9

Она меня ждет!

На полной скорости Кейн несся по ночным улицам Сиэтла. Послушная мощь автомобиля не могла сравниться с мощью желания, пышущего в его крови, — жаркого, неутолимого, клокочущего желания.

Она меня хочет!

Ни колебаний, ни кокетства, ни игр. Прямая, откровенная честность. Совсем как в старые времена, когда Дана не могла дождаться свидания с любимым.

Конечно, старые времена ушли безвозвратно. Канули в Лету романтические мечты. И нет ничего удивительного, что в воскресенье вечером она свободна. Собственно, на это Кейн и рассчитывал. Но какое счастье — знать, что Дана не передумала, что горький опыт прошлого не заставил ее отказаться от близости с ним!

С другой стороны, их свидание в прошлый вторник ни с чем не сравнимо. До сих пор при воспоминании о нем Кейна охватывал сладкий трепет. За прошедшие десять лет он не ощущал ничего даже близко похожего! Возможно, и Дана тоже. А если так, они должны дорожить каждым мгновением, проведенным вместе.

Чувственное наслаждение…

Предвкушение наслаждения гнало его вперед. Дана отворила дверь — с первого взгляда он догадался, что под алым халатом на ней ничего не надето. Он вошел и, не желая попусту терять ни секунды, прямо на пороге заключил Дану в объятия.


Он не поздоровался. Не произнес ни слова. Едва захлопнув за собой дверь, Кейн прильнул к ее губам горячим жадным поцелуем, рядом с которым все слова показались излишними. Он хотел ее, и ярость его желания зажгла в Дане огонь. В один миг она прочла его мысли, почувствовала, что Кейн думал о ней, тосковал без нее, предвкушал новую встречу и — наконец понял, что не может больше ждать.

Дана ощутила тугое напряжение его эрекции, жаждущей разрешения, и головокружительное осознание своей власти над Кейном зажгло пожар в ее крови. В мозгу вихрем закружились воспоминания об их давней любви. И теперь все было, как в первый раз, — те же ненасытные поцелуи, то же стремление познать друг друга до конца, те же молчаливые обещания наслаждения и страсти.

Где же заканчивается влечение и начинается любовь? Быть может, в какой-то миг они сливаются воедино? Неужели в таком желании нет ничего от сердца, от души? Неужели для Кейна неважно то невысказанное, что лежит между ними?

«Не упускай его»…

Да! — яростно ответила себе Дана. Этот мужчина принадлежит мне и ничто не посмеет нас разлучить! Ничто!

Пиджак Кейна полетел на пол. Рубашка треснула по шву — с такой силой Дана сорвала ее, стремясь уничтожить все, что их разделяло. Она расстегивала на Кейне брюки; он торопливо развязывал пояс халата. Руки его скользнули по обнаженному телу Даны, лаская, обнимая, пробуя на ощупь, властно притягивая к себе. Сильные, теплые, возбуждающие… но еще сильнее возбуждали Дану собственные прикосновения к его сильному телу, к гладкой загорелой коже, к пульсирующему очагу желания.

«Не упускай его»…

Она принялась целовать горячую мускулистую грудь Кейна, постепенно спускаясь все ниже и ниже… Поглаживая руками крепкие бедра, она дразнила его восставшее естество языком, ласкала губами с такой же пламенной страстью, с какой жаждала его любви.

Кейн запустил руки в ее волосы. Все тело его напряглось, скованное желанием. Дана почти ощущала, как жаждет ее каждый атом его тела. Кейн выгнул спину и инстинктивно подался вперед, ей навстречу, самозабвенно отвечая на ее молчаливый призыв.

— Дана! — вырвался из его груди отчаянный крик.

Ее имя.

Никто и никогда еще, думала она, жадно втягивая плоть Кейна, не произносил в миг любви мое имя. У меня было немало мужчин, но никто и никогда не был так одержим мною.

Однако напрасно Дана ждала легкой победы. В тот миг, когда, казалось, Кейн готов был сдаться, с его губ слетел новый стон:

— Нет!

Схватив за волосы, он отдернул голову Даны. Лицо его было искажено страданием, но в глазах сверкала решимость.

— Нет, так я не хочу!

— А то, чего хочу я, тебя не интересует? — негодующе выпалила она.

— Никто никогда не овладеет мной! — взревел Кейн и, одним движением сбросив брюки, предстал перед ней во всем блеске своей наготы.

— Однако мной ты овладел! — возразила Дана, преисполняясь гневом при мысли о том, что ее он ставит ниже себя.

— Разве ты сказала мне «нет»? — Кейн подхватил ее на руки и понес к кровати. — Скажи «нет», и я остановлюсь!

По своей воле…

Да, оба они — свободные взрослые люди, и все, что делают, делают по собственной воле. Кейн ясно дал это понять с самого начала.

Разумеется, Дана не сказала «нет». Как можно отказать, когда Кейн уже лежит на ней и покрывает ее тело поцелуями, зажигая эротический пожар везде, куда ложится отпечаток его губ… или когда он отстраняется на миг, чтобы защитить себя — хотя это действие, как и в прошлый раз, вызвало у Даны неприятное ощущение отчужденности, словно Кейн боится слиться с ней до конца… — или когда входит в нее, и она раскрывается ему навстречу, наслаждаясь дивным ощущением заполненности и размеренным ритмом, возносящим обоих к высотам блаженства.

Но блаженство было неполным. Дане не хватало теплого сладостного излияния, пропитывающего ее существо чем-то чуждым — и все же неоспоримо родным. Кейн надежно хранил свое сокровище за печатью из эластичной резины. И Дана поняла, что не хочет так. Умом понимает, что Кейн поступает разумно, заботится о ней, — но сердцем не принимает такой заботы. Тем более что сегодня контрацепция ей просто не нужна!

— В следующий раз можешь обойтись без этого, — фыркнула она, но тут же добавила, вспомнив, что ничего не знает о его интимной жизни: — Если, конечно, для тебя это не вопрос здоровья.

Губы его скривились в иронической усмешке.

— А ты ничем этаким не болеешь?

— Нет, конечно!

— Я тоже. — Лениво вытянувшись рядом, он небрежно отбросил с ее лица растрепанные кудри, но глаза его смотрели Дане в лицо пронзительно и испытующе. — Ты принимаешь таблетки?

— Нет. Хотя выписала рецепт на следующий месяц.

— Тогда ты рискуешь забеременеть.

— Ничуть. Сейчас не то время. Завтра или послезавтра у меня начнутся критические дни.

— Все может быть, — с неприкрытым сарказмом проронил он.

Дана нахмурилась.

— Думаешь, я тебя обманываю?

— Нет. Просто в жизни всякое случается. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Никто никогда не овладеет мной…

Эти резкие слова, сказанные несколько минут назад, вновь вспомнились Дане. Однажды Кейн потерпел жестокое поражение — от ее отца. Старик избил его, и Кейн не сумел дать сдачи. Не сумел защитить ни себя, ни любимую. Быть может, в этой истории коренится его решимость не подчиняться чужому влиянию, быть единоличным хозяином своей судьбы, не позволять никому и ничему владеть им — ни в каком смысле.

Или здесь кроется что-то иное?

— Раньше ты мне в этом доверял, — тихо произнесла Дана, заглядывая ему в глаза.

— Дело не в доверии. Просто осторожность никогда не повредит, — с легкой насмешкой отозвался Кейн. — Ты ведь сама уверяла, что в ближайшее время не собираешься заводить ребенка.

— Кейн, тебе не нужно брать на себя ответственность. Это мое дело.

— А если ты ошибешься? Если будет ребенок?

— И это тоже — моя ответственность.

Глаза его опасно сузились, в тихом голосе послышались жесткие нотки:

— И что? Сбежишь и сделаешь аборт, не сказав мне ни слова? Или попросишь, чтобы я помог тебе избавиться от собственного ребенка? Подумай о цене такой ошибки!

Дана молча смотрела на него. Сердце ее отчаянно забилось при мысли, что в этих резких словах может крыться ответ на мучающие ее вопросы.

— Кейн, с тобой такое уже было? — спросила она — и замерла в ожидании ответа.

Глаза его сверкнули яростью.

— Да. И я скорее сгорю в аду, чем соглашусь пережить такое еще раз! Вы, женщины, в выгодном положении, верно? Решение остается за вами. Как и возможность шантажа. И хорошо, если цена жизни ребенка измеряется только в деньгах.

— Твоя дочь… — вклинилась в его гневный монолог Дана, пораженная внезапной догадкой.

Ужасно желать, чтобы это оказалось правдой, но все же она не могла вынести мысли, что Кейн любил свою жену. Куда легче думать, что их брак явился следствием незапланированной беременности. Это объясняет и поспешность — всего через несколько недель после поездки Кейна в Англию.

Однако он не собирался больше ничем делиться с Даной. На лице его застыла маска холодной гордости.

— Моя дочь — это мое дело, Дана, и только мое.

Она поняла, что ступила на враждебную почву, и все инстинкты советовали ей отступить, пока не поздно. Улыбнувшись, Дана потянулась к Кейну и с вызовом провела пальцами по его щеке.

— Ты задал мне два вопроса. Разрешишь ответить или предпочтешь думать обо мне самое худшее?

Он улыбнулся, в глазах засветился интерес.

— Говори. Просвети меня.

— Во-первых, я не собираюсь подвергать себя риску беременности.

— Звучит очень разумно, особенно если учесть твою преданность делу.

— Если же и собственный организм, и достижения медицины меня подведут, — насмешливо протянула Дана, — и я все-таки забеременею, то ни за что не стану убивать своего ребенка.

Кейн скептически поднял бровь.

— Поверь мне, Дана, ребенок меняет все. Всю твою жизнь.

— Неважно, — твердо ответила она. — Это мой выбор, мне и отвечать.

— А как же я, отец?

— Это зависит только от тебя. Я знаю, что ты не хочешь ребенка, и не стану ничего от тебя требовать.

Он покачал головой.

— Все это теории. А реальность — совсем другое. Ты никогда не сталкивалась с такой ситуацией… и, надеюсь, не столкнешься впредь. — Сжав ее лицо в ладонях, он притянул Дану к себе и прошептал: — Что толку говорить об этом? Не будем ничего усложнять, и пусть наслаждение защитит нас от боли.

Она не знала и не могла определить, пробита ли брешь в стене, которой Кейн отгородился от нее. Знала только, что его поцелуи, прикосновения ласковых рук, жар его желания согревает не только тело, но и сердце, что восторг его объятий заставляет забыть обо всем, что уже неважно, защищен он или нет, — она готова согласиться на любые условия, только бы не лишиться этого счастья!

Однако стоило рассеяться волшебству близости, как на поверхность вновь всплыли те же тревожные мысли — о его женитьбе, о недоверии к ней. И, когда Кейн, поднявшись с постели, объявил, что ему пора идти, Дана почувствовала себя обманутой, почти брошенной.

Прощай… до следующей встречи, думала она, провожая его тоскливым взглядом. По крайней мере, можно не сомневаться, что следующая встреча состоится. Вот и все, чего достигла она сегодня вечером. Если не считать полученных сведений об отношении Кейна к незапланированной беременности.

Она даже не может быть уверена, что речь идет о его собственном браке — ведь он оборвал ее, едва она произнесла слова: «Твоя дочь…» Возможно, его жена здесь ни при чем. Они не виделись десять лет: кто знает, сколько у него было женщин? Быть может, какая-то из них, забеременев, решилась на аборт, и этот печальный опыт заставил Кейна отдать предпочтение безопасному сексу. Да, может быть, и так, но…

Она должна знать точно.

«Не упускай его»…

Но как?

Кейн уже натягивал пиджак: лицо непроницаемо, как закрытая книга. Полная решимости прочесть запретные страницы, Дана заговорила:

— Знаешь, когда я прочла твое письмо и позвонила из Лондона… Для меня было большим потрясением узнать, что ты женился.

Руки его замерли на пуговицах. Он бросил на нее холодный колючий взгляд.

— Вот как? — И снова принялся застегивать пиджак, явно не желая слушать ничего, что она скажет.

Дана сникла. Очевидно, все ее усилия тщетны: Кейн не желает раскрываться перед ней, она для него чужая.

Он смерил ее презрительным взглядом.

— Ты, может быть, полагаешь, что для меня время остановилось?

— Нет. — Дана покачала головой, не понимая, о чем он.

— Если не ошибаюсь, шесть месяцев прошло с моего возвращения в Штаты, прежде чем ты решилась снять трубку и набрать мой номер.

— Ты оставил письмо моей тете! — напомнила Дана.

— Правильно. И она сказала, что из поездки по Средиземноморью ты вернешься через несколько недель.

— Кейн, тетя забыла о письме. Через несколько дней после твоего отъезда она узнала, что ее лучшая подруга умирает от рака. Естественно, ей стало уже не до меня и не до моих проблем… — Дана грустно вздохнула. — Забытое письмо валялось у нее в ящике стола: лишь полгода спустя она случайно на него наткнулась и тут же передала мне. Я позвонила тебе в тот же день.

Он замер, словно обратился в камень. Кейн не сводил с нее глаз, однако Дане показалось, что он вовсе ее не видит. Как будто ее и нет рядом, а душа его бродит где-то в ином времени и пространстве.

Дане стало страшно, будто она вдруг заглянула в бездну. Ей хотелось прервать это отрешенное молчание, вернуть Кейна к реальности, но разум отказывался работать. Она просто ждала, боясь пошевельнуться. Она сказала правду — теперь дело Кейна ответить на это… если ему есть что ответить.

Наконец — вечность спустя — взгляд его обрел четкость, губы искривились в сардонической усмешке.

— Ладно, Дана, — протянул Кейн, — что толку плакать над пролитым молоком?

Она молчала. Почему ты меня не дождался? — кричала ее душа, но рассудок понимал, что это глупый вопрос. С какой стати? Она-то его ждать не стала, хоть он и был — и остался! — единственным, кого Дана по-настоящему любила.

— Спокойной ночи, — сказал Кейн наконец и ушел, захлопнув за собой дверь.

Дана тяжело вздохнула. Она снова потерпела поражение.

Так и не узнала, любил ли он свою жену… Может быть, глупо на этом зацикливаться? И все же Дана не могла забыть потрясения, которое испытала, когда женский голос в трубке равнодушно сообщил, что Кейн нашел ей замену… а она ему — нет.

Однако, если причина брака в незапланированной беременности, картина меняется. Это можно понять. Это куда лучше. Если так, ей не из-за чего чувствовать себя отвергнутой. И куда больше шансов, что Кейн вернется. Хотя Дана по-прежнему не знала, как пробить стену, которой Кейн отгородился от нее.

Зарывшись лицом в подушку, она вдохнула запах его одеколона. Запах пирата. Человека в маске. Дайте срок — она сорвет с него маску! Она не отступит, пока не узнает, чем живет и дышит Кейн Уильямс!

Загрузка...