Канцелярия счастья: Академия Ненависти и Интриг

Пролог

Славий спускался по шатким деревянным ступенькам, и те надрывно скрипели от каждого его шага. Впрочем, видит бог, кое-чьи нервы были расшатаны за последнее время куда больше этих ступенек. И, кажется, подмечать это начинали все, не только близкие друзья, хорошо его знавшие. А вот это было уже совсем нехорошо. Того и гляди, за спиной начнутся шепотки, посмеивания и разговорчики о смене лидера.

Наконец, он миновал спуск и, пригнув голову, прошел в узкий сырой коридор:

— Генерал! — молодой парень-караульный в светло-зеленой форме вытянулся по струнке.

Не зря его приставили сюда нести караул — нелишняя предосторожность, даже если учесть катастрофическую нехватку людского ресурса.

— Как вел себя заключенный?

Высокая тощая женщина, неотступно следовавшая за генералом, при упоминании узника вздрогнула и нетерпеливо посмотрела на караульного.

— Ни звука..., — юноша беспокойно оглянулся на дверь и понизил голос. – Так тихо, что даже подозрительно. Крысы и те перестали скрестись, с тех пор как он здесь...

Славий нахмурился и подал знак караульному открыть камеру. Замки один за другим зловеще щелкали. Когда же дверь под мерзкий скрип ржавых петель отворилась, генерала и его спутников обдало сладковатым душком тухлого мяса.

Камера представляла собой каменный мешок без окон с единственным вентиляционным отверстием под потолком. Откуда же тогда у ног узника взялись дохлые крысы со свернутыми шеями? Женщина позади генерала ахнула, но быстро взяла себя в руки.

Она стремительно, словно чувствуя, что сила духа вот-вот может ей изменить, прошла внутрь и встала перед заключенным.

— Ты знаешь, кто я?! — тон разговора она сразу взяла погромче и повыше – как будто не понимая, что это только выдает ее волнение.

Узник поднял лицо. На глазах его была тугая повязка. Он тряхнул головой, чтобы откинуть спутанные волосы. Шея его неловко дернулась, и он снова опустил лицо вниз, сверкнув широким металлическим ошейником с прикованной к нему цепью.

В тусклом освещении камеры блеснули и браслеты оков на руках и ногах заключенного, и хотя это было видно всем, они все равно чувствовали себя в опасности.

Славий оглядел пленника, пытаясь уловить в нем черты девятнадцатилетнего парня — еще ребенка, по сути — того, кем бы мальчик мог быть, если б не попал в дурные руки. Теперь же на узнике был помятая красная рубашка и запыленные черные костюмные брюки. Униформа инспекторов канцелярии не отличалась оригинальностью. Вот только мальчик этот не был обычным инспектором: он был учеником верховного канцлера. Это было последнее, что передал ему его человек в Канцелярии, прежде чем он утратил с ним связь.

— Ты знаешь, кто я? — нетерпеливо повторила свой вопрос женщина.

— Как я могу знать? — заговорил парень медленным и насмешливым голосом. — Хотя сразу же узнаю и поприветствую вас, как полагается, как только снимут повязку с глаз.

— Не смей врать мне! Таким тварям, как ты, не нужны глаза, чтобы видеть!

Генерал поспешил подойти к своей спутнице, понимая, что она находится на грани срыва. Однако пленника это порядком позабавило. Он заливисто рассмеялся, запрокинув голову и позвякивая оковами.

— Я польщен! Ну надо же! Я знал, что о нас ходят разные слухи в среде несогласных, но чтобы настолько… хотя… — бледные губы узника сложились в подобие улыбки. — Я узнаю ваш голос. Мы встречались… вот только где?

— Не прикидывайся! Ты забрал моего ребенка! Мою маленькую девочку со светлыми косичками и голубыми ленточками в волосах?! — голос женщины взлетел до крика, — Что ты с ней сделал?

— Я? Забрал? — казалось, парень искренне удивился. — Как странно. Я, конечно, не привык перечить женщинам, но вы уверены?

Несчастная мать, позабыв о какой-либо необходимой сдержанности, обрушила на притворщика град проклятий вперемешку с потоками горестных рыданий. Заключенный продолжал сидеть не шелохнувшись, нисколько не тронутый этим неистовством. Генерал уже было хотел подать знак ожидавшему караульному, чтобы тот вывел женщину, но пленный заговорил.

— Ах, да… Знакомые рыдания. Точно так же вы выли тогда, в маленькой деревушке несогласных, за реликтовым лесом, я прав? — не дождавшись возражений, он продолжил. — Малышка была больна, и я сделал одолжение, забрав ее у вас. К тому же я оставил вам достойную оплату. В городах женщины получают за детей вдвое меньше, будьте уверены.

— Что ты с ней сделал? Где она сейчас? — севшим, обессиленным голосом прошептала безутешная мать.

— Понятия не имею, что с ней стало, — повел плечами узник. — Я сдал ее в один из распределителей. Уверен, она счастлива. Если, конечно, ее сумели спасти. Бедняжка была так слаба…

Мелко дрожа, женщина осела на пол. Генерал уже подал знак уводить ее, как пленник снова заговорил, растягивая слова:

— Неужели вы сами не стали счастливее после того, как я избавил вас от необходимости выхаживать больного ребенка? Это так утомительно и печально. Вы должны сказать мне спасибо.

Славию с караульным пришлось силой удерживать женщину от «благодарности», в качестве которой она намеревалась свернуть пленнику шею. Генерал силой вытолкнул ее за дверь, приказав немедленно отправить несчастную мать к врачу. Видимо привести женщину сюда было не самой лучшей идеей. Попытку достучаться до инспектора Канцелярии можно считать провалившейся. А так хотелось проверить, есть ли в этом парне еще сочувствие и человечность...

— Почему вы не ушли с остальными двумя, генерал? — тихо спросил узник, стоило им остаться вдвоем.

— Откуда ты узнал, что я здесь?

Глава 1

Йон был одним из первых учеников в классе. Ему нравилась благосклонность, с которой к нему относились учителя. Когда мальчик входил в здание школы, охранник приветливо улыбался ему и желал доброго дня. Даже если Йону хотелось спать или настроение было неважным, он всегда здоровался и перекидывался парой фраз.

Вежливость и учтивость не стоили ничего, зато он в любой момент мог раскрутить добродушного седого мужчину на ключи от свободного кабинета или несвоевременную отлучку из школы.

«Лига демократических республик: свобода выбора и равенство», — эти слова, начертанные красным цветом, были первым, что Йон ежедневно видел внутри. Иногда, глядя на яркие буквы, он испытывал гордость, иногда глухое раздражение. Свободу выбора не мог отменить никто. Он мог выбирать педагога, программу, даже перевестись в другую школу. Но почему-то отказаться от еженедельного общения с психологом, положенного каждому до достижения определенного возраста, он не мог. Как не мог сделать множество других вещей. «Свобода выбора и просто свобода – это разные вещи» - частенько думал он, проходя под неизменным девизом, украшавшим высокую арку. Дальше, сверив по гаджету расписание, он шел на уроки. В классах Йон садился рядом со своей лучшей подругой Дорой, и день проходил своим чередом. Так было всегда. Школа — утром, вечером — жилой корпус.

Он был одним из миллиона детей и, в общем, вполне походил на них. За одним исключением: у Йона была тайна, но не простая, а страшная и преступная. Ни одна живая душа не должна была знать об этом. Ведь в нынешнем году, когда мальчику исполнилось десять, он узнал, что у него есть мама.

Она работала в его школе медсестрой. Ей было двадцать девять лет, у нее были светлые длинные волосы и удивительно добрые глаза. Он часто вспоминал, как впервые увидел ее.

Тогда, поднявшись в больничное крыло, он остановился у процедурного кабинета, робко постучался в дверь и сразу же открыл ее:

— Здравствуйте... А где госпожа Рада? – Вместо старой толстой медсестры за столом сидела молодая женщина.

— О! Здравствуй. — улыбнулась она. — Госпожа Рада больше не работает. Теперь вместо нее я. Меня зовут Лиза. Ты, должно быть, на прививку?

Йон настороженно кивнул. Ему никогда не нравилось, когда кто-то из работников школы внезапно исчезал. Вот и сейчас ему почему-то показалось, что добродушная толстушка Рада, сердобольно относившаяся к своим подопечным, ушла из школы не по своей воле.

— У меня пока нет допуска к электронным архивам. Может, ты знаешь номер своей карты? Я найду стационарную копию.

— Пять тысяч девятьсот семьдесят два тире девяносто три дробь четыре.

Госпожа Лиза кивнула и удалилась в подсобку искать карту. Не прошло и пяти минут, как Йон услышал за стенкой глухой стук.

— Вам помочь?

Ответа не последовало. Йон осторожными шагами прошел к двери, за которой только что скрылась медсестра.

— С вами все в порядке?

По-прежнему тишина. Йон толкнул дверь. Среди рядов стеллажей с накопителями он увидел госпожу Лизу. Она сидела на полу, вытянув ноги и прислонившись к одному из шкафов. Пустыми глазами женщина смотрела на интерактивное стекло.

— С вами все в порядке? — повторил свой вопрос мальчик, не решаясь подойти ближе.

Медсестра подняла на него взгляд. Несколько крупных слезинок скатились по ее щеке.

— Может, мне прийти в другой раз? — тихо уточнил Йон, отступая назад.

Женщина отчаянно замотала головой и заплакала.

— Нет, прошу тебя. Не уходи. Пожалуйста. Нет... — сбивчиво проговорила она, чередуя слова со всхлипами.

Йон всей душой желал сейчас же покинуть это место. С госпожой Лизой явно было что-то не так, нужно было быстрее сообщить об этом кому-нибудь из взрослых.

— Я позову помощь. Сейчас к вам придут и помогут...

— Нет! — истошно вскрикнула женщина, вскакивая на ноги. — Я в порядке. Я сейчас успокоюсь и сделаю тебе укол. Все хорошо.

Но Йон уже сомневался, что все хорошо. Ему совсем не хотелось, чтобы прививку ему ставила медсестра, у которой от слез трясутся руки.

— Я зайду к вам позже. Вам, наверное, сейчас лучше побыть одной.

Госпожа Лиза обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.

— Я покажу тебе.

— Покажете что?

Вместо ответа женщина полезла во внутренний карман своего пиджака и вытащила оттуда истертую от времени бумагу. Мальчик осторожно принял ее.

Этот материал использовался редко. В основном, для какого-нибудь творчества. Для документов же были интерактивные стекла.

Йон мельком пробежал глазами по странице, и почувствовал, как пальцы рук моментально похолодели. В шапке документа значилось, что это постановление Канцелярии внутренних дел. Даже в свои десять лет он понимал, что эта вещь не должна находиться у медсестры. Неужели бумага настоящая? Мальчик постарался вчитаться. Сердце учащенно забилось.

Глава 2

Руки в наручниках сильно затекли, но повязку с глаз сняли — уже хорошо. Йон, щурясь от белого медицинского света гудящих ламп, с пренебрежительной улыбкой осматривался на новом месте. Юноша был сильно удивлен выдержке мятежников — или, точнее, отсутствию таковой. Если бы он хотел добиться что-то от узника, то оставил бы того одного без еды и воды дней хотя бы на пять-шесть. Чтобы заключенный впал в отчаяние, думая, что про него помнят лишь крысы.

При воспоминании о мерзких животных он поморщился. Когда Йон был в камере, он давал этим тварям подобраться поближе, а затем захватывал и давил цепями, слушая противный предсмертный визг и хруст позвонков. Это было отличное развлечение, но продлилось оно недолго. Лидер несогласных пришел за ним даже слишком рано. Он воззвал к совести и раскаянию. Плохо же этот генерал знает инспекторов канцелярии внутренних дел, или канцелярии Счастья, как еще называют её в народе. Особенно популярно это название было в среде несогласных, правда, у них оно употреблялось исключительно с сарказмом. Впрочем, самих инспекторов это не волновало.

Сейчас Йон находился в светлом просторном помещении приторно-стерильного медицинского блока. По сравнению с лабораториями канцелярии, местное оборудование устарело почти на век и напоминало изображения из учебников истории.

Несмотря на архаичность обстановки, больший интерес для Йона представляла сидящая напротив девушка в застиранном белом халате. Темные, почти черные волосы, выразительные брови и карие глаза в обрамлении густых ресниц. Впервые взглянув на нее, он подумал о том, что, может быть, зря недооценил старого генерала. Должно быть, тот хорошо изучили информацию о нем, раз подсунул ему девицу, полностью соответствующую его вкусу.

Затем Йон присмотрелся к ней более критично. Кожа девушки была бледной, почти прозрачной, хотя это, в общем, логично, ведь, насколько юноша понял, они сейчас прятались где-то в южных пещерах. Вряд ли девица часто бывала на поверхности. Йону же всегда нравились смуглые девушки. Рядом с такими чувствовалось биение самой жизни. А о какой жизни может идти речь, если с тобой полупрозрачное привидение?

— Если ваш генерал надеялся купить меня, то мог бы для начала поинтересоваться моими предпочтениями.

— Что? — девица оторвала взгляд от огромного бумажного фолианта и посмотрела на узника.

— Ты не в моем вкусе, — усмехнулся Йон, обнажая безупречную улыбку.

Брюнетка хищно усмехнулась в ответ и, аккуратно отложив книгу, медленно направилась в его сторону. Приблизившись, она слегка наклонилась и, царапнув его подбородок ногтем, заглянула в глаза.

— Знаешь, милашка, когда ты в меня влюбишься, тебе придется очень постараться, чтобы убедить меня в искренности своих чувств.

Йон не выдержал и рассмеялся, напор девицы ему определенно нравился.

— Недотрога. Отвратительно.

Та придвинулась еще ближе и шепнула прямиком в левое ухо:

— Хуже. Намного хуже, — и с этими словами она больно укусила его за мочку.

Йон зашипел, дернулся, но цепи намертво удерживали его на стуле. Удалось лишь мотнуть головой, но нахальная девица с пренебрежительной ухмылкой отскочила в сторону.

И что это было? Импровизация сумасшедшей? Или вся эта сцена была отрепетирована и поставлена специально для него?

— Оу… — равнодушно потянула она, — у тебя кровь. Но если ты хорошо попросишь, я обработаю рану.

— Мне стоит беспокоиться? Или это тот самый способ, с помощью которого вы размножаетесь? Ну, знаешь, как зомби или оборотни в старых фильмах.

— Точно подмечено, милашка, — брюнетка, снова взяла в руки книгу. — Скоро станешь одним из нас.

Тошнотворно-сладкое обращение неимоверно бесило, но Йон ничем этого не выдал и предпочел продолжить игру:

— В таком случае ты будешь первой, кого я покусаю. Я должен запомнить твое имя.

— Мора.

— Мора? — он облизал губы, смакуя слово. — Звучит, точно один из всадников апокалипсиса. Хотя о чем это я? Несогласные же проповедуют анархию, так что весьма символично.

— Меня так назвали не поэтому, — отмахнулась брюнетка.

Йону было, в общем-то, все равно, но ситуация требовала от него хорошей игры и максимум обаяния.

— Тогда почему же?

Она на мгновение оторвала голову от книги и пристально посмотрела ему в глаза. Йон невольно вздрогнул и отвернулся. Было в этом взгляде что-то неприятное, словно утерянное воспоминание, которое так приятно было забыть. Прошло секунд тридцать, и он уже раздумывал над вопросами для продолжения беседы, как девушка неожиданно ответила.

— Родители хотели назвать меня Корой. Это значит «дева» на древнегреческом. Но служитель в молебне был то ли глух, то ли пьян, и он провел ритуал, назвав меня Морой. Родители решили не менять.

Йон вновь повернулся, пытаясь отыскать на спокойном бледном лице своей стражницы признаки издевки и лжи. Родители? Пьяный служитель? Это было настолько дико и абсурдно, что губы сами собой потянулись в стороны, не в силах сопротивляться охватившему его веселью. Он искренне рассмеялся, мотая головой в попытках сморгнуть невольно выступившие слезы.

— Когда я вернусь обратно, надо будет всем рассказать эту шутку, — наконец ответил он.

— Два замечания, — Мора смешно наморщила нос и щелкнула пальцами. — Первое: это была не шутка. Второе: обратно ты уже не вернешься.

— Это мы еще посмотрим, — подмигнул Йон.

— Милашка, ты не боишься, что я прокушу тебе второе ухо?

— Ох, я на это так надеюсь.

Мора опасно сверкнула глазами и вновь сделала широкий шаг к нему, на этот раз вместе с книгой. Она подняла руку: очевидно, намеревалась дернуть цепь, прикрепленную к его шее.

Глава 3

Госпожа Лиза как всегда сидела в своем кабинете.

— Давно тебя не было, — улыбнулась она, протягивая Йону руку.

— Я не хочу, чтобы у вас были из-за меня неприятности, — пожал плечами мальчик.

— Мы вроде договорились на «ты»?

— Да, конечно... Трудно привыкнуть обращаться к взрослому на «ты».

— Не такая уж я и взрослая, — засмеялась медсестра. — Ты пришел просто так?

— У меня подруга уезжает учиться в Консерваторию.

— Она молодец. Можешь ее поздравить, туда трудно попасть. Мне в свое время тоже предлагали место на отделении вокализации, тогда оно только появилось. Но я испугалась операции и не пошла.

— Ты жалеешь об этом?

— Как я могу жалеть? Если бы я пошла туда, то тебя бы не было.

— Но тогда же ты об этом не знала?

— Тогда нет... После того, как тебя забрали в распределитель, может быть, и жалела, даже в религию ударилась. Но как я могу говорить об этом сейчас?

— А какую религию ты исповедовала?

— Какой странный вопрос... — растерялась женщина. — Но одно время я действительно была увлечена христианством.

— Католицизм, лютеранство, православие?..

— Что? О... я не вдавалась в такие подробности. Просто читала священные тесты в сети, — женщина виновато улыбнулась.

Остаток урока Йон провел у мамы. Она рассказывала ему о том времени, когда сама была маленькой. Хирургическое моделирование тела еще только входило в моду, и на работу в Канцелярию набирали всех добровольцев.

Последующие дни прошли в состоянии вялого напряжения. Йон почти сумел привыкнуть к присутствию инспектора на уроках, когда неожиданно тот перестал появляться. В этот же день мальчик узнал, что Лиссу выбрали в число претендентов на звание курсанта Канцелярии. Это было обидно. Не то чтобы Йон рвался в курсанты, но признание чужого превосходства болезненно уязвляло. Их класс согнали на крыльцо школы, чтобы проводить Лиссу. Несколько минут зябкий осенний ветер пронизывал легкую одежду, а затем подоспел транспортер, и, показав напоследок язык, девочка уехала. Дальше должен был быть урок по политическому устройству страны. Ребята вяло направились в класс.

— Йон, задержись, — окликнул его преподаватель. — Тебя ждут в кабинете шестьсот три.

Дора вопросительно взглянула, но Йон в ответ только пожал плечами. Кому и зачем он мог понадобиться, мальчик не знал. Но в любом случае, если его ждали — надо было идти.

Остальные ребята направились на урок, а он одиноко поплелся в сторону нужного кабинета. На стенах коридора висели большие экраны, все они как один крутили пропагандистские ролики. «Жизнь — величайшая ценность. В наших силах сделать ее максимально свободной от влияния пережитков и предрассудков. Каждый выбирает свой путь. Тот путь, что приведет его к счастью».

Школьные переходы вряд ли могли привести кого-то к счастью, по крайней мере, так казалось Йону. Свой шанс попасть в Канцелярию он упустил.

Подойдя к нужному кабинету, мальчик аккуратно постучал и сразу же толкнул дверь.

— Здравствуйте, — он поздоровался прежде, чем понял, кто перед ним. – Господин инспектор?

— Проходи, — инспектор Велор небрежно махнул на свободное кресло.

Йон на негнущихся ногах прошел внутрь. Представитель Канцелярии сидел за большим письменным столом, держа в руках интерактивное стекло.

— Я читаю твое личное дело. Оно меня заинтересовало.

Сердце мальчика подскочило, ладони моментально вспотели, а дыхание участилось.

— Ты довольно талантливый. Есть склонности к точным наукам. Не без недостатков, конечно, но они исправимы.

— Недостатки, господин?.. — испуганно переспросил мальчик.

— Недостатки мировоззрения скорее, и, возможно, не слишком подходящий характер. Но мы и не таких воспитывали.

— Воспитывали для чего, инспектор?

— Для службы в Канцелярии, конечно, — усмехнулся мужчина, внимательно наблюдая за реакцией Йона своим ястребиным взглядом.

Мальчик понял не сразу. Сначала он тупо разглядывал изысканный ворот красной рубашки. Чтобы справиться с волнением, Йон считал про себя количество дырочек на нем. Затем фраза инспектора словно аукнулась в его сознании, и он удивленно вскинул голову.

— А зачем по-твоему ты здесь?

— Но ведь вы уже выбрали Лиссу.

— Рыжую девочку? О, да! Из нее получится отличный инспектор третьего уровня. Но при чем здесь она?

Йон потупил взгляд, разглядывая концы своих ботинок.

— Я задал тебе вопрос, — мягко напомнил ему инспектор.

Мальчик поднял глаза вверх, набрал воздуха для ответа, но звук замер на кончиках его губ. Во взгляде инспектора была такая сталь, что становилось понятно: это было первое и последнее предупреждение. Ноздри мужчины раздувались, рот был плотно сжат в тонкую линию.

— Прошу прощения, господин, — пролепетал мальчик, моментально теряясь.

Инспектор изогнул бровь, показывая, что он все еще ждет ответа.

— Я думал, выбирают только одного из класса. Лучшего. Лисса уехала, и я решил, что это значит, что она лучше меня.

— О вашей профпригодности буду судить я. Итак, вы будете зачислены в курсанты Канцелярии. Можете идти собирать вещи. Транспортер заберет вас утром.

— Сразу в курсанты? Но как же испытания? Ой... — мальчик сжался под очередным хищным прищуром инспектора. Очевидно, вопросы в Канцелярии задавать было не принято.

— Ты свободен, — мужчина вновь склонился над интерактивным стеклом, словно забыв о существовании посетителя.

Глава 4

Мора нервно поцокала языком, стараясь не смотреть в глаза отцу. Стыдно было неимоверно. Нельзя был расслабляться! Она позволила наглому инспектору схватить себя, застать врасплох. Это было не допустимо.

— Что это было? — требовательно спросил генерал.

—Урок, — прозвучало несколько более яростно, чем хотелось. Девушка одернула себя. — К бешеной собаке нельзя подходить слишком близко, — она презрительно фыркнула, стараясь сменить тему. — Я все еще считаю, что мы зря выпускаем его из камеры, папа.

Отец ничего не ответил, а доктор, заметив повисшее между ними напряжение, даже оторвался от своего занятия.

— Мне готовить инструменты? — осторожно уточнил Дикус.

— Готовь, — эхом отозвался генерал. — Решение уже принято. Без этого мальчишки нам не осуществить наших планов.

Мора помогла освободить пленника от цепей и перенести его на операционный стол. Нужно было подключить к телу датчики и проверить показания сканеров. Инспекторы и раньше попадали в руки несогласных. Двое мертвых и один живой, так что было примерно известно, что и где следует искать. Впрочем, сейчас у них оказался не просто работник канцелярии, а ученик самого верховного канцлера. Кто знает, какие импланты доступны тем, кто относится к первому кругу?

— Мора, подай мне стимулятор, — велел доктор, внимательно сверяясь с показаниями приборов.

— Как вы намерены вырезать эту штуку? — с интересом спросила девушка, указывая на правое запястье пленника. Тонкая полоска серебристого браслета казалась частью руки. Насколько Море было известно, как только мальчик или девочка становились кадетами, первое, что они получали — полупрозрачную пластинку на основание кисти. С ее помощью канцелярия следила за их местонахождением и состоянием. Сейчас удалось заглушить сигнал, но удалить передатчик было надежней.

Мора завороженно следила, как Дикус разрезал эластичную ткань, под которой обнаруживались тысячи маленьких проводков, уходящих прямо под кожу.

Операция заняла около получаса, и все это время Мора предельно внимательно смотрела за действиями доктора. Она была уверена, что и сама бы справилась с подобным — по крайней мере, ее подготовка это позволяла.

Словно угадав ее мысли, Дикус предложил ей самой обнаружить и удалить следующий имплант. Она предвкушающее улыбнулась и взяла в руки лазер.

Пластину в бедре вырезали быстро. Около часа ушло на то, чтобы достать еще пять механизмов. Глазные яблоки было решено не трогать. Дикус не ручался, что сможет провести операцию так, чтобы пленник не ослеп. Впрочем, если б решала Мора, она ни за что не оставила бы врагу ни малейшего преимущества. Да и, кроме того, им было бы полезно изучить то, что осталось вшито в глаза инспектора. У тех, кто попадался им ранее, они подобного не нашли.

— Генерал Славий! — Мора, увлеченная происходящим, даже не заметила, как в помещение вошел молодой солдат.

Девушка раздраженно поморщилась, мысленно обругав себя. Разве можно забываться настолько, чтобы упускать из виду происходящее вокруг? Такими темпами к ней сможет подкрасться кто угодно. Нельзя терять бдительность.

— Донесения из канцелярии, — отрапортовал вошедший, вытягиваясь по струнке.

Мора видела, что он запыхался и еле сдерживался, чтобы не согнуться пополам от быстрого бега.

— Думаю, это касается всех собравшихся, — раздался вердикт отца после нескольких секунд раздумий. — Можешь говорить.

— Получилось достать видео-подтверждение из крематория. Несколько дней назад там действительно сожгли тело нашего человека.

Мора шумно выдохнула. Лазер в ее руке неудачно соскочил, оставив на теле пленника глубокий порез. Она не любила плохие новости. Дикус тут же оказался рядом, чтобы помочь ей залатать случайную рану. Мора отвернулась и отошла в сторону. Зачем помогать тому, из-за кого погиб хороший человек?

Это был их лучший осведомитель. Отец говорил, что пытался узнать о том, что случилось еще пару дней назад. Судя по всему, их шпион был раскрыт. Впрочем, все они делают то, что считают правильным, и все они должны быть готовы к смерти.

— Из последних донесений следовало, что личность верховного канцлера была близка к разгадке. Планировалось устроить сбой в системе, чтобы организовать покушение, — генерал размышлял вслух. — Есть еще что-то?

— Только то, что в этот же день, в том же здании, был кремирован один из инспекторов канцелярии, — виновато отозвался солдат. — Судя по отличительным знакам на траурных лентах, из первого круга.

— Скорее всего, наш человек зацепил не того и выдал себя, — продолжил размышления отец. — Что ж. Если дверь закрыта, войдем через окно. Нам нужно узнать все о нашем госте. Ищут ли его. Известны ли его последние координаты. Почему он ушел из канцелярии, наконец.

— Я передам, — солдат внимательно кивнул, готовый в любой момент броситься исполнять поручение.

— Нам нужно быть осторожнее, но приоритетом все равно остается вербовка новых сторонников.

— Славий, ты же знаешь, как непросто иметь дело с фанатиками, — Дикус устало вздохнул, звеня инструментами.

— Подменить одну идею другой на самом деле не так сложно, — холодно возразил генерал. — Впрочем, это тонкая работа, согласен.

Мора поймала на себе неодобрительный взгляд отца и, поджав губы, уткнулась в мониторы. Что бы он ни думал, а она справится с заданием.

Было логично приставить к пленнику кого-то безобидного, чтобы он чувствовал себя хозяином положения. Это заставило б его расслабиться и не заметить воздействие. Кандидатур было много, но Мора не уступила никому. В конце концов, в том, чтобы быть дочерью лидера несогласных, есть свои плюсы.