Изумрудная скрижаль

Глава 1 Куратор

В жизни не бывает безвыходных ситуаций, любое испытание человеку даётся по его силам и учит избавляться от слабостей

1

Солнце нещадно палило с самого утра. Двое мужчин шли вдоль набережной небольшого курортного города. Один, статный блондин, одетый в шёлковую небесно-голубую рубашку с коротким рукавом, в народе именуемую «шведкой», держал в руке металлический предмет, похожий на портсигар. Второй, маленький и плотный обладатель загорелой лысины, нёс небольшой портфель.

– Вы уверены, что она здесь? – промокнув влажную лысину аккуратно сложенным платком, спросил коренастый мужчина.

– Уверен, – останавливаясь, ответил блондин.

Он поискал глазами свободную скамейку и, не найдя, пристроился на горячем от солнца каменном бордюре. Затем открыл металлический портсигар, внутри которого оказался мерцающий плоский экран со множеством непонятных символов.

– Как я и предполагал, она на пляже, – сосредоточенно проговорил он.

– В самом деле? Тогда можно не спешить, – откликнулся изнывающий от жары попутчик.

Они спустились к морю. Коренастый мужчина пошёл впереди, высматривая свободное место. Внезапно он остановился и, повернувшись к блондину, решительно заговорил:

– Товарищ Куратор, вы знаете, как я Вас уважаю, – он вытер в очередной раз вспотевшую лысину. – Мы уже не один год вместе, и я никогда не отказывался Вам помогать, но я бы хотел попросить… – тут он замялся, неловко опустил портфель на песок. – Я хотел попросить не привлекать меня больше… Понимаете, я немолод, очень немолод, у меня семья, дети. Вы ведь знаете, в какое время мы живём, – здесь он испуганно оглянулся. – Не дай бог, кто-то сообщит кое-куда… И что тогда? – он беспомощно развёл руками и сам же ответил. – А тогда, скажу я Вам, меня посадят!

– И за что же Вас, милейший Фёдор Фёдорович, посадят? – лениво спросил Куратор.

– За шпионаж! – обречённо произнёс Фёдор Фёдорович.

– И на какое государство, если не секрет, Вы «шпионите»? – усмехнулся Куратор.

– Смеётесь? Как Вам не стыдно, – выразительно зашептал Фёдор Фёдорович. – Они ведь ни за что не поверят, если я начну рассказывать про Идеальное пространство и небожителей, а в шпионаж поверят. И то, что я уже десять лет Вам помогаю, узнают. Как пить дать узнают!

Третий слой Земли, а попросту Энроф, почти ничем не отличался от четвёртого измерения. Здесь были такие же деревья, такое же море и такое же солнце. Люди, которые называли себя землянами, были как две капли воды похожи на жителей Идеального мира. Но только внешне. Да иначе и быть не могло. За тридцать тысяч лет до Рождества Христова этот слой был заселён колонистами из Идеального пространства. Небожители использовали Энроф для ссылки преступников, изгнанных из своего круга за тяжкие правонарушения. И хотя нынешние жители были потомками первых поселенцев, они сильно отличались от своих «высоконравственных» предков. Главное отличие заключалось в функции сверхчувственного восприятия. Сосланным в Энроф ставили блок, после чего восприятие мира ограничивалось работой лишь пяти анализаторов: зрения, слуха, вкуса, запаха и тактильных ощущений. Даже животные на Земле получали больше информации об окружающем мире. Блок передавался по наследству, и дети рождались с мозгом, функционирующим всего на десять процентов своих возможностей. У людей заметно преобладало одно полушарие, и эпифиз (или, как его часто называли земляне, шишковидная железа) не выполнял свои основные задачи координации и управления.

Но иногда природа брала своё, и тогда в Энрофе рождался ребёнок-индиго. Его мозг трудился, что называется, на полную катушку. Ясновидение, телекинез, перемещение по слоям Шаданакара были врождёнными способностями малыша. Эти дети вели себя крайне осторожно. После неудачных попыток в нежном возрасте поделиться своими знаниями с родителями они чаще всего замыкались в себе. Зная о реальном соотношении вещей гораздо больше сверстников, малыши со временем полностью прекращали демонстрировать свои возможности. И только посвящённые по отдельным поступкам и обрывкам фраз могли распознать уникального ребёнка.

Для контроля рождаемости и поведения людей Совет Старейшин присылал на Землю кураторов, в обязанности которых входило выявление отклонений в психических способностях людей. Самое же большое отличие землян заключалось в том, что их просто переполняли, захлёстывали эмоции. Это был мир любви и ненависти, зависти и жадности, мир человеческих иллюзий и грёз. И этим он сильно отличался от рационального мира прародителей.

Фёдор Фёдорович стал агентом небожителей не по собственной воле – его отыскал Куратор. Отца и мать Фёдор Фёдорович не знал. Он помнил только детдомовское детство, студенческую стройку на сибирских просторах, работу на заводе во время войны и голодные спазмы в желудке по ночам. После войны жизнь понемногу устроилась, он женился, обзавёлся детьми и многочисленными деревенскими родственниками жены. Он почти поверил в свою планиду, когда однажды его угораздило попасть в аварию, после которой он обнаружил, что слышит и видит всякую чертовщину. Люди вокруг временами становились почти прозрачными, их мысли и желания преследовали и мешали нормально жить. Тогда-то его и нашёл Куратор. Десять лет совместной работы не прошли даром: Фёдор Фёдорович заметно поправил своё материальное положение, научившись, не без помощи небожителей, решать свои проблемы. Он не свихнулся и не попал в психушку. Он выполнял несложные поручения жителей соседнего пространства, встречал и наставлял новичков из Оркона, но всё время боялся, что его вторая, тайная жизнь станет достоянием «компетентных органов». Последние месяцы он плохо спал, и сегодня дал себе слово поговорить с Куратором.

– Вы уж похлопочите там за меня, – продолжал настаивать Фёдор Фёдорович.

– Ну не стоит так огорчаться из-за пустяков, – равнодушно протянул Куратор. Сейчас его меньше всего беспокоили опасения подопечного агента. Он знал, что Фёдор Фёдорович достаточно умён и осторожен.

Для Куратора рождение Феди никогда не было загадкой. Отец мальчика, коллега из команды ликвидаторов, увлёкшийся пышногрудой революционеркой, в девичестве Глафирой Мухиной, превратившейся после «революционного крещения» в Октябрину Пролетарскую, внёс свой вклад в разрешение революционной ситуации 1917 года появлением в Питере пухленького младенца. В тот год для управления событиями в России привлекались многие ведомства небожителей. События неожиданно вышли из-под контроля, и случайно родившийся ребёнок остался неучтённым. Когда же страсти утихли, Куратор записал в свой актив уже подросшего Фёдора, отправленного в детский дом новоиспечённой Октябриной, впоследствии затерявшейся где-то в степных просторах Украины, и только после появления у Фёдора способностей вступил с ним в контакт. Работать с подопечным было нетрудно: задания он выполнял обстоятельно, точно и без лишних вопросов. Сегодняшний всплеск эмоций можно не считать.

Сбросив шведку, Куратор раскинул руки, подставляя солнцу широкую загорелую спину. Он гордился своим телом и с удовольствием демонстрировал окружающим натренированные мышцы рук и волосатую грудь. Он был строен и красив: открытый лоб и прямой совершенной формы нос дополняли слегка припухшие губы, обрамлённые тонкой полоской элегантных усов. Немного крупные уши с грушевидной мочкой не портили общее впечатление, а скорее придавали его лицу некоторую импозантность. А ленивый взгляд синих глаз вызывал восторг и желание нравиться у женщин. В общем, смотреть на него было приятно, в чём Куратор ничуть не сомневался.

Фёдор Фёдорович тоже разделся. Положив брюки и рубашку аккуратной стопкой на портфель, он сел рядом и опустил бледные с голубоватыми прожилками ноги в воду.

Сзади послышался плач. Толстый мальчишка, вырвавшись из родительских объятий, побежал в сторону моря. Споткнувшись, он завалился набок и снова заревел. Всполошившийся отец подхватил карапуза, унося подальше от воды.

Куратор проводил взглядом ребёнка. Он недолюбливал жителей третьего измерения. Вокруг них слишком много эмоций, которыми питаются ненасытные лярвы. В последние годы эти сущности совсем заполонили Энроф. «Пора возвращаться. Ещё год такой работы и можно будет позволить отдых, а возможно, и рождение сына».

Едва заметная усмешка появилась на лице Куратора. Слово «родить» было из третьего измерения. Небожители не рожали детей. Их клонировали.

– Вы получили разрешение на клонирование сына? – отозвался на его мысли Фёдор Фёдорович. По рассказам шефа он знал, что ребёнка-клона можно было заказать в Центре Зачатия Идеального пространства, предварительно получив разрешение Совета.

– Я назову его Лео, – удовлетворенно ответил Куратор. – Это земное имя очень нравится моему отцу, который был знаком с живописцем Лео да Винчи.

– Насколько я знаю, Ваш батюшка ещё жив, – устыдившись за недавний срыв, расплылся в улыбке Фёдор Фёдорович. – Сколько ему? Пятьсот двадцать?

– Чуть больше, – нехотя подтвердил Куратор.

– Да-да, чуть больше, – что-то подсчитывая в уме, не унимался любознательный Фёдор Фёдорович. – А Вам сколько? Сто восемьдесят девять?.. А ведь не дашь, ей-богу не дашь… Максимум тридцать пять! Впрочем, по меркам небожителей Вы ведь ещё юнец?

Вопрос агента остался без ответа. Его шеф снова прикрыл глаза, наслаждаясь морской прохладой.

Последние сорок лет Куратор работал в Крыму – спокойном провинциальном уголке Земли, где большую часть времени можно было посвящать своему хобби – восстановлению галактической матрицы погибшей планеты Прозерпины. Работа заключалась в сканировании потока сознания и новых стереотипов мышления жителей региона. Отчёты он посылал регулярно, нареканий на него не было, и оставшийся до пенсии год можно было провести, как и прежде, в полном спокойствии.

Шагнув в воду, Куратор обернулся и заговорщически подмигнул Фёдор Фёдоровичу:

– Может, плюнуть на все запреты и завести себе земную красавицу? Такую вот блондинку с тонкой талией и стройными ногами, – Куратор кивнул в сторону плещущейся у берега девушки. – Она родит мне сына, пухленького земного младенца, и мы будем с ним барахтаться в море, а по ночам заниматься любовью с его мамочкой.

Его спутник водрузил мокрый платок на лысину и отрицательно покачал головой:

– Нельзя позволять безрассудство, товарищ Куратор. Вы лучше меня знаете, как с этими детьми поступают ваши «друзья» из ведомства ликвидаторов.

Отогнав соблазнительную картинку, Куратор подпрыгнул и нырнул в прохладную освежающую воду.

«Старею, стал сентиментальным. Этот мир бьющих через край эмоций кого хочешь сделает мягкотелым».

Сегодня он нашёл то, что искал: девчонку, чей папаша, бесспорно, был небожителем. Кое-что ещё нужно уточнить. Куратор не любил подчищать чужие грехи, но что же делать, если в Энрофе появляются те, кто через несколько лет станет претендовать на Идеальное пространство?

«А ведь девчонку могут оставить в живых».

За последние годы так уже было не раз… Но его это не касается, свою часть работы он выполнил.

Шёл 1964 год.

2

– Мам, ну это же совсем просто! – Марийка медленно провела ладонью над поверхностью камней.

– Белый, белый, серый, опять белый, а этот розовый.

Разноцветная галька лежала в ряд на старом покрывале, поверх которого с закрытыми глазами сидела маленькая девочка.

– Ну попробуй ещё раз, – упрашивала она черноволосую женщину с хорошей фигурой и печальным взглядом.

– Я не подсматриваю, я их вижу руками, – малышка продолжала плотно сжимать веки и старательно водить рукой над цветной галькой.

– Не выдумывай, – мать наклонилась, достала слетевшую панамку и натянула её на голову дочери. – Видеть руками невозможно! Эх ты, фантазёрка!

Девочка вздохнула и, собрав разноцветные камни, пошла к воде. Море всегда её понимало, а мама нет. И почему взрослые такие глупые? Вот сегодня мама с самого утра нервничает: не будет ли дождя, успеют ли они на автобус, не забудет ли дядя Серёжа зонтик от солнца? Марийка ещё вчера, укладываясь спать, знала, что день будет солнечный, место в автобусе будет, как она любит, у окна, а дядя Серёжа возьмёт не только зонтик, но и приёмник, маленький такой, и мама улыбнётся и станет напевать песню про чёрного кота, которому всё время не везёт. Только маме об этом говорить нельзя, всё равно не поверит.

В свои шесть лет Марийка знала очень многое из того, о чём маме сообщать не стоило. Она могла остановить дождь и разогнать тучи. Она всегда так и делала, когда мама забывала зонтик. Ещё Марийка могла стать невидимой и прозрачной. Нет, она не исчезала совсем: для того, чтобы её не заметили, нужно было замереть и не думать, что отнюдь не легко для такой непоседы, как она. Что значит «стать прозрачной», знала только Марийка Россицкая, воспитанница старшей группы детского сада № 5.

Часто, отстояв вместе с мамой длинную очередь за синеватой курицей, пахнущей совсем невкусно, и услышав от продавщицы, что «кур мало и дальше уже можно не стоять», Марийка делала так, что этих самых синих кур всем хватало. Откуда-то появлялся ещё один «совершенно забытый ящик», и мама улыбалась, сглотнув навернувшиеся слёзы, благодарила изумлённую продавщицу, а Марийка прикрывала ладошкой рот, боясь засмеяться и выдать свою тайну.

3

В четвёртом слое Земли, или, проще говоря, Идеальном пространстве, выражение эмоций считалось верхом неприличия. Это относилось не только к словам. Ребёнка с малых лет учили контролировать свои чувства, быть благодарным Совету Старейшин и любить сограждан-небожителей. Но настоящей любви не получалось. Научившись управлять эмоциями, ребёнок вырастал в рационального бесчувственного потребителя, достойного представителя своего разумного слоя. Тех, кто не смог освоить контроль, изгоняли из «рая» в третий слой, именуемый Энрофом. Несчастные изгнанники попадали туда, где шла постоянная борьба за выживание, где поощрялись самые разнузданные страсти и извращённые желания.

Для привыкших к комфорту, уравновешенных небожителей ссылка была равносильна смерти. Этим наказанием родители с рождения пугали своих детей. Конечно, любой представитель четвёртого измерения мог бы запросто выжить в земных условиях. И не просто выжить, а жить припеваючи. Но немилосердные судьи лишали переселенцев чудесных способностей к целительству, удивительной интуиции, способности к ясновидению, и самое главное – они теряли те знания, которые были присущи жителям их измерения.

В последние двести лет ссылка прекратилась. Это было связано с тем, что детей Идеального мира стали клонировать. Клон не приносил никаких хлопот: он был точной копией своего родителя, не только тела, но и мыслей, желаний, поступков. Чувства клонов, всегда правильные и предусмотренные законом Идеального пространства, не доставляли беспокойства высшему руководству.

4

Море сливалось с небом, и одинокий огонёк на горизонте напоминал упавшую в море звезду. Девочка сидела на песке и строила башню.

Куратор приблизил изображение. Нужно найти знаки отличия на теле ребёнка. Большую мочку уха он увидел сразу. Она была грушевидной формы и гораздо больше обычной. В девочке чувствовалась порода. Любая женщина четвёртого измерения гордилась бы такими ушами. Этот последний писк моды был генетически запрограммирован не более 30 лет назад. Значит, отец девочки – ещё молодой шалопай, оставивший на Земле свой биологический материал в виде новорождённого ребёнка-индиго.

Куратор развернул изображение на экране. Он искал родинку в форме звёздочки на затылке. Пышные локоны малышки закрывали шею. Дав команду коспу – компьютерному сканеру пространства – убрать волосы, он удовлетворённо присвистнул. Слегка вытянутый голый череп ребёнка напоминал молодой кокос. На затылке виднелось «украшение» четвёртого измерения – звезда Идеального пространства.

«Это, без сомнения, она», – обрадовался Куратор и включил систему послойного сканирования. Мозг функционировал полностью.

«Что и требовалось доказать», – удовлетворённо подумал он, отправляя отчёт в центр Совета Старейшин.

Ответ пришёл через минуту. Ему было поручено заблокировать у ребёнка часть мозга. Его удивило не то, что девчонку оставили в живых, а то, что блок необходимо было поставить на 48 лет. Значит, в 2012 году она станет полноправным жителем четвёртого измерения.

С какой целью Совет Старейшин оставил в Энрофе очередного ребёнка с паранормальными способностями, Куратор так и не понял.

5

Клонирование небожителей проводили учёные во главе с профессором Итокой. Возможность сохранить свой генетический материал, перенести себя через время, а затем создать полную биологическую копию перестала быть фантастикой.

Контейнер №12547, содержащий 10 миллилитров крови, был извлечён из центральной ячейки банка «Сори» и доставлен в лабораторию. К нему был прикреплён второй контейнер, хранящий стволовые клетки небожителя.

Занимаясь привычной работой в святая святых Идеального пространства – Центре Зачатия, профессор Итоко мысленно улыбнулся. Он был богом, подарившим жизнь нынешнему поколению обитателей Идеального мира. Ещё два столетия назад клоны выращивались в утробе земных женщин, но потом всё изменилось. Создать тело, конечно, не значило создать душу. Теперь всем желающим получить собственную копию приходилось не только оставлять в генеральном компьютере воспоминания, наговаривая на лазерный диск всё, что должен был знать их потомок, но и получить специальное разрешение Совета. А это было отнюдь не просто.

Профессор изредка посматривал на монитор. Работа была привычной, не требующей особого контроля. Процесс клонирования подходил к завершающему этапу. Профессор извлёк из слота диск с воспоминаниями биологического отца №12547 и заменил его другим. Компьютер тут же заметил ошибку и включил систему оповещения. Итоко нажал кнопку delete. Предупреждение полетело в корзину.

6

Девочка сидела рядом с морем. Башня из песка была построена, оставалось только окружить её рвом. Девочка отложила лопатку и принялась похлопывать мокрыми руками по бокам сооружения.

Коротко стриженый блондин присел на корточки.

– Как тебя зовут?

– Марийка, – она подняла на незнакомца огромные зелёные глаза.

– А фамилия у тебя есть?

– Россицкая, – ответила девочка, продолжая хлопать ладошкой по сырому песку.

– Смелая… – протянул незнакомец.

– Я тебя не боюсь: ты жёлтый!

«Надо же! Она знает, какого цвета стоит опасаться. Хотя чему я удивляюсь, в её возрасте малыши из Оркона и не то умеют. Может, протестировать её на работу с пространством? И что это даст? Наверняка у неё всё получится…»

– Когда дядя Володя ругает маму, он становится красный-красный, а рядом с ним чёрные бабки-ёжки прыгают, – продолжала рассуждать Марийка, старательно разгребая песок возле башни.

«Это она о лярвах, – догадался Куратор. – Забавная девчонка».

Он не мог понять, почему тянет время, почему говорит с этим земным ребёнком.

– Ты кому-нибудь об этом рассказывала?

– Они мне не верят, – по-детски мило пожала плечами Марийка.

– А мама?

– Мама? Тоже не верит, а папы у меня нет, – огорчённо вздохнула девочка и опять посмотрела на него своими зелёными глазами. – Забери меня…

– Куда?

– Ты знаешь.

– Нет.

– Не обманывай, ты пришёл за мной, я вижу.

Девочка запросто читала его мысли.

– Это тебе! – Куратор положил ей на ладонь большой кристалл.

Марийка повертела камень и поднесла к глазам. Тонкий голубой луч отразился от холодной грани кристалла. Она покачнулась.

– Я ничего не вижу, – жалобно застонала девочка.

Куратор склонился над ребёнком.

– Ты видишь достаточно для этого мира, – прошептал он. И, подобрав упавший в мокрый песок кристалл, уже громче добавил:

– Никогда не разговаривай с незнакомцами, малышка.