Если бы в этот момент, кому-то, кто неплохо Ярослава знал, пришло в голову спросить, что, черт возьми, с ним происходит, Крапивин точно не нашелся бы с ответом. Он этого не знал. Вопреки всем своим принципам и убеждениям, наперекор логике, мужчина даже не пытался найти объяснение и обоснование такому стремительному развитию событий. А также собственным весьма нехарактерным порывам.
Нельзя сказать, что Ярослав все выходные не размышлял о ситуации, да и вчера же еще был готов все с Софией обсудить. Однако то, что с головой накрыло его буквально час назад, погребая в пучине логику и уже сформированные выводы и решения, случилось вовсе неожиданно.
Более того, несмотря на столь нетипичное для себя настроение и отсутствие склонности поддаваться порывам, мог признать со всей очевидностью, что совершенно не жалел. Увидев Софию посреди больничного коридора, немного грустную, немного уставшую и потерянную будто бы, Ярослав, как никогда до этого сильно, вдруг осознал, что хочет… Нет!!! Он просто должен ее своей сделать, убедить, уговорить… не дать шанса отказаться! Сжать в своих руках и сделать все, чтобы… Черт!
Атмосфера больницы на нем сказалась, что ли? Забавно… детские травмы никуда не делись, оказывается. Впрочем, без разницы до истоков порыва, психоанализ не был его хобби никогда!
Эта женщина должна быть с ним. Точка.
Ярослав Крапивин внезапно осознал, что жаждет этого так, как ничего ранее не желал в жизни. А добиваться своих целей он умел… если действительно ставил себе подобную задачу.
И хоть сколь диким еще пару дней назад не показалось бы ему самому подобное нелогичное, основанное на чистом порыве и инстинктах, поведение, — столь же странным было осознать, что сопротивляться Ярослав не имеет ни малейшего желания. Разумного человека, которым он привык себя считать, подобное должно было бы насторожить и заставить все еще раз взвесить. Он же, испытывая неведомый ранее душевный подъем, ехал сейчас на авто Софии, как и обещал, чтобы подогнать то под дом девушки. И это, наверное, лучше многого другого говорило о том, насколько Крапивин отклонился от стандартного жизненного вектора. При этом искренне радуясь.
Честно сказать, стоило бы навостриться, не взбрыкнули ли в нем гены истеричной матери, как раз запомнившейся Ярославу необдуманными и порывистыми поступками на фоне эйфории, а после скандалами и истериками… Творческая личность, ей вечно драмы в жизни не хватало. Требовала доказательств и накала «любви», постоянно казалось, что бизнесмен-муж слишком мало внимания уделяет. Пока, в итоге, до пика своей драмы и не дошла, наглотавшись таблеток после очередного скандала. Они с отцом ее не успели спасти… Точнее, даже не так, они довезли ее в больницу, но доза препарата оказалась слишком большой, все усилия врачей не принесли результата.
Отец после этого сосредоточился на бизнесе еще больше, достигнув успеха, несмотря на весьма нестабильные времена. И поощрял такое же поведение сына, которого продолжал воспитывать в одиночку в своем офисе, считай. О матери с ним отец не любил разговаривать.
С того времени двенадцатилетний Ярослав зарекся отходить от пути логики и разума. И следовал своему решению двадцать шесть лет. Так что же сейчас сподвигло сорваться с проторенной дорожки?
Ответ Крапивин знал… и не знал одновременно.
Дело было в Софии — очевидно. Но в чем же именно загадка этой молодой женщины, заставившая его рухнуть в пучину спонтанности, импульсивности и чистых эмоций настолько, что даже когда сама Софи приводила очень логичные аргументы против, он был всеми силами настроен убедить ее решиться на отношения с ним? Хотя… стоило откровенно признать, что Ярослав мало что знал об отношениях, если с точки зрения эмоций и чувств судить.
С другой стороны, София зарекомендовала себя как очень спокойная и уравновешенная женщина в его глазах, несмотря на то, что и в ней Ярослав ощущал горячий отклик, что… ммм весьма воодушевляло его, скажем так.
И, поддавшись этим самым своим небывалым, словно на уровне подкорки вспыхнувшим, примитивным эмоциям, в некоторой степени, он надеялся, что она скомпенсирует его горячечность, от которой Крапивин сейчас, отчего-то вообще не желал отказываться. Потому как, натренированное годами в бизнесе, чувство «риска ради близкой выгоды» внезапно ворвалось в очень личное и нетипичное пространство его собственных ощущений.
Оказалось, те не просто у него готовы бушевать внутри, но делают это с таким неистовством, что Ярослав пока не имел плана по их укрощению… Да и не знал, а хочет ли унять внезапно полыхнувшее внутри груди пламя… Или, скорее, просто понятия не имел, как то, в принципе, унять, ибо никогда с подобным не сталкивался. А искушение поддаться сей бушующей стихии превалировало над разумом и всем прошлым опытом жизни, пусть Ярослав всеми силами пытался этого хотя бы не показать.
Тут Крапивин краем глаза заметил вывеску цветочного… И его как озарило, что неплохо было бы добавить галантности своему ухаживанию и немного сбавить режим ледокола, с которым он на Софи наскочил! Включил поворотник, паркуясь посреди грязи, в которую, из-за начавшегося потепления, превратилась недавняя снежная сказка. Подумалось, что стоит действовать не только напором слов, но и поступками. Так сказать, по всем фронтам наступать, но используя и разум.
Сюрреализм в ее жизни продолжался, а Соня все еще не решила, как ей реагировать… Ни на предложение Ярослава, ни на то, что сейчас он стоял перед ней с очень красивым и элегантным букетом роз в руках.
— Спасибо, — художник в ней дрогнул, это правда. Композиция была потрясающе оформлена. И стало очень приятно, что Ярослав сделал такой жест. — Очень красиво, — признала искренне, как-то автоматически поднося цветы к лицу, забыв о том, что в последнее время декоративные сорта почти не имеют аромата.
И с удивлением осознала, что эти розы как раз пахнут, очень тонко и приятно.
— Ты красивая. Розы — просто желание поднять настроение. Сомневаюсь, что больница — твое любимое место для утра… Да и любого другого времени суток, собственно, — усмехнулся в ответ Ярослав, положив на тумбочку у входа ключи и документы на ее машину.
Это как-то по-свойски вышло, уверенно… словно он точно знал, что и куда стоит складывать.
— Да, больницы я не очень люблю, — криво улыбнулась Соня.
— Я тоже, — понимающе хмыкнул Ярослав, улыбнувшись уголком рта.
И это случилось опять!
Нечто внутри нее словно дрогнуло, отозвавшись на некую неявную тень в его глазах, на то, что Крапивин словно бы и не желал показывать. А оно проглядывало, и Соня почувствовала. Что-то очень глубокое и настолько личное, что его старательно скрывают, как грубый и неприглядный старый шрам, когда рана рубцуется, выгнивая. Только тут речь о душе шла.
Да… бывший муж часто ее в излишней впечатлительности и выдумках попрекал. А мама, наоборот, всю жизнь учила к себе и своей интуиции прислушиваться, потому что работает это у них зачастую во много раз лучше правильности логики. Натуры такие.
Наверное, именно в этот момент, держа в охапке огромный букет, вглядываясь в глаза мужчины напротив, Соня и приняла решение… Глупое, иррациональное, лишенное всякой логики и основанное исключительно на той самой интуиции, которой и свою дочь учила доверять… Решение согласиться стать женщиной Ярослава Крапивина. Пусть пока разумом и не осознала, что же именно в этом так ее душу проняло, как прошив насквозь ранящим осколком, смешав если не их кровь, то эмоции.
Да и само его предложение, озвученное в больнице… было таким «в точку». Насколько же сильно Соне хотелось именно партнерства, равноправия, обоюдосторонней поддержки, чтобы реализовывать свои идеи, но и близкому человеку помогать исполнять его проекты. И как не хватало именно этого в браке… А еще Ярослава… Как человек, не имеющий детей, смог настолько чутко понять, что именно Соня ощущает, что ее мучает? Понятия не имела, но и этим Крапивин сломил что-то в ее логике и здравом смысле, намекающих, что крутить роман со своим начальником — весьма рискованная затея.
— Ты поела? — вдруг нахмурился мужчина, отвлекая Соню от своих внутренних метаний и размышлений.
И, точно как с ключами, настолько органично это его «ты» уже прозвучало. Не резануло, как еще час назад. Словно и мужчина для себя некое решение принял, утряс все внутри.
— Я не спец, но что-то подсказывает, что, в твоем случае, режим питания — огромная составляющая успеха, — Ярослав внимательно всмотрелся в нее. Причем так, как она, наверное, на дочку смотрела бы, откажись Яся обедать.
И Соня вдруг стушевалась, отчего-то смутившись, словно он застукал ее за чем-то нелицеприятным, потому как…
— Нет… Ммм, нет, на самом деле, — не придумав никакого удобоваримого объяснения для того, почему забыла об этом, отвернулась и пошла в комнату, вазу искать.
Не говорить же ему, что все то время, пока Ярослав за ее машиной ездил, Соня потратила на душевные метания, волнения и сомнения о его неординарном предложении? Очень неразумное поведение. Да, таблетки уняли боль, однако стоило и о себе подумать, раз уж до обострения довела.
— А как часто ты, в принципе, отодвигала необходимость поесть в последнее время из-за загруженности отчетом? — оказалось, что Ярослав пошел следом.
И сейчас, прищурившись, внимательно всматривался в Соню, будто анализируя и ее слова, и поведение так, как обычно разбивал в уме любую проблему на составляющие, изыскивая решение. Уже успела немного разобраться в этом мужчине, а также в том, как он к решению любой ситуации подходил. И точно не хотела, чтобы он себе приписал обострение ее болезни! Это не было бы правдой.
— Нет, тут дело не столько в отчете, если честно, — уже с вазой, она направилась в кухню. Он и сейчас следом пошел, тут же забрав у нее вазу, видя, что ей не очень удобно все держать
В ее и так небольшой квартире, будто еще меньше места стало. Соня давно ту купила, еще до брака, и хорошо, хоть было, где теперь жить. Родители когда-то помогли кредит взять. А она со всем воодушевлением и творческим порывом, сотворила проект сама, уговорив строителей последовать ее идеям. Так из большой однокомнатной квартиры у нее вышла небольшая двухкомнатная. Делала себе кабинет в свое время, зато теперь у дочери комната была.
Но, когда тут очутился Ярослав, пространство будто сжалось! Она его каждой своей клеточкой ощущала, где бы он ни стоял.
И это все равно ее немного дезориентировало, несмотря на принятое решение.
— Больше сыграл стресс, я постоянно нервничала, что не сумею совладать с этим судебным процессом, в который сама и решила ввязаться. Заело меня, что бывший муж нас с дочкой просто выкинул, невзирая на весь вклад в дело. Да и волновалась, корила себя, что Ясю пришлось отвезти к матери… Для меня это очень важно, ты не ошибся, — улыбнулась слабо. — Ну и денег не особо было, пока не получила аванс. Экономила на нормальном обеде, — признала чуть смущенно. — А потом машину пришлось ремонтировать… Перебивалась кофе и бутербродами… — установила букет в вазу, сделав вид, что целиком на этом сосредоточена.
— Надеюсь, ты понимаешь, что такое больше не должно происходить? Здоровье важнее машины, отчета и, уж точно, нервов по делу, которым адвокаты заниматься должны и будут! — совершенно для нее непредсказуемо, Ярослав вдруг обхватил плечи Сони со спины, крепко обняв. Так для него нетипично…
У нее дыхание сбилось!
А мужчина прижал к себе тесно. При этом Соня, как затаившись от неожиданности, ощутила напряжение в его теле… Но дело было даже не в чувственности, которая, однозначно, имела место, заставив некие тонкие струны внутри нее протяжно задрожать, растекаясь по телу жаром, и каждая мышца будто плавкой становилась…
Но нет, не только это.
Ярослав словно злился. Но и держал данную эмоцию в узде, стараясь спрятать. Однако Соня ощущала…
— Почему ты зол? — насторожилась, если честно.
Не то чтобы бывший муж поднимал на нее руку. Нет. Но вот угрозами, когда до развода дошло, порою раскидывался, будто худшее в человеке наружу вдруг прорвалось. Злился, что она с ним спорила. Иногда это звучало реально страшно. Не ожидала такого от человека, которому доверяла. Больно оказалось понять, что свои цели преследовал мужчина, которого близким считала.
И сейчас… Хорошо, Соня действительно мало знала о Ярославе, как о мужчине. А ей следовало думать не только о себе, даже если все внутри резонирует и тянется к нему навстречу, назло здравому смыслу (ой, ладно, не то чтобы она с ним особо когда-то дружила, со смыслом тем!). Но у нее есть дочь.
Сейчас же она очень явно ощущала бурю внутри этого мужчины, которого, кстати, звали Ярослав. А Соня, как никто, знала, насколько это огненное, волевое и порывистое имя. Истинное пламя. Потому и для дочери выбрала, чтобы хоть той было легче с таким характером по жизни пробиваться… И, познакомившись с Крапивиным, она не раз мимоходом задумывалась, что поведение мужчины идет вразрез с этим самым именем. Так вот сейчас могла предположить, что дело в железном контроле, который сумела ощутить. Но что будет, если Ярослав утратит управление над собой? Какой настрой у его внутреннего пламени?
— Я не зол… — хмыкнул он негромко и словно бы немного удивленно, как еще крепче руками ее плечи обхватил. Но ответил, что тоже в плюс Ярославу пошло в глазах Сони. — Мне просто очень не нравится, что ты о себе не заботилась, Софи… Очень. И то, что я не замечал этого, обходясь твоими заверениями, что все хорошо, удовлетворялся независимым видом, не проверив, — Ярослав вдруг взял и опустил лицо к ее макушке, прижавшись щекой к волосам. — Такого точно больше не собираюсь допустить!
Она всем телом задрожала мелко, словно завороженная! Такой непривычной, сладкой дрожью… Будто живой себя ощутила впервые за долгие месяцы. Женщиной… Той, которую жаждут до внутренней жадности и приятной боли.
Льстило, чего уж. Тем паче, что и сама была очарована и сражена нежданной тягой к Крапивину. И все же…
— Почему я? — сорвалось как-то непроизвольно с губ. Так и не поняла его мотивов, хоть и спрашивала уже в больничном коридоре.
Почти неслышно выдохнула, слова мешались с прерывистым, напряженным дыханием обоих. Черт! Определенно, он ее взбудоражил так, что пульс стучал в ушах громче всего остального… И его тяжелые, будто сквозь зубы протягиваемые, вдохи.
Тишина между ними звенящая какая-то. А он словно больше напрягся… И такое чувство, что слова подбирает, пытается мысли в ровный вектор выстроить, непривычный к хаосу.
Наконец, шумно выдохнул, чуть подавшись вперед и развернув ее, чтобы глаза в глаза смотреть, видимо.
— Я не помню никого в своей жизни, кого бы мне настолько просто обнять хотелось, Софи, — негромко, но настолько эмоционально насыщенно, вдруг проговорил Ярослав, как она ни разу от него не слышала. С напором, с… тем самым огнем, которого от его имени ждала бы! — Поцеловать — еще больше! Руки сами к тебе тянутся, пока голова даже ничего не успевает понять. Откровенно говорю, как есть… Хоть и не хочу пугать таким напором сразу, — Ярослав усмехнулся как-то, словно и сам был в растерянности от всего, что ощущал. — Мне тебя совсем из рук выпускать не хочется. Когда увидел в больнице… Черт! Я не привык, что настолько испугаться могу от одной мысли, будто тебе плохо… И точно не хочу упустить возможность, несмотря ни на что! — уже решительно и даже немного властно заявил, чуть улыбнувшись краем губ. Но прям ощущалось, как тяжело ему дается эта «легкость».
А Соня всматривалась в серые глаза мужчины, не зная, как вздохнуть. Не помнила, чтобы настолько ее саму пробивало эмоциями и тягой к другому человеку, невзирая на всю импульсивность!
— Для меня это вообще нетипично, Софи, признаю. И понимаю, что может со стороны пугающе выглядеть… Одна надежда на твою уравновешенность и собранность, не дашь нам в пропасть сорваться, пока я с такой новой реальностью свыкнусь и научусь брать все под контроль рядом с тобой, — его рука скользнула вверх, погладив ее шею, накрыла щеку с легким нажимом.
А пальцы вибрируют, и прямо-таки очевидно, что хочет с большей энергией, с жадностью ее к себе прижать, в глазах горит жажда поцелуя!.. И куда большее желание, если уж откровенно говорить!.. Но Крапивин словно и не собирается ничему этому воли давать, хоть и видно, что с трудом с собственными порывами сражается!
А она… На части разрывает от бури возбуждения, жажды, тяги к нему и… смеха. Это Соня-то уравновешенная? Мамочки! Судя по всему, ей удалось неплохой образ создать в его глазах. Да только… по-настоящему, она же сама — чистое пламя, несмотря на имя, которым мать, увлекающаяся эзотерикой, намеревалась уравновесить и обуздать натуру дочери. И что будет, когда он осознает это?
Не придумала сейчас от растерянности ничего умнее, как прижаться к нему, спрятав лицо на груди мужчины, вслушиваясь в пока еще незнакомое, но такое сильное, уверенное, надежное, казалось, сердцебиение. И…
— У меня только овсянка есть и йогурт, еще вчера купила, подозревая, что назначат диету. Больше нечем угостить… А, и свекла вареная… Хочешь? — не придумала ничего лучше, чем… Ну, на обед его пригласить, что ли, не зная пока, как собственное нелогичное согласие озвучить в свете этой его уверенности в ее здравомыслии.
Успокаивало немного лишь то, что Ярослав уже и так понял ее ответ, кажется.
А этот вопрос его позабавил, помог снять накал, похоже. Хотя руки настолько обняли ее, прижимая еще крепче к себе, словно сказочный дракон сундук с золотом притиснул, явно не собираясь никому и ничему уступить.
— Согласен твое меню попробовать, чтобы понимать, чем дальше тебя пока угощать, Софи, — улыбнулся вдруг он как-то совсем иначе, непривычно мягко.
И это «Софи» в его устах и таким вот тоном, словно самым ласковым в мире, обращением к ней за всю жизнь прозвучало, заставив мурашки по впадинке позвоночника у Сони пробежать! В контексте того Крапивина, к которому за эти недели привыкла, — поражало, как и свет в его взгляде, все еще на нее направленном.