Глава 7

— Готово? — Хоуп приоткрыла один глаз, с опаской глядя на зятя.

— Порядок.

— Я ничего не чувствовала, — удивилась она, критически посмотрев на бледную ногу и пошевелив пальцами. — Как жужжит эта твоя штуковина, — пожаловалась она, покосившись на пилу, которую только что отложил Адам.

— Ты просто трусиха, — поддразнил он. — Надеюсь, ты в курсе, что обычно я оставляю эту рутину ассистенту?

— Благодарю за честь.

— Ты кошмарная пациентка. Это у вас семейное.

— Анна еще хуже! — возразила Хоуп.

— Я и говорю, семейное. Ты сейчас прямиком в Лондон?

— Не терпится поскорее избавиться от меня? — притворно возмутилась она.

— Давай-давай, плати черной неблагодарностью за мои труды!

Хоуп усмехнулась.

— Вообще-то вещи у меня уже уложены, но я думала заехать на ферму, посмотреть, как идет ремонт. Завтра утром у меня пробы на роль.

— В Вест-Энде? Неужели не нервничаешь?

— Еще как! — призналась она. — Но все равно интересно.

Предложение поработать в театре было заманчиво, тем более что ее всегда тянуло на сцену. По правде говоря, ей до сих пор не верилось, что представилась такая возможность.

— А я всегда считал, что, когда на моем операционном столе лежит с аппендицитом какая-нибудь известная актриса, ее роль в это время исполняет кто-нибудь из второго состава, — протянул Адам.

— Так оно и есть; но у дублерши начались приступы тошноты по утрам, которых никто не ожидал, — знаешь, из тех, что длятся первые три месяца. Бедняжка еле стоит на ногах, так что куда уж тут спасать пьесу! — Может, я, конечно, делаю ошибку, — размышляла она вслух. — Не так-то просто войти в труппу, где все друг друга наизусть знают, тем более — подменить заболевшую звезду. Я, наверное, спятила! Но по крайней мере роль я знаю — наш драмкружок ставил когда-то эту пьесу.

— У тебя все получится, — заявил уверенно Адам. — А я и не знал, что ты когда-то играла на сцене.

— Да какая там игра — просто участвовала в массовках! В тринадцать лет я была на голову выше сверстников и учила все роли наизусть, мечтая, что кого-нибудь свалит грипп. — Хоуп рассмеялась. «Будем надеяться, что хоть из этого я выросла», — с вымученной улыбкой подумала она.

Сесть за руль, почувствовать себя ни от кого не зависимой было поистине райским наслаждением.

Утро выдалось морозным и солнечным, и Хоуп ощущала себя молодой и здоровой, как никогда. Впереди у нее долгая счастливая жизнь. Если бы не одно обстоятельство… Алекс! Выкинуть его из головы не было никакой возможности.

Она оставила машину во дворе фермы рядом с незнакомым фургоном. «Кто это сегодня там работает?» Ковровые покрытия настелили еще в пятницу, и Хоуп надеялась, что все идет по плану.

Координировать работу сантехников, электриков, штукатуров и плотников оказалось делом нелегким. Ремонт надо было закончить к возвращению родителей, и Хоуп совсем отчаялась.

Когда она уже была готова рвать на себе волосы, Адам поднапрягся и сотворил чудо. Хоуп подозревала, что дело не обошлось без дополнительных «вливаний», но ей уже было все равно.

Входная дверь оказалась приоткрытой, и она неслышно вошла в дом.

— Эй, есть тут кто живой? — громко позвала она. Никто не отозвался, и Хоуп двинулась на второй этаж, откуда доносился слабый шум. Штукатурку на площадке второго этажа уже сняли, и на фоне серой стены были видны ноги в заляпанных башмаках. Хоуп обошла электрический камин, от которого исходило тепло — значит, электрики уже все сделали! — Вот это мне нравится — с утра пораньше, и за работу!

Мужчина спрыгнул со стремянки с неожиданным для высокого роста проворством.

— Главное — чтобы клиент был доволен. Хоуп оторопела, краска залила ей лицо. Она быстро оглянулась: увы, он был один.

— Что ты здесь делаешь, Алекс?

— Стараюсь вести себя как примерный сосед. А что тут такого? Думаешь, не справлюсь?

— Тебе и без того есть чем заняться.

— Если честно, я рад любой возможности замарать руки. Мне кажется, в тяжелой работе нет ничего унизительного. — Он вытянул вперед большие, почти квадратные ладони, и у Хоуп по спине побежали мурашки — совсем недавно эти руки…

— Я не о том. — Она поспешно отвела глаза. Впрочем, это не помогло. Темно-зеленая фланелевая рубашка у него была расстегнута до пояса, и мышцы на груди поблескивали от крошечных капелек пота. Хоуп резко вскинула голову, оглушенная стуком собственного сердца, и наткнулась на внимательный взгляд Алекса.

— Иногда я чувствую, что больше видеть не могу бизнес-планов, торговых представителей и даже солидных клиентов, — признался он. — Тогда я превращаюсь в злостного прогульщика и отправляюсь в сборочный цех. Когда-то отец заставил меня начать профессиональную карьеру с подметания полов в мастерских. Потом я прошел все этапы производства. Конечно, я работаю медленнее любого из моих рабочих, но зато и теперь могу собрать и разобрать любой из наших автомобилей до последнего винтика. — Лицо у него сияло от гордости.

— А твоим рабочим не бывает не по себе, когда является босс и начинает возиться в цеху?

— Отнюдь. Я ведь не отделяю себя от них. Такой стиль себя не оправдывает. Кроме того, они не смотрят на меня такими голодными глазами, как ты.

Хоуп задохнулась от унижения.

— Мужчинам, значит, можно смотреть, а женщинам нельзя! У тебя отличная фигура — говорю это, поскольку знаю толк в модельном бизнесе. — Она даже не ожидала, что сумеет так ловко вывернуться.

Алекс с восхищением взглянул на нее.

— Ну, ты профессионал! — Потом перевел глаза на ее точеные ножки, обтянутые тонкими черными чулками. — И гипс тебе больше не мешает! — Его взгляд на мгновение задержался на безупречной формы коленях и словно скользнул под подол короткой кожаной юбки.

— Да, слава Богу, я теперь снова могу носить джинсы. Знал бы ты, как приятно избавиться от этого панциря! Почти так же, как от тебя! — съехидничала она.

— Тебе не нравится моя работа? — Он взял со стремянки влажную тряпку и медленно вытер руки.

— Не сомневаюсь, что она на высоте, но… тебе не следует быть здесь, — поджав губы, ответила она.

— Будь добра, поясни. Ты наверняка уже заметила, что я изрядный тугодум. Если бы!

— Мне, видишь ли, чертовски надоело чувствовать себя обязанной тебе! — не подумав, огрызнулась она.

— Боишься, что я потребую уплатить должок? — ухмыльнулся он.

Интересно, в какой валюте он предпочитает? Скорее всего, бартер.

— Ничего я не боюсь, — отозвалась Хоуп, — только хочу, чтобы ты ушел. — И она величественно повела рукой.

— Но я обещал Адаму помочь.

— Адам здесь не хозяин! — вспылила она. Не вызвать ли подъемный кран, чтобы выставить его наконец отсюда!

— Ты тоже, — с возмутительным спокойствием напомнил Алекс. — Я же сказал, что стараюсь быть хорошим соседом. Твои родители — мои ближайшие соседи, и я решил начать новую жизнь.

— С чего бы это?

Он сокрушенно вздохнул.

— Такая молодая — и такая недоверчивая! Не ты ли упрекала меня, что я живу бирюком и даже не заглядываю на чай?

— А мне казалось, недоверие — это твой конек.

Выдержка вдруг изменила Алексу.

— Слушай, почему ты думаешь, что я все делаю с какой-то задней мыслью? — вскинулся он. — А вдруг я взялся за ум… из-за любви?

Эти его шуточки… Из-за любви!.. Она скрипнула зубами, но гордость не позволила показать обиду.

— Или чтобы позлить меня.

— Ну да, мне больше нечем заняться! Кстати, если б ты не явилась сегодня, ничего бы не узнала.

— Пришли мне счет, я возмещу тебе расходы. Его даже перекосило.

— Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме денег?

— А именно? — с мастерским хладнокровием поинтересовалась она. — Ты ведь ожидаешь вознаграждения за труды — так чем я хуже?

— Наверное, все зависит от того, кто чем занимается, — высокомерно протянул он, и Хоуп едва сдержалась, чтобы не дать ему по физиономии. — Ты, например, раздеваешься за деньги.

Хоуп вздернула подбородок.

— Я никогда не раздевалась за деньги! — воскликнула она. Сколько раз она отказывалась от совсем неплохого гонорара! — Мне платят за то, чтобы я надевала одежду, а не снимала ее!

Как он смеет, святоша чертов! Она трудится как лошадь, а он с таким надменным презрением отзывается о ее работе!

— А тебе не кажется унизительным позировать перед объективом с одной-единственной целью — довести до возбуждения определенное количество мужчин?

— С одной-единственной целью — продать что-нибудь, чаще всего — одежду, и почти всегда — женщинам! — горячо возразила Хоуп. — И ничто из того, чем мне доводилось заниматься, не кажется мне унизительным — разве только та ночь с тобой! Моя работа — это тяжкий труд! — Она нервно расхохоталась. — Но то же самое можно сказать и о той ночи!

Хоуп улыбалась, но внутри у нее все дрожало. Наверное, не следовало заходить так далеко, но она уже не могла остановиться.

На скулах Алекса выступили желваки.

— В таком случае ты помнишь ее лучше меня.

— Ложь! — задохнулась она. Никогда он ей не докажет, что забыл ту ночь! Усмешка скривила ему губы.

— Ложь за ложь, — хрипло пробормотал он. — Ты первая начала.

— Ладно… так и быть, возьму свои слова назад… Но только если ты сделаешь то же самое! — быстро проговорила она, требовательно вскинув на него глаза. И тихо добавила:

— Не такой уж и тяжкий это был труд.

У него в глазах на долю секунды мелькнуло удовлетворение — обжигающе горячее и тем более неожиданное.

— А я помню каждое мгновение той ночи. Хоуп кашлянула.

— Ну ладно… В таком случае мы квиты.

— И даже можем повторить — если только в твоем расписании найдется для меня свободный часок…

Ну конечно, всего лишь приятное времяпровождение… Нельзя сказать, чтобы она об этом не догадывалась, но все равно было обидно.

— Неплохая идея, но я должна ехать в Лондон — собственно, уже уезжаю. Больше меня тут ничего не держит. — В подтверждение она согнула ногу в колене и повертела туфелькой из стороны в сторону.

— И что же ждет тебя в Лондоне? — обычный вопрос, с обычной долей любопытства.

Хоуп отчаянно боялась, что Алекс станет уговаривать ее остаться, но он даже бровью не повел, и к обиде прибавилась оскорбленная гордость.

— Работа. Друзья. Завтра у меня пробы на роль в Вест-Энде.

— Хоуп Лейси завоевывает мир.

Нет, ей не хотелось покорять мир. Ей хотелось покорить лишь одного-единственного мужчину. Хотелось, чтобы он умолял ее остаться; чтобы сказал, что не может жить без нее. Но все это — из области фантазий. Алекс Мэтьюсон, разумеется, не прочь заниматься с ней любовью. Но ей этого мало!

— Пока рано даже мечтать об этом — может быть, через год-другой.

— В таком случае до свидания.

«Не плачь, идиотка, — приказала она себе. — Не смей плакать!» — Хоуп заморгала и почти сумела избавиться от жжения непролитых слез.

— До свидания.

Она повернулась, чтобы уйти, но тут ей на запястье легли сильные пальцы.

— Ты ничего не забыла?

— Вроде нет.

— А мой счет?

— У Анны есть мой адрес, — ответила она и снова отвернулась. Не хватало только долгих и нежных прощаний. Господи, если она не уйдет отсюда сию же минуту, то обязательно выкинет какую-нибудь глупость — например, скажет: «Я люблю тебя!»

— Мне кажется, мы обойдемся без посредников. — Он рывком привлек ее к себе. У Хоуп перехватило дыхание.

— Ты, часом, не предлагаешь мне переспать с тобой из благодарности за оказанные услуги? По-моему, ты опять слишком много на себя берешь, Алекс. — Она старалась говорить спокойно, с непринужденной иронией, но дрожащий голос ее выдавал. Только бы он не догадался, как охотно она приняла бы его предложение.

— Я вовсе не предлагаю тебе делать что-либо из благодарности, — тихо произнес он, обнимая ее. — Желание, Хоуп, — вот что главное. Взаимное желание. Я пытался не обращать на него внимания, пытался следовать рассудку — ничего не получилось, я ничего не могу с собой поделать. — Он не отрываясь смотрел на нее сверху вниз. — Неужели ты думаешь, что я позволю тебе вот так уйти? Отправиться, так сказать, на новые пастбища?!

— По правде говоря, Алекс, ты мало что можешь сделать, чтобы задержать меня. — У него в глазах она видела вожделение и презрение, и ей стало нехорошо. Она больше не вырывалась — от сопротивления хватка его становилась еще крепче.

— Тебе, наверное, спокойнее, когда твои бывшие любовники оказываются за много миль от тебя?

— Не знаю, что ты имеешь в виду.

— А тебе никогда не приходило в голову остановиться и задуматься, что тебе, быть может, нужен один-единственный мужчина?

Вот уж этого Хоуп никак не ожидала.

— Ты?

Он по-своему понял ее удивление и нахмурился.

— Мне не нравится делить мою женщину с другими.

Никакой нежности, никакой любви — он лишь защищает свои «охотничьи угодья».

— Между прочим, Алекс Мэтьюсон, я не твоя собственность. У нас была ночь, только одна ночь — больше между нами ничего нет и быть не может! — прошипела она. — И как только у тебя хватает наглости? А как же Ребекка?

— Она мой друг.

— Ну а Ллойд — мой друг.

— Ты переводишь бывших любовников в категорию друзей? Теперь понятно, почему «друзей» у тебя так много.

— Ллойд вовсе не бывший любовник. Он…

— Ну, так будет лучше, если он поскорее станет бывшим, — резко перебил ее Алекс. — Пока у тебя есть я, тебе никто не будет нужен.

— Вопрос в том, нужен ли мне ты? Есть множество женщин, которых привлекают грубая сила и накачанные мускулы. Я к ним не отношусь. — Она видела его лицо словно в тумане — гнев застилал глаза. Гнев и возбуждение.

— Ты уверена?

— Совершенно.

— Тогда почему ты дрожишь?

— Я… мне холодно, — запинаясь, прошептала она.

— Если ты бросишь меня, кто же тебя согреет?

— Я куплю грелку, — с трудом выговорила она. — Господи, Алекс, глупости все это! Отпусти меня. Я же знаю, ты не сторонник насилия.

— По-твоему, я все-таки не лишен некоторой порядочности? И на этом спасибо, — невесело протянул он.

Хоуп не могла отвести взгляд от жилки, бившейся у него в уголке рта. Его губы… «О Господи, спаси и помилуй!» — взмолилась она про себя.

— Мы не подходим друг другу. Я тебе даже не нравлюсь.

Он нетерпеливо дернул головой.

— Мы отлично подходим друг другу в постели. Не строй из себя ледышку, Хоуп. Не противься самой себе.

— Ты хочешь сказать, что у нас нет выбора? Он обхватил ее лицо ладонями и прижался к губам — как человек, долго страдавший от жажды.

— О Боже, я мечтал об этом каждый день, каждую минуту, — выдохнул он, поднимая наконец голову. — А ты?

— Да! — Хоуп со стоном обняла его за шею, легко касаясь губами подбородка, уголков рта… — Это безумие!

Она прижималась к нему всем телом, чувствуя исходивший от него пряный аромат, неистовость возбуждения. Да разве можно лишить себя такого заслуженного наслаждения?!

Алекс что-то неразборчиво проворчал и принялся быстро расстегивать ей одежду. Хоуп повела плечами, помогая ему.

— Ты так прекрасна, что на тебя больно смотреть. — Поцелуй помешал ему договорить — им казалось, что жизни у них осталось на несколько минут. Неровное дыхание Алекса обжигало ей губы. — Ты знаешь, как ты прекрасна?

— Я хочу… — Она чуть не всхлипывала, торопясь поскорее разделаться с пряжкой у него на джинсах. Ноги у нее подгибались, и, едва юбка соскользнула на пол, Хоуп упала на колени. — Не могу! — возмущенно пожаловалась она. Желание было настойчивым и властным, словно в жилах у нее струился расплавленный огонь.

Бросив пряжку, Хоуп быстро расстегнула рубашку Алекса, и ее руки нырнули под мягкую фланель. Чуть влажная кожа была гладкой, как шелк. Хоуп так и не удалось сомкнуть пальцы на его широкой спине. Прижавшись к груди Алекса, она жадно целовала его, нежно покусывая упругую кожу.

Она даже не заметила, как он успел бросить на пол свое пальто, и лишь испытала несказанное облегчение, когда он осторожно уложил ее. Она поймала лацканы его рубашки и притянула Алекса к себе, а тот отвел в сторону кружево на чашечке ее бюстгальтера и благоговейно прикоснулся к груди.

— Это от холода или?.. — спросил он, наблюдая, как розовый бутон напрягся, словно распускаясь.

— Ты сам знаешь. — Хоуп погрузила пальцы в его жесткие волосы, пока горячие губы ласкали ее вздрагивающую грудь. Она закинула ногу на бедро Алекса, даже через ткань ощущая, как пульсирует его плоть, но тут же дернулась — острый край пряжки оцарапал ее.

— Что такое? — Черты лица у него стали еще резче, губы — еще чувственнее и ненасытней, а глаза… О Господи! Под этим взглядом Хоуп теряла всякое представление о действительности.

— Твоя пряжка…

Слегка отодвинув ее колено, он одной рукой ловко расстегнул ремень.

— Дай я. — Хоуп накрыла его руку своей, когда он взялся за молнию. Приподнявшись на колени и зажав зубами язычок молнии, она начала медленно расстегивать ее. Алекс, прищурившись, наблюдал за ней. Грудь у него вздымалась, словно ему не хватало воздуха. Хоуп чувствовала, как по его телу пробегает дрожь, и, в упор глядя на него, не торопилась закончить начатое дело.

Она была так поглощена своим занятием, что не сразу расслышала собственное имя.

— Хоуп, ты тут? Я привезла Алексу перекусить, но, боюсь, на двоих тут не хватит! — Уже скрипнула вторая ступенька на лестнице. Анна! Окинув диким взглядом свое полуобнаженное тело, Хоуп вскочила как ошпаренная. У нее не хватило смелости взглянуть в лицо Алекса.

— Господи помилуй! — Она кинулась в соседнюю комнату и там в лихорадочной спешке оделась.

— Алекс, ты настоящий герой! Хоуп была бы ужасно расстроена, если бы мы не смогли вовремя закончить ремонт. Почему-то она считает, что виновата в случившемся; но я сама слышала, как сантехник говорил, что вентиль цистерны давным-давно проржавел. А, вот и ты, Хоуп. Ну что, водопровод уже подключили? Я как раз говорила Алексу, — бодро щебетала Анна, — как чудесно, когда человек умеет поработать не только головой, но и руками. Что случилось? Я что-то не так сказала?

С бледных губ Хоуп сорвалось невнятное восклицание.

— Все в порядке, Анна.

Анна стянула через голову ремень пухлой сумки.

— Надеюсь, не помешала? Прости, пожалуйста, я просто подумала, что Алекс, наверное, проголодался, — но ты, похоже, тоже об этом вспомнила. Ну, мне пора — малыши ждут в машине. Надо еще забрать Сэма и Натана из садика.

— Я тоже ухожу. — Хоуп выскользнула из комнаты.

— Анна, извини, я на минутку.

— Не обращайте на меня… — начала было Анна, но Алекс уже исчез.

Хоуп услышала позади тяжелые шаги и, забыв о приличиях, бросилась наутек. Ей удалось добежать до машины, прежде чем Алекс нагнал ее.

— Отпусти меня! — Она обернулась к нему, задыхаясь.

Алекс схватил ее за локти.

— Успокойся, — твердо приказал он. — Как ты себя ведешь?

— В жизни не испытывала подобного унижения.

— Ты считаешь унизительным, что кому-то стало известно, что мы с тобой занимались любовью?

Он поморщилась от хладнокровной формулировки.

— Думаешь, она догадалась?

— Ну, если и не догадалась сразу, твое поведение не оставило у нее никаких сомнений. Я правильно понимаю, что тебе стыдно? — — Он отчужденно посмотрел на нее.

— А разве может быть иначе? — вспылила она. — Мы катались по полу, как… как…

— Животные?

— Вот именно, — неохотно согласилась Хоуп. Она сама себе удивлялась. Она никогда не считала себя способной на подобную пылкость чувств; но ведь, с другой стороны, у нее никогда не было Алекса.

— Извини, Хоуп, меня нельзя назвать спокойным и, так сказать, цивилизованным возлюбленным, но ведь я нравлюсь тебе именно такой: неотесанный и грубый.

— Нет, — вырвалось помимо ее воли, и она тут же пожалела об этом.

Алекс приподнял ей голову за подбородок, заставив посмотреть ему в лицо.

— Что «нет»? — Он требовал ответа и, судя по всему, готов был добиться правды любой ценой.

— Ты не такой.

— А какой же? — Она почувствовала, как он напрягся.

Ей вдруг стало легко: наконец-то не надо скрывать своих мыслей.

— Ты красивый. — Она произнесла это слово медленно, словно смакуя. Долой стыд! — Ты самый лучший на свете… — Горло у нее сжималось от сладкой боли. — И такой непредсказуемый… — Смешавшись, она умолкла.

Алекс недоверчиво всматривался ей в лицо.

— Ты это серьезно? — Он порывисто вздохнул, словно ему не хватало воздуха.

— А по-твоему, я тут шутки шучу? — «Я признаюсь тебе в любви, — с возмущением подумала она, — и что же слышу в ответ?» — Думаешь, мне приятно все это говорить?

— Должно быть, приятно. Может, нам стоит придумать что-нибудь вместе? — Он весь прямо светился от удовольствия — похоже, ей таки удалось поднять ему настроение.

— Алекс, мне правда надо в Лондон. — Если он попросит остаться, у нее не хватит сил отказать ему.

— А где ты остановишься?

— У подруги, — с раздражением ответила она. — Так что нечего смотреть на меня с таким подозрением.

— У меня в Лондоне квартира, которой ты могла бы воспользоваться.

Квартира. А она — всего лишь содержанка, которую ее повелитель посещает, когда ему заблагорассудится.

— Спасибо, обойдусь. — Она и так соглашается на многое, что ей не по душе.

— Как хочешь. Я думаю, что смогу выбраться в конце недели. Встретимся?

Хоуп кивнула. Свидание… как старомодно и мило, тем более что их встреча станет безумной оргией чувственного наслаждения. Ему не нужна ее любовь, но он находит желанным ее тело. Возможно, когда-нибудь она пожалеет о своей уступчивости; однако по крайней мере будет что вспомнить.

Хоуп вывернулась из объятий Алекса с видом опытной обольстительницы, привыкшей к подобным поворотам судьбы.

— До встречи.

— Посмотри, который час! — возмущенно фыркнула Миранда.

Хоуп застыла в прихожей, даже не вынув ключ из замка.

— Думаешь, я сама не знаю? — устало отозвалась она. Она чувствовала себя выжатой как лимон. Кажется, решение сыграть в театре было не самым разумным в ее жизни. — Ты представляешь, они пригласили меня потому, что вообразили, будто мое имя на афишах поможет продать побольше билетов! Я, понимаешь ли, хорошо продаюсь! — с горечью воскликнула она. — Вот увидишь, половина зрителей будет сидеть и ждать, не ляпну ли я какую-нибудь глупость!

Подруга не проявила даже намека на сочувствие.

— Ничего, все обойдется, — нетерпеливо ответила она.

Миранда была самой близкой подругой, которую Хоуп удалось найти в мире искусства. Они были знакомы не первый год, и Хоуп вдруг заметила, что Миранда сама не своя от волнения. У нее была бледная кожа, отлично сочетавшаяся с облаком ярко-рыжих волос, и сейчас лицо порозовело от возбуждения.

— Что-нибудь случилось?

— Он ждет тебя уже три часа. — Безупречный английский подводил Миранду лишь в исключительных случаях — вот и теперь стал ясно заметен норвежский акцент. — Темноволосый, высокий… очень высокий… — Она задумчиво облизнулась. — Шикарная фигура — из тех, что лучше смотрятся без одежды. — Она одобрительно закивала, когда Хоуп красноречиво покраснела. — Ага, я угадала! Никакие тряпки не скроют такое тело! Знаешь, мне до смерти надоели костлявые красавчики. Как думаешь, он не согласится позировать как натурщик? — вполне серьезно поинтересовалась она. — Стоит только посмотреть на него — и я чувствую себя прирожденной художницей.

— Только попробуй его спросить! — Живопись была последним хобби Миранды — месяц назад она увлекалась дельтапланеризмом.

— Ну, если так… — разочарованно протянула она и мечтательно зажмурилась. — Но я все равно так и вижу, как он…

— Говорю тебе, не смей! — вспылила Хоуп. Подобные фантазии надо пресекать на корню. Подруга легонько подтолкнула ее к террасе.

— Он сердится.

— Что?

— И, похоже, не без причины. — Миранда обхватила себя за плечи, словно ей было зябко, и глубоко вздохнула. — До чего приятно встретить по-настоящему умного мужчину!

— О чем это вы тут толковали? — с подозрением спросила Хоуп. Судя по всему, Миранду поразил отнюдь не интеллект Алекса.

— Хоуп, иди к нему, он злится — и, кажется, на тебя.

— Он всегда на меня злится. По-моему, я могу на год удалиться в монгольскую степь, и все равно он из-за чего-нибудь на меня рассердится! И за что мне только такое наказание?

Зеленые глаза Миранды округлились от изумления.

— Никак не думала, что доживу до этого! Ну ладно, я пошла спать.

— Давно пора, — крикнула Хоуп ей вслед.

— Алекс! — Он стоял спиной к ней, и Хоуп невольно залюбовалась его фигурой. Удивительно, как спина выдает настроение человека, — пожалуй, даже без предупреждения Миранды она догадалась бы, что Алекс в гневе.

— Будь любезна, скажи, который час. Хоуп намеренно неторопливо посмотрела на свои изящные часики.

— Половина второго.

— И чем ты занималась? Или это бестактный вопрос?

— Алекс, тебе не идет такой тон. Собственно говоря, хотя это и не твое дело, я работала, работала как вол!

— В половине второго ночи! — Он не сводил с нее глаз, пока она снимала короткую кожаную куртку. Тонкая полосатая водолазка облегала ее грудь, как вторая кожа.

— Вообще-то в полночь мы устроили перерыв.

— Могу себе представить, — ядовито протянул он. — Что за «мы»?

— Джон — Джон Кроумвелл, режиссер, — и я.

— Очень мило.

— Я и не знала, что уже введен комендантский час.

— Вы с ним, наверное, отлично повеселились на мой счет?

Хоуп вздохнула.

— Знаешь, Алекс, я чертовски устала, мне все надоело, и я вот-вот наору на тебя. Если хочешь мне что-то сказать — выкладывай!

— Вот что! — выкрикнул он, кидая ей скатанную в трубку газету.

— А, ты об этом. Всего-то? — Она с облегчением опустилась в стильное хромированное кресло, обтянутое красной кожей. Впрочем, дизайнер был явно незнаком с анатомией — кресло было невероятно неудобным.

Газета оказалась субботним приложением, где подробно излагалась история отношений Ллойда и Ширли, да к тому же с фотографиями.

— А я думала, ты будешь доволен.

— Доволен? Доволен, что ты выставила меня на посмешище?!

Хоуп поморгала — уж такого ответа она не ждала никак.

— Ты хочешь сказать, что вел себя не слишком разумно? — Приятно подразнить тигра.

— Ты знала, что я схожу с ума, думая о тебе и этом типе! — Губы у него скривились в саркастической усмешке. — Ты, наверное, забавлялась, глядя, как я был готов удушить этого ублюдка! Тебе нравится делать всех вокруг себя идиотами, да? Это твое хобби!

До Хоуп вдруг дошло, что он по-настоящему разъярен.

— Я пыталась объяснить тебе… — начала было она, но Алекс ничего не желал слушать.

— Ты позволила всей стране поливать тебя грязью — и ради чего? Ради этого ничтожества!

— Бульварные газеты — это не Библия, Алекс. Я помогла другу, вот и все.

— Ничего себе дружба!

— Может, ты наконец успокоишься? Что тебе, в конце концов, не нравится — что Ллойд был моим любовником или что не был? Теперь ты еще вообразил, будто мы с ним связаны какими-то узами вечной дружбы. Знаешь, если уж мне суждено выслушивать от тебя упреки, хотелось бы точно знать, за что именно.

— Хочешь знать правду? Отлично! — Он злобно сжал губы, изо всех сил пытаясь унять бешено колотящееся сердце. — Мне кажется, ты наслаждалась, когда я сходил с ума, представляя тебя с ним. Представляя, как он…

Алекс зажмурился. Он не мог забыть мучительных часов, которые провел в терзаниях из-за этой женщины — слишком молодой для него и вообще… совершенно ему неподходящей. Значит, она выставляла напоказ свою связь с женатым мужчиной — да за одно это ему следовало презирать ее! А он… Стоило ему пробыть с ней несколько минут, и все его благоразумие летело к черту! Неудивительно, что она так легко поймала его на крючок! Она, конечно, хорошо повеселилась, наблюдая, как он строит из себя шута горохового. «В моем-то возрасте, — с горечью подумал он вдруг, — можно быть и поумнее».

— Ты не желал ничего слышать. Похоже, не желает и сейчас.

Глядя на нее в упор, он продолжал как заведенный:

— Забавно, наверное, было смотреть, как я бешусь, да? Ты ведь отлично понимала, что так просто я не смогу тебя забыть, и все равно скрывала правду! Почему? Да потому, что тебе, видите ли, хотелось позабавиться!

— Но ведь это же не правда! — воскликнула Хоуп. Неужели он действительно считает ее способной на такую гнусную игру?

— И ты думала, что, когда правда наконец выйдет наружу, я приползу к тебе на коленях, преисполненный раскаяния! — Хоуп виновато покраснела, и Алекс презрительно сощурился. — Сказать тебе, что я думаю? Мне кажется, ты кому-то сильно задолжала, — не удивлюсь, если с Эллиотом тебя связывает нечто большее, чем замечают досужие репортеры. Что он тебе наобещал?

— Алекс, неужели ты никогда не помогал друзьям?

Этот спокойно заданный вопрос застал его врасплох.

— Ты хочешь сказать, что сделала это просто так? — Впрочем, он быстро пришел в себя. — Господи, Хоуп, ты совсем завралась. Ты уже сама не знаешь, где правда, а где ложь.

Хоуп медленно поднялась на ноги — еще никто и никогда не смел так откровенно унижать ее. Потом она успеет наплакаться, но сейчас глаза у нее были сухими.

— Я пыталась, Алекс, пробиться через твой цинизм, но у меня ничего не вышло. И дело, разумеется, не во мне. Просто до тебя вдруг дошло, что ты обыкновенный человек, которому свойственно ошибаться. Тебе невыносима мысль о том, что ты был не прав. — Хоуп наконец дала волю своему гневу. — Знаешь, что я думаю? Я думаю, ты разочарован, что я вовсе не та шлюха, которой ты привык меня считать. Тебя, наверное, тянет к порочным женщинам.

— Ты всерьез полагаешь, что я не могу обойтись без таких извращенных фантазий? — Он недоверчиво покачал головой.

— О Господи! — нервически расхохоталась она, прикрывая рот ладонями. — Неужто я оскорбила твое мужское достоинство? Ну извини! — Она поморщилась, и взгляд у нее стал неприязненно-колючим. — Выходит, ты можешь явиться ко мне посреди ночи и обливать меня грязью, высказывая свои омерзительные домыслы. А стоит мне сделать вполне логичный вывод, как ты оказываешься оскорблен!

— Ну, раз я вызываю у тебя такое непреодолимое отвращение, почему бы нам не попрощаться? — Раздув ноздри и прищурив глаза, Алекс изо всех сил старался смотреть на нее свысока, хотя они были одного роста.

— Неплохая идея. — Хоуп качнулась с носков на пятки и мило улыбнулась.

— Ну и прекрасно!

Миранда вышла в гостиную час спустя и обнаружила Хоуп у окна: застыв словно статуя, та невидящими глазами смотрела на поблескивающую от дождя мостовую. Как оказалось, нескольких ласковых слов было достаточно, чтобы открылись шлюзы.

Всхлипывая, Хоуп слушала, как Миранда пытается ее успокоить:

— У меня в холодильнике есть одна чудесная маска — как раз то, что надо, — утром никто и не догадается, что ты плакала.

Интересно, не припасено ли у нее что-нибудь от разбитого — вернее, побитого — сердца? «Разбитое сердце» — чересчур уж драматично, как будто все в жизни кончено. Хоуп не хотелось даже думать о таком повороте судьбы.

Загрузка...