что все это неправильно.
— И это хорошо. Дети лишними не бывают. А вот глупые мамаши, которые таскаются и ноют хорошим жёнам, это проблема. Соня — прекрасная домашняя девочка, но я не хочу всю жизнь вытирать ей сопли. Меня устраиваешь ты. И не думай, что ребёнок что-то изменит. Ты не получишь развод.
Непредвиденное...
Я не испытывала мелочного чувства злорадства к Соне.
Нет.
Скорее была жалость и немного разочарование. Неужели София действительно думала, что ребёнок сможет что-то изменить. А может, она думала, что я мешаю ее счастливой жизни?
Последние несколько дней открыли мне глаза на Андрея, и я уверенностью могла сказать — он любил только себя.
Не меня в начале наших отношений. Не Софию сейчас. И уж точно не кроху эмбриона с его набором генов. Это просто приятный бонус. Любой мужик с раздутым самомнением будет всю беременность козырять, дескать, это я сделал, это мое, а потом никакого не надо.
— Андрей, ты такая свинья, что я не то что вернуться, я говорить с тобой брезгую, — сказала я, выглянув из ванной. Ляля топталась на кухне, шумел чайник, а Джем прорвался ко мне и стал лупить лапами по защитному экрану ванны. Я зажала телефон ухом и подняла пса. Включила воду тонкой струйкой и понаблюдала, как собака пьёт.
— Ой, не зарекайся. Ещё кричать подо мной будешь, — хохотнул Андрей, а я посмотрела на трубку так. словно муж мог увидеть мое обезображенное гримасой отвращения лицо.
— Не мечтай. И пойми одно, мне плевать, что у вас с Соней, просто отвяжитесь уже…
— Хорошая кошка всегда найдёт дорогу домой, я в тебя верю, Ев, — бросил напоследок Андрей, и я побыстрее отклонила вызов. Вытащила Джема из ванны и наконец-то почистила зубы.
Ляля была хмурой. Давила в тарелке авокадо, представляя вместо него моего супруга, и мечтательно втыкала в бок круассана вилку, там тоже был Андрей. Подруга чувствовала за меня и за себя, а я просто уже устала.
— Слушай, партнёрский брак… А значит, ты тоже можешь трахаться на стороне? — просияла Ляля, а я посмотрела на неё поверх своей кружки как на умалишенную. — А этот твой с эпистолярным жанром?
Я приподняла бровь, не припоминая, когда успела рассказать про глупую ситуацию с Бестужевым.
— Не удивляйся, просто однажды стрельнула глазами на экран, — Ляля взмахнула вилкой, и с неё слетел кусочек авокадо. Джем возрадовался пище богов и чуть не опрокинул стул, под которым сидел, когда стартанул подобрать оброненную подачку. Я наступила на нее и не дала сожрать.
— А это кто такой? А чем он занимается? А вы хорошо друг друга знаете?
Если Лялю не остановить, вопросы будут множиться в геометрической прогрессии.
— Кирилл Бестужев. Хам, наглец, мудак. Богат. Не дурён собой. Думает, что все хотят с ним, хотят его… Столкнулась по работе. Пытаюсь забыть, как страшный сон.
Я старалась отвечать быстро. Не задумывалась. Глаза Ляли блестели огнем азарта, но у меня оставалось одно очень важное дело, поэтому я постаралась максимально быстро свернуть тему.
— И нет, Ляль, — закончила я. — Мне не нужны такие знакомства.
— Но… — начала подруга, не дожевав тост.
— Но ты меня обяжешь, если сегодня мы не вернёмся к этой теме, потому что мне надо уехать. А перед этим собраться с мыслями.
Ляля понуро опустила голову и протянула Джему кусочек тоста, теперь без авокадо. Я допила свой чай и встала загружать посудомойку. Ляля вертелась рядом как лисица. Она явно хотела устроить масштабное что-нибудь.
— Ева, а может, вечером погуляем? Хочешь, я тебя со своим Марком познакомлю?
Кружка выскользнула у меня из рук и громко звякнула. Я подняла глаза на подругу.
— Это кто? Ещё один ухажёр?
У Ляли было воздыхателей как навоза за баней, поэтому одним больше, одним меньше…
— Нет, он просто друг. И он одинок. И он такой… надёжный…
Я отмахнулась. Это проще, чем объяснять, что мне внутри так больно, что хочется на шарфике удавиться. Поскольку я скупа на эмоции, всем, даже Ляле, кажется, что я не сильно переживаю, но каждое слово Андрея, каждый грязный намёк, который хоть раз звучал в нашем браке, теперь разъедали душу лучше соляной кислоты. Мне даже говорить об этом было больно, словно я нарушу данное давным-давно себе же слово.
После полудня я выбралась из дома. На улице уже жарило, и я печалью смотрела на количество бензина в баке. Кондиционер ещё поджирал. Но бросить машину и пересесть на общественный транспорт было бы порогом финансового отчаяния. У меня были сбережения. И, думаю, с новой работой скоро срастется. Плюс фирма должна выплатить мне небольшую сумму. Если все стабилизируется, скоро я съеду от Ляли.
Нет. Подруга у меня хорошая. Это я плохая. Мне физически тяжело сейчас находиться среди людей. Мне казалось, я как чудовище с гнилой душой сейчас отравляю окружение своей болью. А ещё совсем дурацкое желание — закрыться одной в темноте и тишине и выть. Возможно, мне так удалось бы заплакать…
Я выехала на проспект, и тут меня охватил мандраж.
Что я скажу?
А главное, вообще не делаю ли я ошибку? Может, меня на порог дома не пустят. Или хуже того, начнут во всем винить.
Закралась нехорошая мысль просто вернуться к Ляле и подать заявление на развод, но я резко свернула к развязке, что вела за город. Нельзя трусить. Я все смогу. И у меня было ровно полчаса, чтобы понять, как это я могу сделать. А потом сразу разрывать отношения с Андреем.
О дружбе...
Мои губы затряслись.
Моя свекровь все знала.
Она знала, что Андрей изменял мне и…
И я как дура на дне рождения строила себе красивую картинку, уверяла, что не хочу расстраивать, но все это было лишним. Даже если бы я при всех заорала, что в курсе всего, что знаю все, это ничего бы не изменило.
Все в тот вечер были в курсе.
Одна я как блаженная пыталась сохранить иллюзию семьи, которой у меня никогда не было.
Кислая слюна скопилась во рту, и я оглянулась в панике, потому что это был первый признак тошноты. Меня воротило от всей моей жизни, от всей грязи и позора. Наверно, я чокнусь, если окажется, что и мой папа был осведомлён об интрижках Андрея.
Меня повело в сторону, и свекровь схватила меня за руку. Я попыталась дёрнуться назад, но голос остановил:
— Ева, девочка моя… Господи ты вся побледнела. Идём, заходи, сейчас я тебя накормлю, напою… Будешь ромашковый чай? — свекровь тянула меня в дом, а я только качала головой. Мне было страшно. Страшно услышать правду от неё.
В груди давило так сильно, что я с трудом могла сделать вдох. Из-за гула в ушах я не слышала, что мне говорила мать Андрея. Или это чайник шумел? Я просто смотрела, как свекровь открывала рот, что-то мне говорила, глаза ее были в поволоке слез, а нервные руки сминали фартук.
— Я не понимаю… — вяло сказала я, и мой голос разрушил ватную беззвучную стену.
— Так и я тебе о чем, доча, — свекровь не выдержала и утерлась кухонным полотенцем. Отвернулась от меня к плите и стала греметь крышками. — Покушаешь? Я пирожки напекла. Или хочешь, компот вишнёвый, твой любимый, вытащу…
Я просто кивала. Хотя кусок в горло не лез. Но я давилась пирожками, компотом под щебет матери Андрея.
— Я ведь не так его растила, Евушка… — снова слёзы и полотенце. У меня сердце сжималось, когда свекровь расстраивалась. Я сразу вспоминала маму, которая тяжело болела, и перед уходом ей все труднее становилось улыбаться. У меня отложилось, что любая печаль на лице всегда признак боли физической.
Я снова отпила из стакана компот и уточнила:
— Мам… а как ты поняла?
Свекровь взмахнула руками и замерла на полуслове. Потом присела напротив и призналась:
— Да никак я не поняла. Не вовремя приехала к вам, — свекровь придвинула ко мне графин с компотом и продолжила: — На Пасху ты ведь на работе была. Ещё поговорили, ты мне рассказала, что даже яйца не покрасила… Ну, я думаю, бедная моя… Растолкала отца, и поехали. Собрала полную сумку яйц, куличей, салаты в контейнеры. Ну как обычно. И думаю, ну раз все равно ты на работе, чего в дверь-то звонить. Вытащила свой ключ от вашей квартиры. Только зашла, даже до кухни не добралась, чтобы все сложить в холодильник, а мне навстречу Сонька в твоём халате… Ну тут я чуть не упала…
Свекровь снова протерла глаза и тяжело вздохнула.
— А я смотрю на Соньку и вообще не понимаю, что происходит. С чего бы ей без тебя в квартире ошиваться. Смотрю на неё, а она вся растрепанная, глаза блестят, румянец. У меня сердце как сжалось от одной мысли. А внутри успокаиваю себя, что, может, мне показалось, что может все не так… А следом Андрей из спальни выбегает и штаны застегивает, и давай кричать, что чего это я своими ключами открыла дверь. Я глазами хлопаю и не понимаю, как из моего доброго мальчика выросло это?
Свёкор пришёл на всхлипы и остановился на пороге, покачал головой, махнул рукой и снова ушёл. Я встала со своего места и приблизилась к свекрови. Обняла за плечи. Всхлипы стали сильнее.
— Я о него все яйца разбила. Швырнула в него сумкой с гостинцами. А он мне: «Мама, успокойся», а как уже успокоишься? Как?
Свекровь повернулась ко мне и обхватила за шею руками, прижала к себе так сильно, что я осталась стоять в неудобной позе, но отстраниться не могла. Просто гладила женщину, которая для меня стала матерью.
— И я ему говорю, что только пусть попробует все эти непотребства разводить. А эта лахудра стоит, глазами лупает и сказать ничего не может.
На Пасху, значит.
Значит, свекровь тоже не так давно в курсе всего.
— Но почему ты мне ничего не рассказывала? — я присела на корточки возле свекрови и смотрела в заплаканные глаза.
— А как тут рассказать? А этому своему ироду давай голову полоскать, что это все не по-божески, что предатель он и иуда. А он мне, это первый и последний раз. И Соньку выталкивает в коридор. Ох я его песочила. Я его материла, прости господи, на чем свет стоит. Я ему все высказала, какой он поросёнок. Ева старается. Без выходных работает, его обихаживает, а он привёл… И вот детей правильно бог не давал. Не с таким…
Свекровь уже кричала в голос, перемешивая слова и слёзы. Я не знала, что сказать. Она не виновата ни в чем.
— А он мне — не лезь. И Еве не смей и слова сказать. Я ее люблю и буду с ней. И я давай на него давить, давай выжимать, чтобы и думать забыл, а он…
Я сглатывала слюни. В горле стоял пирожок с луком и яйцом. Но все же я нашла в себе силы сказать:
Планы изменились
Ляля дрыгнула ногой, и Андрей задёргался. Потом копошение в районе груди и зычный вопль:
— Дрянь, ты чуть ухо не прокусила! — Андрей оперся рукой о диван и отпрянул от Ляли.
Подруга подскочила и схватила подушку. Швырнула в лицо бывшему мужу и закричала:
— Мудила! Я тебе не только ухо прокушу, решишь ещё раз грабли распустить!
Я наблюдала за потасовкой и не знала, как реагировать. Андрей подкатил к Ляле? Или решил выбесить? Или добить меня?
— Я не мешаю? — холодно уточнила я, опираясь плечом о косяк. Ляля бросила на меня полный слез взгляд.
— Этот урод! — она тыкнула пальцем в Андрея, который развалился на диване тихо и глумливо посмеивался. — Целоваться полез!
— А ты?
— А я его за ухо! — быстро выдала Ляля и прищурила глаза, глядя на Андрея.
— Хорошо хоть не канделябром приложила… — задумчиво бросила я. И обратилась к мужу. — Чем обязаны? Гарем расширяешь?
Андрей поморщился и потёр ухо. Если честно, так ему и надо. Можно было бы ещё яйца отбить, но Ляле несподручно было. Муж встал с дивана и, поравнявшись со мной, холодно сказал:
— Тебя домой приехал забрать.
— А Лялю мимоходом трахнуть? — я вздёрнула подбородок.
— Да кому она нужна. Такая же дура, как Соня…
Ляля запыхтела. Она сжала в пальцах край футболки, прищурилась, в мыслях уже возложив венок на гроб Андрея, и шагнула к спальне.
— Если что, зови.
Я кивнула и перевела взгляд на бывшего мужа.
— Пошёл вон. Я с тобой никуда не поеду.
По лицу Андрея пробежалась волна злости, но он быстро ее спрятал за слащавой улыбкой. Поднял мне лицо указательным пальцем, заставляя посмотреть в глаза. Я чуть было не дёрнулась и не прикусила запястье мужа, но одумалась.
— Поедешь. Поиграли и хватит. Говори условия. Все сделаю.
Андрей держал лицо, эмоции и слова. Я поморщилась, стараясь разорвать прикосновение, но муж быстро сообразил, что я хочу отстраниться и перехватил мне запястье. Сжал. Я сдержала гримасу отвращения. Сейчас его руки словно пачкали меня. Оставляли больные следы на коже, продавливая ее.
— Не будет условий. Все я сказала ещё утром.
Я вырвала руку из его цепких пальцев и отстранилась, пройдясь вдоль стены спиной.
— Ну что ты хочешь? — устало уточнил Андрей и сжал пальцами переносицу. — Чтобы я на коленях ползал и умолял? Я могу. Правда. Тебе полегчает?
Ни разу. Как вообще можно думать, что такое предательство можно простить?
— Что хочешь? Соню бросить? Брошу. Пусть родит ребёнка…
— И что, мне его усыновить? — едко спросила я, вообще не понимая, для чего Андрей явился сюда. Однозначно он провоцировал.
— Ну нет, конечно, — вовремя одумался супруг, и его голос вдруг приобрёл шелковистые ноты. — Соня сама будет воспитывать. Я буду помогать. Деньгами, образованием… А с тобой…
— А со мной тебе дети не нужны… — уточнила и отвела глаза. Вот ещё. Унижаться.
— Так, — пришёл к какому-то выводу Андрей. — Давай ещё три дня подумаешь, а потом приезжай домой, и мы решим, нужны ли нам дети или нет. Если да, то ты пройдёшь курс психотерапии и в принципе подлечишься…
— Что? — я даже рот приоткрыта от удивления. — Ты что несёшь? Какая терапия? Ты меня за чокнутую держишь?
Я сделала шаг к Андрею, цепляя кончиками пальцев с комода ложку для обуви.
— Повтори. Какой курс я должна пройти? — с угрозой в голосе попросила я. — Давай.
— Ты больна. И то, что я ещё не сдал тебя бригаде психиатров…
— Андрей, уйди, — твёрдостью, с которой я надвигалась на мужа, можно было спалить не одну армию. — Заткнись и уйди.
— Я-то уйду, — мягко признался муж. — Только и ты подумай. Решайся. Срок три дня. А потом я все равно заберу тебя и отвезу в больницу…
Я дёрнулась к мужу и взмахнула своим нехитрым орудием. Но Андрей словно чуял, что переполнил чашу терпения, и хлопнул у меня перед дверью носом. Я развернулась на пятках и прошла к спальне Ляли. Подруга сидела на кровати, что-то быстро печатая в телефоне.
— Что вообще произошло? — устало уточнила я и присела рядом. Ляля вздрогнула и посмотрела на меня виноватыми глазами.
— Ев, я бы никогда… и то, что он. Он точно слышал поворот ключа в замке.
— Да при чём тут это, — я отмахнулась. — И так понятно, что он провокатор недоделанный. Как он вообще попал в квартиру?
С лица Ляли исчезло скорбное выражение. Она перестала хмурить брови и прикусывать губы. Видимо, она думала, что я не поверю ей. Но, в отличие от Андрея, подруга ещё ни разу не предавала.
— Мы с Джемом возвращались из парка, — начала Ляля, поудобнее усаживаясь на кровати и складывая ноги по-турецки. — Возле двери подъезда меня и перехватил Андрей. Вцепился своими когтями в меня. И ещё такой, не пустишь, я скандал устрою. А меня соседка из квартиры напротив недолюбливает. Думала, он посидит и уйдёт. Но нет, он дожидался. Копался в телефоне. Кому-то звонил. Я проходила к балкону, когда ты дверь стала открывать. А этот лось педальный меня перехватил и вцепился. Ещё слюнявился…
Игрушка в ловушке
Не успев понять, что мне сказал Бестужев, я уловила краем зрения смс от Андрея.
«Поспешное решение ты приняла. Оно обойдётся тебе в двадцать два миллиона».
В груди кончился воздух, и я пошатнулась. Схватилась побелевшими пальцами за край стола и неуверенно переступила с ноги на ногу. Шеф, заметив мое невменяемое состояние, придвинул стул. Я села в него как шарнирная кукла, не позволяя телу проявить хотя бы каплю паники.
Паники, которая сковала мышцы и заставила кровь бежать по венам с невероятной скоростью. Паники, которая сверлом проникала в мозг, и от этого пульсация в голове становилась почти нестерпимой.
Я проморгалась и взяла бокал со стола. Откупорила минералку и налила ее в высокий сниффтер. Руки дрожали. Я приказала себе успокоиться. Если дело обстоит так, то мне позарез нужна эта работа. Без неё я не выкарабкаюсь. Но тут имеет против что-то Кирилл, и мне кровь из носа надо уговорить его выбрать нашу фирму.
Пусть и унизительно это будет выглядеть после того, как он меня сейчас решил выгнать.
— Как это? Куда это? — задохнулся шеф наглостью Бестужева. — Ева самый лучший специалист. А какое у неё резюме…
Кирилл улыбнулся левым краем губ. При этом в его взгляде мелькнуло торжество.
— Похер мне на резюме, если менеджер не выполняет желания клиента… — отрезал Кирилл и коснулся указательным и средним пальцем своих губ. Провел по ним.
— Добрый день, Кирилл, — твёрдо отозвалась я, за профессиональным тоном стараясь скрыть свою беспомощность. — Думаю, ваши выводы поспешные. Ведь вы ещё ни разу не озвучили то, чего желаете.
— Что желаю, вы точно не хотите дать… — обтекаемо, но от этого не менее пошло уточнил Кирилл и встал со своего места. Прошёлся вдоль стола, задевая бедром спинки кресел. Его пальцы отбивали только ему понятный ритм. Дойдя до меня, он оперся задницей о стол и сложил руки на груди.
— Уверены? — я подняла на него глаза и приоткрыла рот. Черт с ним. Мне нужно, чтобы эта золотоносная гусыня осталась в компании и принесла много денег за свою рекламу. Я готова поиграть в флирт. Наверно.
Под ложечкой неприятно засосало, и я сглотнула слюну, чтобы унять первых предвестников рвотного позыва. По спине прокатилась капля пота, сбежав под пояс юбки. Облизанные губы горели огнем.
Черт. Почему шеф даже не намекнул в разговоре, что мне надлежит делать. Вцепиться в Бестужева или раскручивать его на длительное сотрудничество.
— Вы меня в этом убедили, — оскалился Кирилл, задержав внимание на моих губах. Сглотнул. Кадык дёрнулся. А вена на виске набухла.
Мы смотрели друг на друга как два голодных зверя, только мне надо было грохнуть соперника, а Кириллу — трахнуть.
Чёрт! Черт!
Двадцать два миллиона!
Откуда и что это вообще за цифры.
Почему? Что сделал Андрей такого, что появились эти суммы?
Как мне их покрыть. Я же церковная мышь.
Я загнала панику глубоко внутрь и медленно, с наслаждением, ещё раз прошлась языком по своим губам. Кирилл приподнял бровь и рявкнул на весь конференц-зал:
— Все вышли.
Шеф начал возмущаться, но Кирилл не сводил с меня взгляд, только взмахнул рукой. Я сглотнула вязкую слюну и, дождавшись, когда в кабинете останемся мы одни, встала и скинула с себя пиджак. Даже не оглянулась, куда попала: на кресло или пол. Прошла к доске и подхватила маркер.
— Какие цифры вы хотите видеть в конце кампании? — спросила я, стоя спиной к Кириллу и начиная чертить схему работы. Тяжёлое дыхание коснулось шеи, задев тонкие волоски. Я прикрыла глаза и призвала себя успокоиться.
Сумма неподъёмная.
А у меня нет работы.
Терпи, Ева.
Сильная, грузная энергетика Кирилла обволакивала как топкое болото. Я пыталась вдохнуть, но чувствовала только пряный мускусный мужской аромат. Ладони легли мне на талию и резко развернули. Я уперлась ладонью в грудь Бестужева, замечая, как трясутся мои руки.
Горячий шепот.
— На своём конце я хочу видеть тебя голую…
Замутило отчётливо и сильно. Я отшагнула, стараясь выдержать между собой и Кириллом расстояние хотя бы в метр.
— Увы… — онемевшим языком произнесла я. — Девочкой по вызову не работаю.
Кирилл шагнул ко мне резко. Не дал возможности отстраниться. Сдавил одной рукой талию, а второй больно схватил за задницу. Аромат зверя, сильного, властного мужчины ударил по нервам, и я только ожесточенней старалась вырваться. А жесткие губы в миллиметрах от моих проронили:
— А три недели назад в клубе, прыгая на мне, ты была более сговорчивой.
Фейерверк паники, отчаяния прошёлся ледяной волной внутри тела. Я дёрнулась, как последняя истеричка ударила Кирилла в грудь, хотела сбросить его руки с себя. В глазах неправильно жгло, словно вот-вот слёзы покатятся по щекам. Но вместо этого я просто размахнулась и ударила Кирилла по лицу. Бестужев даже не шелохнулся, но руки разжал. Облизал губы и улыбнулся, показывая не улыбку, а оскал.
Кир. Рыжая стерва.
Полоска кожи между низкими джинсами и высоким топом была молочно-персикового цвета. Аккуратный, нежный, чувствительный живот с пуговкой пупка. Такой только укусить. Аппетитная задница, ровно такая, от какой стояк каменный. И вишенкой на торте — копна рыжих волос.
Все это пронеслось мимо меня на парковке со скоростью урагана. Блядская натура заорала, просто оглушая: «Поймать, трахнуть. Нет! Затрахать!».
Я дёрнул подбородком, поправил штаны, в которых из-за рыжей девки стало тесто. Почти как в восемнадцать.
Я щёлкнул сигналкой и пошёл к офису рекламной компании.
Фак!
Лифт. Один. С ней.
Я чувствовал ее запах. Какие-то пошлые цветочные ноты. В голове сразу сложилась картинка, как этот самый аромат мешается с влажным, горячим мускусным фимиамом жёсткого траха. Когда по подбородку девки стекают слюни, а между ног сладко все хлюпает. Я отстранился. А рыжая, словно не замечая ничего, кроме своего телефона, переступила с ноги на ногу и тряхнула копной гладких, шелковистых даже на вид волос.
Я мысленно взвыл.
Помолился богу, хотя привычнее дьяволу, чтобы вышли не на одном этаже. Но нет.
Девка побежала впереди меня, неся на вытянутой руке кофр с платьем или костюмом. При этом ее задница так соблазнительно выписывала восьмёрки, что я остановился и склонил голову вбок, чтобы как следует разглядеть. Чтобы потом под закрытыми веками всплывала эта картинка. Рыжая выходит из машины, грудь вздымается от тёплого и душного воздуха города, а между полушариями груди проступили бисеринки пота, который слизать бы…
Фак.
Восемнадцать лет. Но тогда никто просто так не давал, и приходилось заниматься ручным трудом. И походу прямо сейчас придётся вспомнить то печальное время.
Я стиснул зубы. До хруста. До скрежета.
Идти было неудобно. Член стоял колом, сковывая нормальный шаг.
В конференц-зале работал кондиционер, и я присел под него. Отпускало. Толстый и весь благообразный, аж бесит, мужик распинался над рекламной кампанией, которую его фирма сделает в лучшем виде за большие бабки. Дерьмо вопрос, лишь бы выхлоп был, а не классическое кидалово. Я уже собрался гаркнуть, чтобы перестал тянуть резину, но дверь распахнулась, и я…
Фак!
Фак, фак, фак!!!
Рыжая девка с парковки с аппетитной задницей, милым пупком и карими, почти кофейными глазами подбежала к столу с кипой папок и уже в атласном платье темно-синего цвета. Ткань провокационно обтянула все изгибы, выпуклости и ямочки на теле девки. А сиськи вообще зачётные. Такие только сжимать и пускать между ними член…
Да твою мать!
— Ева, — тонкая ладонь толкнулась навстречу моей руке. Нежная тонкая кожа, чуть тёплая.
Нет. Ты не Ева. Ты Лилит. Дочь трёх демонов, которую укрыли их крылья. Само желание. Порок. Сочный аппетитный грех. Созданная, чтобы соблазнять, кружить голову, сводить с ума.
Чистый наркотик или никотин. Дорогой алкоголь, который всегда со вкусом секса.
И я тебя, Ева, хочу.
— Сегодня я ваш джин, ифрит и старик Хоттабыч, поэтому загадывайте желания, и я буду их исполнять, — мягко и очень волнительно призналась Ева, а я чуть не заорал, что минет хочу от неё и все тут, но вовремя осекся. Все продаются. Важно знать цену. Пока что не знал, чего стоит Ева, поэтому и признался:
— Кофе.
— Почему бы и нет. Сейчас администратор как раз принесёт нам его. Скажите, у меня удачно получается предугадывать желания клиентов?
Нет, Ева. Хреново ты предугадываешь желания, потому что по моим глазам можно было сейчас прочесть, как я задрал твою долбаную юбку, посадил тебя на край стола, просунул пальцы тебе между ног и проник в твое жаркое и влажное тепло. А не вот это вот все.
Встреча тянулась как гондон, который пытались натянуть на коня. Я ерзал по неудобному креслу, а Ева щебетала и никак не могла заткнуться. Мне уже похеру было на рекламу, просто только бы скорее закончилась эта долбаная пытка ожиданием.
Не дав никакого ответа, я подхватил ключи со стола и направился на выход. Ева остановила.
— Была рада познакомиться. Надеюсь, вы сделаете лучший в своей жизни выбор и останетесь с нами…
Меня прострелило ещё одной волной похоти. Я смотрел в карие тёплые глаза, а у самого все повело в голове, оставляя после ватной пелены одно желание: «Трахнуть. Потом отпустить и снова трахнуть». Я кашлянул.
— Реально любое желание? — Ева счастливо кивнула. Ее растянувшиеся в довольной улыбке полные нежные розовые губы толкали только на одно желание, поэтому я и предложил: — Я, ты, вечер, ресторан.
Огонь в карих глазах померк, а аромат вдруг рассеялся в воздухе.
— Корпоративная этика не позволяет мне встречаться с клиентами вне работы.
Я ж не дурак.
Меня побрили.
Я вскинул бровь, но все же подал тонкую ладонь на прощание. А вечером позвонил владельцу фирмы: