Кабала

14 Сара

Звоня домой и говоря матери, что ей необходимо срочно поговорить с Марком, Сара знала, что голос ее звучит почти истерически.

– Я понимаю, что он спит, – скороговоркой произнесла она, не давая Клэр возможности вставить хотя бы слово. – Но это крайний случай, мама, мне нужно поговорить с ним.

– Что произошло? В чем дело?

Сара отдавала себе отчет в том, какие мысли терзают сейчас мать: автокатастрофа, дочь попала в беду, ее терзает боль.

– Нет-нет, со мной все в порядке, со мной ничего не случилось. Это из-за Белинды. Мама, у меня нет времени объяснять, прошу тебя.

Прошла, наверное, целая вечность, когда наконец в трубке послышался сонный голос брата.

– Что там такое с Белиндой?

– Ее изнасиловали. Куда мне ее отвезти?

– Господи… тан, дай мне подумать. Только не в городскую больницу. Вези ее в клинику в Санта-Монике. Там есть специализированный центр, а потом это неподалеку. Она дома?

– Да. Выезжаю.

– Обратишься в приемное отделение «скорой». А потом позвонишь мне.

Начался холодный дождь.

– Только его и не хватало, – сказала Сара, обращаясь к рулевому колесу. – Теперь уйдет нуда больше времени.

И все же она доехала до дома Белинды за считанные минуты – «вольво» несся по улицам западного пригорода Лос-Анджелеса со скоростью нью-йоркского таксомотора.

Она побежала по дорожке, ведущей к домику Белинды, но при звуке донесшегося из-за двери голоса остановилась как вкопанная. Голос Филлипа.

– Какого черта? – сказала Сара, переводя дыхание. Она знала, что это он насильно овладел Белиндой.

Он – и здесь? Медленным шагом Сара приблизилась к двери и только тут поняла. Белинда поставила кассету с одной из его лекций. Сара услышала несколько знакомых фраз: «…воители Божьи… щитом прикрывая себя от чужой энергии… владеть собственной так, чтобы превращаться в неприступную крепость…» Норман Шварцкопф духовного величия.

Входная дверь была немного приоткрыта. Белинда сидела посреди комнаты на полу в розовом халате и, опустив голову, слушала Филлипа.

– Белинда? – Саре показалось, что подруга медитировала.

Когда Белинда подняла к ней свое лицо, Сара едва узнала его. Под правым глазом растекся огромный лиловый синяк, разбитая верхняя губа опухла. Покрасневшие от слез глаза. Опустившись рядом на пол, Сара положила руки ей на плечи, показавшиеся совсем худенькими. Все тело Белинды представлялось Саре увядшим, обессиленным.

– Это был Филлип, тан ведь? Белинда кивнула, опуская глаза.

– Зачем же ты поставила эту дрянь? Как ты можешь слышать его голос?

Сара протянула руку и выключила магнитофон. Комнату заполнила тишина, прерываемая лишь стуком дождевых капель по крыше.

Глаза Белинды, когда она вновь посмотрела на Сару, были столь широко распахнуты и полны такого недоумения, что невозможно было понять, отражается ли в них перенесенное потрясение или светится трогательная невинность, хрупкая и чистая, удивительным образом так долго сохраняемая в душе.

– Белинда, – проговорила Сара, осторожно заключая в ладони неузнаваемое лицо подруги, – он взял тебя силой. Он бил тебя. Видимо, то же самое он проделывал и с другими женщинами.

– Но почему? – Глаза Белинды стали еще шире. – Должно быть, я чем-то рассердила его. Ведь он помогал мне – он такой мудрый, Сара, и Господь разговаривал с ним, когда он был еще ребенком, и сказал ему, что его предназначение в жизни – помогать другим людям, и…

– Прекрати это, Белинда. Слушай меня. Ничем ты его не рассердила. Он просто подонок. Хитроумный выродок из Бронкса, решивший стать французом, сменивший имя и тщательно продумавший свою подлую систему выуживания денег из впечатлительных простаков. Единственная твоя ошибка заключается в том, что ты доверилась ему. Я убеждена, что ты у него не первая. Вставай, малышка, пойдем умоемся и найдем какую-нибудь одежду. Я хочу отвезти тебя в клинику.

– Зачем?

– Потому что ты подверглась насилию. Ну же, вставай, а?

Сара помогла Белинде подняться. Халат раскрылся, и она увидела, что других синяков на теле Белинды не было, по крайней мере, спереди. Ее била дрожь.

– Мне холодно.

– Я знаю. Где пояс от халата? На кровати.

– Хорошо. Сейчас ты завяжешь его и пойдешь умываться.

Сара провела ее в спальню; Белинда передвигалась крошечными, медленными шагами, едва переставляя ноги.

Пояс оказался на спинке кровати, затянутый петлей, и тут Сара увидела всю картину целиком: он связал Белинду, лишив ее возможности сопротивляться. Одна-единственная петля стягивала обе руки сразу. Белинда была его невольницей.

Сара быстро, насколько это ей удавалось, распутала петлю, запахнула на Белинде халат и подвязала его.

– Когда это произошло? – спросила она.

– Несколько часов назад. А пришел он еще раньше – мы долго сидели и разговаривали, – отсутствующим голосом ответила Белинда. – По-моему, уже начинало светать. Но я не уверена.

Пока они добирались до ванной комнаты, Саре пришло в голову, что, вполне возможно, они обе лежали связанными в одно и то же время, только она на другом конце города стонала в экстазе, а подруга ее кричала от ужаса. Перед глазами Сары встал Энтони с шарфиками в руках, и на какое-то мгновение лицо его вдруг стало лицом Филлипа. Может, и движения их были синхронными, и освещал их тот же струящийся из окна рассвет? От этого предположения, вполне вероятного, хотелось плакать. Она звонила Белинде, чтобы рассказать ей о своих приключениях, однако сейчас, стоя в ванной и вытирая мокрым горячим полотенцем следы крови и слез с лица подруги, Сара поняла, что не сможет этого сделать. Никогда, наверное, не найдет она в себе сил рассказать Белинде о шелесте шелка вокруг кистей, о том, как погружалась она в беспомощность, не испытывая ни малейшего желания остановиться. Для нее страх был игрой – средством разогреть, распалить и себя и Энтони, шагом из обыденной реальности в мир романтической драмы.

Для Белинды же страх в облике чьей-то мрачной тени таился в шкафу, поджидая момента наброситься на свою жертву. И на какую жертву. Из глаз Белинды опять потекли слезы, скатываясь по щекам быстрее, чем Сара успевала их вытирать.

– Мне что-то нехорошо, – с трудом выговорила Белинда, запинаясь на каждом слове. – По-моему, меня сейчас стошнит.

– Вот и славно. Я помогу тебе.

Сара развернула Белинду так, чтобы та смогла опуститься на колени перед унитазом, и поддерживала ее голову, пока подругу рвало. Если бы все было так просто, думала Сара. Если бы только она могла освободиться от пережитого, исторгнув его из себя.

Когда обе поднялись, Сара выдавила из тюбика на зубную щетку немного пасты и протянула Белинде, будто та была маленькой девочкой, собиравшейся лечь спать. Мысли Сары метались в поисках какой-нибудь незамысловатой, наивной аналогии. Она видела, как Белинда уходит от нее все дальше и дальше.

– Белинда, я думаю, нам нужно немножко поторопиться. Не забывай, тебе предстоит еще одеться.

Она сама надела на нее юбку и свитер, найденные в шкафу.

– Пожалуй, сойдет. Я знаю, что это твой любимый свитер.

Сара надеялась, что звук ее голоса задержит, потянет Белинду назад или хотя бы чуть сократит все увеличивающееся между ними расстояние.

По дороге в клинику Сара включила в машине приемник, но Белинда, видимо, ничего не замечала. Пустым, стеклянным взглядом смотрела она сквозь ветровое стекло на дождь, не видя и его тоже. Наверное, там, где блуждали ее мысли, погода была все же более солнечной.

Когда они вошли в приемное отделение «Скорой», народу там было уже достаточно. Мужчина, как догадалась Сара, с ножевой раной, прижимая к плечу полотенце, пропитанное кровью, терпеливо ожидал своей очереди, громко стонала сидевшая в кресле женщина средних лет со сведенными в судороге коленями, у стены стоял подросток, поддерживая правой рукой сломанную левую со стоицизмом, который привел бы в восхищение и Джона Уэйна.

– Что с вами случилось? – На опухшее лицо Белинды смотрела сестра, ведавшая записью пациентов.

– Ее изнасиловали, – мягко, но с нажимом ответила ей Сара. – Нам необходим врач из вашего специализированного центра.

– Он подойдет, но все же вам придется подождать. Мне понадобится информация о вашей страховке – если только вы не сообщили ее уже в полицейском протоколе.

Сара захватила с собой бумажник Белинды; найдя в нем страховую карточку, она протянула ее сестре, испытав при этом идиотское ощущение, что заказывает столик в ресторане.

– Как долго придется ждать?

– Честное слово, не могу вам сказать. Вас позовут.

– Ага. Ну что ж, хотелось бы оказаться в отделении для некурящих. – Сара всячески пыталась скрыть охватившее ее раздражение.

– Что?

– Ничего. Это я так – просто я думала, что в таком случае, как наш, человека не будут заставлять ждать. Что ему немедленно окажут помощь.

Глаза медсестры яснее слов говорили о том, сколько раз в день ей приходилось иметь дело с полным отсутствием у пациентов терпения.

– То же самое, наверное, думает вон тот мужчина по поводу ножевых ран, – заметила она.

Сара подвела Белинду к пустым креслам, подальше от других посетителей – так обычно ведут себя люди, оказавшиеся в приемной у врача. Никому не хочется, чтобы его отвлекали от собственных страданий. Однако сейчас Сара была бы не против, если бы Белинду хоть что-нибудь растормошило – слишком уж торопливо она отступала, уходила в себя, подобно ручью, повернувшему вдруг вспять, возвращающемуся в свое озерцо, спрятанное в глубине гор. Саре казалось, поднеси она к губам подруги зеркало, и дыхание Белинды не оставит на нем ни малейшего облачка. По лицу ее было разлито ужасающее спокойствие, напомнившее Саре о смерти.

Как бы подслушав эти мысли, Белинда повернулась к ней и проговорила тоненьким, исчезающим голоском:

– Филлип учит, что магий как таковой не существует, что вера в чудеса – это всего лишь иллюзии, которыми тешат себя слабые люди. Он считает, что человек должен учиться на страданиях.

От этих слов Сара онемела. В голове ее крутился один и тот же вопрос: «Да знаешь ли ты, кто тебя изнасиловал?»

Не то чтобы Белинда и вправду не знала этого – нет, просто осознание этого факта должно было прийти к ней постепенно. Прежде всего требовалось свыкнуться с мыслью, что ее изнасиловали, и только потом признать, что сделал это Филлип. «Позволь мне какое-то время оставаться слепой», – вот о чем фактически просило все ее поведение. Сара боялась, что цена этой слепоты окажется непомерно высокой.

Положив ладонь на руку Белинды, она крепко ее сжала. Вернись же в мир, пыталась она этим сказать. Я знаю, как тебе больно, но сделай, сделай это. Сара знала, куда устремлялись сейчас мысли Белинды. Они представляли собой хаос, во мраке которого некто темноволосый оскорбил ее, надругался над ней и исчез, так и не показав лица. Что произойдет, когда облака рассеются, память оживет и Белинда поймет: куда более жестоким, чем само изнасилование, было то, что он даже и не попытался скрыть свое лицо. Как бы Саре хотелось, чтобы Белинда закричала или застонала, подобно согнувшейся напротив них женщине в кресле, вызывавшей сочувствие и сводившей своими стонами с ума. Саре хотелось, чтобы Белинда очнулась, собрала в кулак всю свою волю и всю ненависть, чтобы в глазах ее вновь появилось осмысленное выражение. Она опасалась, что Белинда заснула навек, готовая умереть без борьбы. Часть ее души казалась уже мертвой.

Сара подошла к столу.

– Послушайте, я знаю, что у вас есть и другие пациенты, но моя подруга, боюсь, находится в шоке. Ей немедленно требуется помощь.

– В шоке? – холодно осведомилась сестра. – Вы врач?

– Нет. Но, черт побери, это же и так видно. Господи, ведь ее изнасиловали! Вы должны хоть что-то предпринять.

Машинально она произнесла слово «изнасиловали» громче, чем все остальное и, даже не поворачивая головы, тут же поняла, что оно было услышано каждым. Еще какое-то мгновение Сара смотрела на сестру, соображая, что можно сделать в дополнение к сказанному, затем вернулась на свое место.

Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем сестра назвала имя Белинды.

Войдя в кабинет, они увидели врача и женщину в шерстяной юбке и блейзере. В сильнейшем нервном напряжении Сара отмечала самые незначительные детали – неровные кончики ногтей у женщины, нежелание врача встречаться взглядом с Белиндой, слабое гудение люминесцентных ламп, больничный запах дезинфекции и эфира.

– Здравствуйте, меня зовут Николь, – женщина направилась к Белинде, которая все еще пребывала в состоянии некоего транса.

– Сара. Белинда моя подруга.

– Может, вы присядете и мы поговорим? – обратилась Николь к Белинде.

Позволив подвести себя к стулу, Белинда села, как послушный ребенок в ожидании родительского наставления.

– Вы не хотите рассказать мне, что случилось? – спросила Николь. – Это был кто-то, кого вы знаете?

Сара хотела было ответить, но поняла, что сейчас ей лучше набраться терпения. Через пару секунд Белинда медленно кивнула.

– И с кем вы встречались? – продолжала Николь. Нечто в ее глазах заставило Сару поверить, что эта женщина сможет понять Белинду, проследовать за ней назад, в прошлое, и вернуть в этот мир. Видимо, ей удалось поставить себя на ее место, видимо, поэтому ее и держат здесь как специалиста.

– Он является моим учителем, – хрипло сказала Белинда. Заметив, что она употребила настоящее время, Сара поджала губы. – Моим духовным учителем, – добавила Белинда.

– И это все?

– Филлип.

Имя произвело впечатление даже на врача. Сара услышала его вдох – резкий и быстрый. Конечно, подумала она, Филлип же известен, одна из тех знаменитостей, о которых слышит каждый. Николь посмотрела на Сару, ответившую ей взглядом, говорившим: «Держу пари, что вы-то подумали, будто это мистер С-Иголочки, не так ли?»

– Белинда, – сказала Николь, – доктор хочет осмотреть вас, а вы разрешите нам быть свидетелями – на тот случай, если решите обратиться в полицию. Сделать вы это можете сегодня же или после того, как подумаете. В любом случае у вас будут свидетельские показания. Чтобы помочь доктору, я должна буду задать вам еще несколько вопросов. Оральный секс был?

Белинда выглядела ничего не понимающей, будто слова Николь не доходили до ее сознания, и все же она нашла в себе силы ответить «нет» достаточно твердо для того, чтобы оно прозвучало убедительно.

– А эякуляция?

Белинда едва кивнула головой.

В своем воображении Сара, поставив перед собой Филлипа, сбивала его ударом кулака на землю и кричала: «Но ведь ты же предупреждал, что женщина не должна принимать в себя семя мужчины, ты, подонок! Значит, если кончает кто-то, то это плохо, а когда кончаешь ты – все о'кей, так?» Напоследок она еще пнула его распростертое на земле тело… и почувствовала облегчение.

Николь поднялась, следом за нею, будто ее дергали за ниточки, поднялась и Белинда.

– Я понимаю, что вам это сделать непросто, – сказала Николь, – но вы должны раздеться и лечь на кушетку, как при обычном визите к врачу. Доктору необходимо осмотреть половые органы и взять на исследование мазок. Вы позволяете нам оставаться свидетелями?

Стянув свитер, Белинда уставилась на свое тело, будто только впервые его увидела. – Хорошо, – ответила она.

Саре подумалось, что Белинда вряд ли расслышала вопрос, но это не имело значения – ответ все равно был дан правильный.

Перед тем как подойти, врач объяснил Белинде все, что он собирается делать. Николь встала у изголовья кушетки, ободряя, успокаивая, расслабляя Белинду.

Саре же казалось, что подруга даже чересчур расслаблена. Она лежала без движения, тело обмякло в страхе разбудить, потревожить притаившуюся боль. Саре пришли на память чьи-то слова о ранах от шрапнели. Даже после того как крупные кусочки металла уже извлечены, в теле остаются мельчайшие его частицы. Недоступные, они живут там годами, и стоит иногда повернуться, сделать неловкое движение, как боль возвращается – боль, о которой уже забыли, боль, заставляющая вспомнить то, что давно уже следовало забыть. Возможно, это же ждет и Белинду. Пройдут годы, и крошечный шажок стронет занозу с места, вновь перенеся ее в эту белую комнату, воскресив на губах вкус крови.

Пока Белинда одевалась, Сара вышла из кабинета; у нее закружилась голова, не хватало воздуха. Стоя в коридоре, она слышала через дверь, как Николь говорила что-то об анализе на беременность, анализе на AIDS, дополнительных консультациях.

А вот ответов Белинды слышно не было.

Дождь кончился, однако небо по-прежнему было закрыто тучами – мягкие серые громады прятали за собою солнце.

– Который сейчас час? – спросила Белинда Сару, наклонившуюся к ней, чтобы застегнуть ремень безопасности.

– Почти два.

Господи, прошло больше половины дня. Но ведь рассвет был всего несколько минут назад?

До дома Белинды они ехали в полном молчании. Может, ей необходимо сейчас сосредоточиться, подумала Сара. Может, молчание окажется благотворным бальзамом, чье волшебное действие поможет, если дать ему шанс.

После того как входная дверь дома Белинды была открыта и подруги вошли, Сара почувствовала витающий в комнатах запах одеколона. Мужского. Прежде она его не замечала, хотя и раньше он должен был здесь присутствовать.

– Может, зажечь курительную свечку? – спросила Сара, не вдаваясь в объяснения.

– Хорошо.

Белинда стояла у двери, окидывая комнату тем же взглядом, которым час назад смотрела на собственное тело. Теперь, наверное, все вокруг казалось ей незнакомым.

Саре потребовалось некоторое время для того, чтобы в царящем в комнате беспорядке отыскать столь близкие Белинде реликты 60-х: курительные свечи, спички, медную курильницу для благовоний. Когда все было приготовлено и к потолку сизым дымком потянулся аромат двух жасминовых палочек, до Сары вдруг дошло, что Белинда скрылась в спальне.

Она ожидала увидеть ее сидящей или лежащей на постели – или раздевающейся, чтобы принять душ. Однако, встав на пороге, Сара с изумлением смотрела на разбросанную по всей спальне одежду, на обнаженную Белинду, опустившуюся у постели на колени, уронившую голову на протянутые руки.

– Что это ты делаешь? – Она постаралась задать вопрос как бы невзначай.

– Молюсь.

Сара уперлась коленями в пол рядом.

– О чем?

– О том, чтобы понять, почему это случилось.

– Для того чтобы получить ответ на свой вопрос, Белинда, вовсе не обязательно обращаться к Богу. Я могу сказать тебе. Это случилось потому, что Филлип – грязный подонок, которого нужно остановить, прежде чем он не проделал это с другой.

Белинда перевела на Сару свой взгляд, и впервые за сегодняшний день та увидела в нем оттенок мысли. К ослепшей возвращалось зрение. Вновь появилась кровь на разбитой губе. Ранка не хотела затягиваться – нет, она настаивала на своем праве кровоточить.

– У тебя опять идет кровь. Нужно что-нибудь приложить.

Она помогла Белинде подняться и дойти до ванной.

Протягивая руку за кусочком ваты, Сара заметила пятно крови у Белинды на ступне и, оглянувшись, цепочку капель на полу.

– Белинда…

– Видимо, у меня начались месячные.

– Я налью тебе ванну. Она успокаивает.

Ванная комната стала заполняться паром, и Сара ощутила, что из нее самой тоже начинает сочиться кровь. Их циклы загадочным образом совпали – притяжение луны, внутренние приливы, подчиняющиеся древнему ритму. Такие совпадения случались и раньше. Тогда подруги шутили над этим, но не более, говорить особо было не о чем. Подобные моменты свидетельствовали о наличии между женщинами неких тайных связей, вытеснявших мужчин из их мира наружу, в холод. Однако на этот раз Саре было не до шуток. Капли крови на ступнях Белинды напоминали о ранах от гвоздей.

Сара выкупала подругу, помогла ей надеть ночную рубашку и уложила в постель.

– Я останусь у тебя, в гостиной, – сказала она. – Одну я тебя не брошу. Договорились?

– Договорились.

Сара всмотрелась в ее лицо. Белинда выглядела такой грустной и такой невинной, совсем как девочка, упавшая с роликовых коньков и разбившая себе лицо.

Нет, тут же одернула она себя, Белинда разбилась, доверившись не тому человеку, и раны ее будут поглубже, нежели простые царапины.

Она позвонила себе домой – проверить автоответчик. Оказались записанными два звонка от Энтони – оба раза он хотел узнать, где находится она, Сара. Странно, но временами Энтони казался ей таким далеким – как человек, которого знал когда-то, но уже долгое-долгое время не видишь. Зато в другие мгновения Сара чувствовала, что Энтони живет внутри нее, течет, как кровь, по ее жилам. Звонить ему сейчас, из дома Белинды, она не могла. К тому же какая-то ее часть стремилась именно к тому, чтобы удерживать Энтони на расстоянии, это помогало забыть о той легкости, с которой Сара позволяла себе превращаться в его заложницу.

Снова пошел дождь, поначалу легкий и незаметный, как прозрачная вуаль, наброшенная поверх крыш. Однако вскоре он усилился, и через несколько минут уже слышался громкий перестук капель. Было такое ощущение, что она оказалась в ловушке – одна на крошечном островке сухой земли, окруженная диким буйством непогоды. Нет, не одна, ведь рядом, Белинда – та, которую она любит. Но к кому обращена эта любовь? К другу, почти любовнице, к душе-близнецу, к постороннему.

Сара не ожидала, что задремлет, однако, когда она раскрыла глаза, дом уже погружался в сумерки, прошло несколько часов. Дождь за окном все еще лил. Сара лежала на кушетке, вслушиваясь в доносящиеся с улицы звуки, вспоминая давно забытые мысли и ассоциации. Где-то за пеленой дождя в вышине неба звезды роняли на землю свой свет, а некоторые из них, наверное, и сами падали вниз. Мать говорила, что всякий раз, когда умирает человеческая душа, с неба падает звезда. Но ведь душа не умирает, разве не тан? Может, часть ее – как, например, сегодня, из-за таких, как Филлип, способных ограбить даже самую невинную душу. Видимо, подумала Сара, что-то в Белинде и вправду умерло, видимо, звезда лишилась одного из своих лучей. Но Бог даст, последствия окажутся и не столь уж драматическими: свет не погаснет, он просто станет иным.

Пробравшись на цыпочках в спальню, Сара посмотрела на спящую Белинду, она чувствовала себя матерью, охраняющей покой своего дитя. Ночь придется провести здесь, на кушетке, чтобы быть рядом, если Белинда вдруг проснется. Саре хотелось лечь рядом с подругой, обнять ее, защитить от кошмаров, но она знала, что это невозможно: сейчас нужно хранить дистанцию.