Делириум (существительное) — острое нарушенное состояние ума.
Отношения без каких-либо обязательств, определенно не для меня. Секс с ним просто потрясающий. Последние несколько недель, с тех пор как я на это согласилась, я пробовала все, чтобы не запасть на него сильнее: во время секса держала глаза закрытыми, стояла на коленях, пока он входил в меня сзади, объезжала его в позе «перевернутая наездница». Делала все что угодно, чтобы не видеть взгляда его глаз, когда он захвачен страстью. И ничего из этого не работало. Я все больше в него влюбляюсь, я тону. Секс меняет все. Невозможно иметь такой потрясающий секс, не затронув чувства. Правильно?
Мы очень осторожно относимся к тому, чтобы держать нашу связь в тайне. На занятиях мы ведем себя профессионально. Как профессор и студент. Ну, по большей части. Были моменты, когда я роняла что-нибудь у его стола, и его пальцы скользили по моему бедру в обещании событий, ожидающих меня вечером. Мое первое осознание того, что «веревки затягиваются» и что я к нему очень привязалась, пришло два дня назад в кафе на территории кампуса. На следующее утро после отличной ночи секса, я остановилась, чтобы купить кофе и шоколадный круассан. Покрытый темными волосами затылок Хьюстона возвышался над толпой людей, стоящих в очереди. Прежде чем я смогла подкрасться и удивить его, и возможно, сэкономить время и пробраться в середину очереди, то увидела ее. Кэролайн Паркер, профессора по органической химии. Они стояли и разговаривали, его темные глаза были обращены к ней, и меня поразила ревность. Это нечестно. Он может свободно заигрывать с ней на публике, но не со мной. О чем бы она ни говорила, вероятно, это не являлось причиной огромной улыбки на ее лице или того, что ее ухоженные пальчики располагались на его руке. В этот момент вокруг меня «затянулась» первая веревка, я впервые осознала что привязываюсь к нему. Его глаза нашли меня в толпе, и кроме слегка поднятого уголка его губ, ничто не говорило о том, что он меня заметил. Его больше ничто не выдавало. Если бы кто-то посмотрел на его лицо, то никогда бы не распознал, что накануне он провел ночь со мной. Это нормально. Я это понимаю. Наши отношения — табу. Что-то запрещенное. И даже если бы я захотела что-то поменять, то он заранее прояснил то, что способен мне дать. Они уходили, а я смотрела прямо перед собой, чтобы не видеть, как она наклоняется слишком близко к нему, пытаясь создать между ними химию… органически.
Еще одна веревка «затянулась» вокруг меня, когда он слегка провел по моей руке своим мизинцем, когда они проходили мимо. И самая плотная из всех веревок «затянулась» вокруг меня, когда я подошла к стойке, и кассир протянул мне карамельный капучино и шоколадный круассан, оплаченный профессором Дейлом для меня. То, что он заметил, что я иногда приносила именно их с собой перед занятиями, заставило мое сердце сжаться.
Сегодня он приедет ко мне, и я решила добавить что-то еще в микс из наших тел.
Пиццу и фильм. Это очень похоже на настоящие отношения, но всем нужно есть. Я заказала обычную пиццу, так что это не будет выглядеть для него таким тревожным. Чем меньше индивидуального подхода в выборе пиццы, тем менее подозрительно все выглядит.
Положив руки на бедра, я рассматриваю барную столешницу, которая одновременно служит мне кухонным столом. Большая сырная пицца, вино, бокалы для вина и настоящие тарелки. Очень, ну очень похоже на настоящие отношения. Я быстро складываю тарелки друг на друга и ставлю их обратно в шкаф, а вместо них расставляю бумажные тарелки.
Отлично.
У меня нет времени заменить чем-то бокалы, потому что раздается стук в дверь, он здесь.
— Привет, — говорит он, когда я открываю дверь. Я не думаю, что когда-нибудь привыкну к тому, как он выглядит в джинсах и футболке.
— Привет, — говорю я, улыбаясь. — Не паникуй, — говорю я ему, когда он входит внутрь, — но у меня есть пицца.
Его взгляд устремляется на столешницу, и он не выглядит разозленным, так что это хорошо.
— Ах, ты разжилась прекрасной посудой, — говорит он, направляясь к столешнице.
— Только лучшее для тебя, — поддразниваю его я.
Мы устраиваемся, и он хватает кусок пиццы.
— Ну как, тебе нравится учиться? — спрашивает он.
— Очень много работы, и иногда я не уверена, что действительно это мое.
— Почему ты так думаешь? — он потягивает вино «Шираз», когда вопросительно и с любопытством смотрит на меня.
— Я действительно не знаю. Мне иногда кажется, что я не создана для психиатрии.
Он придвигает ближе свой стул.
— В свой первый рабочий день, я был в ужасе.
Мои глаза округляются.
— Я этому не верю.
Он слегка улыбается.
— Ну, поверь в это. Моя первая неделя, прошла в отделении скорой помощи.
Я слушаю, как он рассказывает о жертве с огнестрельным ранением.
— Я был так расстроен, что потерял пациента, — шепчет он.
Я наклоняю голову на бок и протягиваю руку, чтобы его коснуться.
— Мне жаль.
Его глаза смягчаются.
— Все нормально. Но помню, как доктор Чарльз Абернати отвел меня в сторону и сказал, что иногда ты выигрываешь, а иногда что-то теряешь, — он качает головой.
— Мудрый человек. Ты не можешь спасти всех.
Он отстраняет свою руку, словно избавляясь от моих слов.
— Да, наверное, нет.
— Мне жать, Хьюстон.
— Не о чем жалеть. Марли, ты умная женщина. Думаю, ты далеко пойдешь.
Меня обдает жаром, и я улыбаюсь.
После двух кусков пиццы и бокала вина, мы садимся на кушетку, и я чувствую себя достаточно комфортно, чтобы спросить его:
— Когда-нибудь смотрел «Курс анатомии»[10]?
— Никогда не слышал об этом фильме, — я охаю, а он хихикает. — Конечно же, я его видел. Думаю, каждый будущий врач должен его посмотреть.
— Я знала, что ты мне нравишься не только из-за твоих превосходных навыков в сексе, — я улыбаюсь, когда кладу ноги на журнальный столик и откидываюсь на спинку кушетки. — Я подумала, что мы могли бы его посмотреть.
Это звучало очень похоже на «затягивающиеся веревки». Я уже готова к «нет».
Потому что он жует уголок губы, наверное, задаваясь вопросом где я держу ножницы, чтобы он мог обрезать эти веревки и сбежать.
— Хорошо, включай. Этот фильм обязателен для просмотра.
Мы молча смотрим и где-то в середине, его рука пробирается к моим волосам, играя с ними. Это последнее что я помню, прежде чем проснуться. Моя голова лежит на коленях Хьюстона, а он сам — крепко спит. Я осторожно встаю, чтобы узнать, который час.
Он шевелится, и его глаза открываются, ошеломленные после сна.
— Черт, я не хотел засыпать.
— Не обращай на меня внимания, спи, — говорю я ему, прежде чем осознаю, что только что сказала. Видимо, он еще не уверен, что теперь со мной делать, но я не идиотка.
Я знаю, что он хочет уйти. Так происходит всегда.
— Все в порядке, ты можешь уйти домой, — говорю я.
— Черт, — шепчет он, потирая лицо. Мне нужно перестать обманывать себя, он не захочет большего. Он встает и направляется к двери.
— Спасибо за отличный вечер, Хьюстон, — говорю я, мне не удается скрыть оттенок горечи.
Он останавливается у двери и поворачивается ко мне, потирая затылок.
— Я знаю, что это может казаться неправильным, но это к лучшему. Никому не будет больно, верно? — спрашивает он. Я не уверена, пытается он убедить меня или себя.
Я киваю головой, соглашаясь с ним.
— Да.
Кому-то уже больно. Мне. Это моя вина. Я хочу его любви и не могу этого остановить. Все притворство в мире, не сможет показать, что для меня это только секс.
Телефон Хьюстона, оставленный на журнальном столике, звонит.
— Ты забыл телефон, — говорю я, поднимая его с кофейного столика. И я вижу на экране сообщение от кого-то по имени Дженнифер:
«Позвони мне. Я хочу тебя увидеть»