Как спасти любовь

1

Коннор Уорнер был не в лучшем расположении духа.

Весь день ему пришлось вдалбливать в головы строителей, что он хочет пристроить крыло к отелю «Виндсонг», а не разрушить его.

Но впереди его ждал еще более напряженный вечер: элитное сборище у Филдингов, которое он с удовольствием променял бы даже на компанию строителей… если бы не пообещал Натали, что будет там.

Ну и глупость же ты спорол, Уорнер, пробормотал он своему отражению в зеркале.

Он нервно намылил лицо и провел острием лезвия по подбородку. Мало того что приходится бриться каждое утро, так теперь еще и вечером он должен возить лезвием по лицу.

Он глянул на золотой «Ролекс», лежащий на краю умывальника. Черт, он безбожно опаздывает. Хотя, может, это не так уж плохо: на час меньше придется торчать на площадке внутреннего дворика особняка Филдингов и корчить довольную мину, потому что только полный идиот может получить удовольствие от благотворительной вечеринки.

Но кого он может в этом винить? Себя и только себя.

Он позволил Натали уговорить себя. Когда она протянула ему приглашение, он сказал, что пропустит вечеринку и пошлет им чек. Но Натали посмотрела на него, и на ее чудном личике было то самое выражение, которое за последние несколько месяцев он видел чаще всего.

— Ты волен поступать, как захочешь, — сказала она сдержанным, прохладным тоном. — Но я работаю с Лиз.

— И что это значит?

— А то, что даже если ты не пойдешь, я должна быть на этой вечеринке, — ответила она и сдержанно улыбнулась.

Ее ответ удивил его. Пусть последнее время между ними происходит что-то странное, но они по-прежнему пара. Или не пара? В какой-то момент он чуть было не спросил ее об этом, но, подумав, сдержался. Что ж, если эта вечеринка так важна для нее, он пойдет.

— Спасибо, — вежливо сказала Натали.

Эта ее дурацкая вежливость последнее время часто вышибала его из равновесия и откровенно бесила. Ему хотелось наброситься на нее и целовать до тех пор, пока она снова не превратится в ту женщину, которую он когда-то безумно любил.

Коннор швырнул в угол полотенце, надел на руку часы и, голый, прошагал в спальню.

Но секс — дорога с двухсторонним движением. В жизни, как и в бизнесе, никогда нельзя совершать действий, если не уверен на все сто в их результате… И кто знает, во что это выльется, если он с помощью секса попытается растопить лед между собой и Натали?

Это может и не сработать. А к такому результату он был еще не готов.

С другой стороны, может, пора прояснить кое-что.

Коннор сурово сжал губы и застыл перед дверцей шкафа.

Он согласился пойти с ней к Филдингам, узнав, что она участвовала в организации вечеринки. Ему даже на миг показалось, что ее вежливая улыбка слегка смягчилась. Может, на этой вечеринке ему удастся снова очаровать Натали и вернуть хоть что-то из того, что между ними было?

Но теперь и эта надежда растаяла в тумане, потому что он шел на вечеринку к Филдингам в одиночестве.

Сюрприз, Уорнер, пробормотал он, открывая дверцу шкафа.

Похоже, ему почти не на что рассчитывать:

Все его планы, исключая разве что стальные договоры и каменные сделки, оказались бессмысленными. Люди непредсказуемы. Чувства приходят и уходят, и если раньше он был настолько глуп, что считал Натали не такой, как все, то теперь начал понимать, что ошибался.

Коннор нахмурился.

Если между ним и Натали все кончено, значит, все кончено. И, возможно, это к лучшему.

Какой смысл поддерживать отношения, где место беседы заняло молчание, а страсть заменило удобство?

— Скажи, что случилось? — спросил он Натали пару недель назад. О боже, чего ему стоило это сказать! Особенно когда он увидел, с каким презрением она посмотрела на него!

— Не знаю, — ответила она тем вежливо-холодным тоном, от которого его бросило в жар. — Может, ты знаешь?

Впервые в жизни Коннор подумал о том, что у мужчины может появиться причина, чтобы ударить женщину. Черт, конечно же, только в том случае, если бы женщина была равна мужчине. Если бы она была такой же высокой, сильной и мускулистой, как он.

Но Натали была хрупкой, нежной и красивой.

Нет, он никогда не сможет причинить ей боль. Никогда. Но что касается ее, то ей, кажется, — глубоко наплевать на то, что она причиняет ему боль. Ну, может, не совсем боль. Как она может причинять ему боль, если его чувства к ней изменились? И все же они могли бы сохранять хотя бы теплые отношения, прожив вместе десять лет. Натали, похоже, и на это наплевать.

Она знала, что я согласился пойти на эту вечеринку только ради нее, бормотал Коннор, доставая из шкафа белую рубаху и надевая ее.

Но даже не соизволила позвонить мне в офис.

Ни звонка, ни объяснений. Когда он вернулся домой, его встретил только мигающий огонек автоответчика, а потом сбивчивый голос Натали промямлил: «Я опаздываю. Ничего не обещаю, но, возможно, встретимся на вечеринке».

Вот так, Уорнер, вот до чего мы дожили, пробурчал он себе под нос, застегивая змейку на брюках. Затем его руки проскользнули в пиджак. И кем ты теперь выглядишь, а?

Полным идиотом, вот кем. Идиотом в смокинге. Он глянул на себя в зеркало, провел растопыренными пальцами по волосам, поправил галстук и попытался улыбнуться. Черт, если он попытается так же улыбнуться людям на вечеринке, они наверняка разбегутся от него, как от чумы.

Ну и вечерок ждет его впереди. Ему придется отстегнуть тысячу баксов за то, чтобы провести вечер в плену проклятого смокинга, жуя безвкусные бутерброды, запивая их дешевым шампанским и бегая глазами по толпе, пытаясь отыскать Натали.

Но должен ли он делать это? Натали — большая девочка и способна позаботиться о себе, как она сама любит напоминать ему…

Коннор на ходу подхватил с туалетного столика ключи от своей машины, подбросил их в воздух, поймал, сунул в карман и направился к двери.

Вереница машин, направляющихся к особняку Филдингов, столпилась на дороге за полквартала до особняка.

— Чудесно. Просто замечательно, — пробурчал Коннор сквозь зубы, резко сбавляя скорость.

Когда вот так застрянешь в хвосте автомобильной пробки, о чем еще можно мечтать, как не о спокойной террасе отеля «Виндсонг» со стаканчиком марочного вина в руке?

Кадиллак впереди него прополз на несколько сантиметров вперед. Коннор вздохнул и двинулся с места.

Бог с ним, с вином. Хотя стаканчик вина неплохо, когда оно к месту и ко времени. Но не теперь. Теперь была бы очень кстати бутылка холодного темного эля. Или пляж. Но только, извините, не в Майями, а где-нибудь на Южном побережье Тихого океана, где огромная бледная луна заливает матовым светом нетронутую гладь песка. О, эта картина просто стоит у него перед глазами. Он сидит в шезлонге, положив руки под голову, и смотрит в ночное небо, видит то здесь, то там мелькающие хвосты падающих звезд, и прибой ласкает пальцы его ног…

Позади раздался автомобильный сигнал. Коннор очнулся, часто заморгал, недовольно нахмурился и увидел перед собой свободный кусочек дороги. Завел машину и продвинулся вперед.

Что это на него нашло сегодня?

Он годами не был на пляже. Годами не занимался идиотским самоанализом…

Нет, так дальше продолжаться не может.

Ладно, он согласен выдержать сборище у Филдингов в течение часа. Нет, и получаса будет достаточно. Потом он незаметно исчезнет, приедет домой и будет ждать возвращения Натали.

Он потребует от нее ответа и наконец покончит со всей этой неразберихой между ними.

Если она захочет, чтобы их отношения продолжались, он подумает над этим. Если захочет порвать с ним, что ж, пусть будет так. Жизнь на этом не закончится, разведутся они или нет…

А если так, то что он делает здесь, ожидая своей очереди, чтобы попасть на вечеринку, на которую ему не хочется идти, ожидая каких-то чувств от женщины, не зная, хочет ли он быть с ней?

Наконец он был честен с собой и, признав правду, почувствовал невероятное облегчение.

К черту! Все к черту! Сейчас он вырулит из ряда, развернется и покатит домой. Приедет домой, стащит с себя этот обезьяний наряд, запрыгнет в удобные шорты…

— Сэр!

Он чувствовал, как узел в его животе затягивается все туже и туже. Ему нужно только немного сдать назад и развернуть машину.

— Сэр? Простите, сэр!

— Что? — Коннор повернул голову к окну и поморщился.

Рядом с машиной стоял мальчик в красном пиджаке, и Коннор сообразил, что это парковщик. Приехали. Как он мог не заметить, что стоит на парковочной площадке перед особняком Филдингов?

Он посмотрел на мальчика в красном пиджаке, на его прыщавое растерянное лицо, вздохнул и скривился, надеясь, что это сойдет за улыбку.

— Ах да, — сказал он и, не зная кого ругать — судьбу или свою нерасторопность, — сделал то, что сделал бы любой, оказавшись в этой ситуации. Он вышел из своего «корвета», отдал мальчику ключи вместе с десятидолларовой бумажкой и стал подниматься по ступенькам туда, где в течение нескольких часов ему придется выносить цивилизованную пытку.

Назвать это пыткой было бы слишком мягко.

Кто, интересно, изобрел вечеринки? И особенно благотворительные. Коннор был уверен, что их изобрел кто угодно, только не мужчина.

Такое могло прийти в голову только женщине.

Только женщина могла заставить людей платить деньги за сомнительное удовольствие торчать в толпе со стаканом кислятины, называющейся вином, в одной руке и чем-то совершенно несъедобным в другой, в то время как струнный квартет пиликает что-то такое же невыносимо скучное и безжизненное, каким оно было сто лет назад, когда его сочинили.

Улыбочка, которую он тренировался изображать у себя в ванной, оказалась вполне к месту. Она помогала ему чувствовать себя в стороне от всей этой смешной компании и, казалось, никого не смущала и не пугала. Хэнк Филдинг пожал ему руку и сказал, что очень рад быть хозяином этой вечеринки, хотя и закатил глаза при этом. Потом подпорхнула его жена Лиз в облаке благоуханий, способных удушить любого, кто находится рядом, поцеловала воздух у обеих его щек и предложила попробовать креветки.

— А где же наша Натали? — спросила она, но ее взгляд уже успел поймать кого-то другого. — Увидимся позже, дорогой, — сказала она, не дождавшись ответа, снова поцеловала воздух в его направлении и упорхнула.

Контору ничего не оставалось, как прошагать через гостиную, размером с футбольное поле, миновать внутренний дворик и вернуться в столовую, где ему пришлось наконец уступить назойливым официантам лишь потому, что он устал говорить им «спасибо, нет», и взять в одну руку стакан с чем-то непригодным для питья, а в другую — кусочек чего-то несъедобного.

В конце концов он нашел относительно тихий уголок, где никто не шастал, потому что там стоял горшок с развесистой пальмой, способной укрыть под своими ветвями целую компанию. Он был уверен, что никто не нарушит его покоя под сенью этой пальмы, потому что одним из побуждений, заставляющих людей посещать вечеринки, было сомнительное удовольствие показать себя и посмотреть на других.

И чем дольше он стоял там, наблюдая за происходящим в зале, тем глупее и смешнее казалось ему все, что он видел. Отвратительная еда и еще более отвратительные напитки. Невыносимая музыка. Женщины, похожие на павлинов; мужчины, напыженные как пингвины.

Коннор усмехнулся. Ему казалось, что он попал на птичий двор. Даже звуки, доносящиеся до его ушей, напоминали кудахтанье, кряканье и кукареканье.

— Привет.

Коннор повернулся. Голос был мягким и страстным и вполне соответствовал лицу и телу, которые, вне всяких сомнений, были прекрасным сочетанием хороших генов с пластической хирургией.

— Привет, — ответил он и улыбнулся.

— Отвратительно, — сказала женщина.

Коннор рассмеялся.

— Абсолютно.

— Вино, угощения… — Она эффектно тряхнула головой и повела плечами, и Коннор быстро догадался, что она провела немало часов перед зеркалом, совершенствуя это движение. Длинная прядь золотистых волос скользнула по плечу, как вода по алебастру, а полные груди задрожали, как желе, под несколькими сантиметрами ткани, которая как бы служила платьем. Она склонила голову набок и посмотрела на него сквозь слегка опущенные ресницы, а потом медленно провела кончиком языка по влажной нижней губе.

— Ох, просто не знаю, чем себя занять, — сказала она и томно улыбнулась.

У Коннора на скуле затанцевала жилка. Он на время растерялся, но нужно быть мертвецом выше шеи и ниже пояса, чтоб не догадаться, что он должен на это ответить.

Зато я знаю, должен ответить он. И тогда роскошная блондинка с невероятными сиськами улыбнется ему снова, потом возьмет под руку, и вскоре они окажутся в постели.

Картинка, мелькнувшая в голове, заставила его напрячься. Давно ему не приходила в голову мысль провести время с другой женщиной.

Но, может быть, это как раз то, что ему сейчас надо: горячая баба и жаркая битва среди прохладных простыней. А потом «трам-тарарам-спасибо-мадам», и утро без раскаяний, без обвинений и обещаний, от которых только раскалывается голова.

— Ну как, да или нет? — сказала мягким голоском блондинка, и ее нежно-голубые глазки посмотрели на Коннора с такой откровенностью, которой он мог только позавидовать.

Он криво улыбнулся.

— К сожалению, я не…

— Никаких проблем. — В ее улыбке тоже проскользнуло сожаление. — Может, как-нибудь в другой раз.

— Непременно, — сказал он, хорошо зная, что врет. Даже если с Натали все кончено и он свободен, он не станет иметь дело с женщинами.

По крайней мере, какое-то время. Мужчина должен быть либо круглым дураком, либо обманщиком, чтобы поклясться, что он полностью отказывается от женщин. Но, глядя вслед уходящей блондинке, Коннор думал, что сейчас ему явно не до них — ни сейчас, ни в ближайшем будущем.

У него нет ни малейшего желания…

И в этот момент он увидел ее.

У него сперло дыхание, мышцы живота сократились, и он вмиг осознал, что все, о чем он думал минуту назад, было ложью.

Нет, он не покончил с женщинами? Ни в этот вечер, ни в ближайшем будущем.

Женщина, стоящая в дверях, была самым прекрасным созданием, которое он когда-либо видел.

Было глупо сравнивать ее с блондинкой, которая только что отошла от него, но контраст был настолько разительным, что Коннор не мог удержаться от сравнений.

Она не была блондинкой. И для Майами-Бич это выглядело слегка необычным, потому что большинство голов среди публики, собравшейся на вечеринке, были золотистого цвета. Не то чтобы они родились с золотистыми головами, нет. Просто обилие солнца вызывало у людей желание выглядеть так, будто солнце их поцеловало.

Но она была другой.

У женщины, медленно спускающейся по лестнице в гостиную, волосы были черными как ночь. Они были аккуратно собраны в низкий, тяжелый узел, и, глядя на них, Коннор мог с уверенностью сказать, что, когда она распускала их — когда он распускал их, — они мягко скользили по пальцам, словно нити черного шелка.

Коннор как завороженный впился глазами в ее лицо с большими, широко открытыми темными глазами, прямым носом, решительным ртом. Потом его взгляд скользнул по ее темно-синему платью, по изящным холмикам грудей, которые — Коннор мог это точно сказать — не побывали под ножом хирурга. Она была тоненькой, хрупкой и при этом необыкновенно женственной, с красивой линией бедер и длинными, великолепными ногами, обтянутыми черными чулками. Рельефную линию ног завершали синие босоножки на высоченном каблуке.

Она была прекрасна, прекраснее всех женщин на свете. И она была одна. Она была одна, но, казалось, искала кого-то глазами.

Коннор быстро сунул в горшок с пальмой свой мерзкий бутерброд и полил его жалким подобием вина. Если она ищет мужчину, то этим мужчиной, несомненно, является он.

Он вышел из своей засады и стал ждать. Сейчас она посмотрит в его сторону и увидит. Каждый удар сердца твердил ему об этом. Каждый нерв.

И наконец она посмотрела.

Их глаза встретились и замерли. Время остановилось, миг превратился в вечность. Коннору казалось, что огонь, который они посылают друг другу глазами, проникает в его вены, заставляя кровь кипеть. Когда рядом с ним стояла соблазнительная блондинка, его тело тоже реагировало, но совсем не так, как теперь.

Чувства, переполнявшие его сейчас, были совершенно другими. Это было то, о чем он всегда мечтал, на что надеялся.

Вдруг он заметил, как по ее очаровательному личику скользнула загадочная тень. Глаза сверкнули. Что это? Предчувствие страсти? Опасение? Коннор сделал шаг вперед и… увидел на ее лице нечто совершенно неожиданное. В ее глазах была паника. Скорее, даже страх. Черт побери, что происходит? Почему она боится его? Она прекрасно знает, чего он хочет. Он был уверен, что и она хочет того же.

Он сделал еще один шаг вперед и вдруг увидел, как она резко повернулась и нырнула в толпу.

Проклятие, она удирает от него, но не будь он сыном своего отца, если даст ей сбежать. По крайней мере, не сегодня. Не сейчас. Потому что она нужна ему, потому что это та женщина, которую он всегда хотел, сам не зная того.

Коннор бросился за ней, разрезая толпу, непрестанно ища глазами ее бледное лицо и черные блестящие волосы.

Неожиданно он почувствовал, как кто-то сзади схватил его под локоть. Он резко обернулся. Перед ним стояла Лиз Филдинг.

— Коннор, мой милый, вот ты где! Я хочу представить тебе…

— Потом, Лиз… — торопливо сказал он и высвободил руку.

Но тут же на его пути вырос Хэнк, а рядом с ним улыбающийся, тучный мужчина.

— Коннор, дружище, познакомься, это майор…

— Позже, Хэнк, позже… — бросил он, продолжая свой путь.

Он снова окинул тревожным взглядом толпу и… увидел ее. Еще одно мгновение, и она выскользнет через французскую дверь во внутренний дворик. Он бросился за ней, порой не успевая кого-то обойти, наталкиваясь на чье-то плечо или бедро и торопливо извиняясь.

Оказавшись во дворике, он снова увидел ее.

Она теперь почти бежала, смешно и неуклюже, на своих высоченных, греховно-сексуальных каблуках. Ее фигурка мелькнула мимо струнного квартета, а потом появилась на ступеньках, спускающихся в сад. Она пробежала мимо фонтана, освещенного разноцветными огнями, и сразу же за фонтаном остановилась и оглянулась. Их взгляды снова пересеклись, и страсть, горящая в ее глазах, едва не заставила Коннора завыть.

Но она опять повернулась и бросилась бежать. Коннор ускорил шаг. Теперь ему нет необходимости бежать. Он шел быстрее нее и хорошо знал, что теперь она не ускользнет. Сад окружала высокая стена.

Он так же хорошо знал, что она на самом деле не хочет убегать от него. Он прочел это в ее глазах. Она нуждалась в нем, она горела. Она хотела этого так же, как хотел он.

И наконец он настиг ее. Она стояла в конце сада, в темноте, за ветками деревьев, где все было покрыто серебристым пеплом лунного света.

Коннор остановился в двух шагах от нее.

Она смотрела на него широко распахнутыми глазами. Ее губы были приоткрыты. Она тяжело дышала, и под тонкой тканью платья ее грудь высоко вздымалась. Прядь волос выбилась из пучка и свисала вдоль лица. Коннор уловил в воздухе аромат ее тела — запах жасмина и розы, смешанный с соленым запахом моря, простиравшегося за стеной сада.

Он протянул руку. Но она отпрянула.

— Ты боишься меня? — мягко спросил он.

Она провела языком по губам. Ничего особенного в этом движении не было, но тело Коннора напряглось, превращаясь в скалу.

Он подошел ближе и стоял теперь так близко, что стоило ему наклониться, и его губы коснутся ее губ.

— Я не обижу тебя, — пробормотал он. — И ты хорошо знаешь это!

— Знаю… Ты не хочешь этого… — ответила она низким, хрипловатым голосом. — Но можешь это сделать.

— Нет. — Его «нет» прозвучало решительно, но рука, коснувшаяся ее волос, была нежной и трепетной. — Нет, — повторил он и осторожно заправил выбившуюся прядь ей за ухо. — Я никогда и ни за что не обижу тебя.

— Обидишь, — прошептала она. — Если ты…

И, всхлипнув, она оказалась в его руках.

Коннор нежно поцеловал ее в губы, в глаза, в висок. Он знал, что держит ее слишком крепко, что, возможно, ее хрупкие косточки вот-вот затрещат под его ручищами. Но он не отпустит ее.

Он держится за нее, как утопающий за соломинку. Если он будет держать ее слишком слабо, она может выскользнуть из его рук. Если будет держать слишком крепко, она может не выдержать.

И она помогла ему решить эту проблему. Глубоко вздохнув, она сама обвила руками его шею, зарылась пальцами в волосы, прижалась к нему и, слегка изгибаясь, потянулась к губам. Коннор не успел опомниться, как его горячие губы обволокли ее рот. Потом на миг прервал поцелуй и, задыхаясь, прошептал:

— Малышка… моя малышка…

И тогда ее руки забрались ему под пиджак, ладони распластались по груди. Она чувствовала под пальцами удары его сердца и знала, что ее сердце бьется в том же ритме.

— Да, Коннор, да…

Она сладко простонала, когда его пальцы скользнули по ее плечам, бережно спуская с них бретельки платья. Грудь под тонким кружевом лифчика засветилась, как свежие сливки в лунном свете. Потом тихонько, как будто удивленно, вскрикнула, когда он коснулся губами ее шеи, запрокинула назад голову и отдала свою грудь в его руки.

Как два спелых яблока, ее груди опустились в чаши его ладоней. Он целовал ее шею, нежно покусывая, а пальцы тем временем пробирались под кружева лифчика, с нетерпением стремясь прикоснуться к плоти, ждущей его.

Ее ответный стон сдул с его ума остаточный налет цивилизованности. Он схватил ее за плечи, потащил в темноту и прижал к стене.

Она прошептала что-то невразумительное, почувствовав, как его руки проникли ей под юбку. Покачивая бедрами, она ждала, когда его пальцы коснутся клочка кружева, прикрывающего ее интимный холмик.

Под хрупкой тканью кружев Коннор чувствовал жар и влагу. Она пылала под его пальцами, как расплавленная лава.

Он простонал и стал срывать с нее кружева.

— Иди ко мне, милая… — прошептал он.

— Нет!

Ее резкий крик пронзил тишину ночи, словно порыв морского ветра. Но Коннор не услышал его. Он был глух и слеп ко всему, что его окружало. Единственное, что он чувствовал, была ее горячая плоть под его пальцами, вкус ее губ, запах ее тела. Как долго он ждал этого!

Как долго!

— Нет. — Она схватила его за руку и повернула голову в сторону. — Прекрати. Сейчас же… — задыхаясь, приказала она.

В ее требовательном голосе слышались нотки гнева и страха, которые заставили Коннора вернуться в реальность. Он застыл и, часто моргая, как человек, который долго смотрел на солнце, уставился на нее.

— Что? — спросил он. — Что случилось?

Она дрожала всем телом и ненавидела себя за это. Она ненавидела себя за то, что поддалась на его ласки и позволила слепой страсти овладеть ею.

— Отпусти меня, — прошептала она.

Опустить ее? Отпустить, когда еще секунду назад она таяла в его руках? Коннор не верил.

— Отпусти, — повторила она холодно и так же холодно посмотрела на него. В ее глазах было презрение.

Коннор вмиг очнулся от сладкого бреда.

Огонь внутри него резко погас. Он отошел от нее на шаг и стал поправлять галстук и приглаживать рубаху. Она одернула юбку и набросила на плечи бретельки платья.

— Ты играешь в опасные игры, девочка, — проговорил он, как только почувствовал, что снова способен говорить.

Ее глаза вспыхнули.

— Это ты играешь в игры, а не я.

— Может, оно и забавно — возбудить мужчину до предела, а потом потребовать, чтобы он вел себя прилично. В каких-то местах ты могла бы за это сорвать бурные овации, но рано или поздно можешь нарваться на мужчину, который плевать хотел на порядки и приличие.

Она обхватила себя руками. Несмотря на то, что ночь была теплой, ей показалось, что морской ветер принес на крыльях прохладу. Но, возможно, ее просто знобило. Как бы там ни было, не это было важным. Важным было то, что она была слишком близка к тому, чтобы снова угодить в ловушку. Опасно близка.

— Мне кажется, ты решил, что это я заманила тебя.

— Заманила?

По голосу она поняла, что он злится. Ну и что? Она тоже злится, злится и чувствует себя обиженной.

— Да. Ты преследовал меня, хотя я ясно дала тебе понять, что хочу от тебя сбежать.

Коннор напряженно рассмеялся.

— Сбежать? Слушай, не надо. Ты хотела, чтобы я преследовал тебя. Я видел, как ты смотрела на меня. Я по глазам прочел, чего ты хочешь.

— Вот и прекрасно. Наконец ты понял, что значит «нет». Иначе…

— Что иначе? — По его губам скользнула улыбка. Он протянул руку и кончиком пальца провел по ее приоткрытым губам. — Будь честной, малышка. Что было бы? А я знаю, что. Если бы я сделал вид, что не слышу твоего «нет», я был бы уже в тебе, и ты бы…

В ночной тишине раздался хлесткий хлопок.

— Негодяй!

Ее голос дрожал. Она ненавидела себя за ту слабость, которая заставила ее оказаться в его руках… И еще за то, что он был прав. Гордо задрав подбородок, Натали Уорнер посмотрела мужу в глаза и проговорила слова, которые, как ей казалось раньше, она никогда не сможет вымолвить, слова, которые вот уже несколько бесконечных месяцев звучали в ее сознании.

— Коннор, — сказала она. — Я хочу развода.