Каждая веснушка

Справка. Микрорайон Чёрная Поляна

Чёрная поляна (с 1820 по 1900 гг. — деревня Чертково; с 1900 до 1923 гг. — деревня Чёрная Поляна) — историческая деревня, ныне включённая в часть района Белоносово города Аддá.

Первые упоминания датируются с 1820 года. Основана как имение дворянского рода Чертковых. Находилась на границе с деревнями Белоносово, Вечнозелёная, Денежное озеро. Позднее деревня принадлежала директору народных училищ Березнёву, в чьи имения вошла также деревня Вечнозелёная, а после и его сыну — Александру Березнёву, который возложил Вечнозелёный дендропарк (ныне дендропарк им. Горохова И.Н.)

Было известно о плодородной земле. С каждым годом плотность поселение одно двора увеличивалась (в 1870 в одном дворе проживало 10 человек, в 1920 — 70). Были задокументированы случаи, которые в народе означались «праздником льда» — жители деревень Чёрная Поляна и Денежное озеро, как только наступают холода и лёд застаивается на озере, группы людей соревнуются между собой, кто победит в этом году, после чего это вошло в местную традицию.

В 1923 году Чёрная деревня, а также Вечнозелёная, были включены в состав посёлка Белоносовский. Зимой 1936 основан рабочий город Белоносово. В 1955 году включён в город Адда.

Микрорайон Чёрная Поляна возымел несколько трамвайных остановок («Озеро», «улица десятой пятилетки», «Блинная»), построен парк Зелёный. В 1962 году поставлен памятник «Героям против пожара» в честь погибших в пожаре.

Известно о всплеске криминала в конце 80-х гг. На данный момент ситуация стабилизировалась. Микрорайон Чёрная Поляна с начала 10-х гг. обустраивают новыми парками, аллеями, построена пляжная зона у озера Денежное.

Глава первая. Ржавчина для робота

Старый, повидавший виды ПАЗ, которому давно бы пора на покой, пыхтел на проезжей части. Он глушился, кряхтел, пытаясь завестись, каждый раз окутывая остановку чёрным дымом, от которого слезились глаза у заждавшихся своего маршрута пассажиров. Не только они были недовольны, но и забившиеся в салон тоже не радовались тому, что не могут выехать к центру города, раздражённо цыкая и закатывая глаза, чем выбешивали водителя ещё больше, что теребил зажигание, но не получал нужного результата. Наверняка это не первый случай и не первый день в его профессии, когда назначенный ему транспорт не отвечал требованиям эксплуатации, но жаловаться не приходилось: так или иначе старенький автобус приносил ему деньги, ведь поток пассажиров ежедневно набивался к нему в маршрут, чтобы вернуться с работы или учёбы и наоборот из своего или в свой любимый спальный район, что отдалён от основного города. Спальный район, что старые жители звали Чёрный квадрат из-за своих характеристик и местной обстановки, а сейчас просто называется «район», хранивший в себе дома-корабли, сносимые бараки, за место которых позже выстроятся пёстрые, разукрашенные в яркие, зазывающие цвета, новостройки. Не сказать, что серость и безвкусие окружали местные виды: в последнее время оборудовали парки, прилично облицевали торговые центры и кафешки придерживались единого стиля, что приносило удовольствие глазу, когда он мог отдохнуть от не пытающегося зарябить у него в глазах вывесок. Тогда красота и чувство расцвета жизни ощущались в тёплые времена, как сейчас — когда всё зелено, люди имеют право самовыражаться, не закрывая свой фирменный стиль под плотным чёрным или серым пуховиком. В тёплые времена, когда свет играется с тобой, словно маленький ребёнок, и пытается сыграть в догонялки, салки, пробуждая в тебе истинное счастье, которое ты забыл под слоем своих обязанностей взрослой жизни. Но в холодные времена, задолго до, — ведь снег ложиться здесь уже в конце октября, — или после нового года, когда всё привлекательное под дневным серым светом смешивается в огромную кляксу, когда ты не можешь разобрать, где заканчивается крыша панельки и начинается небо, а район более-менее расцветает ближе к вечеру, когда солнечным лучам, — если грубо говоря, потому что тот тусклый шар за пеленой облаков с натяжкой можно назвать тем самым солнцем, — на смену приходят неоновые вывески шавермы, кофеен, пекарен.

Жизнь расцветала, как и пыльца из клумб, за которыми ухаживали местные жители; расцветала проснувшимися листами деревьев в сквере; расцветала и дарила недавним школьникам ощущение начала нового, ответственного, где они наконец берут в руки свою жизнь. Такой же надежды были полны и двое парней, что выходили из местного лицея, держа в руках свои дипломы — Роберт с карамельно-каштановым цветом волос, что темечком может задеть верхний косяк двери даже пригнувшись, а глазами азиатского выреза способен был соблазнить каждую, что находилась в поле зрения; а рядом с ним был смуглый, с длинными кудрявыми волосами, ухоженности которых позавидовала любая девушка, в особенности, если они узнают, что он не делает с ними ничего особенного, кроме как моет их шампунем, — или гелем для душа, который он случайно прольёт на голову, перепутав флаконы, — которого зовут Артур. Они шли держа свои аттестаты окончания школы с медалями: у Роберта был синий, а Артур рассматривал свою красную корочку с золотой медалью.

— И почему ты не исправил четвёрку по истории? — с непониманием спросил Артур, — сейчас бы шёл с красным.

— Мне история неинтересна.

— Если она не про район, — перебил Артур, но Роберт продолжил невозмутимо.

— Да и мне не особо важно, какого цвета у меня документ.

— Повезло. Мои родаки бы мне голову отрубили, если бы я так пришёл. Подержи.

Артур передал Роберту свою книжку с оценками, чтобы собрать волосы в пучок, иначе бы они мешали перед глазами разглядеть свои старания за все эти годы, а Роберт заправлял рубашку под широкие брюки одной рукой. Роберт умело сочетал строгий стиль с кэжуал, что не сказать про Артура, который вычурно щеголял в школьной форме тёмно-синего цвета на любое мероприятие. Артур закончил прятать свои волосы, и они двинулись дальше, к местному скверу, где проводили большинство свободного времени: будь это обычный выходной, когда у них не хватает денег сходить в кафешку или когда Роберт уговаривает Артура прогулять незначительный урок, говоря: «Да что будет-то? Никто не расскажет твоим предкам». Роберт относился проще ко всему, в отличие от Артура: если один надеялся на авось с холодной головой решая нахлынувшие проблемы, то другой всегда соблюдал именно прописанные правила, ссылаясь не на практику, а на теорию, чтобы всё было именно так, как по пунктам, а если по пунктам не выходило нужного результата, то Артур, как в стрессовой ситуации делают опоссумы, впадает в ступор, без возможности двинуться с места. Такое бывает часто, но однажды они чуть не попали впросак, когда случайно забыли оплатить шоколадный батончик, который Артур засунул в карман для того, чтобы держать в руках двухлитровую колу и крафтовый мешок из ресторана фастфуда, а их заметил охранник, который якобы предотвращает воровство. Артур уже был готов залезть в кандалы и рисовать чёрточки на стенах, сколько он уже провёл под стражей, но Роберт договорился, говоря о том, что они заплатят, ведь воровать они ничего не планировали, а если бы и хотели, то украли что-то подороже. Роберт оплатил шоколадку, отдав её охраннику, и продолжили свой вечер, закусывая бургерами.

Роберт и Артур дошли до свободной скамейки — единственной, что была свободна от молодых мам с колясками и отдыхающими детишками, что измотались на площадке, кружась на карусели. Артур выдохнул с характерным для него «пу-пу-пу», что значило: Я хочу начать тревожащую для меня тему, но не знаю, хочешь ли ты слушать моё нытьё. Роберт, что выучил этот жест за пару лет их дружбы, повернулся к нему, скрещивая ноги и подставляя к виску кулак, что придерживал голову, упираясь на скамейку.

— Что не так? Маша опять?

— Да чё Маша, — отмахнулся Артур, — родаки всё капают. Помнишь я говорил, что они мне типа невзначай сунули одну девчонку?

— Ну.

— Так это дочка их общих знакомых.

— И что?

— Ты не понимаешь? Они начали разгоняться, разгоняться. И короче ультиматум: я бросаю Машу и женюсь на этой Амине, или не видать мне денег и квартиры, а учиться я буду в местном унике.

— Традиции, что поделаешь.

Роберт усмехнулся, на что получил более грозный «пу-пу-пу», что уже означало, что Артур ждал поддержку от друга.

— Ты ведь сам защищал традиции, говоря, что без них ты не считаешься человеком, главным в цепи животного мира.

— Да, но… мне нравится Маша. Мне нравится её смех, мне нравится даже, когда мы ссоримся. Нравится быть рядом с ней, лежать рядом, когда её волосы щекочут мне нос.

— Это не по правилам.

Роберт в шутливой манере пригрозил пальцем Артуру.

— Мы же не спим вместе.

— Так, а в чём проблема? Твои родители же сами выбрали друг друга, уехали от своих, сжигая мосты и сохраняют любовь до сих пор. Может они хотят испытать тебя так?

— Да, но они же… как сказать…

Артур разочарованно почесал лоб, подбирая формулировку.

— Они одной нации короче. А мы с Машей — нет. Я понимаю, что так надо, слушать старших, не спорить, но я не могу так. Сложно мне слушать их. Ещё и родители Амины настаивают.

— Да, грустно. Я тебе всегда говорил, Арт, что тебе не следует всегда идти по правилам. Иногда можно нарушить, если ты чувствуешь, что делаешь не по воле своего сердца. В любом случае они тебя простят, как их предки простили их.

Роберт говорил это серьёзно, зная, что именно такие слова должны говориться без их шуток, где они унижающе, но с дружеской любовью, стебут друг друга. Они придерживались такой традиции с самого начала общения, но сразу крепкой дружбы у них не произошло — изначально они видели врага. В словах не было поддержки, а любой диалог сочил ядом, будто уж и гадюка. Постоянные соревнования заканчивались кулаками, когда они спорили, кто быстрее пробежал кросс на физкультуре, или переговоры, когда один из них быстрее поднял руку, чтобы ответить на вопрос и получил пятёрку. Ситуация обострилась после того, как первого сентября их посадили за одну парту. Менеджмент классной руководительницы плохо обыгрывался и зачастую оба получали плохие оценки за поведение и расписанный дневник с вызовом родителей, но это самое мирное, ведь сколько они сидели у директора на разговорах не слушая аргументы взрослого, стоя на своём, где один из них всегда козёл «просто потому, что». На их спорах и соревнованиях между собой выигрывал целый класс — не в плане дисциплины, конечно, и сохранения лица класса, а буквально в финансовом. Каждая их стычка заканчивалась на ставках, кто кого. Не сказать, что одна группа всегда забирала куш у другой, и силы были равномерны — Роберт всегда был выше на голову, но у Артура была комплекция проныры, так что в разных условиях были разные результаты. Как только педагогический состав узнал, что игорный бизнес корнями расползался по всей школе, и в ставках участвовал не отдельный класс, а даже младшеклассники, пронеслась буря из негодования. Целый комитет собрал и учеников, и их родителей, чуть не подвешивая на эшафоте виновников чёрной экономики внутри стен просвещения.

Все неравнодушные учителя распинались, брезжа слюной о том, как неправильно воспитывать лудоманию в юных умах будущего не просто города, а целой страны, — стоит сказать, что учеников защищал психолог, напоминая, что учителя, как и он сам, проглядели этот момент и за ними стоит часть вины, — а уставшие родители, что только освободились с работы, зевая от скуки, ждали, когда этот цирк закончится и они смогут поехать домой и наконец поужинать. Конечно, некоторые родители были в шоке, шипели на своих детей, а кто-то отрезал бюджет карманных, но после собрания ничего не изменилось в сознании учеников — ставки сами сошли на нет, потому что ставить было не на кого. Их дружба в том состоянии, что она имеет сейчас, зародилась в одном из конфликтов, когда на игре в баскетбол Роберт намеренно кинул в лицо Артуру мяч, когда тот до этого толкнул плечом Роберта. Месть за месть — типичная ситуация, но тогда они действительно начали диалог, где Роберт услышал фразу: «Если я буду худшим, то родители меня сожрут». Изначально Роберт посмеялся над этим, но на собрании увидел, что это вероятно: то, как перед всеми учениками они позорили своего Артурчика, говоря, что виноваты во всём произошедшем, воспитывая недостойного сына, что будет наказан домашним арестом и будет видеть перед глазами только учебники и учителей, впечатлило даже пед. состав, который начал оправдывать Артура, говоря, что он хороший мальчик и не стоит быть такими строгими. После, когда все расходились по домам, родители Роберта смеялись над произошедшим, жалуясь на то, что вокруг Роберта крутилось столько денег, а он ни копейки не принёс в квартиру, а Роберт заметил краем глаза, как родители Артура отчитывали его и он шугался каждого движения отца, а как закончили болтовню о том, какой он плохой сын и точно не увидеть приставку к новому году, бесцеремонно потянули его к выходу. Не следующий день, обдумывая всё произошедшее, понимая, что Артур соревнуется не для себя, а для того, чтобы не разочаровать родителей, он подошёл к нему, протянул руку и зарыл бессмысленный топор войны, хоть и напоследок сказал: «Но ты знай, что я всё равно лучше. Просто поддаюсь тебе». Они по-настоящему сдружились и поняли, что у них особо и нет различий в мнениях, а после, когда стеснение пропало, начали всячески шутить друг над другом, но в ответственные моменты, которые требуют всей эмпатии, что у них есть, они говорят действительно нужные вещи друг другу.

— Если ты любишь, — продолжал Роберт, поддерживая Артура рукой за плечо, — то сделаешь всё, что сохранит эту любовь. Даже мир извергнешь в адский пепел ради одного человека. Понял?

Артур услышал действительно нужные для него сейчас слова, кивнул своему другу и даже улыбнулся решёным в голове проблемам, как улыбнулся и своей решительности в дальнейших действиях. Но после задумался глубже о сказанном Робертом.

— Пожди, откуда ты всё это берёшь?

— Беру что?

— У тебя у самого одни серьёзные отношения на счету, а ты мне тут затираешь про любовь, отвагу.

Роберт рассмеялся и раскинул руки, пожимая плечи.

— Тренера не играют. Тем более, зачем мне эта любовь сейчас? Я поступаю, а позже учусь пять лет. Ещё позже — строю карьеру, зарабатываю на квартиры здесь, а после сдаю для заработка. Тогда что-то уже можно думать. Без базы для нынешнего человека даже не нужно думать о каких-то там браках и тому подобное.

— Как-то раньше справлялись: без ничего начинали строить.

— Это раньше. Сейчас потребностей больше, а то, что нужно — дороже.

Роберт попытался отвлечь от этой темы своего друга, наклоняясь к нему и смотря со всем интересом. Интересом, что бывает у больных людей: напористым, диким, который не понимает и не принимает личные границы.

— Ты лучше покажи мне эту Амину, о которой ты постоянно болтаешь.

— Да что там показывать?

Артур выдохнул, вытащил из кармана телефон и зашёл в приложение, где он был заблокирован ей, а она — им. Тогда уже Роберт достал свой телефон и ввёл в поисковике имя Амина Алиева, и увидел её лицо — у неё были выразительные глаза, красивейшие восточные черты лица, любовь к макияжу — не та любовь, где она измазывает себя, чем только можно, а профессиональный взгляд на косметику, где подчёркиваются лучшие стороны.

— Слушай, — протянул Роберт, — ты вообще уверен в своём вкусе?

— В смысле?

— На твоём месте я бы даже не выбирал.

Роберт с улыбкой посмотрел на Артура, но того не особо впечатлило сомнение Роберта в выборе спутницы, после чего Роберт рассмеялся во весь голос.

— Да я шучу, сердцу не прикажешь.

Роберт продолжил просматривать фотографии девушки.

— Но тут не сердце, конечно, решает.

— Сам попробуй с ней.

— Почему нет? Мои предки всегда говорили мне, что можешь хоть на русской жениться. Бывают, конечно, загоны, что она должна быть хотя бы похожа на татарку или башкирку.

Когда фотографии закончились, он посмотрел записи на её странице и первым же делом ему вылезла ссылка на Амину в другом приложении — для сайта знакомств, который называется «Мамба». Роберт показал Артуру на это.

— Узнай твои родители об этом, или её, то скорее женили бы вас. Представляю, что завтра вы стоите в ЗАГСе.

Роберт поднял глаза в небо, уплывая в свою фантазию, а после скривил лицо.

— Ужас, ты такой урод в этом костюме.

Артур дунул в сторону Роберта, чтобы усмирить его пылкий юмор. Роберт не обратил внимания на это, перешёл по ссылке «Мамбы» и скачал его повторно, что заметил Артур, смеясь над ним.

— Так ты качал уже «Мамбу»? А говорит не нужна ему любовь.

— Да я чисто поболтать, пока ты на учёбе залипаешь.

Значок «Мамбы» появился на главном экране, и Роберт открыл его снова через ссылку, где фотографии Амины были уже немного откровеннее, а возраст немного преувеличен.

— Ей реально двадцать три? — уточнил Роберт.

— Смеёшься? Она только на пару месяцев старше тебя.

— Ну, восемнадцать есть, но всё же, — задумался Роберт, — это как-то не очень нормально.

— Прочитай лучше статус, — указал пальцем Артур, — Если хочешь поиграться, у меня есть для тебя одна игрушка.

— Это отвратительно. Не думаешь сказать её родителям или хотя бы своим?

— Не могу, иначе она покажет мои фотографии.

— Даже не буду спрашивать, какие. Но телефон твой точно не буду держать в руках, да и руку жать вряд ли.

Артур ударил Роберта в плечо, встав с места, чтобы немного потянуться. До их спокойного местоположения редко доносились возгласы моторов — дорога хоть и была близко, но многие находились на рабочих местах, поэтому потока не было. Проносились только такси, дрожащие маршрутки и грузовики. Грузовиков действительно было много в последнее время, ведь атмосфера их района становилась благоприятной, дружелюбной и не кусающейся. Совсем другая реальность за десять лет — если человек долго не был здесь, и неожиданно решил навестить родные края, то не понял, что это одно и тоже место; посчитал бы, что карты его обманывают, а спутники сошли с ума. Серый и криминальный некогда район получил свой ренессанс, расцвёл второй жизнью. Роберт с Артуром помнят своё детство здесь: когда вместо мягкой резиновой подстилки на оборудованной детской площадке вокруг зелёного антуража деревьев стояли ржавые советские качели со строительным песком на земле, а окружали их лебеди из резиновых покрышек; у местного озера, где все приходили на пляж на свой страх и риск, молясь, чтобы не наткнуться на штырь в прыжке в воду, а зимой на корке льда собирались группами, чтобы поучаствовать в стрелке хотя бы как наблюдатели, сейчас построился пляж со всеми развлечениями в виде катамаранов, водных горок и вкусной еды в вагончиках, а зимой открывается огромный каток. Да и в целом, даже если не обращать внимания на какие-то знакомые места и скопления людей, то жить стало намного свободнее: нет криминальных личностей, детям вместо разборок есть чем заняться, по округе расставлены мусорки, поэтому бычки от сигарет не были похожи на рассеянные семена по пустырям. Да и пустырей становилось меньше из-за привлекательности местных видов, поэтому на них вырастали муравейники. Для этих муравейников и кружились грузовики, привозя металл, бетон и остальные строительные материалы.

Артур повернулся к Роберту, вопросительно смотря на него.

— Может и не стоит уезжать?

Роберт задумался, осматривая свои родные виды.

— Ты всегда хотел свалить отсюда.

— Да, но тогда тут было… хило, что ли? Останусь с Машей, чёрт с этими деньгами и Москвой. Работу найду, вон сколько общепита. Тут и ты как раз. Ты ведь без меня загнёшься.

— Смотри сам. Сейчас у нас период, когда мы делаем выбор, что в дальнейшем будет иметь последствия.

Роберт встал вслед Артуру и тоже потянулся, зевнув.

— Может пойдём перекусим, спаситель? — предложил Роберт.

Артур, ничего не сказав, просто пошёл к их любимому заведению, не завывая за собой Роберта, зная, что он просто пойдёт за ним.

Они шли по прямой, по новой аллее, где до сегодняшних дней существовало подобие такого, но ветви дер…