Везде, где собирается много оторванных от дома… пусть будет существ, скованных одной цепью и вынужденных проживать рядом достаточное время, появляется и место, куда их будет тянуть, чтобы там снова почувствовать тепло очага. Во всех смыслах.
Не удивительно, что в нашем попаданском здании этим местом оказалась столовая.
Это была длинная комната с полом разного уровня – я предположила, что помост был предназначен в свое время для хозяйского стола, а на другом уровне полагалось сидеть тем, кто ниже по рангу. Сейчас же все столы были расставлены хаотично, разнокалиберные стулья и скамьи – тем более, а с той стороны, где прежде, наверное, размещались резные буфеты с дорогостоящей посудой, был прорублен в кухню довольно грубо сделанный проем, куда и ставились миски с едой: в начале трапезы полные, а после – пустые.
В целом, столовая представлялась местом сумрачным и даже неприятным. Высоко над головой висели закопченные балки, а бугристо-каменные стены были лишь местами прикрыты ветхими гобеленами, в остальном давили многовековой мощью. Свет давали узкие окна, по вечерам – тусклые абажуры, но для нас антураж значил гораздо меньше, чем возможность посидеть где-то вместе, в тепле и относительной сытости, не заплатив при этом ни монеты.
С монетами у каждого было туго.
Поговаривали, что однажды в столицу королевства Азерберт попал молодой принц из другого мира – во всем его принцевом великолепии, при драгоценностях, короне и вышитых одеждах. Вот он-то устроился нормально. У прочих же была только жалкая стипендия – которую еще надо заслужить – и те вещи, что были при попадании.
В моем случае это удобнейшая одежда – которую было не позволительно здесь носить – любимая блестящая сумочка с угасшим телефоном, смятыми банкнотами и, действительно, сокровищами по меркам любой девочки – косметичкой с помадой, расческой и пудрой. А телефон я не оставляла надежды зарядить когда-нибудь – не ради звонка родителям, конечно, а ради фотографий и воспоминаний.
Как всегда, когда я думала про семью, настроение портилось.
Вряд ли мое исчезновение – даже гибель по их меркам – папа и мама восприняли нормально. Но меня искренне утешал тот факт, что я была не единственной, а тот ребенок, который второй и мальчик, как раз перед моим перемещением сообщил, что они с подругой ждут собственного ребенка.
Хнык.
– Ты чего? – Симона оторвалась от созерцания своей тарелки.
– Ничего, – вздохнула и взяла себя в руки. По негласному правилу рассказы об оставленных семьях мы большую часть времени придерживали, чтобы окончательно не погружаться в уныние. Меньшую – я аж два раза – выплакивали на плечах друзей, воздевая руки к потолку с криками «За что-о?»
– А я думала по поводу еды страдаешь, – вздохнула девушка.
– А что с ней не так? – заинтересовалась. – Я еще не пробовала.
– Может и не будешь начинать?
– И лечь спать голодной? Нет уж, – решительно отрезала кусок… ну пусть будет мяса и засунула его в рот. Поскольку сами попаданцы и готовили, и у всех свое представление об адекватном питании – а у нашего казначея свое о том, сколько надо тратить на продукты – каждый прием пищи превращался в викторину.
Угадай, из чего это сделано.
Угадай, какой мир сегодня дежурил.
Хуже всего – угадай, кто сумеет забаррикадироваться в туалете первым.
– Ой, – разжевала странную субстанцию.
– Я тебя предупреждала, – скривилась Симона.
– Ну не так уж и плохо, – протянула с некоторым сомнением, – просто привкус странный и консистенция… из дракона они его сделали, это рагу, что ли?
Раздавшееся с разных сторон шипение показало, как большинство воспринимает такие шутки.
Мне нравилось их бесить, хоть я и понимала – не их вина, что они вышли из патриархальных миров. С Афлеком и Симоной мы сошлись именно по этому поводу – как люди, давно забывшие о таком пережитке, как монархия и белая кость, а также подобострастие по отношению к тому и другому.
А с девушкой еще и потому, что её дар тоже оказался нестандартным.
Она видела невинность – хоть в помыслах, хоть в теле.
– Это за мою прошлую жизнь наказание, – процедила подруга, когда узнала впервые о даре.
Прошлая жизнь Симоны проходила в публичном доме, но как я ни пыталась вызнать подробности, не получалось. И не потому, что она не хотела ничего говорить – печать мешала. Что, понятное дело, подстегивало мое любопытство и фантазии…
– Сдаюсь, – все-таки бросила приборы подруга, – Пошли на кухню – там можно разжиться простым хлебом.
На нас посмотрели с уважением – мы провели здесь уже несколько месяцев, а значит, заслужили и хлеба, и звания старожилов.
Только драконов – не трогать.
Это правило преследовало на протяжении всей учебы.
Не трогать, не говорить о них лишний раз, не задевать.
Не знаю, какого эффекта хотели достичь наставники, но у меня они планомерно добивались лишь настороженного неприятия.
И все бы у них получилось, если бы не один случай.